Из-за дверей, почти не служивших препятствием громкому звуку, полился тревожно-печальный мотив "Реквиема". Он притягивал и завораживал настолько, что Павел поддался, опустил телефон и прикрыл глаза. Да, пусть скрипки вольются в душу, наполнив её невыразимой тоской; пианино так напоминает первые капли осеннего дождя. И даже лёгкая электронная обработка мелодии нисколько не портила поистине великолепной работы мастера.
Звук Ада резко, но довольно удачно влился в общий трагический мотив. Не ожидая ничего подобного, Павел ошеломлённо уставился на закрытую дверь и коснулся ладонью металлической поверхности. Она вздрагивала и гудела от мощных, рвущих душу звуков, грубо претендующих на свою уместность в этом творении. Но, Боги! Моцарт бы тоже офигел, хотя... кто знает.
Пальцы на автомате набрали номер, но покуда не отзвучали последние всхлипы пианино, завершавшие мессу, пришлось слушать унылые гудки, а потом...
- Ты пришёл, - отозвался слегка уставший голос.
- Аня, что это было? Что сделали с Моцартом?
Она помолчала, словно вникая в смысл вопроса, и ответила с привычным для неё сарказмом:
- Насколько я знаю, его отравили.
- Я про музыку.
В дверях щёлкнул замок, заставив Павла моментально, словно от горячей плиты, одёрнуть руку, и в открывшемся проёме возникло лицо женщины лет сорока. Не прерывая телефонный разговор, она взглянула на гостя и хитро заявила в трубку:
- Это новый жанр. Называется "дабстеп". Обработка классики. Мне нравится. В отличие от того, что принёс ты, это хоть порывает меня встать и двигаться. Что ты так смотришь?
- Под это можно двигаться? - удивился он, прерывая телефонный диалог и пытаясь отыскать в глубине её серых глаз намёк на розыгрыш.
Анна хмыкнула и, бесцеремонно ухватив гостя за рукав, втащила в прихожую. Ещё мгновенье и он, не успев разуться, оказался в зале сидящим в глубоком кресле, а хозяйка серой птичкой метнулась к компьютеру.
- Нет, пожалуйста, не надо! - скривился он, услышав первые аккорды "Реквиема".
- Я тебе станцую.
- Аня, пожалуйста! - но скрипки уже летели, грозя вот-вот обрушиться на голову невыносимым ревущим звуком. В ожидании их, танцовщица нежно вальсировала, а потом резко рухнула на колени и, поддавшись грубой власти музыки, словно впала в транс. Руки механически извивались, в тон ритму вздымалась грудь, но Павел не смотрел на её ломание, не отрывая взгляда от безумно-отрешённого лица. Не выдержав, он поднялся и, вздёрнув танцовщицу на ноги, сжал в крепких объятиях. Так и держал, прижав раскрасневшееся лицо к своей груди, пока не отзвучали последние аккорды.
- Реквием по моей мечте, - буркнула она, вдыхая приятный, какой-то ореховый аромат его пальто. Нет, мужчины так не пахнут. Не должны, по крайней мере.
А Павел ласково погладил длинные волосы Анны и, склонившись к ушку, шёпотом сообщил, что её мечта о карьере великой танцовщицы действительно умерла. Причём сразу, как только она попыталась её воплотить.
- Но ты сказал, что я хорошо танцую танго.
- Когда я веду, - парировал он. - Ни с кем другим у тебя бы просто не получилось. И ещё...дорогая моя Анна, если ты каждую свою почившую мечту будешь отпевать в сопровождении этого... дабстепа, то я тоже умру.
Она вскинула голову, уловив в его взгляде холод синего зимнего неба.
Да, чёрт возьми, Пашка же совсем не выносит резких звуков и прочего скрипа-скрежета, но что делать, если сегодня Анна не ждала его. Хуже того, она знала, что он не придёт после недавней ссоры. Три дня ни одного звонка - такое кого угодно доведёт до истерики. А когда не случилось слёз, выход дала агрессивная музыка. А теперь...
