Зеркало для звезды Аххан
***
- Ну вот, кажется, с камнями мы справились, - радостно сообщил Миш, оттаскивая в сторону последний, самый маленький валун. При этом Миш кряхтел и постанывал от напряжения. Но камень действительно был помельче тех, которые вытащили раньше - те приходилось тянуть на брезенте вдвоем, а то и втроем. Теперь в раскопе была только земля, перемешанная с мелкой дресвой.
- К оружию, народ! - скомандовал Марфик и первый ухватил отполированный ладонями черенок. Штыковые лопаты вонзилась в грунт. Глядя на четыре загорелые спины, которые сгибались и разгибались под палящими лучами солнца, прямо на глазах покрываясь трудовым потом, я ощутила дикую потребность в глотке холодной воды. Вот такая я - работают другие, а пить хочется мне.
Решив, что в ближайшие полтора, а то и два часа делать мне возле этого раскопа абсолютно нечего, я отправилась в лагерь. Не буду стоять над душой землекопов, вернусь попозже, авось к тому времени появятся результаты. Если появятся.
В лагере у очага сидела Машка и читала Мураками. В котелке бурлила густая похлебка. Хитрая Машка, искренне считая привычку есть на обед первое и второе врожденными предрассудками, взяла моду стряпать на обед унифицированное блюдо: нечто среднее между супом и мясом с гарниром. Короче говоря, она все загружала в один котел и варила разом. Называлось блюдо кондёром. Археологи - народ неприхотливый, было бы вкусно, сытно и побольше, так что претензий Машке не предъявляли. Я первое время порывалась приготовить что-нибудь традиционное, но меня быстренько отстранили от шинкования овощей на чертежном планшете, и я только глаза округляла, наблюдая, как в здоровенный котлище, обнаруженный два года назад Мишем на брошенном полевом стане, наваливаются целые очищенные клубни картошки, здоровенные куски мяса, все это обильно засыпается крупными кольцами лука, морковкой, вермишелью и капустой. Но получалось действительно вкусно - едоки дочиста выскребали кондёр из котла.
Я напилась воды - в молочном бидоне-термосе она хранила родниковую студеность, от которой ломило зубы. Потом попыталась подбить Машку пойти искупаться, но она только промычала что-то, потыкав в свои ещё влажные волосы, и снова уткнулась в книгу. Успела, значит поплавать, пока я торчала у дальнего раскопа.
Одной лезть в озеро не хотелось, и, прихватив пару пластиковых бутылок с водой, я отправилась по узенькой тропинке вдоль вала, туда, откуда доносились приглушенные голоса остальных членов экспедиции. Внимательно глядя под ноги, чтобы не наступить на змею, которыми кишел Остров, я обогнула городище по дуге и сразу за Замковым камнем поднялась на вал.
Часть территории городища за последние два года была раскопана и представляла собой ровную площадку с буртами земли по краям. На ней хорошо видны были черные контуры выгоревших построек. Оставшийся кусок был разбит на ровные квадраты, разделенные бровками шириной сантиметров тридцать. В этих квадратиках, словно шахматные фигурки, копошились люди. Кто-то осторожно махал лопатой, кто-то, уткнувшись носом в землю, расчищал ножом или кистью находки. Длинный апатичный верзила по прозвищу Горбыль, сидя на бровке, мыл кости и черепки в красном пластиковом тазике. Тощие коленки Горбыля доставали до его оттопыренных ушей. Он поднял склоненную голову и широко улыбнулся:
- О, Женя, водички принесла? Лей сюда! - грязный палец ткнулся в тазик, из которого торчала здоровенная лошадиная челюсть.
Но воды ему не досталось - набежали остальные и принялись, вырывая бутылки друг у друга, жадно пить из горлышка. Одеты все были почти одинаково: девчонки в топиках или лифчиках от купальников, обрезанных выше колен джинсах и резиновых сапогах. На парнях красовались все те же обрезанные истрепанные вхлам джинсы и сапоги. Сапоги носили все и всегда - слишком много гадюк обитало рядом с нами. Зато на головах можно было увидеть всякое: и банданы, и бейсболки, и панамки-поганки - с непокрытой головой на раскопе можно было запросто схлопотать солнечный удар.
