Он все время путает эпиграф с эпилогом и удивляется, когда его пытаются поправлять. Пожимает плечами и хмыкает в бороду, искренне не понимая разницы. Поплотнее запахивается в потертый серый плащ и проходит между столиков, нащупывая дорогу облупленным штырем зонта.
Иногда он забывается - и кто-то непременно замечает, что книга в его руках повернута вверх ногами. Иногда, когда он присаживается передохнуть под стеной, в небрежно брошенную рядом шляпу летят мелкие монеты.
Он никогда никого не ищет, нужные люди находят его сами. Вечно торопящиеся, суетливые - они забывают выключить газ, сменить лысую резину, посмотреть в зеркальце заднего вида, сделать инсулиновую инъекцию. В такие минуты он готов поверить, что это просто его рассеянность передается волновыми зарядами. Он во многое готов поверить, но не знает, как это делается.
Собака скулит и прижимается к стене с каждым новым шагом. Зонт замирает у ног остолбеневшего хозяина.
- Эй, простите, вам чего? Куда вы... Кто вы такой?
- Эпитафия, - улыбается он, снова надевая густые черные очки и уходя прежде, чем завернувшая за угол домохозяйка начнет кричать, что человеку плохо.
Он хотел сказать другое слово, но оно, как назло, опять вылетело из головы. Они придумывают слишком много синонимов для собственной смерти - не все ли равно, кем он будет сегодня?
---------------
* Эпифания (от греч. эпифайномай: "являться", "показываться"): зримое или слышимое проявление некоей силы, прежде всего божественной или сверхъестественной.
УНЫНИЕ
"Абонент недоступен" - отвечает механический голос, раз за разом, вклиниваясь в шум автострады.
- Так обычно и происходит, - пожимает плечами ее спутник. Ерзает на узком бордюре, смахивает несуществующую пылинку с белого манжета.
Она пожимает плечами и идет дальше. Она знает, что абонент не ответит, а спутник будет поджидать на каждом удобном бордюре.
- Вы теряетесь, мечетесь, ищете выход. Он не со зла, просто забывает, что послал вас сюда. А ведь с каждым днем вас все меньше видно. Посмотри на себя. Ассимиляция, вот как это называется. Они едят тебя - твои любимые зверушки. Они заражают тебя собой. Своими мелочными тревогами, своим унынием, своей будничностью. Они стирают тебя. Они переписывают тебя.
"Абонент не может принять ваш вызов" - кашляет трубка. Она отбрасывает трубку на асфальт, ломает алый ноготь и останавливается, долго роется в сумке, ищет пилочку, отмахивается от назойливого, как навозная муха, спутника в шерстяной тройке, перебегает дорогу на красный свет, неловко вытирая глаза, размазывая по лицу густую черную тушь...
Пижон в белом костюме поднимает с асфальта телефон с расплавленными кнопками. Аппарат, в котором никогда не было карточки, тает у него в руках, как ванильное мороженое.
Он облизывает пальцы, улыбается, приглаживает редкие льняные волосы и уходит на запад.
ВЫМЫСЕЛ
- Будь здесь грам-отрицательная флора, я бы предположил менингококовую инфекцию. Или вирус Эбола - посмотрите на массивные кровоизлияния.
Высокий негр, их новый лаборант постоянно что-то жевал. Бутерброды, пастилки, жвачку. Сейчас на ровных белых зубах хрустел леденец. В тишине, накрывшей прозекторскую, звук вышел неловко громким.
Лаборант смотрел в стену и скучал. Он смутно понимал две трети терминов и ждал, пока этот спонтанный консилиум закончится. На вечер у него были совсем другие планы, а доктора чесали языки над распотрошенным трупом - и никак не собирались расходиться.
- Чума?! - подпрыгнул главный патологоанатом. - Вы в своем уме? В Лос-Анджелесе?! В феврале?!
- Положительная реакция по Граму. Агрессивная атипичная инфекция. Некроз тканей, формирование абсцессов в легких... Окончательный диагноз поставит лаборатория, но по мне - туляремия либо чума.
Лаборанта отпустили, строго наказав не трепать лишнего. Он пожал плечами, снимая с себя мокрый от пота, непроницаемый герметичный костюм. Вышел на улицу и купил пакетик чипсов перед тем, как подойти к серебристому гоночному "Феррари".
- Говорят, у стационарного пациента нашли чуму, - лаборант бросил сумку на заднее сидение и захлопнул дверцу. Худой жилистый мексиканец сплюнул сигарету на мокрый асфальт и завел мотор.
- Скажи еще, они крылья у него нашли.
- Крылья - это уже художественный вымысел. Что там у Рыжего?
БРОСОК
На ступеньках он дважды поскользнулся, едва не сбив с ног идущую впереди старуху. Хриплое карканье неслось ему вслед до самых турникетов. Сонные обрюзгшие лица сливались в единое серо-пунцовое пятно - шумное, давящее со всех сторон. Двери вагона захлопнулись перед самым носом. Утро выдалось откровенно паршивым. Даже на лавку не удалось сесть - ее уже оккупировали двое парней, разложив между собой ворох бумаг и возбужденно размахивали руками, то и дело перебивая друг друга.
