Deathwisher
Der Kampf

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками Типография Новый формат: Издать свою книгу
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Этот цикл гротескных рассказов, объединенных одним героем и исторической реальностью недалекого будущего, повествует о том, как Россия пошла по псевдонациональному, "оранжевому" пути развития, а не по национал-социалистическому, в результате чего вектор освободительного национализма был в интересах знамо кого, перехвачен нерусскими. В результате, страну раздробили на государства-полисы, в которых власть взяли этнические ОПГ, для издевки и в соответствии с общеевропейским курсом, взявшие для себя термин "белых конфедератов и революционеров". Русских в этих полисах почти не держат за людей, а любых, пробующих бунтовать или проявлять настоящий национализм, убивают или превращают в рабов, маркируя специальными чипами, в чем новым правительствам "национальных русских конфедераций" помогают вторгшиеся на территорию бывшей РФ войска НАТО. Это - антиутопический, полу-сатирический цикл-предупреждение о том, что "оранжевый сепаратизм" - это угроза русским, и к настоящему национализму или НС не имеет никакого отношения. Через неделю ожидайте обновление

   Как я проспал Белую Леворюцию (хуй знает какой сон Веры Павловны)
  
  
   Значит, с утра звонок в дверь. Ну, хватаю быстро шмотье, забегаю в туалет поссать, глядь в окно - а там значит, прямо на детской площадке, БТРы стоят, ровными камуфляжными рядами, стволами выпучились на окна домов. А в дверь продолжают трезвонить, настойчиво так. Что делать, кроме как открывать...
В проеме куча народу стоит, с ноги на ногу переминаются, все в военной форме и с гордыми орлиными мордами, синими от щетины. Стоим друга на друга зенки лупаем, а я ещё в тапочках, блин. И главный их (ещё б знать, кто такие эти "они") такой толстый мужик с явной прожидью, стоит и на меня зырит, как на вошь. Ну я и решаю разрядить гнетущее молчание, и говорю значит, косясь опасливо на стволы автоматов:
- Здрасьте.
А этот горло прочищает, харкает на порог и пищит:
- Вы, гражданин ******, пройдемте с нами.
Вот так номер.
- А с кем это, то бишь кто вы? А чой-та там у меня под окнами БТРы, мож случилось чего? Теракты штоль?
А этот вдруг лыбится начинает, будто я ему штуку евро получил:
- Случилось, то что должно было случится, и случилось. Белая Революция, гражданин. Вся власть теперь у нас, у Национального Освободительного Союза.
У меня сердце - хуяк в желудок! Да неужто! Да неможет быть! Дожил я! После стольких лет, смогли значит, несмотря ни на что! Еле сдерживаю порыв бросится на мужика и на кучу орлоносых вертухаев за его спиной с поцелуями и благодарностями. Вытягиваюсь значит, как могу, в струну, отдаю честь, типа - Служу Русскому Народу! Мужик отмахивается.
- Это лишнее. Пройдемте, гражданин.
- Да может я потеплее оденусь?
Тот башкой качает.
- Вам это не понадобится.
Очень неожиданно получается, что мне в живот вдруг упирают два вороненых ствола и под локотки выводят из квартиры.
А на улице пусто, снежок знай себе тихо краплет, налипая на мою гусиную кожу, только вот холодно зверски.
- То есть что ж это братцы получается, теперь русские у власти?
Главный смеется, поправляя богато украшенный ятаган на поясе.
- Русские, русские. Более того - белые европейцы. Вот смотри, вишь Ибрагима - А Ибрагим, полудурок этот, все тычет мне автоматом, бля, между ребер, а автомат сука холодный, а на мне майка и всё. И ещё Ибрагим похож на русского как я на негра. - Настоящий белый европеец, white caucassian, между прочим. И с войсками Гитлера-Освободителя его предки воевали против совков!
- Но, тут явно какое-то несовпаде...
Хуяк! Прикладом по челюсти, ногой по почкам! Мир стремительно сужается до узенького, полыхающего искрами клочка грязного асфальта. А Ибрагим этот, стоит и ржёт ещё, щербатой своей улыбкой, равно как и остальные чернявые боевики в камуфле. Главный наклоняется ко мне:
- Ты, сучара, очнись и мозгом своим поработай! Мы говорили, что мы подождем своего часа, говорили? Давайте, в машину его! - А ноги-то, ноги отказали нафиг, и волокут в утробу длинного антрацитового Ландкрузера, жадно распахнувшего челюсти дверей.

