Аннотация: Воспоминания о борьбе за выживание Общества инвалидов.
Приключения одноглазого на одной ноге.
Вместо предисловия
Будем знакомиться, я Давыдов Евгений Ульянович, мне прилично за шестьдесят, роста среднего, сложения атлетического, кудрей на голове нет. Это то, что делает меня привлекательным, особенно в глазах женщин. Что касается названия очерков, то это простая констатация факта. В детстве я перенёс полиомиелит и множество других болезней. После всего этого у меня одна нога парализована, один глаз не видит, одно ухо не слышит. И, тем не менее, это придаёт мне своеобразный шарм. Мне свойственно, как большинству инвалидов, жизнелюбие, оптимизм, весёлый нрав. Ещё лет тридцать тому назад я был страшно застенчив. И как с таким данным я умудрился жениться?! То, что это случилось заслуга моей любимой, ненаглядной спутнице моей жизни моей жены! Имею высшее экономическое образование. Свыше сорока лет я работал на крупнейшем машиностроительном предприятии города Ташкента.
Предыстория
Размеренная жизнь не для меня. Чувство, что чего-то не хватает, не покидало меня. Энергия, страсть к острым ощущениям искали выход. Но думал ли я лет двадцать назад, куда меня это приведет. Так устроен человек, он всегда ищет виновников беды не в себе, а в окружении, Но в моих приключениях, убежден, виноваты западные цивилизации, Англия, Франция, США. Из газет я узнал, что именно в этих, в первую очередь странах, есть большой опыт по созданию рабочих мест для инвалидов на машиностроительных предприятиях. У меня появилась цель, стимул к действию. У меня появилась мечта. Мечта инвалида проста и понятна. Достойно жить. Работать. Быть максимально самостоятельным и независимым. Не быть обузой для других. По собственному опыту я знал, как трудно найти своё место. В юности я очень долго не мог найти работу.
Нас было несколько единомышленников. И мы создали на нашем заводе Общество работающих инвалидов под названием "Парвоз", что в переводе с узбекского языка - взлет, полет. Меня избрали председателем.
Благодаря нашей настойчивости, с учетом опыта западных стран на заводе была проведена инвентаризация рабочих мест и аттестовано свыше 400 мест, на которых работали инвалиды. Уже в 2000 году мы в местные органы власти г. Ташкента давали информацию, что есть дополнительно 240 рабочих мест для трудоустройства инвалидов. Конечно, всё это было ещё далеко от того западного идеала. Но важно было начать. Вторую проблему, которую мы хотели решить - это трудоустройство тех наших товарищей, которые были уволены с завода по причине инвалидности. У многих жизнь прошла на заводе, и они хоть как-то хотели быть около него. Тогда я самостоятельно создал семь дочерних предприятий для трудоустройства моих товарищей с обязательной организацией надомного труда.
Первое предприятие было Лечебно-оздоровительный центр. Но буквально накануне его открытия у нас отняли помещение для МЧС. Были и другие предприятия, которые у нас отнимали, как только начиналось производство.
И, тем не менее, в 1996 году было создано дочернее предприятие "Ногирон - Усто", что в переводе означает инвалид-мастер. Мы пытались шить обувь, делать изделия из дерева, а в 1998 году был найден большой заказ от МВД на изготовление нарукавных знаков для милиционеров. Согласно законам республики предприятие инвалидов не облагается налогами, и благодаря этому прибыль в цене изделия доходила до восьмидесяти процентов. У общества инвалидов были большие планы по использованию отчислений учредителю от прибыли нашего дочернего предприятия, это расширение производства и создание новых рабочих мест, оказание материальной помощи, организация культурного досуга инвалидов. Но необлагаемое налогами предприятие стало лакомым кусочком для представителей теневой экономики, почти через год, после начала нашей успешной работы постороннее люди, не имеющие никакого отношения к инвалидам, при помощи работников МВД отняли у нас предприятие с годовой прибылью более 300 тыс. долларов США. Захватчики нашего предприятия (я их называю "Теневики") сделали все, что бы расправиться со мной - председателем общества инвалидов и учредителем предприятия, а так же содействовали ликвидации общества "Парвоз". Сейчас общества нет. Я теперь бывший председатель. Правоохранительная система нашей республики была на стороне "теневиков", а не инвалидов.
В Ташкенте на грант Фонда Сороса создана юридическая клиника для оказания юридической, бесплатной помощи малоимущим и инвалидам. В связи с ликвидацией общества инвалидов "Парвоз" я обратился в эту клинику за помощью. И вот там молодые люди объяснили мне, наивному человеку, верящему в силу законов, что у "теневиков" есть деньги, (отнятые у нашей инвалидной организации), а у нас - инвалидов их нет. И поэтому мы обречены на проигрыш в любой судебной тяжбе.
Однако я увлекся предысторией.
Что произошло - то произошло!
Я же намереваюсь поделиться воспоминаниями приключений, которые происходили со мной, и заверяю вас, что все описанные события подлинные и имеют документальное подтверждение, фамилии работников милиции, прокуратуры, судебной системы - подлинные.
История первая
Держи карман заклеенным!
