Это становилось традицией. Не очень хорошей, надо признать. Снова ломило все тело, кружилась голова, а на языке ощущался невыносимый горький вкус. Правда, в голове было ясно как никогда. Даже странно, но организм, видимо, решил, что хватит прохлаждаться. Я очень четко помнила, что произошло раньше. Знание это энтузиазма не добавляло, но так все же было лучше. Не мешало бы вплотную задуматься над ситуацией.
Значит, Рэдклиф не знал, что мы делаем здесь, вдали от Квавара, хоть его и очень интересовал этот вопрос. И надо признать совсем не зря, ведь мы таки успели дать клич о помощи. Не известно, правда, даст ли он что-нибудь, ведь не каждый решиться ввязаться в подобную свару. Это требовало значительных ресурсов, человеческих и денежных также, но еще и смелости противостоять системе. Что в данном случае было еще более безрассудным. Пойти против всего Союза, когда на стороне противника значительные капиталы, а так же средства массовой информации... Так не долго и предателем стать! А это уже совершенно другая история, согласитесь. А можно просто проигнорировать чужие проблемы и жить спокойно дальше. Заниматься свободно любимым делом и приумножать капитал.
Для собственного умственного здоровья я решила принять за аксиому, что помощь все-таки будет. Жить без надежды нельзя. Но и просто положиться на судьбу было не в моих правилах. Нужно срочно что-то придумать. Что-то такое...
- Ну же, давай, сучка, открывай глаза. Я знаю, что ты давно пришла в себя, - послышался ненавистный голос.
Я шумно вздохнула и открыла глаза. А что еще оставалось делать? Не дожидаться же насильственного пробуждения. Я и так вся в синяках после недавней потасовки. И, кстати, с каждой секундой они болели все сильнее. Словно напитывались болью извне.
- Вот и молодец. А то я уже хотел тебя поторопить.
Рэдклиф наклонился ко мне на столько близко, что захотелось отшатнуться. Сдержалась с трудом. Да и как оказалось, все равно ничего не получилось бы. Дислокация значительно изменилась. Теперь я была основательно обездвижена. Метод довольно старый, но действенный во все времена: крепкий стул, наручники и веревка. Ноги прикручены к задним ножкам. Так что пошевелиться было довольно затруднительно.
- Что вам надо?
- Ответы, что же еще, - скучающе протянул подонок.
- Я ничего толкового вам сказать не могу. Я не была посвящена во все планы императора. Так что спрашивать у меня довольно глупо.
- Только вот этого не нужно, - угрожающе протянул мужчина. - Мы ведь не только аудио связь поддерживали с вашим кораблем. С видео также проблем не было. Так что дорогая моя, не нужно врать. Не поверю, что наш доблестный адмирал не поделился своими планами. Он так хотел, чтобы ты вернулась назад...
- Просто хотел отделаться от меня, - поспешила я возразить. Черт, неужели он и правда, видел все, что происходило на "Звездном рыцаре". От возможности того, что за нами могли подсматривать, стало очень гадко, и так противно на душе, словно туда вылили бочку помоев. Были моменты в нашей с Крэйгом жизни, которые мне не хотелось ни с кем делить. И уж точно не с этой мразью!
- Не нужно держать меня за идиота, дорогая моя. Ты всего лишь врач, долгое время не вылезающий с захудалой планетки. А вот я человек военный, причем звание, как ты понимаешь, обязывает многое знать.
- Очень за вас рада...
- Тогда ты будешь, наверное, рада узнать, насколько глубоко я осведомлен об особенностях одной определенной расы?
- В другой ситуации я бы с удовольствием послушала лекцию про отличия рас, но боюсь обстановка не располагает. Да и вам не пристало растрачивать свои знания на одну меня. Где ваши прихлебатели, Рэдклиф, и куда вы меня затащили?