- Я противная, Паш, - в лице Анны отразилась провинившаяся девочка. - Я тебя мучаю.
- Не-а, это я тебя.
- Но ты всё равно не умирай, ладно?
- Попросила та, что и понятия не имеет о миге смерти.
- Ты имеешь?! - фыркнула Анна.
Холодные небеса в его глазах слегка затянулись туманом.
- Я был на грани, я знаю, что это такое: ещё дышать и видеть божий свет, и остро чувствовать, что скоро всё остановится, погаснет. Навсегда. Нет, на самом деле, жизнь будет продолжаться, но... уже без тебя.
Она прильнула к нему.
- Было страшно?
- Нет. А знаешь почему? Да просто ты так расстаралась, что вместе со всей болью и горестью прихватила и мои страхи. Я, конечно, выжил, но потом долгое время считался самым бесстрашным тхагаром.
- Кем? - рассмеялась Аня. - И причём здесь я?
- Да при всём. Скоро узнаешь, поклонница дабстепа. А пока... - Павел состроил рожицу измученного страдальца. - Так есть хочется.
- Я пирожков настряпала. С мясом. А ты останешься?
Он преданно, но слегка дурашливо кивнул.
Однако они не были любовниками. Павел оставался на ночь, засыпал, просто прижав её к себе, вдыхал аромат волос и кожи и нашёптывал что-то ласково-непонятное. Анна с удовольствием слушала постепенно затихающий голос и чувствовала себя счастливой - рядом с ним. В этом и заключалась их близость. После нескольких таких ночей, сравнив их с другими - без него - она вдруг отчётливо поняла, что нуждается в обществе Павла, как в глотке свежего воздуха.
И всё же сомнение нет-нет да закрадывалось в душу, стоило ему чуть задержаться по делам или вовремя не позвонить. В такие минуты Анна спрашивала себя: ну действительно, зачем черноволосому красавцу, которому едва перевалило за тридцать, встречаться с дамой далеко бальзаковского возраста? Она не богачка, чтобы привлечь к себе внимание, да и он не похож на ловкача жигало. В океане несбывшихся надежд и рухнувших ожиданий, Павел возник в момент, когда отчаянье захлестнуло Анну, всё чаще наталкивая на мысли о пустоте и никчёмности жизни. Незамужняя, бездетная кассирша обычного супермаркета - чем тут гордиться?
А этот чернявый купил горшок с орхидеей и одну шоколадку, а потом подвинул к ней покупки и с улыбкой сообщил, что это ей - подарок. И не успела Анна опомниться, как странного дарителя и след простыл.
Такое бывает только в кино, думала она, но после смены голубоглазый красавец встретил её у выхода и предложил проводить. Торчащая из пакета орхидея послужила темой для разговора. Точнее, Павел говорил, а Анна слушала. И, как ни странно, "присевший на уши" молодой кавалер не был отторгнут, как многие из ему подобных. А уж потом, оставшись в тишине квартиры, женщина ощутила, что хочет слушать его голос. Всегда.
И Павел пришёл на следующий день, как раз к окончанию её смены. Анна, испугавшись внезапности давно желанных отношений, осторожно, опасаясь всё испоганить, спросила о его мотивах. Почему она?
- Я хочу быть рядом с вьянкой. Как-нибудь потом я объясню. Скоро.
И длилось это "скоро" почти три месяца. Анна так ничего и не узнала о Павле, кроме имени и возраста. Хотя, если судить по тем историям, которые он так любил приплетать по поводу и без, то ему, как минимум было лет триста. Он называл себя каким-то тхагаром. Ага, а её - вьянкой.
