Аннотация: На конкурс рассказа о животных для детей "Аванта+". Хей, Аванта! обещали выигравшим диск - и где он? Жулики...
Вообще-то я не собирался никого заводить. Времени и внимания домашнее животное отнимает много, а пользы от него - никакой. Хотя... чего там, время - времени у меня теперь полно, вот внимания, правда, уже меньше. Когда меня провожали на пенсию, так и сказали "мы теряем очень ответственного и внимательного сотрудника". Я бухгалтер. Вернее, был бухгалтером, теперь я - пенсионер. Сказать по чести - быть пенсионером довольно скучно. Не знаю, чтобы я делал, помер бы наверное от тоски, если бы, проснувшись однажды утром, не обнаружил на подоконнике гордо вышагивающего лимонно-желтого попугайчика.
С тех пор в доме воцарился полный бардак. С тех пор я оценил радость своего "пенсионерства".
Попугайчик, естественно, остался у меня жить. Выгонять птицу зимой на улицу обратно, да хоть бы и летом - волнистые попугайчики не приспособлены жить на улице - я посчитал кощунственным. Да я , признаться, и не подумал об этом. Я как-то сразу стал думать о других вещах: о том, где его держать, чем кормить, как назвать. Я обзвонил всех своих знакомых, и один бывший сослуживец принес мне клетку и книгу про попугаев, которую мы вместе с Шуриком тщательно изучили. Я изучал книгу изнутри - читал про кормление и поведение, а Шурик - снаружи, он сидел на краю книги и аккуратно отгрызал кусочки бумаги с краев страницы. Сначала я увещевал его, сгонял даже пару раз, но потом махнул рукой. В итоге каждая страница книги стала похожа на большую марку - зато страницы стало удобно переворачивать.
Прочитав книгу, я обнаружил, что мой Шурик - это на самом деле Шурка, и с этой поры Шурка совсем разболталась. Обижать девочек - даже и волнистых - мне казалось неприличным, поэтому я пытался воздействовать на ее совесть уговорами, но, по-моему, у нее была слишком маленькая головка, чтобы в ней еще и совесть помещалась.
Сначала Шурка будила меня по утрам. Она просыпалась где-то около 6 утра и начинала громко чирикать. Потом она на какое-то время замолкала - ровно настолько, чтобы неизвестно каким образом умудриться открыть клетку и после этого с победным криком взлетала под потолок и пикировала оттуда на мою постель. Какое-то время она сначала мерно вышагивала вдоль подушки, щекоча перьями мне лицо, потом, видимо устав, принималась за мой утренний туалет. Выглядело это так: она цепляла клювом волос в бороде и взлетала вверх - когда волос выскальзывал из клюва, она хватала следующий и снова взмывала вверх - то ли она меня так причесывала, то ли мыла мне бороду - не знаю. Знаю только, что с момента ее появления в доме, волос в моей бороде значительно поубавилось.
Но потом я стал вставать раньше. По возможности тише я старался подкрасться к клетке, открывал дверцу и начинал приготовленным заранее прутиком или длинным перышком щекотать ее лимонный пух. Шурка ворчала, отодвигалась по жердочке подальше от меня, поглубже зарывалась клювом в перья, но, в итоге, не выдерживала и яростно вцеплялась в щекотавший ее предмет. Поэтому каждую прогулку я старательно выискивал перья и прутики, ибо старые после утренней побудки превращались в измочаленное нечто.
Потом мы шли завтракать. Поскольку завтракать одному скучно, я стал насыпать зернышки в блюдечко и ставить на обеденный стол. Надо сказать, что принимала пищу Шурка как поросенок: раскидывая во все стороны не понравившиеся ей зерна и шелуху, опрокидывая блюдечко и рассыпая все по столу, с криками, с щелканьем. Мой утренний чай покрывался в результате ее деятельности тонкой пленкой шелухи и приобретал какой-то маслянистый привкус. Я обычно журил ее ласково, собирал зернышки обратно в блюдце и шел за тряпкой. В это время Шурка успевала принять ванну в моем чае (пришлось мне по утрам остужать чай и пить его не горячим, а тепленьким, чтобы Шурка не ошпарилась) и, отряхнувшись и забрызгав весь стол мелкими чайными брызгами, она улетала к себе на клетку. Я знал, чего она ждала, поэтому очень медленно отрезал хлеб для бутерброда, медленно-медленно мазал его маслом (чем спокойнее я это делал, тем больше начинала нервничать Шурка - она бегала по крыше клетки и что-то раздраженно чирикала), потом я еще более неторопливо отрезал сыра и аккуратно укладывал его на намазанный кусок. Все это водружалось на тарелку и относилось на стол, где уже, подскакивая иногда на месте, быстро бегала туда-обратно Шурка. Это был самый ответственный момент завтрака. Я аккуратно брал бутерброд двумя пальцами (Шурка замирала и пригибалась к столу, словно бегун на старте) - и быстро подносил его ко рту. Шурка взлетала, усаживалась на дугой край хлеба и яростно тыркала в него клювом. Ни разу не сомневаюсь, что она это делала из чистой вредности, ибо я не видел, чтобы она действительно питалась бы моими бутербродами - откусанные крошки летели во все стороны из ее клюва. Ту главное было - кто первым сделает откус от целого бутерброда - первой всегда была конечно же Шурка. Потому что я поддавался. А так бы я несомненно выиграл. Просто она же девочка, чего ее обижать?
Потом я уходил на улицу, а Шурка принималась за уборку. Она взлетала и садилась на карниз и там аккуратно обгрызала обои, засыпая бумажными ошметками пол внизу.
Признаться, раньше я не любил выходить на улицу. Там куда-то спешили по своим делам люди, прогуливались уставшие после трудового дня семьи, парочки целовались - у всех было занятие, кроме меня. Я, помнится, бессмысленно доходил до кленовой аллеи, останавался около пруда, смотрел на него какое-то время, крошил уткам булку и поворачивал обратно. Теперь же у меня было несколько неотложных дел. Первое - это, конечно же, найти длинное мягкое перышко чтобы было чем будить Шурку утром, потом - зайти в зоомагазин и купить то еды Шурке, то мела, то зеркало - да мало ли чего! Себе еды надо было купить опять же.
Но вообще-то я старался не задерживаться особо. Во-первых, я переживал за Шурку - вдруг крылом где зацепится, или лапка застрянет, или упадет куда за шкаф и задохнется. Еще нужно было клетку помыть - Щурка, естественно, мне усиленно в этом помогала, - ну а там мало ли что: газеты ли почитать, уборку ли произвести после Шуркиной уборки - дел полно! И чего я раньше грустил? Думал, заняться нечем. Наверное, просто с Шуркой веселее все делать, поэтому и дел сразу уйма находится.
Иногда по вечерам Шурка садится мне на указательный палец, я подношу ее к лицу и она что-то мне тихонько и ласково мне воркует и бороду нежно перебирает. И сердце отчего-то сжимается. И плакать хочется неизвестно почему...