В начале июля 1999 года я начал борьбу за наше дочернее предприятие и интересы общества "Парвоз". Мной были написаны заявления в прокуратуру и налоговую инспекцию о незаконном захвате "теневикам" нашего дочернего предприятия. Иллюзий, что "Теневики" просто так отдадут наши деньги, у меня не было. Я готовился к борьбе правовыми методами при помощи законов.
Звонок по телефону ко мне на работу участкового милиционера не удивил, но насторожил, потому что писал я в прокуратуру, а не в милицию. Участковый попросил меня выйти на минутку, на проходную завода для разговора. Пообещав выйти, я стал рассуждать, а зачем мне это нужно и не пошел на встречу.
С работы я ухожу обычно с сыном, высококвалифицированным, кадровым рабочим моего цеха. Он от своих товарищей по работе слышал о проделках милиции и посоветовал, не узнав причины звонка не встречаться с милиционером и сегодня изменить маршрут возвращения домой. Но, что самое интересное, настойчиво рекомендовал заклеить липкой лентой карманы брюк.
Однако мы имели дело с профессионалами. Едем в автобусе, расслабились и вдруг за моей спиной оказались два милиционера. Широко, приветливо улыбаются, словно я им родственник. И тут чувствую, как по правому бедру елозит чья-то рука. Я сделал резкое движение корпусом. У меня традиционная ориентация и мужские руки на бедре удовольствия не доставляют. Итак, сделав резкое движение, я уловил руку милиционера в чине капитана. Ну, я, сдерживая брезгливость, ласково так ему говорю: "Карман заклеен - может, попробуете в другой", а сам чувствую движение уже около левого кармана брюк. Это напарник капитана - лейтенант. Пока мы ехали до следующей остановки, я их отечески расспрашивал, зачем они меня по бедрам гладили, а заодно попросил их представиться и показать свои удостоверения личности. Но тут автобус остановился и господа офицеры, пообещав ещё со мной встретиться, быстро вышли. Я обратился к сыну за комментариями, и он объяснил, что это, возможно, была банальная провокация с подсовыванием компромата в виде наркоты.
На этом, пожалуй, я и закончу первую историю.
С капитаном и лейтенантом мы ещё встретимся. Они ещё долго будут скрывать свои фамилии. Однако не буду томить читателя и сообщу, что у капитана фамилия Усеров, а его напарника - Раджабов и не будь для меня всё так серьёзно, я бы их заподозрил в нетрадиционной сексуальной ориентации.
История вторая.
Всё познаётся ногами.
Несколько дней у меня не выходила из головы история первой встречи с милиционерами.
Конечно, это был заказ " теневиков". Не исключено, что этим офицерам заплатили. Но всё равно как-то нагло и одновременно глупо они себя вели. Бросалась в глаза их уверенность, что им за это ничего не будет. И тогда я вспомнил: за неделю до этих событий я был у начальника управления по снабжению МВД и попросил его не связываться с "теневикам", показал документы о том, что предприятие "Ногирон-Усто" принадлежит обществу инвалидов, и договор он подписывал с нами. Разговор закончился плохо. Мне было заявлено, что они признают людей, которые незаконно захватили наше предприятие, а меня не знают. В подтверждение этого я получил письмо за подписью начальника управления снабжения МВД полковника Ибрагимова.
Можно предположить, что был звонок от начальника снабжения МВД в районное отделение милиции с просьбой приструнить председателя общества инвалидов. А может "Теневики" от такого богатого заказа ему что-то пообещали, имел?
Спустя два года после моих приключений я разговаривал со старым, опытным адвокатом. По окончании моего душераздирающего повествования у него был один вопрос: "Кому Вы перебежали дорогу?" Фигура руководителя снабжения МВД ставила мои приключения в логические рамки.
Приношу извинения. Я опять отвлекся.
Первый наезд милиции на меня не удался. Надо было готовиться к следующим встречам. Однажды генсек Брежнев запутался, какая милиция его бережет. Я же из своего грустного опыта твердо знаю, что она, эта милиция, сама для себя.
В середине июля, после работы на автобусной остановке ко мне подошли уже знакомые милиционеры. Настроены они были решительно. Вежливо, но достаточно твердо взяли они меня под руки с двух сторон и попросили с ними пройти, пообещав, что тут недалеко. Сыну моему Николаю порекомендовали уехать домой. Мой прагматичный парень проявил мудрость и не оставил меня. В итоге это было правильное решение. С одной стороны у меня есть свидетель, а с другой благодаря его присутствию менты не посмели со мной физически расправиться. Хотя, насчет свидетеля, можно, в данном случае, усомниться. Много месяцев спустя после описываемых событий я разговаривал с начальником одного из отделов (не буду называть его имени) СНБ, Так он мне сказал, что сын превращается в свидетеля, если бы меня убили, а так он просто родственник. Весьма обнадеживающая логика
И так, середина июля, сорокоградусная жара и мы идем втроем под ручки: в середине сильно хромающий в ортопедических ботинках инвалид и по бокам два сытых представителя власти и несколько шагов сзади мой сын. Передвигались не очень быстро, меня можно понять, но расстояние между двумя автобусными остановками одолели. Я понимал, любой мой протест представителям власти вызовет действие как сопротивление этой власти.
