- Посмотрите направо. Здесь вы видите интересный экспонат.
Восемнадцать белых кепочек - направо. Поля стоит в заднем ряду, белые гладкие округлые макушки перед ней похожи на.. похожи на..
В прошлую пятницу на лит.группе, куда ходит Поля, было сказано: "За нее пишет жизнь, она только записывает". Мм, слова отлиты из меда и сливок. Но Поле придется попоститься - адресованы не ей.
Из сознания всплывает тонкий носик, смех с французской хрипотцой и почему-то голубой цвет. Вера. На лит.группах второй стол справа от Поли. На парковке соседнее место, тоже справа. Хвалили Веру. Интересно, а возле Филиппа, с которым бывало так хорошо Поле, какое место занимает Вера около него - справа? Слева? Сверху или снизу?
- Лестница. Сооружение для подъема и спуска.
Перед облаком белых кепок высится на экране зубчатая мраморная глыба, сбоку похожая на выбеленную до костей пасть древнейшего ископаемого. Наступая на лужи хрустального света, расплескавшегося на зубьях - ступенях, восходят на мраморную скалу темные силуэты мужчин и светлые - голоплечих женщин.
Их лица, тела, возраста различаются вне всякого допуска. Они генетически не оптимизированы. Много брака. И сколько материала! Поля помнит усвоенное на лит.группах правило древней прозы - внешнее описание. Не удивительно, при такой случайности форм.
Льется рассказ музейного проводника, бесцветный и шелковый как русые волосы. Поля обводит ее взглядом: F3C-Caucasian - белая женщина третьей стадии жизненного цикла с допуском в пределах нормы. Рядом ввинчивается в никуда резная спираль деревянных ступеней. Кружево. Бегут кружевные перила. Поля ощупывает эти слова языком и небом. Они такие сладкие, что Поле хочется сочинить рассказ из древней жизни и поцеловаться. Она украдкой нащупывает ладонь соседа.
M2С-Oriental. Матовые скулы, устричная ракушка век. Его предки жили на правом краю старой географической карты. В те времена больших расстояний Поля могла никогда не встретиться с ним, не то что... Поля притягивает руку соседа к своему бедру. У него взгляд из-под челки (все в пределах допуска) и улыбка - распустилась как сухое молоко в чае, окрасила собой все лицо.
Поля смотрит на карточку-идентификатор на его рукаве - Такао. Имя выбрано в память древних традиций. Улыбка в ответ. Рука Такао пробегает округлый путь по ее бедру назад, и левая ягодица Поли, чуть приподнятая ладонью чайно-улыбчатого соседа, вспоминает ту руку, которая сжимает ее чаще и слаще других. Филипп.
Однажды Поля купила тест на влюбленность. Смочила слюной тонкую полоску, и не оборвалась еще нитка слюны, как проступила на материале желтоватая кривая ее влюбленности. Процентное соотношение эндорфина, эстрогена и меланина свидетельствовали об интенсивной, но поверхностной нервной реакции и классифицировались как первичная влюбленность среднего недоразвития.
Это документально-заверенное признание в любви Поля отправила мгновенной почтой Филиппу. Она была удачлива в любви - Филипп ответил собственным, ей посвященным анализом. Пористая полоска со следами слюны рисовала его чувство. Но все же - Вера была удобнее для него...
Шелковится русый рассказ. На экране объемно выстраивается светлый домик, в веснушках от солнечных лучей, неравномерно падающих на него через подрагивающие листья высокого дерева с белым крапчатым стволом.
Поля чувствует дыхание Такао на своей шее и шепот:
- Посмотри на этот столб, ни земельной ренты, ни медконтроля...
Трепещет прозрачно-зеленой листвой тонконогое, тонкорукое дерево. Поля поворачивается и быстро прижимается раскрытыми губами к шепчущему рту Такао. Рука Такао скользит к центру ее ягодиц и чуть вниз, вжимается в выемку между двумя полукружьями, насколько пускает ткань Полиных брюк.
- Принцип четырех сезонов: переждать долгую зиму, чтобы весной отыскать чашечку простенького первоцвета.
