Малыш Брулла наклонился к лягушке и четыре раза переступил через нее, напевая. Теперь можно было ждать дождя и хорошего урожая морковки. Он довольно подпрыгнул и побежал к дому. Дел с утра было много и большей частью ненужных, но как же в такой ясный день не выкупать в корыте плюшевого медведя, и как можно не станцевать на крыше туру-пам, чтобы солнце всходило пораньше и поохотнее. День без ненужных дел пройдет зря. Конечно, крышевой начальник не одобрит, высунет свою длинную шею из-под кровли и зашипит, но я его не боюсь, подпрыгнул Брулла и засмеялся. Солнечные духи остановились, нежно пригрели его кудрявые волосы, вздохнули и полетели дальше, в Старый Лес, искать темноту и заснувших зверюшек. Брулла свистнул дворовому ветрюку, лениво взял ведро и пошел к корове. Ему на редкость не хотелось работать.
Должно быть, сегодня выходной день, думал Брулла, пока доил корову. Я бы сегодня отдохнул. Корова замычала и лизнула сено, ей тоже не хотелось работать и давать молоко, а хотелось научиться летать. Ну, скажем, и у коров есть потаенные мечты и фантазии, и та корова была ничем не хуже остальных. В ночной полудреме она часто взмывала над Лесом и летела по небесным пастбищам, а маленький Брулла сидел на спине и от радости пел. Правда, то одно нужное дело, то другое все время мешали корове взмыть в голубую даль, - например мухи или весенний дождь, - но она никогда не теряла бодрости духа.
Брулла быстренько убрался в доме, крышевой начальник все-таки свесился вниз, заглядывая в окошки и наблюдая,- ему страсть, как хотелось научить правильно запирать засовы или печь земляные оладьи; ветрюк залаял на него в окошко, нахально поднимая пыль до самого потолка, вильнул хвостом и унесся в трубу. По стенам зашептали ночные мыши, они гуськом перебегали в погреб, подальше от дневного света и хозяйского ветрюка. Брулла постучал веником по стене, он мышей не сильно любил, от них в кровати вечно оставались крошки и недоеденный сыр. На полочке с вареньем сидел кот, который отвергал существование ночных мышей и питался исключительно сметаной, отчего присутствие его в доме было накладным и бесполезным. Однако он умел вести занудные и умные беседы перед вечерним огнем, растянувшись на коврике и подставляя каминным бабочкам великолепную желтую шерстку, и холодными вечерами привносил долю уюта в маленький домик малыша Бруллы.
Брулла замесил тесто для обеденных пирожков, достал из погреба большую банку варенья, дал указания домашнему ветерку, чтобы не собирал пыль, как попало, постелил свежую скатерку на стол, - он любил все приготовить заранее, чтобы спокойно побежать на улицу, где разгорался ослепительный день. Там малыш Брулла довольно присел на деревянное крылечко, окинул взглядом нехитрое свое хозяйство, корова приветственно замычала ему с лужайки, жизнь чудесно текла.
Если спросить у белки, которая живет в дупле старого вяза у самого края Опушки, то она может припомнить те дни, когда в старой избушке никто не жил, и крышевой начальник от тоски целыми днями завывал застольные песни, а ветрюк, что нынче живет в конуре и спит на теплой подушке, в драных лохмотьях летал по окрестным полям. Кто построил избушку и кто поставил у крылечка старые сани, - то не ведомо даже звериным начальникам, разве что солнечные духи что-то слышали от древесных пней, да и те истории давно поросли паутиной и престранными мыслями. После Дикой зимы, что давно пролетела здесь, народец пошел все больше мелкий и дружелюбный, сказки помнит плохо, все больше сочиняя да придумывая.
Когда-то, в начале Теплой весны пришел сюда Брулла, топая осторожно по мягкой, крошечной траве, за собой он тащил санки, тяжело груженые вареньем, травяными настойками и валенками, в которые он, для экономии места, положил мешочек муки и плюшевого медведя. За дни, проведенные на опушке Леса, он успел привести избушку в порядок, вычистить все половицы и коврики, загрузить все полки вареньем, запастись чай-травой, завести корову и кота, - от кота, впрочем, было мало пользы, - в целом сделал довольно, чтобы крышевой начальник и ночные поветрия признали его за местного жителя.
Если взглянуть на избушку, где живет малыш Брулла, и где сидит он сейчас на крылечке, наслаждаясь солнечным днем, то окружает ее маленький лес, всего в сотню Брулл ростом, в нем на редкость спокойно и тихо, из почтенных семейств упомянем крольчиху с малолетней оравой, старого филина Уха и беличью стаю. Но лес - это лишь видимость Леса, это все старые ели, дубы и березы, - у него нет ни духов-хранителей, ни лесного народа, здесь слишком много полянок и открытых пространств, а потому почитаем он за продолженье Опушки. Конечно, полевая приопушечная мышь презрительно сморщит носик и скроется в траве, признай кто-то в этой своре деревьев Опушку, а черные братья подавятся брелем, назови вы эту рощицу Лесом, но все знают, что Брулла живет на Опушке, а мыши и черные братья - известные вольнодумцы.
Но вернемся к упоительному дню, когда Брулла сидит и загорает на крылечке, и все ждет, когда же история продолжится. Он немного нахмурил брови, и дровяной червяк от страха спрятал голову в землю, чтобы не вышло чего-нибудь дурного. Ветрюк лениво присел в ногах хозяина, пошелестел парой засохших травинок и зевнул во весь рот.
Из Леса, который разлегся к западу от избушки Бруллы, вышел высокий, изможденный человек. На нем печально обвис пиджак, штаны поблекли от грязи, за руку он вел маленькую девочку в золотистом платье, похожую на пригожий одуванчик, а в другой руке нес мальчишку, уставшего и зареванного. Человек прищурился, вглядываясь в избушку, сглотнул и пошел быстрее.
Гости пришли, подумал малыш Брулла и почесал нос. Как хорошо, что я варенье сразу достал.
Мужчина подошел к крыльцу, опустил на ноги мальчонку и уставился на малыша Бруллу.
