Приключенческий роман. (2 Электронная Версия 10-20)
ГЛАВА 3
Полидект с тоской смотрел на густые снежные хлопья, что нескончаемым потоком валились из бездонной прорвы неба. Они как перья сказочной птицы мягко колышась на ветру укутывали замерзшую землю ровным белым покрывалом. Ветер и Стужа - вот цари этого непонятного Мира, Мира без гор, холмов, лесов и еще каких-либо неровностей, на которых иногда останавливается глаз в своем полете к горизонту. Небо сразу переходит в землю, такое можно увидеть только в открытом море. Впрочем, Полидект и так чувствовал себя словно одинокий челнок в дальнем холодном Северном море.
Спасаясь от жутких холодов и ветра, они остановились на зимовку со своей сотней, не в силах продолжать движение на север. Да и что это была за сотня?
Третья часть погибла при переходе через Колхиду и варварские страны. Одни убиты стрелами диких кочевников, другие умерли от неизвестных болезней, наводивших ужас на людей своей внезапностью и беспощадностью. Еще десяток замерз и пропал в белом царстве Аида в первый же разыгравшийся буран, который застелил все вокруг слепящим непроницаемым туманом. Метель настигла их посреди бескрайней степи. Полидект и не слыхивал, что снег может так, в одну ночь накрыть такие пространства, невероятный холод и пурга буквально выкосили солдат.
Рабов то же осталось меньше десятка, в основном дикие желтые люди и тройка франков, жестоко страдавших от холода. Так что "сотня" составляла не более пятидесяти простуженных и обмороженных солдат, и горстку рабов, не бежавших, скорее от страха перед неизвестностью, чем от боязни расправы. Солдаты уже давно сменили свои золоченые латы на звериные шкуры, и было трудно отличить, где тут раб, а где господин. Кто туземец, а кто цивилизованный эллин.
Полидект много раз спрашивал себя, зачем он вызвался одеть этот проклятый перстень? Ведь это он так круто изменил судьбу и жизнь Полидекта.
-Я иду. - Полидект наклонился и взял в руки горсть снега, наблюдая, как тает твердыня и тонкой струйкой утекает между пальцев.
Вот так утекает и его жизнь. Он чувствует это. После сна трудно открыть затекшие гноем глаза. Выпадают зубы, еще недавно крушившие жилы не прожаренного мяса. Редеют волосы, а изо рта пышет зловонье, которое трудно заглушить какими-либо пахучими травами.
Даже после многочасового жевания и очищения, он замечал во время разговора, что по лицу Константиноса пробегала невольная брезгливо-рвотная тень.
Да, Полидект был смертельно болен.
Маленькие язвочки покрыли все тело. Это была не болезнь богини любви, что нападала иногда, после посещения гетер. Это была новая, странная болезнь, до селе неизвестная и потому ужасная. Это была "болезнь Перстня".
Полидект помнил все события до мелочей, словно это было вчера, а не год назад.
*** *** ***
Ощетинился пиками пеший десяток, а сзади замерла сотня Полидекта на боевых конях. Впереди стоял сам Полидект, насмешливо скрестив руки на груди. В нем бушевал огонь гордости и спеси. Не может какой-то перстень, в сущности, простой амулет, уложить его отборную сотню.
Лучезарный бог солнца Гелиос осветил своим божественным ликом самый край неба. Все замерло в предрассветной тиши. Джунгли угомонились и застыли на миг безмолвия перед моментом появления животворного божества, дающего жизнь всему и вся. Еще несколько секунд и буря света вырвется из-за крон деревьев и объявит о наступлении нового дня нового времени!
-Встань на этот знак, что впечатан в древнюю плиту. Как только свет вырвется в небо, и камни храма заиграют, подобно небесной радуге, укажи на своего врага. Будь их хоть тьма тем, они тотчас полягут бездыханными.
-А если ты лжешь, старик?
-Ты убьешь меня, о воплощение Шивы! Но помни, что указывать нужно прямо на врага, иначе, обратный удар, неистраченной разрушительной энергии Шивы убьет тебя.
-Я, потомок Геракла! Меня охраняют олимпийские боги, и ни один амулет не причинит мне зала! - Рассмеялся Александр.
-Твое войско умрет, если ты посмотришь на него сквозь Глаз Шивы, о повелитель. Еще ни кто не выживал после взгляда Шивы разрушителя.
-Моя отборная сотня стоит тысячи слонов магараджи и тьмы таких статуй Шивы, как эти статуи, старик. Что твой Шива? Не кусок ли камня? Мне просто скучно и пока не подвернулось настоящее дело, я хочу посмотреть на Мир через чужой Глаз...
