Весна!.. Ослабли тормоза,
Вскружила голову сирень...
Сдвигаю шляпу на глаза —
Мозги сползают набекрень.
Наглажен, словно холостяк,
Речист, как будто диск-жокей.
И все-то у меня ништяк,
Все чудненько и все о'кей!
Легко несу свой грешный крест,
От дел отбившись и от рук...
Какие женщины окрест!
Какие девочки вокруг!
Пока здоров и деньги есть —
Мне горы сдвинуть по плечу.
Слыть бабником почту за честь,
Гарема, правда, не хочу.
Я в этом смысле — однолюб.
А в плане верности жене
Любой самец, когда не глуп,
Блудит всегда на стороне.
И я, пока еще не стар,
Не скис и гривой не поник,
Спешу собрать любви нектар,
Когда вокруг — такой цветник.
Когда вокруг такая дичь,
Блюсти диету — не резон!
Мне слышится призывный клич —
Открыт охотничий сезон.
Включаю свой автопилот,
Входя в созвездие путан,
Всегда готовый дать приплод,
Подобно мартовским котам.
Певуч, как курский соловей,
Игрив, как семеро козлят...
Сдвигаю шляпу до бровей,
Скрывая хищный, жадный взгляд.
Весна!.. В мозгах царит сквозняк,
А в сердце — форменный Содом...
Вхожу в пике. И все ништяк!
И полный кайф. И все ладом!
Левый марш
Для нас гульнуть налево — вроде хобби,
Хотя и подоплека тут видна:
Коль рвешься от супружницы к зазнобе —
Видать, жена с тобою холодна.
Нет идеальных пар на белом свете,
Привычно лишь совместное житьё.
Кого к семье привязывают дети,
Кого-то — общий угол и шматьё.
Вот и порхаем из своих скворешен
К заждавшимся кукушкам под крыло...
А кто в побочных шашнях не погрешен —
Того, видать, пока не припекло.
Ходить налево — это так по-русски,
Хотя, по сути, блудом все грешат.
Но душит гнев, что бабы-трясогузки
Плодят от нас безродных кукушат.
И сам Господь взирает изумлённо
На бум случайных связей половых,
В которых и зачаты миллионы
Сироток при родителях живых.
Идущие следом
Он когда-то слыл за донжуана,
В чем был виртуозом — я те дам!
И любовь его была желанна
Как для школьниц, так и знатных дам.
Чем он брал их, этот хмырь с плешиной,
Столь известный в нашем городке?
Но его прозвали секс-машиной
Те, кто знал его накоротке.
Жил он, в общем, разлюли-малина,
Почести снискавший ни за грош, —
Лишь за то, что этот кобелина
Был к любой царевне в терем вхож.
О дальнейшем я судить не вправе,
Как попал он в этот статус-кво:
То ли фраернулся на подставе,
То ль и впрямь снасильничал кого?
Отсидев отмеренные годы,
Не угомонился, блудный кот!
Но теперь, пройдя огонь и воды,
Сам признался, что уже «не тот».
Что-то в нем разладилось с годами
После правки лагерных громил:
Ловелас, желанный всякой даме,
Даже грязным шлюхам стал не мил.
Ведь уже не раз в хмельном угаре
Он азартно тискал знойных див —
А в итоге, их раскочегарив,
Отключался, слюни распустив.
Чем и заслужил «высокий рейтинг»
В обществе притоновских марёх,
Как лихой развратник-теоретик
И любвеобильный пустобрех.
Бабнику с изношенным ресурсом
Срок приспел бесславно сдать плацдарм
Нам, идущим тем же самым курсом,
По его запутанным следам!
Привет, сосед!
Соседка исподлобья смотрит букой,
Как будто бы сердита отчего-то.
Глаза ее полны смертельной скукой
И скулы явно сводит от зевоты.
А я — такой весь тихий и бесстрастный,
Весь правильный такой и дефективный,
Ручной и сексуально безопасный, —
Ну, в общем, столь безгрешен — аж противно!