Он шумно выдохнул и стал у самого края платформы, поджидая следующий состав.
- Проверка стамины. Давай-давай, - долетело от скамейки. Он обернулся. Парень смотрел прямо на него - в ясных голубых глазах читалось неприкрытое злорадство.
Второй - в потертой джинсовой куртке с вышитыми на лопатках крыльями - передернул плечами и бросил горсть разноцветных кубиков. Несколько упали на пол, покатились под ноги пассажирам, на один - чудом не наступили.
Голубоглазый бросился их подбирать. Люди расступались, не оборачиваясь, будто не замечая.
- Приехали, дружочек! Провалил бросок, - вернувшись на место, ухмыльнулся парень.
Он отвернулся, чтобы посмотреть на часы. От хронического недосыпания кружилась голова, красные цифры наслаивались друг на друга.
- Ботч, дорогой. Полный провал, - не унимался голос за спиной.
Он почти не заметил, как выронил кейс. Цвета побледнели и смешались, и сразу стало очень легко. Он слышал пронзительный женский крик и хотел обернуться, но что-то мешало, а потом раздался громкий гудок и кто-то выключил свет.
БРИЛЛИАНТ
Главное в нашем деле - набить руку и глаз, объясняет горбоносый старик, потирая впалую щеку. Кивая на вход за несколько секунд до того, как дверь приоткроется, и долговязый мужчина ударится лбом о колокольчик на длинной веревке. Его усадят за стол, походя узнав имя, возраст и место работы, и невзначай поинтересуются товаром.
Мужчина, отчаявшийся банковский клерк, вытаскивает бриллиант подрагивающей от нетерпения рукой. Смотрит на старика с опаской, но тот, уже забыв о клиенте, пританцовывает вокруг камня с лупой и линейками.
- Ого, пятьдесят восьмая грань на калетте, - говорит старик через пару минут. Подмастерье подходит, наклоняется через высохшее плечо и рассматривает товар.
- Взгляни-ка, - говорит старик. Луч лампы дневного света проходит сквозь площадку короны, играя между граней.
- Превосходная огранка, - цокает языком старик. - Самый надежный способ проверить, - говорит он подмастерью. - Чем меньше Света, преломляясь, выходит обратно - тем хуже товар. Зато здесь парочка включений - видишь темные пузырьки внутри... деффектец. Так... два с половиной карата... хорошо. И чего вы за это хотите?
Сделку оформят за полчаса. Когда за клерком закроется дверь, старик бережно спрячет товар в бархатный мешочек и засунет в сейф, из которого его никто и никогда уже не достанет.
- Продешевил, - качает головой старик. - А ведь почти святой...
ОКНО
Говарда называют одним из лучших психотерапевтов Вены. Еще - шарлатаном, как правило - недоброжелатели. В его офисе не опускаются жалюзи. Говард любит смотреть на раскинувшийся под ногами город, и ежедневно вызывает уборщиков - чтобы те как следует драили огромные окна.
Девочку с мышиным косичками в кабинет почти вталкивают. Она цепляется за наличники, витиеватую бронзовую ручку, отцовский пиджак.
- Оставьте нас наедине, - говорит Говард. От бархатистого голоса и мягких прикосновений она обмякает в глубоком кресле. Он мерно постукивает по столу огрызком карандаша.
- От Господа спасение. Над народом...(1), - монотонно тянет пепельноволосая пациентка.
- Перьями Своими осенит тебя...(2) - бормочет девочка с пустыми глазами.
Говард тщательно выписывает первые буквы каждого нового псалма. Халявщик, думает Говард. Третий раз подряд лезет в окно...
Он набивает трубку и тянется в стол - за старым сотовым телефоном.
- Операция проходит под местным началом. Отследите объект и опередите вербовщиков.
Говарда называют одним из лучших связных. В частности, потому, что он понимает их птичий язык.
* * *
Уборщик прекратит тереть стекло, воровато обернется и оборвет веревку. Деревянный подъемник упадет с пятнадцатого этажа небоскреба "Скайуолк" - прямо под ноги торопящемуся клерку. От перепуга тот навсегда перестанет заикаться.
Нерадивого уборщика так и не найдут.
Тэо не зря считают одним из лучших оперативников.
--------------------------
1 - Пс. 3:9
2 - Пс. 90:4
СТРУКТУРА
- А Лайза Минелли, говорят, телохранителя изнасиловала, - сплевывает в окно коренастый парень.
- Лай... за? - щуплый очкарик поднимает голову от бумаг.
- А-а, ты же новенький. Вечером покажу... клиент на подходе.
Клиенту требуется полчаса, чтобы, заикаясь и отчего-то краснея, объяснить, что ему требуется охранник. То есть такой, чтобы охранял не дом и не офис. А его, значит, тело. Но так, чтобы не светился. Потому что не дело это - с мордоворотами по улицам шастать.
Ему показывают сертификаты и заверяют в профессионализме. Очкарик задумчиво чешет затылок и думает, что для первого раза работенка попалась несложная.
