Чувство какой-то неясной угрозы преследовало Андреева уже давно. В мозгу словно вспыхивал сигнал: "готовься, скоро начнётся". Когда это чувство захлёстывало его с головой, он не мог найти себе места: ходил из угла в угол; если его о чём-то спрашивали, то отвечал что-то нервно и невпопад. Эти приступы тревоги длились около часа, и проходили так же плавно и незаметно, как и начинались.
Со временем он сформулировал эти приступы как "предчувствие войны". Если и в самом деле существовало такое понятие, как память крови, то Андреев имел полное право на это предчувствие: все известные ему предки по материнской линии были воинами. Был в роду даже гренадёр из петровского Преображенского полка. Кто-то воевал со шведами, кто-то с французами, а кто-то - с немцами. Отец успел в Афгане повоевать. Видимо, помимо традиционного военного семейного уклада это наследие тоже откладывало какой-то особый отпечаток на образ мышления и интуицию Андреева.
Чем ближе был памятный 2008-й год, тем сильнее были приступы тревоги. Всё чаще в сознании вспыхивало предпуреждение: "готовься". И он готовился. Готовился, как мог. Записался в секцию рукопашного боя, прошёл курсы обучения стрельбе из огнестрельного оружия, посещал занятия по спортивному ориентированию. Запоем читал книжки по тактике ведения боёв в городских условиях, о разведке и контрразведке. Даже курить бросил.
Знакомые смеялись и говорили, что у него паранойя (возможно, побывай он у психиатра, получил бы именно такой диагноз). Он не спорил - просто перестал рассказывать окружающим о своих наблюдениях и размышлениях.
Тем временем предчувствие всё усиливалось. Андрееву становилось всё тоскливее от того, что непонятная опасность приближалась, а окружающие его люди никак на это не реагировали. Понять их было не так уж и сложно: это хлипкое, какое-то регипсовое благоденствие, взращённое на кредитах, вскружило им голову. Поле Кредитов в Стране Дураков... Все так погрузились в сладкую жизнь, что перестали ощущать почву под ногами.
Неужели он был единственным из них, кто понимал, что происходит?
Люди становились всё более обособленными, замкнутыми и озлобленными. Большинство из тех, кто веселились, либо имело на это веские основания (вроде жилья в элитных посёлках), либо принимало различный "допинг".
Хуже всего было то, что люди в городах становились инфантильными, изнеженными и капризными. Живущими в каких-то виртуальных мирах. Неспособными дать отпор даже хулигану на улице. Отделёнными от чужих проблем и зацикленными на своё эго. Видимо, многолетняя пропаганда лицемерной толерантности и фальшивой гуманности сделала своё дело. Или массовое отупление людей было неслучайным, и делалось для того, чтобы отвлечь внимание жертвы; запутать, расслабить волю перед натиском. Андреев часто думал: что смогут сделать все эти любители шоппинга, выгодных скидок и ВиАйПи-клубов, когда начнётся? Со временем он всё больше укреплялся во мнении: сопротивления они не окажут. Всё это стадо практически полностью разделится на прихлебателей и молчаливых "терпил". О нет, с физической подготовкой у людей всё в порядке. Все парни и девушки занимаются спортом и следят за собой. Да вот только ни выдержки, ни готовности к лишениям у них нету. Люди, особенно молодые, превратились в наглых кукушат, которые постоянно требуют лишь давать им хлеба и зрелищ, не особо даже задумываясь о том, какие они имеют права на такие требования, зачастую смешанные с угрозами.
А может, просто ушло поколение тех, кто видел ужасы войны - и все расслабились. Вот те оборванные старики на свалках и у городских мусорников - они видели. Наверное, всем было страшно даже задуматься о том, что чувствуют эти ветераны, роясь по помойкам под презрительными взглядами своих сытых внуков. Что они чувствуют, понимая, что потомки нахраписто плюнули в их усилия и их жизненные достижения, превратившись в какие-то человекожелудки. Шевчук был меток: "сыновья пропивают награды примерных отцов".
Но когда забывают о войне, она приходит вновь.
Как гром среди ясного неба. Жестокая, грязная и кровавая. В наказание за расслабленное равнодушие и сытость. За отрывание от реальности. За затыкание ушей при криках за стеной. За "лишь бы не было войны".
Андреев чётко представлял себе, как в случае Того Самого изменятся люди. Исходя из реалий теперешнего душевного гниения общества, большинство будет трусливо уверять себя и других, что происходящее - в порядке вещей, и вполне заслужено. Так же, как и сейчас, будут верещать о том, что их сосед, семью которого "солдаты-освободители" расстреляли, а жену изнасиловали, "сам во всём виноват". Верещать до тех пор, пока не настанет их черёд. О да, верещать тогда они будут уже по-другому...
Как назвать этот затянувшийся период какой-то беспросветной хмари, давно захватившей всю страну? Когда никаких событий по сути не происходило, а те, что наверху, занимались только отвлечением людей от насущных проблем, и не были способны разрешить даже малейшие из них? Пожалуй, это было даже не смутным временем, а затишьем перед грандиозной бурей.
Казалось бы, в стране давно происходило только хорошее: строили Национальную библиотеку, русские "оккупанты" были разоблачены и платили за свои грехи, демократия цвела и пахла. Но Андреев чувствовал, что скоро, совсем скоро, начнётся страшное.
Но даже в своих самых смелых мечтах он не мог представить того, что случится в чудовищном декабре 2008-о...