Цыбуля Валерий Викторович : другие произведения.

Страхолюдие

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

   В А Л Е Р И Й Ц Ы Б У Л Я
  
  
  
  
  
  
  
  
   С Т Р А Х О Л Ю Д И Е
  
  
  
  
   Душераздирающая история поведанная осужденной Маргарет Морлей в канун казни священнику. Рукопись подтверждающую дальнейшие события, русские мореплаватели обнаружили год спустя, на одном из островов Тихого океана.
  
  
  
  
  
  
   Ч А С Т Ь 1
  
  
  
  
   " Одно обстоятельство еще более усиливало недоумение моряков, собиравшихся по вечерам в кабачках на морском берегу: за всю долгую стоянку шхуны ни один человек из ее экипажа не сходил на берег".
   Луи Жаколио.
  
  
  
  
  
  
  
   Т А И Н С Т В Е Н Н А Я Ш Х У Н А
  
  
   Начало ХХ века. Где-то в Тихом океане.
  
  
   Дверь с шумом распахнулась и в сумрачном провале возник высокий стройный мужчина, лет тридцати отроду. Его широкие плечи весьма неуютно, но умещались в импозантном желтом смокинге где красные кожаные лацканы как нельзя, кстати, гармонировали с природным, безмятежным румянцем лица. Розовощекий джентльмен окинул игривым прищуром всю кают-компанию, в чьих стенах пестрела группа элегантных и, в некоторой мере, чопорных особ противоположных статей.
   - Господа, я страстно извиняюсь за мое столь беспардонное опоздание и мечтаю настоятельно заверить всех собравшихся, что никоим образом не имел намерений выказать непочтение таким, с позволения сказать, варварским поведением.
   Судя по выражениям лиц, публика была смущена глубоким содержанием оправдательной тирады. Оратор, тем временем, театрально склонил голову к груди, свесив блестяще-черную штору щегольского чуба.
   - Смею надеяться на пощаду и готов безропотно принять любой приговор наших очаровательных дам.
   - Бог с вами! - Не выдержала дама средних лет, которая пышно восседала во главе стола. - Что вы граф такое удумали? Мы в самых бескрайних пределах рады приветствовать вашу персону в нашем обществе. - Она оставила в покое бланманже с тем, чтобы в сопровождении скуповатой но, тем не менее, ослепительной улыбки, указать вошедшему на свободное место.
   Впрочем, некоторые из присутствующих отметили в ее интонации и мимике изрядную порцию фальши, что являлось следствием доселе неосязаемой неприязни, существующей лишь на интуитивном начале. Я подразумеваю ту антипатию, которая в отдельных случаях зарождается в виду личных индивидуальностей и практически с первой минуты общения рождает в сознании положительные либо отрицательные эмоции к оппоненту.
   Не мешкая ни секунды кают-юнга бросился, отправлять свои обязанности по обслуживанию нового гостя, с надлежащим тщанием и, с явно выраженными признаками наисладчайшего раболепия.
   Считаю необходимым вкратце, и немедленно, изукрасить читателю гостей, путешествующих на шхуне "Святой призрак".
   Как упоминалось выше, во главе стола восседала пышная дама средних лет. Это баронесса Ингерта фон Засецкая, некогда польская красавица, а ныне весьма титулованная особа в собрание лондонского бомонда. Еще в юном возрасте, получив превосходное гуманитарное образование в столице Туманного Альбиона, молоденькая пани горячо полюбила этот старинный, загадочный город. Спустя пару лет после окончания университета Засецкая вернулась из неспокойной Варшавы обратно в Англию, дабы натурализоваться тут основательно и на всю жизнь. Будучи горячей поклонницей сценического искусства, а так же благодаря отнюдь не скромным связям своего известного на всю Европу - в политических кругах - папеньки, баронесса инвестировала в Лондоне свой собственный театр "Афина-Паллада". Театр, со временем, сделался довольно популярным в культурной жизни столичной знати: который даже неоднократно посещали члены королевской семьи, чем баронесса ревностно гордилась.
   По правую руку от Засецкой расположилась чета знаменитых английских драматургов - мистер и миссис Кармайн. Романы и пьесы их совместного творчества неизменно славятся в среде театральных и литературных гурманов скандальной репутацией; наряду с бешеной популярностью. Их чернильные труды безнадежно тонут в реках непристойного садизма, пестреют сценами изощренных убийств и душераздирающими сюжетами с участием несметных полчищ всевозможной нечисти. Видимо, в связи со столь неадекватной экстравагантностью, этого рода произведения и пользуются, в разумеющейся степени, ажиотажем. Поэтому, уже известная нам баронесса фон Засецкая периодически включает постановки творений Кармайнов в репертуар своего детища: преследуя цель не отставать от модных веяний. А лично Генри Кармайн, являющийся восприемником французского аристократизма, проведши отрочество во Франции, и по сей день продолжает посещать незакомплексованный Париж, радуя местную публику пикантными "опусами" в стиле "Извращенный модерн".
   Следом за молодыми, фонтанирующими здоровьем Кармайнами, старчески сутулясь и нервно помигивая, крабовым панцирем хрустел джентльмен почтенного возраста, о чем свидетельствовала реденькая с ослепительно хлопковой сединой шевелюра. А его истерзанное кривыми морщинами чело, особенно подчеркивало угрюмую серьезность и талант к глубокомыслию. Прошу любить и жаловать - Смит Кортнер, американский писатель из Чикаго. Основной жанр его жутких романов - криминальная мистика с элементами ужасов. В виду этого обстоятельства, в своей стране Кортнера уже более двух десятилетий величают непревзойденным мистификатором ушедшего и ныне марширующего столетий. Такое темное прозвище надежно приклеилось к блистательному автору после выхода в свет романа "Тень детоубийцы". "Хлеба и зрелищ!" это уже не актуально", сформулировал для себя Кортнер и вывел новую формулу - "Крови, человеческого мяса, и еще раз крови!" В результате, читая "Тень детоубийцы" у многих по заледенелым щекам текли слезы уже при штурме второй страницы. А некоторые чрезмерно ранимые дамы, лишались чувств. "Кровавый томик " разошелся миллионным тиражом, и на банковском счету автора появилось увесистое состояние.
   Сразу за седовласым писателем, уничтожение клубничного суфле производила очаровательная леди. Ее огромные черные глаза, самую малость, еле заметно, пленительно косили. Смуглая бархатистая кожа выглядела без малейших изъянов, а пышно убранная прическа имела цвет ночного неба в полнолуние. В судовом журнале красотка значилась как Мадлен Стрейд. Всем присутствующим - из ее личных откровений - было известно, что леди является начинающей актрисой. Не так давно Мадлен дебютировала на сцене сразу в главной роли, в постановке известного бродвейского режиссера Эдуарда Челлси. Юное дарование, решительно растоптав врожденную впечатлительность, блистательно сыграла трагическую роль жертвы любовной измены, которая восстала из могилы для заслуженного возмездия.
   По окончании триумфальной премьеры о ней заговорили как о талантливом открытии. А после выхода утренней нью-йоркской "Санди Таймс" обворожительная Мадлен проснулась бродвейской знаменитостью.
   С самого начала трапезы за Мадлен Стрейд пытался утонченно ухаживать - правда, безрезультатно - мистер Бэри Адер Эскот. На данном этапе своего жизненного пути Бэри Адер служит ведущим режиссером одного из лондонских театров средней руки. Будучи выходцем из провинции он длительное время занимался упорным поиском своего места под солнцем. И вот однажды, благодаря упорству и приобретенным связям он был принят на ответственную должность режиссера в скромное периферийное варьете. А дальше, как говорится, порыва творческого всплеска было не удержать. Однако, пару лет назад, в светской хронике проскакивали некоторые слюнявые факты, на основании которых над Эскотом клубились подозрения в нечистоплотности на пути достижения пика своего карьерного роста. Впрочем, многие не без иронии считают это пустой газетной сплетней.
   Теперь окинем взглядом левый фланг застолья, где мы имеем удовольствие созерцать - подле баронессы - еще одно прелестное создание. Жгучая блондинка с густо синим взглядом, по-детски пухлыми губами и высокой грудью, есть приемная дочь госпожи Засецкой. Баронесса удочерила несчастное дитя пять лет назад, после трагической гибели - под колесами кеба - ее настоящих родителей. Тогда девочке едва стукнуло двенадцать. До этого Засецкая своих детей не имела - равно как и супруга. С первого же дня выхода в свет, девочка стала неизменной тенью своей щедрой покровительницы. Тем не менее, невзирая на официальное положение, в кулуарах столичных клубов можно услышать версию, будто мачеха питает к юной особе не только материнские чувства. А самые отчаянные ревнители благочестия, даже осмеливаются - трусливым шепотом - обвинять достопочтенную баронессу в содомии. Но, справедливости ради, отмечу; к язвительным репликам подобного рода большинство относится с однозначным недоверием.
   Как бы то ни было, а леди Сарра остается наследствующей персоной в единственном лице, как я уже упоминал, по причине отсутствия у Засецкой иных потомков либо родственников. И ввиду этого обстоятельства, очень многие видные джентльмены Лондона почитают за великую удачу обратить на себя внимание состоятельной леди, с жемчужной улыбкой достойной принцессы.
   Скорее всего, единственным человеком на земле - я подразумеваю мужской пол - который не мечтает о многозначительном взгляде леди Сарры, по праву можно считать первого помощника капитана судна, лейтенанта Бернарда Уоллеса. С невозмутимым видом и гордой осанкой он смачно уплетал огромную отбивную, совершенно не реагируя на соседство с очаровательной девушкой. Офицер всем своим видом демонстрировал полное равнодушие к присутствию цветка неземной красоты, а его галантная учтивость, вперемешку со строгой холодностью не давали повода в этом усомниться. Да собственно и китель морского офицера, в сочетании с консервативно зачесанными назад волосами соломенного цвета и монументально мраморным лицом, роднили Уоллеса с неприступным айсбергом.
   Рядом с помощником капитана сидела сутуленькая старушка, и на его фоне она выглядела натуральной развалиной. Это мисс Морлей. Как вы успели уже обратить внимание, все тут собравшиеся имеют прямое отношение к искусству: разумеется, кроме лейтенанта королевского флота. Таким образом, не является исключением и эта престарелая дама; как лицо гражданское. Дело в том, что мисс Морлей одна из неоспоримо влиятельных театроведов Лондона, которая регулярно публикует критические статьи о мире сценической Мельпомены. И вот в связи с этим обстоятельством, полчища начинающих актеров, режиссеров и сценаристов спят и видят как бы заполучить одобрительные рекомендации или, на худой конец, благосклонные отзывы от, безоговорочно авторитетного критика.
   Ну и, наконец, обладатель желтого смокинга - граф Аливарес, урожденный Бергану. Он единственный из приглашенных гостей не имеет отношения к миру искусства. Впрочем, никто из господ толком не осведомлен о роде деятельности Луиджи Аливареса. В первый вечер знакомства он скромно отрекомендовался - "Граф Луиджи Аливарес", и только. Правда уже за обедом Луиджи рассказывал, что его корни уходят вглубь молдавских сопок, где торжествуют тяжелые нравы, а над темными лесами витает дух беспросветной таинственности.
  
   - А что граф, вы сегодня нашего капитана не встречали?
   - Увы, баронесса. - Мужчина тщательно закрепил уголок салфетки за воротничком. - Я не имею чести знать капитана Ломонареса лично. - Он вдруг вздернул бровь. - С чего вы взяли, что капитан на судне? Если Ломонарес нас не встретил по прибытии, и отсутствовал в момент отплытия, то...
   - Но ведь сие так логично. Как же идти в плаванье без капитана? - Засецкая всплеснула ручкой. - Это становится крайне возмутительным. - Ее небрежный взгляд пал на офицера. - Голубчик потрудитесь прояснить причину такого странного поведения вашего начальника.
   - Боюсь, мэм, я не имею на это права. - Уоллес бросил в тарелку, из-под только что проглоченной телятины, скомканную салфетку. - Капитан Ломонарес снабдил меня определенными полномочиями, в которые, к сожалению, не входит оповещение гостей шхуны о времени его прибытия.
   - Значит, - вмешался в разговор Кортнер, - капитан все-таки на борту отсутствует?
   Уоллес иронично скривил губы и округлил глаза. - Неужели вы полагаете, что, присутствуй на шхуне капитан, он бы позволил себе такую неэтичность, как прятаться от гостей!?
   - Неэтичность, мягко сказано. - Баронесса посмотрела на Морлей: откровенно выискивая в ее взгляде поддержку. - Я, право, не знаю господа... Весьма заманчивое приглашение, на приятную двухнедельную прогулку океаном, - ее щеки начали покрываться густым румянцем, - на прекрасной шхуне, с уважаемыми в обществе людьми... И такая загадочность. Между прочим, граничащая с непочтительным поведением.
   - Вот именно! - Алиса Кармайн не преминула выказать солидарность с соседкой по застолью. - Мы с Генри чудно отдыхаем в Лос-Анджелесе и вдруг получаем письмо от некоего господина Ломонареса, с самыми сердечными увещеваниями, дескать, он является страстным поклонником наших произведений. - Миссис глотнула из бокала вина. - И, в знак уважения, приглашает провести с ним увлекательный экскурс на некий тихоокеанский остров. В письме Ломонарес живописал его девственной природой, неведомыми доселе животными и т. д. Но самое главное, капитан "Святого призрака" обещал явить нам воочию дикое племя аборигенов, с экзальтированными обрядами и жертвоприношениями.
   Генри Кармайн положил свою руку супруге на плечо. - Извини дорогая. Собственно, лишь из-за возможности лично увидеть настоящий ритуал с жертвоприношением, мы с Алисой и согласились на invitation*. /приглашение (фр.)/
   - Генри абсолютно прав. Мы намереваемся создать цикл произведений в духе диких нравов, в которых будут присутствовать такого рода зрелища.
   Леди Алиса умолкла, а ее супруг продолжил:
   - И вот мы, прибыв на место указанное в письме, обнаруживаем готовый к отплытию корабль, к своему огромному удовольствию встречаем на борту хорошо известных нам людей, но не имеем чести лично познакомиться с автором приглашения, господином Альфредом Ломонаресом. Капитан судна, хозяин шхуны, человек которого мы не знаем, но который нас сюда пригласил.... И вдруг скрывается?
   - Ну, прямо загадочность так и брызжет. - Отвесил Аливарес. - Не правда ли, мистер Кармайн - сплошная таинственность. - Он впился в драматурга колким взглядом. - Прямо как в ваших писульках.
   - Граф, - Генри ответил таким же злобненьким взглядом, - я весьма польщен, что наше скромное творчество привлекло ваше искушенное внимание...
   Леди Алиса вдруг расплылась в насторожливой улыбке. - Вероятно, господин Аливарес имел возможность наслаждаться постановками наших пьес?
   - И, скорее всего в моем "Афина-Паллада", что находится в Лондоне, возле Гринвичского замка.
   - Увы, баронесса, - теперь взгляд графа излучал равнодушие, - на сегодняшний день я не имел случая посетить ваш знаменитый театр, о котором бродит множество лестных отзывов. И мне, к моему глубочайшему удручению, не доводилось лицезреть на сцене ваших, Миссис Кармайн трудов. Однако приходилось слышать, как некоторые авторитетные, в этом вопросе, издания то поносили их по всем статьям, а то нисходили до хвалебных од и дифирамбов.
   Мисс Морлей, доселе молчаливая и сонная, вдруг шумно заерзала на стуле, хрипло прокашлялась, щелкнула лорнетом. - Господа, вы прошедшей ночью не слышали странных звуков?
   Баронесса вскинула тонкие брови. - Вы представляете, а я думала, мне почудилось. Такое впечатление, будто кто-то плакал, похоже на ребенка.
   Пожилая дама удивленно посмотрела на Засецкую в лорнет. - Помилуйте голубушка, но я слышала отнюдь не плач, а хохот. Причем истерический смех мне тоже показался детским. И где-то, знаете, далеко, слышимость была еле улавливаемой. Я даже поднялась на палубу, однако шум разбивающихся о борт волн заглушил таинственный звук. У штурвала дежурил матрос, я спросила, но он поклялся, что ничего не слышал.
   - О-о-о, - начал Аливарес устрашающим голосом, - мятущиеся души убиенных малюток витают над "Святым призраком". Они хотят нам что-то сказать, от чего-то предостеречь...
   Зловещая нотка ему удалась недурственно, ибо молоденькая актриса, которая сидела рядом, вся напряглась, поежилась, а на бархатистых щечках проступили восковые пятна. Она кольнула графа взглядом осуждения.
   - Умоляю вас Луиджи, от вашей шутки у меня в груди все зашлось. Впредь учтите, я до ужаса боюсь всех этих мистических наваждений. Я даже свою роль не бралась репетировать без стаканчика брома.
   Не вставая, граф отвесил дежурный поклон. - Прошу меня простить, я не нарочно.
   Помощник капитана уже не менее пяти минут вертел у носа сигару. Наконец он ее раскурил, и обратился к Аливаресу. - Граф, сознайтесь, вы это действительно, для красного словца? Или вам что-то известно?
   Тот пожал плечами. - Даже не знаю о чем вы. Просто, неудачная шутка.
   - Ай, да граф! Ведь вы попали в яблочко. - Все, как по команде, уставились на Уоллеса.- Леди и джентльмены только не подумайте, что я вас пугаю, но именно с этим и связано название шхуны. Прежний владелец "Святого призрака" в данный момент отбывает пожизненное заключение в крепости "Аклифар", что на территории наших индийских колоний. В трюмах этого корабля, - возглашал рассказчик, наращивая тембр, - он зверски замучил несколько ни в чем не повинных семей португальских путешественников. Жестокость безжалостного изверга не знает границ. Человеческие страдания приносят негодяю радость, и даже,.. даже сексуальное наслаждение! Врач, который осматривал истерзанные тела, установил, что двум маленьким мальчикам, некоторые, - тут Уоллес смущенно прокряхтел, - некоторые интимные органы - чудовище - он откусил зубами.
   Все кто слышали Уоллеса, были глубоко шокированы такими ужасными подробностями. Мадлен Стрейд казалось, и вовсе лишится рассудка. А мисс Морлей, украдкой, попросила кают-юнгу принести из аптечки сердечные капли.
   - Так вот господа, - продолжал тем временем офицер, - поверьте, нашлось немало очевидцев, которые видели призраки бедных малюток. Глухими ночами их неприкаянные души...
   - Довольно же! - Не выдержав, баронесса оборвала офицера. - Ваши страсти доведут нас до паники. Вы посмотрите на мисс Стрейд - на ней нет лица.
   Мадлен и впрямь, откинулась на спинку стула сама не своя. Теперь, ее кожа на щеках словно взялась инеем, и дрожал подбородок.
   Уоллес безэмоционально вздохнул. - Я предполагал, присутствующим будет любопытно ознакомиться с историей шхуны.
   - Ничего себе, "любопытно"! - Развозмущалась Алиса Кармайн. Она нервно сдернула с рук белые ажурные перчатки и швырнула их на стол. - Если бы мне сразу было известно прошлое вашего парусника, я в жизни бы не согласилась ступить даже на трап этой живодерни.
   - Ну, дорогая, - Генри попытался ее успокоить, - то давняя история. Не стоит быть такой впечатлительной.
   Граф, гримасничая, присвистнул: - Предлагаю этой ночью устроить охоту на привидений! Пока они не начали охотиться на нас, и убивать. Баронесса, вероятно, вы слышали плач одного из тех малышей. Он хочет вам о чем-то поплакаться. Вы будете приманкой.
   Седовласый американец повернулся к Аливаресу вполуоборот, состроив мину бескрайнего неудовольствия. - Вам не кажется, милый граф, что вы изволите безманерно хохмить? - Его лицо пятнилось пигментными кляксами. - Я не думаю, что уважаемая баронесса удачная мишень для шуточек.
   Мужчина в желтом смокинге, очевидно намереваясь оправдаться или породить очередную скабрезность, набрал полную грудь воздуха, однако произнести ничего не успел: Видимо Уоллес учуял зреющий скандал.
   - Считаю господа, нам целесообразнее прекратить нежелательные прения и злословия по этому, весьма пикантному, поводу. Я приглашаю всех на палубу, полюбоваться одним из тех изумительных закатов, какие обычно торжествуют в этих водах.
   Жеманно отдуваясь и пыхтя, граф сорвал с груди салфетку, принялся мять ее в кулаке. Остальные же восприняли миротворческое предложение офицера с энтузиазмом. Сарра даже улыбнулась, как обратила внимание ее маман, первый раз за весь ужин.
   Внезапно - от неожиданности некоторые дамы нервно взвизгнули - дверь с грохотом распахнулась, и в кают-компанию ввалился невысокий, точно бочонок упитанный, член экипажа - боцман Хэнк.
   - Сэр разрешите обратиться! - Скорее для проформы рявкнул боцман скороговоркой, и немедля продолжил: - Я прошу прощения, но сэр! - Он таращился на Уоллеса с тем выражением лица, которое способно заразить окружающих страхом. - В нижнем трюме случилось несчастье, сэр.
   Лейтенант угрюмо поднялся из-за стола. - Хэнк вы не могли бы выражаться яснее?
   Боцман виновато попятился. - Мы обнаружили труп одного из наемных матросов...
   Мадлен Стрейд испустила панический вопль и, лишившись чувств, уткнулась лбом в стол.
   - Господи! Уоллес! Что мелет ваш подчиненный!? - Засецкая была вне себя, но тот уже не обращал ни титулованную особу решительно никакого внимания.
   - Кто ни будь немедленно леди на воздух! Юнга живо ступай за доктором! Хэнк веди на место!
   Граф с режиссером бережно подхватили бесчувственную Мадлен и стараясь как можно меньше беспокоить, понесли к двери.
   Замешкавшись на пороге, помощник капитана обернулся к гостям, которые спешили к выходу. - Господа прошу всех соблюдать спокойствие! Я уверен, это чистое недоразумение. - Двигаясь по коридору спиной вперед, он пытался утихомирить взволнованную публику. - Сейчас я все выясню и, вероятнее всего, это окажется досадной случайностью.
   Через минуту все уже толпились на носовой палубе, где их встретил оживленный доктор. Он был на висках седоват, у переносицы, на горбинке сидело пенсне, лицо смуглое, гладко выбритое. Одет доктор был в коричневый сюртук, черные гамаши, а на ногах красовались франтовые черно-белые штиблеты. Он моментально приступил к своим обязанностям и спустя, буквально, несколько мгновений леди Мадлен была приведена в сознание с помощью обычного нашатыря.
   После дневного зноя, грядущие сумерки приятно освежали дыхание и тело. Малиновый диск пикирующего солнца едва успел коснуться горизонта, а казалось, вода уже вот-вот зашипит от вероломного вторжения жаркого гостя. Ненавязчивый ветерок сродни гигантскому опахалу оживлял жаждущих долгожданной свежестью с солоноватым ароматом, а балдахин небесной вуали лениво сгущал колеры до состояния торжествующего мрака. Закат и впрямь увядал изумительно. Шхуна скользила вальяжно, колыбельно покачиваясь - только самую малость - на малахитовых качелях морских волн. И волны эти серебряно мерцали мириадами дрожащих, ослепительных бликов.
   Компания приглашенных тихо жужжала у борта. Люди делились впечатлениями от текущего зрелища, которое нынче дебютировало в первый и в последний раз на западе горизонта. Было похоже, что закат усыпил бдительность в сознаниях наших героев от тревожной реальности. Он излечил души от бурлящих переживаний, что вполне естественно под занавес недавнего инцидента. А некоторых и от страха, что, отчасти, относится к ранимым натурам прекрасной половины человечества. Мадлен Стрейд совершенно оправилась от обморока. Теперь, невзирая на еще заметную бледность, леди даже пыталась ненавязчиво кокетничать со стоящим рядом Аливаресом.
   Ах, закат над океаном...
  
   - Наконец-то! - Граф первым заметил, тихо подошедшего, офицера. - Признаться, мы вас заждались.
   Лицо Уоллеса казалось чересчур серьезным, в виду чего все пока сохраняли молчание; ожидая скорых объяснений.
   - Дамы и господа, я надеюсь, вы разумеете причину такого длительного отсутствия. - Он взял удивленного Аливареса под локоть. - Граф, не могли бы мы с вами переговорить тет-а-тет? - В среде гостей прошелестел недовольный галдеж. - Уверяю, не произошло ничего вопиющего. Ваше нетерпение скоро обретет усладу любопытства. - Он пошарил взглядом поверх голов. - А где мистер Кармайн?
   Леди Алиса взбросила кисть руки над плечом и ткнула пальчиком куда-то себе за спину. - Генри в столовой забыл свои очки. А почему вы спросили?
   Офицер смотрел на даму отсутствующим взглядом. - Нечаянное, ничего не значащее, чисто автоматическое любопытство. - Теперь, обращаясь к Аливаресу, он по-хозяйски выставил руку, как бы пропуская того вперед. - Прошу вас граф, буквально пару слов.
   Беседа с глазу на глаз длилась не более минуты, причем под пристальным наблюдением нескольких настороженных пар глаз. Наконец мужчины вернулись к гостям. В глазах Аливареса появилось нечто, что могло навести на мысль, будто он взволнован. А вот лицо помощника капитана оставалось таким же серьезным и спокойным.
   - Офицер Уоллес, - Засецкая сгорала от нетерпения, - что это за таинственное рандеву?
   Ответить он не успел, ибо со стороны юта к гостям приближался раздосадованный Генри Кармайн.
   - Милый, - его вторая половина выдохнула это ласкательное слово с неким облегчением, - ты чего так задержался?
   -Tout va bien,* /Все в порядке (фр.)/ дорогуша. После ужина разыгралась изжога, и я спустился в каюту за своими порошками,.. еще и очки...
   - Итак, господа! - С уст помощника капитана фразы и предложения слетали глухой медью. - В грузовом отсеке действительно имел место несчастный случай. Один из матросов, передвигая ящики с провиантом, видимо перегрузил свое слабое сердце. Доктор констатировал: Наемник скончался от сердечного приступа. А нашему судовому лекарю я доверяю абсолютно. И посему, сознавая личную ответственность за происходящее, довожу до вашего сведения: Такое не часто, однако случается. Завтра на рассвете покойный будет похоронен. Желающие смогут присутствовать на церемонии.
   - Скажите кэп, - голос Кармайна выдавал его раздраженное состояние, - и много еще на вверенной вашему попечению шхуне, матросов с нездоровыми органами?
   - Я не уверен, мистер Кармайн, что ваша ирония уместна. Тем не менее, отвечу: Когда команда нанимается на корабль, мы заключаем с матросами определенный должностной контракт, в соответствие с которым они проходят обязательное медицинское освидетельствование. Но несчастные случаи такого рода, как сегодня, отчасти имеют практику в повседневных рутинах нелегкого морского ремесла. А также, я намерен заострить ваше внимание, что никто не застрахован от сердечного приступа, как естественного упадка бренной плоти.
   Писклявый голосок доселе молчаливой Сарриты явился полной неожиданностью. - Так значит, мы завтра утром уже будем на острове? - Она по-детски простодушно хлопнула ресницами.
   Засецкая смекнула, к чему клонит дочь, и откровенно смутилась такой неосведомленности. - Дитя мое, матросов умерших на корабле хоронят в открытом океане. - Ее взгляд вопрошания пал на офицера.
   - Вы абсолютно правы сударыня. Их тела зашивают в мешок и отправляют за бор. Завтра на рассвете, я повторяю: любой из вас сможет быть свидетелем погребальной церемонии.
   Завершающие мгновения заката гости созерцали молча. Когда же солнце совсем скрылось за океаном, и над горизонтом, на оранжевом фоне проявились белые лучи, Уоллес всех пригласил в уже убранную за это время кают-компанию на игру в "бридж": пообещав "Мартини" и превосходные сигары. Мисс Морлей, впрочем, вежливо открестилась от приглашения. Старушка сослалась на часто зарождающиеся - именно по вечерам - недомогания. Пожелав всем приятно провести время, она отправилась в свою каюту на отдых.
   - Пожалуй, я тоже приму объятия постельного уединения. - Сказавшись, жуть, каким усталым, Аливарес растирал пальцами виски. - Боюсь, у меня начинается очередная вспышка мигрени. Адью господа, вынужден вас покинуть. - И кивнув на прощание граф проследовал за Морлей, к гостевым каютам.
   Все двери в каюты шхуны были воплощены в мореном дубе и вскрыты бесцветным лаком, с еле приметным перламутровым отливом. Обшивка стеновых панелей, включая плинтуса, наличники и галтели оформлены в красном дереве. Белоснежный грабовый паркет как нельзя, кстати, гармонировал с кадками, изготовленными из белого мрамора в грязную брызгу: в которых произрастали экзотические пальмы и карликовые фикусы. Так же, светлый тон полов подходил к белым дверным ручкам, инкрустированным блестящим, рыжего цвета, металлом.
   Ключ едва сделал второй оборот в замочной скважине, как хозяин каюты услышал, в самом начале коридора, знакомый голос.
   - Pardon, * /Простите (фр.)/ господин Аливарес. Смею ли я похитить пару минут вашего внимания? - Это был Кармайн, который с нарочитой неспешностью сокращал между ними расстояние.
   - Мистер Генри, а вы разве не отправились перекинуться в картишки?
   - Я немедленно присоединюсь к остальным, лишь только получу ваши ответы на некоторые мои вопросы.
   - Извольте, голубчик. - Граф жестом указал на раскрытую дверь. - Вы меня заинтриговали. Прошу войти.
  
  
   * * *
  
  
   Мисс Морлей слыла до удивления педантичным человеком буквально во всем, а ее чистоплотность и паническая приверженность к порядку могли вызвать восторг у самого дотошного сторонника аккуратизма и пунктуальности.
   В богато обставленной каюте тусклыми огоньками мерцали несколько свечей. Они не давали того эффекта что днем, и тем не менее, пристальный взгляд пожилой женщины, в котором крепли зловещие подозрения, уже успел засечь некоторое несоответствие в расположении предметов на маленьком туалетном столике. Что-то не вязалось, и Морлей не могла понять что?
   - Неужели кто-то проник в каюту и рылся в моих вещах?! - Старушка оседлала вздернутый носик лорнетом и раздула щеки, от чего стала походить на востроносую задаваку.
   Рука дотянулась до футляра с ожерельем, в следующую секунду клацнула миниатюрная защелка: Прекрасный жемчуг все так же покоился в объятиях черного бархата.
   - Возможно, мне показалось...
   Морлей взяла пузырек с красной пробочкой, откупорила его, отхлебнула пару глотков содержимого. Употребляемая жидкость была спиртовой настойкой из тибетских трав, укрепляющих иммунитет организма и снабжающих его необходимой энергией. Престарелая дама была обречена каждый вечер принимать отвратительное на вкус зелье, следуя настоятельным рекомендациям личного доктора. Однако сегодня Морлей даже не скривилась, ибо воспаленное сознание кипело хлещущим негодованием, и оттого, что никак не удавалось сообразить - что же настораживает?
  
  
  
  
   * * *
  
   - Так вы Генри утверждаете, что не возвращались в столовую за очками? - Кармайн молча смотрел на собеседника, комфортабельно разместившись в глубоком кресле, обитом зеленым плюшем. - Между прочим, я это знал и без вашего признания, - серые глаза Генри начали медленно округляться, - да-с, так как отчетливо запомнил, что, покидая застолье, вы сунули их себе в нагрудный карман смокинга.
   - Ах, вот как?
   - Да-да, и я - там, на палубе - моментально догадался, по вашему лицу и раздраженному голосу, что вы чем-то крайне обеспокоены. Впрочем, отнесся к этому факту без эмоций, ведь Уоллес мне все объяснил. Кстати, именно я порекомендовал ему учинить полюбовную сделку и скрыть истинную причину смерти матроса: Нам не хотелось будоражить умы сердобольных дам. Они и так намаялись со своими переживаниями из-за рассказов о всяких там зверствах, призраках и так далее.
   Кармайн одобрительно кивнул головой. - Я совершенно с вами согласен. И, тем не менее, граф, чтобы вы полагали о происшедшем в действительности?
   - Банальная драка. - Аливарес развел руками и невозмутимо добавил: - С элементами поножовщины.
   - Но сэр! Это вам сказал помощник капитана. Ведь преследуя личные интересы, он запросто мог взболтнуть что угодно. Я собственными глазами видел, как из трюма выволакивали тело жертвы. Его лицо было изрезано чем-то острым до такого состояния... - Он многозначительно потряс указательным пальцем над головой. - Что сие кровавое месиво никоим образом нельзя назвать человеческим лицом. Это просто effroi!* /ужас (фр.)/
   Аливарес покинул кресло и, заложив руки за спину, принялся прохаживаться в узком проеме. В его, обычно колючий, взгляд ворвалась задумчивость.
   - Даже, скорее, оно было похоже на какой-то сюрреалистический шарж. - Тихо добавил Генри после паузы.
   - И вы действительно это видели? - Спросил граф, еще будучи в раздумье.
   - Так же, как в данный момент вас.
   Хозяин каюты почти вплотную приблизился к гостю, органы обоняния тут же наполнились ароматом макассарового масла для мужских причесок.
   - Я полагаю, нам не стоит сейчас паниковать. Что, собственно, произошло? Один матрос, в порыве гнева, искромсал второго - вот и все. Значит, тот заслужил. И к месту будет напомнить, что на улицах ночного Лондона, особенно в Сити, такие преступления имеют практически ежедневный рецидив.
   - Позвольте! - возразил Кармайн.- Конечно, мы тут все обширных взглядов но... Если там эти зверства совершают преступники, которым место за решеткой, то не хотите ли вы утверждать, что в среде экипажа таковые имеют место? И не забывайте, мы в открытом океане. Здесь нет полиции.
   - Да успокойтесь же мой дорогой Генри. - Граф похлопал того по плечу. - Ступайте играть в карты и не придавайте этому большего значения, чем оно того стоит. Я просто убежден, да я готов побиться об заклад: Ежели вы сейчас полюбопытствуете у лейтенанта, о судьбе виновника жуткого убийства, то, вероятнее всего, услышите, - негодяй уже схвачен и в данный момент пребывает под стражей. А по прибытии обратно, что, скорее всего, мерзавец будет передан властям.
   Дубовая дверь за спиной драматурга захлопнулась. Дважды щелкнул замок. Дипломатический визит был завершен. Шаги Кармайна постепенно стихли в стороне винтовой лестницы. В коридоре вновь воцарилась тишина, которую робко нарушал скрип крепежных узлов шпангоутов со стрингерами.
  
  
   * * *
  
  
  
   Наполовину сползшее одеяло казалось вот-вот и вовсе окажется на полу. Морлей проснулась, пошарила сонным взглядом в темноте, перевернулась на другой бок. Работая руками и проворно перебирая ногами, женщина принялась подтягивать обратно на койку лёгонькое атласное одеяльце; страдальчески покряхтывая от усердия. Невзирая на открытый иллюминатор, который находился сразу над постелью, в каюте стояла неимоверная духота и полное отсутствие звуков: Ни шума ветра в парусах, ни плеска волн, ни грохота такелажа. Корабль уже не раскачивало, видимо вследствие полного штиля.
   Морлей приподнялась на одном локте, вторую руку протянула к иллюминатору, недовольно проворчала: - Это какое-то безобразие, ни малейшего признака жизни.
   Откинув к стене одеяло, она села. Сквозь круглое отверстие хорошо просматривалось ночное небо. Бессчетное количество звезд, сродни бриллиантовой россыпи блистало нынче каким-то уж ярко выраженным изобилием.
   Вдруг, откуда-то сзади, примерно с того места, где находилась дверь, до слуха донеслось еле уловимое движение. Не то, чтобы скрип, хруст или шорох, нет, это было похоже на то, когда в полном мраке, при абсолютно нулевой видимости, стоит человек. Причем стоит тихо, не издавая ни звука, словно притаясь. Но все же, ощущается постороннее присутствие.
   Морлей испуганно обернулась, затаила дыхание, стала всматриваться и вслушиваться в окружающую темноту. Такое насторожливое замирание длилось ровно столько, сколько организм мог продержаться не дыша. Гробовая тишина не нарушилась буквально ни единым движением или звуком. Старческие легкие со свистом вытолкнули наружу углекислый газ.
   "Померещилось". Решила Морлей, облегченно вздохнув. Ее рука легла на столик, пальцы принялись шарить именно там, где с вечера были оставлены свеча и спички.
   - Да что же это такое!? - Осквернил тишину отчаянный возглас. - Я так и знала, что вчерашняя подозрительность не родилась на пустом месте. Тут что-то не так. Ведь я отлично запомнила, где перед сном оставила свечу и спички. - Ее, теперь дрожащие, пальцы нащупали край кровати у изголовья. - Вот уголок подушки, - пальцы скользнули чуть выше, - вот кромка столика, - ладонь нервно ерзала по мраморной столешнице, - Ну, так и есть, блюдце со свечей исчезло. Бардак какой-то!
   Морлей сбросила на пол ноги, которые моментально угодили в стоящие тут же тапочки. Обеими руками она оперлась о край кровати, начала вставать. Едва колени, с хрустом, выпрямились, как стряслось нечто! Примерно в двух шагах от нее, на уровне лица, прозвучал тихий хлопок. И спустя миг - ослепительный сноп искр, пламени и дыма, в сопровождении дикого звериного рева. Фонтан искр озарил оскаленную, нечеловечью морду ужасающего вида, всю покрытую густой щетиной. Из раззявленной пасти торчали кривые, подгнившие клыки, все в пене. Текла сливочного цвета слюна. К тому же источник яркого света находился на несколько дюймов ниже адской морды, что еще более усугубляло дьявольское зрелище, превращая его в офорт мазанины рехнувшегося безумца.
   Все случилось так неожиданно и быстро, что мисс Морлей даже не успела сразу испугаться. Она еще какую-то долю секунды немо таращилась на зловещее чудовище, и лишь спустя этот миг - почувствовав, как оцепенело все тело и внутри что-то зашевелилось - с истерическим воплем ринулась к иллюминатору: Очевидно, подсознание сработало на призыв о помощи. Однако ватные ноги отказались слушаться. Теряя рассудок, немощное тело повалилось на кровать. Правда, прежде чем лишиться сознания, Морлей ощутила сильный удар лбом о что-то твердое.
  
  
   * * *
  
  
  
   На ритуальной церемонии присутствовали почти все приглашенные гости. Торжественность происходящего еще более усиливалась прекрасным зрелищем пылающего востока. Заря горела во всей красе, и это захватывало дух. В воздухе висела дивная тишина, от которой даже звенело в ушах. Ослепительно голубое небо было безукоризненно: ни единого облачка, ни единого даже намека на посторонний тон или хотя бы оттенок. Зеркальная поверхность океана просто удивляла своим безжизненным спокойствием и покладистостью. Паруса безнадежно болтались на реях, а их провисшие полотнища походили на застывшую мольбу: "Да разбудите же кто ни будь ветер!!! Без воздуха мы задыхаемся!!!"
   Мешок с телом покойного медленно скользнул по деревянному желобу и с шумом плюхнулся в океан. В этот момент, салютуя, грянул многоголосый ружейный залп. Соблюдая традиционную минуту молчания, две шеренги команды отдавали честь, уходящему в последний путь товарищу.
   Внезапно, нарушая эту соборную тишину, как гром средь ясного неба, слух пронзил трагический крик:
   - На помощь!!!
   Все участники церемонии в изумлении оглянулись. Почтенная дама, мисс Морлей, в тармаламовом пеньюаре, с растрепанной прической, перекошенным, помертвелым лицом, распростерши руки бежала к собравшимся: если, конечно, это неуклюжее но ускоренное ковыляние можно назвать бегом. Граф с Кортнером моментально отреагировали, успев подхватить валящееся на палубу тело. Нет, она не лишилась чувств, просто пережитый страх, видимо, отобрал у истощенного организма последние силы. Совершенно запыханная старушка хотела что-то вымолвить, но искривленное мимикой ужаса лицо с глубоко запавшими глазами, лишь давало понять, что его хозяйка, пока еще не на том свете. Морлей широко раскрытым ртом тяжело хватала воздух, при этом издавая одни только идиотские мычания.
   Лейтенант Уоллес, однако, не утратив самообладания, спокойно приказал двум матросам взять носилки и отнести даму в каюту доктора для немедленного обследования.
   Взволнованные гости пребывали в крайнем изумлении, от такого неадекватного поведения их спутницы. До окончания медицинского осмотра все условились собраться в столовой: попытаться обсудить возможные варианты этого странного случая.
   - Да, уж, неплохо было бы и позавтракать. - Аливарес казался единственным невозмутимым пассажиром. Он слегка, двумя пальцами, придержал Кармайна за рукав шикарного парчового халата. - Мистер Генри... - Тот плавно повернул голову. - Вы не могли бы на пару минут задержаться?
   - Извольте граф. - Теперь его лицо изобразило томную ленцу.
   - Я надеюсь, Генри, вы не растрезвонили истинную причину смерти, исполнителя главной партии в сегодняшнем представлении?
   - Помилуйте, - разрез глаз у Кармайна заметно увеличился, - мы же договорились. Единственное, что я предпринял, так это осведомился у лейтенанта Уоллеса; как вы советовали.
   - Убежден, лейтенант рассеял ваши давешние переживания.
   - Даже с лихвой, дорогой граф, даже с лихвой.
   - Вот как? - Луиджи состроил маску удивления.
   - Представьте себе! Dide* /Помощник (фр.)/ капитана оказался на редкость чутким и услужливым джентльменом. Уоллес не только подтвердил ваши предположения, но и лично сопроводил в арестантскую каюту, где предъявил факт наличия в ней живого бандита.
   - Ну и, как вам этот головорез? - Граф скривил омерзение.
   - Надо же, вы вновь попали в точку. До того отвратительный тип, должен заметить, просто мурашки по коже.
   - Вот видите Генри, хорошо еще, что этого лиходея не видели наши дамы. Им бы потом в каждом матросе стал мерещиться убийца.
   - Ой, граф, - глазки у Кармайна заговорщически забегали, когда он узрел доктора, - пойдемте, послушаем, что нам расскажет судовой эскулап Тилобиа. Смотрите, он направляется в кают-компанию. Ах, Боже, неужели наша старушка совсем свихнулась.
   Аливарес коротко хихикнул. - Уже пора бы, в ее-то возрасте.
   Возникновение лекаря на пороге места сборища знатной интеллигенции взорвало бурю нетерпеливых реплик и вопросов. Впрочем, строгому офицеру удалось быстро призвать всех к порядку.
   - Итак, мистер Тилобиа, мы все готовы выслушать ваше заключение.
   Хрипловатый, с подвизгом голос доктора, напоминал песчаное трение в пустой железной бочке. - Боюсь, господа, прошедшей ночью могло произойти одно из двух: - Тут он сделал паузу, выудил из кармана платочек, протер пенсне. - Так вот, я осмотрел мисс и пришел к выводу, что мисс пережила сильнейшее нервное потрясение. Но к счастью мисс Морлей удалось сохранить способность здраво мыслить.
   Как всегда, баронесса не выдержала. - Так что же, что она вам рассказала?
   - Да-да, прошу прощения за мою нерасторопность в изложении дела.
   Засецкая заерзала на стуле, а остальные принялись покряхтывать и покашливать. Граф, видимо тоже терял терпение.
   - Полноте кота за хвост тянуть. Как вас там...
   - Тилобиа. - Скромно повторил доктор, и сразу продолжил: - Значит так: Мисс Морлей, судя по ее сбивчивому рассказу, была подвергнута вероломному покушению, судя по ее туманному описанию, со стороны некоего невообразимо косматого чудовища.
   Граф испустил смешок высокомерной снисходительности, однако сие было исполнено в той ненавязчивой манере, которая не способна отвлечь или сбить с мысли.
   - Причем непосредственно в своей каюте. - Тем временем продолжал доктор. - Которая, как мисс настоятельно утверждает, изнутри была заперта. Последнее, что мисс помнит, как при падении ударилась головой о стену, к которой прилегает койка.
   Обозревая собравшихся напрашивался вывод: Люди, особенно дамы, были ошарашены услышанным. Юная Сарра по-детски охала, обхватив ладошками обе щеки. Леди Стрейд вновь обвисла на стуле с каменным от бледности лицом. Рыжеволосая Кармайн двумя руками вцепилась в предплечье супруга, причем так крепко, что внешняя сторона его ладони приняла сине-фиолетовый оттенок. Впрочем, не все имели такую, казалось бы, чрезмерную реакцию. Граф, к примеру, пребывал в самой бескрайней иронии. Он с детской горячностью изрекал категорические сомнения по этому поводу. Дескать, что за чушь вы тут городите? Какие еще чудовища? Вы только вдумайтесь в этот бред, и так далее.
   Во взгляде Засецкой, в первую минуту после услышанного страх мелькнул, но теперь ее глаза источали гнев. Баронесса вонзила в Уоллеса ежовый взгляд, при этом нервно теребя блонды своих манжеток. И это ее злобное молчание даже казалось высшей степенью красноречия.
   - Вообще-то, - вновь послышался голос доктора, - конечно, я не могу этого доказать, и не берусь утверждать, однако есть еще одно предположение. Мисс Морлей сказала, будто очнулась на полу, возле кровати. Еще мисс утверждает, что в темноте никак не могла найти свечу, в том месте, куда поставила ее вечером. И, наконец, такая деталь - мутно желтая слюна.
   Присутствующие дамы поморщились.
   - Любезный, так вы намекаете, что у мисс Морлей текут такие слюни?
   - Граф, как это противно! - Засецкая выказала свою брезгливость.
   - К счастью нет, господа. Пострадавшая видела, как из пасти страшилища текла такая слюна.
   - Боже мой, Тилобиа вы в состоянии обойтись без этих специфических подробностей? - Баронесса прикрыла рот салфеткой, ибо в данный момент в ее глотке затаился натуральный вопль отвращения.
   - Молю меня простить сударыня. Но именно этот, а точнее все вышеупомянутые диагнозы способны опровергнуть, либо подтвердить, мое предположение. Тем более что никаких повреждений на теле дамы, кроме незначительной шишки на лбу, мною обнаружено не было.
   Американский писатель стоял, нависнув над столом всем корпусом. До этого момента он казался вполне спокойным, но теперь позволил себе тираду возмущения:
   - Уважаемый мистер Тилобиа, если я не ошибаюсь.
   - Вы не ошибаетесь, сэр.
   - Так вот: В первую голову я считаю, что мы тут все здравомыслящие и образованные люди, дабы уверовать в каких-то бродящих по ночам чудовищ. Это в моих - так сказать - сказках для взрослых, вам без труда удастся обнаружить массу таких примеров, но отнюдь не в реальной жизни. Впрочем, лично меня больше всего раздражает то, что мы никак не можем сообразить, очевидно, в виду ваших гениальных способностей излагать личные умозаключения, что же конкретно имеется в виду?
   Доктор ничуть не смутился, и приступил к главному. - Нам необходимо самым тщательным образом осмотреть каюту мисс Морлей. Если действительно окажется, что свеча отсутствует, если дверной замок будет взломан.... И главное: Капающая с клыков... - он запнулся, окинул взглядом слушавших, - обильные выделения жидкости не могли не оставить на полу след. И ежели эти детали будут иметь место, то слова мисс Морлей невозможно подвергнуть сомнению. А вот в противном случае, что вероятнее всего, я смогу попытаться дать ночному происшествию логическое объяснение в более объемной мере. И вот для этого мне непременно понадобятся несколь...
   - Я немедленно иду с вами. - Не дожидаясь окончания утомительного монолога, Кармайн резво вскочил со стула, торопливо чмокнул жене ручку и направился к выходу.
   Доктор поднялся с места. - Еще есть добровольцы?
   Смит Кортнер изъявил аналогичное желание присоединиться к группе исследователей. Уоллес, как фигура долженствующая, тоже собрался, было составить джентльменам сопровождение, но в кают-компании появился матрос. Он оповестил офицера, что на капитанском мостике требуется его безотлагательное присутствие.
   Гости шхуны заметно нервничали. Молодая актриса, нервно покусывая губки, тяжко вздыхала, не взирая на все старания Аливареса своими шутками поднять ей настроение. Леди Алиса машинально мяла в дрожащих пальчиках батистовый платочек, уперев невидящий взгляд куда-то в одну точку на противоположной стене кают-компании. А Засецкая с дочерью энергично обмахивали веерами лоснящиеся лица.
   Воистину велик был нервный накал в ожидании возвращения экспедиции. Все побаивались их возвращения, как приговора, не подлежащего обжалованию. Ни о какой трапезе не могло идти и речи. Правда, единственным стойким гурманом в этом собрании оказался граф. Можно было подумать, что его ничто не могло смутить. Он с завидным аппетитом уплетал креветок, щедро запивая их вином. Наряду с едой Аливарес щебетал нечто веселенькое своей соседке, черноокой Мадлен, а в паузах, игриво постреливал глазами в сторону краснеющей Сарриты.
   Наконец, томительное неведенье было вознаграждено триумфальным возвращением умиленной троицы, которую по праву возглавлял Тилобиа.
   - Господа, - доктор прогулялся по лицам гостей торжественным взглядом, и с удовольствием отметил, что публика, в данный момент, превратилась в одно огромное ухо, - я думаю, мы в праве облегченно вздохнуть. Наши худшие предположения не подтвердились.
   - Слава Богу! - Баронесса, вместе с зардевшейся, под похотливыми взглядами Аливареса, дочуркой, как по команде возобновили великосветское обмахивание веерами.
   - Ну и, что же вы там нашли? - Граф, наконец, оставил в покое креветок.
   Тут вступил Кортнер. - Точнее было бы выразиться - чего мы НЕ нашли. - Теперь внимание богемы к себе приковал седовласый американец. - Мы очень бдительно изучили замок, который оказался цел и невредим. И никаких следов слюны, или какой другой жидкости на полу.
   - Зато свеча, - в такт писателю подхватил Кармайн, - оказалась на том самом месте, где со слов Морлей, должна была находиться - на краю столика, прямехонько возле уголка подушки. Кстати, спички лежат там же.
   - А посему, господа, мое предположение по поводу случившегося, таково: - Доктор снова сделал паузу для протирки пенсне. - Никакого нападения вовсе не было. Просто, мисс приснился страшный сон. Посудите сами, накануне, вечером, помощник капитана рассказал вам очень невеселую историю о бывшем владельце судна. Во время осмотра я осведомился у мисс, что она съела за ужином и, именно в каком количестве. Исходя из того, что поведала мисс, я, честно говоря, ужаснулся: тяжелая, жирная пища. Один только говяжий стейк чего стоит. А заливное из свиных ножек? Затем, завершив любование закатом, все гости отправились играть в бридж, а мисс сразу удалилась в покои. - Тут Тилобиа состроил мину строгого терапевта. - И это на полный желудок! - Он осудительно потряс пальцем. - Да плюс ночная духота, вызванная беспрецедентным отсутствием ветра. - В гробовой тишине доктор снова протер свои круглые стеклышки. - Именно совокупность всех представленных факторов, дает мне полную уверенность настаивать на возможности видения, значительно немолодой дамой, ночного кошмара, что является весьма распространенным явлением еще неизведанных недр психики.
   - Во сне. - Тихо изрек граф.
   - Вы правы сэр, во сне.
   Коль скоро лица гостей приятно потеплели, и компания заметно оживилась.
   - Вы знаете Тилобиа, - Эскот обратился к доктору хоть и в высокопарной манере, однако уничижительная нотка присутствовала, - с вашей склонностью к глубокомысленным пассажам речи, зачем же так напрягаться, в самом-то деле, не людей нужно лечить, а книги писать. Ибо, покамест вы будете растолковывать пациенту, как правильно пить порошки, тот непременно скончается от обострения.
   По всеобщему хохоту было очевидным, - компания оттаяла. Даже некоторые чревоугодники приступили к дегустации аппетитных блюд.
   - Ну, сказали бы без дальних околичностей, коротко и ясно: - Эскоту понравилось быть в центре внимания. - Мисс приснился кошмар, она с перепугу грохнулась с кровати и треснулась лбом.
   Уже стихший смех восторжествовал с прежним задором.
   - Ого... - Аливарес даже удивился. - Наконец-то наш знаменитый режиссер покинул свое душевное забвение. - Эскот тупо уставился на графа. - У вас Бэри Адер грандиозная способность. Вы владеете редчайшим искусством, присутствовать при полном своем отсутствии.
   Эскот продолжал молча таращиться на человека, который язвительно отозвался о его персоне. Видимо он соображал, как более достойно ответить.
   В это время раздался голос Алисы Кармайн. - А вы сэр являетесь чересчур ироничным джентльменом. Вероятно, вы опасаетесь впасть в неслыханную простоту. - Она робко выглянула из-за спины мужа и пару раз невинно хлопнула ресницами.
   - Несравненная леди Алиса, - граф был не намерен пропускать такую шпильку мимо ушей, - простота мне не грозит по природе. Я ведь не только ироничен, я весел. Люблю, знаете ли, не унывать. А так же я крайне наблюдателен. Я давно обратил внимание, что мистер Эскот уже второй день присутствует в нашей компании физически, зато отсутствует духовно. И, как мне кажется, умственно. Так как вы мистер Эскот любите "без дальних околичностей", специально для вас добавлю: Доселе вакансия режиссера была девственна.
   - Вы граф подразумеваете мою молчаливость? - Бэри Адер цедил слова сквозь зубы. Теперь он оторвал свой пронизывающий взгляд от Аливареса, продолжив нервно ковырять вилочкой в салате из омаров и брокколи. - Все же каждый волен поступать по-своему, и отдыхать, как ему заблагорассудится. Я так разумею, что мы на отдыхе? Вот у себя на службе я буду думать, нервничать, вволю разглагольствовать и так далее. К тому же, - он швырнул на графа короткий, косой взгляд, - я не имею привычки выступать в компании в роли шута.
   Розовые щеки Аливареса теперь сделались бордовыми, а выпученные глаза, казалось, вот-вот лопнут. Скорее всего, язвительный диалог имел все шансы перерасти в очередную скандальную перепалку колючими словесами, не появись сейчас в кают-компании лейтенант Уоллес. Он угрюмо вошел с двумя бравыми матросами, довольно внушительных, богатырских телосложений. За столом вновь повисла идеальная тишь, так как хмурая серьезность в лице помощника капитана, заставляла насторожиться.
   - Господа, - начал он глухим, не предвещающим ничего хорошего тоном, - только что случилось из ряда вон, вопиющее происшествие. В связи с этим, в целях безопасности, я обязан посвятить всех вас в некоторые, умышленно скрытые факты смерти одного из членов команды. Кстати, свидетелями чьего захоронения вы сегодня и явились.
   - Я так и знала! Я - так и знала!!! - Баронесса с нескрываемым раздражением швырнула на стол вилку с нанизанным кусочком ананаса.
   - Прошу вас, баронесса, выслушайте. - Начал мягким тоном Уоллес, однако взгляд у Засецкой сделался презрительным пуще прежнего, и ее было не остановить.
   - Мало того, что на вашем чертовом судне постоянно все не слава богу, мало того, что вы нас тут всякими страстями потчуете, так вы еще осмелились нам лгать?! Я хочу... Нет, мы все немедленно желаем знать - что, дьявол побери, происходит!? Что творится под вашим командованием?! - Она машинально теребила золотистые, давно вышедшие из моды букли.
   По общему виду помощника капитана было отчетливо заметно: лейтенант королевского флота не привык, чтобы его отчитывали как мальчишку.
   - Извините баронесса, - его тон сделался более официозным, - но именно это я и намерен объяснить. Дело в том, господа, что тот матрос не умер от сердечного приступа, его убил один из членов команды. Кстати, об этот было известно сэру Аливаресу и мистеру Кармайну.
   - Генри! И ты от меня скрыл? - Выпучила зеленые глазки супруга, и даже слегка покраснела щечками.
   - Это я настоял, миссис Кармайн. Я, как временно исполняющий обязанности капитана не мог допустить возможную панику в среде гостей. И смею вас заверить, что убийца был тут же схвачен и изолирован в специально оборудованной, арестантской каюте.
   - Господа это чистая правда. - Отважился Кармайн подтвердить слова офицера. - Вчера вечером я лично имел возможность в этом убедиться. Преступник сидел под замком.
   - Благодарю вас Генри. Так вот господа, - теперь все отметили: последние слова даются офицеру с трудом, - нынче утром, примерно час тому назад, преступник бежал из-под стражи, при этом... убив юнгу, который принес арестанту еду. - И тут же, наблюдая в застывших глазах очевидный вопрос, Уоллес уточнил: - Да господа, того самого мальчика, который обслуживал наши трапезы.
   Услышанное известие произвело сокрушительный удар по впечатлительности не только на женскую часть общества, но и на более стойких в этом вопросе мужчин. В кают-компании на несколько секунд зависла гробовая тишина, после чего бурно сменилась массой гневных возмущений, упреков, недовольства происходящим и так далее. Даже вечно сонный Эскот теперь громко изливал солидную порцию неприязни к происшедшей трагедии.
   - Господа вам нечего переживать! - Уже минут пять Уоллес пытался успокоить эту жужжащую стихию негодований. - Прошу всех соблюдать хладнокровие. - Он смахнул со лба испарину. - Да выслушайте же! Вы в полной безопасности. - Галдеж начал понемногу стихать. - В данный момент команда ведет активный поиск негодяя. Шхуна не настолько велика, чтобы можно было скрываться длительное время. А до той поры, эти два матроса - разумеется, и ваш покорный слуга - будем вас охранять.
   Леди Стрейд, не смотря на чуткие ухаживания графа, пребывала в полуобморочном состоянии. Крайнее возбуждение печальным известием и душный воздух в закрытом помещении делали ее существование невыносимым.
   - Граф, мне дурно, я желаю на воздух, у меня сомлело лицо.
   К актрисе подбежал доктор. - Позвольте милочка вас осмотреть. - Он взял девушку двумя пальцами за запястье.
   - О, прошу вас, не стоит беспокойства. Просто мне необходимо больше кислорода.
   - Я провожу вас на палубу, Мадлен. - Поддерживая под локоток, Аливарес помог даме подняться.
   - Бобби ступай с господами и будь неотлучно рядом: Головой отвечаешь. - Скомандовал Уоллес одному из матросов.
   - Есть, сэр! - Рявкнул здоровила и отворил дверь.
   - Ну-с, мистер первый помощник капитана, - баронесса немедленно перешла к наступлению, - вам предстоит многое объяснить. И объяснить не нам, а полиции. Мы категорически настаиваем на немедленнейшем возвращении обратно.
   Уоллес вознамерился, что-то возразить, однако Засецкая не желала более ничего слышать, и все с тем же запалом продолжала свою полемическую арию.
   - И вам, офицер, доведется ответить за все сполна. - Скорость и громкость произносимых слов начинали возрастать. - За непрофессиональный подбор команды, за смерть уже двоих человек, за нервный срыв мисс Морлей! - Баронесса, переводя дух, на секунду смолкла. - ... И вообще, где, в конце концов, капитан вашего корыта? Что он себе позволяет!? Это неслыханно! - Засецкая вдруг задохлась и поперхнулась. Впрочем, быстро вошла в прежнее русло, в сердцах грюкнув кулаком по столу. - Кхе-кхе, Уоллес! - Ее голос теперь сел и охрип. - Вы же подвергаете наши жизни смертельной опасности, вы это-то хоть понимаете? Ведь по кораблю бродит убийца!
   Такого нравоучения лейтенант не слышал в свой адрес, пожалуй, с детства. Его строгое лицо, имеющее тип древнегерманского полководца, густо побагровело, а бугры жилистых желвак неутомимо перекатывались.
   Тем временем все присутствующие ожидали развязку скандала.
   - Баронесса я еще раз повторяю: Вы в безопасности.
   - Да в какой там безопасности! А если сейчас сюда ворвется бандит?!
   На последнем слоге последнего слова дверь с грохотом распахнулась! С перекошенным лицом, подобно вихрю, в кают-компанию ворвался увалень Бобби. Эффект неожиданности оказался потрясающим. Практически все гости, испустив, кто крик, кто визг, шарахнулись в сторону противоположную входу; на пол полетели столовые приборы, разбилась одна чашка, и опрокинулась пара стульев. После вспышки паники, когда стало ясно, что это не преступник, послышались вздохи облегчения и чертыханья в адрес матроса.
   Позеленев от злости, Уоллес взорвался: - Да как же ты посмел так бесцеремонно врываться!? Почему ослушался моего приказа!? Почему оставил господ без охраны!? Немедленно вон! Под арест! - Его рука машинально расстегнула кобуру.
   Круглолицый здоровяк виновато попятился. - Но сэр, там мисс Стрейд умирает. - У всех обвисли подбородки. - Они с графом на кормовой палубе.
   Единственной фразой, сказанной вслух после страшного заявления, была реплика, выпущенная гортанным ревом Алисой Кармайн: - Как умирает?!! - После чего все словно по волшебству отмерли, и совершенно позабыв о возможной опасности, рванули наверх.
   Легкоатлетический рывок возглавлял Тилобиа. Доктор так стремительно преодолевал резкие повороты узенького коридора да коварные ступени винтовой лестницы, что за ним даже с трудом поспевал лейтенант королевского флота.
   Картина, которая предстала взорам гостей, натурально выворачивала душу. Распластанное тело девушки, еще трепетавшее в ужаснейших корчах, покоилось прямо на досках палубы в совершенно невообразимой позе; с заломленными за спину руками. Возле тела, на корточках сидел Аливарес. Его отрешенный вид свидетельствовал о глубоком потрясении - остекленелый взгляд, полураскрытый рот и полное отсутствие даже малейших признаков реакции.
   Подоспев первым, доктор тоже присел над актрисой, видимо, для оказания экстренной помощи. Он потянулся рукой поднять веко, и в тот же миг отчаянно отпрыгнул в сторону. Две секунды на раздумье и Тилобиа ошалело бросился в сторону приближающихся гостей.
   - О Боже! Господа! - тень ужаса плясала на худом, смуглом лице лекаря. - Назад! Все назад! Я вас заклинаю, не подходите ближе пяти шагов! - Тилобиа в отчаянье отгонял людей от тела Мадлен, а заметив что граф совершенно не реагирует, бесцеремонно ухватил того за ворот и самолично оттащил невменяемого мужчину в сторону.
   А трагедия состояла в следующем: Лицо актрисы, ее шея и руки, в общем, все, что оставалось непокрыто платьем, было густо усеяно ярко-синими, с лиловым оттенком пятнами. Пухлые губы побелели и растрескались, а из-под век сочилась непонятная, тошнотворная на вид слизь. Бедняжка была уже мертва. От созерцания последних, судорожных выпинаний конечностей, у бледной Сарры подкосились ноги, что казалось она, вот-вот потеряет сознание. Кортнер, поддерживая слабеющее дитя под руки, отвел юную леди к левому борту и усадил в плетеное кресло, какие тут были собраны в достаточном количестве под парусиновым тентом.
   Тем временем доктор пребывал в невообразимой взвинченности. Он сильно нервничал, чему, видимо, имелся веский повод.
   - Сэр, - Тилобиа обратился сперва к офицеру, а уж затем к остальным, - господа сие невероятно и, тем не менее, перед нами неопровержимая реальность! Во-первых; леди Стрейд уже на небесах, а во-вторых, и можете мне поверить - это самое страшное, жертва отравлена смертоносным ядом. Впрочем, ядом необычным. В Европе его практически не знают ибо, то есть крайне редкая, экзотическая, по своим свойствам уникальная отрава "брандра". - Доктор умолк, задумчиво глядя в океан.
   - ... Да, бишь, о чем я... а-а! Попадая в кровь яд убивает человека меньше чем за одну минуту. - Он стер с лица капли пота и еще раз оглянулся на покойницу. - Правда, эта минута страшнее, чем вечность в аду.
   - Какой кошмар! - Алиса Кармайн закрыла помертвелое лицо ладонями.
   Остальные стояли точно перед казнью.
   - Кошмар, досточтимая миссис Кармайн, - продолжал Тилобиа, - заключается в том, и это подтверждается внешними признаками, что под воздействием "брандра" вся кровь в теле становится зараженной и, само собой разумеется, отравленной. А при взаимодействии лейкоцитов с ферментом трупных пятен, которые в нашем случае появляются в десятки раз быстрее, образуются ядовитые испарения, при вдыхании которых настает такая же мучительная смерть. - Доктор умоляюще посмотрел на Уоллеса. - Сэр, дорога каждая минута. Часа через два тут все будет заражено. Мы все можем погибнуть! Заклинаю вас, сэр, тело необходимо срочно зашить в мешок и отправить за борт. В противном случае мы пропали!
   По завершению таких подробных пояснений еще и баронессу довелось усаживать в сумерки парусинового тента.
   Все были ошеломлены и практически парализованы страхом. Впрочем, помощник капитана пока не утратил самообладания.
   - Мне вспоминается, я уже слышал про этот яд. Если не ошибаюсь, его изготавливают папуасы Новой Гвинеи, из корня какого-то ядовитого растения и желчи мускусной крысы.
   - Сэр вы абсолютно правы, и я совершенно не собираюсь пытаться вас в этом разуверить. Но у нас, увы, нет времени для состязаний в познаниях подобного рода - мы в дюйме от гибели!
   От возбуждения у Тилобиа тряслись руки. Его критическая обеспокоенность обязывала к немедленной реакции, вследствие чего офицер отдал короткую команду присутствующему тут боцману.
   - Меня только тревожит как? - Не в силах был успокоиться Тилобиа. - Каким образом, несчастная была отравлена таким редчайшим и стопроцентно смертоносным ядом? - Он блеснул круглыми стеклышками пенсне в сторону Уоллеса. - А преступник уже пойман?
   Офицер отрицательно мотнул головой. Тилобиа, секунду поразмыслив, вынул из кармана платок, наложил его на свое лицо так, что открытыми оставались только глаза и, придерживая защитное средство рукой, подошел к трупу актрисы. В метре от обезображенного тела валялась ее дамская сумочка, сшитая из меха снежного барса. Доктор тщательно, сантиметр за сантиметром, принялся осматривать палубу вокруг жертвы и возле сумочки.
   - Вот оно!!! - Спустя полминуты взревел Тилобиа во весь голос. - Я так и думал!
   В нескольких дюймах от левого плеча покойницы он обнаружил раскрытую, блестящую английскую булавку, щедро измазанную смолянистой субстанцией цвета дегтя. Лекарь двумя пальцами поднял предмет, причем с таким видом будто имеет дело с пойманной гадюкой, уронил булавку в сумочку, а затем предмет женского туалета бережно водрузил на грудь бездыханного тела.
   - Все в океан. Непременно на дно. - Бурчал он неразличимым для собравшихся голосом. - Нас спасет толща воды. Да. Непременно в океан...
   В этот момент мимо гостей прошли несколько матросов, с дерюжным мешком и коротким огрызком якорной цепи.
   - Ни медлите, ни секунды! - заклинал бывалый мореплаватель, вертясь всем телом то к матросам, то к офицеру.
   Уоллес одним лишь кивком фуражки отдал долгожданную команду. Матросы лениво, вразвалочку, с явной неохотой побрели к трупу. А дальше все происходило точно в замедленной съемке, как бы нарочно оттягивая минуту спасительного избавления.
   Баронесса сидела возле дочери. Удерживая обеими руками свою полуопущенную голову, женщина исподлобья наблюдала за происходящим. В ее влажных глазах гнездился страх и отчаяние. Сквозь совершенно угнетенное состояние Засецкая вдруг стала вопить тоном уничижительного презрения.
   - Да живей же вы, болваны! Чего копаетесь!? Хотите сдохнуть? - У нее дрожали не только губы и подбородок, но и руки, колени; даму вообще всю трясло. Вибрировал даже некогда зычный голос. - Ну, бросайте же вы этот проклятый мешок в воду, черт вас дери! Тупые животные!
   Остальные молча провожали отрешенными взглядами угрюмых могильщиков, несших страшную ношу к борту. Пару томительных мгновений, и шелестящий всплеск оповестил об уходе еще одной жизни, не пройденной до своего логического конца.
   Один из вахтенных сообщил, что беглого преступника последний раз видели на камбузе, а это рядом с кают-компанией. И так как все коллегиально решили покамест держаться вместе, то никто уж и не помнит каким образом жужжащая, бурлящая возмущениями, негодующая горстка путешествующих оказалась на носовой палубе судна. Шокированные увиденным, они хотели быстрее убраться подальше от места мучительной смерти молоденькой актрисы.
   Граф по-прежнему пребывал в невменяемости. Он немо таращился в одну точку неимоверно увеличенными глазами. Его голова была вжата в плечи, руки скрещены и прижаты к груди. Создавалась иллюзия, будто ему холодно, и он впал в прострацию. Уоллес с доктором некоторое время тщетно пытались привести в чувство беднягу Луиджи. Но Аливарес походил на молодого безнадежно влюбленного мальчишку, который пребывает в стадии сладкой эйфории. И только изрядная доза нашатырного спирта, в совокупности со смелыми шлепками по щекам, пробудили долгожданный намек на умение здраво соображать.
   - Господа, это было дьявольское зрелище. - Мужчина, не моргая смотрел сквозь взволнованную публику. И хотя люди были поглощены своими думами по поводу случившегося, (все же близость смерти рождает страх) тем не менее, от их внимания не ускользнул тот факт, что вечно неунывающий Луиджи Аливарес - раскис точно салфетка.
   - Такого... я еще не видел в самом страшном сне. - Граф прикрыл веки и смолк.
   - Да вы хоть растолкуйте нам, как это случилось? - Спросил Кармайн, присев рядом на корточки.
   Граф помассировал виски, поднял веки, тихо начал: - Все стряслось совершенно неожиданно, когда мы с леди Стрейд поднялись на палубу. Я держал Мадлен под руку. Сзади нас шел матрос. Вид у леди представлялся мне удручающим; бедняжка сильно переживала. Она то и дело оглядывалась - идет ли следом наш охранник? На воздухе ей стало заметно легче, даже щечки вспыхнули слабым румянцем. И все же Мадлен непрестанно сокрушалась, мол, зачем согласилась на предложение путешествовать на проклятом корабле! Не прекращала спрашивать: "Что же теперь будет с нами?" Говорила, будто нас вообще сюда специально заманили и, якобы она даже догадывается кто. И, видимо, нервы сдали: бедняжка расплакалась.
   На некоторое время граф прервал повествование и вновь впал в задумчивость, как бы восстанавливая в памяти дальнейший ход событий.
   -... У моей спутницы имелась при себе сумочка, какие обыкновенно носят молоденькие модницы. Скорее всего, Мадлен понадобился платок, ее пальчики скользнули внутрь. Я видел, как она нервничает, роясь в недрах своего аксессуара и чего-то не находя. И тут! - Аливарес выпучил глаза, забросил брови на лоб. - От неожиданности, право же, я чистосердечно оробел. Отрывисто взвизгнув Мадлен резко высмыкнула руку наружу, и я увидел, что в ее указательном пальце торчит нечто блестящее... Если я не ошибаюсь, булавка. Причем какая-то грязная, чем-то перепачканная. В общем, я сам толком не успел разглядеть, так как Мадлен всю скорчило, и она немилосердно взвыла! И в момент, несчастную выгнуло в обратную сторону. Мне даже показалось, что хрустнули позвонки, так энергичны были те странные движения. Лицо Мадлен исказилось гримасой неистовой боли и ее опять согнуло и, тут же выпрямило точно натянутую струну. Затем ее парализовало! Из глаз текли уже не слезы, текла густая, янтарного цвета масса вперемешку с кровью. Глазные яблоки, казалось, вот-вот брызнут мне прямо в лицо! И крик... Боже милосердный! Этот истошный вопль, вопль самой преисподни, всю жизнь, наверное, будет являться мне во снах. Забыть такого я не в силах во веки вечные. Корчась в судорогах Мадлен рухнула на палубу, а предсмертные конвульсии еще более ужесточились. В тот самый момент, когда тело оказалось на полу, вся видимая кожа начала покрываться красными пятнами, и прямо на моих глазах, эти уже язвы, синели и лопались; при этом выделяя кроваво-зеленый гной. Последний клокочущий хрип из вздувшегося горла вырвался за несколько секунд до вашего появления... - Аливарес вновь закрыл глаза и затих.
   У всех кто слышал то чудовищное повествование, пересохло во рту. А у некоторых, кровь так самоотверженно отхлынула от лиц, что теперь они походили на помертвелые образы. Проглотив языки люди угрюмились, что гипсовые статуи. Еще бы, их светское сознание, не привыкшее к такого рода событиям, пыталось переварить эту противную кашу из страха, омерзения и беспомощности. Впрочем, то были еще не все страсти, на которые злой случай обрек их изнеженные умы.
   Внезапно, откуда-то с кормовой части судна послышались возбужденные крики членов команды, в сопровождении диким гиканьем и улюлюканьем. В следующий миг общее внимание привлек человек подозрительного вида: грязная форма матроса была изодрана. Его крупное серое лицо чернело глумливым оскалом, будто наущаемый злыми помыслами. В одной руке он держал нож, а крепкие пальцы второй, сжимали рукоять огромного резака, для разделки мясных туш. Скверный тип, излучая пугающую враждебность, несся со стороны капитанского мостика вдоль борта, и весьма быстро приближался к гостям шхуны. Уоллес молниеносным движением выхватил из ножен кортик и, как бы желая загородить своим мощным торсом гостей, сделал несколько шагов вперед.
   - Без паники господа это беглый убийца!
   Кто-то из дам заверещал. Мужской, старчески-хрипловатый голос сочно чертыхнулся. Вся компания предприняла робкое отступление к оградительным леерам, ибо злой оскал душегуба вселял внутренний трепет и страх перед лицом опасности.
   Лишь только преступник поравнялся с дубовой бочкой из-под канатной смазки, прикрученной к мачте, как за его спиной выросла фигура боцмана Хэнка, с дюжиной матросов. Хэнк залихватски клацал языком, а в его поднятой руке, на уровне виска, зазубренным наконечником бронзово блестел китобойный гарпун. Расстояние от офицера до преступника оказалось вдвое короче, чем от последнего до команды. Времени на раздумье у боцмана не оставалось совершенно. Он мгновенно остановился, широко расставив ноги и чуть согнув их в коленях. Убийца был уже в шести-семи шагах от Уоллеса, удерживая резак в готовности удара. Хэнк деловито сощурился, глазомер осуществил двухсекундный расчет прицела: уверенный замах завершился мощным броском. В солнечном свете гарпун сверкнул что молния, закончив свой стремительный полет треском рвущейся плоти: он вошел убийце между лопаток и почти наполовину вышел из груди. Преступник изрыгнул свой последний, предсмертный вопль и повалился на палубу в метре от сапог офицера.
   Это уж вообще, не влезало ни в какие рамки человеческого сосуществования. Всеобщая истерия охватила приглашенных и выглядела натуральным извержением отрицательных эмоций. Люди готовы были растерзать Уоллеса вместе со всей командой, а попадись им в тот момент капитан Ломонарес, ему бы весьма не поздоровилось.
   Целый день, что называется, не покладая рук, доктор Тилобиа вместе с исполняющим обязанности капитана Уоллесом успокаивали эту разбушевавшуюся стихию эмоций, переживаний и ненависти: причем ненависти ко всему и всем, даже к самим себе. Видимо пережитый страх понукает злобную неприязнь к возбуждению такого низкого чувства. Каждый из гостей замкнулся на одной единственной мысли: "Поскорее вернуться домой". Даже по первой флегматичный Бэри Адер, когда убедился во всей серьезности происходящего, оживленно высказывал накипевшие возмущения по-поводу неприглядных событий. Кармайн добросовестно успокаивал тихо плачущую на своей груди хрупкую супругу, настаивая крепиться и держать себя в руках. Муж вполне справлялся с заданием успокоительного средства, хотя у самого в душе скребли кошки: не часто своими глазами увидишь убийство человека.
   Американец что-то злобно бубнил себе под нос, иногда выстреливая в пустоту фразами: "Это сумасшествие! Какого дьявола я тут делаю!? Старый осел!" В его поведении и манере держаться чувствовалась раздражительность, замешанная на крайнем возмущении.
   Граф Аливарес тихо присутствовал не за столом кают-компании, где все собрались пополудни, дабы укрыться от палящего зноя, а в дальнем углу. Он утонул в мягком кресле, цвета спелой вишни, которое скрывалось за ветвями тропического фикуса в кадке. Он постепенно приходил в свое естественное состояние, чему свидетельствовали робкие реплики из его обычного репертуара.
   Здоровяк Бобби, назначенный прислуживать господам вместо убиенного юнги, уже добрых две четверти часа, как накрыл обед, однако публика, под впечатлением страшных событий, не реагировала на вкусно пахнущие блюда. Даже словоблудный граф и тот не соизволил покинуть своего укромного убежища.
   Баронесса Засецкая, обняв Сарру за плечи, свободной рукой гладила ее по головке, о чем-то тихо причитая. А у той, в свою очередь, изящные губы жалобно подрагивали при каждых, нечастых всхлипах.
   Не состоявшийся обед завершился лишь скромным, безэмоциональным чаепитием, в конце которого лейтенант Уоллес изрек:
   - Но позвольте господа, все же откуда в сумочке леди Стрейд взялась отравленная булавка? Ее же ведь кто-то подбросил! - Все стали переглядываться. Даже впечатлительная Сарра прекратила свои суматошные шмурыганья носом. - Вероятно, в этой комнате присутствует убийца. - Продолжал офицер, наблюдая, как у всех расширяются глаза. - И если неизвестный нам пока отравитель, измазав булавку ядом, не избавился от флакона - к примеру, выбросив за борт - то очень может быть, что скоро объявится новая жертва...
   - Этого нам еще недоставало! - Баронесса, как признанный - с самого первого дня - лидер в выражениях всеобщего мнения, ухватила роль глашатая. - Вы, любезный, на что это намекаете? - С каждым словом ее тон становился категоричнее.
   - Я имел в виду...
   - Да вы только на него посмотрите! - баронесса не дала офицеру закончить мысль. Она уже не говорила, она вопила сорванным еще на палубе голосом, позабыв о всякой благовоспитанности. - Уоллес намеревается нас убедить, что за этим столом находится убийца?!! - Теперь Засецкая исподлобья жалила офицера колючим взглядом. - Однако вы лейтенант, вероятно запамятовали, что это именно на вашем чертовом корабле регулярно происходят какие-то страшные события! Это именно по вашей милости мы тут вместо приятного отдыха трясемся от страха! Это в вашей шарлатанской команде одни убийцы! И вообще, наше тут присутствие, тоже... по вашей прихоти. Да-да, я так подозреваю, что вы и есть капитан Ломонарес. - Засецкая осуществила длительный, задумчивый вдох и не менее длительный выдох. - ...Вот только вы скрываетесь под личиной помощника, боясь ответственности. А теперь еще набрались наглости взвалить на нас смерть несчастной актрисы?!
   Все гости были на стороне обвинителя.
   - Баронесса... - офицер, в отличие от главного оратора последней пятиминутки, завязал речь мягким, уважительным тоном, - я искренне сожалею о случившихся перипетиях. И мне, поверьте, весьма стыдно, что у вас, у человека со столь безупречной репутацией и высоким положением в обществе, сложилось превратное мнение о тех, кто вас окружает: лично я и команда. И смею заверить всех здесь присутствующих, - он приложил пятерню к левой стороне груди, - что я - Бернард Уоллес, не являюсь владельцем, а также капитаном судна, на котором вы находитесь. И, тем паче, не фигурирую как инициатор вашего тут пребывания. Так же я намерен категорически настаивать на обещании, что вскорости вы будете иметь натуральную возможность лично познакомиться с капитаном Ломонаресом. А от себя хочу добавить: Я готов поклясться честью офицера, что ни я, ни команда, не причастны к смерти миссис Стрейд.
   В принципе, все кто слышали речь помощника капитана, не имели оснований ему не доверять: действия Уоллеса не заслуживали упреков и порицаний. И возможно, после откровенного заверительного утверждения они так и думали. А вот фраза про возможного убийцу, здесь, в компании отчасти знакомых, уважаемых людей... эта идея глубоко влезла в сознания путешественников. Она закралась червем сомнений к каждому. Семя подозрений, где-то под спудом, уже набухало в плодородной серой массе под лобной костью. Оно угрожало вот-вот проклюнуть свой ядовитый побег наружу, порождая росток ненависти и способности уничтожить, растоптать своего ближнего по-первому же подозрению. Люди уже начинали украдкой коситься друг на друга, мысленно прикидывая мотивы того или иного члена группы для совершения злодеяния.
   - Хорошо мистер Уоллес, - теперь Засецкая относительно успокоилась и завязала очередную тираду вполне терпимым тоном, - лично я, так же думаю что и все, кто нынче пребывает в плену событий, мы ничего не имеем лично против вас. - Она коротко зыркнула на доктора. - Ну, и еще некоторых членов команды. И, тем не менее, мы требуем немедленного возвращения в Лос-Анджелес. И уж будьте уверены, милостивый государь, - словосочетание "милостивый государь" Засецкая выделила откровенным сарказмом, - я подключу все связи, которых у меня с избытком, для возбуждения расследований того бесчинства, даже беззакония, которые творятся на вверенной вам территории. - Она криво ухмыльнулась. - Да что там связи! Только один мой солиситор* (адвокат) растопчет вашу карьеру в прах.
   Некоторые одобрительно загалдели, кто-то посапывал с сомнением. Аливарес, по-видимому, вернул разум и эмоции в прежнее русло. Он покинул кресло за пальмой и теперь умащивался за столом, с плотоядным интересом разглядывая аппетитные пирожные на блюде.
   - А сейчас, наш дражайший офицер Уоллес, - баронесса смотрела глаза в глаза, - немедленно отдайте команду рулевому поворачивать на сто восемьдесят градусов. Или, как там у вас на флоте принято говорить, меняем курс? - Она заглянула каждому сидящему за столом в лицо. - Я полагаю, меня поддерживают все? Или отыщется такой безумец, который желает продолжать этот идиотизм?
   "Боже упаси! Ни в коем случае! Непременно домой!" Посыпались реплики с разных концов стола.
   - Господа тише, я прошу меня выслушать! - Прервал Уоллес галдеж. - Я полностью разделяю ваши чувства и желания, и вы смело можете на меня рассчитывать. Но господа, в данной ситуации, увы, мы обречены на милость природы: сами знаете какой нынче штиль. Я готов отдать требуемую вами команду хоть сейчас, но в атмосфере ни малейшего признака ветра. - Он снял фуражку и протер взопревшее чело платком. - Я предлагаю оптимальный вариант: Дождаться завтрашнего рассвета. Уж если Бог даст и появится хоть мизерное движение парусов, мы непременно изменим курс. - Предвозвещая крайнюю ответственность, офицер поднял руку. - Клянусь, как под присягой!
   Остатки бурного дня таяли весьма меланхолично. Гости смело, открыто гуляли по палубам судна, - все-таки преступник был нейтрализован - мирно беседовали, делились переживаниями, впечатлениями от происходящего. Все с нетерпением ждали утра, и в душе каждый надеялся на спасительный ветер, в связи с чем - на скорое завершение страшной эпопеи.
   Вечером приглашенные лица вновь высыпали на палубу полюбоваться шикарным закатом: тот и сегодня угасал не менее величественно, чем вчера. Могучая красота природы на некоторое время заставляла забыть тревоги и страх. Велик океан и могуч. В его власти элементарно проглатывать огромные корабли. Он способен обрушивать на сушу несметные полчища волн, безжалостно уничтожая города. Это гигант, без которого немыслимо существование человечества, ибо он есть незаменимый кладезь разнообразнейшей пищи и множества полезного материала для различных отраслей жизнедеятельности. И вот он, величественный океан, в столь трогательные мгновения перед надвигающимся ночным мраком казался похожим на ласкового котенка, нежно трущегося о ваши ноги: мягко фыркая серебристыми фонтанчиками разлетающихся брызг.
   - Смотрите, какая прелесть! - Сарра почти прыгала от восторга, и все стали с любопытством всматриваться в том направлении, куда указывала ее рука с вытянутым указательным пальчиком.
   На Западе солнце еще не до конца скрылось за горизонтом, от алой его макушки до борта шхуны тянулся мерцающий серебристый шлейф. Примерно в двух кабельтовых от борта, в этом шлейфе весело резвилась стайка дельфинов. Зрелище состоялось умиляющим, и гости шхуны наблюдали за ним, пока солнце без остатка не ушло за горизонт. А когда сумерки полностью поглотили окружающее пространство, от баронессы поступило предложение проведать старушку Морлей.
   - Мы же из-за всего этого кошмара совершенно о ней забыли!
   - Сударыня сие бесполезно. - Доктор приступил к своему любимому занятию по протирке пенсне. - Я уколол мисс Маргарет малость успокоительного с витаминами, и дал стандартную порцию снотворного. В данный момент ей крайне необходим физический отдых и душевный покой. А завтра утром, когда мисс освободится от сладких объятий Морфея, то и сама сможет к нам присоединиться.
   Господам не хотелось расходиться по душным каютам, однако утомительный день, изрядно расшатав нервишки, сказывался неумолимой усталостью.
  
