Джим оглядел палату. М-да, оказывается, сейчас лечебные учреждения выглядят вот так. Ни тебе шприцев и капельниц, ни утки под кроватью, ни прочих аппаратов медико-садистского направления. У пациента, кроме спального места - кресло, столик и полочка с так называемыми лекарствами. Он с тоской оглядел корешки. Десятка полтора, не меньше. И все это предстоит потребить. Его передернуло.
-- Не дрейфь, парень, втянешься, -- шепотом подбодрил Джима сосед. В палате их было только двое, так что, вроде бы, понижать голос необходимости не было.
-- А чего шепотом-то?
-- Да, понимаешь, тут же есть еще групповая терапия. Когда все сидят в здоровенном таком зале и тоже... лечатся. Положено, чтоб в тишине, друг другу не мешая. Ну, вот, привычка и вырабатывается.
Он встал и протянул руку:
-- Вильям. Можно - Билл.
Джим назвал себя и повнимательнее пригляделся к соседу. Мужчина лет тридцати с небольшим, уже лысеющий, но почему-то с длинными локонами, с четко наметившимся брюшком, в хорошем спортивном костюме, синим с красной искрой. Такой покупают не ради спорта, а чтоб пыль в глаза пустить. Хотя, надо признать, одежка удобная, с климат-контролем и системами "антизапах" и "антипот". Умеют, что ни говори, делать узкоглазые. Доктор предупредил, что расспрашивать о профессиях пациентов тут не принято, но про себя Джим решил, что сосед, скорее всего, занимается чем-то финансовым. Не высоколобым, а так - полисы продает или в банке бумажки перекладывает. Впрочем, откуда там сейчас бумажки...
Видать, этот факт - отсутствие бумаги в обиходе -- местные доктора тоже учитывали. Поэтому и избрали такую странную, древнюю даже, форму терапии. Ничего виртуального, никаких симуляторов, даже двумерных. В палате ни компьютера, ни телевизора. Гады.
***
Началось все с красных пятен на лице. Сперва они просто выступили на лбу и щеках, и Джим решил, что это аллергическая реакция на какую-то еду. Небось, сказалось последнее посещение новомодного рыбного ресторана, где подавали каких-то гадов, добытых на колоссальных глубинах. Дрянь, между прочим, редкая, но Линда настояла: мол, самый писк моды, нельзя отставать. Ему, честно говоря, на моду было плевать, но почему бы не порадовать девушку? И на тебе - морду словно в клубнике вываляли. В первый день он просто замазал пятна тональным кремом, втихаря одолжив его все у той же Линды. Но наутро рожа начала шелушиться и чесаться, так что он сам в первые полчаса стер руками всю маскировку, даже не заметив этого. Зато пятна заметил шеф. Спрашивать ничего не стал, но посмотрел как-то уж очень пристально и нехорошо.
Это было, он точно помнил, в пятницу. Поэтому Джим понадеялся, что за уикэнд и морда пройдет, и шеф обо всем забудет. Не тут-то было. В понедельник мистер Радклифф (именно так звали начальника) приступил к Джиму с какими-то расспросами. Что на выходных делал, да как здоровье... А потом лихо перевел разговор на темы, непосредственно связанные с работой. Джим и оглянуться не успел, как шеф уже вовсю потрошил его, как рыбку: "служебные обязанности", "должностные инструкции", "контракт от 12 марта", "клиент из Чикаго", "счет на услуги компании AllClean". И Джим вдруг к своему ужасу почувствовал, что почти ничего не помнит. О чем шла речь 12 марта? Как зовут того пухлого чикагского дядьку с жутким славянским акцентом? Надо же, про акцент вот помнил, а чего хотел клиент - забыл напрочь, как отрезало. И сколько запросили "олклинщики", он тоже не помнил. Что-то такое вертелось в голове о последней корпоративной вечеринке, после которой и пришлось вызывать этих девиц со щетками и моющими пылесосами...
Джим испугался. Провалы в памяти, по его представлению, могли поджидать либо маразмирующих стариков, либо законченных алкоголиков, либо тех придурков, что балуются всякими химическими препаратами. Джим себя не относил ни к тем, ни к другим, ни к третьим. Пропустить стаканчик по случаю - да, бывало, конечно. Но не более. До старости вроде бы тоже далеко - в двадцать семь-то лет. Мамахен, наоборот, называла его великовозрастным оболтусом и все спрашивала "Когда ж ты, наконец-то, повзрослеешь?". Кстати, она в свое время крепко вбила в сына опаску ко всякого рода наркоте, за что Джим ей был благодарен. Повидал кое-что... Но почему ж он сейчас ничего не помнит?
Шеф покачал головой, попросил Джима подвинуться и вытащил на субэкран компьютера таблицу с показателями за прошлый квартал. Простую, двумерную, без всяких там 3D-заморочек.
-- Ну-с, выведи-ка мне отсюда средний чек, -- попросил мистер Радклифф и почесал лысину.
Джим смотрел на таблицу, как баран на новые ворота. Он точно знал, что раньше вывел бы этот чертов чек в два движения мышки или даже просто пальцами. Знал, что делал это не раз и не два. Но вот как это делается - напрочь забыл.
-- Смотри, Джимми, это же просто, -- проговорил вкрадчиво Радклифф. -- Вот эти цифры сложишь, из всей колоночки, а потом разделишь на общее их количество. Подсчитаешь число строк - и разделишь. Сможешь?
Джим не смог. Как ни бился. Ни на компьютере, ни вручную, фломастером, на обороте старого блокнота, невесть откуда взявшегося у него в ящике стола. Цифры путались, разбегались испуганными тараканами, подмигивали с экрана и теряли всякий смысл, попав на бумагу.
-- Мистер Радклифф, -- проговорил Джим трясущимися губами. -- Я не знаю, что со мной...
Набрал полную грудь воздуха и выпалил, словно бросился головой вниз с какой-нибудь дурацкой скалы в дурацкое море:
-- Вы меня уволите?
