Дарго Алана : другие произведения.

Крысы

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Его слюна, кровь и прикосновение губительны для живых существ, он переносчик множества болезней. Люди его боятся и презирают. Он грязь под ногами человечества, и он устал так жить. Что же может пожелать тот у кого ничего нет? Всё!

  ПРОЛОГ
   Он пришел, чтобы насытиться. Тенью упал на город с острыми крышами, сбросил на них необъятное тело и расплескался густым, чернильным туманом. Щупальцами втекал между домами, впитывался в рыжую пыль на дороге, смывал прохожих, собак, деревья, скрипящие качели и недопитую бутылку с ромом. Люди шли и пропадали, не успев даже вскрикнуть, как муравьи слизанные с ветки.
   Паутина задрожала, серая от пыли, лапы похожие на острые пики, коснулись тонких линий...
   Его имя Ами, он - танцовщица, что зарабатывает на жизнь уличными выступлениями. Ами раскинула ноги на ржавом стуле. Повивальная бабка втиснула острую иглу между ног. Еще не родившаяся жизнь, выплеснулась вместе с кровью и разлилась по телу горячей, бьющей тело лихорадкой.
   Нет...
   Он рудокоп, что потерял жену, дочь, собаку, в тот день когда горели трущобы, но выжил сам, чтобы погубить сорок человек. Он думал, что они вышли, когда поджигал динамит.
   Нет...
   Ему сорок, он муж и отец. Каждый день он идет к обрыву и смотрит в пустоту под ногами. Пустота внутри него. Глубокая, давящая и бессмысленная. Для чего? Для кого? Ответов нет. Но там, на дне этой бездны есть все, что ему нужно.
   Нет...
   Он астроном, считающий звезды, на его столе карта неба, а душа горит, охваченная мечтой долететь до звезды. Я найду способ!
   Да. Но мало! Этого мало!
   Ему всего пять, он бинтует своей собаке, отрубленную лапу.
   Еще!
   Он кареглазый, стройный наследник. Шахзаде. Он пришел, чтобы спасти город. Жажда помогать и вести народ к светлому будущему переполняет его. Эти бесплодные земли и жадные люди впервые породили воистину великого и благородного правителя.
   Черная земля задрожала и дома стали оседать. Строения разлетались на куски, как трухлявый улей, брызгали каменной крошкой на песок. А он поглощал и насыщал свое пустое нутро... Аура шахзаде разливалась по телу огнем, выгоняя лед и холод. Потемнели золотые линии и стали обгорать. Погасла в далеком будущем цветущая империя, исчезло имя Адама сына Эрганга из страниц летописей. Исчезли множество паутинок, линий и ветвей, вместе с великой династией завоевателей и детей кареглазого шахзаде. Темнея линия судьбы изменила рисунок паутины, обвалились и прорвались края - пыль сыпалась с паутины, и другая нить, тонкая и светящаяся, блеснула в темноте серебром и кровью.
   Он чуть коснулся ее, заставил тонкую нить дрожать и жадно вдохнул запах. Женщина. Сильная женщина... Ее судьба, ее будущее, утолит его голод.
  1. ПУГАЛО
   Над головой темнел свод и свисала скользкая бахрома из волос и тряпок. Вокруг царила вонь. Уже десять гребаных лет его жизни в канализации царила вонь. От этой вони хотелось выблевать легкие.
   Скар проглотил кислый комок рвоты и попытался приподняться.
   Что-то рвануло плечо с такой силой, что он вскрикнул. Горячая кровь хлынула за шиворот и сбоку вспыхнули два желтых огня. Влажное дыхание из пасти существа обожгло шею. На движение плечом в ране жгучей болью отозвались клыки. Ящерица зашамкала пастью, пытаясь вобрать кусок побольше, но зубы вязли в плотной куртке.
   Холера его жрет!
   - Довольно! - Скар оттолкнул Холеру. Она зашипела и подняла веером красный гребень, готовясь для броска. Злое, вечно прожорливое и жестокое создание. Вырасти она в загонах благородного господина и миниатюрные, завернутые в шелка женщины катались бы на ней по персиковому саду. Но ее вырастил Скар, вырастил так, как вырос сам. И только его резкий окрик или шлепок мог вернуть Холере рассудок, когда она, почувствовав запах крови, превращалась в хищника, кем ее и породила природа.
   Скар среагировал быстро - вытащил из кармана тонкий шнур и ударил по земле. Ящерица вздрогнула и попятилась. Следующий удар пришелся ей по морде. Собравшиеся вокруг дети разразились визгливым хохотом. Для них любая боль смешна, если ее причиняют другому.
   Холера затравленно зашипела и отползла, пригибая голову. Из темноты засверкали сердитые, голодные и обиженные глаза.
   Стоит ли на нее сердиться, ведь она животное?
   Но Скар сердился, ощущая недовольство на грани обиды.
   Как же так, Хал? Как же так?..
   Под носом становилось мокро и горячо. Едва он коснулся верхней губы, как ощутил, что ткань шейного платка, за которой он прятал лицо, липкая от влаги.
   Кровь. Она затекла даже под ободки очков-консервов и резиновый пояс, что плотно удерживал их, и теперь они не защищали глаза, а мешали видеть.
   Скар пытался припомнить, что произошло и затылок наполнила тяжесть.
   Я потерял сознание! Упал с Холеры, на потеху мелким ублюдкам. И я что-то видел. Гибель... Я видел гибель этого мира.
   Что-то недоброе движется на этот мир, что-то голодное, злое и холодное, как пустота. Так было всегда. Гибли миры, цивилизации, города, страны, люди, и их история предавалась забвению. И вот опять...
   Снова бежать? Скитаться, как призрак в поиске хоть какого-то подобия жизни?
   Вот только в этот раз сложнее. Скар вернулся на родину предков, в надежде отыскать прошлое и возможно будущее. Не нашел ни того, ни другого. Но может быть плохо искал?
   - Говноед упал в дерьмо! И в дерьме сидит оно!
   - Пугало! Пугало! Пугало!
   Скар оглянулся, пытаясь рукавом протереть стекла очков. Пыль и кровь размазывались. Их нужно снять и хорошо вытереть, но... Скар едва ли представлял какой переполох это вызовет. Тем времен дети кружили рядом с возвышенностью черными демонами, они отбрасывали тени и скалились, не переставая кричать и смеяться. Он поставил руки на землю, раскачиваясь вперед и назад. Грязные, цвета старой ржавчины, волосы раскачивались вместе с ним.
   - Пугало!
   В Скара швырнули пару мелких камешков. Ожгло висок и кровь щекоткой побежала по щеке, за шиворот.
   - Я съем ваши души, - сказал он, в его спокойном голосе было больше обещания боли, больше угрозы, чем в разъяренном крике. Его внешность, в тон голосу, была устрашающей - тело, жилистое и гибкое, как ремень и настораживающая скрытность - глубокий капюшон, лицо всегда в тени и спрятано под шейным платком до носа.
   Дети чуть попятились, когда он устоял на полусогнутых ногах.
   Головная боль усиливалась. Он стреляла в переносицу жгучими укусами, как змея. Скар раздул щеки, втягивая воздух рывками.
   Лучше бы я сдох, чем терпеть это!
   Он уже спускался по пригорку, когда в него снова полетели камни.
   Скар закрылся рукой. Камни били в локоть, колени, ребра и плечи. Дети смелели с каждым метко угодившим камнем, вскоре вход пошли увесистые булыжники. Они врезались, как тяжелые кулаки. Скар попятился и едва не рухнул на спину.
   - Пугало немытое!
   Огонь облил шею и лоб, зубы скрипели так, что должны были плавится челюсти. Он бы кинулся и разорвал на клочки маленьких сучат, но люди убьют его. Никто не придет мстить за Скара. Его сородичи попрятались в вонючие дыры и довольствуются объедками.
   Дети продолжали крутиться вокруг, словно дразнили спящего шипохвоста. А слабо...!
   Их нужно лишь припугнуть.
   Скар пригнул голову и зашипел, подражая ящеру. Воздух вырвался из легких, словно струя из лопнувшего шарика. Дети с визгом бросились наутек - замелькали грязные пятки и косички. Один остался. Мальчишка широко открыл рот, а в его глазах бился ужас.
   Скар сгреб мальчишку за шкирку и встряхнул.
   - Жизнь так сложна, опасна и непредсказуема. Сейчас ты играешь в игру, а через секунду у тебя нет ушей, глаз или носа. Иди и скажи своим дружкам, я знаю, где их домик. Скажи, я приду и съем их душу! - он клацнул зубами возле его уха, через шейный платок. Легкий толчок - ребенок отчаянно взмахнул руками, загребая воздух, и хлопнулся в пыль.
   Хоть бы говнюк сломал шею!
   Скар не оглянулся, быстро зашагал, размахивая руками. Холера сопела в спину. Идет... Куда она денется? Тишину прорезал громкий, детский плач. Мальчишка кричал не от боли, от ужаса, который медленно отступал. Вот и урок на будущее, что, играя в "опасность", учись бегать так же быстро, как и дружки, иначе огребешь за всех. Скар еще не ушел, а в спину уже доносились детские голоса - друзья вернулись за мальчишкой.
   - Не надо душу-у-у... Господин, простите! Мы больше не бу-у-удем!
   Скар удовлетворенно хмыкнул. Идиоты. Если бы он мог выпить душу, он бы уже ее выпил.
  
  ***
  
  
   Более двух сотен лет Скар потратил на поиски дома, путешествуя между мирами Вселенной, а теперь не готов покинуть даже Крысятник. Он брел вдоль стены, увешенной коптящими факелами, мимо подъемника, вслушиваясь в дыхание Холеры. Страх был физически осязаем. Он пытался представить Верхний мир и желудок съеживался от ужаса. Тьма и проклятье! Многие миры гибли на его глазах, но может быть он понял свое видение неправильно? Или это всего лишь отговорки... Видения никогда не бывали ошибочными. Здесь проще затеряться, а там он будет бросаться в глаза. Сколько же городов и земель предстоит обыскать в поисках атриума? Сколько людей повстречать! С ними придется общаться, пытаться выстраивать хоть какое-то подобие беседы. А может не придется? Может ему удастся избежать разговоров? И все же десять лет долгий срок! Он едва ли представляет, как жить наверху. А здесь он прижился, стал частью этой зловонной массы.
   Я так же воняю и разлагаюсь, как все вокруг.
   Извилистые, влажные туннели забило вонью и гарью, под ногами скользила, твердая как стекло, земля. Темно, душно и жарко. Шли не люди - балахоны, лиц не видно, никто не хочет, чтобы его узнавали, шли, низко опустив головы.
   - Никакого спокойствия! - шептались двое у лавки, сделанной из глины и камней. - Мы выбрали добровольно заточение в зловонной тюрьме, а они пришли сюда! Потрошили здесь все, трясли всех, пока его не сдал кто-то, не выдал, как нашкодившего ублюдка. И что теперь думать? А вдруг завтра они придут за мной?
   - Не придут. Он сделал что-то такое, что зудело в их холеных задочках. А ты всего лишь украл булку хлеба и снасильничал эту жирную кабаниху.
   - Он говорил, что служил Эргангу.
   - Он слишком много говорил об этом, поэтому за ним пришли.
   - И здесь живут крысы. Тихо!
   Двое замолчали. Скар прошел мимо. Его это не касалось. Многие головы жителей Крысятника в Верхнем мире стоят золота. Верхние знают где прячутся убийцы и насильники. Время от времени туннели сотрясают шаги солдат, тогда жители прячутся в норы, хижины, лачуги и молятся о том, чтобы солдаты пришли за кем-то другим. Единственное, что удивляло Скара - если правители знают, где искать беглых бандитов, почему Эрганг - правитель Золотой империи или империи Рассвета, так это государство называли люди, не приказал вычистить Крысятник? Может ему было жаль детей и женщин, что бежали вслед за мужьями или были похищены и замурованы здесь?
   Скар повидал много политиков, справедливые и мягкие быстро умирали. Эрангу Великому и Всемогущему было тридцать девять лет, из них двадцать три он просидел на престоле.
   Скар зашагал по веревочному мосту под скрип канатов и досок. На небольшом островке, окруженном просторным гротом, стоял шатер. Он был входом в жилище. Здесь, среди хлама, книг и пыльных ковров, Скар принимал людей, рассказывая их будущее и прошлое. Но чаще всего "смерть". "Крикун" - называли его местные. Хочешь узнать, когда сдохнешь, сходи к Крикуну. Клиентов у него было мало, либо сумасшедшие, либо отчаявшиеся. И денег его умение не приносило. Скар постепенно охладевал к этому занятию, поэтому заметив возле шатра девушку, громко выдохнул через нос. На ней был серый, латаный плащ. А тонкие пальцы сплетали и расплетали кончик золотой косы. Девушка боязливо подняла голову. В глазах слюнявая, щенячья боль... Все брошенки выглядят, как побитые собаки. Скар брезгливо сморщил нос и прошел мимо.
   - Господин Крикун!
   - Чего тебе, дорогая? - бросил с издевкой. Голос его прозвучал тонко и ядовито. Скар был не в настроении.
   - Я не знаю как быть, господин Крикун. Вы моя последняя... - она протянула ему голую ладошку без перчатки, Скар едва не шарахнулся прочь. Еще ему не хватало... - Я не знаю что для этого нужно... Моя кровь?
   - От тебя ничего. Уходи. Сегодня я никого не принимаю.
   - А завтра?
   - Нет.
   Он вошел в шатер и задернул полог, снаружи послышались всхлипы.
   Внутри шатра железный люк на замке и спуск в само жилище, Скар спустился в него и захлопнул, мгновенно позабыв о девушке. Да помнил ли он о ней хоть минуту? Его жилище представляло собой небольшой грот, душный и темный, словно чрево чудовища, и в нем минимум вещей - лежак, лавка, тумба и пара сундуков. Сумрачно и сыро. Низкий, земляной потолок нависал над головой, пахло горелым жиром от светильников и дохлятиной. Гнили запасы Холеры. Она сносила еду в комнату и складывала под кровать или дорожную сумку, делала припасы на черный день. Он никогда не успевал отыскивать ее заначки и они начинали разлагаться. В комнате не было окон, чтобы проветрить, лишь узкое решетчатое отверстие в потолке, что служило вентиляцией.
   Тем временем боль усиливалась, набрякла где-то за глазами, рвущая и пульсирующая, даже моргать было больно. Сначала Скар развязывал тесёмки тряпичного мешка. На дне оказалась сушенная трава, в воздухе запахло горьковатым и терпким ароматом. Опиат успокаивал боль, но после его принятия, Скар с трудом мог сосредоточится на действительности. Холера забилась под лавку и с любопытством следила за тем, как он медленно бинтует след укуса. После, словно обкуренный, Скар ходил между тумбой и кроватью, собирая вещи в дорогу - что-то натягивал на себя или заталкивал в сумку. Брал он немногое. Еду, острое шило, очки-консервы с желтыми линзами, бурдюки с водой, куртку и тяжелые ботинки. А после задвигал ящики, закрывал крышки от тайников на ключ и готовил лежанку на ночь, подталкивая в залысины травяного матраса солому.
   Зачем я это делаю, если не вернусь?
   На стене был нарисован календарь, Скар зачеркнул день, как делал всегда прежде чем пойти спать.
   Я не собираюсь спать!
   Когда боль и действия опиата стала стихать, Скар лег на лежанку и закрыл глаза. Завтра он продолжит сборы.
   Ранним утром, когда Крысятник еще погружен в безжизненную дрему, Скара разбудил грохот. Ящерица выследила, вынюхала крысу. Хвост и гребень поднялись в боевую готовность. Скар наблюдал за их мельтешением, когда пытаясь выгнать добычу из укрытия, Холера стремительно металась по пещере, подпрыгивала и била задними ногами об пол. Постепенно накал ее охоты стих до едва различимого шебуршания, Скар задремал, но вновь был разбужен урчанием и чавканьем.
   - Подавись! - крикнул он, бросив в нее подушку - мешок набитый перьями и соломой.
   Подушка ударила Холеру и в ее зубах взорвалась перьями и соломой. После чего ящерица расчихалась и расфыркалась, окончательно лишив Скара сна. Он нехотя поднялся, понимая, что поспать уже не выйдет и нужно собираться. К тому же нужны деньги в дорогу. Скар взглянул на крышку люка в потолке и раздраженно выдохнул.
   - Девка! - крикнул он, выбраясь наружи. Глупо было надеяться, что она его ждет. Тишина. У края расщелины что-то темнело, Скар приостановился и разглядел серый, латаный плащ. В крамане лежало письмо от некого Грина. Так и есть... Бросил. И она бросилась. Выбыла из этой утомительной гонки за счастье, даже не попытавшись сделать хоть что-то. А может и правильно сделала... Такие не живут, ломаются, как спички.
   Впрочем Скар был занят, чтобы думать о судьбе несчастной.
   Он послонялся по Крысятнику в поисках клиентов, заглядывал в гнусные закоулки, где его знали и провожали долгим, настороженным взглядом. Заходил в грязные притоны, усаживался за стол и ждал. Никто не хотел знать ни о будущем, ни о прошлом, ни о смерти, а заговорить с людьми Скару было сложнее чем с ящерицей. Он прибег к более плодотворному ремеслу, вынес из плохо закрытого подвала пару мешков зерна и продал.
   В тот же день заглянул в харчевню. Он всегда занимал дальний столик, что прятался в тени пугала какой-то живности. Пугало было старое и породу живности определить было сложно. Пил пиво, не снимая маски с лица и слушал хриплый голос полногрудой девушки. Ее нога всегда закинута на ногу, волосы цвета жженного карамеля собраны в косу, на ней мятое платье с корсетом. Она пела громко и томно. Кажется, она была красива на человеческий вкус. Скар едва ли приглядывался, но ее голос растекался по его венам горячим свинцом. Тяжелели ноги, руки, душа истончалась и точно таяла, окутанная магией голоса. Певица пахла абрикосами. Скару не раз и не два хотелось заговорить с ней. Но о чем? И зачем? И какие неприятности за этим последуют?
   Щедрая плата за недопитую кружку пива, единственный безопасный способ сказать ей, как чудесно она поет и пахнет.
   Вечером снова занялся сборами, и поймал себя за подготовкой лежака ко сну.
   Зачем я это делаю? Я не собираюсь...
   Когда сумка была готова, снаружи уже потушили факелы. Слишком темно... И Скар лег спать. Завтра денег опять показалось недостаточно, сапоги изношены, плечо все еще болело и Скар остался на месте. Но к вечеру ничего не изменилось. Сапоги так же оставались изношенными, денег недостаточно и плечо болело. А на третий день он вспомнил, что долгая дорога к долгому воздержанию. И отправился в бордель, Холера увязалась следом - этот хвост никогда не отваливался. Скар уже привык, что она рядом, даже если ему этого не хочется.
   В туннелях пахло сыростью и гнилью. Люди здесь бледные и больные, готовили за стенами хижин, спали здесь же на земле, справляли нужду прямо под ноги, или сношались, как животные. Скар шел, прячась в тени: голова низко опущена, спрятана в глубине капюшона, лишь поблескивают очки-консервы. Холера наоборот крутила головой на длинной шее и провожала людей шипением. Ее тело сплошь черная, гладкая кожа, которая время от времени покрывается сверкающей рябью, и ящерица словно растворяется в воздухе, чтобы незаметно цокнуть зубами возле чьего-то задремавшего уха. А потом зыркнуть в их сторону желтым, надменным глазом, вышагивая на задних лапах, как человек, поджимая передние, не переставая пожирать глазами мясные лавки и рахитичных карапузов.
   Скар шел мимо зарешеченных окон лавок, мимо парикмахерской и портняжной, на дверях и окнах которой болтались грязные банты, мимо маленьких столовок из глины, в них не было дверей и окон, лишь проемы и дыры. В нос то и дело тянуло подгоревшими бобами или резким запахом парфюма. Красный свет газовых фонарей упал под ноги Скара, окна бросились в глаза яркими пятнами. Он пожевал губы и шикнул на Холеру.
   - Жди здесь!
   Едва дверь приоткрывалась, как приторный запах духов ударил в ноздри. В борделе все излишне и вычурно. Красный свет заливал зал. Скар с жадностью осматривался. Так много женщин! Тела окутаны удушающими запахам, губы намазаны жирным слоем красной помады, а груди едва умещаются в крошечных лифчиках. Все же Скару здесь нравилось. Ложь здесь пахла, блестела, плескалась в бокалах, становясь томной и тягучей и расплывалась в отраженных на бокале улыбках. В его жизни ложь была грязной, нередко наглой и всегда помогала выжить. Скар рубил ей, как сучья топором - без изящества. А эти девы знали толк в игре. Уже с десяти лет, эти маленькие шлюхо-девочки, могли за пару часов оставить клиента без единой монеты в кармане. Но они изначально в выигрышной позиции - клиенты жаждут, они слабы и уязвимы. Потребность в женщине, еде, воде мешает рассуждать. Потому Скар решил, что любую потребность надо утолять и как можно скорее.
   Скар проталкивался, ощущая на себе внимательные взгляды, и как чьи-то руки обшаривают его карманы, забираются под плащ. Бесполезно. Деньги он спрятал в сапог. Его взгляд скользил по роскошным блондинкам, брюнеткам и рыжим, чьи губы расползались в лучезарные улыбки, когда они ловили его внимание. Слишком дорого, слишком опасно! На глаза Скара попалась потасканная и угрюмая шлюха.