- Вы... говорят, вы раньше... ну, персонал набираете... там, - клиент многозначительно ткнул пальцем в потолок. Важно помолчав, добавил, - Из структур.
- Да мы и сами почти структура, - ляпнул очкарик и виновато замолчал под неодобрительным начальственным взглядом.
- Первый контракт стандартный, на месяц, - коренастый подсунул клиенту фирменный бланк. - Две тысячи долларов - обычная ставка, два с половиной доллара в час. В случае серьезной опасности - почасовой тариф увеличивается до десяти долларов...
Частное охранное предприятие "Ангел" в очередной раз берет на себя всю ответственность и ряд обязанностей. Очкарик нервно передергивает плечами. Ему так и не успели ничего объяснить про Лай, за которым следует изнасилование, но клиент, вроде бы, попался спокойный.
СТЕРИЛИЗАЦИЯ
Белый кафельный пол. Грязно-серый потолок с еле заметной трещинкой в углу. Ее должны были замазать еще вчера, но слишком много работы.
Остывает недопитый чай - попьешь тут, с таким-то наплывом.
- Ваше имя?
- Я...
- Понятно, так и запишем: закладка жестких сверхсознательных установок. Должность?
- Да-да, конечно, недееспособность объекта, вызванная психическим расстройством, базирующемся на несоответствии идеальному образу Я, вследствии формирования оного в жестких рамках тоталитарного общества.
Сотни маленьких буравчиков въедаются в кожу. Тысячи скарабеев прогрызают дорогу в святая святых.
Скальпель.
Стерильные маски. Стерильные глаза.
Спина взрывается. Судорга изламывает тело на мелкие кусочки, но тело лежит не двигаясь. Ватные суставы отказываются исполнять приказы больного мозга. Ватная пелена отказывается пропускать истошный крик.
Бинт.
Стер...
- Пациент номер 096 успешно адаптирован. Рекомендовано:...
На белом кафеле - тут и там - валяется белый пух. Вот уже десять минут никого не дозовешься убрать. А у заведующей, между прочим, на эти перья аллергия.
Чай безнадежно остыл, придется опять кипятить во... вот, еще одного ведут. Откуда их столько... будто с неба падают.
БОГ
- Знаешь, почему люди не могут убить себя? - спросил мальчишка, болтая ногами в воздухе.
Карл молчал. Предутренний город подернулся густым туманом. Вытяни Карл руку - он с трудом смог бы различить цвет перстня на указательном пальце, не говоря уж о городе, простилающемся внизу.
Все шло вкривь и вкось - с того самого момента, как он подошел к башне. Сначала - предательская изморось, из-за которой он трижды поскользнулся на мраморных ступенях башни, подвернул себе ногу и рассек губу. Потом - сизая стена, спрятавшая город от его глаз. А ведь Карл всего-навсего хотел в последний раз взглянуть на кресты собора святого Антония, острые черепичные крыши да малахитовые палисадники. Теперь еще и мальчик, сидящий на краю башни, беззаботно свесив ноги, точно сидел он заборе, а не над пропастью в полторы сотни футов.
- Там высоко, - осторожно заметил Карл.
Мальчик и ухом не повел.
- Шел бы ты домой, - проворчал Карл, дивясь беззаботности, с которой ребенок сидел на краю башни. В свое время - а был он тогда постарше этого сорванца на несколько лет - ему стоило огромного труда просто подойти к краю и бросить оттуда яблоко, по известному в городе обычаю проверки новенького 'на труса'.
- Вот сам бы и шел, - пожал плечами мальчик, так и не обернувшись.
Карл шумно вдохнул. На продуваемой семью ветрами башне было холодно и сыро. Все было безнадежно испорчено - не станет же он на глазах у мальчика...
Карл подумал, что его родители - на сироту мальчишка не походил, слишком чистой и аккуратной была его одежда - либо спокойной спят, уверенные, что их дитя видит сладкие сны в соседней комнате, либо уже поднимают на уши всех знакомых. Интересно, а его самого хватятся? Скоро ли догадаются прийти к подножию башни? Карл не раз и не два доселе представлял себе, как над его бездыханным телом будут плакать и произносить громкие слова, наперебой расхваливая его достоинства и добродетельно умалчивая об огрехах. Однако мысль о том, что его могут сразу и не найти доселе не приходила Карлу в голову. А что, если его телу суждено сгнить прямо на камнях, что если воронье выклюет ему глаза, а шакалы растерзают плоть и никто не опознает его, Карла, в безымянных костях под башней?
А священник из собора святого Антония будет долго объяснять матушке, что не может совершить отпевание над тем, кто, поправ Господню волю, попытался взлететь в небо, яко птица. Карл поежился. Ветер трепал его легкую шелковую рубашку, словно белый флаг.
- Знаешь, почему люди не могут убить себя? - спросил мальчишка, равнодушно глядя на белое пятнышко, преодолевающее мраморные ступени. - Тому есть две причины - маленькая и большая. Та, которая маленькая, тоже очень большая. Это боль. А другая - это Бог. А знаешь, что такое Бог? Это страх перед смертью...