За бронированным стеклом шёл снег. Мерзкий такой снег, сухой и колючий. Подлый, короче.
Мерседес S-класса вальяжным китом плыл по стухшему от кислоты снегу, перемалывал его в темно-коричневую слякотную бурду.
А я сижу внутри, в кожаном салоне невиданных заоблачных размеров. И в одной руке у меня был бутерброд с чёрной, маслянистой икрой, а в другой - сигарета "Ява Золотая".
Пока я думаю, что вначале сделать, откусить от бутерброда или сделать затяжку, пепел сыпется с кончика сигареты прямо на сидение. Вот же блядь.
Ещё, в Мерседесе сидели Джордж и Боб. Джордж Коэн - он похож на Клинта Иствуда. У него такая же кожа, свисающая с мяса лица, как у шарпея. Шарпей - это недособака такая. А Джордж, если разобраться, пиздатый недочеловек, дипломат, короче. А ещё у Джорджа красная и пупырчатая, раздражённая от бритья, дряхлая шея. И очки от какого-нибудь Кашарель. Или какой-нибудь. Боб - пресс-атташе Джорджа. Сраный мудак похож на Метью Перри, но рожа ещё более розовая и лаковая. Гель чуть ли не капает с его волос, а если бы я выливал на себя столько одеколона, то уже точно бы угробил целую толпу микробов. Понятно, что за этими глупыми голубыми глазками хлоп-хлоп скрывается махровый гомик. Ни какой на хуй не пресс-атташе, а просто "на хуй". На хуй Джорджа.
У Боба в наманикюренных руках кейс. Я смотрю на кейс и облизываюсь. Пепел с сигареты всё сыплется на свежую кожу. Боб с большой укоризной смотрит на меня, потом на сиденье, потом снова на меня. Открывает рот, оглядывается на Джорджа и послушно его закрывает. Правильно парень, сосать не время.
Джордж переплетает пальцы и убедительно-медленно наклоняется ко мне. В этом невъебенном лимузине за хуй-знает-сколько-десятков-тысяч-ихних-американских-франклинов, сидения расположены как в электричке. С бутерброда падает икринка.
Джордж говорит, блестя зрачками из-под очков:
- Виски не хочешь?
- Виски - сорокоградусная ослиная моча, Джордж. - Говорю я, и, наконец откусываю от бутерброда. - Водочки налей.
Нахмурившись, он достаёт из инкрустированного какой-то блестящей херью, бара, бутылку "Флагмана". Хрустальная жидкость бьётся в рюмку, которую Джордж потом протягивает мне.
- Вы, русские, слишком много пьёте. - Встревает Боб.
- А не пойти ли тебе на хуй, малыш? - Сладким голосом спрашиваю я гомика. - На два весёлых хуя - в рот и задницу?
- Ладно... - Хмурится Джордж. - Выкладывай.
Я пожимаю плечами. Сукины расчётливые дети. Даже не попиздишь с ними. Клинтиствудская рожа, пускающая дым из трубки красного дерева, искажается в вынюхивающей гримасе интереса, когда я достаю из куртки кассету miniDV.
Цапающее движение, слишком некрасивое для импозантного дядьки-дипломата, и кассета исчезает в его пиджаке.
Я доедаю бутерброд и вопросительно пялюсь на кейс в руках Боба-Резиновое-Очко.
Мерседес дёргается и замирает. Выглянув в окно, вижу знакомый силуэт "Националя".
- А представляете, полтора года назад, шахидка размазала себя по стене этого здания. Правда, круто?
- В Беслане покруче было. - Замечает Джордж. - Вы, русские, всё делаете... как это... через жопу.
- Ага. - Лучезарно улыбаясь, отвечаю я. - Загадочный русский душа. But I think I want my money. We had a deal, no?
Боб приглаживает волосы, и отдаёт мне кейс.
- Чёртовы русские, мать вашу.
- Наша мама - Кузькина! - Говорю я, дёргая дверную ручку, и выбираясь наружу, в метель.
- Эй! Может, всё же прокатишься с нами? - Голос Коэна-Иствуда, прокуренный и каркающий, ловит меня на полпути из машины.
- О нет, sweetheart, моя пизда не про тебя. Только для Mr. President only, понял? - Мой смех тает в снежной пурге, и я ухожу, нагло покачивая бёдрами.
Господи, как неудобно ходить на шпильке в такую погоду...