В этот момент вспыхнули волшебной радугой хрустальные наконечники на башнях храма. Вихрь света и оттенков заполонил двор, окрашивая все в разные тона. На мгновение показалось, что все люди мчаться через пространство в какую-то неведомую глубину. Нереальность происходящего перевернула сознание и наполнила чувства неизъяснимым восторгом.
-Глаз Шивы готов к созерцанию, покажи, что ему угодно видеть? - произнес монах.
Александр вскинул руку и уткнул указательный палец в Полидекта и стоявшую за ним сотню.
И тут случилось невероятное! Едва на камень попало радужное сияние, красный свет отразился в сером камне и перемешался в бесчисленных гранях. Возникло мощное фиолетовое сияние, прошедшее молнией через окаменевшего Александра.
Лошади заржали и встали на дыбы, почуяв смертельную опасность, но было поздно. Фиолетовая молния, огненным лассо ударила в грудь Полидекта и растеклась, словно призрачная горящая волна, по всей сотне. Люди схватились за шлемы и содрогаясь от конвульсий повалились на траву. Лошади, разбрасывая кровавые изрыгания, попытались выскочить из смертельных объятий сияния, но словно подкошенные рухнули на землю.
И только Полидект стоял точно завороженный. Он смотрел прямо на Глаз Шивы.
Свет потемнел перед Александром, и он упал без чувств.
А Полидект все стоял. Казалось, он навсегда останется стоять, как изваяние непокоренности и мужества.
Телохранители подбежали к Александру и сорвали перстень. Константинос, стоявший в стороне, и не попавший под действие волны, оттащил окаменевшего Полидекта в тень. Сотня конников и пеший десяток с воплями и стонами поднимались с земли, осматриваясь вокруг и поднимая обессиленных лошадей.
-Шива разрушит неверного Искандера и его войско. Он видел врага и докончит дело. - Улыбнулся маха гуру.
-Ты предатель! - Взревел стоявший рядом Фарух.
-Предатель ты, коли служишь чужому народу, позволяя истреблять свой. Я лишь показал Шиве Разрушителю его врагов. - Равнодушно ответил маха гуру.
Разъяренный Фарух выхватил ятаган и разрубил на две половины тщедушное тело монаха. Маха гуру не издал ни звука, и только облачко кровавой пыли разлетелось по сторонам.
-Что с Полидектом? Я видел, что он устоял против перстня! Он герой, и достоин награды! - Рявкнул очнувшийся Александр.
-Он жив. Глаза его полны крови, ибо он стоял ближе всех. Возможно, он потерял зрение. - Проговорил Константинос.
-Я не ослеп, я вижу, о богоравный. - Прохрипел Полидект, по щекам которого текли кровавые слезы.
Его поддерживали Константинос и Фарух. Все оголенные места старого воина покрылись мелкой сеткой разорванных сосудов, постепенно наливаясь синим цветом.
-Где перстень? - Спросил Александр.
-Не трогай его, о богоравный! Этот перстень несет смерть. - Взмолился Фарух.
-Мне не нужен этот амулет. Я и так Властелин Вселенной. - Гордо ответил Александр. - Возьми этот перстень, мой верный Полидект, и отнеси под Северный Свет, о котором говорил старик. Пусть перстень запомнит все, что видел и покажет мне новые земли. Когда мы завоюем Юг, наша непобедимая фаланга отправится на Север и заставит светить этот таинственный Свет над нашей Великой Македонской империей. И ты проложишь этот путь, мой верный Полидект и, разведав Северные земли, бросишь их к моим ногам, прославив свое имя в веках, наравне с богами олимпийцами. Ты устоял перед светом этого перстня, ты устоишь и перед Северным светом.
Александр злобно посмотрел на столпившихся монахов.
-Храм разрушить, этих скотов убить. Все ценности в обоз.
Он лихо вскочил на Буцефала и, взметнув клубы пыли, умчался под приветственные крики едва державшейся на ногах сотни Полидекта...
*** *** ***
Полидект стряхнул снег и вошел в шалаш.
Промерзшие и голодные они прибились к какому-то кочевому племени, уже без надежды выжить. Все, кто в то роковое утро в первых рядах принял на себя удар фиолетовой волны, давно уже слегли или еле передвигали ноги. Только железная воля Полидекта держала его в рабочем состоянии, хотя основные функции сотника уже исполнял Константинос.
Константинос, один из немногих, кто стоял в стороне от волны. Теперь был он здоров, полон сил и отваги, и стойко переносил морозы. Таких здоровяков в отряде оставались не более пяти человек, они резко выделялись из горстки изможденных товарищей.
