В детстве Олюнчик не любила Новогодний праздник. Очень уж много ожиданий рождал он у шустрого ребенка со сказочной фантазией. Олюнчиком звал ее папа. И тогда, простое имя Оля превращалось в самую любимую сладкую конфетку. Оно переливалось на язычке и взрывалось тысячью вкусов. С тех пор, как она выросла, никто ее больше так не зовет .Но вспоминать Новый год детства Оля любила.
Самое главное и самое яркое воспоминание было такое. Ровно в двенадцать ночи, как только пробивал последний удар из двенадцати, вся семья дружно приникала к окну лбами, а кто-то из близких начинал активно работать выключателем света. Огни то зажигались, то потухали. И это создавало за окном такую феерическую картинку, какую Оленька не видела никогда больше в жизни, потому что во всех соседних домах, почти в каждой квартире все делали то же самое. А дома в их дворе стояли большой почти замкнутой буквой "П", и когда начиналось действо, впечатление у Оли было такое, что она попала в самую лучшую сказку в мире. Она не знала, кто ввел эту традицию в их городке, но она жила и развивалась, активно привлекая с каждым годом все новых и новых сторонников. Это было такое единение духа, которое Оленьке не пришлось больше испытать нигде и никогда. Она будто чувствовала сердца тысяч этих людей, подмигивающих ей огнями в Новый год из своих домов.
Новый год начинался в детстве с елки, которую папа еле затаскивал в дом тридцать первого декабря. Родители всегда работали допоздна, и тридцать первогого- тоже. Папа заходил улыбающийся, вернее сначала появлялась огромная, еле- еле влезающая в проем двери квартиры, огромная, чудесно пахнущая елка. Мама и Оля ахали, интересовались у папы, где же он отхватил такую красавицу, и смеясь помогали втащить ее в дом. Елки у них всегда были самые лучшие - до потолка, пушистые и огромные, занимающие полкомнаты в зале. Они пользовались успехом у всех друзей Олюнчика. Где доставал такую елку папа каждый год в условиях тотального дефицита, осталось для Оли загадкой. Папа был мастер на такие чудеса и сюрпризы. Куда там настоящему Деду Морозу.
Олины друзья проводили у нее все каникулы, играя в любимую игру детства " холодно-горячо". Загадывалась какая-нибудь игрушка на елке, а друг должен был угадать, какая именно. Ах, эти старые елочные игрушки - они врезались в память так ярко, что вставали перед глазами Оли и сейчас, как живые. Огромная звезда в стекле и бусинах на макушку, мальчик на саночках, который вешался вверху в самом центре ( он как будто съезжал с горки-елки), переливающаяся невозможно красивая ракета со шлейфом из самых настоящих длинных стеклянных бусин. Стеклянный красивейший дед-морозик. О сколько их было. Чудесных игрушек детства, которые исчезали и разбивались вместе с очередными переездами, невзгодами и неумолимым течением жизни.
А сосед ( как можно забыть соседа), пришедший развеселить расплакавшуюся в Новый год девочку, которая вдруг загрустила от несбывшихся надежд. Соседи, в те времена, были порой дороже родственников. Он стоял перед ней - в одних нелепых белых плавках и кружевной белой ленточке, небрежно перекинутой через плечо наискосок. Оленька захохотала. Ничего более веселого и смешного она в жизни не видела. И когда сосед вдруг осведомился : " Олюнь, хочешь для тебя станцую танец маленьких лебедей", она вдруг улыбнулась и благодарно взглянула на загадочного дядю Юру. Впечатление усиливалось тем, что в обычной жизни сосед был угрюмым научным работником, всегда серьезным и молчаливым, который сухо здоровался с ней на лестнице подъезда. Он писал кандидатскую диссертацию и ходил с модным тогда "дипломатом".
Новый год для Оли имел запах, но не мандаринов, которые тогда были в дефиците у них в городке. Эти любимые новогодние запахи остались с ней навсегда. Так пахли пельмени, которые лепила накануне Нового года вся семья, дружно собравшись в кухне за столом. И мамин фирменный холодец, застывающий прямо в тарелках на полу возле елки и балконной двери. Так пах мамин любимый лимонный пирог, который становился только вкуснее с каждым днем Нового года, пропитавшись лимонным духом и мамиными теплыми руками. Если папа ездил накануне Нового года в командировку в Столицу, праздник пах еще и большими шоколадными конфетами "Гулливер", которые Олюнчик так любила. А еще бабушкиными солеными чернушками, присланными прямо в посылке из другой области.
Драгоценные воспоминания нанизывались как лесная земляничка на травинку в лесу, и были такими сладкими и душистыми. Ах, как Олюнчик любила в детстве зиму. Особенно кататься на коньках, на катке, залитом прямо посередине буквы "П" их двора. Каталась она самозабвенно. Подражала любимым тогда звездам льда Наталье Линичук и Геннадию Карпоносову. И даже были у нее белые фигурные коньки. Правда выросла она из них быстро, и больше маме с папой так и не удалось найти на ее крупную ножку новых фигурных коньков.
И вырезанные из простой белой бумаги снежинки, нежно трепетали, от малейшего ветерка, подвешенные на веревочках для украшения комнаты. И засыпая, Олюнчик, по-прежнему крепко держала в руках прохладную мамину руку, не отпуская маму от себя, пока не заснет.
Первого января, завтра, они пойдут на Канал, и там, гуляя всей семьей, увидят рыбаков, сидящих на льду, возле своих лунок, словно черные застывшие точечки на белом листе бумаги.
А прогуливаясь по сосновому лесу, встретят и покормят пушистую белочку. И никакой трескучий мороз им не помешает.
А взрослая Ольга Новый год полюбила. Теперь это её любимый праздник... Детство, оставившее в ней такой яркий отпечаток, никогда не давало ей забыть все эти нежные, поддернутые дымкой, сладостные драгоценные бусины воспоминаний. Они давали ей силы жить и любить. Единственное, что огорчало ее, это невозможность приблизиться хоть чуть-чуть к яркости впечатлений и тому состоянию легкой радости и счастья, которое бывает только в детстве.