Идут минуты в схватке бессловесной,
Которые мне кажутся часами.
Ведь и в штанах уже кому-то тесно,
И помыслы блудят под волосами.
Но я — и не намека, как мне плохо.
И как начать? — она ведь вся такая!..
Хоть знаю, что красотка ждет подвоха,
Однако рук пока не распускаю.
Молчит, старорежимная мещанка!
А нужен повод... Дело лишь за малым...
И сколько можно нам играть в молчанку
В преддверии борьбы под одеялом?!
Она очки юбчонкой протирает...
О, боже, лучше б мне не видеть это!
Меня и так полгода распирает
От пылкого соседского привета.
Я жадным взглядом стан ее ласкаю,
Стихи бубню, припав к ее коленям,
А сам уже буквально истекаю
Слюною и животным вожделеньем.
Какая-то неведомая сила
Мгновенно разрядила напряженку, —
Меня как будто молния пронзила,
И сердце гулко ухнуло в мошонку.
Раскрылись шлюзы чувственного пыла,
И стало все ништяк и по приколу...
А если дальше что-нибудь и было —
Об этом, попрошу, без протокола!
Ведь муж ее, — склеротик и невротик, —
Всю жизнь в командировках, непоседа.
Ей, бедной, скучно. Да и я — не против...
Но как теперь смотреть в глаза соседу?!
За все уплачено!
Я и так чумной, без всякой водки,
И подавно — если «на рогах».
В общем, лох, которого молодки
Вечно оставляют в дураках.
Все шалавы в нашенской округе
Видят благодетеля во мне,
Так как за интимные услуги
С пьяного берут с меня втройне.
С каждым днем растут мои затраты
На буренье их телесных недр,
Ведь помимо веской предоплаты
Я на чаевые очень щедр.
Рынок платных ласк сегодня дорог,
Вот я и башляю, будто Крез.
А чем еще, когда тебе за сорок,
Можно вызвать женский интерес?
Знать, не зря судачит мой подельник,
Что на этих «господи, прости»
Я уже угрохал столько денег —
Хватит, чтоб гарем приобрести.
Лучше бы не просыпаться!
Былых ночных кошмаров вереница
Сошла на нет в преддверии весны,
И мне теперь уже не зона снится —
На смену ей пришли цветные сны.
Милы мне тем такие сновиденья,
Что даже я, упитый в лоскуты,
В них вижу не порнуху с похабенью,
А чувства запредельной чистоты!
Я добр, игрив и в обхожденье тонок,
И вечно окружен толпой девчат,
И так умею ублажить девчонок,
Что те от счастья чуть ли не пищат.
Нимфетку и царевну-недотрогу,
И жучку, вечно пьяную в дугу, —
Я всех люблю их — часто и помногу,
Взахлеб и даже через «не могу».
А женщины от этого в экстазе,
Что я откликнусь — только позови,
От бурных эротических фантазий
И от восторгов пиршества любви.
Как под копирку эти сны похожи:
Я молод в них и бабами любим,
Хотя при этом сам, конечно, тоже
Взаимной страстью отвечаю им.
...Еще не стар и даже в меру боек,
Но самок избегаю, как монах,
Поскольку после всех былых попоек
Влечет меня к их телу только в снах.
Вот и вчера, смешав с винищем водку,
Я по привычке сверзился в пике.
И вновь всю ночь во сне ласкал красотку,
Но, как всегда, проснулся в трезвяке...
Загвоздка
Видимо, красавицу-соседку
Вдохновила роль моей жены...
Я ее завлек, как птичку в клетку, —
А она щебечет — хоть бы хны!
Прибралась в прокуренной каморке,
Словно бы и впрямь была женой,
Пригрозив, что опосля уборки
Плотненько займется лично мной.
И пока она скребла в сортире,
А потом стирала мой пиджак,
Я себя в своей родной квартире
Чувствовал не лучше, чем чужак.
Дальше — больше, в ходе словопрений
Баба так вправляла мне мозги,
Костеря такой отборной феней,
Что и впрямь — хоть из дому беги!