  
   * * *
  
   Из мягких оков фантастического сновидения баронессу вырвал бой настенных часов.
   "Один, два, три... И все? Любопытно, сколько это пробило, три или четыре? А может двенадцать?" Она гадала о времени лежа в полной темноте, вслушиваясь в тихое сопение дочери. Так прошло около получаса. Однообразное цоканье маятника никак не давало уснуть. Наконец, один удар медных чашечек подтвердил унылое предположение.
   - Черт возьми, уже две четверти часа не могу уснуть. Просто напасть какая-то. Все-таки зря я не послушала Сарриту. Девочка приняла снотворное и сейчас спит без проблем. И видит сны, вероятно хорошие. - Как раз в этот момент дочь переворачивалась на другой бок, при этом бормоча нечто нечленораздельное улыбчивым голосом.
   Засецкая покинула постель, зажгла пару свечей в подсвечнике. Каюту сразу окутали силуэты черных теней. Духота свирепствовала неимоверная. Впрочем, тоже относилось и к общей тишине. Она распахнула иллюминатор, однако никаких изменений не последовало: ни шума ветра, ни грохота такелажа, ни плеска волн, ни свежего воздуха.
   - Вот проклятье, когда же начнет дуть ветер!? - Засецкая сказала эту фразу, точно кому-то огрызнулась. - Да-а уж, еще не известно, когда мы вообще доберемся до суши.
   Она потянулась к свечам с намерением их задуть, как внезапно в дверь тихо постучали. От неожиданности баронесса пугливо присела; слегка подломив колени и согнув поясницу. Испуганный взгляд прыгал с двери на деревянные ходики, чей циферблат демонстрировал чуть больше половины четвертого ночи. "Для обслуги рановато". - Мелькнула короткая мыслишка и - тишина... Она с волнением прислушалась: лишь цоканье маятника, да трепет собственного сердца. И хотя это был только стук в дверь, не предвещающий ничего страшного, а все же, по какой-то необъяснимой причине, начали трястись конечности. Засецкая осторожно выпрямилась, на цыпочках подкралась к противоположной постели. Легонько потрепав Сарру за плечо, поняла, что девочку сейчас не разбудить: та только плямкала губами и томно вздыхала.
   Теперь раздался мягкий шорох, будто в дверь скреблись не ногтями, а пучками пальцев. Спустя несколько секунд звук затих. "Странно, почему кто-то пытается привлечь внимание, но не отзывается? - Баронесса напрягла извилины. - Кто бы это?"
   После подозрительного шороха, в дверь вновь постучали.
   "Как же меня это бесит! - Она стала посредине каюты, расправила плечи, подняла подбородок. - Терпеть не могу бояться".
   - В чем дело? - Рыкнула Засецкая тихим, но властным голосом. - Кто посмел будить меня ни свет ни заря? - Однако, игнорируя поставленные вопросы, в дверь опять постучали. - Что за дьявольщина, что происходит! Кто там!?
   Теперь из коридора послышался женский, с оттенком радости голос. - Баронесса откройте это я. Необходимо с вами срочно увидеться.
   Голос, Засецкой показался знакомым. Десятисекундные размышления сменились маской прозрения.
   - Ну, как же, конечно. - Она шагнула к двери. - Мисс Морлей это вы?
   Голос из коридора почти шипел. - Да, я, отворите.
   Рука торопливо повернула ключ в замке и приоткрыла небольшую щель, однако не суждено было ей самой пригласить визитера в каюту, ибо кто-то с той стороны уверенно распахнул дверное полотно настежь. Засецкая подняла глаза и... застыла точно ледяной айсберг. Причем скованная ужасом дама была не в состоянии ни пошевелиться, ни даже закричать, так как на пороге стояла покойная Мадлен Стрейд! Ее обезображенное лицо, покрытое сине-фиолетовыми язвами, имело устрашающую перекошенность, волосы напоминали торчащий во все стороны ворс от половой щетки, а глазные белки, заметно подернутые мутно-белой пеленой, походили на растресканную яичную скорлупу. На ее оголенных плечах лежали мокрые водоросли. Покойница вообще была вся мокрая, точно явилась из самой преисподни; а точнее со дна океана. Ее синие губы расползлись в разные стороны, обнажая кровоточащие десна, истерзанные гнойной сыпью, из которых, вместо зубов торчали шевелящиеся черви. Она медленно подняла вздутую, лиловую руку. Баронесса с бешеной скоростью стрельнула зрачками. Оживший труп в кривых узловатых пальцах с черными ногтями держал ту самую смертоносную булавку.
   - Это ты мне ее подбросила. - Брызжа кровавой слюной, прошепелявило явление, и мерзко рассмеялось.
   Апоплексический удар это жалкая утопия, по сравнению с тем, что в данный момент испытывала Засецкая. Паралич конечностей плюс окаменелость лица, от чего невозможно было даже пошевелить губами, дабы позвать на помощь. Язык вообще "отвалился" напрочь. Холодные капли пота противно сбегали вниз по спине, в то время как махровые мурашки от подколенок мчались вверх, смешиваясь с каплями где-то под лопатками. На млеющем затылке, казалось, шевелятся волосы. В груди все поднялось одним пульсирующим комом к горлу и беспощадно душило, точно смертельная удавка. Ощущение брызг кровавой, вонючей слюны на своем лице вызывало тошнотворное отвращение. Женщина хотела закричать, но не могла, хотела бежать, и тоже не могла. Наконец, изображение гниющей актрисы стало быстро расплываться в глазах, а ноги медленно терять упругость. Каюта начала стремительно переворачиваться вверх полом и, как последствие падения, тупая боль в затылке, которую тут же сменило царство сумерек и теней.
  
  
   * * *
  
   - Зайчик ну не притворяйся, я же знаю, что ты не спишь. - Генри Кармайн за запястье теребил свою супругу, тихо сопевшую у него на груди. - Алиска, ну, открой глазки.
   Ее голова вздрогнула, вьющиеся локоны рыжих волос щекотливо упали на лицо. Она повернулась и, не открывая глаз, поцеловала мужа в губы.
   - Тебе сегодня было agreablement*? (приятно.) /фр./ - Эту фразу он промурлыкал жене на ушко.
   Сию минуту ее ресницы затрепетали, веки плавно поползли вверх. - Ах, мой котик, ты нынче представился воплощением необычайной страсти. Ты вверг меня в такое блаженство, от которого я чуть не лишилась рассудка: потрясающе.
   - В таком случае, моя курочка, ответь: - В его полураскрытых глазах блестела лукавая хитреца. - Я заслуживаю на кофе au lit**? (в постель) /фр./
   - О, любимый ты заслуживаешь гораздо большего.
   - Вот, я с тобой полностью согласен. Но, нарисовалась незадача: Я уже десять минут точно заведенный трюхкаю в тембр, а дежурный матрос, растяпа, как сквозь землю провалился.
   -Ах ты коварный! - Она ласково потрепала Генри за нос. - Так ты возжелал, чтобы я сама сходила и принесла тебе кофе в постель?
   На ленивом, но довольном выражении лица улыбающегося мужчины, огромными буквами было начертано именно это.
   - О, Генри, за твои ночные достижения я готова на все.
   В коридоре торжествовали сумерки. Масляные лампы, потушенные с вечера, еще не были зажжены, а тусклое мерцание одинокого иллюминатора позволяло лишь более менее сносно ориентироваться в обстановке. Утренняя тишина как нельзя, кстати, сочеталась с душевным покоем, какой обычно охватывает человека после сладких любовных утех и крепкого здорового сна. Алиса бесшумно скользила по деревянной лестнице ведущей вниз, к кают-компании, камбузу и другим местам общественного пользования. Тишина и впрямь поражала своей идеальностью. Не было слышно даже отдаленного крика боцмана, который по своему обыкновению с утра и до поздней ночи если не свистит в блестящий свисток, то орет на каждого попавшегося ему под руку матроса.
   Когда миссис Кармайн спустилась в узенький проход, ведущий непосредственно к кают-компании, она удивилась вторично: тут совершенно отсутствовала утренняя суета по приготовлениям к завтраку. Ни единой души, ни единого звука. Даже со стороны камбуза не доносилось привычного шкварчания, грохота посуды или виртуозного насвистывания круглолицего, вечно улыбающегося кока. Она заглянула в кают-компанию и, отпрянув всем телом назад, изумленно ахнула: выпученные глаза полезли на лоб, начали млеть виски. Дело в том, что на столе стояла грязная, с вечера не убранная посуда! Такое даже трудно было себе представить. Кармайн почувствовала, как ей становится жутковато, от чего в голову полезли дурные гадости. Но одна догадка закралась в мозг точно серая тень: "Только что-то сверх чрезвычайное, могло нарушить привычные обязанности команды!"
   Тихо, как мышка, на полусогнутых ногах она прошмыгнула в обратном направлении лишь с одним желанием, как можно быстрее добраться до каюты, где ее ждал муж. Алиса бежала, не оглядываясь, впопыхах спотыкалась, глубоко дышала. Ей навязчиво мерещилось, что сзади уж кто-то гонится и вот-вот схватит. Легкий затылочный холодок придавал еще большей прыти. И только очутившись в коридоре спального отсека, она мало-мальски опомнилась. Заветная дверь была близка, и это успокаивало. Но вдруг, в полуметре от правой руки "прогремел!" неожиданный щелчок. Бедняжка с воплем отскочила к противоположной стене. Она всей спиной, с распростертыми руками вжалась в нее словно в последнюю надежду на спасение. За щелчком пропел тихий скрип навесов и в образовавшемся проеме возник Кортнер.
   - Господи, вы меня чуть с ног не сшибли. - Американец с волнением посмотрел на рыжеволосую особу, которая дышала как загнанная лошадь. Ее шальные зеленые глаза выражали неподдельный испуг. Не переставая удивляться, писатель выглянул в коридор, по направлению лестницы, а затем опять посмотрел на Алису.
   - Сударыня, я не пойму, за вами гнались?
   - Фу-ух, мистер Кортнер, - она, наконец, отлипла от стены, - покорнейше прошу меня извинить за столь странное поведение. - Теперь ей сделалось неловко. - Вероятно, сама страху на себя нагнала, вот и перепугалась: какая нелепость.
   - С чего вдруг?
   - Да вы понимаете, в той части судна, где служебные помещения, - она указала рукой в именуемую сторону, - там никого нет...
   После такого признания писатель и вовсе впал в бескрайнее изумление, от чего даже разгладились гирлянды его морщин.
   - Хоть вы меня казните мадам, но я ровным счетом ничего не понимаю. Если там никого нет, то чего же вы всполошились?
   Он вышел в коридор, так как сзади подпирал Эскот: их с самого начала поселили вместе из-за нехватки отдельных кают.
   - В чем дело, кто кого напугал?
   - Простите джентльмены, я право смущена. - Теперь на ее лице испуга не наблюдалось, лишь легкий румянец стыдливости. - Я такая трусишка.
   Кортнер еле заметно улыбнулся. - Мне так кажется, мистер Эскот, ничего сверхъестественного не случилось. Всего-навсего миссис Кармайн дала волю впечатлительности в виду того, что в кают-компании и на камбузе нет ни души: замогильная тишина.
   Режиссер заговорщически сощурился. - Вы в курсе, миссис Кармайн, боязнь тишины, знаете ли, это такая болезнь.
   Уловив издевку, она недовольно хмыкнула. - Я бы, джентльмены, не иронизировала. Сдается мне, на судне что-то происходит, ведь в столовой до сих пор не убрана грязная посуда: приборы стоят там с ужина!
   Мужчины обменялись взглядами.
   - Забавно... - Американец с задумчивым видом потер ладонью затылок. - Может они все на палубе? Может, Уоллес затеял очередной инструктаж?
   - Но позвольте, не с самого же вечера они там инструктируются.
   Бэри Адер воззрился на даму. - А где ваш супруг?
   - Генри в нашей каюте.
   Режиссер поднял взгляд к потолку, сквозь зубы протяжно цыкнул и вновь уставился на даму.
   - Значит так: Вы, миссис Кармайн берите Генри, а мы с мистером Кортнером разбудим доктора. Старик нынче изволил почивать в каюте Уоллеса, пока в его апартаментах мисс Морлей. И через четверть часа непременно встречаемся у винтовой лестницы: отправимся поглядеть на палубах. - Он окинул таинственным взглядом собеседников. - Паниковать, конечно, пока не стоит, но и в одиночку по шхуне лучше не бродить.
   - Да уж, вам трудно восперечить, того и гляди, сызнова стрясется невесть что. - Поддержал Кортнер соседа по каюте.
   Спустя условленный отрезок времени все четверо стояли у подножия винтовой лестницы. Генри Кармайн, в своем неподражаемом халате и с сеточкой для причесок на голове - да еще пыхтя сигарой - имел крайне аристократический вид.
   - Я тут, господа, волнуемый скверными помыслами, прихватил дамский револьвер супруги. - Он извлек из кармана нечто, что в коридорных сумерках имело схожесть с бесформенным куском белого металла.
   - Ого, сударь, - присвистнул американец, - да вы как заправский гангстер из Чикаго!
   - Ну, уж прямо и гангстер. - Смутился драматург.
   Производить разведку, было решено неразделенным отрядом, и компания уже начала подниматься по лестнице, когда все помещение пронзил громкий и до мурашек истошный крик. Вернее, звук этот походил скорее на вопль отчаяния и ужаса: он доносился с одной из кают.
   - Господи, это еще как понимать!? - Бледнея на глазах, Алиса Кармайн вцепилась в халат мужа обеими руками.
   - По-моему кричали в дальней каюте. - Кортнер первым побежал по коридору. - Я, кажется, узнал голос - кричала Сарра!
   Дверь оказалась заперта, а изнутри громыхал плач вперемешку с горькими стенаниями молодой особы. Писатель, не мешкая, принялся настойчиво колотить кулаками в дубовую стойку.
   - Что там происходит!? Отворите! Вы меня слышите, это Кортнер! - Он не переставал работать руками ни на секунду. - Да откройте же, немедленно!
   Хотя и не сразу, но все же послышалось шлепанье босых ног, затем резкий поворот ключа, после чего дверь распахнулась. Молочно бледная леди рыдала навзрыд, а ворвавшимся в покои явилась неприглядная картина: Баронесса Засецкая лежала по центру каюты в бежевой полупрозрачной ночной рубашке, которая, видимо при падении, задралась гораздо выше колен. Пока миссис Кармайн бросилась поправлять интимное убранство, джентльмены взялись успокаивать скулящую на все лады Сарру.
   - Она жива, она дышит! - Алиса склонилась над бессознательным телом. - Бедняжка в глубоком обмороке.
   Попытки дознаться у девочки, что произошло, ни к чему не привели. Та только выла да ладонями растирала по щекам слезы.
   Эскот наклонился к баронессе, большим пальцем поднял веко. - Да-а уж... - Он решительно поднялся. - А где Тилобиа!?
   Все только сейчас заметили, что с ними нет доктора, и посмотрели на американца. Кортнер объяснил, что каюта офицера была пуста и не заперта: судовой лекарь отсутствовал.
   Кармайн более не видел причин медлить. - Необходима вода. - Он отстранил жену, присел у тела и пару раз хлестнул Засецкую по щекам.
   В следующую секунду Бэри Адер приблизился с графином, на треть заполненным водой и выплеснул все содержимое баронессе в лицо. Голова почти мгновенно повернулась в одну сторону, это сопровождалось томным стоном, затем в другую. Ресницы метушливо встрепенулись, баронесса глубоко вздохнула, глаза широко открылись. Блуждающий взгляд твердил: дама еще не соображает, где находится. Все молча за ней наблюдали. Через полминуты та пугливо огляделась, приподнялась на руках, а затем, отталкиваясь ногами, принялась пятиться назад наподобие речных раков. Жуткий переполох пылал в ее критически выпученных глазах. Таким способом виновница сюжета пересекла половину каюты и уперлась спиной в кровать.
   - О, маман! - Сарра рухнула на пол возле Засецкой. - Как же я за вас испугалась. - Еще продолжая всхлипывать, девушка прильнула лицом к материнской груди. - Я ведь решила, что вы умерли.
   Почтенная дама мало- помалу начинала приходить в себя: проявились первые проблески рассудка. - Девочка моя! - Засецкая неистово обхватила дочь руками. - Это ты! Милая! - Слезы выступили в уголках ее морщинистых глаз, и она взглянула на остальных. - Друзья мои, я так рада вас видеть. - Она даже попыталась улыбнуться. - Как хорошо, что вы здесь. Я вас умоляю, не покидайте меня одну, в противном случае я свихнусь окончательно.
   Первым нашелся американец. - Джентльмены давайте обождем в коридоре, пока миссис Кармайн поможет дамам привести себя в порядок.
   Стоя у закрытых дверей будуара баронессы, мужчины оживленно беседовали. К тому же тема для разговоров была знатная: Засецкой довелось пережить что-то пока им не -известное, но весьма ужасное. Они попеременно озирались по сторонам, будто пытаясь разглядеть в темном коридоре это самое ужасное. Подперев плечом стеновую панель, Генри Кармайн в очередной раз оглянулся, пронзил тревожным взглядом зловещий сумрак, затем посмотрел себе под ноги, что-то увидел, наклонился и поднял. Он хотел поднести находку к лицу и разглядеть более детально, однако неожиданный вопрос Бэри Адера отвлек драматурга, отчего беседа вспыхнула с удвоенной экспрессией.
   Минуло не менее получаса, прежде чем их пригласили в покои, где уже одетые и напудренные дамы восседали на своих постелях, а миссис Кармайн, впустив мужчин, тут же присоединилась к титулованной особе. Никто из вошедших не издал ни звука, полагая, что Засецкая сама разумеет чего от нее ждут.
   - Господа, - начала она дрожащим, на каждом слоге срывающимся голосом, - по чести сознаться, я не ведаю, что это было, но такое со мной приключилось впервые. - По трясущимся пальцам рук было отчетливо видно, что ее нервная система катастрофически расстроена. - Мне даже в голову такое не могло прийти: какой там к лешему Шекспир! - Гости каюты отметили, с каким трудом ей давались слова. - Вся нелепость состоит в том,... что этой ночью... ко мне приходила... Мадлен Стрейд...
   Сарра испуганно взвизгнула. Остальные же покамест вопросительно переглядывались, ибо слова Засецкой никак не укладывались в голове.
   -... То есть, как Стрейд??? - Наконец оттаял Кортнер. - Мы же ее...
   - Да друзья, я прекрасно понимаю ваше недоумение. Я знаю, что леди мертва, что в данный момент ее тело должно покоиться на дне океана. Впрочем, - рассказчица задумчиво посмотрела куда-то в пустоту, - я теперь уже ни в чем не уверена. - Теперь ее взгляд скользил по лицам. - Тем не менее, я настоятельно утверждаю: ночью, на пороге моей комнаты стояла она, говорила со мной она, и ту роковую булавку в своих гниющих пальцах держала тоже она. - Никто просто не верил своим ушам. - У нее, даже не соображу каким эпитетом сие озаглавить: призрак, привидение или живой труп - не знаю, но у этого явления был страшный, ужасающий вид. Казалось, тело наполовину сгнило, до самых косточек. - Засецкая скривилась как от лимона. - И еще, мне почудилось, будто девица хотела уколоть меня этой смертоносной иглой. - Она вытерла повлажневшие глаза. - Но самое страшное, покойница своим собственным голосом обвинила меня! Обвинила, дескать, именно я подбросила ей в сумочку орудие убийства! Каково!? Вы представляете? От страха мое сердце чуть не разорвалось на куски. Хорошо еще, что я окончательно не сбрендила.
   В разговор вмешался возбужденный Эскот. - Но позвольте сударыня, мы все здесь взрослые, умственно развитые люди. - Он развел руками. - Как умерший человек способен воскреснуть, подняться из глубин в несколько сот, а может и тысяч футов, а после еще устраивать с вами счеты?
   - Я сознаю, мои слова звучат нелепо, но прошу поверить, я еще из ума не выжила. Я ручаюсь, ко мне в каюту вошла именно Мадлен. Боже, как это мерзко, мне даже в нос пахнуло отвратительной вонью из ее обезображенного рта.
   Алиса Кармайн взяла Засецкую за руку. - Мы не сомневаемся в правдивости ваших слов. - Она кинула на мужчин короткий взгляд, переполненный призывом к терпению. - И все же, может это вам приснилось?
   Баронесса начинала нервничать. - Если мне это приснилось, то почему я очутилась не в постели, а на полу? И с какой стати в обмороке? А свечи? Ночью я зажгла только две свечи из пяти находящихся в подсвечнике. Обратите внимание, три огарка одинаковой, примерно трехдюймовой длины, а два сгорели подчистую. - Она сухо прокашлялась. - Теперь ключ: Саррита, прежде чем открыть вам дверь, взяла его со стола. - Кивком головы юная леди не преминула засвидетельствовать слова маменьки. - Зачем, я вас спрашиваю, мне было туда его класть? По обыкновению я всегда оставляю ключ в замке. Так вот: чем бы оно ни было, оно сперва извлекло ключ из скважины - разумеется, после моего обморока - и положило на столик, а затем своим ключом, уходя, заперло дверь со стороны коридора. Ведь торчи там мой ключ, этого невозможно было бы осуществить. - Тут Засецкая состроила мину матерого заговорщика. - И разрази меня молния, если такое поведение не свойственно существу разумному...
   - Совершенно верно баронесса! - Американец с чувством шлепнул себя по бедрам. - Это-то как раз и объясняет всю абсурдность - извините - вашего повествования. Призраки не нуждаются в том, чтобы им открывали двери, они спокойно проходят сквозь них. И зачем, скажите мне на милость, ожившему трупу закрывать за собой двери на замок? И вообще, откуда у покойницы мог взяться ключ от чужой каюты? Это же красноречиво твердит о том, что действовал некто, с целью... - Тут он задумался. - А дальше тупик.
   Кармайн демонстративно поднял руку над головой, как бы намереваясь заявить, что он берет слово.
   - Bien, bien, * (хорошо) /фр./ ваша светлость, несомненно, такие доводы убедительны. Однако, не могли бы вы в первую голову припомнить еще какие либо детали способные более углубленно конкретизировать ваше ночное видение.
   Пока Генри все это говорил, он боковым зрением заметил, зажатый в пальцах предмет, поднятый еще в коридоре, который в пылу азартного диспута так и не довелось рассмотреть. А после заявления баронессы он и вовсе про него запамятовал. Но сейчас, при вполне сносном освещении это было весьма незатруднительно сделать. Засецкая тоже обратила на предмет внимание и вдруг вся затряслась, глаза полезли на лоб, а с дрожащих губ слетело:
   - Вот, это они, это водоросли! Мадлен была опутана такими точно растениями!
   Кармайн брезгливым жестом отшвырнул в сторону небольшой огрызок темно-зеленой подводной растительности. - Оно валялось в коридоре... возле вашей двери... - Только и смог выдавить из себя озадаченный Генри.
   Затаив дыхания все уставились ни диковинную находку, подтверждающую самые немыслимые догадки и подозрения.
   -Та-ак!- Рявкнул Эскот будучи не в силах подавить нервную взвинченность. - Это уже вконец перестает мне нравиться! - Обычно флегматичный режиссер, скрестив на груди руки и заложив ладони подмышки, пребывал в бескрайнем возбуждении. Его насупленные брови - чего никто доселе не видывал - соединились на переносице густым мохнатым клином. - Я по жизни человек весьма спокойный. Меня можно накручивать как пружину и я буду молчать. Но ведь существует определенный предел, достигнув которого взведенная пружина моих нервов может так развернуться, что чертям в аду будет тошно! - Нервничая, он переваливался с носка на пятку и обратно. Затем внезапно развернулся, решительно пошел к выходу, в дверях неожиданно замер, подпер плечом дверной косяк, застыл в задумчивой позе.
   Вообще, все собравшиеся уже не знали чему верить. От всего того кошмара, замешанного на непрекращающихся злодеяниях и направленной агрессии против гостей шхуны, люди чувствовали себя беспомощными заложниками. И даже на некоторое время, как казалось, человеческие сознания приблизились к той критической черте, которая называется истерия равнодушия: когда деморализованной жертве уже все равно, что с ней будет, только бы скорее все кончилось и причем без разницы с каким результатом. Но, в тоже время, не следует забывать, что эти самые жертвы еще не есть души обреченные: именно по этой причине верх взяли собранность и организованность.
   - Итак, леди и джентльмены, - Кортнер, как самый старший, умудренный жизненным опытом, решительно оседлал инициативу, - нам надлежит ухватить контроль над ситуацией в свои руки. Довольно потакать этим бесчинствам! И вообще господа, сдается мне, что все это, чья-то хитро расставленная ловушка. А все те байки Уоллеса, будто он ничего не ведает - полнейшая ложь! - Старик произвел короткую паузу, дабы собраться с мыслями. - ... И теперь я, кажется, начинаю понимать баронессу, которая еще вчера высказала мнение по поводу того, что Уоллес и есть капитан шхуны: нынче и я склонен в этом убеждаться. Правда, остается загадкой, с какой целью он вытворяет с нами такие чудовищные фортели? И почему именно нам были презентованы приглашения для, якобы, увлекательной прогулки морем? Тут нечто кроется...
   - Но позвольте Смит, - Кармайну не терпелось высказаться, - если и впрямь допустить, что именно по вине первого помощника капитана мы и терпим все эти посягательства, то ведь нельзя же сбрасывать со счетов и тот факт, что именно он приставил к нам охрану, когда по шхуне разгуливал убийца. - Генри загнул один палец. - Это именно Уоллес заслонил нас своим телом на палубе, оберегая от вооруженного бандита. - Второй палец присоединился к первому. - А его откровения? Давеча, в кают-компании офицер показался мне весьма искренним.
   - Вот именно! - Поддержала мужа Алиса. - Не желаете ли вы сказать, мистер Кортнер, что заместитель Ломонареса самолично поднял со дна труп, оживил его и отправил наводить кошмары на баронессу Засецкую? Это же бред!
   - Стоп, стоп! - Кортнер воздел руки над головой. - Друзья мои, не хватало еще нам с вами ссориться в такой щекотливой ситуации. Кто прав, а кто повинен, предоставим решать полиции. Сейчас же наша общая и лидирующая задача; живыми и невредимыми вернуться на материк. Для этого мы обязаны действовать сообща, не поддаваться ни на какие хитрости, уловки и провокации. - Присутствующие одобрительно загалдели, а тем временем писатель, не мудрствуя лукаво, продолжал: - Давайте оглядимся, мы тут практически все; отсутствуют граф и мисс Морлей. Поэтому: вы и вы, - он кивнул Кармайну и Эскоту, - отправляетесь в носовую часть судна, где расположены кубрики команды. Там находите каюту доктора, вкратце обрисовываете Морлей ситуацию, а затем, вместе с мисс поднимаетесь на кормовую палубу, к юту. Все же остальные, разумеется, и я, будим Аливареса и направляемся в ту же сторону - к корабельной надстройке.
  
   Граф соизволил отворить не сразу: спустя минуту Кортнер осуществил вторичный настойчивый стук в дверь.
   - О, каким божественным обстоятельствам я имею удовольствие лицезреть сие милое собрание!? - Выпалил Аливарес, когда в распахнутом проеме первыми узрел трех особ женского пола. - Уже ли я не сплю? - Но тут его осоловелый от сна взгляд пал на седовласого писателя, от чего мишурные обольщения испарились. - А,.. и вы здесь - какая досада: мне уж размечталось, будто я самый счастливый мужчина на свете. - Он опустил лицо, исподлобья игриво покосился на Сарру, чем ввел юную леди в краску.
   Заметив его недвусмысленный взгляд, зрачки баронессы сей момент недобро блеснули.
   - Нам нынче не до вульгаризма, господин хохмач. Имейте в виду, у нас серьезные и решительные намерения относительно дальнейшего пребывания под парусами "Святого призрака". - Ее голос пронзал тишь каюты так резко, что Луиджи поморщился. - А дотоле, сударь, позвольте войти и ознакомить вас с нашим планом.
   Подобру-поздорову граф решил не давать Засецкой возможность развивать свои, зачастую слишком норовистые эмоции.
   - Прошу вас покорнейше. - Он широким жестом пригласил всех внутрь.
   К повествованию о последних событиях, Луиджи отнесся на удивление флегматично. Даже, по его бесшабашному виду вполне можно было заключить: откровенное недоверие к рассказу Засецкой преобладает над пониманием и сочувствием.
   - Что же вы баронесса хотели? Офицер Уоллес сразу предупредил: на шхуне имеют место призраки. - Ненадолго его взгляд задумчиво ушел в недра сознания. - ... И я не улавливаю тут ничего сверхдопустимого, конечно, за исключением вашей, баронесса, чрезмерной впечатлительности. - Теперь граф подмешал в интонацию, скромную порцию издевки. - А, кстати, баронесса вы часом не духовидец?
   - О! - Гнетомая возмущением подскочила на кресле Алиса Кармайн. - Знаете, господин Аливарес, вы либо черствый человек, либо стараетесь таким казаться. Мы ведь превосходно помним ваши горькие переживания по поводу трагедии с мисс Стрейд.
   - Увы, моя сердобольная Алиса, я крайне ранимый и чувственный мужчина. Я даже не в силах изъяснить весь лирицизм своей тонкой натуры. Но! - Он вскинул оттопыренный мизинец с нанизанным перстнем, мягко выражаясь, нескромных размеров. - Мне удается сочетать в себе не только эти качества. - Его ослепительная улыбка напоминала луч света в темном царстве. - Еще я бываю, ироничен и чертовски весел. К тому же я способен страстно любить. - Блудливый взгляд вновь скользнул в сторону Сарры, от чего девица стыдливо потупив глазки, зашлась пунцовыми щечками.
   - Мистер Кортнер, вы что-то говорили про сплоченность? - Граф резко сменил тему, ибо ноздри Засецкой начали гневно вздуваться. - Ну-ка, поподробнее.
   - Именно граф, сплоченность! Мы немедленно, неразделимой группой поспешим наверх и выдвинем Уоллесу свои категорические требования.
   - А я вообще, предлагаю: давайте захватим шхуну. - Все уставились на Аливареса как на последнего разгильдяя. - А что? Всю команду за борт, акул кормить; Уоллеса запрем в трюме, он нам понадобится для сдачи в полицию. - Луиджи на секунду задумался. - Ну, пожалуй, оставим еще докторишку; не дай бог у кого стрясется морская болезнь. - Он игриво хохотнул.
   - Да уж Граф, вы человек безнадежный, безразлично относящийся не только к окружающим, но и к своей собственной судьбе. - Осудительно покачав головой, баронесса нетерпеливо встала. - Я сейчас сама наведу порядок в этой "конюшне". Я им такой разнос устрою! - Подол ее платья, вышитый алыми розами, заносчиво взметнулся кверху, когда она двинулась к выходу.
   - Браво! Теперь я узнаю нашу темпераментную баронессу. - Приторно пролебезил Аливарес: Опередив даму, он услужливо отворил перед ней дверь.
   Первой отчеканивала шаг разъяренная Засецкая. Аромат ее изысканных одеколонов благоухающим облаком распространялся на весь коридор, но больше всех наслаждался запахом благовоний Аливарес; он не отставал от лидера делегации ни на шаг. Таким образом, миновав узкую лестницу, группа путешественников очутилась у штурвала судна: недалеко от капитанского мостика.
   - Вот вам, пожалуйста! Чего можно ожидать от такого капитана? - Негодовала Засецкая. - Полнейший бардак!
   Все сразу обратили внимание - место рулевого пусто. То есть, совершенно не было матроса, который должен неусыпно следить за компасом. В это же самое время все прекрасно помнили давешнюю - впрочем, повседневную - суету матросов с оснасткой судна: неутомимый муравейник. Вместе с этим наблюдались праздношатаи: свободные от вахты члены команды вразвалочку бродили по палубам, чадили трубками, занимались производством непристойных татуировок обнаженных женщин, русалок и морских чудовищ.
   Теперь, озираясь по сторонам, люди начинали сознавать: нынче отсутствует даже малейший намек на команду; экипаж будто растворился в воздухе.
   - Смотрите! - Сарра ткнула веером куда-то вверх. - Я точно помню, вчера вечером паруса были подняты, а сейчас они спущены и закреплены на реях.
   Надо вам при этом заметить, что леди была абсолютно права, ибо, прежде чем исчезнуть матросы убрали паруса, оставив легкий фок.
   - Странно... куда все могли запропаститься? - Недоумевала дрожащим голосом Алиса Кармайн.
   Вообще, никто не понимал, что происходит. Даже только что решительно настроенный Кортнер, теперь, секунду назад спустившись с капитанского мостика, лишь растерянно пожимал плечами.
   Гости успели осмотреть только кормовую часть судна и ют, как к ним присоединились взволнованные Генри и его напарник Эскот.
   - Ничего! Нигде ни одной живой души, просто мертвецкая тишина.
   - А мисс Морлей, что же вы оставили ее там одну?
   - Chere,* (Дорогая) /фр./ - Генри смотрел на супругу широко раскрытыми глазами, - Я ведь ясно выразился - "никого", понимаешь, она тоже исчезла. Все трюмы пусты, в сборной для матросов ни единого человека: мы даже обшарили грузовой отсек.
   - Какой ужас... - Засецкая заглядывала в лицо каждому, как бы пытаясь высмотреть там ответ. - Что же это может означать? Они что, все провалились? Это что, очередная проделка Уоллеса?
   Единственным человеком, кто еще не утратил самообладание в такой, несомненно, отчаянной ситуации, был оптимистически настроенный граф.
   - А я вот думаю: Пока мы не осмотрели носовую часть шхуны, не стоит и паниковать. Возможно, мы обнаружим там именно то, что желаем найти.
   Услышав это, Сарра оживилась. - Вы хотите сказать команду?
   Граф нарочито устрашающе сощурился, порылся в самых темных уголках сознания, скривил губы в злобной ухмылке. - ... Конечно команду. А точнее, их изуродованные тела с обезображенными лицами. - И тут же весело расхохотался.
   - Сударь вы опять за свое?
   - Нет миссис Кармайн, я просто фантазирую. Вы же, как писатель-драматург знаете, что это такое.
   - Послушаете Луиджи, - голос американца звучал мягко, с заискивающим оттенком, - наши дамы и так напуганы всем этим кошмаром, а вы еще накаляете обстановку. Я вас прошу, пощадите их и без того трепещущие сердца.
   - Но у меня и в мыслях не было кого-то пугать! Я выдвинул элементарную версию возможного раскручивания дальнейших событий. - Он изобразил на лице саму невинность. - Так же, хотелось бы обратить ваше потревоженное внимание на отсутствие спасательных шлюпок. Вчера вечером они находились по обе стороны судна и были надежно пристегнуты к бортам.
   Все принялись озираться.
   - Однако куда же они делись? - Баронесса, впрочем, равно как и остальные, пребывала в панике.
   - Скорее всего, леди и джентльмены,- граф еще раз осмелился продемонстрировать свое острословие, - матросы подслушали под дверью, когда я предлагал отправить их всех на корм акулам. Вот они с перепугу и удрали. - А спустя паузу добавил: - Мерзавцы.
   Обойдя кормовую надстройку, гости спустились на несколько ступеней вниз, миновали межпалубное пространство, и очутились на носовой палубе. Тут процветали, впрочем, как и везде, тишь да унылое безлюдье.
   Сарра внезапно остановилась и замерла. - Тише, я что-то слышу.
   Теперь, вслушиваясь в горячий воздух, остальные тоже начали различать еле улавливаемые звуки, смутно напоминающие человеческий голос. Только голос этот звучал глухо, неразличимо, он будто выходил из-под земли, точнее из-под воды.
   Эскот стал медленно двигаться на звук; к левому борту. - Да-да господа, я тоже слышу, там кто-то стонет.
   Преодолев расстояние в несколько метров, компания очутилась у большого рундука, предназначенного для корабельных снастей. Стон, что теперь было очевидным, доносился именно из его недр. Когда Эскот с помощью Кармайна подняли тяжелую крышку, то все в один голос ахнули. Такого люди никак не ожидали увидеть. На дне огромного дубового рундука изумленные гости обнаружили Уоллеса и доктора Тилобиа. Они оба были связаны по рукам и ногам тонким пеньковым канатом, а рты их были заткнуты кляпами из льняной ветоши. Явившаяся картина подобно мощному нокауту ошарашила тех, кто ее созерцал. Кого-кого, а увидеть первого помощника капитана и судового лекаря связанными, да еще с тряпками во рту... От этой картины господа даже забыли за свои требования и ультиматумы. Когда же пленники были освобождены, гостям шхуны пришлось ознакомиться и с вовсе неприглядными новостями. Офицер, полностью подавленный своим недавним плачевным положением сообщил, что еще сутки тому заметил странное поведение команды.
   - Матросы часто собирались в группы, что-то недовольно обсуждали. В их поведении стала наблюдаться крайняя нервозность. Видимо, все дело в том, что они не были поставлены в известность о конечном пункте нашего плавания. Но за несколько дней пути опытные мореходы стали догадываться - шхуна идет прямым курсом на Остров Забвения. Да плюс все эти происшествия. Очевидно, наемники испугались и прошедшей ночью покинули корабль на спасательных шлюпках.
   - Но позвольте! - Граф не совсем понимал сказанное. - Неужели команда опытных моряков, не первый год бороздившая моря и океаны, струсила из-за нескольких убийств? Причем до такой степени, чтобы удрать тайком. А этот ваш, боцман Хэнк, его так вообще, мне кажется, чем-либо испугать совершенно невозможно! А ведь мы, согласитесь, далековато от берега. А если попадутся акулы? В Тихом океане целые полчища самых свирепых белых акул.
   - Вот именно граф, мы с Генри поддерживаем вашу точку зрения.
   - И нам кажется, - сменил жену Кармайн, - вы чего-то не договариваете: это, во-первых. Во-вторых: Как же вы позволили себя схватить и связать? Вы же офицер! - Оратор недовольно хмурился. - Ну, а вы док, что нам споете? Или после рундука вы вообще онемели?
   - Минуту господа! - До этого момента режиссер молча слушал, но теперь в голове родилась идея. - Мне думается, причина бегства команды кроется совсем в другом. Ведь неспроста от них утаили, куда мы направляемся. Но лишь только те стали догадываться, то сразу начали недовольно шушукаться: не так ли, сэр?
   - Совершенно верно. - Кивнул Уоллес.
   - Значит, истинная причина в острове? И что это еще за странное название - Остров Забвения?
   Офицер угрюмо молчал. Он сидел на краю рундука, свесив голову; нервно разминая пальцами край веревки, которой только что были связаны его руки. Остальные терпеливо ждали ответов на вопросы.
   - Пауза затягивается!!! - Не выдержав, баронесса так отчаянно рявкнула, что стоявшая рядом Сарра нервно дернулась. - Мы желаем немедленно знать все! Вы слышите, мистер капитан без команды!? Сколько вам будет еще угодно испытывать наше терпение!? С такими морскими прогулками недолго угодить если не на тот свет, то в палату для психов - как минимум.
   Уоллес виновато, из-под бровей взглянул на баронессу. - Сударыня я клянусь всеми святыми: идея собрать всех вас на "Святом призраке" принадлежит господину Ломонаресу. Я совершенно не имею представления, что это за остров и в связи, с чем он имеет такое необычное название. Вероятно ввиду моего, пока, скудного опыта хождения под парусами, особенно в здешних широтах, я не владею информацией относительно Острова Забвения. А что касается нашего постыдного заточения... - Он посмотрел на Кармайна. - В нашем случае сопротивление не представлялось возможным. Они нас перехитрили.
   Саркастически фыркая, Алиса Кармайн всплеснула руками. - Смилуйтесь милейший, да как же такое возможно, чтобы рядовой матрос мог с легкостью устранить офицера!?
   - Видимо, такой офицер. - Съязвила Засецкая, задумчиво созерцая горизонт.
   - Увы, мэм, к сожалению это оказалось проще простого. Дело в том, что вахтенный матрос, как заведено, перед сном разносит по каютам воду и апельсиновый сок. Нам с доктором тоже принесли графин. Вероятно, именно туда заговорщики и подмешали изрядную дозу снотворного - я отключился, даже не успев снять мундир. Тоже самое и мистер Тилобиа. - Офицер гневно грюкнул кулаком по рундуку. - Хорошо еще, что этим подонкам не хватило смелости нас убить.
   Люди искусства, привыкшие к более размеренному и уравновешенному существованию, недоумевали. Вихрь мыслей, которые крутились в их нежных мозгах, не давал покоя и возможности сосредоточиться на чем-либо конкретном. Их поглотило чувство бессилия и страха. Остаться на неуправляемом корабле, в открытом океане, без команды! Более впечатлительные дамы пребывали просто в депрессивном состоянии. Слезы беззвучно катились из глаз по каменным, обреченным лицам, и это выражение всеобщего трагизма выворачивало душу. Всех поглотила крайняя растерянность, от чего никто не знал, что говорить, что делать и что, в конце концов, будет с ними дальше. Темная сила страха застила умы своей дурманящей шалью, будоражила воображение. Страх заставлял зрение искажать четкие образы размывчатыми пятнами жуткой неизвестности. В своих корявых фантазиях люди уже видели, как падают в пропасть тьмы, что делало их существование невыносимым.
   На протяжении долгих утомительных минут длилась мучительная сцена выразительного молчания: лишь обреченные лица, тревожные взгляды и тихое женское вытье. Аливаресу первому удалось проглотить удушливый ком отчаяния и безысходности.
   - По крайней мере, среди нас есть морской офицер. - Они встретились взглядами. - Я полагаю вам известно все, что необходимо знать для выживания в обстановке подобного типа? - Глубоко вздохнув, Уоллес согласительно кивнул. - Вот и замечательно. А мы, естественно по мере сил, будем выполнять текущие распоряжения, чем станем помогать отправлять ваши надлежащие обязанности.
   - Ну, уж дудки, господин Аливарес! - Эскот отрицательно покачал пальцем у себя перед носом. - Вы что желаете произвести нас в матросы?
   - А как же! Для достижения благой цели мы просто обязаны идти на компромисс со своей моралью и достоинствами.
   Режиссер брезгливо скривился. - Но такой декаданс это чересчур. И потом, я с детства не переношу высоты, я даже под страхом смерти не взберусь на мачту.
   - Ну-у, голубчик, вам этого делать и не обязательно. - Граф похлопал его по плечу. - Мы вам и внизу работу сыщем. Да вон, хоть палубу драить. - Эскот скривился пуще прежнего.
   - Забавно, что мы можем сделать, если уже третьи сутки торчим на месте?
   - К сожалению, баронесса, мы не стоим. - Тилобиа водрузил на переносицу отполированное до блеска пенсне.
   - То есть как? - Округлила свои небесно-голубые глазки Сарра.
   - Не удивляйтесь дитя мое, ведь вода в океане не стоит без движения. Тут существует масса течений, как теплых, так и холодных; они могут нести нас в любую сторону.
   - Значит, мы плывем? - По-детски хлопала ресницами юная леди.
   - Почти так: Мы дрейфуем.
   - В связи с чем, вероятно, уже давно сбились с курса. - Изрек граф.
   - Вы были бы абсолютно правы, сэр, - теперь говорил Уоллес, - не болтайся мы именно в этих водах. Здесь только одно противопассатное течение, которое непременно доставит шхуну к берегам вышеупомянутого острова. Течение, если верить тем лоциям какие мне довелось изучить перед плаванием, омывает остров с двух сторон. Поэтому, отсутствие ветра лишь удлинит путь, никоим образом не нарушая направления.
   Засецкая возобновила нервозную маршировку вокруг мачты. - Но мы не намерены продолжать это нелепое плавание. С нас довольно! И, если вы, - она манерно ткнула в сторону офицера мизинцем, - не приложите все свои, как меня убеждают, отменные усилия, чтобы вернуться обратно... надлежащим, я гарантирую вам огромные, даже грандиозные неприятности. - И немного подумав, добавила: - Надеюсь, среди нас найдутся мужчины способные выполнить корабельную стряпню?
   - Извините маман, но мне не дает покоя фраза, сказанная мистером Тилобиа.
   - Какая? - Баронесса в интриге уставилась на дочь.
   - Если мне не изменяет память, уважаемый доктор, вы имели неосторожность обмолвиться, дескать, мы "к сожалению" не стоим на месте. - Тилобиа коротко кивнул. - Так почему "к сожалению"?
   Все без ложного энтузиазма были проникнуты своевременным замечанием.
   - Милая Саррита, - вмешался Аливарес голосом, исполненным бескрайней нежности, - не следует придавать большого значения отдельно сказанному слову. Тем паче, все выглядит хоть и трагично, но отнюдь не безнадежно. - В данный момент лицо графа олицетворяло безмятежность. - Где-то, по дороге к вершине своей врожденной впечатлительности вы обронили еще и тот факт, что нас может обнаружить любое другое судно. Мы же не одни, такие фанатики мореплавания.
   Друзья мои, - к пущему своему вдохновению граф уже обращался к собранию, - вы поройтесь в извилинах... припомните: второго дня пути "Святой призрак" встретился с большим пароходом. Вы же знаете господа, этим паровым машинам глубоко безразлично - есть ветер, нет ветра: пароходы шуруют по курсу и дымят в трубу. - Тут он задорно расхохотался. - Точь-в-точь как пыхтит своими сигарами наш незадачливый офицер Уоллес!
   - Господа! - Все устремили взоры на доктора. - Право же, я не в силах более скрывать. - В лучах восходящего солнца его пенсне хищно блеснуло. - Ибо, утаив правду, моя совесть будет замарана ложью. - Старик тяжело поднялся с рундука. Его трагический облик не давал оснований для оптимистических настроений, от чего развеселившийся, было, Аливарес сиюминутно заткнулся.
   - Господа давайте пройдем в кают-компанию, где я ознакомлю вас с известной мне информацией.
   - Мы превосходно можем и тут, attentivement* (внимательно)/фр./ вас выслушать.
   - Согласен, мистер Кармайн, но дамам будет лучше присесть, взять стакан воды...
   Баронесса горестно вздохнула. Подойдя вплотную к Уоллесу, она прорычала ему прямо в лицо:
   - Час от часу не легче, мистер главный помощник капитана!
   - Старший. - Робко поправил он Засецкую.
   Вся грязная посуда была бесцеремонно завернута в скатерть, на которой покоилась, и вынесена на камбуз. Там же супруги Кармайны приготовили ароматный индийский чай, торжественно подав его к столу: где к тому времени уже собрались все участники нашего загадочного предприятия. На столе даже появились галеты и маринованные ананасы, которые Эскот не поленился доставить из грузового трюма.
   - Но я, однако, ума не приложу: куда могла подеваться Морлей? - Беззвучно пригубив чай, принялась сокрушаться Засецкая. - Ведь если те негодяи спасались бегством не предупредив остальных гостей, то какой резон им было брать с собой пожилую даму? - Ее наведенные коричневым карандашом брови вдруг сползлись к переносице. - Тем паче, что, перед тем, как отворить дверь своей каюты и осязать призрак покойной Стрейд... или воскресшую Стрейд... уж право не знаю, как именовать мой ночной кошмар, но мне ясно был слышен из коридора голос Морлей. Я ведь именно поэтому и отворила. А вот обвинение в мой адрес по поводу булавки, уже звучало голосом этой молоденькой актрисы: упокой господь ее душу. - Задумчивый взгляд баронессы блуждал по столу, перескакивая с чашки на чашку. - А ежели предположить, что она стала жертвой...
   - Вполне резонное предположение.
   Засецкая удивленно уставилась на американца. - Ну, зачем же, это лишь плод воспаленной фантазии, не более.
   - Смею уведомить, вы сударыня напрасно воспринимаете все так глобально. Ведь вполне возможен такой вариант: Наш театраловед, ночью покинула свою временную каюту, дабы подышать свежим воздухом и, оказалась невольным свидетелем того, что у военных называется дезертирством. К несчастью ее заметили и, преследуя цель обезопасить свои действия - Морлей же могла поднять шум в неподходящий момент - эти предатели ее убили, а тело соответственно за борт. - Кортнер наколол десертной вилочкой дольку ананаса. - А прошедшей ночью вам показалось.
   - Мне вообще редко что, кажется. - Баронесса ответила все так же задумчиво, теперь рассматривая ухоженные ногти своей левой руки. - К тому же; какой еще шум мог помешать негодяям драпать с корабля?
   - Все элементарно: - Вставил граф. - Так они убили только одного человека, а в противном случае им довелось бы убивать нас всех: увеличение меры греха. А что касается голоса Морлей за дверью.... Если вам "редко что кажется", стоит смириться, вероятно, это возраст. - Завершил он свои мысли подковыркой, после чего состроил глазки смущающейся Сарре.
   - Я проигнорирую ваше некорректное поведение. - Баронесса ужалила острослова ядовитым взглядом.
   Все еще с первого дня обратили внимание на обоюдную неприязнь Засецкой и Аливареса. Людям были непонятны такие взаимоотношения, ведь они не были знакомы друг с другом, не являлись конкурентами, делить им было нечего. Однако именно граф Аливарес выступал инициатором враждебных отношений, что одновременно интриговало и возбуждало непонимание происходящего.
   Тилобиа постучал серебряной ложечкой по блюдцу из китайского фарфора. - Прошу внимания господа! - Он в очередной раз взялся тщательно протирать свой оптический аксессуар. - Я-таки намерен поделиться с присутствующими теми знаниями, которые, по моему разумению, имеют прямое отношение к текущим событиям. - Он сухо прокашлялся. - Пожалуй, начну все по порядку: Я, как рядовой корабельный лекарь, являюсь таким же членом команды. А вся команда не была поставлена в известность о целях этого плавания; так же о пункте прибытия шхуны. И теперь мне становится очевидным - на каком основании. Почему господин Ломонарес сообщил об этом лишь своему первому помощнику? Во-первых: Его молодой заместитель, не имея надлежащего опыта хождения под парусами именно в этом районе Тихого океана, не мог заподозрить неладное. И напротив: Команда исколесившая именуемые воды вдоль и поперек, даже под соблазном довольно щедрого вознаграждения, предложенного за эту морскую прогулку, не нанялась бы на судно следующее заданным курсом.
   Не издавая ни звука, гости продолжали смиренно внимать словам говорившего.
   - Да, сэр, я склонен убеждаться, что мы стали жертвами умышленного обмана, направленного против гостей "Святого призрака". Вернее, запланированные жертвы они, а мы с вами, и вся команда, всего-то подсобный материал для осуществления гнусного коварства. И все увещевания Ломонареса о присоединении к нам на острове - полнейшая ложь. Единственный вопрос, на который могут дать ответ наши гости, это каким образом вы, господа, умудрились насолить Альфреду Ломонаресу? Причем крепко насолить. Почему он вознамерился наказать именно вас, таким жестоким способом? - Тилобиа вдруг широко раскрыл глаза. - А может, и вся команда была науськана подлецом Ломонаресом и преднамеренно нас покинула?
   - Мне в жизни не доводилось даже слышать о таком человеке! - Возмущалась Засецкая.
   - Мы вообще знать не знаем никакого Ломонареса! - Галдели Кармайны.
   - Любопытно, Ломонарес, - пожимал плечами Кортнер, - он что из Латинской Америки?
   - Господа, господа! Мне бы хотелось все же завершить начатую мысль. - Наконец, все понемногу затихли. - Итак: Примерно двадцать пять лет тому назад - я тогда только начинал свою карьеру судового врача на одном из бригов господина Лаутенберга: был такой сказочно богатый судовладелец из Голландии. Так вот, в те далекие годы, в среде мореплавателей как-то неожиданно поползли слухи, будто посередине Тихого океана, некими морскими путешественниками был обнаружен загадочный остров. Его шикарная и до того времени невиданная флора, и фауна произвели неизгладимое впечатление на первооткрывателей, которые с восторгом в глазах и пеной на устах растрезвонили о своей находке по всему миру. Естественно, открытие новой земли заинтересовало ученых всего земного шара и, как следствие, на остров немедленно потянулись целые караваны исследователей. Но, увы, к сожалению не только. Неистощимая армия охотников за диковинными экземплярами животных и растений, с алчной целью личного обогащения, подобно полчищам саранчи опустошали сие неповторимое творение природы.
   Тилобиа прервал свой исторический этюд, дабы смочить горло уже остывшим чаем. Пока он звучно отхлебывал из чашечки, лишь один граф позволил себе скромную реплику: "Надо же, как нам повезло; воочию столкнемся с красотищей": Остальные молча ждали продолжения.
   - На острове, - не заставил себя долго ждать доктор, - обитает племя чернокожих аборигенов. Не смотря на свою многочисленность и накипевшую злобу к чужеземцам, так варварски уничтожающим чудное достояние природы, местные жители не в силах оказались противостоять грабительской агрессии. Их допотопные луки, дротики и копья не могли конкурировать с новенькими мушкетами, винчестерами и корабельными пушками с пудовыми ядрами. Тогда обеспокоенный народ обратился к своему вождю с требованием придумать средство избавления их Родины от беды и скверны, которую повсюду сеяли белые - по их разумению - варвары. Но что, по большому счету, мог сделать один вождь, ежели целый народ оказался бессилен.
   И в эту трагическую пору на первый план выступил местный колдун. Он жил в горах отшельником, спускаясь в селение только по просьбе вождя; что происходило в тех редких случаях, когда нужно было вызвать или прекратить дождь, излечить безнадежно больного, а то и благословить начало большой охоты. Этого ведьмака боялись все без исключения, ибо одно его слово или магический жест, могли запросто убить или наслать ужасное проклятие. И вот, этот самый колдун лично заявился к вождю и предложил свои чары в качестве неоценимой услуги. Он пообещал навсегда избавить их райский уголок от посягательств кого либо из вне. За это он потребовал от вождя в жены его младшую дочь, слывшую первой красавицей острова. А все племя обязано было немедленно приступить к строительству дворца, у подножия самой высокой горы. Естественно, недвижимость должна была стать собственностью ведьмака и его молоденькой невесты.
   - А у этого язычника губа не дура! Не правда ли господа?
   - Тише граф, мы вас настоятельно просим не перебивать. - Миссис Кармайн, впрочем, как и остальные, слушала крайне сосредоточенно, не желая пропустить даже самую малость. Она погрозила Аливаресу пальцем: как бы не в серьез, однако с явными намеками на претензию.
   - Ого, миссис, я гляжу, вы не на шутку увлеклись этим колоритным повествованием: чем не сюжет для очередной страшилки.
   - Почему бы и нет? - Вступился за супругу Генри. - Из этого материала вполне может получиться интересное oeuvre* (произведение) /фр./.
   - Как бы не опоздать. - Злобливо буркнул граф. Он увидел, как нарицательно на него смотрит офицер, поэтому дальше решил помолчать.
   - Собственно, - продолжал доктор, - вождю ничего другого не оставалось, как принять условия колдуна. Посудите сами: Над его авторитетом замаячил реальный шанс быть низложенным. Причем, за несоответствие с занимаемой должностью.
   Две недели колдун просидел без еды и воды на вершине своей горы. Единственное, что он употреблял в пищу - кровь девственниц. Ее понемногу сцеживали с местных девочек, что-то вроде неизбежной жертвы.
   Никто не знает, что именно он там делал, но только, по истечении пятнадцати полночей, белые пришельцы начали умирать по дюжине в день! Невесть откуда на остров обрушилась эпидемия черной оспы, холеры, брюшного тифа. Зараженные европейцы или американцы умирали уже на вторые сутки. На острове катастрофически не хватало медикаментов: все привезенные запасы иссякли в первые дни. Да, собственно говоря, они и не помогали. Люди оказались ничтожно слабы как-либо противостоять напасти. Даже уплыть с этого проклятого, для них, острова им не удалось, ведь на сборы необходимо время и силы; чего у них не было.
   В результате, несколько прекрасных бригантин, величественных фрегатов, шхун, так и остались болтаться на якоре в прибрежных водах острова.
   Кстати, хочу добавить, что не только перечисленные болезни послужили причиной столь трагическому концу тысячной своры исследователей, браконьеров да охотников за сокровищами. На острове, что называется - как из-под земли, появились несметные полчища ядовитых змей: гады выползали из всех щелей! Под каждым камнем, за каждым кустом, в песке, таилось смертоносное жало. Мерзкие аспиды проникали в шалаши, бунгало, холщевые шатры, служившие временными жилищами для чужеземцев. И, что самое парадоксальное, так и оставшееся неразгаданным - змеи не жалили местных жителей; точно у тех был на это иммунитет. Ни один абориген не пострадал от укуса кобры, черной мамбы или коралловой змеи, коими в тот период кишмя кишела вся местность. Словно чей-то невидимый перст, а точнее воля, направляла ядовитых гадов на иноземцев. А тех, кому чудом удалось избежать змеиного укуса, скашивала смертельная болезнь. И вскорости, весь остров был завален разлагающимися, от жары, трупами.
   Прикрыв рот кружевным платочком Сарра вскочила со своего места и, наклонив голову поспешно покинула кают-компанию.
   Тилобиа почувствовал себя неловко. - Простите господа, я позволил себе чересчур увлечься изложением этого мрачного исторического факта, и непростительно упустил из виду впечатлительность юной леди.
   - Несомненно, любезнейший, - Засецкая состроила мину непримиримой аристократки, - сочность вашего сленга поражает.
   - Не могу с вами не согласиться, баронесса. - Произнесла Алиса Кармайн, энергично размахивая перед лицом красно-зеленым китайским веером. - От некоторых подробностей меня прямо в жар бросило.
   - Ну и ну! - Аливарес повысил голос до издевательского писка. - Как же, в таком случае, вам удается писать такие страшные, кровожадные романы? С вашей-то ранимой натурой, мне так кажется, следует заняться детскими сказками.
   - Мы, граф, успели убедиться, что вы человек не утруждающий себя элементарными манерами. - Супруг леди Алисы отчеканивал слова с кричащей иронией. - Только сейчас давайте обойдемся без сарказма и, для начала, дослушаем мистера Тилобиа.
   Уоллес раскочегарил очередную сигару. - Господа не забывайте, в нашем положении мы должны быть единым целым. - Он строго воззрился на багрового лицом Аливареса. - А свой необузданный норов разумнее спрятать подальше; иначе, ничего толкового из этого не выйдет.
   В помещение вошла Сарра. - Прошу простить, мне на минуту сделалось дурно: видимо духота. - Девушка присела на покинутое место и, не переставая демонстрировать неловкость, затихла.
   - Собственно говоря, что касается тех событий - мне больше нечего добавить. Однако... - Тилобиа потряс в воздухе ложечкой. - Это еще не конец истории. Развитие последствий случилось таковым, что со всех концов света на остров устремились экспедиции в поисках пропавших предшественников. Не взирая на то, что экспедиций было много, ни одна из них, к сожалению, назад не вернулась. В связи с этим отсутствовала даже мизерная информация по поводу острова и событий на нем. Зато спустя пару лет, одним из военных корветов Британии, в океане были обнаружены обломки судна, по всей вероятности потерпевшего крушение. Найденные детали корпуса штормом выбросило на коралловый риф. Точнее, то были не просто детали, то была часть корпуса расколотого пополам судна. Именно в этой части находилась каюта капитана, из которой матросы извлекли уцелевший судовой журнал и капитанский дневник. Вот тут-то и стало известно о причине исчезновения более дюжины кораблей, пытавшихся достичь берегов зловещего острова. В рукописях присутствовало весьма доскональное изложение причин гибели каравеллы, останки которой и покоились на одинокой скале. В дневнике было подробно описано, что корабль лег в дрейф из-за полнейшего штиля, который длился несколько суток: Это случилось на две параллели южнее Галапагосского Архипелага. По истечении третьего дня атмосферного безмолвия, произошли необъяснимые события. Каркас судна неожиданно начал подвергаться странной вибрации, невзирая на то, что океан продолжал пребывать в спокойствии и неподвижности. Парадоксальную тряску ощущали все, абсолютно все члены экипажа. Затем, вода начала гудеть и, казалось, гул происходил из недр океана, что воспаляло иллюзию глубинного явления. Корабль подпрыгивал на месте точно мячик, и никто ничего не мог понять; от чего в команде вспыхнула паника. Некоторые отчаянные головы начали прыгать за борт. Другие спускали шлюпки, но те лишь касались воды, как тоже подвергались пляске от вибрации, да так, что удержаться в них не представлялось возможным совершенно! И вдруг! - Это случилось через шесть часов с начала болтанки. - Сидя в своей каюте и записывая последние данные в дневнике, капитан с ужасом услышал истерический вопль вахтенного: "О боги, океан проваливается! Под нами бездна Нептуна!!!" Сие изречение чернильное перо зафиксировало завершающими строками в конспекте морского офицера.
   После того, как о записях узнала мировая общественность, на всех цивилизованных континентах витало несчетное количество догадок и предположений о вероятности происшедшего.
   Тут Тилобиа задумчиво прокашлялся. Затем, обозрев изумленную аудиторию, обнаружил, что все гости, - впрочем, Уоллес также не был исключением, - внимали его словам точно прозревший, в жажде узреть истину.
   - Лично я, - он продолжил, - предпочел версию, что каравелла "Зелире" угодила в гигантский водоворот, способный запросто утащить на дно корабль водоизмещением даже в несколько сотен тонн. Хотя, многие полагали, что всему виной морское чудовище, о котором в те годы упорно твердили, якобы, очевидцы: в наше время, естественно, такого невежества не услышишь. Они не щадя сил и не скупясь на красноречие утверждали будто монстр обитающий в черной бездне океана, имеет размеры раз в десять превышающие объем взрослого голубого кита. И вроде бы этот гигант, лишь разомкнув пасть, был в состоянии всосать во чрево любое проходящее над ним судно... - После короткой паузы торжество правоты осенило мудрый облик лекаря. - И все же! Моя версия оказалась гораздо правдивее. Буквально год спустя, после находки известного дневника, именно в этих водах, где в данный момент находимся мы, был поднят на борт, чудом уцелевший боцман, с одного из судов подвергшихся идентичному нападению. Бедняга четверо суток провел без пищи и пресной воды на обломке корабельной палубы: тот послужил баловню судьбы спасительным плотом. На момент обнаружения боцман пребывал в бессознательном состоянии но, слава Богу, живой. Он-то и поведал об истинной причине трагической гибели своего корвета, а так же многих других кораблей, в чьих планах было достичь берегов Острова Забвения. Впрочем, нынешнее название этот клочок земли получил позднее, а тогда моряки его именовали незамысловато-лирически - "Райским местечком". - Устремив мечтательный взгляд в потолок, Тилобиа всего какую-то долю секунды излучал флюиды поэтической эйфории: за этим последовали сужение разреза глаз и поджатие губ. - Пришедший в себя счастливец казался буйно помешанным. Выпученные глазные яблоки вращались, не переставая, а лопнувшие на них капилляры представляли кровавое месиво. Рот у человека не закрывался ни на секунду, и из этой черной дыры извергались лишь звуки дикого животного. Боцмана трясло будто в предсмертных судорогах. Он, то и дело впадал то в отчаянный плач, то в идиотский хохот. Все попытки утихомирить пациента не увенчались успехом, и только влив ему в горло изрядную дозу успокоительного, спасителям удалось мало-мальски унять эпицентр шизороидной истерии. Первым, что слетело с дрожащих, пенящихся уст, господа вы не поверите, было - "Демокритов колодец"! - Тут нужно отметить, что и сам Тилобиа пребывал на взводе. - Каково! - Он сорвал пенсне и принялся мусолить его о свой сюртук, но теперь его грудь не так интенсивно вздымалась, а разрез глаз вернул природные формы. - Спустя пару месяцев интенсивного лечения, - продолжал он, - даже в большей степени отхаживания, его новым знакомым удалось-таки дознаться об истинной судьбе корабля.
   "Мы трое суток лежали в дрейфе, - взволнованно вещал боцман, - когда на четвертое утро все явственно услышали тихий рокот океана. По-первой мы не придали этому особого значения, но звук с каждым часом становился все громче и зловещей, что заставило насторожиться. К полудню это был уже гул тысячного стада, бегущих к водопою, слонов. Корабль начало раскачивать, а на зеркально-гладкой поверхности океана появилась зыбь, медленно перерастающая в сечку. Я влез на самую верхушку бизань-мачты, где к великому изумлению, моему взору предстала странная картина: Мелкая дрожь водной глади образовывала огромные пятна пены. Словно хлопковые облака, вспорхнув с небес, легли на океан и ожили. Но это было еще далеко не все. Каким-то невероятным образом пена устремилась в сторону заката, будто бы на нее кто-то подул. Однако, вопреки законам природы, совершенно отсутствовал ветер. Его не было и в помине, а бурлящий поток представлялся имитацией горной реки. Затем, изменив курс, пенящийся вал рванул на север. Когда я глянул в сторону направления движения пены то, примерно в двух милях, обнаружил точно такой же поток, движущийся на восток. А тем временем страшный рев и болтанка продолжали нарастать. Я принялся озираться по сторонам и в ужасе убедился, что везде присутствует эта мистическая пена. Она свистящими бурунами скользила вокруг судна со скоростью аэроплана, воссоединяясь между собой, и образовывая кольцо. Таким образом, мы оказались по центру, доселе невиданной чертовщины. К слову, ее диаметр был грандиозен - от горизонта до горизонта! Увлекшись будоражащим сознание зрелищем, я чуть было не упустил из виду появление во всем теле легкости. Создалось такое впечатление, что из-под ног убрали, даже вернее было бы выразиться, молниеносно вырвали точку опоры. Я понял, что падаю, но в то же время мои ноги стояли на рее! И вдруг, в диком безумии я предстал пред тем неоспоримым фактом, что океан поднимается к небу! Он кружился вихрем, в одном демоническом водовороте. От ощущения свободного падения захватило дух. С перепугу я обхватил мачту обеими руками, да вдобавок вцепился зубами в канат. Но было, однако странно; мы находились в самом центре омута, а нас не крутило... Мы просто ПАДАЛИ!!! С палуб доносились душераздирающие крики обезумевших товарищей. Я посмотрел вниз, от чего моментально почувствовал, как шевелится кожа по всему заледенелому телу, ибо такого страха мне не доводилось испытывать ни разу в жизни. Под нами совершенно отсутствовала вода. Весь корабль камнем летел в бездну, а со всех сторон уже не было ничего кроме стены, со свистом несущегося потока. Натуральное море тьмы!
   Когда первое оцепенение прошло, освобождая канат, я расцепил одеревенелые челюсти, поднял голову... и обомлел: Созерцание удаляющегося голубого небосвода походило на вид со дна высохшего колодца. Вот только размеры этого цилиндра были потрясающи, неимоверно огромны! Лишь Богу известно, что в тот момент творилось в моей голове. От пронзительного свиста заложило уши, от дикого страха плоть рвало на куски - мы оказались в эпицентре смерча. Я вновь глянул вниз, и почувствовал, как от увиденного все мое тело безжалостно парализовало ужасом до самой последней клеточки. Весь кошмар состоял в том, что примерно в миле под килем... я увидел дно океана! Корабль просто падал на песок и камни!"
   О дальнейших событиях боцман не помнил, вплоть до момента, когда оказался в каюте спасительного судна. - Тилобиа замолчал и с задумчивым видом предался своей навязчивой привычке - протирка пенсне.
   Застолье погрузилось в гробовую тишину, правда, изредка нарушаемую робким сопением белокурой Сарры. Наконец гнетущее молчание нарушил американец.
   - Вы знаете, док, пока я слушал у меня родилась иллюзия того, что очень уж складно вы все изложили, как по писаному. Прямо разложили по полочкам: все эти мелкие подробности, детали... А, Тилобиа, откуда такая точность?
   - Вы правы сэр, моя пунктуальность в повествовании приведенного случая основана на следующем: Именно я был тем лекарем, которому капитан препоручил отхаживать спасенного Хуго... ну, в смысле, вышеупомянутого боцмана. И, так как наш корабль находился в трехмесячном плаванье, то именно вашему покорному слуге суждено было иметь дело с потерпевшим.
   - Но каким, однако, образом этот случай связан с Островом Забвения; причем тут гигантский водоворот к гибели целой армады кораблей; к тому колдуну на острове; и вообще, к нашему плачевному положению?
   - Увы, баронесса, самое прямое. Ведь в обоих случаях корабли направлялись в это, так называемое, "райское местечко". Но стоило им лишь приблизиться к острову на несколько десятков миль, как океан безжалостно их проглатывал.
   Поправляя свои очки, Кармайн не без иронии вздохнул: - Что же получается; туземный колдун изловчился с помощью мудреных заклинаний вызвать стихийное явление такого масштаба!? - Он шлепнул ладонью по столу. - Mon diev (Боже мой) /фр. / но сие абсурд чистейшей воды!
   - Я придерживаюсь аналогичного мнения. - Поддержал Эскот. - Вероятно, то была досадная случайность. Скорее всего, в тех водах такое иногда происходит.
   - Прошу заметить леди и джентльмены, что не "в тех" водах, а именно в этих.
   - Граф совершенно прав! - Оживился Уоллес. - Мы сейчас находимся именно в обозначенных координатах, где затонуло судно боцмана Хуго. Я, конечно, не намерен никого пугать, но все приметы сходятся; штиль торжествует уже третьи сутки.
   Подавляемый разнообразными ощущениями, Кортнер вскочил из-за стола, пустившись мерить кают-компанию торопливыми шагами взад-вперед.
   - Но почему!? Почему именно мы вляпались в этот черный список приглашенных? Лично я впервые слышу фамилию Ломонарес. Чем мы сподобились заслужить такое неадекватно пристальное внимание?
   - Господа сие в край непостижимо! Как можно так запросто играть человеческими судьбами?
   - О, леди Алиса, и не только судьбами, но и жизнью. - Изрек Аливарес загадочным тоном: При этом он блудливо косился на Сарриту. - Друзья мои! - Он чинно поднялся, поправил смокинг, изобразил на лице вид официозной торжественности. Такой образ графу был не свойствен, от чего все впали в интригующее изумление. - К моему глубочайшему сожалению, я не ведаю, удастся ли нам избежать той участи, того страшного заклания, которое уготовил неизвестный господин Ломонарес. А посему, пока мы еще живы, пока мы еще способны дышать, думать и чувствовать, я возымел дерзкое, безотлагательное намерение озвучить признание. - От предвкушения сенсации люди боялись даже шелохнуться. - Я никогда не был связан священными узами брака, ибо мне, до недавнего времени, еще не встретилась та леди, которую я бы смог полюбить всей душой и сердцем, полюбить так, чтобы лишь о ней были все мои чаянья, стремления и помыслы. Естественно, некто Ломонарес заслуживает справедливого суда и всеобщего порицания за свой проступок в отношении нас... - Тут Луиджи пригубил чаю. - Так вот, вопреки естественной злобе к этому человеку, я все же с уверенность могу сказать: Отчасти, я благодарен этому господину только за то, что оказался здесь, вместе с вами; имея счастливую возможность встретить ту, которую полюбил с первого взгляда.
   Теперь все принялись улыбчиво переглядываться.
   - И вот теперь, в присутствии свидетелей, я с полной ответственностью заявляю: Я вас люблю! - Он смотрел прямо в глаза зардевшейся от смущения избранницы. - Милая Сарра, я буду неописуемо счастлив, если и вы питаете ко мне те же чувства. И если вы сочтете возможным узреть во мне рыцаря вашего сердца, вы сотворите из меня самого счастливого мужчину в мире. - Затем он перевел взгляд на обалдевшую баронессу. - Сударыня: Я, граф Луиджи Аливарес - урожденный Баррсстет Бергану - пребывая в здравом уме и полностью отдавая отчет изрекаемым признаниям, с великой надеждой прошу руки вашей дочери.
   Прелестная Сарра зашлась пунцой: она не знала куда девать и глаза, и руки. Ее маман аналогично, залилась багровыми пятнами, однако от совершенно иных эмоций.
   - Да вы что, последнего ума лишились!? Или возомнили себя Аяксом!? - От негодования баронесса даже вскочила со стула. - Какая еще рука моей дочери!? Творится черти что! Один нас тут заживо хоронит, второму приспичило в любви объясняться. Вы, голубчик, не о том размечтались! Лучше бы мозгами пораскинули, как нам благополучно домой вернуться. - Пыхтя и недовольно фыркая, Засецкая плюхнулась на покинутое место.
   Все кто были свидетелями последних событий, с жадностью каверзных сплетниц ожидали продолжения скандала.
   - Я, конечно, извиняюсь за столь дерзкий тон, - продолжала Засецкая уже более примирительно, - но поймите правильно: По-моему, сейчас неподходящий момент для любовных признаний. Вы же граф не можете отрицать, что все это весьма скоропалительно. Ведь мы ровным счетом ничего о вас не знаем; кроме того, что вы заядлый острослов. Ну как, скажите мне на милость, порядочная леди может вот так галопом дать ответ? - Она строго зыркнула на дочь, отчего у девицы мигом слетела с уст ее очаровательная улыбка.
   - Прошу пардон ваша милость, что я так запальчиво углубился в завитки любовных фраз. Но если уж нам суждено сгинуть, то ваш покорный слуга желает чтоб вы знали: Отныне мое сердце принадлежит вашей дочери, которую я был счастлив полюбить самым пылким чувством. И если всевышний дарует нам жизнь, в таком случае я буду иметь удовольствие вторично просить руки самой прекрасной леди - леди Сарры. А до того у вас будет время обдумать мое искреннее предложение.
   Все свидетели происшедшего отметили немалую радость в облике юной особы. Вероятно, девушка питала аналогичную симпатию к красавцу графу. Чего нельзя было сказать о ее матушке. Баронесса явно не импонировала молодому, нахальному ухарю. А возможно в ней взыграло чувство ревности. Впрочем, об этом можно только догадываться.
   - Вверим судьбы наши Господу, и будем уповать на его благосклонность к рабам своим. - Изрек Уоллес, словно заправский священник. - Теперь мы просто не имеем права погибнуть, ибо любовь есть великая сила, способная творить чудеса.
   - Так-то оно так... - Кортнер с мечтательным видом отчеканивал по столу барабанную дробь пальцами, - но, не худо бы и самим о себе позаботиться.
   - Господа, я, как офицер Королевского флота, смею вас заверить, что, по сути, мы вполне сможем обойтись и без команды. Главное, чтобы вы в точности выполняли мои распоряжения. - Он извлек из внутреннего кармана кителя очередную сигару, и вставил ее в уголок рта. - Естественно, с первыми признаками бриза. Граф, надеюсь, вы не страдаете боязнью высоты?
   - Никоим образом.
   - Превосходно. Мы с вами освободим паруса, затем все вместе их поднимем, а после развернем шхуну на нужный курс.
   Выслушав любовное признание Аливареса, а также вполне вдохновенные речи офицера, Тилобиа проникся любовью к жизни, и теперь его грудь распирало от желания действовать.
   - Джентльмены, в принципе и я еще не такой уж дряхлый старикан или вычурный докторишка, не видящий в своей жизни ничего кроме бинтов, касторки и йода. Смею вас заверить, что мои навыки не ограничиваются одними лишь примочками или уколами. Я больше чем уверен, что смогу управляться с корабельными снастями не хуже любого опытного матроса. Да и силенок у меня, пока еще...
   Он бодренько вскочил на ноги, обошел свой стул сзади, и натужно покряхтывая, поднял его вверх за низ ножки; причем на вытянутой руке. А если учесть, что произведение столярного искусства имело высокую резную спинку, с массивными элементами каркаса выточенного из мореного дуба, то можно себе представить всеобщую реакцию восхищения.
   - Да вы док настоящий Геркулес! - Хлопала в ладоши Алиса Кармайн.
   - Это феноменально, у вас определенно молодое тело! - Не скрывая восторга брызгал комплиментами седовласый писатель. - Я вам даже завидую. Мы-то с вами примерно одного возраста, а я такими способностями, увы, похвастать не в состоянии.
   Тилобиа ничуть не смущался. У него по этому поводу отсутствовали комплексы, от чего, хвастуну явно импонировало всеобщее признание: это заводило.
   - Ну-у, господа, что там стульчик! Если доведется, я вам продемонстрирую, как лихо умею взбираться по веревочной лестнице на самую верхотуру. Я хоть и доктор, но за долгие годы плаваний стал настоящим морским волком.
   Засецкая готова была лопнуть от возмущения. - Опять вы за свое!? Заправским мореходом вы может, и стали, но оптимистом - отнюдь! - Такому обвинению Тилобиа смутился. - Право же, мистер щеголь, что это еще за выражение - "если доведется"? Сызнова изволите каркать? - Она манерно швырнула на стол свой батистовый платочек. - Мы тут и так все, точно на иголках, так вы еще...
   - Но доктор прав. - Поддержал диалог Уоллес. - Ведь слухи не родились на пустом месте. Корабли-то действительно пропадали и, именно в этих широтах. И мы уж никак не можем игнорировать свидетельство очевидца. А данные из дневника капитана "Зелире"?
   - Действительно господа, как сие не прискорбно, но мы не должны расслабляться. Нам желательно быть готовыми ко всему. - Кармайн почувствовал на себе взгляд супруги, повернулся к ней, посмотрел в глаза. - Je aimer mon cerise. * (Я люблю мою вишенку.) /фр./
   - Нет, это в край невыносимо! - Баронесса вновь покинула застолье и возобновила нервное дефиле по кают-компании. - Мои нервы не выдерживают!
   - Сударыня, - обернулся к ней вполуоборот Эскот, - я знаю отличное средство от нервов. В грузовом трюме, мы с мистером Генри заприметили несколько ящиков вина. - Теперь он смотрел на офицера. - Не так ли, лейтенант?
   Уоллес довольно оскалился. - Если быть точным; три ящика французского "Бужоле", и один ящик превосходного коньяка, если не обманул наш арматор. Но, к своему стыду я напрочь позабыл название.
   - Ничего смертельного, думаю, стоит спуститься и уточнить это на месте. А так как мы остались без прислуги, возможно, кто-нибудь из наших уважаемых дам, будет так любезен и отправится на камбуз сварганить легенький ленч? Между прочим! - Бэри Адер обернулся к публике, уже взявшись за дверную ручку. - Док, там в углу скромно пылится патефон. Если вы также виртуозно умеете обращаться и с ним, как со стулом, то-о...
   - Я вас прекрасно понял мистер Эскот, и уже спешу.
   Тем временем граф вновь воспользовался случаем продемонстрировать страсть к подковыркам. - Леди и джентльмены, - он похлопал в ладоши, - я надеюсь, все слышали о том, как в прошлом году затонул легендарный "Титаник"?
   - Что же вы этим желаете подчеркнуть?
   - То, мистер Кортнер, что, по словам оставшихся в живых очевидцев, когда корабль шел ко дну, там тоже играла музыка.
   - Аливарес в своем репертуаре. - Тяжело вздыхая, простонала Засецкая.
  