Рыжий Стасик заменил кассету в магнитофоне, и городище огласилось очередным маловразумительным шлягером на тему подростковой гиперсексуальности, народ попрыгал обратно в свои квадратики, сунув мне в руки опустевшую тару. Горбыль тяжко вздохнул и помчался с ведром к озеру - за водой для продолжения омовения ископаемой челюсти. Над моей головой легкий ветерок раскачивал выгоревшее чучело, сооруженное из пятнистого комбинезона, резиновой маски Кинг-Конга, старых лаптей и драных рабочих рукавиц. Чучело было торжественно подвешено на трехногой мачте в первый день разбивки лагеря на Острове и называлось Великий Дух Удачи.
С того времени прошло почти пять недель...
Археологи вообще народ странный и замечательный. Более неунывающего, суеверного и одновременно трудолюбивого племени я не встречала. Прав был Марфик, именно такая компания и такое место мне были нужны, чтобы вновь ощутить вкус жизни.
А ведь ещё весной мне казалось, что я больше никогда не смогу улыбаться. Мир рухнул, погребая меня под серыми пыльными обломками, и я, задыхаясь, безуспешно старалась научиться жить без того, что ещё вчера было моим внутренним смыслом. Несколько недель я пролежала, уставившись пустым взглядом в стену своей комнаты. Мама приводила каких-то людей с текучими добрыми голосами, я послушно отвечала на их вопросы и глотала выписанные ими таблетки. Но продолжала смотреть в стену. А потом появился Марфик и увез меня на Остров. Марфик - мой двоюродный брат и руководитель экспедиции. Он сказал, что хоть я и идиотка, но рисую вполне прилично, а значит нечего прожигать взглядом обои, пора приносить пользу обществу. Я поехала с ним, потому что мне было все равно: на Остров, так на Остров.
Хотя какой это остров - когда-то давно этот кусок суши и впрямь был островом в огромном озере, но постепенно озеро обмелело, образовался перешеек, расширившийся за счет заболачивания и зарастания густым ивняком, а потом и деревьями, части залива. Так что теперь это настоящий полуостров. И на нем когда-то давно, две тысячи лет назад, стояло городище, которое теперь и раскапывает мой кузен Игорь Марфин, по прозвищу Марфик, а с ним Миш, Машка, Горбыль, я и ещё два десятка веселых обормотов. Городище было раньше окружено десятиметровым земляным валом и частоколом, сгоревшим во время осады. И все постройки внутри защитных ограждений тоже сгорели. Говорят, что это большая удача - найти поселение, погибшее буквально в один день, на его месте можно найти много интересного и сделать довольно точную реконструкцию. Но мне, если честно, было жаль тех, кто погиб страшной смертью в тот день.
Вернувшись в лагерь и обнаружив полное отсутствие Машки с Мураками, я сообразила, что она отправилась собирать травы на чай. Мы тут пили совершенно обалденный чай, заваренный на душице, медунице, малине, дикой смородине и ещё сотне трав, известных только Машке и ещё паре посвященных в таинство. Собирали травы ежедневно, изрядное количество их увязывалось в пучки и вешалось под моим навесом сохнуть, но заваривали только свежие - сено заготавливали в качестве зимних припасов.
Усевшись за свой колченогий столик, я некоторое время сосредоточенно рисовала - несколько наконечников стрел и копий, сломанное лезвие ножа, костяная пластинка с вырезанной на ней фигуркой оленя и склеенный из черепков кособокий закопченый горшок. Это были вчерашние находки. Вечером принесут новые, но все равно работы у меня немного, тем более, что предметы в основном попадались однотипные: керамика с примитивными орнаментами из процарапанных по сырой глине черточек и зигзагов, металлические изделия почти без украшений. Вот хотя бы этот простенький олень попался, уже разнообразие.
Сохнущая трава пахла сладким дурманом, стрекотали в траве кузнечики, в воздухе плыла отчетливо ощутимая истома. Хотелось заползти в палатку и дрыхнуть до обеда, но ноги сами понесли меня на начатый ранним утром раскоп, уж больно необычным он был. Так сказал Марфик.
Лагерь был разбит к югу от городища, там, где обширные луга переходили в небольшой молодой лесок. Неподалеку были родник с вкуснейшей водой и пологий берег озера, ставший нашим пляжем. От палаток до подножия вала было метров двести. Но нужный мне раскоп находился с северной стороны, и я плелась по лугу, слушая голоса Острова - жужжание пчел, птичий щебет, шелест травы. Иногда раздавался резкий посвист сурка, предупреждающего собратьев о моем приближении. Низко летели облака, только на несколько мгновений успевавшие прикрыть солнце. Их тени скользили по цветущему разнотравью. Остров-остров... лучшая в мире психиатрическая клиника, место где забывается боль, и душа начинает жить простыми истинами - есть огромный мир, и твое место в нем заранее кем-то определено и выверено. И нужно просто понять, какое это счастье - жить в этом мире.
