Дембицкий Велимир Владимирович : другие произведения.

Слезы Кьерры. Маги Бреслингии

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Мир, где умения магов напрямую связаны с богом, которому они поклоняются. Мир, где сила богов полностью зависит от веры в них адептов. Мир, где истинные имена богов знают лишь истинные маги, и боги их боятся, мечтают лишить их силы или втянуть в свою игру. Лорд Герберт, безродный маг, нашел способ, как сбежать из-под пристального взгляда богов. Его мир стоит, пока Бреслингией правит выбранный им король, но, похоже, боги нашли его и снова пытаются вмешаться в его жизнь. Произведение находится в процессе написания.
  Пролог
  Иокина уже ждали в гостиной. Завидев пришельцев, он недовольно сжал губы: этот мальчишка, Сохо, снова все перепутал и сначала запустил гостей, а лишь потом позвал хозяина. И, конечно, сообщил, что того ждут по важному государственному делу, но кто именно - Сохо не знал. Государственное дело. А Иокин мог бы сам догадаться!
  - Лорд Герберт! - с самой радушной улыбкой, на которую был способен, поприветствовал он незваного гостя и широким жестом указал на диван.
  Тот ответил кивком и прошел к предложенному месту, где и сел. Девчонка прошла следом. Иокин недовольно подумал, что она сейчас усядется рядом, но нет, ей достало совести, чтобы присесть на придиванную скамеечку для ног. Будь она его девчонкой, встала бы за диваном или вообще не подумала сунуться в комнату, но что он хотел от любовницы безродного лорда, который не удосуживается даже поприветствовать хозяина по правилам этикета. Может, его смущает, что к его имени нельзя добавить 'из рода такого-то', а потому чужие имена кажутся неправильно длинными? Если бы Иокин был личным магом Его Величества Реджинальда Первого, но не имел рода, то чувствовал нечто подобное в присутствии родовитых магов, но Герберт... О нет, этот человек вряд ли знает, что такое смущение!
  - Хотите чем-нибудь угоститься? - мягко поинтересовался Иокин, занимая массивное кресло напротив.
  Он впервые видел лорда Герберта, и если бы не нашивка на рукаве - огненный сокол, на привязи удерживающий серого косматого пса - не узнал бы, кто перед ним. И все же россказни о Карающем успели стать легендами. Иокин с удовольствием рассматривал гостя.
  - Откажусь, - подал тот голос, оказавшийся ниже, чем предположил Иокин, но по своей холодности вполне соответствующий ожиданиям.
  - Да-да, вы по делу, - вздохнул хозяин, однако позвонил в колокольчик, прячущийся в специальном пазу в подлокотнике его кресла. - Надеюсь, вы не окажитесь против, если я выпью чай?
  Иокина мало волновало, что ответит гость, а тот, словно зная его мысли, предпочел проигнорировать вопрос. Вбежал Сохо. Мужчина мысленно выругался на остальных слуг, но потом передумал, решив, что те всего лишь испугались великого гостя, а мальчишка-дурак не имеет представления, кого провел в гостиную хозяина, а потому не боится появляться в одной комнате с ним. Понять слуг Иокин мог, а потому простил. Отдав короткое распоряжение насчет чая ('Как обычно') и уточнив, что подавать нужно лишь на одну персону (тут дуралей полез уточнять у самого лорда Герберта, и тот снова покачал головой, решив, видимо, что хозяин со слугами сам не разберется), Иокин сосредоточил внимание на госте.
  Герберт был странным магом. По мнению Иокина, он не обладал особо притязательной внешностью, но женщины что-то в нем находили. 'Скорее, все дело в ауре власти и страха, что от него исходит', - мысленно ухмыляясь, объяснил он себе. Ростом Герберт был немногим выше среднего, отчего Иокину, стоя рядом, пришлось бы смотреть на него сверху вниз. Особой шириной плеч личный маг правителя тоже не выделялся, да и, судя по всему, с оружием дела не имел. Лицо его было не то, что бы страшное, но какое-то обычное: нос с легкой горбинкой, высокие скулы, широкий подбородок. Притягивали глаза, зеленовато-синие, взгляд которых будто резал визави пополам, но разве могут женщины от такого взгляда таять? Иокину хотелось передергивать плечами и тут же отводить глаза уже через пару мгновений зрительного контакта с ним. И только волосы, темно-каштановые, почти спускающиеся до плеч крупными локонами, могли показаться соблазнительными.
  Лорд Герберт молчал. Иокин, как добрый хозяин, начал разговор. Он мог поддержать любую беседу, как и начать оную, поскольку крайне любил гостей и знал, как увлечь их. Он мог говорить о погоде и тут же делиться последним слухом о какой-нибудь высокопоставленной особе, мог похвалить правление Его Величества, а затем заметить, как искусно сшит костюм собеседника - все эти светские беседы лились из него, как Лучезарный Водопад - такой же живой, журчащий, играющий на солнце множеством цветов. Но с этим гостем все было не так. Герберт продолжал молчать, изредка выдавливая из себя улыбку или снисходя на кивок.
  Уже заполучив чай и вазу с пирожными, Иокин бросил взгляд на девчонку гостя. В его представлениях было вполне уместно протянуть ей угощение, а она должна была с милой улыбкой принять его. Но слухи, ходящие вокруг безродного лорда, подсказывали, что такой жест станет последним в жизни Иокина, а расставаться с ней, даже ради хорошенькой девчонки, не хотелось. А ведь она была не просто недурна собой! Невысокая, даже ниже своего господина, молоденькая, ей, наверное, вот-вот исполнилось пятнадцать. Распустившийся бутончик! Ее русо-золотистые волосы были собраны в тугие косы, падающие на небольшую, высокую грудь, ярко-медовые круглые глаза обрамляли длинные ресницы, а слегка пухлые губки розовели без всяких женских хитростей. Иокин любил такую красоту, но наслаждаться ей, похоже, ему предстояло лишь на расстоянии.
  - А будь сейчас война, - с горечью отметил он, - пришлось бы вам, лорд, девочкой делиться. Ведь война - такое дело, на ней нет ничего своего, только общее, на общее благо.
  - Так по этой причине, лорд Иокин, вы решили поучаствовать в восстании? - насмешливо отозвался Герберт.
  Мужчина вздрогнул и недоверчиво моргнул. Сделав большой глоток чая, он сипло поинтересовался:
  - О каком восстании вы говорите? Неужели есть недовольные нашим Светочем...
  - Есть, - резко прервал его личный маг Светоча, не дав хозяину отвесить все комплименты правителю, на какие тот был способен.
  Иокин недовольно надулся. Он не любил, когда ему грубили. И пусть этот маг был в тысячу раз могущественнее его и в сотню раз ближе к трону, он находился в его поместье. Так почему он диктует свои правила, а не подчиняется порядкам хозяина?
  - Если вы пришли говорить о каких-то там восстаниях, - высокомерно заговорил Иокин, - то зря теряете время. Зачем мне участвовать в подобной ерунде?
  - Может, вы тоже считаете, что маги должны быть свободными? - снова чуть улыбнулся Карающий Пес.
  - Не чувствую себя особо несвободным, - скрестив руки на груди, парировал мужчина. - Законы не сильно ограничивают мою деятельность, а налог... Даже ремесленник платит какую-то часть дохода от продажи каждого из своих горшков. Я предоставляю услуги, которые ничуть не хуже производства тарелок или чашек. Так почему они не могут приносить благо не только мне и моим клиентам, но и государству в целом? Нет-нет, молодой человек, я совершенно не чувствую себя ограниченным в чем-то!
  - Но Реджинальд Первый запрещает рабство, если вы помните.
  Иокин даже выпучил глаза от такого несносного обвинения.
  - Что вы себе позволяете, лорд?! - от негодования его голос взвился, а он сам чуть не вскочил с кресла. - Называть меня рабовладельцем!..
  - Не вы ли только что хотели поделить со мной мою спутницу, как обыкновенную рабыню?
  - Рабы... Вы меня не так поняли! Я говорил о слугах, а не рабах! Ведь это широко распространенная практика - развлекаться со служанками или слугами. И те ведь идут в койку не из-под плети, а по своему хотению, по своей радости! Вы можете спросить у любой из моих девочек: ни одна из них не скажет, что была несчастна в моих объятьях.
  - Охотно верю, - вновь усмехнулся Герберт.
  Какая же мразь этот безродный маг! Иокину хотелось вышвырнуть его из дома, но он понимал, что не сможет себе позволить подобное: его намеривались обвинить в измене - самом страшном из грехов для магов Бреслингии - а потому следовало вести себя паинькой, чтобы Пес, примчавшись к Господину, выдал нужный Иокину вердикт.
  - Нет-нет, я против рабства, - продолжил он горячо оспаривать ужасное предположение. - И, как видите, я не посягаю на вашу... спутницу и не позволяю себе ничего лишнего.
  - Вижу.
  Снова усмешка. Был бы Иокин хоть немногим сильнее, чем есть, он бы мог вызвать Герберта на дуэль за оскорбительные заявления. Хотя кого он обманывает? Никто не осмелится встретиться в поединке с Карающим. И не только потому, что он действительно могущественен - о границах его силы ничего не известно. В первую очередь смущала не его сила, о нет, а то, что никто не знал, чьим адептом он является. А если точно не знаешь, какому богу отдался твой соперник, то и не сможешь предположить, на что точно он способен. Весь разговор Иокин пытался выискать признаки адептов в лице или фигуре собеседника, но так и не преуспел. Говорили, что Герберт поклоняется Рыжей Салли, богине плутов и поэтов, но мужчина не увидел в нем ни первого, ни второго. Отсутствовали и веснушки, присущие слугам Салистины. Гнев гневом, но обиду придется проглотить.
  - Не представляю, с чего вы взяли, что я присоединился к... этим тварям, - уже негромко пробормотал Иокин, усевшись поудобнее в кресло. Откашлялся и попробовал вернуть себе прежний хозяйский вид. - Возможно, среди моих гостей они и смогли затесаться, но я о том не знал. Они ведь скрытные, крысы эти, желающие свергнуть нашего прекрасного правителя, и мне уж точно о своих планах не сообщали. А коли не верите, можете приехать на любой мой званный вечер, хоть с договоренностью заранее, хоть без нее - я вам всегда буду рад. И вашей спутнице, конечно.
  Улыбка вышла убедительной, ведь увидеть девчонку снова да в светском платье он действительно хочет. Ну а что придется мириться с ее господином, так что поделать? Да и опять же, для очищения запятнанной чести и не на такое пойдешь.
  - Спасибо за приглашение, но не вижу в нем необходимости, - заявил Герберт, поднимаясь с дивана. - Я верю вам. Видимо, до нас дошли россказни ваших недоброжелателей. Будьте начеку, лорд Иокин. А насчет вечера... Может, загляну. Не с проверкой, а в гости к уважаемому хозяину.
  Девчонка тоже поднялась с места. Герберт коротко кивнул и быстрым шагом пересек гостиную - Иокин даже не успел воспользоваться колокольчиком, чтобы отдать распоряжение проводить представителя короля. Девчонка дуновением ветерка пронеслась вслед за ним и исчезла.
  Иокин остался один.
  Не имея возможности, да и не видя уже необходимости сдерживать ярость, он вскочил на ноги и перевернул столик с чайником и вазой, на которой еще лежали пирожные.
  Глава 1. Празднество Итисберги
  
  - И все-таки, почему ты его не убил?
  - Потому что я никогда не убиваю при первой встрече - сначала проверяю ходящие о маге слухи.
  Рогнеда тихо рассмеялась:
  - Хочешь сказать, что Иокин - жертва клеветчиков?
  - Думаю, он достаточно умен, чтобы мы о нем больше ничего не услышали.
  - И он продолжит готовить переворот...
  Герберт громко захохотал:
  - О нет, его ум не настолько острый.
  Рогнеда помолчала. Она придерживала вожжи, но управлять Предвестником не было никакой необходимости: умное животное и без того знало, куда идти. Телега мерно покачивалась, катясь по проторенной дороге, ведущей домой. Если бы кто услышал, что Предвестник сам выбирает, куда сворачивать на перекрестках, решил бы, что над ним издеваются. Рогнеда же считала, что если бы Предвестник стал участвовать в восстании, об этом никто не узнал. Интересно, кто из них умнее: Предвестник или Герберт?
  - Но все-таки он уже вел деятельность против Его Величества. И это простится, если он не станет продолжать?
  - Все мы ошибаемся. Магов, толковых магов, не так уж и много, чтобы ими разбрасываться. Живой Иокин принесет больше пользы.
  - И что, каждый маг заслуживает второй шанс?
  - Каждый.
  - А не-маг?
  - За не-магов отвечаю не я.
  Рогнеда выразительно хмыкнула. Похоже, всем магам свойственна болезнь под названием 'Я - маг, а значит, лучше простых людей'. Даже короля. Реджинальд Первый не был магом и никто в его роду никогда не владел магией хоть немножко. Про его же супругу, Невену, ничего точно сказать нельзя: отец ее из знати и тоже не имеет отношения к магии, а вот с матерью все сложнее. Ходили разные слухи о том, что жена лорда была бесплодна, а ребенка принесла то ли прислуга, то ли деревенская девчонка. Отец, конечно, все слухи отрицал, и Реджинальд не внял предупреждениям советников, что с выбранной невестой может оказаться что-то неладно. Рогнеде не доводилось видеть королеву, но она слышала, что та мила и любезна с простым народом. Не то что некоторые лорды, лежащие сейчас в телеге и притворяющиеся спящими! Рогнеда пообещала себе, что никогда такой не станет. По крайней мере, очень сильно постарается этому воспрепятствовать.
  Девушка снова вспомнила Иокина, грозного врага нынешнего правителя или же просто запутавшегося мага. Высокий толстяк, он совсем не казался опасным, но Рогнеда уже выучила, что по внешности судить рисковано для собственной жизни, особенно когда речь идет о магах, хотя помнить о внешних признаках адептов и уметь отличать их - огромное подспорье. Например, была ли полнота Иокина следствием его службы Итисберге или же кто-то просто любил покушать? Тут Рогнеда вспомнила похвальбы мага и заверения про осчастливленных женщин. А вдруг под этим полным животиком скрывается большое 'сокровище'? Представив подобное, она захихикала, прикрыв ладошкой рот.
  - Что такое? - тут же поинтересовался Герберт за ее спиной.
  - А не могло быть так, что Иокин многое от нас скрывает? Например, свою службу Мейо?
  - О, ну точно нет! Не нахожу его сексуально привлекательным.
  - Будто ты в этом что-то понимаешь! - фыркнула Рогнеда.
  Ей показалось, или сзади усмехнулись? Она даже чуть не повернулась, желая увидеть лицо Герберта в данный момент. Но не успела - он задал вопрос, который и следовало ожидать.
  - А ты? Он тебе понравился?
  - Ах, ты же знаешь, что моя единственная и истинная любовь - это ты! - возвышенно парировала Рогнеда и чуть нахмурилась, когда поняла, что сжала прячущийся под блузой амулет Тиорлинт.
  Девушка очень любила эту игру: простая девчушка, до одури влюбленная в великого мага, наводящего ужас на всю Бреслингию. Но удерживал ли ее от рокового влечения амулет? Если да, то судьба ее незавидна - Рогнеда чувствовала, что никогда не получит ответных чувств, даже если Герберт позволит себе любить. Пожалуй, даже хорошо, что магам любить нельзя. То есть слабым - пожалуйста. Им не нужно беспокоиться, что их сила выйдет из-под контроля и доставит неприятности окружающим и им в том числе. А вот сильным контроль терять нельзя, иначе обратно обрести его не получится. Если сильный маг, влюбившись, потеряет контроль над своей силой, а потом сумеет вернуть ее в прежнее русло, то станет равен богам. Но разве существуют такие? Сама же Рогнеда имела огромный потенциал - так говорил Герберт - а потому любить могла лишь в шутку. Иногда она задумывалась, была бы счастлива, обладай меньшей силой или не будь магом вообще, но зато любившая и любимая, и ответ всегда приходил одинаков - она не могла представить такой картины, а потому и не могла оценить, многое ли теряла.
  На интимную близость запрет для магов не распространялся: желания можно быстро удовлетворить и освободить голову от посторонних мыслей, любовь же имела другую природу. Раньше, рассказал Герберт, все сильные эмоции для могущественных магов являлись недопустимыми, но оказалось, что многие из них можно спокойно взять под контроль. Только с любовью почему-то так и не получилось, но от нее успешно спасали амулеты.
  Кстати, детей заводить маги тоже могли, но не испытывающие любви даже к ним (а не только к партнеру), маги являлись странными родителями. Рогнеда попыталась представить Герберта рядом с малышом. Вот он сидит, держа малютку на коленях, и читает ему книгу. У Герберта отлично получалось читать вслух! Но стоило ему закрыть книгу, как он начал бы рассказывать про политику и магов, обсуждать, нужна ли магам свобода, а Бреслингии - новый правитель, и непременно спрашивал бы мнение у малыша. А ведь и на все эти встречи с отступниками он брал бы ребенка с собой. Ужас! Как же все-таки хорошо, что у Карающего Пса еще нет своих щенков.
  О собственных детках Рогнеда не помышляла - рано. Она сама только-только начала разбираться в магии и еще многому должна была научиться. Как бы она воспитывала ребенка (наверняка, мага) с теми знаниями, что имела сейчас? Нет, она не такая безответственная. Или же на нее повлиял Герберт и его установки? Рогнеда припомнила гримасу презрения на его лице, когда тот узнал, что у Теодора уже имеется целый выводок. Магом Теодор был ужасным: он не представлял, на что именно способен адепт Салистины, и использовал магию лишь для рисования невероятных картин, за счет которых и стал знаменитым. Он невероятно удивился, когда Герберт перечислил ему возможности, которые тот упускал. Ко всему прочему, Теодор почти не контролировал собственную силу, и она резонировала со всеми его эмоциями, причиняя вред близким (он искренне полагал, что такое случается со всеми магами, да и если твоя сила не проявляется вовне, то ее в тебе и нет даже). Герберт предрекал, что все дети Теодора будут точно такими же, если их не возьмет на попечение какой-нибудь другой маг.
  - Надо тебя познакомить с настоящим адептом Мейо, чтобы ты поняла - никакие заверения в вечной любви ко мне не спасут тебя от его чар, - усмехался за ее спиной Герберт.
  Теперь настала очередь Рогнеды фыркать. Нашелся тут, знаток! Причем не только мира, но и ее души. Натянув вожжи, она остановила Предвестника, затем резко обернулась.
  - Раз уж тебе не спится, садись на козлы, - заявила она, гордо подняв подбородок.
  Герберт приоткрыл один глаз. Он нехотя поднялся, всем своим видом демонстрируя, насколько страдает.
  - Слишком болтливый спутник мне попался, - с досадой заметил он.
  - Хотел бы тишины - не взял бы сопровождение, - хмыкнула Рогнеда и перебралась в телегу. - Я, в отличие от тебя, хоть полезным делом займусь. Предвестнику нужна новая попона.
  - Та, что мы купили, вполне хороша, - возразил Герберт, занимая ее прежнее место и вынуждая зверя идти дальше.
  - Совершенно не хороша, - настаивала на своем девушка, подготавливая нитки. - На попоне Предвестника Смерти должны быть черепа. Т-сс! Никаких возражений! У тебя со вкусом непорядок. Назвать ослика Предвестником Смерти...
  - Но не я его так назвал!
  - Эту историю я уже слышала. Хватит сваливать ответственность на других. Ты мужчина или кто?
  Он не стал возражать, и Рогнеда даже чуть расстроилась: она уже приготовила хорошую шутку насчет того, что Герберт прежде всего маг, а остальное - потом.
  
  ***
  Пока Герберт в замке держал отчет перед Его Величеством Ренджинальдом Первым, Рогнеда наводила порядок в их домике. Тот был небольшим, но двухэтажным, и стоял почти на окраине деревушки, устроившейся недалеко от столицы Бреслингии. Рогнеда любила прибираться в домике - она чувствовала себя полноправной хозяйкой и могла поступать со всеми вещами, как только захочет. И ей нравилось каждый раз представлять себя кем-то другим: адептом нового бога, обладательницей иного прошлого и совсем другого характера, - а потому и вещи в доме располагались иначе, нежели вчера. Особенно же она любила перекладывать магическую атрибутику Герберта, придумывая ей название и назначение (и убирая ее в соответствии с предполагаемыми функциями). Почему ее это так увлекало? Потому ли, что она по сути еще являлась ребенком? Какая разница. Рогнеда была счастлива, а если человек способен находить удовольствие в бытовых мелочах, он способен на многое - в этом она была убеждена, и никто, даже Герберт, не поколеблет ее уверенность.
  И все же, пожалуй, она бы иначе относилась к уборке, если бы возвращающийся Герберт пытался заявить свои права на хозяйство. Но нет, он вел себя иначе. Он никогда не ругался и не возмущался, даже если вся мебель в домике находила себе новое место, а какая-то вообще исчезала, заменяемая новой, приобретенной по вкусу той Рогнеды, которая в тот день являлась хозяйкой. А если Герберт не находил нужную ему магическую вещицу, то он не кричал на Рогнеду, не отчитывал ее, а спрашивал, где та лежит, причем спокойно, будто был в гостях у хорошего друга, зная, что такая вещь у него непременно есть, но вот где спряталась, не представлял. И всегда называл ее правильным названием, но не описывал, как выглядит. Вот тогда Рогнеда и знакомилась с атрибутами, пытаясь найти то, что подходило под услышанное слово. А затем Герберт (Герберт, а не Рогнеда!) спрашивал, для чего эта вещица нужна. Рогнеде приходилось хорошенько подумать, чтобы найти ей правильное применение. Иногда то, что она предполагала, играючи, оказывалось верным, и в тот момент счастью Рогнеды не было предела. Тогда и на губах Герберта расцветала улыбка, и девушке казалось, что грозный маг ею гордится. Блаженное ощущение!
  Но сегодня ей не до уборки. Так - вытереть пыль, подмести пол. Нынче намного важнее подготовиться к празднику. Рогнеда любила деревенские праздники, но особенно те, что посвящались богам. Это костры, и танцы, и смех! А еще девушки обожали устраивать различные гадания, и Рогнеда с интересом участвовала в них, хотя прекрасно знала, что к настоящим предсказаниям они не имеют никакого отношения. Но как же это весело - притворяться, что тебе о магии почти ничегошеньки не известно, а завораживает она - страсть! И пока никто не заметил обмана.
  И откуда в ней эта любовь - притворяться? Конечно, магам следовало быть осторожными, и ей - в первую очередь, ведь с магами скорее мирятся, чем принимают их (попробуй разозли того, кто способен убить тебя, и ты даже не поймешь, как именно, но доверять такому индивиду ты точно не станешь). И все же, было ли дело только в необходимой скрытности, или же Рогнеда - врунья, каких только поискать?
  Нет, обо всем этом она подумает позже, ведь вечером состоится необычный праздник - на него пожалует сам Карающий Пес Его Величества. Герберт не любил появляться на праздниках, хотя Рогнеда его просила каждый раз. И ведь если бы дело заключалось только в нелюбви веселиться! Но девушка знала, что и с чувством юмора, и с умением хорошо проводить время у Герберта все отлично, только проявлять эти качества на публике он не желал. Наверное, боялся, что тогда люди и маги перестанут перед ним трепетать. Рогнеде казалось это странным: сама она скорее страшилась бы того, кто умел от души посмеяться. Ведь вся эта маска черствости сделала из Герберта некое существо, не имеющее ничего общего с родом человеческим, лишь пытающееся на него походить. И вполне ожидаемо, что ему неведомы ни сострадание, ни понимание, ни акт доброты, а значит, и надеяться не на что. Но если знать, что Герберт - такой же человек, как и другие, и чувство юмора у него не отдает желчью, а в смехе его слышится нечто доброе, то становится поистине жутко, на какие зверства оказывается способен человек, такой же, как твой сосед, или брат, или сын... Впрочем, самих зверств Рогнеда никогда не видела, да и убивал Герберт, похоже, не каждого, к кому наведывался, но слухи, разумеется, создали образ, в который, порой, верила она и сама.
  Герберт вернулся вечером: Рогнеда уже слышала доносящуюся с деревенской площади музыку.
  - Наверное, праздник в самом разгаре, - обеспокоенно предположила она, вскочив из кресла навстречу вошедшему.
  - Нет, только начинается, - с улыбкой отозвался он, подхватил ее и закружил. - Красивое платье.
  - Я его сшила, - гордо заметила она, но тут же уточнила, - правда, мне помогали. Но ткань выбрала я сама.
  - И ленты заплела сама? - спросил Герберт, раздеваясь и без вопросов наряжаясь в приготовленную ей одежду.
  - Надо же мне было чем-то заняться, пока тебя не было.
  - А если бы я вернулся раньше? - поинтересовался он, прищурившись.
  - Тогда помогал бы мне с лентами, - невозмутимо ответила Рогнеда.
  Заметив, что Герберт готов, она подбежала к нему и схватила за руку.
  - Идем же, идем! Если мы пропустим танцы, я на тебя обижусь. И не приготовлю завтрак!
  - О, только не смерть от голода! - притворно застонал тот. - Поспешим! Хотя... - выскочив из дома и выдернув за собой Рогнеду, он закрыл дверь и остановился. - Зачем спешить? Я же могу потребовать, чтобы музыканты сыграли одну-другую песню, даже если уже наступает рассвет. Сомневаюсь, что они откажут.
  - Но это будет уже совсем не то, - с серьезным видом осадила его девушка. - Подожди, я только лампы затушу, и идем.
  Рогнеда быстро пробежалась по комнатам, не оставив не единого огонька. Сердце ее восторженно билось. Неужели повезло, и у Герберта сегодня хорошее настроение? Верить в подобную удачу было очень боязно, но как же хотелось!
  
  ***
  В деревнях Итисбергу любили и чтили больше, чем других богов. Конечно же! Ведь именно она, согласно легенде, подарила людям первые колосья. И потому в честь нее устраивалось множество праздников. Самый главный - Урожайная Итисберга - проходил, когда все поля становились пустыми. Тогда целый день деревенские жители веселились, устраивали выступления и ярмарки, соседние деревни проводили шуточные состязания, а когда темнело, разжигались огромные костры, вокруг которых водили хороводы и танцевали. И все-таки в Урожайную Итисбергу рано ложились спать, чтобы хорошенько выспаться и начать новый жизненный цикл полными сил.
  Сегодня же, в самую короткую ночь в году, праздновалась Итисберга Полнокровная, шедшая рука об руку с Тиорлинт, ведь о каком продолжении рода может идти речь без любви? И пока детишки мирно спали в постелях, взрослые наслаждались жизнью, которой не могло бы быть без этих двух богинь.
  Костер уже вовсю горел, но музыканты еще не разыгрались, и потому Рогнеда потянула Герберта к специально приготовленным бревнам для тех, чьи ноги не поспевают за веселыми ритмами. Появление грозного мага поначалу смутило деревенских, но заметив, что тот настроен миролюбиво, все облегченно выдохнули и продолжили веселые беседы, исключив, пожалуй, шутки про короля. Хотя вряд ли сегодня кто-то затронет политику! Для этого есть другие праздники, на которых показываются шуточные представления про Реджинальда Первого и устраиваются соревнования в стишках, высмеивающих различных лордов. Но на такой праздник Рогнеда Герберта не приведет, только если в каком-нибудь гриме, способном изменить мужчину до неузнаваемости, ведь любопытно посмотреть-послушать все это, однако присутствие Карающего Пса заставит все рты закрыться на замок.
  - Огромный костер, - заметил Герберт, с легкой улыбкой глядя на огонь.
  - Ага-м, - кивнула Ронеда. - Крестьяне умеют делать костры. Заметь, что они его контролируют и не боятся сжечь деревню.
  - Вижу-вижу. А ведь они, со своим умением, вполне могут и город спалить.
  - Вероятно, - протянула девушка и тут же опомнилась: - Но ты же их за это не убьешь?
  - За то, что они уничтожат целый город или за одну возможность это сделать? - спросил Герберт с непроницаемым лицом.
  Рогнеда стукнула его и сделала вид, что обиделась. Ведь негодяй прекрасно понимает, что она имела в виду! И несмотря на это, вновь и вновь учит ее, как опасно задавать плохо сформулированные вопросы. Да-да, все на ее же благо, но как такое поведение раздражало! И нет, что бы поддерживать романтическую идею об особой связи, благодаря которой он понимает ее почти без слов. Хотя о чем она? Знала же, с кем связалась.
  - А вот ты где! - раздалось у нее за спиной радостное щебетание, переходящее в звонкий смех.
  Подоспели 'подружки' - деревенские девушки ее возраста, с которыми она общалась, изображая простушку.
  - Пойдешь танцевать, или?..
  Они не договорили, увидев, с кем именно пришла Рогнеда, тут же покраснели и постарались внятно извиниться и пообещать, что больше их не побеспокоят.
  - Идите, - величественно позволил Герберт, скрывая озорную улыбку. Девчонки вряд ли ее заметили, но от Рогнеды, хорошо знавшей этого прохвоста, ничего не утаить.
  - Не думай, что ты от меня избавился, - прошептала она ему на ухо, прильнув к нему на мгновение. Герберт, конечно же, ничего не ответил.
  Подружки, все как одна в новых, сшитых специально к празднику платьях, закружили Рогнеду и вывели ее в центр образующегося круга. Музыканты уже наигрывали залихватскую мелодию, придуманную специально для молодых девушек и парней, чтобы те могли покрасоваться друг перед другом и напомнить тем, кто постарше, о юности и чувствах, бушевавших в то время. Рогнеда отдавалась танцу, забыв обо всем. Ей не нужно было привлекать какого-либо парня, а потому она могла просто танцевать не думая, как же она при этом выглядит.
  Сначала девушки танцевали друг с другом, как и юноши - две отдельные группки, не приближающиеся и делающие вид, что не замечают вторую. Когда же следующая мелодия сменила первую, танцующие стали красоваться и пытаться перещеголять 'противника', и Рогнеде, уже вовлеченной в танец, приходилось помогать подружкам доказывать, что никакой парень не может танцевать лучше девушки. В этот момент она успела посчитать количество юношей и к своей печали поняла, что их ровно столько же, сколько и девушек. Хотя почему она печалится? Приди Рогнеда на праздник без своего мага, только радовалась бы возможности потанцевать с каким-нибудь симпатичным мальчишкой. Или можно не симпатичным, но не наступающим на ноги партнерши. В конце концов, это всего лишь праздник, и никто никаких обещаний не дает.
  И вот наступил черед третьей мелодии, так что парни просочились в девичий отряд, и каждый выбрал себе пару. Девушки, конечно, могли отказаться и позвать на танец другого из участвующих, но подружки были счастливы, словно оказались рядом с теми, о ком давно мечтали, а Рогнеде было все равно, так что она кивнула своему партнеру и начала кружиться вокруг него, ловя ритм, ставший чуть мелодичнее. Увлеченная, она прикрыла глаза, а когда открыла, не сразу им поверила. Где тот паренек и где остальные пары?
  - Кажется, правила утверждают, что, останавливаться во время танца нельзя, - прошептал Герберт, увлекая ее в центр площадки.
  - По правилам ты не должен был вмешиваться, пока не закончится танец, - шикнула на него Рогнеда, в тайне крайне довольная, что для некоторых правила - пустой звук.
  - Твой партнер не был против, - пожал плечами маг, не прекращая танец, и девушка подавилась смехом. Еще бы, был бы он против!
  Пока не сменилась мелодия, никто не осмеливался присоединяться к парочке, которую считали опасной. А может (Рогнеда была в этом уверена), они просто любовались, как грациозно движется тот, в ком видели лишь хладнокровного убийцу. Наверное, он напоминал им какое-нибудь хищное животное, способное в один момент лишить тебя жизни, но ты все равно любуешься, как под его шкурой перекатываются мышцы. Сама же девушка считала, что Герберт похож на сову. Правда, таким он виделся ей дома, сидящий в кресле с книгой - тогда он становился каким-то напыжившимся, вылитым комком перьев, а поскольку она наблюдала подобное в основном по вечерам, то понятно, что на ум приходила именно сова.
  Следующая песня разрешала танцевать уже всем желающим и, похоже, поняв, что парочке нет ни до кого дела, деревенские пустились в пляс. Теперь на площадке стало тесно, и Рогнеда подумала, что Герберт ускользнет - хорошего понемножку - но тот удивил ее снова и продолжил танцевать. Счастью Рогнеды не было предела.
  И только когда заиграла мелодия, переворачивающая душу, на площадке остались лишь влюбленные парочки, а Герберт все еще не сбежал и даже притянул к себе Рогнеду, та прижалась к нему и еле слышно вздохнула: что-то случилось во дворце и, возможно, сегодня последний счастливый вечер в их жизни. Она не стала задавать вопрос вслух, прекрасно зная, что Герберт не станет отвечать, не желая портить праздник. И правильно, ведь кто знает, когда они снова смогут вот так ловить мелодию и кружиться, существуя лишь в ней. Прогнав печальное предчувствие, Рогнеда снова отдалась танцу. Тем более что ей достался не просто симпатичный партнер, но еще и тот, кто не отдавливает ноги.
  
  ***
  - Ты пойдешь с нами гадать, или... - спросила Лантильт, многозначительно кивая на сидящего возле костра Герберта.
  Многие танцующие взяли перерыв, и Рогнеда решила угостить своего мага напитком, который варили исключительно на Полнокровную Итисбергу. Конечно, она знала его рецепт и могла приготовить в любое время, но в другие дни не будет хватать главного ингредиента - ощущения праздника. Напиток готовили пожилые крестьянки в стороне от костра и площади для танцев, и все остальные делали вид, что никому из них не известна тайна чудесного угощения. Разливали его в огромные кружки, которые Рогнеда как раз пыталась донести, не расплескав драгоценную жидкость.
  - Не думаю, что она захочет, - фыркнула Бальда, надменно скрестив руки на груди. Из всех девушек она единственная, кто смотрела на Рогнеду свысока. - Зачем ей гадать, если суженый ей хорошо известен?
  - А зачем гадать тебе? - вступилась за подругу Латильт, обняв ту за плечи. - Разве вы с Ринхо не дали друг другу священные клятвы?
  Бальда вспыхнула, и Рогнеда тут же опустила глаза, чтобы не засмеяться: вся история про клятвы в вечной любви и обещание пожениться, сделанные под старой ивой, являлись ничем иным, как мечтаниями Бальды. Девушки отлично это понимали и не вспоминали романтичную историю, но когда зазнавшаяся подруга забывается, нет ничего правильнее, чем вставить едкое словцо и указать ей свое место. Остальные девчонки захихикали, не сумев (или не захотев) притвориться, будто ни о чем не подозревают.
  - Рогнеда, солнца луч, идем с нами, - ласково попросила Лантильт. - Будет весело!
  - Хорошо-хорошо, - улыбнулась ей в ответ девушка. - Только отнесу ему напиток и предупрежу, что ушла с вами.
  - Но он не должен знать, где мы будем! - всполошились подружки.
  - Я сама не знаю, - рассмеялась в ответ Рогнеда, уже направившаяся к костру. Она повернулась к девушкам, продолжив идти спиной, и заверила их: - Так что он нам не помешает.
  Отвернувшись от подруг, она ускорила шаг. Какое гадание припасли озорницы на этот раз? Какое-то особенное, ведь сегодня и день Тиорлинт. Хотя редкая деревенская девушка не придумает причину, чтобы погадать на жениха. Рогнеда чуть не споткнулась и не пролила напиток, когда представила, что живет стремлениями деревенской девушки на самом деле, а не играет в них. Ужас! Можно ли всерьез желать лишь о том, чтобы выйти замуж и родить кучу детишек? Вот у городских женщин, кажется, с фантазией получше. Как же все-таки хорошо, что Рогнеда встретила Герберта и не стала такой, как милашка Лантильт или же высокомерная Бальда. Они, кажется, даже никогда не хотели побывать в городе. А что случится, если им рассказать, насколько огромен и сложен мир на самом деле, даже представить невозможно.
  - А я думал, что ты улизнула домой, - рассмеялся Герберт, когда Рогнеда села рядом с ним.
  - Ходил бы на праздники чаще, знал бы, что меня за уши с них не утащишь.
  - Что это? - настороженно спросил он, получив от девушки кружку.
  - Попробуй - узнаешь, - хитро улыбнулась та.
  Герберт с крайним подозрением заглянул внутрь.
  - Не бойся, я пила этот напиток, и ничего со мной не случилось. На вот, держи. - Рогнеда пихнула ему вторую кружку и быстро поднялась. - Пойду к подругам, можно?
  Мужчина кинул взгляд на стайку девушек, не спускавших с Рогнеды глаз, и кивнул.
  - Ты замечательный! - рассмеялась она, наклонилась и поцеловала мага в щеку. - Не скучай. И попробуй обязательно: это очень-очень вкусно!
  Девушки ждали Рогнеду с нескрываемым нетерпением, и как только она оказалась рядом, схватили ее за руки и потянули за собой. Вскоре она поняла, почему они так спешили: ради гадания они направились к реке и еще долго шли по ее течению.
  - Здесь, - распорядилась Бальда, оглядевшись, и принялась раздеваться.
  - А что это за гадание такое? - спросила Рогнеда, глядя, как и все остальные последовали ее примеру.
  - Девушки купаются нагишом, прося Тиорлинт указать их суженым дорогу к ним, - взялась рассказывать Лантильт. - Если твой парень тебя найдет, то значит, сама богиня считает вас идеальной парой.
  - А если вдруг не найдет? - поежилась Рогнеда. Она тоже начала раздеваться, хотя уже не так желала принять участие в происходящем.
  - Боишься, что твой колдун - не твой будущий муж? - усмехнулась Бальда.
  Лантильт шикнула на нее и погладила Рогнеду по волосам:
  - Не бойся, это всего лишь значит, что в этом году, возможно, вы не поженитесь. Но никто не мешает тебе, увидев знак Тиорлинт, сделать все, чтобы в следующий раз она оказалась куда благосклоннее.
  Некоторые девушки уже успели раздеться и забраться в реку, и Рогнеда поспешила сложить собственную одежду, придавив ее туфлями - очень не хотелось, чтобы поднявшийся ветер разметал все и унес чулки.
  - Украшение тоже сними, - заметила Бальда.
  - Но это его подарок, - покачала головой Рогнеда. - Вдруг он затеряется в траве? Не прощу себя за это.
  - Гадать нужно полностью голой, - непреклонно возразила та.
  - Да ладно тебе! - рассмеялась Лантильт. - Пусть будет. А если ее маг не придет, значит, Тиорлинт и правда не понравилось, что она не соблюдала все условия. Тогда на следующее гадание она его снимет. Так ведь, Рогнеда?
  - Ага, обещаю.
  Бальда лишь хмыкнула и направилась к реке.
  - Как думаешь, она намекнула Ринхо, где ее искать? - зашептала Лантильт, взяв Рогнеду за руку, когда и они пошли к воде.
  - Ты что, разве можно обманывать богов! - воскликнула та в ужасе.
  - Нет, конечно! - покачала девушка головой, но тут же вновь зашептала на ухо: - Но она так хочет за него замуж, что могла пойти на крайности.
  - Ей же хуже, - усмехнулась Рогнеда.
  Делая широкие гребки, она внимательно разглядывала плавающую в стороне Бальду. Люди боялись гнева богов и не решались играть с ними в игры. Кажется, даже маги, за редким исключением, не позволили бы себе дерзкого поведения со своими покровителями, но некоторые желания толкают на абсурдные поступки. Кто-то ради обладания мужчиной сделает все, чтобы гадание выдало нужный ответ, а кто-то станет участвовать в восстании против короля, прекрасно понимая, что шансов у него немного. Все это выглядит как-то странно, но как знать, вдруг и она однажды окажется той, про кого скажут: 'Никогда бы не подумал. Это же так глупо!' Наверное, если есть хоть маленькая надежда, что мечта исполнится, никакой поступок глупым считать нельзя.
  Рогнеда старалась плавать чуть в стороне, опасаясь задать вопрос: сколько же займет времени это гадание? Она не боялась, что появится Герберт (тем более, раз ей разрешили оставить амулет Тиорлинт, явно не узнав его). Прислушиваясь к каждому шороху, она мысленно просила, чтобы это оказался травоядный зверек или птица, которым нет дела до барахтающихся в воде людей. И чтобы не появились разбойники. Ведь если их найдут именно душегубы, что ей делать в таком случае? Она вполне могла использовать магию, чтобы спасти и себя, и девушек, но тогда ее секрет раскроют, и мирной жизни придет конец. Не для того Герберт учил ее столько времени притворяться и держал за стенами столицы. А если она нырнет и проплывет сначала под водой, потом в тени, чтобы выбежать на берег ближе к деревне, прибежать на праздник и позвать на помощь? То, что на ней не будет одежды, Рогнеду не пугало, но вот что сделают бандиты с подружками за то время, пока она станет искать помощь... Герберт, конечно, сказал бы, что второй вариант предпочтительнее, но сама она была решительно за третий: чтобы никакие разбойники не появились. Скорей бы явился Ринхо, все поздравили счастливицу и вернулись в деревню!
  А девчонки ни о чем опасном и не помышляли: они весело болтали (о парнях, конечно!) и делились своим опытом, которого на деле оказалось не так много. Кто-то позволил поцеловать себе шею, кто-то - потрогать грудь, и даже Бальда призналась, что они с Ринхо договорились до свадьбы не заходить слишком далеко. И тогда все внимание подружек сосредоточилось на Рогнеде. Та прошептала скромное: 'Да, у нас кое-что было' - и скрылась под водой. Не от смущения, а чтобы не рассмеяться. Эта часть легенды об их отношениях с Гербертом ее особенно веселила. Почему-то девушки, все, как одна, считали, что маг - неутомимый любовник, а потому хотели выпытать детали, но Рогнеда, верная своему образу, отвечала односложно или, наоборот, многозначительно, но без какой-либо конкретики. Ее смешила необходимость произносить слова вроде 'это', 'его штучка' и прочие заменители, которые должны использовать в своей речи скромные девушки, а потому приходилось часто нырять: от холодной воды стучали зубы, так что было уже не до смеха.
  Когда возле берега зашелестели кусты, Рогнеда резко прервала свой рассказ, набрала побольше воздуха и нырнула, готовая плыть к деревне за выручкой, но отчего-то вместо приглушенных слоем воды криков, она не услышала ничего. Неужели девушки настолько испугались, что потеряли голос? Постаравшись всплыть так, чтобы лишь глаза оказались над водой, она не сразу нашла нужный берег, а как только разглядела, что стало причиной тишины, чуть не пошла ко дну.
  Герберт?! Да как он узнал?
  Хотя ладно, он маг, так что найдет ее повсюду, как и любого другого мага, но зачем он пришел?
  Подружки вокруг начали шептаться, а Рогнеда поплыла к берегу. Как же они любят все эти сказки про простых девушек и принцев или магов! Но самое смешное в том, что на самом деле никто из них не захотел бы поменяться с Рогнедой местами. Мечтать - это одно, но действительно оказаться любовницей колдуна, к тому же одного из самых грозных - совсем другое. Они думали, что жить с таким опасно: разозлится из-за мелочи и убьет, а ты даже не заметишь, вот была - а уже нет. Поэтому они с такой жадностью слушали ее рассказы, а сейчас обсуждали, насколько сильна их любовь, раз он нашел ее на берегу реки, но только она уйдет подальше, как они начнут ее жалеть.
  Герберт ждал. А стоило ей призблизиться к нему, он снял с себя плащ и накинул ей на плечи. Рогнеда наклонилась, подняла свои вещи и пошла за ним. Мужчина приобнял ее за плечи, уводя подальше от подружек.
  - Тебе стало скучно? - спросила она, наконец, а затем огляделась: - Куда мы идем?
  - Поговорить, - ответил тот, направляясь подальше от деревни.
  Вскоре они оказались рядом с их телегой, отчего-то спрятанной в лесу. Предвестник дремал. Герберт разложил его попону на траве и протянул вторую Рогнеде, сам занялся костром.
  - Нас ждет война? - задала девушка вопрос, хотя подозревала, что знает на него ответ.
  - Надеюсь, что нет, - улыбнулся Герберт, усаживаясь рядом. - Но мне придется некоторое время жить во дворце. Справишься без меня?
  - А мне нельзя пожить с тобой?
  - Нет.
  - Разве не все знают про мое существование?
  - Знают. Наверное, даже и правда все. Но никто не знает, кто ты на самом деле. И я хочу, чтобы так длилось и дальше.
  - Но если я буду просто жить...
  - Нет. Тебе пора учиться.
  - Самостоятельно?
  - Ты знаешь, чьим адептом станешь?
  - Ага, я уже выбрала.
  - И это правильный выбор?
  Рогнеда не ответила, надулась. Снова он за свое! 'Нужно сначала понять, к чему у тебя предрасположенность, а уж потом связывать себя с одним из богов'. Но она уже решила, какой бог ей милей, и менять свое решение не собиралась.
  - Ладно, пусть будет так, - сдался наконец Герберт. - В таком случае тебе нужно подготовиться к ритуалу и в скором времени его провести. А как только пройдет ритуал, учиться использовать силы. В городе тебя быстро распознают, а тут, если кто и почувствует что, решит, что уловил магию старухи Идолинды.
  - Но разве у меня не будет свой собственный... 'след'?
  - Не все маги могут тут же определить, новый 'след' вспыхнул, или же старый. К тому же Идолинда действительно сильна, отчего даже моей магией в деревне почти не пахнет. Думаешь, мы поселились тут, потому что домик дешевый был и виды живописны?
  - А ты будешь приходить?
  - Конечно, но не слишком часто. Проверять, как идут твои дела, кто-то да должен. Но лучше будет, если ты станешь считать, будто я не вернусь с месяц или даже больше.
  - Дело не в бунтующих магах, ведь так?
  - Не в них. Но, надеюсь, я преувеличиваю, и все обойдется.
  Рогнеда почувствовала в его голосе, что он не надеется, а лишь хочет верить, но и то не может себе позволить. Вздохнув, она легла, поплотнее укутавшись в попону, и закрыла глаза. Конечно, Герберт сделает все, чтобы не началась война - ни гражданская, ни с другим государством. Будет ли он один, или есть еще разумные маги? Этого Рогнеда не знала. Уверена она была лишь в том, что сама должна стать магом, достаточно сильным, чтобы крестьяне могли беззаботно праздновать Полнокровную Итисбергу, а девушки без опаски гадать, купаясь нагишом в реке.
  
  
  Глава 2. Удар молнии
  
  - Нам следует приготовиться к завтрашней встрече, насколько это, конечно, возможно.
  - Завтрашней?
  Голос Герберта прозвучал негромко, но, без сомнения, Реджинальд Первый прекрасно расслышал вложенные в короткое слово интонации. Сам его обладатель в своих серых одеждах почти сливался с тенями в углу. Он не любил этот цвет, но о других пришлось забыть. Реджинальд полагал, что скромность придает могущественным магам особый шарм, а нравиться королю - всегда на руку.
  - Ваша разведка работает не слишком хорошо, - усмехнулся Герберт, когда реакции на прошлую реплику не последовало.
  - Лучшие были брошены на поиски мятежников, - невозмутимо отозвался король, неторопливо расхаживая вдоль рабочего стола.
  - И пока вы боролись с внутренними бесами, оказалось, что они могут также прийти извне.
  Реджинальд замер на месте, посмотрел на мага и коротко хохотнул.
  - Говоришь так, будто предупреждал меня о такой вероятности и не раз.
  - Я советовал вам ослабить охоту на магов, - не поведя бровью, ответил Герберт.
  Судя по последовавшему молчанию, правитель воспринял слова мага как укоризну. Реджинальд задумался - хороший знак. Еще совсем молодой для правителя, но вполне здравомыслящий. Впрочем, простые люди в тридцать с небольшим уже считаются зрелыми, в отличие от магов, которые в этом возрасте творят такое, что и подросткам не снилось. Жизнь магов значительно длиннее людской - боги не слишком любят быстро отпускать свои 'кормушки' - но мало кто из них доживает до седых волос, погибая раньше срока по множеству причин, большую часть из которых Герберт считал просто глупой.
  - Возможно, так и поступим, - наконец, согласился Реджинальд и снова посмотрел на своего мага. Выше и мощнее телосложением, нежели Герберт, он принадлежал к ряду королей-воителей, и все равно в его взгляде читалась осторожность. Он пытался просчитать собственные шаги наперед - скорее стратег, чем просто солдат, а значит, Герберт и другие сделали верный выбор. Есть шанс, что и этот эпизод истории, что творится прямо сейчас, будет выписан изящной рукой, а не грубо вырублен. Не для того же они изобрели бумагу, чтобы продолжать работать с камнем?
  - Для начала нам стоит понять причину появления гостей, - негромко произнес Герберт, продолжая сохранять расстояние между собой и королем. Даже несколько шагов позволяли не мешать физическому восприятию тех ступеней, что отвели друг другу собеседники в мысленной иерархии. И хотя самого Герберта такие мелочи не волновали, с Реджинальдом все могло обстоять не так. Их же отношения, по мнению мага, в данный момент являлись идеальными как для них самих, так и для Бреслингии в целом, чтобы позволить им хоть немного измениться.
  - Не та, которую они нам объявят, - улыбнулся Реджинальд, верно поняв слова Герберта.
  Тот остался в ответ неподвижен, не считая нужным как-либо подтвердить догадку правителя. Вместо этого он спросил:
  - Каким образом им удалось пересечь границу и остаться неузнанными?
  - Сказались торговцами, - презрительно поморщился Реджинальд. Стало ясно, что жизненный путь служащих на заставе, где среди обычных купцов не узнали высокопоставленных особ, уже окончен.
  На этот раз Герберт кивнул, подтверждая необходимость понять, что именно заставило Осбрун так поступить. Совершенно не обязательно обладать интуицией мага, чтобы ощущать - дружеским чаепитием завтрашний день не закончится.
  - Если они заговорят о новых торговых отношениях, мне придется постараться, чтобы не рассмеяться им в лицо, - поглаживая свою острую короткую бородку, признался Реджинальд.
  - А если попросят защиты от Мирны, то состроить самое сочувственное выражение, на какое вы только способны, - добавил Герберт и чуть улыбнулся. Король улыбнулся в ответ.
  - В этом случае мне тоже придется сдерживать смех.
  Реакцию Реджинальда можно было понять, в отличие от, пожалуй, нахмуренных бровей Герберта, потому тот пояснил:
  - Любая попытка втянуть Бреслингию в военные действия должна настораживать, Ваше Величество. Даже если выдуман настолько смехотворный предлог.
  Король подошел к столу и постучал пальцем, рассматривая разложенную на его поверхности карту. Герберту не нужно было приближаться, чтобы понимать, чем именно сейчас занята голова его правителя. Карта, на которой поместились три государства: Бреслингия, Осбрун и Мирна, не особо давно являлась картой одной империи, Кьерры. Конечно, за несколько веков не только пролегли границы и карта окрасилась в три разных цвета: появились новые города, разрушились старые, поменялись административные, торговые и культурные центры - однако Герберт был почти полностью уверен, что сейчас перед взором Реджинальда лежала та карта, которой пользовался его предок. Она еще сохранилась и теперь висела на стене в королевской спальне, напоминая о прошлом могуществе, но уже не могла служить по назначению. И только в мыслях Реджинальда она отлично совмещалась с современной. Не нужно быть провидцем, чтобы предположить, что точно такие же карты имели в своих головах правитель Осбруна Эдерн Третий и королева Мирны Стерен Ясноокая. Каждый из них имел основание считать, что именно под его руководством должна возродиться империя Кьерра, и лелеял мечту, что не передаст эту великую миссию потомкам, а добьется желаемого сам, но вряд ли кто-то из них думал, что двое других не согласятся с поставленными условиями, а значит, будет война, жестокая, кровопролитная, и даже если в ее конце три государства снова станут едиными, до величия Кьерры им будет очень и очень далеко.
  - Бреслингия еще не полностью отошла от переворота, - попытался напомнить Герберт, но Реджинальд лишь поморщился, как от укуса жука. - И ваша охота на магов...
  -- Мы должны постараться избежать войны, - с ухмылкой отозвался правитель, но по его голосу было понятно, что соглашается он нехотя. - И все же... Если не получится, если война все-таки случится... Наша победа... - он с надеждой посмотрел на Герберта.
  - ... полностью зависит от лояльности магов, - закончил тот за него и спокойно добавил: - Ваша фигура, конечно, в несколько крат приятнее фигуры Идфреда Усопшего, но вы все равно далеки от богов. Чем ближе вы к богам, тем выше у вас шанс встретить старость на троне.
  - Однако никому из смертных не дано сравниться с богами.
  - Смотря что брать за объект сравнения, - многозначительно отозвался Герберт и чуть улыбнулся.
  Глаза Реджинальда Первого блеснули. Верно ли он понял намек мага, станет ясно очень скоро. Даже пугающе скоро. Герберт, надеявшийся, что мир в Бреслингии продлится еще пару десятилетий, передернул плечами, стараясь отогнать засевшее внутри плохое предчувствие.
  - Видимо, это все, что ты можешь на данный момент сказать, - заметил спустя несколько молчаливых минут король.
  - Пока я не видел посланцев Осбруна и не слышал их речей - да, это все. Первая встреча может расставить все по своим местам, и стоит проявить предельную осторожность, чтобы не ввязаться в игру прежде, чем поймем, какую именно партию перед нами разложили.
  - Думаю, устроить бал, будет самое то? - скорее спросил, чем высказал свое решение Реджинальд.
  Герберт уклончиво качнул головой.
  - Или пусть встреча будет официальной, - продолжил размышлять вслух правитель, внимательно следя за выражением лица мага. - Мы притворимся, что не готовы к приезду высоких гостей, поскольку никаких официальных известий не получали. Конечно, мы проявим особое радушие, отведем гостям комнаты, по случайному стечению обстоятельств, оказавшиеся готовыми принять новых жителей. Бал можно устроить позже, потому что...
  - На балу слишком много людей, и проследить за всей делегацией будет очень сложно. Если, конечно, вам хочется получить мое мнение об истинных причинах появления незванцев. Иначе мое мнение можно будет принять лишь отчасти. Точно так же, как и мнение любого из ваших советников.
  - А еще устроить бал, по своему уровню в полной мере соответствующий этому дворцу, за сутки практически невозможно.
  - Вот тут вы прибедняетесь, - не сдержал широкой улыбки Герберт.
  - Что? Недостаточно правдоподобно прозвучало? Придется потренироваться в изображении бедного правителя, который только-только начал поднимать страну на ноги.
  - В таком случае наших гостей придется везти по улицам столицы с завязанными глазами. Да и здесь не снимать повязки.
  - А, напускной шик, устроенный аристократами, - отмахнулся Реджинальд. - Интересно, как много они успели увидеть за время своего путешествия.
  - Не Брачку, а это самое главное, - продолжил улыбаться Герберт.
  - Жемчужина надежно закрыта от чужих глаз. Хотя слухи о наших портах должны были дойти до Эдерна.
  - Слухи тем и хороши, что их можно приуменьшить или полностью опровергнуть.
  - Порой жалею, что король не может быть чьим-либо адептом и в равной мере должен отдавать свою веру всем богам верхнего пантеона. Как бы мне пригодился дар Салистины, которым ты владеешь в совершенстве.
  - Совершенство свойственно лишь богам, - возразил Герберт.
  - Однако в ближайшие дни тебе, как и мне, придется к ним приблизиться.
  Герберт приложил все усилия, чтобы остаться хладнокровным, невзирая на слова Реджинальда, пусть даже тот в данный момент мерил шагами комнату, повернувшись к магу спиной, и не мог видеть его лица.
  - Ладно, иди. Мне нужно подобрать множество слов, чтобы звучать правдиво. А тебе - поговорить с магами и аристократами, которые захотят заявиться на завтрашнюю встречу. Вдруг кто-то из них поверит моей игре и решит, что их король слишком слаб, чтобы продолжать ему подчиняться?
  - Будет странно, если подобное придет им в голову. И все же стоит их предупредить, чтобы их картина мира не разнилась с вашей.
  Герберт поклонился и вышел. Прежде, чем приступить к выполнению приказа правителя, он быстрым шагом направился в свою комнату. Ему нужен час, всего лишь час - побыть собой, чтобы затем снова надеть ставшую для всех привычной маску. Когда-нибудь они увидят его настоящее лицо - вечно изображать другого не получится даже у богов - но Герберт постарается сделать так, чтобы это случилось, когда ему будет уже все равно. Наверное, пустить все на самотек и дать свершиться тому, о чем кричит предчувствие в его голове, - самое подходящее в его положении. Но он не мог. Потому что хранить Бреслингию стало для него чуть ли не клятвой тому, кто ушел и уже не вернется. Живому можно сказать: 'Прости, так получилось. Я не смог', - и попытаться найти новое решение, не поворачивающее все вспять, но исправляющее ошибку. С мертвыми так не поступишь - мертвые глухи к словам живых, но они отлично помнят, что им обещали перед смертью.
  
