Я приготовил себе завтрак, и тут на кухню вошёл сосед по даче Николай Михайлович.
- Здравствуйте, дядя Коля!
- Доброе утро, Игорёк. Завтракаешь в 10 часов! Не "рано" ли? Твоя сестра давно уже во дворе с девчонками играет.
- Каникулы - я отдыхаю.
- А я себе кофе сварю.
Этим летом мама с отчимом сняли дачу под Ленинградом. Это был посёлок Ольгино. Они ездили каждый день в город на работу, а я с семилетней сестрой оставался за старшего.
- Игорёк, сколько тебе лет?
- Тринадцать.
- Тринадцать... и я вижу у тебя на руке часы с синим циферблатом.
- Папа подарил на день рождения - "Юношеские".
- Когда мне было как тебе, я впервые увидел наручные часы. Они были на руке немецкого офицера.
- Вы жили в оккупации?
- Нет, наша деревня находилась на неоккупированной территории. Но у нас стоял немецкий экспедиционный отряд. Они пришли на семи полугусеничных бронетранспортёрах со стороны Финляндии. Пять были с солдатами, один бензозаправщик и один с боеприпасами и провиантом. Я хорошо помню тот день в конце февраля сорок третьего. Сначала послышался слабый гул со стороны западного леса, потом из него на поле выкатилось облако снежной пыли и стало двигаться на нас. В деревне на тот момент остались лишь бабы, старики, да дети и один мужик инвалид. Он на "финской" был ранен в ногу и сильно хромал. Все те, кто жил на этой окраине, замерли в ожидании. Представь себе: тихо жужжащее снежное облако катится через поле на тебя, а что там в облаке? Только в самой близости мы смогли рассмотреть бронетранспортёр. Он остановился перед въездом в деревню, и из-за него выползло ещё четыре, встав в ряд. Все белые, с мордами укрытыми стёгаными чехлами. Это были финны или немцы. Мы стояли и смотрели как заворожённые. Какое-то время, и это показалось вечностью, никто из бронетранспортёров не показывался. И я подумал, а может, в них никого нет? Или их экипажи мертвы? Нет - они осматривались. Потом из первой машины вылез человек в белом комбинезоне и заговорил с нами по-фински. Мы молчали. Вылез второй и заговорил по-немецки. Тут я крикнул "айн момент" и побежал за мамой. Она была учительницей немецкого языка.
Немцы взяли её на работу переводчицей. Для себя выбрали три больших избы, стоящих рядом: контору, школу и клуб. Здесь они создали, так сказать, штаб-квартиру, и не стали, почему-то, расселяться по деревенским домам. А в их отряде было человек пятьдесят. В первый же день назначили старостой деда Егора и потребовали запустить паровую лесопилку, имевшуюся в нашей деревне. Им нужны были доски и чурбаны. Был конец февраля и по ночам морозы были крепкие - до минус сорока. Немцы решили соорудить из досок сарай-гараж для своих бронемашин и отапливать его печками-буржуйками, чтобы, в случае чего, можно было быстро завести моторы.
Жителей деревни они не трогали, и мы, детвора, подходили поглазеть на выезжавшие из гаража бронетранспортёры, готовившиеся к разведывательной вылазке. И несколько раз случалось, что немцы дарили каждому из нас по шоколадке.
Похожие бронетранспортёры я видел в наше время в кино, но те, тогда, были несколько иными. Они были более высокими, полностью закрытыми, с башенками на крыше и с торчащими из них мощными пулемётами.
Первый страх жители деревни испытали после третьего похода. Немцы вернулись, привезя двух убитых и несколько раненных солдат. Но ничего не произошло, никаких экзекуций над жителями деревни.
И так было не раз.
Дядя Коля сделал паузу.
- А откуда взялись немцы? Прорвали фронт?
- Видишь ли, Карельский фронт не имел сплошной линии обороны. Где-то были непроходимые участки - скалы или болота. Зимой кое-где эти участки стали проходимыми. Наш район и ещё три не были оккупированы. Но разведотряды просачивались.
А на 8 марта капитан - командир отряда, сказал маме: "У вас в России сегодня женский праздник", и подарил ей коробку шоколадных конфет.