Белый крокус на экране, выглядывающий из-под весеннего снега, смотрелся бы выигрышнее в яркой гамме. Случайное решение - белый крокус на белом снегу. Жизнь в случайном режиме...
Такао сжимает Полин зад. Поля мысленно подставляет на свое место Веру и прислушивается. Вера рядом с Такао, его рука поглаживает ее сзади, над Вериной губой влажный след поцелуя. Ничего. А если рядом вместо Такао Филипп? Сердце Поли сжимается и плюется кровью, как речная голотурия водой.
Нерациональная фрустрация. С Верой Филипп делил желания пубертата, на неё выплескивал обучающие ласки и те поцелуи, которыми теперь он радует Полю чаще, чем любую другую девушку. Тело Веры и ее мысли приладились к телу и мыслям Филиппа, и умеют доставить ему домашнее сытное удовольствие, в еде, в разговоре, в сексе. Филипп не влюблен в Веру.
Но иногда Поле ощущалась странная нехватка чего-то. Тогда Поля обнимала Филиппа, прижималась к нему в поцелуе, вплеталась в него, но чувство недостачи не уходило. Веру рядом с Филиппом такие бракованные чувства не посещают. Как никак Вера его родная сестра.
- В древнем строительстве, в эпоху четырех сезонов окна выходили - наружу, в открытый воздух.
Вздох. По белым кепкам запорхало удивление. Как - наружу?
- ...в незащищенное и непокрытое пространство. В них бил дождь, сыпал снег, они дрожали от ветра и пылились в жару. Не существовало еще электронных суток, и сквозь эти окна то светило солнце, то чернели сумерки, не заботясь о том, удобно ли это сейчас!
Сердце Поли забилось (бил дождь) и дрогнуло (подрагивали, позвякивали стекла), как будто в него ударили струи сизого городского дождя, хлопающего голубиным крылом под порывистым осенним ветром в городе четырех сезонов.
Наверное, что-то мощное как тот осенний ветер отразилось в ее глазах (небольшие, серые глаза по нормативу F2C-Caucasian), что Такао взял ее за запястье, улыбнулся - снова распустились сливки и выбелили золотистые чайные сумерки, шагнул назад. И Поля вслед за ним выскользнула из облака белых кепок и встала на плавную ленту травелатора.
Щелчок по экрану информера: CC (коитус-клозет) - травелатор ? 2. Переступить на шуршащую дорожку второго травелатора и вот светящиеся буквы СС. Свободно.
Музейный коитус-клозет выглядит как любой общественный СС: несколько отсеков за серебристыми жалюзи, эргономичное сиденье автоматически покрывается подогретым бумажным бельем. Положение варьируется.
С тех пор как люди стали появляться на свет в лабораторных условиях, в результате подбора соответствующих гено-кодов, и живорождение, наряду с таким браком как болезни, осталось снаружи прозрачных стен, бережно хранящих цивилизацию, с тех пор совокупление стало безобидно и вседоступно. Чистое, беспримесное наслаждение, свободное от досадных ограничений, от социальных и родственных формальностей.
Жалюзи упали с серебряным пощелкиванием. В отсеке зажегся свет, выставленный по умолчанию по стандарту Ранние-сумерки-1. Такао сзади, обхватил ее груди ладонями:
- Давай, - шепчет возбужденно, - Мы еще успеем дослушать лекцию.
Поля расстегивает застежку на брюках, закрывает глаза и вместе с Такао погружается в саму себя, в тугую пружинящую мякоть инстинктов.
Тела танцуют под ритм их дыхания. Аах, и тело Поли сжимается как выдавленный тюбик обеда; хха, она расслабляется, чтобы снова наполниться воздухом и Такао, и снова, аах, опустошиться. Аах, хха, аах, хха.
Такао обнимает ее сзади, обхватывает вокруг живота и приподнимает рывками, прижимая к себе. Нажатие на живот ускоряет чувства Поли, как будто заставляет спрятанное в животе удовольствие лопнуть и разлиться по всему телу. Аах, окутывает Полю знакомая, гостеприимная поволока, аах, и Поля уже почти наверху, где хочется остаться и откуда хочется упасть.