Вообще-то шеф отнюдь не славился мягким нравом. И не считал чем-то из ряда вон выходящим выговоры, а то и увольнения сотрудников, которые его чем-то не устроили. Для того, утверждали злые языки, и служили все эти должностные обязанности и служебные инструкции - если что, Радклифф всегда мог сказать, какому именно пункту соответствует прегрешение провинившегося. Словом, шеф не был злым человеком, зато являл собой великолепный образчик зануды и педанта. Поэтому Джим ожидал услышать в ответ что-то вроде "Мистер Джеррис, вы сами видите, что не справились с заданием, оговоренным параграфом таким-то, и не достигли показателя из пункта сякого-то". Тем страннее прозвучал мягкий голос:
-- Нет, дружок. В этом нет вашей вины. Мы направим вас на обследование за счет фирмы. Точнее, за счет Федерального правительства. И если будут получены... э-э-э... соответствующие результаты, возможно, вам придется провести какое-то время в клинике. Опять-таки, за счет налогоплательщиков. К сожалению, оплатить это время по средней ставке мы, конечно, не сможем, но кое-какую сумму выделим. Надеюсь, что-то получится вытащить и из страховой компании. Ваше рабочее место будет сохранено - так велит новый закон об.. Ну, не важно, как он называется. И вы, я надеюсь, сможете вернуться к исполнению своих должностных обязанностей. Поверьте, мне не хотелось бы потерять такого работника, как вы.
Радклифф попытался даже дружески улыбнуться, но его лицо, словно бы отлитое из сверхпрочной розовой пластмассы, не было приспособлено для столь сложных мимических движений.
Джим проблеял какую-то благодарность и отправился в отдел HR, где старая грымза Лакридж с бесцветными волосами, бесцветными глазами и вечно недовольным выражением лица распечатала на цветастом бланке с голографической защитой направление. Оторвала от бланка корешок, подшила в какую-то папку (надо же, давненько Джим не видал, чтоб какие-то документы переводили в твердую копию), заставила его расписаться в электронном блокноте, отдала, наконец, оставшуюся часть бумаги... Потом посмотрела сочувственно и даже спросила, не выделить ли ему сопровождающего для поиска клиники.
Джим отмахнулся и вылетел из офиса. Наверное, так ощущает себя человек, которого на улице вдруг хватают и тащат в полицейскую машину. Еще неясно, что стряслось, но уже понятно, что что-то плохое.
"Центр исследования метальной эволюции", -- значилось в шапке бланка. Надпись была выполнена эдаким приглушенным цветом, то ли зеленым, то ли голубоватым, в полумраке коридора не разобрать. Но, видать, считалось, что этот цвет должен успокаивать, тем более, окаймляли надпись какие-то виньетки с птичками и листочками самого миролюбивого вида. Дальше шел адрес центра, подробная карта, позволяющая его найти, и даже флешка-читалка для скана мобильника. Чтоб, значит, загрузить в его электронные мозги координаты центра и добраться, пользуясь звуковыми подсказками умной машинки: "Второй поворот налево, сто метров прямо, потом еще поворот направо". Джим не любил ходить с навигатором-подсказчиком в ухе, но на всякий случай достал браслетник и быстренько сосканировал флешку.
Ниже были впечатаны его, Джима, данные - имя, возраст, должность и так далее - а потом шла немыслимая абракадабра из букв и цифр до самого конца страницы. Видать, какой-то шифр.
***
-- И не вздумай никуда ходить! Почем ты знаешь, что там с тобой сделают? Может, разрежут на кусочки и разберут на запчасти для богатеньких. Ты ж молодой, здоровый, в бейсбол играл. Значит, сердце, печень и прочая требуха в порядке. А какому-нибудь толстосуму как раз понадобился новый желудок или почка. И поминай как звали, -- так заявил ему Джо, к которому Джим зашел посоветоваться. Джо уже второй месяц сидел без работы. Последнего места он лишился после того, как поругался с директором фирмы. И не просто поругался, а обозвал того капиталистическим кровососом и пособником мировой буржуазии.
Джо, как нетрудно догадаться, увлекался левыми идеями и из-за этого регулярно влипал в разного рода неприятности.
"Лет семьдесят назад твоего приятеля наверняка упекли бы в кутузку", -- заявила как-то Джиму мамахен. Она не одобряла его дружбу с Джо. Впрочем, последний таки пару раз попадал за решетку- после участия в уличных беспорядках, когда молодежь, вдохновленная примером Франции в далеком 1968 году, пыталась бороться за социальную справедливость так, как она ее понимала. . Ненадолго, правда, но попадал.
-- Твой босс, -- разглагольствовал Джо, размахивая жестянкой с неким подозрительным пойлом (колы он не пил, чтоб не поддерживать "этих безалкогольных монстров", а пива - "чтоб не отдавать свои кровные мировой пивной буржуазии"), -- небось, сам угостил тебя какой-нибудь дрянью, от которой отключаются мозги. Сговорился с этими типчиками из Центра Эволюции (это ж надо такое бездарное название придумать, ха-ха!), напоил или дал понюхать отраву да и направил тебя к ним на заклание. А дальше все просто - ты у них помрешь от неизвестной болезни или во время операции, родителям - сочувствие и все такое, пособие в пару сотен, а реально большие деньги за твою печенку босс поделит с теми, кто ее вырежет.
Джим не разделял взглядов приятеля, потому идея о всемирном заговоре богатеев и участии в нем лично мистера Радклиффа казалась ему если не вовсе бредовой, то имеющей достаточно малые шансы соответствовать реальности. И при чем тут донорские органы? Слишком сложный и рискованный способ их так добывать, можно придумать два десятка куда более верных. Опять-таки, пока ведь есть другие страны по ту сторону шарика, где с этим гораздо проще. Во всяком случае, Джим слыхал что-то такое в передаче по ТВ. Но тогда как поступать? И с кем ему еще посоветоваться? Не с Линдой же, в самом деле? Уж тогда она его точно бросит (а какая девушка станет водиться с парнем, у которого начинается маразм?). А ему этого совсем не хотелось бы. Мамахен? Тоже не вариант. Она притащит своего приятеля, этого старого сморчка доктора Дулитла - и это в лучшем случае. Причем платить за консультацию придется самому Джиму. А док уже лет двадцать как на пенсии, отстал от современной медицины напрочь, да и раньше ее не жаловал, отдавая предпочтение проверенным лекарствам времен еще Второй Мировой. А у него, у Джима, кажется, какое-то новое заболевание. Иначе чего б его собирались исследовать за федеральный счет?
