Когда ко мне вернулось сознание, первой моей мыслью было: " Уж лучше бы оно не возвращалось...". Действительно, поводов радоваться тому, что я мыслю и, следовательно, существую, было не много. Посудите сами: очнувшись, я обнаружил себя небрежно брошенным на грязной травяной подстилке в какой-то холодной и мрачной пещере. Голова раскалывалась, во рту пересохло, но эти маленькие неудобства меня не очень волновали. Самым интересным было, в какую такую прескверную историю я в очередной раз угодил. Кажется, всего мгновение назад я стоял под жарким солнцем на берегу живописного озера и уже собирался погрузиться в его манящую прохладой голубизну, как вот тебе пожалуйста: удар чем-то тяжелым по голове, и я словно по мановению волшебной палочки перенесся в эту уютную обитель летучих мышей, богато украшенную тонким кружевом паутины по углам. " Так тебе и надо," - не без злорадства подумал я. Слишком уж легко мы все поверили в абсолютное миролюбие аборигенов.
Из одежды на мне остался лишь болтающийся на шее амулет на серебряной цепочке. Еще первые экспедиции выяснили, что аборигены никогда даже не прикасаются к чужим амулетам, это строгое табу, нарушение которого вызывало глубокое возмущение у любого порядочного злого духа, поэтому именно в амулете находился индивидуальный поисковый маяк. Впрочем, таланские горы состояли почти из чистого железа и обладали просто завидной способностью поглощать любое излучение, поэтому для того чтобы меня могли отыскать, мне необходимо было, прежде всего, выбраться на свет божий. А вот с этим как раз могли возникнуть определенные проблемы. Метрах в пяти от меня выход из пещеры преграждала решетка из тонких, но прочных похожих на бамбук стволов, скрепленных лианами. За решеткой мерцали отблески огня и раздавались негромкие голоса. На полу ближе к выходу я заметил свои брюки и, вскочив на ноги, поспешил натянуть их на себя. Все-таки аборигены славные ребята: они сразу заметили, что чужаки не очень уютно чувствуют себя без этой важной части туалета, хотя сами подобными предрассудками не страдали.
Нежно поглаживая ладонью здоровенную шишку на затылке, я осторожно приблизился к решетке. В ней оказалась дверца, запертая при помощи некоего хитроумного устройства из нижней челюсти крокодила. Очевидно, по местным масштабам эта устрашающего вида штуковина считалась сложнейшим электронным кодовым замком, но я не без оснований полагал, что для цивилизованного человека взломать его не составит особого труда. Однако за решеткой меня ожидало действительно серьезное препятствие. Служившая мне тюрьмой нора оказалась лишь крохотным слепым отростком гораздо большей пещеры. Передо мной был, похоже, ее главный зал, огромный и величественный, украшенный сталактитами и сталагмитами, с исполинскими колоннами и сводами, уходящими в вышину и теряющимися там во мраке. В центре зала полыхал большой костер, вокруг которого собралось несколько десятков аборигенов в полоном вооружении, состоящем в немалой степени из весьма устрашающей боевой раскраски. Дикари поджаривали на палочках кусочки дичи, мирно беседовали и не проявляли никакой агрессивности. Это меня слегка успокоило, и я решил напомнить о своем существовании.
- Зачем отважные воины напали на человека, не сделавшего им ничего дурного? - провозгласил я тоном который должен был продемонстрировать мое возмущение, хотя и в разумных пределах.
Разговоры у костра тут же смолкли, все головы повернулись в мою сторону. Наиболее ярко раскрашенный воин отделился от общей группы и направился ко мне. Остановившись перед решеткой в угрожающей позе, он закричал неожиданно тоненьким голоском:
- Молчи, посланец черных духов! Великий вождь Траха-Бара запретил нам с тобой разговаривать, чтобы ты не опутал нас своими колдовскими чарами. Но Сарана не боится ни тебя, ни твоих демонов!
И желая продемонстрировать свою беспримерную отвагу, воин, который, судя по всему и был Сараной, попытался ткнуть меня копьем через прутья решетки, но я успел отскочить вглубь пещеры.
- Скоро все чужаки будут сидеть в клетках и сторожить своих черных духов, а в джунглях снова станет править великий вождь Траха-Бара.
