Аннотация: рассказ содержит сцены насилия и обсценную лексику. Если вы не знаете, кто такой Семецкий - смысла рассказа не поймете. Тогда идите вот в эту ленту комментариев и читайте комм за номером 34.
Убить Семецкого
Никто так и не смог мне объяснить, почему эти двое решили сдохнуть одновременно. Мы бы с удовольствием взирали на их сольные выступления. Но сразу на двоих, еще и старающихся перещеголять друг друга в помпезности и извращенности действа, к тому же, в тот момент, когда весь прогрессивный мир склонился над телеэкранами, внимательно наблюдая за процессом отмирания головного мозга Ясира Арафата - скучным, неторопливым и бессмысленным, как мыльная опера "Богатые тоже сдохнут" - нет уж, увольте!
Вообще-то, Борух Наганович Стругадский выглядел в этой ситуации более выигрышно: в конце концов, когда ему окончательно опротивело существование в роли живого литературного ископаемого, он закатил грандиозный фуршет, на котором и анонсировал свою скорую кончину. Все известные фантасты России собрались на эту торжественную пирушку.
И, хотя эта омерзительно хрюкающая, по-жабьи подпрыгивающая от самодовольства престарелая знаменитость, на правах виновника торжества, постоянно требовала к себе внимания, произнося очередное литературное завещание, аппетита это никому не испортило, и вся водка была выпита, а все три хлебные корочки занюханы до полной потери запаха.
Тот факт, что Борух Наганович наконец-то решил умереть, причем добровольно и в ходе торжественного, тщательно срежиссированного ритуала, не мог не радовать писателей уже сам по себе. К тому же, мертвый классик по определению смотрится в беллетристическом пантеоне много значительней живого. Таким образом, с его кончиной мировая культура только выигрывает, хотя в некрологах, чтобы сделать покойнику напоследок приятное, обычно врут и пишут все наоборот.
Если же добавить к этому, что в ходе церемонии прощания с Мэтром предполагалась помпезная оргия, для которой каждое из региональных отделений зловещей Секты КЛФ должно было выбрать наиболее достойного своего представителя, с последующим принесением несчастного в жертву - то можно представить себе всеобщий восторг и ликование!
- Перед принесением в жертву, сорок дней у них будет пост. В эти дни велено им будет читать лишь Наши с Братом книги, причем исключительно ранние, про Светлое Коммунистическое Будущее, после чего достигнут они просветления и впадут в блаженную нарколепсию. Затем, в ходе нашего сатанинского ритуала, мы их все по очереди трахнем - я, по праву Последней Брачной Ночи, конечно же, сделаю это последним. Вслед за этим, Обреченных На Заклание оскопят и ослепят, и на всю оставшуюся жизнь замуруют в одном из секретных залов Ленинской Библиотеки, все полки которого забиты книгами Джоанн Роулинг про Гарри Поттера в переводе на молдавский, напечатанными брайлевским шрифтом. Ибо должны ужасные мучения несчастных символизировать собою невосполнимость для мировой литературы утраты в лице меня!
...Семецкий же был прост и безыскусен, к тому же - инфантилен. Даже умереть просто и достойно, в ходе торжественной оргии, как Борух Наганович, он почему-то не мог, у него на это не хватало фантазии и денег. Вместо этого, он пресмыкался за известными писателями, умоляя их набросать на салфетке какой-нибудь оригинальный и запоминающийся сценарий своей смерти, но затем в последний момент дрейфил.
Раньше он заявлялся хотя бы с бутылкой водки, в этот же раз почему-то приперся с кухонным ножом, и тут же потребовал себя зарезать.
От такой наглости Борух Наганович перестал скакать по столу и даже поперхнулся соленым огурцом - это было тем более обидно, что огурец на фуршете был сервирован ровно один, и все наслаждались вкусом божественного соленья опосредованно, заглядывая Боруху Нагановичу в беззубый рот.