Немцы частенько, за пределами деревни, воевали с нашими военными патрулями, искавшими диверсионные группы, и привозили раненных, а порой и убитых. Но нас это не касалось, в деревне было тихо, мирно. И всё же в один день покой нарушился и в самой деревне. Случилась сильная пурга. Правда свирепствовала она не долго, но снега намела. На следующий день все занимались расчисткой. Вылазки не было. Но поступил приказ напилить досок для укрепления и утепления гаража. К полудню раскочегарили котёл и начали пилить... Через час в штаб приковылял Сенька-инвалид, сообщив - на лесопилке умер паренёк 15-ти лет. Капитан послал лейтенанта и доктора к месту происшествия. Осмотрев парня, доктор заключил: смерть от разрыва сердца... либо от обширного инфаркта. Паренька отнесли к его матери и положили в сарай, дожидаться весны. Зимой хоронить невозможно - земля как камень. Может он с рождения был сердечником? Но на его лице застыла гримаса ужаса. Что-то напугало паренька до смерти. Это подметил лейтенант. Но доктор объяснил всё сильной болью в груди, возникшей у парня перед смертью.
Работало на лесопилке в тот момент с десяток человек: старики, бабы, мальчишки, и никто не видел, как этот паренёк умирал. Но он работал в конце пилорамы, был отдалён от других. Лейтенант осмотрел то место и даже поднялся на чердак по лестнице, находящейся рядом. Но подозрительного не обнаружил.
Весь следующий день притаскивали брёвна из леса, и это было нелегко.
После того как лесопилка вновь заработала, в немецкий штаб прибежала баба и сообщила - умер Сенька-инвалид там же, где и паренёк. И всё повторилось, как и в первом случае. Доктор: это разрыв сердца или инфаркт - тяжёлая работа. Лейтенант, из-за гримасы на лице покойного, сомневался и что-то выискивал. Но, опять же, ничего не нашёл.
Тогда капитан отдал приказ: во время работ на лесопилке, внутри должен дежурить солдат. Но на следующий день...
Дядя Коля замолчал, его глаза смотрели в прошлое.
... в конце пилорамы нашли мёртвым солдата. И опять же: ни пулевых, ни ножевых, ни следов удушения обнаружено не было. Но на этот раз капитан велел сделать вскрытие. Потом, когда доктор стремительно вошёл в комнату командира, на нём не было лица. Он доложил: у солдата отсутствует мозг, и мозг был высосан через прокол в мягком нёбе! Отсюда и отсутствие крика и гримаса ужаса на лице.
Последовал приказ сделать вскрытие двух предыдущих жертв. Результат был тот же - отсутствие мозга.
- Это что же ж за упырь у нас завёлся? - вопрошал дед Егор в кабинете капитана.
После маминого перевода лейтенант возразил:
- Выходит, ваш упырь - это как у нас вампир. Нет-нет здесь что-то другое. Этот высасывает мозг, а не кровь.
Капитан согласился с лейтенантом. В комнате повисла тишина, которую прервал унтер-офицер:
- Может это какое-то чудовище, обитающее в здешних лесах, подобралось к деревне и спряталось на лесопилке. Питалось оно мозгами диких животных, а теперь молниеносно целует людей и... через рот жалом в мозг!
- Нет, такого в наших краях отродясь не водилось, - заявил дед Егор. - Это ж надо, целовать и высасывать мозг! Да и прячется оно как?
Новый приказ: работы на лесопилке не возобновлять; взвод автоматчиков окружит лесопилку, второй взвод прочешет её, патроны зря не тратить, но изрешетить всё, что будет подозрительным. Окружили, стали прочёсывать. Один солдат поднялся по лестнице на чердак, и там прозвучала короткая автоматная очередь. Лейтенант и несколько солдат бросились наверх. Солдат лежал на полу с приоткрытым ртом полным крови и гримасой ужаса на лице. Вокруг - никого. Лейтенант дал из автомата длинную очередь по всему чердаку, и также сделали, поднявшиеся наверх, солдаты. Изрешетили всё - обыскали - никого. Сделали вскрытие. Отверстие в мягком нёбе и отсутствие части мозга. У солдата автомат был наизготове, он конвульсивно нажал на спуск, когда "это" присосалось к нему, но не хватило времени на полное высасывание.
Это был какой-то кошмар. А времени на обдумывание ситуации и создание планов дальнейших действий не было. К деревне подошёл отряд наших. Приказ капитана перед боем, что получила моя мама - жителям деревни спрятаться в подвалах окраинных домов. А они, немцы, будут у штаб-квартиры держать круговую оборону.