- История банальна до жути, - поведал Павел, когда Анна в очередной раз поймала его на слове. - У одного женатого бога - не будем называть его имя - на стороне появилась дочь. Вот так неожиданно, представляешь? И росла девчонка, на удивление, не по годам, чем откровенно напугала папашу. А ну как узнает ревнивица жена да устроит изменнику головомойку! Надо было что-то делать. И решил бог пойти на хитрость: увёз дочь от матери и наградил силой вьянки - почти бессмертной. Подобно птице феникс, она могла сгореть и снова возродиться, начиная новую жизнь не младенцем, как принято, а сразу юной девой. И о прошлой - сгоревшей жизни - ничего не помнила.
- И часто она того... - удивилась Аня - ну, сгорала?
- Сначала через двадцать кер, а потом, по решению Верховных богов, доживала до сарантеи.
- Я тебя защекочу, если ты не прекратишь говорить загадками, - не выдержала Аня, прижимая Павла к столбику качели. - Сколько вьянке отвели, а?
- Сорок, - выдохнул он, насторожившись.
Но Анна удивлённо усмехнулась:
- Да? Как мне. Но знаешь, покончить с этой жизнью в начале пятого десятка не так обидно, как в двадцать. Эти верховники, можно сказать, облегчили решение её папаши. Кстати, а почему они вмешались-то?
Павел усадил её на качели, а сам повис на спинке, свесившись к ней кучеряво-чёрной шевелюрой. И так, не поднимая головы и раскачиваясь с пятки на носок, он и продолжил историю вьянки, причём, всё с той же иронией. А Аня, поддавшись пленяющему звуку его голоса, закрыла глаза, по-своему представляя семейные неурядицы богов. Ведь ревнивая супруга таки узнала об измене мужа, а вскоре навела справки и о ребёнке. Как же её возмутило такое беспечное житьё-умирание вьянки, не несущее никакой пользы ни богам, ни другим живым созданиям. И хоть нерадивый папаша и пытался оправдаться - мол, девица своим возрождением знаменует перемены в их мире - богиню сие не убедило. Метнувшись к Верховным, она "присела" им на уши, требуя возложить на беспечную вьянку обязанности по отношению к земле и людям. Пусть умирает, пусть забывает, но не просто так.
- И с той поры, - вздохнул Павел, - юная красавица была вынуждена бродить среди людей, поклонявшимся старшим богам, забирая себе тяжесть их грехов и всяческую боль. А к сарантеи всё это сгорало вместе с ней.
- Господи! - Аня невольно взглянула на небо. - Да они сделали из неё какую-то помойку.
- Фу, как грубо.
- Зато правдиво. Бедная вьянка. Постой, а тхагар с ней как-то связан?
Павел кивнул.
- Расскажи!
- В другой раз.
И обещанье опять затянулось. На смену приятным прогулкам и нежным ночам приходили обычные будни, когда она спешила на работу, а он - по своим делам. Но теперь всё чаще в голове Анны невольно проскальзывала мысль о её схожести с судьбою вьянки: ведь незнакомые люди, сталкиваясь с ней на улице или в магазине, не преднамеренно "сливали" на неё свои горести и раздражение. Возможно, им становилось легче, а Аня... находила покой только в объятиях Павла. Если же его не было рядом, она ревела, много курила, а иногда и выпивала. В такие минуты ей хотелось исчезнуть, сгореть.
Собственно, из-за этого они и поссорились. Три дня одиночества грозили доконать Анну, но... Павел всё-таки пришёл. И, великие боги, они снова гуляли, как ни в чём не бывало. Он рассказывал ей о предстоящем полнолунии, однако шокотерапия дабстепом, похоже, не прошла для него даром. Павел часто оглядывался, вздрогнул от внезапно заскрипевших тормозов машины и, потеряв мысль, надолго замолчал. Тогда заговорила она - о всяких милых глупостях. Он слушал, улыбался и кивал, но когда они остановились, и Павел собрался галантно подкурить ей сигарету, высокий пацан, шагая мимо, грубо толкнул его рукой в плечо. Молодой человек пошатнулся, но устоял.