   Дешево и сердито.
   Он пожевал губу под шейным платком и взялся за предплечье женщины.
   - Сколько?
   Она немного оживилась, губы даже силились выдавить улыбку, но внезапно ее лицо чуть побелело, и она отшатнулась.
   - Только не с тобой! После тебя все дохлые. Я тебя запомнила!
   Скар остался невозмутим. Он ходил в бордель не чаще одного раза в шесть месяцев и выбирал самых скверных девок. Смерть которых не принесла бы много убытка. Но его запомнили. Кажется, ему пора уносить ноги.
   - Что такое, Кирава? - к ним медленно приближался толстый и упитанный мужик, пуговицы трещали на его одежде.
   - Это тот самый, тот самый! Помните я говорила! После которого Бетта, Хрюги и Диси неделю харкали кровью, а потом сдохли, - зашипела проститутка.
   - Да? - толстяк покосился с сомнением.
   - Неужели, вы меня с кем-то путаете? Шлюха явно обозналась, - похолодев, сказал Скар, - Ваших девок каждый день куча херов пробует. Стоит поискать какого-то другого. Я здесь впервые.
   - Он это! Тот самый, замотанный с головы до ног! У него пальцы видите, какие длинные. - Скар сжал кулаки и низко опустил голову, теперь его бросило в жар. Скверная ситуация. - Бетта говорила он там под тряпками бледный, как трупоед и страшный.
   Скар чуть сморщил нос от досады. Он же только снимал штаны.
   - Идем, - сказал толстяк, кивнув своим парням. - Посмотрим, что там под одеждой. Если Кирава обозналась...
   - Я уже передумал! Правда, совсем ничего не хочу, - сказал Скар, уже осознав, что попытка отвести от себя подозрения была ошибкой. Он собирался уйти, когда руки охранников легли ему на плечи.
   - Нет, сначала мы развеем наши сомнения, что ты не тот, который отправил моих девочек на тот свет. Видишь ли, найти в этой дыре смазливую мордашку довольно сложно. Излишне обременительно. А тут приходит некто и трахает моих девочек так, что после они харкают кровью. Он должно быть был болен. А значит должен мне. И он должен заплатить.
   Погоняемый тычками охранников, Скар последовал на улицу. Подальше от клиентов. Сердце билось в грудь, как подвешенный на веревку железный шарик. Удары шарика о ребра раздавались в голове и вибрировали в шее. Если его разденут, ему уже не выбраться отсюда ни живым, ни мертвым. Он слишком опасен, чтобы люди позволили ему слоняться рядом.
   Толстяк шел следом, колыхая могучим телом, его щеки распирало от негодования, как и грудь. Сильным тычком в спину, Скара толкнули в угол.
   - Раздевайся! Если ты не тот, тебе нечего боятся. Или ты может стесняешься?
   Скар по-крысиному сморщил нос, поглядывая по сторонам. Его загнали в угол. Их много, а он привык действовать исподтишка. Неужели именно так все закончится?
   - Раздевайся!
   - Я не хочу раздеваться на...
   От удара под ребра Скар задохнулся, со свистом выпустив воздух из легких. И согнулся пополам, тяжело дыша. Слюна наполнила рот, ниточкой повисая на губе. Его затошнило.
   - Ты кажется медленно понимаешь ситуацию, - процедил толстяк. - Или совсем не понимаешь.
   Скар уже давно понял, что ситуация херовая. Он потянулся за шилом, его руку тут же поймали и ударом по голени, уронили на одно колено.
   - Раздевайся или я вытряхну тебя с этих тряпок, так что хер нечем прикрыть будет!
   Скар быстро закивал, потянулся к платку на лице. Дерьмо! Полное дерьмо! Если он снимет его, если они поймут, что он такое...
   Над головой неожиданно раздался женский вопль и что-то теплое брызнуло на щеку. Скар смазал влагу и, поднеся руку к глазам, медленно поднял голову. Толстяк смотрел на обрубок запястья, кровь фонтаном орошала пыль под его ногами, а рядом кричала проходившая мимо женщина. Вокруг мгновенно стало просторно, охранники пытались перетянуть ремнем руку хозяина, а прохожие вжались в стены. Их лица напоминали театральные маски - рты искривлены, брови ползут на лоб. На зубах Холеры затрещали кости, она с аппетитом пережевывала человеческую плоть.
   Скар одним прыжком вскочил в седло.
   - Пошла, Хал! Пошла!
   Холера полетела сквозь толпу, как нож сквозь масло, Скар тянул повод, пиная ящерицу в бока.
   - Давай, Хал! Давай!
   За спиной слышался топот, но толпа не сжимала их, шарахалась от Холеры, чья пасть еще была испачкана кровью. За спиной свистнуло. Раздался треск - лопнула кожа куртки, Скар вскрикнул, боль стегала его по плечу как хлыст и что-то жгучее застряло внутри плеча, в мясе. Впереди падал свет, Скар увидел подъемник и закричал, подгоняя ящерицу. Холера запрыгнула на подъемник и змейкой юркнула по стене, взбежав по ней, как паучиха. В спину еще летели ругань и крики, но Холера уже несла его прочь.
   За спиной оставался глубокий ров, куда люди сбрасывают отходы. Впереди пески, пески, пески.
   Глаза резало ветром и солнцем. С непривычки Скар не мог даже поднять голову. Белое лезвие полосовала зрачки. В лицо полетели клубы удушливой, колючей пыли, что набилась в рот и ноздри.
   Золотая империя богата песками, что не хуже денег и золота превращают людей в рабов и заложников.
   Раздался гул.
   Скар отчаянно заморгал, силясь разглядеть нечто над головой, что-то вроде гигантской птицы... Махолет? Машина летела низко, поднимая и опуская широкие крылья. Тень махолета проплыла по небу и обнажила белый диск солнца. Глаза вмиг ослепли, свет вышиб слезы из глаз, и черный силуэт размазался, как клякса.
   Это был второй махолет в его жизни, первый он видел несколько лет назад, когда из-за моря приплыли маршайцы и привезли с собой машины.
   Десят лет добровольного заточения! А ведь этот мир менялся! Где-то у линии горизонта чадили трубы заводов, а город возвышался, словно гигантский термитник. Сложно было представить какой он вблизи. Когда Скар спускался в Крысятник заводы только начинали строить, а города были сплошь глиняные хибары и каменные замки. По телу разливалась слабость, сила вытекала вместе с кровью, голова закипала от жары, закипала и кровь в венах. Назад дороги нет, но и до ближайшего поселения кажется не добраться.
   А есть ли у него выбор? Скар потянул повод.
  2. ПЛЕННИЦА ЗАМКА ЭФФЭ
   Болтики, гайки, пружинки и храповики шахриде Мора находила под щеткой для волос, в банке с кремом, в пудренице, среди жемчужных брошек и серёг, и даже в постели. Находила, прибирала, а после снова теряла и обнаруживала в самых удивительных местах.
   Ее день проходил за чертежами, в работе с мелкими деталями и механизмами, в одной руке лупа, в другой отвертка, правая нога заткнута под себя, а нос и пальцы испачканы жирной и липкой смазкой. В ее покоях туфли, усыпанные бриллиантами, рубинами, как кровавыми слезами, платья из бархата, муслина, шифона, соседствовали с механическими шкатулками, заводными игрушками, гаечными ключами, отвертками и даже мужскими штанами.
   В штанах и рубахе Мора иногда гуляла по дворцу. Один угол рубахи небрежно вытянут из штанов, темно-каштановые волосы водопадом из пружинок подпрыгивают в такт щелчков набоек по мрамору, следом тянется шлейф из косых взглядов, перешептываний и приступов удушья у тетушек.
   Послы, судьи и банкиры, что приезжали в дворец, окидывали странную девушку, взглядом, преисполненным недоумения, а золотистая кожа, цвета корицы и красные, полные губы, задерживали его дольше чем нужно. Мора вскидывала подбородок, не опуская глаз, преисполненных ненависти.
   Госпожа Софора всегда тут как тут, неудивительно, ведь ее уши и глаза были в каждом уголке замка.
   Госпожа Софора - бабушка Моры и мать императора. Когда она зла, ее тонкогубый рот сжимается в твердую линию, собирая вокруг морщины - единственные складки в ее безупречном внешнем виде.
   - Нельзя показываться мужчинам! И что за руки такие? Почему вы такая грязная? Что за руки такие? - снова и снова вопрошает Софора. - Почему такие грязные? Почему вы такая грязная, моя дорогая? И что это на вас надето? Посмотрите на меня, девушка, я похожа на свинью, от которой пошел ваш род? Вы чернорабочий, а не шахриде! Позор династии! О, великий и всемогущий Триедин, я молю тебя, чтобы мой сын не увидел этого кошмара! Родная дочь... Родная кровь... Умойтесь и снимите грязь. Никаких изобретательств! Никаких мужчин! Быстрей бы вас выдали замуж!
   Мора хохотала ей в лицо и возвращаясь в покои, скидывала рубашку и штаны, одетая лишь в свои распущенные волосы, она садилась на подоконник и курила. Мундштук и коробку сигарет - прямиком из Железной империи, ей подарил старший брат Адам, когда поймал за жадными затяжками. Тогда она курила самокрутку, спрятавшись за шторку в маленькой столовой для слуг и делала так всегда, когда сильнее обычного ненавидела замок Эффэ. Но больше всего на свете в ту минуту и любую другую она ненавидела отца.
   Моторчик маршайской куклы не заводился, Мора уже заменила детали и полностью переделала его, однако, результата не было. Накручивая темно-каштановые кудри на отвертку, она перебирала в голове каждую деталь и заставляла вращаться, когда за спиной хлопнула дверь.
   - Шахриде! - голос бабушки прошел ледяной волной по позвоночнику. Мора мгновенно соскочила со стула и низко склонила голову, ощущая смесь из раздражения и благоговения. - Посмотрите на меня.
   Мора выпрямилась, бабушка прошествовала через покои, с гордостью неся свою ладную и стройную фигуру, по которой красный муслин платья буквально стекал, как вода. Фигура, как у девушки, говорили про нее. Но седина уже серебрилась в ее волосах, и удивительно гармонировала с блеском диадемы. За ней стайкой шествовали, разодетые в изящные платья, служанки. Она взяла Мору за подбородок.
   - Ах, - с призрением выплюнула она и Мора прочувствовала каждое грязное пятно на одежде и теле. - Будет ли когда-нибудь конец твоему неуважению?
   - Так расскажите отцу какая я, пусть казнит меня, убейте меня наконец, как и мою мать, если мое поведение...
   Хлесткая пощечина заставила ее замолчать. Щека пульсировала болью и Море хотелось выбежать из покоев. И бежать, бежать, бежать... Глаза Софоры пылали негодованием и шахриде не выдержала, низко опустила голову. Волосы упали, как занавес. Она любила бабушку, а должна была бы ненавидеть.
   - Ты не знала своей матери! Ты была ребенком! Эта казнь была криком отчаянья, Мора. Но я пришла не обсуждать Розалию или тебя... - Софора снова излучала лишь спокойствие и власть. - Я привела тебе служанку.
   Мора села за стол, скрестила на груди руки. Служанки сновали по ее покоям днем и ночью, еще одной больше, одной меньше... Какая разница?
   - Тебе нужна служанка, - повторила Софора с нажимом и Мора вскинула удивленный взгляд. - Тиша! - позвала бабушка.
   Буквально на цыпочках, пугливо, как птичка, из-за ее спины показалась светловолосая, худенькая девушка четырнадцати лет. Она боязливо вздрагивала, маленькая грудь жадно вздымалась. Пунцовый румянец залил ее щеки и шею, тонкие в запястьях, точно прутики, руки вцепились в юбку. На Мору она не смотрела, застыла в низком поклоне. Служанки Софоры поглядывали с любопытством, их покровительница была могущественнее и попасть в услужении дочери Эрганга... Что может быть хуже?
   - Зачем мне такая бестолковая? - вскрикнула Мора.
   - Ее имя Тиша, - продолжила бабушка. - Она будет жить с тобой и следовать за тобой. Твоя помощница и твоя опора, куда бы ты ни пошла.
   - Ты приставила ко мне шпионку, - поняла Мора.
   - Она будет тебе помогать.
   - Она будет шпионить!
   - Мора!
   Шахриде стукнула каблуком об пол и вскочила со стула.
   - Она здесь не останется!
   - Еще слово и вы ничего больше не сможете в этой комнате закрутить, девушка. Я прикажу здесь прибраться и оставить только то, что должно соответствовать статусу шахриде. И твои маршайские учителя будут изгнаны из дворца.
   - Ты хочешь дать Железной империи лишний повод ненавидеть нас? - Мора попыталась найти брешь в словах бабушки.
   - Твои учителя могут и не добраться до покровительницы. По дороге так легко оступиться в темноте, - небрежно заметила Софора. - Кто будет выяснять причину гибели двух или трех преподавателей?
   Мора ахнула. Она угрожает? Моя бабушка угрожает мне!
   - Тиша останется здесь. Разговор окончен.
   Юбка Софоры взметнулась от резкого движения и стремительно перечеркнув комнату, госпожа исчезла за дверью, следом выскользнули служанки. Осталась лишь Тиша. Тоненькая, глазастая и бестолковая дурочка. Она не двигалась, словно вросла в пол.
   - Ты так и будешь стоять?
   - Что же мне делать, госпожа? - ее голосок был таким тонким, что казалось вот-вот переломится.
   - Исчезни! Уйди с моих глаз! Убирайся, мерзкая крыса!
   Служанка упрямо поджала губы и не сдвинулась с места. Мора опустилась на стул, и сжав переносицу, медленно выдохнула. Она должна была ненавидеть бабушку, как и законы этого закостеневшего времени, в котором шахриде не имела право распоряжаться, даже собственными руками.
   Ее, как члена правящей династии, оберегали законы и традиции, которые устанавливались в течении десятилетий. Ей запрещалось трудиться и хоть как-то подвергать себя опасности, оставаться с мужчинами наедине, постигать науки, повышать голос в присутствие мужчин или смотреть на казнь. Она никогда не видела, как палачи рубят головы или сдавливают шеи тонкими шнурками, но знала, что казненным и убитым нет числа. Каждый день, за пределами дворца и внутри него, лилась кровь во славу шаха Эрганга. Брызги крови рубинами вспыхивали на золотом песке и розовом мраморе в великих садах замка Эффэ. Однажды, там пролилась и кровь ее матери.
   Мора не связывалась с политикой. Ее растили тихой, красивой птичкой, что должна высиживать потомство, услаждать взор и слух мужа. Большего от дочери Эрганга не требовалось - живое мясо для голодных гиен и львов. Она росла с мыслью, что однажды ее закинут в чью-то пасть, чтобы заключить выгодный союз для империи. А пока шахриде едва замечали - внимание вселенной и императора было приковано к сыновьям.
   Но Мора не тосковала по отцу, наряды и подарки вполне окупали отсутствие в жизни чужого ей человека. А статус дочери Эрганга давал чуть больше свободы, чем позволено остальным женщинам в гареме. И Мора пользовалась этим, она открыла себе путь к знаниям: ее интересовали химия, история, арифметика и механика. Каждый день она погружалась в подвал, где обитал ученный Ирваш, единственный кто не побоялся дать уроки дочери Эрганга. Уже старый, древний и морщинистый, как складки гор, он открывал для Моры двери в прошлое предков, знакомил с бытом чужаков и их изобретателями, некоторые лично посещали замок Эффэ, чтобы дать принцессе уроки. Учитель возвеличивал власть ума над людьми. И она покорялась его спокойной манере речи, зажигалась его идеями и жизнь чужаков, неограниченная рамками предрассудков, ее ужасала и безумно влекла.
   Теперь каждый кто рискнул помочь ей перешагнуть законы и традиции, будут тут же переданы бабушке этой лупоглазой Тишей. Этого допустить нельзя! Если отец узнает о занятиях, учителя могу выгнать из дворца или того хуже казнить. Она ничего не может сделать со служанкой: ни бросить в темницу, ни выгнать, ни даже отослать в другой дворец... Кто-то должен ей помочь! Тот, чье мнение и желание превыше всего. Конечно же, это ее могущественные братья.
   Но Адам в походе - он повел небольшой отряд к городу Рубишу, ходили слухи, что город каменотесов и рудокопов исчез, словно сдутый ветром бархан. Даже странно думать об этом. Пустяки, ерунда, Адам разберется, Адам со всем разберется... Он бы и к Софоре сходил, но Адама нет. А Дадрэйд прогуливает занятия, летает на махолете, что подарил ему маршайский церковник. К Лихану тоже нельзя, он напивается... Лихан всегда пьян. У Моры не осталось выхода. Она надела чистое платье, а на голову, зная, что Софора едва ли оценит имперскую моду,- миниатюрную шляпку, с красными бутонами на ленточке, и пошла к Салему.
   Семнадцатилетний Салем был старше ее на два месяца. Всего у отца было девять детей, в живых осталось пятеро. Сестры умирали одна за другой и к двенадцати годам она стала младшим ребенком и единственной дочерью Эрганга.
   - Не ходи за мной! - крикнула Мора Тише.
   - Прошу вас, не гоните. Я буду делать все-все-все, только не гоните, госпожа.
   - Иди к госпоже Софоре. Пусть приставит тебя к кому-нибудь другому! Скажи, что я невыносима.
   - Я не хочу к другим.
   Мора гневно фыркнула и заторопилась. Служанка волочилась следом с покорностью матона, что тащит тяжелый воз, повинуясь ударам плетей. Натравить бы на нее стражников, но бабушка может... И в самом деле может...!
   Покои Моры находились в гареме, на пятидесятом этаже. Чем выше положение человека, тем выше находились покои. Император Эрганг жил на двухсотом этаже, уборщики туалетов и загонов с ящерами жили в подвалах. Чтобы навестить братьев или бабушку, ей приходилось использовать специально подъемное устройство или прибегать к помощи дамжулов - проводники, единственные, кто мог бы путешествовать по замку Эффэ с закрытыми глазами. Они носили с собой карты замка, знали короткие и тайные тропы, и где найти даже самую ничем непримечательную служанку.
   Гарем занимал сразу несколько уровней и каждую девушку расселяли согласно статусу. Прохладные коридоры гарема пересекали друг друга, как ниточки огромной паутины. Шелковые завесы заменяли двери множества комнат. Девушки возникали из ниоткуда и тут же пропадали где-то, среди легких, как дымка полупрозрачных тканей. Мора замечала оголенные руки и плечи, темные волосы, унизанные белыми бусинами или жадные взгляды, что выхватывали ее саму и долго не отпускали. Пленницы гарема - легкие, тонкие и прозрачные, как дымки. Ни солнце, ни ветер, ни раскалённый зной не касался их тел. Замурованные среди каменных стен, как в склепе, они взирали на мир через узкие, решетчатые окна.
   Мору стены гарема не останавливали. Она спускалась с этажа на этаж, заставляя механизмы подъемного устройства скрежетать и вращаться. Тишу подъемники пугали, но служанка упрямо следовала за Морой. И вскрикивая, хваталась за поручни, как подъемник дергало вниз.
   Видимо, бабушка предупредила стражу, Тишу пропустили во внутренний двор, путь до которого занял около часа, но шаги служанки мгновенно стихли. Мора озадаченно оглянулась. Служанка застыла на лестнице, ее взгляд не задерживался на карауле, слугах и строителях, казалось, она не слышит даже обрушившегося на Мору шума - стук ведер, жужжания водных насосов, перекрикивание слуг и стражи, и уличную музыку. Тиша тонула взглядом среди розовых цветов. Персиковые деревья в саду уже набухали бутонами и медовый аромат витал в воздухе. Мора расстегнула верхние пуговицы корсажа и тоже глубоко вдохнула этот пряный и сладкий аромат.
   - Что такое? Ты никогда не видела цветущего персика?
   - Я... первый раз... - Тиша заломила руки. - О, госпожа! Это так прекрасно! Я ничего подобного не видела. Я так вам благодарна! Так благодарна!
   - Что ты несешь? - Мора не понимала и злилась одновременно. Она не просила ее ходить за собой! За что благодарит?
   - Мне было четыре, когда меня вырвали из рук матери...
   - Какое мне дело до этого? Замолчи! - едва не завизжала шахриде и двинулась через сад, так быстро, что это можно было принять за бегство.
   - Простите, - смущенно сказала служанка и шаги за спиной возобновились.
   Они шли мимо загонов для ящеров, откуда тянуло сладковатым запахом падали, ящеры любили делать запасы, которые гнили и разлагались от жары, мимо оружейной, где два, подаренных госпожой Ривеной, ружья соседствовали с мечами, копьями и ятаганами, мимо кузниц, мастерских, прачечной, мимо огромной кухни, в которой нередко устраивали обеденные приемы, чтобы не изводить гостей подъемами и спусками с этажа на этажа. Сейчас был полдень и Мора знала, где найти Салема.
   Как она и ожидала он был на стрельбище. Грива его густых, рыжих волос издалека пылала, как факел. На нем были лишь свободные штаны, которые он закатал выше колен, а рубаху подвязал на пояс. Бос, почти раздет. Мора смотрела с завистью. Никто не скажет брату, что он одет не почтительно!