Баши, туземец-варвар из желтого народа, приютил в своем стойбище остатки лучшей сотни богоравного. Он развалился на мягких шкурах у колыхающейся стенки шалаша и пил конское молоко из грубой глиняной чашки.
Он был главой рода, этот вшивый грязный старик, с редкой бороденкой.
В былые времена, Полидект просто убил бы его, если бы этот мерзостный, резко пахнущий конским потом и немытым телом старик даже прошел возле него. Но теперь это был спаситель, он спас не только самого Полидекта, но и остатки разрозненной сотни, от неминуемой голодной и холодной смерти.
Баши неодобрительно качал головой, глядя на изможденный вид Полидекта, и прищурил свои и без того узкие глаза. Поцокав языком, и зычно рыгнув, он показал одной из своих жен, что бы подала отвар повелителю чужестранцев.
"Что за странные люди". - Подумал Баши, глава рода Монгыл.
Сколько лет мотается он по степи, мыкая кочевничью долю, но не встречал таких неведомых чужеземцев. Их раскатистый говор режет уши. Много стран знал Баши, во многих землях бывал, но не видел таких гордых белых воинов, с острыми короткими мечами и железными шапками. Зачем такие шапки, когда снежные дэвы закручивают свои вихри в голой степи, пугая бесчисленные табуны?
Шел Баши на восток, в родную деревню Монгыл, откуда и был весь его род. Род не велик. Не беден, но и не богат, как соседние татарские роды. С юга теснили китайцы, с их высокой культурой и всякими премудростями, с севера северяне, с их теплыми мехами и острыми стрелами. Вот и приходилось кочевать по бескрайней Вселенной, что бы не попасть под чужой набег, а где и самому не упустить выгоды...
Странный народ эти эллины.
Полидект глотнул отвару и почувствовал, что холод постепенно выливается из тела и становится легче дышать. Уходит тяжелый свист в гортани, и легкие перестают булькать и рваться, словно старые кузнечные меха.
-О чем задумался? - Хмуро спросил он у Баши.
Еще из Колхиды Полидекта сопровождал раб-переводчик, который немного понимал по-эллински и знал язык степных кочевых народов.
-Думаю, холодно. Без коней, без еды, смерть в степи. Закружат дэвы. Растащат пери. Нужно стоять. Зимовать в стане у юрты. - Отрывисто говорил старик.
Полидект кивнул и снова глотнул отвару.
Ах! Как далеко вы, собрания на площади Афин, где блистали своим красноречием ораторы и философы.
-Думаю, плохо будет, если пойдете дальше. На Север сейчас не пройти. На Севере лес погубит. Кто попадет в лес, к лесным людям, тот будет убит.
-Что за люди такие? Расскажи о них старик, - устало попросил Полидект.
-Злые люди. Ни кого не привечают в лесах. В лесу жить нельзя, а они живут. В лесу места мало, а им хватает. Носят бороды до колен. Большие дубины. Роют землю и живут за большими заборами. Мало кто их видел.
-А ты видел?
-Может и видел. Только давно это было.
-Врешь, старик! Нет таких людей, что б борода до колен! Я всю Вселенную обошел вместе с великим богоравным Александром. Видел черных нубийцев, грязных франков, дикарей в звериных шкурах, даже вот таких, как ты, желтых кочевников, но ни где я не встречал лесных людей, с бородой до колен. И ни кто не слышал о них. Значит их нет, ты врешь, старик.
-Есть. - Коротко и упрямо ответил Баши.
-Не спорь со мной! - Вскипел Полидект и стукнул кулаком по мягкой шкуре, на которой сидел. - Лучше скажи, есть Северный Свет, или нет такого чуда?
-Нет. Я не видел. Может знают северяне. Те, что приходят иногда к нашей деревне Монгыл.
-Где твоя деревня?
-О! Большой Железный Предводитель! Много полетов стрелы. Много съеденных лошадей. Много рожденных детей отделяют нас от того благословенного места. Если быстро гнать весь стан, четыре снега выпадет прежде, чем покажутся родные места.
-Опять врешь, старик. Нет таких расстояний, как четыре снега. Вся Вселенная составляет два снега. Или ты не знаешь, как устроен мир Птолемея?
-Не знаю. Знаю Монгыл. Знаю степь. Я там родился. Там весной ковер красных тюльпанов. Там самые быстрые лошади, самые сильные багатуры...