- О, эту лекцию, все же послушай, - ехидно ответил он, - а вот прихлебатели мои, как ты их не очень вежливо назвала, сейчас ведут задушевную беседу с твоим любовником. Дохан такой нетерпеливый! Так хотел пообщаться с адмиралом, прям все нервы вытрепал! Сама представляешь, что значит удержать подобную тушу. Совершенно не управляем, да еще и с явными садистскими наклонностями. В общем, сдерживал его, как мог, но вы сами развязали ему руки. После подобного выступления с его жаждой причинить боль стало не совладать. Так что молись, чтобы адмирал вернулся к тебе если и не в сохранности, то хотя бы в полной комплектации. Дохан он такой, живо найдет лишние части тела.
Мерзкий смех прокатился по пустой комнате, обитой серым пластиком. Я сглотнула от страха и напряженно вгляделась в лицо Рэдклифа. Правду ли он говорит? Неужели в этот самый момент какой-то монстр истязает мужчину, которого, я люблю больше жизни?!
В голове подобное никак не желало укладываться. Не хотелось думать о том, что в наш прогрессивный век, до сих пор кто-то использует настолько дикие методы для определения правды? Столько есть специальных приборов, химических препаратов... А они выбрали пытки. Это говорило о многом, но задумываться об этом я не могла, чтобы просто не сойти с ума. Крэйг будет молчать. Я его знаю. Дохан может на кусочки его резать, но мой мужчина так просто не сдастся, когда дело касается стольких людей... да целой планеты! Но с другой стороны, мы сейчас не вместе, а ему могут рассказывать тоже самое про меня. А вот выдержит ли он это испытание, я не знаю. Сейчас у меня было только одно желание: рассказать все что угодно, только, чтобы не трогали Крэйга. Но так подвести своего мужчину... Он ведь в меня верит!
- Мы искали возможность дать сигнал о помощи, - проглотив огромный комок в горле, прохрипела я. - Думали, может, хоть один передатчик сохранился и удастся наладить связь.
- Интересно, и что у вас получилось? - заинтересовался он.
- Ничего, из-за особенностей местного космического пространства подать сигнал не удалось.
- Пульсар помешал?
- Да...
Мужчина очень долго смотрел мне в глаза, пытаясь определить, правду ли я говорю. Я смотрела в холодные словно льдинки глаза, на эту привлекательную внешность и думала о том насколько она бывает обманчивой. Красивое, мужественное лицо было просто отвлекающим маневром от гнилой сущности своего обладателя. Насколько несправедлива природа... Ведь многие люди жалуются на то, что им досталось от родителей. Думают, что вот если бы их мечта осуществилась, жизнь бы сразу наладилась. Но это далеко не так! Чего не хватало этому мужчине, что гибель милионов людей показалась ему приемлемой ценой для достижения цели? Он был уважаемым, богатым человеком. Последние года все СМИ рассказывали о доблестных сражениях, проводимых храбрыми адмиралами. И вот теперь я задумываюсь, правдой ли были эти сюжеты? Может, как в этой ситуации имело место сплошное надувательство? Мы боготворили мерзавцев, садистов, которых так радуют чужие страдания! И никто не знал о том, что происходило на самом деле!
- Даже не знаю... Звучит правдоподобно, но сомнения не оставляют меня.
Жесткие пальцы схватили меня за подбородок, обездвиживая голову. Даже отвернуться, чтобы не смотреть больше в ненавистное лицо было невозможно.
- Открой глаза!
Пришлось подчиниться.
- Никак не могу понять, верить или нет. - Он задумчиво смотрел на меня бесконечное количество секунд. Сдерживать этот холодный взгляд становилось совсем уж невмоготу. Но когда он все-таки решил что-то для себя, я поняла сразу. - Но ты знаешь, есть надежное средство от вранья. Чистейшая, сильнейшая боль. Я доведу тебя до такого состояния, что ты будешь бояться собственной тени. И вот тогда посмотрим, захочется ли тебе врать.