За городищем тропка почти исчезла, тут её не успели как следует исходить. Собственно, внешний раскоп никем не планировался, он появился потому, что неугомонный Марфик приезжал на Остров на разведку ещё в апреле, когда снег только стаял и травы ещё в помине не было. Тогда-то он и заметил посередине луга торчащие из земли вершинки озерных валунов. Других камней тоже встречалось немало, но все они были обычными выходами скалы, а тут в земле были явно камни, притащенные с самого берега. И вот сейчас, когда в городище раскопки уже близились к концу, руки дошли и до них. По словам Ушатова, друга Марфика и тоже археолога, очень это было похоже на погребение. Но Ушатов видел только фотографии, так что неизвестно...
Согбенные фигуры я увидела издали, и поняла: что-то они там нашли. На дне вырытой ямы сидел на корточках Миш, остальные вытянув шеи, наблюдали за его действиями. Я тоже немедленно сунула нос в раскоп - по размерам он был похож на могилу, только не такой глубокий, чуть больше метра. Спина Миша, орудующего кисточкой, закрывала от меня часть обзора, но того, что я успела заметить, хватило, чтобы раскрыть рот: на дне, в черной с прожилками рыжей глины земле лежал человеческий костяк. Череп, глядящий в небо забитыми все той же землей глазницами, был прямо подо мной. На костях там и тут виднелись какие-то зеленые предметы, назначение которых я не поняла. Особо загадочным выглядел плоский кружок с заостренной ручкой, что бы это могло быть? А довершал картину ряд огромных ребер, прикрывавших кости правой руки.
--
Мама моя... - только и смогла я выдавить, пытаясь не свалиться на голову Миша.
--
Ну и как тебе наш красавец? - в голосе Марфика звучала нежная любовь к отрытому скелету.
--
Чьи это ребра? - отчего-то именно вид здоровенных, почти в полметра ребер произвел на меня самое сильное впечатление.
И ведь не сказать, что за это время нам не встречались человеческие останки. Наоборот - они попадались в изобилии, но лежали в земле бессистемно, видно было, что тела никто не хоронил, целых костяков не было, кости порублены и обуглены в страшном пламени. А тут - даже мне, профану, сразу было видно, что человека именно похоронили, со всеми почестями.
--
Господи, Женька! Да лошадиные это ребра! Провожали вождя в небесную страну, и положили ему лошадиный бок, чтобы было чем перекусить в дороге.
--
Марфик, - подал голос из могилы Миш, - я сверху все расчистил, нужно снимать.
Мужики засуетились, укладывая в раскоп полосатую масштабную рейку, выбирая лучший ракурс для снимков. На меня внимание перестали обращать, и я так и стояла в сторонке, переваривая увиденное. Впервые воочию увидела, что такое настоящее погребение, заглянула в глазницы, две тысячи лет не видевшие солнца, и ощущения у меня были самые противоречивые. С одной стороны, я была рада, что экспедиции улыбнулась, наконец, самая настоящая удача, а с другой... В общем, уверенности в том, что тревожить такие вот могилы - правильно, у меня не было.
До самого вечера вокруг нового раскопа царил ажиотаж, после обеда на городище не отправилась ни одна душа, все крутились у вскрытого погребения, фиксировали материал, подчищали и снимали. К вечеру на горизонте показалась огромная туча и суета ещё больше усилилась. Марфик боялся, что если начнется ливень, то стены ямы могут поплыть, и велел забрать оттуда все. Последними извлекали наконечники стрел - десятка полтора россыпью в самом нижнем слое. После чего оказалось, что туча свалила куда-то в сторону, и никакого дождя не будет.
Мы вернулись в лагерь. За моим столом сидел Миш и, задумчиво шевеля губами, обмерял череп.
--
Европеоид! - констатировал он и пожал плечами.
--
Ага, значит, все-таки не местный, из тех, кто нападал? - спросила я. Ведь давно было установлено, что обитателями городища были степняки монголоидного происхождения, коренастые и ширококостные.
--
В том-то и дело, что нет! Наш парень явно отсюда, - ткнул Миш рукой в сторону темнеющего на фоне сумеречного неба вала. На небе начали появляться первые, самые яркие звезды.
--
Но этого не может быть. - Я уселась напротив и во все глаза уставилась на Миша.
