- Бросайте курить, и алга, - Лихой, вспомнил старое словечко, часто употребляемое его отцом, татарином-полукровкой, Рашидом.
- Не суетись, - усиленно нажимая рычаг динамо-зарядки фонаря, ответил глава Каравана, торговец Ибрагим.
Его черные глаза, поблескивали, зубы на удивление ровные и белые, искорками вспыхивали в лучах фонаря Лихого.
- Тебе, что, товар при тебе, а меня уже заждались, третий перекур за два часа, не много ли? Так мы в аккурат к Вою на мосту и окажемся, - раздраженно сказал Лихой.
- Что первый раз? Шесть бойцов, какой-никакой огнемет, патронов я не жалел, - начал перечислять караванщик.
- Да, но только ты забыл, наверху полнолуние, - не унимался Лихой.
-Ай, такой балшой, - Ибрагим поднял вверх руку в кожаной потертой перчатке, выставив вперед указательный палец и оттопырив большой. Рука стала похожа на маленький пистолет, - а в сказки-побаски вэришь.
Лихой улыбнулся. Он не в первый раз водил караван Ибрагима, тот всегда когда хотел что-то доказать или посмеяться над собеседником говорил с кавказским акцентом. Хотя в повседневной жизни говорил чисто без акцента.
Их было не очень много в подземельях, потомков горских народов. Некоторые и язык свой почти не помнили, а некоторые, наоборот, в своих немногочисленных сообществах продолжали общаться на языке далёких предков.
Несмотря на свой возраст, а Ибрагиму было далеко за пятьдесят, он на удивление бал бодр и подвижен.
Торговал глава Каравана давно. Ему бы при его положении сидеть тихо у себя на станции, ан нет, тянуло старого в туннели, как во времена его молодости, когда и обитаемых станций было по более и выручка была ого-го, не скупились на его товар жители, ох не скупились.
А товар был востребован везде, будь то пока ещё процветающая Ганза, или отрезанные станции, такие как родная Лихого - Дмитровская.
Торговал Ибрагим спиртом.
Где его клан брал сырьё, оставалось загадкой даже для старожилов Метро.
Поговаривали, что на поверхности или где-то на заброшенных станциях трудились на картофельных плантациях отбросы подземного общества, за стакан веселящей жидкости готовые продать себя на веки вечные. Правду никто так и не знал.
Спирт был нормальный почти медицинский, как говаривал сам Ибрагим. Не "фонил", уж как его только не проверяли. Горел чистым, синим пламенем. Сжигая и без того короткие жизни. Кому-то в радость, а кому-то горе. В каких резервуарах готовилось зелье мало кого интересовало. Своих забот у жителей хватало с головой.
В спиртоносы, Ибрагим подбирал здоровых по меркам подземелья бойцов. Если замечал их пристрастие к "товару" расстреливал без суда и следствия. Дисциплина в караване была жесткой и безжалостной, зато платил, не скупился.
Спирт переносили в старых аквалангах. Где уж их раздобыли вездесущие сталкеры, тоже никому не известно. За язычок, который не держится, за зубами можно было и поплатиться. Отрежут и прозвища не спросят.
Вот и шли спиртоносы, похожие на водолазов, сгибаясь под тяжестью баллонов по подземным туннелям. Несли кому радость, кому необходимость. Падали патроны, все больше самодельные в кошель Ибрагиму, подтверждая старую истину - Кому война, а кому мать родна.
И процветал бы Ибрагимушка ещё долго со своим бизнесом, но в последнее время появилась у него забота, да такая от которой иногда выть ему хотелось не хуже тварей подземных.
Стали его караваны в буквальном смысле на гоп-стоп брать. Благо были бы это свои, люди взрослые, ан нет, появилась в метро сила новая никому доселе неизвестная.
Кому было сказать, засмеяли бы старого караванщика. На смех подняли бы друзья товарищи. Но молчал пока торговец. Немного было нападений, но все по одному почти сценарию.