Да, я совсем забыл сказать, что после первой встречи с милиционерами, из дому я позвонил дежурному по городу. Коротко рассказал суть. Был мне дан весьма поучительный ответ: "Вы обязаны беспрекословно подчиниться любому человеку в форме работника милиции. А если они что-то сделали не так, потом, если будете в состоянии, можете жаловаться. Прелестный ответ!
Наконец два молодчика в форме милиционеров (показывать удостоверения они упорно отказывались) привели меня в помещение без таблички. Расположились за весьма грязным столом с какой-то грязной посудой и остатками пищи. Капитан показывает заявление одной гражданки, которая и по сегодняшний день любезно и с охотой выполняет заявки "теневиков". Она меня обвинила в сексуальном домогательстве. Капитан мягким задушевным голосом начал меня увещевать, что письмо глупое (что с женщины возьмешь!) нет свидетелей, не указано место и время преступления. Но поскольку Президент нашей Республики провозгласил год женщины, то неудобно сомневаться в её порядочности (А если бы был год мужчины...?) Что бы закрыть вопрос по данному заявлению с меня требуется одно - извиниться письменно.
Я всё допытывался, за что извиняться? Капитан с лейтенантом давали мне честное слово офицера, страшную клятву на хлебе и памятью матери, что после моего извинения мы больше никогда не встретимся (как я был наивен - поверил слову офицера милиции!). Они меня уговорили, а точнее - я им поверил. Я написал объяснительную, что виновным себя не считаю, но перед женщиной могу извиниться. Выхватив у меня бумагу, по-детски счастливые, радостные офицеры-клятвопреступники опять подхватили меня под руки и мы опять куда-то долго шли. Нас, оказывается, ждал майор. Я его знал. Мы много лет встречались в опер пункте, когда я бывал ответственным во время дежурства моего цеха в ДНД. Фамилия его Нишанов. Моим сопровождающим он быстро, скороговоркой сказал: "С этим делом надо быстро кончать". В другом помещении эстафету подхватил другой майор. Он, оказывается, знает, что мой сын гравёр, сует ему бумажку (Сколько лет прошло, а я её бережно храню) и просит сделать жетон из алюминия, свой он потерял. Николай бумажку взял, а делать жетон отказался (Как потом выяснилось, заказ жетона был частью задуманной провокации). Майор, задыхаясь от ярости начал кричать: "В суд, немедленно в суд!". И опять заботливые руки меня подхватили. После разминки в две автобусные остановки чего нам стоило пройти три! Правда, в ботинке парализованной ноги уже мокро от крови. Так это у меня, а не у них, заботливых моих спутников. (На следующий день я не мог ходить, был открыт больничный лист с диагнозом инфицированная потертость ног). Шли мы, оказывается действительно в районный суд. Метров за сто капитан начал слегка отставать и пропал из виду. А лейтенант завел меня в здание суда в комнату под номером 07! Нас ждали! Два молодых человека начали разом на меня кричать, требовали стойки смирно, требовали ответить, где и как я насиловал женщину, грозили куда-то отвезти и где-то посадить. Переждав крики, я вежливо попросил их представиться. Один из них тут же пишет что-то на бумаге и громко говорит моему лейтенанту: "На доследование!" и оба исчезли. Только тогда я обнаружил у себя пропажу. Незаметно для меня эти артисты вытащили из кармана рубашки мой паспорт, и теперь он был в руках лейтенанта. Вот уж действительно школа Жеглова, когда милиционер дает фору жуликам!
Мы вышли на улицу. Были сумерки. Из кустов появился капитан, и мой паспорт преспокойненько перекочевал к нему. Уж как он сокрушался, что не удалось меня запугать, и жалел, что я инвалид и не может он меня посадить, как он сказал: "В яму". Я, как мог, его успокаивал. Жалко! Чуть не плачет. Я был уверен, что сегодня ему от начальства влетит: опять бедняга чего-то сделал не так. После моих ласковых слов он успокоился, заторопился на плов, даже признался, что это его "Теневики" пригласили. У лейтенанта глаза из орбит полезли. Капитан понял или не понял свой промах, но серьёзно меня попросил завтра в такое же время быть здесь, у здания суда и тогда он отдаст мне мой паспорт.
Заканчивался день и моё очередное приключение. На прощание приобретенные "товарищи" стали протягивать руки для прощального рукопожатия. У меня было много встреч с работниками милиции, прокуратуры и всегда забавляло и умиляло, с какой радостью они подают руку для приветствия своим жертвам. Но поскольку я мыльницы с собой не ношу, то приходится отвечать не рукопожатием, а только кивком головы.
Исчезнувшие в ночи и спешащие на плов милиционеры завершают мою вторую историю. Хлопнули дверцы, заурчала машина, и мне стало стыдно: из-за меня они ходили пешком, когда могли воспользоваться транспортом.
История третья.
Купи свой паспорт!
Благодаря моим новым "товарищам" из милиции я лишился всяческих иллюзий по поводу порядочности офицеров МВД! Я понял, от меня они просто так не отстанут. Был срочно приобретен уголовно процессуальный кодекс. И если трудовой кодекс я изучал по должности, то этот кодекс стал штудировать по требованию в кровь натертых моих ног.
