Карром повернулся на бок, лицом к женщине. Подтянул колени. Непроизвольно заглянул под одеяло. Головка обнажилась. Из похожего на глаз отверстия выступила блестевшая капля. Несмотря на вид громилы одноглазый смотрел жалобно...
- Бред какой-то! Я уже людей вижу в частях тела! - испугался Карром.
Взглянув на королеву, испугался еще сильней:
- Что будет, если я вылезу испод одеяла с разбухшей как весенняя почка головкой?
- Фуух... пронесло вроде... - подумал через секунду.
Странно, ее величество, кажется, и впрямь не заметила сугроб над пахом любовника. Похоже что зеленый огонь, пылавший в ее глазах, застил зрение и она видела не перед собой, а внутри себя.
Что происходило в рыжеволосой растрепанной голове?
В уме Итании шло сражение тьмы и света. Во мраке сверкали молнии. Звон колокольчика преобразился в грозовой раскат. Страх и ненависть боролись в душе. Ненависть стала светом возмущенной справедливости.
***
Страх и ненависть сошлись и в душе Каррома. Но его ненависть была темнее даже чем тень страха. Тьма пожирала тьму. В душе потемнело, как в космической пустоте, поглотившей саму себя, потому что его ненависть происходила из отчаяния.
В нем разливалась та же тьма, которую он видел за мгновение до прибытия в этот мир. Тот же мрак, в котором тонула одинокая солнечная система с единственной планетой. Та же действительность, из которой исчезли звезды и ушли светившиеся как солнца гиганты.
В довершение к тому, в свете лампочек Гарольда, источавших желтоватую прозрачность, с дальней стены, будто с красной морды трехглазого великана сумрачно смотрели три огромных окна. Краснолицый гигант с золотыми веснушками в форме трилистника, с зелеными обвисшими бровями портьер неразборчиво бубнил. В его заполненных темно серой почти черной жидкостью глазницах мелькали красно оранжевые всполохи. Невнятен, но грозен. С улицы доносился гул войны: властные крики, слаженный топот и лязг, настораживающий как смерть.
Сегодняшние звуки, пугали тем, что существенно отличались от каждодневных, которых по сути и не имелось за редким исключением. Они грозили своим происхождением из тьмы, которая, кажется, не собиралась рассеяться.
Тело не успокоилось. Одноглазый мучился и досаждал.
- Ссать! - полыхнуло в сознании.
***
Карром копил чувство облегчения, и терпел, пока терпелось, наблюдая разгоравшийся дискомфорт. Потягиваясь лишь для вида, действуя корпусом и руками, выставляя последние вверх, чуть отвалившись на спину. А ноги он так и держал подогнутыми, сложив штабелем на кровать, улыбаясь потолку как лицедей в пантомиме.
Колокольчик дребезжал минуту до вмешательства запыхавшихся фрейлин.
- Это те самые дамы! - показалось, когда фрейлины вошли. Но из-за негодующего звона, приподняв подолы пышных платьев, дамы заторопились, опрокинув свою первоначальную важность.
Карром терпел, пока они облачали королеву и пока ее величество ни удалилась, бросив на ходу:
- Одевайся и прямиком в комнату совета. Посмотрим, может сгодишься на что-нибудь еще.
- А как же утреннее омовение ваше величество? - спросила по-видимому старшая из дам.
- Умоемся после работы. - огрызнулась королева, ни на кого не глядя, устремившись к выходу.
Сегодня у нее особенное облачение. Черное, без излишеств платье, только кружевная стойка воротника и кружева на манжетах до середины ладоней. С тонкого позолоченного ремня, свисала украшенная бриллиантами шпажка. Пламенные космы уложены под золотую сеточку. Непримиримый взгляд. Румянец на щеках. Богиня войны, только почему-то в трауре.
Корона и мантия ждали государыню в зале Совета.
***
Толстая как бельевая веревка струя рушилась в бездну. Из-за невероятной глубины туалета запах фикалий не достигал носа. Далеко внизу шумел водный поток. Снизу даже веяло освежающе...
В тесной как пассажирский лифт комнатенке помещались лавка, кувшин с водой и синее полотенце на вбитом между желтых камней крючке.
