Аннотация: Вопиюща безвкусица, трэш из трэша. Стилизация. Трибьют переводным американским детективам 60-70-х годов. Этим все сказано. Текст сырой и таковым останется.
У Тэдди был ствол.
"Ну и что, ствол, подумаешь!" Хмыкнете вы, и снова предадитесь созерцанию бутылочных донышек и пивных этикеток. Действительно, что такого может быть в обычном пистолете, что он нем следует рассказывать такую историю, которую хочу рассказать я? Сейчас разве что у совсем босоногих эмигрантов не завалялся нигде револьвер, или скажем, ружье - чем тут удивлять, уж проще рассказать о чудаковатом (смотри - съехавшем с катушек) фермере, который из дойного аппарата соорудил ракетную установку. Срань господня, да ведь и на улицу выйти нельзя - проедет мимо раздолбанный "кэдди" с опущенным и изодранным тентом, а в нем - полным-полно черный швали в банданах, и каждый, под хрюканье неразборчивого речитатива, размахивает чуть ли не "узи". Только в глаза бьёт хром дисков и обводок.
Но у Тэдди ствол был такой... Непростой. Необычный.
Когда я думаю об этом оружии, по глотке у меня разливается кислота, чешется шея, да и на затылок начинает что-то давить. Этот пистолет. Он как рок-н-ролл - сущая выдумка, плод нездоровой фантазии, и не звучит никогда так, как должен бы был звучать...
Обычно, это S&W, Вальтеры, магнумы, апачи. Все калибры, популярные - начиная 22-ым и кончая 45-ым. Реже - глоки, их труднее достать, всё-таки коповское оружие. Вороненая сталь, черный углерод, коричневый пластик на ручках. Револьверы - хуже, шестизарядники в современных разборках гавкают всё реже. Французские, чешские, английские модификации, но по сути дела - одни и те же перепевки удачной модели. Компактные как ППК, внушительные как "Пустынные орлы", надежные, как Хеклер-коховские булпапы. Хотя я конечно не спец, мне главное, чтобы оружие стреляло худо-бедно, но я просто держал глаза раскрытыми и смотрел, чем пользуются люди.
У Тэдди, однако ж, не было этого качественного ширпотреба. Нет, не было. У него был Ствол. С большой, мать её, буквы. И иначе назвать его не поворачивался язык.
Это был 454. Касулл. Впрочем, когда я впервые увидел этого монстра - Тэдди вытаскивал его из набедренной кобуры, и, помню, это длилось так долго: дуло всё продолжалось и продолжалось, и я подумал, что конца и краю ему не будет, этой массивной металлической призме - я, конечно, не знал, как называется этот пистолет. Но уже тогда он пленил моё воображение.
Редкое оружие, редкой покраски. Хром с белой рукояткой, словно выпиленной из слоновой кости, и повсюду - золотые накладки и детали. Всё отполировано до зеркального совершенства, все сколько-то-там-но-много килограммов этой дикой китчевой роскоши, которая не снилась даже поганым репперовским папашам, известным своей склонностью к обклеиванию своих пистолетов брильянтами.
Ещё тогда, когда мы с Тэдди часто вместе ходили на дела, я удивлялся, откуда он достал этот ствол. Он был совсем не в стиле Тэдди, если вы понимаете, о чем. Пистолет с ним диссонировал, это было бы как, если бы эта долбанная Ванесса Мэй вместо скрипки начала бы играть на M-16.
Надо бы рассказать о самом Тэдди, правда, эта тема менее интересна... Он, как и я, средне-мелкое звено нашей доблестной кокаиновой сети папаши Сержио. Держал два бара на отшибе города - заведения тусклые, унылые, с налетом использованной порнографии и с незажигательным стриптизом, который исполняли пожившие свое жилистые мумии, прятавшие складчатую кожу под невыносимо древним гримом. В темном, вонючем "Пуэблито" всегда стоял терпкий запах прокисшего пота от кожаных жилеток пришлых амигосов, выпивка была столь же дешева, сколь дурна, а в сортире вас могли поджидать не только зудящие вокруг грязных лампочек, мухи, но и те же самые угрюмые "друзья" с битами наперевес. И уж они-то точно не стали бы бежать на домашнюю базу, а заставили бы вас недолго побыть питчером... "Кэньон Гёрлз" был по-респектабельнее, Тэдди разорился на неон и зеркала, бильярдная, всё такое - что бы придать замусоленной гламурности этой крысиной норе. Но густой дым скрывал страшных стриптизерш, высушенных как старые скаковые лошали, да и столики протирались реже, чем хотелось бы - к ним липла кожа, пальцы, одежда, оставляя противные едкие пятна..
