-Осторожно, двери закрываются, - произнес почти живой женский голос. Это означало, что осталось всего несколько секунд, пока еще можно выпрыгнуть на платформу.
Игорь не воспользовался шансом на свободу, да и не сумел бы при всем желании: люди затолкали его вглубь вагона. Даже не повернуться. Двери действительно закрылись, пусть и не с первой попытки.
Обычно пассажиры стараются себя как-то развлечь. Кто-то читает книгу, кто-то играет на планшете, многие просто слушают музыку. Игорь тоже любил ездить в плеере. Но сейчас в тесноте правый наушник выпал из уха и болтался на уровне пояса. Чтобы его вернуть, пришлось бы совершать столько телодвижений, толкать окружающих, вертеться. День еще не начался, а Игорь уже слишком устал даже для такого простого дела. Ехал с сумбуром в голове. Слева музыка, справа шум поезда.
В кармане завибрировал мобильник. Игорь не стал доставать его. Он и так прекрасно знал, от кого эта смска, и что там написано.
"Где ты?".
Очень нейтрально. Очень корректно. Очень требовательно.
Игорь задумался, где он, и не смог ответить однозначно. Во чреве. В переплетении тел. Он твердо знал одно: когда выпадаешь из времени, совершенно не важно, где ты находишься. В тоннеле между прошлым и будущим. Вот он, предположительно бодрый, заходит в метро у себя в родном районе, и вот он, предположительно с цветами и пакетом документов, выходит в другой части города. Между этими событиями потрачено сорок минут и сорок рублей. Что происходит за эти сорок минут? Может ли в точке "Б" явиться на свет совсем иной человек, чем тот, кто стартовал из пункта "А"?
Вряд ли. Особенно если взглянуть на восковые лица соседей по вагону. Они даже не отводят глаза. Они остекленело смотрят в одну точку и ни на что не реагируют. Что может случиться с ними с анабиозе? Неужели хоть кто-нибудь из них вдруг вскинется, растолкает попутчиков, вырвется на платформу и убежит в неизвестном направлении, на бегу выбросив сумку? Нет, даже психи себя так не ведут.
Сумки и пакеты донимали Игоря всю дорогу. Толстая бабища впереди елозила по его колену аляповатым пакетом из дешевого магазина одежды. В бок упиралась сумка с ноутбуком, принадлежащая долговязому парню. Ну, а сзади, у дверей, как и положено, ехал не самый русский человек, выставивший рядом с собой два огромных клетчатых баула. Кем бы были все эти люди без своих сумок? Бесчисленные рюкзаки, сумочки, дипломаты и тележки. Тем, у кого нет багажа, наверно, и не надо набиваться по утрам в переполненный поезд.
Свою сумку, прижимая к бедру, вез и Игорь. И что в ней лежало? Документ, удостоверяющий личность, файлик с резюме и рекомендациями для собеседования, недопитая бутылка газировки, зарядка к смартфону. Пустяки. Но из-за пустяков болела спина.
Поезд остановился в тоннеле. Машинист попросил не волноваться. Впрочем, тряпичные фигуры пассажиров не стали бы волноваться даже если бы по вагону повалил черный дым. Если надо постоять - постоим. Чувство собственного достоинства все равно не влезало в переполненный поезд. Человека можно как угодно пихать и унижать в промежутке, на тонком отрезке между "А" и "Б". Он воспримет это как должное. Зато в пункте "Б" он расправит плечи, напустит важности, и взгляд его, прежде мертвый и рыбий, будет вновь весело скакать по сторонам.
К тому моменту, как они встали в тоннеле, Игорь придвинулся к дверям. Он вынул из уха второй наушник, раз уж на следующей станции все равно выходить, и прислонился лбом к холодному стеклу. По стене ползли щупальца проводов. Тоннель тревожно гудел. Вслушиваясь в этот гул, Игорь понял, что ничего хорошего ему этот день не предвещает. Его мысли против воли возвращались к двум грядущим встречам, на одну из которых он уже фактически опоздал.
"Где ты?"
Тонкая путеводная нить, которая вела его через лабиринты метро, к заветной станции. Он обернулся на карту метро. Бусины, нанизанные на разноцветные нити.
"Где ты?"
