Аннотация: Клубная жизнь. Эй, они говорят, жизнь...
Пятница, после шести.
Лиза заглянула в помещение - не назвать пластиковый закут современного офиса "комнатой" - и пропела "Покааа".
Ее начальница говорила по телефону: "...Средневзвешенный коэффициент... просчитай ставочки... им это должно быть выгодно". Она подняла на Лизу глаза, сложила губами поцелуй и помахала рукой.
Лиза чмокнула воздух и вышла.
У Лизы заплетена коса. На бедрах, поверх джинсов, русский вязаный платок. Она выглядит теннисисткой из далекой России, и Мисс Калифорнией одновременно. Напротив, за столиком, ее подружка, Алсу. В клубе еще пусто. Час для своих.
Алсу рада поговорить с Лизой. Последние полгода Алсу говорит о К.
К. был нежный, трепетный и трогательный. И отношения у них с Алсу были нежные и трепетные. Пока Алсу от него не ушла.
- Это была не любовь, Лиза, "не-любовь". Но я была по уши в этой нелюбви. Я была вся в ней.
История отношений Алсу и К. включала обмороки, признания, стихи и ночные кошмары. Ключевые слова были: аддикция, дырка в башке и эксклюзив.
- У нас были эксклюзивные отношения. Эксклюзив!
У Алсу длинные волосы, пальцы, ногти, ноги и каблуки. Слово "эксклюзив" ей идет.
- Я теряла сознание, вес, друзей и работу. Но я не теряла нашего с ним времени - даже почти не спала. Все время хотелось быть вместе. А потом я ушла. - Алсу говорит спокойно и раскручивает на столике свой телефон. С ее ногтей подмигивает Сваровски.
- Это была зависимость. Потом всегда наступает ломка.
- Стразы. - отмечает Лиза.
- Слезы! - улыбается Алсу, выпрямляя пальцы и рассматривая хрусталики в своем маникюре, - У меня теперь везде слезы. В разном формате.
Хрустальные капельки дрожат на ее пальцах, она улыбается.
Расставанию с К. уже седьмой месяц. Алсу помнит, сколько дней назад и в котором часу пришел его последний смс, и что дословно там было написано. Она помнит, что на ней было надето в день их последней встречи, и что К. сказал, прощаясь. Она помнит точное время его последнего неожиданного телефонного звонка и каждый день в 17:48 немножко надеется, что, может быть, он позвонит опять.
- Мы никогда не ссорились. А потом мы расстались. И теперь вот я иду, еду, вокруг люди, машины, а мне как пустошь асфальтовая вокруг. Аэродром. Нет, скучный индустриальный полигон, как в голливудских боевиках в финальных сценах.
Жизнь Алсу вообще идет в декорациях голливудских финальных сцен. Сейчас Алсу сжимает чашку в ладонях и походит на героиню, позавчера спасенную с Титаника. Она говорит:
- Пусто мне. Маетно, тоскливо. А иногда такое отчаяние нахлынет... Вообще, отчаяние все время тут. Висит как заставка на десктопе.
Алсу откидывает с плеч волосы, и Лизы ощущает тонкий приятный запах кондиционера и духов.
- Наши отношения с К. были такими ценными, важными. - говорит Алсу, - Это было что-то значимое для меня. Я это чувство ношу внутри как цветок. Ношу цветочек такой в себе, берегу. Яркий такой, тропический цветочек, знаешь, с зубками.
Алсу приложила руку к груди, как будто прикрывая жгущий ее изнутри огонь от ветра.
Лиза на секунду представила себе, что у всех-всех-всех толкаются под ребра свои сувениры. Того щиплет беззубый тролль с сиреневыми волосами, другого жжет горячая картофелина, у этого в груди колышется длинное птичье перо, а у Алсу цветок саррацении с пульсирующим красным зубатым зевом.
Лиза всматривается в редких посетителей предвечернего клуба, затаившегося в ожидании своего часа, и пытается представить, что сидит у них в солнечном сплетении: нудный шмель как в летний полдень, смятые салфетки в столовской мусорке, липкая чашка горячего шоколада с ободком губной помады по краю... А у нее самой, у Лизы, длинная зимняя улица, мигающий фонарь и две колеи с землей и следами протекторов уехавшего BMW.
К. был талант, лузер, лучший мужчина вселенной и гей. И то и другое не наверняка. Хотя то, что не наверняка - это тоже не наверняка.
Алсу говорит:
- Я в жизни не включалась ни в какую "любовь" так, как в эту "нелюбовь".
Лиза допивает кофе. Вечер только начинается.
Когда Лиза поднимается на верхний балкончик, где они с подружками облюбовали себе угловой диван, Верка уже там.
Заметила ее, улыбается большой улыбкой, как Джулия Робертс на Оскаре или мальчишки в Ералаше.
Верка бывшая художественница - занималась художественной гимнастикой. Из большого спорта вынесла лебединую шею и девчоночью командность: в свои "под тридцать" любила меняться нарядами, косметикой, мальчиками и секретиками.