В любом случае, заведения были не для высшего света. В основном - для остановившихся в соседних мотелях, для дальнобойщиков и менеджеров-неудачников, решивших разбавить свою серую бедную жизнь глотком неформатного, но дешевого и одноразового, развлечения.
Короче, ничего особенного, сколько таких баров по всей Америке. Ну и Тэдди был под стать, как вы уже поняли. Иногда мне казалось, что он вывалился из прошлого, словно герой фильма "Назад в будущее", да так и не встроился окончательно в ритм нового времени. Низенький, полноватый итальянец в каком-то там мохнатом поколении, лицо мелкое, не то чтобы неприятное, но и не блещущее притягательностью. Возраст Тэдди не поддавался определению - сколько его помню, ему всегда было от тридцати до пятидесяти, лишь со временем углублялись складки на вечно лоснящейся физиономии, да блестящие черные глаза со временем тускнели, утрачивая свойственный юности пыл и интерес к жизни.
А вообще, что можно сказать о человеке, предпочитающем в прикиде фиолетовые и пурпурные цвета, и одевающего под черные брюки остроносые сапоги леопардовой расцветки? Да, что он охренительно старомоден и навсегда застрял в "Лихорадке субботней ночи". Хотя... все макаронники обожают мазать свои волосы гелем.
Как и от бара "Пуэблито", от Тэдди за милю несло несвежестью. Знаете, такого особого рода несвежестью, которая присуща лишь коммивояжерам и продавцам подержанных автомобилей. Вроде как вид пристойный, костюм, лакированная обувь, может, чересчур резкий парфюм - но так всё очень прилично, аж до слащавости. А подо всем этим явно чувствуются многолетние наслоения грязи и тухлости, как комната, в которой не так давно кто-то умер, и теперь хозяин изо всех сил пытается забить вонь разложения приторным ароматом дешевого освежителя для воздуха.
"Гнилой тип", сказали бы про Тэдди. Таким он и был, в какой-то степени. Правда, справедливости ради надо сказать, что эта была не гниль от каких-то кровавых преступлений или ещё чего - это была гниль бедности. Парень просто-напросто всю жизнь был шестеркой. Всю жизнь отсасывал, брал в рот и драл задницу ради других, услужливо сглатывая и урча. А в замен ему досталась только грязь, скука и ленивый, привычный страх перед семьей, который рассасывался после второго стакана виски - потому что даже не страх это был, а привычка, выработанная временем, и оттого, до отвращения уютная.
Вот именно поэтому, ствол и Тэдди никак не уживались вместе. Я имею в виду, в моем воображении. И то, поначалу. Потом я привык к этой идиотской эклектике, модному веянию "фьюжн", под названием - "Тюфяк-неудачник и его гаубица".
Пистолет в этой системе координат казался мне не оружием, а бело-золотой, ажурной деталью мебелировки, что-то вроде отвалившейся от шикарного, ампиро-баррочного кресла или бюро в стиле Людовика-хрен-какого-то, завитушкой, что случайно выкатилась за бордово-бархатные ограждения музейных экспонатов и оказалась подобранной завзятым клептоманом. Вензеля и веньетки, королевская вещь. Благородное золото, скрывающее убийственную мощь.
И ещё один контраст - такой тяжеленный кусок роскошной жизни Тэдди носил в потрепанной кожаной кобуре, которая только что не разваливалась на кусочки. Говнистого цвета китайский ширпотреб, из которого высовывался неуместная золотая гравировка рукояти. А при ходьбе пистолет чуть не вываливался из этого убожества. Вот такая хуйня. И никакого объяснения ей не было.
Помню, сидели мы как-то в баре, с Тэдди. Дождливый день, пахнувший свеженьким мокрым дерьмом и спутанными волосами, подходил к концу, барабаня по окнам смазанными линиями автомобильных фар. По лицу моего друга скользили призрачные отражения неоновых вывесок за моей спиной, а сам он меланхолично рассматривал бутылку пива перед собой, и с какой-то глубочайшей мирозданческой задумчивостью ковырял на этой бутылке этикетку. Все дела были уже пережеваны и обговорены, в моем кошельке покоился маленький пакетик с завтрашней дозой. Отлично. Клево. Я молчал и предвкушал ночной полёт, но что-то - что-то было не то. Не хватало какого-то важного компонента - возможно, более цельного молчания вокруг, или более громкой попсятины, несущейся из подвешенных к потолку колонок...
И вот тогда-то я и спросил у Тэдди, откуда у него Касулл.
Он мне не ответил. Ни тогда, не позже, никому. Но в тот раз, он вытащил пистолет из кобуры и дуло к моему лбу... Смешно, бля. И никакого преображения - на лицо, на характер он так и остался тем же самым слабовольным неудачником Тэдди, который даже по банкам ни разу и не стрелял из своей артиллерийской установки.