  ***
  Уговорить высокопоставленных представителей знати и могущественных магов притвориться, будто Бреслингия не настолько богата, как могло бы показаться на первый взгляд, оказалось довольно просто: каждый из них любил и умел прибедняться. Проблема возникла при попытке отобрать из них определенное число лиц, которые встретят гостей. Пропускать подобное мероприятие никто не желал. Впрочем, их возмущение вполне можно было бы понять, тем более многие из них начали возражать против желания Реджинальда Первого сделать вид, будто к встрече они не готовы. Они называли подобное абсурдом и полагали, что всем им следует появиться в тронном зале, когда прибудут посланники Эдерна Третьего.
  Герберта такое поведение раздражало: любой намек на неповиновение даже в мелочах, а особенно обвинение правителя в принятии глупых решений, звучало тревожным колоколом и обещало скорую попытку переворота. Даже если им ничего не удастся, смута есть смута, она расходует казну, человеческие жизни и нервы тех, кто так старательно строил новый мир. Слушая очередного графа или барона, презрительно фыркающего на переданные слова короля, Герберт думал, а не нашептывает тому дерзкие слова какой-нибудь бес, проказник, эфемерный слуга одного из богов? Конечно, видеть во всем происки богов - слишком смахивает на одержимость, и может, его собственные подозрения внушил ему какой-то бес, но отделаться от прицепившейся мысли мужчина не мог.
  В конце концов, Реджинальд просто составил список тех, кого хочет видеть рядом с собой на первой встрече с Осбруном, причем сократив изначальное число 'десять' до семи. Как ни странно, но Герберт признал разумным выбор кандидатур: те отличались наблюдательностью, умом, а главное, лояльностью. Только двое из них не совсем вписывались в представление мужчины об идеальном наблюдателе, но они обладали другими важными качествами - влиянием и повысившимся градусом недовольства. Если уж и умасливать кого, так лорда Кертона и лорда Малли - род первого у своих корней имел связь с нынешним правителем Осбруна, а второй был близок к Идфреду Усопшему и по слухам знал, где проживает бастард прежнего короля. Ни Герберт, ни другие маги, участвовавшие в мятеже, не представлялил, насколько разговоры далеки от истины, но рисковать не хотелось.
  Незванцы должны были появиться после обеда, но задолго до ужина. Реджинальд полагал, что оставлять уставших с пути важных гостей без еды - крайне скверно, а кормить, не составив при этом компанию, - нелепо, и потому семь избранных голодали, сидя в королевском кабинете.
  Реджинальд старался поддержать непринужденные разговоры, но все находились в напряженном ожидании и потому не могли отвлечься на беседы с королем. Герберт почти все время молчал - в этой компании его общество скорее терпели из необходимости, чем действительно ценили. Впрочем, присутствующие были достаточно умны, чтобы его опасаться, а этого - более чем достаточно. К тому же их отношение позволяло спокойно наблюдать за ними. Сам бы Герберт предпочел совсем иную компанию, но приходилось довольствоваться лишь заклинанием Себальда и полагаться только на себя.
  - А вас действительно не обмануть?
  Герберт оторвался от своих размышлений и посмотрел на присевшую рядом баронессу Рроу. Ей было тридцать с небольшим и своего супруга она потеряла еще в смутное время, унаследовав его титул и земли, но ни пережитое горе, ни навалившиеся следом обязанности не состарили ее - наоборот, миледи Рроу выглядела достаточно эффектно, чтобы найти себе нового мужа, однако пока ей было выгоднее оставаться верной своему королю, что Реджинальд высоко ценил. Многие злые языки пытались убедить всех и вся, что верность баронессы не только душевная, но и телесная, причем слухи, как ни странно, только шли на пользу репутации этой женщины среди приближенных, вызывая досаду у завистников. И хотя Герберту было хорошо известно, что Его Величество никогда не воспринимал миледи Рроу как женщину, а не просто достаточно умного и смекалистого представителя знати, не только не растратившего наследство понапрасну, но и приумножающего его с каждым годом, он и сам ловил себя на мысли, что временами данная особа невероятно похожа на фаворитку, причем не слишком блещущую умом. Мадалинда Рроу. Сколько тайн она могла столь искусно скрыть? И не прятала ли она самую заветную, о которой умные люди никому не признаются, по крайней мере, на территории Бреслингии?
  - Можете проверить, если хотите, - ответил Герберт и слегка улыбнулся. Баронесса сделала глубокий вдох, отчего ее грудь приподнялась, будто хозяйка пыталась тем самым привлечь к ней свое внимание. Слухи, будто миледи Рроу без ума от магов, все-таки имели под собой почву, в чем Герберт в данную минуту имел возможность убедиться.
  - Хорошо, - отозвалась дама, повела плечами и выпрямилась. - Я могу, например, назвать несколько фактов о себе, а вы скажите, где я была откровенна, а где выдумала.
  Она даже не спрашивала - утверждала, подчеркивая, на какой ступени социальной лестницы находится она, а на какой - безродный маг, не имеющий собственных земель. Герберт улыбнулся шире, не став ее убеждать в обратном, а заодно оставив при себе замечание, что ответ о лживости некоторых фактов он может получить и без магических способностей, используя знаний и наблюдения.
  Но миледи так и не успела ничего произнести - вошел секретарь Его Величества и объявил:
  - Его Высочество Оэдмаль Осбрунский.
  Вошедшему принцу, похоже, не было и двадцати, и хотя он старался держать спину прямо, плечи расправленными, а подбородок высоко поднятым, в его взгляде сквозила некая неуверенность, и он даже не сразу сумел разобрать, кто из присутствующих является правителем Бреслингии.
  Совсем иное впечатление производила его свита. Молодая женщина, на вид ровесница Реджинальда, обладала не только властным, слегка высокомерным взглядом, но и явно принадлежала к магам, причем истинным. Даже платье, скромно прикрывающее шею и плечи и прижимающее грудь, не могло скрыть ее выдающихся размеров, как и юбка, уходящая в пол, вроде бы не подчеркивающая бедра, лишь усиливала подозрения Герберта о ее формах. Интересно, она откровенно признавалась, что служит Мейо, или же притворялась, что поклоняется Итисберге? Второму спутнику Оэдмаля было, похоже, лет сорок, но он явно следил за своей внешностью, что, однако, не отменяло холодный расчетливый ум, о котором свидетельствовали слегка прищуренные глаза и легкая ухмылка. Мужчина, довольный собой не без основания, обвел присутствующих взглядом и на какое-то время задержал внимание на Герберте, изучая возможного противника. Другие приближенные к королю ему показались менее интересными. Хорошо. Без пристального внимания им будет проще изучать гостей.
  С Оэдмалем пришел еще один человек, который отчего-то замялся и поначалу держался позади остальных, и Герберту не удавалось рассмотреть его. Наиболее опасный из помощников принца или только пытается создать такое впечатление?
  - Ваше Величество, - заговорил Оэдмаль, поклонившись, слишком звонким от волнения голосом. Откашлявшись, он продолжил, постаравшись вложить в интонацию немного надменности. - Не передать словами, как мне приятно посетить Фесту и своими глазами увидеть город, о котором я так много слышал. И это честь для меня - предстать пред вами со своими скромными спутниками. Лорд Хелок Торвальд, некогда бывший советником моего брата... Его Величества Эдерна Третьего, теперь являющийся моим духовным наставником. Великолепная Привела - отрада моих глаз, - тут он смутился и несколько покраснел, в то время, как дама самодовольно улыбнулась. Принц снова откашлялся и продолжил: - И мой верный друг Мель.
  Герберту показалось, что из комнаты исчез весь воздух. 'Мель' - имя, которое вполне может быть распространенным, особенно в Осбруне, и потому его было бы недостаточно, чтобы смутить Герберта, однако стоило принцу произнести его, как третий человек вышел из-за спин остальных.
  Он был все таким же: высоким, жилистым, с открытым лицом мальчишки, на котором и сейчас сияла обаятельная улыбка, а темно-карие глаза бесхитростно смотрели на окружающих. Он сменил прическу, отрастив темно-русые волосы и забрав их в хвост, не позволяя ни одной пряди скрывать его лицо. Герберту казалось, что короткие, несколько взъерошенные волосы шли ему больше, но нынешний образ вызывал доверие и делал молодого мужчину несколько взрослее. Единственное, что не мог вспомнить во внешности Меля Герберт, - веснушки, теперь украшающие его нос и щеки. А значит, парень связался с Рыжей Салли. Но как такое могло быть? Ведь Мель не был магом, хотя и симпатизировал им. В его роду не имелось ни одного мага, даже самого слабого. Тогда откуда эти признаки адепта Салистины?
  Нет, стоп. Не это важно. Намного важнее понять, как Мель вообще может сейчас стоять перед ними? Умершие очень редко возвращаются к живым, и Герберт ни разу не слышал о вставших из могил. Но Мель не просто умер на его руках, Герберт самолично похоронил его. Так откуда?..
  - Лорд Герберт, надеюсь, на вас так действует не обаяние миледи Привелы, - шутливо прошептала Мадалинда Рроу, ткнув мужчину локтем. - Насколько я поняла, она - невеста принца. Война, развязанная из-за женщины, мне кажется наиболее пошлой.
  - Отчего же? - попытался отвлечься от собственных мыслей и ощущений Герберт и с трудом перевел взгляд с Меля на собеседницу.
  - Потому что женщины созданы для созидания, а не разрушения, - очаровательно улыбнулась она. - И они либо создают что-то сами, либо вдохновляют на это мужчин. Впрочем, второе можно считать частным проявлением первого, ведь появление художника и поэта остается на совести его музы, а значит, именно она творит этих мужчин.
  - Из-за чего же должны случаться войны, миледи? - поинтересовался Герберт.
  - Лучшие из них - из-за идеи. Вполне заурядные - из-за ресурсов. Пошлые - из-за женщин или иного желания отомстить. Надеюсь, нам следует предотвратить вполне заурядную войну. Не хочется разочаровываться в Эдерне Третьем, которого я даже не видела.
  Тем временем у Реджинальда и его гостей завязалась любезная беседа, которую, впрочем, король не пожелал развивать, предложив под радостные выдохи своих вельмож перенести разговор в столовую, где, наверняка, уже готов обед. Гости оказались достаточно голодны, чтобы тут же согласиться.
  - Если вы сядете рядом со мной, - загадочным шепотом произнесла баронесса Рроу, - мы сможем вернуться к нашей игре.
  - Мне казалось, что места за столом определяет Его Величество, - напомнил Герберт с улыбкой.
  Дама посмотрела на него оценивающим взглядом, хмыкнула и отвернулась, будто тем самым хотела сказать: 'Надеюсь, вы не воспользуетесь своей привилегией и не выберет место, подальше от меня, как последний трус'. Ей не о чем было волноваться - если Герберт и поступит так, поддавшись страху, то только для того, чтобы оказаться на противоположном конце стола от Меля. И в то же время он не мог себе врать и не признавать, с какой силой желает уйти с навязанного обеда и уединиться где-нибудь с Мелем. Сможет ли он получить ответы на свои вопросы, или же тот совершенно не помнит прошлого? Пытаясь не хмуриться, Герберт старался отделаться от навязчивой мысли, что Мель появился здесь не просто так. Без помощи богов Мель не мог оказаться среди живых, но кто именно из них приложил к случившемуся руку и зачем - оставалось серьезным вопросом. Как и причина появления Меля в Бреслингии. Он здесь из-за предполагаемой войны или же из-за Герберта? Чушь, полная чушь. Мания. А ведь Герберт только недавно ловил себя на мысли, что перестал оборачиваться на каждый шорох куста и присматриваться к любой тени, пытаясь разглядеть там образ одного из богов. Столько времени ушло, чтобы снова начать спокойно жить, и вот, в одночасье, он вернулся в свое прошлое, в худший из его моментов.
  Мель шел впереди, о чем-то беседуя с лордом Нирранной, и Герберту оставалось только сжимать кулаки и скрежетать зубами. Такого сильного волнения он не испытывал слишком давно, чтобы суметь тут же совладать с ним и очистить голову. Как хорошо, что заклинание позволит запомнить все услышанное, даже если он сам будет мысленно в другом месте.
  Вторым ударом для Герберта стал выбор Реджинальда, решившего, что его личный маг должен сидеть на другом конце стола. Рядом с Мелем. Мужчине потребовалось приложить много усилий, чтобы хоть некоторое время не думать, что король так поступил специально. Герберт понимал, что тот ни о чем не мог знать (если, конечно, ему не нашептали боги), но навязчивые идеи кормились любыми намеками и росли с невероятной скоростью.
  - Выходит, нам придется отложить нашу игру на потом, - заметила баронесса Рроу, сидящая с другой стороны от Меля.
  - Что за игра? - живо поинтересовался тот, глядя то на очаровательную соседку, то на Герберта.
  - Одна небольшая забава, - рассмеялась Мадалинда Рроу. - Лорд Герберт согласился выслушать факты обо мне и сказать, какие из них правдивы, а какие выдуманы.
  - Лорд Герберт настолько чуток ко лжи? - улыбнулся Мель и посмотрел долгим взглядом на мужчину.
  Герберт не отворачивался, хотя тонул в темных глазах и опускался все ниже, в глубины воспоминаний. Калейдоскоп образов и звуков в его голове. Кошмар, вышедший за пределы мира снов и догнавший его во время бодрствования.
  Его спас звонкий смех миледи Привилы, доносящийся с противоположной стороны стола - лорд Сойсо обладал отличным чувством юмора, что и оценила по достоинству гостья. И она не только вырвала Герберта из мыслей о прошлом, но и напомнила, с какой целью он вообще пришел в этот зал. Мель был лишь одним из спутников Его Высочества Оэдмаля Осбрунского, но даже если сосредоточить внимание лишь на нем, оставив остальных другим наблюдающим, Герберту предстоит ответить не на вопрос, как тот смог остаться в живых, а какую цель преследует, прибыв в Фесту.
  Миледи Рроу тем временем успела ответить Мелю, сообщив, что перед ним - маг и именно его магические способности они хотели проверить.
  - Действительно маг? - переспросил Мель и окинул Герберта оценивающим взглядом. Тот чуть улыбнулся - Мель искал признаки адепта кого-либо из богов, но так и не смог найти. Интересно, попросит ли он потрогать ладони или, для полного удовлетворения, раздеться и показать шрам?
  Герберт мысленно радовался: Мель не признал в нем мага, а значит, он не представляет, кто именно перед ним. Даже если боги и отправили Меля на его поиски, их слуга не представляет, кого именно должен привести своим господам. Надеяться, что он будет разыскивать того паренька, которого когда-то знал, - слишком странно, но Герберт не представлял, от чего тот вообще может отталкиваться. В любом случае, Мель не пришел именно за ним. И даже если боги действительно хотят втянуть Реджинальда в войну, с этим намного легче разобраться, если знаешь, что ты все еще неприкосновенен.
  - Да, он адепт Салистины, - беззастенчиво сообщила Мадалинда. - Я видела ее портрет, и если она действительно выглядит так, как ее изобразил художник, буду откровенна, она мне нравится гораздо больше Тиорлинт. Хотя она и не столь миловидна, но в ее глазах есть особый огонь, который наверняка действует на мужчин. У лорда Герберта я тоже видела такой взгляд, хотя чаще всего он старается его скрыть.
  - А что вы скажете про меня? - поинтересовался Мель, снова повернувшись к даме. - Я ведь тоже ее адепт.
  Герберт склонился над тарелкой, стараясь не хмуриться. Вот и подтверждение его мыслей. И хотя не ясно, откуда у Меля взялись магические способности, только услышав имя богини из его уст, Герберт почувствовал прилив тошноты. Салистина и сама по себе - опасный противник, но куда серьезнее те, кто стоят за ней. О них Герберт не хотел ничего слышать, но теперь, искоса посмотрев на Меля, он задумался, не говорит ли с ним кое-кто другой устами Рыжей Салли. Или, возможно, Мель - истинный маг, прекрасно скрывающий это... Герберт чуть слышно усмехнулся: в его представлении Мель не мог быть даже обычным магом, а теперь он опасается, что тот сумел дойти до истинного. Не слишком ли быстро?
  Отхватив комплимент в свой адрес, Мель вновь посмотрел на Герберта.
  - В таком случае, почему у вас нет соответствующих знаков? - спросил он, глядя мужчине в глаза, но сам Герберт ответить не успел:
  - Если вы о веснушках, то он наверняка пользуется пудрой, - рассмеялась миледи Рроу.
  - Но зачем? - искренне удивился Мель и снова посмотрел на нее.
  - Причин может быть много, но, думаю, самая главная в том, что они ему не идут. Ну вот представьте на его лице веснушки! Он бы выглядел невероятно глупо. В вашем же случае кажется, будто они у вас с рождения. Даже не могу мысленно убрать их и представить, каким бы вы тогда были.
  Герберт мог. Герберт прекрасно мог, и будь его воля, он стер бы ненавистные веснушки с щек Меля. Но у него не имелось ни возможности, ни даже права.
  Общительность миледи Рроу сыграла Герберту на руку: та вовлекла гостя в свою забаву и почти не приставала к Герберту, позволяя тому спокойно слушать и наблюдать. Все присутствующие за столом вели беззаботные беседы, аккуратно обходя вопросы политики. Похоже, обе стороны прощупывали друг друга прежде, чем нанести удар. И все же, стараясь внимательно наблюдать за всеми гостями, Герберт пытался понять, сидит ли рядом с ним хорошо ему знакомый человек или же он изменился. Пожалуй, если второе и имело место быть, то явно не во всех аспектах: Герберт еле сдерживался, чтобы не заскрипеть зубами, когда проскальзывали до боли знакомые черты характера Меля. В итоге, когда обед все-таки подошел к окончанию, мужчина вздохнул с облегчением: ему требовался хотя бы час одиночества, чтобы привести в порядки мысли и расшатанные чувства, и он надеялся, что сможет вытребовать его у Реджинальда. 'Обдумать все услышанное и составить первый отчет', - прекрасное объяснение.
  - Лорд Герберт, вы сейчас будете заняты?
  В ответ он посмотрел на Меля долгим взглядом - тот не спешил к своему другу принцу Оэдмалю, что уже само по себе вызывало подозрение. К тому же они только что прибыли, проделав непростой путь, так что до вечера должны были устраиваться в отведенных им комнатах и отдыхать.
  - У меня есть некоторые дела, - произнес, наконец, Герберт, когда понял, что Мель не уйдет без ответа.
  - Которые нельзя отложить?
  - Сейчас вас проводят в вашу комнату, - напомнил ему Герберт холодным тоном. - А вечером состоятся танцы в честь Его Высочества.
  - О, вы занимаетесь их подготовкой?
  Герберт не смог удержаться от легкой улыбки - настойчивость Меля осталась при нем. И хотя сейчас она могла обратиться в настоящие проблемы, приятно было заметить в нем одно их тех качеств, которые Герберт считал лучшими.
  - Нет, меня к этому процессу вряд ли бы подпустили. Но вам стоило бы отдохнуть перед столь шумным мероприятием.
  - Чепуха, лорд Герберт! Я разве похож на старика? Да и небольшая прогулка по Фесте мне не повредит. Вы можете показать мне мою комнату, а потом и город. Конечно, не весь, но какую-нибудь интересную его часть.
  Слышать подобное было странно: Мель родился в Фесте и знал столицу очень хорошо. В мыслях сразу же всплыли тайные проходы и секретные места, которые тот показал Герберту. И хотя тогда он отшучивался и говорил, что 'убежища' для него давно перестали быть важными, Герберт слышал легкую дрожь в его голосе. Мог ли тот Мель, что стоял сейчас перед ним, все это забыть? И забыл ли он в таком случае, при каких обстоятельствах видел Герберта в последний раз?
  Снова запахло свежевырытой землей, и мужчина поморщился. В тот день он сначала подумал, что лучшим решением станет сжечь тело, но как только представил, как языки пламени обнимают Меля, слишком сильно задрожали руки, и он понял, что не сможет с ним так поступить. Верил ли он в тот момент в возможное воскрешение, надеялся ли на чудо, - он не помнил. А теперь, когда чудо случилось, не знал, как с ним распорядиться.
  - Увы, я не знаю, где ваша комната. За это отвечаю тоже не я.
  - Мне даже становится любопытно, что находится под вашим надзором, - миролюбиво улыбнулся Мель, на что Герберт мысленно ответил, что тот будет не рад, когда узнает. - Может, в таком случае через час, у входа во дворец? - предложил после минутного раздумья гость из прошлого. - Вам хватит этого времени на завершение дел?
  - Вполне. Если ваши спутники не будут против вашего отсутствия. Впрочем, они могут к нам присоединиться.
  - Непременно предложу им.
  
  
  
  
  Глава 3. Возьми ее левую руку
  
  Рогнеда набрала в легкие побольше воздуха, закрыла глаза и погрузилась в воду. В запруде не ощущалось движения воды и ее спокойствие передавалось Рогнеде, немного унимая дрожь. Вновь вынырнув, она запрокинула голову и посмотрела на яркую россыпь звезд. Что бы там ни говорил Герберт (а его голос снова и снова звучал в ее голове, стоило подумать об обряде), она знает имя богини, к которой будет взывать, ища знания. Вертерун. Ночная госпожа. Высокая красавица, похожая не свет звезды или же сотканная из самих звезд. Прекрасная и таинственная, как эта ночь.
  Правда, Герберту об этом знать точно не стоило. Наверняка, услышав, кого Рогнеда выбрала своей госпожой, он отругает ее, язвительно спросив, для чего же он рассказывал об Истинных. Рогнеда не раз прокручивала в своей голове сцену признания, и Герберт всегда реагировал одинаково: и когда она сообщала о своем решении до ритуала, и уже после него. Впрочем, одно маленькое различие было: если Рогнеда представляла, как назовет Герберту имя полюбившейся богини до того, как даст ей свою клятву, великий маг начинал запрещать ей совершать ритуал и навязывал Гаспальда. Рогнеда, разумеется, кричала на него, запрещая обращаться с собой, как со служанкой, не имеющей собственной воли, они сильно ругались, а затем Герберт уходил, заявляя, что знать вздорную девицу не хочет. И хлопал дверью. В реальности Герберт никогда дверью не хлопал, а потому Рогнеда считала этот жест самым печальным знаком из возможных. Если же Рогнеда фантазировала, как она признается Герберту в уже свершенном ритуале, все повторялось, за исключением попыток вразумить глупую девчонку и подсунуть ее Гаспальда. Дверь хлопалась в любом случае.
  А не сказать было никак нельзя.
  Рогнеда снова погрузилась под воду. В чем-то Герберт был прав и Гаспальд ей действительно ближе. Или, по крайней мере, Селиуб.
  В последние месяцы ей часто снился сон, в котором она - та самая девчушка, убегающая из охваченной огнем деревни, замирающая недалеко от дороги и опасливо оглядывающаяся. В ее ушах все так же стоит отзвук прежде знакомых, но таких не узнаваемых из-за слышимой в них боли голосов. Люди кричат, сгорая заживо, а она ничем не может им помочь. Растирая по лицу копоть, она всхлипывает и понимает, что рядом кто-то есть. Она оглядывается... Нет, она не видит повозку, запряженную осликом, не видит протягивающего ей руку мужчину (в тот момент она посчитала его старым, старше своего отца, воспоминание о чем вызывает теперь улыбку). Вместо него она видит мальчика примерно ее возраста. Мальчик мягко улыбается ей и протягивает руку. Она неуверенно берется за нее и вздрагивает от того, насколько влажная его ладонь, а мальчик улыбается чуть шире и кивает.
  Описание мальчика совпадало с описанием Селиуба и получалось, что в тот момент он поделился с ней своим первым знанием, причем совсем не простым - видимо, из-за него Герберт постоянно повторял, что она способна на очень многое. И все-таки Рогнеда не могла вспомнить, случилась ли эта встреча на самом деле, или же из-за постоянных просьб Герберта почувствовать себя, свою предрасположенность к определенному богу, она придумала для себя объяснение, почему им должен стать Селиуб.
  И все равно, несмотря на повторяющиеся сны и те знания, которые она могла получить от юного бога воды или того, кто стоял в тени за его спиной, Рогнеда сознательно выбирала совсем другой путь. Во-первых, она была уверена, что сразу обращаться к Истинному - слишком дерзко. Да, ей повезло с наставником и тот раскрыл ей все карты, но как-то со слов Герберта выходило все очень просто, и она не могла взять в толк, откуда сам он все узнал. Может, от наставников, но складывалось впечатление, что знания Герберт получил самостоятельно, и потому Рогнеда желала повторить его путь. Если она хочет стать действительно сильным магом, то должна понять суть мира без подсказок со стороны. А во-вторых, ей всегда казалось, что знания, полученные от Вертерун, будут ей намного полезнее, ведь тогда она сможет заглядывать в будущее и видеть истинное прошлое, что, разумеется, пригодится при разговоре с мятежниками, пытающимися изобразить из себя верных слуг короля. К тому же адепты госпожи ночи умеют скрываться, как никто другой, а разве не этим она последнее время занимается? Да, ей определенно нужно стать магом Вертерун, чтобы помогать Герберту сохранять шаткий мир в Бреслингии. Чтобы вообще помогать Герберту...
  Рогнеда всплыла, чувствуя, что захлебывается. Она жадно глотала воздух, но сердце не желало успокаиваться и бешено колотилось. Как копыта королевского скакуна. Заслышав их несколькими часами ранее, девушка подумала, что гонец мчится объявить о начале войны. Конь же принес Герберта. Таким она прежде никогда его не видела. Взволнованный, он тут же протянул ей свернутый лист бумаги и принялся говорить, что ей следует сделать. У него было мало времени - не до споров и даже не до уточняющих вопросов, а когда он уезжал обратно, Рогнеда поймала себя на мысли, как жалеет, что вместо него не прискакал гонец, чтобы сообщить о войне. В тот момент в ней говорил страх, теперь же она печалилась, что не была достаточно настойчива прежде, иначе бы уже стала адептом Вертерун, и Герберту не пришлось просить у нее того, что он попросил.
  Вспомнив о данном обещании, Рогнеда содрогнулась всем телом. Герберт, конечно, был уверен, что все пройдет гладко, что она справится, что все закончится хорошо, но у самой Рогнеды кровь застывала в жилах и она с трудом сглотнула комок, появляющийся в горле. Она боялась, очень сильно боялась, но ведь ее можно было понять, да? Ведь на ее месте любой замирал бы от страха, не правда ли? Как она хотела задать эти вопросы Герберту и услышать его мягкое: 'Конечно, милая, но ты справишься. Я верю'. Но она не успела спросить. А может, не захотела показаться слабой, посчитав, что великому магу нужны лишь сильные духом помощники. И теперь она оказалась со своим страхом наедине.
  
  ***
  - Верь, во что говоришь, всем сердцем верь, и тогда все будет в порядке, - повторил еще раз Герберт, а Рогнеда вздрогнула, понимая, что ей нужно приложить усилия, чтобы поверить ему. Что уж говорить про придуманную ими ложь!
  Сначала, когда стук копыт замер возле ее двери, но в дом ворвался сам Герберт, она даже обрадовалась. Вздохнула с облегчением. Будь на пороге война, вряд ли бы он улучил минутку, чтобы лично сообщить ей об этом. Конечно, он ценил ее, Рогнеда не сомневалась, но спокойствие Бреслингии куда важнее. Так думала она, пока не увидела Герберта на своем пороге. Пока не узнала, зачем он пришел.
  Парня, чей портрет выдал ей маг, Рогнеда видела впервые. И имя 'Мель' ей ни о чем не говорило. Но не Герберту. Только все равно спросить, кто он и почему так важен, она не смогла. Не только потому, что не успела, а скорее оттого, что полагала - это государственная тайна. Иначе отчего Герберт так взволнован? Конечно, тот факт, что парень должен был быть мертв (Герберт утверждал об этом с такой уверенностью, будто сам оборвал его жизнь), завораживал и саму Рогнеду. Она никому не признается, но узнать секрет загадочного Меля и ей страсть как интересно! Только какую цену каждый из них готов заплатить за это знание? Герберт назвал свою, и Рогнеда вздрогнула, даже отступила на шаг.
  - Без ведома Айльберги он не вернулся бы, - снова повторил он, и Рогнеду прошиб пот от одного имени Истинной хозяйки подземного царства. Она выучила все имена Истинных, описаниях их внешности и знания, которые они дают своим адептам, а также признаки истинных адептов, но старательно делала вид, что они ей неизвестны. И только об одном имени она действительно не хотела вспоминать. Надеялась, что никогда не услышит его и тем более не произнесет вслух. И надо же, именно с этим именем на устах пожаловал Герберт.
  Айльберга и Мель. Больше его никто не интересовал.
  - Но разве Эйлимар не сможет ответить на твой вопрос? - не своим голосом предложила альтернативу Рогнеда. Ей не хотелось стоять перед Гербертом, комкая подол платья, будто она - глупая служанка, к которой обратился великий маг с несколько странной, но вполне обычной для высшего общества просьбой, но именно это она и делала. Вынудила себя разжать пальцы, спрятать руки за спиной и там сжать их в замок. Может, так она не потеряет достоинство хотя бы в собственных глазах.
  - Вероятно, Эйлимар и знает, - пожал плечами мужчина, - но без согласия самой Айльберги никого вернуть нельзя. Так что лучше спрашивать именно у нее. Мне нужно имя того, кто к ней обратился.
  - А вдруг он не умер? Вдруг случилось что-то другое, похожее на смерть?
  - Он определенно умер.
  - Не на твоих же руках? - усмехнулась Рогнеда и посмотрела на мага так, чтобы он понял, о чем она думает: 'Если тебе не достаточно свидетельств Эйлимара, то сначала убедись совершенно точно, что сообщения о смерти этого Меля - не выдумки. Поговори с убийцей, например'.
  Но в ответ Герберт шикнул и пригвоздил ее взглядом к полу, отчего в голове девушки мелькнула мысль, а не он ли в действительности тот самый убийца? Она не хотела в это верить, но иначе объяснить поведение мужчины не могла. Карающий Пес сделал свое дело, но вдруг оказалось, что труп живее многих из живых? Или было в ситуации что-то еще, чего Рогнеда не понимала?
  - Я тебе показывал ритуал, позволяющий пригласить Айльбергу к себе, - холодно отрезал Герберт, и Рогнеда больше не пререкалась. - Просто так она не станет отвечать, разумеется, поэтому и нужна плата. Ни за что, повторяю, ни за что не иди за ней. Эта тайна не стоит твоей души. А вот кос - вполне. Конечно, она не из тех, кто станет торговаться, и все же боги в убыток себе не поступают. Вот почему тебе нужно верить во все, что ты говоришь. И жалеть своих кос так, будто лишиться их страшнее, чем потерять руку или глаз. Даже жизнь твоя ничто в сравнении с изуродованной прической. Когда ты поверишь в это, тогда и плата покажется достойной. Как ей, так и тебе.
  Рогнеда сглотнула. Вот почему он выбрал именно ее! Знал, как она может перевоплощаться в простушку, для которой важна всякая бытовая ерунда. Поэтому и поощрял ее игры, когда она притворялась кем угодно, но только не собой. Девушка почувствовала, как защипало глаза, но велела себе быть сильной и не плакать. Вот уйдет этот ужасный маг, тогда она сможет зарыться в подушку и разреветься, но только не перед ним - такой чести ему она не доставит.
  - Сам я не могу с ней поговорить потому, что она не должна знать, где я нахожусь, - мягко пояснил Герберт, и Рогнеде показалось, что он будто бы извинялся за свой трусливый поступок. Или он захотел, чтобы она поверила в это, как и Айльберга должна поверить, что из-за потерянной косы Рогнеда захочет покончить с собой? - Возможно, она догадается, от чьего имени ты спрашиваешь, - продолжал он, - но ты не признавайся все равно. Лучше даже виду не подавай. Настаивать она не станет. Не должна. Ей эти знания ни к чему. Может, понимание того, от чего ты ее уберегла, сыграет тебе на руку и она с радостью согласится на предложенную цену. В любом случае не иди за ней. Даже если она откажется отвечать, не иди. Да, я хочу знать правду, но не настолько, чтобы потерять тебя.
  И вот в эти слова Рогнеда поверила. Потому что больше всего хотела в них верить. И когда он садился на коня и мчался обратно в город, а его фигуру освещало клонящееся к западу солнце, девушка провожала его с мыслью, что если вдруг ей не удастся получить ответ, он не будет сердиться. От этого ответа не зависят судьбы тысяч простых людей, даже не знающих ни о каком Меле, ни даже о Герберте и уж тем более об Айльберге. Да, она попробует, но не станет делать все возможное, чтобы получить ответ, и в любом случае все закончится благополучно. Никто не пострадает. Закрывая дверь, Рогнеда в очередной раз повторила последнюю мысль, чтобы почувствовать себя хоть немного спокойнее.
  - Никто, - прошептала она, задвигая засов.
  
  ***
  Выбравшись из воды, Рогнеда тщательно вытерлась и принялась сушить волосы. Она отдавала себе отчет, что попросту тянет время. Герберт не сказал, во сколько именно нужно проводить ритуал, так что девушка была вольна выбрать его самостоятельно. А раз речь шла об Айльберге, Рогнеда догадывалась, что не обязательно звать ее именно в полночь - Истинные боги не связаны с бытующими среди простого люда предрассудками, так что встретиться с хозяйкой царства мертвых можно было хоть ночью, хоть днем. Скорее всего Рогнеда могла разобраться со всем сразу после того, как закрыла за Гербертом дверь, чтобы поскорее освободиться от неприятной обязанности и спокойно заняться своими делами, но она убедила себя, что должна подготовиться и, стоило отметить, сделала это крайне умело. И все-таки Герберт наверняка пожалует утром, так что ночью встреча должна состояться.
  Аккуратно сложив полотенце, Рогнеда оделась и направилась к дому. Она поймала себя на том, что напевает какую-то глупую песенку, отчего-то пришедшую на ум, и от которой теперь будет сложно отвязаться. Как и все подобные приставучие песни, в ней пелось о любви. Интересно, а есть ли о любви серьезные баллады и кого об этом можно спросить? Скорее всего если и можно их где-то услышать, так только в крупных городах. Рогнеда вспомнила свое желание посвятить себя Вертерун - тогда она точно побывает и в Фесте, и в других городах и откроет этот маленький секрет.
  И все-таки какой бы глупой ни была песня, что теперь крутилась в голове Рогнеды, она помогла избавиться от страхов и посмотреть на сложившуюся ситуацию под иным углом. Вернувшись, девушка зажгла лампы, повесила полотенце сушиться, и только после этого подошла к шкафу, где лежала нужная ей книга. Она уже читала описанный в ней ритуал, так что знала, насколько он сложный. Но Герберт даже на минуту не остановился, чтобы обсудить его детали или успокоить Рогнеду - значит, верил, что она справится. А если она в его глазах - маг, способный позвать Айльбергу с той же простотой, с которой любая другая девушка приберется в доме - ей уже есть, чем гордиться.
  Все так же напевая, Рогнеда отыскала нужные травы и приготовила из них отвар. Очистив обеденный стол, она расставила на нем свечи и оставила лишь рисунок Герберта и карандаш. Села за стол с чашкой еще горячего отвара и посмотрела на противоположную сторону стола - там стоял второй стул, специально приготовленный для Айльберги. Как часто богиня посещала простые деревенские дома и сидела на обычных стульях? Не забудет ли Рогнеда задать ей этот вопрос и не постесняется ли?
  Она сделала большой глоток и немного подождала. Напиток подействовал быстро, но не сразу же - некоторое время ничего не происходило, а затем Рогнеда судорожно ухватилась за чашку, боясь, что та сейчас выпадет из рук, которые уже казались не ее собственными. Ощущение было страшным, но девушка заставила себя продолжать пить напиток. Ее воли хватит, чтобы душа удержалась в теле, а не поспешила в загробный мир. Цепляясь за эту мысль, она осушила чашку до дна и поставила ее на стол. Чашка зазвенела, но не упала. Рогнеда перевела дух и подняла голову.
  Айльберга сидела к ней боком и смотрела на свои колени, будто это она позвала Рогнеду, а не наоборот, и теперь стеснялась начать разговор. Девушка ахнула, пораженная красотой богини. На вид ей было немногим больше, чем самой Рогнеде. Ее бледную кожу оттеняли темные локоны, спускающиеся до поясницы, а сама она была высокой и стройной, но ощущения хрупкости от нее не исходило. Согласится ли эта девушка взять в оплату волосы Рогнеды, которые вряд ли лучше, чем ее собственные?
  - Здравствуйте, - все-таки заговорила Рогнеда и удивилась, когда услышала свой голос - он звучал будто сразу же изо всех углов комнаты. Но она не испугалась, а скорее развеселилась, потому что решила: значит, и она сейчас не сконцентрирована в одном теле, а размазана по воздуху и вольна занимать любое пространство, какое только вздумается. Главное, не потерять голову и не увлечься.
  - Здравствуй, - ответила Айльберга бархатным голосом и подняла голову.
  Она повернулась к Рогнеде, и та тут же вспомнила, почему так страшатся вида повелительницы мертвых - красивое, чуть ли не идеальное лицо занимало лишь половину головы, слева же вместо кожи и скрывающихся под нею мышц и прочих органов красовался скелет. Наблюдать подобное было жутко, так что Рогнеда поспешила опустить взгляд на лист бумаги.
  - У меня к вам вопрос, Айльберга, и за ответ я готова отдать самое ценное, что у меня есть, - прошептала с разных сторон Рогнеда и тут же постаралась собраться снова в своем теле, чтобы сосредоточиться и на просьбе, и на предполагаемой плате.
  - И что же ты предложишь взамен? - спросила богиня.
  Девушка замотала головой и плотно закрыла глаза - мысли разбегались и теперь ее заинтересовало, как же Айльберга может говорить, если у нее нет половины языка и гортани, но она вовремя сжала губы и не задала этот вопрос вслух.
  - Мои косы - самое дорогое, что у меня есть, - выдохнула Рогнеда и подняла глаза на собеседницу. Как же она гордилась своими прекрасными волосами! И если она отдаст левую косу, тогда у лишенной плоти половины Айльберги появится хоть что-то.
  - Какой же вопрос ты хочешь мне задать? - спросила та, никак не отреагировав на предложенную плату.
  Рогнеда уговорила себя не паниковать раньше времени - возможно, Айльберга согласилась, что волос будет достаточно, но не в ее правилах говорить об этом вслух. Вот если бы подняла наглую девицу на смех, тогда можно было бы бояться и судорожно искать выход. Пока же рано.
  Слегка трясущимися пальцами Рогнеда пододвинула к Айльберге лист бумаги. Богиня взяла его и снова повернулась к столу правым боком. Рогнеда выдохнула с облегчением, глядя на привычную для взора людей часть гостьи. Вновь вспомнилась глупая песенка о любви, и теперь девушка задумалась, а может ли богиня любить. А если вдруг полюбит, будет ли чувство взаимным? И сможет ли она с кем-либо целоваться и даже более того?
  - Значит, Мель? - прервала ее мысли Айльберга. - Я надеялась, мне не придется отвечать ему на этот вопрос. Интересно, кого все-таки стоит поблагодарить...
  - Вы знаете этого парня? - робко поинтересовалась Рогнеда, кивая на листок.
  Айльберга снова повернулась к ней и ответила:
  - Конечно. Как и того, ради которого ты выпила сегодня зелье и хочешь отдать свои косы. Но косы - недостаточная цена, ты же понимаешь?
  - Дороже у меня ничего нет, - заверила ее Рогнеда, понимая, что и сама думает так же. Что ее тело в сравнении с шикарными волосами? Что ее жизнь, ненужная даже Герберту? Зачем тогда нужна она ей самой?
  - Он, - постучала Айльберга костлявым пальцем по портрету, - появился здесь не просто так. По крайней мере, ни я, ни твой друг не поверим в простые совпадения. И очень жаль, что этого мальчика замешали в игру. А мне не хочется иметь ничего общего с интриганами и их марионетками. Он это прекрасно знает, и потому здесь сидишь именно ты.
  - Я не являюсь разменной монетой, - надулась Рогнеда, догадавшись, куда клонит богиня. - И он говорил...
  - Он много чего говорит, - рассмеялась гостья, и девушка содрогнулась от звука ее смеха. Он словно окутал ее всю, так что она чуть не потеряла власть над телом окончательно и не растворилась в нем. Зябко поведя плечами, Рогнеда нахмурилась, слушая Айльбергу дальше: - Он будет отрицать крепкую связь с Данхольтом, но избавиться от нее ему так и не удалось. Если предположу, что он зовется адептом Салистины, не ошибусь. О, вижу по твоим глазам, что права. Очень жаль, но может, так оно и к лучшему. Но ты же умная девочка и знаешь, кто такая Салистина. И кто такой Данхольт.
  - Не думаю, что обманывать могут только их адепты, - возразила Рогнеда, только в ее голосе не прозвучало нужной решительности.
  - Ты права. Как и права в мысли, что быть адептом Данхольта - не значит быть исключительно лжецом. И все-таки... Тебе стоит знать, за что ты платишь собой. Этот мальчик, что нарисован здесь... Сам по себе он не угрожает ни этому государству, ни миру вообще. Он такая же монета, как и ты, и все будет зависеть от того, что за него отдадут. Ценность людей в первую очередь определяют другие люди.
  - Ваши слова слишком туманны, - хмуро отозвалась Рогнеда, но сразу почувствовала, как дерзко звучат ее слова, и быстро добавила: - Я не смогу принять взвешенное решение быстро, пока еще действует отвар.
  - Согласна, - кивнула Айльберга и протянула через стол левую руку, состоящую из одних костей. Большую ее часть скрывал рукав синего бархатного платья, но кисть виднелась отчетливо. - Я покажу тебе, что видела сама. Но это должно остаться нашей тайной.
  - Если я сейчас возьму вашу руку, то пути назад уже не будет? - настороженно осведомилась Рогнеда, глядя на костлявые пальцы.
  - Если ты все-таки решишь остаться с ним, так тому и быть. Но я заберу твою память, и он не получит ответ. Но может, именно так будет лучше для всех замешанных в этой истории лиц.
  Еще мгновение Рогнеда колебалась - она не могла довериться Айльберге, хотя никогда не слышала от Герберта о ней ни одного плохого слова. К тому же он говорил, что ответ не так важен, тем более не стоит ее жизни. Вернее всего было бы отпустить богиню и рассказать обо всем Герберту, извиниться перед ним, но где-то в глубине души она понимала, что так не поступит. И что Герберт ждет от нее ответа любой ценой. Все эти слова о ее важности - пустой звук, ведь он знал - его девочка ни за что не остановится на полпути. И как бы эгоистично не выглядел его поступок, Рогнеда действительно не собиралась отказываться от протянутой руки, а потому крепко сжала ладонь, успев в последнее мгновение удивиться, какие холодные на ощупь кости.
  
  ***
  Она очнулась на полу и обняла себя за плечи, еле сдерживая дрожь. В этой задаче определенно не было верных решений и Айльберга оказалась тысячу раз права, не желая вмешиваться. И хотя Рогнеда теперь знала ответ, она продолжала лежать на полу и думать, следует написать его на листе бумаги или позволить богине забрать с собой.
  Ее выворачивало изнутри, а богатая фантазия рисовала картины, как плоть отслаивается от ее левой ноги и руки, настолько четко, что Рогнеда чуть не кричала от боли. Левый глаз уже ничего не видел, да и дышать становилось невероятно сложно. Избавиться от мучений она могла единственным способом - отказавшись помнить увиденное.
  - Ничего, скоро станет легче, - участливо произнес кто-то над ней.
  Рогнеда подняла голову и увидела юношу. Тот как две капли был похож на Айльбергу, только волосы короче, да и цела левая сторона, а правая, лишенная кожи, сочилась кровью. Он гладил ее волосы левой рукой.
  - Эйлимар, - прохрипела Рогнеда и закашлялась.
  - Будет легче, какую бы руку ты не взяла, - подбадривающе улыбнулся он. - Левую - и все закончится, правую - и ты скоро привыкнешь. Больно лишь сначала.
  - Ты... поможешь мне... встать? - скорее выплюнула слова, нежели произнесла их Рогнеда.
  - Конечно. Но решить, на какую руку тебе опереться, ты должна сама. Не торопись - от принятого решения отказаться нельзя.
  - Ага, не торопись, - ухмыльнулась девушка и снова закашлялась. Каждая минута раздумья - продолжение ее мук, которые уже казались невыносимыми. Она даже боялась смотреть на собственное тело, чтобы не видеть, как оно разваливается на куски. Да и к чему терять время, если она уже все решила?
  Прикрыв глаза, Рогнеда попыталась собраться с силами и привстать, но у нее ничего не вышло. Нужно опереться о руку Эйлимара - никак иначе. А тут уж с закрытыми глазами не выйдет - вдруг промахнется. Поэтому Рогнеда открыла глаза и, подавляя рвотный позыв, взялась за обнаженное мясо правой руки. Ощущение под пальцами было склизким и снова холодным, но отчего-то ее не передернуло и не вырвало. Эйлимар улыбнулся - той частью лица, у которой имелись губы. Впрочем, второй тоже, но на нее Рогнеда пока старалась не смотреть. Юноша помог ей встать на ноги и дал опереться о стол. Дрожащей рукой она написала на листке бумаги одно-единственное слово, которое должно было стать ответом.
  - Идем? - спросил Эйлимар, снова протягивая правую руку. Теперь Рогнеда приняла ее без колебаний и тоже улыбнулась в ответ.
  
  
  
  Глава 4. Иллюзия прошлого
  
  Герберт старался держаться в стороне. Окажись в зале хоть один свободный угол - и он забился бы туда. Впрочем, наверняка из угла его довольно быстро извлекут. Лучшим из решений стало бы уйти отсюда, но никого не интересовали ни его желания, ни потребности. Пожалуй, именно от этого он устал больше всего.
  Герберту не мешала какофония звуков. И музыка, и разговоры, и громкий смех не могли отвлечь его от размышлений, и он не знал, радоваться тому или злиться, поскольку мысли крутились лишь вокруг одного из присутствующих. Герберт вполне мог уверить кого угодно, в том числе и себя самого, что попытка понять, откуда в Фесте появился Мель, пойдет на благо Бреслингии, ведь наверняка в случившемся замешаны боги, и если не разгадать их план, спокойным дням государства конец, но лгать себе - последнее дело. Однако и говорить с собой откровенно невероятно трудно. Возможно, это даже труднее, чем пытаться уследить за остальными пришельцами из Осбруна, вслушиваясь в их разговоры с гостями, старательно избегая компании Меля. Часовой прогулки с ним по городу оказалось больше, чем достаточно.
  Первым делом, после обеда с гостями, Герберт, как и сказал Мелю, отправился в отведенную ему во дворце комнату. Только вместо того, чтобы писать отчет, он достал из-под кровати шкатулку, с которой не расставался. В ней отыскал свернутый пополам лист бумаги, казавшийся совершенно новым, несмотря на прошедшие годы. Знакомство с одним адептом Эйлимара позволило не только сохранить лист неповрежденным, но и дало много других преимуществ. Жаль, что он готовил восстание против Идфреда, ныне Усопшего. Хотя это уже не важно. И тот адепт, и Идфред касались прошлого Герберта, когда он откликался на другое имя, да и был совсем другим. Изображенный на листе бумаге юноша должен был остаться там же, но пожелал вернуться. И все-таки удивляться сохранности бумаги, даже без магии адепта принца мертвых не приходилось - Герберт не обладал свободным временем и не вытаскивал лист из шкатулки, не разворачивал его и не вглядывался в портрет. Пожалуй, после смерти Меля он даже не касался бумаги, и вот теперь... Не Герберт, а тот, кем он был слишком давно, что даже, казалось, позабыл, каким именно тогда являлся, смотрел на юношу, отличающегося от близкого друга принца Оэдмаля намного меньше, чем он прошлый от себя нынешнего. И хотя Герберт лучше иных правил помнил, что выпускать того парня даже на минуту не стоит, удержать его в узде оказалось делом непростым. Если бы не ограниченное время, возможно, он так бы и просидел над листом бумаги, пока какой-нибудь служка не постучал к нему в дверь и не сообщил, что один благородный господин ждет не дождется встречи с ним. Но Герберт каким-то чудом не забыл, что собирался сделать перед прогулкой с Мелем, а потому спрятал портрет в карман и поспешил в конюшню.
  Уже возвращаясь от Рогнеды, Герберт жалел, что не обладал достаточным временем, чтобы объяснить ей причину такой внезапной просьбы, не ответил ни на один ее вопрос - даже не дал задать их. Только к чему вся эта щепетильность, что бы она изменила? Герберту нужен был ответ и он сделал все, чтобы уберечь девушку от опрометчивых поступков. Теперь ему следовало сосредоточиться на предстоящей прогулке с Мелем, за которую он должен попытаться выяснить хоть что-то.
  К назначенному времени он опоздал, но Мель все равно ждал его. Герберту показалось странным, что уставший после долгой дороги человек так сильно жаждет прогулки с ним, ведь на обеде он не сделал ничего способного заинтересовать Меля. И все же никакая настороженность не могла помешать Герберту радоваться, когда Мель, заслышав приближающегося всадника, поднял глаза и улыбнулся. Герберт остановил коня и поспешил спешиться, чтобы скрыть от парня ответную улыбку, которую сдержать не вышло. Двойственность чувств мешала мыслить и влекла за собой такую же двойственность желаний, уводящих его все дальше от главных задач. Он попытался вспомнить, когда в последний раз испытывал что-то подобное, и ответ вызвал усмешку: противоречивые эмоции были связаны с Мелем. Не напрямую, так что не стоило его приплетать к виноватым. Тогда все началось из-за упрямства Герберта и, что уж там, его глупости, а закончилось... Интересно: раньше он бы сразу же продолжил фразу: 'закончилось трагедией', но сейчас, ведя Меля в конюшню, чтобы предложить тому на выбор несколько скакунов для прогулки верхом, Герберт понимал, что не все так однозначно. Как и в нынешней ситуации.
  Мель выбрал спокойную лошадку, и пока Герберт помогал седлать ее (лишь усмехнувшись на шутку парня, что конюхи, видно, сильно заняты более важными делами, раз благородные лорды должны готовить лошадей сами), попытался обдумать, как стоит воспринимать происходящее: как шанс понять, насколько непрост мир и события, происходящие в нем, или история пойдет по второму кругу и внутренняя борьба закончится новой драмой, страшнее прошлой в разы? Он так и не стал мудрецом, чтобы суметь понять, что же перед ним на самом деле, а что - морок, сотканный его чувствами и желаниями. К тому же он не был адептом Висмуота, и хотя мог бы помолиться ему и вызвать для разговора, цену такого шага он знал наверняка. Ни с кем из богов он связываться не станет - только Айльберга и ее братишка-близнец Эйлимар не погрязли в игре. Хотя как знать, быть может, они уже поменяли свое мнение и не стоят теперь в стороне. Удостовериться в нейтралитете Айльберги в божественных играх Герберт сможет уже завтра утром. Что же касается остальных - рисковать он не хотел. Уж лучше попытается разобраться сам, будет начеку, чем раскроется, станет легкой добычей. Конечно, можно было обратиться к Итто, истинному адепту Висмуота, но чутье подсказывало, что по этой ниточке боги с легкостью доберутся до Герберта, потому он решил прибегнуть к помощи друга только в крайнем случае.
  А пока Мель вел себя так, будто не признавал в Герберте человека из своего прошлого, хотя события тех лет, похоже, помнил превосходно. Они кружили по улочкам Фесты, вынуждая горожан расступаться, но не замечая их самих. Мель с готовностью рассказывал случаи из своего детства, и только сила воли позволяла Герберту сохранять почти равнодушное лицо: часть этих историй он уже слышал от Меля, а в части из них даже принимал участие, но при пересказе отчего-то исчез, перестал быть одним из героев, будто не шел бок о бок с Мелем по тому переулку или не стоял спина к спине, когда на них набросилась стая мальчишек, уже жадная до чужого добра. Впрочем, Мель не останавливался на деталях, так что отсутствие еще одного действующего лица можно было списать на нежелание вдаваться в подробности. И все же внутри холодело от мысли, что он просто вычеркнул Герберта из своей жизни, вынудил себя забыть о нем. Что ж, имел полное право и злиться на него из-за этого глупо и даже эгоистично.
  И все-таки выдержка чуть не предала Герберта, когда Мель спешился, взял лошадку под уздцы и сделал ему сигнал поступить так же. Улочка, куда тот направлялся, была до боли знакома Герберту. Наверное, нелепо было думать, что Мель не показывал ее никому другому, и все-таки... Ведь он знал Герберта, как утверждал, всего несколько часов, а теперь беззаботно рассказывает про свое секретное место, к которому с трепетом относился почти до самой гибели. Герберт искоса смотрел на него и понимал, что прошлое действительно уже не имеет над ним власти. Он без щемящего чувства рассказывал о прежде дорогих сердцу вещах, даже будто бы удивлялся, что когда-то придавал им особое значение. Мель словно действительно родился заново, стал другой личностью. Или же являлся превосходным актером. Не зря же он носит знак преданности рыжей хитрице.
  Впрочем полностью другим Мель не был. Его жесты и интонация не случайно так сильно выбивали из колеи Герберта - он не просто вспоминал собственное прошлое, он видел отражение его в нынешнем Меле. Да, тот почти насмехался над тайным местом и спрашивал Герберта, не нелепо ли иметь нечто подобное подросткам и тем более взрослым, но говорил он это с хорошо знакомой улыбкой и прекрасно предугадываемыми нотками в голосе. Голова Герберта кружилась, но он сумел сохранить дистанцию, достойно закончить прогулку и запереться в своей комнате, чтобы подготовиться к балу.
  Реджинальд Первый не отправится спать, пока не получит предварительные отчеты. Он вызовет к себе каждого из наблюдателей по-одному, и только Герберт будет присутствовать при каждом рассказе. Обновленное заклинание должно действовать до самого утра и к тому времени Герберт успеет сделать некоторые выводы. С заклинанием он придумал достаточно хорошо - так он считал, пока не начал чувствовать побочные эффекты. Уже сейчас он ощущал тяжесть в голове и старался даже не представлять, что будет через несколько часов. И, пожалуй, узнай кто, каким именно заклинанием Герберт воспользовался, решил бы, что тот сошел с ума. Возможно, так и было. Даже адепт Селестины обладал лучшей кратковременной памятью в сравнении с другими людьми, а шедший за Данхольтом мог усилить ее настолько, насколько понадобится, и Герберт прекрасно владел этим умением. Однако использовать заклинания и не оставить след, видный богу, через которого творит его адепт, практически невозможно. Достаточно сильный истинный маг, получивший от своего бога все знания, возможно, и может оторваться, использовать магию, не связываясь даже незначительно с богом, но об этом Герберт только слышал. Свободные маги - практически миф, а если они и существуют, то боги почти наверняка ведут на них охоту. И как бы Герберту ни хотелось получить самую настоящую свободу, а не иллюзию, которой он тешил себя, он был не в том положении, чтобы попытаться. И потому вместо использования собственных способностей он обратился к Себальду, адепту Нордлейпа, так что все события образами замораживались в его мозгу. Видимо, черепная коробка имеет свой предел, так что оставалось надеяться, что до утра она не пойдет трещинами. А затем весь лед растает, и Герберт даже не стал спрашивать, что будет ощущать при этом: утро казалось чем-то невообразимо далеким, будто в него войдет не он, а какой-то другой лорд Герберт, Карающий Пес Его Величества Реджинальда Первого.
  - Это правда? Действительно 'Карающий пес'?
  Герберт отвлекся от своих мыслей и понял, что только что не сам себя назвал таким напыщенным титулом, а услышал его извне. Взгляд нашел говорящего, и маг понял, что должен подать в отставку, хотя отлично знал, что не сделает этого.
  - Вы слушаете все, что доносят длинные языки? - спросил он с легкой улыбкой.
  - Как видите, решил узнать, насколько они далеки от истины, - непринужденно отозвался Мель. - Так вот в чем кроется причина того, что вы не танцуете!
  Герберт ответил молчаливой улыбкой, размышляя, есть ли у него шанс скрыться в толпе и попытаться отыскать Хелока Торвальда - поучаствовать в беседе с ним было бы крайне интересно. Но Мель не собирался отступать.
  - Только не надо начинать эти 'Я не умею танцевать', - фыркнул он. - Ложная скромность никому не шла на пользу, тем более вам.
  - А если я скажу, что давно не присутствовал на балах?
  - Хуже ответ вы придумать и не смогли бы, - заметил Мель, не отводя своих темных глаз от глаз Герберта. То, что он спокойно выдерживал колкий взгляд мага, несказанно радовало, но в то же время это значило, что его не смутить и таким простым способом не избавиться от его компании. И словно в доказательство предположений Герберта, Мель продолжил: - Теперь вам придется объяснять, что же мешало участвовать в подобных мероприятиях. Только не начинайте про свои обязанности!
  - Считаете, что это - просто отговорка?
  - Именно! Причем не лучше, чем заезженное 'Я не умею танцевать'. Так сказать, мужской ее вариант.
  Герберт улыбнулся шире. Все-таки Мель остался Мелем. Только подумать, а ведь минутой раньше он хотел избежать его компании!
  - Судя по слухам и вашему нежеланию их тут же опровергнуть, предположу, что вы, лорд, знатный буян. Подрались с кем-то из господ? Или фривольно вели себя с дамами, так что никто теперь не соглашается составить вам компанию в танце?
  - Я похож на буяна?
  - Нет. Но я не заметил, чтобы вы успели осушить хоть один бокал. А все эти напитки действуют на характер непредсказуемым образом.
  Герберт снова ответил улыбкой, но так и не сказал ничего вслух.
  - Вы женаты? - внезапно поинтересовался Мель, и Герберт не успел скрыть удивление внезапным поворотом беседы. - Вы же знаете, что магам это не запрещено?
  - Знаю, - кивнул Герберт. - Но не женат.
  - Ясно...
  - А к чему был вопрос?
  - Подумал, что на балы вас не пускала жена. Но сегодня у нее разболелась голова, и потому она легла спать пораньше, а вы воспользовались моментом и ускользнули.
  - Спасибо, - широко улыбнулся Герберт и кивнул.
  - За предположение, что даже у вас может быть супруга? - удивленно приподнял бровь Мель.
  - За предположения, почему я не танцую. Теперь у меня будет несколько версий для других, задающих этот же вопрос.
  - Но правильный ответ вы не назовете, конечно?
  - Нет.
  - Будь я на месте вашей жены, точно не пускал бы на балы и прочие увеселения, - хмуро отозвался Мель. - Нельзя же быть таким брюзгой! Ладно, оставим эти фамильярности для богов и перейдем на более близкое общение.
  - Вот так просто?
  - Я показал тебе свое секретное место, которым дорожил в детстве. Этого недостаточно?
  Теперь Герберт улыбнулся дружелюбно, а его поза стала более расслабленной. Он сделал шаг по направлению к Мелю, сокращая расстояние между ними. И его реакция была оценена собеседником: тот победоносно улыбнулся и тут же наклонился к уху Герберта и зашептал:
  - Ну раз мы стали друзьями, то могу попросить о дружеском одолжении? Хочу пригласить на танец вон ту девушку, но она не оставит свою подругу в одиночестве - несколько мужчин уже проиграли этот бой. Я же собираюсь напасть сразу с подкреплением. Если у тебя нет причин не приглашать вторую, спаси друга. За один танец ты от нее ничем не заразишься, да и не скажу, что я отвлекаю тебя от более важного дела.
  - Ты же понимаешь, что будешь теперь мне должен? - так же тихо поинтересовался Герберт.
  - Не волнуйся, для меня 'долг' - не пустое слово, - серьезно заверил его Мель, и Герберту не удалось понять, напустил ли он на себя такой вид или же реакция была естественной.
  Танец действительно оказался просто танцем. Мель нашел еще несколько жертв - девушек, держащихся рядом с подругой, родственницей или покровительницей. Герберт был не против брать вторую на себя, да и те не отказывали личному магу короля, так что у милых особ, к которым подступался Мель, не оставалось причин не танцевать с ним. Первые несколько раз Мель умолял Герберта спасти его, иначе он мог умереть если не на месте, то к концу бала уж точно, но вскоре он начал просто указывать на парочку и удовлетворялся единственным кивком Герберта.
  Зачем он участвовал во всем этом? Забыв о необходимости узнать, что задумали приезжие, не думая о причине, по которой может снова общаться с Мелем, о причине, фактически перечеркивающей один из самых важных моментов в его жизни, который повлек за собой слишком много событий, чтобы просто принять все, как есть, Герберт вел себя, как обычный молодой мужчина из знатного рода, попавший в компании друга на бал. Он пытался убедить себя, что тем самым хочет разобраться в поведении Меля, узнать, что им движет, но правда звучала иначе. На самом деле Герберту действительно нравилось проводить вечер таким образом, не думая ни о чем, и он отдался процессу с головой. Когда музыка стихнет и двери закроются за последними гостями, он должен будет снова стать лордом Гербертом, Карающим Псом и прочая, и прочая. Но музыканты еще не собирались расходиться, а потому он не собирался думать о том, что будет позже. И отчеты Реджинальду... О боги, ведь сам Данхольт достаточно лукав, так почему его истинному адепту, пусть и отказавшемуся от него, не стать таким на несколько часов? Данхольт не один - с ним всегда рядом Данквар, а значит, любому лжецу время от времени нужно быть честным. И именно честным Герберт сейчас и являлся.
  - Все-таки ты буянишь, - усмехнулся Мель, когда Герберт отказался от протянутого бокала и взял себе стакан воды. - Жаль, что стесняешься продемонстрировать.
  - Обязанности, - с улыбкой напомнил тот и наигранно вздохнул. - Я обязан быть суровым, но сдержанным.
  - Буяны не производят нужного впечатления?
  - Буяны дураки. Или, по крайней мере, такими выглядят в чужих глазах. Конечно, они страшны тем, что не знаешь, чего от них ожидать, но уважения к ним нет.
  Мель внезапно подался вперед и провел большим пальцем по щеке Герберта от переносицы до уха. Тот замер, ошарашенный случившемся. Он даже не знал, как стоит реагировать, хотя понимал, что совершенно точно нельзя поддаваться импульсу. Спас его сам Мель, нахмурившись и заметив:
  - Не стирается.
  - Что? - удивленно спросил Герберт и отметил, что голос звучал вполне приемлемо.
  - Пудра. Или чем ты пользуешься, пряча веснушки?
  - Полагаешь, я бы использовал средство, которое легко стереть пальцем?
  - Не заметил, чтобы ты часто касался лица, так что вряд ли тебе нужно что-то особо стойкое.
  - Если берешься за что-то, глупо делать это лишь наполовину. Нужно доводить до конца.
  - Тебе не надоело быть настолько загадочным?
  Герберт промолчал. Но на этот раз не смог оставить собеседника без ответа.
  - Возможно. Но отказываться от некоторых привычек невероятно сложно.
  - Просто сложно. Не невероятно. Нужно только попытаться.
  Мель улыбнулся. И вернул замечтавшегося Герберта к реальности. Той самой, где он своей же рукой убил этого парня, улыбающегося ему когда-то той же самой улыбкой.
  
  ***
  - Уверен, что это все?
  Герберт кивнул и принялся массировать виски. Хотелось положить голову на стол, за которым он сидел - шея такой вес не в состоянии выдержать - но он держался и ждал, что же ответит Итто. Тот встал из-за стола и заходил по комнате, размышляя. Его огненно-рыжие волосы даже засаленными производили эффект, но сейчас Герберт обратил внимание на другую деталь: Итто не мог загореть должным образом, чтобы притворяться адептом Тагани, а потому каким-то образом нанес на лицо подобие веснушек и назывался слугой Салистины. Как ни странно, но маги госпожи дня имели некоторые сходства с адептами богини плутов и поэтов и могли получить информацию, используя схожие методы. Итто не пользовался в открытую умениями, данными лишь магам Тагани, да и учился он довольно быстро, а несведущие не вдавались в подробности и принимали его за того, кем он себя называл. Вся эта путаница забавляла Герберта, тем более если учесть, что Итто, используя силу, обращался к Истинному богу, Висмуоту, вносящему еще большие сложности в понимание, на что действительно способен этот мужчина. Но такое положение дел было им только на руку. Или же в Герберте говорили отголоски Данхольта, который словно питался ложью - настолько ее любил?
  - Неважно выглядишь, - сочувственно заметил Себальд, продолжающий сидеть за столом. Даже в помещении, в собственной комнате он не снимал широкополую шляпу, скрывающую льдисто-голубые глаза. Мало кто мог знать, что они являются признаком его служения Нордлейпу, а не даны магу от рождения. Перчатки Себальд тоже не снимал, иначе бы взявшие его за руку заметили, что ладонь не холодна в жаркую погоду и не обжигает в студеную. Себальд тоже старательно скрывал свою Истинность, а заодно притворился слабым магом. Странно было думать, что он пошел в услужение к простому лекарю и ходил с ним по больным лишь для того, чтобы снять у тех лихорадку. Платили Себальду мало, но не ради денег он начал работать, а для создания образа, с чем великолепно справился.
  Оба мужчины на вид были ровесниками Герберта, но превышали его в росте и ширине плеч, отчего в их компании Карающий Пес выглядел почти мальчишкой, а сейчас, пожалуй, именно их можно было принять за грозных магов, несмотря на все их притворства и ничтожные социальные роли. Во всем этом было некое зерно иронии, но Герберта в данный момент оно интересовало меньше всего.
  - Чувствую себя не сильно лучше, - проскрипел он в ответ на слова Себальда. - И, к сожалению, это слишком заметно. Его Величество смотрел на меня так, будто сомневается в моей возможности полноценно выполнять обязанности. Надеюсь, Итто, хоть ты веришь в меня.
  - Я уверен в заклинании Себальда, - заметил тот, продолжая обдумывать услышанное.
  Герберт криво усмехнулся - Итто, конечно, не собирался осадить его или задеть, да и вряд ли заметил, что его слова резанули друга, и все-таки не почувствовать себя уязвленным не вышло. Однако Итто прав - именно заклинание Себальда уберегало от сомнения в словах Герберта. Тому пришлось рассказать все, кроме своих мыслей, конечно. Утаил он лишь свою отлучку к Рогнеде и не сказал, что был знаком с Мелем до переворота, в котором и Итто, и Себальд, ровно как и сам Герберт, сыграли не последнюю роль. Но эти сведения не могли дать ответ на вопрос: по какой именно причине принц Оэдмаль пожаловал в Фесту. Однако информации явно не хватало, и потому Итто хмурился и снова спрашивал:
  - Это действительно все?
  - Видимо, они слишком хорошо скрывают свои планы, - вздохнул Герберт. - Именно так мне и пришлось сказать королю. Их поведение кажется совершенно нормальным, но оттого и невероятно подозрительным. Так что будем продолжать следить за ними, но уже без заклинаний.
  - Посторонним к нему часто прибегать нельзя, - согласился Себальд. - Даже такому сильному, как ты, нужны хотя бы сутки перерыва. Скоро начнется 'таяние', поэтому тебе лучше лечь и проспать до утра, пока процесс не закончится. Останешься у меня.
  - Неужели я даже со сном не справлюсь? - поинтересовался Герберт, стараясь, чтобы слова не звучали слишком ядовиты.
  - Во время 'таяния' - вряд ли. Мне долго приходилось учиться сохранять сон, а ты никогда этого не делал. Из-за переполняющей тебя информации ты будешь все время просыпаться. Так что я обязан проследить, чтобы ты засыпал вновь. Не пререкайся - так поступают все адепты Изанбранда, если наложили заклинание на кого-то, кроме себя самого. Хотя если задуматься, то и во втором случае они следят за клиентом. Только клиент - это он сам.
  - Хватит говорить! - взмолился Герберт. - Я продолжаю все запоминать, а это уже слишком. Так что если настаиваешь, чтобы я спал тут, расстилай кровать и дай мне уткнуться носом в стену. Вы можете делать все, что захотите, но в выводы посвятите меня уже завтра.
  - Тебя не будут искать? - поинтересовался Себальд. Его голос скверно передавал эмоции, а по лицу из-за шляпы их прочесть было нельзя, так что Герберт не знал, спросил ли тот из вежливости или же действительно волновался из-за возможного скандала.
  - Я пустил слух, что на балу соскучился по своей любовнице, так что отправился к ней. Реджинальда не слишком порадовали мои намеки, но он с ними смирился.
  - Интересно, сколько твоих выходок он способен проглотить, - бросил мужчина, уже занимаясь постелью.
  - Специально проверять не стану. Надеюсь, вы не будете шуметь?
  - Я, пожалуй, пойду, - отозвался Итто, будто только что заметивший, что Герберт намеревается лечь спать. - Подумаю еще дома, правда, боюсь, пока ничего конкретного не скажу. Но этот малый, Мель, явно захотел добиться твоего расположения.
  Герберт, раздеваясь, заскрипел зубами - меньше всего он сейчас желал вспоминать Меля, но застывшие образы услужливо всплыли в сознании и заискрились, как лед на солнце. И снова эта улыбка Меля. Герберт поспешил забраться под одеяло и зарыться лицом в подушку.
  За слоем из подушек и одеяла он слышал, как Итто и Себальд приглушенно попрощались друг с другом, договорившись завтра обсудить все с остальными. Герберт же, закрыв глаза, стал тут же уплывать на волнах сна. Его не пугали обещания часто вскакивать ночью - он был согласен на все, лишь бы на утро не помнить так отчетливо подробности прошедшего дня.
  
  ***
  Требование Себальда остаться в его доме оказалось не просто мудрым, а единственно верным. Каждый раз возвращаясь ото сна в реальность, Герберт был готов сделать все, лишь бы снова не закрыть глаза, но подсунутый вовремя ко рту стакан с отваром вынуждал мужчину опустить голову на подушку и вернуться к видениям. Они повторяли пережитые накануне события, но до их насыщенности, яркости, точности деталей реальности было далеко. И они менялись: знакомое начало внезапно перетекало в непредсказуемый конец, обращая сны в кошмары.
  Герберт снова убеждал Рогнеду связаться с Айльбергой, и девушка сначала молчала, но стоило Герберту развернуться, чтобы уйти, как она хватала его за руку и начинала плакать.
  'Ты правда готов пожертвовать мной, Герберт? Вдруг она не согласится взять мои косы? Вдруг она захочет меня всю? Стоит ли твой вопрос моей жизни? Ах да, он же спасет Бреслингию! Или же подарит покой исключительно тебе, Герберт?'
  И опять он и Мель, утомленные танцем, останавливались у стола с напитками. Мель предложил выпить, а Герберт отказался. Те же шутки про буйства, а затем Мель подался вперед, но не для того, чтобы стереть несуществующую пудру. Кинжал, неизвестно откуда взявшийся в руке Меля, с еле слышным звуком вошел в живот Герберта, но сам Мель не отстранился, не вытащил оружие, а приобнял Герберта и аккуратно опустил его на пол, неотрывно глядя в глаза и улыбаясь.
  'Больно, не так ли? Точно так же, как было мне, когда ты всадил в меня кинжал. Даже не знаю, что хуже: что ты, зная о задании, не предупредил меня, не сказал в ту ночь не ходить на собрание, или же что оружие оказалось в твоих руках. А ведь ты спокойно разговаривал со мной, шутил, улыбался. Даже в тот момент, когда пустил в ход кинжал. Ты помнишь, что значила эта улыбка, а, Герберт?'
  Но среди кошмаров были и другие сны. Некоторые сцены повторялись полностью и не менялись, хотя пересматривая их, Герберт подмечал какие-то детали, которые, как ему казалось, он забыл упомянуть Итто. Тогда, вскочив, он хватал подоспевшего Себальда за отворот рубашки или рукав и просил карандаш и бумагу. Тот выполнял просьбу, хотя и с явной неохотой, а стоило Герберту записать важный момент, вновь подсовывал ему отвар и отправлял спать дальше. И только ближе к утру, когда сны перестали иметь ранящую четкость, кое-какие из них принялись оборачиваться в миражи, с которыми Герберту не хотелось расставаться. Он переплывал из одного неслучившегося в другой, пока не перестал различать объекты и слова и лишь ловил ощущения. Потом потухли и они.
  Проснувшись в очередной раз, Герберт не увидел рядом Себальда. Комнату заполнял солнечный свет, который не могли остановить тонкие занавески. Встав, приведя себя в порядок и одевшись, Герберт обнаружил оставленный ему завтрак и записку:
  'Все закончилось хорошо. Можешь заниматься своими делами. Написанное ночью передам Итто. Увидимся вечером, если сможешь прийти'.
  Он с задумчивостью опустошил тарелку. Его вечер, каким он будет? День слишком долог, чтобы суметь что-либо предсказать. Наверняка его уже ищут во дворце. Реджинальд Первый, выслушав все сообщения, предположил, что Герберту следует продолжать сохранять короткую дистанцию между собой и Мелем. Возможно, позже Его Величество раздаст соглядатаям иные задания, и тогда Герберт станет наблюдать за кем-то другим, но еще день-два он должен быть занят близким другом принца Оэдмаля. Вполне логичное требование, нельзя не согласиться. Да и Мель сам скорее всего попытается связаться с ним утром. Но он подождет, как и Его Величество и прочие вельможи.
  Найти лошадь в Фесте в самый разгар дня - задача невыполнимая, если только на рукаве не красуется серый косматый пес, удерживаемый на привязи огненным соколом. Нашивки с изображением сокола, символа Реджинальда Первого, могли носить лишь представители особых служб, а если в компании сокола оказывалась собака, никто не сомневался, что ее обладателю перечить нельзя - Карающих боялись даже служившие верой и правдой королю, и в данный момент такое отношение Герберту было только на руку. Уже забираясь на одолженного коня, он подумал, не забавно ли, что из всех Карающих Псом является лишь он один?
  