В общем, по зрелом размышлении он таки пошел по указанному на бланке адресу. Оказалось, по нему располагается немаленький особняк, спрятанный посреди ухоженного парка. Совсем не похоже на современные больницы. Их, правда, Джим не так много видел, но уж в парочке штук точно бывал. Кстати, на зловещую клинику, где режут людей на детали, Центр тоже не походил. Ни тебе охраны с собаками, ни высоченного забора с проволокой поверху, ни даже пропускной системы. Милая, но весьма немногословная девушка в костюме того же не то зеленого, не то голубого приглушенного цвета, дежурившая в будочке при входе, провела его вглубь сада, а потом и вглубь здания и с рук на руки передала целой врачебной комиссии, сидевшей в уютном кабинете за подковообразным столом. Моложавый не то китаец, ни то японец (а, может, и кореец) в строгом деловом костюме взял у Джима из рук бланк и скормил специальной машине, соединенной, видать, с компьютером. Эскулапы тут же уставились куда-то в пространство и принялись перебрасываться фразами, смысла которых Джеррис не уловил, хотя и расслышал свое имя. Потом до него дошло, что врачи - если это были врачи - изучают его досье. Мониторов перед ними не было, зато перед каждым на тоненькой ножке покачивалось что-то вроде микрофона. Джим сперва и подумал было, что это и есть микрофоны, а потом решил, что это проекторы, сбрасывающие визуальную информацию прямо на сетчатку глаза. Дорогая штукенция, требующая тщательной подстройки к конкретному пользователю.
-- Итак, мистер Джеррис, когда вы почувствовали первые признаки... недомогания? -- обратился к нему лысый, как коленка, и ушастый, как супница, врач, сидевший посередине. Видать, самый главный.
Джим ответил в том духе, что никакого особого недомогания он не почувствовал, разве что лицо чешется, но это, наверное, аллергия на глубоководные морепродукты. А пришел сюда, потому что так велел его босс, мистер Радклифф. Джеррис старался говорить как можно спокойнее, но выходило все равно агрессивно. Потому что, честно говоря, Джим здорово струсил. А ну как окажется, что у него какая-нибудь тропическая чума и его срочно надо изолировать? Да еще всех его знакомых начнут трусИть? Он видел такое в фильме "Город запустения".
Лысый, видать, что-то почувствовал и разразился целой речью, прям как перед выборами. Мол, волноваться уважаемому мистеру Джеррису совершенно нечего, наоборот, он очень правильно сделал, что пришел сюда, поступил, как сознательный гражданин, и его босс - как вы сказали, Радклифф? - большой молодец, что направил мистера Джерриса по верному адресу, заметив первые признаки. Как раз это дает надежду, да нет, не надежду, уверенность, что недомогание удастся купировать на самой ранней стадии и скоро уважаемый мистер Джеймс Мэтью Джеррис - я правильно произношу? -- сможет вернуться к нормальной жизни. Но пока придется пройти через кое-какие процедуры, может быть, несколько обременительные, но не слишком неприятные.
И за Джима принялись все разом. Задавали ему дурацкие вопросы вроде "Если у вороны на ноге четыре пальца, то сколько пальцев у нее на двух ногах? А на трех?". Светили ему в глаза разноцветными фонариками и спрашивали об их цвете. Совали в руки карточки и просили прочесть, что на них написано. Причем, кажется, сам факт, что он, Джим, умеет читать, весьма порадовал симпатичную, но неприступную и серьезную, как биржевая сводка, мулатку. Странно, неужто он похож на полного недоумка? Хотя, если в памяти провалы... Можно, наверное, и алфавит забыть.
А потом привели в палату, велели располагаться и рассказали, в чем, собственно, будет заключаться курс лечения. Вот тут Джим приуныл.
***
Сестричка заявилась минут через десять после того, как он закончил перешептываться с соседом. И тут же поинтересовалась, начал ли новый пациент проходить курс.
-- Да не успел как-то, -- промямлил Джим, разглядывая ее более чем аппетитные формы, проступающие через зелено-голубой халатик и пытаясь понять, есть ли под ним что-нибудь.
-- Давайте-давайте, приступайте. Скорее начнете, скорее выйдете, -- кажется, девушка поняла, о чем он думал, но не обиделась. Привыкла, наверное. Но заговорила строго, словно школьная училка. -- У нас тут и видеонаблюдение есть, и методы проверки, приняли ли вы лекарство или только сделали вид.
Джим снова с тоской посмотрел на полку и вздохнул.
-- Не тушуйтесь, -- подбодрила его сестричка уже более ласково. -- Всем сперва трудно, а потом ничего, втягиваются. Вы вот с этой начните - доза детская, да и препаратик, наверное, вам покажется знакомым. Ну же, смелее.
Кажется, она его и впрямь уговаривает, как младенца. Джим еще раз вздохнул и с решительным видом уселся в кресло.
"Препаратик" и впрямь оказался знакомым. С детства. Он видел фильм - старый еще, двумерный, рисованный - про древнюю девочку, которая провалилась в глубокую яму, но не поломала ноги, а встретила там, в яме, где почему-то было светло, кучу каких-то дурацких зверушек: кролика с часами, кота с улыбкой на морде и червяка с громоздким курительным приспособлением. Но кому понадобилось переводить фильм в твердую текстовую копию? Да сшивать его в книгу страниц на 200? С архаическими двумерными рисунками, кажется, выполненным от руки? Дикость какая-то. И почему, скажите на милость, он, Джим, должен это принимать в качестве лекарства? Да не пошли бы они все!
Но он вспомнил про видеонаблюдение и про "скорее выйдете". Ведь действительно не выпустят. То есть физически, конечно, выпустят, но информация о том, что он, не вылечившись, покинул клинику, тут же упадет в соответствующие сети, и тогда устроиться он сможет разве что мойщиком машин где-нибудь в глухой деревне. Об этом его предупредил еще тот лысый и ушастый.
Джим плюнул (мысленно, конечно) и раскрыл книгу.
- Звери, в школу собирайтесь!
Крокодил пропел давно!
Как вы там ни упирайтесь,
Ни кусайтесь, ни брыкайтесь -
Не поможет все равно!
Громко плачут Зверь и Пташка,
- Караул! - кричит Пчела,
С воем тащится Букашка...