   Пожалуй, он был самый крепкий и крупный из братьев. На его руках и спине заметно выделялись мускулы, когда он стрелял из мушкета. Рядом крутился сын загонщика, мальчишка лет пяти, и подавал ему мешочек с порохом и воду.
   - Здравствуй, братец, - сказала Мора. Тиша постарался спрятаться за спину госпожи. Салем однозначно ее пугал.
   - Ах! Да ты в платье, сестра, - с издевкой заметил он и его темно-карие глаза иронично сверкнули. Все дети Эрганга унаследовали от отца густой, почти черный цвет глаз, как доказательство того, что в жилах всех его детей течет благородная кровь.
   Мора одернула юбку, но так словно хотела сорвать с себя и подошла ближе. От брата резко пахнуло потом, дымом и горечью табака.
   - Софоре не нравятся мои наряды. И она наряжает меня в рюши и кружева, как младенца.
   - А по мне так платье чудесно. Но тебе бы больше подошла мешковина. Ты не умеешь это носить, - и протянул руку к мальчишке, к свидетелю того, как груб и насмешлив с ней брат, потребовав воду.
   - Может ты сам будешь носить мои гребанные платья?
   Салем растянул губы в улыбке. Он полил себе из бурдюка на шею, тут же вскинул голову и отряхнулся, как собака. Брызги окатили Мору с ног до головы, она гневно раздула щеки и Салем захохотал.
   - Ты хотела надеть на меня платье? Да ты оскорбляешь шахзаде? Оскорбляешь кровь и плоть самого шаха? Ты оскорбляешь...
   - Хватит, Салем! - разозлилась Мора. - Ты первый начал!
   - Что же привело тебя сюда, моя любимая сестрица?
   - То, что я могу тебе предложить, мой любимый брат.
   Он удивленно вскинул брови и озадаченно улыбнулся.
   - Это, - Мора схватила Тишу за руку и вытолкнула вперед. Служанка едва не упала и сгорбилась перед Салемом, взгляд ее бегал по сторонам, словно искал защиту, и без того хрупкая и маленькая, уменьшилась в росте. Кровь отлила от ее лица, сделав щеки и губы почти бескровными. - Сегодня ты воспылаешь к ней любовью и захочешь себе.
   Салем цокнул языком, пригнул голову к одному плечу, потом к другому и снова цокнул. Окинув Тишу долгим и задумчивым взглядом, он посмотрел на ее маленькую, едва обозначившуюся грудь.
   - Не воспылал.
   Это он специально! Какая ему разница, кого он затащит в кровать? Какая им вообще разница?
   - Салем...
   - Ее приставила к тебе бабуля?
   - Салем! - щеки Моры вспыхнули.
   - Прошу прощения... Я хотел сказать госпожа Софора, - такт Салему был несвойственен, он любил бросать в лицо правду, как грязь: - Удивляюсь ее терпению. Она все еще пытается вылепить из тебя, - он окинул Мору быстрым взглядом, - женщину.
   - Из тебя то ее она уже вылепила... может и со мной получится, - ядовито фыркнула Мора, припоминая ему выпады в сторону своих нарядов.
   - Глупая! - лишь заметил он и взял из рук мальчишки стрелу. - Мне жаль тебя.
   - Себя пожалей! - вскрикнула Мора. И зная, где у него болит, ударила в ответ: - Сегодня Эраганг любящий отец, а завтра посчитает тебя обузой. Потому что есть Адам, есть Дадрэйд и Лихан. Тебе не видать власти!
   - Ты права. Я самый младший сын... И, наверное, я жалок, - Салем зло улыбнулся и засыпал порох в мушкет. Его глаза горели неистовым, лихорадочным огнем, когда он целился. Море стало страшно, она тут же пожалела о сказанном и торопливо добавила:
   - Но отец прислушивается к Адаму. А Адам никогда не тронет тебя... Он замечательный брат.
   - Адам, Адам, Адам... - передразнил Салем. - Адам тебя не тронет. Трон один, а нас четверо, а в будущем станет еще больше, - добавил он глухо. - Отец каждый день бороздит просторы между ног очередной наложницы. В его штанах еще полно будущих сыновей и дочерей. Всех его сыновей растят воинами.
   Раздался грохот. У Моры зазвенело в ушах. Она не сразу разглядела куда попал заряд, но кажется точно в центр мишени.
   Холодок разлился по сердцу. Перед глазами Моры возник темноволосый и кареглазый Адам. Стройный и самый красивый из братьев. Представила холодного и раздражительного Дадрэйда, чье имя в детстве никак не могла выговорить. Со временем Диди превратился шахзаде Дадрэйда и отдалился от нее. И этот невыносимый Лихан... Он проводит время за карточным столом чаще, чем за учебными занятиями. Мора взглянула на рыжего демона, что стоял перед ней. Салем тер подбородок и хмуро смотрел вдаль. Мысль потерять их, содрогнула ее - братья ее корни, а она дерево. Подруби их, и она рухнет.
   - Конечно же, это лишь мои страхи, сестра, - неожиданно сказал Салем, заглянув ей в глаза. - Адам займет трон, а мы станем наместниками.
   Мора ему не поверила. Но говорить и думать о смерти братьев невыносимо.
   - Ты мне поможешь? Заберешь служанку? - перевела она разговор.
   - И что мне с ней делать? - поморщился Салем.
   - Делай что хочешь? Какая мне разница? Не хочешь ее, пусть моет горшки. Но в моих покоях ей не жить!
   - В моем гареме тоже. Перисия очень ревнива. Била наложницу статуэткой, пока не сломала переносицу. Девочка была чудо как хороша.
   Мора устало вздохнула. О Перисии она слышала чаще, чем хотелось. А лучше было бы вообще не слышать о ней. Почему она не может испариться! Кануть в подземные реки Тахару?
   - Не понимаю. Ты все время недоволен Перисией, и никак от нее не избавишься. Отошли ее куда-нибудь, чтобы она больше не докучала.
   Салем захохотал, но Мора успела заметить гримасу растерянности.
   - Ей сложно отказать. Она волшебно танцует и поет.
   - Она забила наложницу статуэткой! - возмутилась Мора. - Твою женщину! И тебе все равно?
   - Льву подходят только львицы. Эта девочка не подходила... Можешь предложить ее Адаму, но месяц назад его наложнице подпалили шелковое платье, когда оно было на ней. Если тебе станет чуточку легче, скажу, что он, как правильный и образцовый брат страдал, - Мора судорожно сглотнула и Салем вскинул руки, как будто сдавался: - Хорошо. Я беру твою служанку в гарем. Но назад ты уже скорее всего получишь только ее хладное тело.
   Мора едва ли не оскалила зубы и оглянулась на Тишу. Служанка хлопала коровьими ресницами, глаза уже раскраснелись и тонули за дымкой слез. Еще немного и у нее начнется истерика. Мора развернулась на каблуках и поспешила покинуть стрельбище, ощущая на себе по собачьи обиженный взгляд служанки.
   - Чего стала? - крикнула Мора. - Уже хочешь остаться?
   Тиша просияла и подобрав юбку, последовала за ней.
   - Я так благодарна, госпожа. Так благодарна...
   - Я от тебя все равно избавлюсь.
   Мора вернулась в сад. Воздух здесь сухой, хлесткий и раскаленный, и даже пять фонтанов не спасают от зноя. Ветер дул с запада, с гор мельхов, заметал мраморные дорожки песком, слуги сметали рыжую пыль, которую тут же приносило ветром. Или наполняли кувшины свежей водой и раскладывали под тенью навесов вазы с фруктами. Здесь же, в тени, находились фонтаны - их хрустальные струи под изогнутыми углами падали в каменную чашу.
   Жители Золотой империи клялись утопить Эрганга в этом фонтане.
   Шакал, что поласкает свой хер в фонтане, когда наши дети умирают от жажды! Когда-нибудь он захлебнется или его утопят добрые люди! - такое Мора слышала, когда совершала редкую прогулку по городу.
   И пусть утопят... Пусть!
   Но им не пробраться сюда. Никому не пробраться за стены замка, что такой белый, будто сделан из человеческих костей, ведь стены, что окружают его - непреодолимая преграда. Они высоки и их охраняют лучшие из воинов.
   А снаружи мир похож на термитник. Темные громады домов высились над стенами, заслоняя небо. Множество окон в полумраке зажигались золотыми огнями, и Мора нередко смотрела на них с балкона, представляя звездным небом. Эти гиганты росли друг на друге, как грибы, в несколько слоев.
   Нижний уровень служил опорой для строительства нового. Самый плотно населённый район был так густо застроен, что лучи солнце не достигали нижнего яруса. А чтобы подняться на верхние улицы, нужно преодолеть множество лестниц и мостов, самый короткий путь - это подъем на лифте, дирижабле или махолете.
   Самым большим термитником города Джуна был, конечно же, замок Эффэ - маленький город, в одном здании. И его острые купола буквально пронизывали небо. С его верхних этажей можно разглядеть все четыре яруса и как люди, точно муравьи поднимаются с одного яруса на другой, идут пешком, едут на ящерах, в каретах, на велосипедах, или даже в этих дымных, рычащих коробках, что называются машинами.
   И с ужасом Мора понимала, что не смогла бы выжить за стенами замка.
   Я так много читала, но не знаю, как называется улица через дорогу! Не знаю, где продают хлеб, мясо, как оплатить счета или достать воду... Я даже не знаю, как достать воду в собственном замке. А должна ли я знать?
   Вместе с терзающими вопросами в ней разрасталась горячая потребность увидеть Ирваша. Но Тиша никак не отставала, семенила по пятам, как собачонка. Мора нахмурилась и рухнула на скамью.
   Думай! Не торопись. Не принимай слишком быстрых, поспешных решений.
   - Хочу пить, - сказала Мора. - Принеси. Хочу холодную!
   Тиша вспыхнула энтузиазмом и побежала к ближайшему кувшину, что был обложен тугими мешочками - маршайское изобретение. Внутри этих мешочков гелеобразное вещество - азотот. Когда Мора на уроках Ирваша вскрывала мешочки, он превращался в холодную, леденящую воздух дымку.
   Тиша протянула ей кувшин, улыбка обожания не сходила с ее лица. Мора ощутила укол совести, но позволить своим людям пострадать...
   - Дура! Слишком холодная!
   - Подержите ее немножко на солнце.
   Мора вскинула бровь и плеснула воду под ноги Тише.
   - Я сейчас хочу! Пить хочу! Если ты такая ленивая и бесполезная, иди к госпоже Софоре и скажи об этом. Что от тебя никого толку!
   Тиша подняла на Мору грустный взгляд и прошептала:
   - Я поищу, госпожа. Принесу то, что вам нужно. Простите, что разочаровала вас.
   - О, прости меня. Я такая грубая, - внезапно дружелюбно улыбнулась Мора. - Ступай на кухню, попроси кухарку, она сделает холодный чай. Пусть и тебе сделает.
   Тиша недоверчиво улыбнулась и ее пестрые туфли замелькали по мраморной дорожке. Мора еще посидела на скамье, ожидая, пока служанка скроется из виду и мгновенно поднялась. Подобрав полы юбки, она побежала так быстро, что потеряла туфлю и сбросила вторую. Плитка обжигала босые ноги, волосы растрепались. Мора успела измять и испачкать юбку, пока бежала через сад. Пот катил по спине градом и мокрое платье уже прилипало к телу. Красная и задохнувшаяся от быстрого бега она едва не врезалась в мужчину в длинном, маршайском фраке, он ухватил ее за плечо и остановил.
   - Осторожнее!
   Мора тут же вскинула голову, он был значительнее выше ростом. Темные глаза изучали ее. Мужчина не был стар, но его волосы казались выбеленными или седыми. Они доставали до его плеч, что-то в его внешнем виде или в чуть прищуренных глазах напомнило ей... Змей? Одной рукой он тяжело опирался на трость. И весь его образ от осторожной улыбки до трости был пропитан элегантностью.
   Мора чуть попятилась, как и под взглядом Софоры почувствовав себя неуклюжей замарашкой. Она бы не удивилась узнай, что большую часть дня он тратит на гардероб.
   - Должно быть, слишком рискованно бегать в таком ви... - седовласый споткнулся на слове и, отдернув руку, сделал шаг назад. - Приношу свои самые глубокие извинения, госпожа Мора, - он поклонился. - Я совершил чудовищную ошибку приняв вас за какого-то другого.
   Он показался ей напуганным и смущенным.
   - Не удивительно, во мне не заподозришь дочь Эрганга. Вы...?
   - Магистр ордена двухголовых, мое имя Шерган. Вы должно быть обо мне слышали.
   Мора пыталась дышать тише, но от быстрого бега тело пылало и воздух словно выжгло из легких. В мыслях она уже была в прохладном кабинете учителя.
   - Слышала.
   Люди говорили о нем, как "тот таинственный магистр, что льет реки крови в подвале лаборатории и возглавляет опаснейший орден". Нередко вместе с его именем вспоминали и могущественную чужачку, женщину из далекого мира за морем, что прилетела на крылатых и водоходных машинах из Железного царства, царства машин и металла. Ее шлейф стлался за ней облаком дыма и из сотни механических слуг была ее свита. Не могли люди не говорить и купце Герро, у которого в карманах звенит золото, когда он гуляет по садам своих владений. Тот, у кого хватит денег на все! На весь мир! Но имя Шергана всегда окутывала какая-то страшная тайна, которая якобы хранилась за стенами его лаборатории.
   - И должно быть много лестного, - добавил он, покривив губы в усмешку.
   - Не сомневайтесь. Вы яркая личность, - осторожно заметила она, нетерпеливо переступая на месте.
   - Меня величают великим мясником Золотой империи. Вот такая... она - слава? Может быть. Моя мать была из племени шешу. Говорят, в детстве им затачивают зубы, и они пьют кровь змей. Сколько бы открытий я не сделал, никак не могу отмыться.
   Мать из племени шешу и он никак не может отмыться? Отмыться от родной матери? Последние слова Мора уже не слушала. Она не понимала и не хотела понимать искренен ли он, или это всего лишь вежливая ложь... И зачем прибыл в замок, тоже. Она спешила.
   - Кажется, вы куда-то торопились, - наконец-то заметил Шерган.
   Мора качнула головой, бросила:
   - Рада была познакомиться, магистр.
   И снова побежала, и бежала быстрее прежнего. Оставив магистра за спиной, она не разу не оглянулась.
   Дверь в кабинет учителя тяжела и массивна, ржавая ручка в виде головы кошки смотрела цветными стекляшками. Мора отдышалась, чтобы не пыхтеть, как загнанная лошадь, и потянула за ручку.
   Множество стеллажей с книгами превращали комнату в лабиринт. Мора шла между стеллажами, сворачивая в коридоры из книг, и кончиками пальцев считала корешки. Еще пару дней назад она сама расставила их по алфавиту. Запах ржавчины и химических кислот щекотал нос. Она в-первые за этот день улыбалась. Здесь, в этой комнате прошла большая часть ее детства.
   Мора приостановилась, расслышав шум и голоса.
   - Это проблематично?
   Она узнала этот голос. Тяжелый, металлический и строгий. Голос отца. И непроизвольно сделала пару шагов. Она схватила ртом воздух и не могла пошевелиться от ужаса. Отец сидел за столом и на него падал рыжий отблеск лампы. Худощавый, жилистый, волосы черные, как смоль. Тяжелый, властный подбородок выпирал, придавая лицу суровое и безжалостное выражение. Ее отцу не исполнилось и сорока, а первого сына он зачал в пятнадцать лет.
   Мора стала медленно пятиться.
   - Проблема кроется в деталях, мой господин, - ответил старческий голос учителя. - Насколько вы доверяете этой женщине?
   - Она должна верить, что мы услышали ее и действуем. Без этого ни о каком сотрудничестве она не захочет разговаривать, - он сжал на столе кулаки и перстни засверкали на его пальцах. - Мне нужна вода. Моему народу нужна вода. Ее творениям нужна вода. Я не имею право загонять свой народ в петлю, чтобы поить железных монстров. Но мне нужны эти машины, особенно сейчас, когда недовольство народа начинает закипать. Это сила, с которой считаются! И все же рано или поздно мои поданные придут в мой замок, старик. И потребует крови, рано или поздно жажда выжжет им мозги и даже порох и армия из железа их не напугает. Эта женщина может решить проблему. Ты знаешь ее возможности. Но ее требования невыполнимы! Мы истребили всех скъёров!
   - Всех? - удивился Ирваш. - Нет. Остались единицы. Их еще встречают то там, то здесь.
   Эрганг вздохнул.
   - Займись этим. Мне нужны возможности этой женщины.
   Мора уперлась спиной в лестницу и торопливо взбежала по ступенькам, наружу, под зной. Пульс стучал в висках. Она чуть было не подвела учителя. Испуг отпускал медленно, руки мелко дрожали. Ей было зябко и жарко одновременно. Так глупо... Чуть не попалась! О чем это они там говорили? Зачем им скъёры? Неужели мало тех страшных лет, когда эти жуткие существа уничтожали ее народ одним лишь своим присутствием!
   Мора шла, погруженная в мысли и как будто со стороны чувствовала, что обитатели замка неожиданно пришли в движение, но не осознавала охватившего всех волнения, люди шли в одном направлении, задевая ее плечами и неожиданно она четко расслышала тяжелый и протяжный гул. А расслышав, споткнулась. Этот вой раненного зверя нес лишь одну весть...
   - Наследник... Шахзаде! Адам! - кричали голоса вокруг. - Как это могло произойти? Император будет в ярости!
   - Где отец? Позовите отца!
   - Мора! Это Мора! Не надо ей смотреть!
   - Кто-нибудь найдите отца!
   Воздух загустел и тишина обрушилась, накрыла ее, как темная, холодная вода. Слуги, стража, строители, братья вязли вокруг, как в патоке.
   Мора шла. Приторная сладость персика душила ее. Жадная толпа уже слетелась, как воронье и мешала пройти. Мора протискивалась, прорывалась. На пути возникла бледная Тиша, в ее руках кувшин с чаем, на лице выражение беспомощного ребенка. Служанка не решилась подойти. Софора преградила путь, взглянула большими, остекленевшими глазами и понимание обрушилось на Мору с такой силой, что у нее подогнулись колени. Бабушка поймала ее за локти и прижала к себе, закрыла собой от толпы, что открыто глазела на них, но не могла закрыть от обрушившегося на нее ужаса. Кажется, Мора кричала, кажется, ей что-то говорили. Душная вонь персика на губах и тишина вокруг... Горло ее охрипло и болело.
   Ее не пускали, но она знала, ее мертвый брат лежит на розовом мраморе, среди цветущего персика.
  3. ЧТО ТЫ, ЕБАНА МАТЬ, ТАКОЕ?
   Скар не мог убежать от испепеляющего солнца. Жар пульсировал в мозгу, оглушая и погружая в долгий, кошмарный сон. Скара мотало и бросало в седле, руки и ноги наливались тяжестью. Плечо он забинтовал, но кровь просачивалась сквозь одежду и ручейками сползала по спине и груди. Он думал о дорожной сумке, которая осталась в его хижине. Еда, вода, одежда... Вода! Холодная, обволакивающая пересохший рот спасительной влагой. Скар никогда так не нуждался в воде, как сейчас. А ведь если бы он не был так труслив и неподъёмен, мог оказаться наверху не в таком бедственном положении.
   Я пытался найти причину, чтобы остаться. Чтобы закончить этот долгий бег, эти смутные поиски. Сколько можно искать! Сколько можно пытаться... Я ничего не могу найти! Ничего!
   Жарко...
   Кожа горела на солнце и покрывалась твердой коркой. Губы спеклись и слиплись, во рту было сухо, ни капли слюны, чтобы смочить пересохшее горло. Скар тяжело дышал, ощущая пульс под горлом и как жаркие пальцы солнца сдавливают сердце. Воздуха не хватало, а тот который он вдыхал был полон колючей пыли.
   Трубы заводов впереди, как мираж - таяли и отдалялись. Чем ближе цель, тем меньше у Скара шансов до нее добраться. Может это и есть выход? Именно так... Но, если бы ему позволили выбирать, он бы выбрал не такую страшную смерть.
   Прошел час или два, а его по-прежнему окружала красная и бурая земля, изрытая и ровная, кое-где она вздыбливалась буграми, кучами камней и валунов. Мир искажался в дрожании воздуха, словно переломанное в воде отражение. И нигде ни намека на тень. Ни скалы, ни камня, ни дерева...
   Скар ловил чумной взгляд Холеры и стискивал зубы. Она никогда не выходила на солнце. Скар нашел ее в Крысятнике, в канаве, с переломанными лапами. Сначала хотел съесть, но все же решил выходить. Единственным источником света в течении всей жизни для нее были факелы и фонари. Наверху настоящее пекло. Холера уже глухо сипела, от нее тянуло жаром, как от костра.
   Очередной пузатый бархан, исчерченный мелкой рябью, Скар остановил Холеру ивгляделся в рыжее полотно перед глазами. Бока ящерицы быстро вибрировали, она шумно дышала, словно перегоняла воздух по трубам.
   - Нам нужна тень, Хал. И как можно скорее.
