Ужо повесточка от Бога изводит старые мозги. Опять привиделась дорога, где "резвы были рысаки". Кончает жизнь "круги своя" - "Finita la comedia". В последний раз "копаюсь" я в своей нескладной жизни. Такое любопытство скорей всего... бессовестное свинство?.. Читателя нам надобно жалеть, не только уважать, но и беречь. Об этом я забыл, когда писал об "андромерской" жизни (о "райских кущах" на Земле). Прости, читатель-друг, мою вину! Тебе признаюсь одному: всю жизнь меня терзало любопытство. Стремился я познать явления Природы, волшебный мир, чудную жизнь свою. Здесь нет ни капли праздного, пустого любопытства. Хотел узнать, в чем суть и смысл подлунной жизни?
Я знаю: жизнь по-разному воспринимают. Спрашиваю: "Как жизнь?" Одни отвечают: "Спасибо, так себе". Зато другие - "ничего, спасибо, плохо!" Многие просто не понимают, что такое Жизнь. Циники, например, не сомневаются, что Жизнь - бессмысленная шутка Всевышнего или Природы. Главное - своевременно и в полной мере брать от нее, что "душе угодно"... Бедняге-пессимисту не до души. Не справится ему с тяжелой ношей жизни... "Незрячий" оптимист живет в "своем" раю. Земную жизнь он благословляет... "Забыли про Творца, - считает богослов. - В грехах погрязли божьи твари"... Марксист-ученый хмурит бровь: "Всему "виной" белок родной. В обменах чудных - жизни суть"...
Мои представления о Жизни, не отличающиеся особой оригинальностью, сводятся к следующему. Жизнь - странное бегство из тьмы. Воля случая? Жребий Судьбы? Милость Всевышнего?
Жизнь - это путевка в мир, где сияет солнце и освещает ночное небо серебристая луна; где благоухают розы; из зеленой листвы доносятся соловьиные трели; среди лиан крадутся полосатые тигры; в теплых водоемах резвятся дельфины... И в этом же мире - острые скалы и гранитные утесы, буйные вихри и морские штормы, землетрясения, наводнения, безводные пустыни и непроходимые леса, гниющие болота, арктический холод и тропическая жара... Этот мир так же противоречив и загадочен, как земная жизнь с ее добром и злом, любовью и ненавистью, мудростью и безумием, богатством и нищетой. Жизнь, в которой свирепствует культ силы и злата. Жизнь - борьба за выживание, "за место под солнцем"... В мире, в котором я живу, мною распоряжается капризная, ветреная Судьба. Она превратила мою жизнь в бесчисленные сражения на фронтах "горячей" и "холодной" войн и на различных участках "мирной" жизни. Изредка, будто издеваясь, она устраивает в сражениях короткие передышки - небольшие антракты... Говоря о сражениях, я имею в виду не только войну с фашизмом в мои молодые годы. После войны была борьба с собственным невежеством, "кукурузная эпопея" на псковских подзолах, "холодная война" ученых умов (рождение вооруженных "монстров" - суточные авралы, СВЧ-полигоны)... Милостивой Судьбе (сохранившей мне жизнь) я исправно плачу своими незаживающими фронтовыми ранами и злыми недугами...
Иллюстративным примером одного из моих сражений в мирное время служит предлагаемая читателю повесть - эссе "Андромер". Кстати сказать, она является своеобразным продолжением романа-эссе "Карандаши"... В последнем, мы расстались с читателем в дни Великой Победы над фашизмом. В день 9 мая 1945 года в Австрийских Альпах батарея Широбокова, после утреннего боя с немецким пулеметчиком-смертником отметила окончание ВОВ победным залпом автоматов и винтовок. В этот же день в г. Глогниц состоялся торжественный праздничный ужин офицеров 109-го стрелкового Дунайского полка. 10-го мая во время торжеств в батарее, ее комбат Ширбоков произнес слова, которые я запомнил на всю жизнь: "Пусть будет долгим, светлым мир. И милостив и справедлив. Счастливцы - пережившие войну. Бессмертье - павшему бойцу".
Закончилась ВОВ. Полученное на фронте увечье и некоторые анкетные данные не позволили мне продолжить военную карьеру. После увольнения из Армии и безуспешной попытки совмещать работу с учебой в заочном ВУЗе я продолжил образование на дневном отделении Московского электромеханического института инженеров транспорта (МЭМИИТ). Через 7 лет после окончания ВОВ я окончил МЭМИИТ и был вознагражден за успехи в учебе дипломом с отличием и назначением инженером-конструктором на престижное Московское предприятие - завод "Динамо"... "Слава богу, - думалось мне. - К своему тридцатилетию я, наконец, получил высшее образование и неплохую специальность инженера-путейца"... У меня не было претензий к моему мыслительному аппарату. Его оказалось достаточным, чтобы сразу же включится в работу Бюро электроподвижного состава по проектированию оригинального электровоза однофазно-постоянного тока с полупроводниками выпрямителями (при этом отпадает необходимость в многочисленных тяговых подстанциях). Мною был так же проведен сложный математический анализ переходных процессов при рекуперативном торможении. В ночное время (на улицах Москвы) я участвовал в испытаниях нового типа трамвая чешского производства...
Все складывалось на редкость удачно. Невозможно было предположить, что "партийному генсеку" Н.С. Хрущеву придет в голову "гениальная" мысль послать в деревню для подъема сельского хозяйства группу столичных молодых инженеров. У меня случайно сохранилось письмо коммуниста Дамье В.В. к секретарю МГК КПСС т. Фурцевой. В письме я благодарил за честь выполнить ответственное поручение партии и оказанное доверие. Вместе с тем я указывал на неудовлетворительное состояние своего здоровья (не позволившее мне продолжить послевоенную службу в Советской армии), а также отсутствие необходимых знаний в области сельского хозяйства. "Между моей специальностью инженера путей сообщения, - говорилось в письме, - и инженера по механизации животноводства - нет ничего общего. Разве что, коровы иногда переходят железнодорожную колею"... Надежда повисла в воздухе и улетучилась. Письмо осталось без ответа. Мои аргументы и юмор не произвели должного впечатления на руководителя московских коммунистов. Они оказались бессильными против "железной воли партии".
Город Красной армии
В ту пору, о славном русском городе Пскове мне было мало что известно. Я знал, что там, в 1918 году в боях с немецкими захватчиками родилась Красная армии. Еще... мне нравилась опера Римского-Корсакова "Псковитянка". Я не знал "главного" - там, по соседству с Псковским Кремлем, в скромной, ничем не примечательной постройке размещался центральный орган советских хозяйств (совхозов) на Псковщине - Трест совхозов...
Однажды летом 1954 года в Тресте царило бурное оживление - прибыла первая группа столичных инженеров, призванная в кратчайшие сроки догнать и перегнать Америку по уровню сельскохозяйственного производства... Нас встретила любезная, сравнительно молодая дама, которая представилась Федоровой Клавдией Васильевной - начальником отдела кадров Псковского Треста совхозов. После регистрации нас сопроводили в одну из городских гостиниц, где для московских инженеров были заблаговременно забронированы номера. Утром следующего дня необходимо было снова явиться в Трест для получения направления в совхозы области.
По-настоящему, мое первое близкое знакомство с псковичами и псковитянками произошло на дискотеке в Псковском городском парке, в торжественный "День проводов белых ночей". Туда, после обустройства в двухместном скромном номере гостиницы, необременительного для желудка обеда и ознакомления с достопримечательностями Псковского Кремля я (вместе с другим будущим специалистом с.х - смуглолицым, неунывающим малым по фамилии Райва) отправился в поисках острых ощущений... Городская Танцплощадка была забита танцующей молодежью. Райва обратил свой взор на невысокую миловидную блондинку в коротком платьице с белыми горошинами. Вскоре он закрутил ее в стремительном вальсе. "Что ты - Ленский не танцуешь? Чайль Гарольдом стоишь каким-то?" - спросил меня Райва после того, как отвел девушку к ее незанятой танцами подружке. "Не нашел подходящей пары", - ответил я, усмехаясь... Следующее танго Райва снова танцевал с упомянутой блондинкой. Они недурно смотрелись, выделывая немыслимые па...
Ко мне подошел парень непримечательной наружности, крепкого телосложения. По виду - 18-20 лет. "Это - твой товарищ?" - спросил он меня, указывая на танцующего Райву. Я кивнул головой. "Что-то я вас раньше здесь не видел? Увлекаетесь танцами или девушками?" Я молчал - не хотелось осложнений. "Откуда приперли?" - не отставал парень. Не дожидаясь ответа, сказал, растягивая слова: "Пре-ду-пре-ди-и жиденка: у нее жених в армии. Пусть откачнется. Иначе будет серьезный разговор по душам. Я не один и мы - псковские! Уразумел?.." Наше с Райвой благоразумие одержало вверх над уязвленным самолюбием. Мы справедливо решили, что негоже "посланцам Партии" связываться и тем более вступать в драку с разного рода хулиганьем. Нас ждали другие, можно сказать "героические дела".
В 1200 следующего дня двадцать инженеров-москвичей (бывших?) собрались в уютном зале для встречи с Директором Псковского Треста совхозов - Новиковым. После представления новых совхозных инженеров и традиционного обмена рукопожатиями Новиков произнес приветственную речь и рассказал о совхозах Псковской области (в основном, животноводческого профиля). Слушать этого средних лет толстячка с невыразительным лицом и нежным голосом - было истинным удовольствием. Впечатляла нарисованная им картина процветающих совхозов. Как вдруг, одна неосторожная фраза возвратила слушателей "на землю": "Необходимо приложить много сил и стараний, чтобы сделать все совхозы области высокоэффективными, рентабельными хозяйствами"... Позже мне стало известно, что из 27-ми совхозов Псковской области рентабельным является только совхоз "Диктатура", фермы которого счастливо располагались в пригороде г. Пскова. Этот совхоз, можно сказать, процветал на пищевых отходах городского населения... "Я не намерен подробно рассказывать Вам о каждом хозяйстве, - сказал в заключение Новиков. - Узнаете на месте. Времени для раскачки у Вас не будет. Сразу включайтесь в работу. Дел в каждом совхозе невпроворот".
Ответив на немногочисленные вопросы, Директор треста пожелал нам удачи... Мне, как и всем остальным, не терпелось узнать место будущей работы. Наконец, Начальник отдела кадров Федорова зачитала Приказ по Псковскому Тресту совхозов, под которым я и мои товарищи поставили свои подписи. Дамье Валерий Владимирович - назначен Главным инженером-механиком совхоза "Андромер" Плюсского района.
По натуре - я человек, требовательный ко всему, ко всем и, в первую очередь, - к себе. Можно сказать - даже придирчивый. Таким, наверное, меня сделала военная служба. Говорю я об этом потому, что, при всем старании, ни в чем не мог упрекнуть моих "новых хозяев". Пока - "верх внимания и заботы". Каждого из нас на площади у Дома профсоюза ожидали "персональный" "ГАЗ-51" или "ЗИС", готовые доставить "ценный груз" к месту назначения. Ко мне подошел сутулый мужчина лет сорока в соломенной шляпе. "Константинов, - отрекомендовался водитель "моего грузовичка". - Велено доставить Вас в "Андромер". Садитесь в кабину".
Поездка оказалась нелегкой. Поначалу не было повода для беспокойства. Недурственное, по российским меркам, шоссе Псков-Ленинград позволило нашему "газику" через пару часов оказаться вблизи районного центра Плюсса. Далее следовало свернуть на лесную дорогу, ведущую к центральной ферме совхоза "Андромер". Раскисшая от дождей, разбитая дорога была непреодолимым препятствием для автотранспорта. Константинов остановил машину: "Придется подождать!" "Чего?" - спросил я. "Трактора", - ответил шофер. - Вообще-то на Псков мы едем через Ивановское, но там сейчас ремонтируют дорогу". Вскоре появился гусеничный "СТЗ". Еще через 15 минут мы были на месте. Для этого понадобились 100 лошадиных сил...
История одной любви
На крыльце одноэтажной деревянной постройки меня ожидал приятного вида молодой мужчина с задумчивым лицом и пышной шевелюрой. "Новый инженер? - осведомился он. - Очень приятно. Я - местный ветврач Полевой Афанасий. Приветствую Вас в бывшей обители Андрея и Мэри!". Мы обменялись рукопожатиями. "Я - Валерий Дамье из Москвы. Хочу сразу предупредить - к французскому художнику Домье не имею никакого отношения". Полевой смеется: "Также, как и я - к писателю Борису Полевому. Но это не важно: "Нэ турбуйтэсь, - как говорит наш хохол-директор. - Мы люди тэмни - нам абы гроши!.." "Однако, Валерий Дамье, фамилия у тебя, можно сказать, редкая. Не расскажешь?" Я не смог по-настоящему удовлетворить его любопытство. "Отец - из Прибалтики. Дамье по-французки означает "доска для шахмат" или "поле, разделенное на квадраты". Свою родословную специально не изучал... К тебе тоже вопрос: что за странное у тебя приветствие? О какой-такой бывшей обители ты говорил? И эти, как ты их назвал? Андрей и Мэри?" "О, это длинная и печальная история, - отвечал Афанасий. - Пойдем, я отведу тебя к твоему жилищу и по дороге расскажу об Андрее и Мэри. Узнаешь - откуда у совхоза такое странное название - "Андромер"... Вот, что я услышал. На месте совхоза было поместье некоего помещика, у которого был сын - юноша по имени Андрей. На свою беду он влюбился в простую крестьянскую девушку - горничную Мэри. Родители Андрея воспрепятствовали из браку, чем довели несчастных влюбленных до самоубийства.... В полустах метров отсюда на берегу озера можно увидеть большой камень-валун. На нем выбиты строки стихотворения в честь Андрея и Мэри. Молва утверждает, что этот живописный уголок, кусочек земли у озера был излюбленным местом свиданий влюбленной пары... "Если Главный инженер совхоза - любитель подобных историй - завтра же сходим с тобой к валуну", - предложил ветврач.
Нам не пришлось долго идти к домику, где я должен был жить... Одноэтажный деревянный домик был, можно сказать, рядом с конторой (там меня встретил Полевой). В нем проживала семья одного из работников совхоза, которая, как позже выяснилось, должна была в ближайшее время покинуть совхоз... Провожавший меня Полевой представил меня хозяйке дома, обменялся с ней любезностями, пожелал мне счастливого новоселья и, сославшись на срочные дела, удалился с чувством выполненного долга.
Большая хозяйка маленького дома
Молодая голубоглазая блондинка с пышными формами. Ее наружность, одежда, манера разговаривать не выдавали в ней сельского жителя. Она носила русское имя Антонида и фамилию мужа Крюге...
За чаепитием в отсутствии мужа хозяйка рассказала мне необычную историю своего замужества. Ее муж - Фридрих Крюге был военнопленным в советском лагере, потом стал строителем, восстанавливающим разрушенный Псков. По окончании строительных работ ему разрешили поселиться в сельской местности за пределами стокилометровой границы (от городов Ленинграда и Пскова). К этому времени бывший немецкий солдат влюбился в молоденькую студентку-псковитянку и взял ее замуж. Сейчас Крюге получил разрешение на выезд в Германию. "В ближайшее время Вы завладеете всем домом", - сказала мне Антонида... Еще она мне поведала, что многие из жителей "Андромера" тоже мечтают выехать на свою Родину (Финляндию, Эстонию и т.д.) "Война - страшное бедствие", - произнесла Антонида сакраментальную фразу.
Решившись, она спросила меня: "За что, если не секрет, Вас сослали за 101-ый километр? За какую-нибудь провинность?" "Скорее - за чужую глупость", - сказал я. Наверное, она не поняла меня, но, на всякий случай, дружески улыбнулась...