Неужели им так тяжко
Приниматься за дела? (*)
Приниматься за дела было тяжко. Джим то и дело терял нить и ловил себя на том, что тупо пялится на буквы. Нет, он, конечно же, умел читать. Иначе как бы он прочел те самые должностные инструкции мистера Радклиффа или злополучный контракт от 12 марта? Но кому, скажите на милость, мог понадобиться такой чудовищно огромный текст, да еще связный, да без деления на подпункты и выделения основного с помощью цвета и размера шрифта? И главное - кому, какому садисту могло прийти в голову лечить людей с помощью этого?! Поневоле Джим вспомнил идейки Джо о всемирном заговоре и о негодяях, которые прибрали к рукам власть и только и думают о том, как бы насолить простому человеку.
Впрочем, на первом же сеансе групповой терапии Джим понял, что ему еще повезло. За соседним столиком совсем молоденькая девочка (жаль, страшненькая, с кривым зубиком и изрытой прыщами кожей - денег, что ли, нет на космопластику?) буквально давилась толстенным томом. "Дэвид Копперфилд", прочел Джим на обложке. Неужто кто-то словами описывает древние цирковые фокусы? Если хоть секреты их раскрываются - куда ни шло. А если, как у него в случае с этой Алисой, просто фильм, переложенный в текст, то полный финиш. Бедная девчушка.
А через два стола перед морщинистым бородатым стариканом (и зачем такого лечить? все равно скоро помирать) лежали целых два тома - и каждый толщиной в Копперфилда. Видно было не очень хорошо, но Джим напряг глаза и прочел на корешке "Война и мир". Неужто история всех мировых войн - и тоже только в словах? Вот ужас-то...
***
Прошли три дня. Неожиданно для самого себя Джим обнаружил, что дошел до конца книжки про Алису - то того самого момента, когда она поругалась с Королевой во время шоу "Суд идет" (он догадался, что это шоу, потому что в настоящем суде все не так, ему как-то рассказывал Роберт из юридического департамента). Оказалось, достаточно было во время чтения вспоминать фильм - и тот словно бы прокручивался в голове. А если попадался фрагмент, которого в фильме не было (видать, тот малый, Кэрролл, кто превращал кино в книгу, решил добавить немного от себя, чтоб было основание поставить собственную фамилию на обложку), их достаточно легко было вообразить. Ведь уже знаешь, как выглядят все герои и местность вокруг них.
Сестричка - Джим уже знал, что ее зовут Джоан Роулинг и что она почему-то то ли гордится своим именем, то ли, наоборот, слегка его стесняется - очень обрадовалась, узнав, что пациент закончил чтение. И, справившись с назначением врача, подсунула ему следующий томик. "Жизнь и удивительные приключения Робинсона Крусое", значилось на обложке. У Джима шевельнулось какое-то воспоминание. Вроде бы так звали какого-то знаменитого киноактера прошлого. Или тот был не Крусое, а Круисе?
Он начал читать и понял, что ошибся. Это было про малого, который жил черт-те когда, наверное, тысячу лет назад, когда люди еще плавали по океану в деревянных пароходах. И вот этот самый Робинсон угодил сперва к мусульманским пиратам (они еще в те времена не давали жить цивилизованному миру), а потом - на остров, где других людей не было. Джим вспомнил - в детстве он видел фильм про этого типа. Точнее даже, два фильма. И вот тут и оказалась загвоздка. Он никак не мог решить, по какому из фильмов сделана книга, как правильно себе надо представлять самого беднягу Робинсона (который, если честно, выглядел полным болваном), его остров и все вокруг. Фильмы-то были совсем разные. В одном то ли друг, то ли пленник этого Робинсона был индейцем. В другом - афроамериканцем. Впрочем, каким еще "американцем", дело-то было не в Америке. Словом, чернокожим. Джим все время сбивался, нервничал и откладывал книгу в сторону. Поэтому не сразу заметил, что с его соседом неладно.
Вильям сидел, уставившись в одну точку, и все бормотал и бормотал:
Быть или не быть,
Вот в чем вопрос...
Быть или не быть,
Вот в чем вопрос...
И так без конца.
Джим поискал глазами тревожную кнопку. Кто-то говорил ему, что в любой больнице такие есть - большие и красные, вроде как те, которыми в компьютерных играх запускают ядерную ракету. Красной не было, но в изголовье кровати обнаружилось несколько выключателей (древних, еще клавишных) с надписями. На одном из них было написано "Хочу новую книгу", на другом - "Мне нужен собеседник", на третьем - "Заказ обеда", на четвертом -- "Вызов медсестры". Вот идиоты-то, если человеку плохо, будет он все это вычитывать?!. Джим решил, что нужен не собеседник, а именно медсестра.
Джоан явилась быстро, взглянула на Вильяма, и по выражению ее лица Джим понял, что дело серьезное. Она тут же связалась по браслету с кем-то из докторов и забормотала в микрофон тарабарщину. Видать, у них свой сленг, вроде как у пиратов, компьютерщиков или торговцев наркотиками.
Явился чуть ли не в полном составе весь консилиум, который принимал Джерриса. Они довольно долго тормошили и осматривали беднягу Билла. Тот не сопротивлялся, да и вообще почти не реагировал - на вопросы отвечал невпопад или отмалчивался, а когда ему светили в глаза фонариком, только щурился и мотал головой, словно лошадь, отгоняющая летающих насекомых.
Потом доктора ушли и увели с собой Вильяма, и в палате остался только тот лысый, которого Джим окрестил про себя Супницей (потому что имя забыл).
Доктор Супница стал и Джиму задавать вопросы - видать, на всякий случай, чтоб убедиться, что тот не съехал с катушек заодно с соседом. Джим, как ему показалось, отвечал весьма разумно, и Супница повеселел.
-- Что читаем? -- спросил он и глянул на оставленную на столике книгу. Не стал закрывать ее и читать заглавие, просто сунул длинный блестящий в свете мягких ламп нос в страницы. -- О, Робинзон Крузо! И как вам?
И тут Джим не выдержал.
-- Док, скажите, на кой черт мне вся эта писаная чертовщина? Я готов делать бессмысленную работу, которую мне поручает мой босс. В конце концов, мы все время от времени занимаемся никому не нужными вещами за деньги, так устроена экономика, --он ввернул фразу, услышанную на вечеринке от какого-то умника, учившегося на факультете банковского дела. -- А зачем я сижу и читаю буковки, если это все можно посмотреть в кино?