- ... А кто с нами несогласен, того камнями побивать след, а то и руки - того!
Я смотрел в окно и видел, как горит Москва. Горела она черным-черно, а на перекрестках стояли чернокожие, лоснящиеся НАТОвские "джи ай" и проверяли документы у стоявших в очереди, закованных в кандалы людей. Где-то вдалеке трещали автоматные очереди. Машина вдруг подпрыгнула, наехав на чей-то труп, и срезала в переулок.
- Ну-ну, неужто вы думали, что переход к Русскому Национальному Государству будет бескровным? Вы ведь конечно быдло, но быдло агрессивное... - В масляных глазках-бусинах читалось удовлетворение. - Пока зинданов для вас не понастроишь, все норовите в варварство скатиться, из цивилизации выпасть. Немцев поизнасиловать то бишь, евреев погеноцидеть, наших братьев в Чечне супротив международного права посжигать... Правильно я говорю, Фариз?
Сумрачный бородатый Фариз, державший меня на прицеле, резко кивнул, а потом быстро зашептал что-то под свой длинный крючковатый нос.
- Зинданы, да. Эй, ты, великоросс, посмотри на развалины вашего строя! Пиздец вашей сраной Московии!
Колеса автомобиля заскребли по булыжнику Красной площади, теперь по праву называвшейся Красной - кровь текла меж трещинами ручьями, на сколоченных наспех эшафотах покачивались под вьюгой тела повешенных и громко скрипели. А на башнях Кремля в тусклых просветах солнца золотилось ровным счетом ничего.
- Россия - тюрьма народов, воистину, и хорошо что нашлись среди её жителей те, кто готовы судить тюремщиков. Наконец Белая Европа вздохнет, освободившись от империалистического гнета русской блядь, азиатчины. Вот ты, свинья, знаешь как боролись наши белые братья супротив кровавого русского терроризма? - Главный сплюнул через окошко. - Не знаешь, сука, тебе бы только в хлеву сидеть да помои жрать, да детишек убивать. Мы о тебе все знаем, о всей твоей деятельности. И резать будем, да, как вас русских резали во времена Руси, так что получайте-ка ещё раз, раз такие дебилы!
Я сглотнул, и хотел было сказать, что я вообще немец, но решил что это уже неважно.
- Перун Акбар, хе-хе-хе! Тупые блядь. Эй, Ахмед, приехали уже или нет?
Автомобиль закрутился на площадке заброшенной стройки. Фариз грубо вытолкал меня из машины, и под дулом, вся эта кодла, включая водителя, повела меня куда-то вглубь недостроенного здания. За попытку оглянуться или приостановиться, следовал увесистый удар прикладом в шею. Так я и считал щели в бетонных плитах недоделанного пола, пока:
- Но мы, как расовые белые европейцы не можем скатится до такого варварства, как убиение несогласных, понимаешь, нацик ты поганый? Это вы блядь придумали заград-отряды, это вы убивали младенцев в Чечне. Мы обещали русским Русское Национальное Государство, и они его получат. Вэлкам, как говорят просвещенные...

Вот я и сижу, в тесной глубокой яме, с ещё парой сотен человек. Кажется, должно вонять дерьмом и мочой, но на морозе и с забитым носом этого не чувствуешь, а вот мокрый, раздирающий не одну грудь кашель слышно отовсюду. Обрубок левой кисти сильно болит, и я постоянно думаю о болеутоляющих, которые остались ещё в той, прошлой жизни. Мне они сняться, эти гладкие белые таблетки. Мне снятся одеяла и теплые батареи в квартирах. Из моего угла, который я делю с бывшим членом, кажется, какой-то национал-социалистической партии (ему не повезло, ибо он бывший член во всех отношениях), хорошо видно вкопанный над ямой щит на палке с надписью "Русское Национальное Государство". Бывший член партии, кстати, сошел с ума, он постоянно вопит что-то о русофобах и черножопых, но после каждого допроса возвращается обратно с толстой книжками о преступлениях русских и белом расовом превосходстве кавказцев над русскими свиньями. Моя бывшая рука всё продолжает болеть, и я думаю о том, что наверное всё-таки надо бы подписать обвинительные протоколы, раскрывающие заговор русского быдла против всего прогрессивного человечества, если я хочу отправиться на виселицу в более-менее целом состоянии.
Как мне и приказано, в маленьком бумажном дневнике я 1488 раз пишу, что "я - дерьмо", но только одна мысль греет мне душу: чтобы они со мной не делали, они не узнают, что это фраза означает не то что они под ней подразумевает, а мою личную ненависть к себе за то что ТОГДА, тогда я не убивал в достаточном количестве всю эту русофобскую, нерусскую либерасткую шваль, этих жидов под прикрытием, этих недочеловеков, вонючих унтерменшей.
За то что я проспал Белую Леворюцию.
  