Между тем, наше чаевничание плавно перетекло в легкий ужин. Я достал из чемодана баночку шпрот, колбасу, масло и сыр. Антонида поставила на стол вареную картошку, свежие овощи. Предложила только что надоенное молоко. "Если не возражаете, - сказала она, - можем договориться. Будете у меня столоваться, пока мы с мужем не уедем". Я поблагодарил и сказал, что завтра дам ей ответ...
После еды я с вожделением посмотрел на приготовленную мне постель в "моей" комнате. "Можете пользоваться, если не брезгуете, моим постельным бельем и вообще мебелью и вещами в этой комнате", - объявила Антонида...
Я не успевал благодарить добрую женщину...
Все же с отдыхом пришлось повременить. Пришел посыльный из конторы с известием: "Директор просил передать: если инженер не устал - пусть явится в контору". В этот вечер состоялась моя первая встреча с Директором совхоза "Андромер" Вячеславом Михайловичем Пряжко.
Директор Пряжко
Это был коренастый мужчина средних лет с грубыми чертами лица. У него была густая с проседью шевелюра, хороший загар и бычья шея. Выпученные глаза быстро ощупали мои лицо и фигуру...
Я представился. Мы протянули друг другу руки. Его улыбка была натянутой. Когда он заговорил - голос оказался низким и будто рыкающим. Чувствовался украинский акцент.
"Документы при тебе? - осведомился Директор. - После нашей беседы - передашь бухгалтеру Силину... Теперь садись и расскажи о себе". После того, как я сообщил ему свою биографию, он задал несколько вопросов. Его интересовало, надолго ли я "пожаловал в "Андромер" и приедет ли моя супруга. "Ей здесь обязательно понравится, - заметил Пряжко, - природа здесь не хуже, чем в Швейцарии..." Наконец, он заговорил о своем хозяйстве. "Як говорил вэлыкый русский письмэннык Лев Толстый - кожное хозяйство счастливо или несчастливо по-своему".
В разговоре было много интересного и малоутешительного. Вот что я узнал. Совхоз "Андромер" - главным образом, животноводческого профиля. Специализируется на молочном производстве. Кроме того, занимается свиноводством, садоводством, выращиванием зерновых, картофеля и льна. В состав совхоза входят три фермы - Центральная, Любенская и Ивановское. Дойное стадо дает, в среднем, 4,5 тыс. литров молока (на одну дойную корову). Совхоз располагает электростанцией, водокачкой, пилорамой. Пахотные земли - малоплодородны (подзолистые). В них наличествуют (в немалом количестве) мелкие камни, сохранившиеся со времен ледникового периода. Сельскохозяйственная техника включает в себя тракторы, зерновые и картофелеуборочные комбайны, сеялки, молотилки, силосорезки и т.д. Автопарк состоит из автомашин ГАЗ-51 и ЗИС-5. Работники совхоза и их семьи живут в населенных пунктах на каждой из трех ферм. Совхоз испытывает большие трудности, связанные с бездорожьем, неукомплектованностью специалистами и квалифицированной рабочей силой, наличием устаревшей техники. Бытовые условия оставляют желать лучшего. Низкая отпускная цена на молочную продукцию не покрывает расходы на ведение хозяйства. Совхоз "Андромер" - убыточное хозяйство, получающее дотации от государства...
Рассказ Пряжко занял не менее 1,5 часов. Он волновался, иногда ругался матом, обильно вставлял в русскую речь украинские слова. "Ну, вот и все, - сказал он в заключение. - Остальное узнаешь в ходе своей трудовой деятельности. У тебя есть помощник - старший механик Егоров. Он введет тебя в курс дела, связанного с инженерией... Будь здоров! Трудись во славу нашей Родины и совхоза "Андромер"...
Когда я поднялся, чтобы уходить, он добавил: "Поскорее перевози сюда свою жинку. Без нее тебе будет трудно. Жить будете в домике, куда тебя отвел Полевой. Это помещение скоро полностью освободится... Не стесняйся ко мне обращаться!.. Бувай!" Он крепко пожал мою руку... По одной встрече с "батей" (так называют Директора) было невозможно судить о его личностных и деловых качествах. "Время покажет", - решил я.
Старший механик Егоров
Мы встретились на следующий день после моего приезда в "Андромер". Изучающе, внимательно я посмотрел на человека, от которого во многом зависела моя судьба на сельскохозяйственном поприще. Это был стройный, худощавый мужчина средних лет с суровым, загорелым лицом. На нем была старая солдатская гимнастерка и брюки, заправленные в резиновые сапоги... Наше рукопожатие сопровождалось улыбками. Я заметил (или мне это только показалось), что его улыбка была какой-то стеснительной или даже вымученной. "Ничего удивительного, - подумал я, - если учесть, что я отобрал у него должность. До моего приезда он возглавлял в совхозе всю службу механизации. Был царь и Бог у трактористов, шоферов, обслуги электростанции, водокачки, пилорамы и других механизаторов. Теперь у него появился начальник, которому он должен подчиняться. Вероятно, он уже знал или догадывался, что новый инженер совхоза ничего не смыслит в сельском хозяйстве"... "С чего начнем?" - спросил Егоров. "С мастерских", - говорю я. "Их нет", - невозмутимо отвечает мой помощник. "Как нет? А где же вы ремонтируете?" - не выдержал я. "Мелкий ремонт в МТС, а крупный - на заводе", - растолковывал мне Егоров. "Ладно, пошли на электростанцию", - предложил я. "Может Вам переобуться, - осведомился Егоров. - На складе есть резиновые сапоги. Здесь простые сапоги не выручат. Грязища почти круглый год"... Мы вошли в пропахший соляркой сарай. Громкое название "электростанция" оправдывали несколько дизелей и электрические генераторы. Стоял невообразимый гул - казалось, дрожали потолок и стены. "Из двух дизелей работает только один, - сказал дежурный техник Родионов. - Второй - неисправен". "Что с ним? - спросил я. - Ремонт возможен?" Родионов пожал плечами: "Вышла из строя механика. По-настоящему дизель не смотрели. Ясно, что своими силами не справимся... Обидно - движок совсем новый". "Приходится экономить на электричестве, - добавил Егоров. - Живем без света в домах, в потемках. Электроэнергии едва хватает на водокачку (скот без воды не оставишь) и пилораму". "Начинаются дни "золотые", - подумал я. - Кто завод-изготовитель дизельных двигателей? Есть паспорта?" Паспорта нашлись. Они свидетельствовали, что оба "движка" были недавно изготовлены на Новокаракубском заводе УССР. У вышедшего из строя дизеля даже не истек гарантийный срок. "Сегодня же направим рекламацию на завод-изготовитель", - сказал я Егорову. При этих словах оба моих собеседника обменялись удивленными взглядами... Продолжая знакомство с хозяйством, мы с Егоровым посетили небольшую пилораму. После удушливой электростанции приятно было вдыхать запах свежей древесной стружки. Радовал глаз готовый пиломатериал... На очереди была водокачка, где нам встретил юноша (почти мальчик), который по виду напоминал дежурного по электростанции Родионова. "Не удивляйтесь, - засмеялся Егоров. - "Старый" Константин Иванович Родионов - Петькин отец"... Здесь тоже было немало жалоб. Воды мало, насосы старые, трубы ржавые и т.д., и т.п. Петр Родионов произвел на меня хорошее впечатление своей рассудительностью, сдержанными эмоциями, грамотной речью, чистотой и порядком в помещении насосной станции... На книжной полке я заметил томики художественной и технической литературы. Обращали на себя внимание вузовские учебники. "Учусь на заочном Ленинградского Политеха", - объяснил юноша. "Скважине приходит конец, - сказал Егоров. - Воды "с гулькин нос". Скоро скотина окажется без воды. Нечем будет наполнять автопоилки. Да и на полях вся надежда на дождик"... От водокачки мы пошли к площадке, где под навесом помещалась с.х. техника. "Две важнейшие хозяйственные единицы (эл.станция и водокачка), от которых зависит судьба "Андромера", - размышлял я по дороге, - дышат на ладан. А ведь я еще только начал знакомство со своим инженерным хозяйством. "Недурное" начало. Что меня ждет впереди?"... Сельскохозяйственная техника не поражала воображение многочисленностью и новизной. Здесь было несколько старых гусеничных тракторов, зерновой комбайн, картофелекопалки, сеялки, молотилки, силосорезки, плуги и т.д. Выделялся своей новизной и своеобразной красотой быстроходный колесный трактор "Беларусь". "Большая часть техники - на полях", - объяснил мне Егоров. "Много здесь неисправных?" - поинтересовался я. "Хватает", - хмуро ответил Егоров. Пока мы обходили ряды с.х. машин, он вкратце сообщал мне о состоянии каждого агрегата. Увы, неисправных, требующих ремонта и полностью непригодных - было большинство. "Та, что в рабочем состоянии, почти вся задействована на полях", - напомнил мне мой "боевой зам". "В работе посмотрим технику завтра, - объявил я. - До ремонта необходимо составить дефектные ведомости. Определить детали для замены и сроки ремонта". "Все сделаем к зимнему ремонту, когда освободится большинство механизаторов", - обещал Егоров. "Хорошо, - согласился я. - Теперь пойдем в кузницу или, как у вас (у нас - поправился я) записано в структурном расписании - "кузнечный цех"...
Начальник "кузнечного цеха" (маленькой кузницы с одним горном) Куликов со своим подручным заканчивал ковку болтов. "Неужели нет готовых на складе? - не выдержал я. - Ведь это - ходовые детали". Ответил Егоров: "Нужного диаметра под изношенные отверстия не найдешь. Из-за этого стоят машины". "Но они же у вас из "сырого" металла. А как же отжиг, закалка, - не унимался я. - Без термообработки болты долго не проработают". "Знаю, - отвечал Егоров, - но в наших условиях "и на том спасибо". Обходимся без термо. Куликов - кудесник, "палочка-выручалочка". Без него "Андромер" бы давно бы загнулся"...
В помещении кузницы (в другой её половине) находились столы со слесарным инструментом. С их помощью производилась необходимая обработка поковок. "Михаил Иванович, - обратился я к Егорову, - вы согласны со мной, что совхозу крайне необходимо иметь механическую мастерскую с токарным и другими видами станков?" Егоров усмехнулся: "Извините, Валерий Владимирович, но Вы случайно, не увлекаетесь фантастикой? Для нас - это несбыточная мечта. Для мастерской нет ни помещения, ни станков, ни людей. Бухгалтер Силин Вам скажет, что нет денег... Я не смог, попробуйте Вы. Родина Вас не забудет!"
"Проблема N 1 - мастерская. Обязательно! Чего бы это ни стоило", - подумал я. Вслух сказал: "Поживем - увидим!" "Согласен и пожить и увидеть, - миролюбиво согласился Егоров. - Кстати, я человек не трепливый и ничего не скажу Пряжко о Ваших намерениях, а то он бог знает что может подумать о новом инженере". "Я ему об этом сам скажу, - заверил я Егорова. - Ну что, Михаил Иванович, может, на сегодня хватит? Вы мне очень помогли в знакомстве с хозяйством и людьми. Спасибо за честные, конкретные объяснения!" "Тогда я пойду? - обрадовался Егоров. - Мой рабочий день окончен. Жена просила подсобить дома по хозяйству. Вечером не будет электричества, а при свечах - много не сделаешь... Кстати, по поводу мастерской: станки требуют электричества, а Вы сами видели, какая у нас электростанция". "Хорошо, что напомнили, - сказал я. - Сегодня же начну писать рекламацию на завод". "До завтра, - сказал Егоров. - В 800 планерка у директора с обсуждением задач и планов работ на текущий день. После окончания планерки возле кузницы собираются механизаторы - будет распределение обязанностей, выдача "нарядов" (заданий) на работу. Это - наше с Вами дело". "Завтра, как обычно, это мероприятие проведете Вы, Михаил Иванович. А в дальнейшем - будет видно", - сказал я... После этого мы окончательно расстались до утра.
"Немного погодя"
Вечером я составил рекламацию на Новокаракубский завод. Интересно - много ли там получают рекламаций из сельской местности? К рекламации приложил обращение руководства и общественных организаций совхоза с просьбой немедленно прислать новый дизель (во избежание полной остановки, прекращения функционирования советского хозяйства и срыва правительственных заданий)...
На следующий день ровно в 800 в кабинете Пряжко собрались все начальники цехов (главный агроном Ванхонен, главный зоотехник Морозова, прораб Степанов, главный ветврач Полевой и др.) Механический цех был представлен главным инженером Дамье и старшим механиком Егоровым.
Начальники цехов доложили свои планы работ на день, заявки и претензии к смежникам... Вмешательство директора положило начало острой дискуссии. Пряжко сообщил аудитории о скандале, связанном с обнаружением в районной столовой в Плюссе зараженной туберкулезом пищи. Утверждают, что зараженная телятина поступила из "Андромера". "Откуда она там взялась?" - грозно вопросил директор. И тут же сам ответил: "Забили больной ТБЦ молодняк и сбыли в Район. Это - подсудное дело!! Куда смотрел ветврач Полевой?" "Я не забивал телят, и трупы не сбывал в пищу", - ответил Афанасий. "У Вас среди телят настоящая эпидемия. Почему не лечите? Почему они у Вас простуживаются?" - наседал Пряжко. "Лечим, но телята постоянно простуживаются. Помещения не приспособлены для их содержания. Нужны новые телятники", - спокойно отвечал Полевой. "Стройте!" - приказывает Директор. "Это не ко мне! У Вас есть прораб", - невозмутим ветврач. "Ты почему молчишь, Степанов? Тебя это касается в первую очередь",- обращается Пряжко к прорабу. "Нужен лес и пилорама", - нехотя отвечает совхозный строитель. И снова директор: "Я что ли буду за вас возить лес?" "Не на чем возить - Егоров не дает тракторов. Они заняты на полевых работах и перевозке молока", - говорит Степанов. "Ну, в общем, так, - грозит кулаком Пряжко. - Все заинтересованные сегодня собираются вместе и решают этот вопрос. Полевой, к Вам персонально: прекращайте этот бардак. Чтобы через месяц не было ни одного больного теленка. Вам понятно?" "Так точно, - спокойно откликается ветврач. - Сделаем... только немного погодя". "Что значит погодя? - рычит Пряжко. "Когда телятник построят", - мотнул головой Афанасий... "Скажи, Егоров, у тебя зимой тоже тракторы заняты в поле? Что они там делают?" - переключился Пряжко на моего помощника. Егоров: "Нет, Вячеслав Михайлович. Они - на ремонте. Вы же знаете, что зимой техника, в том числе тракторы, ремонтируется, готовится к посевной. Не могу я их посылать на вывоз леса. После ремонта тракторы должны быть на приколе, пока не начнутся весенние полевые работы. Я не хочу, чтобы меня судили за срыв посевной!" "Дамье! - обратился директор ко мне. - Найдите трактор! Хоть с Марса привезите! Я должен доложить Кульбецу, что инцидент с зараженной телятиной полностью исчерпан... Все, мои дорогие помощнички! Хватит рассусоливать, займитесь делом. Небось, народ устал ждать своих горе-руководителей".
"Помощнички" повиновались и быстро покинули директорский кабинет. Их, похоже, как ветром сдуло... "Вам понравилось? - спросил меня Егоров. - Ведь это, наверное, первая совхозная планерка в Вашей жизни". "Вы не ошиблись, Михаил Иванович! Есть над чем подумать!"
У кузницы нас с Егоровым действительно дожидались механизаторы-трактористы, шоферы, комбайнер, кузнец с подручным, свободные от смен механики и др. Мужчины - молодого и среднего возрастов. Егоров представил меня. Пришлось кратко изложить собранию свою биографию. Егоров обрисовал общую задачу и персонально каждому объявил и объяснил дневное задание.