Помню, как я, прижавшись к маме, сидел в подполе и слушал автоматную трескотню, которую перекрывал порой низкий, остервенелый звук, видимо, башенных пулемётов, и время от времени взрывы.
Немцы отбили атаку. Но в результате битвы сгорело несколько домов и два бронетранспортёра. А когда подводили итоги человеческих потерь: относили раненных в клуб - лазарет; собирали убитых, нашли мёртвого солдата без кровоточащих ран. Доктор быстро вскрыл череп. Этот солдат оказался пятым в ряду жертв чудовища, как назвал это "оно" унтер-офицер. А лейтенант обнаружил дорожку вспученного снега, тянувшуюся от лесопилки до места, где лежал солдат. Выходило, что это "нечто" подкралось под снегом к своей жертве во время боя.
Капитан схватился за голову:
- Я понимаю, признаю жертвы войны, но это... что-то невообразимое! Нас скоро всех здесь уничтожат! И если не русские, то эта невидимая тварь!
И тут лейтенант высказал предположение, что он, наверное, видел это "нечто". Он был на чердаке лесопилки трижды и замечал большие участки плесени на потолке, и каждый раз они располагались немного по-другому. Он тогда не обратил на это внимания. Выходит, что так это "чудовище" маскируется! Тут немцам пришла радиограмма от авиаразведки - приближается большой отряд русских. Они быстро засобирались к отходу. Погрузились на оставшиеся бронетранспортёры, взяв раненых и трёх солдат убитых этим "нечто". Мы наблюдали за их уходом и были удивлены тем, что лейтенант остался. У него на спине был ранец огнемёта и автомат. Отъехавшему каравану из пяти машин, лейтенант поднял руку в след, прощаясь. Когда от колонны вдали осталось видимым лишь облако снежной пыли, он, окинув нас печальным взглядом, направился к воротам лесопилки. Перед тем как войти, лейтенант натянул на голову маску с прорезями для глаз, надел специальные очки, и каску. Мы все сгрудились на противоположной стороне улицы. И через минут пять началось... Послышались длинные автоматные очереди, потом звук какого-то шипения - звук огнемёта. Вскоре из щелей лесопилки повалил дым. Когда она наполовину была охвачена огнём, мы услышали ещё несколько автоматных очередей и один странный звук, чем-то напомнивший хрюк рассвирепевшего кабана. После чего было слышно лишь дыхание пламени и треск, потом грохот рушившихся крыши, стен... Когда пришли наши, лесопилка являла собой огромный костёр.
В последствие на пепелище нашли обгоревшие кости, металлические части оружия и кучу зелёного пепла. Выяснить ничего не удалось, хотя всех упорно допрашивали. Но даже моя мама не смогла что-то определённое рассказать, а она знала больше чем все другие.
Николай Михайлович закончил рассказ:
- Игорь, что с тобой?
Я вздрогнул:
- Я... мне... так ясно представилось, как будто был там: колонна уходит... офицер с огнемётом... каска, очки... А немцы, те, что уехали, потом нигде ничего не рассказывали?
- Нет, не смогли. Остаток отряда до Финляндии не дошёл. Столкнулся с нашими войсками, и был уничтожен.
- Но раненых, наверное, взяли в плен, и они что-то рассказали?
- Нет, пленных не было - все погибли, все.
- Жалко... и такая тайна осталась нераскрытой. А Сеньку и паренька - их вскрывали?
- Избы и сараи с жертвами загорелись во время боя и сгорели дотла.
- Чёрт, ну всё против, всё! А почему лейтенант остался?
- Трудно сказать. Может быть, из честолюбия или из какого-то героизма: решил избавить землю от "поцелуя смерти"? Кто его поймёт?
- Хм - "Поцелуй смерти"... А откуда вы так много знаете?
- О том чего я сам не видел, поведала мне мама после войны. Вот так, что знал - рассказал.
По прошествии многих лет, я решил написать рассказ, наброски которого сделал ещё тогда, задумав применить их в школьном сочинении на вольную тему, блеснуть этим. Но так и не осуществил своей задумки. И вот сейчас написав его, почему-то, вспоминается последняя сцена с лейтенантом, которую хочется, да и весь опус тоже, закончить словами из песни: "Это всё, что останется после меня. Это всё, что возьму я с собой".