Утомленное поле, иссушенное горячим индийским солнцем, отпускало своих рабочих и, голос смотрителя поля, возвещающий о конце рабочего дня, Смешался с говором, спешащих оставить свой труд, босых мужчин в дхоти. Широкоплечий юноша, невысокого роста по имени Гафур, сбросил с себя веревку для ношения тростника и, выйдя из среды своих родственников, поспешил в противоположенную сторону от деревни к утопающему в зелени маленькому озеру вайшьев.
Искупавшись в его водах, он взошёл на поросший травой пригорок и, подняв глаза, стал наблюдать за тем, как огромный солнечный диск пропадает за горизонтом, окрашивая небо и землю золотисто-червлёным цветом. За линией противоположенного берега на большом холме горели костры и мужчины с полей спешили к ним, словно ручейками вливаясь в шумные реки деревенских улиц, где от каждого дома слышался запах, приготовляемого ужина и масла, жертвуемого Богу огня.
"Отдохну немного и тоже пойду на вечернюю молитву", - подумал Гафур, вспоминая беспокойство своей матери по причине его поздних прогулок, которые он совершал в одиночку по вечерним джунглям и рощам так, как любил уединённо размышлять и наблюдать великолепие глади озер с отражёнными в них полночными звёздами, будучи очень мечтательным юношей.
Он с малых лет работал на поле, рубя сахарный тростник, таская его и нося воду для полива полей. Двое его старших братьев и семеро двоюродных работали с ним, а его младший одиннадцатилетний брат по имени Ширан, трудился в манговой роще уже четыре года в уплату старого долга их семейства. Его отец Анди, был слепым и немощным старцем, родившим своих детей под седину, который с раннего утра и до позднего вечера сидел на залитой солнцем дороге и просил милостыню у проезжающих мимо. Как только солнце начинало подниматься, карабкаясь своими лучами по верхушкам деревьев, сыновья несли его на плечах к деревенским воротам, а с наступлением темноты забирали отца домой, где он ел жидкую похлёбку из рисовой муки и ложился спать, но не мог заснуть от удушающего кашля, а лишь вздыхал и ворочался. Его низкорослая и иссохшая от горя жена Падма, была младше своего мужа на пятнадцать лет, но тяжелый труд и болезни состарили её прежде срока, избороздив морщинами лицо и согнув её некогда стройное тело. Она каждый день со страхом ожидала ухудшения здоровья Анди и, проговаривая множество молитв, просила у Бога жизни своему супругу и была готова отдать за это свою собственную.
Шестнадцатилетний Гафур, лежа на животе и подперев голову руками, следил за парой водоплавающих птиц, которые ныряли в воду за рыбой и разной растительностью, плескаясь в озере. Когда они пропали из виду, он решил, что пора возвращаться в деревню и, встав на ноги, спустился к воде. Пробираясь в высокой траве среди казуринов терновника и, дикорастущих роз, обвивших длинными стеблями ветви деревьев, Гафур заметил легкую тень, скользнувшую в водной зыби, подобно светлому облаку. Кто-то явно шёл вдоль водной кромки, но его скрыли олеандры и тамариски, густо растущие по всему берегу. Присев среди цветистого разнотравья у самой воды, он стал взволнованно всматриваться в ее поверхность, но она отражала лишь едва колышущуюся листву деревьев, словно трепет его души родился от блика гаснущего луча.
Немного подождав ещё, Гафур разочаровано поднялся с земли и, повернувшись, чтобы идти, увидел, как прямо к нему из-за высоких кустов вышла женская фигура в колыхании узорчатой ткани. Он повинуясь не ясному чувству, охватившему его душу, быстро отошёл и, став за высоким деревом с белыми цветами, продолжал наблюдать за женщиной, оставаясь для неё незаметным.
Ничего не подозревавшая девушка, вышла из-за деревьев и стала озираться, будто поняв, что прежде не была здесь. Остановившись же на том месте, где до этого выискивая её, стоял Гафур, она склонилась над водой и протянула руку к голубому лотосу, чтобы сорвать его, но от чего-то не стала этого делать и снова беспокойно огляделась.
В этот момент Гафур покинул свое укрытие, устыдившись положения соглядатая и, намереваясь пройти мимо, тихо приблизился к незнакомке, которая мало была похожа на дочерей местных земледельцев. При поспешном движении девушки, край тонкого, легкого сари, прикрывавший её лицо, спал, открыв глазам юноши сияние взора девицы. Она очень смутилась и, заметно покраснев, стала оправляться, звеня множеством браслетов и обдавая Гафура запахом жасмина, вплетенного в ее волосы, который щедро напоял вечерний воздух.
Краткий взгляд, обжёгший сердце, показался ему, выглянувшим месяцем в тёмную ночь, когда бредущий во тьме путник его не ожидает, а аромат терпким туманом наполнил его замершую душу. Он почувствовал себя не ловко, стоя рядом с чужой ему девушкой и пристально глядя на нее, как если бы он попросил внимания у окружающих и открыл рот, чтобы говорить, но слова застряли у него в горле. От незнания что ему делать и куда деться, он посмотрел в воды озера и его взор нашел на цветок лотоса, до которого тянулась та, что ввела его в смущение по движению своих ресниц. Вновь украдкой взглянув в сторону незнакомой девушки, он только заметил, что она успела отойти от него и, теперь неспешно шествуя далее, рассматривала соцветия плетущихся роз.