  
   Конфыдэрация Рюских Риспублек
  
   Ну давай, ешь... - Меня не потребовалось просить дважды. Жидкий бульончик, отдававший крысятиной, казался пищей богов, смягчал подранное ледяным ветром горло. Света, жена Макса, с какой-то щенячьей грустью смотрела на то, как я с жадностью, склонившись над тарелкой, ел эту похлебку, дрожащей рукой отщипывая маленькие кусочки хлеба от лежавшей рядом горбушки. Потом она вздохнула и повернулась обратно к закопченной газовой плите, помедлив, взяла тряпку и начала протирать металл от нагара. Макс, сидевший напротив меня за шатким столом в этой крохотной темной кухоньке, также с интересом наблюдал за мной. Лицо его было пусто, он явно погрузился в какие-то свои мысли, разламывая в труху валявшиеся на клеенке спички. Ну что ж, это не важно сейчас, что он там думает - главное, принял и обогрел. И ещё много чего. Не каждый пустит в свой дом грязного, истекающего кровью человека, который и двух слов связать не может, а только матерится, извиваясь у тебя на пороге. Не каждый поможет тому, кому помогать нельзя. Несомненно, я был благодарен Максу, но о том, как я буду расплачиваться за его доброту, не думал.
  
   Я наслаждался теплом и жратвой, позволяя себе наконец-то расслабиться, усмирить колотившееся в груди сердце. Но это уже получалось хуже - несмотря на вроде мирную обстановку, казалось что вот ещё немного - и вчерашний пиздец продолжится с новой силой. Что сметая двери, заполняя кухню газом - не бытовым, а слезоточивым - ворвутся, застрекочат автоматами, полосуя на куски...
- Как оно? - Макс дернул головой, глазами указывая на моё плотно забинтованное плечо.
- Нормально. Башкой только вертеть больно. - Я усмехнулся, потёр шею. - Света просто молодец, тебе повезло - и накормит, - Я постучал ложкой по миске. - И раны залечит. Хозяйка.
- Это тебя... - Макс запнулся, помрачнев - видимо, некоторые мысли о его жене были не столь радостными, как мои. - Погранцы так, да?
- Погра-анцы, ага. - Ответил я, насмешливо растягивая слова. Потом, откинувшись на спинку стула, нацелил ложку на Макса. - Я всю прошлую ночь в грязи барахтался, в болоте точнее. Скажем спасибо, что у вас такие перебои с электричеством, иначе я бы на той колючке поджарился хорошенько... - Положив ложку на стол, я запустил пальцы в дырки на своем рваном плаще. Да, ночка была ещё та. Подкопался под Барьер, спину себе всю разодрал, а потом ещё так не повезло - меня с вышки засекли, стрелять начали, собак пустили, пришлось по кочкам, по этом размякшему полю, да нет, болоту, мать его, а ведь суки ещё подстрелили! Палили из пулемета в белый свет, уроды сраные, но попали - хорошо хоть пуля хоть навылет прошла, мышцу разорвав, но с пробитым плечом шляться по полям и весям в начале весны - кайфа мало. Думал подохну - столько грязи да на свежую рану. Ан нет. Поздно подыхать уже. Не для того я на товарняках несколько дней ныкался, обмазавшись бараньим пометом и прикидываясь ветошью. Иным способом попасть в другое государство нет возможности, одни товарняки пересекают границу без въедливого досмотра - так только, заглянут если, посмотрят что везут, но каждый сантиметр вагона сквозь детектор не прогоняют.
- Да нет у нас никаких перебоев с электричеством. - Сморщился Макс, но руки опустил под стол. - Зашибись всё... А у...
- А у нас, Макс, все очень хуево. Такой степени хуевости, что трудно представить. В Московийской Русской Республике всех того. - Я провел большим пальцем над горлом. - Я еле выбрался. В яме два месяца проторчал. Но... - Засмеялся. - Знаешь, коррупцию, слава всем силам небесным, никто не отменял. Ни у нас, ни у них.
- Что ты говоришь? Что значит - того? Какая яма блядь?
- Прекрасно ты всё рубишь! Обычная яма! Приехали, захватили Кремль, поставили кордоны и ядерный зонтик активировали! Всё, хуле! Мне пока я сюда на перекладных добирался, рассказали - все отвернулись нахуй оперативно, никто подсобить не хотел, типа - нахуй мы войска вводить будем, все теперь суверенные государства. И я знаю даже почему... Вот скажи, Макс, кто у вас в полисе...
- Бля, заткнись ты уже, а! - Макс вдруг вскочил на ноги, отшатнулся назад. Черты его лица поплыли под натиском страха и - нежелания смотреть правде в глаза. Он не желает представлять все это - как расползается плоть горла под сталью, как облевываются неправильно, наспех повешенные, как кричат женщины, когда шторм камней стесывает кожу с их лиц, обнажая островки кости.
Я покачал головой, сцедил последние капли супа из миски себе в глотку. Вот не понимает человек простых радостей существования. Пожрать хорошо, и заснуть в безопасности, а не на земле, спиной к стволу дерева, дрожа от холода и безнадеги - это уже счастье. А этого всего трясет аж, как мышу в мышеловке. Да что ты трясешься, тебе повезло, но и в своем счастье ты виноват.
- Ты, Макс, не ори на меня. Если я калека, это не значит, что я тебе въебать не смогу. Когда поправляюсь. - Я помахал перед ним культей, а потом здоровой рукой. - Одного кулака вполне хватит. Так что давай, рассказывай мне про новгородский расклад. Я, знаешь ли, не ожидал чтобы меня в вашей Народно-Вечевой Республике Великого Новгорода встречали хлебами с солью, но и того, что...- Я скосил взгляд на бинты на своем плече, под которыми уже снова начали выступать, постепенно проявляясь, багрово-коричневые пятна. - Натовскими патронами для калашей, знаешь ли - тоже.
Макс стоял, вцепившись рукой в спинку стула, и костяшки на этой руке постепенно наливались белизной. Он резко повернул голову в сторону своей жены.
- Свет, выйди вон, будь добра. - Процедил он. Света неразборчиво хмыкнула, и заправив прядь волос в пучок, вышла из кухни, шаркая разваливавшимися шлепанцами.
- Послушай, Серый, у нас - нормальная демократия. Конечно, развал РФ по всем вдарил будь здоров, глупо говорить, что мы от этого выиграли, или жизнь наладилась. Но ведь сам вспомни, разве в 91ом, когда мы детьми были, не произошло нечто аналогичное? И наши родители между прочим выжили! Катастрофа, но не то что ты пытаешься представить! Я не... - Довольно агрессивно начал он
- Чё ты бля не? Не знаешь? А че, телевизор у тебя не работает? Ага, работает, и че показывает? Намаз, да? Коврик у тебя есть, да? На карачках к четырем сторонам света ползаешь, мордой линолеум свой отирая?

