ПЕРВЫЕ ШАГИ ПЕРЕВОДЧИКА

 

Я помню себя с декабря 1946 г. Мне нет ещё трёх лет. Мы с мамой летим в самолёте. Других пассажиров в самолёте нет. Помню, что сиденья были расположены вдоль бортов (видимо, это был "Дуглас"). Из иллюминатора были видны маленькие домики на земле. Помню, из кабины пилотов выходил лётчик и угощал нас шоколадом.

Мы с мамой жили тогда во Львове, а мой отец, старший лейтенант, служил  в Германии. Рассказывает моя мама:

В ноябре папа прислал письмо: "Меня перевели на новое место службы. Когда получу отпуск, не знаю. Если хочешь, приезжай сама".

Ехать было не на чем. Поезда из Львова в Германию не ходили. Летали военные почтовые самолёты. Регулярных рейсов не было. Мне сказали: "Если надо, мы Вас возьмём". Оформила документы и поехала с тобой в аэропорт.

По дороге у меня разломался надвое самодельный чемодан. Пришлось вернуться домой, чтобы связать его веревкой. После этого опять поехали на аэродром. Сели в самолёт. Лётчик сказал: "До Берлина полтора часа лёта". Летим. Я смотрю в иллюминатор, а там видно пламя из мотора. Думаю: сказать, что ли, лётчикам? Они и сами, небось, знают. Вышел один, посмотрел, вышел другой посмотрел. Летим дальше. Я не волновалась, потому что не понимала ничего. А ты спал. Я тебе раньше сказала: "Поедем покатаемся". Ты проснулся и сказал: "Я больше не хочу кататься. Пошли домой". Смотрю - садимся. Я спрашиваю: "Почему так быстро?" А лётчик говорит: "Мы вернулись во Львов, у нас там небольшая неполадка. Вот починим и полетим дальше". Взяли тебя на руки, принесли в зал ожидания, посадили в кресло и сказали: "Сидите тут и ждите". Прождали мы порядочно. Пришли лётчики, взяли тебя опять на руки, отнесли в самолёт. Прилетели мы в Берлин. Сразу какие-то немцы нагрянули в самолёт, видно, грузчики. Они увидели тебя и удивились: "О-о-о!" Ты был одет в цигейковую шубу и шапку, на ногах валенки. У них так детей не одевают. Взяли чемодан, взяли тебя. А я думаю, чем я им буду платить, и говорю им: "Ich habe nur russische Geld"[1]. (Мама в 1941 г. окончила десятилетку и немного знала немецкий.) "Ничего, не страшно. Мы возьмём и russische Geld". Им это ещё лучше. Я у лётчика обменяла сто рублей на марки.

Думаю, как же ехать дальше. Говорю им: "Мне нужно в Магдебург". А они говорят: "Самолёты в Магдебург не летают". Нужно ехать поездом из Потсдама.

Папа нас не встретил. Сообщить ему о дате прилёта я не могла. Письма шли долго, а другой связи не было.

До Потсдама доехали на попутной военной машине, а оттуда до Магдебурга в переполненном поезде. Это было 25 декабря 1946 г. Немцы праздновали Рождество

Приехали в Потсдам. А поезд только завтра. Уже ночь надвигается. Мне сказали - идите в гостиницу. Нас поселили в шикарном номере из двух громадных комнат с двумя большими кроватями. Утром приходит немка, что-то говорит. Я не всё поняла. Поняла только: "Wollen Sie nicht bezahlen?" "Warum nicht? Bitte."[2] Я заплатила, кажется, 37 марок. Мы с тобой ничего не ели уже почти сутки. С собой из Львова ничего нельзя было взять, даже хлеба, время было голодное. Тем более, думали, что я через полтора часа уже буду на месте.  Пошла я в какое-то кафе, а там ничего нет, кроме эрзац-кофе. Потом повела тебя в туалет. Спрашиваю у каких-то женщин: "Wo ist Tualet?[3]" Не была уверена, что правильно, потому что в школьной программе этого слова не было.

От Магдебурга нужно было ехать трамваем в какой-то маленький городок (в 13 км). Потом выяснилось, что там был завод Юнкерса, демонтаж которого осуществлял трофейный батальон. До комендатуры было далеко. В комендатуре сказали, что эта часть уже передислоцирована, а куда - они не знают. Нужно узнавать в штабе армии, в Магдебурге. А по цензурным соображениям в письме нельзя было написать никаких подробностей. Потом выяснилось, что там оставался ещё хозвзвод, который подчинялся папе как начальнику снабжения батальона.