  ***
  Ее не оказалось дома - ни ее самой, ни намеков, куда она могла пойти. Не нашел он и следа завтрака, а вместо записки - лишь портрет Меля и имя - 'Эрмуин'. Больше ничего.
  Герберт заглянул в стойло - пропали и Предвестник, и телега. Зародившиеся было опасения чуть поутихли: если Рогнеда уехала на осле, значит, осталась среди живых. Возможно, она действительно обиделась на выходку Герберта и, узнав правду о Меле (а вряд ли Айльберга просто назвала имя и вернулась в царство мертвых), решила бросить наставника. Осознание не из приятных, но такой расклад устраивал Герберта: его девочка уже выросла и вполне могла начать самостоятельную жизнь. Конечно, он видел для нее, как и для себя иное будущее, но готов расстаться с этими планами, если будет уверен, что Рогнеда обретет счастье или хотя бы отыщет мир в душе. Пусть он останется для нее предателем - он не бог, чтобы страдать из-за неприязненного к себе отношения - но зато она будет жива, здорова и распорядится жизнью по своему усмотрению. Рогнеда - умница, справится.
  Только подозрительность, ставшая новым внутренним органом, напоминала, что так просто все сложиться не может. Ни в стойле, ни в доме нет ни одного доказательства, что девушка пострадала, что ушла не сама по себе, а следом за богиней, на встречу с которой обрек ее Герберт. Выходит, стоит принять версию с побегом?
  Вернувшись в дом, он снова взял портрет Меля, но постарался не смотреть на рисунок, а сосредоточиться на имени. Эрмуин. Кто же еще? Истинный хранитель жизни. Он вполне мог договориться с Айльбергой и вернуть душу обратно в тело Меля. К тому заданию приложил свою руку Данхольт, так почему бы и Эрмуину не оказаться поблизости? Значит, и этот милый юноша замешан в игрищах богов. Печально. Герберт почему-то считал, что он, как и Айльберга, предпочтет сохранять нейтралитет. Вышло же наоборот. Очень жаль.
  Все также держа лист бумаги в руке, Герберт зашел в спальню Рогнеды и лег на ее постель. Дом он скорее всего продаст - купил только ради нее. Сложнее будет с вещами девушки. Сможет ли он спокойно отдать их или захочет что-то оставить на память? Герберт повернулся на бок и вдохнул запах, исходящий от подушки - он напомнил аромат ее волос. Прикрыв глаза лишь на мгновение, он погрузился в дрему.
  Вопреки ожиданиям ему не приснилась Рогнеда: ни их последняя встреча, заканчивающаяся либо так, как это случилось на самом деле, либо повторяя кошмар прошлой ночи, ни их встреча, ни множество моментов из совместной жизни. Вместо нее перед глазами то и дело появлялся румяный мальчишка с круглым лицом и очаровательной широкой улыбкой. Эрмуин, будь он неладен. Герберт знал о нем слишком мало, чтобы делать выводы, но сомневался, что его действиями движут совершенно иные мотивы, нежели обычные для других богов. А если он прав, то Эрмуин самолично вернул Меля лишь потому, что по какой-то причине оказался в нем заинтересован. И именно прикосновение Эрмуина сделало из Меля мага. Наверное, не слишком могущественного, но для Меля - очень щедрый подарок. Если не брать в расчет возвращение к жизни. Иногда боги привечают обычных людей: когда им нужны очередные марионетки или когда человек просто нравится им. Возлюбленный Эрмуина или же его кукла? Герберту не нравились оба варианта. А еще больше ему не нравился выбор Меля. Одно воспоминание, что тот решил следовать за Салистиной, а значит, и Данхольтом, заставляло рычать от ярости и беспомощности. Данхольт, опять Данхольт! Не смог убить, так прибрал к своим рукам? Впрочем, именно такой реакции он наверняка и добивался. Прости, Иллюзионист и Плут, но насладиться произведенным эффектом тебе не удастся.
  
  ***
  - Так что же тебя все-таки удерживает на этой службе? - спросил Мель с неподдельным сочувствием, и Герберт даже задумался над его вопросом.
  Они прогуливались по королевскому саду, как и каждый прошлый вечер. Уже прошла почти неделя с приезда Оэдмаля и его спутников, поэтому Герберт имел некоторое предположение, зачем они здесь. По крайней мере, Мель постепенно начал раскрываться, сворачивая разговоры в одно и то же русло.
  И все-таки его подход был достоин похвал: первое время Мель делал все, чтобы укрепить дружбу с Гербертом, сделать ее настолько близкой, насколько возможно для двух только что познакомившихся мужчин. После исчезновения Рогнеды Герберт пустил слух, что его любовница нашла себе другого, а потому совместная жизнь, о которой втайне мечтал маг, не состоится. В лице Меля он нашел не только понимающего собеседника, но и помощника в бытовых делах: все то время, пока Герберт занимался продажей дома и прочего имущества, Мель неотрывно следовал за ним и принимал активное участие, видя, насколько туго даются финансовые вопросы человеку, только что потерявшему определенное будущее. Герберт же продолжал наблюдать за его действиями и прощупывать Меля. И вот, стоило закончить последние дела, как новый близкий друг принялся расспрашивать, почему Герберт не бросит службу.
  - Да, раньше тебе нужны были деньги и статус для обеспечения семьи, но, признайся, давали они тебе не очень много. Вспомни тот дом в деревне. Или свою комнату в замке. Если ты действительно собирался жениться и обзавестись потомством, наследство твое выглядело более чем скромненько.
  - Зато имя мое хорошо известно в Бреслингии, - парировал Герберт, чуть улыбаясь.
  - Да, слава твоя хороша и могла бы сыграть на руку детям, но не думаю, что этого достаточно. Хороший просторный дом - вот что нужно для полноценной семьи. А ты сам не раз говорил, что не любишь делать что-либо наполовину.
  - Может, она считала так же, как и ты, - вздохнул Герберт, раздумывая, когда ему стоит прекратить изображать безутешного вдовца. В конце концов все вокруг понимали, что Рогнеда не могла разбить ему сердце. Выбила землю из-под ног и надругалась над чувством собственного достоинства - безусловно, но не более того. Тонкость ситуации состояла и в том, что основной зритель его представления - маг, прекрасно знающий, что любить и при этом продолжать идеально владеть силами невозможно. Но пока Мель не смотрел на него искоса, а значит, Герберт не переигрывал. Впрочем, завтра он уже не станет в беседе с ним вспоминать о любовнице.
  - Возможно, возможно... В любом случае, это уже не важно. Ты свободен, а на горизонте не видно дамы, с которой ты захочешь связать свою жизнь. А значит, и держаться не за что.
  - Кажется, я уже говорил, что Его Величество не позволит уйти со службы. Не такому магу, как я.
  - А зачем оставаться в Бреслингии? Да, эта страна - твоя родина, а Феста - прекраснейший из городов, но кому, как не мне, знать, насколько опасны прогнившие корни? В Осбруне маги свободны! Они вольны делать все, что захотят! Нет этих вечных подозрений, что кто-то готовит переворот, нет Карающих, которым приходится убивать своих собратьев. Неужели тебе не надоело проливать кровь?
  Герберт остановился и посмотрел на Меля. На его лицо падал свет звезд, и сердце Герберта замерло: он снова увидел перед собой прежнего Меля, которого ему пришлось убить. Все так же наивно верящий, что маги должны быть полностью свободны, с той только разницей, что раньше он был всего лишь сочувствующим, а теперь - одним из тех магов, права которых защищал. И пусть он не сказал вслух, но между фраз Герберт слышал призыв: скинь Реджинальда Первого, подними восстание и уничтожь узурпатора. Именно этого он добивался своими словами, а не звал Герберта за собой. Или все-таки...
  - Предлагаешь мне уехать? - гулко переспросил он, с жадностью вглядываясь в знакомые черты и по малейшему движению мышц желая понять, правдив его ответ или лжив.
  Мель будто бы замялся, но все-таки кивнул. Не поспешно и лишь слегка, но именно такому жесту хотелось поверить. Или просто хотелось поверить Мелю невзирая ни на что.
  Мель протянул руку и коснулся цепочки, что виднелась из-под воротника рубашки Герберта. Тот не стал убирать его руку, хотя чувствовал, что пожалеет о своей пассивности. Разумеется, Мель выудил амулет Тиорлинт - небольшую призму голубого цвета.
  - Зачем ты его носишь? - спросил он, поглаживая камень большим пальцем и изучая его. - То есть днем - понятно, ведь вокруг так много различных женщин. Мало ли... Но сейчас, когда мы вдвоем... Неужели думаешь, что из-за кустов выпрыгнет какая-нибудь хорошенькая служаночка, и ты пропадешь?
  Герберт не отвечал, продолжая глядеть в лицо Меля, ставшее странно задумчивым. Тот перевел взгляд на глаза Герберта и серьезно спросил:
  - Ты же не ждешь от меня беды?
  Герберт знал, что не должен поддаваться, однако в его представлении ответ на вопрос Меля был единственным. Расстегнув цепочку, он снял камень и положил его в нагрудный карман. Действительно могущественные амулеты Тиорлинт имели один существенный минус - они не действовали, если удерживающий их металл не замыкался вокруг оберегаемого. То есть заговоренный камень можно было носить не только на шее, а также сделать его частью браслета или камнем на кольце, однако ни брошь, ни пуговица уже не имели магического свойства. Вот и теперь, держа амулет рядом, Герберт ощущал себя полностью обнаженным перед Мелем, но иначе мог поступить кто угодно, только не он.
  - Если бы ты отправился со мной... - начал было Мель, но Герберт резко прервал его.
  - Почему Салистина? Она - не твоя богиня!
  - Что за ерунду ты несешь? - фыркнул Мель и тоже нахмурился. - Считаешь себя ее возлюбленным? Не хочу тебя огорчать, но ты не единственный ее адепт и никогда им не будешь.
  - Мне-то не знать, - расхохотался Герберт, притянул Меля к себе и перешел на злобный шепот: - Но она не твоя богиня. Ни она, ни Данхольт.
  - Что? О чем ты говоришь?
  Неприкрытое непонимание в глазах Меля взбесило Герберта. Он не желал мириться с осознанным выбором парня, знание же того, что тот даже не подозревал, в чью ловушку угодил, вскружило голову. Нет, так не пойдет! Ожидать честную игру от Данхольта - верх безумия, но и тому не следовало думать, будто его адепт станет следовать правилам.
  Воспользовавшись моментом, Мель попытался вырваться, но Герберт лишь сильнее схватил его и снова притянул к себе.
  - Ты не достанешься ему, понял? - не сказал, прошипел он и коснулся лба Меля кончиками пальцев.
  
  ***
  - Герберт!
  Ему показалось, что его звала женщина, но одного смутного ощущения недостаточно, чтобы пожелать открыть глаза. А потом он почувствовал неприятный и довольно-таки сильный удар - сначала по одной щеке, затем по другой. Не среагировать было трудно.
  - Герберт, идиот! Что... что ты натворил?
  Он открыл глаза и увидел, как Фродоард удерживает руку Эхсы, явно намеревающейся дать ему третью пощечину. Между пальцев второй руки, сжатой в кулак, свисала цепочка, и Герберт догадался, что именно вызвало такую бурную реакцию женщины. Ее черные крупные локоны выбились из прежде идеальной высокой прически, большие карие глаза горели, но даже в приступе негодования она оставалась невероятно красивой. Ради одного взмаха этих пушистых ресниц, ради одной мимолетной улыбки на этих пухлых губах могли разрушиться города, пусть даже баронесса Рроу считала подобные инциденты пошлостью - мужчины не стали бы слушать ее мнения, потому что ее красота меркла перед прелестью леди Эхсы. И все же Герберт, один из немногих, мог не бояться находиться в ее компании, не обвешавшись амулетами Тиорлинт: его никогда не привлекали пышные формы. Впрочем, другие достоинства у Эхсы тоже имелись, но терять из-за них голову он не собирался.
  - Не то, о чем ты подумала, дорогая, - вяло улыбнулся подруге Герберт и попытался подняться, а мысленно добавил: 'Все намного хуже'.
  - Что произошло? - накинулась Эхса на Фродоарда.
  Тот выставил руки перед собой и принялся отступать, не имея ни малейшего представления, как совладать с буйствующей женщиной. Щуплый мальчишка и без того не любил ввязываться в конфликты, а уж тем более с дамами. В случае с Эхсой, тем более. Эта женщина могла не только соблазнить, но и дать отпор любому, и хотя она лучше владела холодным оружием, поднять руку на себя никому бы не позволила: даже когда она уступала в силе мужчине, Эхса пускала в ход множество уловок, так что всегда одерживала верх. И самым разумным выходом для Фродоарда было сдаться ей на милость и дать то, что она хочет.
  - Он пришел ко мне в совершенно ужасном состоянии, - быстро проговорил он, пока Эхса не захотела приложить ладонь и к его щеке. - Я отправил его в сон, а ты его разбудила. Так что понятия не имею, что произошло.
  - Вот, вот что произошло! - Эхса перехватила цепочку и продемонстрировала амулет Тиорлинт сначала Фродоарду, а затем и Герберту. - Один умный мальчик решил, что способен сдержаться и не влюбиться. Однако, похоже, мальчик, приходя к этому решению, уже думал далеко не головой. И что теперь, моя радость? Кто?
  - Эхса, да не в любви дело! - простонал Герберт, садясь в постели Фродоарда. Ощущал он себя лишь немногим лучше, чем в тот момент, когда пришел к другу.
  Он смутно помнил, как доволок Меля до своей комнаты, как запер его там. Не попался ли он кому-то на глаза? Вроде нет. Да и какое дело до людей, если он так откровенно наследил, оставил магический маячок для своего возлюбленного бога. Как же он его ненавидел! И в то же время ощущал с ним связь настолько крепкую, какой не чувствовал раньше. Нет, не только из-за получаемой возможности преобразовывать собственную силу в нужном направлении, - их связь глубже, она проявляется в схожести характеров и неосознанном желании встретиться вновь. Будь проклят, Данхольт! Да только богов не проклясть. Герберт схватился за голову и пригнулся к коленям. Его снова начало мутить.
  - Все-все, не мучай его, - буркнул Фродоард и подошел к Герберту.
  Тот поднял глаза и уставился в обветренное лицо мальчишки - истинного адепта Гаспальда. Такой же предрасположенностью, как и он, обладала Рогнеда, но Герберт всегда ощущал ее нежелание связываться с водой и дорогами. Кого же она теперь выберет?
  Фродоард осторожно провел рукой по голове Герберта, и тот вымученно улыбнулся - хороший мальчишка и невероятно сильный, несмотря на свой возраст. А ведь он ровесник Рогнеды. Почему Герберт не познакомил их? Тогда бы девушка скорее поняла свои способности. Забавно: его жизнь полетела под откос, а он вновь и вновь возвращается мыслями к своей воспитаннице.
  - Подари мне еще немного снов, Фродо, - попросил он тихо.
  - Ты уверен?..
  - Я совершил невероятную глупость и должен найти выход, если он есть, но в таком состоянии не могу.
  - Хорошо... Ладно... Надеюсь, у тебя получится.
  Эхса, все это время стоявшая где-то в стороне, лишь хмыкнула. Пока Фродоард держал ладонями голову Герберта и сосредотачивался, тот услышал удаляющиеся шаги и закрывающуюся дверь. Что она станет делать?.. Впрочем, не важно. Герберт тоже закрыл глаза, а в следующий миг совершил переход.
  Он уже не раз делал подобное, и основным проводником являлась Рогнеда. Она научилась этому самостоятельно, не понимая, как именно отправляет людей в странное место, которое называла миром снов. Фродоард говорил, что тот мир ко снам имеет лишь косвенное отношение, но даже он не мог точно назвать его. Чем бы ни являлось загадочное пространство, но оно помогало восстановить силы за считанные часы, и Герберт к нему прибегал при всякой возможности. Именно из-за этого контакта он постоянно уединялся с Рогнедой, чем и создал слух об их любовной связи. Оспаривать его не стал потому, что так обеспечил девушке неприкосновенность - им встречалось несколько идиотов, решивших наплевать на статус Рогнеды и посчитавших, что любовница одного мужчины вполне может удовлетворить и других, и, разумеется, они отправились к Айльберге, даже не поцеловав объект вожделения.
  Погрузившись в волны неназванного мира, Герберт поплыл по ним. Ему следовало привести мысли в порядок, и лучшего варианта не нашлось бы. Первый переход отчасти привел его в чувства, но он оказался слишком коротким, теперь же ему никто не помешает довести дело до конца.
  Мир между реальностью и сном нравился Герберту тем, что там он мог быть самим собой. Там он имел право вымещать злость, обиду или любое другое сильное чувство, не думая о легенде, которой придерживался. Лорд Герберт не проявлял эмоций и именно тем вынуждал остальных держаться на почтительном расстоянии. Но наступали моменты, когда заглушать чувства одной силой воли не получалось, и тогда на помощь приходил этот мир. Кажется, на самом деле Герберт имел еще одного подручного - амулет Тиорлинт не только спасал его от возможных влюбленностей, которых, к слову, не намечалось, но и несколько приглушал иные эмоции. С остатками Герберт справлялся быстро. И вот стоило ему снять...
  Среди волн он увидел еще одну фигуру - та двигалась в отдалении, но Герберт тут же узнал ее. Рамрих - старый наставник, открывший Герберту, тогда носившему другое имя и выглядевшему иначе, не только магию, но и секреты богов. Вполне предугадываемым порывом было метнуться к старику, покаяться в содеянном и спросить совет, но Герберт сдержался. Рамрих не узнает его - он был наставником другого мальчишки, импульсивного, горячего, невероятно упрямого и не имеющего к Герберту никакого отношения - именно так они с Айльбергой решили, когда та по собственной воле открыла тайное знание. Он вспомнил ее, красивую молодую девушку, левая часть лица которой, как и левая рука, была лишена кожи и истекала кровью. Казалось, что та оплакивала жизнь, с которой Герберт решил расстаться раз и навсегда. За свою помощь она не попросила ничего, кроме обещания не совершить глупость, а что в итоге сделал он? Хотя нет, не Герберт снял цепочку с камнем, не Герберт бросил вызов Данхольту, не Герберт решил, что может вырвать Меля из рук хитрого бога - все это сделал тот мальчишка, с которым Герберт расстался, принимая помощь Айльберги. Оказалось, тот увязался за ним, бросив ненужное тело, оставляющее слишком хорошо знакомый многим богам магический след, и забрался в новое, где тут же уснул или притворился спящим, дожидаясь нужного момента. Прошлое невозможно перечеркнуть полностью, но об этом никто не предупреждает заранее, и каждый попытавшийся встречается с тем, от чего бежал, в самый неподходящий момент.
  Герберт позволил Рамриху проплыть на расстоянии и не окликнул его: мальчишке нужен был наставник, разумеется, но теперь его роль сыграет Герберт и сам сможет найти решение. Айльберга не стала бы рисковать, не будь уверена, что тот исполнит обещание, так что он отыщет выход, и если не самостоятельно, то с помощью тех, кем окружил себя в новой жизни.
  Вынырнув, он заметил, что все они уже собрались. Фродоард, Эхса, Себальд, Итто - вместе с ним они составляли пятерку истинных, притворяющихся простыми магами. Только Герберт позволял множиться слухам о своем могуществе, но даже в россказнях никто и близко не подбирался к тому уровню магии, которым он владел. Смешным в этой ситуации было то, что магией он не пользовался. Но без легенды о его силе он не смог обойтись, иначе бы не подобрался к Реджинальду и не стал бы его личным советником, пусть тот и не отдавал себе в этом отчет. Оставшиеся четверо прятались в тени, и даже король не знал, что именно они посадили его на трон. Конечно, в перевороте участвовали и другие маги, но все они были связаны с пятеркой, собравшейся в небольшой комнатке юного Фродоарда, утверждающего, что он - всего лишь слуга благородной дамы, миледи Эхсы Ковейн, обладающей невероятной красотой и притягательными формами от природы, а не в дар за службу Мейо. Многие из сильных магов предполагали, что пятерка наделена большей силой, чем демонстрирует, но об их Истинности не знал никто, и, если честно, Герберт не был уверен, что в Бреслингии остался хотя бы еще один истинный маг. Разве только Рамрих, но Герберт сомневался, что бывший наставник не покинул страну.
  - Тебе лучше? - поинтересовался Фродоард и протянул ему стакан воды.
  - Намного, - улыбнулся тот. - Спасибо. - Затем Герберт окинул взглядом остальных и серьезно сказал: - А теперь послушайте историю моей глупости. Заодно расскажу, что успел узнать о планах Оэдмаля.
  Его не перебивали, а по завершению истории не накинулись с обвинениями - прекрасно понимали, что тратить время на подобное не стоит. Дело сделано и нужно поскорее найти решение или же оставить Герберта расплачиваться за ошибки. Даже Эхса уже не злилась на него. Впрочем, оно и понятно - она накинулась на Герберта не из-за злости, а из-за страха, теперь же волноваться за его судьбу было поздно.
  Сколько длился их совет, Герберт не знал - в каморке Фродоарда не имелось окон - так что он лишь надеялся, что они примут решение до завтрака и Меля не успеют хватиться.
  - Почему нельзя снять заклинание? - задала вопрос Эхса, впиваясь в Герберта взглядом. Ей явно не нравилось молчание Итто, означавшее, что тот придумывал элегантное решение проблемы, но совершенно не обещавшее продолжение жизни в прежнем русле.
  - Если он это сделает, то снова оставит след, - напомнил ей Себальд. - Один можно проглядеть - он похож на вспышку. Можно и заметить, но не сразу понять, не сразу ринуться к нему. Следы начнут остывать, и есть возможность уйти. Но если снова воспользоваться заклинанием, снова появится вспышка. Две вспышки, тем более почти одновременно, проигнорирует только глупый. Боги скверны характером, но не дураки.
  - А если он уедет?...
  - Для богов не расстоянием следы измеряются, а временем, - покачал головой Себальд.
  - Нельзя его снимать, - вступил в разговор Итто, поднялся и заходил по комнате, умудряясь находить, куда сделать шаг. - Нельзя его будить. Здесь не только для тебя ловушку, Герберт, если она и была. А может, ее и не было вовсе. Ловушка же расставлена для Реджинальда. Ты сам сказал, что он провоцировал тебя на восстание.
  - Возможно, это подсказала моя память, - возразил тот. - Мель и прежде переживал за угнетенных магов.
  - Какой милый мальчик, - усмехнулась Эхса.
  - Милый, под стать Герберту, - кивнул Итто, замерев ненадолго и снова продолжив мельтешить, но никто ему слова не сказал, зная, что иначе он не мог сосредоточиться на путающихся мыслях. Как-то раз он поведал Герберту, что видит решения как проложенные дороги, но понять, по какой из них стоит пойти, не наступив, невозможно. И потому он словно идет по дорогам-решениям, когда пересекает комнату из угла в угол. - Да, милый, - продолжил он, немного помолчав, - но мы не о том. Он подступился к Герберту как к главной кандидатуре, но ведь Герберт - не единственный маг. Тебе придется уйти подальше, тут ничего не поделаешь, но оставлять мятежника без присмотра нельзя. Заберешь с собой.
  - И как он все это объяснит? - напряглась Эхса, и Герберт понимал, что ее тревожит: без присмотра останется и Реджинальд Первый, а его-то увезти не представляется возможным.
  - Еще минута, и я расскажу. Герберт, от тебя потребуется очень многое. Самое важное на тебе.
  - Не удивительно - раз ошибка моя.
  - Не в ошибке дело. Подожди еще чуть-чуть, и я все расскажу.
  
  ***
  Реджинальд Первый отложил лист бумаги и поднялся из-за стола. Он был недоволен, что Герберт ворвался к нему в спальню до завтрака и потребовал встретиться в кабинете уже через пять минут. Герберт знал, что все эти пять минут король обдумывал приговор, по которому можно казнить наглого мага. Также он понимал, что Его Величество ничего с ним не сделает.
  Сообщение, что Герберт понял намерения гостей из Осбруна, смягчило выражение лица Реджинальда, но прочтенное в протянутом письме вернуло его прежнее настроение.
  - Ты уверен, что все обстоит именно так?
  - До такой степени, что явился в вашу спальню, не постучав, - тихо отозвался Герберт.
  Король кивнул и принялся поглаживать бородку, снова изучая письмо.
  - И даже насчет моего...
  - Да, даже насчет него. Не стоит произносить вслух написанное на листе. Там ниже об этом сказано.
  - Я прочел, - рыкнул Реджинальд, с яростью взглянув на мага. - Ты слишком осторожничаешь.
  - Не думаю, что в нашем положении есть место слову 'слишком'. Решать, впрочем, конечно, вам.
  - А насчет того мага, что вечно вертелся рядом с тобой, правда?
  - Не я один видел, как он на рассвете уезжал с миледи Ковейн.
  - Интересно... Когда же они успели, если он был все время с тобой?
  - Так только казалось, Ваше Величество. Я замечал нечто странное в его поведении, но не уделял нужного внимания. В конце концов, его роман - подарок для нас.
  - Влюбленный маг - обезвреженный маг, ха-ха! Помню эту присказку. Похоже, о нем и правда стоит забыть. Но об остальном... Мне не нравится, что ты предложил.
  - У вас есть другие варианты? Тот, что связан со мной, не терпит отлагательств.
  - Догадываюсь, - снова рыкнул король и отвернулся. Он простоял какое-то время, сосредоточенно обдумывая предложение, а затем снова посмотрел на Герберта.
  - Допустим, я соглашусь. А ты уверен, что тот маг, о котором ты пишешь, справится?
  - Иначе бы вы не прочли его имя, Ваше Величество.
  - Но разве он и миледи Ковейн...
  - Он не последовал за ней, посчитав ее поступок слишком импульсивным. И он верен Бреслингии.
  - Как могут быть верны стране мальчишки?
  - Невероятно преданно, милорд.
  - Итак, я должен действовать согласно твоей инструкции...
  - ... не забыв ее сжечь, - тут же напомнил Герберт.
  - Да, сжечь, конечно. И ты гарантируешь, что для Бреслингии все закончится хорошо.
  - Все закончится миром - именно это и является целью разработанного плана.
  - Хм, миром, разумеется, - задумчиво произнес Реджинальд Первый и повернулся к столу, на котором снова лежала карта. Он погрузился в свои мысли, которые Герберт снова с легкостью предсказал, а потому не слышал, как Карающий Пес подобрался вплотную к Огненному Соколу.
  - Не советую, - прошептал Герберт, не ощущая, что сейчас разница в росте может сыграть против него.
  Реджинальд оглянулся и замер. На его лице читались настороженность и опасение - так близко рядом с собой он Герберта никогда не видел.
  - Вы должны сделать все, чтобы войны не случилось, милорд, - тихо продолжил Герберт. - И если не получится, то пожалеете об этом в первую очередь именно вы.
  - Даже если твой план даст осечку?
  - А разве правитель не для того нужен, чтобы принимать быстрые решения на благо жителей страны? Если же правитель не справляется со своей ролью, его место тут же занимает другой, Реджинальд. Помните об этом, принимая и озвучивая очередное решение.
  Король не стал спорить и только кивнул.
  
  
  Глава 5. Новые возможности взамен старым
  'Они провалились, провалились', - обезумевшим зверем металась мысль в черепной коробке Оэдмаля, и приходилось кусать язык, чтобы не произнести фразу даже шепотом. План, с которым они пожаловали в Бреслингию, трещал по швам, и принцу казалось, что он видит спрятанное под ним нутро - настоящую причину, почему именно он, а не его старший братец, здесь. Оэдмаль боялся, разумеется, боялся! Но показывать свой страх не хотел, а потому кривил губы в усмешке. Скорее, она походила на выражение презрительности, а в чем-то, может, даже капризности - эмоций, не свойственных благородным взрослым правителям, а подходящим лишь напыщенным, недалеким умом принцам, но все лучше, чем демонстрировать ужас. Да, он - их будущая жертва, но лучше умереть с вызовом, нежели забившись в угол и дрожа.
  - Интересно, а эта миледи Ковейн действительно настолько красива, что даже Мель потерял голову? - усмехаясь, произнес Хелок, хотя показалось, его не сильно интересовал ответ на этот вопрос - он продолжал заполнять большую книгу и явно отдавался в первую очередь этому процессу.
  - Говоришь так, будто во всем виновата эта женщина, Эхса Ковейн, а не сам глупый мальчишка, - язвительно отозвалась Привела, изучая свою внешность в зеркале трюмо. - Если ему не хватило самообладания и он, позабыв о долге, ринулся в женские объятия, разве вина на предоставившей их?
  - Мое представление о Меле не позволяет вообразить, какой должна быть дамочка, из-за которой он настолько сойдет с ума и уедет неизвестно куда, - оставался при своей точке зрения Хелок.
  Оэдмаль чуть прищурился: показалось ему или же наставник и правда считает новость о влюбленности и последующем отъезде Меля подозрительной? Не считает ли он, что мага убили и теперь скрывают тело? Если же так... Оэдмаль прикусил губу, но тут же понял, как может при этом выглядеть, и постарался просто нахмуриться. Но его мысль уцепилась за подозрение Хелока и пошла дальше. Может ли убийство лучшего друга младшего брата правителя Осбруна считаться достойным поводом для начала войны? Нет, конечно же, было бы куда лучше, если бы они убили Привелу, считающуюся невестой Оэдмаля, но эту змею голыми руками не возьмешь, а Мель, хоть поистине и верный своему делу, в чем-то был близок принцу и обладал некоторой наивностью, так что вполне мог угодить в ловушку. Не думал ли сейчас Хелок в том же направлении? Но даже если повод можно посчитать веским, сначала следует найти доказательство - холодный труп. Смогут ли они это сделать? И станут ли?.. Оэдмаль снова до боли укусил язык и презрительно скривился: понятно, что проще прибегнуть к изначальному плану, о котором все молчат, чем тратить силы на бесплодные поиски.
  - Думаю, эта женщина оказалась достаточно красивой, - отозвалась Привела, взявшись за расческу.
  - Красивее тебя? - усмехнулся Хелок, не удостоив красавицу взглядом. - Ведь тебе так и не удалось поразить его своими чарами. Да и когда он успел с ней встретиться? Он же ни на шаг не отходил от этой шавки короля! Скорее поверю, что он понял, что орешек ему не по зубам, и, устыдившись проигрыша, скрылся.
  Внутри Оэдмаля что-то оборвалось: Хелок не думал, что Меля убили, а решил, что тот оказался слаб и сбежал. Не с женщиной - с женщиной еще куда бы ни шло - а предал их, не сумев довести начатое до конца и не признавшись в этом. Хотя Мелю говорили не лезть сразу к лорду Герберту, найти мага попроще. Конечно, смута в голове такого человека, как лорд Герберт, скорее привела бы к нужному результату, но о его верности не говорил только ленивый. Мель все равно решил рискнуть, и вот чем все закончилось.
  - Да, с лордом их видели вместе некоторое время, - напомнила Привела, - но по большей части доказательством этого были лишь его отчеты. Они любили уединяться, особенно вечерами, и как знать, кто тогда составлял компанию Мелю - Герберт или кто-то еще?
  - Как же ты хорошо представляешь эту коварную соблазнительницу! - расхохотался Хелок, покачал головой и приложил промокашку к исписанной странице.
  - Я не утверждаю, что она соблазнила Меля. Возможно, именно Герберт познакомил нового приятеля с Эхсой Ковейн.
  - О, так Герберт виноват! Он подсунул нашему герою соблазнительную даму и спрятался! Но сама дама не повинна, она ведь волей случая оказалась такой привлекательной, а еще доверчивой, раз пришла в темное время суток по приглашению этого коварного лорда и предстала сразу перед юным извращенцем, истосковавшимся по женской плоти. Это замечательная история, миледи, как раз в духе книги, которую вы пишите, но есть в ней один маленький недостаток: Мель не раз мне заявлял, что у него нет запрета на близость, как с женщиной, так и с мужчиной, и единственное, что он не может себе позволить - влюбиться. Чтобы потерять голову, он должен был снять свой амулет.
  - На встречу с Гербертом он амулет не носил, - усмехнулась Привела, продолжая экспериментировать с прической. - Герберт заметил это и воспользовался случаем. Или же, если ты не веришь, что он снимал амулет, это мог сделать Герберт, пока Мель знакомился с миледи Эхсой.
  - Почему ты так уцепилась за эту байку и придумываешь ее новые подробности? Если в твоей голове рождается новый сюжет, избавь нас от необходимости его выслушивать.
  - Ты прав, - пожала она плечами и отложила щетку: - какова бы ни была причина, мальчик вышел из игры. Но его все равно найдут, поймают и казнят за измену. В случае, если история с миледи Эхсой правда, он хотя бы немного побудет счастливым.
   - И все-таки теперь куда важнее другой вопрос, - повернулся к ней Хелок. - Что будем делать с магами? Оставим их в покое? Мель сослужил нам большую службу, раз подкатывал только к Карающему Псу: во-первых, не рассказывал своих идей другим магам, во-вторых, сам Герберт не из общительных, поэтому вряд ли сообщил кому-то, что именно предложил ему Мель. Так что, может, ты займешься этим вопросом?
  - У меня свое задание, - фыркнула Привела, глядя на мужчину через зеркало.
  - Не то ли, что сейчас с нянькой едет в какой-то приморский городок отдыхать в королевской резиденции? - ехидно поинтересовался Хелок. - Ты хотя бы смогла выяснить, с чем связан столь скорый отъезд наследничка?
  - Он подхватил какую-то болезнь, с которой отлично справится морской воздух. Да и лето, проведенное там, - лучшее, что может быть с ребенком, - холодно отрезала Привела. - Они всегда отправляют его на лето к морю. Раньше ездила с ним королева, но из-за высоких гостей, - тут она через зеркало посмотрела на Оэдмаля, и тот фыркнул - лучше бы продолжала делать вид, что его здесь нет, - им пришлось сначала отложить поездку, а теперь отправить ребенка с няней. Невена присоединится к нему чуть позже.
  - Может, ты с ней наконец-то подружишься настолько, что она и тебя пригласит, - рассмеялся Хелок. - Мне всегда казалась тупиковой твоя задача: этой королеве нет причин не доверять королю. Так что можешь смело переключаться на что-нибудь другое. Правда, кричащей лозунги о свободе магов тебя не представляю - вот Мель в этом был хорош - но что-то сделать ты должна, не так ли? Иначе вдруг тебя тоже в предательницы запишут?
  Оэдмаль отдал должное выдержке Привелы: у той на лице не дернулся ни один мускул и все три отражения выражали прежнюю уверенность в себе и собственных силах. Вот и ему бы так научиться. Было бы время... Но именно временем, похоже, они уже не располагали. Сколько еще можно будет гостить, не вызывая подозрений? Когда Реджинальд начнет откровенно зевать в его присутствии? А посмотри на этих двоих, и кажется, что у них все под контролем, все идет так, как и задумывалось. И ничего, что знатные лорды остаются верны королю, что бы с ними не обсуждал Хелок, ничего, что и Карающий Пес, несмотря на все песни Меля, снова по первому зову отправился разбираться с очередным мятежным магом, ничего, что Невена никогда не подпускала Привелу к своему сыну и не брала мальчика на совместные с гостьей трапезы и прогулки. Все это мелочи, ведь всегда есть запасной план, тонкий и изящный, хотя и невероятно предсказуемый. Оэдмаль не стал бы прибегать ни к чему столь откровенному, но его никто не станет спрашивать. Может, пока не поздно, ему стоит воспользоваться примером Меля: найти подходящую женщину и сбежать с ней? Уж его-то в предатели не запишут, особенно если женщина будет старше его. Но почему-то Оэдмаль понимал - не получится. Да и довериться никому в чужой стране он не мог. Увы, как и в своей.
  - Полагаю, я могла бы пообщаться со знатными дамами, - после некоторого раздумья заметила Привела. - Здесь очень много красивых цветов, которые, казалось бы, вышли на первый план, но нет - стоит с ними поговорить по душам, как выясняется, что их мнения никто не слышит.
  - Женщины, поднявшие бунт? Привела, а об этом ты еще не писала?
  - Зря усмехаешься, Хелок. Ты не мог позабыть историю с нашим мальчиком, чтобы недооценивать силу женщин.
  - Погоди, прежде ты утверждала, что миледи Ковейн - всего лишь жертва! Да и всегда виноваты мужчины, а не женщины.
  - В обычных ситуациях, разумеется. Но это не мешает нам поменяться ролями, если только мы будем уверены, что в результате получится именно то, что мы хотим.
  - Что ж, делай, что считаешь нужным: нам важен результат, а способ его достижения - дело десятое. Только помни об аккуратности: твои разговоры не должны вызывать подозрения. И, наверное, тебе не стоит подходить к женам тех, с кем работаю я.
  - Отнюдь. Думаю, мужчина, хоть на мгновение задумавшийся о перевороте, утвердится в своем решении, если и жена шепнет ему на ухо, что так будет правильно. Но ты прав: здесь и правда требуется щепетильность. Пусть жена подтолкнет мужа к перевороту, но ни он, ни она при этом не должны вспомнить про нас с тобой.
  Оэдмаль задумался, а не стоит ли ему рассказать то, что он слышал после завтрака, или лучше промолчать. Если тот разговор окажется не просто слухом, то он развалит все планы Хелока и Привелы, как бы те ни старались. В коридоре один маг сказал другому, что Реджинальд намерен каждому магу, служащему ему верой и правдой, выдавать титул и поместье, даже если прежде маг был безродным. Размеры поместья и титул будут зависеть исключительно от заслуг. А с учетом лорда Герберта, продолжающего нависать тенью над неверными, у магов теперь не будет ни одной причины для мятежа. Правда, такая политика скорее всего возмутить остальных лордов, особенно если титулы получат и всякие полоумные деревенские старики и старухи, и, наверное, на этом можно попытаться сыграть... Нет, пожалуй, нельзя, ведь Реджинальда и без того охраняют маги, а с принятием закона их ряды уплотнятся. Ни один здравомыслящий лорд, лишенный магии, не пойдет на самоубийство. Единственным шансом для восстания будет перетягивание магов на свою сторону по какой-то иной причине, но вряд ли даже самый гениальный стратег найдет столь соблазнительную, чтобы маг откусил кормящую его руку. Свобода - она, конечно, хороша, но титул и земли куда вкуснее.
  Обо всем этом ни Хелок, ни Привела, похоже, пока не были осведомлены, но если закон действительно выйдет, они и без помощи Оэдмаля узнают о нем. Пожалуй, лучше промолчать: пусть еще какое-то время уйдет на придерживание изначальных планов прежде, чем они перейдут к запасному. Может, Оэдмаль успеет найти выход. Хотя, конечно, кого он обманывает? Обыграть столь прозорливого, как Хелок, и столь жаждущую получить свое, как Привела, под силам кому-то другому, но точно не ему.
  Оэдмаль встал. Он ожидал, что его спросят, куда он собрался, или хотя бы посмотрят в его сторону, но они продолжали обсуждать возможные стратегии и не обращали внимания на принца. Тогда он просто вышел из комнаты. Даже закрывая дверь, он ожидал услышать окрик, но снова ничего. Никому никакого дела, чем же занимается Оэдмаль! И он бы даже, пожалуй, порадовался такому отношению, если бы не понимал, что оно временно - пока они полагают, что могут обойтись без него.
  Принц подумал, а не выпал ли ему тот самый шанс улизнуть куда-либо, попытаться спрятаться, но тут же наткнулся на кого-то. Перед ним стоял мальчишка, лет четырнадцати или пятнадцати, на вид не городской или из бедных: лицо все будто покусано ветром - такие он видел у путешественников, которые почти не помнили, что такое кровать. Мальчишка поклонился ему, но убегать не стал.
  - Кто ты? - спросил Оэдмаль.
  - Меня зовут Фродоард, я ваш новый слуга, - ответил тот, смотря прямо в глаза принцу.
  'Какой странный слуга. И откуда он взялся?'
  - У нас уже есть прислужница, - нехотя заметил принц и попытался пройти дальше, надеясь тем самым дать понять, что разговор окончен.
  - Теперь буду еще и я. А если вам захочется, буду лично вам прислуживать, а она - вашим спутникам. Как пожелаете, принц Оэдмаль.
  - Тебя Редж... король прислал?
  - Ага.
  - А ты не слишком дерзок для слуги?
  - Если кажусь дерзким, могу перевоспитаться, - с готовностью ответил парнишка. - Тут уж от хозяина зависит.
  - А что с прежним хозяином стало? - напрягся Оэдмаль. Ему было трудно представить, кто им мог быть, поскольку в его понимании ни один нормальный человек не станет до того распускать слугу, чтобы тот начал говорить с господином на равных.
  - Сбежала с мужчиной, - вздохнул Фродоард, будто его предали.
  - Твоей хозяйкой была миледи Эхса Ковейн? - догадался принц.
  - Ага. Она самая.
  Оэдмаль все-таки пошел по коридору, но сделал парнишке знак, чтобы тот следовал за ним.
  - То есть она действительно сбежала с Мелем?
  - А вы сомневаетесь?
  - Мель был моим другом, поэтому для меня новость стала шокирующей. Он не похож на того, кто сбежит с женщиной, никого не предупредив.
  - Ага, как и госпожа. Она тоже была не похожа на ту, кто бросит все ради мужчины. Но либо ваш друг оказался невероятно хорош, либо мы плохо их знали.
  - Ты разговорчив.
  - Ну да, она любила поболтать со мной. Но если вам это не нравится, я буду держать язык за зубами.
  - Нет-нет! Мне, пожалуй, тоже может это понравиться...
  - После потери друга - конечно. А что вы подумали, когда он пропал?
  - Может, что его нет уже в живых, - признался Оэдмаль.
  - А если бы так оно и было, вы бы пошли на нашу страну войной?
  Оэдмаль не сдержался и захохотал. Мальчишка смотрел на него с прищуром, но молча ждал, когда тот остановится и ответит.
  - Нет, не думаю, - возразил он, вытирая выступившие на глазах слезы. Кем бы ни был этот слуга, но умом обладал острым, а значит, и собеседник из него выйдет приятный. - Все-таки это недостаточное основание для объявления войны.
  - А чья смерть может являться достаточным основанием? Смерть друга короля?
  - Если король горяч, возможно, но даже смерть супруги короля заставит задуматься, достаточна ли она. А вот смерть наследника или хотя бы брата, в чьих жилах течет королевская кровь...
  Оэдмаль прикусил язык. А вдруг мальчишка воспримет это как подсказку и сам устроит покушение? Хотя зачем Бреслингии развязывать войну?
  - Я бы на вашем месте нашел бы охранника, -- серьезно заметил Фродоард. - Хотите, похлопочу?
  - О, если ты такой полезный, то что же не уехал вместе с госпожой?
  - Потому что я верен ей, но еще больше - своей стране. А она из-за какого-то незнакомца бросил Бреслингию. Это неправильно.
  - Они уехали из страны?
  - Скорее всего, - пожал плечами мальчишка. - Говорила, что поедут в Осбрун, на родину ее возлюбленного, но думается мне, скорее отправятся в Мирну.
  - Почему?
  - Там у нее есть усадьба. Скорее всего там и остановятся.
  - А откуда у твоей госпожи усадьба в другой стране?
  - Не знаю. Она еще у ее деда появилась, кажется, а я там не прислуживал и никогда не бывал, так что и истории не знаю. Но это и не важно, куда они уехали - главное, уехали. А ведь можно же было тут остаться!..
  - Видимо, нельзя, - заметил Оэдмаль.
  - Мне не понять... Но и обсуждать - дело не мое. Тем более, теперь вам служу.
  - А если я глупость какую совершу, ты потом будешь мои косточки перемывать с другим хозяином? - прищурился принц, внимательно глядя в лицо мальчишки.
  - Если сейчас попросите этого не делать, то не буду, - честно пообещал Фродоард, и Оэдмаль ему даже поверил.
  - А если я тебя попрошу кое в чем помочь?.. - перейдя на шепот, поинтересовался принц.
  - Оно не навредит Бреслингии? - мальчишка тут же переменился и стал серьезным.
  - Думаю, что так Бреслингия даже выиграет.
  Вместо ответа Фродоард только кивнул, но и этого Оэдмалю оказалось достаточно. И почему он вдруг решил довериться слуге, которого только увидел? Что-то в этом лице или в непринужденности его разговоров располагало. Или же просто ему надоело подозревать всех вокруг и захотелось довериться хоть кому-то. Фродоард подвернулся очень вовремя. А может, именно он вселил в Оэдмаля надежду, что все-таки вокруг не одни только враги. Забавно, если второе, ведь он не последовал за своей госпожой на край света. Зато остался верен Бреслингии, а значит, не допустит войны. Теперь можно придумать надежный план, раз появился сообщник.
  
  
  Глава 6. Тени Сигилы
  Дорога до Сигилы занимала три-четыре дня, если всадник мог позволить себе хорошего скакуна. К лошади Герберт не имел никаких претензий, а вот задерживающие обстоятельства... Впрочем, злился он не на них самих, а на ситуацию в целом: с каждым новым днем ему все сильнее казалось, что он не пытается предотвратить войну, а убегает от нее. Но даже если его предчувствия не были всего лишь разыгравшимися страхами, ехать быстрее у Герберта не вышло бы - Ради не так давно только исполнилось четыре.
  И все-таки для четырехлетнего мальчишки наследник вел себя идеально, и если Герберт и мог кого винить, так только себя за непродуманность плана до конца, а заодно и за излишнюю мнительность: принц Оэдмаль не обладал достаточными ресурсами, чтобы отправить шпиона по следам Карающего Пса. Или обладал, но слишком умело демонстрировал обратное, о чем неустанно напоминал червячок подозрительности, а потому Герберт предпочитал осторожничать.
  Однако, если судить здраво, спрятать Радхери и Меля, не вызвав при этом ненужных подозрений, можно было лишь двумя способами, одним из которых Герберт и воспользовался, а в Сигиле прибегнет ко второму. Только бы поскорее до нее добраться, и тогда... Герберт хотел обмануть себя обещанием, что потом он сможет ничего не опасаться, но не получилось. Он посмотрел на сидящего рядом Ради, испачканного, в простой одежде, настолько непохожего на принца, что можно было бы уже успокоиться и отмести любые страхи о его судьбе: мальчик жевал вяленое мясо, смотрел на окружающие тропу деревья и лишь изредка кидал на своего спутника быстрые взгляды. Когда он вновь посмотрел на Герберта, тот улыбнулся. Мальчик содрогнулся и предпочел вернуться к изучению деревьев. Герберт решил его не смущать.
  Уже в первый день Ради показал, на что способен: он пролежал весь день под покрывалом, ничем не выдавая свое присутствие, только время от времени подглядывал за Гербертом в искусно сделанную щелочку, которую со стороны вряд ли можно было заметить. Герберт даже пожалел, что не присутствовал при разговоре королевы Невены с сыном - та явно разбиралась в детях лучше него и дала Ради указание не просто слушаться во всем подозрительного незнакомца, увозящего его неизвестно куда, а сказала что-то еще, что подействовало намного эффективнее. В том, что Реджинальду повезло с супругой, имеющей не только прекрасную родословную, но и отличающейся умом и красотой, сомнений не было. Но послушается ли он мудрого совета этой женщины или станет действовать исключительно по-своему? Хотя как знать, что посчитает Невена мудрым решением в конкретной ситуации.
  Радхери не отставал в уме от матери, но все же оставался ребенком, а потому долгое лежание без движения закончилось вполне предсказуемо - большую часть первого дня мальчик проспал. Такое положение дел устроило бы Герберта, если бы ближе к ночи мальчишка не проснулся, а вся накопившаяся за день энергия не потребовала выхода. Конечно, он не ныл, что ему надоело лежать, но во время их короткого ужина в сумерках, который Герберт устроил, спрятавшись в рощице и удостоверившись, насколько мог, что поблизости нет лишних глаз, Ради ходил вокруг телеги и ни на минуту не замирал на месте. В ночи можно было бы рискнуть и позволить ему идти рядом или сидеть на козлах, но лошади требовался отдых, да и сам Герберт был не прочь вздремнуть. С собственным сном он мог бы, конечно, повременить, но с усталостью лошади ничего не поделаешь. К тому же Герберт понимал, что без сна долго не протянет. Пять дней (в лучшем случае) - слишком большой срок. Время показало, что дорога до Сигилы растянется на неделю.
  Решение, пришедшее тогда на ум Герберту, было рискованным, но ничего иного в тот момент он предпринять не мог. Чуть дальше дорога подходила довольно близко к речке с заболоченными берегами - грязи хватало. Ради, переодевшись в самые простые рубаху и штаны из тех, что ему сложила с собой мать, получил задание добраться до реки, испачкаться как следует и спрятаться в кустах. Разумеется, если он заметит рядом присутствие кого бы то ни было, мальчик должен был закричать, в ином же случае притвориться больным. Герберт отлично понимал, что мог потерять принца: не только потому, что не успел бы вовремя, даже услышав крик Радхери, но и потому, что мальчик мог утонуть в реке, не заметив в темноте ночи, где заканчивается берег, или позабыть задание и улечься в воде, а значит, простудиться. И все-таки Герберт считал, что скорее навредит принцу, если не устроит показательное для наблюдателей выступление. Пусть те думают, что по дороге в Сигилу маг подобрал крестьянского мальчишку и решил сделать его своим слугой. Если соглядатаи до сих пор не знали историю Рогнеды, то могли спросить о ней любого, и каждый бы рассказал, как Карающий Пес когда-то увез девчушку из сгоревшей деревни, не узнав о ней ничего, даже не выяснив, спаслись ли ее родители или нет, а стоило девушке созреть, как та стала его личной любовницей. Вряд ли после этого кто-либо удивится, что маг спас ребенка и забрал с собой.
  Им повезло: на мальчика никто не напал, а сам Ради проявил осторожность. Похоже, ответственность в нем воспитывали с малых лет, что Герберту нравилось - никакой возни с избалованным отпрыском. На рассвете он нашел испачканного мальчика спящим в кустах. Сначала даже не узнал его и шепотом позвал по имени, на что Ради ответил полусонным кивком. Еще некоторое время он продолжал спать в телеге, теперь уже не прячась под покрывалом.
  А когда чуть позже мальчик захотел есть и Герберт принялся искать провизию в мешках, из-за его неосторожности Ради увидел Меля. Во сне образов Мелю не требовались ни еда, ни вода, ни даже воздух - всю нужную энергию он тянул из Герберта, так что тому приходилось восполнять силы за двоих. Лежащий без движения и дыхания Мель производил сильное впечатление даже на самого Герберта, что же говорить о мальчишке? Тот сразу отшатнулся и даже отошел от телеги.
  - Он... не слушался вас? - тихо спросил Радхери, глядя на телегу так, будто вся она была способна причинить ему вред. У Герберта даже мелькнула мысль, что он теперь откажется на нее садиться.
  - Да, - ответил он на вопрос, не вдаваясь в подробности. И ведь не соврал: Мель не слушался его, упорно называя имя не той богини. А если вернее, то не тех богов.
  Мальчик походил в стороне, продолжая бросать опасливые взгляды то на телегу, то на своего проводника, но как только Герберт достал хлеб и протянул его, принц тут же оказался рядом, спешно забрал кусок и торопливо принялся его есть.
  - Не подавись, - предупредил его Герберт, чуть улыбнувшись, и мальчик в тот же момент начал медленно разжевывать откусанное, словно приняв рекомендацию за приказ.
  - Пить хочешь?
  Радхери кивнул.
  Герберт достал флягу и протянул мальчику.
  - Воды не слишком много, - сообщил он, вспомнив, как тот жадно пил накануне.
  Река, конечно, была рядом, но Герберт сомневался, что желудок ребенка, к тому же знатного происхождения, готов к подобному испытанию. Ближе к Сигиле они смогут набрать воду из родника - он точно знал, где тот находится, хотя им и придется свернуть с дороги и углубиться в лес. Оставшейся во фляге воды вполне хватит, если не пить ее часто и огромными глотками.
  Ради же сделал совсем небольшой глоток и попытался вернуть флягу Герберту.
  - Пей еще - ее не настолько мало.
  Мальчик кивнул, выпил еще немного и все-таки отдал флягу, буквально пихнув ее в руку Герберта. Мужчина доел свой хлеб и надежно спрятал вещи под покрывалом. На Меля он старался не смотреть.
  Прошло уже несколько дней, а Радхери продолжал вести себя послушно. Даже если иногда детская непосредственность поднимала голову, мальчишке хватало одного взгляда на покрывало, чтобы снова превратиться в образцового ребенка. Герберту это не нравилось: да, так ему значительно проще, но страх, с которым мальчишка поглядывал на него, нервировал, и с таким отношением жить уединившись друг с другом месяц, а может, и того больше, будет невыносимо. К тому же возникали и другие неприятные последствия: например, накануне Ради, отойдя в кусты по нужде, поранил ногу, но испугался сообщить об этом Герберту, спрятал рану под грязной штаниной, и если бы на следующем привале мужчина не заметил, как мальчишка хромал, все могло обернуться заражением. Нужно было строить мосты.
  - Ты умеешь читать? - спросил Герберт, когда придумал, о чем можно завести разговор.
  Мальчик сначала встрепенулся, обрадованный вопросом, посмотрел на Герберта, но тут же понурился, опустил голову и тихо выдавил:
  - Нет.
  Испугался, что теперь попадет под покрывало, превратившись в бездыханную куклу? Интересно, считает ли он Меля еще живым? Уточнять Герберт не захотел. Вместо этого предложил:
  - Научить?
  Ради снова взглянул на мужчину. Глаза мальчика горели жадным огнем, и потому, когда он поспешно закивал, Герберт был уверен, что видит его искреннее желание, а не попытку угодить грозному магу. Остановив телегу, он спрыгнул с козел, отыскал нужную сумку и принялся рыться в ней. Не взять книги Герберт не мог, хотя и пришлось ограничить себя при выборе подходящих. С содержанием двух из них он был еще не знаком, книга, полученная от Рамриха и какое-то время принадлежащая Рогнеде, тоже не являлась стоящей для чтения четырехлетнего мальчика - о богах он, конечно, узнает, но пусть это случится позже. Оставалась последняя книга. Герберт некоторое время смотрел на потрепанную обложку, стараясь не дать воспоминаниям заявить о себе, но провел большим пальцем по ней и улыбнулся.
  Тогда он был молод и настолько дерзок, что был убежден, будто сможет диктовать свои правила игры богам. Не в тот момент, а когда потребуется, а пока от богов он собирался получить умения, а потом о них забыть. Брачка утопала в цветах, а свежий солоноватый ветер кружил голову и толкал на авантюры. Поддаться его уговорам было делом времени, что он, и Мель отлично это понимали, и потому никто не удивился внезапно вспыхнувшему спору о том, можно ли на базаре приобрести что-либо стоящее. Они с Мелем уже не первый день гуляли среди ярких шатров, разглядывая заморские диковины, но какими бы уникальными те ни казались, они оставались бессмысленными побрякушками: ими можно украсить дом или спрятать в сундук, а когда придут гости, с гордостью показать невероятную вещь и рассказать связанную с ней легенду, а может, даже приврать, сообщая, как именно она попала в руки хозяина, но практической пользы от нее все равно не добиться. Все ценные товары продавались знати и с кораблей сразу поступали на склады согласно заключенным договорам. Временами устраивались и аукционы, на которые попадали лишь приглашенные. А базар - это так, яркие камни и перья, блестящее стекло и пестрые ткани, да немного редких фруктов и сладостей.
  Мель не был простолюдином, в отличие от своего безродного друга, воспитанника такого же безродного мага, а потому знал, о чем говорил. Он обещал Герберту достать приглашение на аукцион и показать, в чем же разница, но опьяненный близостью к чужеземцам и ощущением собственного могущества, тот не мог не заявить, что найдет что-то ценное прямо здесь, на базаре.
  И он нашел. Хотя, конечно, Мель был тысячу раз прав, утверждая, что Герберт способен любые слова переделать под себя, превратив ложь в истину. Но тот разговор состоится значительно позже, а тогда, на базаре цветущей Брачки Герберт встретил путешественника. Этот человек хотел соединить два мира, разделенные океаном, и потому выучил язык Кьерры, оставшийся общим для всех трех государств, а затем начал переводить книгу о своей родине, копии которой он намеревался продавать в Бреслингии. Позже он хотел объехать земли Кьерры и написать такую же книгу о них. Увы, его мечты не осуществились: Идфред, ныне Усопший, не хотел пускать в свой уютный мир чужеземцев, ограничивая их присутствие лишь торговыми судами в порту Брачки. Такая политика могла показаться нелепой, если не помнить о сложных отношениях Бреслингии с Осбруном и Мирной, так что Идфред решил не вносить в свою жизнь и жизнь своего народа новых проблем и загадок, заодно лишив и соседние страны представления, как велик и разнообразен мир.
  Путешественник погиб, успев только завершить перевод первой книги, да и то лишь потому, что Герберт вызвался ему помочь. Обращаясь к Салистине, он быстро запоминал аналог тех или иных слов на языке путешественника и с легкостью превращал косные фразы путешественника в благозвучные, при этом не уходя от оригинала: их целью был не просто пересказ книги, но и попытка дать возможность выучить язык, читая ее. Именно поэтому в книге левую страницу занимал текст в оригинале, а правую - на языке Кьерры. Когда они закончили работу, путешественник отдал оригинал Герберту с просьбой сделать копии, пока он сам будет изучать Бреслингию, затем оригинал Герберт мог оставить себе. Но путешественник далеко не уехал - несчастный случай не позволил ему даже увидеть столицу - а Герберт не исполнил его последнюю просьбу, прекрасно представляя судьбу своих трудов. Но оригинал он оставил себе, как и договорились.
  Вместе с книгой Герберт вернулся к Ради, критически осмотрел его руки и велел слезть. Отведя в сторону, он потратил последнюю воду, чтобы отмыть ладони мальчику, объяснив свой поступок тем, что книги требуют уважительного отношения к себе, а особенно некоторые из них.
  - Эта книга - неповторимый экземпляр, - сказал Герберт, высушив пальцы Радхери. - Позже найду что-то более тебе подходящее, а пока начнем с нее. Кстати, в ней есть даже картинки. Думаю, тебе понравится.
  Они вновь уселись на козлы, и мальчик с благоговением принял книгу. Страницы с текстом он аккуратно, но все равно быстро пролистывал, а потом надолго зависал над изображениями фантастических пейзажей, диковинных растений и животных, невероятными картами. Карты заинтересовали его особенно, и Герберт подумал, не показывал ли ему отец свое сокровище - память о былых временах и мечту о недалеком будущем?
  - Это речка, а это гора, - сообщил Ради, повторяя пальцем линии на рисунке, стараясь не касаться страницы. - У папы очень много карт, больших и маленьких. Есть карта всей страны, прямо всей-всей, но она сама не очень-то большая. А есть карта города, но почему-то она занимает больше места, чем та, на которой нарисована целая страна. А еще есть карта части города, там всего несколько улиц, но можно разглядеть все дома и посчитать, сколько их. И я видел даже карту нашего дворца, где подписана каждая комната, но мама говорит, что это не карта, а что-то другое. Только почему, если там такой же вид сверху, как и на улицы, и город, и страну... - задумчиво закончил мальчик и замолчал.
  - Она называла ту карту планом? - уточнил Герберт.
  - Кажется, да... Да, точно! План.
  - На самом деле план и карта - не такие уж и разные вещи, хотя отличия и имеются. На планах больше деталей, чем на картах, зато карты охватывают большую территорию.
  - Тогда карта, где было всего несколько улочек, и каждый домик можно разглядеть, - тоже план? - изумился Ради, вызвав у Герберта улыбку.
  - Да, полагаю, что это тоже был план. Но я не видел ее, чтобы сказать уверенно.
  - Когда вернемся, спрошу у папы, - решительно заявил мальчик и снова посмотрел на книгу на своих коленях. - Он очень любит карты. Наверное, знает точно, где карта, а где план. Но этой у него нет. Как думаете, он бы все-все отдал, чтобы ее увидеть?
  - Если он будет себя хорошо вести, то я ему покажу ее просто так, - пообещал Герберт, поглядывая на Ради.
  - А если будет плохо, то... - вскрикнул мальчик и ошалело посмотрел на мага. Он даже чуть не выронил книгу. Договорить фразу он не смог, но Герберт прекрасно знал, чем она должна закончиться.
  - Почти. В любом случае, я его предупредил, так что о последствиях ему известно.
  Радхери покивал головой и вернулся к изучению книги. Запомнит ли мальчик, кто угрожал его отцу, и захочет ли отомстить, когда вырастет? Герберт предпочел не думать об этом. В конце концов, он продолжал надеяться, что разум Реджинальда Первого победит честолюбие, и тогда Герберт действительно покажет ему книгу и предложит сделать то, к чему не был готов его предшественник.
  Открыть границы, увидеть, что мир не ограничен тремя государствами, наладить действительно серьезные торговые и политические отношения с чужеземцами, а главное - показать все это простому народу и жителям Осбруна и Мирны. Такой поступок возвеличит имя Реджинальда куда сильнее, нежели объединение Кьерры под его гербом. И ведь не заметить эту возможность король не мог - стоило только обратить более пристальный взгляд на Брачку. Может, глазам, еще не научившимся различать, что находится за границей океана, требовалась подсказка, но делиться столь ценными сведениями лишь бы с кем Герберт не собирался. Ничего, осталось не так много времени, чтобы понять, верную ли ставку он сделал.
  
