- Сейчас бы жареной картошечки, да со свежим помидорчиком,- потягиваясь, озвучил потайные мысли Марек.
- Ты провокатор! Так теперь и будем тебя называть,- недовольно проворчал Климек.
- Весь мир театр и только ты в нём думаешь про буфет,- попытался подшутить, чтоб разрядить обстановку.
- Весь мир театр, а люди в нём палачи и жертвы,- послышалось откуда-то сзади.
Повернув голову, я увидел Колека возле гримёрной. Так как мы укрылись в воспаленном лоне полуразрушенного театра, было принято решение устроить в нём короткосрочный перевал.
- Я возьму двух бойцов и пойду патрулировать, а вы втроём пока отдыхайте. Смените нас по приходу,- приказал сержант Возняк.
Мы лишь почтенно кивнули, как и полагается в высокодуховном заведении, и выбрались на самый верх рядов с креслами, которые возвышались над сценой. Затем ребята принялись чистить свои, потёртые от войны, измазанные в землю ружья.
- Вот смотрю я на разрушенный театр и вижу декаданс. Театр, по своей сути, всегда являлся сборником культуры всех времен и народов мира. Но глядя на все эти развалины, я тревожусь за будущее. Лишенное культуры общество, уничтожит себя за считанные дни! Поэтому, культура - это жизнь,- нарушил тишину голос Климека.
- Ну ты и загнул,- удивился Марек.
Это напомнило мне одну историю, и я вызвался подтвердить слова Климека.
- А хотите, я вам поведаю рассказ, который мне когда-то рассказал отец?
- Только если он не долгий,- уточнил Марек.
- И чтобы я не слышал ни слова, про жареную картошку!- добавил Климек.
- Обещаю,- я улыбнулся и начал рассказ,- В смутные времена, когда в полях Украины свирепствовала война, изгнанные казаки пытались вернуть обратно у татар то, что принадлежало им по старинному праву - свою землю. На той сакральной почве расположился город. Достопримечательностью этого города, была огромная библиотека. Новый день принес новую войну, которая длилась совсем не долго, так как порох и стрелы у воинствующих народов исчерпались, из-за того, что их воеводы не успели вовремя подвезти боеприпасы. И в тот момент, случилось что-то совсем не предугаданное. На израненный пулями и стрелами городок, налетела неистовая песчаная буря, ранящая кожу до самой крови. Ближайшим убежищем для воинов оказалось книжное хранилище, куда и спрятались оба выживших вражеских отряда. Только они хотели перейти в рукопашный бой, как вдруг, важный библиотекарь наставил на них своё ружьё и угрожающе произнес:
"В святом доме никто портить книги не станет, а библиотека это мой святой дом!"
Ничего не оставалось, как дожидаться окончания бури в смиренности. Кто-то от скуки взял в руки литературу и стал в голос читать какую-то комедию. Затем в ход пошли стихи, байки, баллады... Народ слушал, народ веселился, народ делился своими впечатлениями. Татары стали восхищаться мудростью украинских писателей о дружбе и мире. А казаки взаимно стали восхищаться мудрыми легендами и мифами татарского фольклора о мирной жизни. Даже разный язык был им не помехой, все непонятные слова переводил начитанный библиотекарь. Казалось бы, что ребята сдружились, и теперь им было неважно, ради чего они воевали, ведь можно было жить вместе на одной земле под одним небом, уважая друг друга. Но буря прошла, а снаружи их ждали военачальники, которые вручили воинам новые боеприпасы и приказали продолжать резню. К вечеру, городок был усеян трупами. На выжженной земле лежали чьи-то сыновья, братья, мужья, отцы... Остались лишь те, кто отдавали смертоносные приказы. И волей фортуны, выжил только один библиотекарь. Он рассказал землякам эту драматическую историю. История превратилась в легенду, легенда превратилась в миф, который потомки пронесли сквозь столетия, до сегодняшнего дня. Историю опубликовали для широкого обозрения читателей. Читатель наконец-то её прочел и рассказал друзьям.
- Это всё сказочки,- махнул рукой Марек,- Сказку и я могу рассказать.
- Валяй,- мы с Колеком ответили в один голос.