Заявив это, воин вернулся к костру, приветствуемый одобрительными возгласами соплеменников и крайне довольный собой.
"Ну вот, кое-что начинает проясняться",- размышлял я. Древняя как мир история: пока мы не покладая рук пытались как-то приобщить таланян к благам цивилизации, за нашей спиной зрел заговор, и теперь нам уготована почетная роль пастухов для злых духов. Придется на досуге серьезно разобраться с этим самым Траха-Барой. Лишь бы попасть на волю. Вот только относительно того, как именно обрести желанную свободу никаких стоящих мыслей у меня почему-то не возникало. Неужели мне в самом деле до конца своих дней придется заниматься вопросами разведения и ухода за демонами?
Вдруг я заметил, что нахожусь в моем скромном убежище не совсем один: большая куча мусора в дальнем углу явно проявляла признаки жизни. Вот она опять зашевелилась, и на свет божий выбрался маленький пожилой абориген, раскрашенный гораздо скромнее, чем мои приятели у костра.
- Ты кто? - ошарашено поинтересовался я.
- Я Прук - сын Стана и Лаки, брат Крина, Вреда, Бода, Сильмии и Хакаси. Муж Лапони, отец...
Так он перечислил всех своих родственников до девятого колена. Довольно утомительная манера представляться.
- И за что же тебя сюда посадили?
- Я недостаточно почтительно отозвался о великом вожде Траха-Бара - неустрашимом воине, повелителе джунглей, защитнике слабых и утешителе обиженных, победителе полосатого льва и черного трирога, грозе верхнего и нижнего... Он долго пересказывал многочисленные достоинства и бесчисленные подвиги вождя всех вождей, и я с завистью подумал: "Везет же некоторым: если сейчас передо мной один из непочтительных подданных Траха-Бара, то каковы же его наиболее преданные сторонники?"
Я поспешил остановить хвалебные словоизлияния, которым не видно было конца.
- Так что же они собираются с тобой делать?
На морщинистом лице Прука отразился нешуточный испуг:
- О, сначала великий Траха-Бара приказал принести меня в жертву черным духам, но потом смилостивился и назначил наказанием восемь дней заточения в пещере. Да прогремит молва о его милосердии под всеми светилами!
Я кое-что слышал о запрещенном нами тайном культе черных духов и сейчас, рассматривая тощую, жилистую фигуру моего товарища по заключению, вполне понимал великого Траха-Бару: да уж, такая жертва вряд ли вызовет аппетит даже у самых ненасытных исчадий ада. Вот только если его слегка подкормить... Может в этом и была истинная цель заключения?
Самого Прука такие мысли, похоже, не волновали. Он был вполне доволен жизнью и воспринимал восьмидневную отсидку не как наказание, а скорее как отдых от нелегкого повседневного труда, сопровождающего первобытную жизнь на Талании. В то время как я ломал голову, разрабатывая планы побега, Прук завалился на кучу сухих листьев в углу пещеры и попытался вздремнуть. Но по-видимому он и так уже переспал, поэтому уснуть ему никак не удавалось. С четверть часа Прук ворочался с боку на бок, громко шурша и разбрасывая листья, в конце концов осознал безнадежность затеи и, разочарованно вздохнув, сел на ложе и обратился ко мне:
- Послушай, чужак, давай рассказывать стоки.
Предложение меня слегка озадачило. Я неплохо знал местный язык, но слово "стоки" слышал впервые.
- А что это такое - стоки? - поинтересовался я.
- Как, ты не знаешь что такое стоки? - изумился Прук, глядя на меня с недоверием. - У чужаков нет стоки? Как вы живете без стоки? Стоки - это такая история. Ты рассказываешь, а все смеются. Пускай на трирогов напал мор и племя четыре луны сидит без еды, все равно всем весело. Стоки - это хорошо.
Он подробно расписывал все ужасы жизни без стоки, пока наконец до меня не дошло, что стоки - это нечто наподобие местного анекдота.
- Сейчас я расскажу тебе стоки, - торжественно объявил Прук.