Вдруг какой-то офицер говорит: "Я сейчас еду в Магдебург на машине. Могу вас подвезти. Там в штабе армии будете искать дальше". Приехали в Магдебург. Вход в штаб армии по пропускам, но бюро пропусков закрыто. Какой-то случайный офицер говорит: "Я сейчас туда иду, могу Вас провести. У меня пропуск: лейтенант такой-то, с ним два человека". Прошли мы с ним на территорию, а дальше лейтенант посоветовал идти в политуправление. Там какой-то большой начальник спрашивает: Спрашивают: "А почему Вы его ищете? Он что, от Вас скрывается?" Потом спросил: "А он член партии?" Оказалось, что члена партии найди проще, сем беспартийного. Он позвонил куда надо и сказал: "А Вы знаете, что тут его жена с ребенком с утра не евши? Немедленно высылайте машину". Вскоре приехал папа и отвёз нас в Ольфенштедт, где он занимал две комнаты в доме немецкой семьи Крюммель[4]. Немцы сразу нас окружили: "О, kleine russische Junge! Wie heißt er?"[5] "Алик." "Аh, Alex!" Они перекрестили тебя в Алекса.

В этом двухэтажном доме, на первом этаже которого  помещался мясной магазин, жили: вдова основателя магазина Отто Крюммеля лет шестидесяти, её сын Руди с женой Эльфридой и дочкой Эвелиной, а также дочь Иоханна с мужем Александром и сыновьями Томасом и Михаэлем. Все дети были в возрасте от трёх до пяти. (Водопровод в доме был только на кухне, умываться приходилось  как в старину - в спальне из кувшина над тазом. Но в подвале была прачечная с баком, в который стекала дождевая вода с крыши. Стирали только дождевой водой. В прачечной была стационарная стиральная машина с корпусом в виде деревянной бочки.)

Хозяйка сразу поставила на стол еду. Принесли с чердака детскую кроватку.

Хозяин был мясником, владел разделочным цехом и магазином. У него в холодильнике хранилось и мясо  для довольствия личного состава батальона. Приезжал солдат и брал это мясо. Когда требовалось, звали меня, чтобы я перевела, что нужно. И прошёл слух: у Делендика жена немка. 

Через несколько дней наступил Новый год. Хозяйка (её все называли Oma[6]) говорит: "Что  Вы будете сидеть дома? Сходите куда-нибудь развлечься, а я за вашим Алексом посмотрю".

По её настоянию я сняла с тебя шубу, шапку, валенки и одела в пальтишко, сшитое из английской шинели. Мороза не было. Твои немецкие сверстники играли во дворе в одних спортивных костюмчиках и часто прибегали домой, плача от холода. Однажды я дала обуть твои валенки дочке хозяйки - Эвелине. Они ей так понравились, что она ни за что не хотела их отдавать и, ложась спать, взяла их с собой в кроватку.

Бабушка, занимаясь приготовлением пищи, параллельно присматривала за своими тремя внуками и за тобой. Придумывала игры. Например, спрячет тебя в шкаф и говорит: "Wo ist Alex? Suchen sie Alex.  Alex fährt nach Magdeburg"[7]. Когда тебя нашли, всем захотелось в шкаф, и все там сидели, пока не надоело. Потом посадила детей за стол посреди кухни, дала им ножницы и газеты. И они стали играть в занятие, которым занимались взрослые - клеили карточки, по которым отпускалось мясо. Назвалось это "Marken kleben." Клеить хотят все, а ножницы только одни, опять раздор. Тогда она дала всем по кружке, поставила на табурет около крана и началось переливание из пустого в порожнее.

После этого следовал хоровод с пением песенки:

Ringel, Ringel, Reihe,
wir sind der Kinder dreie,
wir tanzen bei dem Hollerbusch,
schreien alle: Husch, husch, husch![8]

 

При последних словах полагалось приседать.

Она говорила: "У меня было трое внуков, а теперь четверо".

Однажды у хозяйки был день рождения. Смотрю, стоят все трое внуков гуськом и каждый держит по горшочку с цветком. Я подарила ей чулки и приготовила винегрет, который они назвали "russische Salat[9]". Правда, большого успеха у немцев "russische Salat" не имел. Среди гостей был один в костюме и в белой рубашке с галстуком, который с гордостью говорил: "Ich bin deutsche Bauer"[10]. Руди поспорил с ним на несколько литров бензина, что напоит его жену. Спор был выигран. Доказательством послужило то, что предмет спора оказался под столом с задранной юбкой.