   Остатки дня и весь вечер заложники шхуны веселились. Впрочем, по крайней мере, делали такой вид, потому что этот стихийно возникший фуршет напоминал пир во время чумы. Но даже если путешественники и притворялись, это им здорово удавалось. Музыка не смолкала ни на минуту, патефон, казалось, вот-вот раскалится до красна. На весь корабль гремели меланхолические романсы, стремительные вальсы и зажигательные аргентинские танго. Тут можно было услышать и русский бас, и цыганский хор, и знаменитых латиноамериканских теноров: шумный променад!
   Лишь только сумерки окончательно сгустили над океаном свои махровые кулисы, на небе зажглись бриллиантовые россыпи звезд, которые тут же легли на воду точно в зеркальном отражении. Все кто оставался на шхуне, после уже традиционных проводов очередного дня, выплеснули свое веселье на палубу. Мужчины вынесли сюда несколько венецианских столиков, окружив их раскладными тряпичными креслами: в основном те предназначались для принятия солнечных или воздушных ванн. Несколько антикварных канделябров, с дюжиной свечей в каждом, создали романтический, даже интимный уют. А звуки лирических мелодий теперь разливались на многие мили над бесшумным, словно спящий младенец океаном. Господа вальяжно гуляли по палубам, разводили светские беседы, наслаждались упоительной красотой и загадочностью лунной ночи, сиянием космоса, прекрасным видом океана; на чьих могучих плечах сияли звезды и, казалось, что шхуна идет по небу. И каждый, кто в ту ночь был там, лелеял тайную надежду разглядеть невидимый горизонт: звезды на небе сливались со своим собственным отражением на океане, поэтому горизонт отсутствовал. Если горизонт отсутствует, значит, несбыточна надежда узреть темные силуэты прибрежных скал, макушек деревьев и всего того, что олицетворяет радостный вопль "смотрящего вперед" - ЗЕМЛЯ!!! Но, не смотря на это, в тот дивный вечер ни одна живая душа на шхуне не осмеливалась, не верить в благополучный исход путешествия.
   Переодевшись по такому случаю в элегантный черный фрак, Луиджи Аливарес несколько раз ангажировал на танец Сарру: девушка не переставала смущаться и розоветь щечками. Ее роскошные волосы и пышное светское платье, в меру приталенное, с золотой оторочкой понизу, изящно развивались в ритме кружащего голову вальса. В этот танец они с графом врывались с неутомимой элевацией*, во время которого партнер без стеснений демонстрировал изумленной публике телесные грации своей партнерши. ( Элевация - легкость в танце, способность парения.) И если действительно имели место натянутые улыбки и тяжкие вздохи участников бала, по крайней мере два человека были счастливы откровенно и открыто. Граф даже осмелился назначить своей возлюбленной тайное рандеву, на более поздний час, в одном из уединенных уголков шхуны. Однако Сарра, как подобает истинной леди, в первый вечер отказала, чем продемонстрировала скромность и целомудрие: дабы не появился повод уличения в вульгарности и легкодоступности.
   В свою очередь баронесса, видимо с оглядкой на обожаемое дитя, решительным взмахом руки послала ко всем чертям тяжбу горестных раздумий. Расставшись с последними остатками чрезмерной манерности, она отважилась дать волю своим "безумным" фантазиям. Один вальс с мистером Эскотом и мазурка со Смитом Кортнером, скорее всего, не смогли насытить ее похотливую натуру, жаждущую услады и радости. Поэтому, исполнение экстравагантного танго с не менее темпераментным партнером Тилобиа, ввергли в бескрайнее изумление всех видевших это незабываемое зрелище. Казалось, сама ночь подыгрывает на гитаре зажигательные ритмы, полные страсти и огня. Со стороны этот экспромтированный танцевальный этюд походил на вертикальное выражение горизонтальных желаний. А в общем, тот бал в океане был крик души, схожий с последними попытками утопающего вырваться из ледяной пучины наверх; к теплу, воздуху, свету и, наконец, к главному - к жизни!
   Только ближе к полуночи гости принялись расходиться по каютам. После дурманящего разум и плоть вина, людей неумолимо тянуло к мягким перинам, большим подушкам, сладким загадочным снам. Они не ведали, что сулит им завтрашний день: собственно, в тот миг человеческие умы не желали пускаться в волнительные размышления о дальнейшей судьбе. Главное, что сейчас им было хорошо, бал удался, а сознание, пусть хоть и нетрезвое - ликовало.
   В свои апартаменты первыми отправились Засецкая с дочерью. Следом за ними Алиса Кармайн утащила в спальные покои вконец осоловелого от коньяка супруга: Тот уже порядком утомил публику цитатами французского происхождения и стихами Лермонтова, причем на родном языке автора.
   Мистер Эскот, вероятно не отличающийся такой стойкостью организма к спиртному, мирно дремал в кресле, ввиду чего американскому писателю и графу Аливаресу пришлось транспортировать грузного режиссера до кровати на себе. Когда же Бэри Адер был уложен в постель, он ненадолго пришел в себя, однако лишь визуально: мужчине в пьяном бреду казалось, что Мадлен Стрейд ожила и теперь мечтает сплясать с ним джигу. Графу довелось еще не менее пяти минут успокаивать Эскота, который рвался обратно на палубу, пока тот вновь не отключился.
   И, наконец, самые выносливые джентльмены собрались в круге света от канделябров, всего за несколько минут до начала нового дня. Они расселись за одним столиком, Уоллес разлил в бокалы вино, призвал всех к тишине.
   - Друзья мои, - лейтенант сосредоточенно, тяжелым взглядом обозрел собравшихся, - на повестке дня остался один нерешенный вопрос:
   В этот момент Тилобиа воспроизвел хрустальный звон своим бокалом с бокалами Аливареса и Кортнера: Доктор быстро выпалил: - Вот за это и выпьем!
   Уоллес не успел продолжить начатую тему, ибо соседи по застолью уже прильнули к кубкам.
   - Ну, джентльмены будьте серьезней. - Офицер укоризненно посмотрел на подчиненного. - Я намерен заявить: Не следует так опрометчиво расслабляться. Мы не должны терять ни минуты времени.
   Граф чуть не поперхнулся вином. - Так вы предлагаете взять весла и дружно грести?
   Всеобщий хохот грянул точно раскат грома.
   - Эх, граф, безусловно, вы человек веселый и фантазии вам не занимать. - Уоллес мгновенно сменил улыбку на маску серьезности. - Я подразумеваю то, что ветер может проснуться в любой момент. Вот тогда следует немедля действовать; согласно ранее оговоренному плану. И для этого нам нужен вахтенный, который в случае необходимости объявит всеобщий аврал.
   Тилобиа хаотично замахал руками. - Только меня увольте! Признаться, по натуре я не сова, а жаворонок. Тем паче, если останусь один - непременно усну.
   - Помилуйте док, собственно, я не имел в виду вас или мистера Кортнера.
   Американец поднял бровь. - Отчего же? Я полагаю, будет разумным оставить дежурить именно меня. - Он покинул застолье, подошел к борту, замер спиной к собеседникам. - Я не такой молодой и не такой крепкий как мистер Тилобиа. А завтрашний день, вероятно... - произнося слово "вероятно" писатель будто волхвовал по звездам; изучая их переливы и соразмерность. Спустя полминуты он обернулся к собранию, - вероятно, потребует немалых усилий и мне вряд ли удастся внести существенную лепту в нелегком морском ремесле. Так что уж лучше вам джентльмены хорошенько отоспаться, а я, так или иначе, привык работать по ночам. - Подняв лицо к небу, он вновь, только на сей раз равнодушно, уставился на звезды. - Не знаю почему, но именно темное время суток особенно пробуждает мои мысли и дарует богатейший источник фантазии.
   - Мы были бы крайне удивлены, скажи вы, что творческое вдохновение вас посещает исключительно в полуденный зной.
   Кортнер, не отводя очей от неба. - Граф, с чего вдруг такое утверждение?
   - Судя по вашему репертуару. Как можно сочинять кошмары днем?
   Писатель ничего не ответил, загадочно улыбнулся, вернулся к столу, плеснул в бокал вина и опять направился к леерам; он продолжил мечтательное любование звездным небом.
  
   Тонкое перо чернильной ручки плавно скользило по лощеному листку синего карманного блокнота полиграфической фирмы "Мустанг", с которым американец никогда не расставался. Он регулярно, вкратце, фиксировал все то, что, по его мнению, могло послужить полезным материалом для будущих произведений. Кортнер придирчиво конспектировал события последних дней, стараясь не упускать даже самые незначительные мелочи. Он даже сам не знал зачем, ведь в свете всего этого безумия, на горизонтах вырисовывались довольно неприглядные перспективы. Писатель понимал: сделанные записи, впоследствии, могут вовсе не пригодиться. Однако, скорее всего, сработали профессиональные навыки.
   За этим занятием незаметно пролетел час. Кортнер почувствовал все нарастающие позывы мочевого пузыря. Гальюн находился как раз в конце коридора, где располагались кают-компания, камбуз и кладовка. Еще один, персональный, в каюте капитана. Третий в отсеке для пассажиров. И последний, возле сборной экипажа.
   Сощурив глаз, Кортнер некоторое время вычислял в уме, какой же из них ближе? И хотя выбор был велик, он все-таки остановился на том, который размещался рядом с камбузом. Этот ему показался самым близким, да и в плане гигиены - использовать его разрешалось только кухонным работникам.
   Массивные бронзовые канделябры представляли для старика довольно обременительную ношу. Поэтому писатель ограничился скромным масляным светильником, чей горящий фитилек был надежно сокрыт легким стеклянным футляром, а вся эта конструкция, включая тонкую проволочную ручку, весила не более трех фунтов.
   Достигнув узкого коридора, ведущего к заветной комнатке, Кортнер еще издали заприметил, что дверь ведущая в кают-компанию немного приоткрыта и из нее сочится желтая полоска света. - "Надо же, забыли погасить свечи". Это была первая, бросившаяся в голову мысль. "На обратном пути непременно задую: как бы пожара не вышло". Примерно такой смысл имела мысль вторая. Однако, сделав пару шагов, он услышал тихий шорох. Писатель остановился и прислушался. Звук напоминал нечто похожее на то, когда в пустом бумажном пакете бегает мышь.
   - Крысы, мерзавки. - Шепнул он с облегчением. Кортнер уже поднял ногу, чтобы сделать шаг, но вдруг... Он сперва даже не понял причин грянувшего волнения. И вот оно повторилось: Большая черная тень мелькнула в светящейся щели. Американец так и застыл на одной ноге, как цапля. Предательский холодок пополз по всей спине, от ягодиц до затылка, где сменился колючими мурашками, заставляющими шевелиться волосы на висках и макушке. У бедняги внутри все опустилось. Внезапно тень, размерами на всю высоту проема, еще раз на некоторую долю секунды затмила тусклое свечение, теперь уже ближе к двери: контуры сделались гораздо четче, устрашающе рваными. До смерти перепуганный старик прикрыл ладонью вытяжное отверстие лампы, беззвучным резким выдохом задул пламя, чем погрузил себя во мрак, жалящий все тело тысячами иголочек.
   Теперь из-за двери донеслись отчетливые шаркающие шаги и скрип половиц. Писатель интуитивно прижался спиной к стене, боясь даже выдохнуть из легких воздух. В следующую секунду, в двух метрах от левого уха, захрустели дверные навесы. Дверь открывалась. В животе у Кортнера что-то зашевелилось. Тонкий отпечаток света на паркете стал расширяться, медленно скользя к противоположной стене. От страха, казалось, сердце вот-вот лопнет как мыльный пузырь. Мысли путались, но на их общем, хаотичном фоне, одна, самая ужасная била по вискам горячим, обжигающим пульсом: "Это не может быть кто-то из наших, ведь ему пришлось бы пройти мимо меня еще на палубе! Тогда кто это???"
   Тем временем хруст навесов стих, полоска света больше не расширялась. Затем раздался энергичный выдох, после чего воцарилась кромешная тьма.
   "Дыхание сиплое, с подсвистом, - уловил Кортнер, - присутствует бронхиальная влажность". В данный момент писатель четко знал - такие характеристики не клеятся ни к одному из тех, кто остался на шхуне. Это ужасало. Вдруг в голове, почему-то, вспыхнули воспоминания шекспировской "Бури", и его получеловек-получудовище. Да! Именно - Калибан!
   В коридоре до такой степени было темно, что даже в дюйме от зрачка не удалось бы разглядеть собственной руки. Ах, сколько раз он в своих произведениях, в самых изощренных формах описывал это чувство; когда коленные чашечки помимо воли мандражируют не повинуясь хозяину, а душа при этом проваливается не то, чтобы в пятки, она вообще покидает стылое тело. Вот только самому ощущать подобное доводилось впервые. Ледяные капли пота противно скатывались со лба на брови, безжалостно заливали глаза, однако ни один мускул не смел дрогнуть на каменном лице. В голове что-то гудело, в ушах пищало, а млеющий загривок, словно чья-то невидимая рука гладила "против шерсти".
   Зловещее шарканье слышалось уже в коридоре. Он хотел повернуть голову, но не мог; тело застыло точно у стылого покойника. И тут, дикий страх сменился на животный ужас - шаги безмолвного призрака направились в его сторону. Таинственный бродяга уже представлялся писателю демоном, оборотнем, и вообще, воплощением всей нечисти, какую только себе можно представить. Теперь это "чудовище" практически поравнялось с Кортнером. Органы обоняния уловили тошнотворный запах затхлой гнили. По его мокрому лицу прогулялись потоки потревоженного воздуха, и писатель понял, как близко, "Это" прошло мимо него. Теперь мужчина и сам не ведал, жив он или мертв.
   По причине кромешной темени Кортнеру так и не удалось разглядеть ночного призрака. Однако теперь, в мозг вцепилась очередная бредовая догадка - мимо прошел оживший труп Мадлен Стрейд, ведь прошлой ночью ее видела баронесса. И вот сегодня ее неприкаянная душа вновь посетила роковые пенаты корабля обреченных; в поисках чего-то, какой-то таинственной материи, ответов на мучительные вопросы. Лишь слух, будто сквозь вату улавливал удаляющееся жалобное шарканье. Спустя полминуты шарканье смешалось со скрипом дубовых ступеней винтовой лестницы, которая вела на носовую палубу. И в завершении, точно подтверждая самые неимоверные теории, громкий всплеск воды...
   Даже после того как все стихло, коматозное состояние покинуло писателя не сразу. Несчастный еще четверть часа не мог отлипнуть от деревянной стеновой панели, с которой, еще больше постаревший Кортнер, стал единым целым. Он стоял и дрожал, вслушиваясь в тишину зловещей ночи.
   Как только прогремел настойчивый грохот в дверь, вход в каюту мигом отворился: будто хозяин только этого и ждал.
   - Что, ветер!? - Уоллес даже не взглянул на визитера, который ворвался в покои подобно стремительному цунами: только удалось разобрать громкое сбивчивое дыхание.
   - У-у-а-а-у! - Теперь всю каюту огласило тупым нервным хныканьем.
   - Господа, в чем дело? - Отозвался со своей постели Тилобиа. Доктор с радостью принял предложение офицера и дальше ночевать в его каюте. - Там что, кому-то дурно?
   В это время Уоллес зажег лампу. Пламя от фитилька озарило доволе неприглядную картину: Рядом с его кроватью трясся немыслимо перепуганный американец. Его весьма бледное, с багровыми пятнами лицо выражало непомерный ужас. Глаза, казалось, того и гляди выпрыгнут из глазниц, на висках, лбу и шее вены чудовищно вздувались бешеным потоком кровеносного давления, а в углах раскрытого рта пузырилась слюна. В правой руке безумец сжимал кинжал, а в левой погасший кенкет.* (масляная лампа). Этим самым кинжалом Кортнер с осатанелым видом тыкал в сторону коридора, не прекращая идиотские мычания.
   Вскочив с постели, доктор вмиг очутился у столика, где стоял графин с водой да пара стаканов. Уоллес сграбастал писателя за плечи, усадил на постель, принялся внимательно рассматривать его пятнистое лицо.
   - Вы знаете док, похоже, у американца нарушение пигментации.
   - Выпейте воды. - Тилобиа уже поднес к дрожащим губам невменяемого мужчины стакан.
   В старика пришлось влить литр жидкости, прежде чем тот смог произнести первые внятные слова.
   - Т-ам! Та-ам! - Продолжал он тыкать кинжалом, точно указкой, в сторону двери, Впрочем, судя по общему виду, естественное состояние постепенно брало верх над безумством.
   Уоллес серьезно положил ладонь на трясущееся плечо писателя. - Так, спокойно. Глубоко вздохните и ответьте, что вы там увидели?
   Тилобиа натянул штаны, вышел в коридор. Пожимая плечами, он скоро вернулся.
   - Никого.
   - Там призрак, я его видел! - Офицер с доктором переглянулись. - А может и не призрак... - Писатель отрешенно уставился на закрытую дверь.
   - Да что с вами приключилось, голубчик, вы в состоянии нормально изъясняться? - Доктор начинал терять терпение. - Что значит: может призрак, может не призрак? Вы уж будьте любезны конкретнее.
   Впоследствии рассказ Кортнера несколько раз прерывался для принятия успокоительного порошка, которым Тилобиа щедро потчевал возмутителя спокойствия. Свидетели загадочного повествования просто недоумевали, ну откуда мог взяться посторонний на судне, ночью, в открытом океане???
   Писатель запнулся как раз на том месте, когда почувствовал запах гнили. - Я... я кожей лица ощутил, как близко оно прошло мимо меня. А может сквозь меня... Не знаю. Но поверьте - это было жутко.
   А воспоминание о громком всплеске и вовсе загнало слушателей в тупик. Что мог означать тот таинственный всплеск?
   Облизав сухие губы, Кортнер потянулся к графину, положив кинжал на постель рядом с ногой.
   - Вот это да! - Уоллес жадно схватил в руки холодное оружие, с явными признаками работы старинного мастера. Он повертел его перед глазами. - Послушайте Смит, где вы взяли этот клинок?
   Писатель тупо уставился на серебристую рукоять. - Не знаю...
   - То есть как?
   - Сэр, я ничего не помню с того момента, как ЭТО поравнялось со мной в коридоре. Я вообще думал, дух испущу от страха. Откуда мне теперь знать, где он подвернулся под руку. - Американец залпом осушил стакан воды. - Вообще господа причем тут этот ножичек? По кораблю слоняется, возможно, чудовище! Кстати, о котором мы ничегошеньки не ведаем! А вы задаете несущественные вопросы.
   - Несущественные!? - Прыснул ему в лицо доктор и, тут же отпрянув, задумался, уткнув кулак в подбородок. - А... как же всплеск?
   Кортнер вжал голову в плечи. - Но, как-то же оно сюда проникло?
   - Прошу прощения сударь, - не мог успокоиться офицер, - но этот, как вы изволили выразиться "ножичек" исчез из моей коллекции именно в тот день, когда начался штиль: Я его натурально обыскался. И вдруг нате... Вы врываетесь в каюту с целым состоянием в руках и не можете вспомнить, где его взяли.
   - С состоянием? - Округлил глаза писатель.
   - Да-с, именно. Этот клинок в одна тысяча семьсот двадцатом году принадлежал персидскому князю Ухраму. Так что в данный момент он оценивается в сумму шестьдесят тысяч фунтов стерлингов. Вот, если желаете, можете лично убедиться, кинжал висел тут.
   Уоллес протянул руку за спину писателя, к стене. Кортнер обернулся. На красно-голубом ковре поблескивали детали оружия.
   - Док сделайте милость, посветите.
   Едва лампа приблизилась к месту экспозиции коллекции, а полумрак сменился на вполне сносное освещение, Уоллес громко ахнул, и отпрянул от стены точно черт от ладана. В первую секунду никто ничего не понял: Тилобиа с американцем лишь удивленно переглянулись. Но когда они стали изучать коллекцию более детально, то увидели среди шпаг, сабель, самурайских мечей, кортиков и стилетов висел точно такой, просто двойник того полуаршинного кинжала, который держал в руках хозяин оружия.
   - Что за бред?! - Уоллес очень бережно снял со стены клинок. - Но позвольте, они же абсолютно идентичны...
   - Послушайте лейтенант Уоллес, это все безумно интересно, однако мне кажется, сейчас необходимо прочесать всю территорию. Ведь где-то рядом - если верить нашему американскому другу - находится кто-то, о ком мы ничего не знаем. А тот, якобы всплеск, еще не означает, что таинственный инкогнито нас покинул.
   - Или покинула. - Поддакнул писатель. - Меня все же не покидает ощущение, что это была Мадлен Стрейд.
   - Не городите чушь. - Отмахнулся Тилобиа. - Леди мертва и покоится на дне океана. - Он подошел к двери, обернулся. - Схожу, осмотрю каюты - все ли гости на местах... А главное, все ли у них в порядке. Затем отправимся инспектировать судно... - Воткнув пронизывающий взгляд в отрешенного Уоллеса, Тилобиа сердито хмыкнул: - Сэр, придите, наконец, в себя и оденьтесь. Я уверен - мы сможем вычислить логические объяснения этому фокусу. - Теперь он таращился на Кортнера. - А вы, любезный... оставьте же в покое ваш кенкет и потрудитесь к моему возвращению припомнить еще какие-нибудь детали.
   Доктор вышел в коридор, осмотрелся, направился к ближайшей двери спального помещения. - Ну и ночка! Один чуть не спятил, второй тоже, теперь со своими кинжалами станет всем голову морочить. - Тилобиа знал, как ревностно офицер относился к своему увлечению.
   К счастью все гости шхуны пребывали в своих каютах и в полном здравии. Дабы не тревожить сонных господ понапрасну, Тилобиа решил не распространяться - покамест - о ночном приключении американца: Он ссылался на дежурную проверку личного состава.
   Тщательный досмотр шхуны, который осуществляли Уоллес, Кортнер и ворчливый Тилобиа не привел ни к какому результату. Вернее так: отсутствие результата дало возможность убедиться - на корабле нет посторонних. Или, как подчеркнул американец, живых посторонних.
   Во время осмотра помещений Уоллес витал в призрачных облаках своих мысленных мытарств. Его регулярные вопросы, задаваемые самому себе - все на предмет мистики, кинжалов и бессмыслицы - сначала раздражали Тилобиа, а вскоре стали попросту его веселить. И только когда небосвод соизволил смягчить свои тона, а звездочки одна за другой гаснуть, только тогда утомленная троица оказалась за одним из столиков, оставшихся на палубе с вечера. Джентльмены охотно делились впечатлениями от ночных происшествий. Невзирая на усталость, им теперь ни в какую, не хотелось спать. Мистер Кортнер даже отважился опрокинуть рюмочку коньяку, после чего изрядно потешил своих соседей по застолью признанием, что даже сейчас ему не хочется того, зачем он отправился в гальюн еще три часа назад.
   Раннее солнце еще не так докучало путешественникам своим горячим радушием, по причине чего утреннее чаепитие было постановлено провести там же, где бушевало празднество накануне. К тому времени, как Уоллес заваривал черный продукт индийских плантаторов, с примесью целебных китайских трав - те источали дивные благоухания, - а писатель с доктором принесли из кладовки все необходимое для легкого завтрака, именно к этому моменту полный состав имеющихся в наличии пленников шхуны уже собрался на палубе. Некоторые наблюдали чудный восход - он сочетал в себе золото востока и серебро океана. Другие, тихо гомоня, сновали возле столиков, созерцая аппетитные приготовления живописных кушаний: их творила изощренная фантазия суетливого Тилобиа. В процессе стряпни он так сочно изукрашивал свои кулинарные таланты, что окружающим приходилось часто сглатывать слюнки.
   Ровно в девять часов утра по Гринвичу помощник капитана скомандовал: "Дамы и господа, прошу всех к столу". Непринужденная беседа за столом, с первого дня ставшая традицией, сразу же начала набирать свои интригующие обороты. Естественно, гвоздем программы было событие с "призраком Кортнера", как его тут же окрестили присутствующие. Так же, немалый интерес публики вызвала таинственная история с кинжалами. Уоллес не преминул продемонстрировать собравшимся, теперь оба имеющиеся у него экземпляра. Но, вот какой из кинжалов был подлинником, оставалось загадкой.
   - И как бы господа там ни было, а я безоговорочно уверена - мы подвергаемся сознательной агрессии. Очевидно, что некто Ломонарес умышленно заманил нас на шхуну, притупив бдительность льстивыми увещеваниями. Но с какой целью? - Чуть запрокинув голову, Засецкая добавила: - Он подлинный авантюрьер, вы не находите?
   - Знаете баронесса, вы правы. Я даже считаю, что он хочет нас убить.
   - Отнюдь мистер Эскот. Желай он именно этого - мы уже были бы мертвы. - Засецкая задумалась. - ... Ну... он нанял бы экипаж головорезов...
   - А вот я прикидываю так: - воспользовался паузой американец. - И вы баронесса, и вы Эскот - правы. Элементарно убить... отчасти да. Нас, несомненно, пытаются уничтожить. И смерть Мадлен Стрейд, и исчезновение Морлей ярчайшее тому подтверждение. Но и поиздеваться над нами, кому-то тоже очень хочется...
   -Вот-вот, я бы ох, как поиздевался над этим проходимцем Ломонаресом, попадись он мне в руки. - Кармайн с силой сжал кулаки, причем так крепко, что зажатая между пальцев вилка согнулась что резиновая.
   - Генри не будь таким жестоким. - Супруга взяла его за предплечье. - Не стоит опускаться до уровня скотов.
   - Ах, chere* (дорогая) если бы ты знала, сколько во мне скопилось злости.
   - И не один вы такой. - Резким движением граф вытер губы салфеткой. - Право, не знаю почему, но в сложившейся ситуации я не испытываю особой злобы. Однако в моей жизни случались такие фрагменты отчаянья, что хотелось зубами вцепиться кому-нибудь в глотку. - При этих словах он как-то нехорошо смотрел на Бэри Адера.
   Все свидетели откровений Аливареса заметили этот пропитанный горькой ненавистью взгляд. Кортнер сидевший напротив графа даже слегка испугался этой немой ярости, чему свидетельствовала некоторая вспышка бледности лица.
   - Ого, граф, мне казалось - вы способны только острить, да всячески ехидничать. А оказывается...
   - Вы совершенно правы, мистер американский писатель, оказывается, что все мы люди, способные шутить, бояться, ненавидеть и любить.
   Засецкая мгновенно бросила беглый взгляд в его сторону. Она как чувствовала, что при слове "любить", наглец непременно состроит Сарре глазки - про себя отметила, что не ошиблась.
   - Однако граф, все это странно.
   - Что именно, баронесса?
   - Меня постоянно не покидает ощущение того, что вы каким-то образом связаны с имеющими место жуткими событиями. Или, по крайней мере, что-то об этом знаете.
   - Ага, чего греха таить, я вообще и есть капитан Ломонарес!
   Сарра тихонько хихикнула.
   - Вот вы ерничаете, - Засецкая с грохотом поставила фарфоровую чашечку на блюдце, - но ответьте: Почему у вас такое невозмутимое отношение к происходящему? Мы тут все страху натерпелись, чувствуем себя точно на проснувшемся вулкане. Из гостей уже двое погибли; кстати, при странных обстоятельствах. И еще неизвестно, что нас ожидает дальше. К тому же чертовщина с призраками. Неужели кто-то может допустить реальность этого явления? Это же примитивизм. Все это совершает чья-то изощренная фантазия. Но, вот чья? И потом, все эти россказни про водовороты, погибшие корабли, смертельные болезни... С ума можно сойти от всего этого. А вам любезный сударь хоть бы что. Ведете себя, будто ничего не происходит - на уме одни юродства. - Переводя дух от потока, вероятно наболевших, мыслей, она на несколько секунд отвернулась, устремив взор в сторону горизонта, после чего почти провизжала: - И в такой щекотливый момент вы осмелились просить руки моей дочери; каково это!?
   Все с интересом ожидали ответного "удара" от Аливареса, который, к слову, не заставил себя долго ждать.
   - То, что я являюсь неунывающим и всегда оптимистически настроенным человеком, отнюдь не дает вам право изливать на меня свои переживания и обиды. А моя любовь к Сарре не есть нечто сверхъестественное: такое с молодыми людьми часто случается - если вы не знали. - Засецкая загорелась возразить, но граф поднял руку. - Я терпеливо слушал вашу речь баронесса, и прошу теперь не перебивать меня. - Он прокашлялся. - Так вот, вынужден заметить: не далее как две минуты назад вы имели неосторожность упомянуть, будто погибли уже два человека. А откуда вам известно, что мисс Морлей именно погибла? Откуда такая, с позволения сказать, осведомленность? Теперь несчастная Мадлен: За час до ее трагической смерти именно вы, вместе с жертвой отлучались в дамскую комнату; сумочка леди Стрейд тогда была при ней. Может это вы, улучив подходящий момент, подбросили бедняжке ту отравленную булавку?
   Все присутствующие были ошарашены. Никто даже не мог вообразить себе такой дерзости со стороны Аливареса. Засецкая, казалось, треснет от возмущения. Ее багровое лицо надулось подобно мячу, глаза вытаращились и завращались как у перепуганного хамелеона, а рот, которым она жадно хватала воздух, создавал иллюзию смертельного удушья.
   Тем временем, видимо еще не получив удовлетворения от сказанного, граф собрался "добить" оппонента. - Не зря же призрак несчастной девушки явился именно к вам, чтобы лично засвидетельствовать эту неопровержимую истину...
   Баронесса бурей сорвалась с места и практически бегом направилась в сторону лестницы, ведущей к спальным покоям. Следом за ней устремилась растерянная Сарра. За девушкой, буквально наступая на пятки, чеканила шаг недовольно фыркающая Алиса Кармайн.
   Некоторое ассорти из неловкости, смущенных взглядов да охов-вздохов еще долго парило над столом, во время дружного молчания. Тилобиа уже минут десять полировал пенсне; Кармайн, насупив брови, барабанил ногтями по столу; а Уоллес, как-то виновато переглядывался с американцем.
   Поставив оба локтя на стол и передвигая изящную чашечку по блюдцу, режиссер заметил: - У вас, господин Аливарес, редчайший талант, - он осудительно покачал головой,- так умело довести почтенную даму до истерики...
   - Я только ничтожная капля в том море негодяев, которые способны и на большее. Согласитесь, мистер Эскот, есть индивидуумы готовые причинить человеку гораздо большие страдания, нежели мое нынешнее словесаблудие.
   Тилобиа нацепил пенсне на нос. - Но сэр, сие никоим образом не оправдывает ваши действия. Вы ведь знаете, что госпожа Засецкая не так давно пережила тяжелый стресс. И приплюсуйте сюда постоянно действующую на нервы обстановку неведенья... Ее нервная система крайне возбуждена и расстроена. - Он достал платок и промокнул взопревшее чело. - Я, как врач, настаиваю: впредь прекратить свои жестокие нападки по отношению к упомянутой особе.
   Граф снисходительно вскинул ладони вверх, натянуто улыбнулся, и сквозь зубы пообещал более такого не чинить.
   Теперь, на палубе гости пребывали исключительно в мужской компании. Дабы развеять возникшее напряжение джентльмены затеяли игру в бридж: густо дымя толстыми сигарами и амбициозно смакуя французский коньяк. Непринужденная светская беседа, спустя две четверти часа была прервана громкими возгласами миссис Кармайн - женщина как внезапный порыв ветра ворвалась на палубу.
   - Господа вы ничего не слышите!?
   Все, затаив дыхания прислушались. Из-за разговоров люди совершенно не обратили внимания, однако сейчас, в гробовой тишине слух начал улавливать звук, напоминающий гул ветра в каминном дымоходе. Странный шум, что настораживало, доносился откуда-то снизу корабля. Уоллес зажег спичку, поднял ее над головой - пламя не шелохнулось.
   - Ничего не понимаю. - Он взволнованно посмотрел на доктора. - Это не ветер...
   Аливарес встал с места, прошелся вдоль палубы, оперся спиной и локтями о бугшприт, и принялся водить носом, как бы принюхиваясь. - Похоже, кэп, вы правы - ветра нет и в помине. - Теперь он опустился на четвереньки, приник ухом к деревянному настилу палубы. - Странно... звук доносится либо изнутри корабля, либо из-под него.
   Алиса подбежала к супругу, в испуге прижалась к его груди. - Генри мне страшно, меня всю знобит.
   Он нежно погладил ее по волосам. - Умоляю, крепись.
   В следующее мгновение показалась Засецкая с дочерью. Красные от слез глаза баронессы скользили по сторонам тревожным взглядом. Юная особа так же пребывала в безмерной растерянности и, казалось, вот-вот разрыдается. Все сосредоточенно пытались постичь происходящее, но никто не знал, что делать.
   - У меня кружится голова! - Сарра беспомощно плюхнулась в кресло и принялась массировать виски пальчиками. В данный момент ее руки и лицо были покрыты гусиной кожей - как от мороза.
   Теперь подозрительный шум усилился. Если последние несколько минут его громкость не изменялась, то теперь она нарастала с каждой секундой.
   - Господа это у меня в ушах звенит, или слышат все!? - Кортнер закрыл ладонями ушные раковины, чуть помедлил, открыл. - Опять звенит...
   - Это у всех звенит! - вскочил с места Уоллес. - Соблюдайте спокойствие! Прошу без паники! - Он уронил окурок сигары в стакан с недопитым коньяком. - Тилобиа мы с вами немедленно поспешим за спасательными жилетами. А вы господин Аливарес срочно сносите сюда все имеющиеся на шхуне спасательные круги: мы смастерим плот.
   Однако паника раздувалась в геометрической прогрессии. Эскот бухнулся на колени и усердно молился. Остальные хаотично метались по палубам, изрыгали проклятия, брань, и так далее. Впрочем, Сарра непристойных слов не знала, отчего маршировала вокруг плетеного кресла с одной единственной фразой - "Не смейте!"
   Едва путешественники преодолели начальную волну суматохи, как грянул страшный вой: Воздух пронзил истерический вопль, мертвецки бледной Засецкой.
   - Господа нас, кажется, начинает трясти!!!
   Все застыли в неизъяснимом ужасе...
   - А ведь, правда! - Аливарес ухватил со столика стакан с коньяком, залпом его осушил. - Все совпадает - бездна Нептуна! Мы пропали!!!
   Теперь тряску судна ощущали все. Граф побежал к борту. Рыдающая Алиса Кармайн беспомощно висела на шее у растерянного мужа. Сам же Генри хоть и пытался держаться достойно, однако на его сером лице без труда читался неподдельный страх: Страх перед приближающимся концом.
   Теперь хрупкая Сарра лишилась чувств, упав рядом с плетеным креслом. Первым это заметил Уоллес. Офицер бросил увязывать плот и поспешил к леди. Баронесса, совершенно обезумев от горя, демонически выла, ее пальцы обеих рук впились в свою пышную прическу и варварски ее терзали. Кортнер, заложив руки за спину, курсировал взад вперед, от бизань-мачты к столикам, и обратно.
   - Господи, неужели все это правда!? - Вскричал Аливарес, застыв у борта.
   В первое мгновение на его крик никто не обратил внимание, но буквально в следующую секунду все обезумели от услышанного.
   - За бортом пена! Много пены! - Он метнулся к противоположному борту.
   Капитан с доктором устремились следом.
   - Какой ужас! Тут тоже пена! Мы обречены!
   Прекратив молиться, Эскот вскочил с колен. - Все равно мы погибнем, мы все покойники, все одно сгинем в проклятой пучине! - Его трясущиеся ноги сделали шаг, еще один, быстрее, еще быстрее... И вот уже мужчина в отчаянии бежал по направлению оградительных лееров.
   Тилобиа вовремя разгадал намерения режиссера. Он, не мешкая рванул тому наперерез. Еще миг, и сбитый с ног Бэри Адер растянулся на палубе без сознания: Видимо при падении он сильно ударился головой.
   Граф в истерике сорвал с себя жилет, отшвырнул его в сторону. - Все бред! Это уже ни к чему! - Он словно в припадке метался по палубе. - Начинает сбываться проклятье колдуна, мы должны погибнуть!
   Всеобщая истерия достигла своего апогея. Панические стенания, гул океана, дрожь судна, мольбы к Богу о пощаде - все перемешалось в кутерьме безумства.
   Теперь уже и Алиса Кармайн лишилась сознания. Ее остекленелые глаза, из которых еще сочились слезы, были открыты, и казалось, она заглядывает в ад. Генри аккуратно положил супругу возле мачты, уселся рядом, и расплакался над ее телом как ребенок.
   Кортнер перестал сновать по палубе, он остановился возле бочки с канатной смазкой, схватился руками за грудь, глубоко вздохнул, зрачки заползли под верхние веки - спустя секунду он лежал на палубе без чувств.
   То, что люди так быстро лишались сознания, становилось подозрительным, но в тот роковой момент об этом никто не задумывался.
   Баронесса, совершенно осатанев, дико выла. Она верещала что было мочи уже сорванным, осипшим голосом. Гримаса отчаяния и ужаса точно в предсмертной агонии сковала ее лицо, обезобразив до неузнаваемости.
   - Я не могу этого вынести! Боже за что, за что!? - Она заткнула уши, дабы не слышать самою себя. - Я хочу тишины, дайте тишину! - В порыве безумия Засецкая подскочила к рундуку, где были обнаружены Уоллес и доктор, откинула тяжелую крышку - со стороны те движения показались весьма легкими - проворно влезла внутрь, сама себя закрыла. Ее действия напоминали параноидальный припадок, ибо уже спустя минуту рундук распахнулся, и всклокоченная баронесса шустро выбралась наружу. Безумные глаза излучали чудовищный страх перед смертью. Она совершенно не соображала, что творит. - Я не желаю умирать, вы слышите?! - Кричала дама в пустоту с пеной на устах. - Нужно спрятаться! Здесь опасно оставаться! Срочно спрятаться! Тут много света! Почему все кричат?! Я хочу уснуть! Нет, это сон, я должна проснуться! Немедленно проснуться! - С этими словами Засецкая скрылась в сумраке винтовой лестницы.
   Кармайн безудержно рыдал над бессознательным телом супруги, сидя на корточках и растирая слезы по щекам. Вдруг он почувствовал, как неумолимо его клонит к полу, а глаза уже не в состоянии открываться. Дикая слабость овладела всем организмом. Ему почему-то вспомнился роман Виктора Гюго "Собор парижской Богоматери". Он улегся рядом с Алисой и бережно обнял одной рукой. Аромат родных волос заставил почувствовать, как в душе все сжалось и комом подкатило к горлу. Он последним усилием поднял тяжелые веки. Очертания предметов расплывались и ускользали, ком продолжал душить, все тело трясло. На фоне рева океана он услышал Аливареса:
   - Это рок! О, ужас, вода поднимается к небу!
   Темные круги перед глазами превратились в одно черное облако,.. после чего родилась неестественная, замогильная тишина...
   То было воистину романтическое утро. РОМАНТИКА УЖАСА.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Ч А С Т Ь - 2
  
  
  
  
   " Мрак без рассвета, ужас без конца".
  
   Эмиль Золя
  
  
  
  
  
   Ч Е Р Н Ы Е Л Ю Д О Е Д Ы
  
  
  
  
  
  
  
   Недаром Остров Забвения в былые времена именовался "райским местечком". Если на земле где-то и существует место похожее на рай, то это именно здесь, в самом центре Тихого океана.
   Обтекаемая форма острова, напоминая контуры миндальной косточки, позволяет ему беззаботно рассекать теплое океаническое течение на два могучих рукава, которые воссоединяются затем вновь, в единое целое: продолжая свой бесконечный бег. Вся длина острова составляет немногим более сорока морских миль, и всякого поражает своим незабываемым великолепием, и ослепительными красками. Этот макет райской обители безнадежно тонет в невиданных цветах, буйной зелени, и фейерверках различных колеров и оттенков. Свирепствующее тут разнотравье и разноцветье способно повергнуть в восторг самого искушенного художника или поэта, чье творчество основано на великой красоте природной непревзойденности.
   По самому центру острова возвышается колоссальная гора, достигающая своим пиком высот десяти тысяч футов; сплошь укрытая вечнозеленой тропической чащей. Магниферы, ильмовые, кущи мирта и черное дерево, финиковые пальмы и деревья акации, бамбуковые рощи и опутанные лианами бутылочные деревья создают подобие африканского ландшафта. А растущие у подножия мальвы, напоминают чарующую красоту Гавайских островов. Теперь взглянем на гору с высоты полета коршуна: Гора является давно потухшим, угасшим, навечно уснувшим вулканом, чей зубчатый кратер сродни хрустальному бокалу, щедро наполнен до самых краев кристально чистой, родниковой, а из этого следует пресной водой. Кстати, несметное множество ключей, бьющих из земли на протяжении всего западного склона, к подножию рождают бурлящую реку; которая шумным потоком впадает в соленые воды океана. Эти родники также являются единственным и в одночасье щедрым источником питьевой воды, делающей таинственные земли пригодными для обитания. В некоторых местах, кипящая коварством, постоянно спешащая речушка устраивает более-менее спокойные заводи, которые блестят на солнце серебром искрящейся форели и резвящегося лосося. А заросшие тростником и сочной осокой берега, с отдельными участками высокой луговой травы, представляются наилучшим местом проживания тысячной армии живых организмов, формирующих богатейшую фауну острова.
   Однако если воспарить к самым облакам, то пытливый взор способен осязать еще один, давным-давно угасший кратер вулкана. Вот только этот монстр, в отличие от своего взметнувшегося в поднебесную высь собрата, напротив, спрятался в бирюзовых глубинах прибрежных вод. С той стороны, где каждое утро зарождается заря, точно прицепившийся репей, расположилась превосходная коралловая лагуна, зажатая между гигантскими клыками скал и утесов: надо полагать они и есть вершина второго вулкана. Зеркально гладкую поверхность бухты, кажется, невозможно потревожить абсолютно ничем. Ее прозрачные, доступные осязанию до самого дна воды переливаются драгоценным ожерельем измельченного кораллового гравия, доходящего лишь до линии прибоя, где его сменяет широкая полоса ослепительно белого песка. Исключение составляет только северная оконечность острова, где берега беспощадно истерзаны гранитными скалами да ущельями.
   Длина всего побережья усеяна шикарными пальмовыми деревьями гифенами, которые просто кишат серыми попугаями жако. Их голосливое присутствие напоминает фауну Заира, что резко контрастирует с самими гифенами, будто сошедшими с египетских пейзажей. И тут же, почти сразу за пальмами, открывается изобилие сандаловых дебрей, вперемешку с пандановыми чащами; из которых доносится многоликий гвалт всполошившихся туканов, райских птиц графа Рагги и экзотических малахитовых нектарниц. Долины раскинувшиеся у подножия горы щедро усеяны кофейными и кокосовыми плантациями, а рощу шоколадного дерева, которая притаилась сразу за каучуковой посадкой, замыкают заросли сахарного тростника. Плотная стена этого тростника упирается в каменистые берега упомянутой ранее реки, на заливных лугах которой величаво выхаживают красавцы фламинго и стайки алых ибисов. А чуть в стороне, под тенью огромного баобаба растянулись три львицы, лениво наблюдая за парочкой пасущихся зебр.
   Всю прелесть острова трудно передать словами. Ей нужно любоваться воочию, ощутить, вдохнуть эти благоухания и слиться с природой воедино. Пожалуй, не один континент всего земного шара не в состоянии конкурировать по своей красоте с непорочной, вечнозеленой, круглый год пестреющей, неиссякаемой гаммой красок, кои царствуют в этом райском местечке.
   А впрочем, дабы постичь гений природы необходимо лично побывать на острове, ибо он является венцом ее творений.
  
  
   * * *
  
  
   " О, как же гудит голова..."
   С того момента, когда Кортнер очнулся, это была первая, как железом по стеклу, прорезавшая сознание мысль. Его распластанное ниц тело лежало наполовину в воде, поэтому маленькие волны ласкового прибоя нежно покачивали ноги, которые безжизненно болтались на поверхности точно две сопливые медузы. Да вообще, со стороны старик походил на запоздалого пьянчужку, который, валяясь на заснеженной стрит, уткнулся лицом в сугроб.
   - Где это я? - голосом умирающего простонал американец, пытаясь пошевелить руками, однако дикая боль в суставах беспощадно выкручивала все конечности. - Наверное, в аду...
   Кортнер поднял голову, но открывать глаза не решался: все лицо залипло мокрым песком, а в затылок и спину что-то сильно припекало.
   "Да уж, я определенно угодил в пекло, и меня уже начали поджаривать".
   Превозмогая немилосердную ломку суставных узлов, и с проворством издыхающей черепахи, писатель начал переворачиваться на спину. Спустя десять минут, в сопровождении страдальческих стонов, ему это удалось. Теперь его тело оказалось параллельно волнам, а левая рука по локоть погрузилась в воду. Смыв с прикрытых век песок, Кортнер открыл глаза, и мгновенно зажмурился: яркий свет больно полоснул по зрачкам. И, тем не менее, на морщинистом лице воссияла радостная улыбка.
   - Ура, если есть солнце, значит, я жив.
   Он не ведал, сколько пролежал в таком состоянии, непрестанно поливая лицо, голову, шею и грудь спасающей от палящего зноя водичкой. Пришедшая на ум мысль встать на ноги блеснула тут же, лишь пронзительная боль в локтях, коленях и пояснице почти прошла. После первой попытки подняться старик очутился на четвереньках. Открытые глаза уже не так болели, а перед собой он увидел белый песок, на который набегали курчавые барашки волн. Неожиданно, причем от внезапного испуга Кортнера встряхнуло, слух уловил ясные, четкие слова, доносящиеся из-за спины. И уже в следующий миг американец ощутил, что голос этот ему до боли знаком и приятен.
   - Ну, слава Богу, хоть одна живая душа отыскалась.
   Кортнер обернулся и прищурился. В пяти метрах от него, весь мокрый, помятый, без ботинок и без одного рукава на смокинге, стоял Луиджи Аливарес. От радости писатель издал нечленораздельное мычание восторга, а его большие ровные зубы оскалились в расползающейся улыбке бескрайнего счастья.
   - Милый граф, я просто счастлив вас видеть! - Озвучил он спустя паузу.
   - А я, мистер Кортнер, в этом и не сомневался. - Подойдя ближе, мужчина уселся на песок. - Мне даже пришлось бы удивиться, скажи вы, что не рады моему присутствию.
   Американец рухнул возле молодого мужчины, уткнулся лбом в его оголенное плечо. - Я вам разрешаю острить, злословить и юродствовать, сколько вашей душе будет угодно. - Он шлепнул графа по согнутой в колене ноге. - Я так рад видеть вас рядом, что обзовите меня хоть старым идиотом... и я ни капельки не обижусь.
   Аливарес вполне серьезно воззрился на писателя. - А разве это не так?
   Кортнер от души расхохотался. - Узнаю граф, узнаю вашу незаурядность.
   - Нет, дружище, ну согласитесь: Какого дьявола вас понесло в это сомнительное путешествие, по приглашению незнакомца? Я согласен - душа авантюриста, страсть к приключениям. Но представьте, сидели бы сейчас у себя в Чикаго, непринужденно цедили бы виски...
   Тут Кортнер принялся озираться по сторонам. - А где мы, собственно, находимся?
   - Куда нас занесло - и так ясно: если верить Тилобиа. Но меня весьма занимает - КАК? Каким божественным образом мы тут очутились? Почему нас не утащило на дно океана тем чудовищным водоворотом? - Он отчаянно пожал плечами. - Я ровным счетом ничего не понимаю.
   - Вы знаете Луиджи, мне, и сие есть весьма странно, память отшибло аналогичным упадком воспоминаний. Впрочем, - продолжал писатель, возведя взор горе, - лишь помню, как началась странная тряска, какая-то неестественная. И этот будоражащий душу гул океана... Надо полагать, это было тем самым, неким знамением зловещего ужаса, о котором нас известил Тилобиа. Да, несомненно, ибо потом я видел пену, будто в пелене глубокого опьянения. - Тут Кортнер особенно сосредоточился. - Вот кстати, когда я подбежал к борту и увидел потоки мерзкой пены, - она еще подозрительно мерцала в глазах, - я почувствовал, как мои ноги подкашиваются, а спустя секунду, перед глазами поплыли черные круги...
   - Да будет вам заниматься бессмысленными воспоминаниями. - Перебил его Аливарес. - Вы лучше соображайте, что нам дальше делать?
   Старик вновь уставился на ослепительно голубое небо. - Ну-у, раз уж мы на берегу, значит, где-то должны быть люди.
   - Сие блестящее умозаключение было бы весьма уместно в любом другом случае, но только не в нашем.
   - От чего же? - Искренне удивился старик.
   - Ну, как же? Ведь наш корабль, подвергшийся необузданной стихии, имел неосторожность дрейфовать близ Острова Забвения.
   - Весьма справедливое замечание, граф. А, только что упомянутый вами доктор, между прочим, говорил, что на острове живут люди.
   - Дикари. - Поправил Аливарес.
   - Полноте граф, какая разница? Они же не откажут в помощи потерпевшим кораблекрушение.
   - Мистер Смит вы, вероятно, запамятовали, что на острове живут варвары, враждебно относящиеся ко всем, кто без приглашения вторгается в их обожаемые владения. Вы забыли, что говорил док? Всякие, там, болячки... змеи.
   После слова "змеи", мужчины как по команде принялись озираться вокруг себя.
   - И мне кажется, - продолжал граф, - если россказни про водоворот оказались не вымыслом...
   Кортнер напряженно заглянул в большие черные глаза Аливареса. - Как не прискорбна эта аномалия, то бишь парадокс, в своем воображении мы слепы, доверяясь чьим-то басням. - Граф изумленно вытаращился и уронил подбородок. - Вы лично видели водоворот?
   - Ну-у, когда свистящий цилиндр поднялся над судном, мой разум помутился, и я потерял сознание.
   Кортнер отметил некоторую растерянность в облике своего молодого оппонента. Теперь они оба молчали, глядя в океан и о чем-то размышляя.
   - Неужели вы думаете, - прервал паузу американец, - что нас ожидает неминуемая гибель? И это после того, как посчастливилось выжить в такой страшной катастрофе!
   - Послушайте Смит, конечно, я понимаю, как удачливый и талантливый писатель, вы отнюдь не страдаете схоластикой. С вашим сверхразвитым воображением вполне реально додуматься до чего угодно. Но, желаю сразу предупредить: я не берусь ничего утверждать. - Он вытянул шею, как гусь, пристально всматриваясь в сторону зеленой стены тропического леса.
   - Что вы там увидели? - Писатель заметил в его глазах вдруг вспыхнувший интерес.
   Граф начал подниматься на ноги. - Пойдемте, полюбопытствуем. К несчастью отсюда скверно видно, но, возможно это следы присутствия людей.
   Следуя предложению, старик с кислой миной облизал пересохшие губы. - Эх, сейчас бы водицы испить.
   - Да вон ее сколько, целый океан. - Буркнул граф, не оборачиваясь.
   Писатель только крякнул с досады. - О-хо-хо, если б только пресной.
   Все мысли о воде и вообще, о жажде, улетучились из головы страждущего моментально, лишь только они приблизились к зеленым зарослям на более-менее приемлемое расстояние. Сразу в том месте, где прекращались непролазные джунгли, из песка торчал бамбуковый шест футов семь, с нанизанным на него человеческим черепом.
   Граф присвистнул. - Вот вам, уважаемый, и люди.
   Кортнер пока молчал. Он подошел вплотную, и без излишнего отвращения взялся изучать страшную находку.
   - Эти папуасы, видимо, уже о ком-то позаботились.
   - Вы знаете Луиджи, это еще ничего не значит. - Писатель рукой оценил жердь на прочность. - Я читал записки одного известного в Южной Америке путешественника: он здорово описывает обряд захоронения отошедших в иной мир туземцев своими соплеменниками. Так вот, те люди все тело усопшего, кроме головы, зарывают в песок на побережье, а вместо креста - они естественно не христиане - втыкают в могилу шест, на который нанизывают отсеченную голову: причем, непременно лицом к океану. - Он еще раз внимательно посмотрел на череп. - Вот, видите, этот тоже лицом к воде. Такой ритуал существует, дабы покойник и после смерти мог любоваться царствием Нептуна, которому они поклоняются. А заодно отпугивать своим страшным видом морских чудовищ, в которых дикари верят.
   - А вот мне, мистер Кортнер, доводилось слышать, что на Африканском континенте существуют племена людоедов, которых еще именуют каннибалами. Те нелюди аналогичным способом насаживают головы своих жертв на палки и втыкают их по всему периметру своих территорий. Знаете, как собаки метят свои зоны? Вот и дикари, вроде бы как помечают границы племенных владений.
   Кортнер собрался продолжить тему, но Аливарес не дал ему этого сделать.
   - Подождите. - Он указал рукой куда-то за спину писателя. - Посмотрите вон туда... Видите?
   Тот попытался всмотреться в указанном направлении, однако ничего кроме песка и океана разобрать не удавалось: более молодое зрение графа имело превосходство.
   - Ничего необычного не вижу. - Честно признался американец.
   - Да вон же, смотрите на океан, видите? Вода пенится.
   Старика мгновенно сжало в комок. - Что!? Опять пена?
   - Да успокойтесь Смит, мы же не в открытом океане. - Аливарес похлопал по спине своего сотоварища по приключению. - Расслабьтесь, и пойдемте. Я подозреваю, что в том месте в океан впадает река: если река, значит пресная. И кокосовые пальмы там маячат. Если не водицей, то хоть молочком полакомимся.
   Загребая ногами песок, Кортнер немощно плелся за бодро шествующим Аливаресом.
   Тот обернулся. - И молите Бога, чтобы наша находка оказалась действительно местом захоронения.
   Кортнер поднял над собой пятерню. - Я думаю, так оно и есть.
   - Хорошо бы. Но если и дальше будут попадаться подобные шедевры местного фольклора, то... версия про людоедов окажется реальнее.
  
  
  
   * * *
  
  
   Скалистый берег напоминал праздничный пирог с густой шапкой крема. Небольшие гранитные утесы, беспорядочно разбросанные по берегу, будто сказочные богатыри десантировались с книжных страниц и, вынырнув из морской пучины, окаменели: взглянув на мифическую Горгону. Они угрюмо вторгались, вгрызались в песчаную почву, а в ста ярдах от линии прибоя перерождались в лаконично возвышающийся над земным массивом хребет огромного "дракона", ползущий к центру острова: Туда, где скрываясь за низкими облаками, гнездится неиссякаемая чаша с "жидким хрусталем", доступна лишь избранным - горда и величава.
   Засецкая сидела на гранитном валуне, отрешенно глядя на бесформенные пушистые облака; те проплывали над верхушками пальм так медленно, что казалось, замерли на месте. Но вот, вдруг, маленький комочек небесного хлопка, причудливо оседлал макушку стройной магниферы, которая возвышалась над остальными зарослями почти у самого кратера. И со стороны казалось, что они друг друга встретили и полюбили.
   Очнулась баронесса, лежа на горячих камнях, смешанных с морским песком: в тот момент она ощущала что-то среднее, между путанием мыслей и расстройством рассудка. /Рыдания мятущегося разума./ Полнейшая апатия поглотила все ее мышление, и было решительно все равно где она, что с ней и, что будет дальше. Крохотные искорки воспоминаний, вспыхивая и тут же угасая, создавали впечатление только что увиденного страшного сна. Но, в тоже время, зрительное осязание действительности являлось неоспоримым доказательством реальности. Засецкая еще и еще раз пыталась вспомнить последние события, старалась восстановить в памяти то, что произошло с Саррой, с кораблем, с остальными людьми... Горькие слезы беззвучными ручьями струились по щекам, женщина душой чувствовала, что не переживет потерю любимой девочки, к которой так трепетно привязалась. В груди все сжалось, часто бьющееся сердце безжалостным осиным жалом кольнуло под левую лопатку, и она застонала. Страдальческие звуки протяжным эхом отозвались где-то в стороне гранитного хребта... и почти сразу повторились. Затем еще, еще и еще. Стеклянный взгляд пришел в движение, и странные ощущения исподволь овладели ее душой. Тут определенно что-то не вязалось. Баронесса издала стон единожды, а эхо звучит не переставая, причем все громче и отчетливей. Внезапно ее осенило: " Там кто-то есть! Кто-то живой!" Признаться, такая мысль была весьма по душе. От нечаянной радости, Засецкая вскочила с серой глыбы, суставы отозвались жуткой ломкой, она чуть не взвыла, однако трепет возбуждения решительно отсекал чувство боли. Растирая по щекам слезы, женщина шла как парализованная, маска великой муки исказила лицо, но она шла, шла за ближайший обломок скалы: именно оттуда доносился стон.
   - Бог ты мой! Саррита, девочка моя! - Дама, точно безумная, бросилась к лежащей на камнях дочери.
   Вид у юной особы был ужасный. Девица скорее походила на зомби, нежели на ту соблазнительную леди какой всегда являлась.
   - Радость моя, ты жива, жива! - Не помня себя от счастья, только и твердила баронесса.
   Она опустилась рядом с дочерью на камни, прижала ее голову к груди - Сарра умиротворенно притихла, издавая лишь жалобные всхлипы.
   И тут, баронесса поймала себя на том, что, глядя на соседний утес, ее слезящиеся глаза наблюдают не только размывчатую картинку из песка, гранитных обломков и гранитной глыбы - там было еще что-то... Что-то, что не вписывалось в общий антураж. Засецкая напрягла зрение... всмотрелась пристальней... Сознание вспыхнуло еще одной искоркой радости: Из-за утеса выглядывала рука! "Мы не одни! На берег еще кого-то выбросило!"
   Она хрипло взвизгнула: - Сарра смотри, там кто-то есть! - Ее пальцы сильно сжали нежную плоть. - Ты в порядке?
   Дочь быстро кивнула. - Только ноет все тело.
   - Поднимайся дитя мое, нужно двигаться, тогда боль утихает. - Поднимаясь сама, мать одновременно помогла встать дочери. - Пошли быстрее, глянем; скорее всего, это один из наших, вероятно нужна помощь.
   Обнаруженная рука принадлежала доктору Тилобиа. Весь в ободранных одеждах он лежал без каких либо, даже малейших, намеков на присутствие в этом мире. Сарра бережно подняла пенсне, которое валялось тут же, возле тела.
   - Вот чудеса! - Она с удивлением смотрела на круглые стеклышки. - Даже его линзы тут. - Ее встревоженный взгляд пал на маман. - Он что, умер?
   Баронесса припала ухом к груди. - ... Доктор жив! - Засецкая кряхтя, поднялась и засеменила к океану.
   Некоторые водные процедуры, а также пара увесистых пощечин, - от лицезрения которых юная леди даже скривилась как от зубной оскомины - бессознательное тело привели в чувства, а дрожащие губы озвучили сей момент коротким, однако сочным чертыханьем. Теперь растерянный взгляд Тилобиа скользил с одной дамы на другую, пока, наконец, не остановился на измученной улыбке Засецкой.
   - Что произошло?
   Та неспешно умостилась рядом с доктором на песке. - Мы и сами еще толком не сообразили.
   К ним присоединилась Сарра. - Вот, возьмите, по-моему, это ваше. - Девушка робко протянула свою находку.
   - Какая удача! - Искренне обрадовался доктор. - Право слово, я уж отчаялся остаться наполовину незрячим. - Он порылся в карманах сюртука, отыскал измятый, но более-менее чистый платок, и принялся усердно полировать пенсне: не переставая при этом поскуливать. - Вот дьявол... такое состояние, будто меня сбросили со скалы.
   - У нас то же самое. - Баронесса интенсивно растирала колени.
   - Но убей меня Бог - я совершенно не помню, как мы тут очутились?
   - Вероятнее всего, тот чудовищный водоворот застиг шхуну неподалеку от берега. Нас как букашек смыло и сюда выбросило.
   - Но, в таком случае, где же остальные?
   Потеряв интерес к диалогу вечно всезнающих взрослых, Сарра направилась вдоль линии прибоя.
   - Сударыня, а вы тут все осмотрели? - Спросил доктор.
   Засецкая поднялась на ноги. - Да какой там! Я очнулась здесь, рядом, и едва успела сообразить, что еще жива, услышала стоны моей бедной девочки: затем и вас обнаружили. - Она встревожено взглянула в след удаляющейся дочери. - Саррита далеко не ходи! - Теперь Засецкая перевела взгляд на Тилобиа. - Еще неизвестно где мы.
   Вступив в прозрачную воду, мужчина смочил голову и задумчиво заметил: - По всей видимости, мы пребываем на Острове Забвения. - Он резко обернулся к собеседнице, лицо побледнело, в глазах пробежала тень тревоги. - Очень скверно... очень...
   Засецкая потерла ладонями предплечья, будто озябла. - Вы меня пугаете.
   Доктор подошел к даме вплотную, обнадеживающе взял за руки. - Вы правы, всегда нужно надеяться на лучшее. Нам желательно все хорошенько осмотреть. Если выжили мы, значит, наверняка уцелел еще кто-то. - Он стал озираться. - Но почему я не вижу следов кораблекрушения?
   Вдруг, со стороны куда ушла Сарра, раздался ее радостный, писклявый голосок. - Мама! Доктор! Быстрее сюда! Быстрее!!!
  