Разве это нить? Это толстая якорная цепь, обвившаяся вокруг плеч. И трактор, привязавший другой конец цепи к сцепке, тянет-тянет за собой.
"Где ты?"
Можно ответить ей: "Я в метро". Где-то на пути к пункту "Б", в котором все изменится и заиграет новыми красками. Но ведь на самом деле она спрашивает не "где", а "когда".
"Когда ты приедешь?" - на самом деле спрашивает она. Потому что она уже устала ждать, потому что она уже прибыла на место и никакие цветы не загладят произошедшего. Игорь заставил ее ждать. А уж где он был в это время - не так важно. Главное, что его не было в том единственном месте, где он должен был быть.
Поезд тронулся и поехал дальше. Игорь порадовался, что шум заглушил голодное урчание бездны, намекавшее, что он никогда не доедет до конца.
Ему удалось загнать себя в долговую яму. Он был должен каждому, кого знал. Все чего-то ожидали, а он, не умея разумно строить жизнь в отрыве от их требований, молчаливо выполнял. Родители сказали, что нужно учиться, - нет проблем. Начальник сказал, что нужно работать, - и ведь не поспоришь. И получалось, что отношения с другими выстраивались настолько успешно, насколько ему удавалось соответствовать роли. И его ежедневной реальностью стало метро. Да и сами дни превратились в длинные темные тоннели, подводившие его к мифическому пункту "Б".
Он надеялся, что повседневная рутина поможет ему вырваться из-под земли. Однако каждый новый день был похож на предыдущий, а поездка все продолжалась.
Двери закрываются. Либо едешь до конца, либо вовсе не заходишь.
Игорь думал о самолетах. Даже небо, такое свободное и беспредельное, было перечерчено маршрутами самолетов различных авиакомпаний. Но там,по крайней мере, не так тесно. Если уж не будет никакой свободы, дайте хотя бы воздушный коридор. Самолеты в полете взрываются от малейшего соприкосновения друг с другом. А люди мнут друг друга с утра до вечера, наступают, отталкивают, прут живой волной, столь же слепой, как настоящее цунами. Насколько повезло Сизифу, что он там один. Здесь весь род человеческий тянет в гору груз: все разговоры только о том, у кого какой камень.
Поезд остановился. Открылись двери. Игорь поспешил выйти, пока стоявшие пассажиры не выдавили его, как пробку от шампанского. Царство хаоса. Если по станции люди перемещались в духе броуновского движения, то ближе к эскалаторам они скапливались в толпы размеренно покачивающихся живых мертвецов. Игорь присоединился к ним. Над эскалатором была надпись: "на пересадку". Его передернуло - появились ассоциации с чем-то хирургическим.
Длинный эскалатор. Игорь стоял, держась за перила, и разглядывая яркие плакаты над головой. Он искренне не понимал людей, которые проносились по левой стороне. Зачем это? Выгадать лишнюю минуту? Или они так устали пребывать в статичном движении, что хотя бы здесь хотят пробежаться вниз сами?
На другой станции царил такой же беспорядок. Возможно, Босх пересмотрел бы многие сюжеты, побывай он хоть раз в московской подземке. Как бы восприняли метро люди из прошлых эпох? Их бы удовлетворила такая картина ада на земле? Людей столько, что их не жалко, не хочется с ними церемониться - а вместо этого лучше как следует поднажать, если кто-то мешает. Отсутствие дистанции оскотинивает, вызывает самые гнусные поступки и самое совершенное отчаяние.
Когда Игорь сошел с эскалатора прямо перед ним произошло столкновение. Толстая бабища влетела в молодую девушку. При этом она зацепилась за жемчужные бусы на руке девушки и порвала их. После чего поплыла дальше, величаво и равнодушно, как атомный ледокол. Маленькие жемчужины, звонко стукая, рассыпались по гранитному полу. Девушка принялась спешно собирать их. Одна жемчужина подкатилась к ботинку Игоря. Он наклонился и поднял ее, после чего передал девушке.
-Спасибо, - немного опешила она. Окружающие проносились мимо, не останавливаясь.
Разорванная нить. Вот что бывает, когда люди нарушают воздушное пространство. Когда ударяются на высоких скоростях.