- Опаздываешь, засранка! - подружки поцеловались, - А я пришла, взяла нам с тобой по земляничному шампанскому. Свое выпила, тебя все нет. Я пока ждала и твое туда же. Вот, допиваю. Попробуй, может, сразу бутылку закажем?
- А ты не на машине?
- На машине. Ну и что, тут близко. Деушка!
Через полчаса вечер пятницы приятно разливался по телу Лизы земляничным шампанским. Она откинулась на спинку и с наслаждением закурила, глубоко затягиваясь.
- А я только что Алсу видела. Она все страдает по своему К. Ты знаешь его?
- Плохо. Я с ним сплю. - Верка высовывает язык и так смеется.
Потом у Верки звонит телефон. Она роется в необъятной сумке под леопарда. Находит телефон и прежде чем ответить, демонстрирует его Лизе:
- Сладенький сотик, да? Новый.
Лиза кивает. Мотор клуба, который превращает нижний амбар в полуподземный мир спутанных светотеней, тел и тайн, наполняет верхние балконы маревом сигарет, музыки и разговоров, этот мотор еще стоит холодным, непрогретым. Молчат динамики, у барной стойки бормочет радио.
Лиза прислушивается. По радио говорят о бензольном пятне на Амуре. "Уровень загрязнения Амура химическими соединениями фенольной группы протяженностью 180 километров превысит предельно допустимую..."
- Я все. - Верка бросает телефон обратно в разверстую пропасть леопарда. Слушай, а ты мои чулки заметила? Я специально домой заехала, в секси переоделась. Прикольно?
Лизе хотелось пожалеть Амур. Она представила себе большую реку, и серебряных рыб.
- Представляешь, сто восемьдесят километров, - сказала она.
- Ни фига себе, - сказала Верка.
Внизу выключились лампы. Отсюда было не видно, но Лиза знала, что сейчас по стенам поползет синий свет, от которого будет казаться, что все лица вокруг аккуратно обклеены фольгой как елочные игрушки.
- Ну что, похихикаем? - сказала Верка.
Это означало, что будут болтать про разное, про Веркину редакторшу, которая спала с женатым Иванченко, а теперь спит с его сыном; про Маришку, которая взяла Хондочку в кредит, а ее выгоняют с работы - с двойными откатами намудрила; и про ту же Маришку и ее хламидиоз.
- Маришка - молодчинка. - сказала Верка. Лиза с ней согласилась.
Через час разговаривать стало трудно. Разговор смешался с шампанским, с полумраком, сигаретным дымом, обрывками слов и затух. Внизу заработали динамики, и Лиза чувствовала ритм, он толчками проходил по дивану, где она сидела, и поднимался по ее телу, как пульс.
С балкончика Лиза увидела Марка. Рядом с ним стояла Артемкина, которая одна умудрялась толпиться вокруг Марка будто вдесятером. Верка нагнулась к Лизиному уху:
- Артемкина, сучка, тут у моего на руках плакала. Жизнь, творчество, все в кризисе, то да се. А потом напросилась к нему, подвези, завези. Короче, залезла к нему в машину. Я за ним, а он даже окно не опустил. Рукой помахал, типа потом. Свинья! ..Давай еще шампанского возьмем?
Лиза посмотрела на окружившую Марка Артемкину.
- Давай. И водки.
После шампанского танцевали. Лиза танцевала среди каких-то Веркиных подружек, а потом от них ее оттанцевала белая бейсболка. Было весело. Белая Бейсболка принес всем пива, и они опять танцевали. Потом вышли и постояли у стойки. На свету Белая Бейсболка казался подростком. Он взял еще выпить, и Лиза случайно разбила бокал. Это было смешно. Потом они вернулись в теплое, дышащее тело музыки, и ввинчиваясь в ее лоно, Лизе придумалось, что они все похожи на волоски в легких, колышащиеся в чем-то влажном и жарком. Лиза хотела рассказать это Бейсболке, но он никак не мог разобрать ее слова. Тогда стали танцевать. Потом Лиза целовалась с Бейсболкой. Потом они оказались в женском туалете. Около двери рвало Верку.
- Привет, - сказал ей в шутку Бейсболка. Лиза засмеялась и утащила его в кабинку. Потом туда заглянули две уборщицы по очереди. За ними пришел охранник, и Лизе с Бейсболкой пришлось опять идти танцевать. У лестницы Лиза увидела К.. У него на руке висела Верка.
- Привет, милый! - обрадовалась ему Лиза. К. посмотрел на нее и мимо.
- Какой грубый. - сказала Верка. - Я хочу домой.
В ушах гудело. В мозгу шумел динамик. В пустой комнате толпились какие-то случайные, виденные вчера, сегодня фигуры. Машины на улице выключали фары. И вдруг вспомнилось что-то К.
А там сейчас, наверно, утро, подумал он и задрожал. Наверно, утро. И пахнет, может быть, дождем.
К. лежал с открытыми глазами, его бил озноб. Он прижимал одеяло плотнее и дрожал. Попробовал вспомнить, как к утру свежело, и небо становилось прозрачным, и освечивались бледно-розовым высокие сосны, и все перед скорой жарой прохлаждалось, блестело, - не получилось, не вспомнил.
Мутило. Басы пульсировали в голове и не выключались.