Утро 5 сентября 1... года граф Ван"аллен встретил в весьма мрачном расположении духа. Все топоры в поместье оказались затуплены, фамильные серебряные столовые приборы неизвестно когда утеряны, а так же выяснилось, что местному пастору далеко до святости и что кресла эпохи Вильгельмины II сделаны не из осины, а из обыкновенной сосны. К тому же, не смотря на многократные полоскания рта, на зубах чувствовался навязчивый привкус чеснока.
Мужчина наблюдал из окна за собравшимися во дворе людьми, выстукивая пальцами по стеклу незатейливый мотив. Гомон постепенно набирал силу, но со второго этажа еще слышался неровным неразборчивым рокотом.
"Решили, видимо, устроить очередное показательное сожжение упыря. Смотрите, люди, мы бдим! Нет нечистых в наших рядах! И так далее.... Как чувствуют, что граф от всего устал, что графу все равно. Нет бы, подойти с таким вопросом, когда я в нормальном состоянии. Впрочем, там собрались не дураки... не совсем дураки, - поправился Ричард Сен-Три. - Прекрасно понимают, когда может запахнуть паленым. И отнюдь не паленым вампиром".
Но сегодня он очень уж хотел исчезнуть. Молодой наследник немаленького состояния, хорошо образованный, высокий, темноволосый и сероглазый (как и положено - прим. автора) любимец женщин совершенно искренне считал себя самым несчастным и одиноким существом на свете. А еще весьма опасным для окружающих, а потому подлежащим устранению. Но подобное сочетание не удивительно. Весь род Сен-Три отличался некоторой непоследовательностью рассуждений, хотя их и нельзя назвать вовсе лишенными логики. Ричард несчастен, ибо одинок, а одинок, потому что опасен. Что-то, в общем, в этом было.
Он не применял к себе такое понятие как "смерть", считая его неудачным и неактуальным. Исчезнуть, стать ветром, раствориться в сумрачном и холодном осеннем небе - вот что было его страстным невысказанным желанием, навязчивой мыслью, берущей иногда верх над рассудительностью и ответственностью.
Видя с рождения перед глазами пример своего отца, истинного аристократа и просто достойного человека, Дик знал, что рано или поздно должен будет взвалить на свои плечи графство и тащить его к процветанию и светлому будущему, как и положено настоящему владетелю этих, да и вообще любых, земель. Тянуть лямку от сих и до могилы, о которой иногда, в свете выше сказанного, просто мечтал. Мальчиком он весьма жалел, что у него нет старшего брата, который мог бы оказаться достаточной преградой между Ричардом и наследованием. Знания, полученные от домашних учителей, пускай и самых лучших, не всегда объясняли то, что интересовало мальчишку. Тогда он решил для себя, что фраза о непостижимости мира придумана и повторяется теми, кто не хочет узнавать ничего нового. А он хотел, и еще как! Все загадки мира, неисследованные земли, загадочные народы и героические путешествия смущали неокрепший детский ум. Дик с жадностью усваивал все, до чего мог добраться: от математических наук до мифов и преданий диких племен западного материка, книгу о которых подарил ему на 16-летие престарелый учитель географии. Книгу эту по случаю приобрел его сын в некой оставшейся безымянной лавке у безликого торговца на юге страны. Собственно, это и не важно. Через какое-то время книга была потеряна для общества, основательно погрызенная шаловливым щенком йину, но свою роль в становлении характера молодого графа она сыграть успела.
Когда два года назад умер отец, молодому человеку пришлось повзрослеть. Он стал более замкнутым, теперь, чтоб увидеть на балу графа Ван"аллен, необходимо было предписание Ее Величества. Дик считался выгодной партией в высшем свете Варты, поэтому подписанные королевой приглашения приходили достаточно часто. В глазах юных, да и не очень, девушек замкнутость только придавала и так весьма не дурному собой графу таинственности, как и появившаяся седина - мужественности и благородства. Сен-Три, впрочем, был совершенно не согласен ни с такой трактовкой своей внешности, которую считал весьма заурядной, ни с самой идеей женитьбы.
Нет, он, как здравомыслящий человек, понимал, что рано или поздно придется назвать одну из девушек своей женой, но предпочитал сделать это как можно позднее. Если доживет. А что? Сестра уже большая девочка, не глупа, не дурна собой, разве что слишком набожна, и вполне может рассчитывать на выгодный брак, особенно если в приданном окажется целое графство. Лиз...
Выкрики на дворе стали громче, а потом внезапно исчезли. Граф нахмурился и поспешил вниз, дабы узнать наверняка, не почудилась ли ему хрупкая фигурка сестры на ступенях парадного входа.