- Вам нужен лотос? - обратился он, желая привлечь внимание, ускользающей от него, как призрачный сон девушки. Дождавшись же того момента, когда она соблаговолила повернуться и взглянуть на него из-под края своего сари, Гафур быстро вошёл в воду, не видя насмешливого взгляда себе в спину.
Обуявшая его робость, с которой он выговаривал слова и смотрел на ни весь от куда появившуюся девушку, прошла бесследно, когда он выйдя на низкий берег, ни кого не обнаружил. Придя в себя, Гафур опомнился и, спешно вернувшись в воду, пересек озеро, но наваждение его сердце не покинуло.
"Но ведь она мне не привидилось"? - спрашивал он сам себя.
"Она была, как живая или это лишь сон. Господи, пусть она будет настоящей из плоти и крови, а не плодом моего воображения. В чуть изогнутых ресницах сей девы имеется искра солнечного света, порожающая того, кто по неосторожности в них глянет, но мне ли глядеть на её изнеженное лицо".
Его четырнадцатилетняя сестра Мессуа, шла с кувшином воды на плече от источника впереди него, когда он, выйдя на противоположенный берег, широкими шагами направился в сторону деревни. Гафур увидев её, окликнул и, когда она обернувшись, взглянула на брата, он прочёл в её вечно загадочном взгляде сочувственный укор, которого прежде не замечал в её глазах. Он догадался, что сестра видела его с девушкой в богатом сари, которую он почти считал своим сном и грёзой, соткавшейся из вечернего воздуха.
- Ты наблюдала за мной с этого берега? - спросил Гафур, не надеясь разговорить немногословную сестру, которая что-то зная, имела привычку молчать или не говорить всей правды.
- Весь народ на вечерней молитве,- вымолвила Мессуа тихим и ровным голосом, как обычно, но глядя на брата пронизывающим взглядом беспристрастного судьи, который всё и про всех знает.
- Я лишь желал спросить, куда так быстро исчез человек, бывший на том берегу и более ничего,- не терпеливо произнес Гафур.
Устав держать кувшин на правом плече, Мессуа перенесла его тяжесть на левое и снова обратила свой взор на брата. Он стоял под кроной старого дерева, устало и болезненно глядя на неё и, тёр свои израненные верёвкой плечи. Проходя ещё к источнику с пустым кувшином, она видела своего смущенно прятавшего глаза брата и дочь местного брахмана, которому принадлежала манговая роща и рисовое поле так, как он был весьма богат и слыл любимцем полигара. Его жена тоже была из древнего и богатого рода, имевшего к западу собственную деревню, которая была дарована какому-то её предку за заслугу перед тогдашним властителем этих мест. Любой, видевший наедине с друг другом дочь семейного священника и сына нищего земледельца, навлёк бы на их головы праведный гнев и осуждение всего общества и был бы прав. Мессуа же видела, что её брат уже увлечён и мучается неизвестностью, не зная кто эта девушка и устремляя взгляд исполненный надежды на свою сестру, словно ей были открыты все тайны.
- Ты был в воде, когда пришёл её слон и она с поспешностью уехала, сев на него, - промолвила Мессуа и, решив, что больше не о чем говорить и, что разум возьмет вверх над чувствами её брата, по новой пристроила кувшин и поспешила уйти.
- Скажи мне кто она и как называют её отца? - вновь попросил Гафур свою сестру.
Мессуа остановившись, подождала, пока брат к ней приблизится и, желая отрезвить его, сказала:
- Мне ещё дважды нужно вернуться к источнику, чтобы наполнить корыто водой, так же натолочь рис и испечь лепёшек, Если ты станешь держать меня, я не переделаю и половины.
Её слова были словами укора, но он не наблюдался ни в глазах и не в голосе, да и вряд ли его сестра умела гневаться, но всё же эти слова устыдили Гафура и, он засуетившись, стал спрашивать об отце, которого должны были забрать его братья. Но Мессуа вопреки его ожиданиям, всё же выполнила желание любимого брата.
- Дочь брахмана Суйотханы зовут Айвами, - выдохнула она и пошла вперёд прямая, как натянутая струна ситары, ни разу не обернувшись на брата. А он стоял, точно пораженный стрелой на поле брани и смотрел вслед сестре, пока она не вошла в рощу кокосовых палем и с её отдалением его все больше охватывало отчаянье. Ему казалось, что и сам воздух восстал против него и не даёт дышать всей грудью, опалив его лицо, а чувство сожаления, победившее все остальные, охватывает всё его существо.
"Почему всё именно так?" - спрашивал он сам себя, понимая теперь кто эта девушка и припомнив ещё, что её отец держит слонов белого цвета.
"Почему только из-за одного взгляда в мою сторону, одной встречи и всё произошло мгновенно, как падение сорвавшейся звезды или удар молнии, поражающий разум и чувства. Лишь однажды ощутил я аромат жасмина в её волосах, туманом наполнивший мою голову и головокружение, повергнувшее мой разум в сумрак полуночи. О, лучше бы это был сон".