Распределение заданий завершилось вопросами и жалобами на низкую зарплату и неустройства быта. "У нас негодное разделение труда и закрепления тракторов, - жаловался Мистиляйнен. - Я на своем стареньком СТЗ не могу выработать столько же, сколько Никифоров на новеньком "Беларусь". Да ещё агроном, будто специально, выбирает поля похуже. Даром вкалываю, получка - никудышная"... "Ему грех жаловаться: поработал бы он, как я, на перевозке молока. За пустые бидоны мне ничего не платят, а они - обязательный обратный груз", - тракторист по фамилии Ткаченко, казалось, еле сдерживал слезы.
Я вспомнил свой приезд в совхоз и ожидание трактора для буксирования автомашины. Часть маршрута молочной продукции, отправляемой на Плюсский молокозавод, приходится преодолевать лесом по бездорожью на тракторных санях. Почти круглый год трактору приходится буксировать тракторные сани. На них - бидоны с молоком, а обратно (из Плюссы в совхоз) пустые бидоны и случайный груз (если таковой имеется).
Тракторист Сметанкин пожаловался на недопустимые действия администрации. Ему для ремонта "прохудившейся" крыши необходимы несколько дней отпуска, в которых ему отказывают. "Как дождь - в доме наводнение! Всем на это наплевать!" - разводил он руками. Вмешался Егоров: "Директор обещал послать к нему кровельщика". "Что с того, что обещал. Обещанного три года ждут. А крыша течет", - кипятился Сметанкин.
Шофер Узьма пожаловался на несвоевременную (с задержкой) выплату зарплаты. Его поддержал другой шофер - Константинов: "И зарплату бывает задерживают и поездки бывают бесполезными. Когда едешь в Псков на склад готовых деталей, никогда не знаешь, удовлетворят ли совхозную заявку. Часто возвращаешься пустой. Напрасно гоняешь машину".
Я внимательно выслушал всех жалобщиков и обещал разобраться и дать быстрый ответ... Когда мы возвращались с Егоровым в контору, он, поколебавшись сказал: "Не слишком ли Вы чувствительны к их жалобам? Большей частью это демагогия и "выпендреж" перед Вами". "Разберемся!" - заверил я его.
Этот день я решил потратить на то, чтобы посмотреть технику в работе. Начал я со скотного двора, где мне показали работающие автопоилки, аппаратуру пастеризации; механизмы, заменяющие ручную дойку; машины, транспортирующие корма и т.д. С техникой и водоснабжением было, как мне показалось, благополучно. В то же время обращало на себя внимание почти полное отсутствие зеленой массы, идущей на корм. В качестве пищи коровам предназначалась т.н. "древесная мука". За разъяснениями я обратился к зоотехнику Морозовой. "Зина, - сказал я ей (я сразу перешел "на ты"), - это конечно не мое дело, но объясни на милость, что такое "древесная мука"? По-моему, коровы к ней вполне равнодушны".
Похожая на девочку миловидная Зиночка Морозова заверила меня, что коровы к этой еде вскоре привыкнут. "Веточный корм" (то бишь "древесная мука"), по мнению академиков весьма калориен, вполне съедобен и вообще полезен во всех отношениях. "Теперь мы мало зависим от завоза комбикормов. В лесу веток навалом. Ваша забота, товарищ главный инженер, чтобы были исправны силосорезки и конвейеры", - улыбнулась Зиночка. "Неужели все так просто?" - подумал я. Как инженера меня не слишком интересовали корма и заменители, но я был идейным коммунистом и решил, на всякий случай, выяснить у Пряжко, нет ли тут "очередного перегиба".
В этот день я впервые в жизни наблюдал работу тракторов и сельскохозяйственных орудий. Учитывая свое невежество по части полевых работ, не желая попасть впросак, я благоразумно воздерживался от бесед с трактористами и разъяснений Егорова. Во второй половине дня я верхом отправился на ферму "Любенск".
Майская ночь или утопленница
Центральная ферма совхоза и ферма "Любенск" расположились на берегу живописного Плюсского озера. Оно известно из истории т.н. Плюсского перемирия, завершившего в 1583 году Ливонскую войну между Россией и Швецией. Утверждают, что на берегу Плюсского озера замечательный русский композитор Римский-Корсаков писал музыку к опере "Майская ночь" (на сюжет одноименной повести Н.В. Гоголя)... "Интересно было бы узнать об этих исторических событиях подробнее", - подумал я, выезжая из леса на шоссе и поворачивая в сторону Плюсского озера.
Неожиданно, будто почуя страшную опасность, лошадь поворачивает (при этом я едва не выпадаю из седла) и стремглав бросается обратно в лес. Я с трудом останавливаю ее бег... Мимо мчится грузовая автомашина. "Глупое, несовременное животное", - говорю я "серой". Выждав, пока не стих шум мотора, я снова пересек шоссе и поскакал в Любенск...
В отличие от центральной фермы, где всего около тридцати жилых домиков на нескольких улицах, - Любенск представлял собой настоящую большую деревню. Кроме совхозной фермы там был крупный колхоз.
Меня ждали, т.к. я заранее по телефону предупредил о своем посещении. Начало встречи напоминало мне забавный водевиль. Не успел я спешиться, ко мне тут же подбежали мальчик и девочка в красных галстуках, и девушка в очках. Они дружно прокричали: "Добро пожаловать в Любенск!" За ними стоял, радостно улыбаясь, небольшого роста лысый человечек. "Это - мои дети - пионеры, - сказал он, - а это - пионервожатая Вера. Они, также как и я, рады Вас приветствовать. Счастливы видеть представителя московских коммунистов". Девушка в очках обратилась к своим подопечным: "К борьбе за дело Ленина - будьте готовы!" В ответ пионеры дружно прокричали: "Всегда готовы!"
Так состоялось мое знакомство с управляющим фермой "Любенск" Александром Петровичем Долиным и "представителями" общественных организаций... "Если не устали - можем сразу начать осмотр хозяйства. Или сначала закусите с дороги?" - суетился Долин. "Спасибо! Сначала - дело", - объявил я. Его небольшое хозяйство - скотный двор с ухоженным стадом, свиноферма, конюшня, сельхозтехника меня ничем особо не удивили (хотя оставили приятное впечатление). Другое дело - роскошный большой фруктовый сад с плодоносными яблонями. "Это - моя гордость и богатство", - говорил управляющий, потирая руки. Он познакомил меня с садовником, который вручил мне красивый, крупный плод "белого налива". "Попробуйте! Не отравитесь!" Вкус и запах яблока были выше всяких похвал.
Расставшись с фруктовым садом, мы направились к сараю с сельхозтехникой. Возле ДТ-54 возился светловолосый красивый юноша. "Это - Пироя, - сказал Долин, представляя мне юношу. - Он - рекордсмен по вспашке не только в "Андромере", но во всей Псковской области". Цифра, которую мне назвал Долин, ни о чем мне не говорила, но я на всякий случай пожелал Пироя еще больших успехов в его тяжелом труде.
Признаться, мне доставило удовольствие побывать в семейном кругу четы Долиных. Мы хорошо посидели за столом - выпили, закусили, поговорили о "житье-бытье". Долин обладал хорошим музыкальным слухом и неплохим голосом (басом). В этом я убедился, когда он запел: "Налей, выпьем ей Богу еще. Бетси нам грогу нальет - последний в дорогу... Бездельник, кто с нами не пьет..." "Молодец, - похвалил я. - Даже Бетховен одобрил бы такое исполнение своей "Застольной"... Долин быстро захмелел. Следующую песню он не столько пел, сколько кричал: "Выпьем за Родину! Выпьем за Сталина! Выпьем и снова нальем" "Славу вампиру споем", - добавила Галина - жена Долина - "Вспомни своего брата и скажи спасибо, что ты на свободе. Пьешь за здоровье покойного вампира. Так-то, муженек!" "Изменяет тебе, Долин, политической чутье, - заметил я. - Несвоевременный куплет и неактуальный в свете последних событий. Гениальный вождь и учитель, если ты заметил, преставился в прошлом году. И вообще - политически отстаешь, дорогой управляющий"... "Ладно, дай срок - исправлюсь", - обещал Долин.
Я покидал Любенск, пребывая в неплохом настроении "Все-таки, не все плохо в "Датском королевстве", - думал я. Об "Андромере" не следует судить только по центральной ферме. В "Любенске", к счастью, отсутствуют многие проблемы, такие как бездорожье, и недостаточное водоснабжение. Большим преимуществом является наличие городской электросети, и находящаяся поблизости спасительная МТС.
Долин показался мне крепким хозяйственником. Сначала я решил, что он отлично усвоил грань, за которой не следует критиковать начальство. Но, когда речь зашла о древесной муке, Долин, ничего не сказав, выразительно пожал плечами.
Перед отъездом из Любенска я, воспользовавшись удобной телефонной связью, связался с моим приятелем Райвой и договорился о передаче "Андромеру" во временное пользование старенького трактора СТ3. Это позволяло в скором времени решить проблему с вывозом леса для строительства телятников на центральной ферме. "Завтра - в Ивановское, - решил я. На том закончится мое беглое предварительное знакомство с "Андромером"...
Ферма "Ивановское" удобно расположилась вблизи шоссе Псков-Ленинград. От центральной фермы "Андромера" на шоссе вела более или менее приличная проселочная дорога, не требующая тракторного буксирования... Если ферма "Любенск" могла похвастать своим богатым фруктовым садом, то "Ивановское" гордилась конезаводом. Судя по всему это было образцовое хозяйство с породистыми лошадьми и квалифицированным обслуживающим персоналом. Из нескольких видов пород (рабочие и рысистые) обращали на себя внимание русские и орловские рысистые. Расхваливая молодую "русскую красавицу", управляющий фермой Романенко сказал мне: "Если подружимся с тобой - я тебе ее подарю". Я естественно его поблагодарил, хотя сильно сомневался в первом и, тем более, во втором... Еще я увидел в "Ивановском" свиноферму и поле под овес, свеклу и картофель. "Тебе разве не говорили, что у Романенко все хорошо? Можешь сам убедиться", - хвастал управляющий.
Также как "Любенк", ферма "Ивановское" имела преимущества перед центральной фермой в виде наличия городской электросети и достаточного водоснабжения. Более или менее благополучно было с кормами собственного производства и совсем плохо с запчастями для сельхозтехники.
Обеденный перерыв мы провели в доме Романенко с традиционной выпивкой и обильной закуской. Прощание было не столь помпезным, как встреча в "Любенске", тем не менее, любезный управляющий "Ивановское" проводил меня на центральную ферму в шикарном четырехколесном экипаже с откидным верхом. После жесткого седла - рессоры коляски показались мне сверхкомфортными.
За первые дни моего пребывания в "Андромере" у меня накопилось достаточно наблюдений. Теперь мне предстояло их проанализировать (на трезвую голову) и выработать план действий (внеочередных, текущих, перспективных). Пряжко не торопил меня, но один раз осведомился насчет моей готовности обсуждать производственные вопросы.
К концу недели мне удалось составить перечень срочных работ по обеспечению (инженерному) деятельности совхоза "Андромер". План предусматривал принятие следующих мер.
--
Для бесперебойного функционирования совхоза и нормального быта его работников необходимо восстановить мощность электростанции. К выполнению этой задачи я приступил на второй день моего пребывания в "Андромере", направив рекламацию и сопроводительное письмо на завод-изготовитель дизель-агрегатов;
--
Необходимо принять меры по ликвидации бездорожья (без этого невозможно достичь рентабельности хозяйства). Это можно осуществить либо силами дорожных служб или (в худшем случае) собственными силами;
--
Улучшить и стабилизировать водоснабжение хозяйства и, в перспективе, построить водопровод и канализацию;
--
Оборудовать мастерскую на центральной ферме, что позволит в необходимых случаях осуществлять срочный ремонт сельхозтехники "своими" запчастями. Обеспечить мастерскую необходимым станочным и прочим оборудованием и квалифицированным персоналом.
Кроме внеочередных работ план включал в себя текущие работы, связанные с работой с.х. техники (в полеводстве, овощеводстве); обеспечение технического обслуживания электростанции, водокачки, автопарка и т.д.; профилактику и ремонт механизмов, оборудования сельхозтехники...
Множество свалившихся на меня дел не оставляли времени для раздумий о принудительной трансформации инженера-путейца в механизатора сельского хозяйства. Я трудился добросовестно, можно сказать, изо всех сил, но мне катастрофически не хватало понимания специфики и многообразия сельского хозяйства, необходимых знаний по части сельхозтехники и транспортных средств. Иногда на ум приходил афоризм Козьмы Пруткова: "Нельзя объять необъятное!.." Надолго ли хватит моей инженерной интуиции и эрудированности в области автоматики? Необходимо взять себе за правило ежедневно выделять 1,5-2 часа на приобретение специальных знаний. Тем более что мне повезло, поскольку в моем распоряжении оказалась "Библиотечка механизатора", где есть описания автомашин ГАЗ и ЗИС, тракторов ДТ-54, "Беларусь" и СТЗ, комбайнов, картофелесажалок и др. Имеются также пособия по эксплуатации.
Надо сказать, что к концу первой недели работы в "Андромере" я вдруг начал ощущать признаки усталости. Сказывались необычно длительное пребывание на ногах и верховая езда. Несмотря на заботу моей хозяйки, питался я нерегулярно и, в основном, чем придется. Не правда ли, весьма забавно сочетание молока, сала и водки? Вставал я чуть свет, ложился спать в полночь. Портил глаза, пытаясь читать при слабых свечах.
Моя хозяйка вместе с мужем-немцем собираются в его Фатерланд. Скоро я стану полновластным хозяином скромного двухкомнатного жилища с голыми стенами и примитивной мебелью из грубо сколоченного стола и табуреток. Мое одиночество будут "скрашивать" мерзкие твари и насекомые (крысы и тараканы). Надо посоветоваться с Полевым!
Аудиенция
"Садись, гостем будешь", - любезно встретил меня директор. "Спасибо! Только какой я гость? Я - подчиненный, прибывший с докладом к своему начальнику". Выдав сию фразу, я удобно расположился в большом мягком кресле. "Начнем, пожалуй, - сказал Пряжко. - О текущих делах в механическом цехе я осведомлен - каждый день слушаю на "планерке". Скажи о глобальных, неотложных. Если, конечно они, по-твоему, есть в моем хозяйстве". "В Вашем (я выделил это слово) хозяйстве много нерешенных принципиальных вопросов, от которых, без преувеличения, зависит судьба совхоза", - начал я свой доклад... В дальнейшем я перечислил главные проблемы, касающиеся электростанции, водоснабжения, необходимого ремонта лесной дороги, строительства мастерской. "И как же ты предлагаешь решать эти вопросы?" - спросил Пряжко.
После моих объяснений директор начал высказывать свои соображения. "По вопросу электростанции мыслишь и действуешь правильно. Подождем ответа от завода". "Лучше - нового дизеля" - уточнил я. "По поводу дороги. Неужели, думаешь, я не говорил об этом Новикову, - сказал Пряжко. - Поверь - сотни раз. Все безрезультатно... Что ж, попробуй поговорить с Кульбецом - может, он поможет через Обком... У нас нет ни людей, ни денег... По поводу воды. Свяжись с Псковским "бурводом". Сколько они запросят за бурение скважины". "Лучше с "Ленводом", - поправил я, - они могут построить все необходимое для обеспечения нужд хозяйства и рабочих совхоза". "Куда замахнулся! Обойдутся - лучше колодезной воды ничего нет вкуснее и полезнее, - резко ответил Пряжко. - Насчет мастерской. Непонятно, где ты найдешь станки, токарей, фрезеровщиков? Хочешь поговорить с главным инженером Треста? Я не возражаю - попробуй, поговори! Под лежачий камень вода не течет". Я согласно кивнул головой. "Ну, что ж, мы с тобой, Валерий, основательно потолковали. Как считаешь? - снова заговорил директор. - По-моему, тебе повезло с покладистым директором, который с тобой почти во всем согласен... Ещё один, последний, к тебе вопрос: когда жинку перевезешь?" "Так ведь она - не вещь. Хотя и последней надо найти место, - сказал я. - Пока не представляю, где она может здесь работать?" "Учти, Валерий, ты сюда прибыл надолго. Пока не сделаешь все, о чем мне докладывал - никуда не уедешь. "Андромер" должен стать твоим домом". Я обещал подумать. Протянув мне на прощание руку, Пряжко вдруг спросил: "Надеюсь, у вас с Егоровым все нормально? Распределили между собой роли?.. Ладно, можешь не отвечать. Об этом поговорим отдельно, в следующий раз. Не все сразу!"