-- Значит, вам обязательно нужен смысл? -- спросил Супница. -- О, это хорошо, это очень хорошо, значит, у вас совсем неплохие шансы...
Он не договорил и даже, кажется, испугался, что сболтнул лишнее. Джим это усек, но решил не подавать виду.
-- Да, мне нужен смысл. Я хочу знать, за каким чертом я тут сижу, что такого страшного увидел во мне мистер Радклифф, раз законопатил меня сюда, и что меня ждет потом.
-- Что ж, вполне естественное человеческое желание. Думаю, не будет большой беды, если я вам кое-что расскажу, -- сказал Супница и уселся в кресло у постели, на которой еще недавно восседал бормочущий Вильям. Посидел пару минут, собираясь с мыслями, потом порывисто вскочил и зашагал по палате из угла в угол, аж заполоскался зелено-голубой халат, обнажая модные брюки в радужную полоску.
-- Значит, так, -- начал, наконец, Супница, остановившись у окна и глядя во двор, где солнышко играло на листве здоровенных платанов. -- Лет пять назад наши доктора обнаружили новое... Ну, чего уж там, новое заболевание. У пациентов вдруг начинала спадать амплитуда бета- и дзета-ритмов... Знаете, что это такое?
-- Нет.
-- А, ну да, ну да... В общем, если к вашей голове или к голове любого другого человека приставить датчики, то на специальном экране видны особые такие линии колебаний, и по ним можно определить, как себя чувствует мозг. У каждого их рисунок индивидуален, но если что-то не в порядке, то он меняется. Понятно?
-- Это вроде как хороший механик по звуку может определить, что не так с мобилем, хотя каждый движок шумит по-своему, так?
-- Совершенно верно! -- Супница непонятно чему обрадовался и даже повторил, воздев палец к потолку: -- Совершенно верно! Так вот, было обнаружено, что у людей размах этих линий начинает уменьшаться. Значит, что-то не так с их мозгом. И действительно, у таких пациентов впоследствии стали проявляться кое-какие нарушения мозговой деятельности. Кто-то забывал номера телефонов, кто-то не мог решить простую задачку, хотя раньше умел такие решать.
Джим вспомнил свой злосчастный понедельник и только кивнул. Супница, видать, догадался, о чем он думает, и начал говорить чуть быстрее.
-- Потом мы научились и по внешним признакам определять это... расстройство. Это может быть и особое покраснение кожи, и кое-какие нарушения координации, характера движения... Впрочем, для вас неважно... В общем, работа мозга разлаживалась. Естественно, мы стали копать, изучать все, что раньше было открыто в области этих самых ритмов мозга.
Джим подумал, что "мы" -- это, скорее, не вообще "доктора", а компания этого самого Супницы. Или как там ее, "Центр исследования метальной эволюции". Но смолчал и продолжал слушать. А доктор уже разливался соловьем:
-- Давненько, еще в двадцатом веке, проводились исследования влияния разных видов деятельности на мозговые ритмы. Исследуемым давали смотреть на яркие картинки, или ездить с большой скоростью, или есть еду с сильным вкусом, или пугали их, или показывали фильмы эротического содержания - и смотрели, что происходит с линиями на мониторах. Техника тогда была грубая, неточная, но открытия были сделаны удивительные.
Джим подумал, что хрен бы дал так издеваться над собой. Впрочем, двадцатый век, дикое время, небось, этих пациентов вообще никто не спрашивал. Посадили в пыточное подземелье в каком-нибудь замке и давай исследовать.
-- И вот, тогдашние ученые нашли, какие виды деятельности вызывали повышение амплитуд волн на тех экранах, о которых я говорил. Среди разных методов воздействия было и чтение художественной литературы. Вот мы и решили, что если наших нынешних пациентов посадить, скажем так, на специальную ментальную диету, то их угасшие было ритмы можно опять раскачать.
-- Так это, -- Джим махнул в сторону книжной полки, -- своего рода тренировка для мозга? Вроде как волновой стимулятор, только не для мускулов, а для того, что в голове?
-- Совершено верно! -- снова повторил Супница. -- Вы на удивление точно ухватили суть. Ну, а как у вас с книгами? Получается?
-- Да, понимаете, док, сперва вроде бы получалось. С этой, с Алисой. А сейчас словно бы не очень.
И Джим поделился с Супницей своими трудностями. А что? В конце концов, доктор на то и доктор, чтоб лечить. А как лечить, если пациент не рассказывает, что у него болит?
Супница как-то странно посмотрел на Джима, пожевал губами.
-- Ну, попробуйте другую книгу, а эту пока отложите, может быть, потом вернетесь.
-- А так можно?
-- А почему ж нельзя?
-- Да я уже вон сколько прочел. Жалко все-таки. С начала начинать придется.
-- А вы просто положите закладку - да хоть листок бумаги, -- доктор порылся в карманах халата, вытащил замызганный блокнот и вырвал страничку, -- на то место, где закончили. А потом с него и начнете.
Джим подивился, почему такая простая мысль не пришла ему в голову. В конце концов, делал же он закладки в файлах. Да и Алису эту прочел не за один присест. Просто оставлял открытой книгу на том месте, где заканчивал читать. А когда ходил в общий зал, придерживал страницу пальцем. И все, бывало, опасался, чтоб не закрыть книгу ненароком.
Супница тем временем подошел к книжной полке и изучил корешки.
-- Да вот хотя бы это.
На обложке значилось "Звездный путь". Да, тут уж все ясно, никаких разночтений. Что называется, киноклассика. Надо же, и ее, оказывается, успели переделать в книжки.
Увидев просиявшее лицо Джима, Супница сам улыбнулся:
-- Желаю удачи.
И направился к двери.
-- Да, док, а что случилось с этим парнем? -- Джим кивнул на смятую постель.
-- Обследование покажет. Может, он, что называется, филонил, делал вид, что читает, а сам просто страницы перелистывал. Знаете, как говорится, можно заставить лошадь прийти к реке, но нельзя заставить ее пить. Возможно, ему подойдет чуть другое лечение. Наконец, он, возможно, просто перевозбудился, слишком впечатлился прочитанным. Такое бывает - редко, правда, но случается. Будем разбираться.