--
Почему? Не забывай, что мы находимся как раз там, где не только проходили караванные дороги с востока на запад и обратно, но и постоянно перемещались племена самых разных этнических типов. А уж о гуннах я молчу... До сих пор нет никакой ясности с этими гуннами! - в голосе Миша послышалась такая горечь, словно гунны своей загадочностью досадили лично ему.
--
Считаешь, что это могила гунна?
--
Да нет же! Гунны были кочевниками, захватчиками, бродили туда-сюда. А предметы из могильника и из городища вполне идентичны, так что нет сомнений - мы нашли могилу одного из ихних командиров. Хотя не должно было быть у него могилы, не должно... Они тут своих никого не хоронили, увозили тела на материк и там сжигали и погребали. Так что это захоронение во всех отношениях - загадка. Нарушить обычный ритуал, это, знаешь ли...
В общем-то, я понимала, в чем дело. На той стороне озера, почти напротив городища существовал давно известный археологам огромный могильник. Хоронили там довольно оригинально - умершего кремировали на костре, потом кости ссыпали в большой глиняный горшок, а горшок горлышком вниз втыкали в мягкий лесной дёрн - костей и черепков в том лесу было видимо-невидимо. Так что Миш был прав, никаких других могил рядом с городищем до сих пор не находили. Да еще европеоид...
Я осторожно повернула к себе "лицом" стоящий на столе череп. На редкость прекрасно сохранился - все кости и зубы целые. Только справа один резец был слегка сколот наискосок, так что выглядел не прямоугольником, а трапецией. Но это скорее прижизненный скол, а может быть, и сразу зуб таким вырос, кто теперь скажет...
--
Сколько ему было лет? - спросила я, не в силах отвести взгляд от того, что было когда-то человеком, радовалось, страдало, любило... Ну просто принц Гамлет и бедный Йорик!
--
Лет? Ну, двадцать пять - двадцать восемь, не больше. Совсем ещё бравый мужчина в самом расцвете сил, - любовно погладил Миш желтоватую кость свода черепа. Да, у них с моим кузеном наблюдались прямо-таки некрофильские задатки!
Заметив, что Миш опять углубился в свое антропометрическое шаманство, я потихоньку ускользнула и принялась слоняться по лагерю. Хотелось побродить по окрестностям, но с наступлением темноты опасность наступить на змеиный хвост значительно возрастала, и Марфик строго-настрого запретил нам подобные прогулки.
Я немного почитала с фонариком в палатке, а потом просто лежала в темноте, позволив себе осторожно думать о том, что произошло со мной несколько месяцев назад. И уже вполне получалось вспоминать без прежней боли. Я даже улыбнулась и сказала себе: "Женька, с тобой случилась история, которую до тебя пережили тысячи, сотни тысяч глупых девиц. Тебе попался трус и подлец, но это не значит, что жизнь клином сошлась на нем. Получила урок, и радуйся, что дело не закончилось гораздо хуже". Хотя, что могло быть хуже, я представляла смутно, мне вполне хватило предательства Вадима и потери нерожденного ребенка... Чувствуя, что так я в своих мыслях зайду далеко, я вылезла на четвереньках из палатки и поплелась к костру.
От озера доносился хохот и бряканье алюминиевых мисок, это резвилась дежурная команда посудомоев. Стасик тихонько бренчал на гитаре, постепенно подтягивался народ, волоча за собой разнообразные предметы: старые одеяла, бутылки с пивом, пакеты с картошкой, которую надлежало испечь. Вечернее бдение начиналось.
Незнакомец вышел к костру, когда кое-кто уже начал клевать носом. Все-таки тяжкий дневной труд давал о себе знать, и мы редко засиживались заполночь, зная, что поутру неумолимый Горбыль начнет ломиться в каждую палатку, вопить противным голосом над ухом "Пааадъём!" и щекотать пятки особо разоспавшимся индивидуумам.
Появление пришельца было встречено с изумлением, но без настороженности - что мог сделать один тип против целой оравы тренированных землекопов? Пару раз хлопцы из ближайшей к Острову деревни порывались затеять разборки с экспедицией, но живо поняли, что постоять археологи за себя умеют.
Мы подвинулись, и гость уселся к огню. Оказался байдарочником, в одиночку путешествующим по окрестным заводям, выплыл по Сенькиной речке в озеро, и тут шуровал вдоль берега. Увидел огонь и решил заночевать, если не прогонят. Гнать его никто не собирался, показали место, где удобней разбить палатку и помогли с этим несложным делом. Потом снова вернулись к костру. Мне не было дела до новичка, едва успела разобрать имя - Ян, да разглядеть в отсветах пламени темные волнистые волосы, зачесанные назад, да породистый нос с горбинкой. Обычный парень. Ну и всё, пора спать...