-Эй, старик! Самые быстрые лошади - это конница богоравного. Самые сильные воины - это сотни и тысячи в фаланге Александра. Ты просто глуп, кочевник. Ты бродишь по выжженным степям, и для тебя смешалось время в однообразии жизни. Твоя деревня Монгыл не далее трех лун отсюда, и колесница богоравного придет туда раньше, чем ты доползешь со своим скарбом и женами. Верь мне, я обошел всю Вселенную.
Старик недобро покачал головой и косо посмотрел на пришельцев. Он давно бы перерезал их всех, как баранов перед праздником весны, но слишком остры их мечи, слишком сильны пока еще их руки, слишком мудр их слабеющий предводитель.
Время покажет. Терпеть и ждать в своей кочевой жизни старый Баши умел. Он украдкой погладил свой короткий кривой кинжал, которым с одного маху мог перерезать горло барану, и, цокнув в редкие усы, огладил бороду.
-Буду спать. - Коротко сказал он и махнул женам, что бы они удалились в соседние юрты.
Константинос налил Полидекту еще немного отвара из грубого глиняного горшка.
-Я слабею, Константинос, - сказал сотник, когда они остались одни, если не считать лежавшего на шкурах старика, тупо смотревшего в круглое окно вверху юрты. - Еще несколько недель или даже дней, и я уже не встану. Я чувствую это.
Константинос молчал. Он и сам видел, что Полидект слабеет с каждой минутой. По усиливающемуся зловонию он понимал, что процесс разложения необратим и все более ускоряется, пожирая Полидекта изнутри.
-Я не верю этому старику. Он опасен и коварен. Он только и ждет, что бы наброситься на нас и перерезать, как цыплят. Но выхода нет, по этому послушай, что я скажу тебе. Как только я отойду в царство мертвых и предстану перед Аидом, забери этот перстень и спрячь его от глаз. Не прикасайся к нему. Он состарит твою душу и набросит повязку на глаза. Ты будешь, подобен одурманенному Гераклу, что убил своих детей. Все будут казаться тебе ничтожными, только власть будет занимать твой ум. Но это все дым. Ты станешь еще более слабым, чем все окружающие. Сначала всплеск и удача, потом власть и слава, потом бесчестие и огонь в царстве Аида. Вспомни Сизифа, который катает камень. Он катит его на вершину и вот уже за три шага до цели камень срывается и летит вниз... И человек идет следом, что бы опять заняться бессмысленной работой. Этот перстень создает только иллюзию власти. Только равнодушный Шива будет получать удовлетворение от многочисленных жертв и разрушений, от твоих терзаний и сомнений, от твоего падения и слез. Ведь это его глаз. Не твой, а его.
Когда я умру, сожги меня на костре, и до весны оставайся с этим стариком. Без него вы умрете. Это чужие страны, чужие обычаи, наши боги тут бессильны. Как только почуешь тепло, собирай оставшихся людей и пробивайся в Колхиду. Оттуда есть дорога на нашу родную Элладу.
Предай Александру, что для маха гуру говорил правду. Вся наша сила растворится в этих степях. И лесные люди есть, я просто виду не показал, что поверил. Нужен серьезный поход, что бы достичь северных стран. Много рабов, много снаряжения и теплой одежды. Но пуще глаза своего, смотри, что бы глаз Шивы не попал в чужие руки. В нем могущество завоевателя и смерть слабого, дерзнувшего прикоснуться к тайне.
Полидект развернул висевший на груди мешочек и под отблесками костра заиграл магическим светом страшный глаз Шивы.
Старик приоткрыл узкую щелку и мгновенно решил, что чужеземное сокровище должно быть непременно в его Роде, в далекой деревне Монгыл.
*** *** ***
-Что скажешь, Вахромей? Задержался ли по злому умыслу, или были на то причины? - Надменный и свирепый хан Аскер, сидевший на небольшой монгольской лошадке, свысока посмотрел на орыса, что согнулся перед ним в униженном поклоне.
-О чем ты, великий хан? Как первый снег выпал, так и я здесь. Все подарки приготовлены. И соболь есть и куница, и золотые дары князей Суздальских и Рязанских.
Хан Аскер вплотную подъехал к орысу и поднял его бородатый подбородок своей плеткой семихвосткой.
-Коназы, говоришь, подарки шлют? Не верю я урусутам, Вахромей. И тебе не верю. Смотри, орыс, сам хан Чингиз может в стан нагрянуть. Не далеко он тут со своими нукерами остановился. Ежели подарки урусутских коназов не понравятся владыке Вселенной, из тебя и твоего волчонка вот таких плеток прикажу нарезать.