Папа получал на паёк сигареты, но не курил. Этих сигарет была полная тумбочка. Руди об этом узнал и стал время от времени просить: "Frau Ober-Leutnant, geben Sie mir bitte eine Zigarette. Nicht Schachtel, nur eine Zigarette"[11]. Ну, разве будешь мелочиться, когда он знает, что у тебя там не одна пачка? А когда они привезли кинофильм, позвали: "Приходите сегодня к нам в кино, у нас сегодня русский фильм". Это был "Ленин в 1918 году". Немцы, сидевшие в зале, вскоре ушли, им было неинтересно. Им хотелось бы увидеть "Die schwedische Nachtigall" (фильм 1941 года о шведской оперной певице Дженни Линд по прозвищу "шведский соловей" (1820 - 1887), роль которой исполнила Ильзе Вернер) или что-нибудь в этом роде. Эльфрида продавала билеты, а Руди контролировал наличие их у входящих. Но ни разу они  не предложили нам пройти без билета. Они такие, эти немцы.

Однажды приехал из другого города брат Эльфриды. Подаёт папе руку и говорит: "Фриц". Папа как расхохочется. Я стала на него шикать: "Перестань, это немецкое имя. Так неприлично. Что они про тебя подумают?" Немцы стоят, вытаращив глаза, и не понимают, почему он хохочет. Но потом поняли и стали тоже хохотать.

На заднем дворе были куры. Однажды на тебя набросился петух, взлетел на голову и стал клевать. Старуха хозяйка, увидев это, прогнала петуха, а потом сказала: "Петуха уже нет, я его обменяла на курицу".

Однажды хозяйка после стирки повесила во дворе простыни и пододеяльники. И несмотря на высокий забор, боялась, что придёт "russische Soldat"[12] и украдёт бельё. Ночью она не могла спать и всё выглядывала в окно. И вот ей показалось, что белья уже нет. Пришли к нам, разбудили папу: "Herr Ober-Leutnant, russische Soldat hat alle Wäsche zapzarap. Und deine Wilizipe auch"[13]. Он встал, накинул шинель, взял пистолет и вышел во двор. Немцы боялись даже выйти из дому. Смотрит, всё на месте. Дело было в том, что ночью выпал снег, и на его фоне белья не было видно. Убедившись, что бельё на месте, немцы стали хохотать. Руди сказал отцу, что с него пол-литра за ложную панику, да потом забыл о своём обещании.

Хозяйка готовила еду и для нас, а весь дом отапливался углём, который получал отец. И весь паёк он им отдавал. Овсяные хлопья "Геркулес" выдавали мешками, и немцы всех детей кормили этим "Геркулесом".

Советских детей поґблизости не было, и моими товарищами по играм были немцы.  Помню, как в отсутствие родителей я добрался до брикета шоколада, спрятанного где-то в серванте. Он был такой толстый и твёрдый, что откусить его было невозможно. Призвав на помощь Тоґмаса и Михеля, я вооружился трофейным штыком с клеймом "Carl Julius Krebs. Solingen". Применив это оружие в мирных целях, нам удалось существенно уменьшить массу шоколаґда. Конечно, когда пришла мама, наши перепачканные шоколадом физиономии нас выдали.

Через какое-то время ты уже научился говорить по-немецки. Когда хотел пройти в калитку, кричал: "Mach mal auf!"[14]. Oma говорит: "Alex ist schon müde, Alex will in Bättchen"[15]. Через какое-то время ты уже говоришь: Мама, я уже müde". Что такое müde? А ты не можешь сказать по-русски. Или приходишь со двора и спрашиваешь: "Где моя Schaufel?"[16]

Соседи спрашивали у хозяев: "Что это за мальчик у Вас появился?" "Это русский". "Не может быть, пусть он скажет что-нибудь по-русски". Конечно, с теми, кто говорил по-немецки, ты говорить по-русски не стал.

Прослышав о твоих лингвистических успехах, сослуживец отца капитан Золотарёв однажды захотел, чтобы я сказал что-нибудь по-немецки. Результат был аналогичный. Только мама сказала ему, чтобы в следующий визит он не говорил по-русски. Номер удался, но после его ухода ты спросил: "Почему этот дядя  говорит  по-немецки? У него же русские погоны".

Потом мы жили в Магдебурге. Там был такой случай. Мы с тобой ехали в трамвае по улице, все дома на которой были разрушены. Немцы разбирали руины на кирпичи. Показыґвая пальцем в окно, ты спросил: "Мама, почему здесь все дома разрушены?" Немцы попросили маму перевести. Услышав перевод, они были озадачены: "Ребёнок спрашивает, почему здесь все дома разрушены. Как ему объґяснить?" Вероятно, многие немцы тогда искали ответ на вопрос, почему Германия лежит в руинах.