   Скар оглянулся - к ним приближались три фигуры, пыль клубилась за их спинами. Погоня? Скар ударил Холеру в бока, вымещая злость и страх.
   - Давай! Давай!
   Рывок спутал перед глазами Скара небо и землю, он едва удержался в седле. Нет ни тела, ни боли - лишь биение пульса в груди и горле. Летели барханы, мелькали валуны и низкие колючие кустики. Холера взлетала на возвышенность, пыль взрывалась под ее лапами, стлалась клубами. А потом уклон вниз и Холера, словно падала. Каждый раз Скар задерживал дыхание. Еще один рывок, нырок - жив. Еще один... Дыхание Холеры становилось тяжелее и глубже, она уже не так прытко взбегала на барханы, а вскоре и вовсе вздрогнула под Скаром. Он не успел среагировать, перелетел через ее шею. Ощутил удар и песок обжег ему лицо. Скар заскользил с бархана. Руки, ноги, локти... Небо, песок, барханы - все мелькало перед глазами. Шея, Хвост, сдавленный и испуганный писк...
   Холера!
   Падение завершилось так же неожиданно, как началось. Скар тяжело приподнялся и, опустив шейный платок, отхаркнул слюну с песком. Тут же схватился за плечо, от боли хотелось хохотать. Холера слабо пискнула.
   - Сейчас... сейчас...
   Скар пополз на животе к вытянутой на песке туше, по следам за ним расцветали кровавые пятна, и нащупал ее руками. Она горела, жарче песка под ним, просто кипящая лава. Холера лежала на боку, тяжело дыша.
   - Не бросай меня, - прошептал он, руки дрожали, - Сейчас... сейчас. Я что-нибудь придумаю, я вытащу нас...
   Она прикрыли слезящиеся глаза, уложив голову на песок и больше не шевелилась, только бок медленно вздымался под его ладонью.
   Скар хотел ее поднять, когда расслышал голоса. Они настигли их! Догнали! Он попытался встать, но ноги подогнулись под ним и Скар сел на песок. Даже если бы смог уйти... Оставить Холеру неправильно... мысль бросить ее - доставляет боль. Скар обхватил ее за шею и снова попытался сдвинуть. Но она словно скала, даже не шелохнулась. Скар мог закопаться в песок и схорониться, но Холера... Такую редкую животину не оставят без внимания. Они заберут ее. Голоса становились ближе и Скар выхватил шило.
   Голоса раздавались где-то под барханом. Множество голосов, скрип телег и урчание животных.
   Это не...
   Скар пополз бархану, погружаясь коленями и локтями в горячий песок. Уклон уже достиг вершины и побежал вниз, когда обозначились пыльные панцири, показавшись из воздуха как призраки, потом и силуэты ящеров. Даккары - их используют в караванах, чтобы перевозить тяжелые грузы. Даккары тяжелы, великаны способные утащить вес больше своего. Ящеры везли телеги с товаром, а в самом хвосте плелись тени рабов. Сам караван сопровождали наемники.
   Скар выдвинул из-под стеклышка очков скрытую линзу.
   Песок дышал жаром, а солнце раскалилось добела и искажало всё видимое слепящим огнём и дрожанием воздуха. Пряжки нестерпимо сияли, вышибали из глаз слёзы. Замелькали перед глазами, попав в фокус, черные извивы плетей. Они были связаны в косицы и прибиты к древку слепящими клёпками. Железная цепь между ящером и возницей вдруг натянулась, как пуповина. Кольца зазвенели, крючья врезались в пасть, до крови. Ящер пустил розовую пену. Занервничал. Ящер побежал, громыхая телегой - вода расплескалась на песок. Голова в шлеме рогов, сросшихся надо лбом единой костью, моталась по сторонам, летела хлопьями пена.
   - Тпру! Стой, стой, собака! -закричал кто-то, - Погодь, погодь кому сказал!
   Возница вскинул кнут. Плеть обрисовала круг, мелькнула и свистнула, ящер внял безмолвному приказу, сбавил прыть, а потом и во все перешел на привычный шаг. Скар резко перевел фокус на лицо возницы. Лицо крупное и сильное, висок рассечен от удара. Кажется, он был родом из этих земель. А значит уже с младенчества его калило солнце, и ветер обтесывал стать, как некогда каменные глыбы. Скар мог разглядеть, как отвердевают узлами мускулы под темной, как смола кожей. Вот он ухмыльнулся уголком рта и бросил кому-то:
   - Убери это! Или я тебе ее самому в задницу запхну, щепками срать будешь.
   Голос у возницы был неприятный, улыбка паскудной. Наемник подоспевший к телеге убрал рогатину за спину.
   - Напрягите жир, дармоеды! Привала не будет!
   Рядом с возницей сидел мальчишка - смотрящий. Этот явно опасался ящера, но отползти подальше даже не думал, а ведь истекающая пеной пасть, могла спокойно отхватить ногу. Скар понимал почему. Возня может отвлечь и нечто важное ускользнет от глаз, тогда место на телеге займет менее суетливый.
   Уедут! Еще немного и наемники уедут. Скар взглянул на Холеру, на ее медленно опускающийся бок. Он не успел подумать, как уже поднимался, вскинув руки над головой. Капля пота потекла вдоль позвоночника и холодок словно скользнул по стенкам желудка.
   Главарь вскинул руку и караван мгновенно остановился, точно и ждал его приказа. А после зло зыркнул на мальчишку, что сидел рядом, и что-то крикнул ему на незнакомом языке. Видимо, ругал за невнимательность. Мальчишка вжал голову в плечи. Какое-то время вожак молчал, внимательно изучая неожиданную находку.
   - Ты нас задерживаешь.
   - Наемники родом из... - начал было Скар, пытаясь взять ситуацию под контроль.
   - Короче! - рявкнул вожак.
   - Я ранен и мне нужна помощь... - Скар замолчал, когда рот вожака недовольно скривился. На лицах наемников вспыхнули ухмылки.
   Скар сжал раненное плечо и шагнул вперед. Он понимал, как сильно рискует, но по-прежнему возвышался над ними, стоя на бархане, жилистый, худой, каждый мускул на его теле напряжен, как у дикого животного. Наемников было больше сорока человек, все откормленные, крупные и мускулистые. Они ухмылялись и курили, пока вожак вел диалог.
   - Мы не берём попутчиков.
   - Понимаю. И какова цена твоей помощи? - поинтересовался Скар, сильнее сдавливая больное плечо и изучая увесистые клинки на поясе вожака. Острые и свирепые, как клыки зверя.
   - Цена есть. И начнем с первого взноса. Твое имя?
   Вопрос прозвучал так резко, что Скар не успел подготовиться.
   - Скар.
   - Я не уверен, что этот мир станет с тобой лучше, Скар. А вдруг я спасаю какое-нибудь чудовище, что приняло облик человека.
   - Но хуже я его уж точно не сделаю.
   Вожак помолчал, прищурив глаза, и сказал:
   - Как знать. Иногда всего лишь одна единственная песчинка приводит пески в движение, и одна капля яда убивает сотню человек, - Скар зыркнул на него исподлобья. Для обычного наемника он слишком уж красноречив. Вожак снова намекнул, на этот раз более явно: - И откуда я знаю, что моей помощи просит не сам король насгоров, если ты даже не открываешь своего лица?
   - Я понятия не имею кто такие насгоры.
   Вожак вскинул брови.
   - Насгоры - сучьи дети. Те, кто принял неверное решение. Ворюги и убийцы. Некогда они были людьми, а сейчас животные. Твари. Они уже давно нападают на наши караваны... А ты не знаешь? Маршайец? Приблуда с крылатой машины?
   Скар мог лишь радоваться, что они не видят его затравленного взгляда под стеклами очков. Представиться маршайцем определенно лучше, чем никем. Или нет? Десть лет прошло! Может, к маршайцам отношения хуже чем к собакам?
   - Возможно.
   - А ты - болтун. Посвяти меня в свои цели, болтун! Покажи свое лицо! Вот я открыт пред тобой. Мое имя Ашиху Тарк.
   Скар выдохнул через нос, взгляды прошлись по нему, как ожоги, и быстро сдернул платок, надеясь, что этого будет достаточно.
   - Нет, ты не насгор. Слишком бледный, - сказал вожак.
   - Мне нужно в город.
   Ашиху кивнул ему, окинул взглядом своих людей:
   - Какой смысл нам помогать тебе? И ты ранен.
   - Сдохну ли я здесь или на твоей телеге... Тебе то что? Выкинешь меня по дороге, - Скар сглотнул пересохшим горлом и попытался большим вздохом расправить сжимающиеся легкие. - Я заплачу золотом.
   Он по-крысиному сморщил нос, когда на лице вожака сверкнули сквозь бороду зубы.
   - Золото... - Ашиху кивнул на Холеру. - Мимикрон, быстроходка. Она стоит десяток рабов. Как ты не боишься лезть в эти земли с такой редкой красавицей?
   - Быстроходка быстро бегает, - торопливо ответил Скар, каждой клеткой тела ощущая взгляд Ашиху, который блуждал по ящерице. Она по-прежнему лежала неподвижно, белая пена текла из ее пасти. Ей нужна вода! Сколько можно болтать!
   - Арбалетный болт как я вижу вас догнал, - усмехнулся Ашиху и жадно втянул воздух носом, как собака, точно чуял кровь Скара или его отчаянье. - Я довезу тебя и дам в дорогу три тысячи золотом, если ты оставишь ящерицу.
   Скар даже не думал. За деньги нельзя купить то, чего он желает, но можно потерять то, что ценно. Он мог бы соврать им и притвориться, что отдаст, но боялся, что уже не сможет к ней подобраться. Потеря Холеры - серьезный удар. Без нее не найти атриум. Эти земли бесконечны, на ногах их не пересечь. Но атриум самое малое что волновало Скара. Он хотел бежать, оставить этот мир умирать, вместе с ответами на вопросы. А в душе такая апатия. Скар вдруг осознал, что не пошевелился бы, начни мир умирать на его глазах.
   - Она не продается.
   Наемники загоготали. Идея показаться им на глаза показалась еще глупее, чем раньше. Скар сдержал порыв заслонить Холеру собой.
   - Я могу ее забрать, - осклабился Ашиху. - И ты не получишь ничего.
   Скар знал рабов, а наемники в сущности своей были именно рабами. Довольно часто он оказывался в скверных ситуациях. Однажды, его посадили на цепь.
   Эта крохотная искра уверенности, что он может управлять ситуацией, заставила Скара расправить плечи.
   - Если бы ты мог, ты бы уже забрал ее. Если твой хозяин узнает, что ты пролил кровь без приказа, кровь чужака, а ведь он узнает, - На эту речь Скар истратил весь пыл собеседника. Он окинул длинный карван взглядом, намекая, что там наверняка припряталась парочка доброжелателей. Вожак скривил рот от недовольства, но глаза его смеялись.
   - Хорошо. Забирайся в телегу. Но когда мы остановимся, я выгребу все золото из твоих карманов.
   Скар украдкой сглотнул, ощущая, как засохший ручеек крови стягивает кожу между лопаток. Помощь головорезов - не выход, это новая неприятность. Но у него будет время... У них будет время. Он потянул Холеру за повод. Она не поднималась. Вожак свистнул, два наемника тут же взлетели на бархан и подняли ее на руки.
   Главное доехать до населенного пункта, думал Скар, следуя за наемниками, а там он что-нибудь придумает.
   Деньги ему нужны в будущем, их едва хватит чтобы заткнуть эту жадную глотку.
  
   Свистнула плеть главаря и караван пришел в движение.
   Заскрипели телеги, задышали ящеры, вдыхая и выдыхая горячий, раскаленный воздух, словно кузнечные мехи, множество спин рабов поплыли мимо, выдубленные солнцем до черноты. Скар ощущал кислый запах грязного тела, запах жевательного табака и острых специй, горький запах дыма костров, что впитался в войлок и одежду. После Крысятника эти запахи казались уникальными. Скар уже забыл сколько разных ароматов обитает вокруг, что даже пыль имеет свой запах и никак не мог надышаться, насмотреться, наслушаться. Слушал топот людей и животных, и как люди причмокивают спекшимися губами. Смотрел на пряжки, на металлические скобы и обручи на бочках, что зажигались множеством солнц, и бело-огненными спицами вонзались в глаза. Скару не помогали даже очки-консервы.
   Он положил ладонь на бок Холеры, горячий и скользкий от пота. Она устала и больна. Нет... Холера крепкая и сильная, она выживет.
   Должна...
   Скар расправил ее перепончатые уши и бережно сдул прилипший песок. Холера никогда не лежит больной, она выводит его из себя, выгрызает его нервные клетки, она вихрь, что вздымает пыль столбом в его мрачной пещере. Как это случилось? Почему она лежит без движения? Скар глубоко вздохнул, пытаясь погасить это щемящее сердце чувство. Хотелось сломать что-нибудь - так паршиво ему было лишь в тот день, когда дед закрыл ворота общины перед ним, а сбитые кулаки, которыми он молотил в них, долго горели. Поверить, что дед оставил его в чужеродном мире, бросил одного, потому что так нужно... Так нужно! Уже прошло более двухсот лет, а Скар так и не понял "зачем это было нужно". Он был так мал, всего пять лет, так беспомощен и глубоко обижен. Двести лет упрямых поисков общины. И Скар находил ее, но она всегда ускользала и оставляла, словно тающие на зное, камни. Он гнался за ней, прыгая из одного мира в другой, углублялся в пещеры и кратеры, карабкался на скалы и смотрел на миры с высоты птичьего полета.
   Нигде... Она существует нигде.
   Может старый хрен, который звался его дедом, уже давно кормит червей? А если однажды, они все же свидятся, Скар приготовил для него несколько часов отчаянья - быть закопанным в песок по шею, пока кровь не сварится в живом теле.
   Он не переставал гладить Холеру, когда кухарь, что сидел рядом на телеге, скосил взгляд на его пальцы. Подергивание тела импульсами пробежало через руки и голову. Паника. Скар убрал руку и потянул рукава выше запястья. Он пытался вытиснуть дрожь, но не мог это контролировать. Человек слишком близко. Он чувствует запах мусорных трущоб и видит, что Скар иной. Не правильный.
   - Лучше хер свой изучи под лупой, - зло бросил Скар.
   Кухарь недовольно шлепнул губами и уставился в звенящие от езды котелки.
   Скара это удовлетворило. Люди не любили его, а он людей. Взаимное чувство, которое чаще облегчало ему жизнь, чем осложняло. Они всегда желали быть от него как можно дальше.
   - Твоя ящерица больна? - спросил женский голос.
   Скар обернулся. Девица ехала у края телеги на стройной и узкомордой ящерке. Кожа ящерицы золотилась на солнце, как и ореховая радужка глаз. Мощные задние лапы говорили о том, что перед ним беголап. Скар залюбовался животным и только после рассмотрел девицу. Темная коса падала на грудь. Кожа золотисто-песочная, как сухари с медом. Узкий разрез глаз и янтарная радужка выдавали в ней кровь племени шешу. Именно так оно называлось, насколько помнил Скар. В мире, что давно разучился верить в волшебство и магию, еще не забыли каким грязными ритуалами это племя сопровождало молитвы богам.
   Единственная женщина среди наемников... Скар нахмурился. Что-то ему это напоминало. В Крысятнике много говорили о ней. Амазарка? Женщина наемников? Она принадлежит всем и никому. Они могут брать ее в жены на одну ночь. Скар слышал подобное в харчевнях, и давно упростил пафосную часть легенды: Амазарка бесплатная шлюха, которая всегда в команде. Чужаки не имеют право видеть ее, а тем более разговаривать. Женщина-тайна. Видимо поэтому увидеть амазарку мечтают многие мужчины, даже ценой жизни, а увидел ее тот, кто не способен восхититься ее красотой. Наверное, это и есть несправедливость.
   Скар быстро оглянулся на Ашиху. Главаря занимала лишь дорога. Если это амазарка то... Скар тихо выдохнул. Он угодил к ташарам. К наемникам, что рубят головы людям ради удовольствия. Только у них в отряде есть женщина, которую они пользуют по очереди.
   - А ты разговорчив, - усмехнулась она. - Я пялюсь, таращусь... Крики на меня! У тебя это так хорошо получилось недавно.
   Скар промолчал, становясь хмурым и мрачным. Если он заговорит с ней, ему вполне могут срубить голову без предупреждения. К тому же он впервые видел женщину, на которой так мало одежды. Даже шлюхи одевались скромнее, а Скар их видел предостаточно. Ее крепкие бедра сдавливали бока ящерицы, а оголенные живот покрывали татуировки. Грудь, едва прикрытая рваной рубахой, чуть подпрыгивала при езде. К бедру девицы крепились фляжка, плеть и кортик. Женщины и без этого вызывали в нем недоверие и острую враждебность. А от этой девицы, что не боится так оголяться в мире, где закон убивает женщин за наготу, разило опасностью. Он даже отодвинулся от нее, словно это не он, а она одета в лохмотья и воняет, как мусорная свалка.
   - Ты знаешь кто я... Верно? - она наклонила голову набок и окинула его медленным взглядом, будто изучала дохлую собака на обочине. - Где твоя любезность? Я же женщина. Или может я слишком... голая женщина?
   Она откинула голову и звонко захохотала. Скар недовольно насупился. Промолчал. Девица удивленно вскинула брови и прикусила губу.
   - Что с тобой не так? - бросила она с раздражением.
   - Оставь его в покое! - крикнул вожак.
   - Возможно, я хотела поздороваться, Ашиху.
   - Держу пари этот оборванец никогда не видел красивых женских сисек. Шей... - сказал наемник с черным платком на шее, голос у него исказился от яда: -Покажи ему, как это выглядит! Ты ведь хотела перед ним покрасоваться. Раздевайся!
   Скар посмотрел на наемника и покривился от брезгливости. Ни ему, ни Шей не хотелось, чтобы она что-то показывала по двум причинам: ей этого не хочется, а ему не интересно. Амазарка чуть замедлила ящерку и покорно подняла руки к воротнику рубахи, но неожиданно остановилась, столкнувшись с желтыми стеклами очков-консервов. Она не видела взгляда, не видела лица... И тень страха обозначилась на ее скривившихся губах.
   - Этот тип меня пугает... Он похож на грязную крысу, я не буду оголяться перед ним!
   Скар насупился и втянул голову в плечи. Он осознал ее фразу, как оскорбление, покатал внутри головы и так, и эдак. Никаких эмоций... Я похож на грязную крысу. Я действительно на нее похож. И тут же выкинул, словно бессмысленную вещь.
   - О моя прекрасная воительница, неужели в тебе заговорила робость? - захохотал наемник. - Я жду.
   - Шерин ничего не станет показывать, Зевгар, - сказал Ашиху. И взгляд Шерин смягчился и потеплел, когда она посмотрела на его широкую спину, а подбородок приподнялся. Зевгар поиграл желваками на щеках и, с темным и злым лицом, сосредоточился на дороге.
   Солнце садилось и спины даккаров на фоне угасающего неба выглядели, как горы, медленно плывущие к алеющему горизонту. Не зря их называли плавунами пустыни. Плывут, и правда, плывут. Но слишком медленно... Скар пытался лоскутом от рубахи поверх куртки перевязать плечо. Ташары кидали на него вопросительные и насмешливые взгляды. Мол, гляди, дурачок какой! Куртку снять не может?
   Неожиданно один из черпачей повалился на песок, схватился за сапог Шерин и, сдирая блестящие пряжки, стал падать. Глаза мальчишки смотрели слепо, кривились полопавшиеся, белые губы, лицо было землистого цвета.
   - Пить, госпожа!
   Амазарка вскинула кнут. Черная плеть змеей взвилась в воздух, ужалила мальчишку в лицо. Кровь оросила пыль, сапог и бок быстроходки. Мальчишка не закричал, только молча повалился на песок. Скар смотрел исподлобья за происходящим, затаив под шейным платком ядовитую ухмылку. Такие дорогие сапоги? Чем они так дороги, женщина?
   Шерин снова занесла плеть.
   - Госпожа! Постойте! - кухарь буквально свесился с телеги, пытаясь поймать извив. - Госпожа! Не убивайте... Не...
   Плеть хлестнула его по пальцам, он вскрикнул и отскочил. Шерин досадливо тряхнула волосами, поймав на себе взгляд Ашиху. Узко прищурившись, его темные глаза горели, как оникс. Блестели, искрились, недобро, очень не добро. Надзиратель спрыгнул с телеги и подхватил мальчишку.
   - Дай ему воды! - крикнул Ашиху.
   - Не жилец он, господин. Не жилец... Только места занимать. Но пускай, да... А легонький, одни костяги.
   Шерин облизнула губы, поглядывая как надзиратель прикладывает к губам мальчишки бурдючок, вода потекла по щекам, но раб не пошевелился. Надзиратель пощупал его тонкую, цыплячью шею и отрицательно покачал головой.
   - Отдай пустыне, - сдался Ашиху. - Воды рабам! Напоите моих рабов... Если я довезу товар, но не довезу рабов, будут сплошные убытки... Скар, ты еще жив?
   - Жив... - после некоторой паузы ответил он, не понимая отчего ему уделили столько заботы. Тем временем надзиратель перерезал горло мальчишке и тело раба скинули с телеги. Скоро солнце высушит его, а животные обглодают до костей. Ничего не должно пропадать.