- Хозяин где? - властно спросил он, голос его охрип и уже не звенел, как раньше.
Брулла немного подумал. Дровяной червяк высунул голову из-под лопуха и попытался подсказать что-то невразумительное, но потом снова испугался и спрятался наполовину в старый горшок.
- Вам крышевой начальник или солнечная ведьма нужна? - осведомился малыш Брулла, положив подбородок на ладошки и рассматривая гостей. Он уже засомневался, что это были гости, уж очень по-хозяйски вел себя человек, а дети совсем не здоровались.
Крышевой начальник высунул тут же голову из-под крыши, прознав, что говорят про него, - ему же везде и всегда надо было успеть, ехидно подумал Брулла. Девочка взвизгнула, мальчик заплакал, а мужчина воззрился на маленькую головку на длинной-предлинной шее, тянувшейся из-под крыши, и засомневался, туда ли направил его старик-бобер из Мохнатой запруды.
Он нервно встряхнул мальчишку за капюшон, отчего тот обиженно замолк, и снова обратился к Брулле.
- Хозяйские где? Сказали нам, что здесь передохнуть можно.
- Зачем передохнуть, - спросил Брулла, - оставайтесь жить, у меня места много.
Он решил, что гости определенно были не гости, а пришли поселиться и жить вместе с ним. Поэтому он даже не обиделся, что с ним не поздоровались, и побежал в дом, печь пироги на обед.
- Давно у меня никого не было, - говорил между делом малыш Брулла, пока месил тесто и лепил пирожки, - ты, девчонка, быстро в хлев сбегай, сейчас самое время молока добавить, - вы себе живите, пока не надоест, скоро Жаркое лето, грибы пойдут, ягоды. А у меня варенье сейчас все больше из шишек и зерновых лягушек, на питание хватает, а вот со вкусностью тяжеловато будет, несладко.
Мужчина сел за стол, посадил рядом мальчонку, которого ветрюк от восторга сразу залохматил, и молча рассматривал избушку и маленького Бруллу. Его сын совсем перестал плакать и любовался на ладного хозяина и его кудрявые волосы, - там, где раньше они жили, совсем не было кудрявых мальчишек; девчонка принесла молока, присела с другой стороны от отца и быстро зашептала тому на ухо, как увидела она настоящую корову, и та даже три раза замычала.
- Что же ты, один живешь? - мрачно спросил мужчина, - а где старшие?
Брулла долго пытался понять, кого же конкретно имел в виду человек, но так ничего путного и не добился.
- Я - король страны Эша, - заявил мужчина, когда дело дошло до пирогов, которые пришельцы поглощали с огромным усердием, на радость Брулле. Вот, собственно, и все, что рассказал ему о себе человек, поселившийся в избушке. Он был нелюдим и мрачен, а Брулла особо и не интересовался чужими делами. Важнее было успокоить истеричного кота, на мягкое, теплое место которого положили мальчишку, но и этот неприятный случай был успешно разрешен, потому что кота стали использовать вместо подушки и грелки, что котам всегда на редкость приятно.
Мужчина и дети спали дня три, изредка вставали поесть и выпить кувшин воды, и совсем не докучали Брулле, и даже не жаловались на любопытных и неряшливых ночных мышей. Наступали самые солнечные, самые свежие дни Теплой весны. Дети выбежали из избушки на четвертый день, они пугливо приблизились к Брулле, который как раз доил корову, а та как раз помышляла бросить все и, наконец, полететь.
- А ты откуда взялся? - спросила маленькая девочка, потом она присела и сказала, что ее зовут Олинда, - зачем сказала, правда, Брулла так и не понял.
- Я пришел после Дикой зимы, - важно ответил Брулла, он был побольше детей и потому задавался немного.
- Неправда, - пролепетал мальчик, - папа говорил, Дикая зима была много-много веков назад. Ты был бы уже старым-престарым, - он смешно выговаривал слова, как будто еще не умел толком говорить.
Брулла задумался, но корову доить не перестал, - она была на редкость принципиальной в таких вещах.
- Глупости, - сказал Брулла и почесал нос, - совсем недавно это было, у седьмого дуба только три поколения грибов сменилось с тех пор, а утка еще даже гнездо не доделала.
Солнечные лучи прокрались сквозь макушки деревьев и свалились прямо на детей. Те взвизгнули и засмеялись, вскочили на ноги и запрыгали, пытаясь поймать солнечных духов. Отец в этот момент вышел на крыльцо и присел в изнеможении, любуясь на них. Он совсем разучился улыбаться, но лицо его просветлело, а большего и не требовалось. Солнечные духи довольно похрюкали и понеслись дальше в лес, на свою вечную охоту.
- Нет, это было очень, очень давно, - заявила девочка Олинда и снова присела рядом с Бруллой, - сколько тебе лет?
- А сколько зубов у вечности? - ответил ей Брулла.
- Зачем глупости спрашивать? - обиделась девочка.
- Зачем глупости спрашивать? - передразнил ее Брулла и протянул яблоко, да так быстро, что девчонка даже обидеться не успела.
Девочка задумалась.
- А вы сами откуда, - спросил малыш Брулла, - из Лесу, небось, из черных братьев или козьих прихвостней?
- Никаких мы не прихвостней, - заявил обиженно мальчик, - мы королевские дети, а папа - король.
- Мы убежали от солдат и долго шли по лесу, - погрустнела Олинда, - совсем нечего было есть, много дней шли, а папа все спрашивал дорогу у всяких зверей, а те, как люди, отвечали и прислали сюда.
- А ты нас тут ждал, - добавил ее маленький брат, застенчиво улыбнулся и откусил от яблока.
- Да, пожалуй ждал, - засмеялся Брулла, и все они втроем пошли к дому, где на крыльце сидел человек. Тот неуверенно поднялся, постоял немного и пошел колоть дрова, отчего дровяной червяк завопил тихонько и пополз прятаться целиком под дом, ругаясь на слабохарактерность свою. Крышевой начальник радостно высунулся и начал давать ценнейшие советы, на которые мужчина большей частью молчал, а иногда многозначительно хмыкал.