Странный сон увидела я в эту ночь. Вернее, видела я мало, вот разве что огни, пляшущие на валу - хоровод не то горящих факелов, не то фонарей. И зеленые огоньки над болотами справа от городища. Хотя там и болот нет никаких, там лес. Чахлый, но лес. Но в моем сне именно в этом месте мелькали огни святого Эльма. А над этим невеликим разнообразием огней несся отдаленный крик "Йооо-хо!", слышались конское ржание и лай собак. И пахло гарью и дымом. Как могут сниться запахи? Опять костер как следует на ночь не потушили... Проснулась я с каким-то тревожным ощущением и легкой головной болью.
Утром, сразу после завтрака Марфик притащил мне коробку с тем, что накануне нашли во вскрытом захоронении. Ну, кроме костей, конечно. Тут и без них добра хватало. Я потребовала от Марфика консультации: пусть объяснит мне назначение всех этих прибамбасов, а то рисовать непонятно что и для чего предназначенное - занятие дурацкое. Потом окажется, что нужно было совсем по-другому изобразить. Так что в течение получаса я слушала лекцию об экипировке местных вояк. Ну, кинжал и наконечники стрел я и без этого опознала, пластины с дырками по краям оказались накладками с колчана, изогнутая штуковина - чем-то вроде наконечника жезла и одновременно боевым орехоколом, ею удобно было разбивать вражеские черепа. Были там ещё всякие бляхи и пряжки, застежки и прочая галантерея.
--
А это что? - спросила я, беря в руки круглую штуку с ручкой. Была она совершенно гладкой, плоской и зеленовато-голубой от окисления.
--
Зеркало это, бронзовое зеркало, - пояснил Марфик.
--
Как зеркало? - у меня перед глазами возник грозный всадник на лошади, с копьем и щитом, кокетливо поправляющий на ходу прическу и любующийся своим отражением. - Шутишь?
--
И не думал. Вообще-то вокруг этих зеркал до сих пор споры ведутся. Но факт, что их находят постоянно, и отнюдь не рядом с женщинами. То есть у дам тоже зеркальца были, но не такие. А эти штуки использовали, видимо, для подачи сигналов на расстоянии - посылали солнечных зайчиков или что-то в этом роде. А рукоятку можно было применять как холодное оружие - видишь, она заострена.
Я повертела зеркало, пытаясь поймать им солнечный луч, но поверхность не желала ничего отражать - мешал налет. Ну, если представить, что человек на расстоянии читает световой сигнал и передаёт его дальше... что-то такое было у индейцев Южной Америки. Что же, вполне возможно.
--
А ещё его можно использовать в качестве зеркала заднего вида, - пришла мне в голову гениальная идея. - Чтобы видеть, что твориться сзади, не поворачиваясь в седле.
Марфик заржал, назвал меня изобретателем-рационализатором и отправился с ревизией на раскопы. А я принялась рисовать. И так увлеклась, что не услышала шагов, только вздрогнула, когда на бумагу упала тень. Вчерашний пришелец стоял за моей спиной. Если честно, то я почти не вспоминала о нем сегодня, хотя издали видела за завтраком. И вообще, с чего это он тут торчит? Переночевал, каши поел, и плыви себе, не мешай людям работать.
Он присел напротив и улыбнулся.
Ощущение того, что я лежу на кровати в своей комнате, уставившись в стену, оклеенную французскими обоями с мелким гобеленовым рисунком, было таким внезапным, что я вцепилась в край стола, а выпавший из моих пальцев карандаш покатился по неоконченному рисунку. Улыбка сползла с его лица и сменилась тревогой.
--
Что с вами?
--
Ничего, сейчас пройдет, - пробормотала я, пытаясь нащупать под ногами почву, которой вдруг не стало.
--
Но вы побледнели. Я напугал вас?
--
Нет! Просто... - я не знала, что сказать. Не признаваться же ему, что перед ним непревзойденная дура с патологической фантазией. Ведь дело совсем не в том, что Ян был чем-то похож на Вадима. Хотя и нос у Вадима другой, и волосы гораздо светлей, и никаких ямочек на подбородке... Поймав себя на том, что пытаюсь увести собственные мысли в сторону и не дать наваждению снова захлестнуть сознание, я встряхнула головой. - Просто мне показалось, что вы похожи на одного моего знакомого.