Что ж, по-видимому, судьба припасла мне немало испытаний. Остается только надеяться на то, что я выдержу их с достоинством...
Я не герой, далеко не герой... Есть ситуации, когда ты просто ничего не сможешь сделать, ничего не сможешь изменить. Они подтачивают нашу решимость, испытывают внутренний стержень. Ты можешь думать о себе все что угодно, но в эти моменты все наносное слетает с твоей личности, как осенняя листва, а под ним остаешься только ты. Твое истинное видение мира. Только осознание того, с чем ты не смог бы дальше жить.
Я не хочу описывать, что именно делал со мной этот ублюдок, могу сказать лишь, что он очень постарался сделать все, чтобы добиться правды. Но никакие пытки не заставят меня стать соучастницей убийства!
Люблю жизнь во всех ее проявлениях. Каждая тварь имеет право на существование... ну, пусть не каждая, но я твердо знала, стоит только мне открыть рот, и нас с Крэйгом не спасет даже чудо. Да и чудес, наверное, просто не осталось на мою долю. Самое ценное, что только могло произойти, со мной уже произошло. Поэтому ждать большего было бы глупо.
У меня был этот месяц... Как я рада теперь, что не стала противиться своему влечению и дала возможность показать Крэйгу, как все может быть между мужчиной и женщиной. Как ценны эти мгновения истинного счастья! Ведь даже там, в моей пыточной камере, в самые трудные моменты они спасали меня от падения. Миллионы людей зависели от того, выдержу ли я. И я выдержала.
После того, как больная фантазия моего мучителя дала сбой, и он, наконец, решил, что мне таки можно поверить, два выродка оттащили мое полубессознательное тело в камеру. Словно сломанную вещь, подхватив брезгливо под руки, даже не придерживая голову, чтобы она не запрокидывалась назад. Изредка, напрягая все оставшиеся силы, я поднимала ее, чтобы посмотреть вокруг, но не видела ничего кроме кровавого следа, тянувшегося за мной. Вся одежда была пропитана ею. Рэдклифу приходилось много раз резать меня, чтобы драгоценная жидкость покидала тело. Кожа регенерировала практически мгновенно, а ему было интересно везде ли это происходит. И он старался как можно более достоверно изучить этот феномен. Очень добросовестно...
Подручные моего палача справились с транспортировкой быстро, но оставаться рядом больше почему-то не захотели. Может им не понравилась моя кровавая улыбка, или пристрастия любителя экзотки не распространялись на синекожих женщин... Не знаю, да и знать не хочу...
Могу только сказать, что была очень рада остаться, наконец, одной. В камеру с Аликой меня больше не посадили. Резонов их я не знала, но была рада и этому. Даже ее, эту несчастную женщину видеть не хотелось. Было так страшно думать, что может произойти со мной дальше, что видеть страх в чужих глаза не было никаких сил. Я не ощущала себя настолько сильной, чтобы успокаивать ее. А показавшись в таком виде, паники с ее стороны было бы не избежать. Так что, одиночество сейчас для меня все.
Сколько времени я пролежала на полу сломанной куклой, сказать было сложно. Я то приходила в себя, то снова теряла сознание, и сколько длилось это забытье, сказать было еще сложнее. Часы выдать никто не озаботился. Но где-то примерно на пятое пробуждение, я нашла в себе силы, чтобы доползти до узкой полки, прикрытой серым покрывалом, которую здесь называли кроватью. Еще пару раз, теряя сознание от боли, мне удалось-таки на нее забраться. Несомненный "подвиг" с моей стороны, ведь камера была еще меньше, чем прежняя. Тело потряхивало от озноба, а дышать становилось труднее с каждой секундой. Скорее всего, сломано ребро, а может, даже и не одно. В начале экзекуции я еще пыталась, как-то прикидывать предположительный урон, но после двух поломанных пальцев это стало не так-то просто. Сейчас, даже смутно оценивая свое состояние, я очень удивлюсь если мне удастся выжить без посторонней помощи. А ждать ее в скором времени, наверное, все же не стоит. Недаром же меня заперли в одиночке. Чтобы даже неквалифицированной помощи никто не оказал.
