"Тю, - подумал он, - в первый день отпуска можно и отоспаться". Затем он решил повернуться на другой бок, но что-то помешало это сделать. Нехотя открыв глаза, он рассмотрел большую сумку для командировок, мирно лежавшую на месте жены Вали.
"К чему бы это", - напряг свои мозги Павел Петрович, но, как ни старался, спросони в голову ничего так и не влезло. Перевернувшись в положение, в котором он был до встречи с сумкой, Павел Петрович снова уснул.
Сон был кошмарный. В нем он, никогда не поднимавший руку на жену, бил ее с остервенением, кидая то об одну, то об другую стену. Валя, что естественно, кричала, пытаясь не поддаваться разбушевавшемуся мужу. Силы были неравны, и побеждал Павел Петрович, что у него, сознавая происходящее во сне, вызывало в реальности потливость и некоторое постанывание. Так он и проснулся: крича и весь мокрый от пота.
"Присниться же такое?", - сказал тихо Павел Петрович, и, встав, поплелся в ванну. По дороге туда он встретил Валю, у которой на лице была не только угрюмая гримаса, но и огромный синяк. Ужаснувшись, Павел Петрович влетел в ванну, и запер за собою дверь, будто боясь кого-то.
"Что это такое, что же это такое" - вертелась фраза у него в голове. Опять ничего не придумав, и, сославшись на все еще сонное состояние, ему просто пришлось открыть горячую воду и залезть под душ. Забыв добавить холодную воду, он ошпарился, но, решив не привлекать к себе внимание, не закричал, а просто открутил холодный кран. Ледяная вода освежила ум, и он начал понемногу понимать происходящее. Выводы были сделаны шокирующие: вчера, придя домой с работы, он избил жену. Точка. Он негодяй. Точка. Этому прощения нет, поэтому он видел на кровати ту большую сумку. Точка. Так жить нельзя. Дальше он не знал, какой знак поставить: точку или вопросительный знак.
Павел Петрович был учителем эстетики в университете. Написал уйму книг по предмету, и считался самым культурным и образованнейшим преподавателем во всем городе. Интересно, что это не означало то, что он должен был не пить и не ввязываться изредка в драки. "Все должно быть эстетично: и выпивка, и драка, и секс. Каждая из этих вещей должна быть дозирована. Выпивка - в праздники и по какому-нибудь серьезному поводу, драка - за честь или для самообороны, секс..., - в этом месте он всегда на несколько секунд делал паузу, чтобы заинтриговать слушателей, - секс когда угодно и в любом количестве". В такие моменты публика аплодировала и смеялась, давая толчок к продолжению рассказа. "Единственного, чего не смеет сделать мужчина, - ударить женщину. За это только смерть". Тогда слушатели начинали охать, и продолжали кивать головой в унисон словам оратора.
Сейчас же охать хотелось самому оратору, так как, вспомнив эти слова, он понял, что совершил тот самый непростительный поступок, за который плата - смерть. Даже не помывшись, он вылез из ванны, кое-как обтерся полотенцем, и вышел. Дома никого не было. Вернувшись в комнату, он обнаружил исчезновение сумки, которая до этого стояла на кровати.
"Она ушла", - твердо решил он, наспех надевая джинсы и футболку. Неожиданно вскочив, Павел Петрович начал бегать по дому и что-то искать в ящиках шифоньеров и шкафов. Пробегая мимо тумбочки с вазой, он увидел записку, которая полностью оправдала поиски. На широком альбомном листе, который как бы окольцовывал вазу, были написаны несколько слов: "Я ушла, не ищи".
"Вот, я так и думал", - пробубнил себе под нос Павел Петрович, шаря в очередном шкафу. На этот раз он не прогадал, - веревка была здесь.
"Так жить нельзя, - продолжал он бубнить себе под нос, - лучше смерть, чем позор. Принципы, по которым я жил всю жизнь, умерли. Почему тогда должен жить я".
Забежав в ванну, он схватил любимое мыло своей жены "Fa", но, решив, что он не достоин, как его, так и Вали, впоследствии взял хозяйственное. Там же Павел Петрович посмотрел в зеркало: его лицо было охвачено страхом, сморщенное, с тремя большими морщинами на лбу. Он вспомнил слова Вали "не морщься, эти три морщины тебя старят", и слезы потекли по его уже немолодому сорокалетнему лицу. Постояв так пару секунд, он вытер слезы, и решительными шагами пошел в большую комнату, так как именно там, по недосмотру строителей, торчал в потолке крюк. В шутку Павел Петрович часто показывал на него Вале, мол, уйдешь, повешусь с горя. Теперь этот момент настал.
Став на стул, он начал привязывать веревку к крюку. Та не поддавалась из-за дрожи в руках Павла Петровича, но после некоторых мучений она была приведена в смертельную готовность. Смазав петлю мылом, он вставил в нее голову. В комнате было солнечно, и яркий свет, отражаясь в дверцах шкафов, слепил глаза. Опустив их, Павел Петрович вновь посмотрел на загнутую записку, оставленную Валей. Теперь на ней, почему-то, были написаны другие слова: "за билетами, сумку, я ее забрала. Ешь суп". Эти слова полностью ввели одуревшего Павла Петровича в недоумение, и он, наклонившись, чтобы посмотреть на вторую часть загнутой записки, упал со стула...
Все бы было ужасно, если бы строители, строя этот дом, постарались сделать более прочными стены и потолки, добавив в них больше цемента. А так, Павел Петрович, даже не обладая огромным весом, вырвал крюк из потолка, и упал на ковер. Сверху, кроме крюка, на него плавно опустилась записка Вали, которая, учиненным Павлом Петровичем порывом ветра, слетела со своего места около вазы. Сняв с шеи петлю, он взял записку в руки и, еще в состоянии шока, прочитал: "Я ушла за билетами. Не ищи сумку, я ее забрала. Ешь суп".
Пока Павел Петрович осознавал всю глупость своего недавнего поведения, в комнату вошла Валя, которая только что вернулась с вокзала.
"Что это ты тут делал", - спросила она с ласковым укором.
"Да вот, крюк этот надоедливый выдергивал", - прошептал он.
Она подошла, села и обняла его.
"Да у тебя шишка на голове. - Закричала она, не зная, что это крюк на пути к полу ударил Павла Петровича - Я тоже видишь, как сегодня в косяк не вписалась, когда бегала по дому, собирая нашу сумку на юг", - указала она пальцем на лицо с синяком.
"Вижу..." тихо сказал Павел Петрович, целуя ее в синее от синяка лицо.