Выяснилось в нашем диалоге,
Перетекшем в ейный монолог,
Что живу я в нищенской берлоге
Хуже, чем пещерный вандерлог.
Я глазами хлопал от испуга,
Словно нерадивый ученик,
В страхе, что меня поставят в угол
Или же потребуют дневник.
Так засела эта мысль в подкорке,
Нервы были так напряжены,
Что, как в детстве, в предвкушенье порки,
Я, едва не плача, снял штаны.
Ей бы взять ремень... Но вот загвоздка:
Гостья, разом оборвавши брань,
Взвыла, что она не вертихвостка,
Чтоб переступать приличий грань.
А потом, отвесив оплеуху
И надев мне на уши трусы,
Верещала, что она не шлюха,
Тут я, мол, попутал все рамсы.
Думал, дескать, коль она свободна,
Разомлеет — только позови.
Что ж, мечтать-то можно сколь угодно,
Но в постельку с ней — лишь по любви.
А вот так — ни за какие баксы! —
Ей, мол, мужа надо наконец.
То есть доступ к телу — после загса
Или после ходки под венец.
... Вникнув, что соседка — не блудница,
Я решил не брать ее силком:
Если на такой и впрямь жениться —
Значит, вечно жить под каблуком.
В общем, зря привел ее сюда я,
Вовремя не вычислив, что ей
Надобно, покуда молодая,
Замуж выходить — и поскорей.
Ну и пусть дерзает, бога ради!
А мне зачем все это? Тут я — пас,
Не желая быть в ее раскладе
Даже вариантом «про запас».
... Свора детворы на попеченье:
Всех их прокорми, обуй-одень...
А взамен амурных развлечений —
Ругань с благоверной каждый день!
И я брякнул ей с кривой ухмылкой,
Что мне спать уже давно пора,
Но коль гостья сходит за бутылкой —
Будем кувыркаться до утра.
Видно, не поняв моей сатиры,
Женщина домой в слезах ушла.
А назавтра, съехав с той квартиры,
Возвратилась в свой родной кишлак.
Разными, как альфа и омега,
Были мы. Но все же не пойму
Смысла ее тайного побега,
Будто я и стал виной тому.
Ищущий да обрящет!
Не так-то уж и сладко холостому,
Когда свербит хотимчик между ног.
Ведь трудно сбить любовную истому,
Покуда ты стабильно одинок.
Разрядки же бывают очень редко, —
Подарки... Уговоры... Маета!..
Есть, правда, безотказная соседка,
Но та всё время кем-то занята.
Что сделаешь, врожденные рефлексы, —
Такие мы уж, видно, кобели!
Пора жениться, если радость секса
Подчас не купишь даже за рубли.
...Вновь хочется чего-нибудь такого,
Но чтобы полюбовно, не впотай...
А ну, девчата, кто на Цыганкова?
Пока раскис он, живо налетай!
.........
И вот я снова в грязном ресторане
Стреляю хищным взглядом по столам.
За похоть сам сам себя до слез тираня,
Глушу вино с печалью пополам.
Что нового? Маринка... Нинка... Зинка.
Ну, эти мне уже почти родня...
А где ж моя вторая половинка,
Что ищет безнадежно лишь меня?
Сейчас ей горько плачется в подушку,
Тоскливо жить одной без мужика!..
Я, может, охмурял её подружку,
А милую не вычислил пока.
Их, самок симпатичных, очень много,
С огнём в глазах и пламенем в груди...
Ну где же ты блукаешь, Недотрога?
Коль я так слеп, сама ко мне приди!
.........
В тот вечер я нагрелся до предела,
Дымясь от воздержанья в десять дней.
А слева симпапушечка сидела,
Такая, знаешь... В общем, все при ней!
О боже, хороша-то как! Вся в белом.
Скромна, хоть зал с неё не сводит глаз.
Видать, ещё чиста душой и телом.
Такая, знаешь... В общем, экстра-класс!