  ***
  Сигила навевала воспоминания - еще один призрак из прошлого, и на этот раз не из добрых, однако его Герберт навещал с завидной регулярностью. Большую ответственность, чем за государственный переворот, он чувствовал за те облавы, что предшествовали ему. Те жертвы не были сравнимы с погибшими во время смены власти, впрочем, Реджинальд довольно быстро подавил недовольства, обойдясь без казней, чем и упрочил свое положение. И все равно для истории Бреслингии именно период, начавшийся убийством короля Идфреда и закончившийся праздничной коронацией Реджинальда Первого, устроенной повторно для народа, принявшего нового правителя, считался темным временем, избавление же от подпольных организаций, готовящихся сменить власть, не казалось актом особой жестокости. Король хотел остаться на троне и потому делал все для этого возможное, тем более что обладал нужными ресурсами. И все сложилось бы иначе, если бы в игру не влезли боги.
  Не единожды, подъезжая к Сигиле и вспоминая тот вечер, из-за которого и появился Герберт, тот, каким он был теперь, мужчина раздумывал: не мог ли он поступить иначе, если слово, данное Мелю, все равно нарушил. Да, конечно, сам Мель об очередном хитром поступке своего друга так и не узнал, но быть честным перед мертвыми отчего-то хочется больше, чем перед живыми. Пока человек жив, кажется, что все можно исправить, а любую ложь или двойную игру перекрыть благородным делом, мертвые же такого шанса не дают. И ведь если смотреть на его поступок, не вдаваясь в детали, Герберт поступил так, как должен был, чтобы не увидеть в глазах Меля разочарования, а те намеки... Намеки - не руководство к действию и разными людьми они могут восприниматься по-разному. И то, что Марквин испугался их, а потому сумел избежать уничтожения, не значит, что Герберт ослушался приказа Идфреда и спас его, не так ли? Не так ли, Мель?
  Ради подал голос и Герберт вышел из оцепенения воспоминаний, посмотрел на удивленного мальчика и попытался улыбнуться. Тот не знал, почему его провожатый и охранник вдруг натянул вожжи и остановился, ведь по словам мага в том городе их ждал вкусный обед и мягкая кровать. Конечно, ему не терпелось получить и то, и другое. Герберт подмигнул мальчишке и направил лошадь в Сигилу. Какой бы сложной ни казалась предстоящая встреча теперь, после возвращения Меля, ее не избежать - Герберт нуждался в услуге Марквина, и чем скорее он ее получит, тем спокойнее будет у него на душе.
  Марквин встретил их с выражением безропотного подчинения негодяйке-судьбе. Маги стареют значительно медленнее, чем простые люди, но глядя на Марквина было сложно поверить, что он молодой маг. Казалось, он старше Герберта, хотя должен был походить на ровесника Меля. Высокий, исхудавший, не с серебристыми, как у каждого адепта Вертерун, но какими-то тусклыми волосами и бесконечно уставшим взглядом - он словно еще сильнее состарился с момента их с Гербертом последней встречи, состоявшейся около полугода назад. Увы, причину такого состояния Марквина Герберт знал хорошо.
  Марквин был близкими другом ему и Мелю: магом, как Герберт, и в то же время мечтающим о свободе от королевской службы, походившей на рабство. Герберт, никогда не считавший себя чьим-то слугой, с интересом слушал разговоры друзей, время от времени напоминая, к чему они могут привести. Меля напугать намеками на расправу было невозможно, но Марквин довольно скоро стал осторожным, а затем и вовсе превратился в параноика. Именно паранойя помогла ему поверить предупреждению в записке без подписи и в вечер, когда была назначена очередная встреча борцов за свободу, оказаться далеко от злополучного дома, в Сигиле, а значит, и вне каких-либо подозрений. Она спасла ему жизнь. Конечно, если ту тень существования, которую он теперь влачил, можно называть жизнью. Глядя теперь на Марквина и вспоминая, каким он был каких-то семь лет назад, Герберт жалел об оставленном предупреждении: вместе с жизнью Марквин получил самые тягостные ее проявления: боль утраты, разочарование, ненависть к предателю. Если бы он знал, что последние годы помогает не просто Карающему Псу Реджинальда Первого, но и бывшему другу, ставшему причиной трагедии, неизгладимой из памяти и постоянно возвращающейся в кошмарах, он бы не пустил Герберта на порог, предпочтя казнь даже разговору с ним. Но он не мог знать прошлого Герберта. Никто не мог.
  Ради положили спать. Марквин не узнал в нем принца, вопросов задавать не стал и даже не сказал ничего против того, чтобы грязный мальчишка спал в его постели. Сменить белье позже будет проще, чем тратить силы на возмущение и споры. Все эмоции Марквина были обращены к прошлому, а потому настоящее и будущее его уже не волновали.
  Герберт привел себя в порядок и только затем заговорил с Марквиным о деле, объяснил, что от него хочет, и тот только кивнул.
  - Отъедете к вечеру? - спросил он.
  - Да.
  - Отлично. На утро зелье подействует.
  Герберту не очень нравилось, как часто Марквин с помощью зелья стирает свою память, но в данном случае в такой мере имелась необходимость, а не только желание Марквина забыть любые серьезные вещи, в которых он оказывался замешан. Возможно, он надеялся, что, если они приведут к катастрофическим последствиям, не зная, что приложил к ним свою руку, он не будет мучиться угрызениями совести.
  - Работая с простыми клиентами, ты тоже пьешь зелье?
  - Если речь идет об адюльтерах, то нет. Даже если рогоносец или рогоносица узнает, что измена совершилась при поддержке слуги Вертерун, пострадает неверный, а не маг. Был случай, когда один маг помогал клиенту скрыться, чтобы он порезвился на стороне, а другой - его жене проследить за мужем. Жене повезло стать свидетельницей измены мужа, и хотя она знала, к какому магу тот обратился, никаких претензий ему не предъявила. Как и пострадавший клиент: жена застукала его, когда морок спал, а время наложения заказывал сам неверный.
  - Город, где измены в порядке вещей, - хмыкнул Герберт.
  - А где не так? Отличием Сигилы от других мест является только то, что маги зарабатывают на неверности других.
  - И убийства происходит в разы чаще...
  Герберту показалось, что Марквин действительно изумился.
  - С чего вы взяли? Мы не потакаем убийцам.
  - Разве разгневанные жертвы не убивают изменников?
  - Зачем, если они могут отсудить у них компенсацию? Может, это кажется извращением: позволять мужу ходить на сторону, но зато иметь право требовать с него все, что хочешь, но многие именно так и живут. Есть и верные супруги, но о них истории не рассказывают и в судах их не видят, но их достаточно.
  - А неверность плоти не приводит к неверности взглядов?
  В глазах Марквина промелькнула прежняя боль, которая скоро сменилась оскорбленной яростью.
  - Не вижу связи. За других говорить не стану, но меня восстания не интересуют.
  - Тогда будь осторожен. Возможно, нас скоро вновь ждут тяжелые времена, но надеюсь, что обойдется. - Герберт собрался уходить, но прежде отдал распоряжения: - Мальчишку не буди. Если проснется сам, искупай и накорми. Позаботься о лошади, в телегу не заглядывай.
  Марквин только кивнул, но этого было достаточно: Герберт чувствовал, что тот не попытается что-то выяснять. Апатия к настоящему, обычно беспокоящая его и заставляющая с горечью думать о судьбе бывшего друга, сейчас играла Герберту только на руку. Кивнув в ответ, он вышел и направился к дому наместника.
  Лорд Леубин Сигилский хоть и не ожидал приезд Карающего Пса, тут же принял его и выглядел вполне любезным. Он был невысоким, слегка полноватым мужчиной средних лет, взгляд которого по-прежнему ясно светился. Сигила процветала и все благодаря его политике. Герберт редко встречал таких наместников, к которым приходил скорее для приятного времяпрепровождения, нежели с настоящей инспекцией.
  Вот и теперь Леубин пригласил его разделить трапезу и поговорить о делах.
  - Мне кажется, я догадываюсь, почему вы здесь, лорд Герберт, - задумчиво произнес он, отламывая кусок хлеба. - Рискну пойти против воли короля. Во всех других вопросах я его уважаю и готов следовать за ним, но не тут.
  Герберт изумленно изогнул бровь. Леубин казался ему мудрым наместником, прекрасно знающим, какие силы стоят за спиной Реджинальда Первого. Леубина же могли поддержать только маги Сигилы, среди них ни одного истинного и все - адепты Вертерун. Но если они объединят усилия, пожалуй, способны дать отпор армии короля, а может, даже его магам. Герберту не хотелось проверять, так ли это: Сигила с ее особым укладом жизни казалась ему неповторимым городом, который стоит сберечь во что бы то ни стало.
  - Если потребуется, готов объяснить свою позицию на аудиенции королю. Понимаю, экономика государства... но это уже перегиб, ведущий к неприятным последствиям.
  - О чем вы, лорд Леубин?
  - О налогах на магическую деятельность. Мне сложно понять, чем их работа отличается от работы тех же сапожников, пекарей, кожевников, и почему она должна облагаться дополнительными сборами. Они используют особые силы? Как по мне, это их талант. Вы бы стали облагать дополнительными сборами талантливую швею, чье мастерство превосходит слабые способности ее соседок? Ей улыбнулись боги, и она использует их дар, чтобы накормить свою семью и сделать жизнь горожан лучше. С магами все то же самое. Им живется не легче простых людей, чтобы сдирать с них дополнительные суммы. А налог лишь за использование магии может оскорбить их, и мне понятно почему. Но даже если бы не понимал, лорд Герберт, в моем городе проживает достаточно магов, чтобы мне хотелось продолжать сохранять с ними дружеские отношения. Да, возможно, они не чета фестовским, но и они достаточно умелые, чтобы не оставить здесь и камня на камне. Не уверен, что Реджинальд Первый готов пожертвовать Сигилой ради нескольких дополнительных золотых монет. А если и готов...
  - Постойте, лорд Леубин, я все еще не понимаю, о чем вы ведете речь. Ваши мысли вполне разумны, но что стало причиной их появления?
  - Налог на магическую деятельность. Я же сказал.
  - Впервые слышу о таком.
  - Что? - теперь настала очередь наместника удивляться. Он даже чуть не подскочил на месте и долго вглядывался в глаза Герберта, пытаясь понять, не шутит ли тот. - Но мои соседи уже несколько месяцев собирают его и настоятельно предупреждают меня, что если я не последую их примеру, вскоре встречусь с вами, лорд Герберт, и нам будет уже не до разговоров. Вот мы и встретились, как они и предвещали...
  - И ведем беседу, - улыбнулся тот. И хотя он по-прежнему с уважением относился к Леубину, улыбка вышла холодной, похожей на оскал. - Так кто именно уже несколько месяцев собирает новый налог?
  - Выходит, с магов, зарабатывающих на своей деятельности деньги, не взымаются дополнительные суммы? - задумчиво протянул Леубин.
  - Нет, ведь это действительно может оскорбить их, что приведет к волнениям. Так что вы не откажетесь предупредить нас, какие города оказались под угрозой?
  - Да, конечно, - серьезно кивнул наместник. - Напишу списком после обеда, если вы не против.
  Герберт кивнул, думая о еще одном подарке, который преподнесет королю. Впрочем, прежде, чем объяснять, по какой именно причине появился тот список, следовало удостовериться, что идея собирать с магов дополнительный налог не придется Реджинальду по сердцу.
  - Выходит, ваши отношения с магами вполне дружелюбные? - поинтересовался он у наместника.
  - Да, у нас нет претензий друг к другу.
  - И они не участвуют в серьезных преступлениях?
  - Что вы имеете в виду, лорд Герберт?
  - Кражи, разбои, заговоры.
  - Думаю, не погрешу против истины, если скажу, что для магов Сигилы потворствовать грабежам или разбоям значит навредить собственной чести. Да, конечно, все эти измены, совершенные в тени адептов Вертерун, выглядят неприглядно, но на их фоне верность становится ценнее. Да и кроме того многие маги специализируются на предсказаниях и заглядывании в прошлое. К чему еще участвовать в воровстве? А про заговоры мне и того удивительнее слышать.
  - Неужели маги Сигилы не мечтают о свободе?
  - А они разве не свободны? - искренне изумился Леубин.
  - Считается, что они - слуги короля, а в мирное время - его наместника, то есть ваши, и, если вам, а уж тем более королю, потребуется их помощь, они тут же обязаны прийти на зов и без разговоров выполнить приказ.
  - Не знал, что могу так ими распоряжаться, - рассмеялся мужчина. - Если мне вдруг требуется что-то от магов, то я обращаюсь к ним, как обычный клиент. Впрочем, так же поступаю и с сапожником, и швеей, и булочником.
  - Полагаю, что в таком случае ни о каком восстании действительно не может быть и речи. Вам не попадались странные листовки или что-то в том же роде?
  - Нет, но я могу узнать у магов, поговорить с ними, выяснить их взгляды на правителя. Но предупреждаю сразу: если кто-то из них начнет высказываться не совсем уважительно, я не сообщу вам, пока не попытаюсь уладить ситуацию самостоятельно. Если окажется, что диалог невозможен, тогда вы узнаете имена недовольных, но прежде я попытаюсь избавиться от них своим способом.
  - Согласен. Что ж, мне остается получить от вас список и пожелать процветание Сигиле.
  Герберт встал из-за стола и задумался. Все-таки лорд Леубин ему нравился: он знал границы своих возможностей и не метил выше того, что смог бы держать под контролем. Если другие наместники нет-нет, а мечтали перебраться в столицу и хотя бы раз во сне видели на своей голове корону, за Леубином такого не водилось. А жаль, из него вышел бы превосходный правитель.
  - Есть еще кое-что, - все-таки решил сообщить Герберт. - Возможно, обойдется, но на всякий случай поговорите со своими магами, убедитесь, что они готовы сделать все, чтобы спасти и Сигилу, и вас. И если к вашим стенам приблизится гонец, объявляющий о мобилизации армии... Мне бы хотелось, чтобы Сигила осталась нетронутой, даже если Бреслингия падет.
  - Звучит несколько... по-бунтарски, не находите?
  - Я бы предпочел слово 'разумно', лорд Леубин, - руины не способствуют светлому будущему государства, особенно руины крепких городов.
  
  ***
  Герберт вернулся в дом Марквина. Сам, вполне вероятно, не отыскал бы его, но маг вышел из теней и, держа за руку, довел его до двери. Герберт в очередной раз пожалел, что такой сильный маг так и не стал истинным. Да и без того Марквин тратил силы на разную мелочь. Покрывать супружескую измену, когда способен на большее! Тень, поглотившая улицу и дом Марквина надежно скрывала и выражение горечи, отразившееся на лице Герберта. Он настойчиво гнал от себя воспоминания, которые принадлежали и не ему вовсе. Друг Меля и Марквина мертв, и последний верно делает, что не оплакивает его. А Герберт унаследовал от него лишь силу и должен думать о настоящем.
  - Никого не смутят тени, что ты навесил над своим домом? - тихо поинтересовался Герберт, когда хозяин запер дверь. Комнаты тоже погрузились в сумрак, будто день подошел к концу или же солнце закрыла грозовая туча.
  - Обычная практика, - равнодушно отозвался Марквин. - Многие маги перед приходом клиента наводят тени. Даже если кто-то и поймет, что дело в вас, о деталях все равно не узнают.
  Герберт задумчиво кивнул, а затем зашел в пристройку, которая стала временной конюшней для его лошади. Та была накормлена, вычищена и теперь отдыхала. Повозку никто не трогал. До вечера еще было достаточно времени, чтобы и Герберт отдохнул.
  Вернувшись в дом, он узнал, что мальчик продолжает спать. Подумав, мужчина отдал еще несколько распоряжений Марквину, а сам отправился в спальню и лег рядом с Ради. Ему требовался отдых - до места, которое должно было стать надежной крепостью для принца, еще дней десять пути, если не пятнадцать. Конфликт за это время вполне мог разрешиться, и Герберт был бы счастлив повернуть телегу назад в любой момент, но надежды в нем не приживались, а потому он рассматривал мрачный вариант развития событий. Несколько часов сна на мягкой постели помогут телу восстановить силы, но полноценного отдыха Герберт не ждал: каждое погружение в сон оборачивалось встречей с Мелем в его иллюзии, где Герберт должен был оставлять ему подсказку на верный ответ, позволяющий избавиться от иллюзии. Пока Мель оставался глух и слеп к намекам Герберта, но и сам Герберт не хотел, чтобы друг пробуждался. Сны выматывали, как и необходимость делиться с Мелем энергией, но в таком состоянии он точно не мог мутить воду, а значит, одной угрозой мирной жизни меньше.
  Герберт закрыл глаза.
  Услышав Лучезарный водопад, никогда ни с чем его не перепутаешь. Герберт еще блуждал в тенях, когда до него донеслось пение струй, и понял, где именно сейчас окажется.
  - А его облагородили! - присвистнул Мель, и Герберт не сдержал улыбки, увидев его сияющее лицо.
  Над ними пылало солнце и ничто не омрачало небо, а потому над чашей водопада поднялась радуга. Прежде, чем ответить, Герберт отдал дань мощному широкому потоку, срывающемуся с пятидесятиметровой высоты и толкающему в глубь страны Дар - одну из основных рек Бреслингии. Питался же Лучезарный из горной реки Неистовой, мчащей свои воды по плато, лежащему на территории Осбруна. Граница между двумя государствами проходила как раз по этому хребту, а чуть южнее переходила в границу с Мирной. Естественный заслон от возможных врагов.
  Но сейчас даже проскользнувшая мысль о войне разбивалась, будто вода о камни, разлеталась на сотни звенящих блестящих брызг. Как-то совсем не верилось, что это место когда-нибудь коснутся разрушения.
  И да, Мель был прав: окрестностями водопада занялся король. Не прошло и года после смены власти, как Реджинальд Первый встретил возле Лучезарного водопада свою будущую супругу, Невену, а когда они решили отпраздновать годовщину свадьбы на том же месте, король был взбешен, во что его превратили лорды, любившие здесь отдыхать, но не убирать после себя, и жители соседних деревень, тоже особым почтением к водопаду и реке не отличающиеся. Красивая легенда, если не вспоминать, что с Невеной Реджинальд познакомился в замке, да и увидел загрязненные берега Дара не во время романтической прогулки с супругой, а возвращаясь со встречи с королевой Мирны, Стерен Ясноокой. К тому же водопад не был слишком изуродован, хотя лорды и леди действительно, устроив на берегу реки пикник, не всегда убирали оставленные после себя объедки и прочий мусор. Почему этого не делали слуги, не ясно, но тратить время на выяснение виноватых Реджинальд не собирался. Местные же жители всего лишь рыбачили недалеко от водопада и собирали ягоды с кустов, чем скорее смущали лордов и леди, нежели мешали природе. И все равно Реджинальд решил изменить устоявшиеся порядки, тем более что дополнительные поступления в казну были очень кстати.
  Теперь большая зона рядом с водопадом была огорожена, и на ее территорию можно было попасть, заплатив определенную сумму. Пикники оказались под запретом, зато за границей построили таверну со столиками под навесами, откуда открывался живописный вид на Лучезарный и Дар. В таверне работали жители соседней деревни, заодно продавая местные мед и варенье, которые пользовались особым спросом у господ. А кроме того возле нее расхаживали художники, готовые за умеренную плату написать заказной портрет на фоне водопада. Художника можно привести с собой, но тогда следует оплатить некоторую пошлину королю. Разрешалось также устраивать свидания, делать предложения руки и сердца, играть свадьбы, пригласив собственных менестрелей, но в этом случае выплата выходила значительно больше, да и убрать разбросанные лепестки цветов и другие проявления романтики приходилось самим лордам. Отказавшиеся же платили весомый штраф и получали нелицеприятное клеймо на всю оставшуюся жизнь. Рыбачить и собирать ягоды на отгороженной территории тоже запрещалось.
  Впрочем, Герберт сомневался, что здесь подошло бы слово 'облагороженный', а вот 'приносящий дополнительные налоги' - другое дело.
  И все-таки это место сохранило атмосферу беззаботности, а смех Лучезарного прогонял любые сумрачные мысли. Герберт не понимал, почему Мель оказался именно здесь, как дороги иллюзий привели его к водопаду, где они были единожды, но в целом не имел ничего против такого поворота событий.
  -- В Осбруне много водопадов, - поделился Мель, подходя ближе к Герберту. Он обернулся на Лучезарный, продолжая говорить: - Каждый из них хорош по-своему. Я бы показал тебе некоторые из них - уверен, они бы пришлись тебе по душе. Но Лучезарный... Он словно символ юности, когда я верил, что чистыми могут быть не только его воды, но и помыслы окружающих меня людей.
  Он замолчал, задумавшись, и Герберт догадался, о ком именно друг говорил только что. Странно, ему казалось, что в этих иллюзиях Мель поймет правду о новом знакомце, но он хоть и тонул в известной ему магии, все равно не соотносил ее с прошлым. Наверное, так даже лучше: Герберт предпочел бы не ворошить духи ушедших.
  - Если вы продолжите философствовать, не успеете искупаться, - донесся голос от реки, и Герберт вздрогнул, получив ответ, откуда в видениях Меля взялся Лучезарный.
  Он вылез из воды и подошел к ним - такой, каким был в тот ясный безоблачный день, когда три друга, еще не вляпавшиеся в политические игры, решили отдохнуть в живописном месте. Герберт пригляделся к Марквину: нет, не совсем такой. Свои серебристые волосы и светлый цвет глаз Марквин обменял на не примечательную внешность, узнаваемую Гербертом и Мелем только на уровне некой дружеской связи, которая способна преодолеть магию. Значит, в мечтах Меля (а может, и самого Марквина) он променял службу Вертерун на преданность Рунхери. Герберт улыбнулся: именно так должно было быть в реальности. Может, друг подскажет Мелю, как зовут его покровителя?
  - Здесь нельзя купаться, - напомнил тем временем Герберт, заметив, как Мель раздевается по пояс.
  - Мы маги, - рассмеялся Марквин, стоящий в одних мокрых штанах. - Кто нам запретит?
  - Мне кажется, что те лорды и леди вполне готовы попытаться, - ответил Герберт, указывая на устроившуюся невдалеке на траве величественную компанию. Разглядеть их лица, чтобы понять, с кем, возможно, предстоит иметь дело, ему не удалось, но он догадывался, что случайные свидетели близки к королю.
  - Они решатся запретить что-либо двум истинным магам? - изумился Марквин. - Ты серьезно? Даже если они не знают, чей ты адепт, имя моего бога им хорошо известно. Они могут воротить носы, сколько им вздумается, но все равно не встанут и не подойдут к нам, даже если мы разденемся догола. Хотя если мы так поступим, уверен, дамы будут даже счастливы.
  Герберт пожал плечами, затем взглянул на Лучезарный. И с чего он вдруг подумал, что ему действительно кто-то попытается что-то запретить? Не для того он создавал свою репутацию и научил вельмож бояться себя. Кроме того он хотел отдохнуть, так почему не расслабиться и не повеселиться в компании старых друзей, не помнящих о горестных событиях? И Герберт разделся, подбежал к воде и нырнул в реку.
  Ему не до конца верилось, что все происходит на самом деле, что иллюзия Меля не выматывает его, не заставляет тревожиться, и, главное, ему не приходится убеждать друга, что он думает не о тех богах. Они просто купались в реке, затем нежились на солнце и говорили о всяких пустяках. Мель, например, описывал водопады, что видел в Осбруне, а Марквин делился надеждой когда-нибудь побывать в Мирне и увидеть бесконечную степь своими глазами. Герберт, в свою очередь, грезил об океане и неведомых землях, что скрываются за горизонтом. Звучал ли этот разговор на самом деле в прошлом? Он не помнил, да и не задумывался о таких мелочах, наслаждаясь происходящим.
  Внезапно Марквин куда-то исчез, а когда вернулся, продемонстрировал друзьям холст, мольберт и краски.
  - Герберт, нарисуешь наш портрет на фоне водопада? - попросил он, дружески толкнув в плечо вставшего рядом Меля.
  - Надеюсь, за краски и холст ты заплатил, а не сказал, что являешься истинным магом, - рассмеялся Герберт, устанавливая мольберт. Конечно, придется обратиться к Салистине, чтобы на время стать художником, но он не чувствовал, что маленькая просьба повлечет за собой серьезные проблемы.
  - Уверен, что мне нужно что-то кому-то говорить? - рассмеялся Марквин. - Кажется, все написано на моем лице.
  - На твоем лице ничего не написано, - со знанием дела заметил Мель, на всякий случай вглядевшись в незапоминающиеся черты.
  - И это как раз говорит обо всем. Мне куда интереснее, станет ли нас рисовать наш честный художник или же побоится притронуться к краскам, за который не заплатили налог?
  Герберт криво усмехнулся, а затем распорядился, как друзьям следует сесть, чтобы не загораживать собой водопад. Какое-то время он спокойно рисовал, слушая шуточки друзей и на некоторые даже отвечая. Радость от происходящего заполняла его теплой волной, и он мысленно благодарил Марквина, что он или насланная им тень проникли в сознание Меля и создали столь невинное видение. Жаль, что Марквин на самом деле не мог разделить иллюзию с ними - его уставшей от терзаний душе так же требовался отдых. Мог ли Герберт сделать ответный подарок другу? В голову не шло ничего дельного, но он пообещал себе придумать достойную награду.
  - Герберт! - внезапно окликнул его Мель, выводя из размышлений. - Хочешь, я нарисую тебя и Марквина? Должна же остаться картина, где ты улыбаешься на фоне Лучезарного? Хочу сравнить твою улыбку с той радугой.
  - Ты не художник, Мель, - покачал головой Герберт, продолжая рисовать.
  - Думаю, Салли и мне позволит сотворить чуточку прекрасного.
  - Салли? - нахмурил брови Герберт, ощущая, как внутри что-то обрывается.
  - Я тоже адепт Салистины, - с улыбкой напомнил ему Мель, и Герберт перевел взгляд с картины на друга.
  - С Салистиной тебе не по пути, - холодно отрезал он и вновь взглянул на портрет. Надо же, не задумываясь, он сделал то, о чем мечтал в реальности: стер с щек Меля презираемые веснушки и нарисовал его адептом бога, который на самом деле коснулся его.
  - И снова эта странная ревность! - закатил глаза Мель. - Марквин, тебе повезло, что ты предпочел Рунхери и не позарился на дары, что обещала Рыжая Салли.
  - Мне бы не пошли веснушки, - пожал плечами тот. - А насчет ревности: разве он и прежде не пытался утверждать, чьим адептом кому стоит быть? Пока я служил Вертерун, он не раз упоминал Рунхери. Как бы там ни было, но я счастлив, что прислушался к его словам.
  - И тебе, Мель, стоило бы, - буркнул Герберт, продолжая рисовать.
  - Может, когда-нибудь. Если такое возможно, конечно! Ну а пока я все-таки адепт Салистины, позволишь нарисовать твой портрет?
  - Не думаю, что в этом имеется необходимость, - возразил Герберт и отошел от получившейся картины. Очередная битва проиграна. Что ж, по крайней мере, она не вытянула из него последние силы.
  - Я объяснил, почему необходимость все-таки есть, - простонал Мель, поднимаясь с травы.
  Марквин был уже на ногах и подошел к мольберту.
  - Знаешь, а он прав - нет необходимости. Сегодня ты не проявишь себя, как адепт Салистины.
  - Что за ерунду вы несете! Я хочу иметь у себя портрет с ним на фоне...
  Мель не договорил, потому что уже увидел картину, на которой Герберт кроме друзей запечатлел и себя самого.
  
  
  Глава 7. Химанго на охоте
  Она заметила его издали: из общей толпы, снующей по рынку туда-сюда по своим делам, он выделялся не яркой одеждой, а светящимся взглядом и уверенностью в осуществлении своих намерений. Сегодня он нес небольшой букетик полевых цветов, но не купленный тут же, у одной из торговок, а явно собранный самостоятельно - ни намека на сочетание бутонов, с торчащими во всю сторону, только кое-где оборванными листьями, но от этого более трепетный, дорогой. Рогнеде было его жаль, но ничего поделать она не могла. Вздохнув, она отошла от выхода из шатра и спряталась вглубь. Наверное, стоило попросить Алле прогнать гостя - Рогнеда ждала серьезного клиента, но тот не назначил точного времени, и пока она была свободна.
  Она села на пуфик, взяла двумя пальцами амулет Тиорлинт и начала его разглядывать. Он был небольшим и изящным: серебристый узор, окружающий маленький сине-голубой камешек, напоминал воздушные потоки, поднимающиеся из эпицентра ввысь. Или волны? Если Герберт мечтал увидеть ее адептом Селиуба, то скорее всего на ее шее висел маленький водоворот, в котором разглядеть камень, заключающий силу, оберегающую от очарования, было почти невозможно. Но где подтверждение, что амулет сделал именно Герберт? Он старался не прибегать к магии без лишней надобности, да и купить амулет Тиорлинт мог каждый желающий. Только ее адепты в основном продавали нечто огромное, где камень занимал почти все пространство, а каждый увидевший это чудовище сразу понимал, что перед ним защищенный от любви человек. Размер камня не имел ни малейшего значения, и такие сильные маги, как Герберт, вполне могли вложить очень сильную защиту в незначительный по размеру камешек. Как, например, в тот, что украшал Рогнеду. Никто даже не подозревает, что эта подвеска призвана оградить девушку от ненужных чувств. Впрочем, отчасти они правы: теперь у амулета было совсем другое задание.
  Полог отдернули, и сначала в шатер ворвался солнечный свет, поджидающий у порога настойчивым любовником и непонимающим слова 'нет'. Не отличался от него и вошедший. Рогнеда сделала вид, что занята благовониями, необходимыми для ритуала.
  - Химанго! - окликнул ее вошедший. - Я уезжаю в Брачку! Уже завтра! Химанго? Ты слышишь меня?
  Она даже не повернулась, двигая то одну миску с травами, ту другую, поправляя узор из цветов, и только украшения звенели в ответ. На ней была короткая блуза почти без рукавов и длинная юбка из полупрозрачной бежевой ткани, украшенные цепочками из медных и серебристых колечек со спрятанными между ними колокольчиками и бубенцами. Свои волосы она все-таки отдала Айльберге в оплату за возможность не демонстрировать свою службу ей. Та согласилась, но предупредила: стоит Рогнеде воспользоваться открытыми ею знаниями, как признаки начнут появляться. Рогнеда понадеялась, что это произойдет постепенно, а значит, она найдет способ, как их прятать или объяснять. Она даже приготовила перчатки, но пока могла обойтись без них. И все же остриженные волосы не бросались в глаза: лицо Рогнеды скрывала полумаска птицы с коротким, чуть выгнутым вниз клювом, раскрашенная в бежевый цвет и украшенная бурыми перьями; к маске были приклеены ленты с пришитыми к ним перышками, спускающиеся до лопаток девушки. Ее образ вызывал удивление у посетителей, хотя мужчин определенно радовал ее откровенный наряд, который не встретишь на жительницах Фесты, как и поражало имя, но все это они списывали на ее происхождение, ведь Химанго родилась на далекой земле, где-то за морем, а потому имела иные представления о скромности да и поклонялась иным богам. И ведь никто не спрашивал, что значит ее имя, иначе бы диковинный образ перестал казаться странным: его девушка еще задолго до того, как решила притвориться гадалкой, встретила в книге Герберта под изображением птицы, похожей на местных соколов, но отличающейся цветом и размерами. Невысокая, вышедшая на охоту, Рогнеда решила, что лучшего образа ей и не придумать. Так появилась Химанго.
  Изобразить прибывшую из дальних земель в Фесте было легче легкого: по непонятным ей причинам все чужестранцы так и не уезжали дальше Брачки, так что рядовой житель не представлял, как же они выглядят. Маска скрывала черты лица Рогнеды, поэтому были видны только ее губы и подбородок, цвет же ее кожи оставался неясен из-за полутьмы шатра, цепочек из колец, да и наряд сосредотачивал на себе больше внимания, чем открытые участки тела. Последним же доказательством принадлежности к далекому племени являлся язык. Скорее всего Герберт учил Рогнеду ему от скуки, демонстрируя свое сокровище и рассказывая, что мир куда больше, чем им кажется, и совершенно точно не думал, что когда-нибудь его девочка воспользуется знаниями, чтобы обманывать желающих увидеть свою судьбу.
  Да, она стала искусной обманщицей, будто связала свою судьбу не с Айльбергой, и в тайне Рогнеда надеялась, что Герберт никогда не узнает, на что она пошла, чтобы спасти его. Впрочем, сначала она хотела всего лишь проследить, чтобы он не наделал глупостей, потому и осталась в Фесте, отыскала Алле, адепта Вертерун, и пошла с ней на странную сделку. Сама Рогнеда не могла обращаться к богине за предсказанием для клиентов, поскольку желала спрятаться ото всех, кроме Эйлимара и Айльберги, а потому ей нужна была гадалка. Ей повезло, что младший брат Алле умирал, и только адепт Эйлимара мог спасти его - дать возможность дожить до появления лекаря. Рогнеда помогла ей, взяв с взвинченной девушки обязательство служить ей в дальнейшем. Несчастная тогда плохо понимала, на что соглашается, а после уже не смела протестовать, боясь, что Рогнеда, с такой легкостью даровавшая мальчику жизнь, в случае малейшего непослушания отберет ее. Вот так она стала не менее грозной, чем ее наставник, сама того не желая.
  - Химанго?
  Она все-таки повернула голову, чуть наклонив ее на бок, по-птичьи, взглянула на пришедшего. Он не был плох собой, но и не красавец, всего лишь один из ее клиентов, имеющий неосторожность влюбиться в иноземку, лица которой даже не видел. Придя впервые, он хотел спросить, когда лучше устроить свадьбу со своей возлюбленной. Они казались такими счастливыми! Но вскоре сердце девушки было разбито: ее жених стал мечтать о диковиной гадалке, хотя та и не сделала ни одного двусмысленного намека. Иногда мужчинам нужна самая малость, чтобы окончательно потерять голову.
  - Хочешь предсказание? - спросила она.
  Рогнеда придумала акцент, с которым должны были говорить представители ее народа - более мягкий, тягучий - и хотя говорила на языке, понятном во всей Кьерре, делала это завораживающе иначе, с паузами между словами, будто вечно подыскивая правильное, отчего слушатели увязали в ее речи, не в силах двинуться, пока она предсказывает будущее. Временами она использовала тот самый иноземный язык, чем пленяла клиентов окончательно. Впрочем, большая часть ее слов была пустой болтовней. Алле, выдававшая себя за дух-птицу, которая и связывалась с богиней Химанго, запомнила несколько основных слов на чуждом ей языке и, вызнавая будущее у Вертерун, называла их, подробности же Рогнеда придумывала самостоятельно. Никто не ждал от рыночной гадалки исполняющихся предсказаний, но точность в основном, пусть и несовпадение в деталях позволили Рогнеде не прослыть шарлатанкой. Однако если бы люди короля вдруг решили разобраться с иноземкой, так далеко проникнувшей в Бреслингию, Рогнеда была готова назвать себя обманщицей, придумавшей и образ Химанго, ее историю и ее язык. Пока обходилось.
  - Нет, Химанго, мне не нужно предсказание, - широко улыбнулся мужчина и положил перед ней букет. - Я еду в Брачку, чтобы наняться на корабль! Я поплыву к твоим землям, моя птичка! Хочешь, я заберу тебя на родину?
  - Мне нравится... здесь, - отозвалась Рогнеда, сидя неподвижно. - Хочу жить... в лесах. В бору.
  - Но Феста - не бор! - рассмеялся мужчина, имени которого она так и не запомнила.
  - Бор близко, - выпрямившись, напомнила девушка и вернулась к прежнему делу, игнорируя букет.
  - Конечно... - вздохнул гость и некоторое время молчал, а затем нерешительно спросил: - Я тебе неинтересен? Не нравлюсь? Не в твоем вкусе?
  Рогнеда подняла на него глаза и молча уставилась. Мужчина совсем поник и не знал, куда теперь деть взгляд. Девушке было жаль бедолагу, но Химанго не испытывала к нему никаких чувств, даже раздражения, так что никаких утешающих слов он не услышал.
  - А можешь... - он посмотрел ей прямо в глаза, - можешь показать, кто в твоем вкусе?
  Рогнеда поднялась, обдав мужчину перезвоном колокольчиков, и подошла к выходу из шатра. Конечно, она была бы счастлива, если бы, выглянув, тут же увидела того, кого столько времени ждет. Неосознанно она сжала амулет Тиорлинт, а когда поймала себя на этом, решила не одергивать руку. Влюбленный в нее мужчина и не подозревал, что это за украшение и для чего оно на ее шее. Увы, кого она искала, Рогнеда так и не увидела. Зато ей на глаза попался кое-кто другой.
  - Он, - указала она.
  - Он? - переспросил гость удивленно.
  - Да, он. Он похож на ваши деревья: высок и строен. Такие, которые гнутся, но не ломаются. Глаза его как хвоя, а волосы - мед. Бор и цветочная поляна. Он.
  - Тогда тебе не здесь жить надо, птичка, а лететь в Осбрун, - усмехнулся мужчина. - Там таких делают. А этот - вообще их принц. Я же конюхом королевским был, пока тебя не встретил, так что знаю его. Но у него невеста есть... Только невеста - не приговор же? Ха-ха.
  Рогнеда обернулась, опустив полог, и снова уставилась на мужчину. Тот смутился и добавил:
  - Но она не такая, как ты. Она высокая и грудь у нее... То есть... Ты красивая, Химанго, но у нее - другая красота. Так что не знаю, взглянет ли он на тебя.
  Рогнеда никак не отреагировала - направилась к своему столику, уселась за него и начала перебирать лепестки в одной из мисок. Значит, это и есть тот самый принц Оэдмаль, с приездом которого над Бреслингией нависла опасность? Рогнеда уже не раз видела Фродоарда, разгуливающего по рынку в его компании. Интересно, как они сошлись и для чего? Однажды она чуть не подошла к Фродоарду, но вовремя вспомнила, что уже не была той Рогнедой, с которой когда-то Герберт познакомил парнишку. Сама же она с Фродоардом почти не общалась и, хотя знала его как хорошего друга своего наставника, открываться ему не собиралась. Потому и осталась наблюдать издалека, с интересом рассматривая его спутника. Оэдмаль был немногим старше их. Возможно, в стенах замка он вел себя иначе и казался взрослее, но на рынке он превращался в симпатичного, но изрядно нервного юношу. Рогнеда гадала, какое бы впечатление он производил, не дави на него возложенная ответственность, и решила, что вполне возможно он имел бы поклонниц, но сейчас было заметно, что он не хочет к себе кого-либо подпускать, и потому в его сторону почти никто не оборачивался.
  Так странно: она успела заочно разозлиться на принца Оэдмаля, из-за которого Герберт да и она сама оказались втянуты в игры богов, а увидела его издали и поняла, что он - такая же жертва. Если бы Герберт был рядом, смогли бы они объединить усилия и заставить богов танцевать под свою музыку? Но Рогнеда не знала адептов Висмуота, чтобы задать им этот вопрос, и, конечно, не спешила обратиться к Хранителю Знаний самостоятельно.
  - Химанго? - вывел ее из размышлений гость - оказывается, он все еще был здесь, терпеливо ждал ее благосклонности.
  Рогнеда подняла на него взгляд, и мужчина вздохнул.
  - Я ухожу, Химанго. Уезжаю в Брачку, чтобы стать моряком.
  В его глазах читалась мольба, будто он считал гадалку не просто предсказательницей судеб, а заступницей за людей перед богами. Неужели созданный образ производил столь сильное впечатление?
  - Пусть шальные ветра будут на твоей стороне, - отозвалась Рогнеда, впрочем, не уверенная, что эти слова станут благословением. Затем она сняла одну серьгу и протянула ее мужчине. - Чаще смотри на звезды: там ты увидишь лики богов.
  'А заодно дорогу к материку. Но гадалкам не положено говорить подобное. Надеюсь, ты выберешь хороший корабль с достойным капитаном'.
  Мужчина с трепетом принял серьгу, сжал ее в ладони и взглянул на Рогнеду с сияющей улыбкой на губах. Та решила, что можно на этот раз тоже улыбнуться в ответ. Окрыленный влюбленный покинул шатер, уверенный, что сможет преодолеть море. Рогнеда прикусила нижнюю губу: как жаль, что она не помнила его имени. Как теперь она узнает о его судьбе? Конечно, она не обязана следить за его благополучием, но девушка чувствовала свою вину перед ним: разлучила с невестой, а ответить на чувства так и не смогла. И потому она всем сердцем надеялась, что он не только преодолеет море, но и встретит на чужой земле прекрасную девушку, способную стать надежной женой.
  Оставшись одна, Рогнеда снова посмотрела на свой амулет. Неужели в этом камушке действительно скрывается сила, помогающая магам не потерять голову от любви? Прежде, пока она была всего лишь ученицей Герберта, Рогнеда могла рискнуть и проверить: тот сам настаивал, и не раз, испытать собственные силы в борьбе с чувствами, но Рогнеде не встречались подходящие кандидаты (по крайней мере, так ей казалось) да и сам амулет ей нравился, потому она носила его не снимая. Теперь же она не имела права рисковать: да, она не пользовалась магией, но чувствовала, как пробудилась в ней сила, и если такая мощь выйдет из-под контроля, Феста сильно пострадает. А может, даже будет полностью разрушена. Проверять Рогнеде не хотелось. К тому же она поняла, что для сильных магов, особенно истинных, опасно не только терять контроль над магией, но и над разумом. Хладнокровие - их оружие, необдуманные поступки - гибель. И раз даже Герберт забыл об этом железном правиле, ей, всего лишь девчонке, нужно быть предельно осторожной.
  Она погладила амулет и в очередной раз задалась вопросом, сделал ли наставник подарок своими руками? Это была единственная вещь, что осталась у Рогнеды от Герберта. Предвестник не в счет. К тому же на ослике не было магических воздействий, а вот амулет мог стать идеальным маяком, если, конечно, носил в себе частицу магии Герберта. Когда тот продавал дом и распродавал вещи, Рогнеда хотела выкупить что-то, на чем точно имелись яркие отпечатки, но, конечно, все магические атрибуты Герберт оставил себе, а все продаваемое было хламом. Алле, отправленная совершить покупку за нее, предложила что-то все-таки приобрести - 'в память о прошлом', как выразилась она - но Рогнеда пожала плечами, чувствуя, что такая память ей не нужна. Она бы с удовольствием купила бы одну из книг Герберта, в особенности о богах и ту, что написал заморский путешественник, но их, конечно, Герберт отдавать не собирался.
  Жаль, никак не узнать, кто был мастером, сделавшим амулет! Точнее, узнать можно, но вспоминая об этом способе, Рогнеда снова и снова горько хмыкала. Не упрямилась бы и раньше пошла за Селиубом, смогла бы определить, чей магический след лежит на амулете. Но нет, она не хотела идти избранным для нее путем, хотела самостоятельно принимать решения, и вот теперь стала... кем? Истинным адептом Айльберги? Нет, их связь была сильнее, чем простая связь мага и бога. Или ей так только казалось? Был бы рядом Герберт, она бы спросила о его ощущениях, сравнила бы их. Впрочем, она первая ушла, к чему эти сослагательные наклонения?
  Конечно, был еще один способ. Не лучший: Фродоард, узнав, что она делает, может возмутиться, обратиться к своим друзьям, а Рогнеда вряд ли сможет что-либо противопоставить взрослым и опытным магам - но зато она будет иметь шанс заодно познакомиться с принцем и узнать его лучше. Ей было совестно за поспешно составленное мнение о нем, и девушка желала исправиться. Вот и подходящий предлог. В конце концов, она слишком долго ждала, надеясь, что владеет маяком, но в эту гавань так и не зашел корабль. Если она продолжит ждать, держа в руках пустышку, в ее затее не будет никакого смысла. Пора внести ясность.
  Рогнеда решительно выглянула из шатра, но Фродоард и принц Оэдмаль, похоже, ушли достаточно далеко. Девушка уже хотела вернуться, чтобы сообщить Алле о своей отлучке и попросить ее проследить за клиентами, если те появятся, но тут ее взгляд наткнулся на фигуру в толпе. Рогнеда тут же отступила на шаг, судорожно сглатывая. Ладони вмиг запотели, но вытереть их о юбку не представлялось возможным: слишком много украшений и почти нет пустого пространства.
  Она его узнала, конечно же, узнала, хотя он и выглядел несколько иначе. Высокий, стройный, каштановые волосы волнами спадают на плечи, темно-голубые глаза и плутовская улыбка. А люди шли рядом с ним и будто не понимали, кто же перед ними. Простой красивый парень, которых в Фесте не так сложно найти. Но как они не чувствовали, что и его красота, и его молодость буквально напоены силой? А ощущали это другие маги? Не могла же Рогнеда быть единственной знающей, кто это!
  Спешно попытавшись успокоиться, девушка взяла в руки амулет и прошептала: 'Спасибо'. Нет, она не сомневалась, что вот-вот к ней заглянет долгожданный гость. Иначе что еще он искал на рынке? Вытерев ладони о пуфик, Рогнеда еще раз медленно выдохнула, села за столик, окинула его решительным взглядом и только сейчас вспомнила про подаренный букет. Что-либо делать с ним времени не осталось, так что она просто закинула цветы за пуфик, мысленно извинившись за свой поступок перед будущим моряком и снова пожелав ему попутного ветра и красавицу-жену на новой родине. Едва она успела выпрямиться и притвориться оцепеневшей, словно птица, как откинулся полог шатра.
  - Добрый день.
  Рогнеду словно пронзила молния: мягкий, даже нежный голос, в котором таится невероятная сила. И как обладатель такого голоса не боится быть узнанным? Не могут быть люди настолько глухи, просто не могут. Или же она все понимает только потому, что этого хочет он сам?
  Девушка повернулась, чуть склонив голову набок, и ответила:
  - Добрый.
  В полутьме шатра вошедший и правда мог сойти за обычного человека, если бы, конечно, молчал. Рогнеду это немного успокаивало: ей удастся притвориться, что она не понимает, кто перед ней. И тогда... Она постаралась прогнать панические мысли, ведь несмотря на то, что она ждала этой встречи, девушка так и не продумала свои дальнейшие действия. Да и разве она могла, учитывая, с кем собиралась разыграть партию?
  - Вы...? - спросил он, подходя к столику и скромно замирая перед ним, будто не решаясь сесть без позволения.
  - Химанго, - представилась Рогнеда, решив, что от нее ждут имени.
  - Химанго, - повторил он, и в его устах имя прозвучало не просто таинственно-красиво, но и приобрело форму и силу, стало той птицей, у которой Рогнеда и позаимствовала псевдоним. - А я Сиран.
  Она ожидала услышать другое имя, но тут же напомнила себе, что скрываться за вымышленным именем в его положении вполне предсказуемо. Только почему 'Сиран'? Это имя имело какое-то значение или было выбрано случайно? Рогнеда не знала, а потому решила обдумать услышанное позже, сейчас же предложила Сирану сесть.
  - Хотите знать... что вас ждет? - спросила она спокойно, не забывая про акцент, хотя сердце так и норовило сорваться и забиться перепуганной птицей. Вот ее противник - рядом, протяни руку - и дотронешься, но она совершенно не представляет, что делать дальше.
  А Сиран, будто издеваясь, ласково улыбался и нежно просил рассказать, что уготовили ему боги.
  - Я должен... сделать кое-что важное, от чего зависит не только мое будущее, - пояснил он. - И был бы рад узнать, на моей ли стороне боги.
  Рогнеда достала колоду и принялась ее раскладывать. Она старалась не пользоваться картами: они не позволяли узнавать предсказания от Алле, и легче было прибегнуть к дыму свечей и благовоний или к россыпи лепестков и перьев. Алле рассказала, что для предсказания будущего и чтения прошлого адептам Вертерун не нужны никакие приспособления, но клиентам скучно сидеть в обычных комнатах и просто разговаривать, и сделанным в такой обстановке предсказаниями они не верят. Больше, чем открытое будущее, их привлекает антураж, и чем он загадочнее, тем лучше. Потому картами пользуются только те, у кого на большее не хватает фантазии. Карты, даже с самыми неоднозначными картинками, которые и приобрела себе Рогнеда, вызывают у клиентов горячее желание попытаться истолковать их по-своему. В каких-то случаях это, конечно, на руку предсказателю: есть среди клиентов такие люди, которые любят проявлять свою сообразительность, что вряд ли смогут сделать, столкнувшись с гаданием по пламени свечей и дыму благовоний. Но у карт имелась и обратная сторона: картинки более однозначны, чем иные средства предсказания, и хорошо запоминаются, так что несбывшееся пророчество не списать, например, на дуновение ветерка, покачнувшее дым или сдувшее лепесток. Ну и Рогнеда, конечно, не могла вытащить нужные карты, как это делали адепты Вертерун, и никто бы не поверил, что какие-то изрисованные клочки призвали дух-птицу. Но сейчас она не собиралась делать настоящих предсказаний, потому и разложила карты.
  - Похоже, боги смеются над наглостью, - задумчиво произнесла девушка, разглядывая рисунки и стараясь не смотреть на Сирана.
  - Над моей? - ахнул он, и Рогнеда даже поверила бы, что он не притворяется и правда обеспокоен услышанным, но чутье подсказывало: он играет, точно так же, как и она. И кто из них окажется более искусным лжецом, прекрасно зная, что его пытаются обмануть?
  - Над вашей. Или вашего противника. Им смешна любая наглость. Все, что важно для нас, для них - полуденная дрема. Стоит быть осторожными: они умеют повелевать снами.
  - Конечно, они же боги, - рассмеялся Сиран.
  Рогнеда подняла на него глаза, изображая птичье равнодушие. Да, она права в своих ощущениях: он пришел к ней, прекрасно зная, что она позвала его, и согласился на эту игру. Если бы Рогнеда не изображала оцепенение изо дня в день, не избежала бы дрожи в руках, но сейчас они застыли над картами, как когти хищной птицы. Ей не нужно обыгрывать его, только отвлечь на себя, а с этим она сможет справиться.
  - Им интересно, как далеко вы зайдете, - медленно произнесла девушка, не отрывая пронзительного взгляда от Сирана. - Но не стоит ждать их помощи. Они вмешаются, если вы будете забавны.
  - Забавен? - снова рассмеялся он. - Но мое дело серьезное! Даже не знаю, сколько судеб оно может изменить...
  - Чем вы серьезнее, тем забавнее. Боги - большие дети.
  - А ваша наглость их не смешит? - поинтересовался Сиран, но тут же улыбнулся, словно извиняясь за дерзкую фразу.
  - Я одна из них игрушек. И пока я забавна, меня не оставят валяться в углу.
  - Наверное, сложно жить, понимая это.
  Рогнеда не ответила, продолжая смотреть прямо в лицо Сирана, красоту которого не прятали даже тени.
  - Неужели не хочется разорвать нити, за которые они вас дергают? Не хочется жить самостоятельно, а не быть их игрушкой? Не хочется пойти против них?
  - Такая наглость смешней любой прочей.
  - И что? Значит, ничего поделать нельзя? Мы - всего лишь игрушки в могущественных руках?
  - Увлекшийся игрой забывается и теряет осторожность. Деревянные игрушки, особенно сломанные, оставляют занозы. Раскиданные по полу - впиваются в ногу. Так пусть боги играют и смеются. Их хохот украшает небеса. Их слезы изменят мир.
  Она замолчала, не отводя взгляда, продолжала сидеть прямо, с каменным лицом. Он видел только ее губы, но те не могли выдать, как Рогнеда удивилась самой себе. Сказанное было отражением речей Герберта: тот, конечно, использовал иные слова, но смысл остался схожим. И все же ее речь звучала лучше, создавала необходимый эффект, и услышь она ее от другой гадалки, почувствовала бы бегущие по всему телу мурашки. Но как отреагирует на нее Сиран? Уловит в словах угрозу, посмеется ли над ними?
  - Я думал, что увижу простую гадалку, - присвистнул он, нарушая озорной выходкой успевшую воцариться тишину. - Бывал у некоторых. Обычно они говорили, что боги на моей стороне. Одна, конечно, заверила, что богам я не нравлюсь, а потом выгнала меня взашей. Но что я сделал богам и что сделал лично ей, я так и не понял. Вы же, Химанго, совсем другая! Скажите, а ваш ответ касался ваших богов или же местных?
  - Местных, - равнодушно отозвалась Рогнеда. - Зачем вам мнение богов, которых заботит совсем другая земля?
  - Но они... такие же? - живо заинтересовался Сиран, подаваясь от нетерпения вперед.
  - Они - боги.
  Снова наступила тишина, и оба смотрели в глаза друг другу, будто ожидая, кто же первый отведет взор или заговорит. Рогнеда не имела права сдаваться, иначе от ее образа ничего не останется, и потому она задумалась, а смогла бы она влюбиться в Сирана, не защищай ее амулет Тиорлинт? Конечно, большей глупости никто не смог бы совершить, так что проверять она не собиралась, но поразмышлять никто не мешает - это безопасно. А Сиран был действительно красив, и хотя он многим напоминал ей Герберта, наставник не смог бы соперничать с этим парнем. Но волосы, такие же волнистые и столь же длинные, пусть и несколько светлее, и цвет глаз, не менее насыщенный, пусть и без зеленого оттенка, вновь и вновь заставляли Рогнеду думать, не пришел ли к ней сам Герберт. Но больше всего сбивал, конечно, взгляд, говорящий: 'Это моя маска, а кто я на самом деле, не узнаешь никогда'. Могла ли она пасть его жертвой? Рогнеда помнила, как желала заглянуть под маску Герберта, когда ловила такой взгляд. Удержаться от искушения будет действительно сложно.
  И все-таки она сумела справиться, не выдать себя, и Сиран сдался первым.
  - Так значит, если боги смеются над моей наглостью, или наглостью моего врага, но вмешиваться пока не хотят, мое будущее не предопределено?
  - Будущее каждого туманно, - ответила Рогнеда и порадовалась, что ее голос звучит так, как и должен. - Оно изменчиво, по нашей воле и по желанию богов. Ваше пока в ваших руках. Но свобода пьянит, на глазах появляются шоры. - Она постучала пальцем по одной из карт, на которой как раз был изображен ослик, тянущий повозку. Глаза ослика были закрыты. - Будьте внимательны. Как только появятся шоры, - она потянулась рукой к лицу Сирана, тот напрягся, но не отшатнулся. Рогнеда схватила воздух рядом с его глазом и резко закончила: - снимите их.
  Ее рука сорвала невидимую завесу и откинула. На лице Сирана удивление сменилось восторгом, он снова подался вперед и чуть не коснулся ее губ. Рогнеда подавила желание отпрянуть и постаралась сохранить прежнее выражение на лице. А Сиран тем временем горячо зашептал:
  - А если я захочу снять вашу маску, могу я поступить так же?
  Она не торопилась с ответом и продолжала смотреть мужчине прямо в глаза. Сложно было придумать верные слова из-за нежной, и в то же время лукавой улыбки, но тут Сиран чуть прищурился и снова неуловимо напомнил Герберта. Фраза сама слетела с ее губ.
  - Эту маску могу снять только я. Вы можете лишь оказаться в нужном месте в нужный момент.
  Сиран широко улыбнулся и отодвинулся. Он посмотрел на карты, которые все это время его совершенно не интересовали, окинул их внимательным взглядом и сказал:
  - Возможно, когда я в следующий раз приду к вам, мое будущее станет чуть яснее?
  - Возможно.
  - Кажется, ковать судьбу собственными руками могут позволить себе только зажиточные люди, - смеясь, заметил Сиран, доставая из-за пояса кошель, отсчитал несколько монет и положил их на стол рядом с картами. - Но оно того стоит, не так ли? И если я хоть когда-нибудь смогу увидеть вашу улыбку, не стану жалеть всех потраченных денег.
  Рогнеда чуть заметно кивнула ему, и Сиран встал. Он поклонился на прощание и вышел, а Рогнеда так и осталось сидеть, оцепенев. Она не верила услышанному, но слова звучали предельно чисто, и в душе она ликовала. Хотелось вскочить с места и начать танцевать и петь, но Рогнеда сдерживалась. Она помнила, что Сиран прекрасно понимал: с ним играют. Но он все равно согласился на эту игру! Ему стало любопытно. Надолго ли - неизвестно, но он принял вызов.
  Боги смеялись, и Рогнеда хотела смеяться вместе с ними.
  
  
  Глава 8. Игры богов и людей
  - Какой вы нынче мрачный, мой друг, - произнес сочувственно король Реджинальд.
  Оэдмаль вздрогнул: погрузившись в свои мысли, он совсем потерял нить разговора. Даже стоящая перед ним тарелка показалась появившейся внезапно. Они действительно ели дичь? Почему Оэдмаль этого не помнил. Правда, если откровенно, аппетит у него отсутствовал, так что неудивительно, что он не обратил на блюдо внимание. Но равнодушие к еде еще можно простить, а с королем так же поступать нельзя.
  - Пожалуй, - нашел в себе возможность чуть улыбнуться Оэдмаль. - Не думал, что так сильно буду скучать по Мелю.
  - Он был вашим близким другом? - поинтересовался Реджинальд.
  - Прежде я так не считал, теперь же... Но я должен поблагодарить вас за предоставленного слугу: Фродоард отлично справляется со своими обязанностями и скрашивает мой досуг.
  - Рад это слышать, - улыбнулся король и пригубил из бокала.
  Нынче за обедом кроме них никого не было - даже охранники стояли за дверью, а слуги, обслужив господ, скрывались в соседней комнате, чтобы продемонстрировать великолепную интуицию и появиться в тот самый момент, когда королю или его гостю потребуется вновь наполнить бокал. Оэдмаль мрачно подумал, что если Реджинальд захочет на него напасть, никто ему не помешает. Хотя нет, что за нелепые мысли? Даже если королю Бреслингии и захочется избавиться от принца Осбрунского, он не станет этого делать, иначе ему не избежать войны, в которой именно Осбрун будет выглядеть пострадавшей стороной. Ведь как раз ради такой видимости его и привезли сюда и продолжают удерживать, поджидая подходящий момент. Оэдмаль отлично знал о желании всех трех правителей объединить Кьерру, оставив столицу в своем городе, но негласная политика не позволяла никому из них напасть первым, поскольку тогда третья страна выйдет с поддержкой королевству, которое пытаются завоевать. А поддержка Мирны, государства, в последние годы, казалось бы, отошедшего от военных действий, все равно могла оказаться решающей, и потому Эдерн хотел ее заполучить, а Реджинальд не был настолько глуп, чтобы в свою очередь ею пренебречь.
  Нет, пожалуй, наедине с королем он находится в безопасности. Если только тот не подсыпает что-то в еду или напитки, а потом не заявит, что слугу подкупил Хелок. Желание есть пропало окончательно.
  - А как же ваша невеста? - внезапно спросил Реджинальд. Оэдмаль недоуменно уставился на него, и король пояснил: - Разве общество женщины не способно скрасить досуг мужчины?
  - Не в данном случае, - вяло рассмеялся принц. - Дело в том, что она моя невеста не по сердцу...
  - Политический брак? - понимающе кивнул король. - В таком случае она не будет против, если вы найдете здесь себе развлечение?
  - Не знаю. Привела - женщина с характером. Да и... пока найти кого-то подходящего не удалось.
  - Могу и здесь оказать помощь, - подмигнул Реджинальд. - Только скажите, какие женщины вам по вкусу. Или же нам следует говорить не о...
  - Нет-нет, не надо помощи! - поспешил отказаться Оэдмаль, чувствуя, как заливается краской. - Разве можно вот так?..
  - Смотря какую цель преследовать, - пожал плечами король и усмехнулся. - Мы же не невесту вам искать будем и не любовь всей жизни. А так, развлечение на несколько ночей.
  - Конечно, но... - Оэдмаль откашлялся, гордо выпрямился, чуть задрал подбородок и серьезно закончил: - Спасибо, но я сам.
  - Разумеется. В случае чего, вы всегда можете обратиться ко мне, - и король снова подмигнул.
  Повисла тишина, в которой слишком отчетливо было слышно, с какой охотой Реджинальд Первый расправляется со своей пищей. Оэдмаль решил попробовать съесть хоть немного, чтобы не выглядеть совсем уж подозрительным. Отравится? Что ж, так тому и быть. Они с Фродоардом пока не придумали, как избежать незавидной судьбы, значит, исход, скорее всего, будет один - днем раньше, днем позже.
  - А по родине вы еще не скучаете? - беззаботно поинтересовался Реджинальд.
  Вот и пришло время вопроса, которого Оэдмаль так боялся! Сколько он уже гостит в Фесте? Недели две или даже больше. Все вопросы, связанные с торговлей, давно обсуждены. Они даже успели поговорить о подозрительной активности Мирны на границах с Осбруном (о, как же глупо ощущал себя в тот момент Оэдмаль, прекрасно зная, что Стерен Ясноокая хочет открыть там некоторое учебное заведение, а не собирает войска!) и даже пообещали друг другу (впрочем, заметно, что обещание звучало не слишком искренне) в случае нападения объединиться против хитрой завоевательницы.
  В оставшееся время Оэдмаль и Реджинальд разговаривали о всяких пустяках, пока принц спешно не придумывал важные вопросы, которые следует поднять. Зачем-то предложил сделать территорию Лучезарного водопада вне границ какого-либо государства, чтобы этим чудом могли спокойно любоваться и жители Осбруна, и даже жители Мирны. Реджинальд тогда посмотрел на принца, как на неразумное дитя, и заметил, что могут возникнуть проблемы с расположенными рядом селениями, да и кто тогда возьмет на себя обязанность следить за ухоженностью этого участка. Оэдмаль не расстроился замечаниям, а с готовностью уцепился за них, согласно покивав, мол, вопрос требует серьезного обсуждения. А обсуждение занимает время, так что можно продолжать гостить, изображая бурную деятельность.
  Домой же Оэдмаль возвращаться не хотел: он прекрасно знал, что не проживет там долго, если не выполнит своей миссии. То есть, если разобраться, ему в любом случае не жить. И по-хорошему, ему стоило бы радоваться последним дням, а не ожидать смерти в каждом движении тени, но не получалось.
  - Если честно, я бы хотел попутешествовать, - признался Оэдмаль, издеваясь вилкой над овощами в своей тарелке. - Посмотреть не только Бреслингию, но и Мирну. Да и в Осбруне я не везде бывал... Попытаться представить, какой была Кьерра - вот о чем я на самом деле мечтаю.
  Он завел этот разговор не только потому, что не мог соврать Реджинальду, с жаром заверив его, как соскучился по гористым склонам своей родины, но при этом на деле не спешить покинуть гостеприимный дворец. Оэдмаль надеялся, что если все-таки осуществит план с побегом, теперь он не будет казаться подозрительным, а Реджинальд даже сможет, поглаживая бородку, задумчиво протянуть: 'Да, он всегда мечтал путешествовать. Видимо, решил сделать мечту явью'.
  - Жаль, вы раньше об этом не сказали - попросил бы лорда Герберта взять вас с собой, - радушно развел руками Реджинальд, будто предложил Оэдмалю свои объятья.
  - А он разве взял бы? - осторожно поинтересовался принц и тут же более смело добавил: - Он же у вас одиночка. Насколько я знаю.
  - Да, лорд Гербрет не любитель больших компаний, но компания одного человека вполне могла бы его устроить. Не так давно он расстался с невестой, с которой и ездил по моим заданиям. А только потерял спутницу, так сразу и нового друга - между прочим, вашего Меля. Невеста бросила его из-за любви к другому мужчина, а друг - из-за любви к женщине. Не удивительно, что он с такой готовностью поспешил покинуть Фесту и заняться делами. Но ваша компания скрасила бы его дни: как никак одна печаль. Да и поговорить вам, наверное, нашлось бы о чем.
  - Насчет последнего не уверен, - нервно хохотнул Оэдмаль. - В любом случае, он уже далеко в пути, и если напрашиваться, то только по его возвращению.
  Что принц делать точно не будет. Уж кто-кто, а лорд Герберт нашел бы способ умертвить Оэдмаля так, чтобы Бреслингия вышла чистенькой и невиновной. Интересно, а если бы Карающий Пес замешал в игру Мирну и обставил дело так, будто агенты Мирны погубили брата правителя Осбруна, то какие страны бы участвовали в войне? Имела бы право Бреслингия напасть на Мирну, защищая свою честь, ведь принц Осбрунский в это время находился под защитой Реджинальда Первого, а значит, своей выходкой Мирна хотела подставить его? О, какая тонкая изощренная игра! И не будь Оэдмаль пешкой в ней, он бы смог ею действительно восхищаться.
  