  
   * * *
  
  
   Внушительных размеров деревушка, являющаяся местом проживания племени Тобамбур, в основном состоит из скромных бамбуковых хижин, крытых большими широкими листьями бананового дерева. Обычно такая избушка вмещает в себе две комнаты; в одной из которых спят взрослые члены семьи, а в другой, поменьше, их дети. Перед входом в такой, своего рода семейный шалаш, имеется простейшей конструкции тент, покрытый все тем же пальмово-кровельным материалом. Тут традиционно устраиваются лежанки, низенькие столики и лавки, служащие для принятия пищи или дневного отдыха от палящих лучей солнца.
   Весь поселок раскинул свои трущобы на огромной поляне, со всех сторон сокрытой, в основном от ветра, густой банановой рощей. А между самими бунгало кое-где маячат кокосовые пальмы, увешанные всевозможными амулетами: по народному поверью амулеты изгоняют из деревни злых духов. Помимо этого на высоких стволах в изобилии болтаются плетеные корзины, наполненные различной снедью, как растительного, так и животного происхождения. Это, своего рода, подношения богам за их щедрость и благосклонность к местным жителям. По центру деревни имеется публичная площадь, освященная шаманом и обозначенная вождем, как место сходок туземцев на всевозможные языческие оргии, обряды, или просто, "производственные" собрания. На этом лобном месте произрастает колоссальных размеров баобаб, чей могучий ствол украшен разномастными блестящими предметами, разноцветными лентами, всяческим тряпьем, да шкурами животных. Древняя легенда гласит: В дереве господствует дух Муцу, как верховный властелин острова и хранитель его божественного спокойствия. Тут же, буквально в двух шагах от языческой святыни, покоится огромная гранитная глыба. Это ни что иное, как алтарь, для жертвоприношений великому Муцу; где время от времени случается религиозная истерия аборигенов. Впрочем, народ с темно коричневой кожей и слегка раскосыми глазами, невзирая на свое беспросветное идолопоклонничество, представляет собой весьма трудолюбивое племя. Если взобраться до середины горы и окинуть взглядом южную часть этого роскошного оазиса, то без труда можно узреть табачные, кофейные и маисовые плантации. Немного восточнее, внушительное поле чая, по соседству с ровными рядами какао и лаврового листа. На всех возделываемых угодьях трудятся одни женщины: исключением является только сборка кокосовых орехов. Так же смуглые островитянки наравне с мужчинами управляются на скотоводческом ранчо, которое пришипилось у подножия западной стороны потухшего вулкана. Это место не зря было облюбовано для фермерства. Близость пресной воды и заливные луга в пойме реки, создают для этой сельскохозяйственной разновидности самые благоприятные условия. На сытных пастбищах пасется европейский скот, наряду с восточными овцами и азиатскими ламами, а субтропический климат весьма сопутствует круглогодичному снабжению скота отборными, сочными кормами.
   Восточная же часть острова изобилует ухоженными виноградниками, которые начинаются за милю от подножия горы и взбираются до пятисотфутовой высоты. Поверхность на склоне обустроена каскадом, что с дальнего расстояния напоминает гигантскую лестницу. А еще, в восточной оконечности острова, ближе к коралловой лагуне, расположилось несколько деревянных хижин и множество рыбацких лодок. Рядом с лодками, на вбитых в песок жердях, сушатся рыболовные сети. После каждого выхода в море их вывешивает артель рыбаков - для племени сей промысел весьма ответственен.
   Впрочем, дабы не забегать вперед, вернемся в деревушку. Если пройти ее всю, с запада на восток, то придется предстать пред тем фактом, что не все жилища тобамбурийцев выглядят как бамбуковые лачуги. Там, где каждое утро над местным "Сити" пылает восход, исполняя оду монументализму, громоздится искусственный зеленый холм, который по своей форме и размерам смахивает на среднюю сопку. Рукотворная возвышенность увенчана большим деревянным особняком, с открытой мансардой и широкими балконами по всему периметру. Мы наслаждаемся описанием жилища вождя - Мунты Барбуса. Тут предводитель имеет удовольствие проживать со своей первой леди племени Попоулой и шестью детишками, имена которых он даже сам регулярно путает. А случается сей конфуз по весьма элементарной причине: Супруга сподобилась родить Барбусу две тройни, с разницей в один год. И вот теперь, четыре мальчика и две девочки, почти одного роста, внешности и возраста, могут без труда запутать кого угодно.
   Слева от жилища вождя, метрах в ста, находится еще одно нестандартное строение. Оно сбито из черных досок и имеет неординарную форму деревянной крыши, полностью покрытой страусовыми перьями: по виду крыша похожа на два расправленных крыла гигантской птицы. Собственно говоря, странная кровля не единственная особенность этого, с позволения выразиться, архитектурного шедевра напоминающего банальный сарай. Дело в том, что в избушке нет ни единого оконного проема. Единственное отверстие это крохотная дверца, через которую аборигены попадают внутрь на четвереньках. Казалось бы - элементарная дикарская незатейливость. Отнюдь. Это священное место является обиталищем духа Муау, покровителя всех молодоженов острова. По закону племени, первую брачную ночь жених с невестой обязаны провести именно под крыльями фантастической птицы. И ежели после обряда молодая жена не понесла, значит, святой Муау не дает согласия на брак и священные узы незамедлительно расторгаются. Так же женщина больше не может выходить замуж ни за кого, кроме, как только за вдовца. А вот чтобы молодожены не схитрили, только что женившегося счастливца после брачной ночи препровождают к скалистой части острова, где изолируют в одной из гранитных пещер. И только специально назначенному контролеру поручается единожды в день носить "пленнику" пищу и воду. Заключение длится шесть недель, и если за обозначенное время у недавней невесты не возобновился ее обычный месячный цикл, то будущего папашу освобождают, и семья остается официально признанной. В противном случае - брак аннулируется, а неутомимый шаман с беззаветным усердием принимается всячески изгонять бесов из молодежи.
   Но, что это? Сегодня мы наблюдаем совершенно невообразимое отклонение от туземных обычаев. Как ни странно, но средь бела дня, под покровительством любвеобильного Муау пребывает всего один человек. Это мужчина и, судя по одежде и цвету кожи, он неместный.
   Тихий знойный полдень, когда по устоявшемуся обыкновению в деревне торжествует гробовая тишина, внезапно разорвался восторженными детскими криками. Шумная ватага малолетних аборигенов со специфическим гиканьем да стуком бамбуковых палочек сопровождает агрессивно настроенный кортеж воинов: они шествовали в полной боевой раскраске, с копьями и дротиками. Стража племени волокла необычную, для этих мест добычу - двое мужчин и две женщины европейской наружности. Белые люди, привязанные к деревянным жердям, болтались в подвешенном состоянии словно подстреленные козы, а детвора, галдя и дурачась, ухитрялись пнуть пленников кто ногой, кто бамбуковой палкой. Жители селения, потревоженные триумфальным маршем воинов, постепенно появлялись из своих хижин, присоединяясь к важной процессии, и весь этот парад направлялся к логову вождя. Достигнув подножия холма, вернее, начала деревянной лестницы ведущей к тенистой веранде, пойманные чужаки были сперва брошены в пыль, после чего отвязаны и выстроены в шеренгу, в авангарде сборища, точно на витрину: Крепкие воины держали их за руки и за волосы.
   Не заставляя себя долго ждать, на крыльце показался Мунта Барбус. Вождь был невысокого роста, коренастый, с широким скуластым лицом.
   Его белоснежная шелковая мантия, похожая на папаху расшитую галуном вперемешку с золотыми узорами искрящейся канвы, сразу давали понять, кто в доме хозяин. Такое экстравагантное одеяние резко контрастировало с захудалыми набедренными повязками из обычной соломы, в которые были наряжены все соплеменники. Лишь только Мунта нарисовался в дверном проеме особняка, причем с вопиющей претензией на аристократичность, как толпа возбужденных туземцев завопила приветственные псалмы, на неведомом пленникам, тарабарском языке. Пафосно ступая по лестнице, он величаво приближался к собранию. С солидной порцией вычурности вождь на ходу приветствовал своих вассалов автономным символом власти, торжественно встряхивая ним над головой. То был жутковатый посох, в виде человеческого позвоночника, увенчанного отполированным до блеска черепом. В данном случае череп служил вождю, своего рода, фетишем, оберегающим его венценосность от болезней, ядов и предательства.
   Наконец, подойдя ближе к белым чужакам, он с невозмутимой физиономией принялся рассматривать, по его разумению, дикарей. Плененные мужчины держались гордо. Их каменные лица почти не выдавали внутреннего волнения и переживаний. Того же нельзя было сказать о дамах, чья бескрайняя истерика, замешанная на слезах и горьких стенаниях, казалось, могла привести к жалостливым чувствам даже холодный гранит. Правда, что-либо спросить не представлялось возможным в виду естественного незнания языка островитян; к тому же рты были туго замотаны каким-то драным тряпьем. Но вот Барбус, категорически игнорируя драматизм женского выться, оказался крепче гранита: его ни сколь не тронули горемычные страдания до полусмерти перепуганных дам.
   - Эохта у-у манза! - С повелительной темперацией выкрикнул вождь, указывая посохом на деревянное строение без окон.
   Не особо церемонясь вояки потащили пленников к временной тюрьме, а сборище аборигенов, с одобрительными возгласами пали ниц и приступили к привычной молебне.
   Малюсенькая дверца распахнулась и размалеванный дикарь, срывая с лиц повязки, начал, словно котят, запихивать чужаков внутрь темного помещения. Торжествующий мрак в сарае кое-где пронзался узкими полосками серого света, которые сочились сквозь щели рассохшихся досок. Лишь только за спинами узников затворилась дверка, а мощный брус ее заклинил, Тилобиа с Кармайном тут же бросились успокаивать перепуганных спутниц: к тому времени Засецкая с дочерью разрыдались до судорожной икоты.
   В дальнем, самом темном углу сарая послышалось тихое шуршание. Все напряженно замерли - дамы даже прекратили выть.
   - Кто здесь? - Доктор воинственно ссутулился, выставил вперед обе руки, тем самым, приняв традиционную боксерскую стойку.
   В лучике света что-то блеснуло, а спустя считанные секунды, уже знакомые черты стали доступны всеобщему обозрению.
   - Ну, что господа, не ожидали меня тут встретить!
   Засецкая облегченно выдохнула и перекрестилась.
   - Какая удача, сэр, вы живы! - Тилобиа кинулся в объятия Уоллеса. - Я уж не чаял встретить вас на этом свете.
   - И не вы один. - Добавил Кармайн.
   - Что вы говорите, Генри, так это меня так отчаянно оплакивали наши досточтимые дамы?
   Продолжая всхлипывать и растирать по щекам слезы, Засецкая с дочерью присели на деревянный топчан: тот стоял у ближней стены. Мягко захрустел соломенный матрац.
   Уоллес, наконец, освободился из цепких объятий доктора, подошел к дамам, и с видом бравого гусара поцеловал обеим ручки.
   - Кошмар, лейтенант, у вас на лице кровь! Вас что били? - Баронесса изучала на его скуле приличную ссадину.
   - Пустяки сударыня. - Теперь Уоллес протянул Кармайну для рукопожатия пятерню. - Не то, чтобы меня именно били... Скажем так: При моей поимке, я оказал достойное сопротивление.
   - Расскажите же нам скорее, как вам удалось избежать гибели в том чудовищном... - Засецкая запнулась. - Право, даже не знаю, как именовать то страшное явление.
   - Увы, баронесса, я решительно ничего не помню. Впрочем, припоминаю лишь одно: мой разум помутился, когда я увидел огромную стену воды вокруг судна. Будто циклический смерч взметнулся над шхуной и... И все, дальше кромешная тьма. Наступил миг забвения.
   - ... "Забвения"... - Повторил Кармайн это слово с трагизадумчивым видом.
   Засецкая недовольно фыркнула: - Однако, все это в высшей степени странно. Почему никто не помнит конкретно, что же произошло? Как нас выбросило на остров?
   - Возможно, впоследствии память вернется. Мне кажется, всему виной запредельный испуг. Хотя, как знать? - Тилобиа водрузил пенсне на переносицу. - Сэр, а дикари вам не объяснили, чего они хотят? И вообще, как считаете мы, что действительно на Острове Забвения?
   - Не знаю. - Пожал плечами офицер. - По всей вероятности да - если верить последним показаниям судового компаса. - Он вдруг резко обернулся к Кармайну. - Позвольте Генри, но где же ваша супруга?
   Ничего не ответив, драматург уныло повесил голову.
   Засецкая поправила прическу. - Мы ее не нашли. Вернее, не успели найти. Эти гнусные варвары схватили нас сразу, как только Сарра обнаружила мистера Генри.
   - Истинная, правда. Я едва опомнился от обморока, и даже толком не успел сообразить, где я и что со мной, как вдруг вижу, ко мне приближается леди Сарра.
   Девушка шмыгнула носиком. - Я только и того, что успела позвать маман и доктора, как эти размалеванные уроды с копьями выросли точно из-под земли. Я и пикнуть не успела, а негодяи уж бросились вязать мне руки. - Бедняжка снова захныкала. - Господи, сие чрезвычайно унизительно.
   Баронесса прижала дочь к себе. - Успокойся моя девочка, иначе, я тоже разревусь.
   - Сударыня я вас умоляю, не следует уподобляться ядовитой напыщенности зрелых матрон средневековой Испании, сейчас не подходящий момент распускать нюни. - Офицер извлек из кармана платок, протянул его Сарре. - Признаться, после нашей чудовищной переделки он выглядит неказисто, но чистый. - Леди попыталась улыбнуться сквозь слезы. - А вам Генри я рекомендую не отчаиваться. Если мы остались живы, значит, существует реальная вероятность того, что леди Алиса тоже жива.
   - И если миссис нет среди нас, выходит она еще, слава Богу, не попала в лапы дикарей. - Добавил Тилобиа.
   Кармайн одним рывком оказался возле стены. - Нужно срочно отсюда выбираться! - Он на ощупь шарил руками по доскам. - Интересно, как они крепятся?
   - О, Генри! - Остановил его Уоллес возгласом робкого порицания. - Я провел здесь добрую половину дня. Можете положиться на мои заверения: Как человек тренированный к самым решительным действиям, даже в самых метаморфозных ситуациях, самым первым делом я тщательнейшим образом обследовал эту, мягко выражаясь, темницу. Так вот, по моему авторитетному разумению, единственное, что возможно предпринять - подкоп. - Он с видом самого страшного заговорщика, из фильмов Эдгара Пима, осязал каждого слушавшего. - Да господа, вы не ослышались. Но! - Офицер приложил к губам указательный палец, и дальше его голос понизился до шепота степной травы. - Док взгляните через ту щель, что возле входа. Там сидит часовой. Он находится у дверей с того момента, как меня сюда водворили. Поэтому, если начать рыть немедленно, он может запросто услышать.
   - Но, отдаваясь намерениям вырваться из лап дикарей, мы просто обязаны рисковать! - Кармайн пребывал в крайнем возбуждении.
   - Дорогой Генри, я всецело с вами согласен. Однако будет гораздо благоразумнее дождаться темноты, ибо сейчас светло и мы можем стать весьма заметной добычей.
   - А где мы возьмем лопату?
   Мужчины, как истинные джентльмены, сделали вид, что не расслышали фразу юной Сарры. Зато баронесса моментально смутилась. - Дитя мое, ты меня поражаешь. Всему Лондону известна твоя страсть к приключенческим романам. Неужели там ничего подобного не было описано?
   Теперь маска смущения пылала и на девичьем личике. - Право же, я сейчас так взволнована, что не в состоянии что-либо припомнить. Впрочем: В одном романе, самого опасного флибустьера заточили в башню, и... он рыл подкоп именно лопатой. - Она очаровательно пожала худенькими плечиками. - Я точно помню. Его друзья пираты подкупили стражника, и тот принес узнику лопату.
   - Невинное создание. - Невольно сорвалось с уст офицера. Он расстегнул кожаный ремень, вытащил его из форменных брюк. - Вот! - Уоллес продемонстрировал бляшку. - Вот он путь к свободе.
   - Мы что этим станем рыть? - С откровенным недоверием вымолвил Кармайн.
   Остальные пока молча посматривали на офицера: в их взглядах разгоралась надежда.
   - В самом-то деле, господа нужно мыслить масштабно. - Он уселся на земляной пол, устланный соломой, и попытался снять сапог: тот явно не собирался поддаваться.
   Тилобиа не выдержал, схватил его обеими руками, и мощным рывком стащил сапог с ноги. Все с неподложным интересом наблюдали за действиями офицера. Перевернув сапог подошвой вверх, Уоллес попытался отковырнуть бляшкой прибитую к каблуку подковку. Несколько настойчивых попыток, гвозди не выдержали, и подковка брякнулась к ногам доктора. Тот ее бережно поднял и протянул хозяину. Подкова оказалась стертой к своему овальному краю на нет. Причем так, что полукруглый край имел довольно острое ребро.
   Уоллес удовлетворенно причмокнул. - Это просто превосходно, что перед плаванием я не поменял их на новые.
   Засецкая сгорала от любопытства. - Что же дальше? Согласитесь, лейтенант эта штучка как-то не внушает доверия.
   - Еще толику терпения баронесса, и вы поймете, что романы о пиратах, с их лопатами, - он иронично посмотрел на Сарру, - есть весьма примитивное воображение. Даже осмелюсь добавить: Нелепое до карикатурности, если, конечно, сравнивать с мышлением офицера Королевского флота. - Он поднялся, подошел к топчану. - Позвольте вас потревожить.
   Засецкая охотно покинула седалище. Уоллес присел на корточки и принялся изучающее рассматривать соединение ножки с дощатой крышкой. Древесина крепилась между собой обычным бамбуковым шипом, вместо столярного клея обмазанным древесной смолой. А для прочности, под углом в сорок пять градусов, от ножки к крайней доске, была туго примотана деревянная перемычка - молодыми лиановыми побегами. Так что, ежели рассматривать существующий крепежный узел, как равнобедренный треугольник, то примерно восьмидюймовая планка являлась не чем иным, как гипотенузой.
   Заостренной подковой Уоллес перерезал своеобразные веревочки и освободил искомый предмет. Дощечка имела двадцать сантиметров в ширину, сантиметров сорок в длину и, где-то неполный дюйм в толщину.
   - Лучше не придумаешь! - Удовольственно щелкнул пальцами невольный изобретатель.
   Теперь он начал с усердием строгать заготовку своей заостренной подковой. Все узники наблюдали с неподдельным интересом, а Тилобиа то и дело вертел головой; вникая в производство необычного шанцевого инструмента и одновременно контролируя размалеванного стража.
   Добрых три четверти часа минуло, прежде чем офицер превратил заготовку в полуфабрикат. Он теперь держал в руках вожделенный плод фантазии, смутно имитирующий махонькую лопатку, какими детишки обыкновенно играют в песочницах: правда, в весьма искаженных формах. Хозяин произведения повертел шедевр вынужденного творчества в луче света.
   - В принципе, за неимением лучшего, сойдет и это. - Он извлек из кармана три сапожных гвоздя, которые крепили подкову, и с задумчивым видом подбросил их на ладони, как бы взвешивая. - Еще пару весомых аргументов, господа, и землеройное орудие будет совершенно готово. - Лейтенант посмотрел на доктора. - Как там наша горилла, бдит?
   - Все тихо, сэр. Охранник развалился в тени, и цедит кокосовое молоко.
   Сарра облизала высохшие губы, а баронесса шумно сглотнула.
   - Генри будьте добры, смените наблюдателя, а вы док идите сюда, поможете стащить второй сапог.
   По завершении этой процедуры он аккуратно приложил подкову к овальному краю деревяшки, который имитировал самый кончик штыковой лопатки, затем наживил гвозди. Придерживая их левой рукой, лейтенант взял в правую только что снятый сапог. Удерживая его за носок, он попросил Тилобиа оторвать от своей рубашки манжет, и осторожно накрыть ним гвозди.
   - Так мы приглушим цоканье металла о металл. - Было, похоже, что Уоллес рассуждает сам с собой.
   Он энергично заколотил каблуком только что снятого сапога гвозди, тем самым, прибив к деревянному штыку лопатки металлический подковообразный наконечник, к тому же заостренный. Затем, сковырнув вторую подкову, Уоллес повторил полученный опыт с другой стороны штыка. Теперь рабочая поверхность инструмента была металлической.
   - Однако! - Тилобиа взял протянутый ему продукт эксклюзивного производства и покрутил в руке. - Господа, я как набожный пресвитерианин не имею привычек клясться в том, чему не верю. Но сейчас я готов поклясться, что сей инструмент способен проложить путь к свободе. - Он взмахнул лопаткой как саблей. - Да этой штуковиной можно не только землю рыть! Пожалуй... - Он еще раз взмахнул лопаткой. - Разбить череп врагу, вполне реально.
   - Естественно док, при случае этим можно успешно защищаться.
   В пухлых от слез глазах Засецкой блеснула искорка надежды на вызволение. - Ну, Уоллес, вашей находчивости можно позавидовать.
   - Тише! - Прошипел Кармайн по-змеиному, и в испуге отпрянул от своего наблюдательного пункта. - Сюда идут дикари - их трое.
   Все замерли. Уоллес бросился натягивать свои сапоги, а доктор рванул в дальний угол и спрятал инструмент под охапкой соломы.
   Деревянный засов издал глухой звук, дверца отворилась, мало-мальски приемлемый свет озарил перекошенные волнением лица пленников.
   Здоровенный воин с копьем вполз внутрь. Его неприветливый взгляд пугал, а вонь, - которую источала грязная кожа - вселяла отвращение. Наконец, его мощная нижняя челюсть зашевелилась.
   - Банту моа, оэх! - Здоровила ткнул пальцем в Уоллеса.
   - Я?
   - Оэх... Моа! - Он махнул рукой на выход.
   Офицер в нерешительности оглянулся на остальных, но с места пока не двигался. Видимо, потеряв терпение, негр огрел лейтенанта тупым концом копья под ребра. От боли беднягу перегнуло пополам, и он страдальчески застонал. Стерпеть сие безропотно было положительно неосуществимо, и доктор рванулся в сторону негодяя, но тут же почувствовал, как острие копья уперлось в грудь. Складка его изъеденных морской солью губ твердила о том, что он и под пытками не утратит своей непоколебимой решительности, однако голос офицера его остановил.
   - Не делайте глупостей док, я пойду с ними. - Тяжело отдуваясь, Уоллес двинулся к входному лазу. - Возможно, вождь желает начать переговоры.
   За воином захлопнулась дверь, шаркнул засов. Пленники секунду не двигались с места, а потом бросились к щелям. Помощник капитана оказался прав: подталкивая в спину, конвоиры вели офицера прямиком к "президентскому дворцу" местного значения. Вот только вели его не к парадному входу, а к тыльной одноэтажной пристройке. Невольники еще несколько минут наблюдали за резной дверью, в проеме которой скрылся Уоллес и его сопровождающие.
   - Забавно, чего хочет от нас этот островной царек?
   Естественно - переживали все, но Засецкая страдала больше других, и не столько за себя, как за судьбу дочери.
   - Ох, не нравится мне это...
   Кармайн зло хихикнул. - Мы, доктор, с вами полностью солидарны. - Он присел на корточки, подперев спиной стену.
   Тилобиа продолжал наблюдать за внешним миром. - Я имею в виду, что мне не нравится то, чем занимаются вон те "павлины". - Все вновь прильнули к щелям. - Обратите внимание на баобаб. Судя по количеству всевозможных безделиц это экзотическое дерево, в некотором роде иконостас. А гранитная глыба, которая рядом, как пить дать - алтарь для жертвоприношений.
   Горстка туземок наряженных в леопардовые шкуры, а в волосах павлиньи перья, занимались приготовлениями к какому-то культовому обряду. На бамбуковые шесты, которые торчали вокруг жертвенного камня, они цепляли черепа животных, а на тот шест, который торчал из земли по центру этого воображаемого круга, был нанизан человеческий скелет. После, вся земля тут же была тщательно вымощена неведомыми для непосвященного травами и птичьим пухом, а сам алтарь щедро усыпан лепестками роз и магнолий.
   Оттуда куда увели офицера, вышел негр. Он что-то держал в руках и направлялся к месту заключения наших горе путешественников. Дверца отворилась, черная рука поставила внутрь предметы: они напоминали кувшины, оплетенные виноградной лозой и с удобной ручкой - они были в двух экземплярах. Лишь только проем захлопнулся, Тилобиа и Кармайн присели возле гостинца.
   - Это что тыква? - Спросил драматург.
   Доктор бережно поднял один предмет за ручку. - В некотором роде вы правы. - Он протянул тыкву баронессе. - Это горлянка. Обычно туземцы их используют для сохранения воды. - Засецкая с интересом разглядывала необычный сосуд. - Аккуратно. Вот тут, видите. - Тилобиа указал на маленький крючкообразный хвостик. - Это ручка. Местные срезают макушку тыквы, и бережно, дабы не повредить внешнюю кожуру, выбирают все внутренности. Затем, полученный кувшинчик высушивают, и транспортируют в них воду из питьевого источника.
   Сарра взялась двумя пальчиками за хвостик, приподняла крышку. Внутри действительно оказалась холодная родниковая вода.
   Скупо улыбнувшись, Тилобиа изрек: - Quod erat demonstrandum! ( Что и требовалось доказать!) /лат./
   - И действительно, натуральный графин. - Пробурчала Засецкая, но тут же насторожилась. - А вдруг она отравлена?
   - Все может быть... - Доктор взял вторую горлянку. - Хотя, желай они именно этого, то прихлопнули бы нас еще на побережье. - Он отпил пару глотков. - Если через несколько минут не рухну в предсмертных конвульсиях, значит можно употреблять.
  
  
   * * *
  
  
   Эскот застыл в нерешительности. - Чертовы дебри. Куда же пойти? - Тропинка, по которой он шел, вдруг раздвоилась.
   Очнувшись на берегу в неизвестном месте, Бэри Адер долго не мог прийти в себя; сперва от шока после случившегося, а затем от радости, что остался жив. Не обращая внимания на дикую головную боль и нестерпимую ломку в суставных хрящах, он почти бегом преодолел километровый участок пустынного побережья, но ни людей, ни даже малейших признаков, на их существование обнаружить не удалось. Тут даже не было абсолютно никаких следов. И, тем не менее, надежда отыскать оставшихся в живых, не угасала ни на минуту. Но в одиночку, что он мог сделать? К тому же мучительно тиранила жажда. Разум подсказывал, что где-то должна быть пресная вода: На эту мысль наталкивало присутствие птиц. Возможно, где-то есть люди. В голове, конечно, всплыли воспоминания о байке Тилобиа, про нежелание местных жителей видеть на своем острове чужаков. Но ведь вполне вероятно, что это не тот остров? А может вовсе не остров? И вообще, он же не захватчик, не интервент. У него даже нет оружия.
   С такими мыслями Эскот наткнулся на неприметную стежку, ведущую вглубь джунглей. И вот теперь, спустя четверть часа пути, пред ним предстала задача - в каком направлении двигаться?
   Густой зеленый потолок из веток и листьев создавал интимный полумрак в этом природном коридоре, который здесь, под пологом, уводил в неизвестность. Небо совершенно не просматривалось, а звуковой фон состоял лишь из птичьего щебета. Бэри Адер прислушался. Теперь, кроме этих беспорядочных криков, откуда-то слева начал доноситься еле слышный, странный шум. Слух улавливал знакомые звуки. Он сосредоточился пуще прежнего.
   - Конечно! Вот я болван, это же шумит вода! - И не колеблясь более ни минуты, обрадованный режиссер уверенно зашагал по левому ответвлению тропинки. - Возможно, шумит водопад. - Твердил он с радостным трепетом. - Или быстрая река плещется о камни.
   Сухая трава и листья шелестели под торопливым шлепаньем, изредка разбавляясь хрустом веток. Вдруг, путник резко остановился. Зрение невольно выхватило из приевшегося пейзажа невообразимую, по своей новизне, картинку. Это несовместимое с общим фоном нечто, лежало на тропинке в десяти шагах, впереди. Эскот почувствовал, как нарастает волнение, как учащенно забилось сердце. От всей окружающей обстановки невиданный предмет отличался слишком уж пестрой гаммой красок. Режиссер опасливо огляделся. Шум воды слышался уже более отчетливо. Все те же крики невидимых оку птиц. Больше никаких посторонних звуков. Эскот поднял с земли короткую толстую ветку, обломал с нее пару сучков с листьями. Увесистая дубинка, в данный момент представлялась единственным подходящим оружием для возможной защиты. Неожиданно, - он с испугу даже отпрянул назад - возле самого уха шелохнулась лапообразная ветвь тропической пальмы, и из-под нее выпорхнула маленькая серо-зеленая птичка, с тонким длинным клювом.
   - Вот мерзавка, - процедил Эскот сквозь зубы, - напугала.
   Он сделал несколько осторожных шагов вперед. Рука крепко сжимала дубинку перед собой. Теперь, необычный предмет можно было рассмотреть более детально. Впрочем, кроме разноцветных перьев испуганный Эскот не успел ничего заметить: Над головой, ни с того ни с сего грянул свист спускаемой тетивы лука, а сухие листья под ногами начали стремительно взлетать вверх, причем, со всех сторон сразу. Со страху он зажмурился и почувствовал, как почва ускользает из-под ног, а тело уверенно теряет былое равновесие. Уже спустя секунду добыча барахталась в подвешенном состоянии, в пяти футах над землей. Сетка из волокон кокосового дерева надежно опутала скулящего Эскота. Все усилия выбраться из ловко расставленной ловушки оказались тщетны. Совершенно выбившись из сил, тяжело дыша и бранясь, он затих, ибо зрачки уловили робкое движение в глубине зеленой массы. Режиссер пригляделся и понял - за ним наблюдают. Два черных лица не мигая, продолжали беззвучно созерцать за добычей. Теперь с другой стороны раздался шорох веток и листьев. Он повернул голову. Из чащи показались несколько аборигенов. По их воинственному виду, боевой раскраске и грозному доисторическому оружию, было очевидно - враждебность преобладает над дружелюбием. В сложившейся ситуации Эскот не ведал, что говорить и, что делать. Единственным реальным выходом ему представлялось, ждать. Ждать продолжения событий, и при этом ни в коем случае не выказывать агрессивного поведения. Однако свою дубинку, которую он по счастью не выронил в суматохе неожиданности, это реальное средство возможной обороны, рука машинально сунула под полы смокинга.
   Туземцы изучающее разглядывали трофей, о чем-то восторженно переговариваясь. По их довольным лицам Бэри Адер сделал заключение: "Черномазые своей охотой довольны." Он попытался улыбнуться, зная о том, что улыбка самый надежный дипломатический ход.
  
  
   * * *
  
  
   - Что за мерзость они там жгут? - Возмущалась Засецкая. - И надо же, ветер, как назло, в нашу сторону. Тилобиа, будучи знатоком всевозможных странностей, вы не соизволите пролить свет на эти дикарские выходки?
   - Видите ли баронесса, я являюсь специалистом в области медицины и, малость, в навигационной науке. Я всю жизнь изучал разного рода заболевания, а так же способы борьбы с ними.
   - Ну, извините. - Не дала ему закончить Засецкая. - Просто вы с лейтенантом Уоллесом... - Она на секунду запнулась. - Ну, мне показалось, вы столько плавали, много чего знаете. Вот вы даже про эти необычные кувшинчики, так подробно все изложили.
   - В принципе, вы правы. Но, тем не менее, - доктор развел руками, - согласитесь, всего знать невозможно.
   А на площади, возле священного дерева собрались практически все островитяне. Появился местный колдун, при виде которого даже бывалый Тилобиа в испуге изрек:
   - Матерь Божья, из каких чертогов тьмы явился сей пиит?!
   Этот высохший точно урюк колдун принялся исполнять гнусавое рифмование неизвестных пленникам слов, сопровождая сие неистовым танцем у костра. Весь в лебяжьем пуху, пальмовых листьях и в краске. Он прыгал через пламя, при этом беспорядочно размахивая руками и регулярно меняя экспрессию голосового тембра. В основном это происходило в те моменты, когда языки пламени воспламеняли края сухих листьев его одеяния. Такой трюк колдуна заводил еще больше и, пытаясь погасить свой камуфляж, он вертелся, что юла и во всю глотку вопил.
   Несколько человек в белых масках и нарядных набедренных повязках - из разноцветных ленточек да птичьего пуха, добросовестно колотили в барабаны бамбуковыми палками, что походило на бравур военного марша.
   Женское население располагалось по правую сторону алтаря. Они все до единой были облачены в черные балахоны, на подобие индийских сари. Их пышные курчавые прически венчали огромные красно-зеленые цветы бромелии. Рты у женщин не закрывались ни на секунду, издавая противные гортанные звуки. Такое хоровое мычание производилось в такт барабанному грохоту: При этом дикарки переминались с ноги на ногу, как бы слегка притопывая, и одновременно хлопали в ладоши.
   По другую сторону жертвенного камня таким же манером приплясывали, мычали и хлопали в ладоши мужчины.
   - Интересно, дикари каждый день устраивают такие оргии?
   - Вряд ли Генри, я полагаю, что данное представление приурочено к нашей поимке.
   Баронесса тревожно посмотрела на доктора. - В таком случае, почему они нас тут держат, почему не пригласят к костру?
   Тилобиа тяжело вздохнул. - Боюсь, ваша милость, нам целесообразней держаться подальше от подобных обрядов.
   - Но почему?
   - Да как же вы не сообразите! - Кармайн в сердцах шлепнул ладонью по стене. - Это вам не пасторальная акварель. Док пытается намекнуть, что вон тот глыбообразный валун, который усыпан цветами и пухом, есть место для жертвоприношений.
   Засецкая вздрогнула. - Не желаете ли вы сказать...
   - Да баронесса, я именно это и хотел довести до вашего сведенья.
   - Право слово, маман, я теряюсь в догадках - о чем речь?
   - Мы, милая Сарра, о том, что нас запросто могут принести в жертву одному из туземных богов, которым поклоняются местные жители.
   - Тилобиа! Зачем так пугать бедное дитя? - Засецкая смотрела с укоризной.
   - Я никого не собираюсь пугать. Я лишь предполагаю возможный исход нашего здесь пребывания. Или вы решили, что мы заперты в этом вонючем сарае, под охраной, дабы закатить грандиозный пир, с дарами в нашу честь?
   - Смотрите! Смотрите. - Взволнованный голос драматурга прервал диалог на повышенных тонах, и все вновь прильнули к щелям.
   Минуя вошедших в транс аборигенов, причем, совершенно не обращая на них внимания, к месту заточения чужеземцев направлялась торжественная процессия с эскортом. Во главе, гордо держа копье наперевес, шествовал небольшого роста человечек, разрисованный белой краской с ног до головы. За ним медленно плелись два здоровенных воина, своим видом они напоминали доисторических предков. На своих могучих плечах эти монстры несли две бамбуковые жерди, к которым была привязана сетка в виде мешка. И замыкали караван еще трое аборигенов в соломенных набедренных повязках; у каждого из которых за спиной болтался лук и колчан со стрелами.
   - Святая Дева Мария! - Кармайн в отрешении отпрянул от стены. - Неужели!?
   - Кого они там тащат? - Непонятно кого спросила Засецкая: Она подставляла к узенькой щелочке попеременно то один глаз, то второй.
   Тилобиа обернулся к драматургу. - Вы полагаете, в сетке ваша супруга?
   Тот был словно не в себе; он судорожно мял пальцы рук, глубоко дышал и бесцельно швырял затравленный взгляд из угла в угол. - Я даже не знаю, что и думать. Если там Алиса, значит она, к счастью жива. Но с другой стороны: Если это действительно так, и если нам действительно суждено принять смерть - как я смогу выдержать, если ее страдания будут на моих глазах?!
   - Успокойтесь мой дорогой Генри. - Доктор обнадеживающе встряхнул за плечо товарища по несчастью. - Еще ничего не известно. К тому же, вполне возможно, что нам удастся бежать - вы не забыли про подкоп?
   Теперь в затравленном взгляде Кармайна вспыхнул лучик прозрения.
   - Мне отсюда скверно видно, - в данную минуту баронесса походила на шкодливого подростка, который тайком заглядывает в раздевалку для девочек, - но сдается - на миссис Кармайн не похоже. По-моему в сетке мужчина.
   Генри Кармайн обхватил голову руками, и что-то канюча, удалился в дальний угол сарая. Его страдальческие стенания прервал сухой шорох засова, а спустя пару секунд, в темницу вполз на брюхе - бранясь вульгарной бранью - Бэри Адер Эскот.
   Заглядывая внутрь, один из черных громил заметил на лицах остальных пленников некоторые изменения. Теперь на них светились, нет, не то чтобы маски непомерного счастья, однако некоторые сквознячки радости. А у чужеземца со странными блестящими стеклышками перед глазами, на устах даже воспарила лучезарная улыбка.
   Вид грозного воина исчез, и теперь в проеме возник образ молодой негритянки. Тонкая черная рука просунула в лаз большой глиняный сосуд, накрытый плетеной из лозы крышкой - он напоминал маленький чан. Тут же полуобнаженная девица поставила симпатичную соломенную корзинку, прикрытую белоснежной материей. Всю темницу моментально окутал изумительный аромат гастрономического происхождения.
   Обнаружив в сарае знакомых ему людей, Эскот тут же позабыл брань и обиды.
   - Господа, я безумно рад, что мы остались живы! - К нему спешили Тилобиа и Кармайн. - Доктор! Генри! - Он долго тряс их за руки. - О, баронесса я неизъяснимо счастлив лицезреть вас и вашу дочь живыми и здоровыми.
   Кармайн взял его под локоть. - Сознавайтесь Бэри, вам ничего не известно о моей супруге?
   - Увы, мой друг, вы первые, кого я вижу. - Режиссер состроил маску омерзения. - Естественно, за исключением этих гнусных обезьян. Возможно, мы единственные уцелевшие в той кутерьме чудовищной стихии. - В завершении последних слов, Эскот заметил, как понуро свесил голову Кармайн, и, ссутулившись, отошел к стене. Он встретился виноватым взглядом с Засецкой. - Черт, весь этот идиотизм меня совершенно дестабилизировал.
   Тем временем, Тилобиа заметил, с каким вожделением Сарра смотрит на принесенные гостинцы; облизывая губки и часто сглатывая слюну. Как уже всеми признанный первоиспытатель, он присел рядом с девушкой, открыл крышку местного столового прибора, с наслаждением вдохнул чудесный аромат.
   - Пища богов - как минимум.
   Внутри лежали большие, грубо нарезанные - размерами с кулак - куски вареного мяса, обильно политые кроваво-красным соусом. Блюдо выглядело только что приготовленным - над мясом клубился пар. Второй рукой доктор поднял белую салфетку с корзинки, где лежали плоские, овальной формы лепешки.
   - Ну-с господа, кто на сей раз рискнет выступить в роли подопытного дегустатора? - С лукавой улыбкой на устах он обвел взглядом угрюмо сопящий полумрак, и в тонком лучике света его круглые стеклышки пенсне, поочередно блеснули. - А подкрепить наши силы - весьма кстати...
   У бедняжки Сарры начинались спазмы желудка, и она умоляюще посмотрела на Засецкую. - Но вода ведь была не отравлена...
   Баронесса покинула топчан. - А знаете что: Я совершенно согласна с дочерью. Если нас не отравили до этого, то с какой стати пища должна быть смертельной?
   Засецкая еще не договорила последнего слога, как ее обожаемая девочка выхватила из корзинки лепешку и немножко надкусила, с трудом пытаясь сдерживать голодные намерения.
   Засецкая вздохнула. - Только скверно, что дикарям неведомы такие понятия, как манеры и этикет.
   - Вы баронесса сетуете на то, что наши захватчики не пожелали нам bon appetite * (приятного аппетита) /фр./?
   - Отнюдь Генри, я подразумеваю, что придется, есть руками, и вдобавок немытыми.
   Вытаскивая двумя пальцами, на вид соблазнительный, кусок мяса, Эскот насмешливо хмыкнул: - Да уж, на худой конец, вилочка бы не помешала.
   Практически с первых минут трапезы все пленники были немало удивлены изысканностью вкуса. Люди пришли к единодушному мнению, что такого сочного, душистого, ароматного мяса им не доводилось пробовать даже в самых богатых ресторанах Лондона либо Парижа. Впрочем, Засецкая к подобным признаниям отнеслась скептически, ссылаясь на серьезное чувство голода, в виду которого оценка блюда не может быть адекватной.
   Тихое пережевывание, под звуки барабанного марша, нарушил Кармайн. Заглянув в полупустую посудину, он сосредоточенно замер: словно что-то подсчитывая в уме.
   - Не забыть бы оставить и для Уоллеса.
   - Ну! - Эскот чуть не поперхнулся. - И помощник капитана здесь!? - Он принялся оглядываться.
   - Не ищите, мой друг. - Кармайн положил руку на плечо режиссера. - Лейтенант томился в этих застенках еще до нашего сюда заточения. Перед вашим появлением, воины племени увели его в дом вождя. Вероятно, вода и мясо плоды его дипломатического раута.
   Бэри Адер потянулся за еще одним куском. - Любопытно, о чем они там беседуют? И каким, главное, образом они друг друга понимают? - Он раскрыл, было, рот дабы вкусить дары захватчиков, но, не сделав этого, обернулся к драматургу. - Ну, Генри, вы меня в самом деле удивляете - "воины племени"... какие там воины!? Это грязные, безмозглые скоты и ничего больше.
   - Отчасти вы правы. Вот только от этих безмозглых скотов сейчас зависит наше будущее, причем в буквальном разумении.
   - Эх, жаль, что по дороге сюда, когда пришлось натурально болтаться в сетке, я выронил свою дубинку. - Режиссер сжал кулак до белых косточек. - Успеть хотя бы одну черную морду разбить.
   Во внезапном прозрении Засецкая всплеснула руками. - Не отчаивайтесь, офицер Уоллес смастерил настоящую лопату! - Эскот удивленно вскинул брови. - Да-да, и мы, как стемнеет, попытаемся тихонечко отсюда улизнуть.
   - Ох, и ловок же этот Уоллес. - Вдохновенно вздохнул режиссер и с удвоенной жадностью принялся доедать свою порцию мяса.
   Пленники еще не успели завершить трапезу, как их внимание привлекла тишина. После барабанного грохота и вытья аборигенок она так неожиданно свалилась, так зловеще продрала слух, что все напряженно замерли. Спустя пару секунд, первым оттаял Тилобиа. Он подошел к стене, посмотрел в дырочку от выпавшего сучка... и с перекошенным от ужаса лицом отпрыгнул в сторону.
   - Черт побери! - В узкой полоске света его глаза горели огнем животного страха.- Да что же это творится!?
   - Тилобиа, вы там что, свою смерть увидели? - Эскот направился к дощатой стене выискивая щель пошире.
   Баронесса подошла к остолбеневшему старику почти вплотную. - Голубчик вы заставляете волноваться еще больше. - Она пристально посмотрела в глаза доктору, и в изумлении отпрянула. - Это трагедия...
   Теперь и все остальные бросились высматривать происходящее.
   От президентского особняка, в направлении алтаря двигалась группа празднично одетых мужчин. Возглавлял шествие сам Мунта Барбус. Вслед за ним четверо воинов несли нечто, схожее с паланкином, правда, в весьма искаженных формах. Это скорее походило на коробообразные носилки, около двух футов высотой. Сверху такого необычного ложа, совершенно голый, привязанный к нему веревками лежал Уоллес. Он вертел головой и пытался что-то выкрикнуть, однако кроме мычания невозможно было ничего разобрать, ибо рот ему заткнули кляпом из красной материи с приколотым к ней цветком лотоса. В хвосте плелись еще четверо громил, которые на мощных суках транспортировали огромный котел с водой. Ужасные мысли зародились в головах белых пленников, и от этого все непререкаемо оцепенели. Их мучнисто бледные лица выражали страх и отчаяние. Не смея проронить ни слова, искушенные цивилизацией люди безропотно внимали ходу дальнейшего течения обстоятельств: не в силах что-либо изменить. У Засецкой вспыхнула мысль: "Только бы Сарра не видела этого ужаса!" Однако губы окаменели, язык онемел, а стиснутые зубы, казалось, намертво срослись. Лицо начало млеть, все тело противно коробило морозцем. А когда дикари водрузили свою ношу, с будущей жертвой на алтарь, когда другие пристроили котел над костром и принялись подбрасывать в огонь поленья, тут уж и вовсе у впечатлительной госпожи подкосились ноги. Она неслышно опустилась на солому, продолжая дальше наблюдать за страшной оргией сидя; прильнув лицом руками и грудью к шершавой древесине.
   Размахивая своим языческим посохом, вождь стал произносить речь, понятную только посвященным. Дикое население острова жадно внимало каждому слову, каждой букве и каждому звуку. В отличие от политических мужей Лондона - собственно, и не только - доклад Барбуса оказался красноречив, но краток. Когда оратор умолк, туземцы воздели руки к небу и трижды, хором прокричали славословящее: - "Туруз... Бак... Туруа!!!" И тут же, до безобразия разукрашенный шаман весь затрясся, чем возвестил о начале своей языческой молебне. Мужчины и женщины упали на колени, добросовестно повторяя выкрикиваемые им фразы. Так длилось около часа. Все это время, заточенные в местной тюрьме европейцы, беззвучно наблюдали за ходом событий. Люди уже не сомневались в своих догадках по поводу дальнейшей судьбы офицера. Слезы жалости, отчаянья и безысходности градом лились из женских глаз, а джентльмены, сдерживая эмоции, лишь скрипели зубами, перетирая злость и ненависть к этим черным варварам.
   И вот, в котле закипела вода. Густые клубы испарений устремились к верхушке баобаба, а две старые островитянки, извлекая из холщевых сумочек какую-то траву, бросали ее в котел целыми пучками.
   Неутомимый жрец, не прекращая колдовского танца, вприпрыжку подскочил к стволу дерева и начал отвязывать шнур, примотанный к толстому обрубку ветви. Освободив один конец и быстро перебирая руками, он стал опускать нечто привязанное к ее противоположному концу, переброшенному через заковыристый сучок где-то высоко в кроне. Сей простейший механизм, пожалуй, являлся прародителем элементарной лебедки. Еще несколько движений, и непосредственно у лица местного оракула появился большой меч, очень похожий на ятаган. Впрочем, меч колдуна был гораздо шире настоящего ятагана, и, как могло показаться, всего на несколько стоунов легче самого колдуна. Он снял орудие умерщвления с крюка, двумя руками торжественно воздел над головой. И вмиг толпа возрадовалась. Дикари ликовали беззаветно, яростно; при этом, понукая палача к определенным действиям. Тот не заставил себя долго ждать - его тощая, жилистая фигура губительной тенью выросла у жертвенника. Помощник капитана продолжал биться в конвульсиях, в истерической агонии. Точнее, в виду того, что все его тело было намертво привязано к деревянному сооружению, одна лишь голова металась из стороны в сторону, в сопровождении уже не мычаний, а захлебывающихся хрипов. Правда, пленникам не представлялось возможным видеть, как вздулись на лбу и висках Уоллеса вены, зато было отчетливо видно, как побагровело его лицо, как дико выпучились глаза. Язычник замахнулся. Все замерли... Еще мгновение, и широкое, тяжелое лезвие словно зеленый побег бамбука, отсекло голову несчастного.
   Засецкая заверещала не своим голосом. Сбоку что-то глухо ударилось о землю: Закатив глаза, Сарра лежала без чувств. Метнувшись в дальний угол, Эскот грохнулся на четвереньки - его неудержимо рвало.
   Палач, видно, владел своим страшным искусством в совершенстве, так как голова жертвы после отсечения не скатилась с жертвенника под ноги, она осталась покоиться практически не сдвинувшись с места. Тем временем племя впало в истерический транс: Хвалебные возгласы восхищения превозносили самолюбие колдуна. Не выпуская из рук меч, он преклонил колено. Темный поток густой крови, маленьким водопадом журчал с камня наземь. Словно из животворящего источника шаман сделал несколько жадных глотков. Сие отвратное зрелище заставило пленников отвернуться. Доктор только теперь заметил бесчувственную Сарру и бросился к ней. Окаменев от ужаса Засецкая таращилась в темное пространство сарая совершенно отрешенным взглядом. Подавив удушливый ком отвращения, Кармайн все же вернулся к своему наблюдательному пункту, и продолжил следить за дальнейшими событиями. Любопытство писателя взяло верх над отвращением; как ни крути, а он плыл сюда именно за этим.
   Местного колдуна, по всей видимости, звали Тхаматан, ибо именно такое слово выкрикивала вся разгоряченная толпа. Их возбуждало кровавое зрелище, и дикари жаждали продолжения. Испив человеческой крови, Тхаматан вошел в раж, что означало - смертельный спектакль еще не окончен. Вскочив на ноги, он радостно завизжал, затрясся; после чего, все тем же решительным движением отсек у безжизненного тела все, конечности. Его подручные, не колеблясь, погрузили в кипящий котел окровавленные продукты четвертования. Затем выпотрошили туловище, разрубили его на куски, и отправили туда же. Теперь на алтаре осталась лишь голова: вероятно шаман или Барбус их коллекционировали. Древняя туземка бережно помешивала деревянным ковшом адское варево, а беснующиеся дикари возобновили свои символические танцы.
   Стеклянные глаза Генри Кармайна теперь сверлили пустоту, где-то далеко над банановой рощей. Он тяжело дышал, сжимая кулаки до болей в хрящах, а иногда вздрагивая всем телом. Эскот, наконец, оправился от приступа рвоты, и теперь раскачиваясь, сидел на топчане, обхватив голову руками и тупо мыча носоглоткой.
   Дочь баронессы, наконец, пришла в себя: девушка бестолково озиралась по сторонам, не помня, как упала в обморок.
   Потрясенная жестокой сценой Засецкая тихо и монотонно выла. Склонясь над дочерью, она роняла слезы на закубленные волосы Сарры.
   Взбешенный доктор стремительным шагом намотал несколько кругов по сараю. Его бледное лицо, вздрагивая нервным тиком, в сумраке помещения маячило сизым пятном и двумя круглыми бликами. Внезапно он рванулся в дальний угол и схватил спрятанное там, землеройное устройство: Тилобиа держал лопатку перед собой, на вытянутых руках, на уровне лица, и смотрел на нее так, словно на живого человека.
   - Я, Антонио Тилобиа, клянусь! Живым этим варварам меня не взять.
   Режиссер поднял голову с таким усилием, будто она весила центнер. - Ну, напоследок мы хоть узнали ваше имя...
   - Не смейте! - Засецкая вся дрожала. - Слышите, не смейте нас заживо хоронить.
   - Пусть эти скоты сюда только сунутся, - продолжал Тилобиа с запальчивой решимостью, - и тогда, мистер Эскот, вы узнаете, чего стоит старый морской волк.
   Присутствующие помнили, как доктор продемонстрировал на шхуне силу своих мускул, поэтому никто и в мыслях не усомнился в твердости заверений отчаянного лекаря.
   Подняв с пола дочь, Засецкая усадила ее на топчан, рядом с режиссером, а затем медленно повернулась к Тилобиа.
   - Сражаться с этими извергами бесполезно, то есть напрасная трата сил и времени. Их много и нам не выстоять, а значит бесполезно погибнуть. Я же намерена жить, и мечтаю, чтобы моя дочь жила и радовалась каждому мгновению. А посему, твердо убеждена: нам необходимо взять себя в руки, и приступить к рытью подкопа. Чем больше мы сделаем сейчас, тем быстрее вырвемся из лап дикарей, когда стемнеет.
   - Баронесса абсолютно права. - Драматург вернул дар речи. - И еще, я так думаю, сегодня нас больше не потревожат. Но, ежели мы грядущей ночью не выберемся на волю, то завтра эти сволочи возжелают повторить жертвоприношение - тогда нас станет на одного человека меньше.
   Эскот горестно вздохнул: - О-хо-хо... а что дальше? Я в том плане: вот, мы выбрались отсюда, спрятались в лесу... И что? Как мы сможем убраться с этого проклятого острова? У нас ведь нет ни корабля, ни даже элементарной лодки.
   Кармайн махнул в его сторону рукой. - Оставьте Бэри, это вопросы завтрашнего дня. А первостепенная задача на сегодня - сбежать из плена.
   - Совершенно верно. - Отозвался Тилобиа. - Правильность такого решения напрашивается сама собой. - Он сквозь щели принялся осматривать местность со всех сторон, на предмет выбора наилучшего варианта.
   Восточная стена оказалась самой подходящей, так как смотрела на лес, до которого оставалось метров пятнадцать.
   Кармайн разметал руками солому. - Нам повезло! - Он сгреб жменю грунта. - В этом месте почва песчаная и неутоптанная.
   Тилобиа присел рядом. - Согласен: копать будет легко.
   В отверстие от выпавшего сучка Засецкая одним глазом изучила небосвод. - Солнце клонится к закату, значит, через несколько часов стемнеет.
   - Не раньше, чем через два часа. - Уточнил доктор.
   - Что же, Антонио... - она осеклась, вонзив в Тилобиа взгляд исполненный надежды. - Вы позволите вас так называть?
   Элегантно склонив голову, тот отвесил поклон. - Сочту за честь, ваша милость.
   - В таком случае Антонио, давайте немедленно приступим к делу.
   Кармайн уже стоял у фасадной стены темницы. - А я, с вашего позволения, прослежу за охранником.
   Теперь и Эскот заразился всеобщей решительностью. - Баронесса не сочтите за труд возглавить наблюдение за левым флангом, а я возьму на себя правый - на всякий случай. - Он потер ладони. - Док, если устанете - скажите, я вас сменю.
   Едва Генри Кармайн приступил к изучению обстановки снаружи, как его взволнованный голос заставил всех отвлечься от своих обязанностей.
   - Вы только посмотрите, что эти подонки вытворяют!
   Картина и впрямь состоялась препротивнейшая. Стоя перед вождем, Тхаматан торжественно держал уже готовую, вареную ногу Уоллеса. Вычурно помолясь перед вкушением священного блюда, он с горделивым видом оторвал зубами кусок мяса; с пафосом передав Барбусу остальное. И тут же в воспаленное сознание Засецкой ворвалось воспоминание о музее в Мадриде, где ее впечатление поразило полотно Гойи - "Сатурн, пожирающий своих детей". А тем временем вождь с тем же аристократизмом повторил отвратительное действо. Теперь прихвостни шамана извлекли из котла все приготовленные части тела. Они со знанием дела взялись разделывать человеческую плоть, раздавая этот мерзкий гуляш населению. Поеданием человечины были заняты все. Даже сопливые детишки и те клянчили у родителей вожделенный кусочек мякоти. Затем, одному из рубщиков, воин принес - уже знакомый пленникам - глиняный сосуд. Тот с недовольным видом, брезгливо швырнул в него несколько ребер, второй "гастроном-мэн" чего-то плеснул сверху из бутылочки, и размалеванный дикарь направился к сараю. Всеобщая тревога не без основания всколыхнула и без того запуганный народ. Люди как отара ошалелых овец, напоминая скопище законченных алармистов,* (человек склонный к панике.) сбились в кучу у противоположной стены. Зашуршал засов; дверь отворилась; черная рука просунула внутрь страшный гостинец; и дверное отверстие захлопнулось. Люди с отвращением отворачивали лица, старались не смотреть в ту сторону... Впрочем, в закрытом помещении запах распространяется быстро, и когда он достиг органов обоняния узников... Гримаса всеобщего омерзения, точно могильная тень, накрыла их отмеченные страхом лица, ибо сей "аромат" им был уже знаком! Точно так пах их недавний скудный обед, изысканный вкус которого все так отчаянно нахваливали.
   В данный момент мозги пленников интенсивно работали: впрочем, работали в холостую, так как каша из ошеломления и отвращения не давала повода для рождений иных эмоций. Гробовая тишина длилась не меньше минуты, после чего дамы бросились извергать наземь содержимое желудков. Мужчины, однако, оказались более стойкими в этом вопросе, мужественно сдерживая откровенные порывы идентичного характера. Но, и у тех, и у других в головах не могло уложиться, что изумительное мясо, съеденное ними, принадлежало человеку. Конечно! Откуда им до этого было знать, каково оно на вкус и как пахнет!? Зато теперь, вдыхая отвратную вонь вареного Бернарда Уоллеса, всем становилось ясно, какую жестокую шутку сыграли с ними каннибалы. Эти ничтожества сделали из них, из знатных и уважаемых людей Англии - подобных себе! Тех, кто у нормального человека вызывает отвращение: Дикари сделали из них людоедов!!!
   Завершив процедуру очищения желудка, глубоко дыша и всхлипывая, баронесса с дочерью молча сидели под стенкой. Угрюмо сопя, мужчины стояли на своих местах как замороженные. Первым от полученного шока оправился Тилобиа.
   - Для нас, господа, это еще не самый худший вариант. - Он шагнул к тому месту, где было намечено рыть подкоп. - Мы обязаны собрать в себе все самообладание и настойчиво бороться за жизнь. Безвыходных положений не бывает. Поэтому, друзья мои... - он неловко поправил на переносице пенсне, - наше будущее в наших руках.
   Ни проронив, ни звука все разошлись по своим местам.
   Весь следующий остаток дня протекал на удивление спокойно. Казалось, что хозяева острова совершенно игнорируют наличие пленников. Даже, до этого неотлучный охранник, исчез в направлении деревни и объявился лишь с наступлением скоротечных сумерек. Церемониальная суматоха, в связи с жертвоприношением да кульминационным фуршетом, лаконично угасала. Негры разбрелись по своим лачугам, а голову жертвы, вместе с носилками, унесли все те же подручные шамана.
   Ночь свалилась на остров как-то уж стремительно быстро. Лишь только золотой шар закатился в лузу горизонта, и небо тут же задернула вуаль беспросветной тьмы. Луна еще не взошла, но кое-где уже загорались первые звездочки.
   - Поразительно... - Засецкая покинула пост, наощупь добралась до топчана, и под тяжестью ее тела соломенный матрац мягко захрустел. - Как-то необычайно быстро стемнело: вы не находите?
   Напоминая ящерицу, Тилобиа на животе выполз из вырытой ямы. - Почему же странно?
   - Антонио вы заметили, здесь категорически отсутствуют сумерки. Солнце едва скрылось, и через три-четыре минуты мрак.
   - В здешних широтах, сударыня, это явление такое же обыденное, как утренний туман окрест Лондона. - Доктора видно не было, но по интенсивному сопению и глубокому дыханию напрашивалось предположение - Тилобиа изрядно утомлен. - Мистер Эскот, - позвал он вполголоса, - вы там еще не уснули?
   Послышался робкий шелест соломы. - Помилуйте голубчик, о каком сне может идти речь?
   - Помнится, вы предлагали свою помощь... - Тилобиа страдальчески прокряхтел. - Знаете ли, от такого усердия разболелся правый локоть: Старая рана еще дает о себе знать.
   Ничего более не спрашивая, вслепую, ориентируясь на голос, режиссер побрел на смену ответственного землекопа.
   - Вы говорите "старая рана"? - Засецкая вновь захрустела матрацем. - Неужели вы и в схватках с пиратами отличились? - Ее вопрос имел явно фальшивый оттенок любопытства.
   - Отнюдь мэм, - доктор породил протяжный выдох досады, - весьма банальная история: Мы как-то нарвались на страшный самум. - Он замолчал, но вскоре продолжил: - А знаете баронесса, при ближайшем удобном случае я вам непременно поведаю эту историю в мельчайших подробностях. - В данный момент Тилобиа больше волновало "сегодня". - Ну, что нам сообщит главный наблюдатель?
   Кармайн отозвался не сразу: одолевали невеселые думы о судьбе супруги. - ... Что вы спросили?.. Pardon. Ах, ну да, все bien мистер Тилобиа, наш надзиратель развалился возле костерка, и мне так кажется - он дремлет.
   - Сие весьма недурственно. - Голос доктора зазвучал гораздо оптимистичнее. - А что наша юная леди? Как вы там Саррита?
   Девушка сидела на топчане, прижавшись к своей матери. - Спасибо доктор, мне уже лучше. - В этой кромешной тьме ее тоненький голосок казался ангельским.
   - Вот и чудно.
   В следующий момент, в той стороне, где Бэри Адер уже втиснулся в узкий лаз для продолжения рытья земли, послышалось тихое шкрябанье: Этот неласковый для уха звук доносился снаружи. Все замерли и прислушались - тишина более не нарушалась.
   - Это что крысы? - Режиссер пулей вышмыгнул обратно.
   И тут, скрежет возобновился, но теперь громче и продолжительней.
   - Клянусь богом, там кто-то есть. - Эскот отшатнулся назад, угрожающе вскидывая над головой лопатку. - По-моему, кто-то скребет ногтями по доскам.
   - Может собаки? - Осторожно высказала личное предположение Сарра.
   И вдруг "грянул гром"! Все услышали тихий голос: - Господа вы меня слышите? - То был ни с чем несравнимый баритон Аливареса.
   Обалдев от радости, и потеряв контроль над собой, Сарра отрывисто взвизгнула: впрочем, быстро нашлась, затулив рот обеими, дрожащими от волнения ладошками. Не помня себя от счастья, пленники бросились к той стене, за которой - сродни взрыву бомбы в мирное время - прозвучал такой желанный, почти родной голос. Даже Засецкая, которая питала некоторую неприязнь к этому развязному баловню, и та чуть не разрыдалась от вспышки положительных эмоций. Эскот что ужаленный занырнул в яму, лихорадочно работая лопаткой.
   - Граф, Луиджи это вы!?
   - Тише вы Генри. Упаси господи, привлечете внимание дикарей: Да это я, Аливарес.
   Кармайна трусило, как при первом интимном свидании. - Дорогой Луиджи, если б вы только знали...
   - Знаю, знаю. Но молю - тише, не так громко.
   Доктор крепко сжал локоть драматурга. - Генри возьмите себя в руки.
   - Хорошо, извольте. - Кармайн понизил голос до детского блеянья. - Граф вы один?
   - Нет. Со мной американец, но он сейчас в лесу.
   - А моя супруга, она разве не с вами?
   - Увы, Генри, миссис Кармайн мы пока не встретили.
   Вдруг, из-под земли радостно зашипел режиссер: - Готово, лезьте за мной!
   Тилобиа взял дам за руки, осторожно подвел к подкопу. - Я понимаю - вы взволнованы, поэтому настаиваю; никаких громких слов или звуков. Если нас заметят - все пропало.
   Первым на улицу выбрался Эскот. Он так отчаянно бросился обнимать Аливареса, что тот не удержался от сарказма:
   - Ну-ну, Бэри, я уже обещал свою руку и сердце Сарре.
   Режиссер отпрянул и тихонько рассмеялся. - Ничего другого я от вас и не ожидал.
   За спиной Эскота послышалась возня. Полная луна, всего считанные секунды, вынырнув из-за огрызка рваной тучи, озарила перепачканное землей, счастливое личико юной леди. Джентльмены за обе руки, аккуратно вынули Сарру из-под сарая. Ее сияющие глазки с любовным обожанием пожирали Луиджи Аливареса. Он нежно взял ее за плечи и уж было, нимало не стыдясь, хотел прижать к себе, но из того же отверстия показалась баронесса. Граф не рискнул вольствовать. Но помогать почтенной даме, выбираться из спасительного туннеля Эскоту пришлось в одиночестве, так как красноречивое телепатическое молчание двух голубков, невозможно было нарушить даже самыми страшными катаклизмами.
   Минули всего считанные минуты шорохов, сопений, да охов, и уже все пленники пребывали на свободе.
   - Господа немедленно поспешим в лес. Вопросы и объяснения после. Сейчас главное убраться подальше от этого места. - Граф чеканил слова тихо, отчетливо и быстро. - Все идут строго друг за другом. Никому не разговаривать и, по возможности, тихо ступать.
   Компания была настроена решительно. Тилобиа осмотрелся, поднял с земли их единственное оружие; лопатка валялась возле выхода из подземного лаза. Аливарес заметил, с какой скорбью все смотрели на этот необычный инструмент.
   - Вы знаете граф, что эти чудовища сотворили с Уоллесом?
   - Не сейчас мистер Эскот. Все потом. Давайте безотлагательно поспешим туда, где остался Кортнер. Главное уйти поглубже в джунгли.
   Спустя две четверти часа их ожидала еще одна радостная минута: встреча с писателем из Чикаго прошла в теплой атмосфере приветливого воссоединения. Правда, сперва, под эгидой Аливареса беглецы прошли мимо нужного места. Заслышав приближение людей - хруст веток и шелест листьев - Кортнер юркнул в расщелину между двух стволов мангового дерева, где присев оказался под густым покровом гигантских листьев папоротника. А так как граф велел всем идти беззвучно, то, следуя наставлениям, все двигались молча. Поэтому Кортнер не сразу узнал своих английских друзей. Но когда караван темных силуэтов проходил в метре от его логова, мужчина уловил ни с чем не - сравнимый запах французских благовоний баронессы: теперь он выбрался из убежища и окликнул идущих.
   Повествование о судьбе Уоллеса потрясло Кортнера и Аливареса до глубины души. Граф вообще отказывался верить услышанному: он топтался взад-вперед, тряс головой, темпераментно жестикулировал руками и гневно бурчал что-то непонятное.
   - Бедняга Уоллес, - сидя на корточках и подперев лоб ладонью, канючил Кортнер, - всегда такой рассудительный, умный, строгий офицер - и на тебе. Боже, какая ужасная, бессмысленная смерть. Погибнуть молодым - нелепо, во всяком случае, не так. - Закрыв глаза, он притих.
   Наконец граф прекратил свои мытарства, его фигура остановилась перед унылым драматургом. - Послушайте Генри, вам не следует отчаиваться. Вы обратили внимание, что мы все выжили. И если вашей супруги нет у дикарей, и нет с нами, выходит, леди Алиса где-то на острове.
   - К сожалению, уже не все, гибель Уоллеса... - Он неловко смахнул навернувшуюся слезу. - Но, Алиса...
   Граф положил ему руку на плечо. - Ну-ну, только не нужно сейчас раскисать... - он еще что-то хотел сказать, но Засецкая перебила.
   - И что же нам теперь делать?
   Аливарес оставил Кармайна, обернулся, запустил руку в карман брюк. - Во-первых, баронесса, давайте разожжем костер. - Он достал из кармана маленький блестящий предмет. - Огонь сможет предостеречь нас от нападения хищников. - Несколько чирков кремниевой зажигалкой и над рукой Аливареса вспыхнул маленький гребешок желтого пламени.
   Засецкая сощурилась. - От нападения хищников - может быть. А от нападения дикарей? Они ведь могут нас элементарно заметить.
   В разговор вмешался Тилобиа. - Сударыня дело в том, что от вражеского лагеря нас отделяет высокая, плотная стена джунглей. В принципе, нам нечего переживать. Да и в погоню за беглецами они бросятся не ранее чем с восходом солнца - зачем же мерзавцам тревожить среди ночи запертых, охраняемых пленников.
   Через десять минут языки пламени от небольшого костра озарили знакомые образы. Сухие ветки пробкового дерева, вперемешку с тиковым хворостом тихо потрескивали. Первая радость от побега на свободу и встречи с уцелевшими соратниками сменилась на лицах маской тревоги и неизвестности. Подбросив несколько веток в огонь, Засецкая поинтересовалась у доктора:
   - Ну хорошо, сейчас мы в безопасности, однако дальнейшее, честно говоря, не совсем понятно. Каким, собственно, образом мы сможем покинуть этот проклятый клочок земли, если наш корабль затонул, а капитан погиб?
   - Позвольте господа! - Кармайн не дал Тилобиа возможности ответить на вопрос баронессы: Генри обращался к графу и американцу. - Как же вы сообразили, что мы находимся именно в том гадком сарае? - Остальные были не менее увлечены вопросом.
   Отвечать взялся Аливарес. - Когда я, совершенно случайно обнаружил мистера Кортнера, а затем, совместно, мы наткнулись на признаки присутствия на острове племени каннибалов: А именно - бамбуковые шесты с нанизанными на них человеческими черепами.
   - Да-да! - невпопад оживился Тилобиа. - Помнится, я слышал про такие особенности племен людоедов.
   Граф метнул торжествующий взгляд на писателя. - Вот видите, а вы мне не верили.
   Кортнер лишь скромно пожал плечами, но взялся продолжать. - Так вот, когда мы с графом поняли, что нам никоим образом нельзя себя обнаруживать, родилась идея укрыться в чаще джунглей. Мы отправились вглубь острова, стараясь двигаться по скрытым от дальнего обзора складкам местности. Вскоре мы достигли подножия горы, огибая которую, чуть в стороне я заметил банановую рощу. К тому времени в наших желудках было совершенно пусто, от чего дико хотелось есть. Посему, представилось неплохим вариантом полакомиться местными бананами. Конечно, мы шли осторожно, не пренебрегая всеми способами маскировки, в результате чего не были замечены дикарями. А уже внутри самой плантации нам стали слышаться странные звуки - точно вдали гремел гром. Хотя это призрачное сходство нас насторожило, все же мы с графом двинули на грохот.
   - И вот тут-то, - перехватил инициативу Аливарес, - пред нами открылась экзотическая картина. Но для начала мы добрались до окраины деревушки и спрятались в высоких кустах мескита. Из своего укрытия мы наблюдали необычный языческий обряд... или ритуал, уж не знаю, как сие называется, но все эти пляски стоны... ну, да Бог с ними. Мы и получаса не провели в кустах, как увидели воинов племени, которые тащили в сетке мистера Эскота. И тащили они его именно в тот сарайчик, неподалеку от которого мы прятались. Поначалу я решил, что он там один. Но когда дикари принесли большую посудину пищи... в тот момент сомнений не было - там есть еще люди. А как можно было проникнуть незамеченными в их лагерь днем? Хоть местная тюрьма и расположена вблизи леса, все же отлично просматривается и со стороны громадного особняка, и со стороны баобаба, где пребывало, чуть ли не все племя. Да и ваш охранник, восседая на бревне в неподходящем для нас месте, являлся нежелательным препятствием. А посему, мы решили дождаться темноты. - Поворошив палкой угли в костре, он добродушно пошлепал по плечу американца. - Именно тогда у мистера Кортнера родилась блестящая идея. Пока было светло, и большинство туземцев занимались своими незамысловатыми танцульками, он предложил обследовать окрестности на предмет ознакомления с ситуацией.
   - Да, в тот момент я думал о возможном обнаружении чего-либо полезного для отступления с острова. - В данный момент лицо американца нельзя было назвать недовольным.
   Баронесса с дочерью переглянулись.
   - И что же вам удалось выяснить? - Кармайн сгорал от любопытства.
   Аливарес поднял над головой обе руки, воспроизводя движения, призывающие к спокойствию. - В виду того, что весь остров велик, мы с писателем ограничились пересечением его в поперечном направлении. И, так как определенный промежуток расстояния нами был уже пройден, то дальнейший маршрут пролегал на восток. Кстати, не премину заметить господа, что местные жители отнюдь не лишены здравого смысла.
   Эскот злобно отплевался. - Угу, намедни мы имели ярчайший пример убедиться, какой "здравый смысл" заседает в башках этих скотов.
   - Спокойно Бэри, вы же не можете отрицать, что наряду с укоренившимися древними традициями, аборигены способны прогрессировать в плане эволюции. Тем паче здесь, не забывайте, некогда присутствовали цивилизованные люди, которые запросто могли посеять семя развития социального роста.
   - Ну, ладно, будет вам граф превозносить безмозглое стадо. - Засецкая нервничала. - Рассказывайте же, не томите, что вы там обнаружили?
   - То, что удалось открыть, весьма любопытно и дает все основания полагать, что нам таки удастся покинуть остров. - Аливарес сиял довольным огоньком лукавства.
   - Да не мучьте же вы нас! Мы и так порядочно утомлены вашими хождениями вокруг да около. - Почтенная дама теряла терпение: давала о себе знать расшатанная нервная система.
   Кортнер не удержался: - Мы нашли натуральную рыбацкую артель!
   Пока публика обменивалась угрюмыми, непонимающими взглядами, граф поднялся на ноги.
   - Я так и ожидал. И в свете этого, позвольте пояснить все с самого начала.
   Набравшись терпения, путешественники принялись прилежно вникать в суть повествования.
   - Итак, держа путь на восток, как я уже упоминал, обходя гору по самому подножию, мы наткнулись на вполне сносное подобие скотоводческого ранчо. Благо нас в тот момент никто не заметил. Да, собственно говоря, там и было-то, всего с полдюжины аборигенок - мужчин мы не видели вовсе.
   -А что за животных там держат? - Спросила Засецкая.
   - Вы не поверите! Самый обычный сельскохозяйственный скот: коровы и овцы.
   - Ну и ну! - Крайне изумилась Засецкая. - Зачем же, в таком случае, эти негодяи едят человеческое мясо?
   - Вероятнее всего, только ради соблюдения вековых традиций поклонения богам. Или, что-то в этом роде.
   Эскот негодующе взмахнул кулаком. - Вот твари!
   - Я позволю себе продолжить. - Граф прокашлялся. - Причем ферма расположена в идеальном месте. - Граф посмотрел в сторону Эскота. - Это я о "здравом смысле". Так вот: Рядом течет пресная река, с вольготными заливными лугами, на которых растет сочная трава.
   Не задерживаясь, мы двигались дальше. Чайные плантации, виноградники, маисовое поле и кофейная посадка, привели нас в некоторое изумление, и нам стало понятно - не так уж примитивны эти островитяне. Впрочем, больший восторг посетил нас чуть позже. К тому времени мы добрались до восточного побережья, где наткнулись на прекрасную лагуну, со всех сторон защищенную от ветра скалистыми рифами. И вот, в этой самой лагуне расположилась натуральная эскадра больших рыбацких лодок, чем-то похожих на шаланды. К нашему счастью, там не было ни души. Все эти лодки, сети, весла, паруса, и многое другое - не охраняются! Скорее всего, аборигены считают сие излишним, ввиду отсутствия на острове посторонних людей.
   На радостях Сарра захлопала в ладоши. - Маман вы слышали, мы сможем уплыть!
   Оживленный гомон промеж сидящей у костра интеллигенции, напоминал ропот в театральных ложах перед началом представления. Все были, безусловно, рады слышать такое вдохновляющее известие.
   Тилобиа неожиданно воскликнул: - Черт возьми! Нам необходимо, как можно быстрее туда добраться. Ведь если дикари завтра утром обнаружат нашу пропажу, то непременно бросятся рыскать по всему острову, и лагуна, я вас уверяю, будет одним из первых мест, где появятся солдаты.
   Засецкая перевела встревоженный взгляд с доктора на американца, а затем на Аливареса. - Вполне резонное замечание. Антонио прав: раз уж у дикарей хватает извилин заниматься фермерством и земледелием...
   - Ведь это так логично! - Перебил баронессу Кармайн. - Сбежав из-под стражи, пленники обязательно попытаются убраться и с острова.
   Засецкая насупила брови, но отнюдь не оттого, что ей не дали высказаться. - Я не возьму в толк - чему же вы, джентльмены, улыбаетесь?
   И действительно, в данный момент Кортнер с Аливаресом следили за логическими умозаключениями своих друзей с улыбками на устах, при этом заговорщически перемигиваясь.
   - Сейчас, господа, граф пояснит вам причину нашего веселья.
   - Благодарю вас Смит. Я считаю, уже пришло время поведать о том, что удалось сделать во имя нашего общего спасения. - Он произвел многозначительную паузу. - ...Нам с писателем удалось выкрасть две лодки и спрятать их к северу от бухты. Правда, без парусов - приходилось действовать чрезвычайно быстро, но зато мы прихватили три пары весел.
   Конца и края не было всеобщему восторгу. Казалось, что лица людей сияют ярче, чем языки пламени. А тем временем граф продолжал:
   - Конечно, нам пришлось изрядно попотеть, пока мы работали веслами, дабы выгрести из лагуны и доплыть к месту, где наш "дуэт надежды" сейчас и пребывает. Впрочем, сей момент, есть сущий пустяк, по сравнению... - Граф понурил голову и задумался.
   Все поняли, какие мысли посетили Аливареса.
   - Таким образом, - взялся досказывать историю Кортнер, - обогнув скалистые утесы, нас вынесло к песчаной косе, за которой начинался крутой обрывистый берег. В том месте густые зеленые джунгли удачно доходят до самой воды, а исполинские ветви раскидистых тропических пальм даже нависают над водой на добрый десяток футов. Именно в таких дебрях мы и пришвартовали наши трофеи.
   Приподнятость духа окутала абсолютно всех членов столь опасного предприятия. Вернее, почти всех. Кармайн вроде бы и радовался удачному стечению обстоятельств, но зримая грусть и тревога явно присутствовали во взгляде. Тилобиа уловил ту нить, которая послужила поводом для переживаний английского драматурга.
   - Не отчаивайтесь дружище, вероятно, завтра мы отыщем вашу супругу.
   - Если дикари не отыщут ее раньше.
   - Ну, не будьте таким пессимистом. Я верю, что...
   - Ах, оставьте док. Мое убеждение таково, что бедная Алиса сгинула в океане вместе с судном: жена очень скверно умела плавать.
   - Фи-и! - Скривилась Засецкая и тут же растянула довольный оскал. - Я и подавно не умею плавать. Однако, как видите, сижу перед вами жива и здорова.
   - Что же, друзья. - Граф заложил руки за спину и прогулялся вдоль сидящих. - Завтра нам предстоит столкнуться с тяжелыми испытаниями, и вот поэтому всем необходимо поспать. Надеюсь, доктор меня поддержит?
   - Безусловно, сон придаст сил. - Согласился Тилобиа. - Пойдемте граф, соберем по охапке пальмовых листьев и устроим элементарное лежбище: Не на земле же располагаться дамам.
   Когда мужчины неспешно удалялись в заросли, Сарра почему-то заволновалась.
   - Джентльмены будьте осторожны, тут могут быть дикие животные.
   Тилобиа обернулся, и продемонстрировал в руке инструмент, благодаря которому им удалось прорыть под стеной сарая спасительную лазейку.
   - Не нервничайте леди, я вооружен и крайне опасен; особенно, для всяких хищников.
   Мирное потрескивание хвороста в костре не нарушалось ни единым звуком или вздохом. Все молча смотрели на пламя и, видимо, каждый размышлял о чем-то своем.
   Неожиданно, в той стороне куда удалились граф с доктором, послышался неясный шум, что было похоже на шум борьбы. Люди у костра застыли. Еще недавно их лица были радостными, потом задумчивыми, а сейчас встревоженными. Подозрительная возня длилась несколько секунд. Затем глухой стук, короткий возглас боли и отчаянья, после чего хруст ломающихся веток с характерным шелестом листьев. Мужчины у костра нервно повскакивали на ноги, ибо возглас из джунглей не принадлежал ни доктору, ни графу - голос был чужим. Звуки и шорохи прекратились так же скоропалительно, как и возникли. И вдруг, - от внезапности Сарра истерично ойкнула - из кустов древовидного папоротника, в освещенное пламенем пространство ворвался Тилобиа; следом, из чащи, впрыгнул перепуганный Аливарес. Лица обоих выражали непомерную тревогу и беспокойство, даже панику. Застыв у самого огня, доктор тяжело дышал, уперев стеклянный взгляд куда-то перед собой и чуть ниже груди. Всеобщий кошмар, как следствие всеми увиденного, всколыхнул молекулы адреналина в истерзанных переживаниями и постоянным страхом душах. В правой руке Тилобиа держал то самое подобие детской лопатки, с которой стекали, и с шипеньем падали в затухающий костер крупные капли какой-то темной густой субстанции. В свете пламени и жара белесых углей не трудно было заметить, что вся рабочая поверхность инструмента забрызгана жидкостью бурого цвета. Левая же кисть, сжавшись в кулак, держала пучок разноцветных перьев.
   - Я его убил... - Еле слышно проронил Тилобиа не своим голосом.
   - Необходимо срочно отсюда убираться. - Аливарес выхватил из руки доктора обагренный кровью инструмент и бросился резво забрасывать костер землей. - Кажется, нас обнаружили.
   - Господи, что случилось!? - Засецкая воткнула растопыренную пятерню себе в грудь. - Скорей же нам поведайте.
   - А случилось то, - граф не переставал работать лопаткой, - что почти у самой поляны мы наткнулись на притаившегося за деревом дикаря: вероятно, один из солдат вождя.
   - Какой ужас! - Юная леди мгновенно прониклась духом решительности. - Давайте немедленно поспешим к лодкам - мне страшно!
   - Минуточку! - Эскот вскочил с места, быстро подошел к Аливаресу, тот на корточках возился возле затухающего пепелища, и присел рядом. - Позвольте граф, как же, собственно, вам удалось заметить негра в кромешной тьме джунглей? - Интонация голоса имела явный оттенок недоверия.
   - Это не граф, это я его заметил. - Наконец к Тилобиа вернулся дар речи. - Сегодня, к счастью, очень яркая луна. Аборигену не повезло, ибо над тем местом, где он устроил засаду, оказалась приличных размеров прогалина между крон деревьев. Скорее всего, когда он там прятался, луна была закрыта тучей, а когда мы проходили мимо, тучу снесло в сторону, и столб света упал прямо на лазутчика. К тому же, его выдали желто-белые перья. - Он отшвырнул их в сторону. - Граф шел впереди и правее от меня, а когда дикарь неслышно вынырнул из своего укрытия и уже замахнулся копьем, чтобы вонзить его Луиджи в спину, я чудом успел заметить, как в блеклом сиянии мелькнула его голова с перьями. Я и сам не успел сообразить, как все это получилось, но моя реакция - опередив намерения - сработала молниеносно. Я бросился и оттолкнул негодяя в сторону, при этом чисто инстинктивно хотел схватить врага за волосы... а получилось за перья. Но, когда мерзавец вырвался и обернулся в мою сторону, с копьем наперевес, в тот момент моя рука сама по себе замахнулась, ноги самостоятельно осуществили прыжок вперед и... - Дрожащими пальцами доктор сорвал с переносицы пенсне и принялся его лихорадочно тереть о рукав сюртука. - Я со всей силы врезал несчастному по башке лопаткой Уоллеса. - Все отметили, как страшно переживает Тилобиа по поводу происшедшего.
   Подойдя вплотную, Кармайн положил доктору руку на плечо. - Ну вот, лейтенанта с нами нет, а он уже вторично нас спасает.
   - Это называется - "превратности судьбы". - Заметил американец. - А вы док молодчина: только что вы спасли графу жизнь.
   Тилобиа глубоко вздохнул: - Загубив другую. В своей жизни, и в медицинской практике, я повидал уйму смертей... Но, убивать лично не приходилось - я всегда людей спасал от смерти.
   Кортнер пожал плечами. - Что поделать, у вас сработал инстинкт самосохранения.
   Засецкая не могла устоять на месте. - К чертям пустые разговоры! Граф, мистер Кортнер ведите же нас скорее к лодкам. Срочно! Я не желаю быть съеденной безмозглыми варварами.
   Первым шел Аливарес, за ним Кортнер, потом баронесса с дочерью, Кармайн, следом Эскот, и замыкал этот скромный караван Тилобиа. Примерно милю им довелось продираться сквозь густые заросли тропических джунглей, постоянно путаясь в свисающих лианах и спотыкаясь о корни деревьев. Ввиду вышеперечисленных неудобств такое довольно скромное расстояние путники хоть и преодолели с большими усилиями, зато без неприятных происшествий. Правда, под конец дамы окончательно выбились из сил, поэтому, выбравшись из чащи на равнину, было решено устроить привал. Лунное сияние холодным молоком разливалось по округе, проявляя силуэты мощных баобабов да сандаловых деревьев. Утомленные путешественники, облегченно вздыхая, расположились на благоухающем ковре из африканской фиалки, одуванчика и розеточной камнеломки, предусмотрительно утонув в тени от большого дикого куста чардары. Им повезло, так как весь куст оказался просто усеян крупными, сочными плодами. Эти ягоды имели овальную форму, размером с два грецких ореха, где концентрируется грандиозное содержание глюкозы и витаминов. Доктор с ягодами чардары был знаком, поэтому без опаски отведал сам и порекомендовал всем насытиться лишними калориями, а заодно и частично утолить жажду.
   - Что же господа, - граф сплюнул косточку на ладонь и отбросил ее в сторону, - мы находимся примерно в двух милях от подножия горы. Чтобы не сбиться с маршрута, желательно туда добраться, а уж затем, марш-бросок на восток, строго по длине воображаемой окружности основания. Теперь джунглей не будет до самой лагуны; только всевозможные сельхозугодия.
   - А где река? - Засецкая хоть и отведала несколько сочных ягод, но, тем не менее, умирала от жажды.
   - Река западнее, милях в пяти. Вот только туда нам идти нет смысла. - Дама тяжко вздохнула. - Наберитесь терпения. Неподалеку от конечного пункта нашего экскурса есть натуральный ручей, с ледяной родниковой водой.
   - Это правда, сударыня. Мы с графом имели наслаждение испить там превосходной водицы, когда спрятали лодки и спешили обратно к деревне.
   - Джентльмены, я вас умоляю, больше ни слова о воде. - Трагически простонала Засецкая.
   Теперь идти было значительно легче. Низкая, чуть выше щиколоток, трава не представляла особого неудобства в передвижении пешим маршем. Тучи к этому времени - унося за собой седые хвосты - исчезли и вовсе, от чего полная луна на бриллиантовом небосводе теперь сияла постоянно. Ее свет отлично проявлял окружающую местность, которую смело можно было именовать редколесьем. Чем ближе путники приближались к подножию горы, тем реже попадались баобабы и сандалы, зато грушевидные силуэты чардар по-прежнему присутствовали в пейзаже диковинной флоры. Теперь на местности еще добавились апельсиновые деревья, вперемешку с мескитовыми кустами. Когда же беглецы миновали рощицу шоколадных деревьев - та уже осталась за их спинами - Тилобиа неожиданно воскликнул:
   - Неужели!? - Распростерши руки в стороны, он стоял возле какого-то раскидистого, высокого дерева.
   Все обернулись.
   - Что случилось? - Не скрывая волнения, Аливарес тут же вырос перед доктором. - В чем дело?
   - Граф вы не поверите, перед нами фиговое дерево! В некоторых странах его еще именуют смоковница. - Доктор посмотрел на остальных и аппетитно причмокнул губами. - У вас в Англии такого не увидишь. А какие изысканные плоды на нем растут, у-у-у, это что-то.
   - Послушайте Тилобиа, нам нужно торопиться.
   - Граф у нас вся ночь впереди, не будьте занудой. А вот не полакомиться этими чудными творениями природы - осквернить самые нежные чувства гурмана.
   Все с нетерпением ждали решения Аливареса, как проводника и человека, благодаря которому у них появился шанс.
   Граф задумчиво огляделся. - В принципе, мы вполне укладываемся в график. Но док, я даю вам не более пяти минут.
   - О, как сие великодушно. - Иронично ответствовал Тилобиа, и мигом рванул к дереву.
   Собственно говоря, так и произошло. Уже спустя оговоренное время путники продолжили движение в заданном направлении. За столь короткое время Тилобиа успел по-кошачьи взобраться на дерево, быстро нарвать за пазуху сорочки спелых ягод и вернуться к остальным. Теперь все на ходу уплетали воистину райские плоды.
   - А знаете ли вы господа, что эти сказочные фрукты появляются без цветения?
   - То есть, как это? - В лунном мареве истомленное лицо баронессы выглядело глуповато.
   Доктор извлек из-под рубахи еще одну фигу и, старомодно поклонившись - причем совершенно не к месту - вручил ее даме. - Да-с сударыня, сперва на ветках появляются такие себе, как бы, орешки. А уже в новом году из них вырастают вот такие вот, божественные плоды.
   Сарра хоть и была крайне напугана событиями минувших дней, однако сумела по достоинству оценить всю прелесть экзотического дара природы.
   - Любезный Тилобиа, у вас не сыщется еще одна фига?
   - Извольте принцесса. - Он протянул леди несколько штук сразу. - Когда вы их кушаете, мое старое сердце наполняется непомерной радостью.
   На крутом зеленом склоне, тысячу лет назад потухшего вулкана, высокой растительности не было, зато вечнозеленые кустарники, вперемешку с карликовыми пальмами и кроваво-красными страстоцветами произрастали в изобилии. Так же тут виднелись шикарные магнолии, наряженные в большие белые цветы, да разномастные фикусы, с вьющимися по ним барвинками, что придавало местному ландшафту неповторимый романтический шарм.
   - Тише! - Аливарес внезапно остановился; взывая к молчанию он взметнул над головой пятерню и все замерли.
   Повинуясь, люди застыли, вслушиваясь в тишину острова. Откуда-то сзади, откуда они пришли, доносился беспорядочный гвалт потревоженных птиц.
   Засецкая обернулась на звук и уставилась в темноту. - Лично я ничего не слышу, кроме птиц.
   - Вот именно, баронесса, вот именно. - Человек в желтом смокинге забеспокоился пуще прежнего.
   Эскот тем временем уселся на траву и принялся разминать ступни ног. - Кажется, я понял граф, на что вы намекаете. - Засецкая вопросительно посмотрела на режиссера.
   - По-моему все и так поняли. - Оживился Кортнер, и теперь Засецкая бестолково на него таращилась.
   Спустя полминуты всеобщего молчания, не в силах более томиться в неведенье, баронесса норовисто воткнула руки в боки и заявила:
   - Я надеюсь, джентльмены наконец-то анонсируют, что я должна была понять?
   - Вы же слышите - кричат птицы.
   - Граф, птицы на то и птицы, чтобы кричать. Или вы вздумали изображать из себя древнеримского Авгура?
   - С тем, что "птицы на то и птицы, чтобы кричать", я полностью согласен. Вот только не ночью. В это время суток они спят. И, ежели в мирно дремлющей на деревьях стае такой нешуточный переполох, то напрашивается вывод: Их кто-то потревожил. - Граф коротко взглянул на Засецкую. - И к месту будет заметить, что римские жрецы Авгуры, свои предсказания основывали не на голосах пернатых обитателей земли, а по их полету.
   Засецкая протяжно выдохнула, причем с таким недовольством, точно села в калошу.
   - Послушайте граф, - Кармайну пришла в голову идея, - но ведь возможен и такой вариант - их всполошили ночные хищники.
   Аливарес ответил, даже не задумываясь. - Я, мистер Генри, был бы несказанно рад, окажись вы правы. Но дружище, давайте размышлять логически: Мы только что проходили по тем местам, а птицы не проронили ни звука. Почему? Потому что мы шли тихо, чрезвычайно осторожно, мы вообще крались точно призраки. И к вашему сведенью, животные, которые промышляют ночной охотой, действуют именно так. Ведь они не желают быть замеченными своей жертвой.
   - Так вы полагаете?.. - Засецкая в испуге отпрянула от мужчин, как от чего-то опасного.
   - Да баронесса, мне кажется, кто-то ломится по джунглям напролом, совершенно не заботясь о тишине и скрытности. А кто может себе позволить так поступать? - Аливарес отошел от компании на несколько шагов и прислушался. - Да я в этом просто уверен: кроме дикарей некому.
   - А вдруг это Алиса?! - Возбужденно засуетился Кармайн.
   - Сие было бы весьма и весьма кстати, дорогой Генри.
   В глазах драматурга вспыхнула шальная искра надежды. - Господи, я уже отчаялся ее увидеть...
   Граф на него задумчиво посмотрел. - Значит господа... поступим следующим образом: Вы все дислоцируетесь вон под той роскошной магнолией и, не высовываясь, ждете. Чтобы ни случилось, сидите как мышки и ни в коем случае себя не обнаруживаете. Мы же с мистером Кармайном взберемся вверх по склону и оттуда попробуем понаблюдать за местностью. Я надеюсь, Генри, вы в состоянии узнать свою супругу лишь по темному силуэту?
   Две четверти часа нервозного ожидания, для людей показались целой вечностью. Каждый шорох, малейший шелест листвы заставлял стыть в жилах кровь и ощущать себя наполовину мертвецом.
   Наконец, откуда-то сверху послышалось торопливое шарканье, а через несколько секунд взволнованный голос Аливареса заставил всех покинуть убежище.
   - Дамы и господа, вынужден с прискорбием заявить: За нами погоня, туземцы, господа.
   Созерцая напуганные лица, Кармайн поспешил пояснить. - Только что мы с графом наблюдали множество огней движущихся в этом направлении со стороны деревни.
   - Каких еще огней? - От нервного накала у Засецкой дрожал голос.
   - Огни от факелов. - Уточнил Аливарес. - Это, во-первых. Во-вторых, Генри, вы немного не правы. Порядка двадцати человек стремительно форсируют лес но, не прямо на нас, а чуть левее. Вероятно, дикари обнаружили нашу пропажу и, как вы баронесса недавно имели неосторожность справедливо заметить, они направляются к лагуне, проверять свою флотилию.
   Эскот взлетел с травы точно перепуганный грач. - Так чего ж мы ждем!? - Он стремительно зашагал в первоначально предполагаемом направлении.
   Дамы устремились было за ним, но американец остановил баронессу за руку.
   - Пардон ваша милость, но давайте не будем принимать необдуманных решений.
   Услыхав эту фразу, режиссер замешкался и вернулся. Он некоторое время безмолвно раздувал щеки, после чего выпалил:
   - Помилуйте господа, сейчас даже миг промедленья нам может встать дорого!
   Аливарес подскочил к Эскоту с видом бойцовского петуха. - Мистер Эскот, - он не говорил, он уничтожающе шипел, - не следует так истошно вопить, вы не в своем театре на репетиции - черт бы вас побрал. Вы что же, намерены привлечь внимание дикарей? - Теперь граф приструнил вспышку эмоций. - К тому же, я догадываюсь, о чем желает предостеречь мистер Кортнер. - Давая слово американцу, граф умолк.
   - Господа нам нежелательно пробиваться к лодкам мимо лагуны. Наши дамы не осилят постоянно высокий темп движения и, как следствие, вывод: Мы станем легкой добычей преследователей.
   По мрачным физиономиям слушавших граф резюмировал правильность рассуждений Кортнера. Наблюдая некоторое замешательство писателя, он взялся продолжать развивать тему.
   - Я даже скажу больше: Мы обогнем гору с другой стороны, с северной. И непременно окажемся непосредственно у места сокрытия лодок. Конечно, сей маневр отнимет у нас немало времени, зато от таких действий нам будет гораздо больше корысти. Посудите сами: Наши враги прибудут к лагуне, однако нас там не обнаружат, равно как и двух лодок с веслами. - Рассказчик торжествовал. - И все! Эти профаны решат, - и заметьте, справедливо решат, - что мы все-таки успели улизнуть с острова. А коли нас тут нет, зачем же продолжать бессмысленные поиски? И, несолоно хлебавши, дикари вернутся в деревню.
   - Граф, ваше гениальное мышление, похоже, еще сможет спасти наши жизни. - Бэри Адер радовался точно ребенок именинному торту. - А мы, тем временем, преспокойно осуществим свой план побега - я прав?
   Аливарес развел руками. - Не вижу препятствий.
   Разминая ноющую поясницу, американский писатель произвел имитацию бокового удара в челюсть. - И заодно эти негроидные обезьяны имеют реальную перспективу схлопотать грандиозный нагоняй от вождя, за то, что упустили пленников и прошляпили лодки. - Он с нескрываемым злорадством потер руки. - Возможно, их тоже сварят.
   Все тихонько рассмеялись, но лицо графа мгновенно посерьезнело.
   - Тем не менее, нам не следует терять ни минуты. Мы и так, что-то заболтались. Рассвет не заставит себя долго ждать, а до восхода солнца нужно, во что бы то ни стало, перейти реку. В противном случае, на такой открытой местности нас легко будет засечь. За рекой, к счастью, начинается лес, где мы и будем в относительной безопасности.
   Все пребывали в безграничной решимости, поэтому никто больше не задавал вопросов. А главное, в ту тревожную минуту ни у кого не возникло подозрения: Откуда графу известны такие подробности местного ландшафта? Ведь они с писателем первоначально двигались к лагуне не в северном, а совершенно в противоположном направлении...
   Спешащий с горы водный поток оказался безупречно чист, стремителен и прохладен. Его кристально прозрачные воды, в лучах восходящего солнца напоминали хрусталь, а серебристые блики смахивали на резвящихся солнечных зайчиков.
   - Ой, взгляните, какие забавные зайцы! - Пребывала юная леди в восторге.
   Вышедшие к реке путники спугнули стайку неведомых им доселе животных. Тилобиа весело расхохотался, затем вставил в рот два пальца и негромко свистнул.
   - Саррита это не зайцы, это мара; в тропической фауне существуют такие вот животные. Хотя, отчасти вы правы, их еще называют - зайцы Патагонии.
   В следующий миг Засецкая испуганно ахнула: - Боже, что за монстр? Какая ужасная морда! Антонио он не опасен?
   - Не переживайте сударыня, это трубкозуб, он не опасен, он сам нас боится. И к вашему сведению, трубкозубы самые крупные землеройные животные. Невзирая на их гигантский размер - самые крупные особи достигают двух метров в длину - они крайне осторожны и выходят из нор исключительно по ночам. Видимо, этот еще не успел укрыться.
   И действительно, почуяв незваных гостей, диковинное существо очертя голову пустилось наутек. Путешественники изнуренные столь длительным и необычным для своего круга людей приключением, словно стадо диких бизонов, после утомительного перехода через саванну, приникли своими обезвоженными устами к живительной влаге, придающей бодрость и силу всему организму. Жажда насыщения заставляла плюнуть на манеры, на положение в цивилизованном обществе, на светское воспитание. Почти все, как один стояли в воде на четвереньках, окунув лица до самых ушей в реку, и большими глотками восполняли недостаток жидкости в организме. Правда, единственным эстетом в компании оказалась баронесса. Ее дворянское воспитание не позволяло прилюдно принимать такие позы. Она скромно присела на корточки и черпала воду ладонями.
   Утолив, наконец, жажду, люди без особых трудностей форсировали эту артерию жизни. Им повезло, ибо в том месте река оказалась мелководной, не отличающейся ни шириной, ни свирепыми порогами. В самом глубоком месте ее уровень едва достигал ягодиц американского писателя, который, среди мужского контингента путешественников был самого низкого роста. Впрочем, женской половине этой щекотливой гонки на выживание, не пришлось мочить свои нежные ножки в ледяных потоках: джентльмены перенесли дам на руках.
   Жаркое солнце, показав макушку над лесом, уже пробуждало зной, так что тенистые джунгли весьма вовремя укрыли путников от палящих лучей. Спустя, примерно, час, после того как густая зеленая стена приняла в себя людей с непривычным для этих мест цветом кожи, господам пришлось устроить привал. Лес хоть и нельзя было обвинить в непролазности, но дамы были все же утомлены. Тилобиа заметил это еще у реки, и как врач констатировал: "Женская хрупкость требует более нежного обращения". Собственно, никто и не возражал такому своевременному предложению, а поскольку беглецы теперь были надежно сокрыты от нежелательных глаз, то место очередной стоянки граф облюбовал без излишней претензии на конспирацию - на первой попавшейся поляне. Мужчины и женщины некоторое время молча наслаждались короткой возможностью отдыха. Они упивались чудным, терпковато-винным лесным ароматом, вперемешку с утренней распевкой птиц. Затем, отдышавшись, любознательная Сарра вновь углубилась в познания местной фауны, слушая эксклюзивный доклад Тилобиа об очередном обитателе острова: странного зверька она заприметила на соседнем эвкалипте.
   - Этот очаровательный пушистик, - декламировал доктор с энтузиазмом, - называется ай-ай. Своими большими ушками он прослушивает дерево в поисках личинок насекомых-древоточцев. Затем прогрызает маленькую дырочку и, длинным, тонким средним пальцем своей миниатюрной лапки ай-ай вытаскивает добычу, и завтракает. Да вы полюбуйтесь, он уже что-то аппетитно жует!
   Однако минуты сладкого забвения длились не так долго, как бы этого хотелось. Лишь только Тилобиа, оставив в покое дочь, вознамерился и ее мамаше устроить экскурсию в мир любопытных, научно-познавательных повествований, как произошло следующее: Продолжая наблюдать за чудным зверьком, девица вдруг, истошно завопила и за долю секунды оказалась в вертикальном положении: выпучив перепуганные глаза, Сарра пятилась от своего месторасположения. Естественно, от таких действий все мигом оказались на ногах, от чего сию минуту в стане беглецов запахло тревогой. Аливарес первым подбежал к девушке, крепко взял за плечи.
   - Милая Сарра чего вы так испугались?
   Бедняжка тряслась и всхлипывала. Она прижалась к графу, тыча пальцем куда-то вверх.
   - Там! Какая мерзость!
   Без излишней паники доктору сразу удалось узреть то, что явилось возбудителем ужаса молоденькой леди. - Осторожно господа, эта тварь хоть и не ядовита, тем не менее, крайне опасна.
   Теперь уже все наблюдали, как огромный гад медленно сползал по веткам дерева, все ближе спускаясь к тому месту, где только что лежала Сарра. Он противно шипел и, будто издеваясь, демонстрировал свой раздвоенный язык.
   - Ого! друзья мои, я потрясен. - В голосе американца чувствовался неподдельный восторг. В данный момент он был ближе всех к змее, чья кожа переливалась влажным, ярко зеленым орнаментом. - Такого огромного полоза мне не доводилось видеть даже в знаменитом берлинском зоопарке. Я и представить не мог, что такие гиганты существуют в природе. Это непостижимо!
   Убедившись, что Сарра успокоилась, Аливарес передал ее в объятия матери, а сам подошел поближе рассмотреть воистину удивительного змея. То был североамериканский изумрудный полоз, чья голова достигала размеров головы взрослого бульдога, а длина составляла не меньше четырех метров.
   Будучи человеком весьма впечатлительным, Засецкая органически не переваривала всякого рода пресмыкающихся, а так же жучков, паучков и всего что с этим связано, поэтому именно она послужила инициатором наискорейшего продолжения пешего марша.
   Тилобиа вплотную приник к графу и, исподволь, еле слышно прошептал: - Надо же, усталость что корова языком слизала. А ведь еще несколько минут назад, бедняжка просто умирала от изнеможения.
   - Спорить не буду, допинг состоялся уникальный. - Загадочно улыбнулся Аливарес.
   Засецкая не слышала, но искоса видела их таинственное перешептывание. Она скривилась в подозрительном прищуре, поняв - что-то настораживает. Впрочем, ничего не сказав, баронесса с задумчивым видом поплелась вслед за основной группой.
   Изысканные интеллигенты, аристократы, ставшие туристами поневоле, к полудню добрались до северной оконечности бывшего вулкана. Лес в этой части острова становился все реже, а под ногами все чаще стали попадаться камни. Сперва они были размером со средний булыжник, но чем дальше продвигались путники, тем экземпляры становились крупнее, да и количество их значительно увеличилось.
   Наконец, лес и вовсе остался позади. Скудная растительность ограничивалась незначительным скопищем колючих кустарников, да низкорослые пальмы-сироты то тут, то там скромно маячили из-за угрюмых гранитных валунов. Это получился, пожалуй, самый трудный отрезок пути. И хотя обстановка вокруг была тихая, не вызывающая подозрений, все же компания, не желая расслабляться, упорно маршировала к своей цели: Подсознание каждого зациклилось только на этом.
   Теперь почвы и растительности не было абсолютно, только гранитная холодность и монументализм размеров глыб, являлись приоритетом ландшафта. Очередной утес походил на акулий зуб, нависший над глубокой расщелиной с плещущейся на дне водой. Обогнув его, люди вышли на ровную поверхность. Сарра осторожно заглянула в расщелину: Невидимые силы швыряли массу воды из стороны в сторону, разбивая о гранит на пышные лохмотья пены.
   Неожиданно для всех, - впрочем, возможно и для самого себя - шедший первым Аливарес резко присел, всем телом прижался к серой стене утеса, и отчаянной жестикуляцией потребовал того же от остальных. Хотя сразу никто ничего не понял, но все инстинктивно выполнили требование.
   - Т-с-с-с! - Приложив палец к губам, Аливарес обернулся к галдящему собранию. - Уж не тот ли это дворец, про который бродит молва по всему миру? - Прошептал он заговорщически, и указал рукой куда-то вперед.
   Посмотрев в указанном направлении, все были просто ошарашены. В ста футах над подножием скалистого хребта, там, где остальная часть горы - покрытая вечнозелеными тропиками - простирается на восток, раскинулось гигантское гранитное плато. Оно напоминало колоссальный, сказочный балкон, с каменными подпорками в готическом стиле саксонских королей, а его гладкая, овальная поверхность могла вместить сразу несколько тысяч человек. По всему периметру невиданного творения природы был воздвигнут каменный забор десятифутовой высоты. Это оградительное сооружение присутствовало даже со стороны горы, в которую гранитный балкон врастал одним краем. А в самом центре громоздился настоящий замок, чей тыльный фасад выходил на гору, а парадный смотрел прямо на путешественников. Весь архитектурный ансамбль - схожий со средневековым обиталищем какого-либо князя или барона - чья-то фантазия воплотила в тесаных гранитных блоках. Кровлю, как основную, так и двух боковых башен, мастеровые выложили красной глиняной черепицей. Зрелище впечатляло. Такого строения, вернее в таком неожиданном месте, еще никто из наших героев не видел. Первые пять минут обалдевшие господа взирали на замок, не смея шелохнуться или произнести что-либо существенное. Когда же рассеялась эта первая волна оцепенения, на путников накатился второй вал, - вал восхищений.
   Сразу за гранитной глыбой, под которой сейчас ютились люди, начиналась неширокая, но очень удобная для ходьбы тропинка. В принципе, тропинкой назвать ее было сложно: скорее то был тротуар, высеченный в скалистом монолите. Он точно змея петлял между каменными шпилями, то скрываясь из виду, а то вдруг вновь выныривая.
   - Ну-с, господа, может, заглянем в эту тихую "хижину"? - Глаза у Аливареса блестели энтузиазмом.
   - Помилуйте! - У Засецкой затрясся ее двойной подбородок. - Вы в своем уме!? Конечно, я понимаю, увидеть здесь подобное, весьма достойно восхищения, но идти туда опасно. Мы и так здорово рискуем, а вы допускаете мысль самим сунуться в пекло. Нам срочно нужно пробираться к лодкам, идти не останавливаясь, идти, идти и еще раз идти.
   - Да полно вам баронесса причитать. - Граф небрежно от нее отмахнулся. - Между прочим, выставить мое предположение в дурном цвете, намекает на то, что ваша, пардон, посредственность, пытается утвердиться в своем не только неизбывном равнодушии ко всему сущему, но и ко всему необычному.
   Засецкая была готова треснуть от злости. - Милостивый государь! то положение, какое я занимаю в обществе, никоим образом не дает вам абсолютно никакого права...
   - Вот-вот, - граф ее бесцеремонно прервал, - ваше невежество тщится облагородить себя респектабельностью. - Теперь почтенная дама задыхалась от чрезвычайного гнева, но Аливарес невозмутимо продолжал: - Впрочем, ладно, давайте ближе к делу. Может, тут вообще никого нет. Вы обратите внимание, вокруг все тихо. Да и возле этой милой "избушки", - он еще раз посмотрел в сторону замка, - совершенно никакого движения.
   - Естественно, - зашипел на пониженных тонах Тилобиа, - они же не идиоты выставляться напоказ. Вы граф не думаете, что эти гориллы устроили там засаду?
   Практически все были на стороне доктора.
   Таким образом, незапланированная остановка затягивалась, а всеобщее замешательство и бесконструктивные дебаты не сулили ничего кроме распрей. Одни зло сопели, другие чересчур горячо высказывались за немедленное продолжение пути. А впечатлительная Сарра, наблюдая свою маман в гневе, и вовсе расхныкалась. Но, не смотря ни на что, Аливарес упорно настаивал на своем.
   Вдруг, молчаливый до этого Кармайн, изнемогая от раздражения, призвал всех к тишине. - Господа, мы как marche grand-mere*, (базарные бабки) /фр./ прошу прощения. Давайте же, в конце концов, сосредоточимся и примем разумное решение.
   Сидевший на корточках Эскот с решительным видом поднялся. - Вы правы Генри, нечего попусту болтать. Мы только зря теряем драгоценное время - нужно идти.
   - А я что говорила! - Взвизгнула Засецкая.
   - Стоп! - Кармайн жестом остановил режиссера. - Если большинство считает целесообразным топать дальше, то это отнюдь не означает, что такое решение правильное. - Он гневно постучал костяшками пальцев себя по лбу. - Я вас умоляю, давайте же, наконец, обратим сознание к несокрушимой логике. Если мы благополучно проберемся к лодкам и отчалим с острова... кто может с уверенностью сказать, сколько доведется провести времени в открытом океане? А теперь ответьте: Если с собой в дорогу мы в состоянии собрать тех же бананов и складировать их... да хоть на дно лодки, то... во что мы наберем пресной воды? А ведь без воды, под палящим солнцем... - Он нарицательно покачал головой. - Поэтому, други мои, Луиджи прав - экспедиция в замок необходима.
   Теперь все задумались. Тилобиа вышел из-за гранитной глыбы на дорожку, изучая осязаемые окрестности с предельной внимательностью.
   - И вот еще что: - Он говорил, не оборачиваясь к остальным. - Если верить легенде, с которой я вас знакомил на шхуне - перед нами жилище местного колдуна. Конечно, я бы очень хотел собственноручно поквитаться с этим извергом за Уоллеса... - Теперь доктор обернулся, и обвел всех заговорщическим взглядом. - Но было бы весьма недурно, взять мерзавца в заложники. - Засецкая уставилась на него как на ненормального. - Догадываюсь, сударыня, о чем вы только что подумали. Однако прежде чем пуститься в порицания, посудите сами: Мы совершенно не в состоянии разбить врага наголову. А вот если у нас в руках окажется особа очень влиятельная для дикарей, это вполне может послужить гарантией нашей безопасности.
   Баронесса была в шоке. - Антонио! От ваших авантюрных идей я скоро умом тронусь. Какие еще заложники!? Вы что, белены объелись? Нам нужно немедленно убираться, или вы хотите повторить судьбу Уоллеса? И вообще, какие к чертям, гарантии безопасности? Ведь мы должны выйти к лодкам не со стороны лагуны, где дикарей сейчас целое кодло, а со стороны абсолютно противоположной. Так чего же нам опасаться? - Она нервно зыркнула на Кармайна. - А Генри, понятное дело, чего туда рвется.
   -Значит так, господа: - Аливарес решил пресечь, начинавшуюся истерику. - Несомненно, мы сильно рискуем но, риск присутствует в любом случае. И я считаю, что Генри прав, нам не следует отправляться в путь без воды. Впрочем, всем сунуться в замок - глупо. Если там засада, то остальные избегут плена и продолжат намеченный путь.
   В принципе все сочли слова графа благоразумными: исключением была одна Засецкая. Тем не менее, ей пришлось смириться с большинством.
   Высеченный в камне тротуар, петляя меж гранитными глыбами, привел Аливареса и Кармайна к вырубленным, в каменном монолите, ступеням. Этот лестничный марш был весьма крут и внушителен. Высота каждой ступени значительно превышала высоту стандартной, а ее ширина впечатляла своим беспрецедентным размахом.
   - Я себе представляю, каково пришлось попотеть тому, кто воплотил это в жизнь.
   - Вы правы Генри, тут заложен титанический труд сотни людей.
   Драматург вздернул брови. - Граф, вы сейчас таким тоном это все заявили...
   Аливарес почувствовал на себе взгляд, исполненный подозрений. - Простое предположение... - он пожал плечами. - Короче дружище, вы отдышались, мы можем начинать восхождение?
   Кармайн поднялся на одну ступень. - Все это, однако, странно...
   - Что странно? - Аливарес поставил ногу на лежащий рядом обломок скалы, и уперся рукой в колено. Он собрался еще что-то спросить, но тут его внимание привлекло нечто блестящее, что лежало за этим обломком - он потянулся за предметом.
   - А странно граф то... - Кармайн оглянулся. - Луиджи, что вы там нашли? - И уже в следующую секунду его ноги подкосились, а в глазах потемнело.
   Аливарес держал в руке рубиновое ожерелье с изящным золотым кулоном. Это украшение Генри подарил своей супруге год назад, на десятую годовщину их венчания.
   - Это же! Боже, это же! - Драматург хрипел и задыхался.
   - Я, кажется, где-то видел эту вещицу... - Граф вертел в ладонях рубины и сосредоточенно пытался вспомнить, осязая ближайшее прошлое.
   К его спутнику, в конце концов, вернулось самообладание, и тот в мгновение ока очутился перед Аливаресом.
   - Это il est impossible! * (невозможно) /фр. / Неужели здесь была Алиса? Это невероятно! - Казалось, что невидимые человеческому зрению мурашки теперь материализовались и заскользили по мужскому лицу небритыми пупырышками. - Она спаслась, я это чувствовал. Чувствовал! - от нахлынувших чувств Кармайн с неистовством обнял Аливареса, затем энергично его отстранил, вырвал из рук графа ожерелье и бросился с упоением целовать драгоценные камни. - Неужто Алиса там, в замке?
   - Возможно... - Аливарес пожал плечами с видом хмурой задумчивости.
   Кармайна вдруг перекосило. - Но граф, каким же образом она туда попала?
   Аливарес состроил мину наивности. - По этой лестнице - естественно.
   - Сама или нет!? - Мотнул головой Кармайн, как бы отгоняя наваждение. - Может, ее туда затащили силой?
   Граф обнадеживающе потряс того за плечо. - Ну, совершенно очевидно, что сама. Вы подумайте: Сцапай вашу Алису местные ублюдки, они доставили бы пленницу туда, где недавно были вы...
   Смахивая навернувшуюся слезу, Генри улыбнулся.
   - Тихо! - Граф насторожился.
   Оттуда, откуда они пришли, доносился неясный еле слышный шум. Сразу ничего разобрать было нельзя, но уже спустя минуту звук сделался отчетливее.
   - По-моему кто-то идет...
   - Я с вами немного не согласен, Генри. Кто-то не идет, а бежит; к тому же их несколько.
   - Дикари? - Испугался Кармайн.
   - Не исключено... Однако попасть сюда, если вы заметили, можно лишь по этой тропинке, в самом начале которой остались наши: они бы предупредили.
   - Может, покуда укрыться? - Уже дрожал всем телом Кармайн.
   Граф сумятливо озирался по сторонам, в поисках подходящего убежища, вот только осуществить сей маневр, джентльменам не судилось - в следующий миг из-за ближайшей каменной глыбы быстрой походкой вышел Кортнер: За ним спешили остальные участники опасного путешествия. Их обезображенные страхом лица твердили о том, что стряслась очередная неприятность.
   - О, Господи, наконец-то мы вас настигли. - В паническом состоянии американец тяжело, со свистом дышал, непрерывно тиская пятерней левую сторону груди. - Мы сейчас наблюдали, как по побережью бежали несколько солдат вождя. Похоже, они направляются сюда.
   К писателю присоединился Тилобиа. - Как ни скверно звучит такая новость, но дикари могут нагрянуть в любой момент.
   Последнюю минуту Кармайн истеричными движениями пытался запихнуть рубиновое ожерелье в кармашек своей парчовой жилетки, но теперь подшагнул к графу.
   -Давайте немедленно поспешим наверх... Чего мы тянем, там же Алиса?
   Гнетомые переживаниями, по поводу приближения людоедов, беглецы совершенно не придали значения той новости, что нечаянно отыскался след миссис Кармайн: похоже, люди вообще не расслышали слов Генри. Аливарес с проворством кошки взобрался на десяток ступеней выше, и принялся пристально всматриваться в сторону океана. Остальные топтались на месте; браня судьбу, чертыхаясь, и проклиная все на свете.
   - Ого! - Наконец послышался голос графа. - И это, по-вашему, несколько? Да их не меньше пары дюжин. Господа немедленно поднимайтесь сюда - наш путь к отступлению отрезан! - Он суматошно размахивал руками, призывая всех последовать его примеру. - Дикари уже вышли на скалистый тротуар.
   Всеобщая паника не помешала тем, кто оставался внизу, презрев усталость, не колеблясь пуститься на штурм лестницы. В любом другом случае передвижение по столь неудобному маршруту вызвало бы массу неудовольствий и нареканий, в связи с тяжестью восхождения. Однако в сложившейся ситуации, преобладающий над остальными эмоциями страх, заставил людей преодолеть нестандартный лестничный марш с такой скоростью, что им бы позавидовали самые прыткие архары. Беглецы даже не успели сообразить, каким образом оказались за огромными деревянными воротами каменного ограждения. Аливарес и Тилобиа без каких либо совещаний и прений наглухо заперли за собой массивные створки большим брусом, который без всяких сомнений служил своеобразным засовом, и стоял рядом, прислоненный к каменной стене забора. Шум от вдыхания и выдыхания воздуха, казалось, был способен заглушить идущий в гору автокеб, а движения человеческих грудных клеток напоминали поршневую систему паровой машины, в критическом режиме функциклирования. Неизвестно почему, но всеобщая паника теперь сменилась коллективной минутой затишья и выжидательного рефлекса. Все будто вросли в гранит, прижав вспотевшие спины к камню забора, и тупо вслушиваясь в окружающее пространство. Каждый ждал, что, вот сейчас вооруженные, хоть и примитивным, но все же смертоносным оружием, дикари начнут штурмовать крепость, и им придет конец. НО! К великому изумлению, и не премину отметить, к изумлению счастливому, этого не свершилось ни сейчас, ни через некоторый отрезок времени. Хотя, гневная тарабарщина преследователей волнообразными раскатами сотрясала всю близлежащую округу: откуда-то снизу.
   Первым опомнился режиссер Эскот. - Чего же мы мешкаем!? - Он взмахнул над головой лопаткой Уоллеса, как полководец перед началом битвы. - Немедленно в дом, нужно забаррикадироваться! - мужчина устремился к монументальным входным дверям.
   - Резонно... - заметил граф. - Эта таинственная обитель может нас спасти.
   Видя, как Эскот беспрепятственно распахнул тяжелую дубовую дверь и скрылся внутри, дамы немедленно последовали за ним. Наблюдая нерешительность Кармайна и Кортнера, Тилобиа взвизгнул:
   - Черт возьми, господа, вам нужно особое приглашение!? - Те, наконец, отлипли от забора и направились за баронессой с дочерью.
   Граф, тем временем, никуда не торопился: Он окликнул Тилобиа уже на полпути к замку.
   - Док! не будете ли вы так любезны вернуться? - Тилобиа удивленно оглянулся. - Мне требуются ваши недюжинные достижения в области физической силы.
   Лекарь неуверенно вернулся. - Я вас не понимаю...
   Аливарес махнул рукой замешкавшемуся американцу. - Мистер Кармайн не останавливайтесь. Ступайте внутрь; мы скоро будем. - Теперь его взгляд пал на доктора. - Задача состоит в том, чтобы помочь мне вскарабкаться на забор - я намерен проследить за действиями дикарей. Мне любопытно, куда они там подевались?
   Внутренний интерьер замка был способен повергнуть в изумление любого, даже самого избалованного роскошью человека. Вбежав во входную дверь люди очутились в необъятном холле, который занимал большую часть всего первого этажа. Коктейль из красных, черных и белых тонов подчеркивал изысканность вкуса неведомого хозяина. Причем, сочетание красного и черного вторило о его таинственности и экстравагантности.
   По центру помещения, на равном расстоянии друг от друга и от стен, сродни Колоссу Родосскому возвышались чудные колонны. Количеством их было шесть, и располагались они в две шеренги. А восторгало именно то, что сечением опоры выглядели не традиционно круглые или многогранные; здесь пребывало шесть семиметровых античных атланта! Их мощные тела редкий мастер изваял из гранита в черно-белую брызгу. Эти богатыри, на своих могучих плечах держали не менее внушительных размеров балки перекрытия, облицованные полированной яшмой и колотыми кристаллами бирюзы. А постаментами статуям служили огромные черепахи, которых, каменных дел мастер воплотил в сияющем черном мраморе. Феноменальное зрелище захватывало дух! Без оглядки на погоню и страх гости просто приросли к полу, изучая широко раскрытыми глазами магическое зрелище роскоши.
   С правой стороны ввысь взметнулась изящная лестница, чьи удивительные, и до селе невиданные формы, выдуманные неординарной фантазией художника, не входили ни в какое сравнение с тем, чем доводилось пользоваться ранее. При первом, беглом осмотре эта конструкция могла показаться каркасом строящегося судна, коих господа могли наблюдать великое множество на верфях в Бансутуре или Альплаццо-Белло. Но, всмотревшись внимательнее, становится очевидным иное сходство... сходство со скелетом человека. Большие позвонки служат ни чем иным как ступенями, а расползающиеся в разные стороны ребра, самыми натуральными, анатомически правильно изогнутыми балясами. А наверху, где экстравагантная лестница упирается в стеновое ограждение второго этажа, входная дверь оформлена в виде анфаса черепа; чья выдвинутая нижняя челюсть служит весьма оригинальным балкончиком. Из того же мореного дуба, по всему периметру огромной залы были устроены резные панели. Тут, вместо банальных филенок красовались барельефные изображения сцен из битв тевтонских рыцарей и русских богатырей.
   Если стены и статуи - колонны безукоризненно воплотились в отшлифованном до зеркального блеска черном граните и мраморе, а дверные и оконные откосы в красном камне, то плиты покрытия пола пестрели белым, с дымчатыми разводами мрамором.
   Вдоль окон, завешенных бордовыми штофными занавесями, тянулась шеренга больших дубовых кадок, в коих произрастали лимонные, мандариновые и померанцевые деревья.
   В самом эпицентре комнаты, громоздясь между атлантами добротностью и нерушимостью, покоился могучий стол, длиной более пяти, а шириной порядка двух метров. Тут же, в гарнитуре, находилось несметное количество стульев, исполненных в том же массивном готическом стиле; с высокими резными спинками и замысловато выгнутыми подлокотниками. Весь этот столовый ансамблю неизвестный умелец воплотил в эбеновом (черном) дереве, с некоторыми, придающими элегантность, грабовыми (белыми) элементами.
   Полы были щедро усланы персидскими и турецкими коврами ручной работы - с ярко красными орнаментами. Стены изобиловали картинами и гобеленами венецианских и французских художников. Большие напольные канделябры громоздились гнутым серебром, а настольные подсвечники филигранью золота. Так же золотые каминные часы с платиновыми херувимами могли оказаться не по карману многим состоятельным господам Лондона или Парижа. Впрочем, и сам камин в малахитовых изразцах да жемчужном перламутре - если уж на то пошло - по своему великолепию уже являлся произведением искусства. Лондонская знать, аристократы, и вообразить себе не могли, что на острове дикого безмозглого стада варваров, можно столкнуться с роскошью европейских королей. Их восхищенное молчание нарушили возгласы появившихся графа и доктора.
   - Господа мы здесь в полной безопасности! - Радостно изрек Аливарес, и люди теперь оттаяли.
   - Что же, дикари сбежали?
   - Ну-у, милая Саррита, сие был бы венец мечтаний. - Взмахнул рукой Тилобиа. - Папуасы столпились у подножия каменной лестницы.
   Засецкая нахмурилась. - Значит они рядом? В таком случае мне не понятно ваше веселье.
   -Баронесса, вы не поняли: Дикари не всходят по гранитной лестнице. - Доктор кивнул на графа. - Господин Аливарес только что наблюдал с забора - папуасы боятся сюда приближаться.
   - Да-да, - поддержал граф, - вероятно, их останавливает какое-то табу.
   Американец тронул Тилобиа за плечо. - Но ведь и мы не можем покинуть это место, пока там дикари.
   Направляясь в зал, Аливарес протиснулся между ними. - А вот спешить нам незачем, мистер Кортнер. - Граф с интересом озирался. - Ого! Мне начинает здесь нравиться.
   - Это место не может не нравиться - согласился Эскот. - Но, как говорится, в гостях хорошо, а дома лучше. Не следует забывать, мы тут, может, и в безопасности, однако рано или поздно, чтобы добраться к лодкам, эти стены предстоит покинуть.
   Кармайн вдруг опомнился. - О Боже... Алиса! - Он достал из кармана ожерелье. - Возможно здесь моя Алиса. - Генри выставил украшение для всеобщего обозрения. - Или, по крайней мере, здесь была.
   - Подождите! - Взмахом руки Засецкая привлекла к себе внимание. - Это замечательно, что мы напали на след миссис Кармайн, но... вот о чем я подумала: Антонио вы только что сказали, дескать, дикари не решаются атаковать эти стены.
   - Похоже на то, сударыня.
   - А вы не подумали - вдруг и нам следует опасаться того, перед чем пасуют эти изверги.
   - Но позвольте, голубушка, мы же с вами цивилизованные люди. - Тилобиа, как обычно, принялся протирать пенсне. - Это у дикарей языческие причуды по поводу всяких там заклинаний и духов. Но мы-то, достаточно образованы, дабы не уподобляться их уровню и верить в нелепый шаманский бред.
   - Я полностью поддерживаю доктора. - Граф уже обошел зал и теперь присоединился к дискутирующим. - Давайте все тут тщательно осмотрим. Может, найдется что-то полезное для нашего побега с острова.
   Таким образом, беглецы разделились на две группы и приступили к более детальному инспектированию жилища неизвестного и, по всему, весьма состоятельного хозяина.
   - Только держитесь все вместе! - Предусмотрительно напутствовал граф поднимающихся на второй этаж Кармайна, Эскота и Засецкую с Саррой. - Если что, дайте нам знать.
   Верхний этаж не блистал таким размахом творческой фантазии "необузданного" архитектора, но, тем не менее, весьма претендовал на уют и комфортабельность. Он вмещал в себе несколько спальных комнат. Длинный, широкий коридор, сплошь задрапированный бирюзовой юфтью, завершался просторным, вполне европеизированным санузлом.
   - Ах, святые угодники! Здесь есть даже вода... Даже теплая? - Сарра отвернула фарфоровый краник и теперь стояла перед раковиной в бескрайнем изумлении, наблюдая, как тонкая струйка стекает из гусачка на ладошку. - Невероятно! Ее даже не нужно греть на газовой горелке.
   - Я нахожу эту обстановку вполне на уровне... - Баронесса поглаживала филенчатую дверь, вскрытую лаком. - Даже само предположение, что в этих стенах живет какой-то там колдун, уже абсурдно. Тилобиа явно что-то напутал.
   Аливарес сгрузил на эбеновый стол целую охапку провианта. За той дверью, откуда он только что вышел в зал, находилась большая - даже с избытком, кухня. Следом за графом появились; Кортнер с десятифунтовой головкой зеленого сыра "горгонцола" и доктор, который обеими руками к себе прижимал копченый телячий окорок.
   - Ну, друзья, от голода мы не умрем. - Писатель бросил на стол - уместно прихваченную - разделочную доску, водрузил на нее сыр, воткнул в головку нож и, преисполнившись голодного любопытства начал рассматривать принесенные Аливаресом консервы. - Ого! Моя любимая американская тушенка... - Он удивленно присвистнул: - Австрийские шампиньоны, марсельские сардины!
   В это время Тилобиа, уложив на стол окорок, вертел в руке банку с яркой желто-коричневой этикеткой. Американец скосил на нее взгляд, удивленно замер, спустя секунду подшагнул к доктору.
   - Ну и ну... Маринованные ананасы, такие точно, как были на шхуне... - Его сощуренный взгляд застыл где-то в пространстве. - Странно это все, однако.
   Вдруг сверху, со второго этажа донесся истерический мужской вопль, в котором без лишних пояснений угадывались ужас и отчаяние. Джентльмены у стола встревожено переглянулись. В следующий миг на лестнице возник Кармайн - на него страшно было смотреть. Лицо драматурга перекосило маской ужаса и, вместе с тем, непомерного горя; волосы торчали дыбом, а пальцы рук теперь походили на когти зверя, которые тянулись впереди сгорбленного туловища. Он вихрем слетел по ступеням в холл и, не замечая ничего на своем пути, устремился к входной двери. Никто ничего не успел даже понять или сообразить, а спина Кармайна уже скрылась на улице. Теперь на лестнице показались остальные участники группы.
   - Что это с Генри? Куда он направился? - Спросил Аливарес, первой шедшую баронессу.
   - Да мы сами ничего не поняли. - Пожимала плечами Засецкая. - Он выглянул в окно, истошно закричал, а потом что с цепи сорвался.
   Сарра взметнула дрожащие руки к бледным щекам. - Господи, только бы мистер Генри не открыл ворота! - Все скопом - как по команде - бросились догонять Кармайна.
   Ворота все так же были заперты, но обезумевшего драматурга нигде видно не было. Тилобиа всех остановил - люди прислушались. Слева от входа, откуда-то из-за здания, доносился душераздирающий вой.
   Да что же там происходит!? - Аливарес первым рванул за угол.
   Узрев то, что предстало их ужаснувшимся взорам, все в страхе содрогнулись, ибо явление было чудовищно. Тилобиа вовремя смекнул, что к чему: старик быстро вернулся чуть назад и успел перехватить Сарру - та плелась в хвосте. Доктор решил оградить впечатлительную натуру юной леди от созерцания безобразного зрелища.
   Кармайн рыдал навзрыд. Уткнувшись лбом в каменный столб, вонзив в волосы побелевшие от напряжения пальцы, он стоял на коленях. С мужчиной творилось нечто невообразимое. Такими неимоверными истериками, пожалуй, можно было довести до смятения даже безжалостную гильотину.
   Дело в том, что на протяжении всего забора, через равные промежутки, были выложены столбы - они служили для укрепления сооружения. Каждый такой элемент конструкции венчал трехметровый бамбуковый шест. Эти пики крепились не намертво, а элементарно вставлялись в специально оставленные для этого отверстия. По периметру всего забора таких шестов имелось с полсотни, и на каждый были нанизаны черепа, как животных, так и человеческие. Тот столб, возле которого убивался от горя Кармайн, так же имел свой шест, на который, безжалостный палач нанизал отрубленную голову Алисы Кармайн.
   В душах людей еще не успела померкнуть трагедия с Уоллесом, садня сознание ноющим рубцом боли, а теперь свежая картина леденящего ужаса. Все отчетливо понимали, какая страшная угроза нависла над ними, от чего в жилах стыла кровь.
   И вновь первым опомнился Аливарес. Он как можно мягче обратился к Засецкой, чьи вылезающие из орбит глаза, в совокупности с дрожащими конечностями, возвещали о ее крайне депрессивном состоянии.
   - Сударыня, вам лучше не смотреть. - Граф обернулся к американцу. - Мистер Кортнер я был бы вам безгранично признателен, окажи вы любезность проводить баронессу и ее дочь обратно в дом. - Он посмотрел на обескровленное лицо дамы. - И дайте им воды: не ровен час, баронесса лишится чувств.
   - Да, да, разумеется. - Тот взял баронессу под руку. - Пойдемте мэм, сие зрелище лучше не осязать.
   - И будьте так добры, - воскликнул граф им в след, - пригласите сюда доктора, он поможет снять... - Аливарес запнулся, посмотрел на рыдающего Кармайна, и более ни проронил, ни слова.
   Тилобиа не заставил себя долго ждать. Уже спустя минуту, с его помощью, граф взобрался на забор, взошел на вершину каменного столба. Весь шест был испачкан стекающей, уже начавшей подсыхать, густой липкой кровью. Он оторвал рукав своей сорочки, и принялся обматывать бамбук.
   - Ого! - Граф ткнул пальцем в ту сторону, куда последние несколько секунд, было приковано его внимание. - Я нахожу это скопище весьма многочисленным.
   - Что вы там узрели?
   - Такое впечатление, мистер Тилобиа, что у подножия лестницы собралось все мужское население острова. Кстати, к ним присоединился этот изверг... колдун или шаман, как там его кличут?
   Тилобиа поправил пенсне. - Негры выкрикивали - Тхаматан... кажется.
   Тем временем Аливарес вынул шест из глубокого гнезда и уже вознамерился его опустить доктору... Как вдруг, из-за гранитного забора просвистела тонкая, длинная стрела с металлическим наконечником - вероятно пущенная одним из дикарей - и с характерным звуком вонзилась в бамбук, в аккурат на уровне лица графа. От неожиданного испуга он дернулся в сторону, потерял равновесие да чуть не свалился вниз. Чтобы удержаться бедняге пришлось балансировать руками как канатоходцу, качая шестом "маятник" из стороны в сторону. В результате таких импульсивных и амплитудообширных телодвижений, голова покойной соскочила с острия шеста и улетела в черную пропасть под плато.
   - Граф, я вас заклинаю, немедленно прыгайте сюда, быстро! - Тилобиа суетился у стены как на иголках, с поднятыми перед собой руками. - Я вас поймаю! - Вопил он уже в безотчетном отрешении.
   Собственно, в таких напутствиях нужды не было. Устояв на столбе, Аливарес швырнул вслед за головой шест, весь подобрался, и быстро спрыгнул вниз. И весьма во время, ибо в момент прыжка, вторая стрела просвистела в дюйме над его головой; пролетев еще с дюжину метров, она вонзилась в деревянную раму арочного окошка боковой башни.
   Тилобиа облегченно выдохнул, снял вспотевшее пенсне, с силой стиснул двумя пальцами уголки глаз у переносицы. - Ручаюсь сэр, вам неслыханно повезло. - Теперь он смотрел на графа и покачивал головой. - Не окажись на своем месте бамбуковая жердь... Да вы родились в рубашке!
   - И не говорите док... - Он присел на корточки, накрыл лицо ладонями, и принялся его массировать. - Эти негодяи опасны даже на расстоянии.
   Генри Кармайн полусидел-полулежал, прислонясь спиной к стене замка. Первый шквал истерики поутих, но шок пока не сдавал своих позиций. Мужчина уже не кричал, не рыдал навзрыд, однако слезы, скатываясь по щекам, беззвучно капали на одежду, а его отрешенный взгляд таращился в пустоту.
   Облачив маску соболезнования, Эскот помог Генри подняться. - Нам целесообразнее вернуться в помещение. Вам, мой друг, желательно прилечь и попытаться вздремнуть.
   - Весьма справедливое замечание. - Согласился граф. - Сопроводите несчастного в замок. - Эскот вопросительно на него посмотрел. - А мы с доктором понаблюдаем за событиями. А главное попытаемся сообразить, как лучше улизнуть из этой мышеловки. Да, кстати! - Окликнул граф уже удаляющихся мужчин. - Мистер Эскот, на кухне я видел несколько бутылок коньяка: Влейте Генри щедрую порцию, это поможет быстрее уснуть.
   Доктор запрокинул голову, мечтательно посмотрел на небо. - А вот в этом, я очень сильно сомневаюсь...
   Та обстановка, которая к нынешнему моменту назрела в холле замка, вполне попадала под заголовок: "Напряженное угнетение под давлением сентенциозной скорби". Беглецы, укрывшись в прохладных стенах таинственной обители, уже более получаса заседали за большим столом точно каменные истуканы. Люди иногда переглядывались, и их испуганные глаза на трагических лицах, без всяких комментариев, глаголили сами за себя.
   Пища на столе лежала нетронутой, ибо после всех пережитых трагедий, которые людям непосчастливилось снести, ни о каком чувстве голода не могло быть и речи. Бэри Адер, как и посоветовал ему граф, заставил Кармайна выпить почти полный стакан коньяка. После этого, овдовевшего драматурга сопроводили на второй этаж, где оставили в одной из комнат наедине со своим обрушившимся горем.
   Массивная входная дверь тяжело отворилась, и на пороге возникли граф с доктором. Джентльмены что-то горячо обсуждали и, как казалось, спорили.
   - Что же господа... - Аливарес с усталым видом опустился на свободный стул. - Разрешите нас всех поздравить: - Люди пыжились в напряжении. - Дикари окружили замок со всех сторон. - Над столом прошелестел рокот недовольства, а граф продолжал: - И этот еще, их главный садист... в смысле шаман, у подножия гранитной лестницы разжег костер из свежих веток и листьев, и теперь что-то колдует над густыми клубами дыма.
   - Брависсимо! Доигрались! - Ёрничая, Засецкая похлопала в ладоши. - И дернул же нас черт послушать вас, граф. - Из-под бровей она метнула взгляд презрения в его сторону. - Вместо того, чтобы дальше пробираться к лодкам - по вашему наущению - мы сами загнали себя в ловушку. Идиотизм!
   - Тем не менее, баронесса, эта ловушка куда привлекательнее той, в которой вам "посчастливилось" гостить давеча. Я имею в виду...
   - Аливарес, я уловила остроту ваших суждений и прекрасно поняла, на что вы намекнули. Конечно, тот вонючий сарай не...
   - Итак! - Рявкнул Тилобиа. Он сообразил: назревает очередная сцена, поэтому бесцеремонно прервал даму. - Друзья мои, - доктор приблизился к столу, склонился над копченым окороком, шумно вдохнул его аромат, - это конечно не офицер Уоллес под соусом, однако пахнет весьма заманчиво. Я предлагаю перекусить.
   Мимика лиц обреченной публики констатировала - Тилобиа сморозил глупость. Впрочем, единственный кто оценил неуместную и циничную шутку был граф - Аливарес задорно расхохотался.
   Не выдержав, Кортнер вскочил с места. - Вы возмутительны! Потрудитесь немедленно извиниться! Это непристойная, дерзкая гнусность.
   Американец так решительно смотрел на доктора своим колючим взглядом, что последний и сам уже жалел о неуместном словоблудии: в виду чего он с нескрываемой искренностью заверил господ, что безгранично сожалеет о недавнем заявлении.
   - Что же, леди и джентльмены, - Аливарес направился в сторону кухни с таким видом, точно его все раздражали и злили, - я надеюсь, тут имеют место столовые приборы? Чтобы вы там не пророчили, а подкрепиться не помешает в любом случае.
  
