Аннотация: маленькие сказки, написанные в самых разных краях. Сказки тоже очень разные - на выбор:)
Сказки на чайных пакетиках Нина Дашевская dshvskni@mail.ru
Жил-был один писатель. Настоящий писатель - с бородой, и в очках. И в шляпе ещё. И решил он как-то написать сказку. Не длинную, не короткую - а так просто, самую лучшую. Всего-навсего. Пошёл он в магазин "Канцтовары", и выбрал там себе тетрадку. Самую красивую, конечно! С жёлтыми страницами безо всяких линеечек, и с волшебным городом на обложке. Ну и ручку купил с золотым пером - для лучшей в мире сказки ничего не жалко! Прибежал домой, чаю себе заварил покрепче, тетрадочку открыл. Ну, думает, я сейча-ас! А тут - динь-дилинь! - телефон звонит. Оказалось, это друг его самый лучший только что из Новой Зеландии прилетел. Они с ним сто лет не виделись! То есть на самом деле всего неделю, но когда человек улетает на другую сторону Земли - это почти как сто лет! Ну, конечно, писатель помчался к нему в аэропорт - встречать. А потом - разговаривать. Сказка ведь никуда не денется! Можно и завтра написать.
А завтра к нему девочка пришла, из соседней квартиры, Лёля. И пожаловалась, что её некому, абсолютно некому в планетарий сводить! Все на работе. А они сто лет уже обещают. То есть, конечно, не сто лет, а два дня, но когда в Планетарий - вы же сами понимаете! Вздохнул писатель, закрыл свою тетрадь и пошёл с девочкой Лёлей в Планетарий. Там, кстати, интересно было - вы тоже сходите обязательно.
А на третий день он только собрался сказку писать, но включил нечаянно радио. А по радио и говорят: в зоопарке с голоду умирают индонезийские кузнечики. И им нужны жёлуди, срочно! Да побольше, чтобы хватило - нет, не на сто лет, а хотя бы до следующей осени. Когда новый желудевый урожай будет. В общем, надел наш писатель пальто, шарф повязал оранжевый, шляпу не забыл и отправился в парк за желудями. Жалко кузнечиков, живые ведь!
На четвёртый день проснулся он рано утром.. Ну, думает, теперь - всё. Взялся писать - пиши! Писатель ты или кто?! Сел, тетрадочку открыл. Прислушался - не звонит ли телефон? Нет, тишина. И соседская Лёля как раз к бабушке уехала. И радио не работает. Тишина, покой. Взял наш писатель карандаш (ручку с золотым пером он уже потерять успел), думал-думал, думал-думал - ничего не придумывается. За окном воробьи чирикают, хорошо им! Смотрел-смотрел наш писатель в пустую тетрадь, а потом плюнул и на улицу пошёл, уж очень погода была хорошая.
Так и не написал ничего.
А потом он как-то ехал в поезде, по очень важным делам. И тут - хлоп! - придумал сказку! Не самую лучшую, конечно, но вполне себе ничего. А тетрадки-то волшебной с собой и не оказалось. Да что тетрадки - ни блокнота, ни даже клочка бумаги! Попробовал на салфетке писать - неудобно, бумага рвётся. Совсем наш писатель расстроился; а тут ему как раз
проводница чаю принесла в стакане с железным подстаканником. То есть в стакане кипяток, конечно - а чай отдельно, в бумажном пакетике. В стакане ложечка дрожит, знаете, как?
И тут писатель догадался - чайный пакетик ведь тоже бумага! Много, конечно, не напишешь - но и сказка получилась короткая. Так что заточил писатель карандашик поострее (а карандашик у него как раз в кармане случился), да и написал новую сказку. Как раз поместилась.
И с тех пор он из каждого путешествия новую сказку привозит, маленькую. Потому что чайный пакетик всегда найдётся! А сказки эти он складывает в жестяную банку из-под леденцов. Вот, на целую книжку накопилось! Потому что в дороге почему-то хорошо пишется. И даже всё, что вы сейчас прочли, он сочинил, пока на велосипеде ехал. Под дождём.