Что сказать о нашей встрече с директором совхоза? Нельзя сказать, что я ушел от него окрыленный надеждой. Не знаю, будет ли помогать? Главное - чтобы не мешал, не ставил "палки в колеса"...
Парторг "Андромера"
Так случилось, что последние несколько дней я, в основном, занимался партийными делами. Сначала было отчетно-выборное партсобрание, на котором меня, к моему удивлению, избрали парторгом. На следующий день я принимал дела и беседовал с руководителями общественных организаций (комсомольской и профсоюзной). Заключительным аккордом была поездка в Плюссу для встречи с секретарем Плюсского РК КПСС т. Кульбецом... Рассказываю по порядку. Партсобрание больше походило на производственное совещание, ход которого диктовал директор совхоза - коммунист Пряжко. Прежний парторг был простой марионеткой (не только на собрании, но и вообще в совхозе). Пряжко, будучи членом бюро Райкома, поведал коммунистам о ведущей роли "Андромер" в хозяйстве района. Почти ничего не сказал о недостатках в хозяйственной деятельности, зато раскритиковал состояние политического и культурного воспитания, в частности, работу клуба ("там только крутят старые фильмы").
Выступления коммунистов носили критический характер в отношении парторга и хвалебный, подхалимский - по отношению к директору.
Передача дел от старого парторга к новому (Дамье) не заняла много времени. Разговор с предместкома Нестеровым продолжался не более 5-ти минут, т.к. руководителя профсоюзов срочно вызвали в обком союза. Зато пришлось много беседовать с Зиной Родионовой - секретарем организации ВЛКСМ и (по её просьбе) с местным Дон Жуаном - кандидатом на исключение из комсомола. Из беседы с З.Родионовой (девушки умной, принципиальной и, в то же время, обладательницы красивой наружности) я много узнал о жизни, чаяниях и заботах молодежи совхоза. Тяжелый, неперспективный труд; "аховые" бытовые условия; отсутствие культурных развлечений; пьянство, распутство, поножовщина... Молодежь бежит из "Андромера" в города и крупные поселки. Зина привела примеры и просила побеседовать с "героем доступных девиц и наивных простушек" - Юрием Карповым, которого кличут - "Грех"...
В тот же день у меня состоялся "разговор по душам" с Юрием Карповым - молодым разнорабочим совхоза. "Давно хотел с тобой встретиться, - сказал я красивому статному парню, бесцеремонно, без приглашения усевшемуся напротив меня и пристально меня разглядывающего. - Личность ты популярная, известная во всей округе. Только кличут тебя не Юрием Карповым (как нарекли отец с матерью). Почему-то прилипло к тебе прозвище "грех". Не знаешь, в чем причина?" "Догадываюсь, - отвечал парень, нагло улыбаясь и без стеснения глядя мне в глаза, - не иначе, Зинка настучала... Будете воспитывать?" "Вот что, Юра, - объясни, на милость, неужели тебе не надоело оправдывать свое непривлекательное прозвище? Тоже мне, Дон Жуан из "Андромера". Представляю себе, каково твоей матери - заслуженному овощеводу - выслушивать бесконечные жалобы совращенных тобою девиц и пытаться смягчить справедливый гнев их родителей!" "Ну какой я Дон Жуан, - усмехнулся "грех". - Тот пользовался услугами знатных дам. У меня контингент не тот - "малолетки андромерские". "Но ведь соблазнять, портить их действительно грех", - втолковывал я парню. "Да бросьте Вы, товарищ парторг! Все нормальные девушки мечтают стать женщинами, только не признаются в этом. Я им помогаю по мере сил и возможностей". "Ты знаешь, что тебе грозит исключение из комсомола и подмоченная характеристика на всю жизнь? Будут трудности с устройством на работу. Ты отдаешь себе в этом отчет?" - допытывался я. "Все понятно, - ухмылялся Карпов, - только, допустим, выгоните меня, другого. Не боитесь, что в комсомоле останутся только девственницы и святоши?" Я чувствовал, что мои слова не доходят до него: "Трудно тебе будет, Юрий, в жизни с твоими легкомысленными взглядами и грязными поступками. Мир не без добрых людей, но никто не подаст тебе руки, пока не отлипнет от тебя кличка "Грех"... "Я могу идти? - спросил парень, поднявшись. - Спасибо за интересную беседу".
Я рассказал о нашем разговоре Родионовой. "Совсем свихнулся парень", - сказала комсорг. Потом с горечью добавила: "Придется, наверно, исключить из комсомола за бытовое разложение - грязные поступки, не совместимые с пребыванием в ВЛКСМ".
1-ый секретарь Плюсского РК КПСС принял меня в точно назначенное время в шикарном, по сельским меркам, кабинете, обставленном стандартной казенной мебелью. "Здравствуй, парторг! Садись, будем знакомиться", - приветствовал меня Кульбец. Я видел перед собой человека в возрасте примерно сорока лет, интеллигентного вида, с правильными чертами лица и цепким, хищным взглядом. "Судя по колодкам, из бывших фронтовиков? Где и в качестве кого воевал?" - осведомился он. Я назвал Курскую дугу, Днепровский плацдарм. Упомянул освобождение Украины, Бухареста, Белграда, Будапешта и Восточной Австрии. "Мы с тобой, в хорошем смысле - "одного поля ягоды" - из фронтового братства. Мне тоже малость досталось". Он немного помолчал, потом сказал: "Рад, что коммунисты совхоза оказали тебе доверие, избрав Парторгом. Хочу поздравить и предупредить об ответственности. "Андромер" - основное сельскохозяйственное предприятие района. Хозяйство - сложное, трудное. Думаю, ты это уже понял, хотя за неделю мало что мог успеть по работе. Когда освоишься - мы с тобой побеседуем подробно, а сейчас хочу особо обратить твое внимание на важность политико-воспитательной работы, партийного контроля и помощи Дирекции совхоза". Я сказал, что понимаю значимость политической работы, но, помимо этого, в "Андромере" много "болевых точек" и, к примеру, одна из них - это бездорожье (одна из причин, по которой совхоз является нерентабельным, убыточным хозяйством). "Чтобы в этом убедиться, достаточно подсчитать, сколько расходуется сил и средств, чтобы доставить молоко из центральной фермы на Плюсский молокозавод и пустые бидоны обратно в совхоз. Для этого большую часть года требуется мощный трактор в полсотни лошадиных сил (с тракторными санями) и автомашина. Я к Вам сегодня добирался полдня, хотя между "Андромером" (центральной фермой) и Плюссой всего 18 км. Для встречи Секретаря Райкома и парторга совхоза понадобились трактор ДТ-54 и автомашина ЗИС... Могу сказать, что есть неотложные хозяйственные вопросы, которые при всем старании, своими силами не разрешить". Кульбец выслушал меня, не перебивая, и сказал, что знает о проблемах совхоза. Обещал в ближайшее время прислать инструктора Райкома для обсуждения наболевших вопросов. "К ним мы обязательно вернемся", - сказал он. - Это хорошо, что неравнодушен к нуждам совхоза. Значит, можно надеяться на успешную работу".
Перед тем, как попрощаться (ему надо было ехать в обком), Кульбец осведомился о том, как я "устроился на новом месте". Пожимая мне руку, "партийный вождь" сказал: "Помни, Валерий Владимирович! Хозяйству нужен "партийный глаз". Рассчитываю на Вашу помощь!"
"Дорога Дамье"
В жизни много несправедливостей. Одна из них - плохая погода. Беспрерывные, нудные осенние дожди хоть кому испортят настроение. Всю неделю льет без передышки. Кто виноват в осеннем ненастье (или зимней стуже, летней жаре)? Господу богу, понятно, обвинения не предъявишь. А так хочется крикнуть: "Подать сюда Ляпкина-Тяпкина!" Ещё вспоминается грузинский анекдот: "Гиви! Тэбэ нэ надоели эти дожди?" "Нэ говори, Гоги! Что сэбэ думают, что позволяют эти дэятэли из "Бюро прогнозов"? Бэстыдныки - что захотят, то и дэлают!.." В отличие от героя этого "бородатого" анекдота, я не виню нашу "славную советскую метеорологическую службу". Она не делает погоду. Старается изо всех сил выжить в современном мире. Чтобы сделать людям приятное, поднять их настроение - одни из "метеослужбистов" вместо дождя прогнозируют чистое небо с ослепительным солнцем. Другие - правдолюбцы - безошибочно предсказывают дожди в осеннюю ненастную пору. Какая поразительная точность прогноза! Что ни говори - Гидрометцентр заслуживает если не любви, то "уважения" за "особые" старательность, смелость, находчивость. А если не всегда угадывает? Как говорится, не ошибается тот, кто ничего не делает... Правильно? Я всегда за справедливость!
Шло время, я все больше втягивался в напряженную трудовую жизнь совхоза. За недостатком времени контроль за текущей работой механизаторов я возложил на Егорова. Не последнюю роль в моем решении сыграло то обстоятельство, что мой заместитель обладал большими, чем его начальник, знаниями в области сельхозтехники и имел большой опыт работы. В то же время я активно участвовал в разрешении аварийных ситуаций, требующих незамедлительных технических решений и срочного ремонта с.х. техники.
Свои основные усилия я сосредоточил на выполнении работ, имеющих жизненно важное значение для "Андромера". В первую очередь это относилось к ремонту дорог. Наступила дождливая пора. Свободные от рейсов автомашины по-прежнему содержались (или ремонтировались) под открытым небом и "гнили" под дождем. Несколько сот метров до навеса представляли собой море не просыхающей грязи. Надо было обеспечить необходимое укрытие для "газиков" и "зисов", проложить дорогу к навесу - "дорогу Дамье", как её с иронией называли в совхозе. Использовались отходы пилорамы, лес и "скудные подарки" районной дорожной службы (понадобилось вмешательство Райкома). Для дорожных работ привлекались мало-мальски свободные механизаторы. Начавшееся строительство дороги немедленно отразилось на моих отношениях с Директором. Они ещё больше осложнились, когда я начал постепенный ремонт лесной дороги. Пришло время, когда не только автомашины, но и конные повозки уже не могли преодолевать непросыхающую грязь и глубокие колеи. Автомашины "садились на брюхо" (застревали между колеями). Подводы пытались лавировать между деревьями и колеей. "Отвлекаешь людей, - кипятился Пряжко. - Своевольничаешь! Я не давал разрешения!.. Откуда ты такой взялся на мою голову?" "Оттуда, откуда - все", - отвечал я ему в тон. "Я прикажу Силину не платить за цю працю" - орал Директор. "Я сообщу Кульбецу" - пригрозил я. "Не посмеешь, бисов ты сын" - говорил Пряжко сквозь зубы... Я продолжал свою линию. В течение месяца дорога к навесу была построена. Неоценимую помощь мне оказала приобретенная у прораба техническая литература (по дорожному строительству) и его тайные (от Директора) консультации.
Ещё одним камнем преткновения в моих отношениях с Директором было мое принципиальное отношение к жалобам работников совхоза. После моего избрания парторгом ко мне буквально хлынул поток жалоб на Директора. Пряжко препятствовал работам на личных огородах, запрещал заготавливать корма для личного скота, не разрешал рабочим ремонтировать свое жилье. Ещё были жалобы на работу магазина, в котором отсутствовали в продаже необходимые промтовары, продукты и одежда. Имелся (в недостаточном количестве) сельскохозяйственный инвентарь. Из продтоваров - крупы, подсолнечное масло, местные рыбные "деликатесы" (дешевые снетки), хлеб низких сортов местной выпечки. Мануфактура была представлена дешевым ситичком. Население кормилось за счет индивидуальных огородов и домашнего скота (кур, свиней и коров у немногих работников совхоза). Иногда, крайне редко, Директор "щедрой" рукой в централизованном порядке продавал населению овощи и картофель... На все жалобы Пряжко отвечал однозначно: "Пошли они... Знаешь куда?.. Они - саботажники, им плевать на Государство. Поезжай в Плюссу - увидишь твоих жалобщиков на базаре. Они там ягоду продают вместо того, чтобы работать в поле... Я тебе удивляюсь, Валерий, - ты защищаешь бездельников, трутней!" Я настаивал на конкретном рассмотрении каждой жалобы. Он - возражал...
Наши отношения все более накалялись по мере того, как я убеждался, что в "Андромере" царит самодурство, самоуправство и беззаконие...
"Я хожу одна. Ну что в этом хорошего"
В Псковском тресте совхозов каждые 2-3 месяца проводились семинары для специалистов. В этот раз были приглашены агрономы и инженеры прослушать лекции и обменяться мнениями по вопросу "Новые методы посева и уборки пропашных культур (в частности, квадратно-гнездовой способ)". После занятий предполагался практикум в совхозе "Диктатура". В мои планы входило ещё одно не менее важное мероприятие - получить на центральном складе запчасти для совхозной техники.
Прибывающих на семинар агрономов и инженеров встречала "Клавочка" (так мы между собой назвали начальника отдела кадров Клавдию Васильевну Федорову). Она зарегистрировала мое прибытие и сказала, не поднимая головы: "Зайдите в мой кабинет. Мне надо с Вами поговорить". Разговор, к моему удивлению, свела к приглашению навестить её "скромную обитель". "Если у Вас нет грандиозных планов на сегодняшний вечер - милости прошу ко мне. У меня будет небольшая вечеринка, на которую я пригласила своих друзей. Кстати, там будет одна интересующаяся Вами дама - романтически настроенная и изнывающая от одиночества. Решайте! Учтите, однако, - если не придете - наживете себе врага на всю жизнь!.." Я колебался: "Вечером мы с приятелем хотели сходить в кино". "Отложите это на следующий приезд в Псков, - уговаривала меня Федорова. - Обязательно соглашайтесь на мое приглашение - некрасиво отказывать даме. Вы ведь москвич - культурный, образованный, воспитанный мужчина". "Спасибо, - сдался я. - Называйте адрес!"
"Чего она от тебя хочет? - спросил меня Райва. - Впрочем, нетрудно догадаться - Клавочка пожирает тебя глазами. Смотри, друг! Ты сильно рискуешь: говорят - она любовница Директора треста - самого Новикова".
По дороге в гостиницу, где остановилось большинство "семинаристов" (в том числе мы с Райвой) я, размышляя над приглашением Федоровой, пришел к заключению, что мне представился удобный случай расслабиться, на время отвлечь свои мысли от треволнений совхозной жизни ("земного рая на берегу оз. Плюсса"), забыть злобную физиономию поклонника Льва Толстого. Наконец, мне захотелось побыть в чистой и светлой городской квартире, увидеть дружеские лица расположенных ко мне людей.
Ближе к восьми вечера, не успев как следует отдохнуть от скучной, утомительной лекции и бестолковых дискуссий на семинаре, я, пожелав Райве не скучать в одиночестве, оставил его в гостинице и отправился по указанному мне Федоровой адресу.