  ***
  Вроде бы обед с Реджинальдом Первым закончился на вполне добродушной ноте: король с радостью поделился своими юношескими мечтами о путешествиях и открытии новых земель, поспрашивал Оэдмаля, не пытались ли осбрунцы заглянуть за горы: обрываются ли те сразу в море или же за ними лежат равнины, холмы, что-либо еще. Разговоры о возможных совместных экспедициях невероятно воодушевили принца, дав ему надежду, что под предлогом обсуждения этого проекта он может задержаться в Фесте на неопределенное время, но только стоило ему выйти из столовой, как Оэдмаль снова поник. К чему все это? Да, они улыбались друг другу, говорили, что экспедиция пойдет на пользу обеим странам, да и Мирну можно будет подключить, и прочее, и прочее, но оба знали, что за словами ничего не кроется, одна пустота. Никто из правителей не пойдет на организацию совместной экспедиции. Зачем, если можно завоевать два других государства и тогда уже организовать любые походы и путешествия, какие только захочется. И не нужно будет зависеть от чужих ресурсов, а потом делить с кем-то полученные результаты.
  Как же Оэдмаль устал думать обо всем этом!
  И ведь ни одного мирного решения ситуации не находилось. Династический брак между правителями Бреслингии и Осбруна не был возможен - в королевских семьях отсутствовали женщины, если не считать супругу Реджинальда, но она стала королевой только благодаря замужеству. А даже если бы и имелись принцессы, вряд ли бы правители обоих государств пошли на такие уступки: если править Кьеррой, то полноценно, а не через дочь, сестру или еще какую-либо родственницу. Да и возникал еще вопрос насчет Мирны: согласилась бы ее королева остаться одна против альянса? Хотя вряд ли бы она могла что-то противопоставить такому союзу. И тогда бы Мирну завоевали... Только кто?
  Ах, и зачем он думает о политике, если ему не суждено ее творить! То есть, отчасти именно такую роль ему и уготовили, только выходила она пассивной, так что все его мысли так и останутся никому не нужными. Тогда зачем они и ему?
  Отвлечься в Фесте Оэдмаль мог единственным способом, каким и воспользовался: отыскал Фродоарда и отправился вместе с ним на городской рынок. В этих зазывных криках торговцев и пестроте одежд мысли сами собой терялись, и Оэдмаль уже ни о чем не думал: просто ходил между прилавками и глазел на товар. Ничего особо удивительного он не видел, да и не искал диковинок - он не собирался ничего покупать.
  - И все-таки небезопасно его высочеству блуждать по базарам, - насупившись, сообщил Фродоард.
  - Ты говоришь это каждый раз, - усмехнулся Оэдмаль.
  - И заметьте, каждый раз все настойчивее. Лучше давайте пойдем на торговую улицу, где стоят вполне себе приличные лавки, люди не толпятся, и товар там посвежее этого будет, - он глянул на лежащие на прилавке овощи и поморщился. Оэдмаль проследил за его взглядом и не сдержался - повторил то же выражение лица. Видимо, крестьянка уже не первый день пыталась продать эту морковь, а та приглянулась разве что солнцу, превратившему ее в нечто сморщенное и неприглядное.
  - Да не хочется мне ничего покупать, пойми же! - вздохнул Оэдмаль. - Мне нравится базар, вот и все.
  - И это наверняка уже поняли те, кто захочет, чтобы вы... ну вы поняли. А в такой толпе легко всадить нож под ребра, а потом обвинить в случившемся кого угодно. Надо ли вам оно?
  - Фродоард! - не выдержал и вспылил Оэдмаль. - Я пришел сюда развеяться, а ты!..
  - Да я не против, господин! Развеяться - самое оно. Только если вернуться потом удастся.
  Принц опасливо огляделся, но никого подозрительного не увидел. Зато заметил палатку гадалки. Яркая, с тонко поющими бубенцами на проходе, она не в первый раз привлекла его внимание, но до этого Оэдмаль не решался в нее зайти: боялся услышать смертный приговор. Но то, что раньше отталкивало, сегодня показалось манящим и избавляющим от ненужных переживаний.
  - Давай зайдем туда, - предложил он мальчишке. - Гадалка скажет, когда я умру. И если не сегодня-завтра, то я продолжу спокойно гулять по базару, а ты перестанешь бурчать и сверлить меня взглядом.
  - Не сверлю я вас взглядом, - обиделся Фродоард. - Всего лишь любуюсь вами живым. Вы же делаете все возможное, чтобы у меня на радость осталось не так много времени.
  - А вот заглянем к гадалке и узнаем, сколько именно.
  - Вы серьезно хотите обратиться с этим вопросом к богам? - удивленно изогнул брови и вытаращил глаза слуга.
  - К богам?... Ну да, наверное...
  - Конечно, богам. Если перед нами не шарлатанка, то адепт Вертерун. Для предсказания маги обращаются к богине, и та обращает на их клиента внимание. Конечно, если маги при этом не говорят разную придуманную чушь. И будь я на вашем месте, предпочел бы второй вариант - ложный, но безопасный.
  - А разве так плохо, что богиня обратит на тебя внимание? - искренне поразился словам мальчишки Оэдмаль. Он даже подумал, что был бы рад, если бы Вертерун посмотрела на него. Может, взяла бы под защиту?
  - Нам с вами очень повезло родиться не-магами, - со знанием дела сообщил Фродоард. - И потому боги зачастую не смотрят на нас и, значит, не втягивают в игры. У них - свои, а у нас - наши. Вам будто с братом хлопот мало, еще хочется и в руках богов пешкой побыть!
  - А ты уже был, раз так говоришь?
  Фродоард поморщился, но отвечать не стал. Посмотрел на шатер и, помолчав немного, тихо произнес:
  - Да и бессмысленно это. Предсказание можно поменять. Вот скажут вам, что вы умрете за обедом, вы прекратите есть, а для верности, вместо обеда на охоту отправитесь. Заметят враги ваше новое поведение и нападут на вас ночью, когда вы меньше всего смерти ожидаете. Тогда в чем толк? Тогда не знали, и будете не знать.
  Он еще долго стоял, глядя на шатер гадалки, и Оэдмаль видел только его профиль - невыразимо печальный. Сложно было поверить, что этот юноша успел повстречаться с богами, да так, что теперь жалел, что не держался от них на почтительном расстоянии. Но если он не врал насчет того, что ему повезло быть не-магом, если все его слова не подкреплены опытом, тогда откуда эта горечь и почему он так настойчиво отговаривает Оэдмаля от обращения к богам? Кажется, он впервые встретил кого-то, кто не восхвалял их, а называл их хитрыми, опасными, безжалостными. Откуда берутся люди с такими мыслями?
  - Так странно, - негромко произнес принц, и Фродоард оглянулся. Тогда Оэдмаль продолжил: - Когда люди сталкиваются с неприятностями, они идут к богам. Точнее, в первую очередь к магам, которые являются служителями богов, но на деле они обращаются именно к богам. А еще молятся. Я слышал, что существуют разные молитвы... Конечно, они мне не помогут, но...
  - Вы когда-нибудь встречали бога? - спросил Фродоард, подойдя к Оэдмалю почти вплотную. Он смотрел принцу прямо в глаза, а говорил так тихо, что его слова почти заглушал шум базара. Оэдмаль нахмурился, вынужденный прислушиваться, а мальчишка продолжал: - Вы шли с ним по одной улице? Разговаривали с ним, так, чтобы он действительно отвечал? Слушали его? И слышали, что он на самом деле говорит? Если я задам эти вопросы любому не-магу, то уверен, услышу на них одни 'нет'. Если задам их магу, то кто-то может и сказать, что 'да', но большинство будет качать головой. И только если я задам эти вопросы истинному...
  - Истинному? - переспросил Оэдмаль. - Что это значит?
  Фродоард фыркнул и чуть склонил голову набок.
  - Вот видите, вы даже не знаете, кто такие истинные, а утверждаете, будто имеете представление, каковы боги на самом деле.
  - Я не... - начал было принц, но мальчишка еще раз фыркнул. - Ладно, - сдался Оэдмаль, вздохнул и огляделся. - Удачное место мы выбрали с тобой для разговоров.
  - Если хотите, провожу вас в более тихое местечко, - с готовностью отозвался слуга.
  - Был бы не против, но в другой раз. Думаю, на сегодня прогулок хватит.
  Фродоард не стал спорить, кивнул, дождался, пока Оэдмаль пойдет дальше по базару, чтобы выбраться из него на обычную улицу, и последовал за ним. Принц время от времени оборачивался, пытаясь заметить подозрительных людей, выслеживающих его, но кроме Фродоарда никого не видел.
  - Знаешь, - тихо произнес он, наконец, - нам все-таки нужно что-нибудь придумать. Если, конечно, твои слова про желание, чтобы я остался в живых, - правда.
  - А мы не можем убить ваших врагов? - живо поинтересовался Фродоард, поравнявшись с принцем.
  - Ты бы смог это устроить?
  - Если хорошо постараться... А ради вас и Бреслингии я стараться только рад.
  Оэдмаль почувствовал себя куда увереннее, услышав, что в приоритетах мальчишки стоит на первом месте. Такой пустяк, а почему-то стало легче дышать.
  - И все же... - покачал он головой, хотя мысль об убийстве брата начала дразнить воображение. - Все же, думаю, тогда пришлось бы расправиться с очень влиятельными людьми. Не уверен, что все бы закончилось миром.
  - Тут, конечно, зависит от того, как расправляться. Если все сделать аккуратно!..
  - В том напряжении, что царит сейчас над Осбруном, аккуратно что-то сделать могут только боги... О, ну да, я же не знаю, о чем говорю. А если даже боги не справятся, то что думать о смертных?
  - Еще есть маги, - серьезно заметил Фродоард.
  - А маги - это не смертные?
  - Маги - это уже не смертные, но и не боги. Так, застряли где-то посередине, вот и страдают.
  - Ты водишь дружбу с магами, раз там много о них знаешь?
  - Общался с некоторыми. Да и вы вроде с одним дружили. Он еще считал, что маги в Бреслингии несвободны.
  - Считал... Постой, он вроде об этом только с лордом Гербертом говорил! Неужели ты...
  Но Фродоард не ответил. Оэдмаль, конечно, мог потребовать, чтобы тот признался, насколько он знаком с Карающим Псом или откуда узнал, какие идеи пытался протолкнуть Мель в головы магам Фесты, но не стал. Какое теперь дело? Возможно, Мель темнил в отчетах и не признавался во многом. Или же Фродоард дружен с лордом Гербертом. Но что с того? Лорд Герберт далеко, так что Оэдмалю он не угроза. А может ли его друг быть его же учеником? Может ли обладать теми же навыками, что и грозный маг? Не подкрался ли Фродоард к Оэдмалю, чтобы заполучить его доверие, а потом всадить кинжал в спину? От этих мыслей у принца заболела голова, и он предпочел поскорее вернуться с прогулки, чтобы прилечь.
  Он вошел в отведенную ему спальню, мечтая о покое, и успел радостно вспомнить, что ее окна выходят на север, а значит, комната должна пребывать в спасительном полумраке. Но стоило Оэдмалю открыть дверь, как его прошиб озноб.
  - Где вы были, ваше высочество? - дружелюбным тоном поинтересовался Хелок. Он сидел в кресле рядом с кроватью принца и смотрел на вошедшего заботливым взглядом.
  Только Оэдмаль не поверил ни на минуту ни его тону, ни взгляду, потому что прежде ни Хелока, ни Привелу не интересовало, где, с кем и как проводит свое время принц. У них были более важные дела, которым они уделяли все свое внимание. Но теперь все изменилось. И раз Хелок пришел в его спальню и задал такой вопрос, значит, они отказались от планов, о которых постоянно говорили в присутствии Оэдмаля, и перешли к тому, о котором только размышляли.
  Оэдмаль дал расплывчатый ответ, а затем сослался на головную боль и попросил наставника выйти. Все это время по его спине стекал холодный пот, а сам принц удивлялся, как умудрился говорить вполне ровным голосом: ему казалось, что он весь дрожит, наблюдая за руками Хелока, в которых в любой момент мог появиться нож, прежде спрятанный в рукаве. Но нож так и не появился, а мужчина раскланялся и вышел. Задержавшись на пороге, Хелок вновь заботливо произнес:
  - Отдохните хорошенько, ваше высочество, а то выглядите неважно. Или, может, послать за лекарем? Мы ведь не хотим, чтобы вы сильно разболелись или, того хуже, умерли в Фесте.
  Хелок закрыл за собой дверь, и Оэдмаль вздрогнул. На смену страху пришла ярость. 'Мы же не хотим, чтобы вы умерли в Фесте'. Что за лицемерство! А ведь его никогда не учили защищаться. Об этом Оэдмаль вспомнил только сейчас. Эдерн превосходно владеет мечом, да и в целом ловок и гибок. Если кто-то из людей, не магов, попытается его убить, то встретит достойное сопротивление. У магов, конечно, будет шанс посерьезнее, но на то они и маги - не люди, но и не боги, как сказал Фродоард.
  А что Оэдмаль? Принц тяжело осел на постель и обхватил ладонями голову. Похоже, с самого детства его рассматривали лишь как будущую жертву в угоду Осбруну. 'Нет, - тут же поправил себя Оэдмаль, - не Осбруну, а Эдерну. Вряд ли вся страна так уж много выиграет от войны. Сколько погибнет людей? А сколько провизии уйдет на обеспечение войска, сколько ресурсов потратятся не на улучшение жизни, а на гибель? И все ради чего? Чтобы некий король гордо поднял голову и сказал, что отныне правит двумя третями Кьерры. Но кому нужна Кьерра, объединенная, но изъеденная войной?'
  Тщеславным королям, больше никому.
  А может, она нужна богам?
  
  
  Глава 9. Убежище
  Заклинание Марквина позволило Герберту не думать о преследователях: маг создал теневые подобия телеги Герберта, одновременно разъехавшиеся в противоположные стороны. Марквин обещал, что тени просуществуют двое суток и повторят все действия Герберта, то есть остановятся на ночлег с приходом темноты, а не будут мчать через мрак. Герберта условия устраивали, и он полагал, что двух суток ему вполне хватит.
  Лошадь почти не отдыхала, как и сам Герберт. Ради в простой одежде и широкополой шляпе, что принес ему Марквин, не отличался от сына бедняка, если, конечно, не брать в расчет, что большую часть времени он проводил с книгами. В Сигиле нашлось несколько сказок и легенд - тонких книжек, переписанных неряшливым почерком, лишенных картинок да и сшитых, признаться, кое-как. Но за лучшее пришлось бы платить большие деньги, а это привлекло бы ненужное внимание, к тому же Герберт не собирался подарить мальчику книги, а всего лишь желал научить читать. Настоящие книги у Радхери будут - Реджинальд позаботится об образовании наследника - а пока достаточно и этих. Из-за отсутствия картинок, они пока почти не интересовали мальчика: его восхищала мысль, что строчки из непонятных закорючек хранят за собой целые истории, но сейчас он не знал к ним ключи, а потому лишь изредка брал потрепанные книжицы в руки, осторожно листал, а затем откладывал, чтобы вернуться к книге Герберта и снова изучить изображения на ее страницах. В поведении Ради Герберта радовало все, и в первую очередь как бережно он относится к книгам. Конечно, не проявляй он аккуратность со сказками, те давно бы рассыпались, так что об особом трепете перед книгой речи еще не шло, но Герберт верил, что такое отношение войдет в привычку, и принц даже с качественными изданиями станет вести себя уважительно.
  Учить Ради читать в дороге не получалось: Герберт показал ему несколько основных букв и задал искать их в книге, но поскольку не хотел отвлекаться от дороги, то и не мог проверять, правильно ли мальчик определяет буквы. В конце концов, он решил, что лучше поскорее добраться до укрытия, а там заняться обучением. Мальчик в целом не был против: ему еще не надоели карты и странные звери, которых он продолжал рассматривать, а затем рассказывать истории, что только что придумал. Его фантазия восхищала Герберта, хотя слушал он его вполуха: кроме снов, полностью отданных Мелю, его начали посещать видения и днем, куда более тревожные и изматывающие. Герберт не мог разглядеть их, поскольку такие видения четче прявляются во снах: тогда он погрузился бы в них полностью, прожил их и... ужаснулся. Даже намеков оказалось достаточно, чтобы жарким днем Герберта пробивал озноб.
  Лошадь мчалась так быстро, насколько была способна, а Герберт ругался сквозь зубы: и на телегу, которая не давала разогнаться лошади, и на Реджинальда с его пустыми амбициями, и на себя. Все шло не так, и ему следовало сейчас быть с королем, держать его руки, стать его ночным кошмаром. Происходящее казалось какой-то нелепицей: Фродоард боялся, да так, как никогда прежде. Это выглядело странно, совершенно невероятно, если помнить, что они сделали раньше. Да, Герберт был единственным на виду, но они, в отличие от него, спокойно обращались к своим богам и использовали магию. Тогда почему из видений, где Герберту не удавалось зацепиться за показываемые картинки, он мог уловить только панику Фродоарда и чувствовал ее настолько четко, будто она была его собственной?
  Ему требовался сон. Долгий и глубокий, достаточный для того, чтобы уделить внимание Мелю и получить полное сообщение от Фродоарда. Возможно, Герберт сможет посоветовать, как поступить с королем, что ему сказать, чтобы напомнить, насколько важно сохранить мир. Размышляя об этом, он чуть не поддался искушению и не остановил повозку на полпути, чтобы устроить основательный привал. Его не отпускала мысль, что потребуется вернуться, а значит нет смысла удаляться от Фесты, пока не удостоверится, что Радхери лучше держать в стороне. Крайне соблазнительная идея, не лишенная разума, но Герберт не поддался ей, вспомнив, что на дороге могут орудовать разбойники. Они не узнают, что перед ними принц, но могут убить мальчика в попытке грабежа. Пришлось придерживаться намеченного плана. Впрочем, теперь до убежища осталось не так уж и много.
  Ради, если и замечал напряжение своего охранника, то ничем не выдавал это, и Герберт радовался, что мальчик продолжал рассказывать ему истории: пусть и несколько наивные, они его успокаивали. Герберту в целом нравилось, что мальчик перестал его бояться и пошел на контакт - после ухода Рогнеды и откровений Меля Герберт чувствовал особую потребность в доверии, хотя не мог сказать, хотел бы, чтобы доверяли ему или он сам - кому-то. Странное ощущение, но при взгляде на мальчика, Герберт ненадолго, но наполнялся уверенностью, что все, что он делает - не зря. И потому он продолжал гнать лошадь, пока поля сменялись холмами, а где-то впереди только обещался показаться лес.
  За тем лесом, насколько слышал Герберт, начинаются степи, но сам он там никогда не был. Степи же перетекали в пустыню и вовсе неизведанные земли. Наверное, там был еще один выход к морю, но жители Кьерры о нем ничего не знали. Как будет интересно однажды пересечь пустыню и найти там еще одно государство. Может, если начнется война, искать прибежище не в Мирне, а там, за пустыней? Герберт усмехнулся внезапной идее и отмел ее: как он преодолеет неизвестную территорию в одиночку, с мальчишкой за спиной, без особых запасов? Даже если он решится обратиться к магии, его умения ничуть не помогут, а молиться другим богам он не хотел. Так что, когда начнется война...
  Начнется война...
  
  ***
  - А вам нравится больше лес или поля? - спросил Радхери, закрыв книгу и убрав ее в телегу.
  Они уже въехали под сень деревьев. Здесь лес отличался от чащи северной части Бреслингии, и все же дорога заметно ухудшилась, а деревья дарили блаженную тень. Где-то невдалеке протекала Родная, и когда они пересекут ее через мост, им следует свернуть с основной дороги на тропинку, которая уведет их обратно в лес. По дороге же можно выбраться в одно из самых южных и достаточно молодых поселений, которым Идфред обозначил границу Бреслингии. Дальше он расширяться не стал, хотя земли и показались плодородными: проблема с магами интересовала Идфреда намного больше, чем увеличение государства. Ну а Реджинальд занимался восстановлением страны после мятежей и переворота и смотрел не на юг, а на восток. А ведь действительно, к чему пытаться возделывать новые земли, если можно захватить уже обработанные?
  Герберт не сразу ответил мальчику: обдумывал его вопрос.
  - В лесу хорошо - возникает ощущение, что в нем можно спрятаться. Но на равнине и на холмистой местности далеко видишь, идет ли кто еще по дороге. Горы неприступны и опасны, туда новичкам лучше не соваться без особой нужды. Болота тоже опасны, но они могут помочь оторваться от погони. Если, конечно, ты знаешь болота. А еще есть море... Пожалуй, мне нравится море, но я никогда в него не выходил, видел лишь с берега.
  - А мне нравились поля, - признался Ради робко и еще тише пояснил: - Они похожи на море на картинке, а холмы - на волны.
  Герберт внимательно посмотрел на мальчика, тот смутился сильнее и принялся разглядывать собственные ноги. Помолчав, Герберт кивнул:
  - И правда, похожи. А ты не видел море? У короля есть приморская резиденция. Ты разве там не был?
  - Должен был в прошлом году, но мы не доехали, - грустно сообщил мальчик. - Поехали к какой-то маминой подруге. Там было ничего, только вокруг лес. Лес - тоже хорошо! - торопливо заявил он, испуганно посмотрев на Герберта, будто тот обидится из-за холодного отношения мальчишки к его выбору убежища, остановит телегу, велит тому слезать и искать дом в излюбленных полях. - Но лес, он такой... В сказках именно в лесу живут всякие злые существа.
  - А еще там живут красивые животные, - мягко улыбнулся Герберт и потрепал Ради по плечу. - Про них тоже сказки есть. Да, леса пугают, но если ты не один, то страха должно быть меньше.
  - Почему? Потому что вы спасете меня от всех-всех злодеев?
  - Попытаюсь, - кивнул Герберт и спрятал улыбку, ставшую грустной, затем добавил: - Но я скорее имел в виду, что когда ты идешь с кем-то, то ты можешь поделить с ним страх, а значит, его станет вдвое меньше.
  - Тогда солдатам, наверное, совсем не страшно? Они ходят ... м-м... кажется, отрядами... там много человек!
  Герберт лишь слегка покачал головой. Он не хотел говорить вслух, что солдатам приходится быть бесстрашными, но, если быть честными, от страха они не могут убежать. Он бы, пожалуй, объяснил мальчику, что сражение - это не прогулка, не путешествие, хоть и обещающее опасность, сражение - это одна из самых страшных вещей. Но если он так скажет, не превратит ли будущего короля в трусливого монарха? Если бы его назначили наставником Радхери - другое дело, а так в его обязанности входило лишь сохранение его жизни, не воспитание. И Герберт смолчал.
  На его радость впереди показалась река.
  - Это Родная. А за ней всего ничего до нашего временного дома. Он стоит в лесу, но не в темной чаще, так что злодеям будет негде спрятаться. Там недалеко горы - день-полтора пути. Может, как-нибудь сходим на них посмотреть. Тут они не такие и высокие, но тоже впечатляют. Но вообще здесь должно быть тихо и хорошо. Надеюсь, тебе понравится.
  Ради не ответил: скорее всего не верил, что в одиноком домике в лесу может быть интересно. Тратить слова на убеждение Герберт не стал: он слишком устал с дороги и мечтал распрячь лошадь, накормить ее, а затем лечь спать. Все остальное подождет.
  Впрочем, кого он обманывает? Сколько пустовал этот домик? Прежде, чем он сможет отдохнуть, придется привести его в порядок, заодно накормить и мальчика. Возможно, тот тоже захочет поспать, а значит, сначала расстелить постель для него. А еще желательно перенести Меля из телеги. Куда его положить? Герберт старался не раздражаться, думая о всех этих мелочах: их нужно просто сделать, без размышлений, зато потом ничто не будет тяготить.
  Он свернул на тропинку и не сразу заметил, как оглядывается по сторонам Ради. Увидел только тогда, когда тот задел его локтем, пытаясь придержать шляпу и вывернувшись так, что чуть не упал.
  - Что случилось? - нахмурился Герберт, остановил повозку и стал вглядываться в степь. Там кто-то есть?
  - Это опять... поля?.. - восхищенно выдохнул мальчик.
  - Это степи.
  - А они... они идут до самого неба!..
  - Нет, - покачал головой Герберт и дернул поводья, снова двигаясь в путь.
  - Нет? - заметно огорчился мальчик и посмотрел на мужчину. Тот покосился на ребенка и повторил:
  - Нет. Они упираются в пустыню.
  - А что такое 'пустыня?' - тут же заинтересовался Ради и даже пододвинулся чуть ближе к Герберту.
  - Пустыня... это как поле, только вместо травы там один песок. И очень жарко.
  - Жарче, чем сейчас?
  - Намного жарче.
  - Вы были в пустыне?
  - Не довелось. Но в той книге, что я тебе показывал, описана пустыня. Позже я прочту тебе о ней. А потом ты научишься читать сам и сможешь прочесть еще раз.
  - Значит, небо начинается за пустыней... - протянул Ради, снова оглянувшись на степь.
  - Как знать. Пустыню Бреслингии еще никто не пересекал.
  Мальчик снова замолчал, и пока они не въехали в лес, разглядывал степь справа от себя. Мечтал ли он, как пройдет по ней до конца, а потом преодолеет неведомую пустыню, чтобы узнать, встречается ли та с небом? Если да, ему вполне может выпасть такой шанс, реши Герберт воспользоваться мимолетно промчавшейся в голове идеей. Конечно, скорее всего они отправятся в горы, ни о какой степи, а тем более пустыни всерьез речи идти не может, но занятно думать, что мальчик не будет против пойти неизведанным путем. А если его фантазия сбудется и Герберт действительно пообещает ему показать пустыню, станет ли Радхери, стиснув зубы, преодолевать все невзгоды? Да, он был послушным всю дорогу до убежища, но пустыня - это не поля да леса, там их путешествие превратится в настоящее испытание. И все же взгляд Ради в тот момент, когда Герберт скажет, что они отправятся туда, в степь, и еще дальше, будет бесценным. Мысль о нем даже несколько отодвинула воспоминания о заброшенном домике и множестве дел, которые Герберту предстоит переделать.
  Фантазии вкупе с усталостью сыграли с Гербертом дурную шутку: он практически подъехал к домику и только тогда понял, что что-то не так. Тропинка через подлесок выходила на поляну, в глубине которой в окружении лиственных деревьев прятался одноэтажный дом с чердаком, чуть в стороне расположились сарай, стойло для лошади и колодец. Если бы Герберт был внимательным, он бы не поспешил выехать на поляну, а сначала рассмотрел домик издали, но его мысли блуждали далеко, хотя большая их часть кружила около постели, и потому он спешил добраться до домика, забыв про безопасность принца.
  И на первый взгляд ничего необычного не было, просто... Герберт прищурился, не зная, верить своим ощущениям или нет: казалось, что в домике кто-то живет. Но дверь закрыта, как и окна, из печной трубы не валил дым. Тогда что не так?
  Герберт огляделся и понял. Во-первых, порог. Он не был спрятан за высокими зарослями. Да и под окнами кто-то скосил траву, так что лужайка рядом с домиком выглядела аккуратной, будто о ней заботятся. Во-вторых, следы от копыт. Трава возле конюшни была утоптана. Впрочем, в самой конюшне никого не нашлось.
  Происходящее совершенно не нравилось Герберту. Конечно, вряд ли в домике притаились те, кто желал похитить или убить сына короля: они бы не стали косить траву и постарались, чтобы лошадь не оставила следов пребывания здесь - ее в конце концов можно было завести в лес и привязать где-нибудь в стороне от домика, а не вести в конюшню. Скорее всего, кто-то из деревенских, например, охотник, вышедший на промысел, или дровосек, решивший заготовить дрова впрок. Если так, он не будет против соседства с Гербертом и мальчиком - домик никому не принадлежал, и его мог занять каждый, кому он понадобится. Но вопрос с Мелем в таком случае остается открытым. Где искать новое убежище, Герберт не знал.
  Его мысли прервало конское ржание: из леса за конюшней вышла лошадь, которую под уздцы вела красивая женщина. Даже брючный походный костюм не мог скрыть ее округлые бедра и высокую грудь. Черные локоны, забранные в высокий хвост, крупными волнами ложились на плечи, большие карие глаза устремлены на редкие цветы, пробивающиеся между стеблями травы. Она замерла, присела, чтобы сорвать один из цветков, а когда поднялась, увидела Герберта. На ее пухлых губах заиграла радостная улыбка.
  - Эхса, что ты тут делаешь? - нахмурившись, поинтересовался мужчина, даже не думая слезать с телеги. Мальчишка во все глаза смотрел на незнакомку и тоже не спешил оказаться на земле.
  - Ты же не думал, что я попытаюсь стать шпионом в Осбруне? - усмехнулась она, а затем повела свою лошадь в стойло, будто Герберта здесь и не было.
  - Если у них есть свои осведомители рядом с принцем Оэдмалем, то у тебя бы ничего не вышло, - согласился тот.
  Эхса громко фыркнула, но не повернулась.
  - Если ты считаешь, что твоего мастерства хватило бы, то почему не попыталась? Мы же собираемся остановить войну любой ценой, помнишь?
  - Конечно, Герберт, - она похлопала лошадь по крупу, развернулась и пошла к телеге. - А еще помню, что ты с собой взял ребенка. Ты, конечно, сильный маг, - она нахмурила брови, пытаясь изобразить грозного и могущественного мага, но вышло это скорее смешно, чем устрашающе, так что Ради даже тихо засмеялся. А Эхса продолжала: - Но на деле ты сам еще мальчишка. Так что я решила, что лучше составлю вам компанию.
  - То есть решила променять роль шпиона и звание героя, остановившего войну, на роль мамочки? - не поверил Герберт.
  - Ага, - беззаботно отозвалась женщина и сняла Ради с телеги. Тот, конечно, не сопротивлялся. - Да и кто бы говорил, - усмехнулась она, повернулась к Герберту спиной и направилась ко входу в дом.
  - Ты прекрасно знаешь, почему я это делаю! - возмутился Герберт, соскочил на землю и поспешил догнать подругу.
  - Ага, - тем же тоном ответила она, открыла дверь и повернулась к Герберту. - Лошадью я займусь, но вот свой груз, пожалуйста, перенеси сам. Можешь пока положить на свою кровать, а потом решим, что с ним сделаем.
  - На мою кровать? - переспросил Герберт, скорее пытаясь вспомнить, сколько кроватей было в домике и какую Эхса отвела ему.
  - Не бойся, она не слишком узкая - вдвоем поместитесь.
  
  ***
  - А мне нравится этот дом, - присвистнул Мель, переступая порог и оглядываясь.
  Простая светлая прихожая: деревянные стены, деревянный пол, но из-за льющихся в нее солнечных лучей она действительно казалась уютной. Герберт задумчиво окинул ее взглядом, поскольку прежде не обращал на такие мелочи внимания. Мель же, как и прежде, предал значение тому, что Герберт привык игнорировать.
  Они зашли в гостиную, еще более светлую и просторную. Небольшая тахта, кресло, камин, полки с книгами и какой-то ерундой, призванной создавать уют. Мель улыбнулся шире.
  - И вдали от столицы и всей той политической суеты. Как ты заслужил такое чудо?
  - Начал чересчур сильно мозолить глаза, - усмехнулся Герберт. - Это ссылка.
  - Ссылка? - переспросил Мель и некоторое время внимательно изучал друга. - Я точно услышал это от тебя? Тебе принадлежат земли на границе Бреслингии, а за ними - ничья степь! Да ты можешь создать свое государство! И ведь это наверняка не все возможности, что открыты перед тобой. Неужели ты правда этого не понимаешь?
  Герберт пожал плечами, обвел взглядом комнату и сообщил:
  - Для начала я хотел бы отдохнуть от всей той политической суеты, вдали от которой оказался. О собственном государстве и прочих интригах можно подумать потом.
  - Согласен. Здесь так и тянет слиться с природой и, например, рисовать картины.
  - Или питаться лучами солнца, - чуть нахмурившись, предложил альтернативу Герберт. - Здесь их значительно больше, чем в Фесте. Да и чем в Осбруне в целом.
  - Ты невероятен, друг мой! - звонко рассмеялся Мель и обошел комнату, остановился у полок, рассматривая расставленную там мелочь. - И все же одного не пойму: это твой дом, а ты приводишь сюда не жену и детей, а меня. Я, конечно, польщен, но...
  - Мне не нужны ни жена, ни дети, - поморщился Герберт.
  - Кажется, мы уже обстоятельно говорили об этом и не один раз, так что повторяться не буду. Не запрещай себе счастье - оно не такое уж и страшное.
  - Я счастлив.
  Мель резко обернулся и хмыкнул:
  - По твоему лицу заметно.
  - Я не люблю, когда со мной начинают говорить о семье, - пожал плечами Герберт.
  Он попытался улыбнуться, хотя и понимал, что улыбка выйдет неестественной: все эти упоминания возможной супруги его беспокоили значительно меньше желания Меля рисовать. Почему, глядя на бесконечные просторы, он думает о мольберте, а не о возделанных полях? Даже ни тени верной мысли. Но Герберт был уверен, что не ошибся, что на Меле стоит печать бога, которого он отчего-то не хочет признавать. Да, он может продолжать молиться Салистине, но полностью раскроется лишь тогда, когда отвернется от нее. И выйдет из иллюзии тоже не раньше. Как же Герберту хотелось взять Меля за плечи, встряхнуть хорошенько, чтобы мозг начал соображать в нужном направлении. Он ведь и без того оставил столько подсказок! Герберт оглянулся и увидел на стене портрет, что нарисовал возле Лучезарного, но Мель его будто не замечал, а потому не видел себя румянощеким и широко улыбающимся.
  Герберт выругался сквозь зубы, не представляя, что он делает не так.
  - Ладно-ладно, признаю, мне приятна оказанная тобой честь, - произнес вдруг Мель, подошел к другу и похлопал его по плечу, затем заглянул в глаза. - Но только при условии, что ты действительно будешь счастлив.
  - Буду, - заверил его Герберт и на этот раз улыбнулся более искренне. Вспомнились времена, возврата к которым, казалось, уже не стоило ждать, но теперь мелькнула надежда, что можно выстроить нечто похожее. И плевать, что это иллюзия, что настоящий Мель похож на бревно и ни на что не реагирует - попытаться стоило.
  Но не успел он сказать что-либо еще, как за окном послышался шум.
  - Быстро же нарушили наше уединение, - все также держа руку на плече Герберта, заметил Мель - похоже, он действительно расстроился. - Снова зовут дела государства? Нам не жить спокойно, пока ты крутишься рядом с дворцом.
  - Нам не жить спокойно, пока рядом с этим домом гуляет Салистина, - не смог промолчать и прорычал в ответ Герберт. - И я ушел от политики - сказал же.
  - Только не начинай песню о том, что в доме может быть только один маг, - поморщился Мель, бросив на него короткий взгляд и снова посмотрев в окно.
  Что происходило на поляне рядом с домом, из окна не разглядеть - в него светило солнце, и будто ничего другого, кроме огромного ослепительного шара, за стенами не существовало. И только шум настойчиво раздавался вновь и вновь, будто пытаясь прорваться через завесу солнца.
  Не сговариваясь, Герберт и Мель рванули к двери, резко открыли ее, выбежали за порог...
  - Ничего себе! - выдохнул Мель.
  Герберт оглянулся: ни намека на убежище. Где они? Кажется, недалеко от Фесты, но уверенности не было: поля, устланные телами, горящее невдалеке селение, смоляное небо и стоны, непрекращающиеся стоны умирающих. Если бы он увидел стены города, то, может быть, понял...
  Просвистели стрелы, и Мель толкнул его на землю, сам упал рядом и улыбнулся:
  - Кажется, мы в самом пекле сражения и не вооружены, так что стоять столбом - не лучшая идея.
  - Я вижу только трупы, - заметил Герберт, оглядываясь.
  - В последнее время ты все видишь лишь в черных тонах. И как с таким взглядом на мир ты собирался быть счастлив?
  - Для счастья мне надо не так уж и много, и это я смогу разглядеть, как бы в целом не смотрел на мир.
  Герберт хотел встать, но тут заметил призрачный отряд, бегущий прямо на него. Оглянувшись, он увидел противника, тоже сотканного из тумана, который не менее яростно мчался навстречу первому отряду. Герберт снова рухнул на землю, перекатился на спину и посмотрел на небо, плачущее стелами - чудо, что те не вспарывали ни его тело, ни тело Меля. Значит, началось? Выходит, что все их действия были бессмысленными? И что теперь? Вернуться, чтобы защищать Бреслингию, или... Нет, пусть Реджинальд со своей войной катится к богам и играет в их игры! У Герберта есть Мель, есть Радхери, а еще Эхса. На семью они не походили, но они точно еще живы, а значит, его долг их защитить. Что же до людей, неизвестных ему жителей Бреслингии: почему он должен о них думать? Они всегда его боялись и если сейчас ждут помощь, то точно не с его стороны. Они молятся богам, и боги насыщаются их просьбами. Боги любят войну - на ней есть чем поживиться. Так пусть боги и спасают тех, кто в них истово верит!
  Фродоард, Итто, Себальд, Рогнеда - он вспомнил их, наверняка уже захваченных войной. Сердце сжалось от тоски, но Герберт прекрасно понимал, что, вернувшись в Фесту, вряд ли поможет им, если они еще живы, - только погубит себя и тех, кого вызвался защищать. Позже, когда он убедится, что с ними все в порядке, Герберт вернется в столицу Бреслингии и отыщет всех, кого оставил. И Реджинальду Первому крайне повезет, если к тому времени он погибнет в сражении: не зря же маги так сильно боятся Карающего Пса.
  Туманные войска сшиблись прямо над Гербертом и Мелем, но он не чувствовал на себе множество ног, только кровь, текущую, как дождь, откуда-то сверху, да слышал лязг металла и предсмертные стоны. Казалось, стоны заменяли людям дыхание. Или ему самому?
  Герберт закрыл глаза и снова откатился, чтобы не подставлять лицо стрелам, крови и стонам, а когда поднял голову, увидел чуть впереди фигуру. Будто щенок, которого окружили взрослые собаки. Что сделал этот щенок, что собаки скалятся и рычат на него? Герберт пополз, чтобы разглядеть ближе, и тут заметил, что лежит на каменном полу, а не на земле. Он встал и увидел перед собой дверь. Похоже на одну из комнат замка. Герберт нахмурился и открыл ее: спальня из тех, что отводят знатным персонам, например, гостям из монаршей семьи. Только в комнате не ощущалось торжественности - ее заполнял липкий страх, через который Герберт пробирался, как сквозь паутину. Он даже поднял руку и сорвал его часть, чтобы разглядеть скрытую за ним сцену: на кровати сидел юный принц Оэдмаль с завязанными глазами, по правую руку от него - Реджинальд с кубком вина, по левую - наставник Халок с кинжалом. Реджинальд поднес кубок к губам принца, в то время как Холок, схватил его за волосы, вынудил откинуть голову и приложил лезвие к шее.
  За окнами вновь сражались сотканные из тумана воины - Герберт не видел их, но слышал отчетливо, будто те развернули бой прямо в спальне принца, Оэдмаль же сидел, не шевелясь, вино по капле стекало к его губам, а на шее блеснул алый бисер крови, цветом точь-в-точь повторяющий вино.
  
  ***
  - Все живы?
  Почувствовав холодное прикосновение к своему лицу, Герберт отшатнулся и наткнулся на кого-то. Открыв глаза и наконец сосредоточившись на реальности, он увидел Меля: тот лежал, замерев, без следа былой улыбки на лице. Герберт оглянулся: рядом с кроватью на стуле сидела Эхса. Совершенно спокойно она промокнула тряпку в миске, стоящей у ее ног, чуть выжала ее, а затем аккуратно провела ей по лицу Герберта.
  - Все живы? - повторила она вопрос.
  Герберту потребовалась минута, чтобы понять, о чем она спрашивает, но Эхса не торопила: сидела рядом молча и только вытирала пот с его лица и шеи.
  - Да... да, похоже, еще все живы, - хрипло отозвался Герберт и выругался.
  Женщина встала, подошла к столику под окном, налила из блестящего на солнце графина воду в чашку и принесла ее Герберту. Тот благодарно кивнул и тут же припал к чашке. После пережитого вода казалась необычайно сладкой. Эхса потянулась к нему, и Герберту показалось, что она хотела коснуться его волос, но в последний момент передумала и едва ощутимо провела пальцами по плечу.
  Герберта удивил ее жест: никогда прежде она не проявляла особой заботы по отношению к нему. Да, они были друзьями и делали общее дело, ставшее для них смыслом жизни, и, конечно, беспокоились друг о друге, но чтобы Эхса смотрела на него так ласково и в то же время грустно, не случалось. И она хотела погладить его по голове, что совсем уж странно. Не пыталась ли она пустить в ход очарование? Только непонятно, зачем ей это.
  - Все хорошо, - отдавая ей кружку и уже своим голосом заверил подругу Герберт. - Фродоард умеет сгущать краски.
  - Да, ему нравится пронизывать видения страхом и безысходностью. Может, в этом мальчугане кроется садист? - Эхса звонко рассмеялась, встала, чтобы поставить кружку на стол, а когда вернулась, смотрела на Герберта вполне обычным взглядом. Неужели ему показалось? Если так, то отчего воображение подкидывает подобную нелепицу?
  - Похоже, еще есть шанс добиться успеха - нужно всего лишь дать ему подсказку. Сейчас я очень устал и не смог верно среагировать, да и он, наверное, прилег лишь для того, чтобы послать видение. Ночью мы с ним обстоятельно поговорим.
  - Хорошо, - кивнула женщина. - А до ночи тебе есть, чем заняться. Например, им, - и она указала на Меля. Герберт посмотрел на него, потом непонимающе уставился на Эхсу. Та вздохнула и указала в другой конец комнаты, где вдоль угла стояли две узкие кровати: - Здесь будем спать я и мальчик. Сейчас он предпочел остаться в гостиной и там задремал. Но не может же он и ночью спать на тахте! А рядом с Мелем ему будут сниться кошмары, ведь Мель, он такой... неживой.
  Эхса замерла, глядя на каменное лицо завороженного иллюзией. Не признать ее правоты, Герберт не мог. Он в раздумье коснулся плеча друга, затем повернулся к Эхсе.
  - Но в телеге я его не оставлю. Он, конечно, ничего не чувствует сейчас, но он жив. И очнется.
  - Когда?
  - Думаю, что скоро.
  - То есть ты его оставишь в своей постели, накрыв покрывалом? - поинтересовалась она, и судя по выражению ее лица, Эхса считала такой поступок сродни извращению.
  - Он живой, Эхса, - с напором повторил Герберт.
  - Да знаю я! - фыркнула та, посмотрев прямо ему в глаза. - Но что насчет мальчика? Понимает ли он, что Мель живой? Или же ему не видать спокойных ночей, поскольку он знает, что за сверток лежит рядом с тобой?
  Герберт хотел было огрызнуться на слишком пренебрежительное отношение Эхсы к Мелю, но пришлось признать, что в целом она снова права: Ради, может, и свыкся спать в телеге рядом с Мелем, но там у него не было выхода, да и он успел позабыть, как тот выглядит, а теперь Герберт, занося друга в дом, напомнил мальчику, что бывает с теми, кто не слушается грозного мага.
  Заметив задумчивость на его лице, Эхса тут же выдвинула предложение:
  - Давай отправим его на чердак.
  Герберт резко развернулся, спустил ноги с кровати и одарил подругу столь яростным взглядом, что она поспешила добавить:
  - Он совершенно не пыльный и светлый! Пойдем, я тебе покажу.
  Она встала, взяла Герберта за руку и потянула за собой. Снова непривычный жест. Удивленный ее действием, Герберт позволил увести себя в гостиную, где на тахте, укрытый покрывалом, сладко спал Радхери. Похоже, кошмары ему еще не снились, и Герберт чуть улыбнулся, радуясь тому, что хотя бы мальчик может спокойно отдохнуть.
  А Эхса вела его дальше: за дверью гостиной оказалась лестница, ведущая на чердак. Как ни странно, но лестница была добротной, будто выше находился жилой этаж дома, и лестницей должны часто пользоваться. Вход на чердак закрывала дверца, поднимающаяся наверх, которую, как оказалось, можно запереть как снаружи, так и изнутри.
  - Можно будет закрывать ее, чтобы мальчик случайно не залез, - предложила Эхса, будто Герберт уже согласился с ее планом. Он снова одарил ее ледяным взглядом, а женщина лишь мило улыбнулась и чуть сильнее сжала его ладонь. Видимо, позже придется с ней серьезно поговорить.
  И все-таки она не соврала: чердак оказался вполне просторным, светлым и чистым. Возможно, Эхса прибирала его, пока Герберт ловил видения Фродоарда. Принести сюда кровать, конечно, не удастся, да и тахту тоже: лестница не особо располагала к перемещению мебели на чердак, и если что-то устраивать здесь, то стоило собирать мебель уже на месте. Сколотить низкую и удобную кровать вполне было бы можно, и Герберт задумался, получится ли у него это. У Эхсы же были другие планы:
  - Мы можем постелить здесь покрывала и положить его на них. Если тебе так хочется, мы даже оставим ему подушку и накроем одеялом. У него же нет никаких... потребностей?
  - Нет, - коротко ответил Герберт, чувствуя легкое головокружение. Получается, Мель заполучил себе целую комнату, где сможет бороться с иллюзией столько, сколько потребуется. Убежище и для него, и для принца Радхери, где всем будет спокойно. Значит, это все-таки возможно. Почти то, что он видел во сне. Конечно, не совсем, но тоже хорошо, очень хорошо.
  Герберт развернулся к подруге и распорядился:
  - Устраивай лежанку. Только помни, что он жив, Эхса.
  - И что все это - из-за него, - с какой-то грустной улыбкой отозвалась она и легонько поцеловала Герберта в лоб. Тот выдернул руку из ее ладони - надо же, она все время не отпускала его, а он и позабыл - и поспешил спуститься вниз.
  - Мне потребуется несколько минут, - донеслось ему вслед, и Герберт кивнул, а потом ответил:
  - Разберу пока телегу.
  - Хорошо.
  'Да, хорошо', - мысленно согласился с ней мужчина, направляясь к выходу. Он не сразу открыл дверь: перед глазами встало видение Фродоарда, и Герберту показалось, что стоит дернуть ручку, как он снова окажется на поле брани недалеко от Фесты. Он взглянул на свою руку: та мелко дрожала. Плохо дело. В таком состоянии он никому не поможет. Герберт напомнил себе, что теперь можно не беспокоиться о Меле, да и Ради в безопасности, к тому же рядом Эхса. Он не знал, насколько она окажется заботливой матушкой для мальчика, но был уверен, что она в состоянии помочь ему защитить принца. Эхса обладала множеством скрытых талантов, и владение кинжалами входило в их число.
  
  ***
  Быт они наладили довольно быстро, и пусть он мог показаться странным, Герберта все вполне устраивало. Днем он учил Ради читать, иногда гулял с ним по лесу и делал некоторые мелочи по хозяйству, обдумывая положение дел в Фесте, ночами же делил сны между иллюзиями Меля, почти всегда перекликающимися с реальностью, и видениями Фродоарда, которые теперь изменял так, чтобы дать ему ответ. Та легкость, с которой он перестраивал видения парнишки, радовала Герберта: он быстро избавился от ненужных сомнений и снова походил на тот образ, который так старательно создавал. Наверное, не последнюю роль в его восстановлении сыграли иллюзии Меля. Конечно, тот продолжал воспринимать себя адептом Салистины, из-за чего Герберт часто ссорился с ним, и однажды дело даже дошло до драки, но если не брать в расчет этот единственный, пусть и ключевой, момент, в иллюзиях он получал то, о чем не мог и мечтать. И хотя Герберт понимал, что стоит Мелю очнуться, он забудет о всех видениях, в которых прожил последние дни, а поняв, что сделал с ним Герберт, возможно рассорится с ним навсегда, но он об этом пока не думал: у него был чердак и иллюзии Меля, и заметив, что они ярче, когда Герберт находится в непосредственной близости от друга, он стал время от времени ночевать наверху, а случалось, что и поднимался к Мелю и днем.
  Эхса действительно взяла на себя заботу о нем и Ради: она готовила им еду, стирала одежду (хотя Герберт склонялся к мысли, что она просто относит ее в деревню и платит местной жительнице за работу), прибиралась в домике, следила за лошадьми. С Гербертом она была особо ласкова, но он не обращал на ее жесты внимание, обдумывая, как следует поступать с Оэдмалем. Если он верно истолковывал красочные видения Фродоарда, где жизни принца угрожали все и вся, а на фоне гремела война, то они должны были спасти гостя любой ценой. Герберт видел только одно решение: Сигила. Конечно, Марквин не будет счастлив, получив просьбу Фродоарда, но мальчишка умел быть убедительным, так что единственной проблемой в достижении цели оставалась сама дорого до Сигилы. Удивительно, как грубо действовал Хелок! Долгое время оставлял принца без охраны, не боясь тем самым вызвать подозрения, а теперь приставил к нему свиту, будто считал, что Реджинальд не заметит его маневр. Или же виной всему была паника? У них изначально был другой план, который так и не соотнесся с реальным положением дел в Бреслингии, и теперь им следовало опередить Реджинальда, который не думал предотвратить войну, а хотел ее развязать, но, разумеется, на собственных условиях. Герберт пытался заставить Фродоарда поговорить с Реджинальдом или, в крайнем случае, наслать ему те же кошмары, которыми он щедро одаривал Герберта, но тот, похоже, смирился, что не имеет над королем власти, и настаивал на спасении принца Оэдмаля.
  Фродоард не сомневался: будь Герберт в столице, он бы давно уладил ситуацию - и Герберт с ним не спорил, считая, как и он, что сделал бы больше, не разделяй их расстояние. Если бы Герберт имел возможность явиться к Реджинальду Первому во сне! Фродоард, постаравшись, мог попытаться установить связь между ними двумя, но он никогда прежде подобного не делал, так что потратил бы слишком много сил, не обещая нужного результата, и потому Фродоард отказался, настойчиво подсовывая снова и снова образ принца Оэдмаля. В какой-то момент Герберт понял, что не испытывает к брату правителя Осбруна никаких эмоций: он стал для него сродни скипетру, который оба короля хотят заполучить, а истинные маги - спрятать. Что в этот момент ощущал сам скипетр, никого не волновало, и Герберта в первую очередь.
  Навестить сны Реджинальда мог Герберт и без помощи друга. Требовалась самая малость: вызвать Гаспальда и попросить его открыть тайну особого умения. Истинные боги не любят делиться подобными знаниями не со своими адептами, но однажды Герберту повезло договориться, возможно, вышло бы и на этот раз, если Гаспальд, конечно, сам не желал войны. Но Герберт отмел соблазнительную идею, не желая связываться с богами и раскрывать себя. Не сейчас. Пока у них есть возможность уладить ситуацию собственными силами, он не станет рисковать.
  И потому при каждом появлении Оэдмаля во снах Герберт рисовал сокрытый тенями город и требовал, чтобы Фродоард следил за свитой принца, искал слабые места, пытался понять, на чем они смогут сыграть, а заодно обратился к Итто: уж он-то способен придумать надежный план, как вывезти Оэдмаля из-под носа Хелока и Привелы.
  
  
  Глава 10. Дар Селиуба
  - Думаю, у меня есть годная мысль, где вы могли бы спрятаться, - прошептал Фродоард, - но меня смущает ваша охрана.
  Оэдмаль перестал махать веслами, оглянулся: недовольная свита ходила вдоль берега и пристально наблюдала за принцем, который ни с того, ни с сего решил поучиться грести. В итоге он скорее взбивал воду, рождая множество брызг и шума, нежели продвигал лодку вперед, но только так они с Фродоардом могли спокойно поговорить.
  Охрану ему Хелок приставил буквально сразу же, и та стала следовать неотрывно от принца и даже на обедах с королем стояла не за дверями, а в столовой. Реджинальда это скорее веселило, нежели раздражало, возможно, впрочем, из-за вечно извиняющегося Оэдмаля, чувствующего себя крайне неловко из-за сложившегося положения. Знал ли король Бреслингии, что принц боится в первую очередь не его, а собственную стражу? Почему-то Оэдмалю казалось, что все прекрасно видят, в какого загнанного зверька он превратился, и только ждут, когда он попадет в расставленные сети.
  Прогулка по реке, пожалуй, могла дать передышку: вода текла медленно, успокаивая, и Оэдмаль думал, как было бы хорошо лечь на дно лодки и позволить течению унести себя. Тогда бы он наконец увидел море! Интересно, а если он так поступит, что сделает его свита? Ринется в реку и попытается оттащить лодку к берегу? На них были надеты доспехи, а в доспехах не поплаваешь. Значит, сначала разденутся, а потом нырнут. Представив себе эту картину, Оэдмаль улыбнулся.
  - Дайте сюда одно весло, - сказал Фродоард, а когда принц исполнил его просьбу, предложил: - Гребите вторым.
  Они принялись грести одновременно, и лодка закружилась. Фродоард звонко засмеялся, да и Оэдмаль не смог удержаться от улыбки.
  - Правда, весело? - хохоча поинтересовался слуга, а затем тут же посерьезнел, и пока Оэдмаль продолжал смеяться, тихо, но уверенно сказал: - Нам нужно от них избавиться.
  - Ты очень кровожадный, - прошептал принц и вручил мальчишке второе весло. Тот стал работать ими, показывая, как Оэдмалю следовало грести.
  - Так выходит, - пожав плечами, ответил Фродоард, и все-таки в его голосе не прозвучало ни намека на раскаяние или печаль. - Нам нужно, чтобы вы оказались в определенном городе. Там у вас будет шанс спастись. Но мы ничего не сделаем под пристальными взглядами, конечно. И еще - я не смогу с вами поехать.
  Оэдмалю показалось, что лодка покачнулась, и ему пришлось вцепиться в борта, чтобы не выпасть. В какую авантюру его хочет втянуть этот мальчишка? Принц доверился ему, а теперь оказался вовлеченным в новую игру. Конечно, Фродоард с честным взглядом говорил о попытках спасти его жизнь, ведь он не хочет войны, но как знать, о чем он думал на самом деле? Оэдмаль внимательно посмотрел в лицо Фродоарда, надеясь увидеть там хотя бы тень истинных мыслей.
  - Это будет хороший человек, проверенный, - пообещал ему тот и чуть нахмурился, возвращая весла. - Вам бы поучиться прятать свои эмоции, господин! Ваш помощник хорош, но и от вас будет многое зависеть. Понимаю ваше положение, но держите нос по ветру!
  Он дружески ударил Оэдмаля по плечу, и тот чуть не опрокинулся. Фродоард рассмеялся, удерживая принца в лодке. Нахмурившись, Оэдмаль принялся грести.
  - Ведь есть же еще что-то в этом мире, что приносит вам радость?
  - Мне нравится река, - признался принц, ведя лодку по течению и уже не шлепая веслами, как безумный. - Книги тоже хорошо отвлекают.
  - Думаю, смогу найти для вас несколько хороших книг, - кивнул Фродоард. - И река - тоже хорошо. Вы вроде гребете ничего, будто и не новичок в этом деле.
  - Да, я плавал по рекам, и не только таким тихим. Но мы же притворяемся, что ты учишь меня.
  Глаза Фродоарда тут же загорелись.
  - А ваши спутники не знают, что вы все умеете? - горячо зашептал он, подавшись вперед и даже сжав пальцы на коленях принца. Его лицо оказалось внезапно близко от лица Оэдмаля, и тот от неожиданности моргнул.
  - Не знают, - тихо, в тон мальчишке, заговорил принц, не решаясь отшатнуться - иначе упадет на дно лодки, та покачнется, и они окажутся в воде. - Я увлекался спуском по воде в детстве, когда никого не интересовал. Навыки немного позабылись, но, думаю, я быстро вспомню. А что такое?..
  Фродоард резко оттолкнулся, и Оэдмаль выругался: лодка опасно закачалась, и им пришлось ловить равновесие.
  - Обдумываю, не поможет ли ваш навык. Надо будет изучить карты, конечно, но... О! Так это ведь отличная мысль! - он даже поднял палец, ослепительно улыбаясь.
  - Тише-тише, нас же услышат с берега, - одними губами попросил Оэдмаль, чудом подавив желание оглянуться на стражу. Он снова для вида стал работать веслами в разнобой.
  - Пусть, - шепотом ответил Фродоард, затем рассмеялся и довольно громко крикнул: - Да дайте уже сюда весла! Нет, ваше высочество, не смогу я вас ничему научить! Но я знаю, кто сможет. Так, вот, давайте еще раз попробуем. Вот, видите, как я делаю? Берите и... Стойте! Не одновременно же со мной!
  Он снова захохотал, и на этот раз Оэдмаль громко смеялся вместе с ним.
  
  ***
  Книги действительно отвлекали и очень хорошо: Королевская библиотека оказалась обширной и разносторонней, и Оэдмаль с легкостью получил к ней доступ, будто Реджинальд был согласен пойти на все, что угодно, лишь бы иметь возможность контролировать передвижения принца. Оэдмаль решил не поддаваться паранойе и просто радовался, что может прочесть любую книгу из запасов короля, какая бы его ни заинтересовала. Сам Реджинальд, не скрывая, рассказал, что библиотека досталась ему от предыдущей династии королей, так что даже он не знает, что скрывается на полках и шкафах, занимающих просторную комнату, по размеру не уступающую тронному залу. Король был уверен, что и прежние хозяева не представляли, какими сокровищами владели: библиотеку собирали в первую очередь маги, часть из которых и сейчас следила за сохранностью фолиантов и свитков. Однажды Оэдмаль даже заметил мага, старательно переписывающего какой-то очень древний манускрипт, тем самым превращая его в книгу. Принц даже поинтересовался, нет ли среди всего этого богатства книг, наделенных магией, на что король загадочно улыбнулся и туманно заметил, что все может быть. Как-то вскользь он рассказал, что на одного из предков Идфреда Усопшего работал адепт Тагани. Личность этого мага Реджинальду была неизвестна, зато он знал, что слуги Госпожи Дня способны наделять самые различные предметы силой, полученной от богов.
  - Поэтому я бы на вашем месте был поосторожнее с томиками любовной поэзии, - ухмыляясь, подытожил король. - А то влюбитесь в некий образ и засохните от страсти к нему.
  Почему Реджинальд с завидной регулярностью заботился о сердечных чувствах своего гостя, Оэдмаль не понимал, зато он прекрасно заметил, как тот гордился, что государственный переворот не повредил библиотеке и ни один из драгоценных томов не пострадал. Временами, заходя снова в хранилище знаний Бреслингии, принц раздумывал, готов ли Реджинальд снова спасать свои сокровища, или все эти разговоры и интонации - лицемерие, и на деле королю все равно, что станет с книгами во время войны. Но надолго мысли о будущем библиотеки в голове Оэдмаля не задерживались: открыв очередную книгу, он забывал обо всем, даже о стоящих недалеко от его кресла стражниках. Может, он не был бы таким беспечным, если бы в его ногах не сидел Фродоард: во время чтения господина мальчишка по большей части просто сидел, но стоило тому захотеть пить или взять какую-то другую книгу, как слуга тут же исполнял его прихоть. То, что он пытался разглядеть, как Оэдмалю уйти от охраны, вряд ли кто замечал.
  Неожиданно пришло письмо от Эдерна. В нем король Осбруна волновался о самочувствии и настроении брата, передавал Реджинальду Первому, его супруге и сыну пожелания здравствовать и выражал надежду на крепкую дружбу двух государств, почти вскользь интересовался ходом переговоров, ради которых Оэдмаль и был отправлен в Фесту, но по большей части признавался в нежной братской любви и винил дела, разлучившие его с дорогим родственником на столь долгий срок. Оэдмаль же прекрасно прочел между строк нетерпение Эдерна и требование как можно скорее привести ситуацию в Бреслингии к таковой, какую он вместе с Хелоком запланировал получить. И принца совсем не удивило, что пришло именно такое письмо, а точнее, тон, который выбрал его братец, чтобы фактически отдать распоряжение о его казни: читая его, даже сам Оэдмаль на мгновение поверил, что Эдерн по нему действительно скучает.
  План же по его спасению казался принцу сомнительным: правда, его не столько смущала уверенность Фродоарда, что по реке можно уйти от преследователей и даже где-то спрятаться, сколько третий участник предполагаемого побега.
  - Ты же говорил, что к магам нельзя обращаться, - хмурился Оэдмаль, сидя на своей кровати. - Что боги скорее всего заинтересованы в начале войны.
  Спальня пока оставалась единственным местом, куда не заходила охрана, а тяжелая дверь приглушала речь тех, кто находился внутри, и потому здесь они могли вести разговоры, но все равно старались обмолвиться лишь парой фраз. Так они поступали и в других местах: несколько реплик, чтобы не привлечь внимания, и чтобы увидеть полную картину, Оэдмалю нужно было держать в голове все те неприметные фразы, что бросил ему Фродоард, причем часть из них звучала между вполне обыденными словами, которые любой слуга мог сказать своему господину.
  - Да, да, я не отрицаю своих слов! - горячо отвечал ему мальчишка, и взгляд его при этом был полон мольбы довериться. - Послушайте, но ведь маги магам рознь! Итто... он хороший. Я верю ему. А главное, он не адепт Вертерун.
  - У него веснушки, как у Меля, а значит, он служит Салистине, - покачал головой принц. - Салистина - плутовка, а ты просишь меня положиться на ее слугу?
  - Ну Мелю вы доверяли?..
  Оэдмаль не ответил. Мель ему и правда казался самым открытым из спутников, несмотря на свою покровительницу. Временами принц думал, что Мель просто предпочел другую ее ипостась и хотел стать дипломатом, но не шпионом, хотя, конечно, он пытался внести смуту в голову лорд Герберта. И все же Мелю Оэдмаль хотел доверять, и если бы тот не исчез, а стал бы вместе с Хелоком и Привелой подкрадываться к принцу, ожидая лучший момент, чтобы его убить, положение Оэдмаля стало бы особенно плачевным: пожалуй, тогда бы он даже не стал сопротивляться и чуть ли не с готовностью отдал бы жизнь на благо Осбруна. Но Мель исчез - убежал ли вслед за ослепившей его женщиной или просто решил выйти из бесчестной игры - а потому Оэдмаль и не хотел думать, что было бы, если бы все пошло иным путем.
  - Дело ведь не только в моем доверии, - глядя в окно, возразил Оэдмаль. - Откуда нам знать, что Салистина не ждет войны так же, как Вертерун?
  - О, вы не так поняли! - рассмеялся Фродоард и торопливо зашептал: - Ничего такого мы и правда знать не можем и не пытаемся надеяться на невинность одной из богинь. Дело не в том. Адепт Вертерун, предсказывая ваше будущее, покажет своей повелительнице и вас, и ваш страх и наше желание избежать печального исхода. Адепту же Рыжей Салли не обязательно при использовании сил сообщать, зачем ему те или иные знания. Он не выведет богиню на вас, понимаете?
  Фродоард закончил возиться с одеждой Оэдмаля, лежащей на кровати, и оценивающе оглядел тот наряд, что подобрал ему.
  - Ну же, одевайтесь и пойдем, - чуть не взмолился он. - Будет странно, если вы не придете!
  - А так не странно, что я вдруг сдружился с каким-то местным магом? - фыркнул Оэдмаль, однако встал и позволил мальчишке начать одевать себя.
  - Совсем не странно: Итто напомнил вам Меля, а потому вы с такой легкостью с ним сошлись.
  - Не слишком ли я страдаю по потере друга? - поинтересовался принц с сомнением в голосе. - У меня же есть невеста...
  - ... которая вовсю вьется рядом с лордом Малли? Всем хорошо известно, что тот не так давно овдовел и нуждается в утешении, которое и находит в компании красавицы Привелы. Не дело слуги говорить нечто подобное, но поверьте, ни для кого не секрет, что ваш возможный брак вызван исключительно политической необходимостью, а душевную близость каждый из вас ищет там, где ему приятнее. Госпожа Привела - в спальне лорда Малли, а вы - в напоминаниях о Меле.
  - Звучит очень подозрительно, как по мне, - хмыкнул Оэдмаль.
  - Если потерянная дружба в наши дни не стоит сердечной боли, то я предпочту найти адепта Эйлимара и попрошу его умертвить меня до той поры, пока нравы Кьерры не изменятся, - серьезно заявил Фродоард, затем отошел от принца, окинул его долгим взглядом, после чего широко улыбнулся, присвистнув: - Какой же вы все-таки завидный жених! Вы бы с миледи Привелой были самой красивой парой на брачной церемонии, если бы она не вынашивала других планов. Вам только улыбки не хватает, и тогда бы вы тоже успокоили сердце в чьей-либо спальне.
  Фродоард озорно подмигнул, а Оэдмаль пожалел, что ему не столько же лет, сколько Хелоку: того вряд ли досаждали намеками на любовные утехи и уж точно не пытались ему помочь в их предоставлении без его согласия.
  
  ***
  На самом деле Итто сильно отличался от Меля. Для начала он был старше друга принца: на вид ему было лет тридцать или тридцать пять, но Оэдмаль не спешил определять возраст мага на глаз, прекрасно зная, что даже самые слабые из них стареют медленнее, нежели простые люди. И хотя Мель не уступал ростом Итто, мужчина был значительно шире в плечах пропавшего мага, но в глаза бросалось даже не это, а цвет волос: такой огненно-рыжей шевелюры Оэдмаль прежде нигде не встречал, если только на изображениях Салистины. Наверное, потому и веснушки на щеках и носу Итто казались более естественными, нежели на лице Меля, хотя что первому, что второму они шли необычайно.
  И Оэдмаль не юлил перед Фродоардом, утверждая, что сомневается не в Итто как таковом, а в его богине: не доверять этому человеку было действительно сложно. Он говорил мягко, не спеша, будто обдумывая каждое следующее слово, сопровождая речь легкой, располагающей к себе улыбкой. Было в ней что-то от сочувствия (или, по крайней мере, так показалось Оэдмалю), но оно не унижало: Итто будто разделял положение принца и взглядом словно говорил, что понимает его мысли и переживания. Это подкупало. А потом, вернувшись к себе спальню, прежде, чем уснуть, Оэдмаль долго думал, как так выходит, что перед ним уже второй адепт Салистины, о способностях которого он прекрасно осведомлен, как и о нраве их покровительницы, но все равно готов верить им безоговорочно. И, конечно, он понимал, что плуты должны быть обаятельными, в их умении втереться в доверие и есть их сила, но вся их обворожительность слетает, как только узнаешь о них правду - так, по крайней мере, считал Оэдмаль, но что Мель, что Итто, сразу же раскрывшие карты о своей личности, не перестали притягивать к себе и заполучили душу принца без особых усилий. Осознавать себя настолько доверчивым было неприятно, и Оэдмаль решал, что на следующий день будет с большей настороженностью относиться к каждой фразе Итто, но стоило им встретиться, как уже через несколько минут он ловил себя на том, как глупо улыбается, слушая мага, и кивает ему. Временами Оэдмаль все же не соглашался с Итто, они о чем-то спорили, но когда под вечер он вспоминал подробности, получалось, что по каким-то пустякам. Что же касалось их плана, тут принц, как бы ни противился в разговоре с Фродоардом, в итоге полностью доверился своим соучастникам и продолжил послушно изображать нерадивого ученика, который из упрямства захотел научиться самостоятельно управлять лодкой.
  Как ни странно, но затея Оэдмаля не шла вразрез с представлениями Хелока и Привелы о правильном времяпрепровождении принца. Только раз Привела попыталась образумить юнца, резонно заметив, что королевской особе негоже стирать ладони в кровь, размахивая веслами - для того есть специально обученные слуги. На это Оэдмаль выразительно хмыкнул. Он хотел вложить в свою реакцию уверенность в себе и тем самым сказать, что сам знает, чем ему следует заниматься. Но даже если его хмыканье прозвучало капризно: 'А я хочу сам править лодкой!' - его это вполне устраивало. Как бы там ни было, Привела в тот момент готовилась к скорой встрече со своим птенчиком, как она довольно скоро начала называть лорда Малли, так что решила оставить все, как есть. Хелок видел в действиях Оэдмаля каприз, ничуть не мешающий его планам, поэтому позволял принцу общаться с новым знакомым и по полдня проводить на реке, лишь бы охрана пристально приглядывала за королевским братцем: не дай боги свалится в воду и пойдет ко дну, чем разобьет доброе сердце Эдерна Третьего. Возможно, они считали, что Оэдмаль не способен раскусить их хитрость, а если и сможет, не попытается что-либо сделать. Или же они просто-напросто считали, что река - ненадежная дорога для ухода от преследования, а потому и волноваться не о чем. Оэдмаль в свою очередь продолжал усыплять их бдительность, с каждым днем проявляя все больше беззаботности. Он даже вспомнил, как почти естественно улыбаться, чем несказанно обрадовал Фродоарда.
  Оэдмалю действительно стало значительно легче, поэтому он совершенно не ожидал однажды услышать от Итто:
  - Я готов.
  В тот момент принц совершенно правдоподобно чуть не выронил оба весла и едва удержался от желания спросить: 'К чему?'. Ответ он понял уже через мгновение, поэтому ничуть не расстроился из-за отсутствия пояснений.
  - Уже? - одними губами переспросил он, перехватывая весла поудобнее. Он успел потратить силы, изображая тщетные попытки заставить лодку несколько минут двигаться с нужной ему скоростью, но полагал, что вполне сможет еще какое-то время усердно работать веслами.
  Итто чуть заметно качнул головой:
  - Завтра.
  Оэдмаль глубоко вздохнул, унимая успевшее разогнаться сердце. Не сегодня. Что ж, хорошо. Действительно лучше устроить побег завтра, когда он отдохнет. Если сможет заснуть, зная о предстоящем, конечно.
  - Что... - выдавил он из себя и даже сам не расслышал первого слова, потому покашлял и более разборчиво прошептал: - Что от меня требуется?
  - Не выдать себя, - спокойно ответил Итто. - Быть готовым ко всему. Слушаться всех моих приказов. Последнее особенно важно.
  Оэдмалю по-прежнему не нравилось быть бессловесной куклой в руках малознакомого мага, но жить ему хотелось намного сильнее, а потому приходилось забыть про гордость. Он кивнул, немного помолчал и снова спросил:
  - А когда?..
  - Поймешь.
  И все, больше Итто ничего о побеге не сказал. Позже он возобновил беседу с Оэдмалем, но все не о том: ни о реках, ни о лодках, ни о других городах Бреслингии. Они вели разговор на какие-то нейтральные темы, как старые приятели, и Оэдмаль считал, что все правильно: чем меньше он знает, тем меньше у него шансов все испортить. Он не был искусен в заговорах, а потому и не воспринимался братом, как угроза. То, что еще совсем недавно считалось им самим, как недостаток, теперь играло ему на руку.
  Оэдмаль принялся грести с удвоенной силой, верно полагая, что устанет настолько, что, дойдя до кровати, тут же свалится на нее и уснет, а на утро будет действительно готов ко всем.
  