Нет, вы не подумайте - он ничего не выдумал! Всё так и было, на самом деле. Ну, разве что одну маленькую вещь присочинил. Но это секрет. Сказать? Только никому больше не рассказывайте!
Дело в том, что у этого писателя нет никакой бороды, и не было никогда. А очки есть, и шляпа тоже. Так что всё остальное - чистая правда! А сказки - вот они:
Собачка Дюк (сказка из поезда Варна-Москва)
На самом деле она была никакая не собачка, а вовсе даже лошадка. Это звали её так - Собачка Дюк. Пластмассовая такая лошадка - ростом с маленькую булочку.
Её подарила Петрику тётя. Петрик сразу и сказал - "Собачка Дюк". Такой уж он был тогда маленький, не мог лошадку от собачки отличить. Это было давно - тогда у Собачки ещё, кажется, был хвост. Теперь Петрик уже большой; а лошадкино имя так и осталось.
Вообще Собачка Дюк умела делать две вещи: низко наклонять голову и поднимать её. Может быть, она и хвостом умела что-то такое, но разучилась. А больше всего на свете Собачка Дюк любила красный цвет. Но об этом не знала ни одна живая душа - Собачка никому не рассказывала, стеснялась.
Так вот, однажды эта самая Собачка Дюк ехала в поезде. Она была с Петриком на море, а теперь возвращалась домой.
Это только так говорится - была на море, а на самом деле всю поездку провалялась в кармане рюкзака. Петрик её там потерял. А как стали собираться домой - тут она и нашлась.
Петрик, конечно, обрадовался. В поезде сразу поставил её на окошко - пусть смотрит!
Но Собачка Дюк низко опустила голову - мало того, что она так и не увидела моря, так ещё и теперь за окошком не было ничего, ну ровно ничего красного! Небо, поля, луга - всё такое голубое, зелёное, жёлтое! А вот красного - ничегошеньки... Мелькали за окном белые домики с серыми крышами, коровы, овцы, Собачкины родственники - лошади. Но красного как-то не попадалось...
- Что с тобой, Дюк? - спрашивал Петрик и гладил её по голове. - Ты обиделась на меня, да?
Собачка Дюк не отвечала. Она смотрела вниз - там бежали рельсы, мелькали шпалы. Мелькали так быстро, что их нельзя было разглядеть.
Вдруг поезд замедлил ход; и Собачка стала различать не только шпалы, но и кустики травы между ними, и даже полевые цветы - опять голубые и жёлтые... Наконец поезд остановился, хотя до станции было далеко. И вдруг Собачка Дюк разглядела между шпалами вот что: прямо под её окошком - да-да, прямо здесь! - трепетал алый лепесток. Это был дикий мак.
Как он вырос здесь, совершенно один?
"Неужели поезд остановился здесь специально для меня, чтобы показать это чудо?" - подумала Собачка Дюк. И гордо подняла голову.
Поезд загудел и тронулся дальше.
А Петрик... А Петрик вдруг всё понял, и повязал Собачке Дюк на правое колено алую ленточку.
Божьи коровки (сказка из Паланги)
- Муся, какое у тебя любимое животное?
- Божья коровка, конечно! Разве не видно?
Конечно, ещё как видно! У Муси даже на купальнике божьи коровки, двенадцать штук. Муся приехала с мамой и папой на море, учить своих божьих коровок плавать. Поначалу они немного боялись волн, и у них не очень-то получалось. Но потом научились, все двенадцать. И через неделю их было за уши не вытащить из воды, а с ними и Мусю заодно.
Но вот пришло время отъезда. Муся собирала вещи в свой чемоданчик, и тут-то и обнаружилось: божьи коровки пропали! Все двенадцать! Купальник на месте, а коровки исчезли!
- Ох, - сказала мама, - неужели я его постирала так неудачно?!
У Муси на этот счёт была другая версия. Поэтому она даже не плакала.
Долго сидели в аэропорту; самолёт опаздывал. Муся прижалась носом к стеклу и увидела, почему. Через аэродром ползла крошечная рыжая змейка, и все самолёты пропускали её. Змейка подползла ближе, и тут стало видно, что это двенадцать божьих коровок ползут одна за другой. Они деловито пересекли лётное поле и догнали Мусино семейство уже на самолётном трапе. Муся приоткрыла замочек чемодана, и коровки дружно юркнули внутрь.