Подходил к каравану мальчонка - невзрачный такой. Худощавый, а глаза из-под маски-распиратора, что твои фонари, толи светятся, толи отблеск в них такой, жутковато становится.
Поздоровается вежливо, осмотрит всех, никого не пропустит. Мало ли их шныряет по закоулкам. Вон на Краснопресненской говорят целые банды подростков сколотились. С оружием, что твой взрослый обращаются. Так эти новенькие и вовсе без оружия. Так ножик, на кинжал похожий, да нагайка в руках.
Если Краснопресненских уже изучили и отпор им давали, то эти востроглазые появлялись в самый неподходящий момент. Их уже и не ждет никто, думая вот пронесло - не попались на пути гости загадочные.
- Здорово ночевали, - здоровался мальчишка. Ну, взрослые ответят, что с пацана взять. Им бугаям, привыкшим за плечами канистры-баллоны таскать, и не такое в туннелях видать приходилось. А мальчонка обойдет всех в глаза посмотрит, потом к старшему каравана направится.
Пошепчутся они в сторонке, и вот уже тянет из сумки старший наряды-заказы от жаждущих спирт получить. Кто нетерпелив, возразить хочет, так тут сразу из темноты ещё пара тройка хлопчиков появится. Как правило, с ними один постарше всех, как по облику, так и по положению видать.
Попросят вежливо груз возле стеночки оставить, а сами вроде как улыбаются, а может это просто кажется, лица до половины же масками закрыты, но все кто потом вспоминал, единодушно утверждали, что веселы были отроки. Кто даже и смешок, ненароком у кого-то выскочивший из-под маски слышал. Но это потом, ибо поднимались мужики здоровые, ставили груз свой, поторапливаясь вроде, да и уходил отряд спиртоносов обратно.
А через некоторое время как обухом по голове. Кинутся, ошарашенными глазами друг на друга смотрят, за стволы хватаются и бегом назад туда, где груз оставили.
Прибегут, а у стеночки акваланги все пустые, в воздухе ещё запах спирта стоит. Кое-где ещё и лужицы от пролитого зелья не высохли, а гостей-грабителей и след простыл.
Как-то один из охранников, попытался, было схватить мальчонку, так вроде тот и не делал ничего, так руками развел да в ладоши вроде как хлопнул, присел, правда, одну ногу как для упора назад отставив. Свалился мужик на рельсы ржавые, может, спотыкнулся, с кем не бывает, едва его потом откачали, но это уже после, когда вернулись всем караваном.
Остальные, как и не заметили, сноровисто выставляя в ряд у бетонной стенки свой драгоценный груз.
Отойдя метров сто во мрак туннеля, рассекаемый головными фонарями, услышали караванщики залихватский свист. И только шаги свои ускорили.
Таких случаев уже больше пяти было, хотя караваны у Ибрагима десятками по подземельям хаживали.
Отряд, вытянувшись в цепочку, шагая почти след в след, последовал за проводником.
Вой
Первыми, как всегда среагировали крысы. Тройка серо-коричневых грызунов, задрав острые мордочки, смешно чихнув, резво вскарабкалась на прогрызенные там и сям старые кабели на стене туннеля. С ловкостью присущей своему семейству они, сноровисто перебирая лапами, поспешили к темнеющему зеву норы.
Лихой поднял руку, подавая знак идущим за ним людям. До выхода на Новослободскую оставалось метров тридцать. Некогда жилая она теперь стала черной Зоной Кольцевой линии.
Лихой снова поднял руку с тремя оттопыренными пальцами. Два бойца и огнемётчик послушно выдвинулись к проводнику.
Они прошли оставшиеся метры до входа на станцию, то и дело, оглядывая потолок и стены туннеля. В неярком, но достаточном свете головных фонарей каплями отсвечивали оплавленные сгустки некогда пластиковых покрытий многочисленных проводов и лепестки черных с проседью алюминиевых составляющих жил силовых кабелей.