В новенькой "пятиэтажке", в уютной двухкомнатной квартире меня ожидали две знакомые мне дамы. Их непросто было узнать в красивых нарядах, преобразивших их из деловых женщин в элегантных дам. Вместе с хозяйкой в квартире пребывала хорошенькая жгучая брюнеточка Леночка Шмидт - старший бухгалтер треста. Заметив мое удивление, Федорова сказала: "Боюсь, что Вы, Валерий Владимирович, будете на нашем "гранд суаре" единственным мужчиной. Леночкин приятель в последний момент забастовал. Придется Вам работать за двоих". Улыбнувшись, Федорова освободила мне место рядом с собой на диване. "А где же обещанная интересующаяся мною особа?" - спросил я. "Угадайте! Кажется, нетрудно догадаться!" - Клавочкин взгляд был обольстительным и многообещающим... Признаться, меня не прельщала мысль поддаться её чарам и стать её любовником. Она была не в моем вкусе. Не дурнушка, но далеко не красавица. В то же время она могла производить впечатление, т.к. была обладательницей статной фигуры, выразительных глаз и красивых пышных волос. "Если поживем - увидим", - цинично подумал я... Сели за стол, уставленный напитками и закусками. "Тост", - закричала хозяйка, обращаясь ко мне. "У меня на памяти фронтовой, - сказал я. - Он звучит, как молитва: "Во имя яйца и сала и самогонного духа - аминь". "Еретик", - прокомментировала Леночка. Клавдия подвинула ко мне закуску: "Вот Вам яйцо и сало. А спиртное нальете сами... Кстати, Вы - автор этого оригинального тоста?" "Нет! Мой покойный фронтовой друг". "Расскажите о нем", - попросили дамы. "Герой - офицер, талантлив, храбр, красив и... очень хорошо пел", - перечислил я достоинства погибшего на фронте комбата Кмита. "А Вы - поете?" - донимала меня Клава. "Пытаюсь", - скромно ответил я. "Прекрасно! - зааплодировала хозяйка. - Будем петь и танцевать. И ни слова о совхозной политике". "Что Вы нам споете? - спросила Леночка. - Между прочим, Клава у нас певунья, а у меня нет голоса. Я буду слушать и аплодировать. Если, конечно, заслужите". "Ну же, начинайте", - дернула меня за руку Клава. Я спел несколько песен Петра Лещенко ("Марфута" и "Чубчик").
Марфута - наша краса -
Краше самой весны.
В нее в деревне нашей
Все парни влюблены.
Но лишь Марфута одна
Ни в кого не влюблена
И не горюет у окна...
Допев песню до конца и выслушав кучу комплиментов, я снова запел:
Чубчик, чубчик, чубчик кучерявый.
Эх, развевайся, чубчик, по ветру.
Раньше, чубчик, я тебя любила,
А теперь... забыть я не могу...
"Теперь Вы", - сказал я Клавдии. "Сначала примем для храбрости. Поехали!" - она налила и с удовольствием выпила рюмку "Букета Абхазии". Потом проникновенно запела приятным нежным сопрано:
Замела метель, дорожки запорошила.
Кружева развесила вокруг.
Я хожу одна. Ну что в этом хорошего,
Если нет тебя со мной, мой друг?
Провода от снежной тяжести качаются.
Месяц вдруг за облако зашел.
Я хожу одна, а буря не кончается.
Почему ты, милый, не пришел...
Мы снова выпили. На этот раз "на брудершафт" с поцелуем. После этого мне снова было приказано петь. "А романсы и арии Вы можете?" - спросила Лена. Я рассмеялся: "Ты мне напомнила "Беломорканал" Ильи Набатова: "Спойте что-нибудь для дам - Шопена, Бетховена, Чайника-Чайниковского..." "Специально для Вас, синьора, - ария Елецкого".
Я Вас люблю, люблю безмерно.
Без Вас не мыслю дня прожить.
Я подвиг силы беспримерной
Готов сейчас для Вас свершить..."
"Свершите", - сказала Клавдия, наливая мне в рюмку очередную порцию "горючего". - Теперь пойдем танцевать!" Мы танцевали под патефон сначала танго, потом фокстрот, потом вальс... Когда мы снова сели за стол и очередной раз "поехали", меня попросили рассказать о московской жизни - театрах, музеях и т.д. Потом настал черед декламации стихов. Я прочел балладу "Королевский шут" и отрывок из "Баллады Редингтонского узника" Оскара Уайльда:
Ведь каждый, кто на свете жил -
Любимых убивал.
Один - жестокостью. Другой - отравою похвал.
Коварным поцелуем трус,
А смелый - наповал.
Один убил в расцвете сил,
На склоне лет - другой.
Кто злою похотью душил,
Кто - ревностью слепой.
А милосердный "пожалел" -
Убил своей рукой...
Кто - слишком пламенно любил,
Кто - быстро разлюбил.
Кто - покупал, кто - продавал, кто - слезы лил...
Но ведь не каждый принял смерть
За то, что он убил..."
Несмотря на то, что у слушателей были затуманенные напитками мозги - стихи вызвали бурное одобрение.
Уже заполночь Леночка заторопилась домой и спросила, могу ли я её проводить. Я выразил готовность. "Ещё чего вздумала! - набросилась Клава на подругу. - Ты ведь живешь рядом и вообще давно вышла из детского возраста". "А вы, - сказала она мне, - ложитесь отдыхать. - Я вам покажу постель"... "Не заводись, Клавка, - сказала Леночка. - Я ни на что не претендую!" У дверей она остановилась: "Спасибо, Валерий, за вечер. От тебя не мудрено потерять голову". "Уходя, уходи", - напомнила Леночке ее подруга. Та кивнула головой. Потом, будто передумав, снова повернулась ко мне, горячо поцеловала и только после этого заспешила к выходу. "Нахалка!", - бросила ей вдогононку Клавдия.
Ночью я услышал в темноте тихий шорох и голос Клавочки. "Не спится, - пожаловалась она. - Я лежу одна, ну что в этом хорошего, если нет тебя со мной, мой друг". Я молчал. "Не хочется еще немного пообщаться?" - не дожидаясь ответа, Клава прилегла рядом со мной...
Она пыталась пробудить во мне зверя, зажечь своими иступленными бурными ласками. Иногда это ей удавалось... Ближе к утру, умиротворенная и расслабленная - она казалась вполне счастливой. Не разжимая объятий, она шептала мне нежные, благодарственные слова...
Утром я увидел на столе записку: "За все, за все тебя благодарю!.. Дождись домработницы - она приходит к девяти. Завтрак на столе. Нежно целую!!!" "Кто разгадает этих женщин? - подумал я. - Этакая сверхделовая трестовская дама и вдруг... сколько удивительной сердечности и бурных желаний!"
Поездка на семинар сопроводилась познавательной экскурсией в совхоз "Диктатура" с демонстрацией квадратно-гнездового посева.
По дороге в "Андромер" мы с Узьмой заехали на склад, где мне без задержек выдали солидное количество запчастей. Но главный сюрприз меня ожидал впереди, по прибытии в совхоз. Говорят - удача (как впрочем, и неприятность) не приходит одна. Трудно поверить, но... пришло известие из "хохлянлии" - нам отправляют новенький дизель. "Да будет свет, да скроется тьма!"
Князь Андро Мерзкий
В полдень задрожали, загрохотали дизели, заработала пилорама и все насосы водокачки. Люди радостно улыбались, начальство довольно потирало руки. Даже пробившееся сквозь туман тусклое солнце, казалось, желает присоединиться к общему торжеству.
Вечером произошло непредвиденное. Только что осветилась территория совхоза и засияли в домах электрические лампочки, как вдруг, снова наступило "затмение". Я бросился на электростанцию: "Почему выключил дизели?" - набросился я на Родионова. "Директор велел заглушить", - ответил он. Я заорал: "Кто твой непосредственный начальник? Приказываю тебе, Константин Иванович, запустить оба "движка"! "Черт вас разберет, - разозлился Родионов. - Не знаю, кого из вас слушать"...
Когда заработали оба дизеля и повсюду снова вспыхнул свет, я удовлетворенно отправился домой. Не успел я взять томик Джека Лондона и углубится в чтение "Лунной долины" как электрическая лампочка на потолке несколько раз моргнула и погасла. Я снова помчался на электростанцию, где встретил Пряжко. "Не смей отменять мои распоряжения, - грозно сказал он, обращаясь ко мне. - Надо экономить энергоресурс. Тем более "движок" новый - его нельзя включать на всю мощь". "О людях надо думать, - кипятился я. - Невозможно так жить". "Зачем им свет? - возражал Пряжко. - Анекдоты травить и сплетни рассказывать можно и в темноте".
На следующий день Директор пошел на некоторые уступки. Разрешил вечернее освещение, но только на время не более 1,5 часов. С каждым днем меня все больше беспокоит (и все меньше удивляет) поведение Пряжко. "Тебе не повезло с Директором, - сказал мне однажды мой приятель Райва во время" одного из трестовских семинаров. - У меня работает бывший механизатор твоего "Андромера" и он называет Пряжко не иначе как - Князь Андро Мерзкий" "Да, - согласился я. - Пряжко себя ведет как удельный князек".
Наступила жаркая пора осенних полевых работ (вспашка зяби, посев озимых, и т.д.) Старая техника постоянно выходила из строя и, большей частью, требовала замены, пополнения новыми тракторами, автомашинами и т.д. За последний год на "вооружение" совхоза поступил один колесный трактор "Беларусь" и новенький "газик". Механизаторы не успевали заменять негодные детали и узлы сельхозтехники. Чаще всего на каменистых ("ледниковых") полях выходили из строя гусеничные траки тракторов и лемехи плугов. Приходилось обращаться за помощью в машино-тракторную станцию (МТС) или добывать детали на складах других хозяйств. Ничего другого не оставалось - центральный склад не обеспечивает, своя мастерская отсутствует. Бывали дни, когда я не вылезал из седла, объезжая соседей в поисках необходимых запчастей (главным образом, для техники, обслуживающей центральную ферму).
Меньше забот доставляли "Любенск" и "Ивановское", где хозяйства (в частности сельхозтехника) функционировали в относительно благоприятных условиях. Однако, в "Любенске", неожиданно для меня - парторга совхоза - возникла ситуация, мимо которой я не имел права пройти. Я упоминал (при описании Любенска) о богатстве "Андромера" - его фруктовом саде (сотен плодоносящих яблонь). В этом году выдался небывалый урожай. Куда его девать? Обычно, яблочная продукция фактически дарилась (не без умысла) "нужным" людям в районе и области и, в малом количестве, перепадала рабочим совхоза (за умеренную плату) и четвероногим. Но что делать с излишками, которых в этом году не сосчитать? Для плановой продажи не хватало настоящей заинтересованности и, как мне было известно, отсутствовала необходимая тара. Когда ко мне поступили жалобы от нескольких работников совхоза с указанием на бесхозяйственность и раздаривание в "яблочном вопросе" (в одной жалобе был намек на криминальную подоплеку), я решил поговорить с Пряжко. "Занимайся своими делами, - сказал он мне. Твоя помощь не нужна... Лучше подумай о том, что скот остается без воды". На последнее мне нечего было возразить. "Сначала съезжу в Ленинград, потом, когда вернусь в совхоз - переговорю с "жалобщиками", - решил я.
По прошествии нескольких дней я выехал в северную Пальмиру. В мои задачи входило найти исполнителя работ по строительству средств водоснабжения центральной фермы "Андромера", обсудить технические вопросы и заключить договор на строительство.
Северная Пальмира
До Ленинграда я добирался с пересадкой, так как поезда дальнего следования в Плюссе не останавливались. Посему, я ехал поездом из Плюссы в Лугу, чтобы там пересесть на поезд Псков-Ленинград. В городе на Неве я собирался пробыть несколько дней, чтобы не только решать совхозные дела, но повидать родных мне людей - сестру Нору и ее семейство.
Судьба определила мне в попутчики красивую зеленоглазую блондинку. Я мог поклясться, что где-то видел эти черты лица, фигуру и походку. Когда она призналась, что ее зовут Софья Серова, я подумал, что она поразительно похожа на обаятельную, знаменитую Валентину Серову. На мой вопрос Соня сказала, что я - не первый, кто заметил это сходство, но, что они с Валентиной Серовой, к сожалению, не родственники... Я узнал, что моя попутчица гостила у тетки в Луге и теперь возвращается домой в Ленинград...
Должен признаться, что вдвоем с Соней Серовой (в одном купе) мы провели нескучных несколько часов.... На нее произвели впечатление, прочитанные мною с чувством строки из стихотворения Симонова, посвященные Валентине Серовой. "Если родилась красивой - значит, будешь век счастливой. Бедная моя! Судьбою горькой, горем, смертью, никакою силой не поспоришь с глупой поговоркой (сколько б ни молила, ни просила)..." Я спросил: "Может быть, строки К.Симонова относятся не только к Валентине, но и к Софье Серовой?" "Я не знаю, что называть счастьем, - уклонилась она от ответа. - А вы знаете?" "Безусловно. Это, к примеру, когда столичного инженера помимо его воли посылают в деревенскую глушь "догонять и перегонять сытую Америку". Ведь такое "счастье" могло случайно перепасть другому - "счастливчику". На её недоуменные вопросы пришлось произнести "Оду в честь "Андромера". "Впрочем, все это не интересно. Лучше послушайте стихотворение Константина Симонова, которое, сдается мне, Вы никогда не слышали". Я прочел Соне следующие строки.
Мне хочется сказать тебе о том,
Что если ты кувшин разбила -
Вернись в покинутый наш дом.
Пусть будет так, как прежде было.
Нет! Мне не нужен от тебя отчет
Былых измен, обычных в человеке.
И пусть вода из черенков течет -
Я все равно люблю тебя навеки!
"Странное какое-то стихотворение", - заметила Соня. "Ничего удивительного, - рассмеялся я. - Оно принадлежит перу не Симонова, а пародиста Архангельского, который очень удачно его спародировал. Так, по мнению Архангельского, выглядело бы Пушкинское стихотворение "Девушка и кувшин", если бы его написал не Пушкин, а Константин Симонов. Я не считаю эту пародию злой сатирой. Архангельский, как впрочем, и я, уважительно относится к творчеству Симонова"...
От стихов мы перешли к различным забавным историям. Вообще мы много шутили, рассказывали анекдоты и угадывали свою судьбу (наугад называли страницы и строки имеющегося в моем распоряжении томика рассказов Джека Лондона и по-своему трактовали текст)... "Жаль, что так быстро пролетело время, - сказала Соня. - Я бы с удовольствием еще с Вами встретилась, но меня ждет муж в Полярном. Он - офицер-подводник"... На всякий случай мы обменялись адресами...
С вокзала я позвонил Норе, и сообщил о приезде и желании повидаться. "Конечно, - обрадовалась сестра, - Мы будем тебе очень рады. Можешь у нас остановиться!"
Мой путь пролегал на Московский проспект, где проживало семейство Самохиных (моя сестра Нора с мужем и детьми).