***
Вскоре вместо пострадавшего Томаса у Джима появился другой сосед - пожилой, морщинистый, худющий, чем-то неуловимо напоминающий отощавшего самца шимпанзе Фредерик.
-- Просто Фред, мой мальчик, -- представился он при встрече.
Джим сразу понял, что с новым соседом будет непросто - он из тех людей, которые считают, что имеют право на большее, чем основное население, и поэтому окружающие должны их слушаться. Собственно, к такому же типу принадлежал Радклифф, и Джим уже внутренне готовился к конфронтации. Если от босса он еще был готов терпеть тычки и мелкие поручения, то от совершенно чужого старикана - дудки.
Однако в первый день (вернее, полдня) ничего такого не произошло. Фред сидел себе в углу, шуршал страницами и лишь время от времени неразборчиво хмыкал. Джим решил было, что ошибся в своих оценках. Но на следующее утро сосед попросил вдруг:
-- Почитай-ка мне вслух, мой мальчик.
Это обращение Джиму совершенно не нравилось. Какой он, к черту, мальчик? Да, старикан ему в отцы, а может, и в деды годится, ну и что? Да и вслух он читать не умел и не любил, хотя, конечно, на работе случалось. По просьбе коллеги из отдела продаж. Коллегу звали Джейн, она была молода, ровно-дружелюбна и симпатична, только поэтому Джим и соглашался. Естественно, читать приходилось скучнейшие и не всегда понятные Джеррису документы, а то и таблицы. Джейн уверяла, что на слух воспринимает информацию гораздо лучше, чем глазами. Джим считал, что это обычная лень, пока однажды на спор - не с ним, а с кем-то третьим - девушка не воспроизвела по памяти две страницы зубодробительных таблиц с фамилиями, датами и условиями поставки, ценами и суммами. Таблицы ей зачитали, и она сидела с закрытыми глазами и каменным лицом, только губы шевелились, выговаривая: "фирма "Санрайз", Калифорния, контракт от 12 мая, 1,4 тонны по 124,3 доллара, поставка с отсрочкой платежа 2 недели".
Но то все было по работе, а старику он почему обязан читать вслух?
Фредерик заметил его колебания.
-- Не бойся, почитай, это и тебе в лечение зачтется. Я с доктором поговорю. У меня, видишь ли, глаза болят. А мозг упражнять надо.
Глаза у Фреда действительно были красными и слезились. Джим ему даже посочувствовал:
-- А что, медики коррекцию зрения сделать не могут?
-- Да делали уже, два раза. Просто мышцы нестабильны. Откорректировали на один уровень их напряжения, а после пары часов работы он плывет. Даже, видишь, очки мне прописали, -- Фред и в самом деле продемонстрировал архаичного вида оптико-механическое сооружение, как в старинных кинолентах. -- Все же я уже далеко не молод.
Ну, в конце концов, если это зачтется в курс лечения, почему бы и нет?
Оказалось, читать вслух книжку - в ней речь шла про какого-то древнего русского, убившего старуху топором и теперь мучившегося то ли совестью, то ли банальным страхом -- это совсем не то, что статистические сводки. Во-первых, начать пришлось откуда-то со второй трети: ведь сколько-то старик уже прочитал. Джим сперва не был уверен, что так вообще можно, а потом долго не мог взять в толк, о чем речь. Ну, словно фильм включил с середины. Во-вторых, Фред, послушав несколько минут, вдруг выдал:
-- Ну что ты бубнишь, как машина, на одной ноте? Надо с выражением. Вспомни, как люди в жизни говорят. Или как актеры в кино, на худой конец. Когда человек боится, он произносит слова не так, как когда удивляется. Или когда ему скучно. Ну-ка, попробуй.
Джим попробовал. Беда была еще в том, что читал он не очень хорошо. То есть, про себя-то нормально, а вслух, когда приходилось следить и за тем, что написано, и за тем, что язык говорит, и за этим клятым "выражением"... Смысл порой терялся, особенно на длинных предложениях - а эти русские порой изъяснялись фразами чуть не по полстраницы, та еще с дурацкими знаками препинания и старыми словами, значения которых Джим не знал. Фред обрывал его, требовал перечитать фразу заново, причем подсказывал, как. Джим сперва злился, не понимая, почему он вообще слушает этого желчного старика, а потом вдруг понял, что ему даже нравится. Представлять себе, что там, внутри книги, происходит, "прокручивать внутренний фильм", как он это называл, было трудно. Хотя, как ни странно, удавалось. Он кино про этого парня - его звали Rodion -- никогда не видел. И вообще не интересовался жизнью в старой России. Но описания города Петербурга и его жителей были весьма подробны, так что мозг откуда-то вытаскивал подходящие образы.
-- Ладно, парень, достаточно, а то ты уже весь взмок, -- заявил Фред спустя примерно час. Джим в самом деле чувствовал себя, словно после тяжелой работы. -- Отдохни, а я пока послушаю...
И он вставил в уши крошечные наушники и вытянулся на кровати.
"Видать, совсем непростой старик, -- подумал Джим. -- И с доктором может договориться, и музыку ему слушать позволяют. Шишка какая-нибудь. Что ж, и шишки, бывают, болеют. Только чего ж его в муниципальную больницу-то?"
Ответа он не знал, поэтому со вздохом вернулся к приключениям капитана Кирка. Со вздохом - потому что многие из них он и так прекрасно помнил, поэтому чтение казалось совсем дурной работой. Но лекарство, как известно, не всегда бывает сладким.
Разговорились они только на третий день. Фред как раз вынул из ушей динамики, а Джим буквально в ту же секунду отодвинул книгу, причем неудачно - она с грохотом упала со стола. Старик повернул голову, встретился взглядом с соседом, и Джим, чтоб замять неловкость, поинтересовался:
-- А что за музыку вы слушаете?
Не то, чтоб ему были так уж интересны музыкальные пристрастия человека другого поколения. Но все-таки сосед. Да и тема для разговора... Вдруг найдутся у них общие интересы. Джим не считал себя большим знатоком. Но круг его музыкальных познаний - в силу воспитания и целого ряда случайных знакомств - был значительно шире, чем у многих сверстников. Он, например, мог на слух отличить древний "кантри" от столь же замшелого "рок-н-ролла". А когда-то - давно, правда - не без удовольствия слушал уж совсем архаичную классику, которую, наверное, нигде, кроме специальных консерваторий теперь и не знают. Чопина, например.