За концом туннеля начиналась бывшая станция Новослободская.
Зловещее царство Воя.
Пока трое бойцов держали под прицелом своего оружия пространство туннеля примыкающего к шахматному полу станции, Лихой покачал фонарем, давая знак всему Каравану.
Через несколько минут Ибрагим с оставшимися бойцами-спиртоносами подошел к передовой группе.
Наклонившись к хозяину Каравана, Лихой негромко стал говорить с нескрываемым раздражением в голосе.
- Если хоть один из твоих не выполнит приказа, застрелю! - разведчик для убедительности покачал стареньким автоматом. - Я ведь предупреждал, теперь делать только то, что я скажу и без раздумий.
- Как скажешь, - примирительно закивал Ибрагим.
- Слушать всем. Переход на станцию Менделеевская начинается у лестницы, ведущей на мост, проходящий через платформу. Слева перил нет, впрочем, справа они тоже весьма ненадежные, в последнем рейде их малость прожарили огнеметами. Идти только по белым квадратам. Почему сам не знаю, но всех кто становился на черные, Вой убивал мгновенно.Наша задача, несмотря ни на что не останавливаться. Кто остановится тот труп.
Когда пройдем мост, будет заваленная переходная камера. Там ставили когда-то ежи из рельсов, поэтому быстро там не получиться. Но главное не останавливаться. На лестнице эскалатора смотреть под ноги, некоторых звеньев давно нет, но перепрыгнуть можно. Как только войдем в 'трубу' перехода на Менделеевскую всем ждать последних, заняв круговую оборону. Да, чуть не забыл, - Лихой покрутил выставленными указательным и средним пальцем, изображая подобие лопастей вентилятора, - когда идем по квадратам смотреть вверх на люстры. Оттуда могут Упыри налететь.
- Так может, переждем в туннеле, пусть только сунутся, сожжем к чертовой матери, - возразил молодой боец обладатель самодельного огнемета, поведя раструбом из стороны в сторону.
- Для особо понятливых, повторяю, в туннеле мы даже пикнуть не успеем, - для достоверности Лихой сплюнул на шпалы.
- А почему по белым, - не унимался огнемётчик.
- А это ты у него спросишь, если успеешь, - нехорошо улыбнулся Лихой. - Говорят, что черные квадраты сделаны из гранита габбро, а белые из серого гранита, в чем разница сам черт не разберет, но проверенно и уже не раз - шансов пройти по белым больше. Может резонанс у них другой, может ещё что-то, но звук Воя вроде как выбирает именно черные квадраты.
- Ты, Сенька, Лихого слушай, он врать не будет, - наставительно подтвердил Ибрагим, обращаясь к бойцу с огнеметом.
- У нас есть пять минут, крысы они вон уже убрались, сейчас Первый Глас пойдет. Всем заткнуть уши, - Лихой достал из нагрудного кармана небольшую коробочку и раздал бойцам маленькие затычки для ушей.
- Фонари на полную мощность и по команде за мной, до Второго гласа мы должны быть у лестницы, - почти прокричал проводник.
Вой появился лет пять назад. Вначале жители Новослободской не очень обращали на него внимание. Мало ли звуков рождает подземелье. Когда на поверхности разгуляется буря, то некоторые вентиляционные шахты, хотя и закрытые для прямого притока воздуха, нет да нет, вздохнут жалобным плачем по былому.
И пронесется по подземелью странный вибрирующий львиный рык, а иногда и хохочущий плач гиен, хотя ни тех ни других во отчую подземные жители и не видели, разве только на рисунках редких книг, да по рассказам, передаваемых из поколение в поколение малочисленными стриками, которые ещё помнили время ДО...
На станции участились случаи странной гибели жителей. То одного, то другого обнаружат поутру в палатке с перекошенным от ужаса лицом. Медики констатируют смерть от удушья и разрыва сердца.