Рядом с Вахромеем вжался в землю маленький комочек, мальчишка, лет десяти. В сереньком тулупчике и впрямь похожий на щенка, или маленького волчонка. Он не дружелюбно смотрел на важного монгола своими маленькими, словно синие бусины глазами, готовый кинуться на любого, кто обидит его тятьку.
Хан Аскер рассмеялся и, свистнув своим нукерам, приказал разгружать сани с дарами урусутских царей.
-А ты ни чего, Бышата. Не бойся басурмана. Ничего. - Успокаивал Вахромей сына, похлопывая по плечу. - Все одно наша возьмет. Русь, она велика. Ее просто так конями не перетоптать.
Бышата закивал головой и с интересом стал рассматривать желтолицых раскосых нукеров, что лихо вспарывали мешки, вытряхивая на снег пушнину и золото.
ГЛАВА 4
Из ночной синевы все сыпали и сыпали снежные хлопья, тая в языках пламени. Вся степь была залита пламенем кострищ, и непонятно стало, где истинное небо? Здесь ли, что светит тысячами огненных очагов, или там, что мигает миллиардами звезд в грозной темной вышине.
Бышата сидел рядом с отцом и вслушивался в малопонятную татарскую речь. Ржали кони, орали захмелевшие нукеры, иногда раздавался вопль терзаемого пленника. Отец заставлял учить тарабарскую речь. Иногда даже порол за непослушание, приговаривая:
-Учись, Бышата. Не будь неслухом, не срами род Забельских. Будешь учиться - будешь хитрым и умным, много дел полезных сделать надобно.
А еще, бывало, выведет летом на пригорок, справа горят на солнце грозные стены Суздаля, а за холмом катит свои воды шустрая речка. Цветистые луга пестрят пахучими травами. Шумит березовая роща, обдуваемая теплым летним ветерком, а здесь осина перешептывается и шипит, разнося какие-то сплетни, словно деревенские кумушки у колодца. Над полем реют стрижи, вознося хвалы солнцу и радуясь лету, а вокруг такой аромат стоит... такой дух Землицы Русской...
-Смотри, Бышата. Это Родина твоя. Русь - матушка.
Где-то замычит корова, и пахнет навозом от сбившихся в кучку подслеповатых крестьянских избушек.
-Мы люди вольные, суздальские. Ни когда Забельские, ни перед кем шапку не ломали и холопами не были.
И то, правда. Целая осьмина деревень, да еще центральная усадьба были под Забельскими. А сколько лугов, сколько лесов! И все их, их! Спокон веку они туто-ка хозяйничали. И черных крестьян у них вдоволь, и родня славна дружбой, да и дружина кой-какая имеется.
Вахромей разделил отцовское хозяйство с братом. Себе взял деревни и усадьбу, а брат в городе владел кузнечными мастерскими. Да и то, оба с головой! Что Вахромей - купец, хаживал аж до самого Ермана, в Хамбург-пристань, что Никита, славится Суздальской сталью, аж до хазарских басурманских степей, да еще в самом Киеве граде. А в последний год и Московиты не брезгали, забирали клинки и кольчуги под чистую, прямо из мастерских.
Жили два брата дружно, не спорили за добро, а друг другу плечо подставляли. От того и крепчало родительское дело, от того и владения ширились. Нет-нет, да и прибавится к хозяйству новая деревенька, нет-нет застучит, запоет веселым перезвоном новая мастерская.
Но подступил к южным русским рубежам проклятый басурман хан Чингиз. Завыли бабы, угоняемые в полон, застонали вольные мужики под многохвостыми плетками иноземных охальников.
И вот, на вече, выбрали посланником к ворогу Вахромея - купца. И то, разведать про черную силу нелишне будет. Третий год возил Вахромей подарки в Орду по первому снегу. Третий год, как наловчился говорить по-басурмански.
Это тебе не припудренные ерманы, тут все на много проще. Чуть чего не так, за бороду и головенка с плеч долой! Враз горло перережут, черти окаянные!
Был у Вахромея в стане врага свой слухач, что за немалую мзду много секретов выведал и русскому купцу передал. Как только Вахромей в стан наведывается, так слухач уж знает, что к первому снегу нужно вестей собрать, да таких, чтоб барыша стоили. За зря Вахромей и полушки овса не отсыплет.
Вот и Бышатку - старшенького, к делу приучать надобно. Сидя на месте, да лежа на печи, врят какую добрую вещь завертишь. Смышленый оказался Бышатка - весь в отца!
Вахромей откинул баранью кость и, подпихнув ногой Бышату, кряхтя, направился прочь от костра.