- Ты на папу не обращай внимания, - зашептала девочка на ухо Брулле, пока они сидели на крылечке, где малыш чинил сеть, - он тяжело переживал, когда нас пришли убивать.
Ее брат побежал осторожно к ручью, где плескались мальки, радостно выпрыгивая вверх, кто выше. Солнце играло на их серебряной коже и казалось, словно из воды в небо капают мелкие, юные звезды.
- А зачем убивать? - все это Брулле было в новинку, и потому он от любопытства даже высунул кончик языка.
- Не знаю, - махнула рукой девочка, - плохие люди, - и вздохнула совсем по-взрослому.
- Что только не бывает на свете, - пробормотал Брулла и затянул потуже узелок.
Через неделю, а может, и больше, король подошел к Брулле, сел рядом с ним на берегу, глядя, как ловко тот выуживает на пропитание рыбку, и заговорил.
- Скажи мне, маленький хозяин, - слова давались ему нелегко, - как мне вернуться назад, в страну Эша, которая лежит за Лесом?
- Где вас убивали солдаты, а потом вы шли, шли и много дней не ели? - деловито спросил Брулла.
Человек опешил и надолго замолчал. Может, он молчал минуту, может, и целый год, ведь воспоминания совсем не нравились ему. Наконец он продолжил разговор.
- Там, где когда-то была моя страна, и откуда меня изгнали предатели, еще есть те, кто мне дорог, - проговорил он печально, - я много зла принес им, и много зла принес моему королевству, но теперь все, чего жажду я, - это найти мою королеву, мою вечную и прекраснейшую любовь. Одну оставил ее, не смог спасти, не смог найти, одни шли мы по Лесу, и клялся я себе, что вернусь и найду мою Эвенниль.
- Ух, ты, - пробормотал под нос Брулла, делая вид, что занят исключительно рыбкой, затаившейся в камышах, - еще и жена есть, совсем семья получается.
Темными вечерами, когда за окном бесились дикий ветрище на пару с водяным змееловом, а в избушке посапывал очаг, непрерывно чихая на наглого котяру, что разлегся прямо перед ним, малышу Брулле иногда становилось тоскливо, и он сам не знал почему. Дружелюбная белка, в то время простуженная, с завязанным горлышком, рассказала ему что-то про семью, про детей и любовь. Брулла мало что понял, но твердо усвоил, как это хорошо и положительно. И теперь сердце его заговорило от тоски и нежности к этой неизвестной королеве, пропавшей где-то в стране Эша, ожидающей своего короля и детей.
- Помню, шли мы спиной к солнцу, с запада, значит, надо идти на солнце теперь, и через много дней выйдем к другой стороне Леса, - говорил король, пока Брулла мечтал.
- Не-е, не пойдет, - протянул малыш и улыбнулся, - ты снова ко мне придешь.
- Как приду? - помрачнел король, - я, глупый мой, про другую Опушку говорю.
- Это ты сам глупый, - засмеялся Брулла, - Лес же не бесконечный, правда ведь? А где кончается Лес, там начинается Опушка, а за ней Поле, я, правда, на Поле еще не ходил, боюсь в небо упасть, маленький еще, ну так вот, - на Опушке, как всем известно, живу я. Поэтому если пойдешь на Опушку, придешь ко мне.
Король вздрогнул, побледнел, колючие глаза его схватились за Бруллу, но тот был благожелателен и спокоен, а как иначе, спрошу я, ловить в наши времена хорошую рыбешку. Король вскочил и пошел к дому, мысли его путались, перед глазами стоял образ высокой, очаровательной женщины, которую он по неумению или трусости бросил где-то там, в охваченном пламенем дворце. Он верил маленькому Брулле.
Но он все-таки собрался и пошел. Тихим, безветренным утром он вышел из маленькой избушки, вслед ему высунулся, было, крышевой, но, зевнув, быстро уполз досыпать. Дети еще спали, он поцеловал их в потемках, Брулла подал ему сумку с провизией, молча проводил до тропинки, поглядел задумчиво вослед, ведь по пасмурным дням полагается быть задумчивым, и в такой же безветренный день встретил короля обратно, - как известно, Брулла живет на Опушке, а Лес совсем не бесконечен.
Мужчина сильно исхудал, стал еще грустнее, но лицо его загорело и словно светилось изнутри, ведь в Лесу солнечные духи частенько будят путников и ведут с ними поучительные беседы. Дети встретили его дикими криками и прыжками вверх, волосы их за это время стали такими же кудрявыми, как у Бруллы, и они почти не скучали по отцу, дни их проходили быстро и замечательно, и даже маленький мальчик, который так и не успел представиться, снова смеялся и пел.
Мужчина много дней не выходил из дома, и, как поговаривал ветрюк дождевым червякам, иногда даже плакал и морщился, словно проглотил кучу пыли, и прошло время, прежде чем он вышел под солнце.
Корова, кстати, как никогда была готова начать учиться летать и только ждала подходящего момента.
- Я вот не могу понять, как же ты помнишь Дикую зиму, - говорил как-то король за ужином Брулле, - это было тысячи лет назад, когда вымерз весь мир.
- Мы еще каждую зиму наряжали Огненную ведьму, чтобы прогнать холод, - вспомнила девочка, которая очень любила играть в снежки.
- Это было совсем недавно, - зевал Брулла, которому эта тема надоела, потому что он не умел считать дни, - у Березы еще лужа не просохла от большой сосульки, которая там висела все время.
Дети, конечно, побежали посмотреть на лужу, они теперь совсем не боялись ни леса, ни деревьев, ни солдат, которые остались где-то там, на задворках памяти, вместе с убитыми, криками, пламенем, и - лужа действительно была там.
- Мы шли по Лесу, по тропе на восток, - продолжал король, потерявший страну, - и где же мне искать теперь ее, мою возлюбленную жену? Как вернуться?
На ужин пришла старая белка, теперь она растянула лапку и ковыляла на костылях, - с ней вечно что-нибудь приключалось. Она внимательно слушала короля и страстно желала помочь.