- Ты офигел, что ли?! - огрызнулась Анна, заставляя нахала лениво обернуться. Презрительно сплюнув под ноги, он неприятно ощерился:
- Не кипятись, тётка.
- Геррлисс! - прошипел сквозь зубы Павел и сжал кулаки.
Конечно, Анна ничего не поняла, но судя по тому, как внезапно "сбледнуло" лицо пацана, сказано было что-то страшное и грозное.
"Это, наверно, какой-то особый язык, как у Толкиена" - подумала Аня, а вслух заметила:
- Думаю, он уяснил. Лично мне бы хватило и того, как ты зашипел. Ну что, Паш, идём дальше?
Он не ответил, но улыбнулся, игриво выставив перед ней сжатый кулак. Мизинец медленно отогнулся и отвесил пару забавных поклонов.
- О, боже, - усмехнулась Анна, - тебе надо в комнату для мальчиков? Ах, ты мой хороший! Вон там, у выхода из парка, есть строеньице. Пойдём. Я тоже припудрю носик. И приготовь мелочь - там платно.
Павел кивнул, и они резво потрусили к небольшому заветно-зелёному домику с милой тётушкой у входа. Она что-то вязала и по-кошачьи грелась под последним осенним солнцем. Над её головой - чтобы не было лишних вопросов - висела табличка с ценой. Павел отсчитал мелочь за двоих, кивнул Анне и заскочил в дверь с буквой "М", а потом на слабеющих ногах ввалился в свободную кабинку. Красивое пальто полетело на грязный пол. Ещё послушная правая рука проворно отыскала в кармане перо; пальцы провернули колпачок, и наружу выскочило тонкое как игла лезвие. Один взмах, и плечо безвольно обвисшей левой руки оголилось до локтя, являя взору уже раскрывшуюся куколку паразита. Заползая под кожу, он протравливал для себя территорию, медленно, но верно парализуя жертву.
Да уж, а ведь в первое мгновение Павел и не понял, что хамоватый подросток не просто толкнул, а всадил в его руку проклятую куколку. Во второе... процесс уже пошёл. Хорошо, что он успел осадить пацана, но... тот ведь не ушёл. А Анюта... она рядом. Даже за стеной тхагар чувствовал исходивший от её души пылающий жар.
Мысли о вьянке придали сил и скорости: не чувствуя боли, Павел кромсал руку, вырезая паразита и все следы его обитания как гнилушку из аппетитного яблока. Огрызки рубашки послужили бинтом, а пальто - более-менее успешным прикрытием. Однако яд успел просочиться в кровь, и на улицу Павел вышел так, словно от души упился. Хозяйка уборной даже оставила вязание, любуясь его поистине штормовой походкой.
Анна ждала у выхода.
- А вот и ты, - но довольство на её лице медленно сменилось искренним испугом. - Паша, что случилось?
Тревожно заглянув в его глаза в поисках ответа, она не дождалась и прильнула ему на шею. И Павел почувствовал, как уходит боль, и прояснятся разум: вьянка исполняла привычную для себя, никому незаметную работу. И Павел, к сожаленью, не мог помочь и хоть немного взять на себя, облегчив её хрупкие дрожащие плечи.
- Всё хорошо, - пробормотал он, - успокойся, Анют. Ну, чего ты испугалась?
- У тебя кровь на пальто.
Всё-то она заметит! И что ей сказать?
- Я порезался, пока брился.
- Не смешно.
"Действительно" - подумал Павел, замечая на аллее - всего в нескольких метрах от них - высокого неприятного пацана. Сунув руки в карманы и злобно прищурившись, он неотрывно наблюдал за парочкой и, похоже, был готов в любой момент повторить попытку и устранить тхагара. Пока его сила охраняет вьянку, никто не посмеет подступиться. Одна беда - Анюта ничего не знает. История вьянки для неё как миф или сказка. Она воспринимает всё на обыденном уровне: то есть, если видит кровь на его пальто, то чувствует беду.