Дверь открыла миловидная девочка 10-12 лет и приветливо сказала: "Здравствуйте, дядя! Входите, пожалуйста". "Привет, Ирочка, - я обнял и поцеловал ее. - А это, если мне не изменяет зрение, мой племянник Юрик?" Позади сестры стоял мальчуган лет 5-6 и смущенно наблюдал происходящее. Обняв его за плечи, я проследовал за Ириной в комнату. "Мама сейчас придет, папа - на работе... Вы, наверное, устали с дороги? Как Вы доехали?" У моей симпатичной племянницы чудесная улыбка. "Спасибо, Ирочка, все в порядке. Вот только плохо, что ты от меня отвыкла - кажется мы были с тобой на ты... Пока нам не мешают взрослые расскажите, мои дорогие, как поживают дети "Северной Венеции" или по-другому - "Северной Пальмиры"? "Это кто такие? Мы что ли?" - осведомилась Ирочка. "Мы - дети мамы и папы", - авторитетно заявил Юрик. "Не сомневаюсь, - сказал я. - Пересаживайтесь ко мне на диван, я Вам расскажу, что имел в виду, так вас называя... Ваш город называют не только Ленинградом, но еще и Северной Венецией и даже Северной Пальмирой. В Ленинграде, так же как в Венеции (город в Италии) - множество каналов. В Венеции их 150, в Ленинграде - 50. Что касается названия "Северная Пальмира", - Ленинград похож на древний сирийский город Пальмира своей красотой - многочисленными дворцами и прямыми улицами". "Ты, наверное, историк?" - спросила племянница. "Нет - я совхозный инженер, - усмехнулся я. - Еще немного Истории, если вам это не наскучило. Ваш город основал русский царь Петр. Вы принадлежите граду Петра I, если не возвратитесь обратно в Москву. Хочешь в Москву?" - спросил я Юрика. "Нам с Иркой и здесь хорошо. А Москва это - "большая деревня", - глубокомысленно заявил мой племянник "Ну какая же она деревня, - возразил я. - Вспомни, в Москве ты жил в девятиэтажном доме. В деревнях таких не бывает. Москву иногда сравнивают с деревней, потому что кое-где остались деревянные домики. Москве ведь больше 800 лет, а Ленинграду - только 250". "Все равно, не уговаривайте, - сказал Юрик. - Мы из Ленинграда никуда не уедем... Ирка, а почему наш город называют не Петра град, а Ленинград?" "Я тебе потом расскажу", - сказала Ира. "Не унывай, - успокоил я Юрика. - Скоро пойдешь в школу и все узнаешь!" "Я не унываю. Мне все говорят что я - "оптимомист". "Чтобы в этом убедится, я хочу узнать как твои дела в детсадике. Есть ли у тебя там друзья, подруги?" "Там все нормально", - заверил меня племянник. Ирочка была более словоохотлива и поведала мне о своих школьных успехах, о своей близкой подруге и классной руководительнице... Вечером, перед сном я рассказал детям придуманную мною не слишком страшную сказку.
Нора и Толя почти не изменились с тех пор, как я их видел в последний раз (до отъезда в Киев). "Норие! Я так и не понял, чем Вам не угодил Киев? Толе! Ты ведь там был, кажется, начальником кафедры, занимал генеральную должность?" "Нора не могла там устроиться на работу", - сказал мне Толя. "Пятый пункт, - добавила сестра. - Под любым предлогом отказывались принимать на работу. Из-за меня Толе пришлось оставить военную службу (поставить крест на своей военной карьере), чтобы мы могли переехать в Ленинград. Здесь Толя устроился на преподавательскую работу в гражданский ВУЗ..."
Утром, до ухода на работу, Толя передал мне телефонные номера интересующих меня Ленинградских организаций, занимающихся бурением скважин для водоснабжения. Я остановил свое внимание на организации, о которой мне рассказывали в соседнем с "Андромером" совхозе. Там ленинградцы пробурили скважину, построили насосную станцию и водонапорную башню.
День был потрачен не зря - был составлен договор на бурение скважины в совхозе "Андромер" (центральная ферма). Договор подлежал согласованию и утверждению руководителями "заказчика" и "исполнителя"...
Вечер я снова провел в кругу своих милых родственников. У нас было о чем поговорить и поспорить с моим зятем. Начал беседу Анатолий: "Скоро 10-ть лет Победы. До сих пор не все и не всем понятно, что предшествовало ВОВ, и как она протекала. Скажи, фронтовик, почему Сталин отменил Коминтерн и не только прекратил идейную борьбу с фашизмом, но и сблизился с Гитлером, вступил с ним (фашистом?!) в союз?" "Мне, кажется, - отвечал я, - что со стороны Сталина это был политический маневр. У него не было выбора. Гитлер никогда не скрывал, что начнет войну за "справедливый" мир без евреев, цыган, негров и таких "неполноценных" народов как славяне. Однако он не раскрывал карты в отношении места и времени. Что касается руководителей западных держав, то Чемберлен (премьер Великобритании) и Даладье (премьер Франции) нацеливали Гитлера на Восток. Сталин пошел на соглашение с Гитлером, чтобы гарантировать (как он полагал) Советский союз от нападения Германии и чтобы расширить СССР до границ бывшей Российской империи. Скорее всего, у Сталина был расчет, что, когда Гитлер развяжет войну против Англии и Франции, он дождется удобного случая и осуществит освободительный поход Красной Армии в Европу (вспомним о тезисе Мировой революции). Гитлер этого опасался, и первый напал на "заклятого друга". "Я так понимаю, что Гитлер перехитрил Сталина. Наш гениальный вождь ошибался, полагая, что Германия не нападет на Советский союз. Так ведь?" - рассуждал Анатолий. "Сталин не мог предположить, что фюрер настолько безумен, что рискнет воевать на два фронта - Германия уже один раз поплатилась за это Версалем, - сказал я. - Так, что в этом смысле нападение Гитлера на СССР оказалось для Сталина неожиданным, внезапным". "Все-таки Сталин правильно сделал, что перед войной отодвинул границы СССР на Запад, - заявил мой собеседник. - Иначе у немцев хватило бы времени и сил дойти не только до Химок, но добраться до Кремля". "Трудно сказать, не знаю, - сказал я. - И потом меня смущают сталинские "освободительные походы" с точки зрения международного права и человеческих отношений. Какое у Сталина было право "освобождать" в 1940 году Молдавию (можно сказать - часть Румынии) и Прибалтику? "А войны Грозного, Петра, Екатерины? Создание империи? Я не могу оправдать войны, которые ведутся под предлогом "обеспечения выхода к морю" или "приобщения к цивилизации, прогрессу, высокой культуре", "восстановления исторической справедливости" и т.д. Может просто, как у дедушки Крылова: "Ты виноват уж тем, что хочется мне кушать?!" "Насчет Молдавии и Прибалтики я с тобой абсолютно не согласен. Молдавия - никакая не Румыния, а русская Бессарабия и Приднестровье. Прибалтика - русские губернии Лифляндия, Курляндия и Эстляндия. Ты, Валерий - "чудо-миротворец". Да здравствует мир - всегда, везде, любой ценой. Кровопускание может быть и неизбежным и полезным", - Толя начал не на шутку горячиться" "Оно - стоит миллионов человеческих жизней. Я - человек, который хорошо знает, что такое война, испытал на собственной шкуре". Тут я перестал себя сдерживать и повысил голос...
"Толя, Валерик - Вы с ума сошли! Разбудите детей - они только что заснули. Что вы на этот раз не поделили?" Моя сестра появилась весьма своевременно. Нора в наших спорах не участвовала, но ужасно волновалась, когда назревала ссора.
Впрочем, наши споры с Толей Самохиным не мешали нам оставаться добрыми друзьями, любящими родственниками...
На следующий день, тепло попрощавшись с родичами, я отправился на "попутке" "домой". "Газик", направлявшийся в Псков, довез меня почти до места.
"Жизнь, когда ты хоть немного похудшаешь?"
Пришла Зима - пора метелей, тусклых дней, ночей морозных, тлеющей денницы. Бледнеет мир и засыпает. Но люди - не кроты и не медведи. Зимняя спячка для рабочего человека - смерти подобна. И людской организм, и совхозный механизм продолжают активно существовать. Поля опустели, зато в хоз. помещениях и постройках для ремонта техники, можно сказать, кипит жизнь. Иногда - впустую. Нет в достатке воды, дефицитны корма (скот отказывается от древесной муки). Мало любящих свой труд честных, трезвых людей, для которых не хватает светлого времени (короток зимний день)... Людей объединяет многотрудная несправедливая жизнь. Она же, зачастую рождает отчаянье, ненависть и даже преступления.
Намного усложнилась моя жизнь, после того, как Антонина и Фридрих Крюге покинули наше общее жилище. Сбылась их мечта о переезде в Германию. В домике я остался один, если не считать крыс, клопов и тараканов. От крыс не было покоя, особенно в ночную пору. Вооруженный фонариком-"жужалкой" я тщетно отгонял их от своей постели. Жадных грызунов привлекали остатки несъеденных мною днем бутербродов. По забывчивости я оставлял их в карманах шинели, которой ночью накрывался поверх одеяла. Указанная "карманная пища" вызывала также неподдельный интерес у тараканов. Пришлось поставить ножки моей кровати в банки с водой. На время ночные гости оставили меня в покое, но... не надолго. "Мудрые" тараканы заползали на потолок (над моей кроватью) и бесстрашно пикировали на моё ложе.
Первую неделю после отъезда семейства Крюге мне пришлось ограничивать себя в еде бутербродами, которые так полюбились соседствующим со мной тварям. Неожиданное спасение пришло от жены моего кузнеца Куликовой. Она милостиво согласилась меня "харчевать".
Изнурительная, многочасовая нервная работа не оставляла времени для отдыха и раздумий. В то же время необходимо было срочно решать, что делать с Пряжко, с его учащающимися приступами самодурства и произвола. Весьма характерен случай с одной из доярок, которую, в наказание за пролитое по неосторожности молоко, директор наказал штрафом в размере месячного заработка. Это была воистину драконовская мера, отражающая жестокий характер "андромерзкого удельного князя", его ненависть к людям и пренебрежение к Закону. Пряжко настолько верил в свою безнаказанность, что недооценил последствия своей карательной меры. На этот раз дело не обошлось рассмотрением очередной жалобы (после моего вмешательства) и, как это было не раз, ее удовлетворением. События начали развиваться по непредвиденному сценарию. По согласованию со мной (парторгом) редактор стенной газеты Борцов поместил в ней заметку о происшествии с дояркой и карательных мерах Директора. Газета была вывешена в коридоре, ведущем в директорский кабинет. Прочтя заметку, Пряжко в бешенстве сорвал газету со стены и разорвал ее на куски (сопровождая свои действия отборным матом). Бледный, взволнованный Борцов прибежал ко мне рассказать о произволе Директора.
На следующий день, посоветовавшись с несколькими коммунистами, я решил в ближайшие дни собрать партгруппу и обсудить поведение коммуниста Пряжко.
Их "величество" не явилось на собрание. Он просил мне передать, что ему "некогда чесать языком".
Большинство собравшихся отмалчивалось, полагая, что Директору будет всё известно о ходе собрания. Зная мстительный нрав Директора, они не сомневались в его репрессиях к "инакомыслящим". На смельчаков, критиковавших Пряжко, смотрели с удивлением и завистью. Результаты голосования (тайного) были весьма неожиданными. При двух воздержавшихся коммунисты проголосовали за выговор коммунисту Пряжко "за злоупотребление служебным положением и зажим критики".
Реакцию Директора можно охарактеризовать одним словом - ярость. Её он проявил в "беседе" со мной, которая состоялась в его кабинете вскоре после партсобрания. Выслушав мое сообщение о взыскании, Пряжко покраснел, дико заорал и замахнулся на меня графином. От неожиданности я ударил его ногой в живот и в крепких словах выразил свое презрение к его особе. До потасовки дело не дошло из-за вмешательства зоотехника Зиночки Морозовой, кабинет которой находился по соседству с директорским. Услышав шум и крики, она поспешила вмешаться в "разборки" Директора и Парторга" (благо дверь была не на запоре).
Спустя неделю в "Андромер" прибыл инструктор Райкома, а еще через некоторое время нас с Пряжко вызвали на заседание бюро Плюсского РК КПСС для рассмотрения персональных дел коммунистов Пряжко и Дамье. Надо отдать должное слуху и откровенности нашего зоотехника. Она, чуть ли не в лицах, воспроизвела сцену, разыгравшуюся в кабинете Директора совхоза. "Безобразие! - вскричала она на бюро Райкома, - совершенно недопустимые взаимоотношения двух руководителей, отрицательно сказывающиеся на хозяйственной деятельности"...
На этот раз, мы с Пряжко отделались "выговором без занесения в личное дело".
"Всё понятно, другого решения не могло быть, - сказал мне Долин. - Пряжко - "священная корова" (нельзя сильно обижать члена бюро Райкома) и у меня в Любенском - богатый фруктовый сад"... "Это - только цветочки, - заметил я, - ягодки, видать, впереди". "Лично вам я не завидую", - откликнулся Долин.
Все же "жизнь - не сплошь репей". В "Андромере" меня ожидала немногословная телеграмма: "Буду Плюссе шестого утром встречай Валя". Я пошел к Пряжко: "Завтра мне будет нужна подвода, чтобы встретить жену". "Бери", - сказал равнодушно директор...
Утром следующего дня из вагона поезда Псков-Плюсса вынырнула худощавая фигура молодой симпатичной дамы. При виде меня ее лицо осветилось радостной улыбкой. Она вопросительно посмотрела на меня своими большими карими лазами и нежно поцеловала в губы. "Ты нисколько не изменился", - сказала она дежурную фразу. Я не сомневался, что она говорит неправду, но пропустил это мимо ушей. "А ты - изменилась, - сказал я. - В лучшую сторону". "Как мы поедем?" - осведомилась Валентина. "Не беспокойся: около станции нас ожидает "золотая карета", - успокоил я супругу. "Представляю себе. Иначе и быть не может", - она иронично улыбнулась. - Бери чемодан, и поспешим в твои "царские хоромы".
Наша колымага часто и резко подскакивала, натыкаясь на многочисленные выбоины. От болезненных толчков и ударов спасала заранее постеленная солома.
"Я ожидала худшего, - сказала Валя, войдя в мою обитель. - Впрочем, как говорится, "бывает хуже, но редко". "Ты надолго?" - спросил я. "Думаю пожить недельку, если раньше не выгонишь. У меня краткосрочный отпуск. Зав. туберкулезного отделения Московской ж.д. поликлиники Валентина Даниловна Дамье отправилась на побывку к мужу (в далекий "Скобаристан")...
За неделю пока Валя жила в совхозе, она успела многое узнать о совхозной жизни, осознать мои проблемы, понять и принять близко к сердцу мои переживания. От нее я слышал слова поддержки и дельные советы. Вспоминаю наш диалог с Валей после очередного "художества" Пряжко (он отказал в помощи вдове ветерана ВОВ, у которой сгорела изба). "Я пойду к Пряжко и выскажу ему, что я о нем думаю", - сказала мне Валентина. "Не будь смешной! Это ничего не даст", - возразил я. "А что, если мне по приезде в Москву пойти на прием к Министру сельского хозяйства?" "Валя! Как ты не понимаешь, что твою жалобу "спустят вниз" и она попадет к Новикову и Кульбецу, которые "горой за Пряжко". Надо подождать - он сам выроет себе яму". "Дорогой, ты не боишься попасть в нее вместо него?" "Боюсь, но постараюсь, чтобы в нее угодил он, а не я. Он обязательно на чем-нибудь "погорит". "Валерий, прошу тебя: будь разборчив в друзьях и подругах (особенно!), осторожен в поступках. Иначе Пряжко с дружками непременно сочинят на тебя компромат".
Моей деятельной супруге во время пребывания в "Андромере" удалось (более или менее) наладить мой быт (создать подобие домашнего уюта), побаловать вкусной пищей, устроить постирушку, натравить на крыс соседскую кошку и т.д. Я получил гарантию того, что в дальнейшем не умру от голодной смерти - Валя обо всем договорилась с Куликовой и выплатила ей солидный денежный аванс... Что касается других супружеских обязанностей? Валентина охотно дарила мне свою любовь, не избегала интимной близости. Мы не были страстными любовниками, ибо позади были почти десять лет супружеской жизни. В наших отношениях преобладали родственные чувства (недаром Валя - моя кузина), а также интеллигентное товарищеское общение. Живя с Валентиной, я полагал, что родственные души и умные головы (я имел наглость не сомневаться в своих умственных способностях) всегда найдут общий язык и взаимную сердечную привязанность.
Мне показалось, что Валя удивительно быстро освоилась, привыкла к странной для городского жителя "андромерской" жизни, к людям, обитающим на центральной ферме. "Знаешь, - однажды сказала она. - Оказывается твой шофер Узьма - большой оригинал, не лишенный чувства юмора. Я сегодня спросила его: "Вы тот самый Узьма, про которого муж говорил, что никогда не встречал такого осторожного и аккуратного в езде водителя?" "Наверное, тот самый - другого Узьмы в "Андромере" нет", - ответил мне шофер. Между прочим, у него располагающая улыбка. "Ну и как Вам - единственному живется в совхозе?" "Очень хорошо, - ответил Узьма. - Каждое утро просыпаюсь и говорю: "Послушай Жизнь, когда ты хоть немного похудшаешь?.. Только не слышит она меня - всё остается по-старому".