Он устроился поудобнее на куче листьев, сделал зверскую физиономию, набрал полную грудь воздуха, воздев руки к небу открыл рот и, застыв на мгновение живым изваянием, опять его закрыл. Недовольно вздохнув, он начал подпихивать под себя листья, гневно отшвырнул в сторону какой-то сучок, опять зачем-то подобрал его и положил перед собой, затем занялся своей прической. Судя по этим приготовлением, рассказывание стоки представляло собой сложный процесс. Посуетившись минут пять Прук наконец-то решил, что все необходимые формальности соблюдены, и, вновь воздев руки вверх, замогильным голосом начал:
- Однажды храбрый воин Сан из племени Сумбай добыл на охоте огромного трирога и был очень рад. Он спешил с добычей к своей пещере, как вдруг на тропу выскочили два воина из племени Хуаксан с дубинками в руках и закричали: "Отдай нам трирога!". И они отобрали у него трирога!
Не успев произнести эти слова, Прук схватился руками за живот и повалился на землю рыдая от смеха. Пару минут он заливался истеричным хохотом, пока наконец не заметил, что я сижу на камушке возле решетки хлопая глазами и ничего не понимая. Резко посерьезнев, он сел и сердито уставился на меня.
- Ты почему не смеешься?
- А что, уже пора? - окончательно растерялся я.
- Куда пора? - Прук возмущенно вскочил на ноги. - Я рассказал тебе самый смешной стоки под этими звездами, а ты даже не улыбнулся!
- А ты точно все рассказал? - засомневался я. - Может ты что-нибудь упустил?
Прук наморщил лоб, мучительно напрягая память:
- Да нет, ничего я не упустил. Я очень хорошо помню этот стоки. Так мне его рассказывал мой дед, а моему деду - мой прадед. И все смеялись. Это очень смешной стоки!
- Тогда я просто не понимаю, что в нем такого смешного, - сдался я.
- Но как ты не понимаешь! Ты только представь! - И Прук стал возбужденно метаться по пещере, живописно изображая сцену в лицах. - Отважный воин пошел на охоту. Он хочет добыть огромного трирога. Трирог хитер и свиреп, он убегает от храброго воина, скрывается в зарослях, нападает из засады. Но воин перехитрил его и убил! Это большая победа! Вот он несет добычу домой. Он очень доволен, он представляет как будут рады его сородичи, как назовут его великим охотником, дадут в жены лучшую девушку из их деревни. Но тут ему встречаются два других воина и отнимают трирога, и все мечты рассыпаются прахом. Это же очень смешно!
Тут Прук опять свалился с ног и принялся хохотать, катаясь по полу и восторженно дрыгая ногами. Похоже он искренне верил, что после такого подробного разъяснения глубинного смысла стоки я присоединюсь к нему в порыве веселья, но тут его ожидало жестокое разочарование: мне опять не было смешно.
Наблюдая как от всей души веселится Прук, я мучался угрызениями совести. Человек старался, рассказывал мне такую замечательную историю, пытался меня развеселить, а я не смеюсь. И даже наоборот: мне история показалась скорее грустной чем смешной. Наверное я просто цивилизованный болван, начисто лишенный чувства юмора.
Заметив мое настроения, Прук оборвал смех и, поднявшись на ноги, отряхнул прилипшие травинки со своей набедренной повязки.
- Ты опять ничего не понял? - угрюмо поинтересовался он. В ответ я безнадежно покачал головой. Тем не менее Прук предпринял последнюю отчаянную попытку хоть что-то мне растолковать.
- Понимаешь, Сан был очень храбрым воином. Он не побоялся свирепого трирога. Он не побоялся бы и воинов чужого племени, но их было двое и у каждого дубина, а у него - только лук. Вот если бы у него была хорошая палка из железного дерева, тогда бы он им показал. Но такой палки у него не было, и поэтому ему пришлось отдать трирога. Правда смешно?
Но, видя что даже эти детали не производят на меня должного впечатления, Прук осуждающе поцокал языком и обиженно удалился в свой угол пещеры.