  ***
  И все-таки к одному Оэдмаль оказался не готов: к самому обыкновенному дню, ничем не отличающемся от предыдущих.
  Утро выдалось многообещающим: принц выспался и чувствовал себя способным на любые подвиги. Когда Фродоард одевал его, Оэдмалю стоило больших усилий воли стоять смирно и молчать. Он хотел знать, действительно ли вот-вот план будет приведен в исполнение, но слуга вел себя, будто на сегодня ничего не назначено. Может, он не был посвящен в подробности с той же целью, что и Оэдмаль, а потому не знал, что видит господина в последний раз. Из прежних разговоров принц понял, что Фродоард не последует за ним в тот город, где можно спрятаться (Оэдмаль так и не вспомнил, называли его или решили держать в тайне). После некоторых раздумий и приведенных аргументов он согласился, что так действительно будет лучше, хотя расставаться с мальчишкой не хотелось: они успели подружиться, насколько то было возможно, учитывая их социальное положение. Уйти, не прощаясь, хотелось еще меньше, но Оэдмаль держался и не выказывал Фродоарду большего внимания, нежели обычно.
  Впрочем, ему приходилось контролировать и собственное нетерпение: поддерживать за завтраком с Реджинальдом разговор о книгах и стараться сохранить внимание только на нем; с прежним интересом сидеть в библиотеке до самого обеда и даже умудриться на него опоздать, будто зачитался; снова на обеде рассказывать о книге, из-за которой позабыл про время. Пожалуй, Оэдмаля спасло то, что Реджинальд действительно многие из хранящихся у него книг даже ни разу не видел, а потому принц мог выдумать сюжет и не попасть впросак. Король же, в свою очередь, слушал гостя вполуха, задавая ему вопросы из вежливости. О чем он думал на самом деле, Оэдмаль предположить не мог, зато отчетливо ощутил, как оба вздохнули с облегчением, когда обед закончился. Пожалуй, если Итто его обманул и Оэдмаль останется в Фесте, то завтра на обед Реджинальд позовет и других представителей знати, чтобы иметь собеседников, с которыми можно вести более умные разговоры.
  А во второй половине дня погода испортилась: небо заволокли тучи, временами прорывающиеся неприятной изморосью. Оэдмаль хмуро смотрел в окно и думал, что вот-вот ему принесут записку от Итто, сообщающую, что прогулка на реке отменяется. Но вместо этого пришел Фродоард, покопался в вещах принца и нашел ему кожаную куртку и накидку с капюшоном. Обувь он тоже предложил сменить. И хотя он объяснял свои действия заботой о принце и нежелании видеть того простывшим, Оэдмаль сдержал широкую улыбку, догадываясь, о чем слуга думал на самом деле.
  - Погодка не лучшая для прогулок по реке, сир, - осмелился заметить один из охранников, когда принц решительно направился к конюшне. Его имя Оэдмаль так и не удосужился узнать.
  - У нас договоренность, - пожал он плечами, не сбавляя скорость.
  - Так отменить можно. Послать служку и сказать. Он же из магов простых, без титула, такой же служка, что ваш мальчонка, так что перетопчется.
  - И вообще он же салистинин, - подал голос второй охранник.
  Оэдмаль даже остановился, развернулся и усмехнулся:
  - Считаешь, что адепт Салистины не способен причинить вреда?
  - Ну как бы да, - рассеянно отозвался тот, отпрянув. - Они же все художники, музыканты, поэты... Их магия не убивает.
  - Боюсь, все, кто знает Карающего Пса, с тобой не согласятся, - хмыкнул Оэдмаль, отвернулся от охранников и пошел дальше.
  - А что, этот... он тоже салистинин? - негромко спросил второй охранник у первого.
  - Конечно, тупица. Нет богов, чьи адепты не могут убить так, что ты и глазом не моргнешь. Тут в силе дело. Так что только последний дурак, как ты, станет недооценивать веснусчатых. Но сир, сир, ваш лодочник не в счет! Он Псу и в затылок не дышал!
  Оэдмаль их слушать не стал. В конце концов, привыкли же они, что младший братец короля Осбруна глупый и капризный.
  Итто ждал его на причале. В потрепанной шляпе с большими полями и старом плаще его было не узнать, но стоило мужчине поднять голову, как принц улыбнулся, отвечая на ставшую почти родной мудрую, немного грустную улыбку.
  - Может, все же вернетесь, а? - крикнул первый охранник, уже обращаясь не к принцу, а его 'учителю'. - Как в дождь грести? Затопит еще лодку.
  Итто поднял голову к небу и меланхолично ответил:
  - Сегодня дождя больше не будет - мне друг сказал.
  - Ага, по тебе заметно, - съехидничал второй охранник, но Оэдмаль уже залез в лодку, а Итто тут же оттолкнулся от причала, так что слова охранников потеряли какой-либо смысл.
  Какое-то время они плыли молча: Итто сидел на веслах и, казалось, думал о чем-то своем. Оэдмаль смотрел на реку в пасмурный день, такую непохожую на ту, что отвлекала его от страшных мыслей в последнее время: теперь она походила на серую ленту, и казалось, ей было все равно, что станет с принцем да и Бреслингией в целом. Уверенность, что их план сработает, преследовавшая Оэдмаля первую половину дня, тоже куда-то пропала. Ко всему прочему хмурый взгляд Итто удручал, а принц так и не мог придумать, как начать с ним разговор. Только плеск воды и порывы ветра.
  - Это Дар, - внезапно произнес маг. - Если точнее, Дар Селиуба. Он начинается у Лучезарного водопада и прорезает всю Бреслингию с востока на запад, до самого залива. Есть легенда, что эту реку нам подарил сам Селиуб, но мой друг говорит, что это чушь и тот мальчишка не создавал ни водопад, ни реку. Мой друг - адепт Селиуба. Впрочем, не нужно быть его адептом, чтобы считать легенду глупостью. Боги не создавали этот мир и людей - люди создали богов. А теперь не могут с ними сладить и страдают.
  Итто снова замолчал, продолжая грести. Оэдмаль не шевелился. Слова мага звучали для него странно: как такое может быть, чтобы богов создали люди? Такие, как он, или король Реджинальд, или Хелок. Если так, то, наверное, не каждый человек был на подобное способен. Вряд ли такие, как Оэдмаль, участвовали в сотворении богов. А вот Эдерн или Реджинальд - вполне. Эти короли строят будущее Кьерры, возможно, им ничего не стоит и повлиять на появление могущественных сил. Или же богов создали маги?
  Нет, какая-то ерунда выходит! Как такое возможно, ведь боги невероятно могущественны, а люди, и даже маги, ничего не могут им противопоставить. А если бы и могли, зачем было создавать богов? Или Итто хочет сказать, что никаких богов на самом деле не существует? Что они - такие же персонажи, как герои сказок и легенд или художественных книг, живущие лишь в воображении авторов и читателей? Если так, то чего же они с Фродоардом боялись? Оэдмаль нервно рассмеялся, но тут же взял себя в руки и замолчал.
  Итто никак не отреагировал, но спустя еще минуту снова подал голос:
  - Лучше бы он, мой друг, был сейчас в лодке. Он может управлять водой, а значит, у него больше шансов, чем у меня. И он может убить на расстоянии. Я не могу. Но он не захотел раскрываться. Я пытался понять, как будет лучше - не вышло. Нити слишком запутаны.
  Он снова замолчал. Оэдмаль огляделся, раздумывая, как скоро они отплывут от города на достаточное расстояние, чтобы... Чтобы что? Он так и не знал, в чем заключается их план, а слова Итто не вселяли уверенность. Оэдмаль старался не поддаваться подступающей панике, и пока у него получалось, но он не был уверен, что его сил хватит надолго.
  - Нити запутаны, - вновь заговорил Итто. -- Хотя все просто. Зависит от того, какой вопрос задавать. Нет ответа, который бы подошел ко всем вопросам - в этом и беда. Будем надеяться, что я задал верный вопрос.
  Слова мага туманили голову Оэдмаля. Что он хотел всем этим сказать? Действительно, путаница, но не в нитях, а словах. Даже мир будто подернулся дымкой или же это созданный в голове принца туман застилал ему глаза. Берега стали какими-то размытыми, далекими, будто их и нет, а есть лишь клочок воды, клочок неба, лодка, весла и плеск. Оэдмаль быстро заморгал, затем протер глаза, но не помогло. Он чуть привстал, огляделся, а затем спросил:
  - Это настоящий туман?
  - Надеюсь, что с берега он выглядит так же, - чуть усмехнулся Итто. - Бери весла: теперь твоя очередь. Греби изо всех сил.
  Оэдмаль подчинился, хотя погода ему нравилась все меньше. Пока река бежала прямо, но дальше на ее русле появляются повороты, а Оэдмаль еле-еле видел чуть дальше носа лодки. Врезаться в берег при таком тумане - проще простого, а чем сильнее он работал веслами, тем плотнее становился туман.
  - Жаль, отсюда не понять, разошелся ли туман по всей реке, - заметил Итто, оглядываясь. - Но судя по крикам, все хорошо.
  Криков Оэдмаль почти не слышал - что-то только совсем далекое, и не ясно, раздавались они спереди или сзади, с правого берега или левого.
  - Мне не кажется, что все хорошо, - буркнул он. - Я не вижу русла.
  - Ничего. У меня есть карты. Буду твоими глазами.
  - А другие суда?
  Оэдмаль запоздало вспомнил, что не встретил ни одного, а ведь Дар считался основной рекой Бреслингии. Странно.
  - На нужном нам участке их не будет. Я не зря выбрал этот день. Не волнуйся, все хорошо.
  - Такой сильный туман... Разве из-за дождя такое бывает?
  - Дождь нам, конечно, помог, но погоде все равно до судьбы двух беглецов. Тогда беглецы берут погоду в свои руки. Пожалуйста, не замедляйся - от твоей работы зависит туман.
  - Но?..
  Оэдмаль чуть не остановился, однако тут же заметил, что туман начал отступать, и снова ускорился. Насколько хватит его сил? Успеют ли они уйти?
  - Я почти ничем не мог тебе помочь, - ответил на незаданный вопрос Итто, доставая что-то из-за пазухи и внимательно глядя на карты. - Было бы лучше, окажись здесь сам Марквин - тогда бы тебе не пришлось выбиваться из сил. Но у тебя был только я. Немного иронично, что я воспользовался знаниями Вертерун, не находишь?
  Оэдмаль не находил. Он только покачал головой, не до конца понимая и лишь косясь на деревянную фигурку. Кажется, это была лодка с двумя пассажирами. Но туман поднимался уже и над бортами лодки, так что принц почти не видел мага. Возникало ощущение, что он не пытается плыть по реке, а разгоняет веслами серую пелену, но та лишь сильнее сгущается, прилипая к веслам, рукам, мечтает спеленать Оэдмаля и стоит всего в шаге от успеха. Оэдмаль судорожно сглотнул: ему показалось, что он остался совершенно один, не знающий, что ему делать - и туман проник в него, сковал внутренности, заморозил их. Оэдмаль закашлялся и не услышал ничего.
  - Как?.. - прохрипел он и испугался от мысли, что не расслышал своего вопроса, а только знал, что произнес его вслух. Или даже не произнес, а только подумал?
  - Адепт Салистины не смог бы, да, - откуда-то из-за пелены раздался еле слышимый голос. - От него было бы еще меньше толка. Хотя Герберт бы смог... Но Герберта не было в Фесте.
  - Кто ты? - хрипло спросил Оэдмаль, не понимая, почему продолжает грести. Ему бы остановиться, бросить весла и бежать от мага, о котором, оказывается, он ничего не знает. Может, Итто - не его имя, как и Салистина - не его богиня. И те веснушки, такие естественные...
  - Я начинал как маг Тагани, - отозвались из тумана. - Сын Госпожи Дня, ищущий поддержку и Повелительницы Ночи. Но ничего, загар уже давно сошел с моего лица, Тагани не будет в обиде.
  - Но... почему?..
  - Тебе не стоит этого знать, принц. От тебя требуется только одно - выжить. Скоро развилка. Мы не поплывем по Дару и не станем скрываться в Сигиле. Герберт прав - ее стены достаточно надежны, но он слишком настойчиво показывал ее. Не знаю, ведомы ли богам его сны, но мой путь пролег иначе. Возьми правее, принц.
  Оэдмаль чуть притормозил - ему стоило трудов заставить себя сбавить скорость. Туман ли или его собственный страх гнал его, заставляя руки действовать вразрез голосу разума, твердящему, что нужно покинуть лодку как можно скорее. Почему он продолжает подчиняться Итто? Только потому, что тот хочет, чтобы Оэдмаль выжил? Но хочет ли на самом деле?
  Туман немного рассеялся, и принц снова увидел Итто. Его лицо рассмотреть не получилось, но Оэдмаль заметил, как тот опустил за борт фигурку лодки, а затем поднял голову и спросил принца:
   - Ты же сможешь плыть против течения?
  - Д-да, - выдавил тот из себя. А затем скрипучим голосом спросил: - Если вы... если вы не адепт Салистины и не адепт Тагани, то кто?
  - Я же сказал - тебе лучше не знать, - покачал головой Итто. - Поворачивай, иначе врежемся. Устье притока уже, так что...
  Он не договорил: в глаза Оэдмаля ударил яркий свет. От неожиданности принц выронил одно весло и прикрыл глаза рукой, лодку качнуло, развернуло, течение толкнуло ее в бок, но Оэдмаль не задумывался о том, что нужно ее выпрямить, что нужно продолжить движение, найти приток, попытаться скрыться. Он помнил об этом, но как-то отстраненно, будто об обязанностях на целый день, которые можно выполнить и потом.
  Сейчас же важнее было другое.
  Оэдмаль смотрел на небо и не верил глазам: огромный пес с яркой, то ли огненной, то ли сотканной из лучей солнца шерстью, зубами раздирал сотканный ими туман. Этот пес, если задуматься, мог примять собой целую Фесту. Что за видение! Пес оторвал еще один кусок тумана, мотнул головой, отплюнул его и уставился на сидящих в лодке.
  - Висмуот... - мученически простонал Итто.
  - Что? - охнул Оэдмаль, и в этот момент пес поднял лапу и ударил наотмашь по лодке.
  Принц не успел схватиться за борт, да и был бы толк? Лодка тут же перевернулась, и ее пассажиры пошли на дно. Оэдмаль судорожно глотнул воздух, но вместо него в легкие попала вода. А перед мысленным взором все также стоял огромный пес, сотканный из огня. Висмуот? Один из богов? Но разве все боги не похожи на людей? Почему Оэдмаль никогда не слышал о боге-псе?
  Он закрыл глаза, но продолжал видеть пса и его лапу, переворачивающую лодку.
  
  
  
  Глава 11. Затишье
  - Ради?
  Герберт поспешил спуститься в гостиную. Мальчик тоже как раз вышел из спальни и бежал навстречу только что вернувшейся Эхсе.
  Женщина быстро разулась, подбежала к принцу, подхватила его на руки и сообщила:
  - А я тебе кое-что принесла. Уверена, что тебе понравится. Идем-идем.
  Она опустила мальчика на полу, зашла в гостиную и сняла большую сумку, перекинутую через плечо. Ее волосы в этот момент плавно опустились на плечи, и она изящным движением поправила их. Герберт усмехнулся, поймав взгляд подруги: кажется, она сделала этот жест специально для него. Поставив сумку на пол, Эхса одернула кофту, и только теперь Герберт понял, что упустил момент, когда та соблазнительно обтянула грудь Эхсы. Он снова усмехнулся.
  А женщина тем временем присела на корточки над сумкой и начала в ней копаться. Радхери уселся на колени перед ней, сгорая от любопытства, что же ему хотят показать.
  - Ради, ты у нас еще маленький мальчик, а маленьким мальчикам кроме изучения букв, - тут она метнула быстрый взгляд на Герберта. Тот лишь слегка изогнул бровь ('Да неужто!'), но больше никак не отреагировал. Не получив результата, Эхса хмыкнула и вернулась к сумке и принцу. - Так вот, кроме изучения букв интересны игры. Ты ведь любишь играть, Ради?
  Тот закивал. Герберт обратил внимание, что мальчик не кинул на него вопросительный взгляд в страхе, что его ответ может разгневать грозного мага. Что ж, похоже, он чувствовал себя здесь как в кругу семьи, и Герберт в его глазах почти заменил отца, а Эхса - мать. Заслуга в этом была полностью на ней, да и все те жесты, которыми она одаривала Герберта, казались ему еще одной позой для Радхери, мол, смотри, мама любит папу, у нас нормальная семья, радуйся жизни и расти хорошим мальчиком.
  - Вот умница, - похвалила принца Эхса, потрепала по плечу и поцеловала в темную макушку. - Поэтому я для тебя привезла игрушки. Смотри, что это у нас... О, лошадка! - она достала небольшую деревянную лошадь, грубо раскрашенную в пестрые цвета, и вручила мальчику. - А вот... солдатик, да. И еще один. А это, смотри как, это король! Похож на Реджинальда, да?
  Ради принимал подарки и заверил Эхсу, что король очень похож. Герберту с его места были не видны детали, но издалека сходства он не заметил. Принесенные подругой игрушки ему совсем не нравились.
  - А вот это, - достав еще одну фигурку, торжественно провозгласила Эхса, - это наш Герберт! Не знаю, думали ли крестьяне о тебе, когда ее делали, но получился вылитый ты. И такой же хмурый.
  Она крутила игрушку, демонстрируя ее Герберту, но тот даже не думал приближаться и тем более не собирался брать ее в руки.
  - Зачем это все? - спросил он, поскольку Эхса и не думала возвращать внимание Радхери.
  - Ребенку нужны игрушки, - заметила она таким тоном, будто Герберт об этом даже не подозревал. - То, что ты не помнишь своего детства, не значит, что следует испортить и детство Ради.
  - Идем, - скомандовал Герберт.
  Эхса вручила последнюю фигурку Радхери и поднялась с пола. Мальчик, держа ее в ладони, тоже встал и пошел за ними: его любопытство не знало границ, особенно если никто не запрещал что-то делать. Герберт привел их на кухню, где стоял обеденный стол, и указал на поделки, расставленные на нем. Они были грубы и не покрашены, но они нравились Герберту намного больше деревенских игрушек, и не только потому, что они с Ради их сделали сами, но и потому, что среди них не было ни одного солдата.
  - И что это? - фыркнула Эхса.
  - Это лошадь, - с готовностью ответил мальчик, указывая на хромое существо из веточек с травяной гривой и хвостом. - А это олень. А вот волк. Или это собака? - он посмотрел на Герберта, ища подсказку, но Эхса не дала ответить мужчине, наклонилась к ребенку и ласково спросила:
  - А моя лошадь хуже этой?
  - Неа, - покачал головой Ради. - Она... цветная. И она не сломается быстро. Но эта лошадь пахнет мхом, почти как наши, живые, а цветная не пахнет.
  - Так тебе не нравятся принесенные мной игрушки?
  - Нравятся! - тут же выпалил мальчик, глядя в глаза Эхсе, а затем отвернулся и тихо вздохнул: - Но игрушки Герберта мне тоже нравятся. Хотя они и ломаются. Но их так весело чинить.
  - Хах! - только и выдала Эхса, выпрямилась и вышла обратно в гостиную. Герберт проследовал за ней.
  - Как видишь, я не только учу его читать, но и кое-что смыслю в детстве, - заметил он довольно, но на подругу желаемого эффекта не произвел.
  - Мне жаль, что в твоем детстве не было нормальных игрушек, - со вздохом отреагировала она и провела ладонью по его щеке. - Может быть, потому и вышло все это.
  - К возможной войне я не имею никакого отношения, - хмыкнул Герберт, игнорируя ее жест. - Мы спасаем наследника, помнишь?
  - А может, мы здесь по другой причине, а? По которой ты не слезаешь с чердака. Ах, Герберт, не мне тебя судить, но ты совершенно точно окончательно запутался.
  - В чем я запутался?
  - Да во всем! Мель. И твои отношения с богами. Когда ты последний раз использовал свою магию, не считая заклинания, наложенного на Меля? Как ты можешь называться магом, если не позволяешь своей силе действовать?
  - Однако она во мне есть, Эхса, и я ее чувствую каждый день. И другие ее тоже чувствуют. Иначе бы они не испытывали передо мной трепет. Про мои отношения с богами ты все прекрасно знаешь.
  - Про твою юношескую травму, ага. Но почему ты из-за одного случая ненавидишь всех богов? Да, Данхольт поступил некрасиво, но на то он и Плут. И ты Плут, как бы не хотел этого признавать! Но другие боги...
  - Что 'другие боги'? - резко рявкнул Герберт и откинул руку Эхсы, которой она все это время ласково гладила его, будто тем самым намеревалась настроить его на верные мысли. Ничего не вышло. - Считаешь, Мейо, Великий Любовник, не интриган? Думаешь, ему все равно, что делают другие боги и во что играют?
  - Мейо - не Великий Любовник! - взвизгнула Эхса. - Он - Истинный Прородитель!
  - И семя свое, он, конечно, воздушными поцелуями рассылает и невинен, будто младенец! - расхохотался Герберт.
  Глаза Эхсы яростно блеснули, она вскинула руку, намереваясь отвесить Герберту пощечину, но тот ее перехватил. Хотел заломить ей руку за спину, чтобы хоть несколько остудить пыл, но тут заметил испуганного мальчика, наблюдавшего за ними в дверном проеме. Отпустив Эхсу, Герберт прошептал:
  - И что мы с тобой делаем? Напугали Радхери ссорой, а все из-за чего? Из-за богов.
  Эхса молчала. В ее взгляде читалась обида. Герберт не думал, что кто-то из его друзей-магов относится к богам иначе, нежели он сам. Ему казалось, что истинные маги, знающие всю правду о тех, кому они служат, не могут пылать к ним горячей любовью и продолжать быть настолько преданными. Возможно, в случае с Эхсой не последнюю роль сыграла связь с богом любви, питающимся чувствами к себе куда сильнее, нежели другие боги. Герберт нашел в себе перешагнуть собственную неприязнь к богам, протянул руку и легонько коснулся щеки Эхсы, точно так же, как она недавно дотрагивалась до него.
  - Извини, ладно? Ты права, мое отношение - это мое отношение. И... спасибо за игрушки. Думаю, Ради будет полезно поиграть в них тоже.
  Эхса немного постояла так, прижавшись к его ладони, затем кивнула, мягко отстранилась и вернулась к своей сумке.
  - Ради, милый, - позвала она мальчика. - У меня для тебя есть еще кое-что. Хочешь яблоко?
  Она достала большой сочный плод и показала принцу. Тот не сразу решился подойти, покосился на Герберта, будто спрашивая его разрешение - мужчина кивнул - и только затем приблизился.
  - Спасибо, - тихо произнес он и взял яблоко.
  То было слишком большим для его маленьких ладоней, так что Ради пришлось отдать Эхсе фигурку, которую он все это время сжимал в кулаке. Женщина взяла ее, и пока мальчик садился на тахту и ел яблоко, собрала все игрушки и выставила их на подоконнике. Герберт наблюдал, как быстро она восстановила прежнее душевное равновесие и снова была уверена в себе. Конечно, хорошо, что она не держала на него обиду и между ними не появилась стена, но такая резкая смена эмоций казалась Герберту подозрительной.
  'О, хватит! - велел он сам себе. - Хватит подозревать всех вокруг! Если ее реакция была вызвана связью с Мейо, понятно, почему она быстро взяла себя в руки'.
  Отбросив ненужные мысли, Герберт направился обратно на чердак. Уже закрывая дверь, ведущую на лестницу, он услышал фырканье Эхсы.
  
  ***
  Они больше не спорили о богах, хотя Эхса снова и снова возвращалась к разговору о них. Ее слова скорее походили на рассуждение, хотя Герберт так и не смог взять в толк, зачем она это делает. Видимо, мысли давно поселились в ее голове и теперь она нашла собеседника, который будет вынужден выслушать ее, не имея возможности сбежать. Впрочем, они могли родиться у нее здесь из-за вынужденного заточения. Эхса, конечно, ездила в соседнее селение и общалась с местными жителями, но те даже не подозревали о нависшей над их государством опасности, да и в целом были далеки от тонких материй. Если верить ее рассказам, в селении не имелось ни одного мага, даже самого слабого, и все, что они знали о богах, так это сказки, привезенные еще их прадедами и прабабками, первыми жителями этих земель.
  Герберт же, не рискующий выходить за пределы поляны, имел связь с Фродоардом, а потому знал последние столичные новости. Со всеми интригами обоих королей Герберт устал и от политики в целом, и от богов в частности, тени которых видел за каждым действием и Реджинальда, и слуг Эдерна. Его голова была забита совсем иными вопросами, ну а Эхса, не имеющая представления о происходящем, имела слишком много времени, чтобы не занять его раздумьями.
  Слушая ее очередное рассуждение и чувствуя раздражение по этому поводу, Герберт неоднократно винил себя, что держит подругу в стороне и если рассказывает о сообщениях Фродоарда, то только в общих чертах. Оправдывал же он себя тем, что тогда ему пришлось слишком долго пересказывать ей все подробности. Долго и утомительно, ведь создаваемые образы в видениях хоть и отбирали силы, но зато точно передавали, что он хотел сообщить друзьям в Фесте. Слова же не всегда включали в себя нужный смысл, и даже магия Салистины тут бы не помогла. Успокаивало Герберта одно: сама Эхса понимала причину выстроенной перед ней стены и не настаивала на том, чтобы разбить ее.
  Зато она думала о богах, а потом делилась своими мыслями с Гербертом.
  Ему не нравились идеи подруги о том, что не все боги хотят войны, а уж тем более его раздражали ее предположения, что те могут оказаться вообще ни при чем, а игру ведут только Реджинальд и Эдерн без чьего-либо благословения, но он держался и лишь молчанием выражал свой протест: устраивать снова скандал при Ради из-за богов Герберт не собирался.
  - Знаешь, Эхса, - сказал он, наконец, с грустью, когда понял, что от него требуется ответ и отмолчаться на этот раз не выйдет, - слышать нечто подобное от тебя несколько... странно. Мы стали истинными магами и узнали правду о богах, не для того, чтобы...
  - Не узнали, а получили возможность узнать, - поправила его женщина. - Да, мы знаем, кто скрывается под теми, в кого верит большинство, но мы всего лишь увидели их лица и услышали их имена. Нам доверили особое знание, открыли умение, доступное только нам, но не показали свою... душу...
  - Откуда у богов душа? - усмехнулся Герберт.
  - Ладно, хорошо, не душу, но мысли, - не стала спорить Эхса, поправляя прядь волос, которая и без того лежала аккуратно.
  Она оперлась локтями на обеденный стол и подалась чуть вперед, будто стараясь быть ближе к Герберту. Тот, не осознавая своих действий, кинул взгляд на дверной проем - Ради играл в гостиной в игрушки, подаренный Эхсой и смастеренный им и Гербертом. Мальчик не смотрел на них, увлеченный игрой, так что для чего Эхса вела себя так странно, осталось для Герберта сокрытым. Как и мысли истинных богов по ее предположениям.
  - Послушай, Герберт, - зашептала она, хотя ее слова не носили особой тайны, - ты так и не сказал, в чем смысл провоцировать войну тому же Мейо. Или же...
  Он громко хмыкнул и откинулся на спинку стула прежде, чем Эхса назвала имя, которое Герберт не хотел даже слышать. Но она была права: она не раз задавала этот вопрос, подходя к нему то одним, то другим способом, но Герберт молчал. Вздохнув, он облизнул губы, подумал, во что оформит мысли, и произнес:
  - Война - это пир для каждого из богов. Молитвы умирающих...
  - Да, молитвы умирающих, конечно! Но, Герберт, милый, сколько солдат уйдут с именем Тиорлинт на устах? Ее скорее вспомнят в темных спальнях влюбленные, но не идущие на смерть защитники родины. Маги - возможно, но последняя молитва, сколько бы силы ни давала, все будет скуднее, чем долгие годы службы. В этом нет смысла. Если и будут твердить чье-то имя, то Нидгара, если и случится для кого-то пышный пир, то для Рейнгильд. Так хочешь сказать, что это она стоит за помрачением рассудка обоих королей?
  - Вполне возможно, - пожал плечами Герберт, чем вызвал у Эхсы приступ громкого смеха.
  - Тогда почему я не видела ни одного ее адепта во дворце? - отсмеявшись, поинтересовалась она.
  - Может, они скрываются, как и мы? Или действуют через третьи лица.
  - Ох, Герберт, не знаю, доводилось ли тебе встречать слуг войны, но я разговаривала с многими из них, и они не такие, какими рисуются в твоем воображении. Они не спят и видят ратные подвиги и великие сражения, хотя и любят подраться. Так что, может, на самом деле и Рейнгильд эта война не нужна.
  Герберт лишь презрительно хмыкнул, но от комментариев воздержался. Эхса чуть наклонила голову и внимательно посмотрела в его глаза, требуя высказаться вслух.
  - Хочешь знать, что я думаю? - спросил он, изогнув бровь.
  - Да, милый, хочу.
  Герберт снова положил руки на стол и подался навстречу женщине.
  - Я думаю, что даже если она не толкала ни Реджинальда, ни Эдерна к мысли об объединении Кьерры, если мы ее позовем и попросим помочь остановить войну, она этого не сделает.
  - Почему же? - поведя плечами и очаровательно улыбнувшись, поинтересовалась Эхса. - Мы не пытались.
  - Потому что она не откажется от пира, дорогая. Я бы не отказался.
  - О, Герберт, знаток желаний истинных богов! - воскликнула она, подняв вверх руки и закатив глаза, будто молилась ему, и тут же рассмеялась и покачала головой. - Ты говоришь, что мы знаем, какие боги на самом деле, не так ли?
  Герберт кивнул.
  - Если я сейчас пойду в селение и задам те же вопросы, то получу ровно такой же ответ, только вместо имени 'Рейнгильд' услышу 'Нидгар'. Так мы действительно знаем больше, чем остальные, а, Герберт?
  - Плутовка! - расхохотался Герберт в ответ. - Ты уверена, что выбрала того бога?
  - Уверена. Не обязательно быть адептом хитреца, чтобы уметь играть словами.
  Герберт согласно кивнул, потер лоб, усмехнулся и признался:
  - Да, я действительно не знаю ни Рейнгильд, ни даже Нидгара, и быть может, заблуждаюсь на их счет, но насчет остальных богов и их отношения к войне... Ты ведь в своих рассуждениях не берешь в расчет, что после ее окончания земли придется восстанавливать. Так кому будут тогда петь песни крестьяне? Кого будут молить девушки, мечтающие о новых семьях? А ведь последствия войны могут быть и более существенными. Не ты ли говоришь, что нам не дано знать ход мыслей богов. Так почему ты решила, что узнала?
  - А я и не решила. Всего лишь размышляю вслух.
  - Ты словно сочувствуешь богам, которых я неоднократно называл двуличными, будто их так задевает, что о них думает один-единственный маг.
  - Так ты же засеял свои ядовитые семена в души всех наших друзей, и те вполне могли дать всходы. Насколько я помню, каждый из них предпочитает быть с богами крайне осторожным.
   - А я тут ни при чем, - поднял руки Герберт и отгородился от необоснованных обвинений. - В такие времена стоит быть осторожными со всеми: с дворцовыми вельможами, с магами разной силы, с богами. Да и опыт у них есть свой. Впрочем, как и у тебя. Так что не думаю, что богам нужны заступники, милая.
  - Я и не хочу быть заступницей, - она протянула руку и легонько провела пальцем по его носу. - Всего лишь хочу разобраться. А времена... Пожалуй, сейчас именно те времена, когда нужно учиться доверять. Ты не один, Герберт, ты же помнишь об этом?
  Он кивнул, хотя и не соглашался с ее словами. Но Эхса не могла понять его сомнений, ведь она не знала всей истории Меля, она не была в тот вечер вместе с ним. Она даже не имела представления, кто такой Сиран - только с его слов, а Герберт был явно не тем, кто мог объективно обо всем рассказать.
  
  ***
  Как ни странно, но согласившись на один-единственный разговор, Герберт освободил себя от дальнейших бесед. Эхса не закрылась - она вела себя, как и прежде, время от времени красуюсь перед ним, улыбалась ему, проявляла заботу, только больше не размышляла вслух о потаенных мыслях богов, не желающих войны между Бреслингией о Осбруном.
  Герберт считал это хорошим знаком и радовался, что она отбросила пустые разговоры, поскольку видения Фродоарда волновали его значительно больше. Судя по ним, скоро план по спасению Оэдмаля будет приведен в исполнение. В чем он заключался, Герберт не знал: Фродоард благоразумно скрывал детали, только передавал картины, полные надежд, но отбросить тревогу, глядя на них, Герберт все равно не мог. Он боялся, что так просто ничего не выйдет - не в этом мире, однако старался не заражать мальчишку своими опасениями и лишь вновь и вновь просил быть осторожным.
  Герберт осознавал, что не вздохнет с облегчением, пока не получит видение, в котором Оэдмаль будет в безопасности, но не из-за своей подозрительности и мрачного взгляда на жизнь. Без них, конечно, не обошлось, только он не верил в удачу и по другой причине.
  Мель.
  Мель все так же лежал на чердаке, наотрез отказываясь замечать знаки Герберта. И даже несмотря на то, что Герберт в тайне хотел бы, чтобы ничего не менялось, он делал все возможное, чтобы выбить из головы друга имя Салистины. Он метался между желаниями жить в иллюзии Меля, где не найдется места войне, где глупые политические игры остались далеко позади, а они снова были лучшими друзьями, и почти физической потребностью не слышать из его уст имени Салистины. Одно оно разбивало то ощущение уюта, что царило в иллюзиях, а Мель будто и не замечал ничего подобного. Да, они ссорились из-за нее, но Мель умудрялся тут же мириться с Гербертом, а тому не оставалось ничего другого, как прощать очаровательно улыбающегося парня.
  Но он все равно старался, старался настолько, насколько мог, и потому хмыканья Эхсы и ее вопросы, не пора ли разбудить Меля, доводили его до исступления. Однажды он с трудом сдержался, чтобы не накричать на нее, ведь она не знала подробности ритуала, а потому не представляла, что просто так, по одному желанию мага, иллюзия не спадет. Он попытался ей это объяснить, но понял, что повышает голос, заставил себя остановиться и, махнув рукой, тут же поспешил на чердак.
  Эхса считала, что он специально тянет время, а он снова и снова поднимался наверх, стоило ей только заикнуться о Меле, и там вступал в борьбу, в которой не мог победить. Как так случилось, что Мель забыл имя бога, у которого должен черпать силы? Имя того, кому был всем обязан? Герберт не мог этого понять. И он перебрал все варианты, но так и не смог придумать, как еще указать другу верный путь.
  И именно поэтому он не верил, что борьба с богами - это не пустые попытки пройти сквозь стену, что кто-то сможет найти дверь, а за ней и спасение, выход из игры, за которую они все заплатят одинаково - жизнью. И Герберт был бы счастлив, если бы Фродоард в эти дни избавил его от сообщений и не показывал ничего, пока не случится побег. Потому что Фродоарду требовалась уверенность в их возможностях противостоять богам, которую Герберт дать не мог.
  
  ***
  Мель приподнялся на локте, окинул Герберта долгим внимательным взглядом, а затем медленно произнес:
  - Ты не знаешь, почему во мне крепкая уверенность, что прежде ты относился ко всему намного проще?
  Внезапный вопрос, но он показался Герберту добрым знаком. Неужели Мель наконец сложил все намеки и понял правду? Герберт повернул к нему голову и чуть улыбнулся:
  - Пожалуй, потому что так и есть.
  Они лежали в тени деревьев за домиком и смотрели, как солнечные лучи пытаются пробиться сквозь листву. У части из них выходило, но далеко не у всех. Герберт хмурился, полагая, что он остался среди тех лучей, что так и не добрались до их лиц и ладоней, и раздумывал, какими лучами были Фродоард и Оэдмаль. Фродоард вполне мог оказаться тем лучом, который Герберт сейчас поймал кончиками пальцев, но в Оэдмале он сомневался. Оэдмаль - обычная пешка для всех них, так что сам он ничего не сможет. Все зависело от руки, что взяла его последней. Куда она его переставит? Оставит где-то в кроне или опустит вниз, на траву?
  - И что же случилось? - поинтересовался Мель. Герберт отвлекся от разглядывания лучей и снова посмотрел в темно-карие глаза. - Где тот, кого я когда-то знал?
  - Многое, - ответил Герберт, изучая серьезное лицо друга. - Многое случилось. Все не перечесть.
  - Тогда просто выкинь все из головы. Или хотя бы большую часть. И не делай такое лицо, будто это невозможно. Танцевать тогда ты тоже не хотел, но помнишь, что случилось потом?
  Герберт нахмурился: выходит, не понял, а лишь вспомнил начало своего знакомства с лордом Гербертом, Карающим Псом его величества Реджинальда Первого. Он усмехнулся, пытаясь увидеть того себя глазами Меля. Неужели тогда он мог казаться более беззаботным? Нелепость этого предположения вызвала смех.
  - Знаешь, я и правда могу попробовать это сделать, - устроившись на траве поудобнее, кивнул Герберт и чуть улыбнулся. - Раз уж ты так просишь. Но для этого мы должны прекратить говорить о богах - никаких имен и намеков. Любое упоминание их будит во мне неприятные воспоминания.
  - А ведь выполнить это условие очень просто! - улыбнулся ему Мель. - Поскольку не я начинаю разговоры о них. - Он потянулся и прикрыл глаза, продолжая улыбаться. - Иногда мне кажется, что тебе не нравится, что я маг. Только не пойму, почему. Надеюсь, я ошибаюсь в своих подозрениях.
  Мель приоткрыл один глаз и хитро посмотрел на Герберта. Тот смущенно кашлянул.
  - Это действительно не так, - проговорил он, отвечая на хитрую улыбку своей, несколько виноватой. - Я даже рад, что ты маг, очень рад. Просто то направление, что ты выбрал...
  - Цыц!
  - Кхм, да, ты прав, действительно начинаю я, - рассмеялся Герберт и прикрыл глаза. - Но если бы я не знал, на что ты способен на самом деле!..
  - И на что же я способен? - в голосе Меля слышался искренний интерес.
  Герберт задумался, подбирая слова. В его голове складывались слишком громко звучащие фразы, которые Мель скорее всего поднимет на смех, но с ними Герберт ничего поделать не мог - никаких других слов, менее пафосных, не было.
  - Ты способен вдохнуть жизнь во что угодно, - спокойным тоном произнес он наконец, так и не открывая глаза, чтобы не увидеть смех на лице друга.
  А вот закрыть уши Герберт не мог и потому услышал, как захохотал Мель.
  - Я серьезно. Только посмотри на меня. Что ты делаешь с черствым магом, который с невероятным безразличием выполняет любой приказ короля?
  - Хм, манипулирую им? - предположил Мель и Герберт тут же открыл глаза и резко сел.
  Он смотрел на друга с грустью, почти равной той, что испытывал, когда хоронил его. Возможно, сейчас он снова предавал Меля земле: если тот даже почти прямую подсказку смог исковеркать на свой лад, он никогда не выберется из иллюзии, а значит, Герберту придется однажды его убить.
  Убить...
  Герберт попытался сказать Мелю, что он ошибается: он не манипулирует им, а именно вдыхает жизнь в того, кто отказался от полной жизни после его смерти. Попробовал назвать имя бога, наделившего Меля такой способностью, но, конечно, не смог. Правила иллюзии строги: он может расставлять подсказки на каждом углу, окружить Меля ими, буквально подсовывать под нос, но все они должны оставаться намеками, туманными обозначениями, не единого прямого слова. Герберт попытался прошептать имя одними губами, но даже это не получилось: губы его не слушали и выдали только:
  - Как скажешь.
  Герберт отвернулся и посмотрел вглубь леса. Захотелось встать и уйти, чтобы больше не возвращаться и не тратить время впустую, но он знал, что не вернуться не выйдет. Он обязан поддерживать иллюзию и выдавать подсказки, каким бы слепым ни был заключенный в нее. И он будет делать это до самого конца. Концов же, конечно, всего два.
  - Ты неисправим, да? - услышал он за спиной, но не обернулся. - Мы договорились, но ты словно не хочет что-то менять.
  'Я хочу!' - мысленно крикнул Герберт. - 'Знал бы ты, чувствовал, насколько хочу! Но ты отчего-то упрям до безобразия. И я не могу предупредить тебя, к чему это приведет'.
  Герберт был готов проклинать и себя, и Данхольта, да что толку? За столько времени, сколько он с яростью ненавидит своего бога, даже самое слабое проклятье должно было подействовать. Но не действовало, а значит, проклятий не существует. Только слова, произнесенные в отчаянии, от которых не легче.
  - Послушай...
  - Не думаю, что нам стоит сейчас о чем-то говорить, - буркнул Герберт, все также глядя перед собой.
  - Да нет же. Послушай. Это... плеск воды?
  - Откуда здесь вода? - ошарашено отозвался Герберт и оглянулся.
  Часть деревьев расступилось и в двух шагах от Меля заструилась река, прорезая себе дорогу на глазах у мужчин.
  - Родная? - хмурясь, предположил Герберт.
  - Нет, не похоже...
  Река действительно была в разы шире Родной. Герберт и Мель огляделись, пытаясь понять, что происходит, и внезапно поняли, что лес исчез вообще.
  - Дар! - догадался Герберт, чувствуя, как в желудке образуется тугой комок.
  Солнце тоже пропало, а небо затянули низкие грозовые тучи, созданные словно из свинца, потому тяжелые и стремящиеся упасть на землю, раздавив собой и реку, и Герберта, и Меля... Герберт вздрогнул, когда понял, что Меля рядом нет. Он провел рукой по тому месту, где только что сидел друг, а затем снова посмотрел на реку. Откуда-то появился туман, он клочьями облеплял течение, придавленный тучами, и вот уже и Дар пропал из видимости, остались только туман и плеск воды. Кажется, от весел. Где-то в тумане Герберт с трудом различил темный силуэт. Он попытался придать ему более четкую форму: лодка, фигура человека в ней. Силуэт поддался, и Герберт даже смог узнать гребца.
  Комок из желудка поднялся к горлу, а Герберт, как завороженный, продолжал смотреть, не в силах сглотнуть. Воздух сгустился, облепляя его и не давая дышать. И туман, только туман, уже укравший даже небо, хотя ощущение, что тучи прямо над головой, никуда не делось.
  Гребец работал веслами изо всех сил, он старался, действительно пытался сбежать - от тумана ли или от тех, кто прятался в нем? - с таким упорством, какого Герберт от него никак не ожидал. Он был один? Герберту не удалось заставить туман расступиться и показать того, кто сидел в лодке, если он, конечно, был там.
  Раската грома не было - всего лишь яркая вспышка, прорвавшая туман и ударившая прямо в лодку. Она разбилась надвое, и гребец пошел ко дну. Тишина. А вокруг - только туман, серый и тяжелый, как тучи, налитые свинцом.
  Герберт смог подавить рвоту и быстро начал менять видение, рисуя перед собой хорошо знакомый образ. Итто.
  Туман съел его.
  Герберт снова нарисовал Итто.
  Туман разорвал его на части и утащил в свое логово.
  Итто.
  Принц Оэдмаль медленно опускается на дно водоема, над ним плавают обломки лодки.
  Итто!
  Принца вылавливают, кладут на бок, и тот, не открывая глаза, выплевывает воду.
  ИТТО!
  Оэдмаль в своей спальне в замке Реджинальда, кажется, он не до конца пришел в себя, но в целом здоров.
  Итто...
  Герберт почти не обращал внимания на возникающие образы, старательно вылепливая свой, внося в него необходимые детали: огненно-рыжая шевелюра, нарисованные, но выглядящие так естественно веснушки, мудрые глаза, мягкая, немного грустная улыбка. Ничего. Образ распадался, протекал сквозь пальцы, мерк за вереницей более ярких картинок. Герберт со злостью отшвыривал их, с упрямством заменяя на фигуру Итто, но безрезультатно.
  Он не мог получить ответ на свой вопрос, потому что того попросту не было.
  
  ***
  Он медленно спустился по лестнице и оглядел комнату, не понимая, где он находится.
  - Герберт!
  И кто эта женщина, что с испугом взглянула на него, зачем она подбежала к нему, зачем тянет руки, пытается обнять?
  Герберт с раздражением оттолкнул ее. Женщина упала и вскрикнула, но скорее от удивления, нежели от боли и обиды, продолжила смотреть на него.
  Эхса, такая заботливая и почти все понимающая...
  Герберт осознал, что натворил, наклонился к ней и попытался помочь встать:
  - Прости... прости, - глухо прошептал он.
  Эхса поднялась, опираясь на его руку, и, не поправляя упавшие на лицо пряди, заглянула в глаза Герберту.
  - Началась война? - только и спросила она, и Герберту показалось, что пол уходит из-под ног. Вернее, не так - пола нет, это всего лишь иллюзия, как и его вера в то, что они были способны сохранить мир.
  А Эхса сначала помогла ему устоять, а потом принялась гладить волосы, лицо. Герберт снова почувствовал раздражение.
  - Не надо, - рявкнул он и чуть не оттолкнул женщину с прежней силой, но удержался, медленно выдохнул и тише повторил: - Не надо, Эхса. Ни к чему все это, ты же знаешь.
  Она кивнула, но не отступила: взяла его за руку и повела за собой на кухню, усадила за обеденный стол и тут же поставила чайник на огонь. Герберт наблюдал за ней, но не был уверен, что видит на самом деле. Что это действительно происходит с ним, а не представляется в очередной нелепой иллюзии.
  Радхери, услышав шум, осторожно подкрался к кухне, но так и запер на пороге, не решаясь его переступить. Герберт заметил его, но не придал тому значение. Да и какая разница, услышит что мальчик или нет?
  Она не требовала от него рассказа, пока не заварила чай и не поставила перед ним чашку, а он пользовался возможностью и молчал, снова и снова прокручивая перед внутренним взором картинки, подкинутые Фродоардом, и пытаясь вспомнить каждую деталь, но падающие в окно солнечные лучи, шум листвы за ним и закипающей воды в чайнике делали и без того туманные образы миражом. А правда ли он видел все это? Действительно получил послание от друга? Не был ли это просто кошмар? Ведь когда-то он видел сны, самые обыкновенные, не имеющие к магии никакого отношения, основанные на его дневных мыслях и переживаниях. Может, сейчас он всего лишь задремал, и страхи последних дней обратились в сюжет, так подействовавший на него?
  Герберт взял в руки чашку и сделал глубокий вдох, втягивая в себя горячий ароматный пар, пытаясь заполнить им свои легкие и прогнать из них ледяной туман видения. А затем рассказал все Эхсе. Она слушала его внимательно, не перебивая, и даже кивком головы или выражением лица не показывала своего отношения к его словам: собиралась сначала выслушать все до конца и уже потом делать выводы.
  - Нет, война еще не началась - Оэдмаль жив, - подвел итог Герберт, не узнавая своего отстраненного голоса. Будто ему все равно, что происходит в Бреслингии! Он грустно усмехнулся, сделал глоток и продолжил: - Да, принц жив. Может, не совсем здоров, но... Никаких видений сражений Фродоард не показал. Ни войск, ни шума где-то... где-то вдалеке. Но, Итто, - он поднял голову и уставился прямо в глаза Эхсе. Неужели она не поняла главного? Уже дрожащим, почти срывающимся голосом он произнес: - Итто пропал! Фродоард не знает, где он, в порядке ли он...
  'Жив ли он', - мысленно добавил Герберт и почувствовал, как содрогнулось его тело. Чай из чашки расплескался, попал на руку, и Герберт выругался.
  - Да, Итто пропал, - подала голос Эхса, и звучал он вполне уверенно. Герберт отвел взгляд от руки и посмотрел на подругу. - Но, Герберт, милый, послушай: война не началась!
  - Да. Да...
  - Оэдмаль еще жив, а значит...
  - Ничего это не значит! - вспылил Герберт и даже вскочил на ноги. - Этот план! Он был их единственным вариантом! Эхса. Эхса... Итто пропал, и у них больше нет ни плана, ни того, кто мог бы что-то предложить. Проклятые боги!
  Он заходил по кухне, чувствуя, что вот-вот провалится в отчаяние. Его опасения сбылись: сбежать не удалось. И теперь Фродоард остался с Себальдом - последние маги на пути глупых амбиций или же тонкой манипуляции богов. В их смелости, силе и верности Бреслингии Герберт не сомневался, но что они могли сделать?
  - Мне надо туда, в Фесту! - решился он и уже развернулся к двери, готовый мчаться тут же во дворец, но Эхса схватила его за руку. Чтобы вывернуться, он остановился, и этого мгновения ей хватило, чтобы встретиться с ним взглядом.
  - Надо. Действительно, надо, - кивнула она. - Но сначала разбуди Меля.
  Герберт нервно рассмеялся, откидывая ее руку, но не двигаясь с места.
  - Ты же понимаешь, что если поедешь прямо сейчас, тебя почувствуют. Да, мы скрыли твои следы, но что мешает Данхольту найти толкового адепта Нордлейпа? Себальд же не один такой. Или обратиться к самому Нордлейпу? Да, я до сих пор не уверена, что мы не просто потворствовали твоим страхам, не имеющим ничего общего с реальностью, но если уж начали, нужно идти до конца, не так ли? Иначе зачем все это? - и она обвела рукой кухню.
  Герберт задумался и сел обратно. Да, он был нужен в Фесте как никогда, но Эхса снова права: если не разбудить Меля, от них продолжит исходить тонкий след. Почти прозрачный, неразличимый для других магов, даже истинных, но неспособный скрыться от зоркого глаза Истинного бога.
  - Разбудишь его, и мы тут же вернемся, - продолжила убеждать его Эхса, водя кончиками пальцев по его руке. - И мальчика возвратим отцу. Он не нужен Эдерну. Всем нужен только Оэдмаль, которого хотят изящно убрать. Правда, не пойму, чего они так тянут... Неужели не выдалось ни одного благоприятного момента?
  - Наследник Реджинальда может им пригодиться, - покачал головой Герберт, обдумывая ее слова.
  - Раньше мог, но теперь, когда они потеряли его и готовы начать войну с убийства Оэдмаля, зачем им мальчик?
  - Может... кхм... Может, они, вновь увидев его, вернутся к изначальному плану? Убить Оэдмаля, представив в качестве его убийцы Реджинальда, - действенный вариант, но вариант с восстанием все же лучше. Не будет жертв со стороны Осбруна, а принц еще пригодится.
  - Вряд ли у них осталось время на возвращение к изначальному плану. Сколько они уже здесь? Пожалуй, даже если жители Бреслингии вдруг решат устроить переворот сами по себе, от ощущения, что к нему приложил руку Осбрун, никуда не деться. Нет, если Ради теперь что и угрожает, то только война. Однако если он будет рядом с Реджинальдом, король обеспечит безопасность сыну.
  - Тут ему тоже нечего бояться! Даже если начнется война, она несколько сюда доберется.
  - Но мы хотим ее остановить, - напомнила Эхса с мягкой улыбкой и сжала руку Герберту. - Буди его и едем обратно.
  
  
  Глава 12. В шаге от черты
  Рогнеда замерла перед лежащей на столе маской. Еще не рассвело и у нее было несколько минут прежде, чем снова родится Химанго. Сколько времени уже длился этот ежедневный ритуал? Она не считала, а задумавшись, решила, что другой жизни у нее и не было.
  Она снова и снова отыгрывала роль, ставшую ее второй личиной, отзываясь на имя Химанго намного увереннее, чем на прошлое. Может, отказаться от него вообще? Нет. Она решительно покачала головой. Забудет его и забудет себя настоящую, а заодно и причину, по которой появилась Химанго.
  Он же, в свою очередь, продолжал уверенно называть себя Сираном, будто никто никогда не взывал к нему, произнося совсем иное имя. То, настоящее, она старалась и не вспоминать, чтобы, забывшись, не назвать вслух. Причину, по которой он выбрал новое, узнала от Эйлимара. Как иронично! Возможно, тем самым он хотел вывести ее из равновесия, но не вышло. Когда она поняла, что несло в себе имя 'Сиран', Рогнеда успела сжиться с Химанго настолько, что ей стало уже все равно.
  Она погладила перья на маске и чуть улыбнулась. В ранние часы она еще могла отреагировать на все те ниточки, что они развесили в воздухе друг для друга как ловушки. Могла испытать потрясение и восхититься ими, даже могла расхохотаться до слез и изойти в беззвучном плаче. Но Химанго было все равно. Химанго прибыла из далеких земель, желая поселиться в холодных лесах Кьерры, но влюбилась в юношу, и ее не интересовало, кем являлся тот юноша на самом деле и чего от нее хотел.
  Рогнеда же продолжала задаваться вопросами. И ей было интересно, почему он продолжает ходить за ней, изнывая от страсти, будто позабыл обо всем на свете. Сиран не мог заиграться, нет - Рогнеда не собиралась даже допускать этой мысли. А если он и забылся бы, то ненадолго: у него имелась совесть, внешняя, воплощенная, что опаснее внутренней совести. От внешней так просто не отделаешься и не заставишь замолчать. У совести были зеленые глаза.
  Синие и зеленые глаза. Герберт. Конечно, у тела Герберта имелись собственные внешние данные, и все же магия и связь с богами повлияла на них как и в случае с другими магами, пусть и несколько иначе. Да, связь Герберта была своеобразной, и потому, видимо, он не приобрел отличительные черты истинного адепта, чем и гордился. Но замечал ли он другое? Волнистые волосы, пусть у Герберта и были на оттенок темнее, но цвет оставался схожим. И длина. Герберт мог коротко остричь волосы или же отпустить их, например, до лопаток, а еще мог собирать их в хвост или делать иную прическу, но он следил, чтобы они не опускались ниже плеч, и носил их свободно спадающими. Понимал ли он, что делает и почему? Но если с волосами что-то и можно было сделать, то цвет глаз не изменить. Никто не видел в нем признаков адепта, а Рогнеда теперь читала их ясно и точно: вместо того, чтобы глаза стали разного цвета, оба цвета слились в один. Сине-зеленые. Рогнеда скучала по этим глазам и их обладателю. Уходя, она не думала, что тоска окажется настоль сильной.
  Рогнеда взяла маску и медленно надела ее. Конечно, Сиран, как только придет, тут же снимет маску. Однажды она позволила ему увидеть лицо без нее, а уже на следующий день он взглядом попросил разрешение снять маску самостоятельно, только протянутой рукой выказав свое намерение, так что не стоило сомневаться, что сегодня он сделает то же самое, а может, даже не спросит разрешения. Между влюбленными не должно быть перегородок, не так ли? И он уже целовал ее. Не так скромно, как когда на ней еще была маска, а уже не скрывая желания. Впрочем, руки он держал на ее талии, и все равно Рогнеда понимала: вскоре он потребует большего. Возможно, именно потому Сиран и продолжает игру: хочет узнать, как далеко она способна зайти ради своей цели, в какой момент сломается. Но и Рогнеда хотела знать то же самое: что он способен сделать, лишь бы не проиграть? К тому же она еще не представляла, на что пойдет сама. Поцелуи и ласки не казались ей платой сверх меры, тем более, стоило признать, Сиран не был новичком в любви. Но долго ли он будет вести себя столь же скромно? Рогнеда догадывалась, что вряд ли. Прикоснувшись к амулету Тиорлинт, она решила, что ее чутье подскажет, когда они приблизятся к той грани, за которую не следует переходить даже ради спасения Герберта и мира в Кьерре.
  Сиран пришел ближе к полудню. За это время Рогнеда успела сделать несколько предсказаний и заработать немного денег. Сама она в средствах не нуждалась, но если бы забросила гадания полностью, тем самым призналась бы, что открыла шатер лишь для Сирана, а этого она не хотела. Алле, конечно, не одобряла ее поведение: перед ее глазами была всего лишь девушка, потерявшая голову от любви к красавцу, о чем она уже успела не раз сказать Рогнеде. Та обещала быть предельно осторожной, но как только входил Сиран, тут же забывала об окружающем мире. Время от времени Рогнеда думала, что ей очень повезло уже изображать влюбленную, и теперь все выходило легко и гладко. Стал бы подыгрывать ей Сиран, если бы она не слишком хорошо притворялась? Вряд ли. И она продолжала стараться изо всех сил.
  - Пойдем в городской сад? - предложил Сиран, заключив подошедшую девушку в объятья. Он легко поцеловал ее в губы, чуть отстранил и добавил: - Там сейчас цветут красивые цветы. Конечно, тебя, наверное, таким не удивить, - чуть извиняющимся тоном признал он, поглаживая ее руки, - на твоей родине, пожалуй, цветы распускаются каждый день круглый год, но у нас это событие редкое. А некоторыми из цветов можно любоваться всего лишь неделю или две. Так что, пойдем?
  - Конечно, - не забывая про акцент, отозвалась Рогнеда. - Хочу увидеть лесные цветы.
  - О, милая Химанго, боюсь, они не лесные! Но тоже красивые. Обещаю, мы как-нибудь отправимся в лес и я покажу тебе все, что ты хочешь.
  - Снять маску? - спросила девушка, потянувшись к лентам.
  - Нет-нет! - спешно запротестовал Сиран и наклонился к ее уху, чтобы шепотом объяснить: - Твое лицо должен видеть только я.
  Рогнеда кивнула, встала на цыпочки и мягко поцеловала Сирана в губы - ему все равно пришлось наклониться ей навстречу. Как все-таки хорошо, что Герберт не был высоким! С ним Рогнеда не ощущала себя такой маленькой, какой чувствовала рядом с Сираном. Неприятные чувства чуть стихали, когда она напоминала себе о размерах птицы, чье имя теперь носит.
  Они отправились в сад, действительно утопающий в цветах, не интересующих на самом деле ни Рогнеду, ни Сирана. Они разговаривали, и Сиран рассказывал о Кьерре, о лесах, лугах и горах, о реках и степях и о зверях, населяющих эти просторы, а Рогнеда знакомила его с богами далеких земель. И ведь он знал, что в ее словах мало правды, а все равно слушал с неподдельным интересом, впрочем, как и она искренне изумлялась красотам своей родины.
  - Химанго, ты удивительная! - воскликнул он внезапно, остановившись и взяв ее руки в свои. - Ты знаешь чуждых мне богов и понимаешь моих родных. Никогда я не встречал столь поразительной девушки. Твоя мудрость необыкновенна, и при том ты не обделена красотой.
  Он отпустил одну ее руку и провел тыльной стороной ладони по ее щеке на границе с маской. Рогнеда продолжала смотреть ему в глаза молча, с привычным ему оцепенением.
  - У меня есть домик, - продолжил он. - Не здесь, но в ближайшей деревне. И, надеюсь, ты не станешь смеяться над моей наглой выходкой...
  - Ты попытался назвать меня богиней? - спросила она, чуть склонив голову вправо.
  - Да. Неловко вышло? - смущенно засмеялся он, а потом стал непривычно серьезным. Таким Сирана Рогнеда еще не видела и чуть не вздрогнула, вновь вспомнив о Герберте, на которого юноша стал внезапно необыкновенно похожим. - Химанго. Рядом с тобой я ощущаю мир в душе, о котором давно позабыл, и потому не хочу с ним расставаться ни завтра, ни через месяц, ни через год. Остаток жизни я хочу провести с тобой, именуя тебя своим сердцем. Да и нет у меня уже сердца - ты его забрала и вольна делать с ним, что захочешь.
  Похожее признание Рогнеда читала в книжках о любви или слышала в пересказе деревенских подружек. Неужели все женщины мечтают услышать именно такие слова? Рогнеде всегда казалось это предположение нелепым, ведь фразы звучали слишком идеально, будто подготовленные заранее, отчего пропадало ощущение, будто говорящий их действительно влюблен в стоящую перед ним девушку. Сердце Рогнеды радостно забилось бы, если бы ее возлюбленный произнес нечто невнятное, спотыкаясь после каждого слова, начиная фразу одним, а заканчивая совершенно другим, и может, только под конец слишком громко выкрикнул бы заветное 'люблю тебя'. Но Сиран либо на самом деле никогда не признавался девушкам в своих чувствах, либо решил проверить, как Рогнеда отреагирует на откровенное лицемерие. Она считала, что должна была изобразить радость, не будь Химанго, ведь Химанго, хоть и влюбленная и целующая жарко, оставалась холодной в общении, и потому Рогнеда всего лишь склонила голову на другой бок.
  - Понимаю, тебе кажется это слишком поспешным, - Сиран тут же согласился с отсутствием чрезмерной радости от своих слов, - но не отказывайся сразу. Давай попробуем пожить вместе. Я не позволю себе ничего лишнего! Только покажу, какой обернется наша жизнь, если ты согласишься. И обещаю, что буду возить тебя на рынок каждое утро, и ты сможешь продолжить предсказывать будущее, если захочешь. Тебе не придется зарабатывать этим на хлеб - о деньгах я позабочусь - но и сидеть все время дома тоже не обязательно. Ты свободная птица, Химанго, и я не посажу тебя под замок. Так что ты скажешь?
  - Я хочу больше времени быть с тобой, Сиран, - ответила Рогнеда, помолчав какое-то время, будто раздумывая. - И я знаю, что ты будешь верен данному слову.
  Еще она хотела сказать, что отвозить ее не придется, ведь у нее есть ослик, но потом решила, что Сирану не нужно знать о нем.
  Сиран какое-то время испытывающее смотрел в ее лицо: похоже, не был уверен, значат ли ее слова согласие, или же за ними последует отказ - но когда понял, что получил желаемое, тут же восторженно вскрикнул и притянул Рогнеду к себе. Но, несмотря на избыток чувств, его поцелуй оказался нежным и легким. Рогнеда улыбнулась ему в ответ, вызвав новый прилив радости.
  - Тогда вечером я заеду за тобой и повезу в наш новый дом, - все еще не отпуская ее из объятий, объявил Сиран.
  Рогнеда согласно кивнула.
  Остаток дня прошел в смятенных чувствах. Она размышляла, действительно ли Сиран предложил ей вступить в брак или же его целью было склонить ее к переезду? Ни одна нормальная девушка не согласится на замужество с мужчиной, которого и месяца не знает, если только его не выбрали ее родители. А значит, и Рогнеда не могла тут же сказать: 'Я согласна'. А если бы могла? Да, если бы приличия позволяли, она бы согласилась, потому что помнила, что некоторые обряды не обойти даже самому хитрому из хитрецов. И как бы тогда поступил Сиран? Стал бы он надевать кандалы только ради игры? Ему, конечно, ничего не стоило просто исчезнуть без объяснений, но Сиран не смог бы так поступить, не позволил бы, чтобы его признали проигравшим. Если Рогнеда согласится, то загонит его в угол. Главное, успеть тщательно изучить обряды, чтобы брачная церемония не обернулась пустым набором клятв, которые легко можно нарушить. Поймав себя на том, что начинает мысленно перебирать известные ей обряды, о которых читала когда-то, Рогнеда не удержалась и рассмеялась: она, не собиравшаяся выходить замуж за кого бы то ни было, сейчас всерьез приготовилась стать женой. И все ради чего? Чтобы Герберт мог жить спокойно? Или чтобы одержать верх в брошенном ей вызове?
  Но на смену мыслям о браке пришли другие. Прежде, чем обряд состоится, она окажется наедине с Сираном в одном доме, и тот наверняка захочет получить то, что девушки обязаны беречь до замужества, но на деле не столь щепетильны в этом вопросе. Вот ее испытание. Если для Сирана гранью является обряд бракосочетания, то для Рогнеды - близость с Сираном до обряда. Поначалу она сможет отказываться, ссылаясь на свою честь, но чем дольше будет держать Сирана на расстоянии, тем сильнее в его взгляде станут разжигаться победоносные огоньки. И ей придется проявить решительность, если она не хочет проиграть. Только каким бы красивым ни был Сиран, кем бы ни являлся на самом деле, Рогнеда содрогалась от этой мысли, ощущая, что тем самым отдаст себя за бесценок.
  А если все обернется зачатием ребенка? Она не была уверена, что Сирану нужен такой потомок, но в то же время знала, что и сама бы не хотела. В ее представления о собственной жизни не входил малыш! По крайней мере, не в ближайшее время. Что ж, видимо, ребенок станет последней гранью для них обоих, и кто-то из них все-таки струсит и откажется так резко менять собственную жизнь ради какой-то игры. Рогнеда надеялась, что она окажется сильнее и справится с этим испытанием.
  Сиран зашел к ней, как и обещал, под закрытие. Вещей у Рогнеды было немного, что особенно его обрадовало, и, покинув шатер, она поняла почему: вместо повозки Сиран привел одинокую лошадь. Она показалась девушке скромной и, наверное, не особо быстрой. Что ж, хорошо: она никогда не ездила верхом и со спокойной лошадки не боялась упасть. Сиран прикрепил ее сумки к седлу, затем забрался на лошадь и протянул руку Рогнеде. Когда та ухватилась за него, Сиран поднял девушку и усадил перед собой. Ей предстояло ехать, перекинув обе ноги через лошадь, поскольку юбка не позволяла сидеть, как сидел Сиран, но судя по всему, иного от нее не ожидали.
  И все-таки она ошиблась в лошадке: та довольно резво вынесла их из Фесты, а на свободной дороге помчалась быстрее ветра, но летела мягко, да и крепкие объятья Сирана не позволили бы Рогнеде упасть. Прикрыв глаза, она подумала, что могла бы и привыкнуть к таким приятным поездкам. Хотя, конечно, будет лучше, если научится ездить верхом самостоятельно. Наверное, они будут красиво смотреться, скача рядом на рассвете в сторону столицы. Что ж, от этой игры можно получить куда больше пользы, чем ей казалось изначально!
  Она так замечталась, что открыла глаза лишь тогда, когда Сиран нежно прошептал на ухо:
  - Приехали. Слезаем.
  Увидев, куда именно ее привезли, Рогнеда вцепилась в гриву лошади и порадовалась, что как раз в этот момент Сиран спустился на землю, и она могла притвориться, будто пытается удержать равновесие. К тому моменту, как он протянул к ней руки, чтобы помочь плавно соскользнуть вниз, Рогнеда успела взять себя в руки. Да, она знала, что Сиран будет отыскивать самые незащищенные места и ковырять их, но чтобы настолько!..
  - Красивый домик, - заметила она, окинув придирчивым взглядом бывшее их с Гербертом прибежище.
  Рогнеда знала, что Герберт продал дом, как и почти все вещи, и покупателем скорее всего был кто-то другой, но Сирану ничего не стоило забрать дом, кем бы ни оказался его новый хозяин. Но как он узнал? Идя рука об руку с Сираном и рассматривая строение, она поняла: слабый, едва заметный след Герберта, даже несмотря на то, что он не использовал тут магию, все же остался, ведь он любил этот домик. А еще здесь наверняка ощущалось и ее присутствие, поскольку она как раз знатно наследила. Или Сиран не знал ее отпечатков? В любом случае, следов Герберта было достаточно. Хорошо, что наставник распродал вещи гораздо раньше, и теперь его следы никуда не вели.
  Внутри обстановка оказалась иной, но все равно Рогнеда ощущала, что это их дом. Никакая мебель не могла скрыть атмосферу, витающую в воздухе. Может, она не пропадет никогда, сколько бы людей здесь после них ни жило. Пожалуй, похожей атмосферой наполнены все дома магов. Или же Рогнеда просто повзрослела и смогла различать следы.
  Сиран отвел ее наверх и показал спальни, свою и ее. Конечно, себе он выбрал бывшую комнату Герберта, и Рогнеду от проявления ненужных реакций спасла необходимость проявить любопытство и оглядеть чуть ли не все уголки в комнате, тем самым повернувшись к Сирану спиной. Разумеется, в его спальне была большая кровать. Не та, на которой спал Герберт: тот обходился узкой, отчего комната выглядела просторнее - но все равно от одной мысли, что ей придется делить ложе с Сираном именно в этой комнате, внутри все возмущалось. Все равно, что совершить подобное на кровати отца! Или брата... Кем все-таки стал для нее Герберт? Сложный вопрос, но как бы там ни было, поступок недопустимый. Думал ли Сиран в том же ключе, когда обустраивал себе спальню?
  В отведенной ей комнате стояла неширокая кровать, так что Рогнеда не смогла бы соблазнить Сирана здесь: даже если бы попыталась, тот предложил бы перейти к нему в спальню, и веской причины отказать ему она бы не нашла. Что ж, придется осквернять комнату Герберта. Хорошо, что тот о ее действиях никогда не узнает! Рогнеда тут же одернула себя, встретившись с нежным, но все равно хитрым взглядом Сирана: этому наглецу ничего не стоило похвастаться Герберту, когда найдет его. Хотелось бы думать 'если найдет', но девушка не питала ложных надежд.
  - Домик так же красив внутри, как и снаружи? - поинтересовался Сиран, заключая ее в объятья.
  - Почти, - ответила Рогнеда. - Но я помогу стать ему очень красивым. Хорошо?
  - Конечно, милая Химанго, ведь он будет в той же степени твой, как и мой.
  В домике они были одни, и потому Сиран без вопросов снял с нее маску и отбросил на ее постель, а затем притянул Рогнеду к себе и жарко поцеловал.
  