   - А ящерица?
   - Жива.
   Ашиху одним взглядом отдал надзирателю приказ и Скару в руки упала холодная фляжка. Он задрожал от нетерпения, жадно вцепился в нее и, разжав Холере пасть, стал вливать между узким языком и небом. Она вяло проглотила немного, но сделала попытку пошевелиться, чтобы не пролить ни капли воды. Это было хорошо. Скар сдержал подкатывающий к горлу всхлип облегчения.
   - Ящерица так дорого тебе досталась? - спросил Ашиху.
   Скар сомкнул зубы и посмотрел сквозь очки исподлобья. Вожак поглядел на Холеру уголками глаз, словно приценивался. Это пахнет скверно. Ноздри Скара задрожали, он чуял угрозу, и она была небеспочвенной. Чуть пододвинулся и заслонил собой. Он знал насколько высока ее цена. Выше чем Ашиху может себе представить. Выше чем Скар сам мог себе представить до сегодняшнего дня. Ашиху хмыкнул и обратился к надзирателю:
   - Поедем к колодцу... Шерин?
   - Да.
   - У тебя есть вода?
   - Да.
   - Хорошо.
   Скар провел ладонью по лицу, прогоняя сковавшее его лицо напряжение, и наконец-то сделал пару глотков. К колодцу. Скверно. Значит им придется заночевать в пустыне? Плечо болело. Гадски болело. Но выбора у него не было.
   - О моя Шэй, моя прекрасная Шэй! Моя неповторимая Шэй! - снова раздался голос наемника с платком на шее. Он хлестнул даккара, чтобы догнать ее. Зверюга заурчала, ударила хвостом, подняла облако пыли. Ехавший следом возница, разразился бранью.
   - У меня песок даже в носу! Шлюхин выблядок!
   - Рот закрой, Браз, - наемник сверкнул зубами в черной бороде, черные косы трепал ветер. Не так много, как у Ашиху... Каждая заплетенная коса, чья-то смерть, но тоже достаточно чтобы смотреть так, как смотрел Зевгар. Огромная, облаченная в корону рогов голова поравнялась с телегой Скара. Амазарку заметно бросило в дрожь. Даккар открывал рот, кровь стекала по черному языку, между клыков, вместе с пеной, капала в песок. Серебристо-черную кожу покрывал чудовищный слой пыли, глаза туманно блестели. Только боги знали, что на уме у этих громадин. Дакарры восхищали Скара. Они живут столетиями и похожи на вековые деревья, что взирают на мир, пока ветра времени уносят его по крупинке.
   - Ты можешь закончить очень паршиво, если будешь так себя вести, девка. Ашиху, пусть души предков присмотрят за ним, не любит, когда кто-то портит слуг без разрешения. Пора бы запомнить. - Шерин не ответила, Зевгар слегка пригнул голову к плечу до хруста в шее, помолчал, спросил: - Откуда эта цацка?
   Шерин продолжала молчать. Только взглянула на яшму в оправе белых лепестков на груди, неосознанно прикрыла рукой.
   - Браз!
   - Что? - краснокирпичное лицо ташара повернулось на голос.
   - Откуда у нашей девки эта блестящая хрень?
   Тот ухмыльнулся, показал подбородком вперед на спину Ашиху. Зевгар неприятно скривил губы.
   - Я подарил брошь, - сказал вожак, но не повернулся. - Она подходила к ее глазам. Красивая брошь для прекрасной женщины.
   - Я бы не подарил, - пробурчал вполголоса Зэвгар, обращаясь к Шерин. - В порту девки вроде тебя отдаются за кусок хлеба.
   - А щенки вроде тебя, отскребают плевки с пола, - ответила она.
   Тонкая плеть свистнула, но амазарка успела. Черная нить опоясала ее запястье, соединив на мгновение ее с Зевгарем, как цепь. Он паскудно улыбнулся.
   Раздался преувеличенно вежливый голос другого наемника:
   - Я был бы рад, если бы хоть одно единое мгновение ты был бы чуточку сносен, капельку мил, и малость добр к ней, сукин сын... Она не только твоя женщина.
   - Иди к Тохару, большая ящерица! - крикнул Зевгар, дернув за кнут, так что Шерин вскрикнула. - Сегодня моя очередь. Как только наступит твоя, свернешься клубочком у ног, и пусть эта девка чешет...
   - Заткнись! - она дернула руку, едва не вырвав кнут.
   - О сколько яда! Сколько огня, моя Шей!
   - Шшш! - Шерин раздраженно вскинула правую руку, а левую положила на кортик. - Если не хочешь получить то, что я берегу для другого, ради Нэмы заткнись, Зэвгар!
   - Твоя богиня ничего не значит для меня.
   - Это ты ничего не значишь для моей богини.
   - Сегодня моя очередь... Подчиняйся!
   - Днем я принадлежу только себе! Только себе днем, сейчас, - повторила Шерин.
   - Хорошо, девка. Но ночью многое поменяется. Верно? - он захохотал, и погнал даккара вперед. Шерин снова задрожала, но заметив взгляд Скара, зло тряхнула косой, буквально растрепав ее, и пришпорила ящерицу.
   Ашиху не правил, он полулежал на козлах, смежив веки. Но даккар покорно шел. Смотрящий сидел сгорбившись, смотрел слезящимися глазами вдаль, не отпуская поручней. Кулаки с обветренной и обгоревшей на солнце кожей стискивали их.
   - Шерин, - Ашиху не посмотрел на нее, но точно знал, что это она. - Ты знаешь, сколько стоит раб?
   - Он испортил мою вещь!
   - Она дороже моего раба? - спросил Ашиху.
   - Ты не понимаешь!
   - Действительно, не понимаю.
   - Я купила ее.
   - Ты купила ее. И что это объясняет?
   Шерин промолчала. Ашиху вздохнул, лицо ничего не выражало. Он закрыл глаза.
   - Слишком жарко для разговоров. Возвращайся на свое место. Здесь небезопасно.
   - Ашиху, ты устал? - она накрыла рукой рубец на запястье. - Альк научил меня правильному массажу.
   - Не сомневаюсь, - сказал Ашиху и замолчал. Зевгар ухмыльнулся и кивнул кому-то. Скар видел, как точно заговорщики переглянулись еще двое внушительных ташаров, видимо, старшин. И взглянул на Шерин со странной смесью злости и апатии. Какое ему дело до того, что с ней делают эти головорезы?
   - И что это за гримаса? - спросила она.
   - Я устал от твоей болтовни, - резко ответил Ашиху.
   - Ах, моя болтовня... А я думала, кто-то тебя расстроил. Я до сих пор не слышу ответ. Так мне прийти к тебе... когда приедем, Ашиху?
   Она так унижается. Скар брезгливо сморщил нос. Эта женщина злила его.
   - Нет, - ответил он.
   - Она напрашивается, так будто в Джуне нельзя найти шлюх, - сказал за спиной кому-то Зевгар, потом громко: - Мой господин, эта женщина невыносима. Только прикажи, и я уведу ее.
   Ашиху чуть дернул бровью, хмуро взглянул на дорогу.
   - Я ведь тоже могу выбирать? - в ее голосе зазвучал вызов.
   - Можешь, - разрешил Ашиху.
   - А я могу выбрать тебя?
   Ашиху внимательно посмотрел на нее, его лицо снова ничего не выражало, он промолчал.
   Шерин облизала губы и сказала:
   - А еще меня нужно заново переплести.
   - Я заплету тебя заново. Когда приедем.
   - Я бы не отказалась от горячей ванны. С тобой.
   - Мой господин, - заволновался Зевгар. - Ты обещал ее мне!
   Ашиху промолчал, о чем-то думая, потер подбородок.
   - Видишь, я обещал. А обещания нарушать нельзя. Ну что за гримаса, моя красавица? Тебя кто-то расстроил? - Он как-то странно усмехнулся.
   - Это солнце... - голос Шерин прозвучал пришибленно. Она вскинула подбородок, позволив ветру подхватить волосы и резко ударила бедрами.
   - Хо, пошла! Пошла!
   - Шерин, вернись! - крикнул Ашиху.
   - Хо! Хо! Пошла! Быстрее, быстрее!
   - Шерин!
   Скар не помнил отчего так переполошился Ашиху. Бежит и пусть бежит! Но через мгновение услышал крик смотрящего и мгновенно подскочил в телеге:
   - Пираты! Пираты! Прямо на пути... И за теми барханами...!
   Прямо на Шерин неслись всадники, словно только ее и ждали. Около семи навстречу, два десятка обходили караван с тыла. На лице Ашиху отразился животный ужас, когда он смотрел на ее далекую фигурку, окруженную врагами. Она развернула плеть, и выхватила метательные ножи с пояска на талии, веером зажимая их пальцами.
   - Дура! - крикнул Зэвгар.
   Скар выхватил из-за пояса шило и потянулся за пледом, но накинул на Холеру почему-то мешок. Плед остался лежать на месте. Скар потянулся за киркой, что лежала на мешках с мукой, но схватил опахало. Все падало из рук. Скар приподнялся на телеге, едва не сделав стойку, как песчаная крыса. Он впервые оказался в такой переделке, привык лишь к убийствам из укрытия, исподтишка, со спины, но не к мясорубке.
   Ашиху осадил даккара, спрыгнул с телеги и засвистел. Стрелки вскинули арбалеты, зажужжали механические катапульты на спинах ящеров. Заряженное острыми, железными штырями, оружие ощетинилось навстречу врагу. К вожаку подлетел резвый беголап, раздувая ноздри. Следом старшины побросали даккаров и оседлали беголапов. Скар низко пригнулся, прижимаясь к боку Холеры. Если караван падет, он не надеялся выжить. Последний кого оставят в живых - это он. За него не дадут выкуп и проблем с его содержанием достаточно.
   - Шерин! - крикнул Ашиху. - Зевгар, верни мне ее! Ни один волос с суки не...! Убью!
   Зевгар на беголапе кинулся в назревающую бурю, следом старшины. Их охватила одна ярость на всех. Мелькнули одержимые кровью глаза и сжатые челюсти. Их женщина в беде. Не было звуков боя и развевающих стягов, только глухой топот по песку, как марш. Крики и вопли резко взорвали воздух. Насгоры окружали караван и Скар чувствовал, как удавка сжимает горло. Он спрыгнул с телеги и потащил Холеру за повод. Плечо зверски болело.
   Тем временем навстречу ташарам из тучи рыжей пыли уже вылетели, видимо, насгоры. Темные, дубленные солнцем лица, как старая кожа ботинок, за спиной развеваются синие, пузырящиеся на ветру плащи. В их руках мечи, копья, изогнутые ятаганы и дубинки. Орали все: рабы, ташары, пираты. Словно крик мог оглушить врагов и запугать. Скару тоже хотелось кричать, вопить во все горло, чтобы не потерять себя в этом безумие, но он лишь пригнулся ниже, затаскивая Холеру под телегу. Она жалобно взвизгивала, как ребенок, и перебирала лапами. Устроившись под телегой, Скар снова прижался к Холере, обретя мнимое укрытие, и смотрел сквозь линзы очков, сквозь клубы рыжей пыли за тем, как тенями мелькают чьи-то силуэты и кровь брызжет на песок. Острие шила слегка дрожало в его онемевшей руке.
   Смерть страшна и ужасна. Он не хотел с ней встречаться. Но почти каждый день встречался именно с ней... Пират налетел на Шерин, расставив руки с клинками, как крылья, и пошатнулся. В его лбу сверкнул красным гранатом, брошенный Зэвгаром, кинжал. Второго насгора снял арбалет.
   - Хо! - Шерин развернула беголапа и у вернулась от летящего вскользь клинка. Отбежала на метр и бросила кинжал. Лезвие вошло в шею нападавшего, лопнули во рту кровавые пузыри.
   - Аррр! - вскрикнула Шерин, лезвие рассекло плечо, кто-то подобрался сзади. Насгор обошел ее, тесня подальше от каравана. Шерин стегнула кнутом, метила в насгора, а попала по ногам его ящера. Он вел себя уверенно и уже почти справился с нервным животным. Плеть петлей упала на шею нападающего, за плечом показалась голова Зэвгара, рот его искривился, на шее выступили вены, он душил насгора перебросив петлю через плечо и стягивая того с ящера. Насгор захрипел, светло-голубые глаза закатились. Шерин ударила плетью приблизившегося слева к Зевгару.
   Пираты взяли внезапностью, но напали не на легкую добычу. Кому-то распороли живот и сизые кишки поползли в пыль, пузырясь слизью. Тяжёлый от пыли воздух наполнился запахом крови. Арбалетные стрелы свистели над телегой, заставляя Скара вжимать Холеру в землю, пробивали дерево, обсыпали его песком и щепками. Волновались, хрипели животные и рабы, пытаясь разомкнуть ряд. Надзиратели стягивали их линию цепями и рогатинами. Даккаров не трогали, слишком дороги и ценны были гиганты, но рабы один за другим падали в пыль. Мальчишки раскричались и расплакались, и как бы ташары не защищали свое имущество арбалетные болты чаще били в цель. Ашиху уже потерял беголапа, и сражался, размахивая двумя мечами. Красные от крови лезвия мелькали с поражающей Скара быстротой и ловкостью. Грация дикого кота. Этот здоровяк двигался, как акробат из труппы трюкачей.
   - Я дракон этих земель! - ревел Ашиху.
   Через мгновение Скар увидел Шерин на песке, ее взгляд, одуревший от боли метался по окружившим ее людям. Кто-то схватил ее за косу и затащил на ящера. Скар нахмурился. Они не убили ее! Они хотели ее украсть! Пираты пришли не за водой, не за рабами, а за ней.
   Шерин сопротивлялась, окровавленная, с диким взглядом, выкручивала себе руки в тисках чужих пальцев, но пыталась вырваться. А освободив одну из рук, мгновенно приподнялась, взглянула в лицо насгора, и вцепилась в него как кошка, погружая пальцы в глаза. Он заорал, Шерин тоже. Пальцы вошли в мягкую плоть, глазные яблоки брызнули, потекла кровь. Послышался щелчок спущенной пружины, и через мгновение грудь носгара пробил наконечник копья. Его сдернуло с ящера и орущего, безглазого поволокло по песку. Ашиху сидел, вскинув руку. Цепь медленно вползала на ворот с зубцами, механизм жужжал, втягивая ее, и щелкал.
   И тут Скар ощутил, что телегу тряхнуло. Пират откололся от общей схватки и буквально рухнул на нее. В просвете мелькнули лапы ящера, а потом Скар увидел и наездника. Он не думал, он никогда не думал. Промедление слишком дорого обходится. Если бы он хоть раз засомневался, то был бы уже давно мертв.
   Выпрыгнул из-под телеги, молниеносно и кровожадно накинулся на пирата. Тот еще не успел прийти в себя после падения, и Скар прижал его коленом к земле. Насгор на вид оказался совсем мальчишкой, с еще покрытым пушком лицом. Его глаза и рот распахнулись от ужаса. Скар ударил. И бил шилом в горло, пока насгор не захрипел.
   Широкими шагами насгор в красной повязке уже бежал на помощь юнцу. Скар вскочил на ноги и запрыгнул на телегу, собравшись в одну натянутую пружину.
   - Мразь! Уебок!
   Насгор махнул на него мечом и Скар вскарабкался выше, не выпуская шило из руки. Проворный, худой и легкий, он был неуловим. Острие пыталось ужалить, Скар следил за его быстрыми уколами и выпадами, зная, что, если меч хоть раз его достанет, все будет кончено. Насгор наступал и уже порывался взобраться на телегу. А вокруг схватка уже кончилась, Скар видел, что ташары просто наблюдают за его попыткой спастись. Никто не попытался ему помочь. Он уже привык. И не ждал помощи.
   Скар спрыгнул с другого края и присел на корточки, пытаясь спрятаться под телегой. Насгор мгновенно отреагировал, пригнулся к земле, надеясь вытянуть этого уебка из-под нее. Скар тут же вскочил наверх, следом на спину пирата, с трудом ухватился раненной рукой за шею. Шило сверкнуло в его руке, и острая игла несколько раз ударила в шею. Пират ревел, пытаясь стряхнуть его со спины, как букашку, но Скар раз за разом опускал шило, пока крик не превратился в бульканье. Насгор рухнул на песок.
   Скар тяжело дышал. Ноги дрожали, как у пьяного, рубаха стала липкой от пота, а руки от крови. Вокруг лежали умирающие ящеры и люди: ташары, рабы, насгоры. Раненные стонали и кричали. Скар отер шило об одежду и убрал за пояс. Ашиху смотрел на него с каким-то мрачным презрением. Мужчины не дерутся, как крысы, читалось в его сжатых губах.
   Шерин шла к каравану, одна, без ящерицы, рядом ехал Зэвгар.Его лицо было застывшей маской, волосы слиплись от крови. Амазарка сжимала плечо, сквозь разорванные лохмотья одежды сочилась кровь. К ней подбежал молодой наемник, обхватил за талию и помог идти. Ашиху удостоил лишь краем глаза плененных пиратов, молодой наемник вдруг замер, но вожак властно поманил рукой и юноше ничего не оставалось, как подвести Шерин.
   Молодой наемник вышел вперед и заслонил Шерин.
   - Пшел, щенок! - Зевгар ударил его по ушам. Юноша упал на колени, оросив песок кровью из носа. Шерин стояла неподвижно, по-прежнему сжимая плечо. Ашиху несколько мгновений смотрел на нее, а потом с размаху влепил пощечину. Скар не ожидал и вздрогнул. Такой сильный был удар, что казалось, ее голова сейчас отскочит или лопнет, как перезревший плод. Амазарка рухнула на песок и не предприняла никакой попытки подняться.
   - В телегу эту... Перевязать. Умыть.
   Ашиху поиграл желваками на щеках и, перешагнув через Шерин, пошел вдоль каравана, оценивать размеры ущерба. Скар бросив взгляд по сторонам, ногой подтолкнул труп насгора поближе к телеге. Через мгновение из-под телеги послышался хруст и причмокивание и Скар облегченно выдохнул.
  
   К колодцам они добирались уже по темноте. Ашиху и старшины высадили пленников перед костром и шумно обсуждали, их дальнейшую судьбу. Скар выжидал момент. Сейчас о нем не вспомнят. Надо бежать. Ему нечем платить за их гостеприимство. Шерин лежала у борта телеги, ее тошнило, щека была толще подушки. Молодой наемник прижимал к ее лицу холодную фляжку.
   - Ты не должен был вставать за меня, - шептала она.
   - Шэй... Ты этого не заслужила.
   - Дурак! Они убьют тебя! Ты не старшина, ты не имеешь право... Не касайся меня!
   - Я хотел...
   - Убери это, - она ударила его по руке. - Пошел вон.
   Наемник широко открыл глаза, глотая воздух, как рыба, но не ушел.
   - Как она? - спросил один из старшин, взбираясь на телегу. - Очнулась?
   - Все в порядке. На мне все заживает, как на шлюхе, Киану, - усмехнулась Шерин. Он склонился и нежно погладил ее по здоровой щеке. Скар хмыкнул, хотелось закурить и желательно что-то тяжелее табака. Это был долгий день, а впереди долгая ночь.
   Шерин тяжко вздохнула, явно сдерживая рыдания и спросила:
   - Он зол на меня?
   - Да. Он зол на тебя, детка. Держи, - он протянул ей фляжку. - Сам настаивал.
   - О! - Шерин жадно хватила фляжку, села, высоко задрав юбку, отбросила липнувшие к потному лицу волосы, и отвернула пробку. Глотнула, тут же зажала рот рукой и закашляла.
   - Хорошо?
   - Хорошо. Аж горит все. Люблю тебя, здоровяк, - просипела она.
   Воздух от присутствия Киану стал каким-то липким. Самое время взять Холеру и покинуть их компанию, но Скар наблюдал. Когда еще ему позволят увидеть такую женщину в деле? Гладкое тело, роскошные волосы, приятный цвет кожи... Здоровая и сильная самка. Кто-то может заполучить такую. А ему достаются только старые шлюхи.
   Он похож на грязную крысу. Такая не пойдет с ним.
   Но если бы ей сейчас дали выбор, была бы Шерин так же покорна?
   Что есть у этого ташара? Власть над ней. У них есть власть над ней. Она бы легла и с Зэвгаром.
   Власть... Как много можно себе позволить, обладая властью?
   Здоровяк дохнул в ее лицо дымом, наклонился, Шерин приняла из его рта самокрутку. Молодой наемник резко поднялся и отошел. Она обхватила Киану за шею, буквально повисла на его огромных плечах, затягиваясь дымом. Он снова потрепал ее по щеке, поцеловал в уголок губ, слизывая дым. Зэвгар стоял у костра, пил из горла, и смотрел на них. Ашиху не смотрел, но Скар видел его темное лицо и блестящие от гнева глаза.
   Но зачем? Зачем они это делают? Одна на всех... Зачем?
   Воздух потрескивает от ревности и злости. У всех на виду. Скар напрягся, он понимал, что сейчас произойдет. Шерин села на колени Киану, устроившись на его груди, как на крепости, рука здоровяка легла на бедро, и задрала юбку еще выше, коснулась внутренней стороны бедра, другая залезла под одежду.
   - А Зэвгар... - удивилась Шерин.