Нечего и говорить, что дома все двенадцать коровок оказались на месте, на Мусином купальнике. Только вид у них был чуть виноватый. Ведь им так захотелось напоследок искупаться в море, что они чуть было не опоздали на самолёт!
- Ладно, - вздохнула Муся, - так уж и быть. Придётся мне записаться с вами в бассейн!
Фонтан (Паланга)
Парковый фонтан работал до полуночи. Ровно в двенадцать электричество отключали, и фонтан засыпал до утра. Иногда тихими лунными ночами ему не спалось, и он работал потихоньку, для себя. Безо всякого электричества.
Это был самый обыкновенный фонтан, без особенных затей. Он с шумом выбрасывал воду из середины небольшого бассейна. Из семи труб вода взлетала чуть выше куста сирени, а потом ровными сверкающими дугами падала обратно в бассейн. На голубых плитках пола застыли красные мозаичные рыбы. От падающих струй вода волновалась, и казалось, что рыбы плывут.
Однажды вечером шёл сильный дождь, и в парке было пусто. Фонтан задумался: а должен ли он работать, если всё равно идёт дождь?
Нет, не должен, - решил он. - В этом нет ровно никакого смысла!
Но всё равно продолжал выбрасывать воду вверх, навстречу летящему с неба дождю.
Бруно (зимний Вильнюс)
Снег заметал узкие улицы Старого города. На двери сувенирного магазинчика висел рекламный заяц. Когда заходили редкие покупатели, то дверь больно хлопала зайца по затылку. Но ему не было больно; и совсем не было холодно. Он просто висел, и всё.
Мимо шла девочка в красной шапке. Она никогда не заходила в магазин - сувениры покупают туристы, а она жила здесь же, в Старом городе. Каждое утро она говорила зайцу: "Привет!". И он махал ей ухом в ответ. А может, просто ветер трепал его мягкие уши.
И вот однажды он увидел на другой стороне улицы солнечного зайчика. Откуда он взялся здесь, на этой кирпичной стене? Зайчик перепрыгнул улицу и заплясал прямо на кончике его уха.
- Привет! Меня зовут Бруно!
- Бруно, - повторил рекламный заяц, и ему показалось, будто море перекатывает морской камешек за щекой.
- А тебя? - спросил Бруно. - Тебя как зовут?
- Меня? - растерялся Заяц. - Меня никак... Но откуда ты взялся здесь, в такую метель?
- О, я прибыл издалека!
- Вот уж не думал, что солнечные зайцы умеют путешествовать!
- Не все. Двадцать девятого февраля Солнце (если, конечно, у него хорошее настроение) даёт зайчику имя. И тогда он может отправляться, куда захочет!
Рекламному зайцу стало обидно. Бруно сразу понял, в чём дело:
- Хочешь, придумаем имя и тебе? У нас, в Италии, много красивых имен! Скажем, Леонардо. Или Микеланджело! Хочешь?
"Ага, значит, он из Италии", - подумал рекламный заяц. А вслух робко сказал:
- А можно тоже - Бруно?..
- Бруно? - удивился солнечный зайчик. - Такое обыкновенное, скучное имя... Но если тебе нравится - дарю!
И в туже секунду он метнулся под самую крышу и исчез неизвестно где. Непостоянный они народ, эти солнечные зайчики.
- Бруно, - шёпотом повторил рекламный заяц. И ему показалось, что запахло солёным ветром и морем.
Ночью метель разыгралась не на шутку. И свежеиспечённый Бруно вдруг замёрз.
Он весь дрожал, и еле дождался утра. А утром хозяин открыл дверь - и она изо всех сил щёлкнула Бруно по затылку. "Ой!" - подумал заяц. - "Что же это?! Неужели из-за того, что у меня теперь есть имя? Может, лучше не надо?... Буду опять просто рекламный заяц, и всё."