Кое-как завернувшись в серое одеяло, я устало прикрыла глаза. Все проходит, и эта боль так же пройдет, не с помощью лечения, так... по другой причине.
Здесь нет ни дня, ни ночи, только серая мгла беспросветности с красными всполохами боли. Мне кажется, что так было всегда, и в жизни моей не было ничего стоящего, чтобы вспомнить. Память предавала меня. Постепенно уходили все приятные воспоминания, теперь я с трудом представляла кто я и где. Что произошло, и чем была заслужена мною эта бесконечная агония?
Периоды беспросветного забытья стали казаться подарком, тогда боль отступала, и можно было надеяться, что я не умру сейчас. Может, Бог мне оставил еще хоть немного времени? Я хотела верить в то, что еще ничего не закончено. Что меня не ожидает смерть на этом жестком ложе. Что я увижу солнце. Я ведь любила солнце когда-то...
А потом стали приходить видения. Эфемерные и не понятные моему измученному мозгу, но где-то на подсознательном уровне, я знала, что это уже было.
Вот мужчина, худой и жилистый. Жесткие седые волосы слишком давно не приводились в порядок и от этого неугомонно торчат в разные стороны. Я смеюсь, пытаясь пригладить их собственной рукой. Мужчина фыркает, встрепывает шевелюру еще сильнее, а потом хватает меня у кружит-кружит... Я хохочу и не могу остановиться. Мне нравиться та надежность, которая чувствуется в этих руках. Мне спокойно...
Вот я радостная и взволнованная до дрожи выхожу на какое-то возвышение, поворачиваюсь и вижу море людских голов. Они все смотрят на меня с откровенной радостью, и мне кажется странной их длиннополая одежда и квадратные шапочки. Я долго говорю что-то срывающимся звонким голосом, и меня все слушают. А потом шапки летят в небо. Тысячи черных шапочек, которые снизу были похожи на конфетти, и я радостно смеюсь, подбрасывая свою...
Вот блестящий корабль... Он настолько прекрасен, что я готова часами стоять и любоваться им. Этот плавный сверкающий силуэт. От его поверхности жизнерадостное солнце отбрасывает ослепительные блики, и я жмурюсь от яркого света и с гордостью смотрю на эмблему украшающую бок этого красавца. Это так символично, тогда подумалось мне. Ведь я тоже хочу протянуть руку тому, кто будет нуждаться в помощи, и когда-нибудь, мое имя будет произноситься с надеждой!
А вот огонь, завораживающий... Опасный зверь и мне не удастся от него скрыться. Это понимание заставляет меня застыть столбом, смиренно ожидая своей участи...
Я быстро проматываю эти кадры. Не хочу видеть их снова, не хочу.
А вот маленькая хижина на берегу озерца. Мы затеряны в сине-зеленом пространстве. Но это совершенно не страшно, ведь это мой дом. Я помню это. Там тихо и спокойно, там не чувствуется течение времени, но на тот момент мне казалось, что я упустила что-то поистине важное.
А вот еще один мужчина... Я смотрю на него и не могу отвести глаз. Никогда в жизни не доводилось видеть мне никого, кто так притягивал бы взгляд. Он окрашен в золотые тона, словно божество, и от такой невероятной картины хочется упасть на колени. Но падаю я в его объятья. Он смеется и сжимает меня сильными руками и прикосновения его зажигают где-там, в глубине, о которой я и не подозревала, бушующее пламя. Не такое, как то, что привиделось мне недавно. В этом пламени мне хотелось сгореть дотла!
Образы тают, сменяя друг-друга, и некоторые из них мне отчаянно не хочется отпускать. Я цепляюсь за них, пытаюсь задержать, но неумолимые картины жизни тают, и чем больше я их держу, тем труднее их останавливать. Я смиряюсь... И жду следующую картинку. А она не приходит и снова я в серой безликой дымке, с красными всполохами боли. А потом снова приходит темнота...