   Скар по-крысиному сморщил нос, осознавая правоту своих мыслей. Киану широко раздул ноздри, взглянул на нее темными глазами, ухмыльнулся.
   - Он проигрался мне.
   - А ты что поставил?
   - Своего ящера.
   - А если бы проиграл?
   - Я бы не проиграл.
   Он поцеловал ее в грудь, касаясь кожи бородой и подмял под себя. Шерин лежала, раздвинув ноги, ожидая пока он справиться с одеждой и смотрела на Скара, высасывая дым из сигареты. Ее губы кривила насмешка. Киану накрыл ее своим огромным телом, и телега под Скаром начала скрипеть и шататься. Теперь Шерин занимала лишь одно, закусив губы, кажется, больше от боли, чем от удовольствия, он содрогалась от удара могучих бедер. Теперь смотрели все, даже пленники. Самое время бежать.
   Скар наконец-то ожил, отодвинулся от происходящего и, потянув Холеру, перебрался через борт. Она шагнула и споткнулась. Рано... Надо было дать ей окрепнуть.
   Что-то пошло не так... Скар медленно оглянулся, сообразив, что внезапно стоны Шерин стихли. Все смотрели на него. Он вскочил в седло и ударил пятками. Ашиху Тарк уже был на ящерице. Холера честно попыталась бежать. Кнут свистнул... Рубанул жгучей болью между лопаток и Скар кубарем рухнул в песок.
   Ташары тут же подхватили его под руки и подняли, оставив стоять на коленях. С него сдернули очки и капюшон, отбросив церемония. Холера подняла гребень и зашипела, на окруживших ее ташаров. Один с криком отскочил от нее, кровь из его разорванного бедра орошала песок. Два других навалились на нее сзади, накинули петлю и стянули челюсть.
   Скар зло замычал сквозь зубы, видя, как Холера беспомощно опустилась в пыль.
   Ашиху подъехал на ящерице, поглядывая сверху вниз, улыбаясь уголком рта. Нет, он не улыбался. Это был шрам навсегда оставивший на лице выражение никогда не исчезающей, кривоватой улыбки.
   - Ну вот, как я и обещал, все твое - мое... Ты мало похож на того, кто отдает долги. Скорее на того, кто бьет в спину тех, кто оказал услугу. Я лишь ждал, когда же ты дашь мне повод тебя скрути... Ох, ты ж ебанный ты... Тихо! - заорал Ашиху. - Свет! Суньте ему в лицо факел... Тупой скот! Свети на лицо, а не выжигай глаза!
   Скар дернулся от приближающего пламени. Ашиху громко выдохнул. Все молчали. Скар показал зубы в оскале и снова попытался отползти от света.
   И вожак спросил то, что мучило всех, кто смог разглядеть Скара:
   - И что ты, ебана мать, такое?
  4. ДВУХГОЛОВЫЙ
   Зрачок и радужка, точно утонули в капле молока, но глаз двигался, мелькал белым пятном в полумраке, за прутьями клетки.
   "Катаракта, вне всяких сомнений" - решил Шерган, расстегивая пуговицу ворота.
   В его кабинете, не таком душном, как лаборатория, лежала пухлая, потрепанная книга - редкая гадость: "Трактат о глазных недугах". В прошлом он увлекался медициной, но сейчас - нет. Фанатичная любовь к науке сгорела в болезненном жаре людей, чьи тела иссушила Моровая смерть. Знания оказались бессильны, лекарства бесполезны... Но Шерган продолжал лечить, пока не слег сам.
   Он заглянул во второй глаз - от приближающегося огонька зажженной щепки зрачок сузился. Шерган не удивился, то что перед ним человек, он понял, как только шагнул в лабораторию. Подопытная сидела сгорбившись, руки и лицо исчертили морщины, но черных, как смоль волос не коснулась седина. Ей не больше тридцати, догадался Шерган. Кому, как ни ему не знать, что признаки старости это еще не показатель возраста, его волосы тоже поседели не от прожитых лет.
   - Где вы ее взяли? - спросил он, и поднес щепку к фитилю лампады. Фитиль фыркнул, искры поползли вверх, в колбу наполненную горючим газом, вспышка осветила лабораторию. Свет растекся по каменному полу, продырявил, свисающую с потолка паутину и вогнал мрак в огромные клетки.
   У дверей лаборатории несли караул Двухголовые псы - проще сказать, убийцы на службе ордена. Ученики Шергана, к коим был обращен вопрос, не приближались ни к убийцам, ни к клеткам. Эти домашние мальчики, сыновья знатных господ, знали острые кинжалы Двухголовых псов, могут внезапно впиться в шею, как зубы. Они стояли в углу, неосознанно прикрывая спину печью для плавления. Нити паутины тянулись от ее дверей и заслонок к полу и покрывали полки. В белом коконе покоились пробирки, сосуды, перегонные кубы и другой бесполезный хлам. Все нужное Шерган носил с собой.
   - В районе неприкасаемых, - пояснил испытуемый Энджи, сын правителя маленького графства, и по-щенячьи прищурился, сцепив на брюшке пухлые пальцы.
   - Она такаматка, - опередил вопросы Шерган, ученики промолчали, только ограничились быстрыми взглядами между собой, как условными сигналами. Обладательница катаракты действительно была из рода такамат, из тех, кто первым вторгся в земли скъёров, и первым дали им бой. Из тех, кто правил Золотой империей. Но даже рожденные под звездой такамат проживали в нищенских районах, как эта женщина - осадок на дне общества, к тому же недостойный того, чтобы его отскребали. - Как можно не узнать в человеке человека?
   - Простите.
   - Зрачки реагируют на свет, кожа обожжена, и к тому же женщина... Да, она выглядит паршиво. Но она такаматка.
   - Вы же сказали: чепуха, женщины скъёров существуют! Мы хотели найти... Мы думали, вы обрадуетесь.
   - Вы меня слушаете, но не слышите, - Шерган поджег об светильник палочку, и опустил в изящную, курительную трубку. Пыхнул, запахло табаком.- Я говорил, они живут уединено.
   - Почему они не живут со своими женщинами? - спросил двенадцатилетний Арак.
   - Не знаю.
   - Но глаза...
   - Катаракта, - он снова вдохнул горький дым, выпустил из ноздрей, нетерпеливо постукивая пальцами мундштук.
   - А ведь я говорил вам! - едва оформившейся голос Огренга петушиным фальцетом царапнул слух. Шерган поднял руку, ученики переглянулись, потупили взгляды. А женщина расплылась в глуповатой улыбке, верхних зубов у нее не было, нижних... нижних тоже. Бродяжка, да еще и проститутка. О чем они только думали?
   - Госпофин офень, офень асиф, - она говорила с трудом, плевалась, язык мелькал между зубов. Шерган не разобрал ни слова, чуть приподнял бровь. - Фто нуфно молофому госпофину? Мофет это? - ее красная, обожженная рука поползла меж толстых ляжек, нищенка заулыбалась. Шерган остался глух и мрачен, она перестала улыбаться, глотнула воздух, будто ее поймали за горло. - Фо дальфе?
   Что дальше? Над вопросом Шерган размышлял не долго.
   Она свидетель. Ненужный свидетель.
   Плотно прижав платок к лицу, Шерган склонился к прутьям клетки. Вонь и вид женщины не пугали его, какой лекарь не видел подобного? Только может, придворный врач, но и тому когда-то приходилось практиковаться в общинах. Она могла быть заразна, а вдохнуть заразу для Шергана, сейчас, было равносильно смерти. Его голос был так же сух и невыразителен, как и он сам:
   - Мне очень жаль... Но ты не подходишь.
   - Фто?
   - Выпей это. - Шерган вытащил из широкого рукава мантии флакончик. Маленький пузырек, наполненный кроваво-красной настойкой, будто кто-то залил внутрь тары расплавленный огонь.
   - Шо эфо?
   - Лекарство.
   - Мне не нуфно.
   - Выпей, - повторил Шерган, в его спокойном и невыразительном голосе, зазвучали требовательные нотки.
   - Нет.
   - Выпей! - крикнул он.
   Нищенка от неожиданности ударилась спиной о стену, прутья клетки загудели, скрипнул металл о кожу, убийцы из братства вооружились кинжалами. Шерган недовольно прищурился.
   - Ну, же... Это совершенно не больно. Но будет больно, если не выпьешь... Ты же понимаешь?
   Сквозь прутья клетки просунулась рука, похожая на обезьянью лапу и проворно схватила пузырек.
   - Я умру? - спросила нищенка, облизывая пересохшие губы.
   - Конечно же, нет, - ответил Шерган, ласково улыбаясь. - Это лекарство от твоих несчастий.
   Она улыбнулась, жалко и вымученно. Умирать всегда страшно, даже если и жить, кажется, не зачем, и глотнула. А потом раздался нечеловеческий крик. Шерган соврал, это было больно, очень больно. Она тряслась, щеки ввалились, кровавая пена пошла из рта.
   Шерган отвернулся. Все было неправильно. Каждое мгновение его нынешней жизни обманывало все, к чему он стремился раньше.Тем временем в лаборатории стало тихо, только гудел огонь в газовой лампе. Шерган так и не повернулся, но кто-то шагнул к нему, вынуждая Шергана поднять взгляд.
   - Шер. Она мертва, - Гаррт Кроу смотрел на него прозрачно-синими глазами скъёра, с седой сеточкой изморози внутри радужки, и даже зрачки были расширены. Нет, он не подходит, слишком много человеческого намешено в нем и слишком ничтожен шанс успеха, чтобы терять такого ценного помощника.
   В этот момент в двери лаборатории постучали, и громкий голос сказал:
   - Ее высочество импересса Ривена ... эээ...
   - Констанрина дочь императрицы Лисель... - подсказал Шерган в закрытую дверь, прижав зубами трубку.
   - Да, - за дверью откашлялись. - Она ждет встречи.
   - Как обычно... - Шерган посмотрел на свои руки, сжал кулаки.
   - Смерть неизбежна. Жизнь уже борьба... Но боль и потери окупит победа. Наша победа, - сказал Гаррт.
   - Что?
   - Это цитата из какой-то глупой книжонки, - он пожал плечами.
   Ты запомнил цитату, но не запомнил название книги, Гаррт Кроу.
   - Победа? - Шерган вытащил трубку изо рта и пустил дым в глаза Гаррта. В них кипела жизнь и молодость, это раздражало. Пес не отвернулся. Хищный разлет черных бровей, чуть раскосые глаза, резкие черты лица и тонкие губы, которые постоянно кривила то ли гримаса, то ли усмешка. - Когда ты видишь свое отражение, Гаррт, о чем ты думаешь? Ты можешь сказать спасибо такамату за победу? Она искупила твою боль?
   - Свою боль я искуплю сам, - Гаррт опустил голову, прожигая исподлобья взглядом прозрачно-синих глаз. - А отражением я доволен.
   -Понимаю, - сказал Шерган, громко и тяжело закашлял в плотно прижатый платок.
   - Шер! - забеспокоился Гаррт.
   - Ужасная вонь....
   - Господин... - снова обратились из-за двери
   - Что еще?!
   - Герро снова напоминает вам о своем предложение касательно Эрганга...
   Шерган помолчал, сосредоточенно разглядывая ступеньки под ногами, и тщательно вытирая платком рот.
   - Ты был у них сегодня утром?
   - Да, мой господин.
   - Как настроение в замке Эффэ? - теперь Шерган попытался вытереть платком пыль с сапог.
   - Эрганг в ярости, рвет и мечет. Адам был его гордостью. Братья подозревают и обвиняют друг друга. Никто так и не понял, что произошло. Исчез целый город и часть... принца Адама. Осталась половина шахзаде.
   Холодок скользнул вдоль спины.
   - Исчез город? Половина? Кто-то разрубил принца на куски и разворовал город?
   За дверью стало тихо на некоторое время.
   - Нет, мой господин. Половина исчезла. Город исчез. Его нет... нет домов, нет людей... Ничего нет.
   - О...? - Шерган скорбно осмотрел платок, запачканный грязью и кровью. - Наверное, оползень или подземные воды размыли грунт... Но как могла исчезнуть половина шахзаде? - магистр мучительно скривил рот, обдумывая услышанное, но сдался: - Оно и к лучшему. Он был проблемой. Серьезной проблемой... Что-то еще?
   - Шахриде Мора слегла.
   -Адам и Мора дети Розалии?
   - Да.
   - Родной брат, - мрачно сказал Шерган. - Должно быть, ей тяжко. А жаль... У нас нет времени... К тому же, я не умею ухаживать.
   - Вы слишком категоричны к себе, мой господин.
   Шерган вздохнул, помолчал и нащупал у столика свою трость.
   - Избавься от тела, Гаррт.
   - Как обычно.
  
   В зале для особых гостей пахло курительными травами. Шерган прошел сквозь шелковый лабиринт, ощущая горький дым. Им пропахла башня. Травы жгли, чтобы уничтожать заразу, но иногда Шергану казалось он быстрее отравится этим душным, приторным зловонием, чем подцепить то, что его наконец-то убьет. Он устал, слишком устал для всего этого. За окнами снова тарахтят машины. То королевство каким он его помнил, больше не существовало. Машины захватили все. Огромные дышащие дымом, рычащие, щелкающие, гремящие... Шумные, ужасно шумные и неповоротливые. Раньше работу делали ящеры, теперь они работают вместе с жуткими махинами, и сами едва ли отличаются от них, их тела похоронены под множеством механизмов начиная от плотным очков-баночек для защиты глаз и заканчивая алебардными установками.
   Отодвинув полупрозрачный занавес, Шерган оказался в огромной зале. Имперэсса Ривена сидела на наброшенных на пол мягких подушечках, у ее ног восседали фаворитки. Первое что бросилось в глаза изящный, черный мундштук в пальцах Ривены. Это она заразила его курением. Курящая женщина удивляла Шергана, но скоро, узнав об оздоровительных свойствах курения, он решился попробовать. Это действительно помогало, но только расслабиться, после его забивал жуткий кашель.
   Молодые девушки были прекрасны, имперессу же назвать красавицей было трудно. Но широкое, скуластое лицо и большие глаза в тени ресниц, окруженные черной подводкой давали приятное глазу сочетание. Но в свой гарем Шерган бы ее не пригласил, правда, туда она и сама не пойдет. Импересса маршайцев явно не страдала без внимания поклонников. В ее мире все по-другому. Мужчины бьются за женщин на дуэлях, поднимают за них бокалы, и ценят как редкий цветок. Потому они такие жеманные, капризные и наглые, как дети.
   - Магистр Шер, - она приподнялась с подушек. От нее пахло табаком. Она так не похожа на других маршайских леди. Леди одевались в душные платья, корсеты, шляпки, с множеством кружевных рюшек и буквально варились заживо. Ривена носила штаны и простую рубаху с черным корсажем, серебряные шнурки стягивали его впереди. Выглядело она странно, но эффектно.
   Импересса протянула руку для поцелуя, поверх белых перчаток сверкнули перстни. Манеры этой женщины раздражали, Шерган не понимал, почему должен целовать ей руку... ведь она женщина. Но это был чужой этикет, чужой ему мир, с чужими правилами. И ему приходилось принимать их.
   Он быстро склонился, прижался губами, и быстро отстранился.
   - Я счастлив, видеть вас, госпожа. Вы как всегда прекрасны и очаровательны, - наверное, он сказал это слишком сухо. Хранитель библиотек давал ему пару уроков, как ведут себя мужчины маршайской империи, но это было слишком утомительно. Впрочем, она все равно засияла. Или умело изобразила это сияние. С ней он никогда ни в чем не был уверен.
   - Ой, не льстите... Не льстите мне. Я же просила вас... О боже, вы такой упрямец. Лучше налейте мне этого напитка... забыла, как называется, и давайте поговорим о наших маленьких тайнах.
   - Он называется дайлин. Ледяной поцелуй, госпожа.
   - Очаровательно. Как раз к месту.
   Шерган сделал вид, что не понял намека. Она наблюдала, как он наполняет бокалы. Напиток белый, как молоко, плескался в бокалы, от него пахло приторной сладостью. Фаворитки обмахивались веерами, в груди вздымались в тесных корсетах, дамы были близки к обмороку. В это мгновение в зал вбежала самая младшая жена Миа - кареглазая, высокая, окутанная шелком. Шерган скривил губы. Жены послали ее посмотреть на женщин из империи, зная, что он не накажет любимицу. Она увидела разодетых, накрашенных женщин, овеянных дымом курительных трав и застыла.
   - Муж мой, - женщина склонила голову. - Я прошу прощение... Я хотела принести вам холодного молока, думала вы один. - Она выставила вперед кувшин, будто защищалась им.
   - Уйди, Миа.
   - А молоко?
   - Нам не нужно.
   - Простите, - она поклонилась, спиной попятилась в двери и исчезла в шелковом лабиринте. Шерган усмехнулся. Эти женщина живут в своем мире, где каждая другая оставшаяся наедине с мужем потенциальная соперница. Если бы они все знали, как он устал.
   - Ваши жены все как на подбор юны и очаровательны, - то ли пожаловалась, то ли похвалила Ривена Констанрина.
   - Юность мимолетна, госпожа. Красота недолговечна. Душа же...
   - О, не стоит этого, Шер. Я так устала от пышных фраз. Так хочется. Ах, ну вам лучше не знать... - она улыбнулась яркими губами, тряхнула серьгами. Шер? Скрепя зубами он простил ей эту фамильярность. Она будто почувствовала его напряжение: - Я же могу вас называть просто Шер? - и не дождавшись ответа, взмахнула веером, разгоняя облако дыма. - Давайте, лучше выпьем.
   Они выпили. Имперэсса села на подушки, а Шерган напротив. Перед ним стояло блюдо с яблоками, он взял одно. Голова немного кружилась от слабости. Он не спал и не ел уже трое суток, только пил и хрустел яблоками, как горный козел. Мужчина должен питаться, мужчина у которого нет здоровья, должен питаться еще лучше.
   Импересса тоже взяла яблоко, фаворитки конфеты - финики в сладком сиропе, в наступившей тишине послышался хруст.
   - Простите, наверное, это не лучшее угощение для столь знатных дев...
   - Девам нравится, - улыбнулась импересса. Он понял, что сказал не по этикету, и безразлично откусил кусок. Шерган прожевал его, вкуса пищи он не чувствовал уже давно. Игра во взгляды затягивалась, они понимали, что беседа неизбежна. Такие дела решаются один на один, при задернутых шторах, и в окружение только самых проверенных лиц. Эти лицами были женщины. Шерган никогда не вел такие важные дела с женщинами и чувствовал себя неуверенно.
   - Я могу вас попросить? - Ривена сухо улыбнулась.
   Шерган кивнул, добавил:
   - Все зависит от того насколько просьба выполнима.
   Она кивнула, вдохнула дым.
   - Я слышала, раньше в ваших землях обитал один древний народ. Но слухи настолько фантастичные, что кажутся сказочными. Они действительно существовали?
   - О ком вы говорите?
   - А разве кроме скъёров были другие народы, о которых можно было бы сказать подобное?
   - Наши земли хранят очень много тайн и легенд, госпожа. И многие из них действительно правда. Скъёры существовали, существуют... И многие их загадки до сих пор бередят души желающих знать слишком много. Вот только что из всего, что мы знаем о них правда, этого не знает никто.
   - Как жаль. Насколько я знаю, прошло не так много времени? Какая-то сотня лет. О, мне бы так хотелось взглянуть хоть на одного из тех времен, когда они были великими и могущественными. Я уже просила этого злюку Эрганга... Но у него горе. Ах, бедный мальчик!
   Кого она назвала бедным мальчиком - Эрганга или почившего принца - для Шергана осталось загадкой. Он улыбнулся. Ему тоже хотелось взглянуть на скъёра.
   - Увы... Мы сделали слишком много, чтобы избавится от них. Но...я постараюсь ради вас сделать все что смогу.
   И ради себя.
   - Это чудесно. Но время идет, и я думаю, нужно начать, - импересса покрутила бокал, фаворитки выглядели застывшими статуэтками. - Ах, не обращайте внимание на них, Шер. Они не знают, вашего языка, - сказала Ривена, заметив взгляд Шергана. - Если бы не этикет, женщина не должна быть наедине с мужчиной, я бы предпочла беседу с глазу на глаз... Ну вы понимаете, я не хочу, чтобы обо мне судачили и чесали языками. Хотя право, слухи о нас мне бы польстили.
   - Вы удивительная женщина, госпожа. Хотелось бы знать, об успехах нашей с вами затеи.
   Она взглянула из-под полуопущенных ресниц, двумя пальцами вытащила из сумочки у талии свернутую в рулончик бумагу, перевязанную изящным бантом, и через стол протянула его. Шерган молча взял. Распустил бант, чуть приоткрыл, скользнул взглядом по именам, и, свернув, поднес к алому язычку свечи. Записка вспыхнула.
   А после взял со стола нож и покрутил в руке.
   - Если одну сторону ножа смазать ядом, можно убить своего врага и остаться жить, - Шерган разрезал ломтик дыни и протянул половину имперессе. Она облизнула губы и рассмеялась.
   - Вы же не станете меня травить, Шер.
   - Яд - оружие женщины.
   - Не только яд, - импересса взяла половинку. - И не только женщины.
   - Я не утверждал обратное.