Ночь сразу окутала холодом и мраком, и только стойбище горело сотнями огней и орало на тысячу разных голосов. Где-то в смутной дали выли нестройным хором голодные степные волки, коротая долгие голодные зимы поблизости от людских дорог.
Зябко вздохнув, Вахромей погладил Бышату.
-Ты примечай, сынок, примечай. Авось, скоро сам обозы водить будешь, ежели конечно басурман на Русь не кинется.
-Угу. - Пробурчал Бышатка, подпрыгивая от холода на месте.
Мороз крепчал и уже вокруг тятькиной шапки налип белый иней от неспокойного дыхания, и по ногам словно забегали маленькие муравьи. Но раз отец взял его с собой в этот долгий и опасный поход, Бышата изо всех сил крепился и не ныл. Ведь он Забельский, а Забельских позорить ни как нельзя.
Возле редких кустов мелькнула быстрая серая тень и замерла в ожидании.
-Ты ли это, Еркен?
-Ие. - Послышался голос слухача.
-А ну, Бышатка, иди, покарауль тятьку. Что б ни одна собака ухо не навострила.
Бышата, словно комочек растворился в темноте, озираясь острыми молодыми глазками. Ни кого он не подпустит к тяте, коли дан такой наказ. А глаз у него орлиный, и слух собачий.
-Что там слышно, в Орде?
-Плохо тебе, Вахромей-агай. Урусутов бить хотят. Урусского коназа убьют, до самого города Ульдемира пойдут. И Разан, и Коломен, все пожгут. Хан Чингиз так хочет. Вселенная будет до самого севера. Будет великое царство Монгыл. И ерманов то же бить будут. Пожгут все их каменные юрты. И тогда Вселенная будет от края до края, и будет ей править Великий Коган. Монгыльские багатуры принесут свой порядок в каменные жилища всяких там ерманов и эллинов. То, чего захотел великий хан Чингиз, владыка вселенной, то исполнится непременно. Недавно, на пиру, хан Чингиз поднял вверх свой перстень - символ власти, и сказал: "Я отражу в свете этого камня, доставшегося мне от предков, свет, исходящий от башен города Ульдемира, а урурутские коназы будут подавать воду к моему столу, и ухаживать за моими лошадьми!" И все смеялись и славили владыку вселенной. Кричали: "смерть урусам!"
-Когда думаешь, пойдет Орда на Русь?
-Думаю, весной, как пригреет. За зиму воины отдохнут, боевой пыл окрепнет, силы прибавится, вот тогда и двинется вся армада. Кипчакские ханы то же готовы выступить на нашей стороне. Они спешат выразить почтение войску монгыл, что бы не опоздать к дележу добычи.
-Может ли что-нибудь помешать этим планам, или хотя бы отдалить нападение?
-Нет. Войско двинется в любом случае. Правда владыка стал слаб здоровьем, но если сам хан Чингиз не пойдет на Север, это сделает его приемник. На урусутов пойдет тот, кому Великий передаст перстень власти, будь это его сын или внук.
-Значит в эту весну?
-Может быть, Вахромей-агай. Может быть. Не хочешь отсыпать награду за важные вести?
-Конечно, Еркен...
-Тятя! Тятя! Ни как кто-то крадется. Кто-то окружает нас! - Зашептал испуганный Бышата и кинулся к отцу.
*** *** ***
Полидект умирал. Он умирал не омытым, не очищенным, не осыпанным розовыми цветами. Полидект умирал не воином, с мечем в руке, а младенцем на подстилке в чужой стороне. Только бледное марево и едва различимые пятна колыхались в глазах...
Пифия! Пифия!
Не верил в такое предсказание Полидект. Но Судьба была непреклонна.
Старик беспокоил Полидекта. Он хитер и жаден, этот старик. Не раз замечал Полидект косой и алчный взгляд, что бросал Баши на грудь воина, где висел мешочек.
Что ж, может Константинос вырвется из этого плена. Хотя... не верил в это Полидект. В последние дни Константинос не раз брал перстень из рук спящего отравленным сном Полидекта. Молодой воин сделался дерзким и своенравным. Он пренебрегал советами вожака и рвался на Север, выполнить волю богоравного. Константинос сам хотел стать героем, повелителем судеб человеческих и, прославив свое имя сделаться новым Шивой разрушителем. Он ни чем не хуже Полидекта... Да и самого богоравного ни как не хуже.
Все эти чувства старый воин видел в Константиносе своими, уже совсем ослепшими глазами так ясно, словно смотрел через водную гладь чистого озера на каменистое дно.
Может это и был третий глаз, обостривший чувства до мистического экстаза.