Мне кажется, что это все происходит снова и снова. Повторяется некий недоступный моему пониманию алгоритм, а время тянется словно резина.
Иногда кто-то пытается нарушить мое одиночество и пихает мне в рот что-то отвратительное. Оно склизкое и неприятно пахнет, я сопротивляюсь, но мой палач не отступает, пока я не начинаю жевать, давясь от отвращения. Мне больно, так больно! Но он не сдается. Он снова и снова приходит. Я не вижу этого лица. У меня нет сил открыть глаза. Иногда веки кажутся мне такими тяжелыми, словно на каждое из них какой-то ненормальный повесил по мешку песка и я смиряюсь. Снова покорно открываю рот, потому что знаю, чем скорее я буду жевать, тем скорее меня снова оставят в покое.
Он настырный, этот человек. Я удивляюсь его поведению, но подобная твердость духа всегда вызывала во мне уважение. Он уходит, и я снова смотрю картинки, подсунутые мне уставшим мозгом.
События чередуются с определенной частотой, и через некоторое время мне даже стало приятно то, что делал этот человек. В животе появлялось странное чувство полноты, а потом я снова проваливаюсь в грезы.
Это состояние длится и длится. Я теряю волю, мне просто хочется, чтобы все это, наконец, прекратилось. Я не желаю боли, не хочу ощущать сомнений, не хочу заботиться о завтрашнем дне. Я хочу покоя и тишины. Хочу тепла.
Он снова приходит. Иногда мне кажется, что он призрак, даже в этом отупевшем сознании я понимаю, что он практически бесшумен. Это странно, но когда он кормит меня не слышно ни одного звука. Ни удара о металлическую миску, которую крепко сжимают большие руки, ни вздоха, ни единого слова. И шагов его я тоже не слышу. Каждый раз, когда он приходит покормить меня, становится сюрпризом.
Иногда я пытаюсь найти в себе силы, чтобы открыть глаза. Я очень хочу увидеть этого человека. Но у меня ничего не получается. Я все так же нахожусь в темноте, и это начинает меня беспокоить.
Выполнив свою задачу, он уходит, с тихим шипением закрывая за собой дверь. Я снова проваливаюсь в небытие. А потом просыпаюсь, чтобы пройти все ту же процедуру. Чувствую себя похожей на овощ. Где-то внутри зреет протест...
А потом случилось что-то странное. Я проснулась от постороннего звука. И это было действительно странно, ведь тот человек абсолютно бесшумный. Сейчас же я различаю топот множества ног, грубые мужские голоса и передвижение какой-то техники.
Снова пытаюсь что-то рассмотреть, но ничего не получается. Мне кажется, что я ослепла. Эта мысль пугает так, что стало трудно дышать. Попытка приподнять руку, чтобы проверить поднимается ли во вздохе грудь, тоже ничего не принесла. Паника подхлестывала меня на новые и новые попытки. НО НИЧЕГО НЕ ПРОИСХОДИЛО!
Боже мой! Я умерла? Но почему тогда со мной осталось мое сознание. Я пыталась снова и снова хоть пальцем пошевелить. Напрягала все мышцы, и не чувствовала отклика. А шаги постепенно приближались. Никогда не было мне так страшно. И никогда не была я в таком отчаянии. Из глаз потекли слезы. Непроизвольно и от того еще более страшно. Не было рыданий и всхлипываний, даже таких движений воспроизвести мое тело не могло. Только горячая влага на щеках и чувство полнейшей безысходности.
Люди подошли ко мне поближе, стали трогать руками, один раз даже за грудь схватили, а потом переложили куда-то и понесли. Стало все равно куда. Главное, подальше отсюда, подальше. Я все глубже и глубже погружалась в себя. Через некоторое время было уже на все плевать.