Приветил я её зазывным взглядом,
Улыбку подарил во весь оскал...
И вот она уже сидела рядом!
Такая, знаешь... В общем, что искал!
Поскольку страсть моя никак не гасла,
Я ерзал, как последний раздолбай.
И тут она сама плеснула масла:
— Ну, что, милок, пора бы и бай-бай...
Я взвился жеребцом, хоть пьян был в стельку,
До дома на руках её донёс,
Где мы с ней тут же рухнули в постельку —
В пучину бурных ласк и пьяных грез.
Дивясь её манящей красотою,
Любой бы от восторга ошалел:
Как яблочко, нектаром налитое, —
Такая, знаешь, ел бы, ел и ел!
Опустим трёп в контексте Камасутры —
В угоду моралисту и ханже.
Но, знать, была любовь, коль я наутро
Проснулся в полном смысле неглиже.
... Теперь я высох весь, томит кручина,
При помыслах о сексе — желчь кипит.
И, знаешь, для волнений есть причина:
Ещё тогда призналась та дивчина,
Что страсть её ничем не излечима...
О, Господи! Неужто это СПИД?!
Не навреди!
Мы, доктор, спорим с вами не о том.
Вам было бы сейчас куда полезней
Внимательно вчитаться в пухлый том
Моих в конец запущенных болезней.
И если только вы не из притвор,
То ахнете, увидев ересь эту,
Где вынесен мне жуткий приговор:
В любви блюсти строжайшую диету.
С моим-то аппетитом — голодать?
Ей-богу, это просто несуразно,
Когда вокруг такая благодать,
Что даже скулы сводит от соблазна!
Такое не пропишет умный врач,
Который верен клятве Гиппократа, —
Он знал бы, что меня хоть в скит упрячь,
Я даже там создам вертеп разврата.
Отец мой был из «мартовских котов».
И в этом, ходит слух, не знал оплошки...
Я, видно, весь в него, — всегда готов
Нырнуть под хвост любой блудливой кошке.
Генетика во всем тому виной,
Что замкнут код моих прямых извилин
На ней одной — эротике хмельной...
Лишь тем и болен, что любвеобилен.
Мужик я или евнух-ксенофоб?
Нелепо в тридцать лет дойти до точки!
По мне, так лучше сразу пулю в лоб,
Чем корчиться в кровати-одиночке.
Спасайте, доктор. Кровь моя кипит.
Беснуются от страсти лейкоциты.
Любить хочу. Плевать на подлый СПИД —
Столбняк страшней иммунодефицита!
Вы видите, жар пышет из ноздрей?..
Прошу пощады, дайте шанс терпиле —
Мне тяжко, назначайте поскорей
Курс интенсивной сексотерапии!
Пусть после разобьет меня «Кондрат»
И встать не в силах буду без домкрата,
Пусть даже смерть! — Все лучше во сто крат,
Чем слыть за импотента и кастрата.
По мне, так хуже волчьей западни
Больницы вашей скорбная обитель,
Ведь злостному вредителю сродни
Бездеятельный бык-производитель.
Вы сами-то, как женщина и мать,
Понять должны, что хлюст моей закваски
Дровишек может много наломать,
Неделями томясь без женской ласки.
Поскольку клич врача: «Не навреди!» —
Избавьте от уколов и микстуры.
Ваш первый долг — прижать меня к груди,
Все прелести даря своей натуры.
Ругаетесь вы зря. И не о том.
Я и покруче видывал демарши!
А коль и впрямь кажусь таким скотом —
Отдали бы меня ветеринарше...
Выбор
Я тебе всегда противоречу,
Гну, что нам с тобой — не по пути.
И хоть ты во всем идешь навстречу,
Ссору затеваю, чтоб уйти.
Знаешь, мне сейчас не до интима —
Принципы превыше молодух:
Коль уж пьянь и блуд несовместимы,
Мне дороже первое из двух.
Ты зазря за мною ходишь тенью, —
«Хроника» лечить — напрасный труд:
Нам, отдавшим водке предпочтенье,
Не до секса и семейных пут.