   Во второй половине дня солнце опустилось за высокий частокол растущих, на западном склоне гифен, и теперь в замке властвовал сумрак. По просьбе Сарры, так же при поддержке ее маман, Кортнер нашел на каминной полке охотничьи спички, немецкого производства, зажег пару десятков свечей в подсвечниках на столе, и с дюжину в канделябре у лестницы.
   Без оглядки на пережитые страдания, на крайнюю депрессию, а главное, поддавшись настоятельным уговорам Аливареса, некоторые из наших героев все-таки не преминули утолить свой голод. Лишь баронесса брезгливо морщилась, поглядывая на жующих соседей по застолью, да Саррита, ограничилась кусочком ананаса.
   Завершив же трапезу - и опять по настоянию графа Аливареса - беглецы устроили еще одну; в отличие от предыдущей, более детальную ревизию замка. Он был удивителен не только своим архитектурным стилем и роскошью внутреннего интерьера, но и по своему содержанию. Здесь можно было найти все, причем не только самое необходимое для жизнеобеспечения, но и скопление всевозможных антиквитетных* ( предметы старины) безделиц, за которые любой антиквар отвалил бы нешуточные деньги. Тут можно было полюбоваться и китайскими вазами времен династии Тзина, и венецианскими зеркалами, и лионским бархатом. Причем все, что было доступно оку, имело такое состояние, будто таинственные хозяева всего несколько часов назад покинули жилище и могут вот-вот вернуться.
   После очередной, придирчиво детальной экскурсии по замкнутому пространству, гости вновь собрались за столом, вблизи мерцающих изразцов камина: за исключением Кармайна. Перенеся такое сильное потрясение, доктор счел для него лучшим вариантом отдых и покой, а с квалифицированным специалистом спорить никто не рискнул. В помещении заметно сгустились сумерки, от чего пляшущие образы корявых теней становились все отчетливей, черней и зловещей. Они будто в предвкушении шабаша плясали по гобеленам и картинам. Такая игра теней создавала иллюзию того, словно это каменные статуи, медленно оживая, осторожно разминали свои гигантские мускулы, разминали их для каких-то злых, кровожадных целей.
   Морально и физически утомленные узники золотой клетки расположились за столом. Существующие окна и входная дверь были надежно заперты. Но вдруг, точно по чьему-то велению, все огоньки свечей странным образом забеспокоились, затем тревожно заметались. Через полминуты пламя затрепетало как в порывах ветра - неистово и хаотично, от чего таинственные тени принялись взбешенно метаться по всему помещению. Помимо всего начали странным образом вести себя шторы, так как дуй сквозняк из окна, он надул бы их словно паруса. Если бы потоки воздуха высасывало сквозь оконные щели наружу, то бордовый штоф прилип бы к стеклам. Однако, без оглядки на полное спокойствие листьев, растущих рядом мандариновых и померанцевых деревьев, эти широкие полотнища швыряло из стороны в сторону параллельно окнам: от этого создавалось впечатление, будто в них запуталось нечто невидимое. Лица людей пометились тревогой и страхом. И вот, неожиданно, огромная тень страшной ведьмой пролетела над всем залом. Она накрыла своими мистическими космами все окружающее, в одночасье погасив все свечи до единой - и зал погрузился в пугающий мрак. Липкая изморозь просквозила по спинам затравленных страхом людей. Их исстрадавшиеся сердца стали пульсировать еще быстрее, а надсадный кашель мятущегося разума теперь отдавался в висках треском ледяного наста - и этот холод проникал во все внутренности.
   - Что это было?! - Спустя длительное, замогильное молчание, неожиданный возглас Аливареса всех просто убил.
   - Да что вы орете!? Тут и так можно разрыв сердца схлопотать! - Визжала Засецкая.
   На сей раз, тьму пронзил выдох обиженности. - О-о-о... разве я кричал? Нет, ну разве похоже, чтобы я кричал?
   Тилобиа выбрался из-за стола. - Минуту терпения господа, я постараюсь исправить возникшую неувязку. - Он направился к камину.
   Нервничая, баронесса ерзала на стуле. - Может, лучше покинуть это место? Что-то здесь жутковато.
   - Будет вам сударыня, это всего лишь ветер. - Скромно заметил американец.
   Засецкая недовольно фыркнула: - Полноте, мистер Кортнер, вы обратили внимание, что все возможные отверстия, сквозь которые сюда мог попасть воздушный поток, заперты.
   - Ну, вероятно не все. Вероятно, мы чего-то не доглядели. Вот, к примеру, окна на кухне.
   Эскот разоблачительно хмыкнул: - Недавно я выходил туда за салфетками и совершенно ясно отметил тот факт, что оба существующие там оконные переплеты плотно задвинуты металлическими шпингалетами.
   - Антонио, ну что же вы там копаетесь? - Ввиду отсутствия освещения Засецкая пребывала в крайнем раздражении.
   - Мне неловко, но я никак не могу нащупать спички. Господин писатель, - обратился он к Кортнеру, - вы не подскажете; куда вы их подевали? - В ответ американец принялся обшаривать свои карманы.
   - А эта тень? - Подала свой блеющий голосок Сарра.
   - О, вы тоже заметили? - Изрек Аливарес нарочито тихим, заговорщически зловещим храпом.
   - Боже! Я этого не выдержу! - С психу баронесса грюкнула кулаком по столу. - Вы что же, намерены довести нас до истерики!?
   - Отчего же... просто я...
   - Что вы!? То вы орете, как ненормальный, что с испугу сердце кольнуло, то своим зловещим шамканьем страху нагоняете.
   За столом повисла пауза, такая же темная, как окружающее пространство. Все понимали, что привыкшая к спокойной, размеренной жизни Засецкая, пребывала на грани нервного срыва. Конечно, ведь адаптироваться в таких неординарных условиях, под силу лишь человеку со стальными нервами и устойчивой психикой - отнюдь не бытующей в прослойке чванливой интеллигенции.
   Угрюмую паузу, наконец-то, нарушил Кортнер: писатель отыскал-таки в карманах незаконно присвоенные - видимо по случайности - спички. Он изъявил желание самолично зажечь свечи, поэтому Тилобиа вернулся к столу.
   - Возможно, это дело рук шамана. - Изрек доктор, лишь только умостился на стуле.
   - Но док, с чего вы взяли? - Невидимый во тьме Эскот задал свой вопрос с такой быстротой, что Тилобиа едва успел уловить его смысл.
   - А вы как будто ждали этого предположения? Сознайтесь, голубчик, вы тоже думали об этом?
   Немного помявшись, режиссер ответил: - Нет. Мне просто любопытно, почему вы склоняетесь к такой мысли?
   - Вы правы, сие лишь мысль, а совсем не утверждение. Все мной сказанное всего-то субъективная гипотеза. Кстати, весьма туманная.
   С противоположной стороны стола послышался, уже в более мягких тонах, голос Засецкой. - Антонио, и на чем же базируется ваша субъективность?
   - Дым, сударыня.
   - Дым?
   - Именно.
   - Какой еще дым?
   - Разумеется, тот, над которым колдует этот злой гений, если я не ошибаюсь, Тхаматан.
   Теперь в разговор вмешался Аливарес. - Я поддерживаю доктора. Когда я с забора наблюдал за дикарями, я зафиксировал странную вещь. Их колдун, представьте себе, стоя у костра разговаривает с клубами дыма. Причем разговаривает повелительно, так, будто что-то приказывает, и при этом постоянно тычет своим посохом в сторону замка.
   - Пф! - В голосе Засецкой восторжествовала надменность. - Да бросьте вы! Как можно верить всему этому языческому бреду? Их колдун, ради власти, умело вешает лапшу своим недалеким собратьям, дабы держать их в страхе - вот разумное объяснение. - Она принялась тяжело одуваться. - О-хо-хо, джентльмены, я апеллирую к вашей здравости. Вы сами-то себя хоть слышите?
   Тусклое мерцание нескольких свечей озарило часть стола и темные лица сидящих.
   - Вот граф, полюбуйтесь, пламя горит и не тухнет. - Из черных впадин ее глаза облегченно блеснули, почти так, как пенсне Тилобиа. Засецкая еле заметно улыбнулась. - А вы городите: "колдун беседует с дымом". Ха-ха, полная чушь! Дым это всего лишь дым, и не более.
   Теперь, в облике молодого мужчины, вопреки укоренившемуся образу хохмача и балагура, поселилась непроницаемая серьезность. Он молча встал, подошел к камину, взял с полки коричневую шкатулку и еще что-то. Когда же он вернулся к столу, все увидели в руках графа золотую пепельницу, всю изукрашенную филигранью из слоновой кости. Аливарес поставил все на стол, открыл шкатулку, достал длинную, толстую сигару, раскурил.
   И вновь, уже в который раз, никому не пришло в голову - откуда ему известно, что сигары лежат именно в шкатулке, и именно за золотыми часами с херувимами? Почему он без колебаний, точно ясновидящий, подошел именно к камину и, не задумываясь, запустил руку за часы?
   - Отменные сигары, господа. - Граф довольно улыбнулся. - В этом-то я разбираюсь.
   - Вы это к чему?
   - Сейчас, баронесса, с помощью этой сигары я постараюсь убедить вас в том, что дым это еще кое-что.
   Засецкая поставила локоть на стол, на ладонь положила подбородок и слегка покивала головой. - Ну-ну, сгораю от любопытства.
   Собственно, остальная компания была заинтригована не меньше.
   Аливарес поставил пепельницу на середину стола и положил дымящуюся сигару на внешнюю грань овала, шириной не более трех миллиметров. Причем умостил ее так, что оба конца были идентичны в своей массе и друг друга не перевешивали.
   - Итак, леди и джентльмены, я отыскал центр тяжести данного предмета и бескомпромиссно уравновесил его стороны. Сигара сама собой тлеет, а мы немного подождем.
   Тоненькая струйка дыма, поднимаясь кверху, завивалась сизой спиралью и исчезала где-то под высокими сводами перекрытия. Порядка тридцати минут люди за столом продолжали диспут на тему сложившейся ситуации. По прошествии же этого времени все обратили внимание, как не тлеющий конец сигары, дав медленный крен, перевесил противоположный конец и коснулся стола. Сию минуту граф возымел торжествующий вид.
   - Ну-с, баронесса, вы убедились?
   Засецкая перевела равнодушный взгляд с пепельницы на Аливареса. - Потрудитесь объяснить. Я что-то никак не уловлю тонкую нить той философической паутины, которую вы пытаетесь сплести из своих гениальных умозаключений. - Причем слово "гениальных" было произнесено с такой кричащей долей сарказма, что даже Сарра, наморщив носик, стыдливо потупила взор.
   Сей момент, Аливареса хоть и не смутил, но, тем не менее, он не намерен был оставаться в долгу.
   - Я превосходно вас понимаю. Скрыть невежество всегда легче за насмешливой иронией. Но! - Он жестом руки остановил Засецкую от ответной реплики негодования.- Это к теме не относится, ибо все зависит от способности ума к логическому мышлению и анализу выводов, базирующихся на зрительной информации без ее голосового подтверждения. А так же информации, поданной кем-либо извне.
   Скромная пауза, возникшая после головоломной тирады, не получила своего продолжения, так как большинство ничего не поняли, а граф уже вошел в неуемный раж.
   - Посему, господа, позволю себе раскрыть суть эксперимента.
   Вначале оба свисающие края сигары были равны в своей массе. После того, как большая половина того конца, который тлел, превратилась в пепел, второй край оказался тяжелее по весу. Теперь посудите сами, ведь мы не передвигали предмет, не отрезали какую-то часть, даже пепел оставался на месте. Напрашивается вывод: определенная часть массы сигары перешла в дым. Баронесса вы со мной согласны?
   Щеки Засецкой горели багрянцем, уголки рта недовольно опустились, но она сквозь зубы процедила: - Ну... в принципе да.
   - А теперь скажите, какая еще масса может быть у дыма? Ведь он даже не опускается на пол, он поднимается вверх, под потолок. Выходит, он легче воздуха? - На его устах заиграла нахальная ухмылка.
   - Между прочим, я сразу так и подумала, - Засецкая продолжала цедить слова сквозь зубы, - но сочла правильным согласиться с вами - ради интереса. Это же очевидно, если дым улетает вверх, значит, он ничего не весит.
   Аливарес лукаво сощурился. - О, да вы сударыня интеллектуал. Даже, не побоюсь выразиться, гигант аналитического мышления, апостол физического материализма. Однако пардон: Дым, как и все в нашем мире, так же имеет свою массу. Даже энергия при сгорании табака, тоже имеет свою массу. Даже кислород имеет свою массу. И, к слову, дым поднимается вверх, потому что он горячий, а не из-за отсутствия массы. Даже француз Лавуазье, выдвинув свою блестящую теорию истинной природы огня, тоже намекал на его необычные, мистические свойства.
   Дрожащими пальцами баронесса нервно мяла салфетку, ее ноздри гневно раздувались от тяжелого дыхания. Дама смекнула в каком положении оказалась и от этого пребывала в дикой злобе, а цвет лица вновь сменил багрянец на мучнистую бледность.
   - А теперь я осмелюсь у вас полюбопытствовать, - продолжал граф, - если пепел имеет свой удельный вес; если дым что-то весит, то почему, к примеру, мысль не может обладать массой? Или звук! Почему звук не может иметь свой вес? И уж если человек, обладающий определенным весом - в физическом разумении - может общаться с другим человеком, так же имеющим свою массу, то почему мысль, преобразовавшись в голос, не может общаться с дымом? Вы со мной согласны?
   В ярости Засецкая так скрежетала зубами, что казалось те сейчас рассыпятся в прах, а ее щеки снова, за какую-то долю секунды сменили цвет - теперь они пылали как у девственницы при первом интимном свидании.
   - Да что вы нам тут мозги пудрите!!! Черт побери, - какая масса!? Какой дым!? Какие еще к дьяволу сигары!? Вы что, голубчик, совсем спятили!? Вы бы лучше потрудились поднапрячь свои бугристые извилины во благо общества! - Засецкая отшвырнула скомканную салфетку, вскочила со стула, высоко подняв голову прошлась до лестницы и обратно. - А... господин мыслитель, вот как нам теперь выбраться из этой западни? Между прочим, в которую мы угодили по вашей милости. - Она в сердцах шлепнула себя ладонями по бедрам, и прогулялась исступленным взглядом по аудитории. - И после всего этого, он еще несет нам тут какую-то идиотскую ахинею! - Теперь баронесса вернулась на свой стул.
   Впрочем, не смотря на такой отчаянный всплеск эмоций, поговорка - "Как с гуся вода", невообразимо кстати, подходила к внешнему облику графа Аливареса, который в данный момент, с невозмутимым видом вульгарно развалился на стуле и ехидно скалился: От былой серьезности не осталось и следа.
   Тилобиа поднялся с видом угрюмой озабоченности, медленно обогнул стол, а когда оказался рядом с Засецкой, бережно взял ее за руку.
   - Голубушка будьте снисходительны к нашему неунывающему Луиджи. У вас учащенный пульс, что весьма скверно.
   Отдернув назад руку, она вдруг коротко, но истерично расхохоталось, после чего брызнула: - "Скверно"!? Антонио, я вас умоляю - тут все скверно, весьма скверно, чертовски скверно! Да мы вообще по уши в дерьме!
   - Как бы там ни было, баронесса, дабы граф вам более не докучал, и вы успокоились, я заберу его с собой.
   - Куда это!? - Вытаращилась на него Засецкая.
   - Не волнуйтесь; мы еще раз оглядим окрестности. На улице порядком стемнело, а вскоре будет и вовсе, хоть глаз выколи. Под покровом ночи, возможно, нам удастся незамеченными обойти посты.
   Сперва баронесса решила, что сердобольный Тилобиа уводит с собой графа не только по той причине, которую озвучил: "Вероятно, Антонио хочет на время убрать этого наглеца с моих глаз долой, дабы он меня не нервировал". Однако в следующий миг, женская интуиция воспалила в сознании некую призрачную подозрительность. Что-то во всем этом настораживало, но дама никак не могла сообразить - что конкретно?
   Тем временем Тилобиа с Аливаресом вышли, предварительно дав остальным распоряжение: запереть дверь на засов и открывать только тогда, когда услышат знакомый голос.
   Первые несколько минут все - за исключением Бэри Адера - сидели молча, не производя никаких действий: режиссер монотонно жевал сыр. Он пустым взглядом смотрел в пространство, и работал челюстями скорее по инерции, нежели, ради насыщения.
   Покинув застолье, американец взял незадействованный подсвечник, с озабоченным видом принялся зажигать свечи. - Пожалуй, схожу наверх, посмотрю, как там Генри; может он хочет поговорить...
   Дождавшись, когда сутулый силуэт шаркающего писателя исчез за дверью на балкончике, Засецкая полушепотом обратилась к Бэри Адеру: - Ответьте мистер Эскот, вам не кажется поведение Графа Аливареса до идиотизма странным и, даже абсурдным?
   - Мама!? - Сарра вопросительно, с неким недоумением уставилась на Засецкую.
   - Молчи девочка, я знаю, что говорю.
   Эскот промокнул губы салфеткой. - А почему, собственно, вас беспокоит его поведение? Быть может, вы имели в виду манеру общения?
   - Нет, нет, именно поведение. Мы тут, как бы это сказать... на краю пропасти! Нашей жизни неизменно угрожает опасность. Постоянно происходят странные, ужасные, чудовищные события: гибнут люди! Что эти сволочи сотворили с Уоллесом, с Алисой Кармайн! Тут совсем не до шуток. А наш общий знакомый... я даже теряюсь, как правильно выразиться... нахальный, или беспечный тип, он ведет себя так, как будто мы на невинной загородной прогулке. Такое впечатление, что ему все едино в нашей дальнейшей судьбе. Причем сие относится не только ко всем гостям, но и к нему самому. - Засецкая умолкла, огляделась по сторонам взглядом исполненным самыми страшными подозрениями и, понизив голос до рокового шипения, произнесла: - Мне иногда кажется, что он знает о наших дальнейших злоключениях.
   - Да Бог с вами, баронесса! - Эскот воспрял категорическим несогласием. - Помилуйте, ведь граф такая же случайная жертва, как и мы все.
   - И откуда вам это известно, от него самого? А солгать, наш словоблудливый Аливарес может все, что угодно.
   - Но и вы маман не забывайте, - вспыхнула Сарра, - что именно граф организовал для нашего побега лодки. И не удрал сам, а вернулся за нами, чтобы спасти от дикарей.
   - Конечно! И где эти лодки? - Засецкая кольнула девушку строгим взглядом. - И ты тоже, дитя мое, не забывай: Идея сунуться в эту ловушку, принадлежит именно ему, в результате чего, вместо существенных действий мы вынуждены томиться в неведенье и трястись от страха. И это именно Аливарес был с леди Стрейд на палубе в тот трагический день. А еще, меня не покидает чувство, что они с доктором давно знакомы. - Засецкая вскинула над головой палец. - Они соумышленники!
   - Ну, это уж вы лишку хватили, достопочтенная баронесса.
   - Да!? - Засецкая невольно вскрикнула, от чего немилосердно закашлялась, но быстро с этим справилась и продолжала: - Вы Эскот не обращали внимания, как они переглядываются? Это раз. А что вы скажете об их бросающемся в глаза взаимопонимании? Это два. И, наконец, три: Где сейчас персонажи нашего диспута? Правильно, они вдвоем вышли! - Засецкая сощурила уголки глаз и глубокомысленно добавила: - Как бы изловчиться, да вывести этого авантюрьера на чистую воду?
   В следующий момент в холле послышались шаги спускающегося по лестнице писателя. Он шел медленно, с таким отрешенным видом, что сам собой привлек внимание остальных.
   - Друг мой, чем вы так удручены? Неужто с Генри совсем худо? - Спросил Эскот.
   Блуждающий взгляд Кортнера остановился на режиссере. - Вовсе нет. - Он пожал плечами. - На Генри, вероятно, подействовал коньяк: бедняга сейчас храпит на диванчике в угловой комнате. - Очутившись у стола, старик плеснул себе чуточку спиртного, слегка пригубил, и продолжил. - Только что, в конце коридора, из окна я смотрел на горизонт океана: он еще мерцает самыми кончиками лучей зашедшего солнца. Собственно, я не знаю почему, но в голову влезла странная мысль... - Затянув паузу, он внимательно посмотрел на слушавших: те были исполнены бескрайнего внимания. - Если мне не изменяет память, мистер Тилобиа рассказывал забавную историю, про некогда произошедшие события на этом острове. И что, якобы, здесь был воздвигнут замок для местного колдуна и его семьи. Тогда возникает вопрос: Почему дикари, а главное сам колдун, страшатся этого места?
   Все дружно молчали.
   - Так вот, господа, а не возможен ли такой вариант, что за последнее время на острове случились некие перемены, в результате которых, теперь даже сам хозяин боится своего логова. Может замок проклят?
   - Да ну вас голубчик... - Не закончив фразу, Засецкая поперхнулась и вновь закашлялась, ибо в этот миг в каминном дымоходе разразился, до дрожи в коленях, зловещий вой.
   Люди обменялись испуганными взглядами. Они немо таращились друг на друга, даже боясь моргнуть веками. Правда, Эскот нашелся почти сразу.
   - Ну вот, мы несколько дней дрейфовали при полнейшем штиле, а нынче... вы только послушайте, как завывает.
   - Странно. - Баронесса ладонями растирала холодеющие виски. - Сколько раз, дома, сидя перед своим камином, я слышала этот звук. Особенно в холодные, зимние вечера, это даже ласкало слух и придавало сознанию чувство защищенности и уюта. Я ощущала себя за каменной стеной - в прямом смысле этого слова - от внешних атмосферных бесчинств и это вселяло надежность. Но тогда мне и в голову не могло прийти, что зашедший в гости ветер может быть таким страшным.
   - Просто вся эта нервозность, вся эта напряженная обстановка... - Кортнер предложил даме выпить. - Хлебните коньячку. Даю гарантию, вашим нервишкам он необходим.
   Засецкая тяжко вздохнула. - А, черт с ним, мистер Кортнер наливайте.
   Только лишь уста баронессы прильнули к мерцающему в сумерках стеклу, как все помещение неожиданно разорвало беспорядочным грохотом - кто-то отчаянно колотил в дверь. Первый глоток встал в горле комом, от испуга рука дрогнула, бокал выскользнул из дрожащих пальцев и разлетелся на мелкие осколки у ее ног.
   - Отоприте!!! Умоляю - живее!!! - Не своим голосом вопил с улицы Тилобиа, не на секунду не прекращая молотить кулаками в дубовое полотно огромной двери.
   Эскот с Кортнером вмиг очутились у входа. Лязгнул стальной засов. Тяжелая дверь распахнулась так стремительно, точно она была их лебяжьего пуха. Ворвавшийся доктор с неимоверной быстротой и легкостью ее захлопнул, и бессильно сполз по косяку на пол. Бешено вращая глазами, он глубоко дышал; задыхаясь, пытался что-то сказать. Мужчины его подняли, проводили к столу, усадили в принесенное к столу кресло. Пару стаканов воды позволили бедняге малость поутихнуть, после чего доктору стало почти удаваться воспроизводить человеческую речь.
   - К-ка-к-кой уж-жас! Г-го-с-спода... т-там неч-что. - Более менее внятно бормотал всерьез перепуганный доктор.
   Все с тревогой жаждали объяснений. Суетливый Кортнер наполнил третий стакан водой, вручил его виновнику переполоха, и присел у его ног.
   - Док вы можете изъясняться внятно: что стряслось?
   - Т-там... что-то за мной гналось. - Голос у Тилобиа дребезжал всеми струнами голосовых связок.
   - Дикари!?
   Тилобиа тупо уставился на спросившего Эскота. - ... Я отправился за восточную башню: мне померещилось, что на склоне горы, где-то вдалеке, туземцы разожгли костры. Оставив за спиной круглую стену, я очутился с тыльной стороны замка... И вдруг, я заметил, что эти огни находятся прямо передо мной, перед моими глазами, на каменном заборе - их было два! - Тут доктор припал к стакану, осушив его до дна большими жадными глотками. - К тому времени мои глаза уже привыкли к темноте, и я понял: именно там, куда я смотрю, что-то движется. Первая мысль - "дикари"! Я в испуге забился в угол, где башня примыкает к торцевой стене. Мои старые глаза напряглись до невозможности, и я узрел... - Тилобиа шумно сглотнул. - Я узрел на заборе непонятное, невиданное мной доселе существо, с огромными горящими глазами. Они были как две раскаленные сковороды и глядели прямо на меня! - Бедняга вжался в спинку кресла. - Существо спрыгнуло с забора, лениво огляделось, шагнуло в мою сторону. - Теперь глаза у рассказчика и вовсе полезли наружу. - Боже правый, я увидел его вблизи! Чудовище было похоже на тасманийского дьявола - если вы слышали о таком животном. Но оно было гораздо больших размеров и... и ходило как человек, на задних лапах. А затем хохот и вой, жуткий вой!
   - Вой и хохот? - Кортнер заглянул тому в лицо. - Вы сказали вой?
   - Да-да, несомненно, омерзительный вой. И хохот, точно сам демон веселился в аду.
   - Похоже, и мы слышали тот самый вой...
   - Да мистер Эскот, вы не могли его не слышать: звук был просто ошеломляющий! Я и сейчас даже не помню, как очутился возле двери. - Доктор напрягся. - И еще... Если оно на меня не набросилось, и не гналось за мной... Неужели чудовище меня не заметило?
   Кортнер пошлепал Тилобиа по колену. - Радуйтесь, друг мой, для вас все сложилось не самым худшим образом.
   Засецкая умостилась за столом. - Однако, что же это было за чудовище? Как-то с трудом верится.
   - Вы правы баронесса. - Эскот плеснул коньяку и выпил. - Скорее всего, доктор увидел обычное дикое животное. Я подразумеваю, обычное для этих мест.
   Тилобиа задумчиво покачал головой. - Не думаю... Я многого повидал...
   - Но позвольте, где же граф? - Вмешалась в разговор Сарра: до последней минуты девушка стояла по другую сторону стола и внимательно слушала.
   Доктор подскочил будто ужаленный. - А разве он не вернулся!?
   Все замерли в безмолвии. Решительно сконцентрировав память, доктор напористо почесал лоб.
   - Прежде, чем я отправился наблюдать за огнями, Луиджи сказал, что возвращается в замок; мы расстались у ворот.
   - Ну, а дикари, вы их видели?
   - Мы только видели, как их шаман по-прежнему продолжает свою неистовую оргию у подножия гранитной лестницы. Скорее всего, остальные оставались вне досягаемости отблесков костра. И на берегу, кстати, полыхает множество огней: похоже дикари там устроили целый лагерь.
   - Стоп! - Засецкая шлепнула ладонью по столу. - В данный момент меня интересует: где Аливарес?
   - Вы правы сударыня, его необходимо найти.
   Все уставились на Кортнера в нерешительности, а доктор принялся отчаянно мотать головой и жестикулировать руками.
   - Увольте господа! Теперь, пока не рассветет, из этих стен меня не выгнать и дубиной!
   - Но там же человек! - Саррита пребывала в чрезвычайной решимости. - Мы не вправе поступать по-другому. - Очевидно, юная леди успела проникнуться нежными чувствами к красивому мужчине, от чего теперь не находила себе места. Девушка то садилась на канапе у стены, то резво его покинув, суетливо прохаживалась вдоль стола, попеременно мяв пальцы обеих рук.
   Засецкая недоумевающее уставилась на дочь. - Девочка моя, что тебе взбрело в голову? Что за блажь? Взрослый мужчина сам в состоянии за себя постоять. А вот покинув эти стены, мы подвергнем себя дополнительной опасности и лишь усугубим свое, и так не веселое, положение. - Говоря эти слова, баронесса нервно гоняла фарфоровую чашечку по кругу блюдца. - Саррита, право же, посуди сама, ведь то - как утверждает доктор Тилобиа - чудовище не причинило ему никакого вреда; разве что напугало, так с какой стати так переживать за Аливареса? К тому же, если мы услышали крики о помощи доктора, то неужели ты думаешь, что, мы бы не услышали графа? Значит, он в помощи не нуждается. - Она вдруг запнулась, и задумчиво посмотрела в потолок. - Пространство внутри забора не так уж велико... Доктор столкнулся с животным... Животное вторглось во внутренний периметр... От графа никаких известий... Хотя он, заявил доктору, что отправляется в замок... Тогда, где он?
   Кортнер вылил в стакан остатки коньяка, выпил, забористо крякнул. - Похоже, мэм, вы намекаете, что граф - наплевав на наше общество - сам, втихаря, драпанул к лодкам.
   Такой техасский жаргон вверг Засецкую в смущение. Отдавая дань английскому аристократизму, она заявила:
   - Вы неимоверно проницательны мистер Смит, я это и подразумевала. И была намерена лично изъясниться, но только в других, филологически приемлемых выражениях.
   - Прошу великодушно меня простить. - Насупился писатель. - Меня иногда подводит крестьянское происхождение и позднее воспитание.
   Баронесса равнодушно отмахнулась. - Это не суть важно. А вот Аливарес вполне мог решить, что одному пробираться между пикетами дикарей гораздо проще и безопаснее, нежели всем скопом.
   Тем временем Тилобиа, практически вернув былое самообладание, теперь ощутил жажду воздействовать на свои нервы более радикальным способом. Он обратил свой страдальческий взор на юную особу, при этом поигрывая в руке пустым стаканом.
   - Саррита, деточка, вас не слишком затруднит, оказать старику невинную услугу, ибо после недавней вакханалии с чудовищем у меня еще трясутся ноги.
   - Что вам угодно?- Улыбнулась девушка.
   - Ваш покорный слуга с удовольствием опрокинул бы стаканчик чего-нибудь горячительного. Но вот беда, еще чувствуется слабость, а на столе я наблюдаю совершенно пустую бутылку "Гранж-Гавр".
   - Конечно же, мистер Тилобиа, я непременно схожу. - Она взяла со стола подсвечник и направилась в кухню.
   Бэри Адер оттяпал себе еще один ломоть сыра, вернулся на покинутое место, и успел произнести: - А вы знаете господа, к кое-каким сомнениям начинаю склоняться и я...
   Но эта его незаконченная фраза была прервана душераздирающим криком Сарры. Девушка вопила так страшно, что первые секунды никто даже не двинулся с места. Но уже спустя миг оторопи, все ошалело бросились на крик; опрокидывая стулья, и толкая друг друга локтями.
   Сарра стояла посредине помещения, лицом к окну, закрыв ладонями глаза, и верещала так громко, как только это может делать в смерть перепуганная барышня. Подсвечник валялся у ее ног: при падении одна свеча не потухла, и теперь тускло чадила у самого подола, грозя воспламенить платье. В комнате больше никого не было, от чего ворвавшиеся в кухню люди не могли понять причин такой истерики. Все попытки успокоить девицу оказались тщетны, и лишь увесистая оплеуха от Засецкой, заставила леди заткнуться.
   "В чем дело??? Что случилось??? Что произошло???" - Летели со всех сторон вопросы, но кроме мычания и града слез, добиться нельзя было решительно ничего. Девушку под руки проводили в холл, Кортнер придвинул поближе к столу канапе, Засецкая уложила дочь и присела рядом: Сарра пребывала в полуобморочном состоянии, ее колотил дикий озноб, а зрачки были критически расширены.
   Сосчитав пульс, Тилобиа опешил: - Ого! Сто двадцать ударов!? - Это становилось опасным. - Мистер Эскот, ну-ка живенько, организуйте коньячка.
   Засецкая возмутилась, мотивируя недовольство тем, что юная леди в жизни еще не пила ничего крепче сухого шампанского.
   - Поймите голубушка, при таком чрезвычайном сердцебиении у вашей дочери катастрофически подскочит давление, а коньяк расширит сосуды, чем понизит до безопасного предела.
   Засецкой ничего не оставалось делать, как согласиться. Сарра сделала два глотка, даже не скривившись.
   - Ну вот, умничка. А теперь попытайтесь успокоиться, тут все свои. - Он предложил на некоторое время отложить расспросы. - Пусть придет в себя: со временем сама все расскажет.
   Кортнер закурил взятую с каминной полки сигару. - Все же я настаиваю на более детальном осмотре замка. Ведь Сарра чего-то испугалась? И кстати, хорошо бы вооружиться всем.
   - Полностью вас поддерживаю. - Согласился режиссер, поднял с пола оставленную у дверей лопатку Уоллеса и вручил баронессе.
   Оставив Засецкую дежурить у изголовья дочери, трое мужчин отправились в кухню, горячо обсуждая план предстоящего осмотра. Их голоса были слышны, даже когда они скрылись из виду, что действовало на баронессу успокаивающе.
   После короткого отсутствия вооруженные джентльмены вернулись в холл. Кортнер держал большой нож, Эскот резак для разделки мясных туш, а Тилобиа еще одну бутылку "Гранж-Гавр". Он поставил коньяк на стол, поправил пенсне, пристально всмотрелся в тот угол, где находился камин.
   - А что это там блестит? - Доктор подошел ближе, присел, чем-то грюкнул. - Превосходная бронзовая кочерга, чем не оружие для самозащиты.
   Эскот остановился возле Засецкой. - Сударыня, ваша дочь что-нибудь сказала?
   - Увы, девочка только дрожит и плачет.
   В следующий миг весь холл пронзило противным скрипом: входная дверь медленно открывалась. Тилобиа как из-под земли, вырос возле товарищей, держа наготове только что обретенное оружие. И теперь, причем всех одновременно, посетила немая реплика: "Но ведь Тилобиа закрывал дверь на засов!!!" Однако, вопреки твердившему сознанию, черной трещиной маршировал неоспоримый факт: дверь отворяется и, несомненно, с чьей-то помощью. Зловещий скрип будоражил слух и выворачивал наизнанку душу, заставляя ощущать, как нечто неудержимое распирает грудную клетку, выползая откуда-то из чрева. Вот уже открылась одна треть проема... вот почти половина. Животный страх оседлал лица людей и цепко пленил взгляды. Теперь ползущая дыра увеличилась еще вдвое. На фоне ночного мрака, в лунном мареве начали просматриваться нечеткие, даже вернее было бы выразиться - еле уловимые очертания: в них угадывался человек. Он стоял, широко расставив ноги, а длинные руки болтались как безжизненные плети. Все в ужасе пытались вглядеться в явившийся призрак, но лица видно не было, только смутные очертания темного силуэта. Когда дверь остановилась, таинственный пришелец на негнущихся ногах сделал шаг вперед. В так этому действию, все осуществили шаг назад, а Тилобиа замахиваясь, вскинул кочергу.
   - Кто вы!? - Его голос пронзил тишину замка точно просвистевшая пуля.
   Однако таинственный гость продолжал молча двигаться вперед, пока, наконец, не очутился в освещенном пространстве.
   - Боже! - Кортнер выронил нож и тот звонко брякнулся под ноги.
   На пороге стоял граф Аливарес. Его волосы торчали дыбом, белое, будто припудренное лицо, было обильно забрызгано крупными каплями крови, а на смокинге теперь отсутствовал и второй рукав. Отрешенный, ничего не видящий взгляд блуждал где-то далеко, а из полуоткрытого рта тянулась струйка слюны. Он остановился и замер: ни звука, ни мимики, ни даже вибрации ресниц. Американец первым сообразил, что нужно делать. Несмотря на свои грузные формы, он в несколько стремительных прыжков очутился у черного провала распахнутой двери, быстро ее закрыл, задвинул засов и, подергав за ручку, убедился - дверь заперта надежно.
   - Граф, в чем дело? - Тилобиа подшагнул к Аливаресу с некоторой опаской. - Вы в крови?
   Он потрепал того за плечо, однако реакция оставалась нулевой. В первые минуты появления Аливареса в холле замка, никто не обратил внимания на его общий внешний вид, ибо все взоры словно прилипли к его окровавленному лицу. Но теперь, - Засецкая даже вскрикнула - без исключения все уставились ниже, осязая воистину настоящий ужас. В правой руке граф сжимал - невесть откуда взявшийся - кривой кинжал, весь измазанный кровью. Но, что пугало еще больше, в левой руке он держал обнаженную, по локоть отрезанную, человеческую руку с темно коричневой кожей. И держал он ее так, будто здоровался.
   - Господи я этого не выдержу!!! - Крик баронессы всех практически оглушил. - Да что же это творится!? Господа сделайте же что-нибудь! - Засецкая разрыдалась навзрыд.
   Так как остальные особи мужского пола брезгливо воротили физиономии, не страдающий чрезмерной эмоциональностью доктор отнял отрубленную руку дикаря у каменного графа, отворил дверь и выбросил ее на улицу. А вот Кортнеру пришлось объединиться в Эскотом, ибо намертво сжатые пальцы Аливареса никак не поддавались, и лишь после весьма усердных попыток им таки удалось вырвать из его руки клинок. За этими действиями последовало всеобщее изумление. Кинжал, с которым вошел в замок Аливарес, был именно тем самым, которым так гордился покойный Уоллес. Все просто в маразматическом помешательстве таращились на раритетное оружие не в состоянии даже пикнуть. Правда со временем, пришедший в себя Тилобиа взял у Эскота кинжал, зачем-то его понюхал, и произнес:
   - Что за мистическая чертовщина??? Он же должен покоиться на дне океана! Я не верю в реальность происходящего! - Резким броском доктор вонзил клинок в полотно входной двери. - Абсурд какой-то... - Старик вернулся к столу и принялся за коньяк. - Это выше моего понимания... Да-с, натуральная аномалия.
   Дальнейшего развития сумбурных мыслей и догадок по такому весьма загадочному поводу не последовало в виду вообще неимоверного события. Случилось то, чего не только никто не ожидал, но и не мог объяснить или хотя бы поверить собственным глазам: но событие это заставило у всех зашевелиться на головах волосы. А лекарь даже забыл за "Гранж-Гавр", и теперь стоял с видом воскресшего мертвеца, выпучив глазищи до размеров, превышающих в диаметре его собственные линзы.
   Не издавая ни звука, по лестнице спускался Кармайн. Его одежда была вся изодрана, один глаз стекал на скулу, а по вспухшим растрескавшимся губам сочилась алая кровь. Но самое ужасное было то, что его правая рука по локоть отсутствовала! Из-под обрывков сорочки свисали лишь ошметки кожи и мяса.
   Теперь уже никто вообще ни черта не соображал: случилась всеобщая немая истерия. Такое зрелище походило на самый страшный сон; сознание решительно отказывалось воспринимать происходящее за реальность, а разум на какое-то время помутился. Коллективное оцепенение происходило в гробовой тишине, что было сродни театральным декорациям. И вот, на фоне этих жутковатых декораций, Генри Кармайн прошел половину холла, совершенно спокоен и невозмутим! Открыл входную дверь, не торопясь, вышел. Никто из присутствующих даже не моргнул. Уже спустя минуту изуродованный драматург вернулся; он держал в своей уцелевшей руке отрубленную. Прошаркав к тому месту, откуда к столу было ближе всего и, где более яркое освещение упрощало обзор, Генри остановился, единственным зрячим глазом осязал свою находку...
   - Но позвольте, - его голос поражал невозмутимостью, - это же не моя рука...
   Теперь все заметили, что он держал черную руку. То была плоть дикаря, которую Тилобиа, минутой раньше вышвырнул на улицу. Своим видом Кармайн вызывал в людях сострадание, отвращение и страх одновременно. Даже скорее не просто страх, а животный ужас, так как со стороны казалось, что все даже перестали дышать.
   Генри обернулся, немного помедлил: с видом неназойливой обиженности вновь направился к выходу. По пути он замешкался возле Тилобиа.
   - Док, подержите, если вас не затруднит. - Он протянул доктору обрубок. - Пожалуй, вернусь, поищу свою. - Доктор чисто машинально взял плоть дикаря. Кармайн облизал окровавленные губы, глубоко вздохнул. - А то, как же я без руки смогу держать перо... - и теперь не оглядываясь, направился к двери.
   Прошло не менее пяти минут, прежде чем первым оттаял Тилобиа, так как остальных, такой леденящий душу поворот событий начисто дестабилизировал. Доктор же, видимо поддавшись спонтанному атавизму, выбросил мертвую часть тела на улицу, захлопнул дверь, задвинул засов. Затем молча подошел к столу, дрожащей рукой налил полбокала коньяка, проглотил его одним жадным глотком.
   Эскот, наконец, оторвал стеклянный взгляд от закрытой входной двери. - Тилобиа, но ведь Генри на улице.
   - Захочет войти - постучит. - Понял доктор намек. Он снял пенсне, сделал на него пару энергичных выдохов, и вдруг неистово расхохотался, а когда смех себя исчерпал, добавил: - Если к тому времени ему будет, чем стучать.
   Баронесса взглянула на Тилобиа как на сумасшедшего, затем обратилась к американцу.
   - Мистер Кортнер, плесните мне коньяку.
   Тот, как стоял с открытым ртом, так с открытым ртом за бутылкой и потянулся, при этом озвучив вопрос, точно чревовещатель. - Но что все это, черт возьми, означает?
   Однако на его слова никто не обратил внимания, потому что граф, который до этого походил на каменную статую, теперь пришел в движение. Он медленно опустился на стул и его искаженные уста зашевелились.
   - Господа, я был в лапах смерти... я ее видел...
   Теперь и Сарра, которая до этого лежала на диванчике с отрешенным видом, неожиданно зашевелилась. Девушка подняла голову над подлокотником, посмотрела на Аливареса и ее припухшее от длительного плача лицо, перекосило тенью страха.
   - Мама, мне жутко, я боюсь. - Она беззвучно заплакала. - Я видела: он хотел меня забрать.
   - Кто!? - Засецкая вмиг очутилась возле дочери и схватила ее за плечи. - Кто хотел это сделать???
   Сарра перевела взгляд на мать, а затем вновь на Аливареса. - Слюна... У него текла слюна. - Твердила она, растирая по щекам слезы.
   Остальные свидетели признания глазели то на девушку то на графа, с видом грудного младенца, который ничего не соображает, однако с интересом разглядывает все, что попадается на глаза.
   - Это был он!? - Злобно зашипела баронесса уже другим голосом: голосом безжалостного палача.
   - Нет! - Вздрогнула от такой перемены Сарра. - Там, в окне, на меня смотрел натуральный оборотень. Ужас! Волосы! Вся морда в волосах... безобразно кривые зубы. - Девушка вдруг затряслась. - Мерзкая тварь! Он мне улыбался и показывал свой серый слюнявый язык - препротивнейшее зрелище. - Затянув очередное рыдание, бедняжка уткнулась лицом в подол матери.
   - Это какой-то ад! За что? За что на нас обрушилась такая бесчеловечная кара!? - Засецкая сграбастала в охапку дочь, и теперь они вместе огласили холл унисоном неудержимых рыданий.
   В отличие от дам, мужчины молчали. Каждый думал о чем-то своем, но в то же время, всех объединяло понимание того, что и в замке, и вообще на острове, творится что-то вконец неладное. Впрочем, не смотря на экстремально усердную деятельность мозга, никто не в состоянии был дать этому хотя бы мало-мальски вразумительное объяснение. Торжествовала очевидность того, что дикари не отпустят их со своей земли живыми. Надежды на благополучный побег таяли с каждой минутой: причем на побег не то, чтобы с острова, а хотя бы из холодных объятий дьявольского замка. Это была натуральная ловушка, и обреченным узникам оставалось лишь предполагать, почему дикари и сами страшатся этого места. Точно никто ничего не мог сказать, но в данный момент людям мерещилось одно: Гранитными стенами овладела нечисть и мракобесие! Злые, неведомые силы правят бал! Но, может быть, в эту ночь свершается проклятье колдуна? Может это с его черного благословения сам сатана воет в каминном дымоходе?
   Эскот вонзил кухонный резак в стол со всей силой, на какую был способен. - Черт возьми!!! - В прозрении его брови запрыгнули на лоб, а разрез глаз увеличился вдвое. - Я вспомнил! На шхуне, мисс Морлей рассказывала, что той памятной ночью ей привиделся волосатый урод с капающей слюной...
   Все тупо пялились на Эскота.
   - А ведь действительно... Морлей именно это и утверждала... - Тилобиа воскресил в памяти ее признание.
   - Но, какая тут связь? - Спросил Кортнер.
   Доктор пожал плечами. - Выходит, какая-то имеется.
   - Позвольте мистер Тилобиа, но сие может быть простейшим совпадением. Мало ли на далеком острове различных диких животных, о которых мы ничего не знаем.
   - А вы, - доктор ткнул пальцем в его сторону, - часто слышали о таких совпадениях? - Под хищный блеск пенсне, Тилобиа обвел взглядом публику. - Зато в некоторых портовых кабаках Италии, а так же на Кипре и в порту Жиронды, мне не единожды доводилось слышать - от бывалых мореходов - о существовании оборотней. И поверьте, господа, когда те джентльмены вспоминали о лохматых чудовищах, у них дрожали руки, а мужественные лица покрывал нервный тик.
   - Увольте, Тилобиа, по вашим рассуждениям получается - один из нас оборотень?
   - Зачем же... - Он принялся протирать пенсне о рукав сюртука. - Не исключено, что один из членов команды был оборотень, и ему удалось спастись, так же как и нам.
   - Только вы запамятовали: Весь тот сброд разгильдяев дезертировал со "Святого призрака" еще до того, как мы попали в водоворот.
   - А может и не все.
   Кортнер воззрился на Тилобиа точно слепой в момент прозрения. - Верно! Ведь накануне ночью я кого-то видел выходящим из кают-компании.
   Засецкая покинула канапе, скрестила на груди руки, стала прохаживаться вдоль стола взад-вперед. Ее вспухшие от слез глаза задумчиво бегали по сторонам. Наконец она остановилась и сконцентрировала зрение на окружающих.
   - Джентльмены, ваша фантазия не выдерживает критики. Даже если той ночью мистер Кортнер видел чудовище... - Баронесса ткнула мизинцем в сторону доктора. - Как о его существовании смогли узнать дикари?
   Тот нацепил на нос пенсне и пожал плечами. - С чего вдруг вы решили, что дикари знают о его существовании?
   Засецкая всплеснула руками. - Антонио вы меня поражаете! Какого же дьявола эти обезьяны боятся сюда сунуться? Уж, не из-за нас ли? - Дама заглянула каждому в лицо. - Не-е-ет, джентльмены, тут нечто иное...
   Между прочим, что же нам делать с Генри Кармайном? Господи, как же мы про него забыли, ведь несчастному нужна медицинская помощь.
   - Мне интересно - какая!? - Вспылил Тилобиа. - Может вы на втором этаже нашли чудесно оборудованную операционную?
   Баронесса не нашлась, что ответить. Она облачила маску угрюмой задумчивости, возобновив дефиле вдоль стола. Все молчали. Естественно - после всего, что с ними случилось, мозги соображали туго. Тем не менее, попытки логических умозаключений еще имели место.
   - Итак, джентльмены: - Засецкая присела к столу. - Моя дочь столкнулась с волосатым существом... примерно две четверти часа тому. В это время вы, Антонио, находились уже здесь, в нашем обществе. Получается: За окном вы быть не могли. Затем, спустя десять минут после видения, появился Аливарес. Таким образом, вполне можно было бы предположить, что девочка видела его. - Засецкая, с недовольным лицом, откинулась на спинку стула. - Если бы не одно "НО"! По-видимому, в это время граф с кем-то сражался: правда, с кем, нам пока неведомо. - Она подбросила взгляд к потолку. - Думаю... то был вражеский лазутчик. - Теперь баронесса одарила Аливареса прищуром равнодушия. - Посему; Аливареса справедливо исключить из круга подозреваемых и, заключить следующее: То, что напугало мою бедную Сарриту, для нас пока неведомо. И даже, скорее всего, это именно оно гналось за доктором Тилобиа. - Теперь Засецкая приложила пятерню ко лбу. - И уже совершенно непонятно - что стряслось с Генри Кармайном?
   - Ох, баронесса, все это ясно, как божий день, и без вашего дедуктивного монолога. - Кортнер затушил в пепельнице недокуренную сигару. - Кроме нас, в замке есть еще некто. А кто такой "некто"? - Писатель состроил зловещую мину. - Некто - это кто-то, о ком мы пока ничего не знаем, но он уже среди нас.
   - И этот "некто" весьма опасен. - Добавил Тилобиа.
   - А у меня не укладывается в голове другой факт. - Бэри Адер имел облик безграничной озабоченности. - Вот вы представьте; Генри отсекли руку и выдавили глаз... а он спокойно, невозмутимо, словно ничего вопиющего не произошло, отправился искать утраченное предплечье... Это не укладывается в голове!
   Сюжет и впрямь, впечатлял сознание страхом и, в одночасье, будоражил воображение беспросветной загадочностью; что граничило с элементарным абсурдом. Обреченные заложники трагических обстоятельств оказались морально подавленными, беспомощными в противостоянии агрессии зла.
   Внезапно, Кортнер метнулся к графу. - Луиджи, что с вами произошло!? Вы меня слышите!? - Он вцепился в лацканы смокинга, и, казалось, собрался вытрясти из Аливареса душу. - Да очнитесь же, наконец!
   - Оставьте его Смит. - Окликнул Тилобиа американца. - Вы же видите, бедняга еще в шоковом состоянии.
   - Но нам необходима информация! Я немедленно желаю знать, что тут творится! А вдруг дикари уже у дверей! Нам кровь из носа требуется закончить то, что мы начали!
   От последнего нервного потрясения все, кроме удачливого мистификатора из Чикаго, позабыли о своих намерениях прочесать замок вторично.
   - И немедленно! - Преисполненный решимости Эскот выдернул из столешницы резак. - Пока снова, что-нибудь не приключилось.
   Первым по лестнице поднимался, менее других подверженный физическому истощению Тилобиа. Он вооружился бронзовой кочергой, от чего теперь походил на заправского бейсболиста. Следом шел Кортнер. За его сутулой спиной, босыми ногами шлепали опухшие от плача дамы, удерживая на весу длинные полы своих, некогда, шикарных туалетов. В хвосте же, как бы прикрывая тыл, с топориком на изготовке, плелся багровый от натуги Эскот: Он поддерживал под руку, волочащего ноги Аливареса.
   Осмотр второго этажа не дал категорически никакого результата - тут по-прежнему никого не было. Отсутствовали даже следы борьбы! Ведь Кармайн с кем-то столкнулся! Ему ведь отрубили руку... Однако нигде не было ни капли крови. Тилобиа, правда, предложил еще побывать на чердаке и в башнях. Впрочем, вопреки его стремлениям, люк, ведущий на чердак, оказался заперт на большой навесной замок со стороны узенькой винтовой лестницы. И обе двери, ведущие в башни, оказались кем-то заколочены большими пятидюймовыми гвоздями.
   Часы на стене в конце коридора, пробили полночь. Окончательно изнеможденные люди стояли у лестницы и коллективно соображали: Что делать дальше? Чувство дикой усталости, и физической, и психологической - как было упомянуто ранее - порождали в людях безволие и немощь.
   - Нам необходимо отдохнуть.
   - Ага, мистер Тилобиа, как бы не так. Генри Кармайн уже отдохнул. Теперь желаете, чтобы и мы все, отдохнули?
   - Я не только желаю, мистер Кортнер, я настаиваю. В любом случае нам завтра понадобятся силы и мужество. А в таком никудышном состоянии мы мало, что сможем противопоставить врагу.
   Мужчины, конечно, еще хоть как-то держались, но на дам, невозможно было смотреть.
   - Да катись оно все к черту! - Некогда холеное лицо Засецкой, теперь выглядело весьма плачевно. - Будь что будет - мне уже плевать.
   - Напрасно вы так, голубушка. - Ни при каких обстоятельствах нельзя сдаваться раньше времени. - Тилобиа блеснул своими стеклышками точно глаз ворона. - Я вас уверяю, завтра все может оказаться как нельзя лучше.
   Баронесса понурила голову и, уже в который раз по ее щекам потекли слезы. - Или хуже... - Промямлила она сквозь плачь.
   - Значит так господа, главное продержаться до утра. - Уподобился Тилобиа великому стратегу. Он двумя растопыренными пальцами ткнул в Эскота и Кортнера. - Вы друзья ступайте в холл, и дежурьте там. Можете даже по очереди поспать на канапе.
   Теперь Аливарес. - Доктор взял графа за руку и, увлекая за собой, скрылся за ближайшей дверью.
   Когда же он вскорости вернулся - отрапортовал: - Я уложил беднягу в постель: от Луиджи сейчас мало проку.
   Ну, голубушки, теперь вы. Думаю, в следующей комнате вам будет удобно.
   Засецкая категорически запротестовала: - Вы что!? Боже упаси! Мы сами там не останемся, ни при каких обстоятельствах.
   - Да не волнуйтесь вы так. - Тилобиа отобрал у режиссера топорик, а ему вручил свою кочергу. - Я лично буду караулить здесь, под вашей дверью, до утра. Можете на меня положиться: в ваши покои не проскочит даже мышь.
   Глубоко вздохнув, с некоторым обречением, Засецкая согласилась.
   Обернувшись к мужчинам, доктор подбоченился. - Ну-с, джентльмены, а вы чего ждете? Смелее отправляйтесь вниз. - Теперь он смотрел на Засецкую. - Пойдемте сударыня, я лично осмотрю опочивальню.
   Просторная спальня оказалась выполненной в добротном, но изящном стиле времен Людовика XII. Основными приоритетами тут служили резное красное дерево, и бархатная вуаль мягких тканей. У окна, как бы исполняя дифирамбический этюд, громоздилась гигантская пышная кровать, с точеными стойками и тюлевым балдахином небесного цвета. Это царское ложе выглядело таким монументальным и пышным, что казалось в нем можно утонуть как в трясине. Элегантный секретер, в паре с изящным цветастым пуфиком, как нельзя кстати дополняли роскошный ансамбль из двух низких, широких кресел и такого же диванчика, обитых кроваво бордовым стеганым велюром. Чуть поодаль присутствовал еще один, на сей раз более габаритных размеров диван - обнимая своими, аристократически изогнутыми подлокотниками с дюжину маленьких серебристых подушечек. Из дальнего, затененного угла спальни он лукаво поблескивал золотом богатой парчи; весь окруженный французскими жардиньерками, наполненными свежими розами. Большой плательный шкаф, обитый рыжим маркизетом, по своим формам напоминал сказочную тыкву: на своих кривых ножках он раскорячился в самом начале противоположной стены, всю остальную часть которой занимала эмблема Людовика XII - дикобраз с торчащими в разные стороны иглами.
   Не выпуская из рук топорик и подсвечник, Тилобиа сию минуту убедился, что окно - на чьем подоконнике, в изящных горшочках произрастали пурпурные пеларгонии и бело-синие лобелии - надежно заперто изнутри. Тем паче фурнитура из красной меди не давала повода усомниться в своей компетентности.
   - Вот видите, все просто превосходно. Никакого окказионализма стрястись не должно. - Он сунул резак подмышку и рукой несколько раз надавил на мягкие перины кровати. - На этом экстравагантном ложе вам хватит места с избытком. А вот здесь, - доктор указал на секретер, - наблюдаются свечи и спички... если понадобятся.
   В изнеможении Сарра плюхнулась прямо на покрывала и в блаженстве потянулась.
   - Да-а, тут душновато. - Заметила Засецкая.
   - Тем не менее, сударыня, открывать окна не следует.
   - Что же, попытаемся уснуть так.
   - Это более благоразумно. - Откланявшись, Тилобиа скрылся за дверью.
   В опочивальне восторжествовала тишина и покой. Полумрак, рассеиваясь сквозь окно лунным мерцанием, создавал ощущение долгожданного умиротворения и услады. Еще некоторое время Засецкая постояла у окна. Ничего, кроме воссоединения верхушек пальм со звездным небом разглядеть не удалось. Она легла. Тихо посапывала дочь. Закрыв глаза, баронесса стала слушать тишину. Впрочем, идеальной, как говорят гробовой, тишины не было: рядом сопела Сарра, в коридоре топал Тилобиа. Доктор прохаживался у дверей, под собственное озвучивание одного из сочинений Глюка.
   Засецкая уже успела задремать, она уже окунулась в дурманящий туман царствия снов, как вдруг, приглушенный храп девочки вернул сознание в явь. Засецкая открыла глаза, напрягла слух - в коридоре теперь было тихо. Она подняла голову над подушкой, и обнаружила, что под дверью сочится узкая полоска света.
   - Ах, Антонио, наверняка сидит под стеночкой и видит сладкие сны.
   Внезапно, ее чуть заметная улыбка слетела с уст, словно согнанная порывом ветра.
   "Странно, я никогда не слышала, чтобы моя девочка храпела. - Засецкая перевернулась на бок и посмотрела в окно. - Интересно, я долго спала?"
   К сожалению ночной мрак не давал даже малейшего намека на рассвет. Баронесса нежно прикоснулась к щеке дочери и в самое ушко прошептала:
   - Милая, перевернись на бочок, иначе своим храпом ты перепугаешь всех дикарей.
   От этой своей импровизированной шутки она даже тихонько хихикнула. Девушка пробурчала нечто несуразное и стала поворачиваться лицом к матери. Та сперва упивалась умиленным видом своей любимицы, однако, спустя уже пару мгновений до Засецкой дошло: "Сарра не храпит!" В том смысле, что храп есть, но дочь только невинно посапывает носиком. Поднявшись на постели, баронесса насторожилась. В первые секунды она решила, что звук этот исходит из коридора, что это Тилобиа уснул на своем посту. Но храп доносился из дальнего угла комнаты. В душе моментально вспыхнуло волнение. Засецкая склонилась над дочерью. Девушка проснулась не сразу. Ее блестящие глаза некоторое время бестолково блуждали в пространстве: наконец, остановились на матери. Лицо баронессы в лунном мареве выглядело чужим и страшным.
   - Что, дикари? - Встревожено прошептала Сарра.
   Засецкая мотнула головой. - Слышишь?
   Сарра напряглась. - Кто-то храпит.
   Засецкая бесшумно покинула постель, подошла к секретеру; спустя минуту комнату озарило тусклое мерцание двух свечей; при этом в нос ударил запах жженой серы.
   - Мистер Тилобиа, голубчик!
   Оклик растворился в пляшущих тенях без ответа, а храп продолжал резонировать воздух. Взяв свечи, дамы двинулись к выходу. Пятно света выхватило из кромешной тьмы дальнего угла два кресла и диван. Они подкрались ближе. Противный звук исходил именно из-под лежащего на диване пледа.
   - Ну, Антонио, - облегченно выдохнула Засецкая, - так-то вы охраняете наш покой? - Она поднесла подсвечник к тому месту, где, по идее, должна была покоиться голова спящего. - Сейчас мы вас проучим.
   Баронесса скорчила свирепую мину, и с рыком дикого зверя, резко сдернула плед. Со стороны можно было подумать, что она подавилась; одновременно кашляя и хватая воздух губами. На некоторое время ужас парализовал все конечности и отобрал дар речи у обеих дам: мать с дочерью застыли над диваном что статуи. И причиной тому послужили чрезвычайно веские основания - под пледом лежала Алиса Кармайн; с головой!!! Прекратив храпеть, она открыла подернутые белой пеленой глаза, следом разомкнула губы: в черном провале рта появилось некоторое шевеление. Все происходило как в немом, черно-белом кино. Еще миг, и на губах Алисы Кармайн появилась большая, размерами с указательный палец взрослого человека, сороконожка. Беспрестанно шевеля двумя длинными усиками, тварь пробежалась по щеке, заглянула в ушную раковину, и скрылась в волосах, где-то под шеей: Вдоль всей видимой длины окружности шеи, чернела широкая, кровоточащая рана. Чудовищная картина ввергла Засецкую с дочерью в истерический транс. Двухголосый гортанный крик способен был заглушить рев слона. Животный страх разрывал тело на части, и заставлял шевелиться мозги. Дамы опрометью бросились к двери, и будь щеколда заперта, без сомнений, они смели бы ее как картонный муляж. Впрочем, этого не случилось, в виду чего дверное полотно распахнуло точно ураганом - и, в тот самый миг... "О Боже!!! Боже!!!" Предел человеческому нервному рубежу находился в двух шагах. Поперек коридора, распластанный навзничь, с искаженным оскалом и с топором в груди, лежал мертвый Тилобиа...
   Рядом с растоптанным пенсне стоял подсвечник, в котором догорала одна свеча. Струйка алой крови сочилась маленьким ручейком из его разрубленной грудины и еще продолжала пульсировать.
   Шок, стресс, истерика - все это детский лепет! Это ничто, в сравнении с тем, что творилось в душах и в мозгах несчастных женщин. То был припадок психопатической агонии, на фоне смертельного ужаса. Кошмар деформировал абсолютно все функции организма. Собственно говоря, такое вряд ли возможно описать и, не дай Бог такое пережить лично.
   В леденящих объятиях страха дамы даже не заметили, как очутились на лестнице: тут их остановили спешащие на крик Эскот и Кортнер. По невменяемому виду - Засецкая с дочерью походили на умалишенных - мужчины догадались: стряслось нечто вопиющее. Они препроводили в смерть перепуганных дам вниз, усадили на канапе, и приложили немалые усилия, прежде чем добились мало-мальски вразумительных пояснений. Собственно, от Сарры кроме вытья вообще ничего нельзя было добиться. Баронесса же, хватая ртом воздух, как рыба, только и канючила одну фразу - "Та-ам А-Алиса и-и-и Тилобиа!"
   Эскот, не церемонясь, тормошил Засецкую за плечи. - Что с доктором!? Где Аливарес!? - Но та лишь рыдала, трясла головой, и твердила: - "Та-ам А-Алиса и-и-и Тилобиа!"
   В конце концов, Кортнер не выдержал. - Бэри возьмите кочергу и немедленно наведаемся наверх; сами разберемся, что там творится.
   Режиссер некоторое время колебался. Но когда увидел, что американец, презрев страх, вооружился трофейным кинжалом и уже самостоятельно поднимается по лестнице, он более не стал мешкать и последовал за ним. Режиссер прихватил со стола последний подсвечник, поэтому холл за его спиной - по мере того как он поднимался по ступеням - все более погружался во мрак. Оставшиеся внизу дамы стерпеть такого были не в состоянии, поэтому рванули следом: они догнали мужчин уже на балкончике. К этому времени баронессе удалось восстановить некоторые функции организма, что благоприятствовало более внятной речи: Засецкая теперь могла в доступной форме изложить, что же явилось причиной истерики. В виду такого поворота событий, прежде чем войти в коридор, джентльмены предпочли прямо на лестнице выслушать историю, которая в их сознании выглядела парадоксальной дикостью.
   - Но это, право же, абсурд! Мы все знаем, что произошло с миссис Кармайн. Дикари даже чуть не подстрелили Аливареса, когда он попытался снять ее голову с шеста.
   - Послушайте, Эскот, я прекрасно понимаю: мои слова звучат нелепо. Но я еще пока в своем уме.- Засецкая посмотрела на дочь. - Сарра, ты видела Алису Кармайн? - Продолжая хныкать, девица утвердительно кивнула. - Ты видела ее с головой? - Та кивнула вторично. - Ну вот, не могло же нам обеим померещиться.
   - Я не отрицаю, что вы кого-то видели. Но, возможно, при слабом освещении вам показалось? Может, то была не Алиса?
   - Ах, оставьте, Эскот, я на сто процентов убеждена - там, в спальне, лежит супруга мистера Кармайна. И Антонио... Боже... такой жизнерадостный, умный Антонио. На его мертвое тело, с резаком в груди, мы наткнулись у самой двери. Его лицо так жутко исказили боль и ужас...
   Режиссер с американцем неморгая смотрели друг на друга, пытаясь переварить услышанное.
   - Это непостижимо! Ну, как могло такое приключиться!? Мы ведь обшарили весь этаж, - Кортнер неистово чесал затылок, - там не было ни души...
   - И, между прочим, - обратился Эскот к Засецкой, - почему, в таком случае, никто не слышал шума борьбы? Наверняка вы и сами понимаете, что док просто так бы не сдался.
   Кортнер присел на корточки и оперся спиной о балясы. - А с Алисой Кармайн не вяжется, хоть ты тресни - черт меня дери. Что это; живой труп или призрак? Или мы все сошли с ума? - Спустя минуту всеобщих раздумий, он шустро подскочил на ноги. - Ну хорошо, господа, сейчас мы это и выясним - пропади оно все пропадом.
   В коридоре второго этажа торжествовала тишина. Писатель осторожно выглянул из-за откоса и пугливым взглядом пошарил по замкнутому пространству. Пронзая тьму путем визуального контакта, зрение зафиксировало слабенькое свечение; где-то в самом конце коридора, вероятно, чадил огарок свечи. Сознание ничего не насторожило, и взмахом руки Кортнер дал команду остальным.
   Где-то сзади скрипнула половица. Напряженные мужчины, как по команде обернулись; грозно выставив вперед свое оружие.
   - Извините, я нечаянно. - Еще всхлипывая, робко пропищала Сарра.
   Добравшись до открытой двери в спальню, они обнаружили подсвечник с одной догорающей свечой, лужу крови: и только. Труп доктора исчез, аналогично, как и пенсне. Кортнер саркастически хмыкнул, и отправился осматривать покои.
   - Прошу вас пройти сюда! - Прозвучал из комнаты его хрипловатый голос, заставив очнуться баронессу с дочерью - дамы недоумевающее сверлили на полу пустое место.
   В спальне тоже никого постороннего не оказалось, окно было по-прежнему заперто, а на диванчике все так же покоились серебристые подушечки: аккуратно сложенный плед лежал на подлокотнике.
   - Ну и, где ваш живой труп? - Американец кончиком кинжала сбросил на пол одну подушечку.
   - Алиса Кармайн находилась тут, я вам клянусь! Сарра, скажи, что я не лгу!
   Но вместо этого дочь с выпученными от испуга глазами, вдруг, отпрянула к двери: Девушка мычала точно теленок и тыкала дрожащим пальцем куда-то в пол у дивана, из-под которого выползла отвратительная сороконожка. Засецкую будто током шибануло. Не растерявшись, Эскот ловким движением пристукнул тварь кочергой, превратив в кашеобразное месиво с подергивающимися лапками.
   - Вот! Видите! - Возликовала баронесса. - Я говорила: это та тварь которая выползла из рта Алисы Кармайн.
   - Ну, хорошо. Если хоть на какое-то мгновение допустить, что на этом месте вам явилось привидение миссис Кармайн - к чему я лично отношусь скептически, то, в таком случае, куда девался док?
   - Не знаю, мистер Эскот, я не ясновидящая.
   - Джентльмены, - все обернулись к Сарре, - но где же граф?
   - А ведь действительно, как же мы про него забыли? - Седовласый американец собрал на лбу все морщины, какие у него были. - Скорее поспешим, проверим. - Он первым выбежал в коридор.
   Однако, ни в соседних апартаментах, ни в остальных, Аливареса не оказалось. Граф словно растворился, прихватив с собой труп Тилобиа и развеяв призрак погибшей писательницы. Оставалось осмотреть только лестницу на чердак, к которой все и направлялись, как вдруг Засецкая остановила несшего свечи Кортнера.
   - Смит посветите вот здесь, мне показалось, что-то блеснуло.
   При более детальном осмотре, на полу удалось рассмотреть маленькое пятнышко крови, рядом с первой ступенью. Американец молча поднялся с колена и направился по лестнице вверх.
   - Смотрите, на перилах тоже кровь. - Он позвал тех, кто в нерешительности мялся в коридоре. - Да идите же сюда.
   А еще через пару секунд, все с удивлением обнаружили, что на люке, ведущем в чердачное помещение, отсутствовал замок.
   - Нуте-с, господа, - американец шептал, еле шевеля губами, - сдается мне; на чердаке всех ожидает грандиозный сюрприз. Ведь раньше замок был, а теперь его нет; значит, его кто-то снял...
   Засецкая была не в восторге от такой идеи. - Может лучше не рисковать?
   Едва она успела договорить, как Эскот приложил указательный палец к губам, призывая всех к тишине. За деревянной лядой послышалась робкая возня: на чердаке явно, что-то происходило. Тихо, как мыши, они спешно спустились по лестнице на цыпочках и юркнули в расположенный рядом санузел. Когда же все оказались внутри, Кортнер задул свечи; Эскот прикрыл дверь, оставив щель, и теперь все с замиранием сердца стали ждать.
   Медленно, с тягучим скрипом, открылся люк. В коридоре появилось слабое свечение. Мужчины прильнули лицами к оставленному отвору. По лестнице кто-то спускался. Все оцепенели, ибо шаги таинственного - и уже страшного - инкогнито зловещим эхом отдавались в мозгах, а писк ступеней резал, ушедшую в пятки, душу. Неизвестный был один. Все ожидали его появления словно апокалипсиса. В данный момент глаза людей как нельзя точно имитировали взгляды обреченных за секунду перед казнью. А тем временем шаги и свет приближались. Вот уже было слышно его дыхание. Оставалось пару метров... Еще метр! С нечеловеческой силой Кортнер сжал рукоять клинка. Эскот занес над головой кочергу. Сама того не замечая, Засецкая искусала губы в кровь. В этом маленьком темном пространстве, казалось, от содроганий тела юной особы, даже вибрировал воздух. И вдруг! дверь неожиданно распахнулась. У Бэри Адера - тот стоял рядом с Засецкой и ее дочерью, от их истерического крика заложило уши: На пороге застыл перекошенный от испуга Аливарес.
   - Господи, что вы тут все вместе делаете?
   - Черт вас возьми, граф, я же вас чуть не зарезал! - Ощущая изрядную дрожь во всех конечностях, писатель шагнул в коридор.
   Аливарес в недоумении вжал голову в плечи. - Но позвольте, я только и всего, что собирался посетить сие, периодически необходимое человеку, заведение.
   В дверях появилась Засецкая. Пытаясь утихомирить нервную одышку, она как-то навязчиво-пристально изучала глаза молодого мужчины.
   - Признайтесь, дружочек, каким ветром вас занесло на чердак? - Баронесса подошла к Аливаресу так близко, что состоялось незначительное прикосновение тел. - И как, собственно, вам удалось открыть замок?
   - Кстати, где он? - Вмешался Эскот, вытирая о рукава смокинга влажные ладони.
   Аливарес отшагнул от Засецкой с таким видом, будто близость с ней его угнетала. - Помилуйте, что за претензии, откуда мне знать, где какой-то замок... - Он пребывал в откровенной растерянности. - Его там вообще не было! - Его глаза неловко забегали.
   - То есть как это!? Мы его там видели, еще вечером он там был!
   - Незачем так вопить, баронесса, я в этом ни капли не сомневаюсь. - Аливарес стер со щеки несколько брызг слюны. Глядя куда-то сквозь Засецкую, он задумался.
   - ... Мое пробуждение состоялось в одной из комнат. - Он кивнул челом себе за спину. - Услыхав в коридоре подозрительные шумы, я вышел. Никого. Впрочем - я обнаружил подсвечник и лужу чего-то разлитого. Затем я вновь услышал шорохи: теперь они доносились с этой винтовой лестницы. Тогда я вернулся в комнату, зажег свечу, и вновь вышел в коридор - мне захотелось полюбопытствовать, но всюду опять торжествовала тишина. Я дошел до лестницы, посветил вверх, и увидел - крышка люка слегка приоткрыта. В тот момент мне почему-то подумалось, что это вы отправились осматривать чердак, поэтому туда и поднялся... Вот, собственно, и все.
   Все продолжали молча и внимательно смотреть на рассказчика.
   - Да что вы на меня так уставились?
   Режиссер прокашлялся. - Что же вы там нашли?
   - Ничего, кроме пыли да какого-то старого барахла.
   Все продолжали молча таращиться на графа.
   - Извините господа, но с вашего позволения, я все-таки намерен посетить эту, в моем сиюминутном порыве, весьма уместную комнатку. - Он вошел в санузел и закрыл за собой дверь.
   Засецкая зло прошипела сквозь зубы. - Я ему не верю, у него глаза лукавые.
   - Но мама это не аргумент.
   - Я нюхом чую, моя девочка, именно он убил доктора и спрятал его труп на чердаке.
   - Погодите баронесса, такое обвинение и без доказательств? Ведь это еще нужно доказать. - Кортнер пребывал в замешательстве.
   - В принципе, мы можем ваши подозрения опровергнуть, или...
   - Не тяните Эскот! - Было видно - Засецкой неймется. - Или что?
   - Или доказать единственным способом.
   - Ну?
   - Подняться на чердак и все там обыскать. - Кортнер поднял с пола подсвечник, посмотрел на режиссера.- Я вас правильно понял? - Тот молча кивнул, а писатель вновь обернулся к Засецкой. - Только вот, каким образом мы объясним, точнее вы баронесса объясните то, что не далее как две четверти часа назад, видели оживший труп миссис Кармайн?
   - Не знаю, черт вас возьми! - Засецкая напряженно смотрела в щель между половыми досками, от чего походила на раскаянного шкодника. - Все это мракобесие началось на шхуне... теперь здесь... - Она вдруг вскинула голову, осязая всех злым взглядом. - Вот, можете мне не верить, но граф в этом как-то замешан. - Теперь ее брови полезли на лоб. - Да он и есть капитан Ломонарес!
   Эскот только отмахнулся, а Кортнер спокойно заявил: - Это все предположения и догадки. Вот сейчас, ежели мы отыщем на чердаке тело доктора, тогда смело можно будет обвинить в причастности Аливареса. А все ваши скоропостижные нападки в сторону его персоны, свидетельство регулярного, неблагосклонного к нему отношения. Мы прекрасно помним, как во время плаванья вы не единожды грызлись, что кошка с собакой.
   От некоторых выражений Засецкая поморщилась, и даже попыталась нечто возразить, но Кортнер уступать не собирался.
   - Вы сударыня воскресите в памяти, как вы рьяно обвиняли в том же Уоллеса. И что? А тут, в замке, вы намекали, дескать, граф и доктор заодно. Но теперь утверждаете, будто граф убил доктора... Видите, ваши выводы зависят от эмоций, а эмоции от текущих событий. Я же, предпочитаю трезвую рассудительность, поэтому согласен с мистером Эскотом - необходимо обыскать чердак.
   В коридоре появился Аливарес. Эскот кочергой почесал спину и как-то хитро сощурился. - А ведь мы, дружище, еще не имели удовольствия насладиться повествованием о том, что за приключение было с вами на улице?
   - О! - Маска отвращения мгновенно перекосила румяное лицо молодого мужчины. - От страха я едва не спятил. Представьте: на меня набросился здоровенный негр с огромным ножом, и чуть не изрубил на куски... мерзавец.
   Кортнер поднес кинжал к самому лицу графа. - Узнаете?
   Аливарес уронил челюсть. - Однако... Клинок из коллекции Уоллеса. Откуда он у вас!?
   Писатель сложил губы бантиком и развел руками. - Именно с этим кинжалом вы вошли в замок после схватки с дикарем. Так что, ваш вопрос бумерангом возвращается к вам.
   Стеклянный взгляд в пустоту дал всем понять: Аливарес полностью погрузился в воспоминания.
   - ... Даже и сейчас не возьму в толк, каким божественным образом удалось выхватить у дикаря оружие? Затем... припоминаю... наглец схватил меня за горло... я его за руку...
   - Вы убили доктора Тилобиа!? - Неестественно строго и громко задала неожиданный вопрос Засецкая: она сверлила Аливареса гневным взглядом.
   Граф был ошарашен. В первую секунду он даже не сообразил, чего от него хотят. Но когда до сознания дошел смысл вопроса, мужчина быстро взял себя в руки.
   - Порою, баронесса, ваша навязчивость бывает невыносимой. - И в следующий миг его глаза полезли на лоб. - Тилобиа!? Доктор мертв!? - Он схватился за голову. - Мой Бог, какое несчастье! - А после последней фразы граф словно опомнился. - Но помилуйте, на каком основании вы смеете обвинять меня?
   - На элементарном! - Рявкнула Засецкая. - Ему вонзили в грудь топор, а никто не слышал ни шума борьбы, ни криков. Вот и получается: Тилобиа знал убийцу, и без излишних треволнений подпустил к себе на небезопасное расстояние.
   Кортнер собрался более живописно дополнить трагическое известие, и уже раскрыл рот, но, не издав пока ни звука, так и замер. Через секунду все поняли, в чем причина его безмолвия и оторопи: Слух начал улавливать свист. Кто-то насвистывал веселенькую мелодию - звук доносился со стороны лестницы.
   - В холле посторонний... - Изрек Эскот как страшный приговор.
   - Кто же там может быть? - Засецкая стиснула дочь в дрожащих объятиях. - Ведь кроме нас некому.
   - Может дикари? - Выдвинул Эскот нестерпимую версию, и крадучись двинулся к двери, ведущей на лестницу.
   - Что-то не похоже. - Кортнер таким же манером стал красться за режиссером. - Эту вещь я слышал в знаменитом "Камеди Франсе". Услышать такое от дикаря?..
   Когда оба джентльмена оказались возле дверного проема, и осторожно выглянули из-за стены в холл, они первую минуту стояли неподвижно. Затем Эскот вышел на балкончик, а писатель норовисто подбоченился, обернулся к Засецкой. Баронесса была бледна, во взгляде читался испуг. Сарра тряслась рядом. В шаге от них, с ноги на ногу переминался Аливарес.
   - Ну-ка, милые паникерши, сделайте милость; подойдите сюда и соблаговолите осязать события нижнего этажа. - Он растянул губы в ухмылке ехидной иронии.
   Опережаемые Аливаресом, дамы неуверенно направились к двери.
   Холл пребывал в ярком освещении; тут горели все существующие канделябры. Возле большого черного стола, нарезая лимон дольками, пританцовывал человек. Засецкая разинула рот, а Сарра, почувствовав как подкашиваются ноги, оперлась плечом о дверную фрамугу.
   Оставив в покое цитрус и ухватив початую бутылку "Гранж-Гавр", Тилобиа поднял голову.
   Аливарес присвистнул: - Вот проказницы! Здорово же вы нас разыграли. - Он по-детски погрозил пальцем баронессе. - И не совестно?
   Услышав голос Аливареса, доктор обошел стол, у подножия лестницы остановился, подслеповато щурясь, всмотрелся наверх.
   -Господа, ну где же вы запропастились? Покинули свой пост? - Покачал он головой Эскоту.
   Почти слетев по ступеням, Засецкая кинулась руками щупать доктора, который в ответ только выпучил глаза. - Это что, порыв страсти? - Он довольно улыбнулся.
   Опомнившись, Засецкая отпрянула в сторону. - Но я... но мы... там...
   Тилобиа перевел взгляд на остальных. - Что с ней?
   Совершенно растерянная, подавленная женщина, не издавая более ни звука, плюхнулась на стул. Поддерживая за плечи, Кортнер усадил рядом с матерью и Сарру, которая вообще потеряла дар речи.
   - Дело в том, - начал Эскот, - что наши досточтимые дамы имели конфуз лицезреть воочию оживший труп Алисы Кармайн, с головой. А в коридоре, милейший доктор, ваш труп с топором в груди.
   - Вот так страсти! - Тилобиа машинально потрогал свою грудь рукой. - Но я, слава Богу, жив и, как мне кажется, невредим.
   Подойдя к нему вплотную, Аливарес не преминул собственноручно в этом удостовериться. - Вы правы док, ни малейшего намека даже на порез.
   Обе Засецкие сидели точно две мумии, с абсолютно отрешенным видом. Но тут, вдруг, баронессу осенило:
   - А где ваше пенсне!? - Взвизгнула она, тыча в Тилобиа пальцем.
   Тот с досадой махнул рукой. - Банальная история: На лестнице я споткнулся, и чуть было не полетел вниз кубарем. К счастью мне повезло - я успел схватиться за перила. А вот к несчастью; пенсне слетело с носа, и я на него в сумятице наступил. - Он извлек из кармана останки. - Вот, полюбуйтесь, уцелело одно стекло; и то дало трещину. - Тилобиа бережно вынул его из оправы и вставил в глаз, зажав между бровью и щекой. - Теперь будет монокль.
   Засецкая, казалось, опять что-то вспомнила: она тяжело поднялась со стула и подбоченилась. - А где ваш кухонный резак?
   Изобразив обиду, доктор опустил уголки рта. - Что же, по-вашему, лежит на столе?
   Теперь Засецкая увидела, чего раньше не заметила. Она в гробовой тишине подошла к столу, внимательно осмотрела резак, затем вернулась обратно, в глубокой задумчивости села на недавно покинутый стул: с тем, чтобы уже спустя секунду вновь его покинуть с видом ликующей разоблачительницы.
   - Тогда позвольте вас всех спросить: откуда там взялась лужа крови!?
   Доктор выронил линзу себе в ладонь. - Вы в этом убеждены? Вы проверяли? Может там вовсе и не кровь?
   - Увы, док, к сожалению, мы не проверяли. - Американец решительным шагом направился к лестнице. - Но сейчас я это сделаю, и немедленно. Уж я-то смогу различить, где кровь, а где еще что.
   Тилобиа повернулся к режиссеру. - Вы бы, мистер Эскот, составили старику компанию. В этом замке, знаете ли, опасно путешествовать в одиночку.
   Не проронив ни слова, Бэри Адер послушно догнал писателя уже на лестнице. Коридор второго этажа пребывал во мраке. Все свечи в подсвечнике, кроме одной, давно догорели, а эта последняя пыжилась из тающих сил еле приметным огоньком. Двое мужчин настойчиво преодолевали расстояние, которое их разделяло с дверью в последнюю комнату. Желание установить истину главенствовало над остальными словно навязчивая идея; оно было непреодолимо и всепоглощающе. До нужного места оставалось всего несколько шагов, как вдруг, идущий впереди американец, застыл на месте в шоковом состоянии. Причем он остановился так резко и неожиданно, что плетущийся сзади Эскот наткнулся на него как слепой котенок на лапу матери. Произнести соответствующие чертыханья режиссер не успел, ибо из-за плеча седовласого писателя увидел то, что, представ пред взором Кортнера, так эффективно парализовало его опорно-двигательную систему. В том месте, где еще полчаса назад имелась лишь лужа предполагаемой крови, теперь покоился доктор Тилобиа, собственной мертвой персоной, с резаком в груди: рядом валялось растоптанное пенсне. В психиатрических клиниках Лондона и Чикаго умалишенные пациенты имеют более благопристойный вид, нежели в данный момент имели облик два застывших индивидуума. Мужчины натурально вросли в пол у изголовья трупа и имели весьма реальную схожесть с восковыми муляжами неандертальских предков из краеведческого музея. Неизвестно сколько прошло времени, прежде чем один из них - это был Кортнер - вернулся в мало-мальски приемлемое, судя современной адаптации, состояние.
   - Не сойти мне с этого места - тот, что внизу, оборотень.
   За его спиной, кривляясь всеми мышцами лица, Бэри Адер воспроизвел звук, в принципе, похожий на человеческую речь.
   - Мы в заднице...
   Теперь Кортнер оттаял; он подшагнул и пнул ногой труп. - Он мертв. - Изрек американец глубокомысленное наблюдение.
   Эскот, наконец, оторвал от трупа ошарашенный взгляд; теперь он смотрел на писателя взглядом напившегося до невменяемости тапера.
   - В своей проницательности, друг мой, вы прямо как Афинский Перикл. Ваше гениальное чутье больше не о чем не вторит? Вы ж у нас такой хват.
   Бестолково повращав зрачками, Кортнер понял, что ни черта не понял, однако в самых потаенных закромах интуиции блеснула искорка - "Эскот иронизирует". Писатель из Чикаго в долгу оставаться не собирался.
   - Сударь, ваш философический выверт, согласно экзекватурам эрудированности, а так же ввиду моего беспрецедентного скудоумия, лично мне не понятен.
   - Мистер Кортнер я имею в виду, что оборотни могут принимать всевозможные обличья.
   - Мистер Эскот ваше утверждение не ново - это знают все. - Писатель с задумчивым видом взвесил в руке кинжал. - И вот по этому, нам необходимо их обезвредить; в противном случае они нас всех уничтожат.
   - Что значит "их"? - Не сообразил Эскот.
   Кортнер еще раз пнул труп доктора ногой. - Этому тоже, на всякий случай, отрубим голову.
   Эскот почесал щеку. - Не вижу препятствий. Хотя... труп есть труп, а вот тот, живой, который внизу, куда опасней.
   - Вы правы. - Согласился Кортнер. - Поэтому, перво-наперво, как ни в чем не бывало, мы спускаемся в холл и заверяем - дабы не вызвать у него подозрений - что кровь вовсе не кровь, и вообще все не так уж и скверно. Но сами действуем по следующему сценарию: Вы оглушаете монстра кочергой по голове, и пока псевдо доктор будет без сознания, - если только такое произойдет - я перережу ему глотку, не раздумывая. - Вид у писателя был подобен облику заправского убийцы. - А уж после вернемся сюда.
   На ватных ногах Эскот поплелся по коридору. - Вне всяких сомнений, тот, что внизу не человек; иначе, как он там очутился? Ведь услыхав крики, мы рванули наверх; Тилобиа мы не видели; входная дверь была изнутри заперта...
   - Хорошо, хорошо Бэри, обсудим вашу идею позже, - догнал Кортнер режиссера, - а сейчас вперед, и будьте мужественны.
   А на лестничном марше уже бурлил переполох. Засецкая, Сарра и граф спешно преодолевали ступень за ступенью, в сопровождении причитаний и ругательств. Эскот с Кортнером остановили всех на балкончике.
   - Там змеи! - Выпалила баронесса как приговор, а ее перекошенное ужасом лицо не давало повода усомниться в сказанном ни на секунду.
   - Где доктор? - Спросил озабоченный Кортнер.
   - Он вышел на улицу, сказал: посмотрит, что делают дикари. Мы только закрыли за ним дверь, как аспиды полезли буквально со всех щелей! Их там целая дюжина!
   - Если не больше. - Дополнил Засецкую граф.
   Сарра в испуге метала взгляд по сторонам. - Давайте немедленно покинем это страшное место.
   - Милая Сарра, - Аливарес нежно взял ее под локоток, - не стоит прибегать к столь опрометчивым решениям. Думаю, будет целесообразнее, для начала, укрыться на втором этаже и запереть покрепче дверь.
   Режиссер загородил дверной проем своим телом. - В замке происходит чертовщина наяву.
   Засецкая недовольно фыркнула: - До вас что, только дошло?
   - Только что, мы с мистером Кортнером, обнаружили труп доктора. И представьте себе сударыня, именно там, где вы и утверждали.
   Засецкая восторжествовала. - Вот! А вы мне не верили! Наверное, решили, что я сошла с ума. - Ее облик победителя в своей правоте тут же сменился волной смятения: лицо замерло в растерянности, а глаза превратились в два безжизненных хрусталика. - То есть как??? Мы только что... Мы его... Он же вышел...
   Резким движение сильной руки Аливарес отстранил режиссера от двери. Он выставил перед собой подсвечник, и решительно шагнул в коридор. - Это черти что! Вы все обезумели! Я лично закрывал за ним дверь! - Он скрылся в глубине второго этажа.
   Писатель вплотную придвинулся к Засецкой, заглянул в стеклянные глаза. - Мы считаем; тот, который вышел - оборотень.
   Сарра моментально захныкала. - Все сходится. Мы все погибнем. - Она уткнулась лбом в стену.
   - Что сходится? - Спросил Эскот.
   - История, рассказанная доктором на шхуне.
   - Какая именно?
   - Тише! - Неожиданно выкрикнул американец. В данный момент он стоял на предпоследней ступеньке и, сжавшись всем телом точно пружина, прислушивался.
   Теперь услышали и остальные: за спиной писателя что-то шелестело, как детская погремушка. Кортнер медленно обернулся на сто восемьдесят градусов, медленно отшагнул в сторону, и теперь все ощутили, как предательский холодок поземкой просквозил по всем трясущимся внутренностям. В метре от его ног, в сторону балкона, вальяжным серпантином ползла гремучая змея. Засецкая с визгом отпрыгнула к двери.
   - Не двигайтесь! - Писатель протянул назад руку с кинжалом. - Бэри, немедленно возьмите клинок и дайте кочергу. - Он говорил не оборачиваясь.
   Ползучий гад, словно заподозрив неладное, пока не спешил вползти на ту ступень, на которой стоял американец. Он поднял голову на несколько сантиметров, и стал водить нею, постоянно выстреливая раздвоенным язычком. Без излишней суеты Кортнер воздел увесистую бронзовую кочергу, внимательно прицелился. В такой позе писатель смахивал на игрока в гольф. Голова змеи перестала двигаться, язык исчез. Еще доля секунды и... мощный удар размозжил голову аспида как куриное яйцо. Причем удар был настолько силен, что брызги крови, вероятно и мозгов, разлетелись на несколько метров.
   - Вы, наверное, великолепно играете в гольф. - Заметил граф. К этому моменту он уже вернулся из разведки: он стоял в дверях у всех за спиной и беззвучно наблюдал за умерщвлением пресмыкающегося.
   Все обернулись.
   - Господа, рекомендую войти в коридор и закрыть дверь. Еще не хватало, чтобы эти твари проникли и сюда.
   Лишь только захлопнулось дверное полотно, Аливарес предложил проследовать за ним к дальней торцевой стене. Трупа тут уже не было, зато оставалось все тоже пятно красного цвета.
   - Я в замешательстве, как пояснить ваше поведение? - Граф надменно хихикнул. - Или вы специально для меня удумали разыграть эту комедию? Браво! - Он с нарочитым ехидством похлопал в ладоши. - Как сами видите, обнаружить труп не представляется возможным в виду отсутствия такового.
   Эскот не выдержал. Схватив Аливареса за грудки, он принялся трясти его в припадке истерики. - Ну-ка немедленно отвечайте: куда вы дели тело!? Мы его видели! Кортнер его трогал! Вы слышите, труп был тут!
   Хотя и с большим трудом, но Аливаресу удалось заставить замолчать Эскота и соизволить выслушать. Правда, еще некоторое время тот тяжело дышал и в паранойе сотрясал кулаками над всклокоченной головой. Остальные свидетели истерики режиссера, не придавая этому излишнего значения, производили жалкие попытки достичь хоть какого логического объяснения происходящему. Естественно, страшная действительность на самом деле походила на предсмертный припадок шизофрении.
   Тем временем, Аливарес присел, мазнул пальцем по пятну, поднялся, и выставил его на всеобщее обозрение.
   - Кто-то разлил обычный томатный соус.
   Американец осторожно понюхал. - Очень даже не исключено...
   - И никаких "даже"! - Он лизнул палец. - Я что, по-вашему, не в состоянии отличить кровь от французского "Лямонтю"?
   Эскот, наконец, перестал размахивать руками. Он повторил действия Аливареса, и тоже попробовал на язык.
   - ... А ведь действительно. Я узнаю этот вкус. Такой соус подают к мясу в некоторых ресторанах Лондона.
   Засецкая, прислонясь к стене спиной, с изнуренным видом сползла на пол. - Мне кажется, что мы все рехнулись.
   Сарра бросилась в объятья матери и в тот же час звуки хорового рыдания наполнили все помещение. Американский писатель и английский режиссер стояли молча, опустив головы: мысли путались, сознание граничило с помешательством. Полнейшая апатия и равнодушие к дальнейшей судьбе, лукавым туманом окутали умы людей, до этого считавших себя сильными, стойкими, целеустремленными и везучими. Нынче же к их образам вторило одно единственное заглавие: "Портрет бессилия". Впрочем, единственным антиподом в сюжете был граф. Достав из кармана платок, он протер измазанный соусом палец, отшвырнул платок в сторону; из другого кармана выудил миниатюрную, инкрустированную серебром и опалами фляжку.
   - Нам всем желательно успокоиться и взять себя в руки. Это, во-вторых. А во-первых, в данный момент всем необходим отдых. Скоро утро и, быть может, все наладится к лучшему.
   Он помог отрешенным дамам подняться; сопроводил в комнату; любезно усадил на пышное ложе. Следом вошли Эскот с Кортнером.
   - Вот, хлебните, это поможет обрести душевный покой.
   Аливарес протянул Засецкой фляжку. Та, с равнодушным видом осуществила большой глоток. Сарра хотела отказаться, но граф настоял, и леди последовала примеру матери.
   - Теперь джентльмены, ваша очередь.- Мужчины подозрительно косились. - Доверьтесь. Уверяю, все будет превосходно.
   Режиссер безэмоционально пожал плечами, немножко отпил содержимого, протянул недешевую безделицу американцу.
   Кортнер запрокинул голову. - Упокой Господь их души. - Шепнул он сам себе и воспроизвел шумный глоток. - А ведь это не коньяк. - Удивленно округлил Кортнер глаза, плямкая губами, чтобы различить вкус. - И, что-то раньше, я этой фляги у вас не видел. Где вы ее взяли?
   - Вы неимоверно проницательны, мистер. - Граф закрутил крышку и отправил драгоценность в карман.
   - Вы что же, не составите нам компанию?
   - Я, джентльмены, передумал. - Он злобненько ухмыльнулся. - Есть еще масса дел, в связи с чем, пожалуй, немножко поживу.
   Взгляд писателя ошалело метнулся в сторону кровати: мать с дочерью уже лежали навзничь с открытыми глазами и не шевелились.
   - Что это за гадость!? - Кортнер ощутил легкое головокружение, а перед глазами поплыли дымчатые волны.
   - Это яд! - Угрожающе прорычал Аливарес. - Яд той змеи, которую вы так жестоко обезглавили.
   Шатающийся рядом Эскот замахнулся кинжалом, однако тот выпал из слабеющей руки, и вонзился в деревянный пол. Тут же рухнул, потеряв сознание Кортнер. Последним, что видел бледный как сама смерть режиссер - прежде чем провалиться в небытие - перекошенный оскал графа Аливареса, неистово хохочущего ему прямо в лицо.
  