Так мы и сидели: я - на камне возле решетки, он - на куче листьев в дальнем конце пещеры, и думали каждый о своем. По взглядам которые Прук время от времени бросал в мою сторону, было заметно, что думает он обо мне не самым лестным образом. Я же думал о том, как замечательно быть первобытным человеком. И жизнь у них беззаботная, и юмор такой простой - никакой тебе казуистики. А взять наши утонченные анекдоты: ведь большинство из них нормальному крепкому парню из джунглей не удастся даже перевести - сплошная научная терминология. Хотя помнится в далеком детстве мы с детишками рассказывали такие милые простые и славные анекдоты про похождения попугая, а еще про Вовочку... Тогда они казались мне вполне смешными. Старые добрые времена. Был даже один анекдот, чем-то похожий на стоки, что рассказал мне Прук. Про повара и грабителей. Только там весь юмор заключался не в простой реакции повара на ограбление, а в реакции грабителей на реакцию повара. Это уже следующий уровень развития юмористического сюжета. Хотя, я думаю, он вполне доступен даже самому первобытному сознанию. Может попробовать? Если только кое-что слегка подправить...
- Эй, Прук, - окликнул я товарища по несчастью. - Хочешь я расскажу тебе свою стоки?
- Чужаки умеют рассказывать стоки? - в глазах Прука читалось сомнение, смешанное с любопытством. - Вряд ли у тебя что-нибудь получится. Хотя, почему бы не дать тебе шанс.
Он подсел поближе и с торжественным видом приготовился слушать.
- Однажды великий воин Сан сидел в своей хижине и разделывал добытого им на охоте трирога, - начал я, призвав на помощь весь свой артистический дар. - Вдруг в хижину ворвались два воина из соседней деревни и, угрожая Сану каменными ножами, закричали: "А ну, быстро отдавай нам мясо!" Но Сан нисколько не испугался. Он спокойно достал из-за спины огромный и острый бронзовый нож, и, зевая, спросил: "Так вам значит мясо нужно?" Но воины, увидев бронзовый нож, испугались и, дрожа словно листья во время грозы, захныкали: " Да нет, ну что ты. Мы просто косточек хотели погрызть!"
Закончив рассказ, я облегченно вздохнул, и уставился на своего сокамерника, ожидая его реакции. На мгновение мне показалось, что Прука сейчас стошнит. Бедняга сидел с перекошенным лицом, слабо подергиваясь в неком гипнотическом трансе. По его шее и щекам бежали красные и лиловые полосы, что у туземцев говорило о крайней степени возбуждения. Наконец он медленно повалился на бок и покатился по грязному земляному полу, невнятно мыча и нелепо разбрасывая конечности словно кукла - марионетка с оборванными нитями. Докатившись до каменной стены пещеры он отскочил от нее как резиновый мяч и покатился в обратном направлении, пока не ударился и не отскочил от противоположной стены. Так повторилось несколько раз. Я изумленно наблюдал за этими маневрами. Среди издаваемых Пруком неясных звуков с трудом можно было различить отдельные слова: "Ножичек... бу-бу-бу. Каменнный... му-му-му. Бронзовый... гы-гы-гы." Наконец его прорвало, словно в сознании открылся некий предохранительный клапан: "Ой, я не могу! Ой, я сейчас умру! "- голосил Прук, содрогаясь в предсмертных конвульсиях.
Я оставался ученным в любой ситуации, чем в глубине души немного гордился, и мимоходом делал кое-какие этнографические заметки на тему: "Бурные эмоции, положительные и отрицательные, их выражение через крик как вселенский принцип." Неплохое начало для диссертации.
Шум в нашей камере привлек внимание стражей. Дикари столпились у решетки, оживленно обсуждая странное поведение пленника. Некоторое время спустя Прук немного пришел в себя и, придерживаясь за прутья решетки, сумел даже подняться на трясущихся ногах. Едва не задыхаясь и поминутно разражаясь новыми взрывами гомерического смеха, он кое-как объяснил собравшимся смысл происходящего, и даже умудрился передать содержание моего стоки, не забыв дорисовать какие-то свои яркие детали. К моему изумлению, даже в таком неудобоваримом виде стоки произвел на слушателей потрясающее впечатление. На какое-то мгновение публика за решеткой просто онемела от восторга, а потом разразилась такой какофонией звуков, что не будь своды пещеры сотворены природой почти из чистого железа, они непременно обрушились бы на головы беснующихся дикарей. Я тут же превратился в кумира толпы. Под восторженные вопли меня вытащили из камеры и взгромоздили на огромный валун в центре пещеры. Множество рук тянулось ко мне со всех сторон, стараясь прикоснуться как к сошедшему на землю божеству. Неведомо откуда в пещеру понабилось множество дикарей, и вот уже десятки голосов скандировали: "Сто-оки! Сто-оки!"