Что ж, Филипп Сен-Три мог гордиться не только своим сыном, но и дочерью. Маленькая, по плечо старшему брату, Элизабет Калон Сен-Три смело встречала раздраженные взгляды замолчавших людей. Светлые вьющиеся волосы рассыпались по плечам, светло-серые глаза оглядывали двор со сдержанным превосходством. Как же она похожа на мать.... Элен Калон, вдовствующая графиня Сен-Три, уже семь лет избегала встреч со своими детьми, и это было... больно.
Выглядела Лиз совершенно неподобающим молодой леди образом, но Ричард в очередной раз почти против воли залюбовался сестрой. С трудом вспомнив, что хотел устроить ей выговор за безрассудное поведение (выходить к недружелюбно настроенным людям в одиночку - да о чем она вообще думала!), Дик кашлянул. Элизабет чуть вздрогнула от неожиданности, точеный подбородок вздернулся выше. Нет, вины за собой она не видит, хоть и испугалась его появления. Мужчина почувствовал виноватым уже себя. Слабость длилась не долго, но за это время случилось несколько вещей.
Пришедшие почувствовали, что граф уже не в настроении устраивать показательное сожжение нечистого, разве что только самих активистов мероприятия. Леди Элизабет приняла покаянный вид и набросила капюшон, скрывая выражение глаз. Проворчавший в тучах гром окончательно разрядил обстановку.
- Ну, мы это... пойдем, наверное, - пробормотал себе под нос пастор, которого вообще привели в поместье силком.
-А чего вы, собственно, вообще хотели? - как бы ни догадываясь ни о чем уточнил граф.
Пастор промолчал, мстительно переведя необходимость отвечать на зачинщика, молодого мага, присланного на практику из столицы.
-Ничего особенного, мой граф,- лучезарно улыбнулся юноша.- Сегодня в городе состоится праздничный вечер в честь Вас и Вашей сестры. И я от лица жителей Валлона уполномочен передать Вам приглашения.
С этими словами юный маг достал из воздуха свиток и с поклоном протянул графу. Тот восхитился. Мальчик врет так гладко, что если б не удивленные лица его спутников, догадаться было бы невозможно.
- Что ж,- хмыкнул Дик, беря свиток, - я с радостью приму ваше приглашение.
Интересно, как будет выкручиваться маг? Тот с достоинством поклонился и, испросив разрешения, неторопливым шагом покинул двор. За ним, бурча пожелания долгих лет владетелю, потянулись остальные.
Ну и зачем же они, действительно, приходили?
- Прошу меня простить, брат, я должна помолиться.
Вслед за этим в кабинете раздался стук закрывшейся двери и тяжелый вздох графа. Так закончилась очередная попытка старшего брата повлиять на Элизабет. Девушка так же, как и он сам раньше, категорически отказывалась менять привычный образ жизни ради сомнительного удовольствия блистать во дворце во время Осеннего маскарада, чтобы там же получить предложение руки, кошелька и, если повезет, сердца.
С одной стороны, Ричард прекрасно понимал сестру и, будь его воля, поддержал бы ее, но вместе с тем Дик осознавал, что когда-нибудь ей захочется создать семью, а чем больше времени молодая девушка проводит в дальних владениях, не появляясь в свете, тем труднее ей придется потом. Сейчас же ее больше привлекала та жизнь, которую она могла вести рядом с ним, и поэтому даже не помышляла о другой. Каждый раз, когда брат заводил разговор о том, что не входило в круг интересов девушки, Лиз отговаривалась молитвами и просто сбегала от него. И у Дика язык не повернулся бы ей помешать, ведь в религии девушка нашла для себя опору, когда умер отец.
Сен-Три устало опустил голову на руки. Пальцы зарылись в бумаги, уничтожив порядок на рабочем столе. Пульс никак не мог решить, где ему удобнее, и отдавался одновременно в висках и где-то в горле. Граф сглотнул, облизав внезапно пересохшие губы, и попытался взять себя в руки. Это удалось ему не с первой попытки, да и не слишком хорошо.
Кое-как собравшись с силами, он поднялся с кресла и дошел до бара, даже смог откупорить новую бутылку красного полусухого (Дебиан 32го года), но на большее его уже не хватило. Бутылка выскользнула из ослабевших пальцев и с мягким стуком упала на ковер. Дик тихо простонал ругательство и прикрыл глаза, чтоб не видеть, как вино растекается безобразно, притягательно красной лужей, так похожей на кровь.
- Ну зачем ты так, - услышал он, и легкий шорох материи, и тихий стук каблучков по паркету, и спокойное дыхание.
А открыв глаза, увидел прямо перед лицом тонкое бледное запястье с синими прожилками вен и двумя небольшими затянувшимися шрамиками, похожими на следы клыков.