Очередной рабочий день заканчивался без приключений. Говорят, животные предчувствуют или предугадывают предстоящие события: стихийные бедствия, землятересения. Высокоразвитое существо - человек даже, что будет вечером, предсказать не может. Поужинав, я по привычке расположился у телевизора, Возможно дремал. Пришел в себя от дикого крика. В комнату ворвался знакомый капитан с требованием немедленно собираться и идти с ним; иначе вызовет наряд для конвоирования. Он нервно теребил в руках фуражку, волосы были взъерошены, галстук перекошен. Не стал я его перебивать - пусть выпустит весь пар. Потом я ещё раз попросил его представиться, показать удостоверение, напомнил, что после восемнадцати часов в жилище граждан можно вторгаться только с санкции прокурора и поэтому ему следует покинуть мою приватизированную квартиру. Был опять крик. Правой рукой он искал что-то сбоку. Наверно кобуру с оружием. Её не оказалось! Забыл наверно где-то. (Охотники на медведя идут с рогатиной - наши офицеры на инвалида с пистолетом) Переждав приступ горячки, я стал капитану показывать уголовно-процессуальный кодекс. Спросил, какие у него были оценки по предмету правоведения. Тут он уже вообще не мог говорить, только открывал рот, хватая воздух.
Я попросил жену угостить не прошеного гостя чаем, а сам по телефону стал искать кого-нибудь из работников районной прокуратуры. На месте был помощник прокурора. Я разъяснил ситуацию, указал, какие нарушения при вторжении в мою квартиру совершил капитан: как результат к телефону был приглашен гостюшка. Они говорили по-узбекски, по окончании капитан наконец-то соизволил показать удостоверение на фамилию Усеров. Тут как раз чай подоспел. Прихлебывая чай, Усеров о чем-то тихо говорил моей жене. Из-за тугоухости я ничего не слышал. Но у моей супруги вытянулось от удивления лицо, а стоявшая рядом дочь, всплеснула от возмущения руками - ну, не иначе, я подумал, Усеров страшилку какую-то рассказал! Потом, повернувшись ко мне, он вновь потребовал моей явки в суд. Я, в свою очередь попросил дать мне повестку. И тогда капитан сунул мне от руки написанную бумажку. Что мне оставалось делать! Пришлось, опять вслух усомниться в его успеваемости в милицейском учебном заведении по предмету права: потому что такая форма вызова в суд законами нашей республики не предусмотрена! У Усерова больше не было слов, и он скоренько исчез из моей квартиры. А дочь и жена наперебой рассказали о предложении Усерова купить у него за 100 долларов мой паспорт. Повезло Усерову, что я этого не слышал. Иначе пришлось бы ему выслушать мое мнение о морали и порядочности офицера милиции! Но и, тем не менее, по моей просьбе жена написала заявление в прокуратуру о незаконных действиях и коммерческих предложениях капитана милиции Усерова. Прошло пять лет. Ответа мы так и не получили. Наверно не поверили, что работник правоохранительной системы так мелочился.
Однако не будем опережать события. Моя переписка с прокуратурой отдельная, занимательная и поучительная повесть. Вот только жена сокрушалась, что беспаспортный я!
История четвертая
Я - сексуальный домогатель.
Закончился июль. В августе всё стало казаться невероятным сном. Почти зажили ноги. Однако ходить без палочки я уже не мог. Но я продолжал интересоваться у налоговой инспекции и прокуратуры, когда они займутся "теневикам", незаконно захватившими наше дочернее предприятие.
Четырнадцатого августа на работе я уединился в кабинете Общества инвалидов и готовился к проведению отчетной конференции. Позвонил сын, сказал, что меня разыскивают три милиционера (уже три). Я нашёл их недалеко от своего цеха. Все те же лица, да и майор знакомый. Помните, он кричал: "В суд, немедленно в суд!". Оказывается, они хотят препроводить меня в суд все по тому же заявлению женщины - подруге "теневиков". Майор отмахнулся от моей просьбы представиться и стал заверять, что суд - это сущая формальность, ровно на пять минут. Я отказался с ними идти, так как у них на руках не было никаких документов. Однако представитель нашего завода, начальник спец отдела, настаивал на моем походе с ними. Несколько лет спустя, когда его настигла беда, и он стал инвалидом, пришлось ему обратиться ко мне за помощью. Я, конечно, зла не помню, но заметил ему, что тогда он совершил должностное преступление: отдал работникам милиции работника предприятия, за жизнь которого он персонально отвечает, не испросив у них документов, зачем они меня забирают. На территории завода представители порядка не рискнули применить ко мне силу. Закончилось всё тем, что я согласился идти, но пусть со мной будет моя жена и сын. На том и порешили!
В знакомом вам и мне здании суда, в маленькой комнате с несколькими столами и стульями сидел молодой человек, представившись судьёй Махмудовым. Было сразу видно, что судья и его друзья милиционеры всё заранее обговорили и отрепетировали и хотели всё быстро закончить. ( Друг к другу они обращались по-свойски, по именам) Но у моей жены хорошо поставленный голос и им пришлось выслушать её требование: немедленно доставить жалобщицу иначе это не суд, а профанация! Судья вынужден был отправить Усерова за указанной гражданкой. Через полчаса мы все опять собрались. В центре стола судья, по левую сторону от него майор, я, моя жена. Напротив нас жалобщица и Усеров. Сын Николай остался на улице. Попытаюсь почти стенографически передать содержание очень короткого суда:
Судья: - Потерпевшая, Вы писали жалобу о домогательствах Давыдова. Расскажите подробно. Он Вас повалил, стал снимать штаны.