- А разве ты не прошыпался в Лесу, милок? - прошамкала она королю, - разве не прошыпался с детьми? Прошыпался ведь, что отрицать, а кто прошнулся в Лесу, тому в Лесу и жить.
- Кто-то из вас там спит, а кто-то нет, - глубокомысленно развил тему малыш Брулла, жуя пирог с вареньем из ранней земляники, - как же вам ее найти, если один из вас не спит, а другой спит? Смешно.
Королю не было смешно. Он болезненно вслушивался в эти странные речи, пытаясь найти хоть каплю надежды или смысла, каковых там, естественно, не присутствовало, ведь малыш Брулла мало, что в таких делах смыслил.
- Папа, мне кажется, что мы умерли, - тихо проговорил мальчик, готовый расплакаться, - разве тебя не казнили на площади под стук барабанов? А Олли кинули в пропасть, и меня кинули? А маму заточили?
Король схватил его за плечи и встряхнул, да так сильно, что его сын сам вспомнил, что они спаслись и долго шли-шли по Лесу, пока не дошли до Бруллы и его избушки.
- Так королеву заточили?! - встряхнулся Брулла, - так что же вы раньше мне не сказали? У колдуна в Поле есть башня, где он в заточенье держит королеву, это же все знают! И белка, и еж дрянной из оврага, и червяк распоследний, - все знают!
Он запрыгал от радости, что узнал такие невероятные подробности.
- Да мы просто пойдем ее вызволять, вот как! - закричал храбрый малыш Брулла, и дети запели вместе с ним.
Король пришел в крайнее волнение, вскочил из-за стола, и опомнился, только когда малыши собрали десять сумок и восемь мешков поклажи, положили у дверей и довольно на них сели. Сердце его болело от тоски.
- Надо было еще варенья взять, маловато засовали, - довольно сказал малыш Брулла, стуча пятками по полу и распугивая тараканов, - что же раньше-то не сказали? Прямо к колдуну и пойдем.
Король присел на скамью и пронзительно взглянул на него. Его сердце билось все сильнее, потому что он силился припомнить лицо той, которую любил больше всего на свете, но черты расплывались, растворялись в свете не то солнца, не то костра.
- Как же я узнаю ее? - только и смог пробормотать себе под нос король страны Эша, которому давно не снились сны.
Наутро Брулла прибрался в доме, подоил корову и прочел длинную нотацию коту по поводу сметаны в погребе, на что тот согласно кивал и нежно вылизывал шерстку. Крышевой начальник к тому времени пришел в состояние истерическое и давал советы всем, даже торчащему из-под избушки хвосту дровяного червяка, который, конечно, не мог его слышать, потому что был всего лишь кончиком хвоста. Дети шумели и наводили беспорядок, ветрюк путался под ногами, а король нервно собирал вещи и готовился к походу.
Наконец, все вышли на крыльцо, - погода была соответственно ветреной и полностью невменяемой, - и Брулла побежал за коровой.
- Зачем нам корова? - спросила девочка, которой досталась самая вкусная сумка, с медом и орешками, - что мы, на ней поедем?
- Полетим, - прошептал застенчиво ее брат, который был осведомлен обо всех тайных делишках на Опушке.
- Не говорите глупости, - строго произнес король, и голос его звучал куда звонче, чем раньше, в осанке появилась властность, отчего дети немного пригорюнились, но ненадолго.
- Корову доить некому, потому и оставить нельзя, - весело пропел Брулла, подбегая к ним.
Все собрались, присели выпить молока и отдохнуть от дорожных забот, а потом пошли спиной к солнцу, куда-то в сторону Поля, дети то и дело забегали вперед, кувыркались в траве, их кудрявые головы походили на нежные летние одуванчики.
Брулла шел деловито, с каждым жителем Опушки надо было попрощаться, со старой белкой обязательно выпить чаю, угостить вареньем мохнатого дятла с женой, а потом еще завернуть к пруду и накидать туда камушков и перепрыгнуть через восемь лягушек, - чтобы дорога была счастливой.
Правда, Брулла не умел считать, и на всякий случай перепрыгнул еще и через старого камышового кабана, жившего на Опушке недавно.
Королю не терпелось бежать, его злили корова и медленный шаг Бруллы, он боялся опоздать или вообще не дойти до поля.
- Да вы бы не волновались, - сказал ему малыш Брулла, подняв вверх сияющую мордочку, на которой солнечные духи играли с зелеными тенями, - мы успеем, надо же правильно пойти в дорогу.
К вечеру они прошли милю или две, но точно не больше трех, потому что не дошли до Березовой рощи. До самой ночи дети серьезно и степенно укладывались спать, готовили суп, ели варенье и вели разговоры о Дикой зиме, которую никто не видел, и которая была много веков назад. Лес вокруг них шумел, но тихонько, чтобы никого не напугать, не подходил близко и отчего-то был очень смущен. Пара зверюшек присоединилась к костровому сборищу, вставила несколько слов, получила по ложке варенья, и, позевывая, растворилась в тени. Корова незаметно отошла подальше, где среди макушек деревьев пробивалось таинственное небо, все в звездочках, и, не в силах себе отказать, судорожно выбирала, к какой же скоро понесется.
Король не спал, он широкими шагами прошел полмили дальше, потом обратно, споткнулся раз пятьдесят и еще упал в овраг, ему хотелось бежать, но бежать не к страшному колдуну, нет - бежать от страха, который держал его за горло и не давал вспомнить, припомнить, найти и не потерять снова облик своей королевы.
Поутру дети и малыш Брулла нашли его спящим в корнях, продрогшего и потерянного. Брулла долго чесал нос, потом ухо, и только затем придумал сварить из грибов и шишечного варенья суп, от которого прибавлялись силы. Король, конечно, проснулся и сразу пошел на запах, но весь день от него не было ни слова, ни улыбки, и вообще никакого проку. Дети прошли еще милю в сторону, где как раз играли воробьиную свадьбу и позвали поесть пирогов, на свадьбе и веселились до вечера, танцевали с хромым медведем и задремали прямиком на огромном земляничном паштете.