Тщетно ты пытаешься упрямо,
Бедный мой спаситель-херувим,
Вытащить того из грязной ямы,
Кто давно уже неисправим.
Раньше я в девчат влюблялся пылко,
Но любовь к вину — куда сильней.
И в дилемме: ты или бутылка,
Тянет выпивоху только к ней!
В общем, здесь ты стала третьей-лишней,
Видишь, не к тебе лежит душа...
Впредь же упаси тебя Всевышний
Втюриться в пропойцу-челкаша!
Инфляция, однако!..
Помнится, она сама просила,
Отражая шквал моих атак,
Дескать, лучше взять ее на силу,
Чем за этот жалкий четвертак.
Следом за добавленной полсотней
Я еще набросил четвертной,
Но она шипела, что охотней
Бросится под танк, чем лечь со мной.
Мол, она не столь уж низко пала
И пока что не сошла с ума,
Чтоб стелиться под кого попало,
Трезвой и, по сути, задарма.
Ежели работать за подачку —
Можно прогореть совсем дотла,
Коль прикинуть, что она за «тачку»
Ровно вдвое больше отдала.
Вывод вытекал из разговора,
Что ее разводят на бабло.
А меня, жлоба и крохобора,
Ублажать ей просто западло.
Я же лишь башкой кивал смиренно,
Не врубаясь, где промашку дал, —
Коли я плачу, с какого хрена
Эта дрянь затеяла скандал?
И устав терпеть ее нападки,
Дабы дальше не топтать ботву,
Я конкретной стребовал раскладки,
В чем же виноват — по существу.
Телка удивилась: — Вот прикол-то!
Ты с луны свалился или как,
Коль надумал опосля дефолта
Барышню снимать за четвертак?!
Даже привокзальным грязным фифам
Стольник за сеанс дают хмыри.
А по нашим фирменным тарифам
За ночь я срубаю тыщи три.
В общем, ты, земляк, попал на деньги,
И заплатишь, ежели попал,
А не то тебя распнет на стеньге
Наша спецбригада вышибал.
... Слушая нетоптаную квочку,
Понимая, что она не врет,
Подсчитал я, что за эту ночку
Задолжал ей лет на пять вперед.
Ведь пока я шастал по застенкам,
Тут в стране творилось черт-те что.
И теперь, по нынешним расценкам,
Деньги обесценились раз в сто.
Рубль «усох», а цены взмыли в небо,
В шок вводя количеством нулей.
И с недавних пор буханка хлеба
Стала стоить больше «Жигулей»!
Как же выжить при «свободном рынке»
Миллионам нищих горемык —
Тем, кто, чтя копейку по старинке,
Тыщами швыряться не привык?
И башка моя трещит от думы, —
Хоть о стену бейся головой! —
Стоила ли шлюха этой суммы,
Равной чьей-то ставке годовой?!
Ох, не зря намедни сердце ныло,
Загодя предчувствуя беду...
Так, удавка есть, ну, а на мыло
Деньги-то я как-нибудь найду...
Своя правда
Ну, хватит про моральные устои,
О принципах и нравственных табу! —
Стыдить меня — занятие пустое,
Видал я вашу критику в гробу.
Зудите вы, что я насквозь порочен,
И аморален, и в грехах увяз,
Тогда как я честнее, между прочим,
И чистоплотней множества из вас.
Пусть я питаю слабость к профурсеткам
И вхож в любой бордель или притон,
Зато не домогаюсь к малолеткам
И вдовушками брезгую притом.
Не пру нахрапом, если плод запретен, —
Не надо мне побед любой ценой:
То бишь к замужним я индифферентен,
Тактично обходя их стороной.
И девственниц я тоже избегаю,
Да и по старым девам не ходок.
Моя аудитория другая —
Матрешки, что слабы на передок.
Да, я кобель, о чем прекрасно знаю, —
Но это лучше, нежели кастрат.
А вы-то... Ваша святость показная
Для Господа подлее во сто крат!