- Анют, давай к тебе, - попросил Павел.- Я тебе всё по дороге объясню, хорошо?
Она кивнула и, подхватив его под руку, повела к дому.
Но одно дело сказать, а другое... подобрать нужные слова и заставить Аню хоть немного поверить в свой дух и свою суть. Ведь от этого будет зависеть её безопасность, ну и... его жизнь, наверно.
Необходимую решимость и настрой Павлу придало то, что идущий следом пацан, а точнее, молодой и ловкий пулсатри, намеренно приступил к крутому рамозу. Простым языком - загонщик разветвлялся, выпуская на божий свет своих двойников-помощников. Оглянувшись уже на выходе из парка, Павел увидел целый квартет одинаковых пацанчиков, угрюмо шагавших за ними по всей аллее.
М-да, тут уж точно промедленье понятно чему подобно. И Павел, не сбавляя скорость, вывел Аню из парка, на ходу коряво, как позволял помутневший от яда разум, объяснить о грозящей ей опасности. Она же вьянка, вобравшая в себя за столько лет немало грехов и боли. Но некто желает позариться на эту нечистую "коллекцию", дабы воспользоваться ей в своих корыстных целях. Каких - Павел не знал, предполагая, что та может вернуться бумерангом к породившим её людям.
- Ты этого не захочешь - я знаю, - выдохнул Павел, укрывая Аню под сводом арки возле её дома. - Но как только придёт момент возрождения, ты ничего не вспомнишь. В твою новую жизнь войдут незнакомые люди и постараются стать ближе, чтобы высасывать из тебя невольную ношу вместе с твоими силами. Они как паразиты.
Аня тяжко выдохнула, глядя в серый выгнутый потолок арки.
- Паш, понимаешь, мне трудно во всё это поверить, - почти простонала она. - Ты же сам говоришь, что я ничего не помню из прошлых жизней. Представляешь, как я себя чувствую?
Он виновато прикрыл глаз, нежно уткнувшись лбом в её лоб.
- Понимаю.
- Эй, чувак! - раздалось вдруг поблизости, и чья-то рука нагловато хлопнула Павла по спине. - Прости, что прерываю прелюдию с поцелуем, но у тебя закурить не найдётся?
- Не курю, - выдохнул Павел, снова ощущая ядовитое жжение - на сей раз между лопаток.
Пацанов было двое - совершенно одинаковых. Аня испуганно охнула, и это придало тхагару сил: моментом сжав руки и развернувшись, он полоснул их невидимым клинком, как будто попав прямо по шеям - обоим сразу. Близнецы исказились от боли и, к великому изумленью Анны, попятились и... растаяли как дым. Но на смену им в арку уже входила другая зеркальная парочка. При виде их, Аня подхватила Павла под руку и побежала с ним к подъезду, на ходу приготовив ключ. Оказавшись за закрытой дверью, она поднырнула под плечо Павла и повела к лифту.
- Господи, - всхлипнула она, когда они, наконец, оказались за закрытыми дверями механического ящика. - Что же это происходит? За что мне это всё?
Павел уткнулся головой в её плечо и заметно дрожал.
- Ты не виновата, - выдохнул он. - Просто всем удобно решать за тебя - как будет лучше - с самого начала. Я пытался помочь, охранял тебя.
Она подхватила его лицо и, быстро взглянув в мутные глаза, впервые поцеловала в губы - с такой невыразимой любовью, что взгляд Павла тут же прояснился. По губам Ани скользнула печально-торжественная улыбка.
- Я заберу твою боль.
- Лучше выдерни. Там, на спине... въедается.
Шагнув за порог квартиры, он беспомощно сполз по стенке и замер. Тогда Анна с мужеством военной медсестры сдёрнула с него пальто и огрызки рубашки, а потом с ужасом посмотрела на грязновато-бурую треснувшую куколку, впившуюся как раз со стороны сердца Павла. От неё во все стороны расходились зеленовато-синие ветви отравленных сосудов.