  
  
  
  
  
  
   Ч А С Т Ь I I I
  
  
  
   " ... и весь народ от изумления разинул рот".
  
   Сатиры епископа Холла.
  
  
  
   А Л Ь Ф Р Е Д Л О М О Н А Р Е С
  
  
  
  
  
  
   Громкий крик попугая стальным молотом безжалостно шарахнул по ноющим мозгам, точно по звонкой наковальне. Засецкая дернулась, с трудом расплющила веки. Она лежала на кровати, почему-то лицом к окну; в данный момент окно было распахнуто настежь. Неподалеку маячила верхушка гифены, на чьих колышущихся лапах восседала стайка больших сине-зелено-красных попугаев. Ослепительно голубое небо заставляло слезиться глаза. Баронесса чихнула, от чего в голове тут же возник набат пожарного колокола. Застонав, она повернулась. Рядом спала Сарра, и во сне о чем-то тихо ворчала. Засецкая нежно окликнула; девушка сразу проснулась. Ее слегка припухшее личико выглядело безмятежно и умиротворенно. Открыв глаза, Сарра уставилась на мать, будто видит впервые.
   - Уже утро?
   - Похоже на то, моя радость. - Баронесса поцеловала дочь в щеку.
   В следующий миг в комнате раздался шорох; от неожиданности дамы насторожливо встрепенулись, обращая испуганные лица в сторону шума. На большом диване, валетом лежали Эскот и Кортнер. Один из них - это был американский писатель - секунду назад проснулся, и теперь, щурясь от яркого света, пытался оторвать голову от парчовой подушечки. В результате такой возни и второй участник тандема поднял веки, страдальчески застонал.
   Не менее пяти минут люди приходили в себя, то ли от сна, то ли от обморока - им и самим, пока, сие было неведомо.
   Вдруг американец вскочил с дивана так резво, что чуть не столкнул соседа на пол.
   - Это негодяй Аливарес все подстроил! - Но тут же запнулся, устремив взор в никуда. - Однако почему яд не подействовал?
   - Какой яд? - Засецкая жаждала немедленных объяснений.
   - Прежде чем мы с мистером Эскотом потеряли сознание, он сам признался, что во фляге яд гремучей змеи...
   В комнате стало тихо; в виду чего появилась возможность различать еле уловимые, непонятные звуки. То был не шум пальмовых листьев, который незаметным ручейком сочился сквозь окно: звуки доносились с противоположной стороны, из-за двери.
   Ухватив кочергу, Эскот подкрался к двери, приник ухом к филенке. - По-моему это в коридоре... - Он воровато оглянулся. - Какие будут мысли?
   - Это конец. - На выдохе обречения прошипела Сарра.
   Кортнер подошел к режиссеру. - Что-то мне подсказывает: если мы еще живы, значит это кому-то нужно. А раз так...
   Эскот намек понял: Более не медля, он пнул ногой дверь, и та отворилась. Мужчины осторожно выглянули в коридор.
   - Здесь пусто. - Эскот обернулся к дамам: Засецкая с дочерью сидели, затаив дыхания. - Баронесса, возьмите с пола кинжал, заприте за нами дверь, и до нашего возвращения никуда ни шагу.
   - Ну, уж дудки. - Титулованная особа, прихватив кинжал и увлекая за собой дочь, устремилась к мужчинам. - Мы сами тут не останемся.
   Тем временем Кортнер уже стоял в коридоре. - По-моему в холле, что-то происходит. Вы слышите этот гул? - На полусогнутых ногах он направился к двери ведущей на лестницу.- Если я окончательно не спятил - я слышу английскую речь!
   Когда же две дамы и два джентльмена, с видом крадущихся гепардов, появились на лестничной площадке, то справедливо и единодушно решили, что еще спят и наслаждаются самым прекрасным сном в своей жизни. Посудите сами: За большим, превосходно сервированным столом, мило беседуя, то и дело, заливаясь веселым смехом, присутствовали; Алиса и Генри Кармайны, мисс Морлей, Бернард Уоллес, Мадлен Стрейд и Антонио Тилобиа. А во главе пиршества, вульгарно скалясь во все зубы, сидел подлый аферист граф Аливарес, собственной персоной.
   - Слава тебе Господи! - Он вдруг посмотрел в их сторону. - Наконец-то пробудилось наше сонное царство.
   Участники застолья дружно завертели головами.
   Граф поднялся. - Ну, что же вы там замерли? Смелее! Спускайтесь к нам, и вашему вниманию будет представлена потрясающая история.
   В следующую секунду раздался голос доктора Тилобиа. - Господа не заставляйте себя ждать. Мы все порядком изголодались, а без вас, завтрак решено не начинать.
   Засецкая приникла к самому уху дочери. - У меня двоится в глазах, или их действительно двое?
  
  
  
   * * *
  
  
  
   Теперь усыпанная гравием тропинка сменилась утоптанной песчаной подстилкой, от чего босые подошвы приятно отдыхали. Впрочем, даже то малое неудобство, причиненное острыми краями булыжников, не было способно испортить прекрасного настроения, которое в данный момент испытывал окрыленный счастьем Рукарбо.
   Рукарбо это молодой рыбак племени Тобамбур. Последние пять недель мужчина провел в гранитной пещере, ожидая радостного известия. И вот, наконец-то, свершилось: Курьер, который приносил ему пищу, известил; новоиспеченная супруга Коаза беременна. В связи с этим, великий Тхаматан - естественно, с позволения священного Муау - благословляет их брак и наказывает будущему папаше вернуться в жилище.
   Крупные капли росы уже искрились в восходящих лучах, однако жаркое солнце еще не так назойливо давало о себе знать. Утренняя свежесть вдохновляла и бодрила, от чего все живое радовалось своему бесшабашному существованию. Веселый птичий щебет ласкал слух, а прелесть окружающей природы радовала глаз. Пробегая мимо бамбуковой рощи, молодой островитянин спугнул двух роскошных панд. Он даже остановился, провожая их улыбающимся взглядом до ближайших зарослей папайи. Ему доставляло удовольствие баловать себя созерцанием красивых животных, красивых деревьев, красивого восхода и заката. В юношеские годы Рукарбо мог часами смотреть, как резвится с подружками красивая девочка Коаза; которая теперь стала его любимой и любящей женой.
   В изящном прыжке горной серны Рукарбо пролетел над переползающим тропинку удавом. Гигантский змей угрожающе зашипел, поднял над землей голову и замер, как бы соображая: что это было, человек или ураган?
   За бамбуковым частоколом стежка раздваивалась. Абориген остановился и задумался: "Левое ответвление ведет на побережье. Там, вдоль океана, мимо лагуны, до плантаций кофе. Это миль двенадцать. Правда, затем по маисовым полям еще миль пять прибавится. Ах, как далеко заветная банановая роща. - Мозг перерабатывал информацию молниеносно. - А если вправо? У подножия горы, конечно, идти хуже; там густые дебри, все опутано лианами, колючие кусты. Да еще заброшенное жилище злого колдуна Гимафера... с его могилой".
   Ту местность, о которой сейчас думал Рукарбо, жители острова страшились и старались обходить стороной, ибо скромная площадь непролазных тропических дебрей, считалась проклятым местом. Но так получалось на несколько миль короче, и более не колеблясь, молодой мужчина свернул вправо.
   Идти, а точнее продираться, оказалось крайне трудно. Давно нехоженая тропа была мало пригодной для передвижения, и чем дальше вглубь джунглей, тем хуже.
   А вот и дьявольская поляна. Полуразваленные стены каменной хижины, проваленная внутрь крыша, везде зловещий бурьян - все это выглядело жутковато. Над головой угукнул филин, от чего по всему телу Рукарбо прогулялась предательская изморозь.
   "Нужно быстрее отсюда убираться. - Мелькнула в голове тревожная мысль, и он прибавил шаг. - Святой Муцу оградит меня от злых духов этого места".
   С такими успокоительными размышлениями Рукарбо почти добрался до противоположного края поляны. Он уже хотел углубиться в джунгли, как вдруг, его насторожливое внимание привлекло не вписывающееся в общий ландшафт, некоторое видоизменение местности; что резко контрастировало с окружающим фоном. Этим географическим антонимом была куча свежевырытой земли, которая еще не успела зарасти травой. Смутные догадки едким смрадом заволокли разум: "Отец говорил; когда убили колдуна, его труп зарыли под большим деревом граба". Мурашки пробежали по всей спине - именно рядом с холмиком земли рос граб.
   Где-то высоко в ветвях вновь икнул филин. Рукарбо оглянулся по сторонам; ничего подозрительного. Сознание твердило: беги, но любопытство взяло верх. Напоминая крадущуюся игуану, он приблизился к холмику земли; сердце клокотало как у загнанного волками ягненка. Еще шаг, и ошарашенному взгляду открылась разоренная могила Гимафера! Само исчадие ада исчезло, а на дне ямы копошилось несколько кобр. Почуяв посторонний запах, мерзкие твари угрожающе зашипели, расправляя свои гофрированные капюшоны. Абориген в ужасе отпрянул назад, внутри все похолодело... "О Муцу мы пропали"! Только и успел он подумать, как за спиной что-то зашуршало. От неожиданного испуга Рукарбо вскрикнул, одновременно поворачиваясь на сто восемьдесят градусов. В следующую секунду он замер в леденящих объятиях страха, жуткий испуг исказил лицо до неузнаваемости, а в стеклянных глазах, как в зеркале, застыло миниатюрное отражение дьявольского существа.
   Короткий, и в одночасье чудовищный вопль, молнией пронзил густые дебри тропиков, навсегда растворившись где-то на склонах зеленой горы.
  