Потом уже стали Вой слышать и те кто вроде как и не восприимчив ко всяким звукам был. Некоторые до последнего ничего не чувствовали, так легкое покалывание в висках. Да ещё приступы неожиданного удушья, переходящего в надрывный кашель. Все списывали на мокроту да сырость подземного мира. Больше всего страдали дети.
Родители, которые по умнее всеми правдами и не правдами старались перебраться на другие станции. Выправят себе паспорт за пригоршню другую 'денег' или за услуги разные, кому как повезет, да прочь с Новослободской. Осталось на станции десяток другой человек. Да и те вскоре ушли. Так никто до конца и не понял, что произошло.
А потом стали на станции селится Упыри.
Эти летающие твари были вторым после крыс бичом жителей подземелья. Нападали на чуть зазевавшихся посетителей своих новых владений всегда огромной стаей. Порой даже всепожирающее пламя огнеметов не могло остановить выводок этих тварей.
Поговаривали, что и на поверхности сталкеры видели, как эти создания нового мира, осмеливались нападать даже на огромных летающих то ли ящеров толи ещё кого, классифицировать останки было не досуг. Ноги бы унести подальше от этой всякой напасти. Назад под землю, где плохо ли хорошо, но можно было существовать.Мир менялся. Это поняли все, кто из последних сил пытался выжить в этом Новом мире. Его величество, гомо сапиенс, царь двадцать первого века казалось, смирился с неизбежностью исчезновения как вида.
И хотя Ганза продолжала с нескончаемым упорством отстаивать свои границы, пока ходили караваны, пока дышали душным воздухом потомки первых жителей Метро, светился огонек надежды, слабым пламенем спиртовых горелок.
Радиационный уровень, несколько ослаб и вот уже, уходили группы вольных наемников наверх. Искали люди приют, пробираясь сквозь развалины, кишевшие мутантами и порождениями Тьмы и Зимы. Почти никто из первых отрядов не вернулся. А те, кто и смог приползти из последних сил к гермоворотам, редко могли, что не будь поведать. Ибо взгляды их были почти безумны, а тела истощенны. Не пускала земля своих детей, предавших её, в своё лоно. Ожесточившись и ополчившись на весь мир людской полчищами существ неизведанных.Так и ютились остатки некогда процветающей цивилизации в полутемных переходах да постепенно разрушающихся платформах станций.
Вожак Упырей, раскрыв мохнатые крылья, бережно прикрыл свою подругу. Они ждали потомства. Еще чуть-чуть и появятся в темноте маленькие крылатые создания и уже через пару часов полетят вслед за родителями на круглые 'насесты' бывшие когда-то люстрами станции Новослободская.
В арочном проеме изогнутого пилона станции, где когда-то красовалось витражное панно, изготовленное рижскими мастерами-витражистами, в полуразрушенной нише свили свое гнездышко заботливые родители Упыри.
Подруга нетерпеливо зашевелила крыльями, и вожак понял - время его потомства пришло.
Он беззвучно в пол маха мощных крыльев, взвился к потолку станции. Оповестив сидевших там и сям собратьев на неслышимом для человеческого уха диапазоне волн, что он никому не желает оказаться в непосредственной близости от его гнезда, уцепился за ближайший 'насест' и повис вниз головой, в ожидании сигнала от своей подруги.
Краем чувствительных ушей уловил, как на дальний конец станции вышло несколько созданий. По тому, как они двигались, ему стало понятно, что этим неуклюжим двуногим было не до его потомства.
Он недовольно пискнул, на что несколько крылатых собратьев отозвались, готовностью кинутся на пришельцев. Но сегодня основная стая еще не собралась под сводами некогда обрамленных золотой каемкой пилонов. Он, не выпуская из поля своего чувственного 'зрения' двуногих, ждал сигнал подруги.