Глядя на Валю, ощущая нашу духовную и физическую близость, я укорял себя за вечеринку у Федоровой: "Хорош гусь. Тоже мне любитель приключений!"... "Не вини себя слишком строго, - оправдывало меня мое второе "я". - Виноваты "андромерзская" жизнь с ее стрессами (в ней тонешь, барахтаешься, как в зловонном омуте). Отчасти виновата твоя жена, не считающая нужным разделить тяготы твоей невыносимой жизни. Твоя подруга жизни предпочитает разлуку с мужем перспективе лишиться столичных удобств, хорошей работы, окружения любящих и любимых родителей и сестры. Не хочет расставаться с московскими друзьями, и с назойливым, наглым Сашкой Розиным, проявляющим к ней повышенный интерес..."
"Ну, конечно, все виноваты кроме тебя, агнец божий, - иронизировал я над собой. - Смешно - хочешь, чтобы твоя жена стала "новой декабристкой"? Не те, друг, времена!.. Что до тебя, - то ты просто легкомысленный, безвольный человек, вообразивший, что тебе всё дозволено... Вспомни призыв любимого тобою А.С. Пушкина: "Учитесь властвовать собою!..". Закончив спор между своими двумя "я", пытаюсь вспомнить, где я читал эти строки. "Не старайся, - сказал я себе. - В конечном итоге, важно другое: Даже гений не мог представить себе, какие сюрпризы может преподнести жизнь"...
Опять Соня
Мне улыбнулось счастье. В данном случае, я не имею ввиду пребывание у меня дорогой гостьи - моей супруги. Буду точнее - я избежал несчастья, крушения моей семьи. Слава богу, они разминулись - Валентина Дамье и Сонечка Серова. На следующий день после Валиного отъезда последовал телефонный звонок из Ивановского. Голос Романенко: "Валерий, приехала твоя сестра". "Какая сестра", - удивился я. "Хорошенькая. Назвалась Соней из Ленинграда". Оседлав "серуху" я поскакал в Ивановское. Это была она - моя недавняя попутчица в Северную Пальмиру, обладательница артистической фамилии Серова. После нашего расставанья на перроне ленинградского вокзала я не имел от нее никаких известий (и признаться - не ожидал) и вдруг...
Соня неожиданно появилась на моем горизонте. Больше того - примчалась в "Андромер". Что ни говори, но женщины - непредсказуемы!.. Тем не менее, мы весело провели день в Иваноском, а поздно вечером добрались до моего андромерского жилища. Будучи воспитанным джентльменом, я предложил ей свой кров, и даже постель. Возражений со стороны дамы не последовало. Мы легли и... тотчас уснули. Сказались утомительные поездки, пиршества и треволнения дня. В полночь, прервав свой недолгий сон, мы заключили друг друга в объятия... Увы! Наша "ночь любви" оказалась весьма далекой от ожидаемой. Только вчера я расстался с женой. Ее образ решительно вставал между мной и Соней Серовой. Казалось, он следует за мной, вторгается в мои мысли и охлаждает чувства. Возможно, в минуты близости мы с Соней испытывали чувства нежности и радости обладания, но наши фантазии оказались намного богаче ночных утех. Под прикрытием шуток, мы скрывали горькое разочарование по поводу несбывшихся надежд...
Перед тем, как я усадил ее в поезд, она сказала: "Ты, конечно, понял, что я приезжала прощаться. Завтра я уезжаю в Полярное к мужу. Жаль, что между мною и тобой все кончилось, по сути не успев начаться! Буду о тебе вспоминать!"... Она еще что-то сказала, но я не расслышал слов из-за гудка паровоза. Взойдя на ступеньку вагона, она вдруг передумала, сошла вниз и еще раз меня поцеловала. Она вовремя успела, т.к. поезд уже трогался.
Некоторое время я следовал за удаляющимся поездом и прощально махал рукой.
HomoSapiens
Ну чем, скажите, виноваты телята и свиньи, если люди не могут разобраться в своих деловых отношениях, забывая, что они (люди), как-никак, - "Homo sapiens". "Какое все-таки свинство, когда погибает молодняк животных, а люди, как говорят в народе, "даже не чешутся".
Летом на тракторе, любезно предоставленным мне Райвой, удалось в течение месяца привезти часть лесоматериала и, за счет этого, отремонтировать телятники, подлежащие ремонту. Строительство новых помещений отложили на зиму, когда для этого будет достаточно лесоматериала. Снова возник вопрос: на чем возить лес? "На тракторе", - сказал Директор. "На лошадях", - сказал инженер Дамье. "На себе, - возразили зоотехник и ветврач. - Лошади не выдержат"... В общем, надо было заиметь свободный от ремонта трактор и использовать его для строительных работ. "Со слезами и мольбой" я просился в Псковский трест совхозов. Протекцию к Главному инженеру треста мне составила любвеобильная и всемогущая Клавочка Федорова. Видит бог, как мне не хотелось к ней обращаться. Но на что не пойдешь ради блага Отчизны. "Я тебе помогу, и ты знаешь, как меня отблагодарить, - заулыбалась Клавдия. Сегодня же поговорю с нашим Глав.инжем. Буду рада снова видеть тебя у себя. Мне очень одиноко!"
Через неделю в "Андромер" прибыл новенький ДТ-54 и сразу включился в работу. "Любовь - ты движущая сила, - подумал я. - Спасибо, Клава, за заботу. Будет тебе благодарность! Но как говорит Афоня Полевой, - "немного погодя!"
И снова старые заботы, новые сложности - ситуация с запчастями не только не улучшилась - она стала невыносимой. Такое впечатление, словно в Союзе перестали изготовлять запчасти для сельхозтехники. Автомашины, которые направляются в Псков (на центральный склад готовых деталей) возвращаются пустыми. Мне удалось заказать часть дефицитных деталей в МТС. Еще - я предпринял шаги к созданию собственной ремонтной базы (мастерской в "Андромере"). Дело было "за малым" - найти станочника, станки, оборудовать мастерскую, приспособив под нее пустующий сарай.
Проще всего оказалось со станочником. Им оказался один из бывших репрессированных - в прошлом работник ремонтного завода. Дело со станками разрешилось после того, как я (по совету Главинжа Треста) направил (за подписью Новикова и Кульбеца) письмо в адрес Псковского ремзавода. В соответствии с письмом, в порядке оказания помощи селу, совхозу "Андромер" были выделены три списанных станка (токарный, сверлильный и фрезерный) и оказана техническая консультация в оборудовании мастерской.
В середине зимы в собственной мастерской были изготовлены первые детали для тракторов. Необходимая термообработка проводилась в кузнице с помощью специальных порошков... Я был преисполнен гордостью и принимал поздравления...
"Зима 54-55" была на исходе. Моя первая зима в "Андромере". Любопытно, как бы ответили жители "Андромера" на вопрос: "понравилась ли вам минувшая зима?" Наверное, одних - она устраивала т.к. была снежной, устойчивой (без резких перепадов температур и давления). Напоминала - чьим спутником является матушка-Земля (изредка появлялось тусклое зимнее солнце). Оно робко светило, не в состоянии согреть не только небо и землю, но даже человеческие души.
Уверен, что для тех, у кого погода в доме принимала грозовой характер, прелести зимы не имели какого-либо значения и не вызывали энтузиазма.
Зима не улучшила общую атмосферу в "Андромере" - она была, как говорится, - "хуже некуда". Можно было указать на расцвет хулиганства, доходящего до поножовщины, и частые случаи воровства. Люди продолжали страдать от неустроенности жизни и животные - от голода. Вопреки "авторитетному мнению академиков - древесная мука явилась фарсом пародией на настоящие корма.
С зимой, положившей начало 1955 году, у меня были связаны два положительных события - оборудование мастерской и начало работ по созданию в совхозе достаточного, устойчивого водоснабжения. Из Северной Пальмиры прибыли долгожданные "бурилы". Их немедленное заключили в объятия, оказывая радушие и всяческие милости. В первую очередь такую любезность проявлял "андромерский" слабый пол, который был покорен мужественным видом приезжих красавцев и готов был забыть о существовании местных мужиков и парней. Уважение к "бурилам" добавляло их необычное для глаз рабочее оборудование и деловой, независимый вид (а иногда и гонор) мастеров бурильных работ.
Этой зимой я мог лишний раз убедиться в действенности существующей в КПСС системы партийных взысканий. После полученного в Райкоме выговора наш Директор стал заметно сдержанней в отношениях с подчиненными, старался избегать конфликтных ситуаций. В отношениях со мной Пряжко решил придерживаться более гибкой политики. В жизни бывают случаи, которые могут вызвать удивление и даже оторопь. Как-то на улице меня подстерегла жена директора. Поздоровалась, осведомилась о здоровье, похвалила погоду и неожиданно заговорила о моей жене. "Хочу Вас спросить, Валерий Владимирович, как поживает Ваша жена? Я ее давно не вижу и особенно об этом сожалею, т.к. хочу попросить у нее совета. Ведь она, я слышала, - врач-фтизиатр. Дело в том, что мне сделали рентген, но я не доверяю местным врачам". "Нет ничего удивительного в том, что вам не попадается на глаза моя супруга - она уже неделю как укатила в Москву", - сообщил я. "Надолго она уехала?", - приставала Пряжко. Я ответил, что пока это неизвестно и собирался продолжить свой путь. Однако не тут-то было - мадам Пряжко буквально впилась в меня. "Выражаю Вам свое сочувствие. Представляю себе как Вам одиноко, как скучно. Во многом Вы сами виноваты - ведете себя, как отшельник... Знаете что, - сказала она, как будто ее вдруг осенило. - Приходите к нам сегодня ужинать. Никого не будет, кроме нас с Вячеславом Михайловичем. Приходите! Мы ведь совсем с Вами не общаемся!" Так я попал на званый ужин к Пряжко... Встретили меня радушно - с выпивкой и закуской, патефонной музыкой, шутками-прибаутками, на которые Пряжко, как оказалось, был большой мастер. Потом мы остались наедине с гостеприимным хозяином. "Ты - парень не глупый, - завел он речь, - и, конечно, понял, что я не просто так пригласил тебя домой. Наблюдая за тобой я понял, что тебе небезразличны дела совхоза, ты не жалеешь сил и времени, чтобы поднять хозяйство... Послушай, Валерий, нам с тобой нечего делить. В жизни нет одинаковых людей. Мы с тобой тоже разные во многих отношениях. У нас с тобой не сходятся характеры. Я, по-твоему, слишком суров к людям, а ты, по-моему, слишком к ним либерален и заступаешься за "обиженных и оскорбленных". Скажи на милость - кого ты защищаешь? Все они - недобитки, репрессивные, бывшие полицаи - фашистские прихлебники. В Сибири им не понравилось, захотелось домой. Их не пустили, и они осели здесь "на 101-ом километре". Я тебе поражаюсь, Валерий! Нэвжэ ты ничого нэ розумиешь?.." Я возражал: "Вы всех меряете на один аршин. Вы не судья, не прокурор и не милиция. Дай Вам возможность - устроите вместо совхоза лагерь для заключенных". Пряжко продолжал меня увещевать: "Но ты пойми - у них не только проклятое прошлое, но и настоящее не намного краше. Они - поголовно воры, пьяницы, бандюги с ножами". Пряжко начал приводить примеры, и я удивился его осведомленности. Потом вспомнил разговор о том, что у него в совхозе есть любовница (красивая молодая девица-счетовод в бухгалтерии). "Всех надо держать в страхе и не сюсюкатся с ними, - убеждал меня директор, - они наши скрытые враги". Я возражал: "Понимаю, что они не ангелы, но сейчас они - работники совхоза "Андромер". Под вашим руководством снабжают население молоком и мясом, выращивают урожай. И они, что бы Вы не говорили, - люди и относиться к ним надо по-человечески". "Молодэць! - зааплодировал Пряжко. - Добрая речь. Но ты, Валерий, мабуть ослеп, або ж начитался дешевой литературы. Читал я как-то туристическую брошюрку. "Псковский край - чудо природы и людского розума. Живописные леса и озера, современная промышленность, развитое сельское хозяйство, ударничество передовиков сельского хозяйства и т.д., и т.п." "Я не читал, - сказал я, - но знаю, что рекламщики горазды на выдумки. Вообще стараюсь в жизни отделять мух от котлет". "Молодэць! Тильки не дуже старайся. Мух мы с Галиной Петровной усих повыводили, а котлеты поели за обедом". Пряжко улыбнулся собственной шутке, которая показалась ему весьма остроумной... Некоторой время мы молчали - каждый уже высказался о том, что накипело, сказал что хотел... Первым нарушил молчание Пряжко: "Трудно нам понять друг друга. Краще сменить тему разговора... Хочу тебя спросить, что ты робышь по вечерам после работы? Может у тебя книжкы есть хорошие и ты успеваешь с ними управиться?" "Перечитываю Джек Лондона", - отвечаю на вопрос Пряжко. "Ага, знаю, читал такого, - подхватывает директор. - Хороший письмэннык. Только настоящее его прозвище - Джон Гриффит. Помню его "Белый клык", "Железная пята"... А ты, что читаешь?" "Сейчас читаю "Морской волк"... Герой романа имеет с Вами немало общего". На мое последнее замечание Пряжко не обратил внимания. "А как насчет украинской литературы? "Хохляцкая" литература - для меня ридна. Это мой родной язык... Да и ты, я слышал, - из Украины. Вроде из Харькова?"... Для нас с Пряжко воистину спасительной оказалась тема украинской литературы. Мы обсудили творчество Шевченко, Франко, Коцюбинского, Марко Вовчок, Нечуй-Левицкого. Похвалили Корнейчука, поспорили на счет Тычины, Бажана и Максима Рыльского... "Давай обсудим Гоголя, - предложил директор. - Как считаешь - якый вин письмэннык - русский или украинский?" "Сложный вопрос, - сказал я. - Может отложим ввиду позднего времени? Пора и честь знать!" Я поблагодарил за гостеприимство и поднялся, чтобы уходить "Нэма защо! - улыбался Пряжко. - Не знаю как ты, а я доволен нашей встречей. Береги себя, защитник "обиженных и оскорбленных" людей. Только всем все равно не угодишь! Еще учти - люди - неблагодарны (не про нас будь сказано!)" Он проводил меня до дверей и пожелал спокойной ночи...
Дома, восстанавливая в памяти наш разговор с Пряжко и его последние слова, я вспомнил о Мистиляйнене и его угрозах. Он заявился ко мне домой, когда я собирался почитать "на сон грядущий". "Ты раньше не мог придти?" - спросил я. "Дело срочное, - ответил тракторист. - Слышал я - собираетесь завтра передать новый ДТ "хохлёнку" - любимичику директора. Неужели трудно понять, что Титаренко угробит трактор. Для него ведь главное - набить карман, а машину ему не жалко. Если ты, инженер, отдашь ему ДТ, если сделаешь эту глупость - тебе не жить! Убью! Это - точно, не пустая угроза..." "Как будешь убивать?" - поинтересовался я. "Тогда узнаешь", - пообещал Мистиляйнен. "Вот что я тебе скажу, "друг любезный". Я собирался отдать трактор тебе, а не Титаренко. Знаю - работать ты умеешь. Но теперь подумаю. Не то решишь, что я испугался твоих угроз... А теперь убирайся - я спать хочу. Завтра - рано вставать". Я буквально вытолкал его за дверь. На прощанье он погрозил мне кулаком.
Мои колебания насчет трактора разрешил Пряжко. Он устроил небольшое совещание, пригласил меня, Егорова и трактористов. Выслушав всех, он решил отдать новый трактор Мистиленнену.