  
  
  
   * * *
  
  
   Добрую четверть часа Засецкая энд компания не в состоянии были поверить в реальность происходящего. В конце концов, отметив частичную невменяемость гостей, а так же их полное неподчинение уговорам спуститься вниз, граф лично соблаговолил взойти на площадку и препроводить непосредственно к столу. Суетливые официанты придвинули дамам стулья. Парни были одеты в форму британского королевского флота, а один из них, совсем юного возраста, кого-то очень сильно напоминал.
   - Э-э-э... - Тыча в мальчика пальцем, Засецкая блымала округленными глазами.
   - Да-с, баронесса, - невинно пожал плечами Аливарес, - это именно тот самый кают-юнга, со шхуны. Как видите, жив и здоров. Впрочем, как и все остальные участники нашего курьезного путешествия.
   Еще некоторое время гости приходили в себя; восстанавливая мозговые функции и дар речи, а когда такое случилось, начался фейерверк эмоций. Бэри Адер Эскот сновал вокруг стола и щупал всех подряд, как бы убеждаясь в реальности событий.
   Мистер Кортнер с минуту вертел головой между двух мужчин, как две капли воды похожих друг на друга - вместе они олицетворяли доктора Тилобиа - а затем одному из них уткнулся лицом в плечо и шумно разрыдался.
   Прелестная Сарра просто и непринужденно плакала: на сей раз из чудных глазок текли слезы радости.
   А вот Засецкая, в припадке ярости опрокинув стул, теперь курсировала вдоль залы со злобным фырканьем, разбавляя его непристойными чертыханьями. Считая себя, безоговорочно, важной персоной, - а в определенных кругах так и было - баронесса смахивала на центнер взрывчатки, готовой разорваться в любу минуту. Это была ее естественная реакция на положение, в котором приходилось дебютировать впервые, что в высшей степени бесило.
   Кульминация событий нескольких последних дней вошла в свою завершающую стадию, довольно стремительно набирая обороты интриги. Все улыбались, делились впечатлениями, охотно диспутировали, как говорится, на злобу дня. Правда, оба доктора настойчиво уклонялись от расспросов, кивая в сторону графа Аливареса; дескать, из его уст скоро все услышите.
   Сногсшибательная Мадлен Стрейд весело щебетала с элегантным Уоллесом; который сегодня заменил свой офицерский мундир на шикарный черный смокинг. А миссис Кармайн, заключив в объятия слезливую Сарру, произносила подобие извинительной речи, за инсинуацию своего ожившего трупа в спальной комнате.
   Говорили все: кто сам с собой, кто друг с другом. Одна лишь Морлей, сквозь лорнет безэмоционально следила за происходящим, стараясь внимательно вглядеться в лицо каждого, кто принадлежал к числу людей искусства. В ее претенциозном взгляде угадывалось присутствие некой тайны; будто она знает то, чего не знают остальные.
   Вся суматоха и галдеж длились сравнительно не долго: Аливарес призвал всех к тишине; гости расселись по местам; матросы разлили по бокалам вино. Граф в последний раз брякнул вилочкой по хрусталю, и с неким пафосом принялся излагать необычную, весьма интригующую историю.
   - Итак, господа! - Он смочил горло вином, прочистил голосовые связки. - Я сей же час намерен раскрыть тайну всего, что вам, любезные, довелось пережить не далее, как в протяжении нескольких последних дней. И полагаю, дней нелегких. О причине, побудившей меня устроить сей бесцеремонный экскурс в мир страха и мистических треволнений, осведомлены пока лишь некоторые из присутствующих, кто непосредственно принимал в этом фарсе участие. - Граф коротко посмотрел в сторону Морлей.- Но! Вооружась минимумом терпения, об этом станет известно и всем остальным. Впрочем, не только об этом. Таким образом, я позволю себе приступить к изложению:
   Ваш покорный слуга, является внебрачным сыном молдавского графа Бергану и его гувернантки Люсии. Во время родов моя матушка скончалась. Повивальная бабка, которая первой взяла новорожденного младенца на руки, прямо в хозяйской конюшне, сама нянчила графского отпрыска первые полтора года.
   Однако, жена Бергану, каким-то образом разнюхав о моем существовании, пришла в ярость от гнева. В пылу ревности она дала распоряжение своим доверенным людям избавиться от неугодного ребенка. Гордая графиня не могла вынести тот факт, что блудный сын ее супруга находится рядом со своим отцом; который о нем знает и, вероятно, любит. К тому же я был живым напоминанием о его греховной связи. И вот, в ту страшную грозовую ночь, двое мужланов - оба работали на хозяйской бойне - явились в дом моей приемной матушки, дабы умертвить порочный отпрыск. Но та женщина, успев меня полюбить и привязаться, не на шутку взмолилась; к счастью ей удалось разжалобить убийц, а затем подкупить. Слуги графини не стали меня убивать. Они отнесли ребенка в лес, где располагался цыганский табор, и оставили кочевникам, пригрозив, чтобы те поскорее отсюда убирались; дескать, хозяин граф терпеть не может вороватых цыган и способен в любой момент спустить на них своих вооруженных слуг.
   Таким образом, с божьего соизволения, цыгане стали моей второй семьей. Впрочем, свою жизнь в таборе я помню смутно. Мое тогдашнее малолетство не дает сейчас возможности восстановить в памяти всю картину цыганского детства. Я даже не помню людей, непосредственно заменивших мне родителей. Обрывки памяти лишь свидетельствуют о том, что мы много ездили, постоянно в дороге, неизменно полуголодные. Я запечатлел вечно грохочущие кибитки, запах сена и лошадиного пота. Помню; с такими же, как и я, детьми, клянчил на базарах деньги и еду. А иногда, меня посещают воспоминания, как приходилось за одну медную монету полдня плясать на рыночной площади. Вот таким невеселым образом пролетело три года детства.
   Однажды, после длительного и весьма опасного форсирования скалистых гор, мы оказались в Мексике. И вот тут, в небольшом городишке Сан-Хосе, - он расположен между Кордельерами и Мексиканским заливом - произошла еще одна неожиданная, пожалуй, самая важная перемена в моей начинающейся судьбе. К тому времени мне шел пятый год. Вам, наверное, известно, что цыганские дети взрослеют гораздо быстрее остальных. Вот, ввиду этого я практиковал, равно как пляски на публике, так и мелкое воровство. Выудить из кармана рыночного ротозея кошелек, становилось для меня все более привычным делом. Но, как говорится, не все коту масленица. В один из очередных рейдов за добычей, я попался. Цыганчата, которые со мной промышляли, в испуге разбежались, а вот мне пришлось худо. Хозяин кармана, в который я так неосторожно залез, оказался на редкость жестоким негодяем. Ухватив с ближайшего прилавка тяжелое топорище, он принялся методично избивать ребенка по всем частям тела; спина, ребра, голова. Излечивание маленького воришки производилось прямо на глазах у всего базарного люда. Даже брюзглолицый жандарм, лишь лукаво щурился поодаль, даже не соизволив вмешаться в незаконное издевательство. И возможно, мне не уйти бы оттуда живым, не заступись за меня один человек: которому я безмерно благодарен, и который стал для меня настоящим отцом. Он выкупил визжащего от боли мальчишку, заплатив при этом, последние деньги какие у него были; в результате чего вся семья осталась на несколько недель полуголодной.
   Тут граф прервался, пригубил вина, обвел тяжелым взглядом внимавшую публику.
   - Этим человеком, моим спасителем и моим настоящим отцом, является... - он рукой указал на протирающего пенсне доктора. - Антонио Ломонарес.
   Недолго длилась тишина после сказанной последней фразы, ибо ее сменил нервный галдеж на повышенных тонах.
   - Да, дамы и господа, я не Луиджи Аливарес, мое настоящее имя - Альфред Ломонарес... урожденный Барсстет Бергану.
   А после этого признания лондонская знать и вовсе взбеленилась. Все так неистово чертыхались и негодовали, что казалось, этому неприглядному действию не будет конца и края. Однако граф спокойно подождал, а когда понял, что гул возмущений пошел на убыль, он пару раз властно рыкнул, тяжело шлепнул ладонью по столу, и теперь в более-менее сносной тишине продолжил:
   - Я прекрасно понимаю, какие чувства вы испытываете к человеку, который вас заманил на шхуну путем обмана, да еще подверг жестоким испытаниям. - Он искоса, на долю секунды взглянул на Засецкую: казалось, баронессу вот-вот хватит апоплексический удар. - Но, тем не менее, я все же попытаюсь изъяснить причины своего поступка. А так же, смею сразу заверить, что никоим образом не имел преступных умыслов по отношению всех присутствующих.
   Теперь рокот недовольства возобновился с прежним напором.
   - Вот наглец! " ... причину своего поступка!?" Это не поступок, это подлый ПРОСТУПОК! - Нервно выплескивала Засецкая обиды, руководствуясь словами отнюдь не принятыми в аристократических кругах.
   Эскот, нервно жмурясь и злобно фыркая, отпускал в сторону графа такие испепеляющие взгляды, в которых читалось без труда: Режиссер готов разорвать Ломонареса на куски.
   Остальные жертвы напряженного путешествия, в принципе, пока вели себя достаточно сдержанно. Видимо их устраивал уже тот факт, что остались живы, а длившийся несколько суток кошмар закончился.
   - На данный момент, - граф повысил голос, - я являюсь владельцем шхуны "Святой призрак" и хозяином этого чудесного острова. Так же я властвую своим родовым замком в Молдавии, ибо нынче, довожусь единственным, живым потомком графа Бергану.
   В Сан-Хосе мы жили крайне бедно: впрочем, как и большинство тамошнего населения. Частная докторская практика не приносила отцу никаких реальных доходов; все его пациенты были люди бедные и могли расплатиться, разве что, несколькими куриными яйцами, да парой маисовых лепешек. Жена Антонио умерла от укуса полевой гадюки еще до моего в семье появления, и кроме меня ему еще нужно было заботиться о двух своих дочерях. Одна из которых, в данный момент, находится среди нас. - Сидящие за столом принялись недоуменно переглядываться. - Правда, сейчас у нее другие имя и фамилия. Вам самим, должно быть, известно, что добиться артистической карьеры с латиноамериканским происхождением, особенно в Англии, крайне проблематично. И так господа, прошу любить и жаловать, начинающая актриса Мадлен Стрейд - моя сводная сестра и дочь Антонио Ломонареса.
   Девушка откровенно засмущалась, и от этого сделалась еще прелестней. Остальные же действующие лица минувшего шоу, были не то, чтобы удивлены, но скорее возмущены и подавлены.
   - Да тут целая шайка!!! - С психом верещала Засецкая.
   - "Шайка" - мягко сказано. Они же натуральные бандиты! - Выразился Эскот. Он откинулся на спинку стула, сжимая кулаки до белых косточек.
   - Отчасти, мои дорогие, вы попали в точку. - Ломонарес развел руками. - Всеконечно! Здесь действительно собралась компания нечистоплотных, в моральном разумении, индивидуумов. И ежели вы удосужитесь дослушать мое повествование, то смею надеяться, вам станет ясно, что ваши эпитеты, к вам подходят куда более точно.
   В пространство незамедлительно полетели возгласы негодования исключительно всех, кто считал себя в гостях. Впрочем, старушка Морлей и синеокая Сарра воздержались от комментариев. Ломонарес одарил последнюю нежным взглядом и произнес:
   - Милая Сарра, я молю прощения. Я не предполагал, что ваша маменька надумает прихватить с собой и вас. - Он посмотрел на остальных. - И я категорически уверяю всех, что сие чудное создание не имеет решительно никакого отношения к причинам, побудившим меня сделать то, что сделано. А теперь, с вашего позволения, я продолжу:
   Вторая моя сестра, к великой скорби, не может здесь присутствовать: она умерла. Луиза наложила на себя руки несколько лет назад. О мотивах, подтолкнувших девушку в рассвете лет на такую крайнюю меру, я поведаю чуть позднее. Однако, прежде, хочу познакомить всех с еще одним членом нашей семьи - это Педро Ломонарес, брат-близнец моего отца. Вы сами в состоянии оценить их беспрецедентное сходство. Единственным, пожалуй, отличием, является пенсне, которым мой отец вынужден пользоваться в виду скверного зрения. Еще в молодом возрасте дядя Педро покинул родное гнездо и большую половину жизни скитался по свету, в поисках лучшей судьбы.
   Ну, а пока мы прозябали в Сан-Хосе, на берегу Мексиканского залива. Антонио растил нас, как мог; лез из кожи вон, чтобы обеспечить приемлемое образование. Мы же, по мере сил, помогали отцу в этом, и каждый чувствовал себя счастливым.
   Спустя десять лет, старшая дочь Луиза превратилась в безумно красивую молодую сеньориту. Сестра превосходно пела, танцевала, изучала английский и французский языки, а так же здорово умела шить. Луиза сама мастерила всю одежду для семьи, и даже умудрялась на этом немножко заработать - моделируя по ночам платья подружкам и просто знакомым. И естественно, что она, как и каждая девушка в ее возрасте, мечтала стать актрисой.
   В том скаредном сельском районе, где мы жили, театров не было; тем паче учебных заведений с этим связанных. Поэтому о сценической карьере, на тот момент, нечего было и помышлять. Пока однажды, мы не получили совершенно неожиданного, просто ошеломляющего письма от давно пропавшего дяди Педро: на ту пору он жил в Бирмингеме, работая на местной фабрике по пошиву обуви. Такое известие пронзило наше серое бытие, как гром средь ясного неба. Луиза казалась сама не своя от счастья. С ней творилось нечто! Ведь дядя известил в письме, что мы можем переехать к нему: он обещал подыскать работу и жилье. Впрочем, у сестры в голове кружились свои мысли в отношении переезда в Англию - сестра бредила театром. И, тем не менее, превратности судьбы не исчерпывались, ведь теперь на первый план вынырнула досадная реальность, существовала доминирующая загвоздка - у нас не было денег. Жалкая горстка песо, которые имелись у отца, не позволяла всем вместе ехать в Бирмингем. Да что там, такое путешествие оказалось не по карману даже для одного человека. Зато семья обрела надежду, а это уже кое-что.
   Я не стану вдаваться в тяжелые подробности, каким трудом и потом достались нам эти деньги - то невеселые воспоминания. Но уже через год мы осилили необходимый минимум, в надежде, что хотя бы одна Луиза сможет отправиться в далекую Англию, к дядюшке Педро. День отплытия был самым счастливым днем в ее жизни. Слезы радости и слезы горечи от предстоящей разлуки; все смешалось в те последние часы, когда мы прощались с родным человеком. Тогда нам было невдомек, что прощались мы навсегда.
   А теперь еще один факт из истории нашей семьи: Мой отец, помимо врачевательства, имеет хобби - страсть к сочинительству. В свободное время он пишет рассказы, новеллы, повести. И должен заметить, у него это весьма недурно получается. Во всяком случае, все наши знакомые - я возвращаюсь к временам проживания в Сан-Хосе - которые имели возможность прочесть его рукописи, крайне положительно отзывались о прочитанном.
   Глуповато хохотнув, Засецкая состроила ехидную мину. - Ой-ой, вы только послушайте: "... которые имели возможность..." А что же другие? Или ваш папенька жаловал только избранных?
   - Не юродствуйте баронесса. Просто-напросто, другие не умели читать. А литературных вечеров, где бы автор мог публично прочесть свои работы, тогда никто не устраивал. Полуцивилизованный Сан-Хосе тех лет это вам не Лондон.
   Так вот, тематика упомянутого сочинительства, всем вам прекрасно известна - романтический мистицизм. В произведениях отца всегда с избытком потусторонних таинств, колдовства, сцен неизъяснимого ужаса, призраков, и так далее. И, само собой разумеется, в глубине души он всегда мечтал, что когда-нибудь его фантазия, вверенная перу и чернилам, принесет, как автору, известность.
   Граф прервался, выпил вина, закурил. - Именно с этой целью отец и вручил Луизе все, на тот момент готовые рукописи, которые старательно, не зная ни сна, ни отдыха переводил на английский. К счастью, еще в студенческие годы, изучая медицину в Мехико, отец был прилежным студентом и не упустил возможности - помимо необходимой латыни - факультативно приобрести познания в английском, французском и русском языках. И кстати, английский стал вторым родным языком нашей семьи.
   Он попросил дочь позаботиться о своих творениях, ибо пылала шальная надежда, что все не напрасно, что ним заинтересуются, что его творчество - образно выражаясь - придется ко двору, в том, в другом, в высшем свете. Об этом и мечтал Антонио Ломонарес, со слезами на глазах провожая Луизу в дальний путь. Однако господа, увы, надежды оставались лишь надеждами. Из тех немногочисленных писем, которые сестра успела прислать, мы поняли: произведения отца никому не нужны. Луизе с горем пополам удалось устроиться в местный ресторанчик ночной танцовщицей. Она писала, что эта работа не пришлась ей по сердцу, а чаянья о большой сцене хоть и не покидают романтическую душу, но с каждым днем все слабее в ней теплится огонек энтузиазма.
   И вот, однажды, незадолго до того трагического дня, когда от дяди Педро пришло известие о ее смерти, мы получили от сестры послание: в нем Луиза с величайшей радостью сообщала, что господь наконец-то услышал молитвы и смиловался: Луизе улыбнулась удача устроиться в труппу одного из портсмутских варьете. Правда, пока приходилось довольствоваться второстепенными, неприметными ролями, но мечта уже была на полпути к осуществлению, и счастливая Луиза пребывала на седьмом небе.
   Тем летом в Мексике свирепствовал голод. Страшная засуха уничтожила весь урожай. Люди умирали от голода тысячами. И не только от голода: на всю страну разразилась эпидемия холеры; принеся много горя и страданий нашему народу. Великая трагедия ужасала своими масштабами. И вдруг, жуткое сообщение о смерти Луизы... Я и сейчас не представляю, как мы пережили те несколько голодных месяцев скорби и печали, ибо утрата родного человека - потеря невосполнимая.
   Посыльный, который доставил в дом страшное известие, так же вручил отцу посылку. В ней брат передавал личные вещи племянницы и ее скромные сбережения, которые сестренка успела скопить за год работы в ресторане. По нашим меркам сумма оказалась приличной. Впрочем, никакие фунты стерлинги не способны были залечить душевную рану, которую мы унаследовали, потеряв Луизу. Собственно говоря, и купить-то на них было нечего, ведь продукты питания попросту отсутствовали. А посему, в совершенном отчаянии, нами было принято решение покинуть свой дом и отправиться в Америку; с надеждой на спасение от голодной смерти. Ах, сколько страданий нам довелось снести за время того утомительного путешествия. Мы, бездомные, голодные, фактически нищие, словно мигрирующие животные, двигались в неизвестность; надеясь лишь на чудо. Под конец, от голода с Мадлен стали случаться частые голодные обмороки; тогда отцу пришлось подкармливать дочь корневищами кустарников и цветами горной горечавки. Итак, мы шли, надеясь на чудо, - которое, наконец, свершилось. Даже больше! Попав в Америку, нам удалось добраться до Лос-Анджелеса, найти жилье, устроиться на работу. Это было спасение. Мы с отцом вкалывали грузчиками в порту, а Мадлен - оклемавшись от истощения - управлялась по хозяйству в нашем временном жилище. Так длилось неполные шесть месяцев.
   Однажды, солнечным воскресным днем мы с сестрой отправились на рынок за продуктами. И вот именно там и произошло то немаловажное, для всей нашей семьи, событие: Я случайно встретил тех кочующих цыган, которым некогда достался от слуг графини Бергану. Один из мальчишек, с которыми я рос, узнал меня по индивидуальной отметине, о которой расскажу после. Конечно, дикого восторга от внезапной встречи я не испытывал, однако, ностальгические воспоминание и сантименты имели место. В тот же вечер мы с Мадлен навестили, расположенный на берегу океана табор, и до рассветных сумерек гостили у этих развеселых, чудаковатых людей: все же, я хранил о них теплые воспоминания, и был весьма доволен радушным приемом. Хотя, как знать, вероятно, не только гостеприимность цыган повергла мою душевную мглу в лучи блестящего, светлого будущего. Ведь именно от них мне и предстояло узнать; кто я на самом деле, откуда родом, и кто в действительности были мои физиологические родители. А в довесок к новостям о своей родословной, я получил от цыган еще кое-какую информацию. Оказалось; не так давно они кочевали в тех местах, где узнали следующее: Графский замок пуст; Бергану со своим вторым сыном, - брат родился у них с графиней уже после меня - погибли на охоте в результате несчастного случая в горах: Снежная лавина унесла их жизни и жизни нескольких слуг. Гибель близких повергла графиню в бескрайнюю печаль, от которой невозможно оправиться, и спустя год после трагедии она скончалась.
   Но и это было еще не все! Цыгане общались с той женщиной, которая приняла меня из чрева матери, а затем больше года кормила и нянчила как свое собственное дитя. Ту прекрасную старушку, которая спасла мне жизнь, звали Мария. После известия о моем исчезновении в далекой Мексике, бедняжка впала в кручину безутешности и, видимо с горя разоткровенничалась с кочевниками о произошедших событиях.
   Узнав, что распорядилась сотворить супруга, граф страшно разгневался. Бергану горячо любил отпрыска и долго не мог смириться с такой печальной утратой. Тогда, наблюдая мучительные страдания властелина тех угрюмых мест, а главное, презрев угрозы, Мария осмелилась открыть тайну; что порочного отпрыска не убили, а отдали в табор.
   Спустя несколько месяцев у графьев родился сын, которого нарекли Снежну. Сразу после его появления на свет, граф пришел в дом повитухи: он отдал ей на сохранение, скопированную собственной рукой часть духовной и еще некоторые бумаги. Из всего вышеизложенного следовало: В случае своей смерти, Бергану удостоверял мою родословную и завещал половину состояния рода Бергану. Он наказал строго - настрого хранить документы, а если выдастся случай, известить наследника о его воле. И так как претендент на вторую половину состояния - то бишь мой брат - погиб, то именно я и остался единственным из рода Бергану.
   Должен вам признаться, господа, за долгие годы моего плачевного существования, - я подразумеваю финансовое положение - неожиданное известие подобного характера оказалось весьма радостным. Я осознаю; такое высказывание есть натуральный цинизм, ибо я в одночасье лишился и отца и брата. Однако, вопреки постулатизму общепринятых норм здравомышления, существуют исключения из правил. Согласитесь - я их вовсе не знал. А моим настоящим отцом считал и считаю Антонио Ломонареса. И в виду этих обстоятельств, причин горевать не наблюдалось. Да мало того, с момента свидания с цыганами, черная полоса невезения для нас вообще прекратилась. Вскоре отец нашел более пристойную, гораздо лучше оплачиваемую работу детского врача, в одной из частных клиник Лос-Анджелеса. Теперь он мог беспрепятственно оплачивать курсы актерского мастерства, о которых беспрестанно бредила Мадлен. А тут еще несколько его рассказов включили в сборник произведений популярного американского писателя девятнадцатого века Ирвинга Вашингтона. Таким образом, нам удалось скопить, хотя и не баснословную, однако достаточную сумму, дабы посетить места моего рождения: где изгнанника ждал судьбоносный сюрприз. Впрочем, сюрприз случился позднее. А пока, оставив в Америке Мадлен - сестра продолжала учебу - мы с отцом отправились в Молдавию.
   Родовой замок оказался шикарен! У меня захватывало дух, и кружилась голова, от сознания, что шедевр архитектуры минувших столетий - в стиле процветающего феодализма - может принадлежать мне. Правда, для этого необходимо было иметь надлежащие бумаги. Удача нам, несомненно, сопутствовала, и мы их нашли. Вернее, мы сперва отыскали повитуху Марию. Древняя старушка жила в ближайшей деревне. Нам повезло прибыть как нельзя вовремя. Мария лежала не вставая; сама смерть на челе, ибо неизлечимая болезнь головы отнимала последние силы.
   - У обреченной женщины стремительно развивалась гигантия мозга. - Более квалифицированно дополнил доктор. - Это глаукомическое образование в тканях; что-то схожее с опухлостью после травмы. Медицина, к сожалению, пока не в силах бороться с этой болезнью в виду скудности познаний природы самого образования.
   - Спасибо папа. - Граф благодарно улыбнулся. - Да, к величайшему сожалению, спустя пару дней Мария скончалась в жесточайших муках. Ее ум практически утратил способность к былому соображению. Лишь иногда, на две-три минуты она приходила в естественное состояние, когда могла здраво мыслить или узнавать знакомых людей. Именно в один из таких коротких вспышек здравости, старушка меня и признала. И вот тут свою важную роль сыграла та отметина, о которой я уже упоминал. Это родимое пятно на шее.
   Ломонарес отвернул ворот рубахи. С правой стороны, укрывая собой пульсирующую артерию, имелось темно коричневое пятно, по своей контурной форме похожее на географические очертания материка Африка.
   - Об этой отметине знал и Бергану, так как пятно мне дано с рождения. Поэтому, не ведая моего нового имени, а главное, с целью предостеречься от мошенничества, граф в завещании указал: Наследником является человек мужского пола, с определенным родимым пятном, в определенном месте. Таким образом, на основании уже известных вам фактов, я весьма быстро утряс с местными властями всю долженствующую канцелярию. Нотариус, имеющий отношение ко всем графским делам сообщил, что кроме замка, после кончины графини, не осталось ни гроша. Она перед смертью не делала никаких завещаний, распоряжений, вообще ничего. Хотя всем было известно о солидных богатствах семьи Бергану. Поэтому, что оставалось делать? Нам с отцом были нужны деньги, для возвращения в Америку. По причине этого мы достигли единодушного мнения - продать величественный замок со всем его содержимым.
   Да, кстати, как только мы поселились в замке, я сразу обратил внимание на странную деталь: Все имение пребывало в варварски перерытом состоянии, точно весенняя пашня. Я справился в местной жандармерии. Пристав высказал субъективную гипотезу, дескать, сокровища графа Бергану нигде не всплыли, значит, они где-то спрятаны. А где еще графиня-отшельница могла схоронить богатства, если никто из прислуги за целый год не видел, чтобы оная покидала пределы усадьбы. Вот охотники за богатством и роют, по ночам.
   История о возможных сокровищах, признаться, нас с отцом тоже заинтриговала. И мы, как и те неведомые авантюристы, впали в искушение детского романтизма, некоторое время, занимаясь тщетными поисками. Наши старания оказались напрасными, от чего мы решили, что сокровища уже кто-то нашел и присвоил.
   - Какая досада! - Не выдержала Сарра накала страстей. - Значит о них до сих пор ничего не известно?
   Ломонарес улыбнулся. - Помилуйте, милая Саррита, на какие же средства я выкупил остров у правительства Австралии? А шхуна! - Граф с довольным видом раскурил очередную сигару, допил вино, чинно продолжил: - Обнаружить свое родовое состояние, мне помог случай. Дело в том, что в подвалах замка хранилось впечатляющее количество бочек с превосходным виноградным вином. Все реальные претенденты на покупку наследства пока обдумывали наше предложение; взвешивая различные резоны. Путем торговых переговоров они пытались склонить нас на путь уступок. Зато желающий приобрести товар повышенного спроса, объявился довольно скоро. И сумма, предложенная купцом за вино, нас вполне устроила. Всего, в винных погребах насчитывалось не полных девять тысяч литров готового, выдержанного, весьма качественного продукта молдавских виноделов. Напиток хранился в горизонтально расположенных дубовых бочках, диаметром до пяти футов. Бочки покоились вдоль стен, с чисто символическим, между собой расстоянием. Все они оказались полными, за исключением одной, в самом дальнем, темном углу. Расплатившись с нами, новый хозяин хмельного товара - прибегнув к услугам наемных рабочих и гужевого транспорта - тут же увез покупку: кроме пустой бочки, естественно. И вот теперь, когда та стала почти полностью доступна обзору, мне и бросился в глаза один нестандартный, даже странный факт несоответствия. Ведь все предыдущие емкости - как мы помним хранящиеся в горизонтальном положении - своим дном не были вплотную придвинуты к стене; там оставался скромный зазор для вентиляции. А эта, последняя бочка, оказалась плотно придвинутой к неоштукатуренной поверхности стеновых блоков. И мало того, по всей длине окружности примыкания, все возможные щели были кем-то законопачены сургучом. Как мы с отцом не старались сдвинуть бочку с места, все попытки не увенчались успехом. Поэтому, оставив напрасные старания, нам ничего другого не оставалось, - дабы удовлетворить вспышку любопытства - как вырубить крышку топором. Бочка была пуста, дна в ней не было, а в стене виднелась небольшая бронзовая дверца, с внушительным засовом и навесным замком...
   Старушка Морлей, лорнируя общество, отметила немалую заинтригованность гостей рассказом графа - люди внимали каждому слову. Впрочем, Засецкой, заедающая гордыня не позволяла брать верх любопытству. Она в умственной дремоте изучала цветные картинки на китайском фарфоре, и размышляла о чем-то своем. Или, по крайней мере, делала вид. Зато возбужденная Саррита, то и дело вспыхивая розовыми яблочками на щеках, просто поедала Ломонареса взглядом обожания и восторга. А когда тот дошел до сюжета с потайной дверцей, как у истинной ценительницы приключенческих романов, у девицы и вовсе отвис подбородок.
   - Что же господа, - продолжал граф, - вероятно, вы и сами догадались, какой подарочек ожидал нас за тем мощным запором. Когда мы его взломали, за стеной оказалась потайная комната; всего несколько шагов по диагонали, и моего роста в высоту. Вот там-то и хранился ларец с фамильными драгоценностями; несколько деревянных кадок с золотыми монетами, масса серебряных изделий... - Он вдруг обернулся вполуоборот к камину, и вытянул руку. - Кстати, золотые часы с платиновыми херувимами, тоже из фамильной коллекции.
   Баронесса лениво подняла голову, и мутным взглядом безграничного презрения уставилась на рассказчика.
   - ... Послушайте, зачем вы все это нам рассказываете? Вы уже один раз нас гнусно обманули. И теперь, когда ложь раскрыта, в вашем положении глупо ожидать, что мы уверуем во все эти байки вторично. Я скорее останусь при мнении, что все богатства, вы элементарно награбили: как и когда-то таскали кошельки у ротозеев. И титул ваш, особого доверия не внушает. Да, он скорее подложный! Самозванец! - Засецкая закатила глаза под лоб. - Боже мой, какая низкая инсинуация. Ха-ха-ха! Вы слышите, инсинуатор, с нас довольно. Из всей вашей болтовни я так и не уразумела; причем тут мы, к вашей немыслимо трагической судьбинушке?
   Засецкая прогулялась колючим взглядом по лицам остальных гостей, в ожидании поддержки.
   - Несомненно, баронесса, ваш вопрос не лишен логики. - Оправдал ее надежды писатель из Чикаго. - Мне тоже, вся эта возня непонятна.
   - Увольте господа, то была лишь ненавязчивая прелюдия, в преддверии основной кульминации, которая и послужила руководством к моим действиям. Да, не спорю, я подверг вас такому испытанию не просто так, ради праздного развлечения, либо с целью развеять меланхолию. Для содеянного существуют свои причины. А главное; я вознамерен вам кое-что доказать.
   Засецкая в очередной раз гневно фыркнула: - Свою подлую натуру! Это единственное, что вы в состоянии нам внушить.
   - Уверяю вас, баронесса, вы скоро захлебнетесь своей же собственной язвительностью.
   Ломонарес предпринял короткую паузу и распорядился подавать горячее.
   - Я наблюдаю; мистер Уоллес не удовлетворен одними лишь холодными закусками.
   Как раз в это время офицер подал знак кают-юнге положить ему в тарелочку очередную - кажется, четвертую - порцию голубиных яиц, обжаренных в арахисовом масле, щедро притрушенных зеленым салатом и приправленных рисовым вином.
   - Я благодарен граф, за внимание к вашему покорному слуге. Вы как всегда проницательны; вся эта китайская дребедень не в состоянии насытить мой нескромный аппетит.
   - Не отчаивайтесь, друг мой, сейчас внесут ваше любимое жаркое из телятины.
   - Весьма тронут. - Удовлетворенно потирая руки, офицер лукаво покосился на Засецкую. - И мне так кажется, я не единственный поклонник этого, в высшей степени, гастрономического шедевра.
   Когда мальчик водрузил на стол кушанье, все поняли; аромат блюда всем знаком.
   - Не может быть, Уоллес, разве дикари вас еще не доели? - Съерничала баронесса и, тут же, не преминула съязвить: - Кстати, вы наверняка такой же офицер королевского флота, как я Папа Римский.
   Уоллес напыжился породить достойный ответ, но Ломонарес отреагировал быстрее.
   - Баронесса, нанятый мной экипаж королевского флота - настоящий: за что я плачу солидную ренту. Но, об этом после. Ведь я еще не раскрыл самого главного...
   Светская дама брезгливым движением мизинца оттолкнула от себя пустую тарелку, в которую юнга собирался положить клубящийся паром кусок мякоти. - Поди, прочь! - Взвизгнула она на мальчика, с презрением взмахнув в его сторону кистью руки. - Безмозглое стадо!
   Граф глубоко вздохнул, осуждающе покачал головой, подмигнул растерявшемуся юнге, и продолжил:
   - После такой находки, само собой разумеется, надобность в продаже замка отпала. А мы с отцом вернулись в Америку довольно состоятельными господами.
   - Ах-ах-ах!!! - Восторжествовала Засецкая. - "господа"?! Да вы глупее, чем кажетесь! Хи-хи! Незаконнорожденный байстрюк, и мексиканская деревенщина.
   - Какое хамство! - Не сдержав в себе волну негодования Морлей грюкнула кулаком по столу. - Да заткнетесь вы, в конце концов!? - Она гневно лорнировала баронессу.
   От вечно тихонькой старушки такого не ожидал никто: все с обалделым видом затаили дыхания. Даже баронесса поверглась в явное изумление. Засецкая так и не нашлась, что ответить. Проскрежетав сцепленными зубами, побагровев до цвета обожженной глины, она лишь молча уставилась в стол.
   - А спустя два месяца, - наконец, нарушил тишину виновник собрания, - когда Мадлен окончила свою учебу, мы все вместе отправились к дяде Педро в Англию. Вот там-то, в тесной квартирке, на окраине Бирмингема, нам и суждено было узнать, какие мотивы подтолкнули несчастную Луизу к самоубийству. О многом рассказал дядя Педро. Но еще, к нам в руки попал дневник сестры, который вскрыл достаточное количество отвратительных фактов. Фактов того, что вы, господа, либо отчасти, либо косвенно, однако причастны к ее смерти.
   Гул недоумевающих слушателей напоминал потревоженный улей. Их удивленные, а в отдельности возмущенные лица вторили сами за себя, ибо никто не понимал, в чем конкретно их обвиняют.
   Ломонарес поднялся, с чувством достоинства продефилировал к камину, что-то взял с каминной полки; вернулся обратно. Теперь все увидели в его руках тетрадь; с желтой обложкой из прессованного картона. Сей канцелярский предмет, весьма потрепанного вида, ни о чем не говорил, от чего галдеж не утихал. Но, стоило лишь графу произнести вслух имя Фантазмагор, как у некоторых из обвиняемых, лица сделались задумчиво-вытянутыми.
   - Да-да, мистер Кортнер, прошу заметить: у сидящих напротив вас Кармайнов, так же как у вас, взгляды заметно потускнели. - Начав обходить стол, Ломонарес обратился к рыжеволосой миссис Кармайн. - Ну-ну, леди Алиса, не стоит так напрягаться. Я позволю себе оказать вам любезность. - Теперь граф стоял за спинами четы драматургов. - Признайтесь, разве вам никогда не попадалась в руки рукопись романа, под заглавием; "Пустые могилы предков"? Подписанная Фантазмагором.
   Супруги переглянулись; в их взглядах читался испуг и удивление.
   - Вот, видите, вы вспомнили. Упомянутую рукопись вам принесла леди: она назвалась Зазу. Зазу - артистический псевдоним Луизы. Под таким прозвищем сестра выступала в ночном ресторане. Рукопись же, была вам вручена, когда вы устраивали в Бирмингеме, в публичной библиотеке Святого Патрика, презентацию своей новой книги. Так вот, Фантазмагор - действительный авторский псевдоним Антонио Ломонареса. Теперь я приоткрою завесу, что же было дальше...
   Вы охотно взяли рукопись, и уверили: "Если произведение стоящее, - граф цитировал запись в тетрадке, - мы с удовольствием устроим премьеру нового имени, и включим "Пустые могилы предков" в свою следующую книгу". И вот, - теперь граф смотрел в глаза Генри Кармайну, - уже из Лондона, спустя месяц, известными литераторами Кармайнами, в Бирмингем была выслана рукопись отца: также в бандероли имелось сопроводительное письмо. В письме, мистер Генри, вы сухо извещали: - Ломонарес вновь принялся цитировать. - "Уважаемая Зазу; к нашему глубокому сожалению, видные критики Лондона не признали рукопись Фантазмагора литературно-художественной ценностью". - Ломонарес захлопнул тетрадь и в раздражении швырнул на стол. - А далее, господа, вы призывали не отчаиваться, дескать, не все сразу получается и нужно дерзать. Также, в конце письма имелось нечто снисходительного предложения, в адрес неизвестного автора. Вы писали: Если Фантазмагор пожелает, может и впредь присылать свои рукописи, в надежде, что следующие попытки окажутся более удачными.
   С уст Ломонареса слова срывались с таким резонирующим тембром, что он закашлялся: в виду чего вернулся на свое место, промочил горло вином, и продолжил:
   - А через пять месяцев, в лондонском журнале "Стриттвудс" была опубликована повесть "Могильные сны", основой для которой и послужил сюжет из рукописи отца. Да что там сюжет! Прочитав ваше блестящее произведение, я предстал пред тем фактом, что вы даже не удосужились перефразировать некоторые главы. Там есть масса абзацев переписанных слово в слово!
   Присутствующие наблюдали, как Генри Кармайн злобненько поджал губы, как мстительно сузился разрез глаз. А его супруга, видимо пытаясь нечто изречь, но не находя нужных слов, лишь удушливо хватала ртом воздух.
   - Да, мистер и миссис Кармайн, - продолжал граф, - по сути, вы украли чужой труд; похитили не принадлежащие вам мысли. Плагиат! - оратор развел руками. - Постыднейший плагиат! Позор господа!
   Изрыгнув последнюю фразу, Ломонарес перевел строгий взгляд на американца, от чего Кортнер непроизвольно вздрогнул.
   - Что это вы на меня так смотрите? Я чужих произведений не присваивал! - Он так энергично это выкрикнул, что сквозь реденькую, седую шевелюру было видно, как покраснела кожа черепа. - Да-с, граф, я в этом клянусь!
   - Конечно, мистер Кортнер, вы ничего не крали, ибо вообще не читали.
   - Интересно! Вы что, за мной круглосуточно следили!? - Рычал писатель, все больше краснея. - На каком основании...
   - Я вас умоляю, Смит, к чему такие сложности, - перебил его Ломонарес, - всего на всего ваша американская продажность. Интересующая меня информация была предоставлена человеком ответственным за вашу корреспонденцию, в чикагском издательстве "Мустанг", куда мой отец, почтой из Лос-Анджелеса, отправлял рукописи своих рассказов. Почему именно в "Мустанг"? Я поясню: Однажды, из прессы, мы узнали: Смит Кортнер на Западе слывет одним из самых авторитетных писателей современности. Так же, нам стало известно, что мистер Кортнер учредил и возглавил свое собственное издательство "Мустанг". А, узнать адрес издательства, как сами понимаете, особого труда не составило.
   Мистер Билли Джонс... - Ломонарес воспроизвел паузу, во время которой все отметили немалое смятение в облике писателя. - Этот милейший толстячок из "Мустанга", всего за сорок долларов, любезно согласился поведать мне о негласном распоряжении шефа: "Билли, выбрасывай в корзину все; и Фантазмагора, и всех остальных выскочек из Латинской и Южной Америки". Конечно, когда вам было уделять внимание дилетантам? В тот момент вы купались в лучах славы, после выхода в свет своего очередного бестселлера, и уже готовили к печати следующий.
   На некоторое время за столом воцарилась тишина. Тут подразумевается тишина словесная, ибо Уоллес, уничтожая ароматную телятину, воспроизводил некоторый шум ножом и вилкой. Да Мадлен Стрейд, лениво обмахивая лицо веером, небрежно смаковала воздушное безе.
   Бэри Адер Эскот, вольготно развалясь за столом и подперев рукой щеку, казалось, витал где-то в облаках мечтаний. Однако за маской задумчивости скрывалась скрупулезная внимательность. Естественно, Эскот считал и себя, и других гостей людьми, подвергающимися несправедливым притязаниям зачинщика Ломонареса. И теперь, воспользовавшись паузой, режиссер решил поддержать соратников по несчастью.
   - И, тем не менее, месье наполовину граф, это не дает вам право распоряжаться чужой жизнью и свободой только за то, что кто-то не соизволил прочесть писанину вашего папеньки. - Эскот выстреливал слова с неподдельным отвращением. - Между прочим, выражаясь юридически, вы незаконно, с помощью преступного обмана нас всех похитили. Вы натуральный бандит! Вас нужно судить!
   Естественно, красноречие режиссера поддержали многие; особенно баронесса Засецкая. Однако Ломонарес, невзирая на реплики, продолжал праздновать спокойствие и невозмутимость. Он лишь скупо улыбнулся Эскоту.
   - Я с удовольствием послушаю, мистер полуджентльмен, какими юридическими терминами вы станете оперировать, когда мое внимание коснется вашей ничтожной - если так можно выразиться - личности.
   - Увольте меня от ваших гнусных издевок и угроз! - Взъерепенился Эскот, чуть не слетев со стула. - Мне никогда в жизни не доводилось слышать ни про вас, ни про Фантазмагора, ни про Зазу, ни про Луизу, ни вообще про ваших родственников с чертовыми цыганами в придачу!!! - Брызжа слюной, зашелся в своей истерике режиссер. - Вы кем тут себя возомнили!? Ты смотри, мститель молдавского разлива.
   - На вашем месте, - властно и твердо заявил граф, - дражайший вы наш служитель мельпомены, я бы так не вскипал: вскорости все узнаете. И вынужден заметить: тут никто никого силой не держит. Ступайте, вы свободны! - Жестом руки Ломонарес указал на дверь. - И силой вас сюда никто не тащил. Вы все, без исключения, добровольно, по моему любезному приглашению согласились на дармовое путешествие океаном. - Он с категорическим пренебрежением махнул рукой в сторону режиссера. - Алчные людишки!
   - Пресвятая Дева Мария! - В сердцах Засецкая швырнула на стол платок, которым последние пять минут обмахивала лоснящееся лицо. - Да вы голубчик хам! Неужто вы решили, что нашим творческим, романтическим натурам подвластны низменные, плебейские...
   - Брависсимо!!! - Громкими и продолжительными рукоплесканиями граф прервал почтенную даму. - Ну-с, баронесса... - Ломонарес ей интимно подмигнул. - Ваша неестественная привязанность к молоденьким девицам, по моему разумению, вульгарна и постыдна. - Теперь его взор обратился к собранию. - Боже мой! Какая пошлость! Тщательно изучив биографию баронессы Засецкой, за последние пятнадцать лет, мне стало казаться, что девственность юных леди привлекает светскую гранд-даму, как глоток воздуха утопающего. Даже, скорее, их нежные тела.
   - Да как вы смеете!!! Негодяй! - Тут же последовал настоящий взрыв. На титулованную особу страшно было смотреть: от светских манер не осталось и следа. Так и казалось, что из безобразного рта полезут клыки, удлинится горбатый нос, а на кривых узловатых пальцах, как у ведьмы, вырастут черные когти. Имитируя недорезанную свинью она неистово вопила; орошая уста пеной; изрыгая потоки чудовищной, неслыханной ругани. Сарре, видимо, еще не доводилось лицезреть маман в таком диком амплуа, от чего девушка испугалась и расплакалась.
   Так пронеслись оглушительные пять минут.
   - Молчать!!! - Взревел Ломонарес, полностью подавив Засецкую своими децибелами: причем так, что теперь у всех звенело в ушах. - Я нахожу ваше поведение непристойным для дамы. И к слову: Если вы сию минуту не умолкнете, я с величайшим наслаждением и в мельчайших подробностях поведаю публике некоторые пикантные моменты вашего посещения борделя на улице Ферфакс, что на южной окраине Лондона. Я думаю, присутствующим будет любопытно. - Он заговорщически подмигнул баронессе.
   Последняя новость оказалась сродни пушечному ядру, которое влетело прямо в раскрытую пасть разбушевавшейся истеричке. Теперь Засецкая замерла как мумия. Проглотив язык, она уставилась в Ломонареса стеклянным, безжизненным взглядом.
   - Об этих ваших любовных похождениях я узнал от содержательницы того дешевого притона, и нескольких шлюшек. Но особенной популярностью там пользуется шоколадная мулатка; большие глаза, пухлые губки, шикарный бюст, ровные белые зубы. - Ломонарес опять игриво подмигнул. - Ее зовут Соланш; ваша любимица...
   Засецкая бессильно обмякла на стуле. Теперь ее внешний облик олицетворял животрепещущее воплощение стыда. Думаю, читатель в состоянии представить себе неадекватную реакцию, вызванную у слышавших такую новость о человеке, с доселе безупречной репутацией: если не учитывать безосновательные слухи. Американский писатель, в принципе, не придал особого значения такой содомии. Зато консервативные соотечественники, сенсационным разоблачением были шокированы.
   - Впрочем, - продолжал граф, - подобные детали вашего безнравственного бытия, никакого отношения к делу не имеют... вернее, почти не имеют. Но вот портсмутское варьете, состоящее в подчинении вашей давней подруги, нам вспомнить придется. Естественно, Луизу там не знали под псевдонимом Зазу, и уж тем более под настоящим именем. Сестра считала: Сменив ресторанную сцену на более солидные подмостки, необходимо сменить имидж. Поэтому, при первом своем появлении в Портсмуте, она представилась Барбарой Морган. - У Засецкой вдруг резко сузился разрез глаз, шустро забегали зрачки. - Вот-вот баронесса, ваша память ассоциирует услышанное имя с не очень приятными моментами ближайшего прошлого. Точнее, с одним моментом, о котором, варьируя меж незначительными деталями, я и поведаю:
   В те дни Луиза витала в заоблачных далях от счастья, ведь ее утвердили на вторую роль в мюзикле: для сестры то был немыслимый подарок судьбы. Луиза даже приступила к репетициям, как однажды, в театре появилась очень влиятельная особа. Не догадываетесь? - Ломонарес обвел взглядом аудиторию.
   - Ай-яй-яй! - Вытянул Уоллес в фальшивом удивлении физиономию. - Неужели наша сластолюбивая баронесса?
   Засецкая не оставила язвительность офицера без внимания. Она одарила Уоллеса таким испепеляющим взглядом, что тот вздрогнул и отвел глаза.
   - Вы правы, мой дорогой Бернард. Той элегантной дамой была Ингерта фон Засецкая, собственной персоной. И явилась баронесса в театр не одна, а со своей новой пассией. Ну, конечно, мы можем только догадываться, за какие такие заслуги развратная шалунья потрудилась похлопотать за ту красотку, втиснув объект своего пылкого внимания в актерскую труппу. И по всей вероятности, заслуги те были очень и очень! Ведь баронессу не удовлетворял какой-то там задний план; любовница должна блистать! Короче говоря, тогда, в кабинете театрального агента вы пришли к единодушному мнению, что Барбара Морган абсолютно не подходит на ту роль, на которую ее утвердил режиссер. Зато прибывшая с вами леди просто украсит своим светлым образом всю постановку. Луиза вошла в приемную как раз в момент гомерического хохота в кабинете, над тем, какое выражение лица случится у дурнушки Морган после известия об отставке. Дело в том, что сестра нанесла визит секретарю, дабы вручить платежное поручение из ателье, где должны были шить сценический наряд. Дверь в кабинет оказалась небрежно прикрытой, Луиза все слышала, и к несчастью не сдержалась. Секретарь, миссис Донахью, прекрасно запомнила, какой душевной трагедией приключилась для сестры новость об отставке. Как ее взбесил тот факт, что она стала мишенью для колкостей и острот, причем совершенно незаслуженно. Она все слышала; как неизвестная дамочка называла ее пугалом, не умеющим ни петь, ни элементарно двигаться по сцене - не то чтобы танцевать. "Да у нее не ноги, у нее ходули! Ей нужно в цирк!" - Цитируя, Ломонарес зло смотрел на Засецкую. - Ваши слова, баронесса. Вот поэтому сестра и ворвалась тогда в кабинет, чтобы объясниться с вами. Конечно, в этом опрометчивом поступке сработал горячий мексиканский характер: Луизе бы лучше сдержаться. Но она вбежала и высказала все, что о вас, в тот момент, думала. Ох, и скандалище разразился в следующий же миг. Можете себе представить, как взбесилась баронесса, когда схлопотала солидную порцию нагоняя от особы без роду, без племени. Для чопорной дамы, то было сродни публичной пощечины. Вот тогда-то вы и поклялись приложить все ваши усилия и связи, чтобы карьера Барбары Морган канула в небытие, так и не успев расцвести. Вынужден отдать должное; вы осуществили клятву с дотошным, решительным цинизмом. Благодаря вашему участию, фамилия Морган сделалась сродни проклятию. Никто не желал даже разговаривать с обладательницей такой фамилии, не говоря о приеме на работу. Даже в других городах, таких как; Кардифф, Манчестер, где Луиза пыталась устроиться, агенты и режиссеры шарахались от девушки как от чумы. Вот тут-то ей и взбрело в голову сменить свой старый псевдоним, пользующийся дурной славой, на новый, еще никому неизвестный. Теперь сестра представлялась - Сьюзен Олбрайт.
   До этого момента Эскот сидел по-хозяйски развалясь на стуле с таким видом, будто его это не касается и ему на все плевать. Но теперь, режиссера словно шарахнуло электрическим разрядом. Его лицо в момент сменило маску равнодушия на злобную, перепуганную мину затравленности.
   - Ну, вот! Дорогуша вы моя... добропорядочный глава благочестивого семейства. А вы сетовали, что ваша скромная персона останется без надлежащего внимания. Ан нет! Как видите сами, мы добрались и до вас. Я даже осмелюсь заключить вывод: вы с баронессой, голубушкой, души неимоверно родственные. Как же-с! Эта ваша пламенная страсть к молоденьким актрисам...
   Эскот сидел нахохлясь. Казалось, он лихорадочно перебирал в памяти события минувших лет.
   Педро Ломонарес угрожающе грюкнул кулаком по столу. - Вам страшно повезло, подонок, что я не успел до вас добраться. Буквально за час до моего визита в ваш особняк, вы с семьей отбыли в Пекин. Я человек незлой, но в тот момент отчаянья и гнева, мог запросто натворить беды. Ох... сколько тогда во мне было ненависти и злости. Выражаясь фигурально, я запустил бы вас на луну, как Мюнхгаузена.
   Эскот коротко стрельнул в его сторону пугливыми глазенками, и тут же спрятал взгляд под столом.
   - Ничего дядюшка, мы культурные люди; в отличие от чванливой прослойки посредственной интеллигенции.
   Засецкая вычурно хмыкнула.
   - Баронесса, я вас умоляю, оставьте при себе ваш дешевый сарказм. - Граф даже неудосужил ее взглядом. - Я подчеркиваю; подобное варварство не в нашем стиле.
   Но прежде, я полагаю, всем будет небезынтересно услышать о той подлости, на какую осмелился, отважился этот "джентльмен". - Ломонарес пристально, исподлобья сверлил взглядом позеленевшего режиссера.
   - Это наглая клевета!!! - Эскота колотило точно в паранойе. - Я буду жаловаться! Вы не смеете порочить имя порядочного человека!
   - Сделайте такую милость; отправляйтесь к Тхаматану, и пожалуйтесь ему. Уверен, он вас внимательно выслушает.
   Уоллес разразился залихватским смехом, в чем его поддержала тонкоголосая Мадлен.
   - Я настаиваю!!! - Эскот уже не визжал, он "рыдал" точно бойцовский пес перед схваткой. - Прекратите возводить напраслину! Кто вам дал право распространять ложь о честном... - Он вдруг поперхнулся и закашлялся. Когда же отдышался, в зловещей форме наградил Ломонареса проклятиями эпического масштаба.
   - Послушайте вы, честный человек! Вы порядочная сволочь, не более. Будьте хоть сейчас мужчиной и имейте смелость в лицо принять ту неприглядную правду, которую вы же и породили. - Граф вынул из дневника сестры небольшой, свернутый вчетверо листок пожелтевшей бумаги. - Надлежащим удостоверяю: Это записка, которую Эскот прислал Луизе - вернее Сьюзен. В записке он настаивает, чтобы Сьюзен вечером того же дня явилась в его укромную квартирку, которую Эскот снимал в тайне от жены, в лондонском Сити, на улице Поль-Моль. Так сказать обитель порока. Именно в этой квартире Эскот имел слабость безобразничать с бульварными шлюшками, а так же, с теми новенькими актрисами, которых ему удавалось совратить. - Граф развернул лист так, чтобы Эскоту было видно. - Вот, полюбуйтесь, тут даже и адресок имеется. Правда отсутствует подпись автора. Но, я думаю, ваша драгоценная женушка без излишних усилий узнает почерк своего "верного" муженька.
   Теперь Бэри Адер перевоплотился в ком раздавленного ничтожества, и этот жалкий вид невозможно было утаить от посторонних взоров.
   - В этом дневнике, - продолжал граф, - очень подробно излагаются мотивы вашей лжеблагосклонности, с которой была принята молодая красивая актриса в театр. В котором, вам и по сей день доводится руководить режиссурой. - Ломонарес развел руками, обращаясь к остальным. - И где наш любвеобильный Бэри Адер, отодвинув на второй план заботы искусства, в первую голову фабрикует труппу угодных ему послушниц; в непристойном разумении. И как он неусыпно домогался невинной девушки, склоняя к сожительству. Он мечтал сделать из Сьюзен очередную любовницу. Тут так же имеется место, где описаны угрозы мистера Эскота в отношении непокорной строптивицы. Ничтожество, он грозился выгнать сестру из театра, если та не согласится на интимную близость. Однако сестра была честной и непорочной. Луиза никогда бы не согласилась на аморальную внебрачную связь с женатым мужчиной. В дневнике сестра упоминает, как омерзительны были ей подобные, липкие домогательства. А в тот вечер она все же пришла по указанному адресу. Но отнюдь не для того, чтобы отдаться негодяю, а дабы раз и навсегда поставить точку в этом издевательстве. - Ломонарес вновь посмотрел Эскоту в лицо. - Припомните, голубчик, как вы словно последний подлец, чуть силой не затащили в постель невинное создание. Благо Луиза была не из робкого десятка. Ей достало сил и мужества воспротивиться насилию, вырваться из ваших похотливых лап и в слезах бежать из квартиры. Дядя Педро затем видел, как племянница всю ночь, не смыкая глаз, рыдала в своей комнате. А утром, узнав, что ее без всяких объяснений вышвырнули из театра, не в силах снести очередной удар судьбы, в отчаявшемся состоянии она наложила на себя руки.
   В порыве гнева, Мадлен Стрейд погрозила Эскоту неумело сжатым кулачком. - Подонок, таким как ты, самое место в аду.
   Под перекрестными взглядами присутствующих за столом, почернев от злости, режиссер нервно мял что-то в дрожащих пальцах. Поднять глаза он не решался. От тяжелого, энергичного дыхания его ноздри часто вздымались, а на лбу проступили большие капли пота.
   Первой решилась нарушить тишину Засецкая. - Что же вы намерены делать дальше? - Тон был резок и презрителен.
   - Ничего... - Ломонарес невинно пожал плечами. - Все, что я желал, на данном этапе, я осуществил. Я подверг вас страданиям, замешанным на страхе, ужасе, на отчаянии. Я хотел, чтобы вы на своей изнеженной шкуре испытали, что такое быть обреченным, быть загнанным в глухой угол. Впрочем, сие не исчерпывает всей предназначенной для вас информации. Само собой, спустя пару дней "Святой призрак" отправится в обратный путь и доставит вас в изначальную точку путешествия. И вы баронесса, равно как и Кармайны, сможете продолжить ваши калифорнийские каникулы, от которых я вас отвлек. Даже можете прихватить с собой и мистера Эскота - он для вас подходящая компания. Но, завершится только путешествие. Зато ославитесь вы на всю Англию.
   - Даже на всю Европу.- Скромно добавила Мадлен.
   Граф распорядился матросу принести саквояж. Когда же тот оказался в руках хозяина, Ломонарес извлек из него кипу аккуратно нарезанных, подшитых листов бумаги.
   - Это, господа, отпечатанная в нескольких экземплярах рукопись последнего творения уже известного вам Фантазмагора. Правда, она еще в черновом варианте, но смею настоятельно заверить: вскорости автор завершит недостающие пробелы.
   Юнга обошел гостей и возложил против каждого по экземпляру.
   - Роман называется "Страх и люди". Дело в том, что я лично решил устроить театрализованное представление, основанное на сюжете этой книги. А исполнителями главных ролей были вы, "глубокоуважаемые" леди и джентльмены. Все, что с вами происходило с момента прибытия на шхуну, все придумано отцом и описано в рукописи - даже имена не изменены. По сему, мечтаю вас поздравить: с актерским ремеслом вы справились отменно. Правда, рукоплескать вам некому, так что пардон, перетопчетесь без оваций. - Покинув свой стул, Ломонарес подошел к доктору и обнял за плечи. - Нам с папой давно пришла в голову идея настоящих приключений в этом стиле. Даже, мы собираемся заработать на этом много денег. - Граф обратил внимание, как недоумевают некоторые гости. - И напрасно вы так удивляетесь. На свете полно чудаков, любителей острых ощущений. Они-то и будут платить гонорары, а мы устраивать такие вот шоу страха. Причем добровольцы будут искренне уверены, что кошмары творятся по-настоящему. Хотя, как вы сами убедились, все весьма безобидно.
   - Но позвольте! - Кортнер уже прочел пару абзацев, и теперь имел удивленную мину. - Получается, вы заведомо написали сценарий, а уж затем, воспользовались нами как актерами?
   - Я бы уточнила: Как марионетками! - Возмутилась Алиса Кармайн.
   Граф сделал вид, что не заметил ее нервного жеста руки, и не расслышал отчаянной фразы.
   - Вы правы мистер Кортнер, все события происходили по уже существующему плану.
   - Но такого не может быть! Ведь мы не знали, какая роль кому отведена, а значит, и действовать, строго по предначертанному не могли!
   - Смею вас заверить, что вы ошибаетесь. Судите сами: Я, отец, Мадлен, Уоллес, знали все наизусть. Поэтому мы манипулировали вами...
   - Как марионетками! - Вновь выкрикнула Кармайн, не дав Ломонаресу закончить мысль.
   Последний медленно перевел взгляд на Генри Кармайна. - Вашу супругу что, заклинило? "Марионетки, марионетки", да-с, марионетки, большего вы не заслуживаете.
   До этого момента Генри казался вполне спокойным. Но сейчас он вдруг шустро вскочил из-за стола и молниеносно выхватил из бокового кармана смокинга дамский револьвер жены.
   - Ну что, наивный мститель, - его глаза горели злым огнем решительности, - думали, вам это так сойдет!? - Он направил оружие на графа.
   Сарра в испуге взвизгнула; Морлей чуть не лишилась чувств; восторжествовавшая баронесса захлопала в ладоши.
   - Браво Генри! Вы настоящий мужчина! Пора уже поставить на место эту шайку оголтелых самоуправов.
   В сложившейся ситуации Ломонарес даже не моргнул. - О, Генри, сейчас вы очень похожи на беззубую собачонку: хотите укусить, а нечем.
   Уоллес удовольственно щелкнул пальцами. - Граф, как это поэтически тонко!
   Кармайн в изумлении быстро проверил оружие, обреченно опустил руки, и с понурым видом вернулся на место.
   Ломонарес воззрился на удивленную Засецкую. - Еще на шхуне, когда вы пребывали в шоковом обмороке, мы изъяли все патроны.
   От злости Засецкую перекосило, но на сей раз, она смолчала, а граф продолжал:
   - Так, на чем я... ах, да! Мы вами манипулировали, подталкивая к уже обусловленным действиям.
   - Потрясающе! - Морлей только что пришла в себя от недавнего эксцесса, и теперь восторженно слушала.
   И тут, в приступе экспансивного озарения, Засецкая вспыхнула: - Кстати! - Ее мимика олицетворяла злорадство. - А на каком основании мы еще не слышали, чем же наш божий одуванчик сподобилась насолить этим страдальцам?
   От услышанного, морщинистое лицо пожилой дамы и вовсе стало походить на отжатую цедру. Морлей с молчаливой пристальностью, сквозь лорнет испепеляла баронессу взглядом полного уничижения; ее дрожащий мизинец то чопорно отпрыгивал в сторону, то медленно возвращался в кулачок.
   - Не рекомендую хамить в адрес миссис Морлей. В противном случае, ее авторитетное мнение, как признанного театраловеда Британии, вполне способно растоптать вашу, на первый взгляд, незыблемую карьеру. - Парировал Ломонарес. - А пригласил я уважаемую Маргарет Морлей с целью рекламы. Согласитесь, столь экстранеординарный проект нуждается в рекламе. Нужно же привлекать внимание состоятельных особ к новому бизнесу.
   Тем временем Кортнер не унимался. - И вы хотите нас убедить, что абсолютно все действия, которые уже имеются в этой рукописи, соответствуют имеющим место приключениям?
   Кивком головы граф дал утвердительный ответ. - И более того! Там даже есть то, что произойдет впоследствии. Правда, при доработке отдельных, имеющих место, неожиданных нюансов. К примеру: Вооруженная угроза мистера Генри. Да, впрочем, и Сарра. Отцу предстоит включить в роман и ее. - Ломонарес вышел из-за стола, поцеловал леди ручку. - Мы не предполагали на участие в нашем шоу этого прелестного цветка. - Граф сдержанно поклонился и вышел в соседнюю комнату.
   Лишь только за ним закрылась дверь, инициативу беседы оседлала Маргарет Морлей.
   - К вашему сведенью, господа, пока вас мучили кошмары, и вы тряслись от страха, я имела удовольствие понежиться на пляже, и прочесть рукопись. Поэтому, я даже знаю, что произойдет в следующую минуту. - Она смотрела на Кортнера. - Если вас это интересует, давайте проведем эксперимент. Откройте рукопись на двухсотой странице, и прочтите со второго по четвертый абзац.
   Писатель, не раздумывая, нашел нужный лист, бегло заскользил взглядом по тексту. Некоторое время его губы шевелились безмолвно, а спустя минуту все начали различать слова: - " Лишь только за ним закрылась дверь, инициативу беседы оседлала Маргарет Морлей". Теперь и Сарра, и Алиса Кармайн штурмовали текст. - " Наконец, в зале появился Ломонарес. В руках он держал колоду карт и довольно виртуозно ее перетасовывал".
   Кортнер вопросительно уставился на улыбающуюся Морлей. - Непостижимо! Я путаюсь в догадках...
   - А, каково! - Прищелкнула языком Морлей. - Все практически сходится.
   - Бред сивой кобылы. - Недовольным тоном заявила Засецкая. Она хотела еще что-то добавить, но запнулась.
   В зале появился Ломонарес. В руках он держал колоду карт и довольно виртуозно ее перетасовывал.
   - О, что я вижу, неподдельный интерес к творчеству моего папочки!? Как это трогательно.
   Алиса Кармайн мгновенно отпрянула от рукописи, словно в испуге.
   - Что же, - продолжал хозяин замка, вернувшись на покинутое место, - среди нас присутствуют скептики, не верящие в то, что один человек, заранее зная сценарий, может заставить сыграть свои партии людей пребывающих в полном неведении. - Он бросил на стол колоду. - Сейчас, если никто не возражает, на примере карточного фокуса, я постараюсь изъяснить свою мысль более доходчиво. - Граф произвел приглашающий жест руками. - Прошу вас господа, кто окажет милость, и перетасует карты?
   Уоллес, было, потянулся, но Ломонарес его остановил. - Думаю, это лучше сделать гостям; так отпадает мысль о возможной фальсификации.
   На такое одолжение откликнулась Сарра. Ее тоненькие пальчики весьма грациозно смотрелись за этим нехитрым занятием. По завершении процедуры леди кокетливо, в сопровождении ослепительной улыбки, протянула графу карты. Тот, в свою очередь, демонстративно отвернулся, взял у Сарры колоду, опустил ее во внутренний карман смокинга.
   - Итак; вся суть подвоха заключается в общении. Сейчас я буду задавать вопросы, а вы будете на них отвечать.
   - Сударыня, - он обратился к Засецкой, - сколько в колоде мастей?
   - Четыре. - Не задумываясь, выпалила баронесса. Но тут же, в запоздалой реакции запнулась, состроив такую мимику лица, словно на людной улице Лондона к ней обратился грязный нищий с непристойным предложением.
   - В таком случае, назовите две любые из них.
   Тяжелый взгляд сощуренных глаз, черным презрением пал на вопрошающего, но сквозь сцепленные зубы она процедила: - Черва и бубей.
   - Превосходно. - Граф повернулся к американцу. - Теперь вы мистер Кортнер: Напомните нам, какие две масти не назвала баронесса Засецкая?
   - Пику и трефу... естественно.
   - Тогда выберите одну из них.
   - Пика.
   - Ну, пика так пика. - Улыбнулся граф, и обратился к гостям, сидящим по другой край стола. - Мистер Генри, если в колоде тридцать шесть карт: сколько карт каждой масти?
   - Если мне не изменяет memoire,* (память) /фр./ то девять.
   - Да-с, память вам не изменяет. А посему, не будете ли вы так добры, огласить любые пять из девяти пиковых?
   Драматург уперся взглядом в потолок. - Значит так: Шесть, восемь, десять, король и туз.
   - Весьма удачный выбор. - Ломонарес с наслаждением потер руки. - Теперь, не соблаговолит ли ваша супруга выбрать из пяти вами названных, любые... ну-у... скажем три?
   - Десять, король, туз. - Скороговоркой отчеканила Алиса Кармайн.
   - А теперь вы Сарра, из трех последних, произнесите любую одну.
   На секунду девушка растерялась, но быстро нашлась. - Туз. - Скромно прошептала она, порозовев щечками.
   - О, весьма серьезная карта, - изрек граф с такой нежностью, что прелестница зарделась еще больше.
   - Что же мистер Эскот, я надеюсь, вы проявите благодушие, дабы огласить собранию любую, из двух оставшихся пиковых карт?
   Режиссер состроил облик равнодушия.- Да? А что там за карты остались? Я, знаете ли, не собирался принимать участие в балагане вашего идиотизма.
   Морлей недовольно хмыкнула: - Эскот не будьте занудой.
   - Хорошо, хорошо. - Продолжал он недовольно хмуриться. - Ну-у... пусть будет король.
   Теперь Ломонарес вновь обратился к Засецкой. - Баронесса, раз уж вы начинали, полагаю, вам и заканчивать. Заказывайте; каким по счету вытащить из кармана пикового короля?
   Ей очень не хотелось потакать человеку, к которому все ее нутро испытывало неприязнь, однако в данный момент терпимость взяла верх.
   - Сто первым. - Ломонарес покачал головой. - Ладно, шучу. Достаньте его десятым.
   Собственно говоря, так и произошло; десятым по счету граф выудил из кармана пикового короля. Лишь восторженная Саррита по-детски захлопала в ладоши. Остальные недоуменно переглядывались.
   - Помилуйте граф, - первым оттаял Кортнер, - каким образом ваш фокус может объяснить нам то, о чем мы спорили четверть часа тому?
   - Спешу немедленно пояснить, мистер Кортнер. Я украдкой, когда брал у леди Сарры колоду, ухитрился подсмотреть, какая карта лежит последней. Понимаете, я заведомо знал, что будет король пик. Затем, с помощью логических вопросов с моей стороны, и простых ответов с вашей, я подвел нас всех к интересующей меня карте. Потом, мои пальцы в кармане нащупывали карты лежащие рубашкой от меня, а последнюю я вытащил первую с другой стороны. Таким образом, и с моим спектаклем: Часть действующих лиц, зная необходимые действия, обуславливала нужные действия других, подводя к спланированному результату.
   В принципе, все ответом были удовлетворены; кроме Эскота. Ему казалось, он знает, как загнать Ломонареса в угол.
   - Допустим Ломонарес, вы знали, что последним в колоде лежит король пик. Но ведь я мог назвать ту, другую карту, десятку.
   - Никаких проблем, мистер. Скажи вы десять, тогда я спросил бы, например у баронессы, какая карта осталась невостребованной; и мы вновь вышли бы на короля.
   За столом послышалось быстрое шуршание перелистываемых страниц: С ехидной ухмылкой Кортнер что-то искал в тексте.
   - Вот поэтому, я повторюсь, мы и управляли вашими поступками, вашим сознанием и вашими ощущениями.
   - Между прочим! - Радостно воскликнул американец. - Что-то я не нахожу здесь места где описывается фокус. Здесь только есть ваше появление с картами.
   Ломонарес взял из пепельницы давно потухшую сигару, раскурил, выпустил пару колечек дыма. - Вы не внимательны, мистер Кортнер. Я ведь говорил; отцу еще предстоит заполнить некоторые пробелы. Фантазмагор не ясновидящий. Откуда ему было знать, что перетасовывать колоду согласится именно Сарра? Ведь ее вообще нет в первоначальном замысле. Или, что последним окажется пиковый король. В последней редакции автор восполнит недостающий текст.
   - Не торопитесь торжествовать. - Зло зашипел сквозь сомкнутые зубы Эскот. - Теперь вы раскрыли перед нами свои карты, что означает; дальнейшего потакания вам от нас не дождаться... Ха! Он нам тут фокусы показывает - клоун.
   - Горстка ничтожной, обиженной судьбой черни. - Дополнила эпитет режиссера Засецкая.
   Мадлен Стрейд резким движением захлопнула веер. - Факт налицо: в Лондоне с этическим воспитанием проблемы.
   - Леди и джентльмены! - Антонио Ломонарес щелкнул пальцами, и оба матроса принялись собирать со стола рукописи. - Мы с сыном...
   - Вы с сыном, шайка бандитов! - Не могла успокоиться Засецкая. - Да-с! И вам этот маскарад выйдет боком.
   - Сударыня, - доктор вновь взялся протирать свой оптический аксессуар, - не старайтесь казаться хуже, чем вы есть на самом деле. Мне знакомы ваши чувства. Но вот мои душевные муки, к вашему счастью, вам не ведомы. Поэтому, будьте снисходительны, и дайте закончить.
   - Валяйте. - Буркнула Засецкая, и демонстративно отвернулась.
   - Премного благодарен. Так вот: Мы с сыном позволили вам лишь на частичном примере убедиться в правдивости констатированных заявлений. Кстати, до окончания романа осталось совсем немного. Но полностью с ним ознакомиться вам представится только на материке. Единственным человеком из приглашенных, кто знает о дальнейших событиях, является мисс Маргарет Морлей. Однако ее участие в нашей эпопее было запланировано как нейтрального лица. К тому же мисс пообещала не чинить препятствий задуманному ходу событий, и не информировать актеров об их дальнейших злоключениях.
   - "Актеров"!? Какая наглость! - От негодования Эскот скрежетал зубами. - Да как бы вы тут не изгалялись, а я не намерен больше принимать участие в вашем дурдоме. Ты посмотри: "дальнейшие злоключения"! Когда мы прибудем на материк, злоключения начнутся у вас. Я вам не пешка, чтобы меня передвигали.
   - Вот именно! - Вопли режиссера вернули Засецкую из размышлений в реальность. - Напрасно вы себя так самоуверенно ведете - дилетанты! Дальше мы поломаем весь ваш никчемный сценарий, а мисс Морлей засвидетельствует провал.
   Ломонарес тяжело поднялся со стула. Его брови воссоединились над переносьем, а дантовский прищур подчеркивал скверное расположение духа.
   - Я не желаю ничего более слышать на эту тему. И торжественно обещаю: Все произойдет именно так, как задумано.
   Решительной поступью граф направился к выходу. Он уже взялся за ручку двери, как внезапно передумал и обернулся.
   - Кстати, чуть не забыл. - Швырнул он брезгливо в сторону гостей. - Мной так и не было сообщено по поводу вашей дальнейшей известности. В чем именно она будет заключаться? Я приобрел для отца, в Марселе, небольшую, но весьма продуктивную типографию. Спустя пару месяцев, после окончания текущего приключения, типография выпустит в свет роман "Страх и люди", о котором идет речь. Публиковаться книга будет на английском языке. И смею вас заверить: весь тираж разойдется в старой, доброй Англии. В частности в Лондоне. А когда букинисты узнают, кто главные персонажи книги, тираж разлетится в миг. И уж будьте покойны, как только книга окажется на полках книжных лавок, ваше жизнерадостное мировосприятие рассеется, - он густо пыхнул сигарой, - как этот дым.
   Теперь уже баронесса вскочила из-за стола и в припадке гнева, как пушинку отшвырнула массивный стул на несколько метров.
   - Да я на вас в суд подам! Считайте, что мой солиситор уже упрятал вас за решетку! Я уничтожу всю вашу банду как муравьев! Как вонючих клопов!!! - Заложив руки за спину, она пустилась по залу в пробежку.
   - Я этого вам тоже, просто так с рук не спущу! - Возмущался багровый от злости Эскот.
   Чета Кармайнов, в свою очередь, тоже принялись посылать в адрес Ломонареса жуткие проклятия. А Кортнер пообещал не пожалеть денег, дабы чикагские гангстеры обратили на Ломонареса свое пристальное внимание.
   Граф все это слушал и улыбался. Когда же Засецкая оказалась поблизости, он ее окликнул:
   - Баронесса, не льстите себя иллюзиями. Я гражданин другой страны. Так что ваш солиситор окажется беспомощным как младенец. - Теперь он ткнул двумя пальцами, между которых была зажата сигара, в сторону американца. - А вы, мистер Кортнер, со своими гангстерами, рискуете попасть впросак: У вас не хватит денег, чтобы достать меня на этом острове. Но даже, доберись вы сюда, предупреждаю; племя Тобамбур всегда готово дать мощный отпор агрессору куда посерьезней, чем ваши зажравшиеся, ленивые гангстеры.
   Баронесса опять, что-то принялась вопить, но Ломонарес уже не слушал. Он покинул замок, громко хлопнув дверью: От всех этих скандалов начало нестерпимо ломить виски.
  