И тем больше удивил его ответ Фреда. Оказалось, тот слушал вовсе не музыку а... все те же книги. Кто-то читал их вслух - вот как Джим недавно -- и записывал на магнитофон. То есть, конечно, не на древнюю машину с магнитной проволокой, а на кристаллоноситель. Но традиционно записи звука до сих пор называли магнитофонными. Фреду по причине слабости зрения врач разрешил часть книг не читать, а слушать. Хотя и сказал, что эффект может быть не таким, как от обычного чтения. Скорее - более слабо выраженным.
-- А как по мне, совсем не слабее. Может, даже сильнее получается. Ни черта эти доктора не знают, -- заключил Фред и предложил вдруг:
-- Хочешь, дам послушать?
Джима предложение не прельстило. Но обрывать начавшийся разговор тоже не хотелось. Все-таки старик - важная птица, такое знакомство может оказаться полезным. И он ухватился за тему докторов, которые "ни черта не знают". И пересказал соседу то, что услышал от Супницы
-- Да леса они за деревьями не видят, -- старикан аж хлопнул морщинистой ладошкой по подлокотнику кресла. -- Ритмы дзета, эта, тэта... Заболтанто то и это. Дело-то в другом.
-- А в чем? -- состроил круглые глаза Джим. Ему и в самом деле было интересно, просто он не умел как следовать подыгрывать собеседнику, которого не понимал.
-- В эволюционном скачке.
Глядя на физиономию Джима, Фредерик снизошел до объяснений. Правда, предварив их тяжким вздохом, но Джеррис решил не заморачиваться по этому поводу.
-- Вот ты в спортзал ходишь? Или, как это теперь зовется, в финтес-центр?
-- Ну, хожу.
-- А зачем?
-- Ну, чтоб в форме быть.
-- "Ну, ну... Антилопа гну", -- передразнил язвительный Фредерик. -- А почему твой пра-пра-прадед ни в какие фитнес-центры не ходил?
-- Да денег не было. Ну, и фитнес-центров небось, не было тоже.
-- Нужды у него не было, вот что. Пахал он в поле или на каком-нибудь заводе - и мышцы нагружал. А ты теперь сидишь целый день в офисе, из всех мышц нагружены только ягодицы, пальцы да язык. А твоих далеких предков эволюция сформировала так, что надо бегать-прыгать, иначе мышцы в кашу превращаются.
-- Ну?
-- Гну! Мну, жну и тяну! Скачок эволюционный произошел, понимаешь?
-- Н-не очень.
-- Ну, смотри, -- Фред, кажется, решил взять себя в руки и сменил тон. Стал объяснять, как ребенку. -- Лет двести с небольшим назад доминанта человеческой цивилизации стала голова, а не туловище. Ценности сменились. Стали выживать и богатеть не самые быстрые, не самые сильные, а самые умные и пронырливые. Те, кто умел быстрее остальных усваивать и обрабатывать информацию - читать, считать, строить предположения и планы.
-- Да ладно... -- Джим наконец-то уловил, к чему клонит сосед. -- Можно подумать, все эти Эйнштейны и Ньютоны, Дарвины и Даррелы здорово разбогатели на своих теориях. Хоть эволюции, хоть относительности.
-- Не разбогатели, ты прав. То есть, ум не был, скажем так, единственной доминантой богатства. Богачами становились не обязательно самые головастые. Скорее - самые хитрые, изворотливые, волевые, даже самые беспринципные. Но заметь - это все характеристики скорее головы, чем тела. Во времена какого-нибудь Карла Великого достаточно было быть семи футов ростом и крепким, как бык, чтоб уже неплохо себя чувствовать. Королем станешь не обязательно, но на жизнь заработаешь. Вернее - отнимешь. И тот же король тебя, такого сильного да здорового, в войско возьмет. А эдак с середины ХХ века для хозяина компании (а у него власти поболе будет, чем у средневекового короля) никакой разницы не было, какие там у кандидата на пост директора или менеджера мускулы. Но даже не в этом дело. Ум, мозг стал доминантой цивилизации. То есть без "головастиков" уже хрен выживешь. Ни компьютер, ни самолет, ни даже паровоз не построишь. И все!
-- Что "все"?
-- Что-что... Тупой ты все-таки.
Джим обиделся.
-- Не нравится - ищите умника. И ему ваши теории рассказывайте.
-- Найду, не бойся. А пока не дуйся. Всяк, кто сюда попал, тупой по определению. И я тоже.
-- Ладно, -- неопределенно махнул рукой Джим. -- Так что там со скачком?
-- Да есть такая теория скачкообразной эволюции. Жили себе какие-нибудь древние рыбы, не тужили. А потом кто-то там, наверху, щелкнул рычажком - и вдруг стали у них лапы отрастать, полезли они на берег, стали лягушками или ящерицами. Потом жили себе мелкие такие зверюшки, на крыс похожие. Щелк рычажком - и резво они превратились во всяких там горилл, шимпанзе и питекантропов. Ну, и наших предков тоже. Крупными стали, сильными, на задние лапы поднялись. Потом опять щелк - и здрасте, появился человек. Поумнел по сравнению со своими предками, облысел. Но все равно остался зверем.
-- Так что, сейчас тоже такой скачок?
-- О, дошло наконец-то. Я тебе об этом битый час толкую. Да, кто-то щелкнул рычажком. И теперь мозг перестроился. И нагрузки требует. А ежели ее не давать, то начинаются всякие нехорошие процессы. Вроде как у нас с тобой. Или у твоего прежнего соседа.
"Интересно, откуда он про прежнего-то знает?", подумал Джим. Но спрашивать не стал. А Фред тем временем продолжал:
-- Конечно, проявляется это не у всех. Только у самых везучих (или наоборот, как посмотреть). У тех, у кого мозг уже новой модели. Как у нас с тобой. Так что, считай, мы на острие эволюционного удара.