И когда ее душа уже раскинула руки перед своим излюбленным прыжком в небо и воды, в воздух и глубину, перед закрытыми глазами Поли вдруг возник маленький веснушчатый домик в цветущих кустах, лестничка с резными перилами к нему, и в кудрях дерева голубыми, белыми, оранжевыми пятнами - небо, облака и солнце. А потом небо стемнело, опустилось, согнулось лебединой шеей золоченое, дождем лакированное дерево, и опустевший двор покрылся снегом. Небо посветлело и отпрыгнуло наверх от земли, но побелевший горизонт раскатился вдаль как туго-скатанный рулон и догнал небо, достал до него. На мгновение замерло все, затихло, а потом затрещало что-то, упала шапка снега с кромки перил, разломились снега, и показалась черная полоска земли, и голубой, небесной птичьей трелью зазвенели на ней колокольчики подснежников, бледно-желтых, снежно-розовых, белых.
Все собралось в единый, живой шар, и протянула к нему руки Поля, задержала дыхание и прыгнула в него, и шар оказался лицом Филиппа, и в эту миллисекунду Поля четко поняла, что хочет принадлежать Филиппу и владеть им, и что в этой принадлежности их свобода, а вне ее - пустота, и тут шар покатился вниз, и Поля в нем, и чем ближе к изножью холма скатывался шар, чем ниже, тем более прояснялись мысли Поли, и блек, и уменьшался переливчатый шар, пока вовсе не исчез.
Секунды. Поля попробует вспомнить то важное, что было так просто и близко, но с тем, как утишается ее дыхание, пережитое отдаляется от нее.
- Спасибо. Не забудь кепку. - Такао застегивается.
Поля смотрится в зеркало.
На поскучневшем табло их отсека снова загораются буквы СС. Коитус-клозет. Свободно.
Из учебника истории
... когда в результате серии внутренних толчков в земной коре произошел первый разлом глубиной несколько километров. Землетрясение привело к появлению мощной приливной волны, разрушающей приморские города. Вследствие наводнения в атмосферу были выброшены десятки тонн воды, которые распространялись ливневыми тучами от прибрежных районов вглубь, затопляя территории на своем пути...
***
Поля отложила тетрадку и посмотрела на своих слушателей, сидящих вокруг нее в кружок.
- Вот, это все. - И она немного смущенно улыбнулась.
- Спасибо, Поля. Что же, обсудим. - По-старчески светлые глаза из-под седых бровей, тонкий умный рот, все еще красивое лицо. Сергей Петрович, писатель, ведущий лит. кружка по пятницам.
- Какое счастье, что у меня нет брата! - Смешок с легкой хрипотцой. Носик уточкой, массивные браслеты на тонких запястьях. Вера.
- Это литературная работа, Вера. Не стоит принимать ее буквально.
- Хотя хочется... в чем-то принять буквально. - Мальчишеская улыбка. Белые зубы с зазором между двумя передними. На шее пульсирует жилка. Филипп.
- Начнем с общего. Антиутопический подход был свойствен...
Раскрыты рамы, в окно встряла ветка сирени. Поля обводит глазами желтые квадратики линолеума.
- Псс!
Филипп. Она отправляет улыбку в ответ. Ее рассказ - не слишком ли? Хорошо бы выпить по чашке кофе после чтений. Хотя для кофе поздновато. Пойдет и какао. Главное, чтобы Вера направилась в другую сторону от того места, где подают кофе... и какао. Как ей рассказ? Как ей намек?
- В литературе тема, близкая антиглобалистам, была открыта около пятидесяти лет назад, в послевоенные годы ХХ века писателем...
Поля пытается вслушаться. Вечерний запах сирени мешается с запахом вымытых с хлоркой полов. Погромыхивает ведром уборщица в коридоре.
Еще не закончился разбор Полиного рассказа на литературном кружке, как за тысячи километров от большого города, где сейчас вечереет, стучится в окно ветка сирени и влажно пахнут свежевымытые полы, далеко в океане, в покачивающихся водах, что-то выдохнуло в самой черной глубине, и разверзлась земля, заглатывая потоки светящихся раковин и слепых глубоководных рыб, и гигантская волна, еще невидимая в открытом океане, пустилась в свой последний путь по направлению к далеким берегам.