Жалобщица: - Нет, он хороший человек!
Судья: - Зачем Вы написали заявление?.. Правда, Вы ещё пишете, что Давыдов хочет Вас уволить с дочернего предприятия. Это правда?
Жалобщица: - Если он меня уволит, мне не на что будет жить.
Судья:- Но далее Вы пишете, что Давыдов заставляет Вас стать директором, дочернего предприятия... Чего Вы хотите? Зачем Вы это написали?
Жалобщица: - Меня попросили...
Судья: - Вон от сюда!
Усеров и жалобщица под ручку скоренько удалились, Меня же обалдевший судья, чтоб как- то выйти из глупого положения, попросил написать расписку, что я не буду на эту женщину смотреть, с ней разговаривать и даже не нюхать, что я с удовольствием и сделал. Судья согласился, что она клеветница, но заверил меня, ссылаясь на личный опыт, что больше она такое не сделает. Вот утешил, так утешил!
Но я попросил судью разъяснить мне и в первую очередь моей жене, что здесь собственно произошло, и будут ли какие-нибудь выводы по организаторам этой провокации? Было молчание судьи, и настойчивое приглашение майора нам освободить помещение иначе пригласят караул. На улице из кустов выскочил Усеров (вот что умеет так умеет!). Он сообщил, что жалобщицу в целости и сохранности отправил домой, справился о моем самочувствии, сунул с сожалением мне в руки паспорт и был таков!
Эпилог этой истории.
Прошло почти полтора года. Был самый разгар борьбы за выживание общества работающих инвалидов "Парвоз". Я много писал. Надоедал администрации завода.
В один из зимних дней, во время рабочего дня меня пригласил к себе директор предприятия по, работе с персоналом А.И. Абасов. Разговор был о том, что я всем надоел: "Ладно, был бы порядочный человек, а тебя, оказывается, судили за сексуальные домогательства". С презрением мне бросают через стол бумагу. Это было определение за подписью судьи Махмудова (А я ведь несколько раз просил дать мне бумагу с разъяснением, чем тогда закончился суд, если только это был суд!). Бумага по содержанию была констатация, о встрече в суде. Тогда я спросил: "И Вы эту бумагу показали генеральному директору?" Ответ был утвердительный. Я заметил, что директор по кадрам должен быть юридически грамотным. Бумага, которой он размахивает, во-первых, не приговор, а во-вторых, без печати, без регистрации: то есть вообще не юридический документ. Господин Абасов сконфузился и любезно мне отдал фальшивку. В тот же день я написал заявление в прокуратуру с просьбой проведения прокурорского надзора по факту появления компрометирующей меня бумаги. Потом было много писем в прокуратуру. Но, ещё раз повторюсь, что это отдельная история.
В описанной истории есть и светлая сторона. Нет, нет, да и посмотрит на меня, прищурившись, жена и скажет: "Вот ты, какой у меня!". И другой замечательный вывод - у меня надёжный тыл: жена, сын, дочь. Они не просто болели за меня, они боролись за меня с несправедливостью как могли.
История пятая.
Охота за инвалидом с круглой печатью Общества "Парвоз".
Хочу думать, что я не утомил любезного читателя. Приключения в предыдущих историях только разминка! Следующие две истории будут весьма круто закручены. Однако попрошу немного терпения и продолжу повествование с ещё одной предыстории.
В августе 1999 года, когда только набирали обороты усилия "теневиков" по дискредитации меня как председателя инвалидной организации, когда закладывались ещё неясные очертания компании по ликвидации общества "Парвоз", и судебных преследований - в прокуратуре, в кабинете следователя Мадияровой состоялся доверительный разговор. Она меня спросила, зачем я, больной человек, втягиваюсь в бесперспективную борьбу? Объяснение было простое. Юридически в тот момент у нашего дочернего предприятия не было руководителя, распоряжались им посторонние люди, а там проходят огромные деньги. Предположив, что в один прекрасный день "Теневики", прихватив большие деньги, исчезнут - то вся сила гнева правоохранительной системы обрушится на учредителя, то есть персонально на меня. Подумав, она согласилась со мной, что я обречен, непрерывно писать в разные инстанции, дабы не быть обвиненным в бездеятельности. Особенно она рекомендовала беречь круглую печать общества инвалидов, а отдать её под очень веские документы, с актом о её ликвидации и в моём присутствии. "Страшно подумать, - произнесла она - что будет, если она окажется в руках "теневиков".
