От буйных голов поднимался отчаянный дым,
щипало глаза от паленой резины и смога.
И легкие хлопья кружились под небом седым,
ощипанным пухом ложась под уставшие ноги.
Смешались свои и чужие в закопченных днях,
Смежаются веки под тяжестью общего долга.
Меняются лица. Сминаются судьбы в руках,
холеных и властных объятьях слепого восторга.
От серых застенков полшага до права на крест,
от крестного хода - полмысли до взятия рая.
А белая манна все сыпется с ветхих небес,
и под ноги падает, с грязью дорожной мешаясь.
* * *
Черными дырами небо испещрено всуе -
Все заростет, как на старой бывалой собаке...
Только навязчивым морзе взрывается зуммер
с каждой попыткой моей отказаться от драки.
День ото дня продираться сквозь пыльные лица,
личное дело - предельный мотив для измены.
Ты потерпи. Очень скоро захватим столицу...
Бой не окончен...
...и белые-белые стены.
* * *
Сверкая умом и хваткой,
прикидываясь элитой,
играем в себя-крылатых,
забыв о себе-обжитых.
Мы знаем, как будет лучше,
покуда сами не сыты.
Нам места под солнцем мало,
нам в ночь бы - метеоритом,
но в сердце стучит усталость -
назойливый, вечный мытарь.
А солнце съедают тучи,
им, серым, совсем не стыдно.
Швыряются мокрым снегом,
в надщербнутое корыто,
затягивая не небо,
но сердце свинцовым бытом.
* * *
Покосившийся ржавый фонарь - как свеча на ветру,
что поставлена кем-то чьему-то нездешнему богу.
Перестуком колес отпоет электричка дорогу,
принесенную в жертву костру.
Осторожно шагая по линиям и проводам,
все пытаясь добраться до грани, до дна, до порога -
богохульствуя и проклиная слепую тревогу,
продаемся за миг у огня,
по утру просыпаясь от боли в висках и стыда
за нелепую смерть. Только тень ненавистного рока,
ненароком в прозрачном стекле вдруг застанет с упреком,
за собою по шпалам маня...
* * *
Душно. В душу колючий ветер
вновь наносит чужого пепла -
рвет и мечет, мечется в клетке
зверь ненастный.
Жженые сети
не пускают, хоть и не держат.
Сушит. В горло годом паленым
заливают сплетни с уклоном
к черной масти.
Чьи то надежды
задержались у задней двери.
Мутит. Сказки давно остыли,
отсырели, покрылись пылью
серой власти.
И всем по вере...
* * *
Грязным потоком слез размывает полую вечность,
Тщательно сложенную из льдинок. В стеклянном зале
Тают основы, вновь замерзающие под вечер,
Словно слова, которыми в детстве недоиграли -
По полу прыгают, бисером под ноги, змеями в душу
Лезут, юродивые, сбиваясь в стаи, смывая грим и
Стачивая до кромки ржавое лезвие стужи,
Лужами растекаются. Разбегаются пилигримы,
Пришедшие бить челом к забытой давно руине,
Растащившие остатки замка да клочья ризы...
Силуэт у окна. Ветер на ухо шепчет имя
Кай - созвучное с именем Каин, из прошлой жизни.
* * *
По-привычке - дверь открывать с пинка,
По-ошибке - радоваться, что жив,
о насущных бедствиях позабыв,
пировать - пускай на последний злотый.
Уходить от будней земли холодной,
зарываясь в мягкие облака.
Каждой костью уставшего позвонка
ощущать приблизившийся исход,
но не думать о том, что финал вот-вот
оборвется на предпоследней ноте.
Жить, любить и чувствовать - на излете,
и лететь - до спущенного курка.
* * *
Поднимая кубки за мирскую жизнь,
загораживаясь хмелем от химерных
переплутий -
мы лепили витражи,
забивая щель надеждой, дыры - верой.
Поднимаемся над собственным путем,
чтоб нечаянно загнуться на распутье...
Да, слабы мы - и за слабость нашу пьем,
воспевая и себя, и наших судий.
Вновь скрещались и дороги, и мечи,
вновь сплетались миражи с дешовым бытом.
Наполняем братовую и молчим,
поминая всех безвременно убитых.
Две свечи зрачками сумеречной тьмы
быстро гаснут вместе с залпами орудий.
Может в следующий раз там будем мы...
Может, в следующий раз их там не будет?
* * *
Время капает патокой, листья давно уже грязью лежат на аллее,
по растрепанным нервам стыдливо несет сквозняком из распахнутых строчек.
Не волнуйся. Не стоит труда. Как всегда, я осенне-сезонно болею,
Просто осень порой оставляет следы - отпечатки ментола в трахеях,
да мороженый слепок от точечного попадания берцем по почкам.
Время сыпется стружкою инея прямо в лицо. Никотиновым змеем
поднимается к небу слепая тоска о пропавших так рано паяцах,
на сто первой попытке узнавших, что дверь за спиною - а взгляд все тускнеет,
сквозь туманную дымку ни солнца, ни дна. Только пепел на паперти тлеет -
путеводный огонь от изрядно уставшего, малость похмельного Здрайцы.
Впрочем время поныне не стоит того, чтобы рваться в мельчайшие клочья.
Я, наверное, просто болею...
Плохая привычка - всегда подниматься.