Он уже было открыл рот, чтобы возразить, как в дверь позвонили. Долго, настойчиво, поиграв трелями. Макс замер алебастровой, мучнисто-белой статуей, бросая на меня дикие взгляды. А потом, нетвердым шагом, приказав полусдавленным шепотом Свете не вылезать из своей комнаты, направился ко входной двери. Я вытянул шею, стараясь рассмотреть, что происходит.

- Галасавать идёщ, да брат? - Отталкивая Макса своим массивным пузом от двери, в квартиру ввалился толстый, пыхающий перегаром и дешевыми - это что, духи? - духами, черножопый. Черножопость выдавали, только собственно говоря, означенный цвет лица, щетины и прочие мордохарактеристики, но под кепкой унтерменша оказался не черный набриолиненный войлок, но вытравленный пергидролем короткий ежик. За этим боровом двинули ещё два амбала, причем у каждого шея была раза в три шире хари. Один из них свернул старенькую вешалку для одежды, и злобно оттопырив нижнюю губу воззрился на груду тряпья у своих ног. Я быстро оглядел их кожанки, но оружия не заметил. Если только короткоствол. Тупые морды мне были знакомы - они нигде не менялись, словно униформы намертво прилипившиеся клеймом на своих владельцев.
   У меня оставалось несколько секунд. Косясь на коридор, я вскочил из-за стола и метнулся к раковине. Сразу выцепил небольшой мясницкий нож, старый, но хорошо заточенный, и опустил в карман куртки.
Макс тем временем всхрипнул, вильнул задом, будто кланяясь.
- Д-да, Райхмулед Рафидзанович, так это... конечно.
- Харашо, маладец брат. - Обнажил вожак капкан гнилых и золотых зубьев. - Нэ протыв эсли пасыдым у тыбя тута? Нам передахнут нада, дела.