Прошло два месяца, и на моем пути, в прямом смысле этого слова, когда я выходил с предприятия, появился майор милиции по фамилии Назиров из разрешительной системы районного отделения милиции. Без всяких документов, так, нахрапом, он потребовал отдать ему печать общества "Парвоз", причем не скрывал, что он посланник "теневиков". Обосновать просьбу он ничем не сумел и удалился ни с чем. Вечером того же дня господин Назиров пришел ко мне домой. Был вежлив, попросил разрешения войти, Сели пить чай. Майор долго, нудно, без аргументов уговаривал меня отдать печать, интересовался, где её храню. Странно это было слышать от разрешительной системы, пришлось напомнить о банковских инструкциях, о порядке хранения печати. Помните сказку, как иголка находится в яйце, яйцо в утке, утка - в ящике, ящик - на дереве, а дерево за тридевять земель! Так и в моем рассказе - печать общества инвалидов находится во внутреннем, запираемом ящике сейфа и ключ у меня, ключ от самого сейфа у другого человека, ключ от комнаты, где стоит сейф у третьего, а комната на охраняемом режимном предприятии. Поэтому помочь господину Надирову никак не получалось.
Понял мой гость - без спец. сил и спец. операции не достать ему печати и опечалился. Он так расстроился! На глаза набежала нечаянная слеза, и глухо со стоном господин майор проговорился о каком-то долге "теневикам" за работу по изъятию печати. Не выполнит - придется отдавать! Защемило у меня сердце, ну куда не ступишь всюду мною обиженный мент!
Ещё через месяц он пришел ко мне на работу с тем же требованием. Видя мою неуступчивость, он стал показывать на свои погоны с вопросом: "Это тебе не о чем не говорит?" На вопрос - вопросом? "А что они генеральские?" Слегка смутившись, майор достаёт письмо с печатью на узбекском языке и на словах переводит, что некий генерал Эрназаров требует отобрать у меня печать. Объяснить какая связь генерала с печатью посетитель в погонах не сумел. Я просил дать мне это письмо для выяснения его происхождения и кто такой генерал Эрназаров и существует ли он на самом деле? Но майор Назиров побоялся дать, мне адресованное письмо! Позже, нечаянные свидетели, спрашивали, почему в такой спешке от меня уходил милицейский чин? Что тут ответишь, что совесть его гнала - так не поверят!
Потом были судебные процессы, на которых судьи не к теме вдруг требовали отдать печать. На вопрос, кому отдать? - ответа даже судья не давал и разговор на эту тему прекращался! Однако самая кульминация охоты за печатью произошла второго сентября 2000 года.
Было суббота, мой цех не работал и я на работе был один для оформления оплатной документации, Позвонил с проходной предприятия директор одного из дочерних предприятий общества "Парвоз" Володя Раков и попросил выйти и поставить печать на совместных документах. Что и было сделано. Потом я вернулся на завод и спрятал печать. Когда я вышел с завода Раков ещё меня ждал, и я попросил его подбросить на его машине тут недалеко. Отъехали всего ничего как нас заблокировали две милицейские машины. Я совершенно спокоен. ГАИ - это для шоферов, а не для пассажиров. Однако два сержанта вытащили меня из машины, потребовали руки на капот, ноги шире плеч и обыскали, выпотрошили мою сумку. Особенно досталось моей коробке от слухового аппарата - они её разбили. И только после всех этих действий был вопрос: "Где печать?". Это уже говорил капитан. Я попросил его представиться. Его фамилия Дадабаев. По рации он кому-то сообщил: "Печать ёк!" (в переводе - печати нет). Поняв, что ментовская провокация провалилась, я как бы встряхнулся и направился в сторону милицейских машин, а на вопросительный взгляд Ракову объяснил, что запишу их номера. Капитан и сержант лихо меня обогнали и сели в машину. Другой сержант держит меня за руку: " Амаке, мы тебя не знаем, ты нас не знаешь. Капитан кишлачный - ничего не понимает!". Стремительный натиск милиционеров закончился постыдным бегством!
В тот же день я написал заявление в прокуратуру, потом были ещё письма, но это всё-таки другая история!
Вместе с вами я вновь пережил это приключение и притомился. Надо перевести дыхание, отдохнуть. Ведь впереди не менее увлекательные приключения! А вы говорите - на одной ноге!
История шестая.
"Закон - это я!" или как запугать инвалида.
Наверно в жизни каждого человека есть в календаре даты важные по значимости дню его рождения. У меня такой день четырнадцатое января. Много лет назад в этот день у меня произошел перелом бедра парализованной ноги. Пришлось, вновь учится ходить. Боязнь оказаться никому не нужным, быть вычеркнутым из активной жизни меня так подстегнула, что я окончил институт, поступил в университет лекторского мастерства и ораторского искусства, стал преподавать и читать публичные лекции. Говорят, что у меня это неплохо получалось!