Он вдруг почувствовал себя очень несчастным. Что же, он так и будет висеть здесь, всю жизнь?!
Но тучи рассеялись, и удивительно ясное небо начало светлеть. И вот, наконец, первый солнечный луч коснулся соседней крыши. И Бруно подумал: ведь тот, у кого есть имя, может отправиться в путешествие! Значит, когда-нибудь он поедет в Италию. Неизвестно когда и непонятно как. Но поедет. Обязательно!
Тем временем в начале улицы показалась знакомая девочка в красной шапке. Она подошла ближе, внимательно посмотрела зайцу в глаза и вдруг улыбнулась.
- Привет, Бруно! - сказала она.
И Бруно махнул ей ухом в ответ. Хотя никакого ветра на улице не было.
Дверь в Старом Городе (Вильнюс летом)
Роберт часто бывал в Вильнюсе. Они каждый год приезжали сюда к маминым друзьям, а потом ехали дальше, в Палангу - на море. Но в этом году у папы оказалась срочная работа, и моря не получалось. Зато в Вильнюс на выходные поехали всё равно.
Так что Роберт знал самые узкие улочки Старого Города, как свои пять пальцев. Из-за светлых нестриженых волос его часто принимали за местного, и он легко объяснял прохожим дорогу, один раз даже по-английски.
Сейчас он шёл к высокой башне университета - там они договорились встретиться с папой. Ровно в пять. Роберт немного опаздывал - впрочем, как всегда, - и тут у него развязался шнурок. Есть такой бестолковый сорт шнурков - вечно развязывается. Роберт наклонился - и вдруг увидел дверцу. Это было очень странно; раньше он её не замечал. Может быть, потому, что она была маленькая - в половину его роста. Настоящая, обитая кованым железом дверь в каменной стене. Роберт зачем-то взялся за тяжёлое кольцо, и дверь со скрипом приоткрылась. Узкие ступени вели в тёмный подвал.
Роберт, конечно, был не такой дурак, чтобы лезть куда попало. Но в жизни бывают моменты, когда понимаешь, что не дурак - а всё равно лезешь. В общем, Роберт опустился на четвереньки и прополз внутрь. Правда, он тут же придумал себе котёнка. То есть если его кто-нибудь застукает в чужом подвале, то он скажет, что ищет своего котёнка. Правда, похоже, что здесь всё равно никого нет. И не было. Лет этак двести.
Ступеньки были узкие и стёртые, и пару раз Роберт чуть не загремел вниз. Пахло сыростью и грибами. Роберт поёжился и оглянулся - узкая щель света была уже далеко. Ничего себе, подвал! Потом лестница повернула вправо - и вскоре стало совсем темно. Роберт включил телефон - осветились на миг низкие каменные своды, поросшие мхом, и экран погас. Села батарейка, как всегда вовремя! Зато кончилась и лестница, и начался просто длинный коридор. Роберт взялся левой рукой за стену. Он решил, что если туннель раздвоится, то он повернёт налево. Он читал, что при прохождении лабиринтов действует правило "левой руки" - если всегда держаться одной стороны, то не заблудишься. Но правило не пригодилось: туннель шёл ровно, только становился всё уже. Вдруг запахло морскими водорослями. Откуда здесь водоросли? Ведь до моря триста километров!
От папы, конечно, влетит. Хотя это ерунда. Найти такой подземный ход - такое, может, раз в жизни бывает! Время стало каким-то странным: может, прошёл целый час, а может - пять минут. А что, если этот туннель бесконечно длинный? Стены какие странные, уже больше похожи не на каменный подвал, а на настоящую пещеру. Ага, он стал видеть стены! Значит, откуда-то идёт свет!
Да, определённо становилось светлее. Вдруг пещера резко стала подниматься вверх; и неожиданно сквозь какие-то ветки он увидел небо. Вот и выход! Роберт продрался через колючие кусты; перед ним была высокая песчаная дюна, поросшая редкой жёсткой травой. Из-за неё раздавался мерный шум, будто где-то рядом шёл поезд. Вокруг росли кусты шиповника и молодые сосенки. Роберт взобрался на дюну и увидел море. Оно было большое. Моремореморе.
