Прогулки плюшевого кота.

Сегодня после завтрака мы с Гришей выходим погулять. Можете не спрашивать, что он ел на завтрак. Разумеется, гречневую кашу с молоком. Мне даже не надо помнить меню завтрака того дня, поскольку я описываю события эпохи гречневой каши с молоком. Именно это и только это Гриша ел три раза в день на протяжении примерно двух лет. Тут не ошибешься.

Вообще говоря, с питанием дело обстояло не так просто. Еще год назад напоить Гришу молоком было трудно. Вспоминается такая сцена. Грише два года. Мы с ним сидим за столом. Перед Гришей стоит стакан молока и печенье. Он отпивает из стакана маленькими глотками, а я морочу ему голову всякими байками:

- Все любят молоко и все его пьют.

Гриша кивает головой и делает еще глоток. Я пою соловьем:

- Все пьют свое молоко. Корова пьет коровье молоко, коза - козье, Гриша пьет гришино молочко.

Муж лежит рядом на кушетке и дрыгает ножкой от удовольствия, но тут он считает нужным уточнить:

- Не так, Гриша пьет мамино молочко.

Гриша задумывается и пить перестает. Я машу мужу рукой, чтобы не мешал воспитанию, вернее, питанию ребенка и вдохновенно продолжаю:

- И вот однажды один маленький автомобильчик выпил бо-о-льшую кружку молока.

Тогда уточняет Гриша:

- Канистру молока.

Муж уже не смеется, просто заливается смехом.

Через полгода мы поехали в город Киров показать ребенка многочисленной родне. Нас мало, а родни много, поэтому нас делят так: мы с .мужем останавливаемся у свекрови, мама же с Гришей едет к маминой сестре. Наутро тетя звонит мне в растерянности:

- Послушай, я спрашиваю у Гриши, что он будет есть на завтрак, а он отвечает, что сегодня - он маленький автомобильчик и хочет бутерброд с машинным маслом. Так чем кормить твоего ребенка?

- Не пугайтесь, ради бога. Дайте ему бутерброд со сливочным маслом и скажите, что оно машинное. Он прекрасно все съест.

Итак, мы выходим погулять. Как правило, наши прогулки носят целенаправленный характер. Иначе Гришу на улицу не выманить. Он вообще не любит перемен в своем сиюминутном существовании. Если он играет дома, то увести его на улицу можно только под благовидным предлогом, если же Гриша гуляет, поди замани его домой. Если он играет в игрушки, но пора купаться, чтобы заманить его в ванну, надо напустить туда резиновых игрушек, а чтобы выудить из ванной, надо положить в кровать под одеяло и головой на подушку какого-нибудь пушистого зверя. Потом полагается вернуться и сказать с загадочным видом:

- А кто там у тебя в кроватке спит?

Грише сразу становится интересно:

- Ну, ладно, вытирай меня.

Но в тот раз мы шли выгуливать плюшевого кота в сапогах. Собственно говоря, изначально кот был изготовлен из белого велюра. Такой великолепный кот! Сапоги на нем были из алого бархата, а плащ, короткие штаны - кюлоты и берет с прорезью для одного уха - из темносинего бархата. Его мне когда-то подарили на день рождения мои друзья - однокурсники. Кот прекрасно сохранился, пока не попал в лапы Грише и не получил статуса любимой игрушки. Плаща и берета, которые легко снимались, он лишился очень быстро, а сам стал выглядеть серым и плюшевым.

И вот мы втроем идем по улице: Гриша, я и кот. Я несу кота за переднюю лапу, а Гриша - за хвост. Грише уже исполнилось три года, поэтому человек он - солидный и очень рассудительный.

- Наш кот умный, он не бегает по лужам,- объясняет мне Гриша. На самом деле на улице стоит июльская жара, и никаких луж в помине нет, но я понимаю, о чем разговор. Понятие "бегать по лужам" осталось в гришином лексиконе еще с предыдущей зимы, как некий абстрактный критерий неразумного поведения.

Кот не возражает, что его несут за хвост и тактично терпит такое обращение. Надо заметить, что и живые коты относятся к Грише вполне терпимо. Возьмем, например, бездомного Кузю, который жил на скамейке у входа в наш подъезд. Возвращаясь домой, Гриша устремлялся к Кузе и запускал обе лапы в кузину шерсть. Я зажмуривалась от ужаса, а умный кот только щурился и вежливо отодвигался в сторону. Ни разу не поцарапал ребенка, видимо, воспринимал это нападение, как прилив нежных чувств. Когда Гриша немного подрос, он объяснил мне:

- Наш кот сдомный.

- Что значит, "сдомный"? Нет такого слова.

- Ну, как ты, мама, не понимаешь! У нашего кота есть дом, поэтому он сдомный, а вот Кузя - кот бездомный. Теперь поняла?