А двуногим было совсем не до Упырей. Они зигзагами, ступая в свете колыхающихся в такт их шагам фонарей как по минному полю, не поднимая высоко ноги, наступали на серые квадраты шахматного пола. Пыльного пола станции.
Завибрировали и стали не в такт раскачиваться старые люстры. Висевшие на них Упыри только сильнее сжали лапы. Начался Второй Глас Воя.
Едва слышная волна звука пробежала по плитам Уральского мрамора, которыми были облицованы большинство пилонов станции. Кое-где просыпались крошки треснувшего камня Каркодинского месторождения. Пол отозвался дробным звуком ссыпающихся осколков.
Лихой до боли стиснув зубы, так что в заткнутых ушах раздался скрежет эмали, первым вспрыгнул на ступеньки лестницы ведущей на переходной мостик. Чуть присев, быстро миновал скорченный пролет перил.
Внизу, среди вывороченных шпал вроде что-то шевельнулось, но он не смотрел вниз. Вперед. Только вперед к переходной камере.
Вой только набирает силу и к тому времени, как безумная волна ужаса и страха достигнет его и команду Каравана, он надеялся проскочить до перехода 'трубы'.
Сзади раздался сдавленный крик. Лихой не оглянулся, он просто знал, что кто-то из Каравана все-таки наступил на черный квадрат гранита.
- Вперед, вперед! - он кричал во весь голос, прислонившись к стене переходной ниши. Когда последний из бойцов прошмыгнул мимо него, он, ловко огибая проржавевшие и кое-где покрытые сажей рельсы-ежи, заспешил вперед, к застывшей ленте небольшого эскалатора.
Сибур
Дикой встал из-за стола, широко расставил ноги, слегка присел и с хрустом в костях потянулся. Тянул он свои суставы медленно, прислушивался к звуку засидевшихся конечностей.
-Эх, старею, старею, но, - он медленно свел руки на груди и с громким выдохом почти преходящим в крик подпрыгнул и сделал сальто назад. Крепко встал на обе ноги, так мягко, как кошка, которую бросили с небольшой высоты, и та упала на все четыре лапы, как ни в чем не бывало. У Степана Васильевича, правда были всего две ноги, хотя при желании он мог приземлиться и на руки и на ноги, как когда-то падали с лошадей в густую траву казаки-пластуны. Чтобы исчезнуть, раствориться в гуляющем ковыле бескрайних степных просторов.
Краешком сознания он почувствовал, как к затворённой двери подошел дежурный и, переминался с ноги на ногу, по-видимому, не решаясь, то ли постучать, то ли войти.
- Входи, что уж там, стоишь. Стряслось что? - Атаман поправил ремень и, заложив руки за спину, ожидал, когда юноша войдет.
- Там это, - растерянное лицо дежурного покрылось небольшими капельками пота. - Животное принесли, маленькое, вас хотят видеть.
- Лады, - кивнул головой Дикой. - Айда, поглядим, шо вы там нового учудили, неслухи.
Они прошли мимо Караулки прямо в казарменное расположение.
Посреди комнаты на подстилке, когда-то бывшей отрезком большого ковра, но вытертой ногами почти до 'лысого' состояния лежало маленькое, размером с котенка странное существо.
- Рассказываете, только всё, даже мелочи, - подняв котенка за загривок двумя пальцами и поворачивая его туда-сюда, приказал он двум мальчишкам. Они с час назад вернулись из Дозора и уже успели умыться и переодеться.
- Сначала, мы Услышали плачь, затем боевую волну нескольких существ. Это возле претопленного спуска, в западную шахту.
Низенький, черноволосый, с косым шрамом через всю щеку, мальчишка, который уже недели три как был экзаменован и имел право ходить в Дозор, не смущаясь, стал рассказывать. Его товарищ, такой же не высокий, с коротко стриженными светлыми волосами, только поддакивал, всё время, потирая пальцы правой ладони.