- Я, молодой человек, чего-то не понимаю. Кто, спрашивается, оплатил этот сногсшибательный банкет - одной водки три бутылки, не считая огурца - я или вы? - возмущенно кричал Борух Наганович, потрясая счетом. - А кто пообещал устроить оргию с лучшими членами Секты КЛФ? Я или вы? Так почему же в самый ответственный момент вы приперлись сюда с кухонным ножом и требуете зарезать вас на халяву?!
- Позор Семецкому! - гневно закричали писатели. - Надо же, решил сдохнуть, не проставившись!
- И поглядите, что он с собой принес! - продолжал верещать Борух Наганович, выхватив у Семецкого нож и размахивая им во все стороны. - Разве ж можно этой игрушкой кого-нибудь убить? - как раз в этот момент нож попал в глаз случившемуся поблизости молодому фантасту Лазерчуку, войдя по самую рукоять.
- Ну, может и можно, - продолжил тем же уничижительным тоном Борух Наганович, - но только если случайно попасть в глаз!
Желая сделать Семецкому больно, а возможно, не только больно, но и смертельно, Борух Наганович схватил со стола тринадцатый том полного собрания своих сочинений. Решив, однако же, что это не будет слишком весомым аргументом, он спешно прихватил пятый, восьмой и шестнадцатый тома, сложив их стопкой. Затем, подумав, добавил и остальные. С трудом оторвав образовавшуюся конструкцию от стола, он крякнул, охнул, схватился одной рукой за поясницу а другой за левый бок, опрокинулся навзничь и с грохотом свалился под стол, перестав дышать.
Мировая культура, как мы уже говорили, от этого немедленно выиграла.
Из-за стола поднялся патриарх боевой фантастики, которого присутствующие уважительно звали Вась-Вась.
- Да ты знаешь, как я крут?! - обратился он к Семецкому с поразительной по Силе Духа речью. - Я немерено крут! Вот в каждом моем романе на человечество обрушивается что-то невъебенно-охуительное, настолько крутое и беспощадное, что все тут же заворачиваются в саваны и ложатся головой к вспышке справа, предварительно наложив в штаны! - кричал Вась-Вась, доставая из правого кармана мегабластер.
- Но потом, появляется еще более охуенно-неетический Герой, настолько невъебенно охуительно крутой, что даже невъебенно-охуительно крутое Нечто, от чего все наложили в саван и легли в штаны головой справа по направлению к перпендикуляру взрывной волны - это Невъебенное Нечто само накладывает со страху в Черную Дыру, заворачивается в локальное искривление пространства-времени и ложится головой к Большому Взрыву! - вопил Вась-Вась, доставая из левого кармана смертоносный гигаклистер.
- Вот такие у меня распиздато-охуительные в своей крутизне Герои! Так вот. Я сам, мальчик мой, настолько крут, что, подобно Черному Нинзе, могу подкрасться сзади незамеченным к любому из своих опиздинительно героических Героев и лишь легонько - ты понял меня - легонько так - ткнуть ему мизинцем в задницу, и он тут же лопнет! Сдуется, а если и не сдуется, то умрет в страшных мучениях от анальных трещин, развившихся в гнойный перитонит. Вот настолько я, мальчик мой, крут, жесток и беспощаден! - воскликнул Вась-Вась, доставая из нагрудного кармана небольшой термоядерный гранатомет. - Так неужели ты думаешь, что я стану изводить весь этот свой невъебенно крутой, просто пиздец какой высокотехнологичный и ужасно дорогостоящий арсенал на первого попавшегося гопника, который, видите ли, просит его убить? Ты, маленький говнюченок, жестоко ошибаешься! Да я лучше сам застрелюсь от жадности, раз такое дело! - во гневе закричал Вась-Вась и пустил себе в лоб термоядерный заряд. Сверкнула яркая вспышка, и живой классик превратился даже не то, чтобы в мертвого, а в небольшую кучку радиоактивного пепла. Но мировая культура в любом случае, выиграла. Причем уже второй раз за сегодня.