Карром чертыхнулся на лавку, снова задев ее. Он постоянно задевал ее, из-за привычки широко расставлять ноги, когда ходил по маленькому.
На этот раз блестящий металлический кувшин не опрокинулся, шатнулся и замер. Иногда он всё же с грохотом падал.
Задергался свет в мутном плафоне над дверью. Темнота дважды всколыхнула сознание - не нассать бы мимо - королева не любила когда он промахивался, и, не провалиться бы ногой в отверстие.
Через мгновение свет вернулся, но над уходившей во мрак овальной дырой, казалось, наспех пробитой в каменной плите пола, уже разворачивалось воспоминание...
***
Первый в жизни оргазм принцесса получила от руки пришельца. И хотя интимные занятия с королевой уменьшили орган старрианца, для девственницы он оставался великоват...
Губы девушки приоткрылись. Темно красные, сухие, с узором из природных складочек, морщинок или трещинок. Или что это за рельеф... За темно красной шероховатой мякотью влажно блестели ровные белые зубки...
Каким образом она превратилась из четырнадцатилетнего чертенка в восемнадцатилетнего ангела?
Что стало с окружающей действительностью? Что-то, явно, изменилось вокруг. Это замечалось даже боковым зрением. С этим еще предстоит разбираться, но не сейчас. Не перед этим лицом.
Именно такие лица нравились ему - слегка вытянутые, с выступающими скулами, большеглазые. Именно такие. Хотя, лицо Гео ему тоже нравилось. Кругловатая с острым подбородком физиономия Гео, вдруг всплыла в памяти. Строгая и одновременно любящая.
Глаза у них, пожалуй, похожи. Их выражение. Его восхищали глаза девушек. Еаппом очаровала своим внимательным озабоченным взглядом. Ну, как же, на ней ведь лежала профессиональная ответственность. В ее лице присутствовала сосредоточенность, то появлявшаяся, то исчезавшая, словно ветром откидывало вуаль.
Разное могло быть под полупрозрачным куском материи.
Будто во сне, в очень реалистичном сновидении, ведь лиц подобных не существует, их просто не существует в реальности, он всматривался в лицо молодой женщины, полуобнаженной, размякшей у него в руках.
Ну и пускай сон! Пусть иллюзорное счастье! Пусть сгинет пропадет разобьется! Но ведь есть же это мгновение! Вот оно то, что уже снилось тебе! Это она, та самая девушка, о которой ты грезил наяву и видел во сне...
- Бери... - нашептывали деревья и тянули ветви одно к другому.
Трава под ногами как-то необычно шевелилась, росшие рядом травинки сплетались друг с другом. Неспешно. Со вкусом.
В шуршании исходившем от них слышалось:
- Живи...
Соприкасались головки цветов в заброшенных клумбах. Цветы льнули к цветам, сорняки к сорнякам, Цветочки, листочки, стебелечки терлись друг о дружку, шепча:
- Люби... Лю-ю-би-и...
***
Тело
***
Она воспринималась хрупкой незащищенной. Держа ее за руки чуть выше локтей, изучая ее рот, он наслаждался ее красотой. Внутри него пробудилось движение. Он видел рождение волны, поймав тот самый первоначальный момент, наблюдая за собой словно посторонний.
Влечение. Это называется влечение. Непреодолимая тяга к кому-то или к чему-то. Словно тебя несет бурная река. И ты уже ничего не можешь поделать, потому что ты уже принадлежишь потоку.
Река неудачное сравнение. Речной поток это опасность. Смерть. Здесь же, хоть и несет так же, и, может, и чувствуется немного страха, однако, Счастье, которое уже ощущалось и его еще большее обещание парит над всем и влечет за собой. Вернее в себе. Увлекает как смерч невесомую щепку в немыслимый верх. Вместе с умом душой и телом. Впрочем, разделения не было. Был восторженный полет.
***
Полуоткрытый рот девушки ждал чего-то. Чего-то о чем не трудно догадаться. Еще раз встретившись взглядом с ее обнаженной грудью, он притянул смуглое тело к себе. Еще в движении опустились ее веки. Она согласилась на всё, ведь это его руки. Его тело. Это он! Он!
Почему горько, если сладко?!