Утром пришлось доить корову, помогать убираться, ведь мусора от свадеб набирается очень много, зато малыш Брулла повстречал дюжину старых знакомых, и был очень рад тому, что собрался в путешествие. К обеду он, наконец, вспомнил, что шли они к колдуну. Король был притихшим, он сильно измучился и желал лишь продолжить путь к заветной башне.
- Как же медленно мы идем, - пробормотал он Брулле, пока тот паковал мешок, - мы же совсем не успеем. Мы же прошли мили три, не больше, по прямой.
- Что такое прямая, как не кривая, - засмеялся звонко радостный Брулла и ущипнул за хвост пролетавший ветрюк. Тот взвизгнул, на что Брулла удивленно признал в нем домашнего своего питомца, сделал строгий выговор, потрепал по холке и быстро простил. Ветрюку пришлось понуро возвращаться домой и выпалывать всю морковную грядку.
- Мы уже идем, - сказал Брулла королю.
Все схватили мешки и сумки, попрощались с молодоженами, что заняло немало времени, вытащили из паштета корову и прошли сотню шагов в сторону маленькой сосновой рощицы, где был день рождения у мохового пня, но его поздравляли недолго, потому что надо было торопиться.
И вот, пройдя еще сотню шагов, король, его дети и малыш Брулла вдруг вынырнули в белоснежное фарфоровое небо, где слышались далекие птичьи голоса и шелест травы. Ослепленные, стояли они, пока малыш Брулла не закричал испуганно, - ему показалось, что он падает прямо в небо, - и схватил за ногу короля, который поднял его на руки и прижал к себе.
- Вот глупый, неба никогда не видел, - прошептал мальчик и побежал в траву, где можно было покататься, где каждая травинка качалась в свою сторону, чтобы не испортить капризному поветрию музыку. Сестра побежала за ним, радуясь, как быстро они пришли к цели.
Король нежно прижимал к себе малыша Бруллу, гладил по кудрявой голове и пел старые песни об облаках и ветре, которые выучил еще в стране Эша, и потихоньку маленький хозяин перестал боятся и даже осмелился одним глазом поглядеть на небо и быстро отвернуться. А еще ему было очень приятно, что его держит на руках сильный и смелый король, с которым совсем не так страшно, и даже немного позавидовал Брулла брату и сестре.
Корова же просто мелодично и самозабвенно мычала, подняв рыжую морду к облакам и пытаясь вычислить, то ли голубовато-белое это далекое небо, то ли бело-голубое.
Король ждал, пока маленький хозяин привыкнет к незнакомому небу, и мрачно смотрел на замок вдали. Собственно, то был не столько замок, сколько одна невысокая, потрепанная временем башня и примыкающий к ней хлев, но на воротах, у которых, по колдовской традиции, не было забора, висела большая табличка с надписью "Замаг" и нарисованным черепом.
То, что это был череп, а не дырявый горшок, тихонько сообщил королю сын, быстро узнавший от травяных жителей все нехитрые местные тайны. Бруллу тем временем опустили на землю, и он готов был продолжать путь, но только крепко держа за руку короля.
Медленно и осторожно шли они к замку, дети спрятались за отца, король держал в руке палку, а малыш Брулла сжимал ореховый прутик, тоненький, но невероятно колючий.
- Колдун где-то здесь, - сказал вполголоса Брулла и выдвинулся вперед короля. По правилам ему полагалось напасть на колдуна и одолеть его злые чары, выдержав все испытания, и не поцарапаться.
- Нет уж, - заявил король, - ты, малец, мне не мешай, я с ним разберусь.
Малыш Брулла зашипел на него капризно, он очень не любил, когда вели себя не по правилам, снова выбежал вперед и мужественно зашагал к воротам, стараясь не смотреть вверх.
- Заперты, - процедил Брулла, подозрительно оглядываясь, не выскочит ли из какой дырки колдун. Девочка и мальчик прятались за ним. Выскочил из норы дровяной червяк, дальний родственник дровяного червяка Бруллы, такой же малодушный и трусливый, напугал троих детей до визга, сам перепугался и пополз, куда глаза глядят, потому как в поле было прятаться негде.
Король посмотрел на ворота без забора и попытался было что-то сказать. Дети зашикали на него, они прекрасно понимали, что по правилам сначала надо взломать замок и как-то пробраться во двор. Пока они галдели у ворот, перетряхивая содержимое сумок, попутно разбив банку с вареньем, которое пришлось присесть и доесть с булкой, король задумчиво обошел ворота и подошел к замку. На крыльце сидел колдун и так же задумчиво ждал, пока путники взломают ворота. Он курил трубку и почесывал седую бороду, иногда зевал, кутался в одеяло, грустно посмотрел пару раз на короля, трижды пожал плечами и пустил восемь колечек дыма. Пересчитав все, что можно, нетерпеливый король вернулся обратно. Брулла тем временем придумал связать веревочную лестницу, перекинуть ее через ворота и перелезть по одному. Посмотрев на это, король сходил за стремянкой, на которую указал ему колдун, принес ее детям и, без лишний слов, приставил к воротам.
Немного посовещавшись, троица решила, что так тоже можно взламывать ворота, поэтому все трое залезли наверх, король приставил лестницу с другой стороны и помог спуститься. Брулла все больше убеждался в его - короля - практической пригодности.
Наконец, все подошли к замку, осторожно, на цыпочках. Во дворе никого не было. Вдруг в дверях показался колдун. Поверх халата он, за неимением реквизита, нацепил бордовый шарф, надел зимние рукавицы, соломенную шляпу с сухими цветами и, в целом, выглядел препорядочным чучелом.
Брат с сестрой завизжали снова и спрятались за уставшего отца. Малыш Брулла все ближе подкрадывался к крыльцу.
- Мы пришли спасать королеву, - сурово сказал малыш Брулла и с серьезным видом ткнул колдуна в ногу прутиком.