Роберт засмеялся. Ветер растрепал его волосы, бросил в лицо песком. Сильные волны набегали на берег, швырялись круглыми камешками. На соседней дюне стояла большая грязно-белая собака. Уши у неё были острые, как у волка. Она тоже смотрела на море и улыбалась, высунув язык. Кроме неё на пляже не было ни души. Роберт свистнул, собака лениво вильнула хвостом, но по-прежнему смотрела только на море. Роберт, увязая в песке, побежал вниз. Поднял несколько камешков, отбежал от особенно длинной волны - она успела лизнуть его кроссовки. Ветер дул прямо в лицо, а Роберт стоял и смотрел на море. А потом пошёл по пляжу, поддевая ногой камешки. Но тут у него опять развязался шнурок. Роберт наклонился, чтобы завязать его, а когда поднял глаза - никакого моря не было. Он по-прежнему стоял на узкой улочке Старого города, у знакомой стены - правда, дверца тоже исчезла. Роберт зажмурился, покрутил головой, открыл глаза - да, точно, он в Вильнюсе!
Бам-м-м! - ударил колокол на башне Университета, - бамм! И ещё, и ещё - пять раз. Как, сейчас ещё только пять часов?! Ведь когда Роберт бежал на встречу с папой, было почти пять! Значит, ничего этого не было? Показалось?!!
Роберт сунул руку в карман, и достал морской камешек. Наверное, с прошлого года лежит. У него во всех карманах камни. Ничего не было, показалось. Роберт тряхнул головой и побежал скорее к башне.
...И тут он увидел собаку. Большую грязно-белую собаку с острыми, как у волка, ушами. Собака посмотрела на Роберта и, кажется, подмигнула. И вдруг изо всех сил отряхнулась. И солёные морские брызги полетели Роберту прямо в лицо.
БОЛЬШАЯ РЫБА (Сказка из Венеции)
- Чао, Джованни! Что ты делаешь?
Джованни шагает по городу, размахивает руками. Раннее утро - открываются лавки, хлопают ставни. Джованни осматривает город - также, как другие утром рассматривают своё лицо. Джованни знает все campo, все ponte, все сalle. Ноги несут его по Венеции, и он заглядывает в каналы: на месте ли отражения? - а ноги знают каждую ступеньку, каждую выбоину, и ему не нужно смотреть на дорогу. Он машет руками, срезает угол - ныряет в sotoportego, и, не замедляя шага, стучит в окно:
- Просыпайся, Маттео! Утро!
Маттео высовывается из окна, но Джованни уже далеко.
- Чао, Джованни! Что ты делаешь? - это Микеланджело, мусорщик с именем короля.
- Чао, Микеланджело! Я ловлю рыбу!
- Счастливой рыбалки, - смеётся Микеланджело, - подкинь-ка мне вон тот мешок!
Джованни подкидывает мешок мусора в лодку, и Микеланджело плывёт дальше.
Campo Джанни-Поло, calle Gallina, Fundamente Nuovo, - бормочет Джованни. Он повторяет имена Венецианских улочек и площадей также, как булочник Лоренцо насвистывает концерт Вивальди. Запах стоячей воды и старого кирпича вдруг перебивает запах свежего хлеба. Лоренцо открывает дверь, протирает окно.
- Доброе утро, Дзанни! Что ты делаешь?
Джованни приплясывает, машет руками:
- Я ловлю рыбу, Лоренцо! Большую рыбу!
Лоренцо протягивает ему крошечную - с напёрсток - чашку кофе. Джованни останавливается на миг, закрывает глаза: первая чашка за этот день, кофе отменный!
- Как дела, Дзанни?
- По прежнему прекрасна! Bellissima!
- Лоренцо улыбается: все знают, что сердце Джованни отдано Венеции.
- Удачи, Дзанни! - но тот уже далеко, ноги несут его дальше - через мост, в арку, быстрее, быстрее!
- Доброе уро, Дзанни! Что ты делаешь?
- Ловлю рыбу! Чао, Гвидо! Доброе утро, Микеле! Большую рыбу!