--
И что, действительно похож?
--
При ближайшем рассмотрении - вовсе нет.
--
Наверное, вам настолько неприятно о нем вспоминать... Простите. Я только хотел посмотреть, что вы рисуете. Интересно быть археологом?
--
Я не археолог, меня взяли художником. Должен же кто-то зарисовывать найденное. - Я понимала, что говорю отрывисто и почти грубо. Но постепенно приходила в себя и пыталась собраться с мыслями.
--
А я - филолог. - Он опять заулыбался, и я уже не отводила взгляда от его улыбки. - Сейчас пишу диссертацию.
Ян продолжал что-то говорить, голос у него был красивый - низкий и какой-то бархатный. Что-то о том, как интересны древние тексты, как он любит запах старых книг и вообще старинные вещи. Но я в этом голосе, в его интонациях и обертонах чувствовала не то странную фальшь, не то напряжение. Словно машинально, он перебирал металлические предметы, разложенные на столе, они тихо позвякивали в его пальцах... Я завороженно следила за его руками.
--
А вы, Женя... - я слегка вздрогнула, когда он произнес моё имя. - Вы умеете чувствовать души этих вещей?
--
Что? Да, они красивы, и что-то такое в них есть.
Я окончательно смешалась, пытаясь сосредоточиться на его словах.
Да что, в конце концов происходит?! Какой-то нагловатый парень приплыл на своей лодчонке в наш лагерь и теперь хозяйничает у меня на столе, словно так и нужно! И эта его улыбка... Я точно её видела. Когда? Да вчера же, прямо тут. И никакая земля больше не уйдет у меня из-под ног! Верхний правый резец, скошенный, словно когда-то давно его скололи. Всего-то! Да наверняка таких зубов полным-полно, мальчишки вечно налетают своими дурацкими зубами на всякие твердые предметы, вот и этот тоже. И тот, которого я вчера видела. А я из-за такой ерунды сижу сам не своя, вообразила бог весть что.
--
А вам не хотелось бы вернуть этим предметам былую красоту? - Ян повертел в руках накладку колчана, потом отложил её и легонько прикоснулся к заостренной ручке. - Например, вот этому зеркалу?
--
Зеркалу? - деланно удивилась я и даже не напряглась. Потому что так и не смогла до этого хоть немного расслабиться.
--
А разве это не зеркало?
--
Не знаю, по-моему оно и так красиво, - ушла я от ответа.
--
Интересно, что можно увидеть в зеркале, которому столько лет? - Он прищурившись глядел куда-то мимо меня, вдаль.
--
Зеркала всегда только отражают. Другое им не дано. - Мне казалось, что мы играем в какую-то странную игру по правилам, которые для меня оставались полной тайной.
--
Мне бы вашу уверенность! - неожиданно весело рассмеялся Ян и предложил: - Может быть, покажете мне этот ваш древний город?
--
Не город, городище, - машинально поправила я.
--
А в чем разница?
--
Городище, это огороженный поселок, крепость. Если хотите, Марфик вам объяснит подробнее.
--
Не нужно, я в этом вопросе вам вполне доверяю. - С этими словами он поднялся и мне волей-неволей пришлось идти с ним.
Неизвестно кто кого вел, и зачем я была ему нужна. Гид из меня получился никакой, потому что Ян быстрыми шагами шел впереди и только один раз замер, так что я едва не налетела на него. Он удержал меня за руку, и я успела заметить мелькнувший в траве змеиный хвост. Мы подождали, пока змея уползет, и двинулись дальше. При этом лицо моего спутника осталось совершенно спокойным.
Вдоль вала мы продолжали идти друг за другом, только возле Замкового камня он задержался, и я обогнала его. Не слыша за спиной шагов, я увидела, что он внимательно рассматривает камень.
На огромном куске скалы, который был частью основания вала, в самом его центре была интересная штука, которую Миш и Горбыль окрестили замком городища, а сам камень, соответственно, Замковым. Замок представлял собой глубокую выемку в виде косого креста. Луч наклонной перекладины, уходящий вверх, был длиннее остальных. При большом воображении эту дырку можно было считать замочной скважиной для какого-то хитрого ключа. Но по-моему, гораздо больше это походило на прорезь для гигантской крестообразной отвертки, да ещё и кривой. Происхождение отверстия было неизвестно - скорее всего его выдолбил в крепчайшем граните какой-нибудь древний хулиган, современные потомки которого расковыривают стены подъездов. Мы давным-давно с помощью веточек исследовали довольно глубокую дырку и ровным счетом ничего там не нашли кроме песка, кучки листвяной трухи и пары наглых рыжих муравьев.