- Старый добрый садовник, просто обожал свою творческую работу. Суть его любимой заботы заключалась в том, чтобы облагораживать растения вокруг дворца. Из них он выстригал секатором гигантские устрашающие статуи в виде воинов. Садовник даже не подозревал, что своей незамысловатой работой спасает жителей дворца от лютой гибели. Потому что ночью систематически к дворцу приходили волки и, видя величественную стражу, уходили обратно в лес. Почтенный возраст скосил старика, и дворец остался без садовника. Но он перед смертью успел передать свои навыки старшему внуку. Спустя год ученик садовника стал думать о том, что эта работа не благодарная. За неё платят гроши, и вообще, она совсем не престижная. Решил он бросить дедово ремесло, а смену себе так и не нашел. На следующий год ночью все обитатели заросшего дворца были разорваны волками.
После этого рассказа, призадумался и вспомнил отца, который всегда мечтал, чтобы я продолжил его ремесло с пчелами.
- Рас такая пляска, то и я вспомнил одну сказку,- с азартом сказал Марек и продолжил рассказ,- Отгорела последняя звезда, и пробил час для отбытия на далекую заокеанскую чужбину. Капитан с каменным лицом отдал командирским тоном приказ - отчаливать. Матросы, повинуясь авторитетному голосу, послушно подняли якорь, облепленный дотошными моллюсками, и запустили в действие механизм мощных лопастей. Громадное неповоротливое судно, словно нехотя отчалило и поэтапно увеличило узлы, ориентируясь на фарватер. Через некоторое время океанский гигант мчал по водной глади, перегоняя собственную тень. Поспел вечер. Тучи шибко спрятались за горизонт, и расстелился легкий туман, подобно дымке из люльки старого морского волка. Блаженный шум волн, точно капелла восторгал слух усталой команды, готовой склониться перед чарами Морфея.
Услышав знакомое имя, я иронично пошатал головой, а Марек продолжил рассказ:
- Ночное небо тихо роняло звёзды, словно это были пылающие слёзы, наполненные частичкой света Млечного пути. В абсолютном штиле отражались все именитые созвездия похожие на мелкий бисер, рассыпанный неуклюжей швеей. Бархатные волны от рассекающей кормы слегка колыхали гладь, нарушая покой застенчивых огоньков. Символичная луна, повенчанная с океаном, совсем незаметно рождает лунную дорожку из серебра высшей пробы, дополняя сей шедевр. Вглядываясь в водную обсерваторию, дежурный матрос увидел, как небеса уронили очередную сияющею слезинку. Слезинку для загадывания желаний. И юнга тут же загадал одно, мечтательно улыбаясь. Только угрюмый капитан, взволновано вглядывался в просторы дальнего горизонта и понимал, что штиль зачастую пророчит шторм. Капитан не ошибся.
Вдруг Марек на секунду умолк и отдал мне ружьё, чтобы я продолжил его чистить, а сам встал и продолжил рассказывать, жестикулируя руками.
- Исподтишка и подло налетела неистовая буря. Водяные валуны, жертвуя собой, стали разбиваться о корму. Неумолимый ураган громко клялся потопить всё, что не было сотворено богом морей и океанов. Десять тысяч альбатросов вопили людям 'убирайтесь, уплывайте пока целы', но понять людям их было не дано. Судно закачало, точно мост подвесной. Многоэтажная волна попыталась взять в плен строптивый тихоход. Но гигант отчаянно боролся с вакханалией стихии, казалось, будто это ягненок готов съесть озверелого волка. К сожалению, силы были не равны, закон джунглей действует и по этой долготе и широте, следовательно, победил сильнейший. Справедливость не вправе диктовать тут свои законы. Прошел час неравной схватки, и пагуба поставила смертных на колени. И уже неважно, кто завязал Фемиде глаза. Ведь команду сковал неожиданный страх. А в океане, где есть страх, нет месту жизни. Даже непоколебимому капитану пришлось узнать это страшное чувство, когда перед смертью невозможно надышаться. Отняв последнюю плоть, ветровые бесы "откуражились". Остался только гигант, сам на сам с бескрайним, порою несправедливым, океаном.
Вдруг рассказ перебили несколько одиночных выстрелов, но мы к ним настолько привыкли, что не обратили на них должного внимания. А Марек настолько увлёкся, что не заметил, как превысил лимит рассказа.