- Поранил? - Дикой, с волнением взял руку мальчишки и быстрыми движениями ощупал ей от кончиков пальцев до локтя.
- Да нет. Волнуюсь, почему то, - глядя в глаза Атаману, ответил тот.
- Не врешь. Это хорошо. Ложь порождает двойную ложь. Казаку не пристало лгать, - погладил его по плечу и голове Степан Васильевич.
- Потом мимо нас пробежали крысы - три стаи. Затем захохотали вроде как Кикиморы, но очень быстро умолкли. Потом несколько сильных ударов, даже бетонная крошка со стен посыпалась. Затем звук боя и погони. И всё, стало тихо.
- Через час пришла смена, и я решил, - дождавшись, когда русый договорит, вставил обладатель шрама. При последних словах он несколько смутился, но быстро взял себя в руки, и смело посмотрел на Атамана.
- Давай черкес, выкладывай, почему дисциплину нарушили, - строго посмотрел Дикой.
Адам, вытянувшись по стойке смирно, - смело продолжил.
- Зов плача уж был больно жалостлив, Степан Васильевич. Да и интересно стало, что уж тут врать, вот я Митьке и приказал как старший по званию. Следовать на боевом расстоянии и прикрывать мне спину.
Возле самой воды мы его и нашли. Поле такое было, что впору самим зареветь, я подумал, что интересно будет кто это такой. Вот принесли домой.
- Ладно, абрек, после драки кулаками не машут, - несколько успокоившись, а больше довольный тем, что Адам и Митька не струсили, - сказал Дикой. - Только бы мамаша этого плаксы к нам в гости не пожаловала. Говоришь, крысы бежали? - снова поднял, только уже двумя руками, скулящего неожиданного гостя.
- А ведь это девочка, - казак нежно погладил густую шерсть существа.
- А кто это? - несколько голосов спросили почти одновременно.
- Да сразу и не разберешь, - Атаман приоткрыл маленькую пасть переставшего скулить диковинного детеныша. Вроде, как и собака, а в тоже время и на кота похож. Думаю, подрастет - разберемся.
- Ура, - не выдержал кто-то из присутствующих.
- Зубы, чисто тигра, - уже веселее сказал Атаман. - Адам, отвечаешь за своего питомца. Но жилье ему соорудить отдельно, назначить дежурных, круглосуточно.Он опустил существо на коврик. Тот свернулся калачиком, прикрыв маленький, розовый носик пушистым хвостиком.
- Котейка, едрит твою в качель, - засмеялся казак и оставил мальчишек склоненных над неожиданным гостем.
Когда часы на руке, пропикали двенадцать Атаман, отдав необходимые распоряжения Караулу, вышел в полумрак туннеля.
Двигался он бесшумно, изредка останавливаясь и внимательно Слушая пространство.
К выходному Дозору, стоявшему в Карауле возле своего туннеля, постарался подойти незамеченным.
- Стой, кто идет, пароль? - голос из темноты был требователен и серьезен.
- Нагайка! - уже не таясь, ответил Степан Васильевич.
Дозор нес службу справно.
- Я к шахте, разведаю кое-что, - похлопал по спине старшего Дозора - Остапа Приблуду.
Тот с довольным видом, перекинул за спину АКМС.
- Зови ежели что, атаман, подсобим. Мы мигом, - козырнул зажатой в руке нагайкой парень.
- Добре, хлопчики, гукну. Но думаю и сам не оплошаю.
Тень Дикого от небольшого светильника, запрыгала в переплетении стеновых кабелей, постепенно расплываясь по мере удаления атамана вглубь туннеля.
Мутировавшие существа, порождения нового мира, не очень докучали казачьему лагерю. Но, как уже не раз убеждался Дикой, матери никогда не оставляли своих детенышей, будь то Твари - крысоеды или амфибии-кикиморы.