- А ты кито, брат? Я тыбя нэ видэл чегот ны разу, а? - Унтер устроился на стуле против меня. Развалился, расплылся, потек - пальцы жирные возложил на столешницу, золотом унизанные. - Я ить всо вижю, да! Тута... - Он постучал себя по виску, заблестел под тусклой лампой неживым глазом. - Базя данных, э? Ну так кито ты...
- Да это, это друг мой... - В интонациях Макса скользнули смазанные словно бы шоком и неверием, истерические нотки. Оба амбала, впечатываясь толстыми задницами в хлипкую мебель тесной кухни, заполнили её так, что и клочка свободного пространства не осталось, один только тягучий, вязкий звериный запах. Я вспомнил цирк, блеклую картинку из своего детства - как я стою у клетки с медведем, и работник зверинца берет у меня из руки кусок яблока, чтобы отдать зверю. Потом картинка уступила место другой, более яркой - как этот запах заполняет мои ноздри, а по деревяшке вдруг громко стукает сталь... Я тряхнул головой, поднял глаза. Мне в лицо смеялась брыластая харя, нос её, толстый, пористый, морщился и подрагивал, будто бы вынюхивая что-то, в нем, как усики крысы, шевелились волоски. Макса оттеснили куда-то к мойке и он затравленно смотрел на меня из-за широкой, пухлой спины.
- Так щито?
- А. Журналист я. Из Литвы. Сергеем зовут. - Натянул на лицо улыбку.
- Э, жюрналиста... - Этот, как его, Рафидзанович, ощупал меня взглядом, недобро, тяжело - так черт его дери, привычно, как тогда, в Москве. Это даже не тот взгляд, каким они смотрят на женщин - он тоже страшен, но непривычен. А так смотрят, когда прикидывают, как бы.... Я моргнул. Нет, нет, нет, вспоминать это - не надо, только не сейчас, чтобы нервы сдали, когда тут и не развернуться, не вспоминать хруст и стук. А этот, он словно бы и не замечал набрякшей кровью повязки у меня на плече. - И зачим тыбе нада быить тута?
   Хороший вопрос. В самую точку.
- А-а-а, так мы делаем, этот... - Я щелкнул пальцами. - Репортаж о Русской Национальной Конфедерации, вот из Московийской Республики - к вам. - Я попытался улыбнуться. Какая чушь, что я говорю... Журналисты из Литвы не материализуются на квартире у обывателя. Они все проходят через контроль на вокзале или в аэропорту, но -а с какой стати он решил, что я не прошел контроль? Черножопый отзеркалил эту улыбку, и подался вперед.
- И щито ви хатытя юзнать?
- Ну, разное...
- Вай! - Тот вскинул руки. - Тыбе павезло, щито наш общий дрюк Максым - мой дрюк! Да! Йа мал-мал миладщий памощник мээ-эра нащиво полиса, висё тыбе расскажю!
- Э...
- Вота ю нас виборы скора, да! Праводим так скизать работю с насилений, да! Явкю обеспейчиваем!
- Выборы? - Я притворно удивился, но внутренне напрягся, не веря этому нарочито радостному тону. - Настоящие демократические выборы?
- А то как жи! Поселе таго, как слава Перуну, тюременый рижым авто... авато... автатаризма биль разрушын, а, так ми типеря по всем рюским землям юстановэли народную ету, власть, да, сюшь? Самоюправлений, демакратий, да? Как в ыврапейскем Саюзе, сюшь... Типерь братские риспублики саюзнычают, брат брату памагает, никта никаво нэ угнэтает - э, харашо! У наса целих читыри кандидата у мэ-эры, сюшь! Пусть люди выбырают, а?
- Замечательно, замечательно. А с религией как? С экономикой?
- Э, истына рюскую вэру вазраждаим! Изычество! Шайта...чернабожые! Свабодный вэра свабодный людэй, а! - Гнусно усмехнулся унтер и сунул мне под нос волосатую руку с огромным золотым перстнем. Перстень изображал собой какого-то зубастого зверя, вроде, крокодила - Киркидыл, э, вай, батюшку-Валхова чтым, да? Ы жывем харашо, всё мирна, всё есть, пакупаем-отбираем, да, никито нам и нэ хазын. А в Масковии как? - Сузил влажные глаза, облизал жабий рот.
