Аннотация: Рассказ-финалист 15-ой "Мини-Прозы". "Присыпанный пеплом контиинуума сюрр в элегантном исполнении гота. Притча конкретно наступившего Рагнарёка."(с) Опубликовано: журнал "Книма", 5, 2008 http://www.knima.info/
Адекватный обмен.
Встречных попадалось не так уж и много, раз-два и обчелся, в самый раз для вечерней прогулки. Шла по бордюру, местами неровному, местами вообще раскрошенному - приходилось перепрыгивать отсутствующие секции. Звук шагов смерзался ломкими листами - двадцать семь градусов ниже нуля на улице - падал сразу же на мостовую и разбивался. Некоторые осколки отлетали до стен домов и там тихо позванивали - эхом.
С набережной в переулок подозрительно резво свернула группа уже принявших на грудь граждан. Через каждый шаг оглядываясь, лишь бы подальше уйти - от чего только? - молча прошагали мимо. Я облегченно выдохнула. Не люблю людей в целом, не люблю, когда на улице привязываются, в частности. А в канун Нового года каждый первый то поздравить норовит, то вопросы дурацкие задает, то дорогу перегораживает.
Выход из переулка распахнул вид на набережную: белый мрамор, черная вода, арки мостов через каждую половину удара сердца. У самой реки, справа, обнаружилась причина торопливости встреченной компании - шумно, с отлетающими на тротуар искрами и осколками гранита, чесались каменные сфинги. В свете редких звезд блестели острые когти на лапах, выщербленные челюсти щелкали в поисках несуществующих блох, пустые глазницы поблескивали зеленью. На людей им наплевать, поэтому и бояться их - глупо. Разве что по неосторожности можно камнем получить, ну, так и человек камень в тебя бросить может - более того, специально. А что сфинги, что химеры, что горгульи намеренно на прохожего никогда не покусятся, им делить с нами нечего. Только вот тепла не любят, поэтому трогать их не стоит: за попытку погладить теплой ладошкой могут оную же и отгрызть.
Исключительно из озорства я поделилась с ними ликером - поставила один стакан на двоих. Всё равно пить не будут, так - понюхают и разольют по белому мрамору черную липкую жидкость, пофыркают в лужу с целью создать художественные разводы и получат в итоге эстетическое удовольствие. Мне же лучше - не все люди спокойно к каменным тварям относятся, предпочитают их обходить, значит, пока сфинги сопят на набережной, близко никто не подойдет. И не надо.
Спустилась к самой воде - семь ступенек с набережной, холодный камень отрезает сразу от голосов города - села, достала грифель. Грифель без одежки тонкий, хрупкий, ломается, чуть возьмешь неаккуратно - в пыль. Но рисует не только на бумаге, но и на держащих его пальцах. Получается: всё, что нарисовано, отпечатывается и на тебе; черные несмываемые язвы на ладонях за право творить вовне себя. Только так и можно нарисовать правду, а если художник прячется за деревом карандаша или палочкой кисточки - выходит полуправда, не более того.
Другие в новогоднюю ночь поступают проще, особенно когда отмечают праздник дома. Кладут под елку то, чего не жалко в обмен на подарок, загадывают желание, а наутро проверяют - сбылось ли. Естественно, размер подарка адекватен ценности того, что ты на него меняешь. Глупо желать мира во всем мире или просить автомобиль "Desert Wind", новейший концепт, если в обмен ты можешь предложить какие-то сто сенто или пыльную вазу, подаренную еще твоим родителям на свадьбу. Другое дело, если подойти к вопросу серьезно. Научиться летать? Пожалуйста, в обмен на способность говорить. Блестящую карьеру? Да запросто, если ты позволишь всем друзьям забыть о своем существовании. Оживить умершее недавно домашнее животное? Окей, не забудь оставить под елкой заявку на свою инвалидность. И так далее.
Ты мне, я тебе. Попросил - получи и распишись, только не забывай о том, что плата - вперед. Желать-то все горазды, а вот в очереди, чтобы заплатить за желаемое, людей поменьше.
Самое лучшее время для озвучивания желаний - праздники. Так уж издавна повелось, что под Новый год или в дни солнцеворота можно не только мечту загадать, но и огласить ее. Подписаться под готовностью отдать самое ценное и необходимое, перечислить пункты, обсудить с судьбой условия - и получить в обмен то сокровенное, которое другими путями несбыточно.