   Она улыбнулась, на щеках обозначились ямочки, осторожно откусила кусочек, вдумчиво пожевала.
   - Откройте секрет. Где в этих засушливых песках, вы выращиваете такое чудное лакомство?
   - Дыня не любит влагу. Я увлекаюсь... садоводством.
   - Вы очень странный человек, Шер. При вашем состоянии...
   - Даже при моем состоянии не стоит сидеть на месте и молить богов, лучше заняться делом.
   - Ах, да... Дело осталось за вами. Вы готовы пойти нам на встречу.
   - Мы с вами уже встретились.
   - Я не о том... Положение Эрганга очень шаткое. Вам же доверяют, вы имеете больше влияние на знать Такамайского царства. Люди почитают Триедина, вы для них... как бы у нас выразились... святой.
   - Святой?
   - Вроде идола.
   Шерган кивнул.
   - Я понимаю. Но вы преувеличиваете любовь народа ко мне. Я для них вроде кровожадного идола.
   - Вы как спрут, оплели своей религией и своим... ммм... орденом все Такамайское царство. Не многие бы похвастались тем, что имеют своих людей в самых знатных Домах.
   - Простите, как кто?
   - Спрут. У него большая голова и много длинных рук. Он способен потопить корабль, если как следует ухватиться, - она поправила складки рубахи и взмахнула веером. - Я все про вас знаю.
   - Хорошо.
   - Мы могли бы наладить торговлю, дать людям образование, культуру... Вы понимаете? Ваш народ живет в жутком неведенье, мир за морем другой. Это печально, что народ Серого континента не хочет принимать ничего нового и так цепляется за свои ушедшие в века ценности. Вы же умный мужчина, Шер. Вы должны понимать, как важно стране и людям развиваться. Двигаться в сторону прогресса.
   А вам так важно развивать и двигать? Неужели того что вы сделали еще недостаточно... Он не верил ни одному ее слову, но улыбнулся, и сказал:
   - Ваша помощь бесценна.
   - Я видела в каких жутких условиях растут здесь дети... Мое материнское сердце обливается кровью. А вода... Вы убиваете за воду, когда в моем мире она не стоит и медяка.
   - Я вас понимаю... Все к тому и шло. Но чтобы мы ни сделали, народ не поймет. Вы же знаете, когда народ недоволен, начинаются перевороты и революции. А чаще всего это заканчивается сбором важных голов в одну корзину. Мы же не хотим, чтобы ваша или моя голова оказались в корзине.
   - Не хотим... Вы ведь из рода такамат? - задумчиво протянула Ривена.
   Шерган улыбнулся.
   - Во мне течет кровь дикарей шешу, госпожа. Помимо такамайской.
   - Вы так легко признаетесь в том...
   - Все и так это знают.
   - И что вы предлагаете?
   Шерган снова улыбнулся, он знал, что его идея придется по вкусу Ривене Констанрине. И не ошибся.
  5. КЛЕТКА ЗАКРЫВАЕТСЯ
   Замок Эффэ дребезжал, словно рассыпающийся термитник. Цокали по каменному полу туфли слуг, скрежетали подъемники, шуршали тяжелые и бархатные ткани: пологи и портьеры срывали и чистили, на пол стлали новые ковры. Узоры на них - произведение искусства, вышитое золотой нитью. Пахло чесноком и перцем. Горьким запахом успокоительных трав, крепких настоек и лекарственных капель тянуло с комнат наложниц, что дополнялся тонким и едва уловимым ароматом ладана. Жены отца расставляли небольшие ароматические лампы на окна и тумбы, как символ скорби.
   Замок утопал в суете и трауре.
   Разве помпезность сможет что-то исправить? Ничего уже не исправить. Даже если брата зароют, как собаку - он не встанет, не проклянет тех, кто его так унизил. Мора оплевала бы его тело, если бы знала, что после он поднимется, чтобы ее поколотить.
   Она лежала остекленевшая, в грязной сорочке, моргая, под тиканье настенных часов и смотрела в угол. Ее механическая поделка - кукла восседала на груде мокрых полотенец, среди кувшинов и лоханок. Голова разбита от сильного удара и заботливо склеена Тишей, но глаза запали и покрылись трещинами. Она все равно, что ослепла. По полу разбросаны платья и сорочки. Служанки пытались обтереть шахриде, поменять ее сорочку, но едва кто-то прикасался к Море, как она издавала душераздирающие вопли. И служанки исчезали, оставалась лишь Тиша. Мора открывала глаза, видя ее серое, потухшее лицо и закрывала, запечатлев ее скорбно поджатые губы.
   - Поели бы... - иногда просила она тихим голоском.
   Поели бы?
   Мора не чувствовала голода, не чувствовала ничего, кроме тяжести в груди, а воздуха едва хватало, чтобы дышать. Поели... Мора закусывала подушку и выла, как животное. Ей словно снился кошмар, от которого никак не проснуться.
   Маму казнили, когда Море едва исполнилось пять лет. Адам говорил: мама уезжает в страну, за морем, где люди счастливы, а после плакал как мальчишка. Мора знала, он лжет - их мама мертва. Что такое смерть понять в пять лет - она не могла, но животный ужас переполнял сердце. Не существовать, исчезнуть... Разве такое возможно? Где же мама будет, если не здесь? Тогда она еще не понимала, что если смерть забирает, то уже навсегда.
   Они были одинокими и брошенными в этом огромном замке, когда за стенами лилась кровь их матери. Никто не пришел проведать дочь и сына приговорённой. Не пришла даже Софора. Адам обещал Море защищать ее, даже от отца. И это была очередная ложь! Он бросил ее, ушел в земли, где все люди счастливы. Оставил ее погибать с этой соленой скорбью в сердце.
   Это она должна была защитить его!
   Если бы Мора только знала, как уязвимо окажется то, что давало ей силу.
   В этом мире не осталось ничего, что давало бы ей силу... Даже молитвы бесполезны. Триедин. Единый в трех ликах, идол, которому молились все, кто так или иначе принадлежал роду такамат. Тот, кто всегда был глух к ее мольбам. Она просила Триедина вернуть ей маму. Сначала на совсем, потом хотя бы на пару лет, потом на день, на час... Последней ее просьбой было вернуть брату ноги. Его чудесные, длинные ноги! Зачем кому-то его ноги... А Адаму они нужны, чтобы бегать там, где он сейчас...
   Пришла Софора, одетая в черное, лицо закрыто черной вуалью, принесла траурное платье и запах ладана. Ее слова звучали словно сквозь воду.
   - Будет суд, Мора. Отец приговорит к смерти тех, кто был с Адамом в походе.
   - Судить? - Мора прошептала одними губами, внутри нее один лишь лед. - Они его убили?
   - Они не защитили его.
   Шахридэ пошевелилась, заворочался бесформенный комок одеяла на постели. Сначала показались голова, вокруг словно ореол спутанные и засаленные кудри. И лицо, на котором жили лишь одни глаза - яркая искра недоумения и недоверия сделала их черными.
   - Отца тоже будут судить? Он отправил на смерть моего брата. Испытывал, проверял, подкидывала новые и новые задания... Неужели мой брат не доказал ему давным-давно, что достоин быть наследником? Разве нет, бабушка?
   - Мое дитя, - Софора протянула руку и шахридэ свернулась в комок, как злющая кошка - еще немного и прижмет уши, показав клыки. И рука бабушки упала. - Ты винишь его, но послушай меня - твой отец... потерял сына.
   - Он потерял наследника. У него есть еще. У него всего помногу. Жен, сыновей, слуг, дворцов. Он может казнить каждый год по несколько. Пока не закончатся.
   Софора выдохнула так тяжко, словно что-то внутри нее надломилось.
   - Похороны сегодня. В фамильном склепе.
   Мора промолчала, и бабушка вышла, прикрыв дверь.
   Шахзадэ осталась. Неподвижная и безжизненная. Смотрела на стену и срасталась с часами. Тиканье просачивалось в тело липким ужасом, вонзалось в сердце стрелками и каждая минута уходила с кровью. Мора поджала ноги и закусила одеяло: слезы бежали из ее глаз, как из лопнувшего сосуда.
   В покои вошла Тиша. Она ходила бесшумно, взлетали сорочки, грязные полотенца, точно души умерших, и падали в бельевую корзину.
   - Госпожа, вам нужно одеться, - робко заметила служанка. - Вас ждут в склепе.
   Мора промолчала.
   - Оденьтесь и поешьте. Я не думаю, что шахзадэ Адам хотел бы забрать вас с собой.
   Этого Мора стерпеть не могла и прикрикнула:
   - Не говори о моем брате! Не говори о том, чего не знаешь!
   - А я знаю! - вырвалось у служанки, но она тут же побледнела и, опустив голову, занялась грязным бельем. Мора оперлась на локоть и посмотрела на Тишу.
   - Что знаешь?
   Служанка нервно теребила платье.
   - Знаю, что мы не желаем боли тем, кого любим. Не желаем, чтобы они мучились из-за нас.
   - Как мало ты знаешь, - сказала Мора и снова опустилась на подушки. - Ты бы хотела, чтобы после смерти близкие забыли тебя?
   - У меня нет близких.
   Мора приоткрыла рот и закрыла, Тиша снова занялась уборкой.
   В дверь постучали, и служанка поспешила открыть. Покои мгновенно наполнил запах табака и солода. Сквозь муть в глазах обозначилась высокая и долговязая фигура Лихана. Его обескровленные солнцем волосы прилипали к голове, лицо сухое, отекшее и мятое, точно глина, истерзанная неумелыми руками художника. Весь он такой, склеенный и слепленный, как попало. Он слегка пошатывался. Следом вошел Салем, как всегда высокий, сильный и рыжий, в черном вельветовом костюме, на поясе мушкет, и подпер стену: его рыжие волосы горели, как факел.
   - Ты еще не собиралась? - удивился Салем, но взглянув на Мору, обратился к служанке. - Она вот так лежит и не встает?
   Тиша склонила голову, затеребила складки на платье.
   - Да, господин. Хоть бы поела... ни кусочка не проглотила. Я так боюсь, а вдруг и она...
   Лихан в два шага оказался возле постели и сжал ладони Моры так, что ей стала больно. Запах перегара вытеснил запах ладана, а хриплый, надтреснутый голос заглушил шорохи из коридора и тиканье часов.
   - Моя бедная сестричка. Это я должен был умереть... Этакое пьяное ничтожество. Посмешище... Жалкое посмешище. Бей меня, Мора! Бей! Это я...это я... должен был. И отец так сказал... так сказал... лучше бы я... Да, я должен был. Не он. Это не справедливо.
   Мора не верила, и верила. Отец мог... Когда она пришла спросить: за что он убил маму, Эрганг Величайший едва не разбил ей нос дверью.
   - Я никого не хочу видеть! Не хочу слышать! Убирайтесь! - кричал он из-за двери и слезы щипали ее щеки.
   Она задрожала, затряслись ее губы и подбородок. Все смешалось, обида на отца, смерть Адама и эти слова... Согласилась бы она, хотела бы она того же, чтобы в фамильном склепе лежал не Адам, а Лихан? Согласилась. Отвернулась от него, шепча:
   - Зачем он так? Как он может так?
   Как я могу? Они оба мои братья... Она ненавидела и презирала себя за эти мысли, в ответ горячо сжимая руки Лихана. Она помнила его веселым и сообразительным мальчиком, что держался с подданными отца, как взрослый и пускал ящера по степи быстрокрылой птицей, но тень Адама всегда затмевала его таланты, и он нашел себя в харчевнях и притонах. Мора знала, как сокрушался и болел сердцем ее старший брат - позволить Лихану пасть, так низко.
   - Глупая сестричка, - Лихан уже рыдал. Жалость и отвращение теснились в ее душе. - Глупенькая девочка! Лучше бы нам всем умереть. Теперь ничего не станет лучше. Он мог изменить все!.. Слышала, как он говорил, как думал? Слово, что не скажет, все в душу, к сердцу. Любил я его. Один он был у меня... А теперь что? Кругом тьма и звери. Никто нам не поможет!
   Салем скривил рот и бросил со злостью в голосе:
   - Ты ее уже всю заплевал. Оставь ее в покое! Ты мог хотя бы сегодня не пить!
   - Я жалкий, жалкий...
   - Ничтожество! - Салем толкнул его ногой и Лихан упал на ковер, продолжая заливаться пьяными слезами, и бормотать что-то бессвязное. Эта картина подбросила Мору с кровати. Дрожь и слабость мгновенно наполнили тело. Комната слегка покачивалась и вращалась, Мора с трудом справилась с ватными ногами и встала между братьями.
   - Салем, как же ты можешь! Хватит! Мы все что у нас осталось. Не будь так жесток, он не такой сильный, как ты и Адам.
   Он отвернулся и Мора обошла его, чтобы увидеть, то чего Салем стыдился. Стыдился того, что не такой сильный, что щеки мокрые от слез. Мора приняла его скорбь, буквально чувствуя каждой клеточкой тела, как сердце становится тяжелее, будто земля притягивала ее к себе. Наследники отца, всего лишь мальчишки, потерявшие веру и опору в лице старшего брата. Он был их идолом, тем, за кем они шли, в тайне ощущая облегчение, что страной править не им. Теперь все сложно и запутано. Кому выпадет это бремя?
   Следующим по линии престолонаследия был Лихан. И от его дрожащей и сгорбленной спины веяло отчаянием. Мора содрогнулась от ужаса, прочитав ответ в глазах Салема.
   - Ему не позволят занять трон, - догадалась она, холодный ужас стиснул ее сердце.- Кто?
   - Кто угодно, - ответил Салем. - Отец, Датрейт, двухголовые, люди наделенные амбициями и жаждой. Кто угодно, - повторил он. - Они захотят посадить Датрейта. И если однажды это случится, мы с тобой - следующие, сестра.
   Когда не останется ни одного престолонаследника по мужской линии, власть должна перейти в руки Моры. Неужели она угроза, которая может пожелать власти? А значит смерти братьям. Какой-то бред! Мора не хотела связываться с политикой, а сейчас, когда Адам был мертв - плевать она хотела, кто сядет на трон, лишь бы никто больше не пострадал.
   - Мы должны поговорить с Датрейтом.
   - Ох, - Салем выдохнул и вдруг разозлился. - Ты глупа! Неужели ты до сих пор не поняла, что Датрейт уже видит себя на престоле. Думаю, нам придется кричать очень громко, чтобы он очнулся от этого сна. Датрейт нам не союзник!
   - Если мы согласимся отдать ему трон, не претендовать, она же не станет убивать нас за бездействие? - она помолчала, заметив снисходительную и жалостливую улыбку Салема, но все же продолжила, ощущая себя глупо и неуверенно: - Лихан может просто отказаться. К тому же отец жив и возможно переживет нас всех.
   Салем вздрогнул, посерел лицом:
   - Не при мне! - крикнул он. - Не смей так говорить, словно желаешь ему смерти!
   - Конечно, твоя-то мать жива!
   - Моя мать не касалась грязной политики, она предпочла быть женщиной, а не мясником и интриганкой. И не пыталась отравить нашего отца!
   Эти слова упали в нее и свернулись, как яйцо в горячей воде, и остались плавать, не касаясь сознания. Мама была концентрацией нежности, теплоты и уюта. Море не могла поверить, что кто-то может говорить о ней так...
   - Ты все выдумал! Или ее враги! Или отец!
   Салем отрицательно качнул головой, по его лицу прошла волна досады.
   - Отец любил ее, а она тварь!..
   Мора не дала ему договорить, огрела пощечиной. Тиша придушенно пискнула, а Лихан затих. Салем побагровел от гнева - женщина подняла руку на мужчину, какое неуважение! - но вдруг смягчился.
   - Прости, она просто была иной и боролась за иные ценности. А он... твой отец, и он так раздавлен смертью Адама, что не замечает какими голодными глазами смотрит его третий наследник.
   - Ты меня пугаешь!
   - Я не пугаю, я говорю, готовься... к переменам. И моли богов, чтобы они не несли смерть за смертью, сестра.
   Неожиданно он поцеловал ее в лоб, чего никогда не делал. От Салема она не ждала теплоты, их отношения ограничивались лишь перепелками, которыми с возрастом становились лишь больнее и агрессивнее. Он не Адам... Он Салем. Рыжий демон. И он ее брат по крови отца.
   - Будь на похоронах сегодня. Не дай нашим врагам повод ликовать, думая, что ты сломлена.
   Мора смотрела упавшим взглядом, зная, что сломлена и опустошена. Но даже Лихан смотрел с надеждой, словно ждал от нее чего-то. От девчонки, что выказывала неуважение отцу, законам и традициям каждым своим поступком. Прийти на похороны - увидеть мертвого Адама и осознать, что он уже никогда не вернется. Прийти, чтобы сказать всем - я здесь, рядом с ним. И ничто не помешает мне быть с братом в эту минуту.
   Мора кивнула, хотя больше всего на свете хотела умереть.
  
  ***
  
  
   Зал тонул в дыму благовоний, утопал в полумраке за черной вуалью.
   Фамильный склеп уступал по величине и величию замку Эффэ - три этажа вверх и два под землей, гладкие, покрытые росписями и позолотой стены, более никаких излишеств, и все же сердце замирало, когда Мора переступала порог склепа, но сегодня она вошла в него с тянущей болью в сердце.
   В зале для прощания уже собрались люди. Свет растекался по лавкам, престолу, чашам для даров и трем скрещенным полумесяцам на стенах. Такой кулон Мора носила в цепочке, как и многие верующие в Триедина. Высокий потолок пестрел изображениями существа с тремя головами: одна голова - женская, символизировала прощение, мужская - кару и голова старика - мудрость. "Кара и мудрость" в этом зале были сокрыты тенью. Здесь царило "прощение". Никаких злых слов, лишь смирение и принятие.
   Одна пуговица на нижней сорочке была в спешке не застегнута и теперь больно давала на лопатку. Душно и жарко. Люди беззастенчиво выкручивали головы пытаясь разглядеть шахридэ. Здесь были банкиры в зеленых плащах, ювелиры, городские управители, все возможные чиновники - управляющие военным делом, культурой, образованием, торговлей и сама торговцы, маршайские военачальники и ученные, их можно было узнать по цилиндрам, очкам, мундирам и фракам, и жены всех этих влиятельных господ. Мора не узнавала никого и даже если узнавала лица, то не могла вспомнить имен. Братьев не было, не было и отца. Многие из присутствующих часто бывали в замке, но она всегда жила, как затворница. И неожиданно из всех неизвестных лиц проступило одно знакомое. Магистр ордена Двухголовых, рядом с ним была женщина в шляпке - маршайская особа. Магистр сосредоточенно смотрел под ноги, опираясь на трость и вид у него был скорее задумчивый, чем скорбящий.
   Мора шла, образуя из людей колонну, следом подстраиваясь под быстрый и твердый шаг, шествовала Тиша. Мора знала, что ждет ее в конце пути: через зал прощания, и замедлилась, когда увидела гроб. Смерть, торжественная и усыпанная золотом, была не достойна ее брата. Но пришла за ним и взяла свое. Мора подошла к краю, остановилась, не решаясь подойти. Зачем она здесь? Пальцы рук заледенели. Ей казалось, сейчас из ее рта пойдет пар, если вздохнуть. Мора не заметила, что задержала дыхание. Еще немного и она броситься вон из зала! Но ноги сами сделали два последних шага, что отделяли ее от брата.
   Гроб из белого дерева, холодный, каменный. Сделан по росту, но Адам уместился бы и в ящике. Одеяло там, где были ноги поникло, образуя впадину. Словно обрубленный чурбак, в ужасе подумала Мора. Едва ли брат напоминал мужчину, вокруг которого, как огненный смерч вращалась энергия и сила. Смерть покрасила его губы лиловым, щеки неестественно заострились и впали, будто кто-то высосал Адама изнутри, как куриный мозг из косточки. От его красоты ничего не осталось. Пахло бальзамическими настойками. Так странно было осознавать, что он уже не встанет. Мора погладила его по голове, поджимая дрожащие губы, стирая свои слезы, что капали на его лицо и вложила в руки белые лилии.
   - Ты не одинок там... это единственное, что меня утешает, - тихо шепнула она.
   Выпрямившись над гробом, Мора неожиданно для себя встретилась глазами с отцом и беззвучно вздрогнула, словно наступила на змею. Убежать, как из кабинета Ирваша уже не получиться.
   Мора чуть присела, ноги и спина согнулись с трудом, словно ее тело стало одним монолитом. Эрганг не двигался, смотрел на дочь и его глаза стали такими большими и черными, что казалось поглощали весь свет в комнате. Кажется, мир застыл, наблюдая за ними.
   - А это? - спросил он шепотом, обернувшись к тучному мужчине. Но в зале было так тихо, что Мора услышала и испугалась, что это услышал кто-то еще. Она боялась оглянуться и увидеть в глазах собравшихся людей - жалость, ей хотелось умереть прямо здесь. Приподнять вуаль и показать ему лицо, она не решилась.
   - Кажется, ваша дочь, господин, - сказал толстяк, странно скривив рот. Эрганг быстро взглянул на нее, пошевелил губами, но не проронил ни звука.
   - Ее зовут Мора, - добавил толстяк.