Я покосился на Макса, но его лицо оставалось ровным, и прочистил горло. Надо соврать, быстро
- Да так же, мне понравилось. Демократия, свобода личности. Действительно, не припомню такой народной власти в РФ. Улицы стали чистые, пенсии платят, учителям - тоже. - Соврал я. - Перун Акбар.
- Ай врёш, дарагой. Масковия ваша прагнила вся. Эта... - Фыркнул он и ткнул пальцем в мою культю. - Эта щито?
Я огляделся, инстинктивно отдернул руку, пряча её под стол. Надо мной нависло обтянутое нейлоновой майкой пузо одного из вертухаев.
- На заводе. На заводе в Вильнюсе, руку вот в конвеер сунул - напрочь...
- Ай-ай-ай, нехарашо, какой хуйня нисешь. Чито жы ти дрюка сваего так нэ цэнишь? Он тыбя абагрэл, накармил, а ти в иво доми такой слава гаваришь! Врёш мине. Эй, Джамиль, притащи сюда бабу его. А, сюшь, нэт, развлекися с нэй, брат! Э! - Джамиль, этот амеподобный кус мяса, эта горилла с признаками тяжелой олигофрении, вдруг осклабился и потопал вон, низко, как на бой, наклонив голову.
Макс окаменел. Мы встретились взглядами, и в его позе, в том, как он обреченно ухватился за краешек раковины, я прочел смирение. "Идиот, нож найди". Но тут моё внимание вновь отвлек жирный унтер своими свинячьими повизгиваниями.
- Да-а-а... Такэ вот, я дюмаю, щито ти нэ жюрналист, э? И рюку сваю... - Он пошевелил пальцами, небрежно, уставившись на обои за моей спиной. - Нэ на заводэ патэрял, нэт? А дюмаю я... Э, Гюйнур, слэды за ним. - Он прервал свою обличительную, кивнул в сторону Макса, заиграв валиками затылка, потом засверкал гнилостно-златой пещерой, заслышав истошный визг Светы. - Щито ти импэрская вэликарюская блядь, катораю маи братья недазарэзали там, в Маськве. И щито ти приехаль щитобы народ наш риспубликанский мутить, э? Па зиндану саскучился сюка? Вижю как наив, щто из зиндана!
Он повысил голос, напрягши брыли, затряс утопающими в цепях подбородками.
- Щитобы вече наше распрэкраснае расшатать, а! Да ми тыбя, шкюр твой на батынки пустим!
- Нет. Нет, вы непра...
- Заткнись сюка! Все пагранци пада мной жопю лижуть, вчира какая-та билядь сквозь Барэр праскальзнула, но кровь ей пустили!
Я почувствовал, что чьи-то пальцы погрузились в мою рану, продавливая бинт, прорывая тонкую пленку сукровицы. Это сраный выблядок Хуйнур, черт... Я попытался встать, вывернуться, но тут мне в живот въехало дуло пистолета, с силой уткнулось под диафрагму, а пальцы все давили на простреленное плечо.
- Дюмаешь, Канфыдырация тыбе эта хюй в жопе? Не хюй, а стальной лом, шваль имперская! - Толстые, темные губы расплылись, чуть не лопаясь, в улыбке. - Ти чиво-та там пра свабоду гаварил, э, дырьмо вирблюда? Свабода у нас есть, но мая свабода патеснит тваю, раб. Твая свабода, выблядак ти рюский, на канце маей цэпи закончится, демакратична нэ пэзди. А ти. - Он повернул голову в сторону мелко дрожащего, стучащего зубами Макса. - Прагаласуишь какэ нада завтра, нэ то Джамиль захочит делать тваю шлюху частью сваево гарема, э!
Жирдяй расхохотался, и вторил ему надрывный, но тихий, будто приглушенный тяжелой потной ладонью, стон Светы из соседей комнаты. Я не решился взглянуть на Макса, а поэтому продолжил созерцать вдавленный в живот пистолет.
- Э, тиварь, сматреть на мэня. Ми выпалнили свой абещений. Рюская Риспублика, самауправление. Заебись мы вами управляем, э, раб? Ведь ти ж раб, э, раб сваих рюских скотских идей, да? Пакажы Гуйнюру затылок, щитобы он код считал. Пашлем тыбя абратна в Масковию, "литовец". Хе-хе. Фидиральная почтай, э? Па частям, э?
Он ржал, брызгал слюной, над ухом тоненько похрюкивал второй оккупант. А я сжимал уцелевшей рукой в кармане нож.
Всё же, могло бы быть и хуже.
У меня могло не быть и ножа.
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"