- Выдернуть, - сказала себе Аня и, не думая о дикости своих действий, со всей силы впилась ногтями в кожу возле куколки и рванула.
Не смотря на все свои порывы оставаться героем, Павел выгнулся и взвыл, а потом устало уткнулся в её колени. Аня, меж тем, прикрыла его рану своим платком и, стянув туфельку, с ожесточеньем превращала вырванный кровавый комок в лужицу.
- Не знаю, как там в твоей легенде, - восклицала она, - но в этой жизни я всегда следовала чужим решеньям и советам, и никогда - своим. Я делала ошибки, считая, что это истинно верно, иначе - никак нельзя. Это рок, да?
- Что-то вроде, - пробормотал он.
- А ты?
- Я был рядом. Однажды узнав вьянку, тхагар оберегал её при каждом перерождении.
- На очереди... новое? Мне сорок, Паш.
- Потому к тебе прислали пулсатри - загонщика. Устранив меня, он станет первым, кого ты увидишь при возрождении. Вы сможете легко найти контакт.
- И что же будет? Понимаешь, если сейчас я знаю, что может ждать вьянку в новой жизни, что там может не оказаться тебя, и кто-то другой, как ты говоришь, обманет, присосётся, то лучше...
- Времени не осталось, - выдохнул Павел.
- Значит, скоро? - испугалась Аня, но вскоре собралась, всем существом чувствуя наполнявший её жар.
Павел с трудом приподнялся.
- Они уже рядом, - заметил он, - но я не позволю им приблизиться. И ещё... Анют, теперь появился иной путь: некто открыл мне способ, как снять с вьянки приговор бога-отца и всех Верховных вкупе с ним. Ты больше не будешь впитывать грехи этого мира, и станешь смертной, способной прожить полноценную жизнь до старости, умереть и возродиться, как все остальные.
Анна невольно скривилась как от боли.
- Это значит, остаться в этой жизни до её исхода, да? - она прикрыла глаза. - И на смертном одре страстно верить, что за гранью этого мира мне подарят шанс начать всё сначала? А если вера слаба? И ещё каких-то сорок-пятьдесят лет никому ненужной жизни... я не выдержу, Паш.
Он молча смотрел в её глаза, предоставляя шанс самой сделать трудный выбор. По лицу Ани потекли слёзы.
- Я вижу, что ты меня осуждаешь, - всхлипнула она. - Но если это шанс? Отыграть реквием по прошлому и начать всё сначала. Последний раз. Я забуду, но ты... ты же будешь рядом с вьянкой?
Павел кивнул.
В двери требовательно стукнули, а потом в узкие щели медленно вплыла сизо-серая дымка. Она потянулась к застывшей паре, но вьянка и верный тхагар ничего не замечали. Он впервые - в этой жизни - целовал её: сначала нежно, а потом страстно, словно жадно утоляя иссушившую жажду. В мысли Ани ворвалась мелодия Реквиема, скрипки взмыли, вздымая душу, а звуки Ада пробудили во всём её существе огонь.
Дымка дрогнула перед наступающим пламенем и, подобно напуганному зверю, рванулась к дверям. Вслед за ней, пробираясь в щели, повалил дым. Вскоре запах беды поднял панику на всей площадке, а на улице собралась толпа, с ропотом взиравшая на языки пламени, с треском вырвавшиеся из лопнувшего окна. И никто не видел, как из горящей квартиры на волю вылетел тёмный силуэт, напоминавший гигантскую крылатую саламандру. Она осторожно несла в лапах пульсирующий чёрно-красный цветок пламени - живую душу вьянки.
Пожарные погасили пламя и смогли проникнуть в квартиру. На полу прихожей они нашли почти не тронутое огнём тело женщины.