Оставалось проехать всего одну станцию, но Игорь уже не хотел никуда ехать. Он вынул телефон из кармана. Действительно, она, не оригинальничая, прислала ему еще одну "Где ты?". Он быстро набрал ответ: "Я не приеду" и отправил в тот же момент, пока не появились сомнения.
И стало намного легче. Как гора с плеч, как долгожданное счастливое известие. Только что разлетелась на куски якорная цепь, удерживавшая его у берега. Игорь понял, что он не может придумать иного выхода. Он больше не в силах выносить ее навязчивое присутствие, он не смеет вступить с ней в конфликт, он не может предложить какой-то третий путь. Метро превратилось в плотное одеяло, под которым можно спрятаться от монстров.
Однако вместе с ликованием росло и чувство страха, даже ужаса. Только что он принялся рубить связи, направлявшие его несколько лет. Да, этот берег опостылел, но он не знал другого. И боялся, что другого не будет, и тогда придется вернуться, униженно и скромно.
Телефон зазвонил. Она получила его сообщение и рассвирепела. Хуже уже не будет. Игорь зажал красную кнопку. Телефон отключился. Еще один штрих к точке невозврата.
Чтобы бросить все, надо верить. Верить в то, что где-то есть лучший мир, что бегство приведет к победе. Что начать сначала еще не поздно. Ведь лучше сойти с поезда, который едет не в том направлении, чем отправиться на нем до конечной. До логического тупика.
Метро - это одиночество в толпе. Одиночество человека, которого окружают люди. Но каждый из них спешит по своим делам и спешит так, что не постесняется ткнуть локтем под ребра. А жемчужные бусы продолжают рассыпаться по земле. На небесах нет всемогущего диспетчера, который бы мог направить пилотов на истинный путь. Прочертить такую карту полета, чтобы люди не соударялись.
Игорь читал в сети, что по вечерам на рельсы бросаются самоубийцы. Всегда вечером. Должно быть, утром в них еще теплится какая-то надежда. Словно они дают миру последний шанс: "Вот если все пройдет нормально, я не сброшусь". Интересно, они выключают перед этим телефон?
Игорь подошел к краю платформы. Все смешалось: люди, поезда, самолеты, смски. В клейкий и липкий шар, пылающий в голове. Он не знал что делать. Если бежать, то головой на рельсы - самый надежный побег. Любое бегство, если идти до конца, заканчивается под паровозом. А если остаться? Если он ее ненавидит? Если он себя с ней ненавидит, а себя без нее - не помнит?
И все это время за спиной болталась сумка, набитая бесполезными документами. Их тоже следовало уничтожить. Случайно забыть сумку на лавке. Сумку, последнего свидетеля, способного опознать его в бегах. В ней лежат долги, в памяти телефона - долги, в памяти мозга - тоже. Объявить себя банкротом? Как еще погасить горы обязательств?
Он хотел создать для себя воздушный коридор. Разве он отказывался следовать в пункт "Б"? Нет, он он больше не мог ехать в удушающей давке. Он не мог вырваться из ее цепких рук.
-Встретишь меня завтра перед собеседованием?
-Да.
-Я специально выбирала эту компанию, чтобы ты работал рядом со мной.
-Ага.
-Купишь цветы?
-Да, ладно, давай, пока.
-Я еще не закончила.
Разве не бывает, что входит в метро один человек, а выходит другой? На фоне слипшейся массы людей, на фоне урчащей бездны, рассыпавшихся бус и пересадочных пунктов. Разве тяжело вдруг найти себя и понять, что в пункте "Б" тебя никто не ждет?
Поезд приближался. Освещая путь ярким фонарем, с гудком он вырвался из тоннеля. Хватит это терпеть.
Хватит.
-Осторожно, двери закрываются, - произнес тот же женский голос.
Игорь сидел в пустом вагоне почти в гордом одиночестве. Он смотрел сквозь стекло, как медленно удаляется его сумка со всеми долгами и нитями, оставшаяся на лавке. Пусть найдет другого хозяина. И отяготит его.
Он получил воздушный коридор. И пока вся Москва катила в центр, никто не ехал домой. Кроме Игоря и нескольких попутчиков.
Можно загнать себя в тупик. И придется дать задний ход, чтобы выбраться. Но пока двигаешься в обратную сторону, стена тупика отодвигается все дальше. И все больше воздуха в небе.