Я вынужден один, как добрый витязь,
В постели отдуваться за всех вас,
Вняв кличу: «Размножайтесь и плодитесь!..»
А вы плюете на Его наказ.
Для вас, ханжей и лживых фарисеев,
Типичный бабник — вроде как урод:
Вам ближе педик Боря Моисеев
И всяких прочих извращенцев сброд.
А мне потребны ласки женщин милых.
И если выпадает шанс такой,
Я попросту противиться не в силах
Своей физиологии мужской.
При этом я совсем не склонен к блуду,
Не посягая на хранящих честь.
А вот с гулящими другим уже не буду,
Оставшись ветреным, таким, как есть.
Так стоит ли, двуличные святоши,
Затеивать беспочвенный скандал?
Пусть я противен вам. Но вы мне — тоже.
Вернее, я всех вас в гробу видал!
Аксиома
Я жаждал секса — много, здесь и сразу,
Устав держать себя в аскезе строгой.
Но телка — видно, тертая, зараза! —
Прикинулась принцессой-недотрогой.
Я рвался к телу, истекая соком,
Но ей к любви нужна была прелюдия, —
Чтоб не нахрапом, штурмом и наскоком,
А после нежных ласк и словоблудия.
Она со мной комедию ломала,
Роль девы целомудренной играя,
Как будто бы и впрямь не понимала,
Зачем привел дуреху в нумера я.
Я к ней — со всей душою и с любовью,
И выплатить готов аж два оклада.
Она же тяготела к пустословью,
Как будто денег ей совсем не надо.
А мне нужны интимные потешки,
И я не расположен к уговорам, —
Когда либидо понуждает к спешке,
Весьма жестоко брать меня измором!
Желаю секса — много, здесь и сразу,
Как ни была бы женщина строптива.
Неужто я зазря глотал «Импазу»
И даже приобрел контрацептивы?!
... Осталось непомятым одеяло,
Пока мы с ней трепались о Хайяме.
А позже незнакомка настояла
Расстаться с нею добрыми друзьями.
Отвергнут ей, унижен и поруган,
Я поздно понял эту аксиому:
Коль женщина тебя признала другом,
То блуд чесать она пойдет к другому.
За что?
Не в том беда, что «светит» сто восьмая,
Отвечу, коли карта так легла.
Другого я никак не понимаю:
За что же ты любимого сдала?
Вопрос, как говорится, не для прессы,
Поэтому не надо гнать фальшак, —
Открой секрет, какие интересы
Сподобили тебя на этот шаг?
Хоть неизвестен автор постановки
И режиссер мне тоже не знаком,
Ту пьесу, что задумали в ментовке,
Так лихо не сыграл бы и Ленком!
Скажи, за сколько сплавила меня им,
Когда манипулировала мной
И, зная, что я в драке невменяем,
Играла их сценарий заказной?
Но ладно, сто восьмая — не «мокруха»:
Не свыше десяти сулит прогноз...
В тот день мне спозаранку шла непруха,
А позже я погнал коней вразнос.
Настырно бесы торкались в бочину,
Как будто только ждали этих слов:
«Да если ты не тряпка, а мужчина,
Уделай за меня вон тех козлов!»
Я взвился, так как честь была задета,
Хотя не знал тех ухарей вины,
Так буйствовал, что после той вендетты
Неделю кровь смывали со стены.
Воздал «козлам», как шведам под Полтавой,
Но так вошел в азарт, что маху дал,
Не вычислив классической подставы,
Которой от тебя никак не ждал.
С тех пор меня одно лишь угнетало,
Что вверил стерве пыл своей души! —
Ведь ты же только звонко хохотала,
Когда меня вязали лягаши.
О, женщины! В амурном ослеплении
Готов самец на все пойти подчас.
И сколько уже страшных преступлений
Мужчины совершили ради вас!
Суды мне предстоят и пересуды,
Но я уйду «на дно» не навсегда.
А вот тебе теперь клейма Иуды
Вовек не смыть — до Страшного суда.