  ***
  Рогнеда проснулась засветло, привыкшая так рано вставать, хотя сегодня никуда ехать не собиралась: и у предсказательниц должны быть выходные, а иноземные гадалки могут получить их в любое время, сославшись на положение звезд или молчаливость духа-птицы. А может, сегодня особенный день, когда ее народу не позволяется заглядывать в прошлое? Кто проверит?
  Девушка потянулась в постели и с улыбкой посмотрела на родной потолок. Уже пять дней, как она снова жила под этой крышей и чувствовала себя здесь увереннее, чем ожидала. 'Родные стены помогают', - так любят говорить воины о крепостях, которые защищают. По крайней мере, воины в книжках - с настоящими она не общалась. И даже если это выдумка, в случае с ней она отображала реальность.
  Первые дни Сиран вел себя действительно скромно, но вчера его ласки совершенно отчетливо намекали на желанное продолжение. Вчера она его остановила, что Сиран принял безропотно, согласившись ждать, когда она будет готова на большее, и Рогнеда поняла, что не сегодня-завтра, должна прийти к нему сама. Как ни странно, но сейчас она уже не чувствовала того отвращения, что прежде: ей казалось даже забавным поставить Сирана в тупик, не испугавшись не только близости с ним, но и совершить все в спальне Герберта. В конце концов, происходящее - просто игра. И почему чуть раньше она думала иначе?
  Встав с кровати и одевшись в скромную рубашку и брюки, Рогнеда собиралась спуститься, чтобы умыться, а затем заняться верховой ездой: Сиран уже дал ей пару уроков, и девушке хотелось немного поупражняться, пока он спал. Внизу ее ждали удобные сапоги, поэтому Рогнеда выскочила босиком и, чуть не мурлыча, подлетела к лестнице, но вовремя остановилась: внизу слышались голоса.
  Сиран и его зеленоглазая совесть. Она не могла видеть их, но слышала великолепно. Странно было узнать, что более сильный и настойчивый голос оказался не у Сирана: почему-то она думала, что Сиран бойчее, а значит, и тон у него непреклоннее. Но если призадуматься, все получалось верно, и Сиран должен был говорить именно мягко, нежно, чуть извиняясь, иначе не получил бы нужного расположения к себе. Рогнеда уселась наверху лестницы и принялась слушать разгоревшийся спор.
  - Мне надоели твои оправдания. Ты заигрался! - он не кричал, но говорил с нажимом, как и полагается совести. Наверное, окажись Рогнеда на месте Сирана, давно бы сдалась и подчинилась.
  - Возможно, ты и прав. И хватит смотреть на меня осуждающе: я все прекрасно понимаю. Ты нашел?..
  - Еще нет, но будь уверен, скоро найду.
  - Как только найдешь, так можешь начать ныть, - хмыкнул Сиран. - А пока отстань. Может, я смогу нащупать что-нибудь интересненькое...
  - О да, кое-что интересненькое ты уже нащупал. И не боишься, что она согласится?
  - Она девушка, так что все не так уж и просто. Для девушек важно блюсти честь. И что ты смеешься?
  - Говоришь, будто смыслишь в девушках! И ты не ответил: не боишься? Что станешь делать, когда она скажет 'Да'?
  - Вполне очевидно, что именно. О, ну хватит смеяться!
  Рогнеда мысленно согласилась с просьбой Сирана: смех его совести звучал слишком желчно, отчего даже захотелось закрыть уши.
  - А ведь он узнает. Догадается, спросит, и я солгать не смогу. Не думал, что ты готов так глупо умереть. И главное, ради чего?
  - Да, я думал об этом, так что, если честно, надеялся, что до постели не дойдет. Но она оказалась крепче, чем я ожидал. И у меня есть идея.
  - Прекратить игру и заняться делом?
  - Да хватит ныть! Я же сказала, не раньше, чем ты выполнишь свою часть. Нет. Я продолжу, но мне понадобится твоя помощь.
  - Моя помощь?!
  И снова этот едкий смех. Рогнеда тихо вздохнула. Раньше она думала, что второй должен быть приятнее первого, но нет. Может, поэтому о втором мало кто знает?
  - Да, братец, ты заменишь меня и выполнишь любовный долг. А я, так уж и быть, займусь тем временем твоим делом.
  - О, значит, ты хочешь, чтобы убили меня? Вполне ожидаемо. Ты, наконец, избавишься от необходимости быть честным, а потому ни одна из твоих уверток не обернется против тебя.
  Сиран сокрушенно вздохнул и некоторое время молчал. Почему? Неужели признал в брошенных в отчаянии словах истину? Жаль, Рогнеда не могла их видеть, чтобы понять, что между ними происходит.
  - Не станет тебя, сгину и я, - наконец вкрадчиво произнес Сиран, и Рогнеде показалось, что сейчас он предельно откровенен. - Я не могу без тебя, да и не хочу. Так что даже не надейся умереть. Нет, мой план хорош по другой причине: ты можешь сделать все, что угодно, и тебя простят.
  - Да ну? С чего бы?
  - Начнем с того, что ты никогда не обманывал. И потому если вдруг оступишься, на это все закроют глаза.
  - Только не он.
  - Он - в первую очередь. Потому что не ожидает от тебя такого. Да и еще потому, что знает: ты никогда не воспользуешься своей безнаказанностью. Вот я бы пользовался, и потому мне грозит если не смерть, то пытка, которую я даже представить не могу. А мне в фантазии не откажешь.
  - Но я не смогу! Ведь она...
  - Ты ведь хочешь его найти?
  - Для этого не нужно спать с ней!..
  - Мы уже обсуждали: раз она бросила мне вызов, значит, что-то скрывает. Может, мы и сможем обойтись без нее, но разве тебе не интересно, почему она пошла на такой дерзкий поступок?
  - Интересно. Но я все равно...
  - Твоя фантазия столь же хороша, как и моя. Просто представляй. Представляй.
  - Даже с нашей бурной фантазией кое-каких моментов не отменишь.
  - Ну, моменты эти почти не существенны...
  - Почти?!
  - Ты справишься, уверен. К тому же она еще может отступиться, и наши опасения покажутся нам нелепыми. Просто помни, ради кого я все это затеял. И фантазируй.
  Разговор, похоже, подошел к концу: оба молчали, и Рогнеда не слышала больше ничего, даже шагов. Тогда она встала и тихо вернулась в свою комнату. Подождав какое-то время, напряженно прислушиваясь, она снова вышла, но на этот раз хлопнула дверью. Не слишком сильно, но достаточно, чтобы снизу услышали. Вниз она спускалась, не таясь, но нашла Сирана в гостиной одного. Похоже, совесть предпочитал не пользоваться дверьми. Ну да ладно. Если сегодня вечером ей предстоит соблазнять именно второго, повеселится она, похоже, на славу.
  - Ты уже не спишь! - довольно воскликнула она. - Тогда поучишь ездить на лошади.
  - Прямо сейчас? - притворно изумился Сиран. - А как же завтрак?
  - Завтрак будет наградой победителям, - уверенно заявила Рогнеда.
  - То есть, если лошадь тебя ни разу не скинет, она останется без еды?
  - Нет, ее мы тоже покормим. В благодарность за прекрасное утро.
  Рогнеда взяла Сирана за руку, подняла с дивана и повела за собой к дверям. Ее душил смех: из них троих в еде нуждалась только лошадь, но в хорошей игре участники обязаны соблюдать правила, что они и делали.
  
  ***
  Прекрасное солнечное утро они провели, как и положено влюбленным: наслаждаясь обществом друг друга, что делало бытовые обязанности приятными и необременительными. Но ближе к обеду Сиран сообщил, что отправится в город по кое-каким делам. Рогнеда подозревала, с чем именно связана его отлучка, хотя и не понимала, зачем обставлять ее таким вот образом, а не попросить второго подменить себя. Разве не о том они договорились утром? Но Сиран решил именно съездить в город, и Рогнеда его отпустила, впрочем, попросив привезти кое-какие продукты. Она была уверена, что таким банальным способом не поймает Сирана на лжи, так что и не пыталась этого сделать - всего лишь хотела приготовить на ужин блюдо, получавшееся у нее лучше всего и какое Сиран еще не пробовал.
  Оставшись одна, Рогнеда принялась размышлять о подслушанном диалоге. Прежде всего она пыталась понять, стоило ли верить в страх братьев перед близостью с ней. Конечно, диалог мог быть частью пьесы, сыгранной для единственного зрителя! И все-таки, если бы Сиран говорил с кем-то другим, она бы действительно засомневалась в его искренности, но тот, кого она именовала совестью, не мог врать, по крайней мере, долго и не мучаясь от осознания своей двуличности. Тогда как ей следовало реагировать на их разговор? Имела ли Рогнеда право чувствовать свое преимущество над Сираном и полагать, что сегодня вечером одержит над ним верх? Или он специально посеял в ней семена лишней уверенности? Как среагирует Рогнеда, узнав, что для Сирана черта проходит не там, где он признался, а значительно далее?
  'Это всего лишь игра, - напомнила она себе, - и пока я отношусь к ней слишком серьезно, я в проигрыше'.
  А затем Рогнеда вспомнила, как завидовали ей подружки, думая о той страсти, что дарил ей суровый маг, и захихикала. Не могли же они так глубоко заблуждаться, считая неприятный процесс верхом блаженства? Ну и если от Герберта ожидали столь многого, то Сиран обязан превзойти любые девичьи мечтания! Или от магии в этом вопросе ничего не зависит, и важнее какие-то другие данные? Рогнеда снова захихикала и принялась убираться, то и дело останавливая себя, когда руки начинали передвигать мебель. Это уже не дом Герберта, и она не может вести себя здесь, как прежде.
  Уже приступив к приготовлению обеда, девушка задумалась о другом. Приобретая дом, Сиран не мог не узнать имени его бывшего владельца. Возможно, он вызнал и подробности внешности Герберта. Разве этой информации недостаточно, чтобы его найти? Выходит, что никто не имел представления о том, где скрывается Герберт, раз Сиран все еще не кинулся в погоню. И кого именно он хотел найти, с удовольствием отвлекаясь на Рогнеду?
  Следы Герберта заморожены - об этом ей сказал Эйлимар. Не те, что были оставлены прежде, а новые, и потому никто не мог за ним проследить, если только не отправился тут же в погоню. Сиран пришел слишком поздно, чтобы успеть начать преследование, так что он захочет попытаться разбить лед, оставленный Себальдом. Без истинного адепта Нордлейпа ему не обойтись. Или самого Нордлейпа. Но Сиран все еще тратил время на Рогнеду, значит, Истинный Помнящий не захотел ему помогать. Ищет ли теперь Сиран Себальда или же надеется найти другого адепта, обладающего такой же силой? И что же хочет получить от нее? Неужели думает, будто Рогнеда знает точное местоположение бывшего наставника?
  Пообедав, девушка заметила, что погода испортилась и пошел мелкий дождь. Вздохнув, она решила подняться к себе в спальню и почитать. Рогнеда успела прикупить несколько книжек, и пусть они вряд ли отличались глубиной характеров героев, нетривиальностью сюжетов и богатством языка, для коротания таких вот вечером они подходили в самый раз. Изучив свою небольшую коллекцию, Рогнеда решила остановиться на любовном романе: раз ее ухажер не гнушается использовать книжные фразы в общении с ней, так почему бы и ей не почерпнуть что-нибудь эдакое из схожего источника? Конечно, она вряд ли найдет советы по соблазнению мужчин: если подобные сюжеты и существуют, то явно не в книгах, продающихся на базаре. Столь серьезные уроки мог воспринять только подготовленный ум благородных барышень, а простолюдинки, сколько образованными они бы ни являлись, должны оставаться скромницами и отвечать на ухаживания мужчины, но никак не наоборот.
  И все-таки Рогнеде повезло: кроме истории любви главной героини и хмурого, не подпускающего к себе никого мага (ой, не потому ли она купила книгу, что узнала в словах торговки собственное отражение?), ее ждали и приключения. Конечно, во время этих самых приключений героиня не забывала томиться по магу и таять от его мимолетных улыбок, но Рогнеда с легкостью игнорировала отвлекающие моменты и погрузилась в книгу с головой. Может, потому она чуть не закричала, услышав тихое и нежное:
  - Прогуляешься со мной?
  Она подняла голову и изумленно заморгала: перед ней стоял прекрасный юноша, правая часть тела которого оголилась до кости. Эйлимар чуть улыбался тоскливой улыбкой.
  - Не бойся, никто нас не увидит и тебя никто не хватится, - пообещал он, протягивая девушке правую руку.
  Рогнеда кивнула, перевернула книжку так, чтобы она осталась открытой на месте, где она закончила читать, слезла с кровати и окинула себя придирчивым взглядом.
  - Ничего, если я так просто одета? - спросила она юношу, мысленно ругая себя за то, что не сменила наряд, подходящий только для прогулки на лошади, на что-то более серьезное. Она не знала, куда поведет ее Эйлимар, но предполагала, что на встречу со своей сестрой, платья которой всегда так элегантны, что рядом с ней Рогнеда будет выглядеть нелепо.
  - Думаю, ничего, - кивнул тот, и его улыбка на мгновение стала подбадривающей.
  Что ж, даже если он и ошибается, времени переодеться ей никто не даст. Да и не ветрено думать о каких-то нарядах, если с тобой хочет встретиться сама Истинная богиня, у которой ты к тому же в долгу? Во всем виновата книжка, которую Рогнеда только что читала, не иначе: ее главная героиня всегда казалась свежей и изумительной, будто не носилась по лесам и горам, а только и делала, что меняла платья. Фыркнув на свои глупые мысли, Рогнеда решительно взяла правую руку Эйлимара.
   Они сделали шаг, еще один, и стены дома неуловимо сменили просторы. Еще несколько шагов прежде, чем они остановились, а пейзаж приобрел четкость. Рогнеда обнаружила, что они стоят на небольшом островке, огибаемом с одной стороны широкой лентой реки, а с другой - уступающим ей в размерах рукавом. Небо еще закрывали серые тучи, моросил дождь, и пейзаж вокруг казался особенно унылым. Рогнеда огляделась и хотела уже спросить Эйлимара, зачем он привел ее сюда, как случайно опустила взгляд и чуть поодаль обнаружила тело, лежащее в траве.
  Рогнеда вскрикнула, а Эйлимар сильнее сжал ее ладонь, не давая вырвать руку.
  - Хочешь, чтобы я... забрала его? - ошалело прошептала девушка. Когда-нибудь ей пришлось бы этим заниматься, она понимала, но так не хотелось приступать к делу уже сейчас. Они же договорились с Айльбергой! Разве это честно?
  - Тебе решать, - ответил юноша и двинулся к телу, потянув Рогнеду за собой.
  Подойдя к лежащему вплотную, они присели, все так же сцепив пальцы друг с другом, и свободными руками перевернули несчастного. Рогнеда охнула, узнав его.
  - Что... что случилось? - выдохнула она, испуганно взглянув в лицо Эйлимара.
  Тот выпрямился, вздернув девушку за собой, а затем указал на реку, оставшуюся за их спинами, и жестом сдвинул воздух над ней в сторону. Рогнеда затаила дыхание. Она села в лодку вместе с другим пассажиром, к которому так и не решилась подойти. Оэдмаль на этот раз показался ей решительным и очень красивым, а Итто - отягощенным мыслями, будто уже в тот момент он знал свое будущее. Она плыла с ними, когда появился магический туман, созданный веслами, которые Итто наделил особым свойством, и увидела маленькую лодочку с двумя фигурками, опущенную магом на речную гладь. Сколько же сил приложил Итто, чтобы они с Оэдмалем смогли скрыться! Рогнеда не знала, от кого они бегут, и все равно ее сердце сжалось от понимания, что все действия друга Герберта напрасны: лодочка, которую должна была унести река, не создаст иллюзию, повторяющую передвижение настоящей лодки, скрывшейся в рукаве реки, потому что не за кем будет повторять. И только она почувствовала, что конец близко, как туман рассеялся и...
  - Бедный, он был предан собственным богом, - выдохнула Рогнеда, снова присаживаясь над телом Итто. Свободной рукой она гладила его огненные локоны. На своих щеках она ощущала влагу, хотя и не заметила, когда успела заплакать.
  Неожиданно она поняла, что Итто еще не мертв, и тогда слова Эйлимара обрели больший смысл, чем ей показалось изначально. Она с надеждой посмотрела на юношу и одними губами спросила:
  - Мы можем его спасти?
  - Его тело готово расстаться с жизнью, но если ты найдешь дыры, через которые она вытекает, сможешь их залатать. Не навсегда. Если хорошо постараешься, то дашь ему достаточно времени, чтобы раны затянулись окончательно.
  - Ты поможешь мне?
  - Только объясню, что нужно делать. Его судьба - в твоих руках.
  Рогнеда поняла, что дрожит от волнения. Если она окажется недостаточно сильной или недостаточно понятливой, Итто умрет. И его смерть будет на ее совести. А ведь она никогда ничего подобного не делала, ни разу в жизни, и сразу ее ждет настолько серьезное испытание! Ей хотелось расплакаться от отчаяния, но прежде, чем окончательно потерять разум, она вновь почувствовала, что Эйлимар крепко сжимает ее ладонь. Он верил в нее. Голова очистилась, и Рогнеда вспомнила, что сейчас она второй раз использует уже открывшееся ей знание. Да, точно! Она же спасла брата Алле именно таким способом! Правда, тогда она не слишком переживала за его судьбу, и ей казалось, что ее руками руководит сама Айльберга, но опыт все равно имелся.
  - Кажется, я знаю, что нужно делать, - собравшись с мыслями, решительно заявила Рогнеда.
  - Я подскажу, если ты заплутаешь, - с улыбкой ответил Эйлимар.
  Рогнеда кивнула, прикрыла глаза так, чтобы видеть мир через узкую щелочку между веками, и приступила. Она отбросила из головы мысли, что перед ней не какой-то незнакомый человек и не просто друг Герберта, а истинный маг, от которого отвернулся бог. Что с ним будет потом, не ей решать, а лишние заботы отвлекли бы. Найдя поврежденные органы, она начала оставлять заплаты, вкладывая в них значительно больше сил, чем в случае с братишкой Алле, ведь тогда мальчику нужно было всего-то дотянуть до прихода лекаря, Итто же предстояло залечить себя самостоятельно. И тут Рогнеда поняла, что ее колдовство не такое грубое, как могло показаться вначале: если она оставит слишком плотные заплаты, похожие на листы металла, Итто не сможет залечить раны, да и никто из лекарей ему не поможет, даже истинные адепты Эрмуина опустят руки. Конечно, Рогнеда сумеет сорвать собственные заплаты, но вместе с ними она заберет и те ткани, к которым их прикрепила, а значит, раны увеличатся, и вряд ли кто успеет затянуть их прежде, чем Итто умрет. Нет, она должна удержать органы от разложения и заменить пустоты плотной тканью, не истлевающей за несколько дней, но поддающейся натиску живительной силы, и потому Рогнеда старалась следить, чтобы не перейти тончайшую грань, но и не остановиться слишком далеко от нее.
  Когда она закончила, ей хотелось повалиться на траву рядом с Итто и так лежать, хватая воздух ртом, но девушка понимала, что не может себе позволить подобную роскошь.
  - Как мы с ним поступим? - хрипло спросила она своего спутника. - Заберем с собой или оставим здесь?
  Узнать у Эйлимара, справилась она со своей задачей или нет, Рогнеда так и не решилась: тот все равно не подправит ее работу, да и она сама уже ничего не изменит. Лучше пусть время расставит все по своим местам.
  Юноша грустно покачал головой и ответил:
  - Ему нельзя оставаться. Ты же знаешь, как боги не любят не доведенные до конца дела.
  Рогнеда понимающе кивнула и перевела на Итто обеспокоенный взгляд.
  - Но что мы можем ему предложить?
  - Убежище. И это лучшее, что он мог бы ожидать.
  
  ***
  Сиран вернулся на закате и, как ни странно, принес нужные Рогнеде продукты. Девушка, успевшая к тому времени прийти в себя, отблагодарила его прекрасным ужином, который приятно удивил Сирана, и тот не поскупился на комплименты. Глядя в его восхищенно горящие глаза, Рогнеда силилась понять, кто же перед ней, но в свете ламп цвет радужки переливался, так что она даже поймала себя на ощущении, что смотрит в глаза Герберта, имеющие возможность то приобретать синий оттенок, то менять его на зеленый.
  После ужина они устроились в гостиной. Выбранный Сираном диван будто был создан для ласк влюбленных, и Рогнеда очень удобно устроилась на мужчине, уверенная, что сможет дойти до конца. Целуясь с Сираном, она гладила его так, как не позволяла себя прежде, но по скромным и даже скованным его действиям поняла, что Сиран выполнил то, что обсуждал утром, и подсунул Рогнеде свою зеленоокую совесть. Он старался - девушка чувствовала это - действительно старался, но что бы там ни пытался вообразить, реальность неуклонно напоминала о себе, и прикосновения к Рогнеде не приносили ему радости.
  И как она должна была отреагировать? Заметить, что перед ней не ее мужчина, а лишь внешне на него похожий? Или притвориться, что заметила лишь смену его настроения? Предпочтя второе, Рогнеда провела ладонью по волосам Сирана и прошептала:
  - Ты какой-то задумчивый, любовь моя.
  - Извини, я просто... Я думал о том, как важна для девушки честь. Может, нам не стоит спешить?
  - Но разве ты не хочешь видеть меня своей супругой? - изумленно отозвалась она, гладя его лицо.
  - Хочу, - едва слышно ответил Сиран, снова подтверждая ее догадки: в тихом шепоте он пытался скрыть ту боль, которую приносит ему необходимость лгать.
  Смотреть при этом ей в глаза ему было тоже трудно, и Рогнеда решила не мучить несчастного. Мягко поцеловав его губы, она легла Сирану на грудь. Тот тут же обнял ее, и девушке даже показалось, что он облегченно выдохнул.
  - Но ты ведь хочешь меня, Сиран? - прошептала она.
  - Я хочу твоего тела не больше, чем душу, милая Химанго, - ответил он и поцеловал ее макушку. - И у нас предостаточно времени, так что не упустим своего.
  Чуть помолчав, Рогнеда решила подсказать ему объяснение столь неожиданной холодности. В конце концов, играть и переходить черту должен был Сиран, а не его брат, и ей стало искренне жаль мужчину, к чьему дыханию она сейчас прислушивалась, ведь он был противником интриги Сирана, а оказался в нее втянут.
  - В городе что-то произошло? - предположила она, слегка поглаживая его руку, но в голосе скорее звучала уверенность, нежели вопросительные нотки.
  - Ничего, что заденет нас, - ответил Сиран и крепче обнял ее.
  Значит, он еще не нашел нужного мага, решила Рогнеда. А может, он ходил смотреть на побег бедняги Оэдмаля? Но Рогнеда его не видела. Впрочем, если помощники Айльберги могли оставаться незаметными для всех, то почему и ему не иметь возможность скрываться? Или же он ушел раньше, чем они с Эйлимаром пришли.
  Рогнеда прикрыла глаза, решив, что ответ Сирана не исключает возникновение проблем, которые могли занять мысли мужчины настолько, что тот так и не смог расслабиться в объятьях возлюбленной. Они так и заснули на диване и проспали на нем до рассвета.
  Рогнеда проснулась первой, ласково поцеловала Сирана и отправилась готовить завтрак. Пока она занималась едой, Сиран вышел в стойло накормить лошадь. Вернулся же к ней синеглазый красавец, тут же начавший обнимать и дарить легкие поцелуи. О прошлой ночи они не говорили, но бросая на него взгляды, Рогнеда размышляла, хватит ли Сирану мужества теперь не заставлять вместо себя приходить другого. Хотя о каком мужестве она думает! Ночью они договорились не спешить до свадьбы, так что Сирану не понадобится больше приближаться к нежелательной черте. Плут он и есть плут, всегда остающийся в выигрыше!
  День же длился нестерпимо долго. Клиентов было не больше, чем обычно, но не они стали виной изменившегося настроения Рогнеды: уже после первого предсказания девушка почувствовала зуд в правой руке и расчесала ее до крови, но тот не прекратился, а лишь усилился. Вот она, расплата за доброе дело! Рогнеда поспешила обмотать руку тряпицей и надеть заранее приготовленные перчатки. Нет, она не жалела о последствиях и все равно считала, что поступила правильно, но боль, в которую перешел зуд, сводила с ума, и что-то подсказывало, что это только начало. Рогнеда отчаянно надеялась, что первые этапы изменения протянутся долго, а все главное произойдет ночью, когда она будет спать. Если, конечно, боль позволит ей уснуть. И все же она мужественно принимала ее, не понимая лишь одного: почему страдала правая рука? Если она истинный адепт Айльберги, разве не левую часть тела должна отдать ей в уплату за знания? Жаль, рядом не было никого, чтобы получить ответ на этот вопрос.
  Из-за зуда, выйдя вечером из шатра и заметив приближающегося Сирана, Рогнеда горячо захотела развернуться и пойти в другую сторону. Зачем продолжать эту нелепую игру, в которой не будет победителей? Она может потребовать провести брачный обряд в ближайшие дни, и тогда Сирану придется исполнить супружеский долг, но зачем ей это нужно? Чтобы и Сиран признал себя слабым? Больно надо! Она устала от этих притворств, цель которых они давно потеряли и продолжали играть только потому, что первым подниматься из-за стола как-то неприлично. Что ж, сегодня она вполне была готова встать, вежливо поблагодарить за проведенное время и уйти.
  Но замешкалась, и Сиран уже обнял ее. Заметив сумрак, окутавший ее лицо, он спросил, что случилось.
  - Клиент считал, что лучше меня видит будущее, - отмахнулась Рогнеда и уткнулась ему в плечо. - Сложный день. Я устала.
  Сиран погладил ее плечи и спину, затем аккуратно посадил на лошадь и привез домой. Нынче он проявил особую заботу и даже приготовил ужин. Рогнеда немного поела, с трудом держа ложку, и Сиран предложил ей пораньше лечь спать. Отказываться она не стала и, не раздеваясь, в маске, скинув только обувь, забралась в постель. Неудобно спать на множестве металлических украшений? Куда неудобнее засыпать, чувствуя, как рука разваливается на куски!
  Сон смилостивился над ней, впрочем, похоже, нежным с ней мог быть лишь Сиран. Во сне же она бежала по улицам Фесты, гонимая толпой, кричащей и кидающей в нее камнями и испорченными продуктами. Ее называли лгуньей и шарлатанкой и вынуждали покинуть столицу. И среди этой толпы был Сиран - он стоял чуть в стороне и молча наблюдал за происходящим, но когда она оглянулась и встретилась с ним взглядом, Сиран победоносно улыбнулся. Он должен был бежать вместе с ней, но как обычно, нашел способ, чтобы выйти сухим из воды.
  На утро рука почти не беспокоила Рогнеду, но она побоялась снимать перчатку и смотреть, во что превратилась кисть: ей казалось, что вместе с перчаткой она стащит и кожу, и мясо, оставив только кости. Завтрак снова взял на себя Сиран и опять был необычайно обходителен.
  'Жаль, ты только притворяешься', - с некоторой досадой подумала Рогнеда и постаралась отблагодарить мужчину мягкой улыбкой.
  Сегодня изображать предсказательницу ей совсем не хотелось, но и оставаться в бывшем доме Герберта она не желала, поэтому отправилась на рынок и принялась за работу.
  Один клиент, второй, третий - и внезапный отдых. Рогнеда сидела, прикрыв глаза и думая, что делать дальше. Она может продолжить изображать влюбленность в Сирана и получать от него ласку и заботу, но о свадьбе точно не заговорит: уже скоро ему надоест игра, но узы брака не обещают ей того же отношения, что она имеет сейчас. Скорее всего, раздосадованный из-за ловушки, в которую угодил и с которой придется мириться, он обозлится на нее. Рогнеда уже не хотела победить Сирана любыми средствами и потому решила отказаться от последних ходов. Он посчитает ее слабой, возомнившей о себе слишком много, наглой, и потому смешной девицей? Пусть. Самомнение таких, как он, очень сложно пошатнуть.
  - Привет.
  Рогнеда вздрогнула и широко распахнула глаза.
  - Эйлимар, - с облегчением выдохнула она.
  Юноша сидел напротив нее, и в его левом глазе читалось неподдельное сочувствие.
  - Можно взглянуть на твою руку? - спросил он и потянулся к правой ладони.
  - Нет, не стоит... не сейчас, - невнятно отозвалась Рогнеда и убрала руки под стол.
  - Очень больно?
  - Сегодня почти ничего не чувствую, а вот вчера...
  Эйлимар кивнул и продолжил сидеть, молчаливо глядя на нее. Рогнеда помялась немного, затем осторожно спросила:
  - А мы можем прогуляться?..
  - Незримые для всех? - уточнил юноша.
  - Да.
  Он протянул ей правую руку, и Рогнеда в душе обрадовалась, что сможет сжать его костлявые пальцы здоровой рукой. Надо будет спросить его, почему Айльберга забрала правую руку, но после. Сначала Рогнеда просто погуляет по Фесте и спокойно поплачет.
  Они шли молча, ни о чем не говоря, и к своему удивлению девушка обнаружила, что слез у нее нет, осталась только усталость.
  - Все так глупо, Эйлимар, - наконец, произнесла Рогнеда, сильнее сжав его ладонь.
  - Все?
  - Моя затея, - пояснила она с улыбкой. - Пока я отвлекала одного, второй искал выход. Так что я, выходит, тратила силы и время зря.
  - Ты хотела отвлечь их, чтобы они совершенно забыли, зачем явились сюда?
  Рогнеда кивнула, ощущая себя невероятно глупой, и остановилась. Эйлимар замер рядом с ней.
  - Они растопят его следы, - сказала она, указывая на землю перед собой: по дороге вилась заледеневшая цепочка следов. - И сколько бы они ни пролежали здесь, они приведут к тому, кто их оставил.
  Рогнеда сжала пальцы правой руки в кулак, затем резко разжала их, будто кидая что-то вниз: лед разбился вдребезги, следы начали светиться, и Рогнеда проследила их взглядом.
  - С этим уже ничего не поделать, - заметила она.
  Эйлимар молча смотрел на горящие следы, затем предложил:
  - Может, ему можно дать немного времени?..
  Глава 13. Гуриал Иахавр
  Оэдмаля бросало в жар, он скидывал с себя одеяла, пытался сорвать одежду и даже кожу, чтобы выпустить огонь, съедающий его изнутри, и тогда ледяные руки касались его лица и тела, и жар отступал. А когда его сковывал нестерпимый холод и зубы стучали так, что чудилось, они вот-вот раскрошатся, уже горячие ладони дарили необходимое тепло. И только со жжением в груди они так и не смогли помочь, как и не избавляли от кашля, но все равно Оэдмаль цеплялся за них, когда они отдалялись, и с нетерпением ждал их возвращения. Он не знал, кому они принадлежали, да и не думал об этом - им не нужен был хозяин, они могли существовать сами по себе.
  И долгое время кроме собственного тела, мечущегося между лихорадкой и ознобом, кроме подушек, одеял, какого-то отвара и этих рук для Оэдмаля ничего не существовало. Он вроде был в сознании, но сосредоточить свое внимание на чем-либо не мог: только начинал и тут же проваливался в сумрак с серыми тенями видений.
  Комната согласилась появиться позже, когда Оэдмаль уже и не надеялся, что его мир станет широким, как и прежде. Не так давно он думал, что почти ничего не знает о мире, но он и предположить не мог, что однажды тот станет настолько ограниченным. И потому стоило очертаниям другой мебели, стенам, а также людям, находящимся в помещении, проступить сквозь пелену, Оэдмаль улыбнулся.
  Уже потом он понял, что рядом с ним не только Фродоард, но и сам Реджинальд Первый, а так же Хелок Торвальд и еще двое незнакомцев; сначала же Оэдмаль просто улыбался, радуясь, что может видеть так много и понимать, какие предметы выхватывает его взгляд, различать людей и даже узнавать их. Но стоило их узнать, и улыбка померкла.
  - Вы можете что-то сказать, Гуриал Иахавр? - спросил король у незнакомого Оэдмалю человека.
  Невысокий и чуть одутловатый мужчина средних лет потоптался на месте, шумно выдохнул и тихо произнес:
  - Вы дадите мне сначала осмотреть больного?
  Несмотря на неуверенность, которую он источал на первый взгляд, в вопросе не прозвучало просительных ноток, и Оэдмалю даже показалось, что никто не посмеет этому человеку отказать, что бы он ни попросил. Да и сам он, пусть и не испытывал горячего желания, чтобы его осматривали незнакомцы, не сможет не подпустить его к своему телу.
  - Да, конечно, - предсказуемо отозвался Реджинальд, пытаясь сделать вид, будто Иахавру повезло, что он снискал благоволение короля, но ни сам счастливчик, ни даже Оэдмаль ему не поверили, а Хелок даже слегка усмехнулся, спрятав улыбку за приложенной к губам ладонью.
  - Не бойся, он из Мирны, - прошептал тут же второй незнакомец, стоявший все это время у изголовья кровати принца.
  Тот перевел на него удивленный взгляд, пытаясь в тени шляпы разглядеть выражение глаз. Незнакомец не улыбался, но он поднял руку и провел ладонью по лбу Оэдмаля. Принц не успел увернуться, но стоило пальцам коснуться кожи, как он успокоился и расслабился - это была та самая рука, что спасала его в последние дни. Сколько длилась лихорадка? После он спросит у Фродоарда - мальчишку не пришлось искать, он смирно сидел в углу, но был готов по первому приказу подскочить к кровати. Интересно, он послушается только Оэдмаля или Реджинальда тоже?
  Оэдмаль устроился поудобнее и прикрыл глаза. В его голове мелькало слишком много вопросов. Например, почему его должно успокаивать, что Иахавр прибыл из Мирны? Или почему здесь сидит король? Странно, что он находится у постели больного, пусть и высокопоставленного. А кроме того Оэдмаль пытался подумать, есть ли у него еще шанс сбежать, или лодка была их единственной возможностью? Тут же он начал вспоминать, что произошло, хотя объяснить случившееся так и не смог. Головная боль сдавила виски тесным обручем, и Оэдмаль отринул все мысли. Ему дадут поспать или начнут осматривать сейчас? Он не хотел, чтобы при этом присутствовали Реджинальд и Хелок, но Оэдмаль был слишком слаб, чтобы даже простонать что-либо, а уж тем более заставить этих двоих выйти вон.
  Почему он не может повелевать окружающими на уровне мысли? Было бы удобно. Он даже представил, как вынудил бы Хелока и Привелу отказаться от изначального плана и вернуться с ним, живым и здоровым, домой. В эту фантазию он моментально провалился и не заметил, как ее сменили иные сны, ускользающие, неуловимые, о которых он не вспомнит, когда откроет глаза, но они были намного приятнее того, что предлагала реальность.
   Когда Оэдмаль проснулся снова, рядом были только Фродоард и обладатель чудесных рук. Принц уставился на второго: тот так и не снял шляпу, как и походный плащ, и если не помнить, где они находились, не обращать внимание на мягкость постели и не смотреть на остальную мебель, могло сложиться ощущение, что они в военном шатре или чем-то похожем. Оэдмалю не хотелось, чтобы его мысль о войне оказалась правдой, но он был бы не против очутиться в шатре далеко от Фесты, и чтобы рядом были только эти двое. Увы, подушки и перины не позволяли обмануться и на долю минуты.
  - Вы пришли в себя! - обрадовался Фродоард и соскочил с подоконника.
  Кажется, сейчас был разгар дня и солнечные лучи пытались превратить спальню в уютную комнату, но получалось у них скверно: принц отдал бы все, лишь бы убраться отсюда.
  - Схожу за Гуриалом и бульоном. С вами пока побудет Себальд. Ему можно доверять.
  Оэдмаль неопределенно кивнул и попытался сесть. Себальд тут же помог ему, подтолкнул под спину подушки и поправил одеяло. Фродоард уже ускользнул, и только тут принц понял иронию фразы о доверии.
  - Вы ведь маг? - спросил он прямо, глядя на руки, облаченные в перчатки.
  - Да, маг.
  Оэдмаль тихо рассмеялся. Еще один маг, которому 'можно доверять'. Ему снова вспомнился разговор возле шатра гадалки, запавший в голову Оэдмаля настолько, что он решил держаться от магов подальше. А что вместо этого? Сначала Итто. И чем закончилась попытка довериться ему?
  Смех перешел в долгий кашель. На глазах Оэдмаля выступили слезы, и он не сразу понял, откуда под носом появилась железная миска, в которую он отплюнул мокроту. Затем заметил перчатки, вытер слезы и благодарно кивнул.
  - Вы знаете мага по имени Итто? - тут же решил уточнить Оэдмаль, подняв глаза к лицу Себальда. Шляпа продолжала мешать.
  - Знал, - тихо ответил тот и опустил голову, спрятав от принца даже губы, тем самым скрыв свои эмоции полностью.
  - Почему 'знал'? Он... Он не...
  - Мы его не нашли.
  Оэдмаль моргнул и перевел взгляд на свои ладони. На одеяле виднелись складки, и принц их расправил, пытаясь справиться с пониманием, что их грандиозный план не просто провалился, а закончился смертью одного и подвел к грани второго. Оэдмаль, конечно, похоже, выкарабкается - отчего-то ни Реджинальд, ни Хелок не воспользовались моментом - а Итто, не имеющий к принцу и его проблеме отношение, отдал жизнь, и ради чего?.. Оэдмаль припомнил мужчину, который вызвался учить его управлять лодкой, а затем и слова Фродоарда, что Итто должен был напомнить принцу Меля. Оэдмаль сдавленно выдохнул. Сначала Мель, потом Итто - что-то вокруг него все умирают. Жив пока только Фродоард. Может, потому что не маг? Вновь взглянув на Себальда, он грустно улыбнулся: а этот - маг, а значит, он, возможно, следующий.
  - Вы знаете, что произошло на Даре? - спросил он мага, но прежде, чем тот ответил, немного замявшись, попросил: - И снимите шляпу. Плащ и перчатки тоже можно.
  - Нельзя. По крайней мере, пока рядом другие, - поднял голову и чуть улыбнулся Себальд, но шляпу снял, добавив: - Я храню одну тайну.
  Оэдмаль не сразу отреагировал, засмотревшись на светло-голубые глаза, похожие на спрятанные под толстым слоем льда озера. Эти глаза были не просто красивы: глядя в них, Оэдмаль чувствовал мощь, которая скрывалась в их обладателе. Те действия, снимающие жар и помогающие при ознобе, - детские фокусы по сравнению с тем, на что он действительно был способен. Принц чувствовал, как внутри все сковало льдом, что сам он превращается в льдину, которую можно будет разбить одним ударом без приложения особой силы. Он даже увидел, как Себальд подходит ближе, поднимает руку и...
  Наваждение пропало, стоило магу снова надеть шляпу.
  - Поэтому я и не снимаю ее, - виновато улыбнулся Себальд и присел на край кровати. - Вы не против, что сяду здесь? А перчатки ношу потому, что сейчас руки не ледяные, - он снял одну и протянул руку Оэдмалю. Тот пожал ее с некоторой опаской, но никаких внезапных действий со стороны Себальда не последовало. Рука же была такой же теплой, как и рука самого принца.
  - А должны быть именно ледяными? - спросил он не своим голосом, попытался откашляться и зашелся в долгом приступе.
  Себальд терпеливо подождал, снова подал миску и уже потом ответил:
  - Да, должны быть. Поэтому приходится носить перчатки. Я думал, что могу их охлаждать или согревать, в нужный момент, но перчатки носить удобнее - не требуется особых усилий. А плащ - как довершение. Шляпа и перчатки без плаща смотрелись бы странно. Хорошо, что в замке нет собственных адептов Изанбранда: тут в почете либо обычные лекари, либо слуги Итисберги. Совершенно не странно: лучше залечивать болезнь, а не просто снимать жар, согласны? Хотя с тем же воспалением лучше справится адепт Эйлимара. По крайней мере, я бы предпочел, чтобы мою болезнь остановили, не дав ей развиваться, а затем позвал бы лекаря. Вы ведь знаете, что маги Итисберги скорее помогут с посевами? Но некоторое отношение к жизненным сокам человека они тоже имеют, что правда, то правда.
  Пока он говорил, принц еще раз внимательно оглядел мужчину. Тот, похоже, являлся ровесником Итто и, хотя и был ниже ростом, казался таким же мощным. Оэдмалю оказалось просто представить Себальда с веслом в руках. Или с мечом. Черты лица, которые он успел заметить прежде, чем попал под магию взгляда мага, были крупноватыми, но не отталкивающими, а волосы имели грязно-русый оттенок, будто припыленные в походных условиях, и спускались до плеч, заплетенные во множество тонких кос. Пожалуй, и плащ, и шляпа, и перчатки действительно подходили его внешности. Но почему Реджинальд никак не высказался насчет одежды этого мага и даже допустил его до кровати Оэдмаля?
  - Я не ответил про Итто, извините. Нет, мы не знаем. Почему лодка перевернулась?
  - Не уверен, что я все понял верно, - задумчиво отозвался Оэдмаль и осмотрелся в поисках воды.
  - Хотите попить? - понял его без слов Себальд.
  Оэдмаль кивнул, и Себальд встал, подошел к подоконнику, где стояли кувшин с чашкой, налил воды и поднес ее к губам принца. Тот забрал чашку, показав, что не настолько слаб и может пить самостоятельно.
  - Эту воду пить можно, - зачем-то уточнил маг, а Оэдмаль успел сделать несколько глотков прежде, чем понял, о чем тот говорил.
  - Вы можете проверить, есть в жидкости яд или нет? - догадался он, возвращая чашку.
  - Кхм... можно и так сказать. Не волнуйтесь, мы сделаем все, чтобы вас не отравили. Так а что насчет лодки? - Он отнес чашку на подоконник и снова сел на кровать. - Вы видели что-то странное, не так ли?
  - Если это случилось на самом деле, конечно, - горько усмехнулся Оэдмаль. - Если да, то видел огромного огненного пса. Это он перевернул лодку. Странно, я ощутил исходящий от него жар, но он не поджег ни нашу одежду, ни корму лодки, хотя его лапа совершенно точно коснулась ее.
  - Огненного пса? - задумчиво переспросил Себальд и погладил подбородок.
  - Да. О... если я действительно это слышал, то Итто крикнул имя. Висмуот... Может, я путаю?
  - Нет, - покачал головой маг и отвернулся к окну.
  Некоторое время они молчали: Себальд явно обдумывал услышанное, а Оэдмаль не знал, что еще сказать. К горлу снова подступил кашель, однако принц сумел его сдержать. Только молчать долго он не мог. Они словно оплакивали Итто, а вместе с ним и их попытки остановить войну, а значит и Бреслингию с Осбруном и их будущее. Наконец, он решился и спросил:
  - Это был один из богов?
  - Да.
  Снова тишина. Оэдмаль выругался про себя и чуть не закашлялся вновь, прикрыл рот кулаком, затем вытер губы. Сбылось предостережение Фродоарда: они доверились магу, а тот навел на них бога, не разделяющего их цели. Они перешли дорогу богам, и результат не заставил себя ждать. Как же все-таки верно тогда заметил Фродоард! Почему только передумал?..
  - Этот бог... Висмуот... Он был богом Итто, да? - все-таки уточнил Оэдмаль.
  - Да.
  Оэдмаль уже решил, что разговора не состоится, и они будут молча дожидаться возвращение Фродоарда с Гуриалом, но тут Себальд обернулся и покачал головой:
  - Не ожидал от Висмуота такого. Совсем скверно, конечно, что даже он против, а еще что согласился разменять Итто. Итто - очень сильный маг... А может, потому и избавился от него: такие сильные маги опасны. Адепты Висмуота, я имею в виду. Но ничего, - он подбадривающее улыбнулся, хотя Оэдмалю от этого не стало легче: - Герберт скоро вернется. А мы проследим, чтобы вы до этого момента дожили.
  Вместо слабой надежды слова мага вызвали у Оэдмаля раздражение и даже злость: только что Себальд признался, что боги против них, а теперь пытается вселить уверенность, будто они справятся и остановят войну, а то что успел надумать себе принц - глупость, ведь все намного проще, чем кажется на первый взгляд. И залогом их победы, конечно, является личный королевский каратель лорд Герберт.
  - Почему Реджинальд позволяет вам быть здесь? И где охрана? - отрывисто поинтересовался Оэдмаль, не скрывая свои эмоции.
  На этот раз сдержать кашель не удалось. И если честно, Оэдмаль хотел было отпихнуть поданную миску, но потом понял, что сплевывать мокроту куда-то придется, и собственная постель - не лучшая замена услужливо подставленной посудине, потому вцепился в нее и не стал отдавать.
  Мысль о том, что к нему приставят Герберта убила последнюю веру в спасение. И они при этом издевались! Решили сохранить ему жизнь, чтобы отдать на милость Карающему Псу! Оэдмаль попытался вспомнить, почему доверился Фродоарду с такой легкостью, без оглядки, тому, кто окружил его сильными магами, чтобы те...
  - Охрана за дверями. Хелок и Реджинальд не смогли договориться, чьи ребята должны охранять вас. Так же Хелок не доверял королевским лекарям. Тогда Фродоард и нашел для них простого фестинского лекаря, ну и привел его слугу, способного унимать лихорадку. Я не был замечен ни в связи с королем, ни тем более с осбрунцами, так что меня и пустили. А тут в Фесту прибыл Гуриал Иахавр из Мирны. Кажется, именно его все и ждали. Бедняга. Он всего лишь хотел изучить возможности бреслингийской медицины. Думаю, он даже не понимает, почему за него так ухватились. Но его бояться не стоит: вы ему не нужны. А Герберта тем более не бойтесь: он больше всех хочет, чтобы не началась война. Сомневаетесь? Понимаю, но других заверений дать не могу. Потерпите немного: скоро все закончится.
  - Даже если боги не на моей стороне? - хмыкнул Оэдмаль, не отрывая взгляда от лица, спрятанного в тени шляпы.
  - Не все против вас - кто-то должен быть и на вашей стороне или хотя бы нейтрален. Если бы они были единодушны, война давно бы началась, так или иначе. А потому у нас еще есть надежда.
  Он улыбнулся шире и Оэдмаль кивнул. Он по-прежнему не думал, что может доверять Себальду и тем более Герберту, но выбора у него все равно не было. Он пытался что-то изменить - не вышло. Что теперь? Похоже, остается действительно только ждать, внимательно следя за окружающими, и действовать при первой возможности. Как - другой вопрос, но отдаваться им на милость Оэдмаль не собирался.
  В дверь постучали, но сразу, не дождавшись его разрешения, вошли. Принц скривился, увидев, что вслед за Гуриалом появился Реджинальд. Конечно, ему особого позволения не требуется. Хелок тоже был здесь. Все желали убедиться, что Оэдмалю ничего не угрожает. Интересно, они уже придумали изящный способ убийства и теперь цепко следят, чтобы их план ничто не нарушило? Оэдмаль испытал жуткое желание прогнать всех вон, но к горлу снова подступил кашель, так что он ничего не успел сказать, а Гуриал успел достать свои инструменты и подступил к нему. Себальд отошел к окну, приняв у гостя из Мирны его сумку и подавая по необходимости требуемые инструменты. Оэдмаль старательно представлял, что кроме лекаря, мага и слуги в комнате никого нет.
  - Это и правда воспаление легких, - вынес свой вердикт Гуриал, отдавая Себальду инструменты. - Но все не так уж и плохо. Вы начали хорошее лечение, а у меня есть как раз подходящий рецепт. - Он посмотрел на принца и мягко ему улыбнулся: - Неделя, и вы будете полностью здоровы. - Лекарь снова повернулся к Реджинальду и спросил: - Мне же не обязательно?..
  - Это брат его величества Эдерна Третьего, - напомнил тот. - Так что если вы не спешите, мы все будем крайне рады оказанной вами помощи.
  Гуриал что-то недовольно прохрипел, покачал головой, но все-таки сдался.
  - Если вы окажите мне потом полное содействие в моих изысканиях.
  - Да, конечно, - лучезарно улыбнулся король, подошел к идущему на выход лекарю, приобнял за плечи и пошел вместе с ним к двери. - Думаю, нам есть, что обсудить.
  - Считаете?.. - сначала нахмурился гость из Мирны, а затем даже просиял: - Неужели вас интересует опыт ее величества в образовании!
  - В образовании?.. А, да, да, кое-что слышал. Буду рад узнать подробности.
  Хелок задержался чуть дольше: подошел к кровати Оэдмаля, легонько тронул его за плечо и пообещал:
  - Я зайду чуть позже, ваше высочество. Отдыхайте.
  Оэдмаль лишь кивнул, а когда советник повернулся к нему спиной, прожег его затылок взглядом, полным ненависти. Какая трепетная забота! Кто бы мог подумать! Оэдмаля тут же посетила мысль: если он сейчас выберется из постели, затем вылезет в окно, оседлает лошадь и попытается ускакать, его застрелят? И если да, то кто именно и как они потом объяснят свой поступок гостю из Мирны? Ведь весь этот спектакль рассчитан на Гуриала Иахавра, поэтому ему и не позволили уехать.
  Принц тяжело вздохнул. Как же он умудрился во все это вляпаться? Где были его мозги, когда он соглашался поехать в Фесту, чтобы обсудить важные вопросы с королем Бреслингии, а на деле помочь брату в его священной цели возродить Кьерру? Ответ не пришлось долго ждать: улыбчивое лицо Меля и его рассказы о жизни магов в Бреслингии. Если бы не Мель, Оэдмаль отказался от затеи, и Хелоку пришлось везти его сюда насильно. Но Мель говорил так возбужденно, так искренне! Неужели он всего лишь притворялся? И знал ли он, что ценой свободы станет жизнь Оэдмаля? Да и его собственная, как оказалось, тоже.
  - Не вздыхайте так горестно, господин! - жизнерадостно воскликнул Фродоард и подошел к кровати с подносом. - Вас ждет очень даже вкусный супчик. И вы еще живы - что хорошо, разве вы не согласны?
  - Надолго ли? - горько усмехнулся Оэдмаль, однако к еде приступил. Он продолжал доверять Фродоарду, несмотря ни на что. Так странно...
  - Думаю, неделя в нашем распоряжении есть. Может, к тому времени приедет Герберт...
  - И казнит меня? - не успел прикусить язык принц и снова закашлялся.
  Фродоард забрал с его колен поднос, а Себальд подставил всю ту же миску, а потом дал полотенце.
  - Спасибо, - прохрипел Оэдмаль, приведя себя в порядок.
  Мальчишка вернул ему еду и с некоторым осуждением заявил:
  - Вам не кажется, что даже лекарь из Мирны поймет, что смерть от руки Герберта - приказ короля Реджинальда Первого? Тот ни за что не подпустит своего мага к вам. Точнее, попытается это сделать, позабыв, с кем связался. Герберт - это как мощная река. Как Дар Селиуба. Его не остановить и русло не изменить, по крайней мере, не так сразу. Может, старательно, медленно что-то и получится, но столько терпения у нашего короля нет. Да и времени тоже. А вы ешьте суп, поправляйтесь и живите полной жизнью. Иначе не вижу смысл вас спасать.
  Фродоард панибратски постучал принца по плечу и даже подмигнул, а Оэдмаль слишком устал, чтобы на это среагировать. Ему снова захотелось закрыть глаза, провалиться в сон и очнуться, когда все закончится. И если быть откровенным с собой, он бы постарался избежать необходимости выяснять, кто же из его окружения преследовал какой интерес, и кто из них был на самом деле опасен для его жизни.
  
  ***
  Оэдмаль действительно быстро шел на поправку: уже на второй день после принятия лекарства Гуриала Иахавра он смог встать с постели, а на третий - гулять в королевском саду. Сад был красив, особенно центральная клумба: множество разнообразных бутонов цвели, казалось, всеми цветами радуги, а из-за разной длины стеблей и искусственно сотворенных насыпей возникало ощущение, что перед принцем карта выдуманного мира. Что-то подобное было у их отца: на большом столе располагался весь Осбрун с вздымающимися по кроям горами, змейками-реками и маленькими, игрушечными городами. Отец не позволял им с братом играть на этой карте, хотя их так и подмывало собрать фигурки солдат и расставить на ней. Однажды они так и сделали. Идея принадлежала Эдерну, и он горячо обещал, что их не поймают и им ничего не угрожает. Позже Оэдмаль понял, что брат имел в виду себя - всю вину он свалил на младшего доверчивого братца.
  Как и сейчас.
  Оэдмаль пытался любоваться цветами и думать о стране, которую они изображали, не вспоминая историй из прошлого, но не мог, чувствуя на себе пристальные взгляды охранников. Временами ему казалось, что здесь собралась вся стража Фесты, готовая тут же насадить на штык пчелу, посмевшую пролететь слишком близко от лица принца. Интересно, а они выдерут с корнем кусты роз, если Оэдмаль поранится об один из шипов? Ему было смешно от этой мысли, но смех выходил какой-то нехороший, слишком нервным.
  Сад навевал и другие размышления: Оэдмаль припомнил, что именно здесь Мель встречался с Гербертом, когда пытался уговорить лорда поднять восстание против короля. И в тот последний для Меля вечер они тоже виделись здесь. Теперь уже Оэдмаль ждет в саду Герберта, а может, и собственную смерть. Эту параллель он старался откидывать тут же, как только она появлялась в голове, но избавиться полностью от нее так и не удалось. Фродоард всегда был рядом, но поделиться с ним своими страхами Оэдмаль не решился. Мальчишка снова и снова требовал от принца дышать свежим воздухом, радоваться солнцу и верить в светлое будущее, так что от страшных сравнений он просто отмахнется, но не сможет избавить от них Оэдмаля. Так зачем тратить слова впустую?
  С Себальдом принц виделся все реже, а когда уже не было возможности даже заикнуться о какой-либо температуре, маг вообще исчез из его поля зрения. На прощание он пообещал, что вместе с друзьями сделает все для долгой и счастливой жизни Оэдмаля, и принц признал вслух, что верит ему. Позже, конечно, вернулись страхи и обещания Себальда показались не более, чем попыткой успокоить нервничающего юношу, но в тот момент Оэдмаль и правда ему верил.
  Хотя кашель и продолжал преследовать принца, общее состояние пришло в норму раньше, чем Герберт успел добраться до Фесты. Оэдмаль не знал, радоваться тому или нет: если он окончательно поправился, им нет смысла больше задерживаться в Бреслингии, и он может потребовать от Хелока выдвигаться домой. В дороге его не убьют, Оэдмаль был уверен: списать нападение в пути на людей Реджинальда не удастся: тот с легкостью заявит, что принц пострадал от разбойников, и, конечно, король сделает все возможное, чтобы найти их и повесить, но стоит быть честными и признать, что даже в самом славном государстве разбойники имеются, а Бреслингия еще не до конца восстановилась после переворота. Да и в интересах Хелока станет охранть принца, ведь если не обвинять в случившемся разбойников, то следующем подозреваемым станет ближайшее окружение Оэдмаля. И тогда Реджинальд объявит Хелока не просто убийцей, но и пытающимся скинуть вину на самого Реджинальда, а это уже повод для войны. Так что Оэдмаль собирался в один из самых жарких дней, когда кашель уже почти не досаждал ему, потребовать у советника собирать вещи и возвращаться в Осбрун. Жалел он в тот момент только о том, что нельзя взять Фродоарда с собой: принц отлично помнил, с какого разговора началась их дружба, и уважал мнение парнишки, но с ним ему было бы надежней.
  Кстати, а где он?
  Оэдмаль огляделся, но не заметил даже тени слуги. Сзади послышались шаги, принц вздрогнул и резко обернулся: какой-то дворцовый служка с подносом. Он нахмурился и спросил, не видел ли тот Фродоарда.
  - Да вот только что и видел, - любезно отозвался тот, протягивая поднос, на котором стояла маленькая чашечка - с раствором от кашля, понял Оэдмаль. - Сказал, что ему нужно кое-что срочно уладить. А у вас время для лекарства. Нельзя пропускать время - так лекари всегда говорят. Вот он и попросил передать его вам.
  - Почему сам не сделал? Это же минутное дело, - нахмурился Оэдмаль еще сильнее, но взял чашечку.
  - Минутное, но и дело срочное.
  - Что за дело-то такое?
  - Кажется... встретить кого-то, - попытался припомнить слуга.
  Встретить? Неужели Герберт уже здесь?! Оэдмаля прошиб холод, но он тут же попытался взять себя в руки, отчаянно напоминая себе, что лорд Герберт - друг. Может, его приставят в качестве сопровождающего к отбывающему принцу? Тогда он точно будет в безопасности. Оэдмаль залпом выпил лекарство и поставил чашечку на поднос.
  - Встретишь его, передай, что я жду его здесь, - приказал он и двинулся дальше по аллее.
  В тени деревьев было очень хорошо: солнце не слепило глаза, да и ощущалась приятная прохлада. Только духота никуда не делась. Сейчас бы порыв ветерка... Оэдмаль жадно глотнул воздух, но словно так и не смог этого сделать. Воздух стал твердым и не проникал ни в ноздри, ни в рот. А тут еще и солнце загородили тучи. Наверное, будет гроза: вокруг потемнело настолько, что Оэдмаль с трудом видел силуэты стволов. Он попытался сделать еще один вдох, но вместо этого глотнул черноту, заполнившую его до последней клеточки.
  