Микеле раскладывает на уличном столе книги, открытки, гравюры. На беспорядочно разбросанных литографиях (Каналетто, Тинторетто, Микеланджело) лежит огромный чёрный кот.
- Доброе утро, господин кот!
Кот лениво жмурит левый глаз: доброе утро, Джованни! Что ты делаешь?
- Ловлю рыбу!
Джованни здоровается с каменным львом, кивает ангелам и чудовищам, болтает с перилами, мостами, наконец, с водой.
- Джованни, что ты делаешь?
- Ловлю рыбу!
Он кружит по просыпающемуся городу причудливыми петлями, и его уже встречают:
- Как твоя рыба, Джованни?
- Скоро поймаю! Уже скоро!
Наконец, ноги выносят его на рынок Риальто.
Торговцы рыбой смеются:
- Что, Дзанни, где твоя рыба?
Длинный Примо бросает ему с лотка маленькую рыбёшку:
- Держи, Дзанни!
Джованни подхватывает рыбу и тут же бросает её обратно:
- Я не могу взять её, Примо! Придётся отпустить , она должна кормить большое семейство!
Торговцы смеются: у Примо и в самом деле большая семья, но всё же зря он угостил Джованни такой маленькой рыбкой!
Толстяк Данте протягивает знатную, жирную рыбину:
- Держи, Дзанни!
Данте очень доволен собой: пусть все видят, какой он щедрый!
- Не могу, Данте! Посмотри, какое надменное у неё лицо!
Все покатываются со смеху : рыба и впрямь похожа на самого Данте!
- А вот рыба по тебе, Дзанни! Держи!
- Спасибо, Маттео! Эта - в самый раз! - и Джованни ловко ловит скользкую рыбу; делает вид, что вот-вот упустит - и опять ловит:
- Ух, какая шустрая! Чуть не уплыла!
Маттео - тот самый, которого разбудил Джованни стуком в окно - уже успел добежать до рынка и начать работу. А на рынок уже спешит Маргерита: она держит тратторию, ей нужно много рыбы! Она отворачивает свой немаленький нос и от Примо, и от Данте. Конечно, она купит всё у Маттео! Маттео доволен: у него будет славный день. Счастливая примета: Джованни выбрал его рыбу!
А сам Джованни тоже спешит к своей работе. Он делает деревянные игрушки: кораблики, гондолы. Иногда из его рук выпрыгивает длинноносый Пиноккио, а то - умещается на ладони крылатый лев. Джованни умеет делать работу и посерьёзнее: табурет, или целый стол. Но это на заказ, для друзей. И маленький сын булочника Лоренцо, забравшись под этот стол, встречает там хитрую рожицу. Да и весь столик выходит живым: каждый норовит почесать его за ухом. Стол становится домочадцем и получает имя: например, Марко Поло - почему бы и нет?
Иногда Джованни делает совсем другие, особенные игрушки: Гондольер в лодке, тронь его за плечо - поплывёт по тарелке с водой. Или домик на сваях, тоже стоит в воде, ставенки открываются, внутри - человечки.
Сегодня Джованни закончил старую работу: игрушечный мост. На мосту - он сам, Джованни, смотрит, как Венеция отражается в зеркале канала.
Вечером Джованни идёт по набережной; за столиком сидит знакомый художник, Марко.
- Ну что, Джованни, ты поймал свою рыбу?
Джованни присаживается за стол, Марко ставит ему стакан.
- Поймал, Марко! Чудесная рыба!
- Покажи -какая? - смеётся Марко.
Джованни кивает, но не разводит руки в стороны, как бывалые рыбаки. Он подвигает к себе графин с ледяной граппой, и на запотевшем стекле рисует странную курносую рыбу с большим хвостом.
Марко смеётся: отличная рыба! - а Джованни перечёркивает рыбу по животу длинной извилистой линией, и Марко узнаёт, и говорит уже серьёзно:
- Большую же рыбу ты поймал, Дзанни. Удивительную, волшебную рыбу!
Твёрдой рукой очень точно нарисовал Джованни Венецию - большую рыбу, перечёркнутую линией Большого канала.