Аннотация: Это рассказ о человеке, прошедшем по кругу всю свою жизнь находясь в одном и том же месте. Рассказ о любви,которая есть, но которая не вечна. Главная мысль - земля круглая, круглая дура.
Любовь Осенняя
Я часто брожу по желтым улицам осенью, собираю в охапку листья и мысли, и подбрасываю их вверх к ней. Она видит, как они падают, и улыбается, улыбается, молчит и опять улыбается. Я беру самый большой и самый желтый лист, на котором словно линия жизни нарисована осень с ее дождями и слезами холодных ноябрьских ручьев, и дарю его ей вместе с самыми важными словами. Словами, которые можно и не говорить. Речь не всегда нужна. Порой она теряет свое значение, если говорят глаза, если шепчут пальцы, если улыбаются ладони, немного потея от смущения. Она берет лист, но опять молчит. Мы ходим и шуршим, листья нервничают и шипят с недовольством. Может быть, и они хотят помолчать.
Я увидел ее впервые там же, где и увидел в последний раз: в осеннем парке с желто-красными шуршащими листьями, которые были глубиной по колено. Было позднее бабье лето, но тепло не было, наверное, поэтому она сидела на лавочке в длинном сером плаще с огромной шерстяной шалью на шее. Она была настолько велика для нее, что из ее лица можно было разглядеть только маленькие блестящие глазки, которые высовывались из под шали так несмело и так неловко, как черепаха высовывает голову из под панциря в моменты опасности. Желтые, темно-желтые ее, почти оранжевые глаза не могли не притягивать, не могли не влюблять в себя своей детской невинностью. Темные волосы, как осень, были растрепаны, но почему-то все эти мелкие недочеты вместе и создавали совершенный образ. Я стоял поодаль и смотрел, не отрывая глаз и мыслей от нее. Кто она, откуда, зачем она в моей жизни? Так я простоял с час, но она не двигалась, казалось она смотрит в одну точку, в которой есть все: и любовь, и поэзия, и сама жизнь во всех ее лучших чертах. Ее глаза подтверждали мои мысли: они постоянно суетились, в них были мысли, чувства, которые испытывает человек, когда ему что-то интересно. Может быть, я так и простоял бы до вечера, но в какой-то момент она вдруг встала со скамейки и ушла. Додуматься до того, чтобы пойти за ней, я не мог, я остался с осенью и с листьями, которые теперь навечно будут ее.
Следующий день я провел в парке. И следующий тоже - ее не было, она пропала и ушла, как бабье лето. Эта неделя была страшнейшим испытанием для моей воли и ума. Я вспоминал ее, писал стихи ветками на земле, рисовал ее на листьях дыханием, пел ей песни улетающими на юг птицами. Я кричал и звал ее еще одну неделю. Я придумал, как ее зовут. Ее звали Любовью, потому что она пришла ко мне. Еще я придумал ей фамилию - Осенняя. Одно я не мог придумать, куда она пропала из моей жизни, не успев там толком остановится. Я признался в любви каждому дереву, и имел успех у каждого. Я пел серенады скамейке, на которой она сидела. За это она пообещала задержать ее в следующий раз на себе подольше, пока я сумею что-то сделать. Мне сочувствовали все, только она не хотела идти обратно в мой парк, где я прожил почти три недели на той самой скамейке. Когда я внезапно засыпал, то проснувшись начинал корить себя и проклинать, думая, что она тут была, пока я видел ее во сне. Мне не нужна была еда, подушка и одеяло заменила скамейка и газета, с которой я в первый раз пришел сюда. И листья, листья, листья...
На смену ноябрю пришел декабрь с его злыми, покусывающими за самое сердце морозами, с его дворниками, которые просили одуматься, освободить скамейку и этот парк до следующей осени. С пропадающими листьями. Да, они улетали, наверное, как те птицы. Только не на юг, а к ней. Я опять проспал и не проследил, куда они могли деваться. Без них стало еще более пусто, чем без нее. Без них она стала пропадать из моей памяти так быстро, что я успел схватить только последний оставшийся листик, листик с ее глазами. Такими же желтым, такими же чистыми. Этот пятиконечник улыбался мне, смеялся, прятал в прожилки глаза. Я побрел куда-то назад, в прошлое, которого я уже не помнил, в будущее, которого я не хотел. Дома менялись с улицами, люди с городами, время с погодой. Без сомнения я шел по кругу, по кругу своей никчемной и потерянной в один момент жизни. Иначе как объяснить то, что я вернулся в тот самый парк. Земля, наверное, действительно круглая. Круглая дура, что дала ей уйти, а мне остаться одному с листьями, скамейкой и осенью. Такой же растрепанной осенью, как и ушедшая навсегда Любовь Осенняя.
Я взглянул по сторонам - ничего не изменилось: та же скамейка, те же деревья, навсегда влюбленные в меня, та же газета, так и не прочитанная до конца. От прошлого у меня осталась всего лишь одна вещь - кленовый листик, на котором были ее глаза, ее темно-желтые глаза. Я сел на скамейку, которая так долго была моей кроватью, другом и лучшим советчиком. Она встретила меня радостным дружеским скрипом, мол, пришел друг, давно тебя не было. Развернув газету, я невольно пробежал глазами по заголовкам. Странно, подумал я, разучится читать невозможно, а можно ли разучиться любить? Я повернул лист глазами к себе и хотел их об этом спросить. Они молчали, блеск пропал, как пропала когда-то она сама. Наверное, разучиться любить нельзя, тебя самого просто могут разлюбить и оставить только обрывок, глаза, дыханье, черточки губ или очертания бровей. Что-нибудь, что ты не сможешь забыть, что-то, что будет страдать и гнить внутри тебя. Поэтому нужно осознать то, что любовь и жизнь понятия не тождественные, не одинаковые по своей сути. Тогда лишь можно полностью завершить процедуру очищения через боль и страдания...
Когда все эти мысли захлестнули меня своей холодной правотой, я увидел какую-то маленькую точку, в которой и было все то знание, которого мне не хватало. Точка росла, расширялась, и в конечном итоге поглотила меня настолько, что я стал этой маленькой точкой в огромной понятной для меня вселенной, вселенной в первую очередь моей души. Я раскрыл глаза и увидел парк с его листьями и поющими грустные песни птицами. Но их я уже не слушал, я шел, шел в новое, не замечая, что позади скамейки уже несколько часов стояла какая-то голубоглазая девушка, которая не могла отвести взгляд от меня, моей скамейки и моих темно-желтых глаз...