Я обвел взглядом толпу. "Господи, ну и рожи!" Что я могу предложить этим простым и славным парням со звериным оскалом и в боевой раскраске? А если я не оправдаю их ожиданий? Н-да... В моем воображении нарисовался огромный кипящий котел, в который меня бросают в качестве бульонного кубика. И тут мне, наконец, пришла в голову спасительная мысль: извечная тема сексуальных отношений! Как же я сразу об этом не подумал! Институт брака в таланском обществе развился до достаточно высокого уровня, и, как и под любыми другими звездами здесь были известны и ревность, и измена. Почему же на этом не сыграть? Если взять последний из услышанных мной анекдотов о похождениях пилота Ржевского и слегка его подправить... Может сработать!
Подняв руки вверх, я призывал ко вниманию. Тут же в пещере наступила такая тишина, что стало слышно, как со сталактитов над нашими головами срываются одинокие капли. Выдержав подобающую паузу, я начал: " Однажды отважный воин Сан отправился на охоту. А в это время к его молодой красивой жене пришел любовник..." Голос мой торжественно перекатывался под гулкими сводами пещеры. Дикари, казалось, перестали даже дышать, с таким напряженным вниманием следили они за моим незамысловатым рассказом. Вся их столь же незамысловатая жизнь была сейчас сосредоточена в этом повествовании. Да и моя, может быть, тоже.
Пару раз запнувшись но, тем не менее, не растерявшись, я все-таки довел свое импровизированное стоки до конца, как отважный кормчий, твердой рукой ведущий утлый челн сквозь бушующий шторм. Напряженная пауза натянутой струной повисла под сводами пещеры. Она длилась и длилась, натягиваясь и звеня все тоньше, и я начал уже опасаться, что мои усилия пропали даром, но тут до них наконец дошло, и струна тишины лопнула. С чем сравнить последовавший шквал эмоций? Если бы однажды перед сонмом отчаявшихся грешников приготовившихся уже к вечным мукам в аду гостеприимно распахнулись врата рая, могли бы они ликовать сильнее? Вряд ли. Я оказался вдруг эпицентром ядерного взрыва. Атомным грибом возвышался я над толпой аборигенов, которые волной валились вокруг меня до самых дальних уголков пещеры. Упав, они в судорогах бились на земле, крича и раскидывая скрюченные конечности. С трудом я заставил себя поверить, что это всего лишь бурное проявление веселья. Гвалт стоял невообразимый. Один из воинов упал прямо на пылающие угли костра, но похоже, даже не заметил этого. Не выдержали сами железные своды пещеры: огромный сталактит сорвался с потолка и, разбросав искры, воткнулся зловещей черной сосулькой в центре кострища, едва не пронзив хохочущего воина. Сотни маленьких крылатых тварей гнездившихся в расщелинах стен сорвались с насиженных мест и с визгом носились в воздухе, добавляя свою нотку в общую какофонию.
Упавший сталактит открыл в своде пещеры большую брешь, через которую проник широкий луч света, озарив меня на моем камне. В этом торжественном сиянии я как новоявленный пророк спустился со своего постамента и направился к выходу из пещеры, осторожно переступая через лежащих на земле аборигенов. Напрасная предосторожность. Точно так же я мог идти прямо по их головам. По воде яко посуху. Никто бы меня даже не заметил, не говоря уже о том, чтобы пытаться как-то задержать.
Очень скоро я без всяких проблем выбрался на поверхности. Поисковый маяк у меня на шее радостно пискнул и замигал зеленым огоньком, установив связь с базой. Дожидаясь прибытия спасательного транспортера, я размышлял об удивительных событиях последнего часа. Может во мне пропадает великий комик, а я хороню свой талант на этой богом забытой планете? Да нет, особо прикольным парнем я никогда не был. Скорее всего наивная неискушенность аборигенов в сочетании с "эффектом толпы" породила столь термоядерную смесь. Давно известно, что в большом кинотеатре, среди массы зрителей вы можете до слез смеяться над фильмом который бы в обычных условиях - дома перед телевизором, вызвал бы у вас лишь улыбку. Своеобразная критическая масса. Так что великим комиком мне не быть. А жаль. Страшная сила!