- Теперь поняла.

Наконец, кот нагулялся. Пора возвращаться домой. Мы даже подходим к нашему подъезду. Тогда Гриша садится на скамеечку и сообщает, что хочет послушать электричку. А наши дома - это новостройка, расположенная вдоль лесополосы, за которой скрывается железнодорожное полотно. Я, подавляя вздох, сажусь рядом и веду разговоры на нейтральные темы. Минут через десять я говорю:

- Прислушайся, электричка стучит: "Пора домой, пора домой!"

- Нет, что ты, она стучит: "Не пора домой, не пора домой!"

Вот и поговори с ним.

Дома мы застали гостя. Приехал дядя, брат моей мамы. Он здоровается с Гришей, и я слышу неторопливый мужской разговор:

- Ну, Гришенька, что ты сегодня делал?

- Мы с мамой водили кота погулять.

- А вчера?

- Я писал годовой отчет.

Следует потрясенная пауза.

- А позавчера?

- Переводил книжку с английского языка.

Дядя уже не знает, что и сказать, а я смеюсь.

- Ничего страшного, просто Гриша играет в меня. Это я пишу годовой отчет и перевожу с английского. В это время Гриша сидит рядом и деловито чиркает в новый блокнот. По утрам он берет мою сумку, одевает янтарные бусы, которые лежат на трюмо, когда я дома, и сообщает:

- Я пошла на работу.

Я оборачиваюсь к мужу:

- Слушай, а почему он не играет в тебя?

- В каком смысле?

- Ну, он мог бы брать твой портфель и идти на работу в мужском роде.

- А что тяжелее, мой портфель или твоя сумка? - немедленно парирует бывший КВНщик.

На самом деле Гриша играет в меня, а не в папу, просто потому, что я больше провожу с ним времени. Такое у нас в семье распределение домашних обязанностей. Муж на машине делает раз в неделю основные покупки, моя мама - королева кухни и не очень приветствует мое вторжение в ее владения. Остальные обязанности на мне. Я работаю недалеко от дома, да еще на вредной работе, и освобождаюсь довольно рано. Пока Гриша не пошел в детский сад, до моего возвращения с работы по будним дням им занималась мама, но они уставали друг от друга. А у нас с Гришей сложилось хорошее взаимопонимание.

Иногда по воскресеньям возникала чрезвычайная ситуация: мама с моим мужем закрывались на кухне и шушукались там. Это означало, что они будут делать пельмени, причем не меньше, чем пятьсот штук, и, пока не закончат всю работу, мы с ребенком, недопущенные к таинству лепки, будем ходить голодными.

Впрочем, пусть ребенок играет в меня так, а то год-полтора тому назад он вообще не отпускал меня на работу и поднимал страшный рев. Пришлось разработать некоторый ритуал. Так, уходя на работу, я говорила:

- Ме-е-е! Я пошла на работу за молочком.

Вернувшись, я провозглашала:

- Ме-е-е! Ваша мама пришла, молочка принесла!

И ставила на стол треугольные пакеты с молоком, которые мне на работе выдавались за вредность, но я их, конечно, не выпивала, а тащила домой. В то время бытовала у нас шуточка: "Самое главное в профессии мамы - это вовремя смыться."

Самым ценным в нашей семейной жизни было единство наших с мужем взглядов на воспитание ребенка. Мы даже с ума сходили одинаково. Грише было два месяца, когда мы к совешенно здоровому ребенку вызвали врача из платной поликлиники.

- Мы вас специально пригласили, чтобы вы видели ребенка здоровым, и чтобы у вас был эталон для сравнения, когда он заболеет.

- По-вашему, я никогда не видела здорового ребенка? Мне сравнить не с чем?

Но мы, два научных работника простых вещей одинаково не понимали.

Малышу было всего года два. Вечером я увидела, что он стоит у окна и смотрит на луну.

- Мама, а луну можно потрогать?

- Нет, милый. Он очень далеко.

- А звездочки тоже далеко? Бабушка сказала, что это лампочки.

Мы с мужем, два умника, возмутились, зачем давать ребенку ложные представления? Надо сразу объяснять все правильно. Глобуса дома не было, но мы взяли большой мяч и настольную лампу и преподали Грише первый урок астрономии. Я крутила мячик вокруг собственной оси, а муж ходил вокруг с настольной лампой. Так мы объясняли ему смену дня и ночи и времен года. Что уж понял из всего этого маленький ребенок, неизвестно, но выяснилось, что на научной почве с ним легче всего находить общий язык. Ему было года три, когда мы возвращались домой в автобусе холодным зимним вечером. Гриша устал, замерз. Хотелось плакать. Я быстро начала говорить:

- Гришенька, на улице мороз, видишь, как окна замерзли? В такую погоду плакать нельзя, а то от плача герметизация нарушается. Видишь щели в окне? Вот, от плача они еще больше становятся, и мы все замерзнем.