- Утром водную стихию благословила солнечная погода. Было слышно, как в небо уносятся отголоски дельфинов и чаек, нарушая нетронутую с ночи тишину. А по лоскутному океану продолжает плыть стойкое осиротелое судно. Оно плывет из-неоткуда в никуда. Фаворит на один день не просто опустел, он стал изгоем. Изгнан из ада, не принят в раю. Теперь солнце его очаг, а океан его ночлег до самой тризны. Все равно ему не понять. Он свободен от чувств: утраченной цели, растерзанной надежды, ядовитого отчаянья. Он не умеет осознавать, как горько бывает, когда разлука целует веки. Выплыв из океана, гигант семь лет маялся по семи морям, словно дервиш. Всякое бывало, жизнь здорово потрепала корабль-призрак. Бывали штормы и куда яростнее, но несгибаемый герой отдался течению и достойно принял все апперкоты коварного фатума. Казалось бы, судно обречено на медленную гибель, ведь страшнее стихии может быть только ржавчина, коварно разъедающая корпус уязвимого метала. И вдруг! Что это? Остров! Нет! Это материк! Вот знакомые грани грубых скал, вот белоснежный маяк, хоть и обшаркан до неузнаваемости. А вот пляжный продольный изогнутый берег, такой бывает только один. Это просто немыслимо, но после семилетки извилистых путей, "блудный сын" снова вернулся восвояси. Непредсказуемая судьба привела его обратно, дав шанс опять прикоснуться к родимой земле. Если бы корабль был живой, то в тот переломный момент, когда корма прорезала золотистый песок берега, проснулись бы чувства, разбередившие ему душу до самой-самой глубины, несравнимой даже с самой не исследованной океанской бездной. Если бы у него были колени, он бы на них упал. Если бы у него были глаза, они бы пустили слезу. Если бы у него были губы, он бы произнес:
"Где бы мы ни были, куда бы нас не забросила жизненная перипетия, а судьба, хотя бы раз в жизни, всегда преподносит шанс вернуться в родную страну, в родные края, в родной дом. Не теряйте этот шанс"
Эта история мне тоже кое о чём напомнила. Она напомнила мне о том, что я был рядом возле родного дома, так и не посетив его.
- Мы же договаривались, что истории должны быть коротенькие, но на этот раз я тебя прощаю,- шутливо произнёс Климек.
Внезапно выстрелы повторились, но в этот раз они гремели рядом. Двери на сцену распахнулись, распугав несколько крыс, и мы в тот же момент спрятались за креслами. А дальше случилось то, что я никак не ожидал увидеть. Прямо на сцену с завязанными руками вышли два наших солдата, судя по униформе. Им в спину были направлены автоматы. Кто именно был из наших, мы не смогли рассмотреть. Фрицы поставили их на колени и пытались допросить, периодически стукая им по голове прикладом.
- Что будем делать?- чуть слышно спросил Марек,- Нужно быстро решать.
- Коран гласит - кто был свидетелем зла и молчал, станет соучастником преступления,- ответил Климек.
- Но кто из нас попадёт из такого расстояния? И если стрелять, то только в тандеме. Иначе один из них накроет нас ответной очередью.
Так как ружьё было в моих руках, я тихонько встал и прицелился. Договорившись про сигнал и мишени, мы с Колеком переглянулись, и начался отсчёт.
В переломный момент я оцепенел, а Климек произвёл точный выстрел. Марек быстро подхватил у меня ружьё и сам выстрелил во второго врага, пока он был обескуражен. Но фриц всё же, успел выстрелить в одного из наших солдат. Я увидел, как куски одежды с плотью вышли насквозь. Кровь медленно расплылась под телом, смешалась со строительной пылью от разрушений, и обрела ржавый цвет, который постепенно превратился в багряный. Марек опустил ружьё и произнёс:
- Это была моя тысячная пуля.
- Спасибо, что выстрелил вместо меня. Я не смог нажать на курок,- поблагодарил Марека.
- Твоя трусость стоила жизни одному из наших солдат, а могло быть и так, что убить могли кого-то из нас.
Я лишь опустил голову, понимая, что он прав. А когда мы подошли к убитому солдату, я со стороны сразу увидел повязку на глазу, а затем в его лице узнал того, кто будет мерещиться мне до скончания дней. Теперь я виноват в смерти Колека. Но разве это справедливо? Он ничем не заслуживал смерти, он лишь был человеком, у которого первая война отобрала сына и жену, а вторая забрала и его. В то время, когда он мог бы просто жить обычной семейной жизнью, если бы не войны, которых он избегал до последнего.
Закрыв Колеку глаза, я снова прочёл молитву. В отличие от подсчётов пуль Марека, я свои молитвы за упокой не считал. Их было слишком много.