И вот теперь Ян, сунув руки в карманы спортивных брюк, внимательнейшим образом изучал замок городища. Странный тип. Невероятно странный. С кривым зубом.
Отчего меня так тревожит и завораживает происходящее, какой в нем смысл, и есть ли он вообще?
А потом мы поднялись на вал, и он, придерживая рукой волосы, которые норовил взлохматить настойчивый ветер, смотрел сверху вниз на раскопы и на черные квадраты - остатки выгоревших домов. Вниз он не стал спускаться, пожал плечами и сказал, что все это не будит его воображение. Так что незачем мешать людям работать.
Назад мы почти бежали. Сказать, что я злилась, значит, ничего не сказать. Что он ещё придумает?
Но он уселся в тени с какой-то книгой и слово забыл о моем существовании. Остальной мир, включая Машку, прибежавшего с довольной мордой из деревни лагерного пса Матроса и что-то бормочущий радиоприемник, его также не интересовал. Он читал, изредка поглядывая на солнце. Даже обедать отказался, хотя Машка его усиленно зазывала, ещё бы - такой интересный объект на охотничьей тропе попался! Но ни яркий шифоновый сарафанчик, ни на редкость аппетитно пахнущий кондёр, ни шляпка из рыжей соломки нужного эффекта не дали.
Злая Машка после обеда утащила меня купаться.
Яна мы с собой не позвали, были уверены, что не пойдет, да и негодование нужно было как-то выразить.
А когда я вернулась, то увидела, что этот ужасный тип сидит за моим столом и драит зеркало какой-то зеленой, с виду просто отвратительной субстанцией. Он выдавливал её из тюбика на собственный носовой платок и ожесточенно тер кружок с одной стороны, прижав его за ручку к столу.
И где черти носят Марфика?
Я не стала ругаться и возмущаться, я просто села напротив и стала наблюдать.
В какой-то момент мне показалось, что я перестала быть для него пустым местом, он поднял глаза и лучезарно мне улыбнулся, но продолжал молча трудиться.
Почему-то мне уже не только не хотелось мешать ему, но и если бы кто-то остановил этот вопиющий вандализм в отношении исторической вещи, то я испытала бы чувство глубокого разочарования. Неужели мне тоже хотелось заглянуть в зеркало, которому две тысячи лет? Что могла я увидеть в нем - отблески пожаров, затянутое дымом небо, залитые кровью глаза умирающего воина?
Зеркала не имеют памяти.
Или все-таки имеют?
И о чем кричат нам птицы и шепчут травы?
И кто есть я в вечном круговороте жизни, не повторение ли той, другой, что птицей взмыла когда-то в небо?
Он оттёр металл от абразивной пасты, и тот сверкнул, заплясал матовыми бликами в его руках.
А потом он безошибочно направился к роднику и окунул зеркало в клубящуюся у дна песчинками голубоватую воду. Мы сидели на корточках по обе стороны источника и завороженно наблюдали, как холодные струи смывают с золотистого круга последние молекулы грязи.
Сколько времени прошло с того момента, когда мы сказали друг другу какие-то ненужные и неважные слова? Вряд ли он тоже это помнил.
Может быть, я ещё могла остановить его. Но хотела ли?
Зеркало, маленький кружок янтарного света, выстуженное ключевой водой, легло мне в ладонь и обожгло холодом.
Стать тем, кем никогда бы не решилась, идти за человеком, который притягивает и пугает одновременно. Неужели это я, робкая неудачница, потерявшаяся во времени и собственных эмоциях?
Водой из родника он плеснул себе в лицо, смахнул со лба мокрые пряди и пошел, не оглядываясь, зная, что я пойду следом.
Обернуться - значило показать, что он сомневается во мне. Пожалуйста, не оборачивайся, я иду за тобой и учусь пускать солнечные зайчики круглым золотистым зеркальцем. Я знаю, оно не должно увидеть моего отражения. Просто не должно.
Солнцем играть - сколько угодно, ловить мелькающие деревья, птиц, бабочек и облака - пожалуйста. Но - не меня. Я боюсь человека, который шагает впереди и уверен, что я топаю по его следам.