Было видно, что ему тяжело удерживать оружие. Он с потухшей грустью смотрел на меня, а я фокусировал взгляд на этом бесконечном полированном стволе, уносившем руку моего друга далеко-далеко - на многие световые годы, и думал о том, что мой череп намного тоньше, чем у слона.
Ещё я думал о том, что будь у Тэдди девушка, она бы мастурбировала этим пистолетом. Такой длинный и массивный ствол, сами подумайте. А я готов был поклясться и перед Богом, что Тэдди был хорошим любовником. Шероховатый металл скользил по моей коже, а я представлял, как поздно ночью девушка Тэдди выскальзывает из-под простыней и его неуклюжего сонного объятия, на цыпочках, оглядываясь, подходит к стулу, на котором развешана одежда и висит кобура; как она осторожно вытаскивает пистолет, деликатно берёт его в руки, а потом спешит в гостиную, залитую лунным светом. И уже там, развалившись на диване, раздвинув ноги, с дрожащей опаской засовывает ствол себе в пизду, глубже и глубже, ворочает им внутри, чувствуя упоительный стальной холод и резкие возбуждающие грани. Как по стали и выштамповкам стекают упругие капли... Это было бы забавно.
Зрачок пистолета тогда задержался на мне всего несколько секунд. Я не наложил в штаны, не задумался о жизни. Тогда. Тогда - потому что пистолет принадлежал Тэдди, а он был... ну наверное, моим другом. Тогда у меня были друзья и я не боялся пуль.
А потом спустя год после того, как он со вздохом убрал ствол от моей головы - долго-долго, как в замедленной съемке, всего-то через год его нашли в его же машине на дне городской реки. Меня не было в тот момент в городе, поскольку я перевозил товар по стране, и блин, даже не попал на похороны - но мне сказали, что тина и рыбки не так уж и сильно его испортили. По другим же каналам, шептались, что он влез в долги, и ему перерезали горло. Шлесь - и с заднего сидения дует холодный ветерок, вспарывающий кожу под твоим подбородком. И всё. Остаётся созерцать только жидкий красный фонтан и в панике биться в конвульсиях.
Честно говоря, плохо сейчас помню, какие у меня были эмоции по поводу его смерти. Десны у меня кровоточили, взгляд блуждал, реальность казалась стремительно оплывающей свечой. Жар. Лихорадка. Доза - два раза в день, хоть кровь из носу. Ха-ха. Кровь из носу. Точно. Прямо как сейчас. Но что я помню, это то, что, цепляясь за лацканы и поливая соплями совершенно незнакомых мне людей, я допытывался что же сталось с пистолетом. И в этом раздраенном состоянии не получил никакого ответа. В конце концов я пришел к выводу, что чудовищно красивое оружие теперь тихо-мирно покрывается водорослями и ряской на дне реки, под стеклянной толщей грязных зеленых вод, и только если нырнуть - можно увидеть, как слабо светится золотые узоры на рукояти...
Вещь, которая когда-то поражала моё воображение всяческими оттенками эстетического удовольствия канула в Лету, и в чертовски прямом смысле.
Поэтому то, что происходит сейчас, ещё более удивительно.
Начать следует с того, что я просрал всю партию. Мне сказали - "Джон, послушай - найди нам хорошего курьера, надежного курьера, чтобы он вывез кило в Атланту". Я сказал - нет проблем, и взял Хосе, этого преданного худенького паренька из какого-то засранного южного гетто, который в жизни ничего тяжелее травы в рот не брал, и боготворил меня, как благодетеля. Хосе, в его вечно вытянутых майках хаки и страстью к рэпу. Я и не думал, что после двух лет безупречной работы, этот сраный латинос дернет со всей партией по интерстейт хуй знает куда, подставив как меня, так и покупателя, так и бля, Сержио.
Но. Я, конечно, узнал об этом раньше всех. Хосе всё-таки услужил - позвонил с какой-то заправки, и промычал в трубку, что он смывается, и мне советует. Я целых пять минут сблевывал в молчащий телефон все известные мне ругательства, а потом как следует ширнулся. А что мне ещё оставалось делать? Это вот что такое - когда всякое подобие контроля над ситуацией ускользает из твоих рук, когда ты сидишь в захламленной квартире и знаешь, что куда бы ты ни пошёл, что бы ни предпринял - всё, пиздец, найдут. Без вариантов. От таких мыслей болит живот. От мыслей, что с тобой сделают, когда поймают. Твоё несчастное, подставленное очко начинает болеть, и ты - ты понимаешь, что скоро станешь дерьмом, налипшим на чьи-то ботинки.