Колдун взвизгнул и начал было оправдываться, но потом вспомнил, что это не по правилам, сразу напустил на себя вид таинственный и мрачный, одним словом - пакостника и шалопая, - наслал на путников три поветрия, одно из которых было таким старым, что запуталось в мешке у Бруллы, да там и заснуло. Затем колдун закрутил рукавами, но быстро запутался, поэтому дети сначала помогли ему развязаться, а потом снова спрятались за отца, издавая для приличия тихие крики.
- Отдавай королеву, негодяй, ты побежден, - снова ткнул Брулла прутиком колдуна, отчего тот застонал и вполголоса попросил пощадить.
- Что-что? - переспросил малыш Брулла, перекидывая прутик в другую руку и хватая у короля палку.
- Пощади, - умиротворенно сказал колдун, повернулся вокруг себя и пошел закрыться в чулане на некоторое время.
Дети засмеялись, и с небес на них упали тени от крошечных облаков, которые резвились где-то высоко и были похожи на пушистых ягнят. Засияло солнце, еще краше и улыбчивей, чем раньше, и погода стала примерной и послушной, как хозяйский ветрюк.
Победили, победили, кричали дети и прыгали вверх. Только Брулла не стал прыгать, чтобы не искушать судьбу. Он все еще косился недовольно на небо и поспешил зайти в дом.
- Колдун, а королева где? - постучался он в чулан.
Колдун сообщил, что ключи от башни под хлебным сундуком и что от прутика у него теперь болит зуб.
Брулле пришлось пояснить, что колдуны - народ престранный, многодумающий и оттого глубоко несчастный. Он нашел ключи и протянул королю, задрав голову и улыбнувшись во весь рот.
- Папа, ты иди же, иди, - толкал его маленький сын, а девочка Олинда молчала, и глаза ее излучали необыкновенное сияние.
- Иди, найди маму, - попросили дети.
Король уже мало что смыслил в происходящих событиях, а потому взял неловко ключ и на ватных ногах пошел к двери в башню, куда его услужливо сзади протолкнули.
Только когда сзади захлопнулась дверь, старинная прохлада отрезвила его. Воздух не двигался, был терпким и ледяным внутри башни. Стены переливались мхом и плесенью, а сверху падали лучи солнца, осторожные и запуганные, а потому не дающие тепла.
Король снова вспомнил все, испугался, потерянно осмотрелся вокруг, - наверх вела крученая лестница, и после каждых десяти ступеней была дверь в стене, и так все выше и выше куда-то в бесконечную даль. При свете башня казалась местом нестрашным, зеленым и просто кем-то забытым, но за первой дверью шла вторая, за ней третья. Сотни ступеней прошел король, а двери все не кончались, и лестница вела дальше, словно не было у нее конца, и, - странно, - лучи падали под тем же углом.
Уставший мужчина вернулся вниз, но дверь в дом не отпиралась, ее словно и не было, древесина успела прорасти мхом, а в пороге поселился целый народ точильщиков. Из дома колдуна не доносилось ни звука. Король еще раз попытался открыть первую дверь на лестнице, вторую, третью, но ничего не вышло. При этом он твердо знал, что возлюбленная королева здесь.
Прошло время, и вот ему казалось уже, что он никогда не вспомнит ее лица, а потому никогда не доберется до той двери, где заперта королева, что обречен он на вечность в этой башне, пытаясь припомнить, припомнить, кого же он ищет. Он сел на порог, обхватил голову руками и запел старинные песни, которыми жена звала его с поля боя.
Дети сидели за столом в доме колдуна, Брулла резался с хозяином в карты на орехи, корова шлялась неизвестно где, несмотря на позднюю погоду, и все спокойно чего-то ждали.
- Ты только не обижайся на папу, - тихонько сказал мальчик Брулле, - мы на него тоже не обижаемся. Мы, конечно, ему никогда не говорили, но я-то и Олли знаем, как все было на самом деле, только ему не говорим.
- Нет, не обижаемся, - грустно проговорила девочка, - он хотел уйти из дворца, когда враги наступали, а потом солдаты забунтовали, и он бросил всех и один сбежал к врагам, чтобы вернуть корону, хотя она мне никогда не нравилась, а они его поубивали. Мне кажется, ему было больно, когда солдаты нас бросили в пропасть, хотя это было здорово лететь, - она закружилась вокруг себя, - как птицы!
- Ага, я ей еще кричу, давай крыльями махать, и сам машу, - разошелся мальчик, - и лети-и-и-им... Вот здорово-то было! И все на свете видно, все королевство облетели, и папу видели, и старую пастушью избушку, и людей с камнями, и телегу, которая на реке застряла!
- А пшено из нее прямо рыбе в рот попало!
Дети захохотали.
Корова, которая подслушивала у окна, очень занервничала, пытаясь все запомнить.
- А королева? - с интересом спросил колдун, он нечасто слышал новые сплетни.
- А королева у вас в заточении, вы что, уже забыли? - строго спросил его Брулла, который сильно подозревал, что колдун жульничает.
- Ну да, и то верно, - заворчал старик и сунул длинный нос в карты.
Дети притихли ненадолго, за окном начинался дождь, который ласково и уютно стучал по крыше и окошкам, словно пел старинную песню.
Король же очнулся, - как раз тогда Брулла громко чихнул и опять проиграл колдуну, - в башне становилось темнее, в воздухе засеребрилась пыль. В углу, где начиналась лестница, кто-то зашевелился, закашлялся, и на свет пробралась древняя старуха. Она закуталась до самой макушки в дряхлое дырявое одеяло и еле-еле прошла пару шагов. Король подвинулся, старуха вызывала в нем страх и злобу, словно явилась она мешать и сбивать с толку. Та присела рядом, достала из кармана старую катушку от иголок и стала любоваться на нее, словно было то маленькое чудо; она катала ее из ладошки в ладошку, что-то припевала под нос и совсем не замечала короля.
- Что же ты тут делаешь, матушка? - король потерял терпение и отодвинулся от нее. Он злился, потому что старуха мешала ему вспоминать и думать.
- Давно сижу тут, милок, - прошамкала старуха и обратила к королю свое доброе, усталое лицо, - вот, только и осталась у меня на память.