И я выгляжу в собственных глазах дура дурой. Что мне стоит - позвать Марфика, сунуть ему отполированный Яном кругляш с ручкой и смыться, пусть самый главный начальник разбирается с этой самодеятельностью.
Сном или явью окажется то, что сейчас происходит - мне уже в принципе все равно. Вполне возможно, что я очнусь в своей палатке и, выбравшись из неё, обнаружу, что Ян давным-давно уплыл на своей байдарке, знать не зная о моем нелепом сне.
--
Где тебя носит? - выскочила нам наперерез Машка и осеклась, заметив странные выражения наших лиц: - Вы куда маршируете? - робко спросила она и, не получив ответа, безнадежно махнула рукой и пошла себе, оглядываясь.
Я даже не пыталась её остановить.
Буду объективной - в данный момент Машкины обиды интересовали меня меньше всего. Мы вышли к валу и, миновав то место, где утром повстречали змею, начали приближаться к раскопам. Но я была уверена, что до них мы не дойдем. До этого должно произойти что-то, что изменит не только мою жизнь, но и меня саму.
Средь бела дня на пятачке земли, изученном за месяц с лишним досконально, до последнего деревца и чуть ли не до цветочка, я чувствовала себя словно ребенок, идущий за Крысоловом. И мы уже вступили туда, где до нас никто никогда не бывал...
Звезд на своем веку я повидала немало - и настоящих, и по-разному стилизованных. Так что когда Ян остановился, указал мне на Замковый камень и назвал изображенное на нем звездой, я была не согласна. У звезд не бывает всего четырех лучей! Этот крест совсем не похож на звезду, пусть даже звезду именем Аххан.
- Звездой и солнцем возродится Торайна. Ты подаришь солнце звезде Аххан, и кровавое пламя не коснется её. - Его голос был все таким же глубоким и спокойным. Но теперь в нем слышались и приказ, и мольба. - Смотри и запоминай!
Утонченным и заостренным концом ручки зеркала Ян провел внутри креста-звезды - сначала снизу вверх, потом слева направо. И вернулся в центр. Я запомнила. Теплое зеркало вернулось в мои ставшие вдруг ледяными пальцы. Я смогу.
Туманным маревом дрожали над заливом надвигающиеся облака. Небывало низкие и густые. Пролетели две цапли и канули в камыши. Ближе к середине озера тарахтела моторка. На валу появился Горбыль и приветливо помахал нам ведром. Наверное, услышал голос Яна.
Цветком клевера он повторил траекторию, едва прикасаясь к звезде. Я молча кивнула. Он расчистил мне крошечную площадку в стороне, примяв высокую траву метрах в трех от камня, так что солнце оказалось прямо напротив. Потом заглянул мне в глаза. От него пахло лосьоном для бритья, а в глазах металась тревога и напряжение.
--
Только когда все выйдут за вал. Я крикну. Только тогда.
--
Я буду ждать. Не волнуйся.
Мне показалось, что сейчас он прикоснется губами к моей щеке, но он только легонько дунул мне на веки, так что я зажмурилась. А когда открыла глаза, его широкоплечая фигура уже скрывалась за валом.
Что он наплел народу, я не знаю. Похоже, объявил, что раскопы заминированы, потому что парни и девчонки сыпанули с вала горохом. Позади всех плелся чертыхающийся Стасик, тряся магнитофоном. Я пыталась сообразить, все ли уже вышли, но сбивалась со счета.
Так что бросила считать и просто сжала зеркало в руке и замерла, ловя им солнце.
--
Йооо-хо!
Птицы взлетели в небо. Луч солнца стал моим пленником, и я соединила его со звездой. Снизу вверх и слева направо. А потом твердой рукой - в сердце звезды Аххан, так, что он осветил всю её глубину.
От лагеря, путаясь в высоких цветущих травах, ко мне бежали Марфик и Миш.
Я чувствовала, как дрожит зеркало в моих пальцах. Или это дрожали пальцы?
Я видела, как оживает звезда, как её лучи разрывают камень и с него кусками опадает темная корка.
А под ней белым светом зажигается настоящая звезда.
И тогда я повернула зеркало и заглянула в него...
***
По лугу, путаясь в высоких цветущих травах, бежали приземистые люди в меховых шапках.
--
Йоо-хо! Ян-Дар! Йоооо-хо!!!
С вала, увенчанного рядом могучих заостренных бревен, спускалась высокая фигура с развевающимися темными волосами. Ржали лошади, лаяли собаки и курился дым. Я покрепче сжала в пальцах зеркало.
Здравствуй, Торайна! Я вернулась.