- Сладкие губы твои! - кричала или пела его душа. И ее.
Вселенная содрогнулась, когда они поцеловались. Когда их губы соприкасались трепетало всё живое.
Карром открыл глаза.
Он был в туалете.
- Закончить испражнение! - тряхнул парень колбасой, и двинулся прочь, понимая, что ливерная снова преобразуется в сырокопченую.
- Не сейчас! - в голосе звучало веселье.
***
Как во сне
***
Высокий юноша целовал девушку, сгорбившись, зажимая ее голову в своих крупных ладонях, а она суетливо и неумело расстегивала пуговицы его куцей матово-черной курточки.
Надо сказать, курточка шла ему, подчеркивая фигуру плавца. И цвет не дерзит. Ему она нравилась.
Черные лосины внутренним светом уж ему однозначно подходили. Ну да, месяцем раньше имей он тот же размер, что имел тогда и будь на нем эти штаны, гармония нарушалась бы. В данный момент, уменьшение члена до минимума позволяло носить их с удовольствием и не стесняясь преувеличенного на гормональной почве уродства. И заинтересованным дамам осталось на что посмотреть и всё соответствовало в плане пропорций. Честно говоря прямо на грани.
Сапоги он так и не выбросил. Задвинул под кровать. Карром не жалел, что переобулся. К новому амплуа практичная деревенская обувь не вязалась.
Он был доволен своим внешним видом. Некоторая запущенность в прическе, даже украшала симпатичную, но уже распухавшую от пьянства мордаху. Опухлость не бросалась в глаза, однако, присмотревшись можно было заметить отнюдь не возрастные изменения.
Она действовала ощупью. Ошибаясь пальцы срывались с больших гладких пуговиц. Упрямо и с удвоенным рвением возвращались.
Наконец обоюдными усилиями куртку сорвали и бросили на землю. Тут же ее штанишки пали на щиколотки. Карром присел помогая Виорике вытаскивать ножки. Прежде понадобилось разуть ее. Лицо Каррома оказалось напротив девичьего лобка с еловой веточкой золотистых волос.
Когда Карром выпрямился то его восставшая плоть оттопыривая пояс лосин торчала наружу и довольно внушительно.
Как дальше всё устроилось, вряд ли кто скажет. Виорика лежала на спине. Карром целовал ее грудь. Проглатывал шоколадные пятаки вместе с сосками, которые его язык не оставлял в покое, двигая туда сюда, вращаясь вокруг. Он давил на них, а они будто сопротивлялись.
***
Он наблюдал за ней. Судя по всему она испытывала райские ощущения.
Принцесса раскинула ноги. Поводив головкой по влажным губкам Карром попытался найти вход. Словно раздвинув занавес обнаружил его. Кажется, вот он, однако войти не получилось. Слишком маленькое отверстие. Она помогала ему, ухватившись за член пытаясь ввести его сама, но результат тот же - слишком маленькое отверстие. Она открыла испуганные глаза. Глаза быстро растеклись по лицу, как желток глазуньи...
- Ничего страшного, всё впереди. - прошептал Карром накрывая ладонью теплую промежность Виорики. Через пару секунд она вообще обо всем забыла. Отдавшись наслаждению она стонала и извивалась. Карром поглаживал клитор, но не проникал внутрь. В мыслях лелея сделать это как полагается и чем полагается.
***
Клацнули застежками сердца. Распахнулись настежь души. Вырвались чувства наружу.
***
Без одежды она была еще прекрасней. Чистая кожа. Талия. В меру расширенный таз. Ноги руки аккуратной толщины и достаточной длины. Проявления ее были искренни, поэтому смотрелись естественно и невинно. Даже грациозно.
В самозабвении Карром не нуждался в оргазме. Главное, чтобы испытала она. Может это первый раз в ее жизни. Если она не знает этого, так пусть постигнет!
***
Ее оргазм был каким-то материнским. Ну воплощенное первородное зачатие, хоть и не зачатие вовсе, условно говоря, имитация. Но собственно в чем проблема? Оргазм есть оргазм в любом виде. Тем более первый.
Палец его стал мокрым. Между половыми губками принцессы хлюпало. А два пальца почувствовали себя босиком в луже.