Теперь тракторист возит лес для телятника. А еще (с наступлением весны) Мистиляйнен буксирует грузы на "лесной дороге". Это определили два обстоятельства. Во-первых, трактор Ткаченко вышел из строя и был поставлен на ремонт. Во-вторых "весна-55" принесла совхозу новые "дорожные огорчения".
Однажды, ранним весенним утром я был разбужен начальником службы снабжения и сбыта Борцовым. "Не можем выехать с молоком! Нет трактора и нет дороги!" Ко мне буквально вломился в дом крепкого телосложения мужчина моего возраста, с пронзительным взглядом серых глаз и тяжелым подбородком... Я - внимателен и уважителен к Александру Борцову. Прежде всего, к его прошлому и к интеллектуальным способностям. Во время ВОВ он был на фронте (штабным писарем и составителем "реляций"). Борцов - хороший редактор совхозной газеты, искусный карикатурист, обладатель каллиграфического почерка, любитель сонетов Шекспира. Наверное, единственный его недостаток - он "центропуп". Любит себя и ценит. Частенько позволяет себе иронизировать и даже насмехаться над "простыми смертными". Помнится, мне однажды (по поручению Пряжко) было доверено принимать экзамены по "технике безопасности". В ответ на мою просьбу рассказать о процедуре искусственного дыхания - Борцов ответил на полном серьезе: "Пострадавшего надо уложить. Потом вытащить у него язык и наступить на него коленом. В полную силу, руками давить на его грудь, пока он не захрипит"... Он готов был поклясться, что вычитал это в инструкции по спасению человека, пораженного электротоком.
В упомянутое утро Борцов срочно требовал у меня трактор для перевозки молока по так называемой "лесной дороге"... Перед его напором устоять было невозможно... Я уже говорил о том что "весна-55" принесла совхозу "кучу неопрятностей". Помню песню: "Весна - идет. Весне - мы рады". Это не про нас. Для нас весна означала - бездорожье (в виде непроезжей грязи, рытвин и ухабов, глубокой колеи) и раскисшие от весенних дождей поля. Хочу добавить, что от летнего косметического ремонта "лесной дороги" остались лишь воспоминания... Повторяю: я откликнулся на призыв о помощи и выделил Борцову новый трактор и тракториста для буксирования тракторных саней. С тех пор Мистиляйнен работает не только на вывозке леса для строительства нового телятника, но и для сбыта совхозной продукции...
Весенние огорчения - это поля, непригодные для полевых работ (не только с точки зрения агрономической науки, но также из-за невозможности использования сельхозтехники). Непогода не подчинялась указаниям "сверху" и плановым срокам сельхозработ...
Только что закончили зимний ремонт. Тракторы, плуги, сеялки и т.д. подготовлены к весенним работам и, несмотря на "полевые трудности", успешно с ними справлялись. По общему мнению, в этом - немалая заслуга молодой совхозной мастерской. Умело сработанные комплектующие определили успех начинания с собственными запчастями... Однако, если это считать победой, то - она была недолговечной. "Нежданно негаданно", жизнь нашей "палочки-выручалочки" - оборвалась... Остановились станки, исчез хозяин (он же многостаночник) - Павел Иванович Скороходов. Не застав его в мастерской, я пришел к нему домой и увидел его сидящим за столом, на котором красовались бутылка с самогоном, солдатская кружка и единственный кусок черного хлеба с жирным куском сала. Не замечая меня, он тупо глядел на кружку, видимо собираясь ее опорожнить. "Может лучше водички выпьешь?" - осведомился я. "Нет - с воды меня рвет, - отвечал Павел Иванович. - Я лучше самогоночку". Он выпил и почему-то забыл закусить. Потом, лицо его исказилось плаксивой гримасой. "Инженер, - сказал Скороходов, - она - последняя сука. Я был готов для нее на все, а она променяла меня на какого-то сопляка - "Гришку-бурилку". Павел Иванович имел в виду мастера из бригады, прибывшей две недели назад из Ленинграда. Бригада незамедлительно приступила к бурению скважины (сравнительно недалеко от действующей водочкачки), трудилась в поте лица и, казалось, не обращала ни малейшего внимания на откровенные, призывные взгляды андромерских девиц. Оказывается, я был недостаточно наблюдателен... "Послушай! - сказал я Павлу Ивановичу, - приведи себя в порядок и пойдем в мастерскую. Помнишь как у летчиков: "Первым делом - самолеты - ну а девушки - потом!" За работой успокоишься, а вечером поговоришь со своей Настей. Только без кулаков. Договорились?!" "Хорошо, инженер, не беспокойся. Последую твоему совету. Через час я буду в мастерской". Он обманул - в этот день он там не появлялся, а на следующий - исчез из совхоза со своим нехитрым скарбом... Счастливое обладание собственной мастерской похоже на этом закончилось!.. И снова, по много часов я не вылезал из седла, унижался перед механиком МТС и совхозными инженерами. Я завидовал соседям, имеющим свою ремонтную базу. Надо было срочно искать замену Скороходову.
Мне помог "счастливый" случай. Однажды я возвращался поздно вечером из Любенска. В лесу я услышал звериный вой и, как мне показалось, увидел светящиеся в темноте волчьи глаза. Почувствовав близость зверя, моя лошадь пустилась вскачь. На повороте, когда одна из ног попала в глубокую выбоину, лошадь потеряла равновесие и рухнула на землю. Перелетев через голову лошади, я врезался в дерево. Через какое-то время я услышал возглас: "Вставай, если живой". Надо мной склонился молодой парень цыганской наружности. Я плохо соображал и потому решил, что передо мной разбойник. "Ты кто?" - прохрипел я. "Не признаете? Я - совхозный ездовый - Миличевич". "Что ты здесь делаешь?" - снова спросил я. "Отвозил Маньку в роддом", - ответил Миличевич... Не прошло много времени, как мой спаситель на подводе доставил меня на ферму.
В результате случившегося я отделался легким сотрясением мозга и ушибами. У лошади оказалась сломанной нога. Совхоз лишился доброго скакуна, я приобрел недругов и, как оказалось, - нового Заведующего мастерской Горана Миличевича... На следующий день, когда мы снова с ним встретились - он поведал мне о своей непростой судьбе.
Миличевич
В довоенное время его семья жила в Ленинграде. Отец - серб, работник Коминтерна. Мать - мадьярка. С началом ВОВ Горан ушел в Красную армию. Работал в армейских и фронтовых мастерских по ремонту танков и самоходок. В Венгрии, под Секешфехерваром попал в плен. Сбежал из немецкого лагеря. Его укрыла мадьярская семья. Пригодилась мадьярская национальность матери и знание венгерского (мадьярского) языка. После освобождения Венгрии явился в Политотдел одной из дивизий Красной Армии. Был отправлен в Сиблаг. Потом его освободили, но не разрешили вернуться в Ленинград. Поселили поблизости - в Плюсском районе Псковской области (совхоз "Андромер"). Женился на местной девушке. Недавно получил письмо от отца из Ленинграда. Он сообщил, что сына вскоре вызовут в Ленинград для решения вопроса о реабилитации и возвращении наград... Узнав о его фронтовой службе в мастерских я спросил (не веря в свое счастье): "Ты умеешь работать на станках?" "На любых", - ответил Миличевич, не задумываясь. Я предложил ему поработать в совхозной мастерской. Он, не думая, согласился... Так я нашел опытного станочника, который сразу же включился в работу... Мне дали другую лошадь. Седлать ее (после воскрешения мастерской) теперь приходилось не столь часто. Отпали поездки в МТС и унижения перед соседями.
10-летие Победы
"Не кажется Вам странным, Валерий Владимирович, что мы, почти не расставаясь друг с другом, встречаясь повсюду - на полях, в кузнице, электростанции, скотном дворе и т.д. - никогда не видимся за домашним столом?.. Одним словом, мы с женой приглашаем Вас завтра к себе отметить 10-ти летие победы ВОВ". Такой необычной для него цветистой фразой Егоров обратился ко мне 8 мая 1955 года. "Спасибо, - сказал я. - Но ведь завтра вечером будет торжественное собрание в Клубе и я, как парторг, должен там быть". "Мне Пряжко говорил, что оно продлится недолго. Дескать, "наши" финны, эстонцы и др. не считают этот день для себя победой, а скорее - поражением. Директор, - продолжал Егоров, - сделает небольшой доклад, а потом будет кинофильм "Шесть часов вечера после войны". Мы с Вами, наверное, его смотрели не один раз"... Так все и было - Директор произнес небольшую речь, которая была встречена без энтузиазма. Люди, на треть заполнившие небольшой клубный зал, были невнимательны, ерзали на стульях и переговаривались. Я решил, что для моей совести будет лучше не выступать. Достаточно поздравления Пряжко... У Егоровых меня сразу же усадили за стол с выпивкой и закусками. "Празднуем в узком составе, - объявил Егоров. - Я больше никого не приглашал. Всё причитающееся разделили на троих фронтовиков"... Нам было о чем поговорить. Прежде всего, на фронтовые темы ВОВ. Егоров рассказал свою военную биографию. В Красной Армии его призвали в г. Белгороде, перед войной. Направили служить во флот, но не морской, а речной. Точнее - в речную Дунайскую флотилию, базировавшуюся на юге Украины в устье р. Дунай. Когда началось немецкое вторжение, флотилия получила приказ - "Атаковать!" 25-го июня боевые корабли под прикрытием береговых батарей и артиллерии 14-го стрелкового корпуса и входящих в его состав дивизий высаживают десант на румынский берег. Операция с участием речных кораблей, авиации, полевой, береговой и корабельной артиллерии, подразделений дивизии 14-го стрелкового корпуса проходит весьма успешно. Утром 26-го июня над румынским городом Килия развевался красный флаг. Завоеван солидный плацдарм для дальнейшего наступления... Что было дальше матрос Егоров узнал впоследствии со слов своих бывших однополчан. Дунайская военная флотилия оказалась отрезанной от своих войск. Большинство ее кораблей пришлось взорвать и утопить... Егоров был ранен в плечо на третий день войны. Потом - лечение в госпитале, где он познакомился со своей будущей женой - медсестрой госпиталя - Мариной... Во время войны Миша Егоров окончил с.х. техникум и был направлен в распоряжение Треста совхозов Псковской области. Так он попал в "Андромер"...Я внимательно, не пропуская ни одного слова, выслушал его интересный рассказ. Раньше я ошибочно полагал, что в начале войны Красная Армия отступала на всех фронтах... "Мы с Вами, Михаил, можно сказать, - почти земляки и родственные души. Во-первых, Белгород - совсем рядышком с моим родным Харьковом. Во-вторых, в Белгородской области у деревни Красная Яруга 5-го августа 1943 года я принял свой первый бой в ВОВ. В-третьих, Дунайская военная флотилия проявила ко мне "родственные" чувства в Югославии под г. Смедрево. Это случилось в десятых числах октября 1944 года. Моя батарея поддерживала один из батальонов 109-го стрелкового полка. Напротив, на высоком берегу (на окраине г. Смедрево) закрепился враг, который периодически поливал артогнем окопы наших стрелковых рот. Неожиданно со стороны реки на позиции нашей пехоты обрушились залпы реактивных установок, после чего на "наш" берег высадились и бросились в атаку "бойцы в черном". Пехотинцы 109 сп, не выдержав натиска "противника", в беспорядке отступили, и "противник", высадивший "успешный десант", при мощной поддержке судовых "Катюш", оказался военной Дунайской флотилией. Эта "операция" была следствием нелепой, трагической ошибки, халатности и дезориентации сухопутных частей и Дунайской флотилии. Можно себе представить радость немцев, наблюдавших со смедревских высот поразительное сражение в лагере советских войск. С превеликим удовольствием огнем своей артиллерии немцы помогали советским речникам убивать советских пехотинцев. Слава Богу, что этот нелепый бой не отразился на ходе операций по освобождению Югославии. В октябре 1944 г. (точнее 20-го числа) была освобождена столица Югославии г. Белград".
"Во время войны всякое случалось, - заметил Егоров. - Но вот что я никак не пойму: Вы можете мне сказать, Валерий Владимирович, как случилось, что гениальный Сталин "попался на удочку" фюреру - поверил ему?" "По-моему, - наоборот, - сказал я. - Гитлер просчитался - получил гибельную войну на два фронта. Он боялся, что "заклятый друг" Иосиф Сталин ударит ему в спину, пока он воюет с англичанами, французами и американцами, и решил его опередить - нанести удар первым. И снова фюрер просчитался - рассчитывал на молниеносную войну ("блицкриг"), а получил затяжную, кровопролитную. Гитлер проиграл войну и поплатился расчленением Германии и собственной жизнью. Что касается Сталина - он недооценил мощи германского нападения и переоценил готовность Красной Армии. К оборонительной войне, как оказалось, она не была готова. Об этом свидетельствует первый год войны. Возможно, Красная Армия была подготовлена к неожиданным для противника наступательным операциям. Примером является рассказанная Вами, Михаил Иванович, операция 14-го стр. корпуса и Дунайской военной флотилии. И ещё... Сталину удалось частично осуществить идею "мировой революции" в Восточной Европе. Теперь там - страны "народной демократии" ("социалистического лагеря"). За это пришлось расплатиться кровью миллионов людей... Не слишком ли высокая цена?.."
В разговор включилась жена Егорова - Марина: "Теперь, когда Сталин умер - куда подевалась Ваша любовь к вождю? А ведь в атаку шли с именем Сталина?!" "Враки, - сказал я. - С криками "ура" или матом. Правда, Михаил Иванович?" Егоров не замедлил с ответом: "Я помню случай, когда нас подымали с криком: "За Сталина!" Оторвались от земли только несколько матросов. Другое дело: "За Родину! Вперед! Ура-а-а!.."
В тот вечер говорить о совхозных делах было недосуг.
Людская жизнь
Сегодня в "Андромере" важнейшее событие - встреча с "партийным богом" - "явление Христа народу". В роли Христа - могучий дух и неслабая плоть всеми почитаемого Кульбеца.
Интенсивно убираются немногочисленные улицы и скотный двор, прихорашиваются постройки. У входа в контору вывесили портрет Хрущева.
Сидим с Борцовым в конторе, обсуждаем предстоящий номер стенгазеты. Входит посланец Кульбеца - Инструктор Райкома Павлов. Обменивается со мной рукопожатием. На Борцова - "ноль внимания, фунт презрения". Уточняет со мной (парторгом) регламент встречи Кульбеца и, попрощавшись (только со мной), ретируется.
"Какая кошка между вами пробежала? - спрашиваю Борцова. - Что не поделили?". "Его жену - Клавку, - хохочет Борцов. - Сегодня ещё ничего. Бывает, чуть не в драку лезет". "У тебя с ней серьезно?" - выпытываю я. "Серьезней некуда, - досадует Борцов. - Ну да ладно - прорвемся!.. Давай о деле!" "Будь осторожен, - говорю я. - Не поддавайся на провокации. Не деритесь из-за женщины". "Что ты, Валерий, - усмехается Борцов. - За кого ты нас принимаешь? Мы же с ним "партейные"...
Встреча с Кульбецом прошла на "высоком уровне". Однако 1-ый Секретарь Плюсского РК КПСС остался недоволен состоянием наглядной агитации на скотном дворе и связанными с этим низкими надоями молока (?)...
А еще вчерашний день безжалостно напомнил о войне. Предгорья Альп, чудной поход, увечья приступ, чудодейства эскулапов.
Спустя года, злодейский рок жестокий повторил урок. Очнулся я, с трудом поднялся с пола. Нуждаясь в помощи, я пожалел, что рядом друга нет. Я проводил её и тотчас ощутил глумление тоски... Увы! Не радуют меня общения с людьми. Они не гонят грусть, не заполняют пустоты. Лишь усложняют жизнь мою. Похоже, никогда я не вернусь в далекую Москву... Вдруг, разозлившись на судьбу, я всласть "припал к бутылке "Ленинградской".