   - Я знаю, как зовут мою дочь, - голос Эрганга потяжелел от недовольства и он протянул Море руку. Мора ответила знакомым ей с детства знаком почтения - поцеловала перстень отца. Однажды, когда ей едва исполнилось три года, Мора ушибла палец печатью отца, расставляя ярко-красные круги с трехлуньем на мебели. Закапав пол слезами, она бежала к отцу: Подуй, папа! Подуй! Он сидел в большом кресле и занимался картографией - черной тушью наносил карту империи на уже заранее подготовленный набросок. Отец подхватил ее на руки и посадил на колено.
   - Что это? - он коснулся ее носа.
   - Мой нос.
   - А почему он такой красный и сопливый?
   - Мне больно. Пальчик, папа.
   - Мора наплакала море слез. Ну давай, давай, покажи, где больно, воробушек.
   Мне больно, папа. У меня умер брат, - могла сказать ему Мора, но не смогла, не знала, как ему сказать это, не знала даже, рисует ли он теперь карты.
   - Соболезную вашему горю, отец.
   По его лицу пробежало смятение, он показался недовольным, видимо, ему не понравился тон голоса или сухое обращение.
   - Это наше общее горе... - Эрганг слегка сжал ее плечо и сказал: - После похорон, я хочу поговорить с тобой, воробушек.
   Ее сердце пропустило удар. За долгие одиннадцать лет отец впервые захотел поговорить. Впервые за одиннадцать лет прозвучало это ласковое прозвище. Мора отупело моргнула. Этот темный профиль и хищный, острый нос... Он похож на коршуна, распростершего когти над своей добычей. Толстяк снова растянул губы в кислой гримасе.
   Неожиданно, Эрганг взялся за вуаль двумя пальцами и приподнял. Мора опустила голову, боясь встретиться глазами и сдерживая порыв отпрыгнуть от него - его взгляд жег лицо.
   - Да, - сказал он. - Все так, как я боялся. Все именно так.
   - Что? - не поняла Мора.
   Толстяк вспотел и же отчего светился, как намасленная лепешка.
   Отец кашлянул и поспешил уйти к новоприбывшим, величественно и медленно, сцепив руки за спиной. Толстяк семенил следом, его складки сала перетекали и дрожали, как застывший в прохладном погребе жир.
   - Мокрый и вонючий слизень, - фыркнула шахридэ, почувствовав запах пота, который он оставил после себя.
   - Это господин Герро, - подсказала Тиша. - И он в самом деле пахнет нехорошо.
   Мора хотела ответить ей что-нибудь, но передумала. Тиша - враг, не стоит с ней делиться каким-либо мнением. Есть ли в этом замке хоть кто-то, кого бы она могла назвать другом? Из многочисленных дочерей владельцев банков, наложниц братьев, Мора не могла припомнить ни одну, кто хотя бы не раздражал. Учитель... Она и так уже сделала все, чтобы его репутация и жизнь были под угрозой.
  
   В открытые двери заплывали горящие огоньки - приходящие несли в руках свечи. Уже смеркалось и свечи были единственным источником света в зале. Они тухли и зажигались снова. Море они напоминали души, плутающие во тьме. Ищущие и одинокие. Гореть, несмотря ни на что или погаснуть от порыва сквозняка.
   "Я тот огонек, который погас, думала она. И скорее всего свечу просто уберут в карман"...
   Зал залило оранжевыми огнями. Они разбежались ровными кругами по стенам и потолку. Следом вошли жрицы, неся в вытянутых руках, лампы. Дым падал и стлался серыми и рыжими клубами. Холодный запах... странное сочетание. Жрицы пели, окружая гроб. Или скорее плакали, тоскливо и горько звучали голоса. Эта песня тяжелым осадком скапливалась на дне души. Кажется, Мора стала еще тяжелее за этот день.
   Рыжие отблески падали на лицо брата - такой красивый, как прежде. Повелитель, убрав руки за спину, сосредоточенно смотрел на сына. Между бровей собралась складка, придав ему угрюмое выражение лица, словно он гадал, где допустил ошибку, отчего лучший из кандидатов не справился. Его тень падала на гроб. Чувствует он хоть каплю вины за случившееся? Или во всем якобы виноваты братья Адама по оружию?
   Мора нашла глазами и бабушку, сокрытая в черное, в черной вуали, она слился с тенью у окна. Ее силуэт стал тоньше, словно кто-то стер пару линий в ее образе. Рядом с ней Салем и Лихан. Лихан в новом костюме, на котором уже темнело что-то, кажется, винное пятно.
   А где же Датрейт? И важно ли это?
   Пропев песнь, жрицы начинали новую - двигаясь в обратном направление, только огни скользили по стенам. Скоро Адама отнесут на нижние этажи и он присоединится к холодному покою предков.
   В зале нечем дышать - люди жадно хватали воздух, лампы и свечи поглощали и выжигали все. Мора чувствовала как горят и ссыхаются легкие. Готовая уже захрипеть пересохшим горлом, она ощутила чьи-то тонкие пальцы на предплечье. Глаза Тиши блестели. Она повела Мору в соседний зал, предназначенный для бесед и встреч. Склеп при замке Эффэ служил домом предков, куда к ним можно было даже прийти на аудиенцию. Хотя едва ли кто-то это делал сейчас, но раньше бывало что мертвые императоры вели собрания и возглавляли военный совет.
   - Дышите.
   Мора не возражала, откинула вуаль и глотала воздух из открытого окна, как умирающая рыба.
   За окнами уже стемнело и над высокими воротами, среди острых крыш, труб заводов проступали клочки неба, усеянные звездами. В другом углу комнаты стоял Датрейт в окружение маршайских парящих - тех, кто поднимает в небо крылатые машины, - на их кителях нашивки в виде крыльев. Худощавый и светлокожий Датрейт копия матери, украденной отцом у горного народа - мельхов. Адам рассказывал, что босоногая дикарка, шипела и царапалась, как кошка, когда ее тащили по залу. Красота Хайры была хищной и ослепляющей. Мора не сомневалась, что отец брал ее силой. Не прошло и девяти месяц, как она, родив дитя, повесилась.
   А что думала обо всем этом мама? Было ли ей больно, когда отец приводил в замок новых женщин и даже насиловал их? Ненавидела его? Была ли она здесь такой же пленницей? На мгновение Мора подумала, что она и Адам плоды не любви, а насилия. Если бы можно было ненавидеть отца сильнее, она бы ненавидела...
   Неужели Салем сказал правду, и мама пыталась отравить отца?
   Датрейт ее тоже заметил и жестом попросил маршайцев оставить его одного.
   - Я слышал тебе нездоровилось, сестра, - сказал он, и, подойдя, поцеловал в щеку. - Сейчас легче?
   Голос его всегда звучал чуть скучающе и лениво, словно ему безразлично все на свете.
   Ты не пришел, не заглянул и глазом! А ведь родственные связи тоже истончаются и даже люди одной крови, в один из дней становятся чужими.
   - Мне никогда не будет легче.
   Датрейт выдохнул и помолчал. В его лице Мора заметила угловатость, свойственную отцу.
   - Ты должна меня сейчас выслушать и слушать внимательно. Мы ранены в самое сердце и может произойти, что угодно. И начнем с того, что люди, что были с Адамом рассказывают, что на город Рубиш опустился живой и черный туман. Он пожирал людей, дома...
   - И нашего брата, - буркнула Мора, наступила неловкая тишина, которую она нарушила первой: - Когда их казнят?
   Датрейт отрицательно качнул головой и нахмурился.
   - Только не говори, что ты веришь им? Это не туман убил первого наследника! Туман - слишком удобно. Его ни казнить, ни повесить. Под пытками они уже рассказали, что видели темного колдуна. Если их еще пару дней потягают на дыбе, то вспомнят что никакого колдуна не было, что это они сами вырезали город и убили Адама.
   - И ты думаешь...?
   - Адама убили. Много кто был не заинтересован его правлением.
   Много кто, даже ты. Мора опустила голову и молчала, вспоминая утренний разговор. И она сказала, стараясь не давать Датрейту повод думать, что она в нем сомневается.
   - Мне страшно, Датрейт! Меня пугает наше будущее. Теперь Лихан за старшего, но... Лихан слаб. Ты наша опора и наша надежда. Я жду от тебя мудрых поступков.
   - Как и я от тебя, сестра, - он вымученно улыбнулся и извинившись пошел в зал прощаний. Маршайские парящие мгновенно присоединились к нему.
   Мора тихо вздохнула. Маршайцы... Он слишком дружен с ними, а значит защищен. Или ей стоит бояться Салема? Она закусила губу, вдруг заглянув в ту пропасть, которая разверзлась перед ней. Мора отчаянно боялась того дня, когда незаметно оступится и рухнет. А может она уже падает? Ведь Адам мертв. Неужели и он стал жертвой чьих-то козней?
   Ах если бы знать кто виноват в его смерти, она бы своими руками разорвала его убийцу на куски!
   У Моры пересохло во рту, она хотела попросить Тишу принести стакан воды, когда кожей ощутила чье-то любопытство. Маршайка в шляпке шла из зала прощаний, за ней тенью следовали молодые женщины. Вся она от шляпки до сапожек была одета в черное, косметики на ее лице, которую так любили маршайские женщины, не было, но может быть это было связано с похоронами.
   - Примите мои соболезнования, - сказала она, ее голос казалось дрожал от искренних чувств. - Ваш брат был умным мужчиной и лидером. Так жаль, что это случилось именно с ним. Думаю, он стал бы лучшим правителем.
   - Благодарю, - тихо сказала Мора. Люди уже попрощались с ее братом, не понимали: для нее он все еще в замке, и в любой момент может войти в зал. Ей хотелось расстегнуть корсаж, дышать становилось утомительно и тяжело. В любой другой день Мора так бы и сделала, но не сегодня.
   Ривена затянулась дымом и тонкого мундштука, и выпустила серое облако, что кольцами обвила ее полную шею. В этой женщине, в ее осанке, в ее взгляде было нечто такое, что Мора никогда не встречала у женщин из Золотой империи. Казалось, если выбросить Ривену-Констанрину в одном исподнем посреди пустыни, она не пропадет.
   Мора, конечно же, уже догадалась кто перед ней и дала это понять, буквально вытягивая из своего небольшого багажа дежурную фразу:
   - Я повела себя невежливо и не поприветствовала Ривену-Констанрину. Вы возглавляете дипломатическую миссию и прибыли на железном водоходе. Должно быть путь к нам был увлекательным приключением.
   - Верно. Но давайте оставим светские беседы, - Ривена постучала пальцем по тонкой трубке мундштука, разглядывая Мору с ног до головы. - Вы красивая девушка, а через пару лет превратитесь в настоящее произведение искусство. Странно, что я никогда не видела вас в числе приглашенных на мероприятия, где бываю.
   - Сначала я должна выйти замуж, - пояснила Мора. - Не замужней женщине не позволительно бывать на шумных встречах.
   - Ах, вот оно как! Как же вы выйдете замуж, если не покидаете этого замка? Как же мужчины узнают о вашем существовании?
   Мора скривила губы и хотела было пожать плечами, но одернула себя.
   - Я об этом не думала, но я не думаю, что кто-то не знает о моем существовании.
   Это было действительно так. Ривена засмеялась.
   - Это правда... Я вижу, вы расстроены. Я понимаю ваши чувства, я уже давно здесь и забыла, как выглядит мой родной дом. Скучаю по семье, по матери, по братьям, по своим сыновьям и мужу. И этот день только лишь сильнее обострил мою боль.
   Мора прикрыла глаза и промолчала. Она не хотела говорить о чужой семье и о чужой боли. Не сегодня.
   - Ах, эти люди, кажутся такими преданными, как они могли допустить его гибель? - возмутилась Ривена. - Хорошо, что их будут судить, правда?
   Мора хотела бы сказать, что суд над людьми Адама - это лишь очередное безумство ее отца, которое не вернет ей брата, но кивнула. И в этот момент ее легкие перехватило так, что Мора не смогла ни вздохнуть, ни выдохнуть. Ей захотелось облокотиться на стену. В глазах потемнело.
  
   Она очнулась на диване, под открытым окном, в окружении служанок, Ривена нервно потирала руки, на краешке дивана сидела Софора, темная вуаль была убрана с ее лица. Опухшие от слез и бессонных ночей, тусклые глаза было так непривычно видеть на ее лице, что Мора неловко отвернулась, словно узнала о бабушке что-то постыдное. Тиша стояла в уголке, виновато потупив глаза.
   - Ты нас так напугала. Лежала, как мертвая, - бабушка погладила ее руку, ее голос дрожал: - Нельзя так себя изводить, девушка! Ты же можешь погибнуть от горя!
   - Что случилось? - удивилась Мора.
   - Вы потеряли сознание.
   Мора обернулась на голос и встретилась с глазами Шергана. Глаза у него были цвета янтаря, с золотистыми вкраплениями. Он чуть наклонил голову и взглянул на нее с каким-то любопытством. Ничто не выдавало этой игры, только глаза. Его лицо и движения излучали спокойствие. Вид этого элегантного мужчины, снова заставил ее чувствовать себя неловко. Она не могла смотреть на него, хотелось убежать.
   - Можно? - он протянул руку к ее запястью. Мора испуганно взглянула на бабушку. Софора смотрела на Шергана с едва скрываемой неприязнью, но сказала:
   - Магистр в прошлом был врачом. Позволь ему осмотреть тебя, моя дорогая.
   С разрешения матери-императрицы Шерган сжал ее запястье. Не как лекарь: слишком нежно, слишком ласково. Мора взглянула на свое запястье, нежно-кремовое в свете свечей, с чуть песочным оттенком, на его изящные пальцы без какой-либо боязни, удерживающие ее руку. Магистр вытащил из кармана плаща часы на цепочке и открыв крышку изящным движением, этот мужчина все делал изящно, словно извинялся за храмоту. Некоторое время он следил за стрелкой, потом чему-то кивнул и сказал.
   - Ей нужен горячий чай и тарелка супа.
   Софора отдала приказ, служанки засуетились.
   Мора ела жадно, на грани обморока от одного лишь запаха, не прожевывала и глотала, забыв, что на нее смотрят. Бабушка что-то ворковала и гладила ее по спине. Почувствовав себя лучше, Мора с изумлением заглянула в пустую тарелку. Ей же ее только дали! И осознав, как должно быть выглядела со стороны, хватающая куски, точно голодная собака, подняла взгляд. На лицах служанок читалось вежливое участие, Ривена излучала восхищение, а Шерган смотрел в окно. Тиша взволновано топталась на месте, словно не могла дождаться, когда все уйдут.
   Мертвый брат лежит там, а я ем... Мора едва не расплакалась.
   - Магистр! - властный голос отца щелкнул, как удар плети об пол. Служанки съежилась, даже бабушка выглядела виноватой и испуганной.
   - Ваша светлость, - отозвался Шерган и низко поклонился, казалось, охотно сгибая спину, словно это доставляло ему удовольствие. И поклон этот был изящен и оточен, не смотря на его хромоту. - Я уже ухожу.
   - И побыстрее, - неожиданно сказал отец. Мора знала, что отец может позволить себе быть откровенно не вежлив, но если он не хочет видеть Шергана... почему он здесь? На похоронах его сына? - Я не намерен терпеть вас ни минуты. Тем более рядом со своей дочерью.
   - Я всего лишь хотел помочь, - ответил Шерган и вежливо улыбнулся. - Простите мою дерзость.
   - И мою, - раздался голос Ривены, бойкий и звонкий. - Мой друг наказан вашей немилостью, император, но он не сделал ничего дурного.
   - Леди Ривена, - удивился отец, метнув взгляд в ее сторону, - Это позвольте уж...я буду решать сам. На том простом основании, что в этих землях царствуют законы моих предков, а не ваших.
   - Иногда предки ошибаются, - сказала она, обнажив зубы в улыбке.
   Эрганг недовольно засопел:
   - Вы должно быть уже тоже уходите? - едко заметил он.
   Ривена возмущенно вскинула брови, и все же чуть склонила голову.
   - Император, как всегда предугадывает события.
   - Позвольте мне украсть своего друга, - вмешался Шерган.
   Он предложил Ривене свою компанию, и она охотно взяла его под локоть. Комнату они покинули вместе. Ривена танцующей походкой, Шерган прихрамывая.
   - Мать-императрица, и вы здесь... - Эрганг держал руки за спиной. - Я удивлен, что вы подпустили его к моей дочери.
   В другой день Мора бы обратила внимание на происходящее.
   - Сын... - голос бабушки отвердел, она встала, зашелестев юбкой. - Мора потеряла сознание! Я слишком огорчена и разбита, чтобы думать. И вам стоило бы поблагодарить этого человека. Он не побоялся вашего гнева и пришел на выручку вашей дочери.
   Эрганг поджал губы, нахмурив брови, сверху вниз поглядывая на мать, но кивнул:
   - Возможно, вы правы, - а потом обвел взглядом комнату и сказал. - Оставьте меня с дочерью наедине!
   Комната мгновенно опустела.
   Эрганг взял стул и поставил рядом. Мора смотрела на отца, сердце трепыхалось будто птичка в клетке, и только сейчас, глядя ему в лицо, она поняла, что Адам унаследовал его внешность. И в этом возрасте скорее всего был бы копией отца.
   - У меня одна дочь, - сказал он, закинув ногу на ногу. - Которая уже выросла в молодую женщину. Ты уже взрослая, воробушек, но, когда это произошло, я не увидел. Я был далеко, все это время я был далеко... И сейчас, я хочу попросить прощения.
   Мора чувствовала ком в горле, он говорил то, что она хотела услышать.
   - Я делаю это... Я прошу твоего прощения и делаю вклад в твое будущее.
   А вот это уже звучало немного настораживающе, Мора мгновенно вспотела, пытаясь понять, что скрывается за этими фразами.
   - Глядя на то, как тебе плохо здесь, я решил выдать тебя замуж.
   Мора вскрикнула и застыла, как статуэтка. Она никак не могла понять и осознать услышанное, точно оглохла на оба уха. В зеркале за спиной отца она увидела свое бледное отражение и глаза, как два тлеющих угля.
   - Этот союз сделает тебя сильной. Моя дочь станет великой женщиной Золотой империи! Твое имя будет звучать даже за морем, если ты сделаешь разумный шаг... Он еще не был женат, у него даже нет гарема. Ты будешь его единственной и законной женой. Будешь повелевать им, как тебе вздумается. Ты же вся в мать, слепишь из него, то что хочешь. А он богат так, что наша казна пересушенный колодец по сравнению с его морями.
   И Мора ожила:
   - Значит так вы просите прощения, отец! Продаете меня! И ради этого стоило вспомнить о моем существование спустя столько лет? Да лучше бы я умерла, никогда больше не слыша ваш голос!
   Эрганг смотрел в замешательстве и молчал.
   - Кому? - спросила Мора. - Кому вы отдали меня, как скот?
   Неожиданно он не больно, но ощутимо шлепнул ее по щеке, и направил на нее указательный палец.
   - Ты выйдешь замуж, когда скажу и за кого скажу.
   Мора чувствовала себя мотыльком, наколотым на булавку.
   Сбегу, решила она. Выброшусь из окна замка! Только не замуж!
   Ее пугало замужество даже больше чем будущий муж.
   Но худшее было впереди:
   - Твоего мужа зовут Герро.
   Мора нарисовала в сознании мокрого и вонючего слизня, у нее так задрожали губы, что она не смогла выдавить ни звука.
   - Тебя никто не заставляет с ним жить. Я дам тебе в приданное столько яда, что хватит на два таких жирных брюха, - неожиданно сказал отец, смеясь над своей странной шуткой.
   Эти слова перевернули и перечеркнули все, что могло бы спасти их отношения. Мора вскочила с криком и, схватив тарелку, бросила в отца. Он успел закрыться. Послышался звук удара - тарелка разлетелась на куски об его локоть. Кровь хлынула на плащ и фрак. Он зажал рану рукой и поднялся, тяжело дыша. В широко распахнутых глазах Эрганга, Мора прочитала испуг. Он смотрел на нее так, словно не мог понять, как и когда она появилась в этой комнате. Мора знала, что совершила - покушение на жизнь императора. И кара за это - смерть. Тарелка могла бы попасть ему в голову.
   Жаль, что не попала.
   В комнату постучали и послышался голос стражника:
   - Мы слышали шум.
   - Ничего страшного, - сказал отец. - Я разбил тарелку. Пусть лекарь ждет меня в беседке.
   И Эрганг Величайший вышел, прикрыв дверь.
   Мора рухнула на диван. Ее переполняла ненависть. Она могла даже сказать, какого цвета это чувство - черное, со вкусом яда. Цепляясь пальцами за юбку, Мора беспомощно озиралась по сторонам. Комната вдруг стала огромной, а она такой крошечной, и тишина, и тьма за окном вот-вот раздавят ее, как блоху. Нужно что-то делать! Выпрыгнуть в окно, повеситься, или отравиться. Нужно что-то делать...
   Снаружи в ветвях персиковых деревьев шумел ветер, раздавались голоса приезжих. Мора подошла к окну и смотрела, как люди заходят и выходят из замка через широко распахнутые ворота.
   Через мгновение она уже была в саду.
   В чем была, Мора бежала к воротам. Единственное, о чем она жалела, что не успела, как следует попрощаться с Адамом. Не забудьте оставить свой
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"