Пришел в себя лишь в сортире казино "Лайонс дэн". Там было очень душно, а хлипкие белые дверцы из фанеры оказались заляпанными кровью. Видимо у меня открылось внеочередное носовое кровотечение. Гребанный кокаин. В соседней кабинке кто-то шумно дристал и все время громко спускал воду. Этому кому-то было совсем не до обреченного обдолбанного меня. Сидя в замкнутом пространстве, со спущенными штанами, я чувствовал себя глупым и жалким. Мысли жалили голову изнутри, и их было слишком много, чтобы спокойно обдумать каждую. Я всхлипнул и заплакал, ощутив себя в тупике.
В тот момент, когда я потянулся за бумагой, чтобы вытереть и засохшую под носом кровь, и слезы, в кабинку вломились они. Несколько плотных и черных силуэтов на фоне сияющей белизны. Мат. Крупный громила сходу двинул мне в живот, а потом пара ударов рукоятью пистолета завершили краткий хаос моего пребывания в казино. Я даже пискнуть не успел. Блэк аут.
И вот я сижу здесь. Это шикарный кабинет Сержио в его особняке на Уиллоушейд-стрит. Красное дерево, изысканная резьба. Остекленные стеллажи слепо сверкают в приглушенном свете изящных бронзовых бра. Тяжелая мебель, толстый ковер на полу в викторианском стиле и массивный стол на драконьих лапах у окна.
Ковер заливает кровь - кто бы мог подумать, что в дохляке Хосе столько крови? И столько мозгов?
Когда меня привели в чувство в кабинете папаши Сержио, доброжелательно пнув по ребрам, Хосе уже был мертв. Так и лежал с раскроенной башкой, точнее - всей её верхней большей части вообще не было, она была ровной кашей размазана по ковру, словно в парня в упор шмальнули из дробовика. За столом сидел сам Сержио, и взгляд его, падавший на меня был усталым и разочарованным взглядом. Даже сквозь дымку отходняка и боли, видать было, что Сержио все порядком надоело. Получив ещё несколько профилактических зуботычин, я приступил к прослушиванию полагающегося монолога.
Голова трещала, из разбитой брови текла кровь, но я старался стоять смирно и не качаться, делать вид, что внимательно слушаю. Старый, старый больной пес. Не я, Сержио. Я - уже труп и собственно говоря... не мог оторваться от разбрызганных мозгов неудачливого вора.
- Понимаешь, Джонни... Я бы рад конечно... это не совсем твоя вина. - Тупые и маленькие головы амбалов согласно качаются в такт словам. - Но ты же должен понимать... - Пальцы сплетаются и расплетаются, от ламп отскакивают блики, отражаются от стеллажей и бьют мне в лицо. - Ошибка... И у нас тут труп. - Да-да, железистый привкус крови во рту перебивает тухлую слежалость. - Придётся тебе разобраться с полицией. Они сейчас прибудут.
- Наркоманам никогда нельзя доверять, неужели ты не знаешь это, Джонни? Посмотри на себя. Ты же кусок дерьма. Признаться, я-то думал что ты исключение из правил...
Как во сне, папаша Сержио встаёт, двигаясь вразвалку, подходит ко мне. Интересно, насколько обалдевшая у меня рожа. Он вкладывает мне что-то невероятно тяжелое в руку, и латекс перчаток скользит по моей коже. Я послушно беру это в руку, не отрывая глаз от доброго, но печального лица Сержио, мои пальцы - в его руках, обжимают - рукоять?
- И в общем, у тебя же есть выбор. Но я не советую тебе сотрудничать со федералами, поскольку сам понимаешь - наши ребята не упустят шанс расправиться с твоей задницей. Им же там скучно.
Босс проходит мимо, раз - и вон из кабинета. Мордовороты прощаются со мной нехуевыми ударами по печени.
Да. И я слышу - как вдалеке воют сирены.
Так что, вот оно как бывает. Касулл оттягивает мне руку. Бля, она уже немеет. Давать бой копам? О Боже, нет. Странная история у этого ствола. Я даже не удивился, ха, смешно, увидев его у Сержио. Интересно, где прокололся Тэдди? Не успел он воспользоваться своим музейным обломком, или не захотел его оскверять кровью. А Хосе? Хосе знал Тэдди... Знал, как и я...
Хуево. Крутой ствол. Слишком хороший для всех нас. Слишком хороший, чтобы быть запачканным в такой дрянной крови.
Ну-ка... загляну-ка я в зрачок ещё раз. Ого. Просто черная, мать её, дыра. Даже не верится, что я могу его держать.
Долгие годы спокойствия, а потом - бам, бам, бам!!
Убийство. И наверняка не одно.
А вот за эти мои отпечатки... упекут и на старую жаровню.
Я почти могу представить, как хмуро смотрит мой старый умерший друг, нацеливший на меня этот клевый ствол. Пуля в лоб. Сочное выражение.
Ты прав.
Самоубийства в его долгой трудовой жизни, кажется, не было...