Второй месяц заканчивался с того дня, когда остатки усталой и голодной сотни прибились к стойбищу кочевника Баши. Да же те бойцы, которые не стояли под дьявольским излучением, и те начали спиваться и увядать от вынужденного безделья и сытой пищи. Их остались не более полутора десятков человек, они таяли на глазах. Кто заболел, кто спился, кто замерз.
Хитрый Баши не жалел ни хмельных запасов, ни баранов, ни лошадей. Враг жирел, хмелел, и уже потерял былую бдительность. Сыновья, дядьки и прочие родственники Баши, сговорившись с рабами, только и ждали сигнала от главы рода, что бы растерзать пришельцев и завладеть их богатствами и оружием.
Но Баши медлил. Потерять половину рода в кровавой схватке с чужеземцами ему ни как не хотелось. Зачем нетерпеливо бросаться в горящую юрту, что бы рискуя обгореть забрать из огня золото? Рассудительный и мудрый человек подождет, пока она догорит и остынет, а потом, не спеша, заберет драгоценности себе, ведь огонь пожара бессилен перед благородным металлом.
Так думал Баши, и все откладывал последний решающий шаг.
Он давно заметил, что перстень, который надевает на указательный палец молодой эллин, как-то особенно воздействует на владельца. Эллин возбуждался, становился дерзким со своим начальником, старым воином. Вместе с тем помощник только молодеет и крепчает, делаясь, все здоровее и сильнее, не смотря на то, что Баши не раз приказывал женам подпаивать солдата отваром из ядовитых трав.
Все чары и наветы растворялись в магической силе перстня.
"Эге, - решил мудрый Баши. - Да этот перстень не простой, и одевать его по пустякам не следует. Пусть этот талисман будет в Роду. Может один из моих правнуков станет в последствии великим воином. Он оденет заветный перстень и завоюет вселенную. И пойдет могучий род Монгыл и на Север и на Юг, и застонут под плеткой знаменитого потомка пленники, и потекут богатства в родную деревню. И он - Баши в царстве вечных теней вздохнет с облегчением: недаром он жил на этом свете..."
-Что же ты, Полидект? Или не рад нашей встрече?
Перед застывшим, закоченевшим от ужаса Полидектом стоял Маха гуру.
-Маха гуру!? Ты уже в царстве мертвых! Я видел, кок ты переселился к Аиду и тело твое погребено под землею! За чем ты тревожишь старого Полидекта?
-Я отдал священную реликвию чужеземцам. Отныне моя карма сопровождать этот перстень, подобно прикрепленному к вещи джинну. Я буду следить, что бы души, алчущие власти растлевались и разрушались, пополняя своей энергией сияние грозного Шивы. Так будет до времени, пока перстень не вернется на алтарь его породивший.
-Но мы осквернили и разрушили твой храм! Я сам разбивал ненавистный алтарь!
-Ты слаб умом, воин Полидект. Человек песчинка в потоке времени. Усилия его тщетны и малозначительны перед вечным спокойствием мироздания. Храм стоит, как и стоял до тебя многие века. Только Шива может разрушить свое обиталище. И Искандер, и ты - лишь люди, а люди не властны над Мирозданием. Теперь я пришел за тобой. Я провожу тебя на суд Аида, и ты станешь первым звеном в цепочке, закованной волшебным перстнем. Не раз я еще приду к тебе в последнюю секунду прозрения, но будет слишком поздно. Ты снова соблазнишься служением властному перстню.
-Нет! Я не соблазнюсь. Мне не нужен этот проклятый талисман, вся жизнь потеряна из-за него.
-Я предупреждал об этом. Много еще людей соблазнятся стать богоравными до конца времен. Многие поменяют свою живую душу на мертвую разрушительную энергию Шивы. Ты в этом еще убедишься, верный воин своего господина. Но ни какая власть не стоит потерянной души. Скоро это поймет Константинос, твой вечный спутник в цепи превращений. Вставай, Полидект. Следуй за мной, настал час расплаты...
-Нет! - Вскричал Полидект, он вдруг ясно осознал, что уже умер, и молодой воин Константинос сейчас последует за ним.
В титаническом, неимоверном усилии он приподнял свое мертвеющее тело и невидящими бельмами уставился на Константиноса.
-Беги, Константинос! Спасайся... или умрешь... брось перстень...
Выдохнув последний смрадный вздох Полидект откинулся на шкуры и застыл на веки.
-Мне бежать!? Мне? Я - ВОИН! Я - сотник! Я избранный для особой миссии волей Зевса! Я победоносный солдат великого войска вселенной! Я буду властелином мира не хуже Александра!..