 Однажды я пошла с тобой на продовольственный склад получать пайковое мясо. Кладовщиком был солдат, угнанный подростком на работу в Германию. Когда пришли наши, его призвали в армию. Он хорошо знал немецкий и, взяв нож, стал тебя дразнить: "Ich werde dir die Nase abschneiden[17]". Ты тут же пожаловался: "Мама, он хочет мне нос отрезать". Это был мой первый перевод.

В 1947 г. мы уехали из Германии, и я забыл немецкий. Но в 1954 - 1958 гг. отец снова служил в Германии. Тогда семьи офицеров жили уже в отдельных домах, и такого тесного общения с немцами, как раньше, уже не было. Но мама часто посылала меня в магазин, так что понемногу я с ними общался. А в седьмом классе мне повезло с учительницей немецкого. Юлия Александровна Кузьмина была учительницей от бога. К тому же у нас было четыре урока немецкого в неделю, а в классе было всего семь учеников. Вот тогда-то и были заложены основы моих знаний немецкого. В восьмом классе я учился уже во Львове. Мои одноклассники знали немецкий значительно хуже меня, что неудивительно: у них было только два урока в неделю, а в классе было 30 человек. Поэтому на перемене перед уроком немецкого я проводил для них консультацию: просто переводил текст урока. Однажды моя одноклассница попросила, чтобы я провёл аналогичную консультацию для двух учащихся техникума - заочников, которые снимали у её родителей комнату. Они учились по тому же учебнику. Я согласился без особого энтузиазма. Часа за два я надиктовал им переводы всех текстов, которые им нужно было сдать за семестр, и неожиданно получил за это 25 рублей. Это было ещё до хрущёвской реформы. За эти деньги можно было купить 25 порций мороженого. Это был мой первый платный перевод.

В 2002 году я наткнулся в Интернете на сайт интернет-клуба http://www.kulturscheune.olvenstedt.de. Оказалось, что Ольфенштедт стал частью Магдебурга, но имеет свой сайт. Я решил разыскать Крюммелей. У меня есть фотография дома, в котором мы жили в Ольфентедте, но адреса я не знаю. Я послал в интернет-клуб эту фотографию и сообщил имена членов семейства Крюммелей. Мне сообщили, что в доме по-прежнему находится мясной магазин, но Крюммели уже давно уехали. Тем не менее, мне пообещали их разыскать. Через месяц сотрудница клуба сообщила мне, что она разыскала Эльфриду Крюммель, которая с 1958 г. живёт в Ганновере. Она говорила с ней по телефону и 82-летняя фрау Крюммель сразу вспомнила и моих родителей и меня. Я отправил ей письмо по указанному адресу, приложив мой адрес электронной почты, и вскоре получил ответ. Оказалось, что у её зятя есть компьютер.

Вот что мне сообщила фрау Крюммель.

"Нам пришлось много испытать в бывшей ГДР.  Я получила в наследство от отца кинотеатр, а в 1948 г. все кинотеатры были национализированы. В 1958 г. магазин у мужа экспроприировали, а нас осудили на 8 месяцев тюрьмы. После освобождения мы больше не видели никакой возможности жить там. После воссоединения Германии мы были реабилитированы. Александр и Иоханна с сыновьями Томасом и Михаэлем в 1957 г. переехали в Ганновер. Мы присоединились к ним в 1958 г. Томас стал учителем, а Михаэль - врачом. Моя дочь Эвелина, Ваша ровесница, здесь вышла замуж и владеет здесь с мужем аптекарским магазином. Александр умер в 1994 г. в возрасте 82 лет, а мой муж Руди - в 1996 г. в возрасте 86 лет. Иоханне 82 года, а мне будет 82 года в сентябре".

С тех пор мы обмениваемся поздравлениями на Рождество и Новый год.

 

 

 

Об авторах:

 

Наталия Васильевна Делендик.

Родилась в 1922 г. В 1941 г. окончила среднюю школу в Донецкой (Сталинской обл.). Участник ВОВ (1942-43 гг., Карельский фронт, 24-я отдельная автосанитарная рота). После войны кочевала с мужем по военным гарнизонам. Вырастила троих детей. Работала секретарём-машинисткой. Живёт во Львове.

 

Олег Макарович Делендик.

Родился в 1944 г. Инженер электронной техники. Окончил Львовский политехнический институт. Работая на предприятиях Киева, прошёл путь от инженера до начальника бюро технического контроля. С 1984 г. по совместительству работал в Киевской редакции Всесоюзного центра переводов научно-технической литературы и документации и Торгово-промышленной палате Украины переводчиком и редактором. В настоящее время сотрудничает в качестве переводчика и редактора с украинскими, российскими и западноевропейскими бюро переводов и промышленными предприятиями. Переводит с немецкого, английского и польского. Автор статей по вопросам практики перевода.