Гриша передумал плакать и стал обдумывать полученную информацию. Через несколько дней мы опять вечером ехали в автобусе. Плакал чей-то ребенок, а Гриша вещал на весь автобус (маленькие дети часто говорят громко):

- Напрасно этот мальчик плачет. Ты чувствуешь, как герметизация нарушается, и становится все холоднее?

Автобус, полный усталых людей, затих. Только плакал один ребенок, который не был знаком с плодами просвещения.

У мужа было замечательное свойство: он сходу включался в любую игру. Это могли быть обязательные новогодние домашние стенгазеты или изготовление Почетных (по гришиной терминологии - подчеркнутых) грамот за хорошее поведение в детском саду. А однажды произошло весьма примечательное событие. Я зашла за покупками в известный в Москве то ли четырех, то ли пятиэтажный магазин детских товаров "Детский мир" и увидела потрясающий богатырский комплект из красной пластмассы. Он состоял из щита, меча и шлема размером как раз на Гришу. Конечно,я цапнула такое сокровище и, счастливая, примчалась домой, не подозревая, что меня ожидает. Ожидал меня серьезный конфликт между бабушкой и Гришей. Она от него чего-то требовала, а он не считал нужным это выполнять. Бабушка стала стеной между Гришей и подарком. Что делать? Подарить мне хочется не меньше, чем Грише получить, но вести себя непедагогично никак нельзя. Бабушке и так нелегко приходится. И тут меня осеняет идея:

- Собираем семейный совет и обсуждаем сложившуюся ситуацию.

Муж немедленно мне подыгрывает:

- Бабушка выступит с обвинительной речью, а защищаться Гриша будет сам, раз нас с мамой не было дома.

Сказал и побежал смеяться в другую комнату. Отсмеявшись, он вернулся с серьезным видом, и судебное заседание началось. Бабушка выступила со своими претензиями, из чего стало понятно, что нет правых и виноватых, и оба они хороши. Но что меня потрясло, это - как защищался трехлетний ребенок. Он, от волнения откашливаясь время от времени, говорил, что частично, бабушка права, но не совсем и объяснил, почему. И вообще, он обещает с бабушкой дружить и хорошо себя вести. Муж с трудом сдерживался от смеха. Короче, Высокий Суд присудил Грише право пользоваться подарком условно и высказал пожелания и т.д. и т.п. С тех пор на годы у нас в семье установилась такая демократичная практика: каждый член семьи в любой конфликтной ситуации имел право потребовать собрать семейный совет и решать проблему сообща.

По мере того, как Гриша рос, росли и научные проблемы, которые его занимали. Прихожу как-то за ним в детский сад (значит, ему больше четырех лет), а он меня встречает вопросом:

- Почему ты думаешь, что Останкинская башня стоит на фундаменте? Ты не права. Она стоит на опорах под собственным весом.

Я теряю дар речи. Видит бог, ни в чем таком я неповинна! Ничего я не думала вообще про Останкинскую башню. Я вообще думала о чем угодно, только не про Останкинскую башню.

Когда Грише было шесть, и они с мамой днем были на даче одни, как-то возвращаюсь с работы и застаю маму почти в слезах:

- Гриша не слушается! Там за домом поляница, он таскает поленья один за другим. Сейчас все это на него посыплется. Я кричу на него, а он только смеется и делает свое. Беги, отругай его!

Зачем же ругать? Я подхожу и спрашиваю:

- Ты что, физики не знаешь?

Гриша еще смеется, но поленья таскать прекратил.

- Если из-под тела убрать опору, куда оно упадет?

- Ну, ты же видишь, я уже перестал,- отвечает Гриша.

Все повторяется. Спустя долгие годы плакала старшая гришина дочка, когда я от них уходила к себе домой, и надо было ускользнуть незаметно, чтобы не расстраивать ребенка.

Однажды, когда ей было лет пять, я присутствовала при ее купании. Внучка отчаянно ревела. Было вполне очевидно, что рев носит превентивный характер, и ничего плохого с ней не происходит. Головку ей еще не мыли, мыло в глаза не попало, так что рев был исключительно мерой устрашения мамы. Я, все - таки, не выдержала и возникла в дверях ванны с таким возгласом:

- Знаешь, папа,- обращаюсь к Грише, - у меня был знакомый ежик, который очень любил купаться!

Громкость рева понизилась.

- Мне ли этого не знать! - захохотал папа Гриша точно так же, как когда-то смеялся его отец. И в самом деле, кто лучше его был знаком с механизмом задуривания ребенка?