А четырнадцатого января 2000 года я должен был умереть от страха. Но и в этот раз, я думаю, меня выручила жажда к жизни. В этот день я должен был явиться в районное отделение милиции по доставленной мне накануне повестке в качестве обвиняемого. Показав на работе повестку, к назначенному времени вместе с сыном Николаем я пошел в милицию. За заводом у проходной нас ждал лейтенант Раджабов для конвоирования. Он опять не позволил мне воспользоваться транспортом. Ну да ладно, не в первой! Зашел я в кабинет следователя в чине капитана по фамилии Чутиев. Молодой, приятной внешности человек предложил сесть, на столе похлопывает рукой толстую папку с бумагами и доверительно предлагает договориться, и по-хорошему расстаться. Я не возражал договориться, если вопрос касается лично меня, но если разговор о нашем дочернем предприятии, захваченном "теневиками" - то говорить нам не о чем, всё что от меня требовалось, я направил в прокуратуру. Была короткая пауза, изучающий меня взгляд и Чутиев вышел из кабинета, оставив меня одного. Как долго я был один - не помню. Осталось в памяти медленно открывающаяся дверь, из-за неё на уровне пола просовывается рука, она разжимается, исчезает, а у ног моих лежит граната. Я узнал её сразу. По телевизору во всевозможных боевиках часто показывают такие ребристые штучки размером и по форме крупного лимона. Неописуемый страх меня сковал, у меня остановилось сердце, нечем было дышать, ноги, руки стали холодными. Потом меня бросило в жар, сердце бешено заколотилось. Сколько прошло времени? Помню, что стоит около меня Чутиев с большим злорадным вопросом в глазах. Ни жалости, ни сочувствия! Еле шевелящимися губами я ему сказал: "Если ждёшь, что упаду от страха - не дождешься!". Он отпихнул гранату ногой под одёжный шкаф, сел за свой стол, Зашла женщина по его вызову для очной ставки. Это был мой шанс! Я к ней обращаюсь по имени и говорю: "Представляешь, сижу, а мне под ноги падает граната!". Чутиев смеётся: "Да, она учебная!" Больше ничего не помню! Пришел в себя на улице. Стою и держусь за сына. Он тоже сильно напуган. Николай ждал меня в коридоре у дверей следователя и видел мужчину, дал его описание. Этот мент наклонился и со слов сына бросил в приоткрытую дверь, что-то тяжелое. Он говорит, что звук был, брошенного камня.
Срочно остановили машину, поехали домой. Я обмылся, выпил успокаивающие и сердечное и немедленно написал заявление в генеральную прокуратуру, в сопровождение жены отвез его. Нас сразу принял чиновник прокуратуры по надзору. Его возмутило поведение Чутиева, обещал принять меры. На работу я не вышел потертость ног, и нервный срыв сделали своё дело - я заболел. Но у меня в нагрудном кармане не известно, каким образом было повестка к Чутиеву на следующий день. Вечером другого дня капитан милиции, офицер Чутиев буквально силой ворвался в мою квартиру: оттолкнув мою жену. Он ничего не хочет слышать о моей болезни, мою повестку переправляет о явке на следующий день, показывает копию моего заявления в прокуратуру: "Вы можете писать куда угодно, всё равно всё придет ко мне. Для всех вас Закон - это я". Я эту ментовскую невоздержанность, как Вы помните, уже видел. Переждав, я попросил его удалиться и приду по его повестке по окончании болезни. В это время во дворе машина Чутиева начала подавать ему сигналы и он, не попрощавшись, удалился. А мне стало интересно, кто же на самом деле в нашей Республике носитель законности и гарант его? В моих письмах и заявлениях в прокуратуру я справлялся прав ли Чутиев, что он и есть закон? Ответа и на это я не получил. Чутиев довел моё дело до суда. Сам суд, узбекский суд отдельный занимательный рассказ. Только через четыре месяца уголовное дело отправили на доследование и вновь к Чутиеву, Опять повестка, опять до боли знакомый кабинет, а в нем Чутиев с напарником. Напарник начал меня увещевать, что бы я дал отвод следователю Чутиеву: "Он ведь Вам бросал гранату, и вообще будет с ещё большим пристрастием вести расследование". На что я ответил: "Чутиев довел дело до суда, куда уж хуже?" и попросил Чутиева пригласить его непосредственного начальника. На удивление он пошел и привёл. Привожу дословно моё заявление начальнику Чутиева: "Отвода Чутиеву не будет. До этого он работал на "теневиков", состряпав против меня дело, пусть теперь поработает на нашу Родину Узбекистан и заставит "теневиков" отдать незаконно захваченное предприятие у общества инвалидов". Начальник ничего не сказал и ушел, испарился напарник Чутиева, а сам он побитой собачкой сидел за своим столом. Я, пожелав ему успешного сотрудничества со мной, ушел. Смею вас всех заверить, в этот день из милиции выходил другой человек, который уже их не боится, более того - презирает за подлость и трусость. Следователя всё- таки заменили, и началась другая история.
Заканчивая историю с гранатой, я подумал о её невероятности с точки зрения здравого смысла. Ведь это происходило не просто с человеком, а с больным человеком - инвалидом. Однако, ваши сомнения о достоверности произошедшего, я могу развеять следующими аргументами. На все мои письма вплоть до аппарата президента не было ответа, а значит, нет опровержения, или обвинения в клевете против доблестной милиции. Есть свидетель, который в кабинете из уст самого Чутиева слышала о гранате. О гранате как о факте говорил и напарник, когда просил дать отвод своему другу Чутиеву, а так же через два года другой следователь из того же районного отделения милиции по фамилии Чен у меня дома (опять) рассказал о служебном расследовании и подтверждении факта вбрасывания учебной гранаты в тот момент, когда я находился в кабинете следователя. Особенно мило звучало, что ничего страшного тогда не произошло - ведь она всего на всего учебная!
