Огромное, в человеческий рост, овальное зеркало в серебряной раме отражало комнату, слабо освещенную огнем, пылающим в камине. Дверь в комнату распахнулась, и вошла женщина. Мимоходом она бросила на невысокий столик сумочку и перчатки, подошла к окну и надолго застыла, всматриваясь в темноту.
За окном был темный сад; декабрьская тьма закрывала собой кусты и деревья, но женщина и так знала, что в саду растут розы, пальмы и прочее, за чем неустанно, даже и в декабре, ухаживают два садовника. Еще бы ей этого не знать, если она сама ежемесячно подписывала чеки на зарплату этих садовников!
Сад кончался метрах в шестистах от дома, дальше был высокая металлическая решетка, а после нее начинался город: там шумела, смеялась и пела Барса.
Хозяйка дома не любила шум, смех и в особенности пение.
Женщина подошла к зеркалу и задумчиво посмотрела на свое отражение. Сейчас, здесь, в собственной спальне, в доме, где до утра не появится никто, она скинула все привычные маски. Сейчас она выглядела так, как должна была бы: очень немолодая, очень ухоженная дама без капли природной красоты. Седые волосы росли редкими кустиками, обвисшие щеки наводили на мысли о бульдогах, а болотно-зеленые глаза под полуприкрытыми веками взирали на окружающий мир без какой-либо приязни.
- Если вдуматься, - сказала она вслух сама себе, и голос прозвучал резко, - если вдуматься, то уже лет триста, как я должна была бы покоиться на Вышеградском кладбище. Рядом с папочкой и мамочкой.
Она вспомнила, как нашла в небольшой отцовской библиотеке тонкую книжку на неизвестном никому языке. Брат тогда посмеялся над ней:
- Мартышка, это книга заклинаний на древнем языке орков! Никто в Праге не умеет на нем говорить и читать!
- Даже пастор Пикарт?
- Даже сам раби Бен Бецалель! А тебе и вовсе незачем это читать, женщины не бывают магами!
Марта тогда страшно разозлилась на брата, и сама себе поклялась, что настанет день, когда она прочтет все заклинания из этой тоненькой книжечки.
И прочла. Услышала, как звучат жутковатые, неровные фразы. Увидела, как от одного движения ее пальца мгновенно превращается в прах и пыль молодой и здоровый человек. Почувствовала, как опьяняет сила.
Врал братец, женщины бывают магами. Она стала магом, еще и посильнее его самого.
Раскрыв сумочку, женщина вытащила из нее несколько конвертов и перебрала их, бросая просмотренное в камин:
- Магнуссен... Нет, дружок, на Христианию мы больше не рассчитываем. Ковальски... Гренель... Бендржих...
С каждым следующим конвертом ее лицо мрачнело. Наконец последний полетел в огонь, сопровождаемый энергичной, но совершенно непристойной фразой.
Слегка успокоившись, хозяйка дома налила себе вина из стоящего рядом с кроватью графина, отпила несколько глотков и сказала, глядя сквозь рубиновую жидкость на огонь:
- Подумать только, даже от братца, оказывается, может быть польза! Если бы не его опыты с эльфами, мне пришлось бы поменять планы! Конечно, это не совсем то... Но, если мои идиоты-помощники не сумеют добыть никого из королевских семейств, я обойдусь и эльфийской кровью. До Имболка еще два месяца, я все успею подготовить. Ах, Лавиния, Лавиния, как же ты мне надоела!
Вино сегодня явственно горчило, и она отставила бокал.
Ну, да, оглядываясь назад, она понимала, что многое стоило бы сделать иначе. Может быть, даже и менее жестоко. Впрочем, перед собой можно не лицемерить: вот уж о чем она никогда не задумывалась, так это о какой-то моральной стороне того, что делала. В конце концов, ощущение собственного могущества пьянит куда сильнее вина, так что о нравственной стороне дела можно уже забыть. Скоро, скоро ее могущество возрастет неизмеримо, осталось несколько шагов.
Надо ложиться спать. Завтра она начнет новый раунд игры, и вот уж его-то она точно выиграет.