Она нежно потерла катушку пальцем и улыбнулась.
- Сколько ж лет тут сидишь? - произнес король, ему хотелось спать, он очень устал.
- Всю жизнь, милый, сижу, сколько себя помню, все сижу, ты посмотри, - старушка ткнула ему под нос катушку.
Король вежливо посмотрел на катушку, поморщился и промолчал.
- Всю жизнь сижу, - сказала старушка и поежилась,- она сильно мерзла в башне, - все жду, жду, а никто не придет. Столько дверей в мире, а никто не войдет. О чем только люди нынче думают? Я ж все жду, и помирать скоро, а все не идут.
- Как же, не так все, - утомленно зевнул король, - за этими дверями прячут мою королеву, только не найти мне ее, не помню, не знаю как.
- Нет, что ты, милок, никого не прячут, - изумленно зашамкала старуха, - это все двери, чтобы входить, а обратно в них ходу нет.
Король вскочил на ноги, испугав старушку до полусмерти.
- Что ж ты, старая, говоришь, - закричал он, - что ж ты себе думаешь!
Дверь внезапно распахнулась. В проеме стоял Брулла и сурово смотрел на короля.
- Ты чего это бабушку обижаешь? - спросил он и нежно взял старушку за руку, - пойдемте, тут у нас каша поспела, с молочком в самый раз.
Гостью отвели за стол, посадили в самое мягкое кресло, дали самую большую тарелку, а с королем даже и не говорили весь вечер, пока тот не попросил прощенья.
Дети радостно бросились старушке в объятья, сели рядом с креслом и готовы были выполнить любое желание, лишь бы бабушка чувствовала себя хорошо. Старушка даже заплакала немножко, погладила всех по головам, улыбнулась умиротворенно и прикорнула прямо в кресле.
Колдун, зевая, пошел спать на печи, детей положили на лавку рядом и укрыли шубой колдуна, в которой жили двенадцать белых мышей и два таракана, король спать не хотел и присел у окна, где скоро все-таки заснул. А корова спала стоя.
Брулла прилег на коврике у камина, он закрыл глаза, но сон что-то не шел к нему. Маленький хозяин очень обрадовался тому, как славно у него получилось завести семью, и только проигранный мешочек орехов слегка омрачал этот счастливый день.
Теперь у меня есть король, королева, мальчик, девочка, корова, ветрюк, кот и крышевой, - пересчитывал малыш Брулла и нежно улыбался. Потом он пересчитывал в обратную сторону и обязательно кого-нибудь забывал, и приходилось начинать заново. Правда, Брулла все же немного нахмурился, вспомнив, как много надо варенья и сена заготовлять. Но зато теперь у меня есть, как ее, семья, - думал Брулла и счастливо потягивался под теплым дыханием огня, - так много всех набежало, не то, что у старой белки. Он ехидно представил себе, как та белка, да и филин Ух обзавидуются его, бруллиной, удаче, и, надо признать, это тоже доставило малышу немного удовольствия.
- Теперь мы будем все жить счастливо и дружно, - прошептал тихонько Брулла и подмигнул корове, - и варенье варить, и рыбу удить, и Жаркое лето ждать.
Еще он в полудреме порадовался, что завтра пойдет домой, он соскучился по крышевому, по корыту, и даже по дровяному червяку, в гостях маленький хозяин изрядно задержался и уже стал забывать очертания родного леса. А потом маленький Брулла заснул.
Брулла проснулся резко, после полуночи, долго не мог припомнить, где же он очутился, медленно приходил в себя, и только потом услышал тихие голоса королевских детей. Не то, чтобы Брулла был любопытный, но редко себе отказывал, а потому перекатился на другой бок и прислушался.
Дети говорили грустно и сдержанно, словно выросли за одну ночь, стали большими и мудрыми.
- Папа ведь так и не узнал ее, - печально произнесла девочка Олинда, - как же быть?
- Как же рассказать папе, что мама нашлась, он же и не поверит, - вторил ей мальчик.
- А если поверит, то сердце его разорвется от боли, - заплакала Олинда, и Брулла вдруг заплакал вместе с ней. Слезы текли по его щекам, а маленькое храброе сердце застучало, да так сильно, словно готово было выпрыгнуть из груди Бруллы и улететь в небо.
- А если же не найдет мамы, то угаснет и станет блуждающей звездой, - прошептал королевский сын, - он же никак не поверит, что мы все поумирали, а то бы поверил и жили бы дальше.
- Если бы вернуть маме ее облик, так и узнал бы, - сказала Олинда, - может, колдун поможет?
- Нет, колдун не поможет, - заворчал с печи колдун, он спал, но тоже был от природы любопытен и потому все слышал.
И какой же облик надо вернуть королеве? - недоуменно подумал малыш Брулла, и посмотрел на старушку в кресле, - королева, как королева, немного старенькая, ну да на моих пирогах враз ее вылечим. Он даже припомнил особенный, очень вкусный рецепт для такого случая.
И малыш снова прислушался, украдкой вытирая слезинки.
- Нет, папа не узнает, ему так больно, и он так давно ее ищет, что и забыл все, - продолжали дети, - как же ему рассказать?
- Вот бы он посмотрел и сразу узнал маму, - прошептал мальчик, - но он все угасает, скоро и нас перестанет узнавать. Будет все искать да искать, и никак его не переубедишь, что мама уже здесь, и нас не узнает, и улетит.
Потом дети еще немного поговорили и заснули.
Брулла лежал и смотрел в темный полоток. Колдун заворочался на печи, слез попить из кувшина воды, разбил по дороге пару чашек и навернулся пребольно на скамейку, поругался, нацепил потеплее одежку и полез снова на печь.
- Я тебе вот как скажу, - прокряхтел он малышу Брулле, - ежели у человека сердце слабое, то никогда он ничего не признает и не вспомнит, а все гоняться будет. Королева ему, видите ли не подошла, - он высморкался и улегся поудобнее, - а какую ему надо? Сам же не знает, а еще колдун виноват, - он обиженно повернулся к стенке и захрапел.