-- Че-то я не догоняю. Ну, я хожу в спортзал. А приятель мой не ходит. Да, бицепсы у него дряблые и животик глобусом. Но он же от этого не помирает, даже не болеет особенно. Разве что девушки не любят. И то не факт. Далеко не каждой нужен этот... греческий бог, как его...Союз Аполлон.
-- Да, есть такая фигня. Современный человек может жить, не слишком нагружая мышцы - и не помрет. А вот если наш брат перестанет нагружать мозг... Есть, говорят, такие собаки, выведенные специально для охоты, для того, чтоб за какими-нибудь кроликами гоняться. И если такую собаку держать в городе и специально не тренировать, если она бегать прекратит, то быстро сдохнет.
-- Фред, так что, -- пересохшими губами проговорил Джим, до которого доходило все больше, -- теперь мы, если мозг тренировать не будем, то сдохнем? И чтение это - навсегда?
-- Ага, -- почему-то осклабился Фредерик, словно его радовали такие перспективы. -- Мы или станем самой читающей расой на земле, или вымрем нафиг. Скачок был более жестким. Если раньше, когда только появился homo sapiens, в нем оставалось еще много от животного, то теперь он должен стать либо полностью разумной тварью, либо уйти с арены. Но он же, скотина эдакая, остался существом ленивым. И уже после скачка принялся обеспечивать себе полный комфорт - и на физическом, и на интеллектуальном уровне. Костыли для головы выдумывать. Вот тебе по-настоящему на работе думать часто приходится? Так, чтоб мозги трещали, чтоб мысль спать не давала?
-- Нет...
-- Вот то-то. А без этого твоя мутировавшая голова уже не сможет. Работы просит. Нет, не просит - требует. Причем, небось, потом возникнет привыкание, и дозу придется увеличивать.
Джим вдруг ясно представил себя перед горой книг. Она начиналась у самых ног и уходила в небеса, куда-то за облака. Корешки и обложки в беспорядке торчали из склонов, грозя обвалиться и засыпать неосторожного читателя. Он помотал головой, прогоняя видение, но оно уходить не хотело. Только из горы превратилось в некое подобие пирамиды, да облака рассеялись. На верхушке мерцал красный огонек, и маленький серебристый самолетик вычерчивал в небе белую дугу, обходя книжное нагромождение. Брр, привидится же такое... И вроде не в кошмарном сне.
-- А почему, собственно, тексты?
-- В смысле? А, почему тебя и меня лечат книжками? Да кто его знает. Может быть, именно чтение литературы заставляет работать разные участки мозга - тут тебе и думать надо, и воображать, и память включать, чтоб не забыть, что было раньше. Но не удивлюсь, если в соседнем здании таких же бедняг заставляют складывать числа в столбик. А потом, когда возникнет привыкание - брать интегралы.
Что такое интегралы и у кого их надо брать, Джим не знал.
-- Кстати, -- еще больше развеселился Фред, -- надо будет идейку подкинуть нашим эскулапам. Опять же, есть всякие ребусы, головоломки, как их там, шарады, крестословы... Игры, опять-таки, были когда-то специальные: шахматы, шашки...Без компьютеров, голова против головы. Говорят, в свое время такие интеллектуальные забавы были весьма популярны. Небось, как раз тогда и произошел скачок.
Дверь открылась, и разговор прервался. Запуганный мрачными перспективами Джим в первую секунду не сообразил, что, наконец, пришла Линда. С озабоченным выражением на лице и с громадными пакетами. Выяснилось, что они полностью забиты едой - фруктами, какими-то самодельными пирожками с самодельным же джемом... Девушка даже нацепила не слишком любимый ею джинсовый костюмчик, чтоб таскать было удобнее. Н-да, в полупрозрачном платьице такие мешки ворочать несподручно.
-- Солнышко, зачем все это? Нас здесь совсем неплохо кормят, -- спросил Джим как можно ласковее.
-- Так это ж не кормиться, это лакомиться. Домашнее, опять же...
Оказалось, это Линде насоветовала ее бабушка. Русская. Вернее, не русская (Джим никак не мог запомнить правильное название), но родом из России. Или нет, не из России, а из ее предшественника, Советского Союза. В нем больницы были какими-то жуткими (ну, ХХ век, чего от него ждать), пациентов там морили голодом, поэтому родственники и знакомые, если могли, таскали им еду. И это стало национальной традицией.
Правда, съесть всю эту гору Джим не смог бы и за неделю. Пришлось пригласить соседа. Естественно, и Линду тоже, хотя она сначала не могла взять в толк, как это так: принесла угощение и сама же его будет лопать? Но девушка выбирала продукты по своему вкусу, и уговаривать ее долго не пришлось. А тут еще явился сын Фредерика, Том, парень помладше Джима. Получилась весьма симпатичная пирушка, затянувшаяся часа на три. Без алкоголя, зато вкусно.
Омрачало ее лишь то, что Линда несколько сторонилась Джима и не спешила его целовать. С одной стороны, понятно - кожа его лица все еще могла напугать непривычного человека, хотя докторам и удалось снять зуд и уменьшить покраснение. Теперь "вывеска" выглядела так, словно ее хозяин основательно обгорел на солнце. А с другой - обидно. Впрочем, после того, как они съели ананас "на брудершафт", т.е. держа один кусочек на вилке и откусывая от него с двух сторон, Джим успокоился. Кстати, идею такого поедания подсказал Том - головастый, видать, парень, хоть и молодой. Линда хохотала как безумная, и хотя закапала новую блузку липким соком, совсем не расстроилась.
А уже когда гостям пришла пора прощаться, Джим заметил в кармане широкого плаща Тома что-то такое смутно знакомое. Прямоугольное и тяжелое. Он уже готов был поверить, что обознался, но тут гость как раз вдел руки в рукава, ткань сморщилась, книжный корешок высунулся наружу, и все сомнения отпали.
-- Он у вас что, тоже... -- почему-то вполголоса спросил Джим у соседа, когда они остались одни. - Тоже лечится... Или это, так сказать, профилактика?
-- Ты не поверишь, -- Фред загадочно улыбнулся, обнажив явно искусственные, хотя и очень хорошие зубы. -- Он их просто так читает. Говорит, ему по кайфу.
Конец
Май 2010 года
*)Из замечательного перевода, вернее, пересказа "Алисы в стране чудес", сделанного Борисом Заходером.