Рисунок получался светло-серый, прозрачный от тонкости линий и угловатый; похожий на возможную действительность не более, чем первые дагерротипы начала войны века - на современный цветной слайд, доведенный до совершенства в плане освещения и выпуклости форм.
Я рисовала и понимала, что всё будет именно так, а не иначе: холод зимней ночи, тысячи лет до рассвета, ни цвета, ни вкуса, ни запаха, формы вместо красок, линии вместо движения. И всё равно продолжала водить грифелем по бумаге. Руки дрожали, с них осыпалась черная пыль, подушечки пальцев покалывало словно иголками. Я мотала головой из стороны в сторону, стряхивая с ресниц непрошенные слезы - они разлетались блестящим веером, главное - чтоб не попали на рисунок. Время всё быстрее и быстрее стекало в застывшую воду, темные капли ликера блестели на ступенях, сфинги из-за плеча скалились обглоданными костями черепов.
Над рекой взметнулось зарево, нестройный хор голосов взлетел над городом, с оглушительным треском дома разворачивались фасадами на восток - встречать следующий год. Мое новое время подошло по воде, присело рядом, польщенно усмехнулось. С окружающего мира облезала краска, с мостовой хлопьями сдувало пятна света.
Мы переглянулись, и я молча протянула свой тщательно прорисованный договор. Подумала и добавила: "Если сама дойду". Время, которому вовсе не улыбалось спорить с пространством из-за какого-то человеческого желания, облегченно кивнуло, щелкнуло стрелками, и только что бывшие бумагой снежинки спикировали на камень и водную гладь. Раздался жадный плеск. По воде пошли круги.
Я поднялась на тротуар, похлопала сфингу по загривку, прошла вдоль реки и свернула на первый же мост, ведущий к Северу. Всё чаще и чаще попадались прохожие: подростки наперебой, у кого получится больше осколков, били стаканы - на счастье, девушки гордо помахивали коваными цветами, у стоек с вечным огнем толпились замерзшие компании. Я по привычке шла то по перилам, то по парапетам, хотя мне бы и так уступили дорогу - наблюдательный народ испуганно шарахался в сторону и шептался за спиной.
К моменту, когда на край неба выползло солнце, я как раз дошла до самой окраины. Колючая проволока и каменные плиты забора были порядком разрушены, их уже много лет не чинил никто - незачем. На последних асфальтовых островках лежали химеры, щурились на восходящее солнце, и, высунув шершавые серые языки, пили холод. Чуть дальше на земле крест-накрест валялись поваленные столбы, топорщился искореженный бетон - раньше здесь пролегала дорога из города. После Пятого обледенения пользоваться ею - впрочем, как и любой другой не-Жилой дорогой - стало невозможно, мешала температура - в разы ниже абсолютного нуля.
Конечно, можно было просто загадать желание - перенестись туда, куда мне хотелось. Но цена победы над пространством была бы слишком высока - это значило предать время: ничего не помнить, не строить никаких планов, жить только сегодняшним днем, пусть ярко и сейчас; но есть ли в этом хоть какой-нибудь смысл? К тому же, мне пришлось бы забыть тебя в качестве платы.
Между городами еще оставались рабочие провода, поэтому в плане общения не было никаких границ - но только на расстоянии: ни коснуться, не прижаться, ни обнять. Голос с помехами и знаки на экране - сколько угодно, только тепла в них было, как в горгулье, живущей на моем карнизе.
К тому моменту, когда слово "рядом" стало для меня издевательским лезвием, которое проворачивалось в сердце раз за разом, остальное постепенно выцвело и потеряло смысл. Можно было бы, конечно, сменить мечту, как это делали многие, убедившись в ее недостижимости..., но, по-моему, мечта, которую можно сменить, не имеет права даже называться этим словом.
Холод боится только жизни. Даже каменные твари, бродящие по границе между реальностью и смертью, опасаются уходить далеко от людей. Иногда даже заглядывают в наши окна - делают вид, что греются. Но сегодня, первого июля, мороз представлялся им более приятной субстанцией, и они валялись на пригородных камнях, лениво разгоняя лапами волны набегающего холода.
Я всего один раз оглянулась на город и пошла дальше по остекленевшей земле. До тебя оставалось всего каких-то полторы тысячи лиг, не больше.
----
Сфинги на набережной с отстраненным любопытством наблюдали, как ее тело постепенно вмерзало в лед. Слезы на щеках, смерзшиеся с речной водой, потрескавшиеся губы, на ладонях въевшиеся буквы: "Мертвым на холод наплевать".