Брулла вздохнул, поднялся и вышел во двор. Корова увязалась за ним. Молча стояли они посреди пустынного, безмолвного Поля. Где-то в вышине задержались звезды и запоздалые облака, трава еле шевелилась, и далеко кучка лопухов подвывала хриплыми голосами, а потом и вовсе замолкла. Поле молча переживало ночь, дремало, и ни один ветерок не пролетел мимо Бруллы. Небо чуть светилось и было совершенно покойно.
- Вот так-то, - сказал Брулла корове и показал наверх, к самой маленькой и самой яркой звезде, - так вот и получается всегда. Думаешь, можно ли наварить столько шишечного супа, чтобы у всех на свете было по маленькой звезде?
Корова ничего не ответила, она вдумчиво и пристально разглядывала звездочку. Брулла погладил ее по морде и огляделся вокруг, нет ли где упавшей звезды поблизости. Он не умел летать, и потому приходилось полагаться на случай и удачу.
Но, как назло, в эту ночь все звезды были при деле и совсем не хотели падать.
- Что же делать-таки, - прошептал малыш Брулла, ему очень захотелось в тот миг поскорее попасть домой со своей новой семьей, он давно не пек пирогов, да и кот уже, небось, совсем распустился и слопал всю сметану на год вперед. А ветрюк? Прополол ли он морковную грядку или опять заигрался и позабыл все на свете? Нет, нельзя оставлять хозяйство надолго, почесал носик малыш Брулла. Звезд вокруг так и не появилось.
Малыш все-таки подождал немного для приличия, прогулялся до ворот и обратно, попрыгал пару раз на левой ноге. Небо темнело, становилось неуютно, Брулла кинул последний взгляд вокруг и пошел в дом. Корова осталась снаружи и дышала ночным воздухом. Ей было хорошо.
Брулла немного походил по дому, поправил занавески, поставил на место веник, собрал со стола карты и аккуратно засунул под чайник. Он посмотрел на детей, как они ровно дышали и тихо говорили во сне разные глупости, особенно девочка, а потом пошел к королю, который заснул у окошка. Тому снились тревожные сны, он метался, раскинул руки и часто мотал головой, в чем-то убеждал невидимых духов и иногда бросал пару бессмысленных фраз.
Малыш Брулла поднес руки к груди и достал оттуда свое маленькое храброе сердце, которое сияло тихим солнечным светом, вздохнул грустно, прощаясь с ним навсегда, и осторожно вложил в грудь королю.
- Ты извини, что звезды не нашел, - тихо сказал он королю, который теперь лежал спокойно и улыбался, - ничего подходящего в поле не валялось, пришлось обойтись тем, что было под рукой, ты уж не обижайся, а семья - это и так хорошо и чудесно.
Потом маленький Брулла, покачиваясь, вышел в поле и пошел куда-то за ворота. Корова недоуменно потянулась за ним. Где-то через сто шагов маленький Брулла упал и больше не поднимался, корова тыкалась в него мордой, мычала тихо, а потом и громко, но он все не вставал. Трава потихоньку укрыла его, а вместо улыбки малыша Бруллы выросли целых девять незабудок и один большой и очень стеснительный одуванчик, а потом наступило утро, и солнце лениво, хитро щурясь, поднялось над Полем.
Конечно, утром дети искали Бруллу, и даже колдун один раз вышел на крыльцо и огляделся, но потом все пошли завтракать, сидели и галдели за большим столом, и - вот радость, - король нашел свою королеву. Нашел спящей в кресле, веки ее немного опухли от долгого сна, а волосы слегка растрепались, но король сразу узнал жену, закружил в объятьях и даже стукнулся от радости макушкой обо что-то, дети визжали и прыгали от восторга, и весь мир был добр и счастлив в тот день.
Потом все собрались в обратный путь, попрощались со старым колдуном, подарили ему на память колючий ореховый прутик, и отправились домой. Правда, иногда мальчик припоминал, что, вроде бы, вышло из дому их немного больше, но девочка смеялась над ним, а потом и ее брат совсем забыл обо всем, и радостная семья вернулась домой, в избушку, и поспела как раз к началу Жаркого лета.
Они и теперь живут в избушке, - король, королева и их маленькие дети, у которых кудрявые головы похожи на одуванчики. Иногда молодые ветрюки путают их с цветами и пару раз даже уносили в Поле, откуда дети, смеясь, возвращались поздно ночью, обязательно испачкавшись во всех лужах и нарвав по охапке цветов. Королева прядет по вечерам, печет пироги и поет удивительные песни, а король варит совсем неплохое черничное пиво, а потому в избушке всегда много гостей и добрых друзей. Если спросить старого филина Уха, - даже он не припомнит, когда королевская семья поселилась в избушке, и кажется, что всегда на крылечке сидел мудрый король и чинил рыболовную сеть, королева пела вечернюю песню, а дети играли во дворе с ветрюком в догонялки, - разве что еловые иголки что-то прошепчут вечером, да и то - все пустые сплетни, которым и верить-то никто не будет. Конечно, мальчику до сих пор интересно, кто же научил кота есть сметану и игнорировать ночных мышей, но кот все так же молчит и интересуется только сметаной.
Конечно, корова все-таки научилась летать и однажды исчезла. Где-то в высоченных просторах она до сих пор перелетает от одной звезды к другой звезде и все пытается как можно скорее найти ту самую звездочку, и тогда не будет поздно, тогда она успеет вернуться. Ей, как всегда, не нравится эта, а та слишком жаркая, а третья чересчур жесткая, а четвертая и вовсе никуда не годится. Возможно, когда-нибудь и найдется самая нужная, самая подходящая звезда, и тогда останется только найти маленького Бруллу и подарить этот чудесный подарок. Правда, те незабудки уже отцвели, и на том самом месте колышется молодой березняк, да и у коровы плохая память. Она уже не помнит, зачем летает среди звезд и мечтает когда-нибудь спуститься на землю, мычать и давать молоко, но все никак не может собраться с духом.
Найдет ли, узнает ли она Бруллу, когда вернется, и вспомнит ли о нем вообще, с уверенностью теперь не скажет никто.