Им пришлось выбить из туннеля несколько семей Упырей-летунов, которые с постоянным упорством все норовили вернуться в свое облюбованное логово. Среди первых трупов этих летающих тварей, похожих на летучих мышей, только с очень омерзительной головой, напоминающую голову большущей жабы, с пастью усеянную десятком острых крючковатых зубов, были не менее омерзительные, на первый взгляд, детёныши, не умеющие летать.
Родители погибших Упырей подолгу кружили над разорванными пулями телами своих отпрысков. Все пространство буквально звенело от их писка, срывающегося на ультразвуковой диапазон. Но нападать на вооруженных людей летуны опасались.
- Вот ведь, тоже твари божьи, - ещё тогда, подумал Дикой. - Детей своих не бросают.
Они вчетвером, отогнали трассирующими очередями, надоевших Упырей. Пришлось собрать трупы детенышей и отнести их в дальний переход.
Летуны, покружившись еще несколько дней над останками, оставили свои владения навсегда.
Как-то раз в одном из рейдов, ему с двумя его спутниками, пришлось увидеть как на верхних полу оборванных кабелях, прямоугольного туннеля, висела туша Твари - крысоеда, сплошь усыпанная чавкающими летунами. С тех пор они и стали звать их Упырями.
Дикой остановился у кромки черной фосфорирующей воды. Впрочем, точного её цвета он и не видел. В этом месте пол туннеля несколько просел, и постепенно наполнился водой. Дальше дно туннеля было вздыблено выломанными кусками бетона с щупальцами рифленой ржавой арматуры.За этими разломами находилась полу затопленная шахта, ведущая ещё куда-то вниз.Они пытались, как то выяснить, но без водолазного костюма там делать было нечего.
Включенный фонарь осветил небольшое пространство, сузив его до размера луча. Остальное потонуло в контрасте света и тьмы.
- Слава богу, мальчишки по всему сюда не дошли, - покачал головой Атаман. Туннель отозвался качающимся лучом. В его скользящем свете Дикой заметил в нескольких метрах от кромки воды притопленную фигуру какого-то животного.
Он прослушал пространство - опасности не было. Медленно подошел к возвышению.
- Ба, никак сам Слюденец, кто ж это осмелился хозяина преисподни потревожить?
Толстое, полупрозрачное тело червя, накрепко замотало в своих последних объятиях пятнистое животное размером с пони. Голова червя была раздавлена в тисках мощных челюстей полу кошки полу собаки.
- А вот и мама наша, - угадал в задушенном животном Дикой родительницу ночного детеныша, принесенного его мальчишками. Рядом в воде колыхались на поднятых ногами казака, мелких волнах два маленьких мохнатых клубка.
Питомец лагеря, быстро рос, и через три месяца, Адам гордо водил на поводке пятнистое существо.
Гладить себя питомец позволял только маленькому черкесу.
Наблюдая за ними Дикой несколько раз уловил даже ментальную связь между мальчишкой и зверенышем.
Адам разговаривал со зверьком, на том самом уровне, на котором общались и воспитанники, уже овладевшие основами Казачьего Спаса.
Как-то раз Степан Васильевич увидел, как Адам, взобравшись на спину своего питомца, попытался прокатиться на животном. На удивление тот терпеливо ждал, пока мальчишка усядется верхом, и осторожно ступая мохнатыми лапами, повез своего друга. А то, что они стали друзьями не для кого уже и секретом то не было.
Если мальчишка, мог скрывать свои чувства, то ментальное поле 'котейки' звенело на полном диапазоне радостью от общения с мальчишкой.
- Вот тебе, бжедуг, - поминая одноплеменников мальчишки, как-то сказал Дикой - и Сивка-Бурка.
С тех пор питомца, иначе как Сибуром и не звали.
Через год он, вернее она просто ушла, и вернулась только через месяц, чтобы произвести на свет в лагере пятерку маленьких пушистых Сибуров.