В этот момент острое лезвие короткого кривого меча с одного маху пролетело между головой и туловищем Константиноса. Тот издал смертное бульканье, и голова с выпученными глазами свалилась к ногам еще бьющегося в конвульсиях тела.
-Вай, вай, вай! Нц! - Причмокнул Баши, поднимая за волосы голову Константиноса. - Глупый, как арбуз.
Он обернулся к стоявшим сзади родственникам.
-Перебейте всех оставшихся воинов, потом зарежьте рабов, свалите в яму. Пусть шакалы растащат нечестивые кости. А мне приготовьте другую юрту, эту осквернила кровь чужеземцев.
Баши вырвал мешочек из скрюченных пальцев обезглавленного тела Константиноса и сказал:
-Мой славный потомок однажды наденет этот знак власти и прославит деревню рода Монгыл! А до того времени ни кто более не увидит перстня...
*** *** ***
Бышата лежал на краю ручья, истекая кровью.
Татарская стрела пронзила грудь, и из горла вырывалось сиплое дыхание.
Вчера нарвались на вражеский разъезд. Татар было четыре человека, вооруженных только луками и стрелами. Грех было упустить такую возможность и не отправить инородцев к праотцам. Но неожиданно на помощь попавшим в засаду конникам подоспела сотня. А может, это была тысяча или тьма?
И откуда взялись эти визжащие и орущие нехристи, вынырнувшие из-за леска на своих маленьких басурманских лошадках, совсем непонятно. Точно кровавый клин протаранили они русский отряд, оставив после себя полосу поверженных врагов.
Русские, не ожидавшие такого поворота событий, обратились в бегство. Только лес мог спасти неудачливых нападавших, как известно: монгол не любит леса. Полегло немало людей, остальные рассеялись, прячась за кустами и деревьями.
Молодой татарин долго преследовал Бышату, пытаясь рассечь его своим кривым клинком на две половины. Но Бышата уворачивался, как умел и со всех ног пытался забраться в самую чащу. Потеряв всякую надежду поймать беглеца, татарин выхватил лук, и роковая стрела пронзила жертву, мелькавшую среди кустов.
Татарин был один и по этому, махнув рукой не стал углубляться дальше в лес, а буркнув под нос какое-то проклятие, повернул назад, рассчитывая отыграться на пленных врагах.
Уже четвертый год топтали Русь копыта безбожника Батыги-хана.
Уже разорена Рязань, горел Суздаль и Владимир. Пали Ярославль и Коломна, растерзана Московия - все содрогнулись под игом завоевателя. Только маленькие отряды еще мстили кочевникам за поруганную землю. Князья и цари давно выплачивали дань, собирая разрозненные силы и зализывая кровавые раны.
Погибли в разорении Забельские владения, разрушены Суздальские мастерские, сожжены деревни, и только черный люд ютился по врытым в почву землянкам, содрогаясь при каждом цокоте копыт вражеских лошадей.
А Бышате уж минул двадцатый годок.
Крепким и сильным рос Бышата, мечтал уйти в Московию или Великий Новгород, и вступив в дружину тамошних князей, бить ненавистного врага, освобождая родную землю... Но проклятая стрела настигла не ко времени.
Хорошо, что лето. Зимой давно бы замерз под кустом.
Бышата слабеющей рукой хлебнул воды. Кровавый след поплыл вниз по течению ручья. Попробовал вынуть стрелу... да где там. Со стоном откинулся на мох, пытаясь поймать недостающий воздух запекшимися от кровавой пены губами.
Мутный взгляд выхватил белую березку, весело шелестящую на ветру зеленой листвой. Светлые далекие облака мирно плыли по небу, равнодушно взирая на бескрайние просторы благоухающей земли. Отчаянно пели птицы, и ручей брызгал каплями на бледнеющее от потери крови лицо Бышаты.
Эх, Русь! (Так и хочется прибавить несколько крепких выражений!) Жаль помирать-то! Ведь двадцать годков еще только!
-А ты не умрешь, добрый молодец.
Чьи-то тоненькие пальчики откинули русые пряди с мокрого лба.
-Кто здесь? Или тать болотная ищет моей погибели? Смерть ли мне? - Прохрипел Бышата.
-Может и тать. - Нежно рассмеялись девица неземной красоты. Она была озарена таинственным светом, исходившим, казалось, из самой глубины ее существа. То был свет доброты и милосердия.
Девица ласково приподняла голову Бышаты и плеснула ему в лицо резко пахнущим травами отваром из берестяного туеска.
-На, испей, молодец. Полегчает, не то.
Бышата глотнул горьковатой жидкости и провалился во тьму, успев улыбнуться светлому лику...