Теперь, любезный читатель, вы, возможно, понимаете, почему я не тороплюсь рассказывать о судебном процессе по возбужденному против меня уголовному делу. Любой порядочный и грамотный человек понимает, что добытые материалы методами Чутиева не могут быть приняты к рассмотрению нормальным судом в нормальном правовом, гражданском государстве. И если Вы захотите ещё раз со мной встретиться, из сострадания или любопытства только по Вашей просьбе я вспомню и напишу о судьях, суде и судебной системе.
А сейчас я позволю себе передохнуть. Поверти, не смотря на приобретенную мной храбрость, вновь пережить, то о чем я только что Вам рассказал по прежнему тяжелое испытание!
И последнее. Помните, я говорил про старого адвоката? Так он предложил другую версию сценария провокации против меня. С его слов я не произвожу впечатления трусливого человека и те, кто бросал гранату, надеялись, что я возьму её в руки. Вот вам отпечатки пальчиков - и готовый террорист, покушающийся из мести на милицию. Какой я все- таки нехороший! И в этом случае не оправдал доверия своих "друзей" милиционеров, незапланированным испугом я невольно разрушил разработанный и оплаченный "теневиками" план.
Вместо седьмой истории.
Подведение некоторых итогов.
На моем столе лежат две папки немые свидетели тщетности попытки простого человека добиться справедливости и правды. Одна - мои письма в прокуратуру районную, городскую, республиканскую, в аппарат президента нашей Республики, вторая - ответы. Визуально вторая на порядок тоньше первой; и то некоторый прорыв произошел, когда я после суда обратился к одному очень известному журналисту, специализирующемуся на уголовных и судебных репортажах. Он выслушал меня, мне поверил, сходил в прокуратуру по телефону поговорил с судьей. И как результат - со мной по-человечески заговорила судья, посоветовала мои заявления, ходатайства, которые она не приняла на своих заседаниях дать в прокуратуру, а те их используют с пользой для меня при доследовании уголовного дела. Согласился меня принять прокурор района. Так же просил помочь следствию. Я буквально завалил прокуратуру фактическим материалом. Прошло четыре месяца, из любопытства я зашел к прокурору узнать как мои дела. Он удивился моему вопросу, с его слов всё закончилось и мне остается спокойно жить. Ещё через месяц меня заверили, что ответ и решения прокуратуры я вот-вот получу. Закончился год. Только в марте 2001 года я получил коротенькое письмо районного прокурора о том, что моё дело закрыто - ни тебе постановления, ни определения! Настораживало, что началась путаница статей из уголовного кодекса, по которым возбуждалось уголовное дело. В том же духе ответил прокурор города. Только через год на приеме в аппарате президента, когда присутствующему заместителю генерального прокурора я выложил все свои заявления, он приказал отправить мне ответ. Ответ поступил очень быстро за подписью заместителя прокурора города Ташкента. И опять ноль внимания на множество поставленных мной вопросов и фактов и любезное сообщение, что дело в отношении меня прекращено по амнистии. То есть я виноват, но президент меня простил! Пришлось в который раз очень подробно написать генеральному прокурору обо всех перипетиях моей борьбы, какие совершались нарушения законов в ущерб нашей республики и в отношении меня. Скоренько ко мне домой пришел новый следователь по фамилии Чен. Он принёс подписанные им бумаги о прекращении уголовного дела, стараясь сделать то, что надо было сделать два года назад. Прошу обратить внимание на слова, что прокуратура считает весь материал уголовного дела исчерпанным и за давность лет оно закрывается. То есть меня оболгали, милиция издевалась и запугивала, "теневики" незаконно распоряжаются имуществом общества инвалидов - я должен забыть, а прокуратура за давностью простит "теневиков".
Мою реакцию предвидели
Прокурор, как вариант посоветовал ещё раз мне предложить амнистию, а в случае отказа вновь возбудить уголовное дело. Причем прямо было заявлено, что бы я прекратил требовать восстановления инвалидной организации и возвращения отнятого дочернего предприятия "теневиками".
Дорогой читатель! Вы немного узнали меня, и Вам нетрудно спрогнозировать мою реакцию на этот шантаж. И догадались правильно! Против меня вновь было возбуждено уголовное дело. Сделано было весьма просто. В старом, закрытом уголовном деле обнаружили ранее неизвестные бумаги, добавили две фальшивки, а половина документов на узбекском языке (в переводе мне отказали) - и попробуй, проверь, что ещё туда всунули! Обвинительный заключение, приговор по форме не соответствовали требованиям уголовно процессуального кодекса.
А знаете, чем закончилась надзорная инстанция? Из верховного суда пришел ответ на мою жалобу. Сопроводительная записка на русском языке (уголовное дело велось на русском языке), а приговор и другие бумаги на узбекском; причем по другому уголовному делу в отношении совершенно мне незнакомого человека!
Все...!
Без комментарий!
Заблудилась где-то правда и справедливость в лабиринтах правового беспредела и бюрократизма!
Вот Вы и посоветуйте, писать ли мне ещё раз надзорную жалобу в верховный суд? А вдруг пришлют мне невзначай, какое-нибудь расстрельное дело да ещё с приговором!