В это же время, возбудившись происходящим, фантасты калибром помельче забрались под стол, прихватив кто нож, кто вилку, кто штопор, и с наслаждением принялись выкалывать друг другу глаза, отрезать уши, выпускать наружу кишки и отгрызать яйца. Зал наполнился ужасными криками, стонами, смрадным запахом внутренностей и кишечных газов, пол стал скользким и липким от крови и содержимого распотрошенных желудков.
Впрочем, мировая литература от этой жестокой и бессмысленной резни ровным счетом ничего не выиграла.
Тут из туалета вернулся Доктор Ливси. В последнее время, страдая от булимии, он перестал писать фантастику, переквалифицировавшись на поваренные книги, причем рецепты тырил по ближайшим столовым, придавая им лишь некоторую литературность. Только что, запершись в туалетной кабинке, в тайне от всех, он умял гигантский, аппетитнейший, сочнейший бефстроганов. Вы знаете, как приготовить бефстроганов по-лукьянски?.. Ах, да. У нас же не кулинарная книга.
Увидев Семецкого, он уже хотел сказать что-нибудь язвительное - например, почему Семецкий не привел с собой какого-нибудь мальчика - из серии тех, что обязательно сопровождают героев в книгах самого Доктора, но в этот момент с ужасом обнаружил, что бефстроганов, съеденный им в туалете, содержал прионы коровьего бешенства.
Коровье бешенство - штука, чрезвычайно опасная для человека. В помещение вошла бешеная корова с топором. Вслед за ней, вошли два клоуна в тирольских шляпах с перьями и полосатых гетрах, Кройцфельд и Якоб - с губной гармошкой и аккордеоном. Втянув ноздрями воздух, корова сразу же почуяла, откуда исходит запах жареной говядины, и с торжествующим мычанием зарубила попытавшегося притвориться поросенком с хреном доктора Ливси, отомстив тем самым за смерть всех своих близких, что пали от руки безжалостного мясника.
В это время, злой клоун Кройцфельд, страшно выпучив глаза, дул в гармошку и подпрыгивал на одной ноге, акампанируя колоратурным визгам Доктора, а добрый клоун Якоб растягивал меха аккордеона и плясал вприсядку, поэтому снаружи казалось, что здесь выступает какая-то йодель-группа из Швейцарии.
- Му-у-у! - сказала корова, отрубив Доктору жирную ляжку и перебросив ее через плечо. - Для нашего м-м-ясо-м-м-молочного шоколада м-м-мы отбираем только сам-м-мое лучшее!
- Поруби его на пиксели! - кричал злой клоун Кронцфельд корове. - Так, чтоб никаким Фотошопом не собрать было, киберпанкера хренова!
- А потом мы его спустим в Глубину и сдернем! - добавил добрый Якоб.
Бешеная корова, как обычно, громко захохотала над этой шуткой, упала на спину и забрыкала ногами, задергала головой, а изо рта у нее пошла зловонная пена.
- М-м-мочить в сортире! М-м-мычать в сарае! М-м-молчать в кастрюле! Не спать в Дозоре! - пробормотала она что-то зловещее и непонятное, перед тем как окончательно испустила дух.
Изрубленный топором Доктор Ливси угасал долго и мучительно, вынужденно наблюдая за совершенно неприличным танцевально-песенным весельем Кройцфельда и Якоба, которые к этому времени уже плясали без штанов, а затем принялись играть в занимательную игру - садиться голым задом на шоколадную плитку Альпенгольд - под кем быстрее растает и более эстетично размажется.
Мировая литература, таким образом, приобрела еще одного мертвого классика.
"Пожалуй, достаточно на сегодня с мировой литературы!" - резонно рассудил Семецкий и пошел домой.