   С того момента, как Альфред Ломонарес своим уходом из замка поставил зычную точку в раскаленном скандале, прошло полдня. Теперь время текло лениво, и даже нудно. Отец, Ломонарес старший, со своим братом Педро, отправились в деревню к аборигенам, где уже второй день кряду веселились матросы со шхуны. Мадлен Стрейд и мисс Морлей, прихватив с собой вечно жизнерадостного Уоллеса, пожелали прогуляться на берег океана: сестра знала, где нужно искать Альфреда, если тому необходимо успокоить нервы.
   Вытянув тело на деревянном топчане, под кокосовой пальмой, граф Ломонарес наслаждался шумом ветра, шелестом волн, щебетом птиц. Головная боль отступила, вулкан душевного негодования угас, а сознание торжествовало. Конечно, ведь в схватке с людьми, некогда пренебрежительно отнесшимися к близкому сердцу человеку, он взял верх; осуществил задуманное, вышел победителем.
   Слуга негр принес лед и напитки. Он доложил общую обстановку на острове: особенно передвижения гостей. Теперь Альфред знал, что к нему идет сестра; ее красавец жених, офицер Бернард Уоллес; и старушка Морлей. Также слуга сообщил: Остальные гости пока остаются в замке. Матросы Бобби и Мартин, а так же совсем еще мальчик, юнга Чарли, приступили к своим обязанностям - обслуживающий персонал гостей. Последние были тщательно ознакомлены с апартаментами, где уже находились доставленные со шхуны личные вещи. Также, здоровенный увалень Бобби, точно заправский гид, провел для господ экскурсию по замку, ввел в курс дела: чем и как правильно пользоваться.
   Отпустив слугу, Ломонарес вошел в воду по колено. Теперь он стоял, сплетя пальцы рук на затылке, и полной грудью вдыхал соленый воздух океана. Он часто делал подобные дыхательные упражнения, которым его научил повар индус. "Запомни сагиб, - говаривал он перед каждым учебным занятием, - тот, кто правильно дышит, вдыхает ветер ангелов".
   Вдруг, за спиной послышался веселый смех Мадлен. Граф обернулся, начал выходить из воды. Сестра шла в чуточку вульгарном купальном костюме, который он привез ей из Парижа перед самым плаваньем. Мадлен шла под ручку с Уоллесом, и граф отметил, что вместе они очень красивая пара. Затем Ломонарес перевел взгляд на низенькую старушку с ветхой фигурой, и огромной гулей из уложенных на макушке волос. Маргарет Морлей, пыхтя и охая, с трудом поспевала за молодыми, что выглядело весьма комично.
   Мадлен еще издали начала махать рукой брату; одновременно что-то рассказывая, улыбающемуся во все зубы Бернарду.
   - Ну, братишка, сегодня ты был на высоте! - радостно щебетнула Мадлен.
   - Да уж граф, - еще шире растянул улыбку Уоллес, - всю эту публику вы разделали под орех.
   - Под орех, дорогой Бернард, мы их разделали немногим раньше; когда они тряслись от страха и жалели, что еще находятся среди живых. А сегодня, я лишь чуточку пощипал их нервишки.
   В тени кокосовых пальм стояла целая вереница деревянных лежанок. Сестра с офицером устроились ближе к столику с напитками. Граф расположился рядом. Напоминая новичка марафонца на последних ярдах дистанции, подошла старушка Морлей. Ее дыхание походило на свист паровой машины, а трясущиеся ноги, казалось, вот-вот переломятся. Женщина не села, она рухнула на лежанку словно подкошенная. Рука мигом скользнула в дамскую сумочку: через секунду в ее пальцах уже поблескивал флакончик чего-то аптечного. Отпив несколько глотков, Морлей скривилась до невозможности, встряхнула головой, глубоко вздохнула.
   - Когда вернусь в Лондон, устрою своему доктору нагоняй; пусть выписывает что повкуснее. - Теперь черты ее морщинистого лица приняли более умиротворенный вид. - Ну и молодежь, за вами не угнаться.
   Демонстрируя свою мускулатуру, Уоллес согнул руку в локте. - Не скромничайте мэм, вы еще тоже в отличной форме.
   Женщина смущенно хихикнула, кокетливо махнула в сторону офицера ладошкой, и мгновенно обрела шарм глубокого романтизма.
   - А вы знаете, молодые люди, это мое приключение, пожалуй, самое впечатляющее событие за последние лет двадцать. Наконец-то, перечеркнув тягучее однообразие, я почувствовала, что живу.
   - Вероятно, сказывается негативный результат вашего размеренного лондонского бытия.
   - Несомненно, граф, обыденность притупляет остроту ощущений. - Морлей задумалась, но ненадолго. - И вот представьте; хоть вы меня и предупредили о том, что будет происходить на шхуне, в общих чертах, и я была, в принципе, готова ко всему... Но тот эпизод с чудовищем - это что-то!
   Ломонарес пожал плечами. - Вот видите, даже невзирая на информированность, вы все же испугались. Значит, и все остальные клиенты, которые соблаговолят заказать наши экстремальные путешествия, будут иметь аналогичную реакцию. Что доказывает: мы на правильном пути.
   Внезапно присвистнув, Уоллес с округленными глазами подскочил на лежанке. - Можете представить, мэм, какое выражение лица у вас было в тот момент. Мне потом матрос, который исполнял роль оборотня, жаловался, что у него самого, от вашего вида, по всему телу холодные мурашки прошелестели. Он с пеной у рта клялся: "Не грохнись бабуся в обморок, я б с перепугу сам дал деру из каюты".
   Все от души посмеялись. Затем граф пообещал, что когда они вернутся в замок, он непременно подарит мисс Морлей маску того чудовища: на память.
   Неожиданно на пляже появился Кортнер. Его утомленный вид бросался в глаза, и мог послужить поводом для сочувствий.
   - Что-то вы паршиво выглядите. - Сухо заметила Морлей.- Может вам лучше показаться доктору?
   - Не стоит беспокойства, мисс. Тем паче, это не есть явление физическое; скорее психологическое.
   Ломонарес с интересом наблюдал, как писатель виновато прятал взгляд. "Совесть мучает". Подумал он, а Кортнер будто прочел его мысли.
   - Я конечно виноват перед вашим отцом, господин Ломонарес.
   - А что происходит в замке? - Граф решил сразу прервать эту наболевшую, за сегодняшний день, тему.
   - Да ну их всех! - Американец был рад такому повороту. - Они там уже между собой грызутся. Такое впечатление, что эти люди, кроме интриг и скандалов, больше ни на что и не способны.
   - Это они по инерции. - С иронией сказала Мадлен. - Мой братец их так накрутил, что лондонская знать не успокоится, как минимум, до завтрашнего утра.
   - Пожалуй, они не угомонятся многим дольше. - Кортнер прилег на соседнюю лежанку с Морлей. - Вы вдумайтесь, какая слава - причем скверная - ожидает их после выхода в свет романа "Страх и люди": Если это не шутка.
   - Конечно не шутка. - Ломонарес сощурил один глаз. - А вы? Вы, мистер Кортнер, не боитесь?
   - Мне бояться просто смешно. К сожалению, я свой век почти отжил. И все, что в моей жизни было плохого - уже случилось. А книги вашей я не боюсь еще и потому, что не причинил вашему отцу какой-то серьезной обиды. Произведений Фантазмагора я не крал; вашей сестры не домогался, с работы не выгонял. А то, что не пожелал рецензировать труды никому не известного автора... - он пожал плечом. - Такие недоразумения случаются сплошь и рядом. Вернее, не так. Я хотел сказать: Америка страна свободных людей, которые вольны делать что угодно, и поступать, как им заблагорассудится. Естественно, в рамках существующего закона. Хочешь - читаешь. Не хочешь - не читаешь. Мы так воспитаны.
   - Что вы говорите! - Вскипел Уоллес. - Вот из-за такого воспитания и зарождаются трагедии. Жажда наживы, личного благополучия, и полное равнодушие к окружающим. Это для вас, чья-то рукопись, может и мелочь. А для автора, совсем напротив. Автор ждет внимания. Пусть даже справедливой критики. Но только не равнодушия. И поверьте, мистер Кортнер, если ваша страна такова изнутри; в скором времени ее ожидают серьезные неприятности.
   Посмотрев на офицера и ничего не возразив, писатель лишь тяжело вздохнул, перевел взгляд на Ломонареса. - Поверьте, сэр, я присоединился к вам не для распрей и укоров, а потому, что восхищен вашим проектом. Если ему суждено осуществиться, вас ждет колоссальный успех!
   Морлей чуть не поперхнулась очередным глотком своей горькой настойки. - Никаких если! Такая затея просто обязана воплотиться в жизнь. И вы сударь способны внести в это дело свою непосредственную лепту.
   - Я с радостью. Но как?
   - Не торопите событий. - Раздраженно отрезал граф. Он попросил сестру подать стаканчик апельсинового сока, отпил солидную порцию, вновь вернулся к разговору. - Об этом у нас будет время побеседовать в Лос-Анджелесе.
   - Как вам будет угодно... - Кортнер мялся в нерешительности. - Но мне, как человеку любознательному, так и свербит.
   Ломонарес сладко потянулся. - И на какую же тему свербит?
   - На любую! - В данный момент Кортнер походил на жадного школьника. - К примеру, граф, сознайтесь, каким образом вам так лихо удалось все устроить со смертью леди Стрейд? - Приложив пятерню к груди, он отвесил Мадлен сердечный поклон. - У меня не укладывается в голове! Там, на шхуне, мы ясно видели труп! Своими глазами видели, как матросы, упаковали тело леди в мешок, и швырнули за борт... Я понимаю; накануне, когда вы устроили для гостей показательные похороны матроса, в мешке могло быть что угодно... Но тут... прямо на глазах... С огрызком якорной цепи... - Американец воспроизвел жестикуляцию полного недоумения, и посмотрел на Мадлен. - Мисс Стрейд, я в откровенном замешательстве...
   Мадлен Стрейд улыбнулась той улыбкой, которой сводят с ума молоденькие актрисы публику. Однако в разъяснения пустился Ломонарес.
   - Мистер Кортнер, все элементарно, вы видели не настоящую Мадлен Стрейд.
   - Ка-а-ак!? - Уставился писатель на графа, как баран на новые ворота.
   - Очень просто; на палубе лежал неимоверно похожий на мою сестру макет. Муляж был изготовлен еще в Америке. Материалом послужил обычный воск, какие-то древесные смолы, резина, натуральные волосы и ногти. Кстати, глаза из горного хрусталя. Но, тут конечно важную роль сыграл эффект неожиданности, плюс чувство страха, тревоги. Возможно, в более спокойной обстановке вы бы и заподозрили подвох, но в тот миг... вряд ли. Да и папа, так старательно отгонял вас от тела.
   - С ума сойти, все так просто! - Кортнер интенсивно чесал затылок, вращал зрачками, видимо, пытаясь сообразить, как лучше сформулировать следующий вопрос.
   - И к слову, - решил граф заполнить паузу, - я намерен завтра же познакомить вас с человеком, чьи руки сотворили тот редчайший шедевр. И не только. Ведь тело псевдо Уоллеса, которое подвергли четвертованию на глазах пленников, так же было сконструировано этим талантливейшим мастером. Правда, Бернарда пришлось моделировать не из воска, а из молодой телятины.
   Уоллес открыл глаза и с отвращением фукнул: - Фу-у! Вспоминаю ту отвратительную картину, и мне делается конфузно. Натуральный кошмар.
   - Но вы, друг мой, держались молодцом.
   - Конечно, ведь этот алкоголик Барбус, перед спектаклем, влил в меня лошадиную порцию виски. И, тем не менее, когда я лежал в том мерзком ящике, а моя голова была незаметно приделана к искусственной шее двойника, в мозгах вертелась лишь одна мысль: "Только бы Тхаматан не промахнулся!!!" А когда он замахнулся своим здоровенным мечом, я думал, сердце остановилось. К счастью этот шаман мастер своего дела. Он рубанул по искусственной шее в сантиметре от моего подбородка. Но, вот когда я откинул голову назад, и закатил глаза, тут мне пришлось приложить невероятные усилия, чтобы не расхохотаться.
   Граф коротко рассмеялся. - Вот когда начало действовать виски. - И почти без паузы вернулся к теме разговора. - Этого человека мы нашли на острове Тайвань, когда в прошлом году везли в Манилу груз шерсти, кожи и кокосового волокна. Ну вы, разумеется, знаете, это находится в районе Филиппинского моря.
   - Насколько я силен в географии, сам Тайвань соседствует с Восточно-Китайским морем.
   - Превосходно, мистер Кортнер, вы правы. Все что мы подразумеваем, все находится в одном регионе. Так вот, мы как-то с отцом забрели там, в один ресторанчик; очень любопытный. В ресторане подавали блюда в виде человеческих конечностей и органов. Причем, как мясные и рыбные, так и кондитерские сладости. Между прочим, Уоллес вы помните, вы там тоже были. Еще не запамятовали нашу дегустацию соблазнительной женской ножки?
   Офицер вожделенно застонал.
   - Вот-вот, мы просто впали в изумление, от такой экзотики. Как впоследствии выяснилось, у них работал повар индус, Рахма Маруп. Мы с ним познакомились, и наш юстициарий, в процессе непродолжительных уговоров, склонил Марупа плыть с нами.
   - Ага!!! - Опять подскочил на лежанке Уоллес. - За такую сумму меня можно без труда уговорить вплавь, загонять до смерти в океане дельфина.
   - Ну-ну, Бернард, не прибедняйтесь. - В шутку погрозил пальцем граф, и Уоллес лег обратно. - В данный момент мои агенты ведут интенсивные переговоры о приобретении скромного ресторанчика в самом центре Парижа. Там-то и предстоит Марупу удивлять своим искусством Европу.
   - Да, господин Ломонарес, планы у вас солидные.
   - Обождите Смит. - Морлей захотелось что-то спросить. - Граф, вы утверждаете, что использовалась натуральная телятина?
   - Совершенно верно.
   - Одна и та же, которую подавали сегодня утром, и что подсунули пленникам в том деревянном сарае?
   - Именно так. А что вас смущает, мисс?
   - Просто я живу сравнительно долго, и всю свою жизнь не признавала никакого другого мяса кроме телятины. Я перепробовала немыслимое количество блюд из телятины. Даже пробовала сырую, вымоченную в каких-то там соусах. Но изысканность вкуса вашей телятины... граф, это что-то особенное. Такого мне пробовать не доводилось. Это что, какой-то секретный рецепт приготовления?
   - Мисс Морлей вам приходилось бывать в Японии? - Ответил Ломонарес вопросом на вопрос.
   - К сожалению нет.
   - Тогда охотно верю, что такой телятины вам еще пробовать не доводилось. Видите ли, на нашем скотоводческом ранчо крупный рогатый скот выращивают по старинному японскому методу. Представьте себе: наши телята, помимо обычных кормов, каждый день пьют пиво.
   - Пиво!? - В два голоса вскрикнули писатель и критик.
   - Да, вы не ослышались. Ежедневно каждый выпивает немножко пива, и раз в неделю фермеры парят их в парилке.
   - Черт побери! - Старушка восторженно всплеснула руками. - Ничего такого мне и слышать не доводилось.
   - А вот я о чем-то подобном читал. - Кортнер выглядел более сдержанно. - Кстати граф, вы что же, специально для этого возите с материка пиво?
   - О, мистер Кортнер, вы загнули. На острове есть небольшая пивоварня, как раз рядом с фермой. А все необходимое сырье растет на полях.
   - Да уж, не остров, а рай земной.
   Ломонарес сладко потянулся. - Вы попали в точку.
   - Вот, "попали"! - Оживилась Морлей. - Все утро думаю; что же я хотела уточнить.
   - И что же? - Спросил граф.
   - Мне вспомнился один сюжет. - Речь дамы обгоняла мысль.- Даже не сюжет... скорее... ну, в общем: как тогда объяснить тот эпизод, когда ваш боцман, кажется Хэнк, гарпуном проткнул насквозь живого человека.
   - Вот именно! - Вмешался писатель. - Ведь мы ту трагедию созерцали воочию. Погибло живое существо, человек. Даже кровь хлынула настоящая. О, граф, даже не пытайтесь нас убедить, что мы тоже видели муляж.
   - Ни в коем случае. - Спокойно отвечал Ломонарес. - Вы совершенно правы, на судне имел место факт умерщвления живого человека.
   Кортнер и Морлей немо таращились на Ломонареса в изумленном возмущении.
   - Да вы так не пугайтесь. Уверяю; ничего противозаконного.
   - Что!? - Пожилая дама подскочила на ноги; от негодования ее распирало. - Имело место натуральное убийство! Господи, какая же я наивная, что согласилась на эту авантюру! И вы еще имеете наглость заявлять - "ничего противозаконного"?
   - Мисси Морлей, - граф по-прежнему пребывал в спокойствии, - если вы успокоитесь, что я настоятельно рекомендую, и проявите хоть минимум терпения, то все поймете и со мной согласитесь. Прошу вас, выпейте апельсинового сока.
   Недовольно фыркая и отдуваясь, Морлей все же последовала предложению Ломонареса. Она взяла стакан сока, и вернулась на лежанку. Кортнер же, видимо тоже ощутил некоторую сухость во рту. Он молча встал, взял себе сок, и так же молча вернулся на место.
   - Согласитесь господа, - начал граф с запальчивым энтузиазмом, - увидеть смерть живого человека, своими глазами, в непосредственной близости, в соответствующей обстановке - зрелище впечатляющее. И для моего проекта, весьма чудесная находка. - Морлей недовольно фыркнула. - Я не оговорился, именно чудесная.
   Морлей фыркнула вторично. Теперь, осушив стакан апельсинового сока, к писателю вернулся дар речи. Нервно помигивая, заплетающимся языком, он спросил:
   - Граф, вы желаете сказать, что при каждом, вот таком вот коммерческом спектакле, намерены убивать живых людей? Безжалостно лишать жизни человека?
   - И возможно не одного. - Добил их Ломонарес окончательно. Впрочем, наблюдая полное оцепенение гостей, сжалился. - Миссис Морлей, мистер Кортнер, я вас умоляю: все не так, как вам кажется. Вы немедленно получите удовлетворяющие пояснения. И, если вам угодно; то, что я делаю, проявление гуманности и милосердия. Понимаю, понимаю! - он интуитивно уловил зреющую истерику, поэтому спешно продолжал: - Понимаю, мои слова могут показаться кощунственными, циничными, ненормальными. Но я вас уверяю, лишь на первый взгляд. Сейчас сами все поймете. В Лос-Анджелесе есть тюрьма; страшное доложу вам место. Там содержат преступников, которые всю свою жизнь только и делали, что убивали, грабили, насиловали; за это постоянно попадали за решетку; потом выходили, все повторялось; их ловили, и вновь бросали в тюрьму. Так же, в этом закрытом учреждении строгого режима, есть сектор "Б", где свои последние дни отбывают смертники. Представьте: Узник томится в темнице в ожидании конца. Он боится. Он страдает. Он мучается. Человек, хоть он и преступник, претерпевает немыслимый страх. А когда к нему в камеру входит священник, обреченный понимает, что скоро произойдет. Так вот, я заключил контракт с федеральной службой штата. Опуская все мелочи, изложу суть: Я беру на себя заботу об осужденном, и саму казнь. Точнее - ее исполнение. Чем, к вашему сведенью, сокращаю расходы тюрьмы, и продлеваю человеку жизнь. И, в отличие от тамошних условий, у меня узник не знает когда умрет; до последней минуты. А я, со своей стороны, даю ему гарантию, что лишение жизни произойдет неожиданно и быстро. Да что там говорить! Дополнительно ко всему сказанному; в глубине души преступники надеются на побег. Но сами понимаете, в открытом океане...
   - А этот, которого вы казнили, его за что приговорили?
   - О, мистер Кортнер, тот негодяй успел четыре раза побывать за решеткой. Но пятый раз должен был стать последним. Собственно, уже стал. Убиенный был редчайшим чудовищем. Он вырезал две семьи в Сакраменто, и при задержании, в Сан-Диего, заколол вилами помощника шерифа. Представляете, в Сакраменто, в один день, пятеро взрослых и четверо детей. Они, видите ли, скверно с ним обошлись.
   Американец скривился. Он вспомнил, как тот верзила, с огромным ножом, мчался прямо на них.
   - Ну что, теперь вы переменили свое мнение по этому поводу? - Оппоненты пока упорно молчали. - И к слову: Там, в тюрьме, убийца сам, охотно согласился на эксперимент. Он признался, что для него лучше встретить смерть в открытом океане, под солнцем, нежели в застенках душной камеры.
   Морлей напряженно вздохнула. - Честно говоря, я пока воздержусь от комментариев. Чтобы переварить услышанное, лично мне нужно время.
   - А я вам вот что скажу: - Отозвался Кортнер. - Вы граф, либо человек неслыханно умный, либо несказанно сумасшедший.
   - Скорее и то и другое! - Весело рассмеялась Мадлен. Она схватила полусонного Уоллеса за руку. - Бернард я хочу купаться.
   Все проводили взглядами парочку. Ломонарес немного полюбовался, как весело плескались сестра с офицером, затем перевернулся на бок. Морлей с Кортнером сидели молча.
   - Ну что, господин писатель, может вас интересуют еще какие подробности?
   Кортнер уже открыл рот, но Морлей его остановила.
   - Одну минуту мистер Кортнер. - Она посмотрела на Ломонареса.- А, как вы отчитываетесь?
   - Вы о чем? - Не понял граф.
   - Я имею в виду в тюрьме. Вы забираете из тюрьмы преступника, обещаете его казнить, но, вдруг вы его просто отпустите?
   - Теперь я понял ваш вопрос. - Ломонарес провел ребром ладони по шее. - По возвращении, я обязан предъявить начальнику тюрьмы его голову. Рахма Маруп ее уже надлежащим образом законсервировал.
   Морлей ощутила легкое головокружение. Она достала из сумочки веер, и принялась интенсивно обмахиваться.
   - Итак, мистер Кортнер, что вы хотели спросить?
   - По чести признаться, меня интересует буквально все: профессиональная любознательность.
   - Ну-ну, смелее.
   - Хотя бы вот, к примеру: Когда утром мы обнаружили дезертирство команды, куда все подевались? В открытом-то океане. Они что, действительно уплыли на лодках?
   Граф рассмеялся. - Конечно же, нет! Я не мог пойти на такой рискованный шаг. На шхуне оставались гражданские лица, и случись, например, шторм... Вы меня понимаете?
   Морлей передернула плечами. - Представляете, мистер Кортнер, мне пришлось со всей командой прозябать в отвратительном, потайном, темном, крайне неуютном трюме. А какой там был запах! - Старушка сморщилась так отчаянно, что сделалась похожей на сушеный урюк.
   - Конечно, я не отрицаю, пока еще есть некоторые недоработки. Но, что вы хотите, первый раз сложно все предусмотреть. Впоследствии, естественно, мы примем надлежащие меры для комфортабельности. А потайной трюм действительно существует. Он располагается в нижнем кормовом отсеке, непосредственно под гостевыми каютами. А чтобы при хождении пассажиры не ощущали под ногами подозрительную пустоту, под дерево обшивки был проложен листовой свинец.
   - Господин Ломонарес, а кого я той ночью встретил возле кают-компании? Ох, и перепугался я тогда!
   Морлей неожиданно рассмеялась. - То был один из матросов. В потайной каюте было невыносимо тяжело дышать, я почувствовала, что начинается приступ удушья. В кают-компании есть аптечка, она висит на стене, между гобеленом и зеркалом. Вот я и попросила одного из матросов аккуратненько сходить и принести мне порошок нафзипола: я ним частенько пользуюсь. Он вернулся чернее тучи. Говорит, мол, все, граф меня прибьет, я чуть не провалил все дело. Меня заметил американец. - Она погрозила Ломонаресу пальцем. - Вы уж его не ругайте; это все из-за меня.
   - И в мыслях не было. - Граф вжал голову в плечи. - Я даже выплачу ему премию за сообразительность. Так лихо сыграть привидение... Да плюс тот всплеск. Когда Андре Моррэль - это его имя - вышел на палубу, он увидел пустой ящик и швырнул его за борт. - Он игриво подмигнул писателю. - Согласитесь, призрак Кортнера получился супер. Отец обязательно внесет этот сюжет в книгу.
   - Ну, да бог с ним. - Отмахнулся писатель. - Мне вот любопытен ваш корабль.
   - Чем же?
   - Вы говорите шхуна, а мачты такие высокие, как на корвете.
   - Шхуна делалась под заказ. В ней много несоответствий. Однако, благодаря нашим парусам, корабль делает семнадцать узлов. Без паровой машины шхуну практически невозможно догнать. "Святой призрак" скользит по волнам с быстротой соображения.
   Заметив, что американец опять вознамерился что-то спросить, Ломонарес оставил поэтические сравнения.
   - Что еще, мистер Кортнер?
   - А лодки, куда вы их дели?
   - Спасательные боты были фальшивые. Но сделаны отменно, визуально их не отличишь от настоящих. Прежде чем укрыться в потайном трюме матросы попросту утопили всю эту бутафорию в океане.
   Казалось, Кортнер прикидывал в голове все за и против, все плюсы и минусы. Он соображал, во что все это могло обойтись.
   - Согласен мистер Кортнер, удовольствие состоялось дорогущее. - Ломонарес без труда прочел мысли писателя. - Знаю я вашу американскую расчетливость: все-то вы любите считать, все прикидывать.
   Старик тайком улыбнулся, одними глазами.- Однако граф, я не возьму в толк.
   - Минуточку, мистер Кортнер. - Теперь старушка имела более умиротворенный облик: От былых волнений не осталось и следа. - Я вот тоже не возьму в толк: Зачем вам, с вашим внезапным состоянием, приобретать еще и этот остров? Все эти мороки с покупкой, с дикарями... Нет, конечно, я понимаю, издательство во Франции, ресторан с экзотическими блюдами... Но остров? К чему лишние хлопоты? Жили бы себе в замке отца, в смысле Бергану, и одновременно являлись бы владельцем нескольких доходных предприятий.
   Говоря о приоритетах, пожилая дама неотрывно следила за плещущейся парой.
   - В определенном смысле вы правы. - Вытянувшись на лежанке во весь рост, забросив руки за голову, Ломонарес сладко зевнул. - Но, такое обывательское мнение пригодно лишь для ленивого, мыслящего стандартными мерками человека.
   Со стороны можно было принять сие изречение за надменный тон. Однако наследник знатного рода излагался спокойно, уверенно, совершенно не умоляя достоинств собеседников. А констатация личных умозаключений не выказывала превосходства или едкости.
   - В основном я руководствовался не всеобщей схемой жизнеобустройства и вложения капитала, а совершенно индивидуальной позицией; в известном отношении. Мне показалось - это мои личные критерии - что вклиниться в уже кем-то занятое русло, гораздо сложнее и опаснее, нежели проторить, то бишь организовать, свое собственное. В данном случае с островом, а главное, с доходом, получаемым от владений благодатными землями. Теперь это моя колея. И я, как человек стезю накатавший, являюсь не то, чтобы первопроходцем в этом направлении, но самостоятельным хозяином лично мной намеченного процветания и благополучия.
   - А цель? - Отозвался со своей лежанки Кортнер. - Какая цель, выгода?
   - Первое время, после приобретения шхуны, мы с отцом много путешествовали. Знаете, как говорят - прорвало. Нам посчастливилось избороздить весь Тихий океан. Но больше всего мне понравилось ходить под парусами в районе Микронезии. Вы, мистер Кортнер, с вашими географическими познаниями, должно быть осведомлены. Это где межпассатное течение омывает Каролинские острова. Там же, поблизости, находятся острова Гилберта, а так же Полинезийский архипелаг. О, Боже правый, какая там природа! Флора и фауна шокируют сознание своим великолепием. На упомянутых островах демографирует грандиозное количество туземных племен. Тамошние аборигены живут своими неписаными законами и весьма довольны таким течением, вполне сносного существования. Мы с отцом даже подумывали обосноваться на одном из таких райских уголков океана. Но вот однажды: мы тогда только покинули Австралию и намеревались посетить остров Новая Гвинея. Так вот на этой, кстати сказать, впечатляющей земле мы наткнулись на племя Тобамбур. Это было мирное собрание крестьян, культивирующих в основном земледелие и рыбную ловлю. Однако, увы, их численность катастрофически уменьшалась, так как по соседству обитало, вернее, паразитировало, другое, воинствующее племя каннибалов. Эта кучка уродов, в моральном толковании, не занималась ничем иным кроме разбоя и грабежа. А главное, варвары отлавливали и съедали тобамбурийцев. Их варварские набеги приводили мирных крестьян в ужас и отчаянье. Мы подружились с вождем Барбусом и племенным гуру Тхаматаном и предложили свою помощь. Они с радостью приняли наше предложение. Но достать агрессора оказалось крайне проблематично, практически невозможно. Конечно, людоеды были местными, идеально приспособленными к тем условиям ландшафта воинами. Впрочем, нам удалось хорошенько припугнуть дикарей, загнав далеко вглубь острова и существенно проредив их ряды. Правда и мы понесли некоторые потери: мерзавцы оказались весьма хитрыми и меткими стрелками из лука.
   На обратном пути в Лос-Анджелес, Уоллес вел шхуну параллельно межпассатному противотечению, оно начинается возле Гвинеи. На вторые сутки мы угодили в страшный шторм. Весь день и всю ночь корабль швыряло так, что мы уже молились за спасение наших душ. Как вдруг, утром четвертого дня, "Святой призрак" очутился у берегов неизвестного острова. Мы никогда о нем не слышали, поэтому решили немедленно познакомиться с новой землей. К тому времени буря утихла, и мы смогли на вельботах беспрепятственно подойти к скалистому берегу: недалеко от того места, где горный хребет спускается к океану. В первые часы знакомства с островом, создавалась иллюзия, что он необитаем. Но позднее, наша экспедиция наткнулась на брошенные хижины аборигенов. А еще спустя сутки, эти самые коренные жители, прятавшиеся в гранитной пещере, сами нас нашли. Дикари в слезах стали нас о чем-то просить. К счастью с нами был корабельный кок Бадну, который сам был уроженцем Галапагосских островов. Вот он-то более менее сносно и послужил для нас переводчиком. От аборигенов мы узнали, что на острове, невесть откуда, несколько месяцев назад появилось чудовище; по описаниям похожее на оборотня: Они прозвали его Гимафер. Островитяне утверждали, что в прибрежных водах, во время немыслимого урагана, произошло нечто страшное и странное. Будто бы океан разверз свои воды и вот в эту огромную дыру, прямо с нависшей свинцовой громады ударила молния; причем без грома! Странно, не правда ли? Электрический разряд без соответствующего озвучивания. Затем еще одна, и еще... Такая неестественная бомбардировка длилась до тех пор, пока внезапно, как по мановению волшебной палочки, все стихло. Небо вновь стало чистым, тучи расползлись в разные стороны, а тьма и шквал исчезли без следа: Причем: все это в считанные минуты. Аборигены вышли на берег поблагодарить богов за избавление от жуткого катаклизма. Но вдруг, в недоумении заметили, что у воды стоит человек. Он был белым, с длинными светлыми волосами и очень отвратительным, злым лицом: От него веяло страхом и бедой. Однако видимо на всякий случай, жители поприветствовали гостя. В ответ на это чужак блеснул зелеными звериными глазами, и зловещим голосом принялся нести непонятную околесицу, очень похожую на заклинание. Естественно, люди забеспокоились. Слова пришельца действовали на них как-то ненормально, выворачивали сознание наружу. Спустя несколько минут такой абракадабры, все стали ощущать дикую головную боль, тошноту. Никто, разумеется, не мог понять причину такого явления. В припадке истерики один из воинов схватил свой лук и выпустил стрелу в страшного незнакомца: стрела вонзилась тому в грудь. Но, вот чудеса; белый человек безобразно улыбнулся, без малейших страданий вырвал из тела стрелу, и с чудовищным ревом скрылся в самых непролазных дебрях острова. Причем, как утверждали аборигены, бежал тот человек так, как не под силу самому прыткому оленю. Понятное дело, жители острова впали в бескрайнее изумление. И хотя головная боль и тошнота исчезли, вместе с неведомым существом, все же страх и волнение в душах бурлили. Ведь до этого, островитяне еще ни разу не видели человека с белой кожей, светлыми волосами, стрела в сердце ему не вредит, и бегает он со скоростью ветра. Само собой напрашивался вывод: На остров снизошло некое божество! Все возликовали. Шаман затеял оргию с жертвоприношениями. До поздней ночи все население острова веселилось, молилось, вместе с шаманом впадало в транс, и так далее. А на утро дикари обнаружили бесследную пропажу двух женщин и одного мужчины. Этим мужчиной, кстати, был тот самый стрелок, ранивший на побережье незнакомца, и его жены. Естественно, шаман толковал это так: Если мы приносим жертву богам, значит, того требуют боги. А значит, исчезнувшие люди и есть жертва богу, которую он сам себе выбрал. А на следующий день, на острове объявился огромный, размерами с быка, волк. Но, что самое жуткое: у того волка были рога. Представляете!? Монстр свирепствовал исключительно по ночам. Он разрывал на части всех, кого удавалось настичь, не щадя даже детей. Воины племени оказались бессильны, ибо убить монстра не удавалось никаким оружием. А хитрые ловушки и ямы волчара обходил так, будто знал о них заранее. В результате, от всего многочисленного племени осталась лишь незначительная горстка запуганных, затравленных островитян. Увидев нас, белых людей, они наивно решили, что мы тоже боги, но добрые: прибыли на остров за своим товарищем. Стоя на коленях, со слезами на глазах дикари умоляли нас остановить злого бога.
   Мы, конечно, про рогатого волка, размерами с быка, сразу не поверили. Но наш кок - по совместительству переводчик - Бадну, высказал возможную реальность появления на острове оборотня. В качестве аргумента Бадну рассказал реальную историю, о давних событиях на Галапагосах. Однажды, на острове объявился чудовищный волк, по описаниям очень похожий на этого. Про наличие рогов Бадну не помнил, но точно помнил, что монстр нападал исключительно на людей, и только по ночам. А так же, как в данном случае, тот зверь был абсолютно неуловим. Кровавый ад длился до тех пор, пока один их европейских поселенцев, отважился убить чудовище копьем с серебряным наконечником. При этой беседе присутствовал Уоллес. Он подтвердил, что в некоторых старинных трактатах про ликантропию, читал упоминание о серебряных пулях. На тот момент таких пуль у нас не было, зато в моей каюте имелись серебряные столовые приборы. Таким образом, из четырех ножей, один из аборигенов без труда смастерил стрелы с серебряными наконечниками, и мы сразу отправились на поиски чудовища.
   - Брр, прямо мороз по коже. - Морлей интенсивно растирала плечи.
   - В принципе, ничего сверх страшного в тот день с нами не приключилось. Хотя, мистическая необычность дальнейших событий была налицо. Мы около трех часов блуждали по джунглям, как вдруг, в непролазной чаще, в центре маленькой полянки, наткнулись на подозрительную хижину. Это случилось на склоне горы, куда мы пробрались по едва приметной звериной тропе. Примитивное строение стояло со всех сторон заросшее самшитом, колючим голакантом и папоротником. Хижина оказалась пуста. Обследуя ее мы не нашли ни единого напоминания о человеческом присутствии: впрочем, присутствии живых людей. Да-да, так будет правильно, ибо в дальнем углу имелось впечатляющее захламление человеческих черепов. И черепа эти выглядели так, словно неделю пролежали на большом муравейнике - отполированные до блеска. А в остальном, сиротели только голые стены, крыша из хвороста и листьев, да соломенная подстилка на земляном полу. И еще интересная деталь: Ни перед хижиной, ни вообще поблизости не было костей или других останков человеческой плоти. Понимаете? Гора черепов есть, а остального нет. Впрочем, в тот момент мы этим сильно не заморачивались. Мы поняли, что нашли логово зверя, и теперь оставалось ждать. А! Кстати, чуть не забыл: В хижине, на одной из стен, нами был обнаружен деревянный идол. Из большого, примерно двухметрового куска бревна, неизвестный умелец вырезал что-то вроде языческого тотема. Полукозлиная-полусобачья пасть, длинные кривые зубы, узкий длинный язык свисал из пасти как язык жирафа, козлиные рога зловеще торчали в нашу сторону. Но, пожалуй, самым необыкновенным элементом, были глаза - в полумраке они горели как два больших зеленых изумруда. Увидев это, Бадну сразу остолбенел, а после начал пятиться на негнущихся ногах к выходу. Когда мы поинтересовались о причине его поведения, кок пролепетал: "Страх пожирает меня изнутри! Глаза тотема за мной следят! Они живые!" От этих слов мне даже сделалось чуточку не по себе. Но Уоллес, не страдающий чрезмерной впечатлительность, поднял на смех его слова. Он даже вознамерился снять со стены идола, как вдруг, где-то в глубине чащи послышались настораживающие шорохи. Мы мигом покинули избушку, разделились на две группы. Одну группу возглавил я; вторую Уоллес. Две стрелы были у Бадну - он сознался, что неплохо владеет луком. Остальные две стрелы мы отдали тому аборигену, который их смастерил, а впоследствии согласился стать проводником. Затаившись в густых зарослях, по обе стороны поляны, мы принялись ждать. Подозрительных звуков из чащи больше не доносилось. Время тянулось мучительно долго. Ожидание казалось невыносимо томительным. Мы ожидали появления чудовища из джунглей. Мы даже начинали подумывать, что спугнули его своими голосами, и сегодня оно к хижине не придет. И вдруг, стряслось непредвиденное! Когда практически стемнело, лишь тусклое грязно-синее небо еще блекло отсвечивало лучами сошедшего за горизонт солнца: огромный волк с козлиными рогами возник на пороге избушки! Он появился изнутри, сверкнул чудовищным блеском зеленых глаз, и опрометью бросился в кусты. И заметьте, он не бросился бежать, он прыгнул именно туда, где прятался тот абориген-проводник, с луком и стрелами. Создавалось впечатление, что монстр заранее знал, где его добыча. Первые секунды, откровенно говоря, мы растерялись. Но этого ничтожно малого времени чудовищу хватило: проводник даже не успел прицелиться, как оборотень оторвал несчастному голову. Мало того, он уже приготовился к прыжку второму, именно туда, где прятался Уоллес!
   От напряжения Морлей вся скукожилась, обхватила щеки ладонями, и раскрыла рот, как для крика. А седовласый писатель, выпучив глаза, застыл что мумия.
   - Но к счастью, - продолжал Ломонарес, - меткий Бадну вовремя пришел в себя, коротко прицелился, и пронзил исчадие ада в самое сердце. Такого душераздирающего рева, господа, я не слышал ни разу в жизни: Сам ужас фонтанировал из глотки чудовища. Оборотень корчился на опавших листьях и ревел. Ревел так жутко, что волосы шевелились на головах, и стыла кровь. Он еще некоторое время боролся за свою жизнь, а после... Честно говоря, мы даже не сообразили сути происходящего. Огромный волк, с неестественной мордой и парадоксальными рогами, за одну секунду, прямо на наших глазах, превратился в голого, белого человека! Единственное, что напоминало нам про оборотня, блеск его изумрудных глаз. И вообще, вся та метаморфоза походила на искусный цирковой трюк. Знаете, как иллюзионист, путем отвода глаз, дурачит доверчивую публику. Но мы были не в цирке, поэтому можете себе представить наши физиономии. А монстр, тем временем, был еще жив; хотя стрела продолжала торчать в сердце. Извиваясь в предсмертных конвульсиях, прежде чем испустить последний дух, он успел сказать. Как для нас, то была бессмысленная тарабарщина. Но, все тот же Бадну, трясясь от страха и все больше бледнея, сумел перевести некоторые фразы. Как выяснилось, монстр говорил на языке Южно Африканских племен каннибалов. А сказал он примерно следующее: Во-первых, он что-то мямлил про ликантропию и про пир Тримальхиона. Затем сказал: Дьявол способен превращать людей в животных, только в их воображении. И, якобы мы, совершив убийство помазанника дьявола, освободили себя от поддельного воображения, и получили возможность лицезреть его подлинный облик. Но, в тоже время, мы обрекли себя на неминуемое низвержение в ад. И он, - монстр имел в виду себя - именно он послужит тем Хароном, который как поводырь увлечет за собой паству в ад. Затем он пообещал скоро вернуться, и сдох.
   - Да уж, - Морлей с чувством почесала лоб, - нелепица, конечно, несусветная. Впрочем, напоминает пророчество.
   Американец теперь прилег на лежанке, и спросил: - Что же дальше, вы забрали того идола со стены?
   Граф состроил мину беспросветной таинственности. - Представьте себе, его там не оказалось... А касательно приключения... собственно, все. Когда убедились, что оборотень мертв, мы зарыли его там же, на поляне, под деревом граба. После этого разрушили логово, и вернулись на побережье.
   - Лучше бы вы его непременно сожгли... - Тихо изрекла Морлей, задумчиво рассматривая горизонт.
   - Что вы сказали?
   Голос Ломонареса вернул даму в реальность: Она посмотрела на него и скромно улыбнулась. - Мне невольно подумалось, что лучше было его тело предать огню. Не зря же средневековые инквизиторы сжигали ведьм. Ну, да Бог с ним. Лучше поведайте, что было дальше? Вы так интересно рассказываете...
   Ломонарес довольно улыбнулся. - А дальше, меня посетила сногсшибательная идея!
   - Боже... Граф! - Казалось, на Кортнера снизошло озарение. - Вы не представляете! Немыслимое совпадение! До меня только сейчас дошло! В одном из своих романов, "Питтсбургский фантом", я описывал совершенно идентичную историю. Невероятно! Я сочинил то, что спустя несколько лет произошло на самом деле. - Тут он приложил пятерню к груди; сменив всплеск восторга на извинительный тон. - Прошу прощения, что перебил.
   - Оставьте, мистер Кортнер. - Ломонарес ничуть не смутился. - Чем же закончилась ваша история?
   Американец медленно перевел стеклянный, обескураженный взгляд на Морлей. - В конце... все погибли...
   С минуту люди пребывали в безмолвном напряжении. Но Ломонарес быстро нашелся.
   - Мистер Кортнер, мне известен трагизм вашего стиля. Вот только финал нашего сюжета будет далек от драматизма, так как отец, в свою историю, заложил счастливый, а главное, справедливый конец. - Теперь лицо графа скопировало облик полководца победителя. - С вашего позволения, я продолжу: Незамедлительно после тех событий мы взяли обратный курс на Новую Гвинею. И знаете, что произошло? В результате продуктивных переговоров с Барбусом, нами было достигнуто соглашение о переправке на шхуне всех уцелевших от набегов каннибалов тобамбурийцев на этот остров. "Святой призрак", в принципе не отличается чрезмерно большим водоизмещением, и нам на борт еще не приходилось брать столько народу. Корабль был критически перегружен. С божьей помощью нам посчастливилось не попасть в шторм, иначе произошла бы непоправимая трагедия. А так, все обошлось благополучно, и за два рейса "Святой призрак" транспортировал сюда всех туземцев до единого.
   Затем, мы с отцом посетили австралийский Сидней, где утрясли с властями некоторые юридические нюансы нашего тут проживания. И хотя мне пришлось выложить кругленькую сумму в казну Австралии, а так же ежегодно выплачивать солидный налог, все же игра стоит свеч.
   Кортнер непонимающе пожал плечами. - Но какой смысл проявлять такую трогательную заботу о стаде безмозглых дикарей?
   - Вот тут-то и сыграла роль американская предприимчивость. Все-таки, прожив некоторое время в вашей стране, я кое-чему научился. Ведь, по сути, этот клочок земли, с его природным потенциалом, является золотой жилой. Первое время один только гранит принес весьма ощутимое подспорье в начинающейся коммерческой эпопее. А сельскохозяйственные угодия? Я снабжаю большую часть Тихоокеанского побережья Америки дешевым кофе, какао, плодами манго, кокоса, банана. Разумеется, дешевыми для меня. А животноводчество? Высококачественной кожи и овечьей шерсти, мы в год реализуем на Тайване, на добрую сотню тысяч долларов. И это еще не упоминалось кокосовое волокно, виноградные вина и чай. В данный момент мои солиситоры форсируют обширные негоциации по этим вопросам, с купечеством северных районов России. Ну и, само собой разумеется, все вышеупомянутые блага производятся руками тобамбурийцев. Теперь оба племени смешались, но и те и другие нам безмерно благодарны. Одни: за избавление от людоедов. Другие: за избавление от чудовища. Однако сие ни в коей мере не означает, что я их варварски эксплуатирую. Боже упаси! Спасенные от гибели люди имеют все, что хотят. А главное, сытую, спокойную жизнь и уверенность в завтрашнем дне. Согласитесь, не так уж и мало. Я даже предлагал каждой семье обзавестись, почти таким же домом, как у вождя. Только островитяне не привыкли к такому быту. Для них привычнее их бамбуковые хижины. К тому же у племени существуют свои законы и принципы.
   - Вот вы граф заговорили о домах. - Кортнер не скрывал своей писательской любознательности. - Конечно, я не берусь критиковать ваш монументальный шедевр зодчества, но согласитесь: гранитный замок расположен в довольно экзотическом для строительства месте. И это каменное плато, которое нависает в ста футах над ущельем... Вы не боитесь, что под тяжестью замка оно, рано или поздно, рухнет.
   - Нет, мистер Кортнер. Соответствующие расчеты делали инженеры архитекторы с мировыми именами. Вы знаете кто такой Карл фон Шенна?
   Американец задумчиво завращал зрачками, а Морлей с пониманием покивала.
   - Да граф, я с вами согласна, этот немец лучший из лучших.
   Кортнер опять заерзал на месте. - Собственно говоря, я не силен в архитектурных особенностях. А вот внутреннее благоустройство, меня поразило.
   - Что конкретно?
   Кортнер на секунду закатил глаза под лоб. - ... Да вот, хотя бы горячая вода.
   - Все очень просто. С тыльной стороны здания, на уровне крыши находится вполне вместительный, металлический резервуар. В него, по такой же металлической трубе подается вода, прямиком из бьющего на склоне горы ключа: он зарождается несколькими метрами выше конька кровли. Крышку резервуара, один мой знакомый инженер-механик из Америки, смастерил из двояковыпуклого стекла, внутри которого жидкость. Впрочем, и само стекло не простое, оно выполнено по принципу увеличительной лупы. Вы, должно быть, знаете, если правильно поймать и сфокусировать таким прибором солнечные лучи, можно запросто поджечь, скажем, солому или бумагу. Кстати, этот - по тем временам фантастический - способ был описан знаменитым Верном. Вот мне и пришло в голову: Почему бы не попытаться нагреть воду? Слава Богу, солнца на острове с избытком.
   Ломонаресу нравилось хвастать своими достижениями. Граф еще с минуту ждал новых вопросов. Гости задумчиво молчали. И он не выдержал.
   - Хотя, лично мне, нравится другое изобретение. Я придумал холодильную камеру, чтобы продукты не портились.
   Кортнер настороженно приподнялся на одном локте, сощурил уголки глаз, потряс пальцем у виска.
   - Уж не имеете ли вы в виду, ту странную кладовку, в которой, почему-то, очень прохладно?
   - Э! Значит вы успели, познакомиться с моим новшеством?
   - Если это то, что вы имеете в виду - да. Ах, граф, вспомните же. Ведь мы с вами и вашим отцом вместе доставали из кладовки окорок, сыр... какие-то консервы. Я даже, помню, удивился: Почему там так холодно. Скорей же просветите, каким образом это достигается?
   - Вот! В этом вся суть! - Ломонарес поднял над головой пятерню с таким видом, будто собирается давать присягу перед рыцарским орденом. - Дело в том, что сразу за забором, с той стороны, где он проходит у самого склона горы, существует еще один, маленький родничок. Раньше он стекал прямо на плато. Поэтому, чтобы начать строительство, необходимо было отвести воду в сторону. Рабочие так и сделали. Они вставили в землю трубу и сконструировали элементарный сток по желобам, направив его к северному краю плато. Тогда вода лилась прямо в ущелье. Но когда строительство было завершено; когда рабочие устроили водоснабжение ванных комнат и кухни; когда смонтировали слив нечистот в отстойник у подножия горы; меня посетила гениальная идея. Ведь если с помощью всевозможных трубопроводов, реально наладить систему сложного водоснабжения, то почему нельзя пойти дальше? Вы, мистер Кортнер, не обратили внимания на тонкие медные трубки, которыми в виде змейки опутаны все три стены той - как вы выразились - кладовки?
   Американец призадумался. - Что-то припоминаю... но, если откровенно, поймите правильно: в ту смутную минуту было не до этого.
   - Я вас понимаю. Но змеевик вы все же заметили? - Писатель утвердительно кивну. - Так вот, к вашему сведенью, по тем трубочкам, и днем и ночью, непрерывно, течет ледяная родниковая вода.
   - То есть... - прикрыв рот пальцами, Морлей икнула. - Как это?
   - Элементарно. Вода самотеком втекает по основной трубе вверх змеевика, проделывает все существующие повороты и изгибы, а затем, из нижнего патрубка втекает в ту трубу, которая исполняет роль слива нечистот. Теперь дальше: Расстояние между родником и холодильной камерой ничтожное, вода нагреваться не успевает, что обеспечивает постоянную холодность трубочек. Сама камера сложена из гранитных блоков. Гранит, сам по себе камень холодный. Поэтому, если не оставлять на долго дверцу камеры открытой, там регулярно поддерживается низкая температура; и продукты, соответственно, лучше хранятся.
   Кортнер пребывал в восторге. - А еще говорят, мол, все гениальное просто. Какая уж тут простота. Я бы до такого в жизни не додумался.
   Офицер и начинающая актриса подошли к лежанкам. Мокрые, радостные, возбужденные, они смеялись, и друг друга подначивали.
   -Ты представляешь Альфред, - щебетала сквозь смех Мадлен, - этот обжора хотел меня утопить. - Она показала Уоллесу язык.
   - Ой, ябеда: всего-то, разок ущипнул за пятку.- С фальшивой обиженностью пролебезил Уоллес и потянулся за полотенцем.
   Ломонарес улыбнулся. - А почему обжора?
   - Да он же, небось, только и думает про телячьи отбивные. Даже купаться больше не захотел: устал он, видите ли.
   В этот момент, набросив на голову большое махровое полотенце, Уоллес яростно вытирал мокрые волосы, при этом задорно покряхтывая. Вероятно, последних слов Мадлен он не слышал. Завершив процедуру, офицер выглянул из-под полотенца, посмотрел на Ломонареса, подмигнул.
   - Успеть бы в замок, к обеду.
   И его смешное лицо, и торчащие дыбом волосы, и эта фраза... - Все шумно расхохотались.
  
   На обратном пути, шествуя с графом под ручку, мисс Морлей проявила немало любопытства. До этого, в основном Кортнер сыпал вопросами, но теперь, старушку словно прорвало. В частности граф поведал, как им удалось фальсифицировать ощущение того, что судно действительно попало в гигантский водоворот. Этим они обязаны все тому же повару индусу. На основе каких-то индийских трав с наркотическими и галлюциногенными действиями, а также в сочетании с травой эфедры и дурманом, Маруп ухитряется заваривать чай особого свойства. Причем человек употребивший такое зелье начинает осознавать то, что ему внушают посторонние. Даже не просто примитивно сознавать, а вдобавок видеть то, чего он боится или чем его пугают. Затем, миновав полчаса навязанных фантазий, срабатывает снотворное, которое присутствует в отваре как главное составляющее и, человек отключается максимум часов на десять.
   Обратная дорога оказалась гораздо короче. Скорее всего, вследствие интенсивной увлекательной беседы, путники не заметили, как добрались до подножия каменной лестницы ведущей к замку. Ломонарес остановился. Он обратил внимание, как тяжко было штурмовать крутой подъем пожилой даме, поэтому скомандовал устроить привал.
   - Эх, мисс Морлей, жаль вы не видели выражения лица Генри Кармайна, когда тот узрел в моих руках рубиновое ожерелье своей супруги. По моему распоряжению Бобби - вы его знаете - заранее подбросил драгоценность вот за этот камень. - Граф водрузил ногу на валун. - Я думал от радости, ополоумевший Генри свихнется.
   - А кстати! - Внезапная реплика, весь путь молчаливого Кармайна, стала неожиданностью. - Господин Ломонарес, но каким образом вам удалось уговорить миссис Кармайн сыграть свою роль? Впрочем, и Генри тоже.
   Ломонарес простелил на первую ступень полотенце, предложил дамам присесть.
   - Дело в том, мистер Кортнер, когда по сценарию Алиса Кармайн исчезала из сюжета, нам довелось посвятить даму в реальность. То есть, именно в то, что все живы, что это спланированный безобидный фарс, что для нее уже все закончилось, что с ее обожаемым супругом более ничего плохого не случится. Думаю, нет смысла описывать степень ее радости в связи с подобными известиями. А затем, опять же по задумке отца, я попросил миссис Кармайн нам немножко подыграть: сцена с ее ожившим трупом получилась на славу. Безусловно, на радостях, Алиса была готова на все. Аналогично же и сам Генри, когда в шоковом состоянии страдал в одной из комнат от горя. Вы представьте, полчаса назад своими глазами видел голову супруги; и вдруг бац, она живая и здоровая входит к нему в опочивальню... Да от радости он был готов хоть голышом скакать пред досточтимой аудиторией. Кармайн не колеблясь, согласился подняться на чердак. Там, в специально оборудованной комнате, его уже ждал наш выдающийся кулинар, и по совместительству гример Рахма Маруп. - Граф заметил, как американец раскрыл рот для очередного вопроса и, предугадав его, быстро ответил: - Именно, мистер Кортнер, тот замок на люке был бутафорский. А если бы вы тогда поднялись на чердак, то имели реальные шансы своим открытием поломать нам всю игру.
   Граф чуть приспустил тяжелые веки, поднял массивный подбородок, задумчиво уставился на плывущие в дали облака.
   - Но подозреваю: раскрой я тогда планы про их дальнейшую горькую славу; про желание издать роман с их нелицеприятным участием... Вряд ли бы они согласились подыграть. - Он перевел усталый взгляд на Морлей. - Но эту новость, им суждено было постичь лишь сегодня за ужином: как, и предусматривает сценарий.
   Та кивнула. - Не вижу мотивов для возражений.
   В следующую секунду на тропинке показался боцман Хэнк. Уоллес, как старший по званию, сразу принял официальный тон.
   - Хэнк в чем дело? Я же распорядился; чтобы ни сегодня, ни завтра в этой части острова не было ни команды, ни местных.
   - Прошу прощения, сэр. - Он раздувал румяные щеки и смахивал со лба испарину. - Сэр, тут такое дело... Рукарбо пропал.
   Уоллес норовисто воткнул руки в боки. - Что значит пропал?
   Боцман продолжал шумно отдуваться. - Понимаете, сэр, сегодня утром, по здешним обычаям, как вы сами знаете...
   - Хэнк, мне не нужно тут зачитывать "конституцию" аборигенов! - Уоллес начинал злиться. - Я спросил: "Что значит пропал"?
   Боцман виновато потупил взор. - Но сэр, уже вторая половина дня, а будущий папаша еще не объявился в деревне. Даже курьер, хромой Майнейбл пришел два часа тому назад, сэр. - Он смял бескозырку и вытер ней потное лицо. - А еще, сэр, этот Майнейбл утверждает, что на склоне горы, когда возвращался, слышал тот ужасный рев...
   - Хэнк! - Внезапно и резко прервал его Ломонарес. - Не стоит так опрометчиво доверять выжившему из ума калеке.
   - Сэр, но он клянется! Ваш отец, Антонио Ломонарес приказал...
   - Довольно! - Граф сказал, как отрезал. - Рукарбо мы не видели ни здесь, ни на пляже. Так что ступайте, продолжайте выполнять распоряжение отца.
   Козырнув, боцман удалился.
   Наблюдая, как Ломонарес с Уоллесом напряженно смотрят друг на друга, Морлей заволновалась.
   - Господа, я надеюсь, у нас нет причин для тревоги?
   - Помилуйте миссис Морлей! - Граф лучезарно улыбнулся старушке. - Эксцессы местного масштаба никакого отношения к проекту не имеют.
   - Очень справедливо. - Поддакнул Уоллес. - Не пойму, с чего вдруг, Антонио Ломонарес затеял панику? Вот же, граф, вспомните: В прошлом году, когда брат вождя Нуок женился на Сейле. Ему тоже утром сообщил курьер, что все в порядке; он законный муж и будущий папаша. Так этот Нуок заявился в деревню только утром следующего дня!
   Он был так рад сообщению, что сутки просидел на берегу океана, рыдая от счастья. И этот Рукарбо, я вас уверяю, - он панибратски похлопал Кортнера по плечу, - никуда не денется.
   Писатель на него удивленно посмотрел. - Собственно... я как-то и не переживаю. - Он сорвал стебелек травинки, воткнул его в зубы, задумчиво посмотрел на океан, в сторону горизонта. - Мне вот интересно, куда вы спрятали шхуну?
   - Не трудитесь ее увидеть. - Ответил Ломонарес. "Святой призрак" стоит на якоре в двадцати милях на юг от острова - это в другой стороне. А завтра к вечеру шхуна подойдет к лагуне.
  
   Просторный холл замка, сквозь витражи огромных окон был частично залит ярким солнечным светом. Гранитные атланты угрюмо скучали, персонажи картин и гобеленов, из теней немо таращились в пустоту. Деревянные барельефы рыцарских побоищ хранили соборную тишину: ни лязга мечей, ни грохота доспехов. Стол был убран, стулья отранжированы, ковры вычищены. Лишь из неплотно прикрытых дверей кухни, вкрадчивым шепотом доносился плеск воды, да приглушенные звуки мелодичной песенки. Это молодая, крупная, высокая островитянка Джамба, назначенная прислуживать по хозяйству, мыла посуду.
   Холл блаженственно дремал.
   Нарушая идиллию умиротворенности, входная дверь отворилась. В прохладу замка вошли люди, чья оживленная беседа вмиг разрушила гармонию пустоты. Ломонарес, что-то оживленно рассказывал; Уоллес громоподобно хохотал; Морлей испуганно охала; остальные просто смеялись. Сверху хрустнули навесы, и на ребрах-ступенях лестницы появилась Сарра. Девушка вынырнула из полумрака тихо, словно кошка. Ее хрупкая фигурка неподвижно застыла, грациозно опираясь тоненькой ручкой о перила: Леди изучала происходящее в холле. Не обращая ни на кого внимание, Уоллес и Мадлен Стрейд вышмыгнули на кухню. Утомленная восхождением Морлей, ухватив за запястье Кортнера, с тихим страдальческим постаныванием плелись к вожделенному канапе. Один только Ломонарес, застыв, что гипсовое изваяние, не сводил сияющих глаз с очаровательной леди. Сарра начала медленно, с кротким достоинством спускаться.
   - Вы сегодня прекрасны как богиня. - Пропел мужчина, подавая руку сошедшей Сарре. Не опуская влюбленных глаз, он поцеловал ее изящные пальчики.
   - Ах, граф, все давешние треволнения и стрессы, меня порядком измучили... - Она невинно хлопнула ресничками. - Я даже отказалась идти с остальными на прогулку.
   Ломонарес поднял брови. - Помилуйте, свет моих очей, так вы покинуты в одиночестве?
   - Ну, уж нет. После всего пережитого... Я бы тут сама никогда не осталась. - Девушка стояла к графу очень близко, и смотрела на него так, как смотрят на своих высоких кавалеров пятнадцатилетние гимназистки при первом рандеву. - Наверху мальчик, ваш юнга Чарли. Он любезно согласился меня охранять.
   Граф бережно взял леди под руку, проводил через весь холл, помог присесть в кресло у камина.
   - И куда же отправились наши гости?
   Неожиданно за спиной Ломонарес услышал голос Уоллеса: тот только что показался в дверях кухни с огромным сандвичем в руке.
   - Лондонская знать рванула обратно в Лондон! - Он залился громоподобным смехом. - Причем своим ходом.
   От вопиющей бульварщины Ломонареса перекосило. Он резко обернулся. - Дружище, вы бы оказали милость...
   По тому, каким тоном была озвучена эта незаконченная фраза, по мимике лица ее автора, офицер смекнул - его просят заткнуться. С виноватым видом Уоллес исчез туда, откуда появился.
   - Маман уговорила двоих матросов сводить всех на экскурсию в деревню. А еще Алиса Кармайн захотела поближе познакомиться с местными обычаями. А еще...
   - Вот и великолепно. - Ломонарес попытался придать своему голосу как можно больше нежности. - Пусть проветрятся. Познавательная прогулка пойдет им только на пользу.
   - Между прочим, господин Ломонарес... - Граф обернулся на голос Морлей. - Вот вы говорили, что презентуете маску чудовища, которой я была доведена до обморока.
   - Извольте, я готов воплотить в жизнь свое обещание прямо сейчас и с превеликим удовольствием. - Он направился к лестнице.
   - Ну что вы, зачем так себя утруждать. Право же, я любопытства ради. - Смутилась мисс Маргарет. - Это что, определенный план программы?
   Уже на лестнице граф остановился, держась за перила обернулся. - Заманчивая мысль! К полученным переживаниям клиент награждается памятным сувениром. Над этим стоит подумать. - И зашагал в прежнем направлении.
   На пороге кухни вновь возник Уоллес. Едва отправив в желудок очередную порцию пережеванного сандвича, он тоже посчитал должным заметить:
   - Сэр, я однозначно считаю: Такой коммерческий ход, весьма положительная реклама для бизнеса.
   - Бернард, обсудим это после. - Бросил из-за спины граф, и скрылся в сумраке второго этажа.
   Офицер лукаво ухмыльнулся, подошел к американцу практически вплотную и, вроде бы пытаясь говорить с глазу на глаз, но постарался осуществить это так, чтобы слышали все.
   -А мистеру Кармайну мы презентуем голову его супруги, которую он поставит на своем рабочем столе вместо банальной фотографии.
   Трюк Уоллесу удался на славу; его услышала даже Мадлен: она в кухне болтала с Джамбой. Девушка мигом возникла в дверях, и поставила руки в боки.
   - Знаешь что Бернард! Ты неисправимый злослов. За это, сегодня вечером, на балу, первый танец я буду танцевать не с тобой. - И не задерживаясь более ни минуты, вернулась к прерванной беседе со служанкой.
   - Ну вот... - Искренне огорчился объект эпитетов и угроз. - Чего я такого сказал? Уже и пошутить нельзя.
   Он хотел еще что-то добавить, но по лестнице уже спускался сияющий Ломонарес. Следом за ним, перед собой на вытянутых руках, юнга Чарли нес маску невиданного чудовища.
   Морлей поежилась. - Ой, как вспомню, так дрожь пробирает.
   Представленное произведение действительно имело отвратный вид. Даже, скорее, то была не маска, а большая искусственная голова, которую можно нажевать как рыцарский шлем; тем самым, имитируя подобие реальности.
   - Прошу вас, дамы и господа, убедиться лично. Демонстрируемый шедевр исполнен из натуральных материалов, что еще более усугубляет ценность этого представленного экспоната.
   Юнга установил макет на стол для всеобщего обозрения, а граф, напоминая школьного учителя, принялся пояснять анатомию.
   - Обратите внимание, вся грива изготовлена из настоящей медвежьей шерсти. Кожа лица - пардон, морды - вместе с густой щетиной, изъяты со спины дикого кабана. Верхнюю и нижнюю челюсти, вместе с клыками, Маруп конфисковал у здоровенной бродячей собаки. А вот глаза! - Граф придал особой важности произносимым словам. - Глаза... почтеннейшие... настоящие, волчьи! - он коснулся одного из них пальцем. - Оцените, как живо они блестят.
   Желая рассмотреть детальнее, Кортнер наклонился под прямым углом, изобразив подобие сломанной ветки. - Но каким образом ему удалось сохранить этот природный, хищный блеск!? - Восхитился писатель.
   В данный момент, из ближайшего окна на голову чудовища падал боковой солнечный свет, в котором бледно-коричневые глаза волка сверкали злобным огоньком коварства и ненависти.
   - Увы, мистер Кортнер, сам рецепт индус хранит в строжайшем секрете. Лишь единожды Маруп обмолвился, что он их кристаллизирует. Но, каким образом... - Граф беспомощно развел руками.
   Тоненький голос Сарры заставил Ломонареса отвлечься. - Скажите граф, у вас есть еще, какая-либо другая маска чудища? - Она сидела в хорошо освещенном месте, и потоки дневного света делали ее синие глаза чрезмерно влажными, с перламутровым отливом.
   Улавливая в лице юной леди незримую нить тревоги, Ломонарес замешкался. Он сам не мог понять, что заставляет так думать.
   - Другой маски нет. Но, почему вы спросили?
   За секунду вспыхнув жаром, леди нервно захлопала ресницами, от чего взгляд сделался более водянистым.
   - Милая Сарра, поясните же, наконец, что вас смутило? Вы тоже хотите иметь такую маску?
   Хрупкая леди, в волнении, мяла пальцы обеих рук. - Соблаговолите граф, растолковать одну деталь:
   - Непременно, мой ангел.
   - Давеча, когда ваш батюшка попросил сходить меня на кухню за коньяком, я там до обморока испугалась.
   - О, я прошу великодушно простить вашего покорного слугу за столь дерзкий поступок.
   Сарра мотнула головой. - Нет-нет, я совершенно не об этом. - Насупив брови, леди пыталась сообразить, как лучше сформулировать вопрос. - ... Ну... вот вчера... это вы пытались изобразить в окне оборотня?
   - Да, я это признаю. - Они встретились взглядами. - По сценарию та сцена должна была произойти при моем непосредственном участи. Но отнюдь не с вами, милая Сарра. Я и сам пока не знаю, почему отец обратился с просьбой именно к вам. Ведь в первоначальном сценарии вас нет.
   Ее по-детски пухлые губки начали дрожать, ресницы учащенно захлопали.
   - Боже мой, принцесса моего сердца. Я никогда себе этого не прощу... - Он рухнул на колени у ее ног и склонил голову.
   - Ну, полно граф, я вовсе не об этом.
   Ломонарес вскинул чело, и заключил ее ручку в своих ладонях. - Но что же в таком случае???
   - Видите ли, тогда в окне, я видела не этого зверя...
   Ломонарес медленно поднялся с колен. - Что за новости...
   Всеобщая минута молчания, которая грянула после столь ошеломительного признания девушки, затягивалась. Наконец Уоллес, доглотив застрявший в пищеводе кусок очередного сандвича, очнулся.
   -Вероятно, леди померещилось? Тем паче, сейчас день, а тогда была ночь. И прибавьте к этому то обстоятельство, что вы осязали сие видение сквозь стекло. А стекло, при разных освещениях, способно несколько искажать формы. Плюс, присутствие в тот момент чувства страха.
   - Да нет же, мистер, нет! - Она закрыла лицо дрожащими ладошками. - Тот ужасный миг стоит перед глазами и сейчас. То действительно было что-то другое, еще более ужасное! - Сарра собралась захныкать.
   Ломонарес вновь преклонил колено. - Умоляю, не плачьте, вы разрываете мне сердце.
   - Но я на самом деле видела не эту маску!!! - Взвизгнула она раздраженно. - Тот монстр в окне, улыбался, он был живым! Поверьте, я не лгу и не выдумываю. - Сарра вдруг выпрямилась, энергично ткнула пальцем в сторону стола. - А это кукла! Музейное чучело!
   Свидетели шокирующих откровений молча переглядывались. Каждый пытался постичь истину услышанного, но ее мерцающий силуэт неуловимо ускользал. Кортнер, опустив голову, пристально изучал начищенные до блеска туфли. Морлей скользила отрешенным взглядом по замкнутому пространству. Уоллес так и застыл с поднятым в руке, недоеденным сандвичем. Граф тупо уставился куда-то мимо леди Сарры.
   Внезапный голос Морлей вернул всех в реальность. - Альфред, господа, давайте пройдем в кухню: у меня родилась идея.
   В просторном кухонном помещении имелось два больших оконных проема. И к великому, всеобщему изумлению, показания графа и дочери Засецкой радикально отличались. Ломонарес заявил, что таился с маской за западным окном. А Сарра категорически настаивала, что видела чудовище в окне соседней стены, которое выходит на Север.
   Ломонарес в сердцах шлепнул себя по бедрам. - Но такое невозможно! Конечно, я не видел именно тот миг, когда вы обнаружили нечто страшное и закричали: я в это время притаился под окном, и вертел над головой идиотской маской. Но помилуйте, ничего другого вы видеть не могли...
   Однако в своих утверждениях леди была непоколебима. - Простите граф, я еще в своем уме и превосходной памяти. - Сарра уже не хныкала, но глаза еще были мокрыми от слез. - Я со всей ответственностью заявляю. Нет, я настаиваю! Я видела чудовище в другом окне. Формы мерзкой морды были другими, шерсть не такая, зубы тоже, глаза свети... - Девушка внезапно осеклась, замерла с открытым ртом, а выпученные глаза полезли из орбит. Взгляд выражал торжество прозрения. - Вот... вот... вот! Господи, как же я сразу не вспомнила. Самое главное! Рога! Кривые длинные рога, над ярко зелеными глазищами! Что скажете граф!? Ведь у вашего макета рога отсутствуют. Да и глаза не зеленые. - Девушка так была рада неоспоримому факту своей правоты, что даже сразу не сообразила, как ужасно искривились лица ее слышавших.
   Все замерли, и по их лицам проползла серая тень ужаса. Ломонарес скользнул взглядом по служанке и понял: "Джамба кое-как понимает по-английски. Она все сообразила, уловила суть сказанного". Лицо молодой женщины корчилось от дикого страха, как у приговоренного который застыл на пороге ада.
   Скрипнув половицей, офицер подшагнул к Ломонаресу сбоку, и в самое ухо прошептал: - Граф, только спокойно. Того оборотня мы убили серебром, он сдох. Я уверен, словам этой леди существует логическое объяснение.
   - Но-о... - Ломонарес открывал и закрывал рот словно рыба.
   - Возьмите себя в руки. - Продолжал шипеть Уоллес как змея. - Скорее всего, девица с перепугу все перепутала: такое иногда бывает - галлюцинации. Вы вдумайтесь; стрела с серебряным наконечником...
   В следующее мгновение входная дверь с шумом распахнулась, и в холл начали вваливаться усталые, но бодро галдящие экскурсанты. Все кто находились в кухне, отмерли и теперь следовали за графом, на звуки возбужденных голосов.
   - Мартин! - Махнул рукой Ломонарес одному из матросов.
   Проходя мимо шушукающихся мужчин, Засецкая краем уха уловила: "... возьмешь Хэнка, еще несколько ребят, и проверьте склон, со стороны..."
   - Девочка моя! Как я пожалела, что не уговорила тебя прогуляться с нами. - Баронесса хоть выглядела устало, однако благоухала жизнерадостными флюидами. - Эти дикие люди, вблизи выглядят весьма милыми созданиями. - Но, как только они сблизились, благодушие Засецкую покинуло. - А что случилось? Почему покраснели мои милые глазоньки? - Дочь молчала.
   - Не беспокойтесь баронесса. - Ломонарес подошел к знатной особе и попытался улыбнуться; правда, весьма неудачно. - Ничего недозволенного. Нечаянные воспоминания о былых страхах.
   Она прижала Сарру к груди. - Если окажется, что моя девочка получила душевную травму в результате ваших идиотских экспериментов... Клянусь Богом, вы очень жестоко за это заплатите. И вообще! - Теперь ее облик зажегся ехидцей. - Я теперь более менее успокоилась, и, поразмыслив, пришла к мнению: Вы намеренно раздуваете свою мнимую значимость, для упрощения влияния. Однако я вижу вашу ничтожную сущность насквозь. Я вас раскусила!
   К ним подошла миссис Морлей. - Господа, я вам просто удивляюсь. С самого начала путешествия, ваше поведение напоминает общение кошки с собакой. И это не смотря на то, что вы оба являетесь потомками славянских народов.
   Засецкую моментально перекосило. - В некоторой степени, Маргарет, вы правы. Но желаю заметить: Большую половину жизни, точнее, всю сознательную жизнь, я прожила в Лондоне. Теперь я являюсь уважаемым гражданином этого чудесного города. Вот по этой причине, лично я, считаю себя англичанкой. И уж если не по происхождению, то по состоянию души - однозначно.
   Ломонарес почувствовал: Беседа с Засецкой имеет все шансы перерасти в очередной скандал. Поэтому, без всяких церемоний он удалился в другой конец залы.
   - Позвольте... - Кортнер вращал головой. - А где мистер и миссис Кармайны?
   Стоявший у дверей Бобби, громко и четко отрапортовал: - Мистер Кармайн и миссис Кармайн пожелали еще задержаться в деревне. А господин Антонио Ломонарес пообещал за ними присмотреть.
   Граф нахмурился. - Я знаю отца, уже через четверть часа он про них забудет. - Он растерянно посмотрел Уоллесу в глаза. - Вдруг они вздумают самостоятельно возвращаться в замок?
   - Да ради Бога, Альфред, - офицер был явно не согласен, - что тут с ними может случиться? Ну, хочешь, я распоряжусь их встретить?
   Ломонарес улыбнулся. - Да, так будет спокойнее.
   Офицер щелкнул пальцами. - Бобби, подойди.
   Джамба уже начала сервировать стол к обеду. В помощь пришли еще несколько аборигенок. К ним присоединился Чарли. На время приготовлений Ломонарес пригласил всех в библиотеку; пообещав превосходный аперитив и ответы на любые вопросы.
  
   - А какой вид открывается взору с вершины горы! Туда можно взобраться по специально протоптанной, прогулочной тропе. Чтобы ее не размывало дождями, аборигены вымостили ее крупным хворостом, а чтобы подъем не казался так крут, ее закрутили по спирали, вокруг горы. Завтра, если позволит погода, желающие смогут принять участие в походе к потухшему кратеру. И не стоит так отчаиваться, мисс Морлей. - Граф прочитал в ее глазах, как хотелось пожилой, немощной старушке, побывать на пике вулкана. - Специально для вас, мы устроим королевский вояж.
   - Каким образом? - Принялась моргать тусклыми серыми глазами Морлей, и совершенно неуместно поправлять рукой на голове свое сооружение.
   - Как в Индии. Четверо воинов будут нести паланкин, где вы будете восседать точно принцесса Индостана. - Польщенная старушка кокетливо засмущалась.
   - А в самом кратере имеется озеро с кристально чистой, родниковой водой. Местные жители утверждают, что воды те священны и целебны. Окунувшийся в них, омолаживается как минимум лет на десять. Мы там соорудили удобный мостик со сходнями, для купания; так что желающие - милости просим. - От предвкушения Морлей даже заерзала на стуле.
  
   Увлекательная беседа способна была продлиться до обеда следующего дня, - если не дольше. Но на пороге библиотеки возник молодцеватый Чарли. Не по годам решительным контральто, он прервал гул голосов.
   - Дамы и господа - "полундра"! - Все добродушно посмеялись шутке, и последовали за важным юнгой-церемониймейстером.
   Изысканность обеденных кушаний поражала. Рахма Маруп постарался на славу, что даже вечно язвительная баронесса, без малейшего намека на сарказм, соглашалась со всеми восторженными отзывами соседей по застолью.
   За окнами сгущались сумерки. Чарли зажег три дюжины свечей в подсвечниках на столе, и в двух массивных канделябрах у входной двери. Ни на минуту не прекращая любопытно-познавательной дискуссии, все уже приступили к десерту, когда тяжелое полотно входной двери медленно отворилось. На пороге, с лицом абсолютно не выражающим никаких эмоций или переживаний, - точно бронзовая маска - застыл боцман Хэнк. Уоллес тут же оставил в покое фруктовый салат со сливками.
   - Докладывайте Хэнк, что еще? Вы нашли Рукарбо? Или вы с поручением от господина Ломонареса-старшего?
   Хэнк стоял в замешательстве. Неприглядный вид его искаженного, стылого лица, заставил всех поутихнуть.
   - Сэр... - Он хоть и начал говорить, но слова давались с трудом. - Мне... необходимо переговорить... с вами... и господином Ломонаресом... тет-а-тет.
   Засецкая недовольно гыркнула. - Начинается! Очередной спектакль? А?
   - Хэнк, можете говорить. - Граф скупо взглянул на офицера, и тот продублировал приказ.
   - Мы с матросами, - начал боцман срывающейся гортанью, - нашли на склоне Рукарбо.
   Облегченно вздыхая, Уоллес от души шлепнул ладонью себя по ляжке. - Ну, Хэнк, доложу я вам серьезно, горазды вы страху напускать! К чему, таким зверским антуражем своей невменяемой физиономии, так пугать гостей!? - Офицер развел руками, и обвел взглядом публику. - Я ведь говорил: - Его взгляд остановился на Кортнере. - Куда он голубчик, от жены своей законной, с острова, денется!
   Тяжело переминаясь с ноги на ногу, продолжая судорожно мять в руках свою бескозырку, боцман сухо прокашлялся. Чарли поднес ему стакан сока. Тот залпом выпил, утер губы рукавом, воткнул взгляд в Ломонареса, и трагично изрек:
   - Сэр, я хотел сказать - то, что от него осталось...
   Все затаили дыхания. Гулкое эхо голоса боцмана, прошелестев над головами сидящих за столом, скопировав последние слова и слоги, растворилось где-то над камином. "..,от него осталось... го осталось... талось... алось..."
   Вместе с исчезнувшим эхом, очнулся боцман. - Его останки лежат в разрытой могиле Гимафера. Само чудовище исчезло...
   Засецкая слушала словно завороженная. Когда боцман озвучил свои последние слова, с видом откровенного восторга, баронесса покивала головой, несколько раз хлопнула в ладоши.
   - Браво Хэнк! Вы прирожденный актер! - она скосила взгляд на Эскота. - А? Бэри Адер рекомендую взять его в труппу - незаменимая находка. - Теперь баронесса вновь воззрилась на растерянного боцмана. - Только на сей раз, вам и вашим подстрекателям, не удастся обвести нас вокруг пальца: Тем более запугать. Теперь-то мы знаем истинную цену вашим страшилкам. - Ее торжествующий взгляд пал на графа. - Не так ли, Ломонарес?
   Тот некоторое время молчал, затем голосом обреченного - не глядя в сторону Засецкой - выдавил из себя с таким видом, точно пьяница блевотину.
   - Прекратите ерничать баронесса, это уже не игра.
   Вздыбив ноздри, в пылу нервного припадка, Засецкая вскочила из-за стола точно ужаленная. - Друзья мои! Нас в очередной раз пытаются одурачить! Нас хотят сделать рабами больной фантазии бездарного писаки! Довольно потакать прихотям захватчиков!
   Поперхнувшись собственной слюной, баронесса закашлялась. Выхватив из манжетки платочек, приложила к губам. Холл пленила тишина. За спиной Хэнка выросла мощная, богатырская фигура еще одного человека. Не говоря уже про остальных: даже Засецкая забыла про свой кашель. Взоры всех, кто находился в холле, приковали эти таинственные очертания. Казалось, доступен слуху стал даже трепет сердец. А сердца людей, в данный момент, бились быстрее, чем у птиц.
   Неподвижный, кошмарный силуэт, теперь пришел в движение. На негнущихся ногах, таинственная личность поравнялся с боцманом, и теперь увидели все, то был матрос Бобби. Вернее, все указывало на него, но вот лицо... Животный страх, плюс отпечаток леденящего ужаса, сделали свое дело: Бобби походил на живого мертвеца. Сарра отрывисто вскрикнула. Морлей трагично охнула. Засецкая даже не шелохнулась.
   Матрос постоял еще с минуту, а затем достал из-за спины свою правую руку; выставив ее вперед для всеобщего обозрения. Его мощный кулак сжимал пышную прядь рыжих волос, на которых болталась оторванная голова Алисы Кармайн. Вылезшие из орбит глаза были открыты, и неестественно низко свисал подбородок.
   - Я нашел это возле бамбуковой рощи. - Всего-то, смог сдавленно процедить Бобби.
   - Брависсимо! Я ошеломлена! Какой гротеск! - Восторженно возопила баронесса, оглушив всех бурными рукоплесканиями. Не прекращая хлопать в ладоши, она покинула застолье, и по-клоунски, на цыпочках, направилась к Бобби. В полуметре от матроса Засецкая остановилась, заложила руки за спину, согнулась в пояснице.
   - Как же вам удалось достать из ущелья этот муляж. - Спросила она, детально рассматривая голову Алисы Кармайн. - Ах, как похоже: Мои поздравления Марупу.
   Это были последние слова баронессы. За секунду она запнулась, глубоко и громко вздыхая, отпрянула назад, истошно завизжала, и без чувств рухнула к ногам матроса: Теперь капли крови, из обрывков шеи жертвы, капали не на пол, а на щеку баронессе: "Кап... Кап... Кап..."
   За открытой дверью, в горячих вечерних сумерках, послышался душераздирающий рев. Вместе с ним, в окружающем пространстве появился резкий порывистый ветер. Входная дверь с грохотом захлопнулась; все свечи разом потухли; весь холл, и всех кто в нем находился, пленили цепкие лапы тьмы...
  
  
  
   * * *
  
  
   Ослепительно белоснежная, трехмачтовая яхта "Вендетта", спустив паруса, бросила якорь у входа в коралловую бухту. Группа австралийских путешественников, пришвартовав шлюпку к незатейливому дощатому причалу, ступили на берег. С первых минут знакомства с островом, люди отметили странную тишину и безлюдье. Рыбацкие лодки сиротски болтались на приколе. Длинные сети мерно раскачивались в легких порывах прибрежного бриза. Ни души... ни звуков... ни даже птичьего щебета; будто на всем острове, как в судовой рации, выключили громкость. Естественно, путешественники были информированы про обитаемость острова, и про присутствие не только аборигенов, но и белых людей. Поэтому сейчас в сознаниях людей зиждилось полное непонимание отсутствия населения. Австралийцы пешим маршем двинулись по побережью в северном направлении; к гранитному хребту и прибрежным утесам. Достигнув скал, дальше идти не представлялось возможным, и группа углубилась в территориальное пространство острова. Первое, от чего путешественники начали паниковать, был устойчивый, навязчивый запах органического гниения. А дальше, натуральный шок! Масса разодранных, изуродованных человеческих тел, которые уже начали разлагаться. Чем дальше вглубь острова, тем больше трупов. Теперь стали попадаться тела белых людей. Ядовитая вонь становилась все нестерпимей, и путешественники решили вернуться на побережье. Дальше они направились в южном направлении. И то, что австралийцы обнаружили, превзошло всяческую способность к осмыслению и логическому объяснению. С южной стороны острова, рядом с обширной банановой рощей люди обнаружили шхуну "Святой призрак"! Это было невероятно! Какими демоническими силами многотонный корабль занесло на несколько миль вглубь острова; абсолютно не повредив на всем отрезке ни пальм, ни деревьев, ни плантацию спелого винограда? Корпус судна был расколот от кормы до носа, видимо вследствие сильного удара. Ту же самую вонь гниющей плоти несло ветром со стороны банановой рощи. Никто не решился идти дальше, однако капитан яхты отважился осмотреть саму шхуну и все вокруг нее. Десяток истерзанных матросов белой и желтой рас валялись на палубах. Нигде ни малейшего признака жизни. И только в каюте капитана путешественники обнаружили одну единственную живую душу. Не издавая ни звука, на полу сидела ветхая старушка. В полном оцепенении белая женщина склонила голову над трупом истерзанного белого мужчины, и из ее раскрытого рта слюна капала на обрывки его желтого смокинга. Старушка пребывала в полной прострации, не реагировала абсолютно ни на что, и даже не моргала глазами. Она была вся измазана кровью, вероятно, того мужчины, который лежал рядом. Трагедия, скорее всего, произошла недавно, так как на трупе еще не засохла кровь. Соорудив наскоро носилки, австралийцы транспортировали невменяемую женщину до лодки, а затем переправили на яхту. Участники экспедиции были шокированы масштабами трагедии, и в одночасье напуганы неведеньем причин случившегося. Поэтому было принято единодушное решение немедленно отсюда убираться: Главенствовало одно единственное желание - поскорее прибыть в Сидней и все рассказать властям.
  
  
   И З Д Н Е В Н И К А К А П И Т А Н А Я Х Т Ы
  
  
   " Второй день обратного пути. Океан тих и ласков; горизонт чист и безоблачен. Техническое состояние яхты отменно.
   В виду страшного зрелища, которое предстало пред нами на острове, команда продолжает пребывать в депрессивном состоянии. В среде экипажа улавливается подавленность, скорбь, и непреоборимое стремление осмыслить причины увиденной трагедии.
   Спасенная нами женщина продолжает оставаться в безнадежной прострации; реальность не воспринимает. Нашему врачу так и не удалось вернуть незнакомку в естественное состояние, вероятно из-за глобальной душевной травмы от пережитых страданий. Полная неподвижность и отсутствие даже малейших признаков жизни, свидетельствуют о глубине шокового состояния. Лишь единственным огоньком, дающим повод полагать, что старческое тело не есть труп, являются глаза. Выразительные, полные огня, сияющие густым зеленым блеском глаза. Из визуальных признаков жизни, этот остается несомненным".
  
  
   12. 10. 2003г.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"