  
  Глава 14. Верный ответ
  У Герберта так и не вышло разбудить Меля, хотя он и понимал, что эта попытка обернется полнейшим провалом: законы иллюзии не позволяли будить жертву насильно. А время шло. Один, два дня. Эхса не торопила его, но готовая к обратному пути телега говорила за нее. Да и сны... На самом деле видения Фродоарда действовали успокаивающе: тот словно специально создавал атмосферу, теплую и полную надежности. Лихорадка, охватившая Оэдмаля после падения в реку, сыграла им на руку: теперь за принцем мог следить не только его верный слуга, но и помощник лекаря, Себальд, снимающий жар одним прикосновением. Из снов выходило, что Герберту не нужно спешить с возвращением, однако он все равно считал иначе. Возможно, его присутствие подействует на гостей, и те, вспомнив о родине, решат, что слишком по ней соскучились, чтобы оставаться в Бреслингии. Герберт не очень верил в затишья, после которых не случаются бури, и все-таки его беспокоила другая часть видения.
  Он не был уверен, видел ли это на самом деле, или фантазия, сотканная из потаенных желаний и страхов, вплелась в сообщение от Фродоарда. Прежде, конечно, ничего подобного не случалось, и Герберт привык думать, что не видит ничего лишнего, кроме как иллюзий Меля, но данный эпизод не мог быть связан с ними, и теперь, при свете дня, Герберт был склонен думать, что он увидел сон, самый обычный сон, один из тех, которые не видел уже месяц. Но ночью, когда она появилась перед ним, воспринял видение совсем иначе. Он сначала даже не узнал ее: прошло так мало времени, а девушка изменилась невероятно. Пожалуй, Герберт больше не имел права именовать ее своей ученицей, пусть и бывшей. Он не успел толком разглядеть ее: только сделав шаг из тени к нему навстречу, девушка вытянула вперед руку и что-то уронила на землю, затем раздался треск, будто река пробуждалась ото льда. Он опустил взгляд: дорожка, ведущая к нему, светилась золотыми нитями. Снова все затрещало, и свет будто взорвал землю изнутри, разнес ее в клочья и ринулся навстречу небу. Герберт поднял глаза, но за лучами не смог отыскать девушку. Могла ли Рогнеда на самом деле проникнуть в видение, чтобы передать собственное послание? Его Рогнеда - нет, она всеми правдами и неправдами отворачивалась от Селиуба, хотя и пользовалась одним из знаний, доступных его адептам; эта же Рогнеда - вполне. Она не была похожа на просто мага, а стала чем-то большим - помощницей бога, почти его воплощением. Герберт знал, что такое возможно, и что часть истинных магов мечтает подняться на эту высоту, ожидая получить знания, прежде им недоступные, но сам он не принадлежал к их числу, уверенный, что тем самым попадет в еще большее рабство, от которого истинные маги пытались освободиться. А был ли выбор у Рогнеды, согласилась ли она по собственному желанию? И кто из богов или богинь выбрал ее в свои помощницы? Ответ напрашивался сам собой и тем самым несколько успокаивал Герберта: Айльберга по-прежнему казалась ему самой честной из божественного пантеона. Конечно, она могла заманить к себе девушку хитростью, но он все равно надеялся, что свою помощницу она в обиду не даст.
  Если, конечно, все это не являлось простым сном, мечтой о лучшей участи для Рогнеды. И Герберт не мог решить, как все-таки к нему отнестись. Ночью его била дрожь и он был уверен в необходимости тут же разбудить Меля или порвать связь с ним любыми способами. Но сейчас... Герберт посмотрел на потолок, над которым располагался чердак: Мель лежал там, не виноватый ни в том, что оказался в таком состоянии, ни в том, что из-за него Данхольт выйдет на Герберта. Мель был жертвой. Снова.
  - Герберт?
  Он вздрогнул и перевел взгляд на подошедшую Эхсу. Та увидела в его руках кухонный нож и присела на пол напротив.
  - Значит, так? - тихо спросила она, коснувшись ее колена. Ее жест должен был поддержать Герберта, наверное, но тот не испытал ничего и сам посмотрел на нож.
  - Мы можем продолжить сидеть здесь, пытаясь спрятаться от войны и богов, но, кажется, я запутался, есть ли в этом смысл. Или можем вернуться в столицу и попытаться что-то сделать, но для этого...
  Эхса ничего не ответила, только сильнее сжала колено Герберта.
  - Возможно, я уже выдал себя, так что мне все равно не скрыться, - усмехнулся тот, продолжая разглядывать нож, - но с заклинанием все равно нужно покончить. Ты знала, что некоторые маги, создававшие подобные иллюзии, погружались в них и теряли связь с реальностью? Не уверен, что это случалось на самом деле: сколько истинных магов могла породить Кьерра? Не так уж много, чтобы все описанные случаи были правдой. Скорее они выдуманы, как предостережение.
  - Скорее всего, - согласилась женщина, слегка поглаживая его ногу. - Ты разговорчив.
  - Извини.
  - Может, лучше это сделать иначе? Не ты...
  - Нет, именно я. Мое заклинание, я не смог вывести его из иллюзии, я и должен со всем разобраться. Собери вещи и мальчика, поезжайте и ждите меня у моста. Там в реке можно искупаться. И там красиво.
  - Тебе не обязательно быть одному...
  Герберт резко поднял глаза на Эхсу, а затем скинул ее руку.
  - Радхери не обязательно знать, что я сделаю. Так что мы должны уберечь его от этой правды. Остальное - не важно.
  - Он принц, Герберт, будущий король. Не думала, что ты способен беспокоиться о детской душе! Но этому мальчику придется повзрослеть и довольно-таки рано.
  - Но не сегодня. Эхса, я не буду с тобой спорить. Собирай вещи и уезжай.
  Она хотела возмутиться - он прочел это по ее взгляду и губам - но не стала. Может, потому что он сжимал нож, а может, слишком хорошо знала его упрямство. Герберту было все равно, что заставило ее подняться на ноги и отправиться искать Ради. Дождавшись, когда Эхса вышла из гостиной, Герберт еще раз посмотрел на нож, встал и поднялся по лестнице на чердак.
  Мель лежал на одеялах, укрытый покрывалом, голова покоилась на подушке - он словно спал и чуть улыбался своим видениям. Герберт грустно усмехнулся: он знал, что видит Мель, и не удивлялся спокойному выражению лица. Наверное, стоит закончить прямо сейчас. Чем больше Герберт оттягивает время, тем слабее рука держит нож. Мель не вскрикнет, и Ради если что и заметит, так просочившуюся сквозь доски кровь. Или ее впитают одеяла? Только все равно ему придется подождать, пока Эхса увезет мальчика: оставлять Меля на чердаке он не собирался. А потому...
  Герберт лег рядом с ним и уже после этого мысленно согласился, что от видения на прощание ничего плохого не будет: он скоротает время, а заодно покажет Мелю последнюю иллюзию, где постарается не вспоминать о Данхольте и не спорить с другом по пустякам.
  Подумав, он снял с себя амулет Тиорлинт, который носил все это время скорее по привычке, нежели потому, что действительно боялся оказаться во власти чьих-то чар. Да и чьих? Эхса на возможную возлюбленную не походила, а Радхери был ребенком, но привычка выработалась с годами, так что Герберт даже не замечал цепочки, что висела у него на шее. Он не думал, что амулет выстроил стену между ним и Мелем - ни о чем подобном он ни разу не слышал - но скоро все должно было закончиться, и Герберту хотелось быть действительно честным с другом, настолько, насколько позволит иллюзия.
  Отложив амулет, Герберт лег поудобнее и сжал в руке нож. Он никогда не проваливался в иллюзию полностью, не терял связь с реальностью и реагировал на нее, хотя зачастую реагировать было не на что, но все равно не знал, достаточно ли контролирует свое тело, чтобы в нужный момент нанести удар. Ему хотелось, чтобы Мель ушел счастливым, почти как...
  Герберт огляделся. Эта гостиная в небольшом доме - Герберт надеялся, что больше никогда не окажется здесь. Он знал, что когда бодрствует, иллюзии Меля идут своим чередом, но как только сам он проникает в них, они меняются, подчиняясь хозяину. Однако хозяин совершенно не хотел вернуться в прошлое, тогда почему?..
  Он сидел на ручке кресла Меля, как и в тот вечер, слушая революционные разговоры магов, приглашенных Мелем в их дом в надежде, что именно здесь они в безопасности. Как и в тот вечер... Таких вечеров была целая череда: собрания проходили довольно часто, и разговоры в целом походили один на другой, Мель сидел в этом же кресле, а Герберт - на его подлокотнике; только сейчас он оказался не в одном из череды, а в том самом вечере, на их последнем собрании. Герберту захотелось спрятать лицо в ладонях в надежде, что тогда ведение пропадет, но он не поддался желанию, прекрасно понимая, что это не поможет. Но почему вместо счастливейшей из иллюзий они с Мелем решили повторить самый темный день из прошлого?
  Мель что-то говорил, кажется, о недавно прочитанной книге, а Герберт тем временем оглядывал их гостей: десять юных магов, не истинных, но вполне подающих надежды. Каждого из них Герберт, тот Герберт, каким он стал, вполне мог довести до истинности, и они успешно прошли бы ритуал. Какая действенная сила! То, что они сделали впятером, вместе с этой десяткой прошло бы еще изящнее, а Реджинальд Первый не посмел бы даже мечтать о завоеваниях. Но те, кто так надеялся изменить порядок, не увидели случившегося, а Герберт даже не помнил их имен. Он хотел бы все изменить, но не мог - сказал себе, что не может.
  Как и в тот вечер он мысленно вернулся в день одной из их ссор с Мелем, серьезной и, как оказалось, ставшей последней. Если бы и Мель вспомнил о ней, так бы сильно цеплялся за Салистину?.. Цеплялся бы - раз он сам не сумел от нее отказаться, значит, вмешались боги и заставили забыть правду и принять новую.
  А ссора была вызвана тем, что Герберт снова смог переделать слова Меля так, что оказался в выигрыше. Как в случае с книгой путешественника: Мель тогда не хотел признавать, что Герберт выиграл спор, ведь он не купил книгу на базаре, как и не приобрел ее автора, просто столкнулся с ним там, но Герберт настоял на том, что это можно считать приобретением, если не смотреть на ситуацию прямо, а лишь слегка сдвинуть угол обзора. Из-за чего они поссорились в последний раз, Герберт не запомнил: куда важнее оказалось пари, что они заключили. Мель возмущался, даже орал, что остановило их от драки - неизвестно. Наверное, брошенная Мелем фраза: 'Ты - истинный адепт Салистины'. Под 'истинным', он, конечно, имел в виду другое - плутоватый слуга плутовки - но сама фраза рассмешила Герберта, чего он не скрыл. В первую очередь ему хотелось рассказать, кто такие истинные маги и Истинные боги и с кем Мелю следует сравнивать своего близкого друга, но он сдержался, решив, что тому не обязательно проникать так глубоко в запутанную систему богов и вообще лучше бы держаться от них подальше. И потому Герберт, подстегиваемый азартом, которого в нем в то время было через край, тут же поспорил с Мелем, что он поступит на службу к королю и отныне и навсегда станет выполнять приказы дословно, какие чувства сам при этом не испытывал, и не извратит ни одно распоряжение, чтобы оно удовлетворило и его самого и не шло, при тщательном рассмотрении, вразрез со словами короля. Конечно, он обещал так же трепетно относиться и к словам Меля, но служба королю, мечтающему надеть ошейники и намордники на всех магов Бреслингии, должна была стать настоящим вызовом Герберту, за что тот и ухватился, а Мель, уверенный, что друг способен лишь языком чесать, конечно, согласился.
  В тот день никто из них не думал, что спустя пару лет Мель не только проникнется сочувствием к магам, но и пожелает участвовать в подпольных встречах одной из групп революционно-настроенных магов и сблизится с ними настолько, что приведет их в собственный дом, который не должны были обыскивать, ведь там жил и верный подданный короля Идфреда. Наверное, не стоило ему посвящать Герберта в детали этих встреч и тем более звать его на них, но Мель скорее всего просто-напросто забыл об их договоренности и надеялся, что друг поможет заговорщикам. А Герберт помнил и, увы, слишком хорошо, а потому старался в них не участвовать, говоря, что не может не подчиняться королю. Но Мель всегда умел находить для него слова. На свою беду.
  И этот вечер отличался от других: Герберт сразу согласился на него прийти, как только узнал, что отговорить Меля от нынешней встречи не удастся. Сказать прямо о предстоящей операции он тоже не мог: та должна была стать тайной, что не раз подчеркнул Идфред. По хорошему, он даже предлагать перенести встречу в другое место или другой день не имел права, а потому он просто спросил, уверен ли Мель, что им следует собраться именно здесь и сегодня, и сделал это между делом, не концентрируя на вопросе внимание. Причин что-то менять Мель не видел, так что Герберт только кивнул, а чуть помолчав, добавил: 'Я тоже буду', чем несказанно обрадовал друга.
  Герберт кинул взгляд на Меля: таким счастливым, каким он был сейчас, Герберт его редко видел. Мель был молод и верил, что в его силах изменить мир, поскольку рядом надежные друзья. И он не заблуждался - иначе бы Идфред не отправил к ним Герберта и еще несколько убийц. Герберт мог бы сказать, что его совесть перед Мелем чиста: не он рассказал королю о компании друга - на них вышел другой маг, а Герберту дали задание проследить за ними и подтвердить или опровергнуть полученную информацию. И тут уже соврать или отказаться от задания значило нарушить данное Мелю обещание. Как и невыполнение приказа об уничтожении заговорщиков. Впрочем, даже если бы приказ дали не ему, он бы все равно вызвался участвовать: представить, что кто-то лишает Меля жизни он не мог. Точнее, мог, но тут же начинал задыхаться. Не убить моментально убийцу Меля у него не вышло бы, но более глупого поступка придумать невозможно.
  И Герберт, снова глядя на улыбающегося Меля, опять думал, имеет ли он право отойти от обещания, данного когда-то другу, если тот о нем позабыл? Конечно, нет ничего важнее данного Мелю слова, за исключением только жизни самого Меля, так почему для него первое все равно перевесило второе?
  К нему обратились с вопросом:
  - Если ты разделяешь наши мысли, почему до сих пор служишь Идфреду? До нас доходили слухи, что ты убил не одного мага... Или это лишь слухи?
  И Герберт вспомнил ответ на мучивший его мгновение назад вопрос прежде, чем Мель открыл рот.
  - Он дал клятву служить королю верой и правдой, - улыбнулся Мель, пару раз хлопнув по колену Герберта.
  - И что... он так и продолжит? Клятву никак не отменить?
  - Думаю, отменить, - продолжил улыбаться Мель и кинул на Герберта быстрый взгляд. - Только он должен кое в чем признаться.
  Но Герберт не знал, в чем именно. В этом и заключалась их трагедия. Возможно, признание должно было вытекать из слов, сказанных Мелем в ту ссору, но Герберт не помнил их совершенно. Только одну фразу и само пари. И потому не мог снять с себя обязательство. И ему оставалось только молчать и смотреть на Меля, невероятно счастливого в свои последние часы. Успеет ли он нанести удар прежде, чем тот узнает, что происходит? Герберт знал, что нет. Он нанесет удар в живот, и у Меля будет несколько мгновений, чтобы все понять. Надо было сделать иначе, например, перерезать горло, стоя за спиной, но Герберту показалось, что так поступать с близким другом нечестно. Герберт, каким он стал теперь, знал, что нечестно было дать Мелю понять, что он умирает и умирает от руки друга. Но вряд ли он сможет что-то изменить в иллюзии, и потому, когда Мель встал, чтобы пойти на кухню и поставить чайник, Герберт поднялся вслед за ним.
  Согласно плану, операция должна была начаться в определенное время, и то, что Мель решил разлить всем чай за несколько минут до нее, Герберт посчитал удачей. Он думал, что Мель не увидит смерть своих друзей, и тем самым не омрачатся его последние мгновения, но ему даже в голову не пришло, что он мог дать Мелю уйти незамеченным. Он действительно не рассматривал этот вариант? Невероятно! Что ж, он поступил верно, когда уничтожил себя прошлого. Впрочем, оказалось, не до конца.
  А Мель рассказывал какую-то занимательную историю, и Герберт улыбался, пытаясь вспомнить, о чем думал тогда, когда все происходило на самом деле. Жалел ли о том, что предстояло сделать? Кажется, жалел. И сердце ныло, хотя он думал, что не должно было. А по рукам пробежала мелкая дрожь, но он смог ее сдержать и не продемонстрировать Мелю. Какая нелепость! Он не слушал даже его последних слов! Хотя нет, самые последние он помнил: уже поставив чайник на огонь, Мель оперся о стол и задумчиво говорил о государстве, где маги не подчинялись королю, а являлись мостиком между людьми и богами, руками и устами богов, через которые те несли помощь людям. Он жалел, что Бреслингия - не та страна, но надеялся, что она ею станет.
  Вода в чайнике начала закипать, и Мель, стоящий дальше от закрытой на кухню двери, не слышал, как скрипнула входная дверь.
  - А ты как думаешь, только честно, нашим мечтам суждено сбыться? - спросил Мель.
  В этот момент он стал серьезным, но уверенности в его взгляде не убавилось. 'Кто мог подумать, что ты, именно ты, а не я, станешь революционером, Мель. Ведь ты всегда выступал за закон! Впрочем, это я, дурак, так думал, а ты шел за справедливостью'.
  Герберт улыбнулся Мелю и шагнул к нему.
  - Суждено, - тихо сказал он, уже тогда решив, что дал очередную клятву, и в тот же миг достал из ножен кинжал и вонзил его в живот Мелю.
  Тот судорожно вздохнул и непонимающе уставился на Герберта, обхватил руками его ладонь, но вытащить кинжал не смог. Герберт второй рукой приобнял друга и аккуратно посадил его на пол, оперев на ножку стола.
  - Прости, - прошептал он, закрыв глаза и прикоснувшись лбом ко лбу Меля.
  Вода в чайнике бурлила, и Герберт проклинал ее, мешающую слушать дыхание друга, будто последние попытки глотнуть воздух были чем-то необычайно важным. Кажется, в какой-то момент в его голове все-таки мелькнула мысль, что он еще может все изменить: наплевав на все обещания, позвать богов. Айльбергу, Эрмуина, кого-то еще - он звал бы их всех, но пока он вспоминал слова молитв, руки Меля упали с его ладони. Вот и все.
  А что было потом, Герберт помнил очень хорошо, хотя и не принимал всерьез - будто какое-то видение, один из ночных кошмаров. Он помнил, как поднялся, оставив кинжал в животе Меля - у него был другой, и он не хотел смешивать кровь друга с чьей-то еще - выключил чайник, а затем вышел в гостиную. На пороге он встретил одного из магов, ошалевшего от происходящего, желающего предупредить, но прежде, чем тот что-то сказал и заглянул на кухню, Герберт хладнокровно перерезал ему горло. Кажется, он убил еще двух или даже трех, но основная часть заговорщиков к его возвращению уже была мертва. Никто из них не был тяжело ранен: двое других слуг Идфреда работали так же чисто, как и он, чем и подписали себе смертный приговор. Но он будет приведен в исполнение гораздо позже, а сейчас они выполнили задание и даже не стали заглядывать на кухню, уверенные, что Герберт не позволил бы там никому укрыться. А Герберт, вытирая кинжал, поднял голову и увидел в дверях усмехающегося Данхольта и печального Данквара. Да, кое-какие боги все это время были здесь, и вряд ли стены мешали им наблюдать, что происходило на кухне. Осклабившись, Герберт перехватил кинжал и сделал несколько уверенных шагов по направлению к двери, но не дошел: близнецы отступили в темноту и исчезли.
  - Что-то не так? - спросил один из убийц, заметив, как именно держит кинжал Герберт.
  - Показалось, - бросил он в ответ и убрал оружие.
  Именно в тот момент третьему из орудий смерти Идфреда был вынесен смертный приговор.
  Герберт помнил все эти события четко и даже встал, выключил чайник, пошел к двери и... Оглянулся. Вышел кто-то другой, воспоминание, а он остался в кухне, неподвижно замер, глядя на тело Меля. Он на самом деле не видел его с такого ракурса: поднявшись, он больше не повернулся к другу. И позже не сам забрал тело, а подкупил одного из тех, кто занимался зачисткой дома после трагедии. Правда, зачем это делали другие люди, Герберт так и не понял: о совершенных ими убийствах всегда узнавали, но, наверное, на народ больший эффект производили чистые и убранные места казни, отчего возникало ощущение, что заговорщиков никогда и не существовало.
  Теперь же он смотрел на Меля, пытаясь осознать, что это произошло на самом деле. Свыкаться с мыслью, что друга больше нет, ему пришлось во время похорон, но в иллюзии он столкнулся с пониманием значительно раньше. Герберт уже хотел было снова подойти к Мелю, обнять, положить на пол, вытащить кинжал, сделать что-то еще, но тут между ними появились две фигуры. На высокой девушке было синее бархатное платье с длинными рукавами, подчеркивающее ее худобу, шикарные черные локоны скользили по правому плечу, с левой же стороны не было ни волос, ни даже кожи - чистый череп. Но она сделала шаг к Мелю и чуть повернулась, так что теперь Герберт видел только правую, прекрасную ее часть. Айльберга. А рядом с ней стоял юноша, ниже ее ростом, с золотистыми взъерошенными волосами и румянцем на щеках. Даже сейчас на устах Эрмуина сохранилась улыбка, но необычайно грустная, от взгляда на которую Герберту показалось, что его сердце разорвалось. Эрмуин присел рядом с Мелем. Он смотрел убитому в лицо, будто не замечал ни кинжала, ни раны. Проведя пальцами вдоль его лица, затем пригладив растрепавшиеся волосы (Герберт тут же разозлился, что не сделал этого сам, а оставил какому-то богу), юноша поднял голову на стоящую рядом девушку и негромко спросил:
  - Это неправильно, ты согласна?
  Айльберга не ответила, но Герберт заметил, как она медленно опустила ресницы и снова подняла.
  - И этого могло не произойти. Я видел письмо у Данхольта - он насмешливо показал его мне. Может, покажет и ему или сделает что-то еще.
  - Думаешь, он это сделал для тебя? - еле слышно спросила Айльберга.
  Эрмуин покачал головой:
  - Я - слишком мелкая монета. Поддеть меня, проходя мимо, - одно, но что-то делать только ради этого - совершенно другое. Думаю, он сделал это и для меня, и для него, и еще ради чего-то. Порой я жалею, что отстранился от них и не могу проследить за их игрой.
  - Не стоит жалеть. Одним пониманием их ходов не ограничилось бы. Бедный мальчик.
  Эрмуин снова посмотрел на Меля и провел ладонью по его волосам.
  - Он даже не был ничьим адептом.
  Айльберга не отозвалась. Она все также стояла, глядя на Эрмуина и Меля, а затем вдруг присела, провела правой рукой по подбородку Эрмуина и повернула его голову к себе. Их лица почти соприкасались.
  - Но если я помогу тебе, станет. И станет твоим, кого бы ни выбрал на самом деле. И ему не быть просто магом.
  - Поэтому ты так часто говоришь нет? - с улыбкой спросил Эрмуин.
  - Боюсь, что в очередной раз сильнее окажется все-таки моя печать. А мне они не нужны. Да и тебе...
  - Но не сегодня.
  - Сегодня он тебе нужен, - она снова медленно опустила ресницы и подняла. - Будь по-твоему. Не заставляй меня пожалеть. И... я не собираюсь никому говорить, даже ему, если он спросит.
  - Он ведь не глуп, сам догадается, - пожал плечами Эрмуин. - Но я не обмолвлюсь о твоем участии тоже.
  Он снова провел пальцами вдоль скулы Меля, а затем они исчезли, даже не поднявшись на ноги.
  Герберту показалось, что он только теперь смог сделать вдох. Он осел на пол и схватился за волосы: даже Эрмуин считал, что Герберт достаточно сообразителен, чтобы понять, как Мель вернулся к жизни. Или они говорили о ком-то еще? Герберт не выдержал и засмеялся, закрыв глаза и ударившись затылком о косяк. А ведь верно, иных способов и быть не могло! Но даже тогда, когда он прочел имя, оставленное Рогнедой, он не вспомнил все знания, доступные магам. Кажется, тогда он вообще не думал головой. Или решил, что боги могут воскрешать умерших, не обращаясь к Айльберге и Эрмуину. Что за идиот!
  - Сиран?
  Его смех оборвался, и он резко открыл глаза. Каким-то странным образом в иллюзиях ни Мель, ни другие персонажи не называли его по имени, но он чувствовал, что они обращаются именно к нему. И теперь, спустя много лет, он снова услышал свое прежнее имя, и произнес его Мель.
  - То есть, теперь Герберт, - поправился тот.
  Убитый Мель так и сидел возле стола, как и его убийца продолжал разделываться с остальными магами, а может, уже ушел из дома - как знать, как протекало время, когда Эрмуин и Айльберга заключали договор. Но Мель, пойманный в иллюзию, стоял перед Гербертом, создавшим ее. Он присел напротив, а Герберт силился прочесть в его лице зарождающиеся эмоции.
  - Это был ты. А я и не признал, - он рассмеялся, а затем оглянулся за собственное тело, лишенное жизни. - Значит, Эрмуин? Ему спасибо?
  Герберт распахнул глаза и тут же посмотрел на свои руки. Он поспешил откинуть нож и успокоить сердце: как бы он ни верил, что контролирует свое тело в реальности, но в момент, когда он пронзал Меля в иллюзии, рука его не послушалась. И теперь, глядя на то, как Мель садится на одеялах, Герберт радовался, что ошибся. Он хотел кинуться на друга и заключить его в объятьях, но и тут тело отказалось подчиняться. И, наверное, снова к лучшему: оглядевшись, друг уставился на Герберта, и его улыбчивое лицо помрачнело.
  - Зачем ты это сделал? - хрипло спросил Мель, отодвигаясь от Герберта. Нож он не заметил, случайно накрыв его покрывалом, когда откинул его.
  Герберт поспешил найти амулет Тиорлинт и надеть его.
  - Что именно? - спросил он с кривой улыбкой, вновь посмотрев на Меля. - Отправил в иллюзию или же?..
  - Второе меня интересовало очень долго, - холодно отрезал Мель. - Но я узнал, что Сиран мертв, и потому похоронил вопрос вместе с ним. Но оказалось, мы с тобой не задержались среди покойников.
  - Я не... не умирал в полном смысле этого слова. Это несколько иное заклинание. Но Сиран и правда мертв.
  - Что-то, глядя в твои глаза, я уже сомневаюсь, - хмыкнул Мель. - Так я могу получить ответ?
  - Сиран был именно тем, кем ты его считал. Упрямым дураком.
  - Будто усыпил меня кто-то другой! - расхохотался тот и снова осклабился, ожидая услышать продолжение.
  - В какой-то мере ты прав - иллюзию сотворил Сиран, а разгребал уже я.
  - Да заткнись ты! - не выдержал Мель и взмахнул руками. Он бы, пожалуй, поднялся на ноги, не будь потолок на чердаке таким низким. - Заткнись и не открывай свой рот, пока не примешь одну простую вещь: Сиран и ты - один и тот же человек. Нельзя говорить о себе как о ком-то постороннем.
  - Как скажешь.
  Объяснять Мелю, что Герберт сделал все, чтобы распрощаться с прошлым, и был не рад, когда прошлое его настигло и взяло над ним верх, было бы сродни попытке рассказать об Истинных богах простому крестьянину. Им не стоит тратить время на эту бессмыслицу.
  - Какой ты покладистый, - усмехнулся Мель, скрестив руки на груди. - Но в чем заключалась такая горячая необходимость рассказать мне, что я должен быть адептом Эрмуина?
  - Это... - начал было Герберт, но поперхнулся своими словами, поняв, что хочет сказать, что причина заключалась в ненависти Сирана к Данхольту. Качнув головой, он продолжил: - ...из-за моего презрения к богу-плуту. Не хотел признавать, что ты стал его слугой.
  - Адептом. И не его, а Салистины.
  - Невелика разница, Мель. И все же... почему ты забыл про Эрмуина? Он должен был оберегать тебя. Ты помнил, как воскрес?
  - Смутно, - отозвался друг и задумался. - На самом деле я был уверен, что Сиран меня тяжело ранил. Потом провал... А, потом я задавался вопросом, почему близкий мне человек так со мной поступил, когда появились они.
  - Близнецы? - догадался Герберт.
  Мель кивнул, попытался вспомнить что-то еще и продолжил:
  - Один из них спросил, хочу ли, чтобы моя голова больше не болела. Странно, но в тот момент мне показалось, что голова расколется на куски, если ничего не сделать, и я согласился. Они коснулись моих виском, и мне сразу полегчало. Я провалился в сон, а очнулся уже в Осбруне. Дальше как-то все сумбурно. Кажется, я понял, что теперь тоже маг, начал общаться с магами, узнавать, как все происходит, и выбрал Салистину.
  - Видимо, потому что они поиздевались над тобой, - хохотнул Герберт. - Заодно заблокировали воспоминания про Эрмуина. И потому ты никак не мог выбраться из иллюзии, и только повторение той сцены...
  - Да-да, может быть, - задумчиво произнес Мель, глядя на свои пальцы, а затем резко поднял глаза на Герберта и добавил: - А может, я слишком хорошо знал одного адепта Салистины...
  Герберт молча смотрел в темно-карие глаза. Слов не находилось.
  - А ты, тем временем, воспользовался моей доверчивостью и, кажется, даже похитил, - хмыкнул Мель, скорее чтобы нарушить повисшее молчание, нежели чем обличить очередную вину Герберта.
  - Если бы я оставил тебя в таком состоянии в Фесте, началась бы война. Ты знаешь, что именно ее ты пытался спровоцировать, когда склонял меня к восстанию?
  - Война? О чем ты! Да, я хотел, чтобы ты поднял восстание, сверг короля, чтобы маги Бреслингии обрели свободу, которая полагается им по рождению!
  - А потом на территорию Бреслингии вошли бы бравые солдаты Осбруна, намереваясь навести порядки, и поставили бы во главе этой страны своего наместника, тем самым объединив ее и Осбрун под своим гербом.
  - Очень сомнительное предприятие, - нахмурился Мель.
  - Ну уж лучше маги, чем решившая свергнуть короля знать или же оскорбленная королева, - рассмеялся Герберт. Ему пришлось взять паузу: слишком много он сказал, слишком длинные фразы произнес, а это еще не конец разговора. Сделав глубокий вдох, он продолжил: - Маги действительно могли подавить армию Реджинальда или поступить как-то иначе. Собственно, подобное уже случилось, не так давно, и я прекрасно знаю, как это делается, - он нехорошо улыбнулся. - Эдерну только требовалось рассчитать момент, когда вводить свои войска с лучшими из магов, чтобы выступить миротворцем и отхватить кусок. Мирна бы не стала влезать, убежденная, что Осбрун не при чем. Хотя, может, и не убежденная, но успокаивающая себя этой мыслью - война ей не нужна. Но я бы на месте Стерен не допустил бы захват одной из стран - как Бреслингии, так и Осбруна, ведь тогда Мирна окажется на очереди. Осбрун же рассуждает иначе.
  Герберт замолчал и стал ожидать реакции Меля. Тот же провел рукой вдоль подбородка и усмехнулся.
  - А знаешь, что забавно?
  - Не думаю. Что?
  - Ты все-таки попытался осуществить мою мечту. Если я верно понял, ты сделал Идфреда Усопшим?
  - Не один, но да.
  - Но новый король не намного лучше.
  - Лучше, но имеет собственные недостатки. Ты так и не услышал моих ответов. Маги Бреслингии свободны.
  - Не так, как в Осбруне! Будто я не слышал, чем ты занимаешься! Ха, кажется, у тебя это вошло в привычку, не так ли?
  - Если согласишься остаться и если мы не допустим войну, я покажу, чем занимаюсь на самом деле.
  - Но никто же не поднимает восстание, - напомнил Мель, с подозрением глядя на Герберта. Тот спокойно встретил его взгляд.
  - Нет, и потому бедняга Оэдмаль под угрозой. Надеюсь, что хотя бы ваша дружба была правдой.
  - Что значит 'хотя бы'? Не я здесь главный предатель! - возмутился Мель и подполз ближе к Герберту, перекрывающему собой проход к лестнице. - Да, мы были дружны. Не как с тобой, когда ты звался Сираном, но как с тобой, назвавшимся Гербертом. Проклятье! И я делю тебя на двух разных людей!
  - Может, это печать моих богов? - грустно усмехнулся Герберт. На деле же он не верил, что его двойственность как-то связана с близнецами: такова участь каждого, кто осуществил переход. Перейти в новое тело и не обрести новый характер невозможно - это действительно начало новой жизни, но с нестираемым отпечатком старой.
  - Значит, теперь ты Данквар? - рассмеялся Мель, приблизившись совсем вплотную.
  - Стараюсь быть им, раз уйти от близнецов не удалось.
  - Ладно, посмотрим, - хмыкнул Мель, замер, чего-то ожидая, но так и не получив нужного, поинтересовался: - Ты так и будешь сидеть, или мы спустимся отсюда? Лично у меня колени уже начинают ныть.
  Герберт кивнул, добрался до лестницы и начал спускаться. Одеяла, подушки и кухонный нож они оставили лежать на чердаке.
  
  ***
  Меля не обрадовала перспектива ехать на одной лошади с Гербертом, но других вариантов все равно не было. Он, ерничая, поинтересовался, почему Эхса уехала без него и оставила только одну лошадь, однако у Герберта нашлось вполне логичное объяснение без открытия правды.
  - Телега едет медленнее, чем скачет всадник, а нам уже следует поспешить. Но лошадей у нас только две. Ты же не считаешь, что Эхса должна была сама тащить телегу?
  Мель усмехнулся и признал, что логика в его словах есть. Герберт улыбнулся, сел на лошадь и дождался, когда залезет друг.
  - И все-таки, что здесь происходит?
  Герберт успел рассказать ему все, пока они добирались до Родной: кое-какие сведения Мель уже получил, остальное Герберт сообщил в своей лаконичной манере. В особых подробностях Мель не нуждался, но и без комментариев не обошлось.
  - Ты так откровенен с тем, кто чуть не устроил саботаж в твоей стране, - усмехнулся друг после недолгого молчания. Наверное, он бы рассмеялся, узнав, что Герберт до сих пор считает его именно другом, никак иначе.
  - Уже не устроишь, - резонно заметил Герберт. - И ты собирался разобраться в ситуации.
  - Я еще не дал обещание, что останусь здесь и посмотрю на твою работу! - возмутился Мель.
  Герберт не ответил: он считал, что после всего произошедшего и открывшейся правды Мель не захочет и дальше быть всего лишь бездумной марионеткой в чьих-либо руках. Разумеется, этот парень мог сильно измениться за последние годы, но Герберт чувствовал, что не ошибается в своем предположении. И молчание за спиной только усиливало его уверенность.
  - Ты полный идиот, Сиран, - пробурчал Мель, ткнув Герберта в спину.
  - Знаю, - тихо отозвался тот.
  Когда дорога вывела их к реке, Герберт ощутил мимолетный приступ паники: ни на мосту, ни за ним, ни в ближайших окрестностях он не увидел телеги. В такой дали - бандиты? Очень странно. Здесь некого было грабить, так что Герберт сомневался, что они здесь промышляли. Тогда где Эхса и Ради?
  Промчавшись по мосту, Герберт едва приостановил лошадь прежде, чем соскочить с нее, кинув Мелю поводья и дав распоряжение оставаться здесь. Нужно найти следы. Эсха должна была остановиться где-то либо на дороге, либо на окраине. И если он найдет следы, то сможет понять, куда...
  - Герберт!
  Мужчина обернулся на звук и упал на колени, чтобы обнять бегущего к нему мальчика.
  - Эхса сказала: нужно спрятаться, - всхлипывая от облегчения, объяснил Ради. Он уткнулся в плечо Герберта и не желал его отпускать, тому оставалось лишь гладить волосы юного принца. - Мне не хотелось ехать без тебя, но она сказала, что так надо. А потом мы спрятали телегу. И лошадь. А сами залезли под мост. Эхса показала, как запутать следы на траве.
  Ради наконец оторвался от плеча Герберта и посмотрел ему в глаза. В его взгляде так и читался вопрос: 'Мы молодцы, правда?', потому Герберт сжал его плечи и мягко улыбнулся:
  - Вы все сделали правильно. И следы хорошо спрятали. Вы молодцы.
  Эхса тем временем подошла к ним и положила руку на плечо Герберта, а затем оглянулась и увидела второго всадника. Она не успела ничего спросить: Мель спешился, приблизился и протянул ей руку. Эхса поняла намек и позволила поцеловать свою руку.
  - Леди Эхса Ковейн, рад познакомиться с вами, красавицей, вскружившей мне голову, - галантно произнес Мель и широко улыбнулся, а затем перевел взгляд на Герберта, уже холодный, даже колкий, и спросил: - Или я могу придумать другую легенду? Леди, не поймите неправильно, вы прекрасны! Но я склонен верить, что не являюсь таким уж дураком, способным променять идею на женщину, пусть и достойную во всех смыслах.
  - Можешь придумать другую, которая объяснит, почему ты хочешь остановить войну, - пожав плечами, отозвался Герберт и поднялся. Ради держался рядом, совершенно не стесняясь проявленных чувств.
  Герберт еще раз погладил мальчика по голове, а затем спросил Эхсу:
  - Где телега? Нам надо спешить.
  Женщина без лишних слов скрылась в подлеске, оставив мужчин и мальчика ждать ее около моста. Радхери стоял, почти прижавшись к ноге Герберта, упрямо разглядывая Меля.
  - А вы извинились? - внезапно поинтересовался он.
  - Извинился? - не понял его Мель.
  - Вы были наказаны, но теперь - нет. Он сжалился над вами или вы извинились?
  - О... я был наказан! - присвистнул Мель и одарил Герберта очередным ледяным взглядом. - Да, ты все верно говоришь. Я... признал, что был не прав. Этого оказалось достаточно. Разглядеть свои ошибки трудно, малыш, - он улыбнулся Ради, - а еще сложнее признать их вслух. Так что учись этому непростому делу с детства. Пригодится. Чтобы тебя не наказывали.
  И снова холодный взгляд, адресованный Герберту. Мужчина не смог сдержать улыбки. Мель, конечно, злился, имея на то полное право, но считать эту злость опасной Герберт не мог.
  - Позволишь задать один вопрос? - скрестив руки, хмыкнул Мель, явно уязвленный его улыбкой.
  - Сколько угодно.
  - Ты сказал, что нам надо спешить.
  - Да.
  - И собираешься ехать в Фесту на телеге. Мы недалеко?
  - Очень далеко.
  - А телега едет медленно.
  - К сожалению.
  - И?..
  - Так в этом заключается вопрос? В 'И?'
  Мель закатил глаза, поднял лицо к небу, спрятал его в ладонях, затем с громким выдохом стер наваждение с лица и снова уставился на Герберта. Его взгляд вопил: 'Ты это серьезно?!'
  - Есть другой вариант? - приподнял бровь Герберт.
  - Да, и вполне очевидный: взять лошадь и скакать во весь опор.
  - Ради не выдержит такой темп.
  - А я сказал 'взять ребенка с собой'?
  Герберт рассмеялся, потер подбородок и тут же сурово посмотрел на Меля.
  - Я не оставлю принца.
  - Не доверяешь своей подруге? - усмехнулся Мель. - Но при этом отправил их двоих вперед, пока снимал с меня иллюзию.
  - Здесь еще не так опасно... - начал было отвечать Герберт, но тут же осекся. Мель был прав, и время играло против них. Если он не воспользуется советом друга, опасно станет везде. А Эхса стала мальчику почти матерью и по тому, как они спрятались под мостом, можно было судить, насколько великолепна она в качестве защитницы. - Хорошо. Ты прав. Но а сам что станешь делать? Поедешь с ними?
  Мель пожал плечами и огляделся.
  - Если бы можно было достать еще одну лошадь...
  - Зачем нам еще одна? - спросила Эхса, выведшая лошадь с телегой на дорогу.
  - Они хотят поехать вперед, - тут же ответил Ради. - Так быстрее.
  - Хм, а они правы. Я могла бы купить лошадку в селении, - предложила женщина. - Но, боюсь, не шустрого скакуна. Моя лошадка быстрая. Твоя, конечно, ей уступает, но тоже хороша. Ну а нам подойдет рабочая, не слишком торопливая, но выносливая, да, Ради?
  Мальчик кивнул, но выглядел подавленно. Он не хотел отпускать Герберта - еще сильней прижался к его ноге - но не канючил и не устраивал истерику. Герберт знал, что стоит ему направиться к лошади, Ради тут же его отпустит. Он снова погладил мальчика по голове.
  - Пока я договариваюсь с крестьянами, соберите себе провизию и прочее необходимое, но так, чтобы и нам осталось, - распорядилась Эхса, подошла к Радхери, тоже погладил его по волосам, по щеке, затем вернулась к телеге, взяла сумку и пешком отправилась обратно по мосту.
  Герберт занялся сумками, а Мель распряг телегу и оседлал лошадь.
  - Думаешь, у тебя найдется время на чтение? - рассмеялся он, заглянув Герберту через плечо.
  - Как знать, - отозвался тот, пряча в сумке книгу путешественника. Мель не успел рассмотреть ее. Может, даже к лучшему. Герберт, неуверенный в возможной реакции друга, не хотел, чтобы Мель вспоминал старую историю.
  Еды они взяли немного, а воду поделили поровну. Покрывало им досталось одно на двоих, что вызвало шквал ехидных замечаний. Мель не забыл припомнить ту королевскую постель, что устроил ему Герберт на чердаке.
  - Мы должны были ночевать в телеге, - попытался поставить его на место Герберт, но сделал только хуже.
  - Неужели все легенды о тебе - просто сказочки? Ты действительно не собирался спешить в Фесту верхом?
  Герберт ответил ему уничтожительным взглядом, затем отвернулся, чтобы прикрепить сумку к седлу. Он не собирался говорить ни Мелю, ни даже Эхсе, что после разрыва иллюзии тем единственным способом, что он видел, Герберт, нет, Сиран не думал возвращаться в Фесту и пытаться остановить амбициозных королей. Сирану, уставшему от всех правителей с их глупыми мечтами и богов с играми не по правилам, было все равно, что станет с Бреслингией, которой он принес столько жертв. Нет, он собирался забрать Радхери и уехать в Мирну, а может, вообще за океан. Так зачем ему было спешить в столицу?
  Герберт усмехнулся и потрепал лошадь по загривку, напоминая самому себе, что Сиран - это прошлое. Да, он продолжает за него расплачиваться, но возвращаться в него не имеет право.
  Мель стоял рядом и ждал ответ - Герберт чувствовал его взгляд. Как бы он, или тот мальчишка, запрятанный глубоко внутри, но зачастивший вырываться наружу, ни старались, но Мель, похоже, все-таки разочаровался в нем.
  - Хочешь одеяло - можешь вернуться за ним в дом, - бросил, не оборачиваясь, Герберт и услышал шумный выдох.
  Реакция Меля вызывала у него смех, и Герберт понял, что уже не настолько зависит от оправданных или не очень ожиданий Меля. Конечно, он совершил череду не слишком обдуманных поступков, что хорошо понимал и теперь пытался их исправить. Сейчас же, когда с Мелем все в порядке, а за его плечами не маячат близнецы, Герберт мог начать думать головой, и это успокаивало.
  Пока они ждали Эхсу, Ради похвастался перед Мелем своими игрушками. Он показал и те, что подарила ему женщина, но про них говорил не так много, как про те, что смастерил вместе с Гербертом: у каждой из последних была своя история, которую Радхери с упоением рассказывал.
  - Ваш будущий король обещает стать благородным и мудрым правителем, - заметил Мель, посмотрев на Герберта, и на этот раз его взгляд был вполне дружелюбным. - Если его не испортят, конечно.
  - Прослежу, чтобы твои надежды оправдались, - пообещал Герберт и приобнял мальчика, сидящего в этот момент рядом с ним.
  - Хм. А может, я все-таки добился своего? - задумчиво протянул Мель, глядя на юного принца. Поймал на себе непонимающий взгляд Герберта и пояснил с улыбкой: - Твой воспитанник ведь станет относиться к магам как следует. Вроде я ничего не сделал, но если бы не твоя выходка, ты вряд ли бы настолько прикипел к мальчонке...
  - Прикипел? - фыркнул Герберт. - Ты что-то путаешь. Я же Карающий Пес. У меня нет чувств.
  - Да-да, и думаешь ты всегда головой, - ухмыльнулся Мель. - Мне кажется, или мы о чем-то подобном говорили в иллюзиях?
  Герберт ограничился одной улыбкой ему в ответ.
  
  
  Глава 15. Светлое будущее
  Мель оказался прав: пусть и не резвые, лошади мчались по дороге значительно быстрее, чем ехал бы любой экипаж. Герберта успокаивала и мысль, что Радхери лучше находиться вдали от Фесты - на всякий случай. Если они успеют, и Герберт сможет сопроводить принца Оэдмаля до границы без приключений, будущий наследник тем временем спокойно доберется до дворца и воссоединится с семьей. Эхсе Герберт доверился, да и странно было подозревать ее в чем-либо после дворцового переворота, где она сыграла не последнюю роль. Этот мир нужен был ей не меньше, чем Герберту. Но король Реджинальд мог ополчиться против леди Ковейн, променявшую родину на мужчину. Возможно, даже должен был так поступить, чтобы не появилось лишних вопросов о созданной легенде. Или же он продемонстрировал бы свою милость, что заранее предугадать невозможно, и потому Герберт не хотел, чтобы Эхса возвращала сына королю. На этот случай у него есть верный Фродоард.
  Лошади несли наездников, почти не зная отдыха, и в Герберте возрастала уверенность, что именно так и будет, других вариантов развития событий можно уже не опасаться, но если вдруг они опоздают, отставание Эхсы и Ради спасут их. Конечно, на то, чтобы войска Осбруна вошли в Бреслинию и дошли до Фесты, потребуется время, но чутье подсказывало Герберту, что его потребуется не так уж и много: короли, только и ждущие вескую причину, чтобы напасть друг на друга, наверняка уже стянули войска вдоль границ, ну а гонца Реджинальд выберет самого быстрого. Безусловно, король Бреслингии не стал бы устраивать дешевые интриги, если бы не собирался вести сражение на чужой территории, но мог ли он знать наверняка силу противника? Да и без военных действий на землях Бреслингии найдется немало поводов для беспокойств. Для начала все те же маги. И пусть новый король разительно отличался от прежнего в своем отношении к ним, недовольных хватало. Герберт прекрасно знал, как они относятся к действиям Карающего Пса Реджинальда, и часть из них действительно думала о новом перевороте, желая увидеть на троне того, кто не станет даже угрожать магам, будто не понимала, что вылазки Герберта связаны не с тем, маги они или нет, а с мыслями, что роятся в их головах. О том, что страдали и другие вельможи, маги умудрялись тут же забывать. Кроме того среди них имелись и те, чьи амбиции не позволяли мириться с нынешним положением. Конечно, теперь маги не являлись собственностью короля, но на политику Реджинальда они влияли мало, что их и не устраивало. Они вполне могли воспользоваться отвлеченным вниманием правителя, чтобы нанести удар со спины. Но кроме магов в более уязвленном положении оказались те представители знатных родов, что не связаны с богами. Они верой и правдой служили прежнему королю, владели наделами, являлись наместниками городов, за развитие которых и отвечали, и им совсем не нравилась перспектива потерять хоть часть своих земель, которую Реджинальд пообещал магам, служащим ему. Об объединении Кьерры в единое государство они не думали, сомневаясь, что Реджинальд разделит полученные земли между ними: чтобы избежать восстания, ему придется умасливать знать Осбруна, и это понимали все, кто знал о политике не понаслышке. Ну а если у руля объединенного государства встанет Эдерн Третий, никто не брался предсказать будущее Бреслингии. Пожалуй, лучше оставить все, как есть, наладив отношения между государствами так, чтобы они устраивали обоих. Но могли представители древних родов высказать свое мнение относительно действий Реджинальда вслух? Их власть зиждилась на деньгах и уважении, но второе постепенно забывалось, когда все большее значение приобретала магическая сила, да и первого легко лишиться, если не можешь ничего противопоставить нападающим. Знати, боящейся магов, приходилось молчать, но как только Реджинальд отправит всех служителей богам на восток, знать сможет поднять голову. Вряд ли их восстание в конечном итоге приведет к желаемому результату, но не он беспокоил Герберта, а период смуты. Вызывало сомнение и отношение простых крестьян к войне. Еще не все селения и города добились процветания, а король уже мобилизует сильных здоровых мужчин, отрывая их от семьи непонятно с какой целью. Все ли без лишних споров согласятся служить Бреслингии, или же кто-то решит, что куда вернее заниматься обустройством своего государства, а не завоевывать новое? Ну и, наконец, любители легкой наживы, которых всегда хватало, могут почувствовать безнаказанность, напав на несколько незащищенных деревень. Думал ли обо всем этом Реджинальд? Конечно, нет. Он хотел любой ценой стать императором Кьерры, а с последствиями своей горячности разобраться позже. Как скоро наступят эти самые последствия, Герберт не знал, но всерьез беспокоился о судьбе Радхери, который мог пострадать и как принц, будущий наследник престола, и как мальчишка, оказавшийся не в то время не в том месте.
  Герберт старался не думать о плохом исходе, но когда мысли снова догоняли его, пытался спланировать свои дальнейшие действия. Раньше он намеревался скрыться с Ради в Мирне, но теперь опасался, что такой возможности не будет. Стоит ли ему наплевать на судьбу Кьерры, забрать мальчика, прихватить с собой Меля, Фродоарда, Себальда и Эхсу, сесть в Брачке на корабль и покинуть опостылевшие земли? Он был уверен, что ни Фродоард, ни Себальд спорить с ним не станут: они слишком много сил отдали ради мира в Кьерре, чтобы не испытать того же разочарования, что подкрадывалось к Герберту. Эхса могла воспротивиться, но ее отношения с мальчиком стали достаточно крепкими, чтобы ради него она передумала. Мель же... Герберт при мысли о побеге, одним из участников которого станет его друг, старался не смотреть на скачущего рядом парня, иначе бы не сдержал улыбки. Если уговоры не подействуют, Мель отправится через море не по своей воле. Не хотелось так поступать, но Герберт готов был снова ущемить свободу друга, лишь бы тот не попал в жернова войны. И тогда в Кьерре останется лишь один человек, за которого беспокоился Герберт. Но она уже прочно связана с богами, так что вряд ли игры людей ей способны навредить.
  - А полезно все-таки среди друзей иметь истинного адепта Гаспальда, - усмехнулся Мель, когда они устраивались на ночь, и Герберт сообщил, что от Фродоарда пока не приходило дурных вестей.
  - Полезно иметь в друзьях любого истинного адепта, вне зависимости от бога, к которому он взывает, - поправил его тот. - Количество же таких врагов следует сокращать до минимально возможного числа.
  - И много ли в Бреслингии таких, как ты? - чуть прищурившись, поинтересовался Мель.
  - Сколько бы ни было, ты скоро станешь одним из них.
  - О, то есть ты уверен, что я обязан проявить благодарность за спасение собственной жизни?
  Герберт пожал плечами и равнодушно напомнил:
  - Ты слышал их так же хорошо, как и я. Да, твой нос все еще пестрит от веснушек, но щеки румяны, и от этого тебе никуда не деться. К тому же Эрмуин, кажется, неплохой бог: он искренне сожалел о твоей смерти и вернул к жизни по собственному желанию, хотя ты даже не был магом. Да и знание ты от него получишь очень мощное.
  - Мощнее твоего? - недоверчиво поинтересовался Мель. Взгляд его был крайне насмешливым.
  - Мощнее. Конечно, твое мнение может отличаться от моего, но я бы назвал самыми могущественными истинных адептов Айльберги, Эрмуина и Мейо. Знания других богов полезны, не спорю, но только эта троица напрямую связана с жизнью.
  - И смертью.
  - И смертью. Но с жизнью в первую очередь.
  Они замолчали. Действительно ли Мель задумался о сказанном Гербертом или же пропустил все мимо ушей, сложно было понять, но тот надеялся, что другу хватит ума вынести из случившегося полезный урок, а не носить все оставшееся время шкуру оскорбленного. Мель, конечно, имел на последнее полное право, но кому, как ни Герберту, знать, что подобное поведение ни к чему не приведет.
  Он искоса бросал взгляд на друга, понимая, что тому нужен наставник. Не зная, с какой целью Эрмуин вернул его к жизни, нельзя было и надеяться, что бог возьмет своего любимчика под крыло. Да даже если и так, полностью доверять покровителям маги в здравом уме не могли, и именно потому наставничество имело столь широкое распространение. Каждый маг, представляющий из себя хоть что-то, знал, что без умения анализировать ситуацию и понимать характеры богов новички превратятся в бездумные марионетки. Такую судьбу пожелать другому магу могли лишь последние эгоисты. А Мель был не просто каким-то другим магом, но если Герберт только попытается заикнуться о своей роли наставника, Мель уйдет. Потому и приходилось передавать знания в таком вот незатейливом виде, смешивая с прочей пустой болтовней на привале, искренне надеясь, что они осядут в мозгу друга.
  - А ты можешь что-то передать через сны адепту Гаспальда или вынужден только выслушивать? - вернулся к более интересному вопросу Мель.
  - Могу. И могу задавать вопросы, уточняя рассказанное. Если у Фродоарда есть ответ, он тут же его даст.
  - Так тебе не хочется узнать, что там происходит? Сколько мы уже в пути? Два дня...
  - Три.
  - Три дня - никаких известий!
  - Две ночи. Днем я не сплю, да и он вряд ли может.
  - Вы оба должны спать? - живо заинтересовался Мель.
  - Именно. Иначе никак.
  - Ну тогда, может, этой ночью свяжешься с ним и узнаешь, в порядке ли принц Осбруна? Или вы договорились, что он сообщает лишь что-то плохое, и тишина означает, что во дворце все в порядке?
  - Изначально он действительно должен был предупреждать меня о плохом. Но он знает, что я хочу вернуться в Фесту, и пытался отговорить меня. Теперь бросил.
  - Решил, что такой упрямый осел его не послушает? - рассмеялся Мель.
  - Вполне. И все равно странно. Но я связаться с ним не могу - только он со мной. Задать вопросы можно, если к тебе уже постучались. Я стучаться не умею.
  - Да ладно! - хмыкнул друг и откинулся на траву, подложив под затылок руки. - Все ты можешь, если захочешь. Или... может, мне научиться?
  - Я бы не стал рисковать. Три дня - мало. Паранойя может слишком дорого обойтись.
   - А сколько тогда 'достаточно'? - скосил на него взгляд Мель.
  Герберт молчал, глядя, как вздымается грудь друга от размеренного дыхания: Мель не опасался, что они опоздали, и если и хотел узнать о судьбе Оэдмаля, то только из праздного любопытства. Может, он с большим удовольствием плюнул бы на все и, сев на лошадь, ускакал, куда глаза глядят. Тогда почему до сих пор так не поступил? Герберт не понимал.
  - Ты был дружен с ним? - спросил он, наконец. Этот вопрос уже звучал в их разговоре, но тогда Мель был взвинчен, так что Герберт не знал, насколько истинны его слова. Теперь же он надеялся услышать, что тот думает и чувствует на самом деле.
  - С кем? - не понял он.
  - Принцем Оэдмалем.
  Мель неопределенно повел плечами и воззрился в небо, будто собираясь там прочесть верный ответ.
  - Возможно... Он славный малый, и с ним было интересно поговорить, да и развлечений он не сторонился, как некоторые, - Мель окинул Герберта оценивающим взглядом, но столкнулся с полным безразличием и хмыкнул. - И все же я его не знал. Не так хорошо, чтобы действительно назвать другом. Будет жаль, если твои темные предположения подтвердятся - он не заслужил такой судьбы.
  Герберт задумчиво кивнул и тоже лег. Он так и не ответил Мелю, сколько дней без сообщений Фродоарда можно считать 'достаточным сроком', чтобы не беспокоиться. Не признался, что уже второе утро делал все, чтобы не захлебнуться в накрывающей его панике и спасался лишь напоминанием себе, что, поддавшись ей, потеряет голову и тогда наломает много дров. Лишние проблемы из-за принятых на основе страха решений им ни к чему. Так сколько же спокойных ночей достаточно и когда можно начать подозревать неладное? Может, пять дней без известий означают, что с принцем Оэдмалем все хорошо? Или неделя тишины является прекрасным знаком - Фродоард и Себальд взяли ситуацию под контроль и теперь дожидаются, когда вернется Карающий Пес и сопроводит брата правителя Осбруна к границе, чтобы разбойники не причинили тому вред? Мель ведь мог действительно оказаться прав, и мальчик решил не тратить силы на убеждение Герберта оставаться на месте. Все так, конечно, но только по утрам сердце предательски ныло, напоминая, что столь легко они не отделаются. Оба короля слишком жаждут войны, чтобы два мага, пусть и истинных, смогли их остановить. К тому же Фродоард и Себальд не станут раскрываться, если не поймут, что иначе невозможно, а значит, они не работают в полную силу, и преимущество на стороне алчущих власти правителей. Герберт закрыл глаза, надеясь сегодня получить от друзей хоть какой-то знак.
  На следующее утро ему пришлось скрывать скверное настроение, но судя по усмешкам Меля, он в этом не преуспел. Другу же хватило мудрости не лезть к нему с вопросами или разговорами, за что Герберт был ему безгранично благодарен, только выразить признательность вслух не мог. Еще хватало усилий не гнать лошадей: они и без того шли достаточно быстро и пока не выбивались из сил. Потерять лошадей из-за безумной спешки было бы слишком глупо, и Герберт это понимал, но чувствовал, что уже завтра никаких доводов разума не услышит. Что он сделает тогда? Загонит лошадей до смерти или воспользуется советом Меля и обратится к Гаспальду за истинным знанием? Ни того, ни другого он не имел права допустить.
  До Фесты оставалось всего неделя пути.
  
  ***
  Он слишком чаял оказаться в тронном зале, чтобы не посчитать, что видит сон. Конечно, он бы предпочел поговорить с Реджинальдом в его кабинете, но короля там не было, и Герберт отправился на поиски. Тронный зал тоже пустовал, и злясь на потерянное время, мужчина повернулся к выходу, намереваясь обойти все дворцовые комнаты и помещения, если потребуется, но не успел оказаться в коридоре: двери распахнулись, и зал начал наполняться знатью. Лорды и леди, похоже, не совсем понимали необходимости их присутствия здесь, что и обсуждали шумно друг с другом. Среди приглашенных Герберт заметил и Хелока Торвальда с Привелой. Бросился в глаза и невысокий толстяк лет сорока, растерянный больше других. Как Герберт ни старался, но вспомнить, кто он такой, так и не смог. Неужели месяца хватило, чтобы Реджинальд обзавелся новым вельможей? Впрочем, о чем это он? Для такого дела хватает и пары дней. Слуги отвели толстяку место почти в непосредственной близи от трона, что вызвало у Герберта большее удивление, нежели его присутствие в зале вообще. Но вопрос, кто же он, можно отложить: важнее понять, зачем здесь собрались почти все видные представители Бреслингии. Среди приглашенных Герберт не увидел Леубина Сигилского, что немало его огорчило, но отсутствовал не только он, но и наместники более отдаленных земель. Похоже, позвали только тех, кто жил не далее, чем в сутках пути от Фесты - повод важный и не терпящий отлагательств. У Герберта возникли неприятные подозрения, что он догадывается, о чем пойдет речь.
  Из задней двери появился Реджинальд, при полном параде, и Герберт, слившись с толпой, сжал кулаки. Вскоре он получил подтверждение своих опасений: Реджинальд мрачно объявил о смерти принца Оэдмаля. Он рассказал, что его лучший лекарь не успел помочь юноше, как ни старался. Реджинальд говорил больше, чем следовало, однако получил реакцию, на которую рассчитывал: всех присутствующих расстроило происшествие, хотя Герберт был более чем уверен, что большинство из них в глаза не видели Оэдмаля, которому теперь так сочувствовали. Но речь короля продолжалась, и вскоре знать узнала, что бедный принц умер не естественной смертью, а был отравлен, и не кем иным, как собственными спутниками. Недовольство волной прокатилось по присутствующим, и когда Реджинальд заявил, что предатели хотели обвинить в гибели Оэдмаля жителей Бреслингии, свет общества превратился в обычную толпу, готовую растерзать Хелока и Привелу. Пожалуй, им даже повезло, что их тут же взяли под стражу и вывели в центр зала. Заверение короля, что Бреслингия не потерпит такого оскорбления, встретили единодушным согласием. Герберту даже показалось, что эти разодетые в дорогие наряды мужчины и женщины готовы уже вырвать у охранников мечи, седлать коней и мчаться на границу с Осбруном, чтобы самолично отстаивать честь родины. 'Предателей' увели, а Реджинальд прежде, чем закончить собрание, обратился к новому вельможе и спросил, не посчитает ли Мирна в таком случае нападение на Осбрун необоснованным? Так вот кем был этот толстяк! Представителем Мирны, ради которого и разыгрывался спектакль. Он помялся, услышав вопрос, а затем внезапно уверенным тоном сообщил, что отвечать вместо королевы и предсказывать ее реакцию не в его компетенции, но будет крайне несправедливо по отношению к Бреслингии и убитому оставлять все, как есть. Он хотел предложить провести тщательное расследование случившегося, но окончание его фразы заглушили восторженные крики остальных: представитель Мирны был на стороне Реджинальда! Немного помолчав, будто дослушивая слова ценного гостя, король объявил, что Бреслингия сделает все, чтобы установить, как именно был убит принц Оэдмаль, но одной правды будет недостаточно, как и извинений короля Эдерна Третьего, по сведениям Реджинальда, отдавшего столь низкое распоряжение своим слугам. За совершенное Осбрун может ответить только кровью. Представитель Мирны не успел открыть рот, чтобы возразить: высший свет с жаром принял решение короля.
  Герберт огляделся. Неужели они все потеряли разум? Никто из них не понимает, чем обернется война для их сладкой жизни? Будто забыли, что творилось всего пять лет назад! Герберту показалось, что он попал в настоящий кошмар. Моргнув, он повернулся обратно к Реджинальду, чтобы увидеть его самодовольную улыбку...
  Он не сразу понял, почему стало так тихо. Отчего стены зала заменили кусты? Дорожки между клумб, порхающие бабочки, поющие птицы. Что за глупость? Но, повернувшись, он понял, в чем причина: чуть дальше, в тени дерева, стоял тот самый юноша, который не раз на его глазах был на волосок от смерти. Сейчас он доверчиво протягивал руку к неясной фигуре и принимал у нее стакан с неким напитком. Яд, о наличии которого он не подозревал, Оэдмаль выпил почти с безропотностью ягненка. Герберт выругался и огляделся. Где же Фродоард?..
  Он был в кабинете Реджинальда. Держал доклад о действиях Герберта и состоянии будущего наследника. Герберт ощущал нервозность мальчишки и подозрительность. Король прежде не задавал ему подобных вопросов? Где же твое изящество, Реджинальд! Герберт не ринулся вперед с намерением убить короля тут же лишь потому, что понимал: он видит прошлое, которое уже не изменить.
  А что Себальд? Герберт только моргнул и тут же получил ответ: Себальду отказали в допуске к принцу, как только у того спал жар. Они ничего не смогли сделать. Ничего. Но когда это произошло? Почему Фродоард не сообщил Герберту раньше? Или принц отравился лишь накануне, а выступление Реджинальда только предсказано?..
  Герберт оказался на коне, спешащим за лошадью Себальда, едущего тайными тропами. Они пытались подобраться ближе к телеге, в которой лежал Оэдмаль. Он еще был жив, и тот толстяк, представитель Мирны, пытался облегчить его положение. Он смыслил в лекарстве? Впрочем, для дипломатов такие знания никогда не бывают излишне. Но Себальду не удалось приблизиться к принцу, не вызвав внимание охраны, и потому он лишь тенью сопровождал несчастного, как выяснилось, в последний путь. Когда же Герберт узнал, где юноша отдал душу, пришел в ярость. Иокин! Адепт Итисберги, о котором ходили самые неприятные слухи. Герберт не сомневался, что маг помог принцу избавиться от мучений. Выходит, он действительно служил королю верой и правдой? Этот маг был значительнее слабее Себальда, но остановить его можно было лишь убийством. Однако даже внезапная смерть Иокина не спасла бы Оэдмаля, которому требовались либо адепт Эрмуина, либо слуга Айльберги. 'Мель или Рогнеда', - мелькнуло в голове Герберта, но первый не знал, на что на самом деле способен, а вторая потеряла связь с Бреслингией и потому не могла оказаться рядом в нужный момент. Ее больше не касались игры людей, и Герберт ей даже слегка завидовал.
  
  ***
  Герберт открыл глаза и долго вглядывался в бледное предрассветное небо. Рядом слышалось мерное дыхание Меля: его не мучили кошмары, и Герберт улыбнулся, посчитав это хорошим знаком. Несколько странно было теперь хоть в чем-то видеть хорошее, но мысль, что Мель принял случившееся с ним без терзаний, успокаивала.
  Герберт смотрел на друга и думал, как следует поступить теперь. Конечно, он мог догнать Реджинальда и, возможно, остановить войну. Если адепт Данхольта захочет, его слова прозвучат достаточно убедительно, чтобы быть услышанным даже огромной, потерявшей разум, толпой. Реджинальд оказал ему услугу, призвав в свидетели посланца Мирны, а значит, Герберту потребуется меньше усилий, чтобы утихомирить Эдерна Третьего. Проблема заключалась лишь в одном: Герберт ничего этого не хотел. Когда-то Сиран мечтал сделать свою страну великой. После, сблизившись с Данхольтом, он запутался в своих желаниях, променяв высшую цель на собственное благо. Может, причиной тому была не только связь с богом: лукавый синеглазый близнец всего лишь показал, что можно жить и так, не задумываясь о всеобщем процветании, если окружающим нет до тебя никакого дела и тем более, если они тебя не хотят принимать. Но Сиран со своими мечтами и желаниями мертв, а Герберт обзавелся пятеркой людей, благополучие которых его действительно волновало. Теперь появилось еще двое, однако Итто и Рогнеда... Герберт заставил себя не сосредотачивать внимание на потерях, а то окажется, что Бреслингия слишком много ему должна, и тогда ни о каком ее спасении и речи не пойдет.
  Итак, он может попытаться остановить войну. Сколько дней потребуется гонцам, чтобы добраться до границы? Их лошади быстроноги, да и Реджинальд слишком долго ждал этого момента, чтобы не воспользоваться им тут же, но на стороне Герберта Десница Нидгара - горный хребет, ставший естественной границей между Бреслингией и Осбруном.
  По легенде в темные дни, когда Кьерра разваливалась на части, а некогда близкие народы шли друг против друга, уже не помня, что именно они не поделили, в сражение вмешался сам бог войны Нидгар. Призванный молитвами воинов, он вступил в сражение, но бился не на стороне будущих осбрунцев и не за будущих бреслинговцев, а за Кьерру, за ее объединение. В пылу битвы бог потерял руку и, осознав, что все его действия напрасны, и людей уже не примирить, он бросил руку посреди бранного поля, разделив армии. Рука вошла в землю и превратилась в горы, не позволяющие обезумевшим людям снова схлестнуться в бессмысленной битве, в которой никому не стать победителем. Герберта всегда смешила эта легенда, полная неточностей. Для начала, Нидгар не отличался особым желанием, чтобы любая битва имела смысл. Не сказать, что он жаждал крови вопреки всему, но в стратегии он точно не разбирался. Нидгар - превосходный солдат, но он пойдет в бой лишь по приказу своей Военачальницы. Еще один важный момент: все части тела Нидгара в достатке. Да, он испещрен шрамами не хуже карты, на его коже протекают собственные реки и вздымаются свои горы, образовавшиеся во множествах битв, но руки, и правая, и левая, остаются при нем. Единственной богиней, ставшей однорукой, является Рейнгильд, и, возможно, как раз ее рука и стала тем самым горным хребтом, но Истинные предпочитают оставаться в тени, потому Рейнгильд и позволила дать горам имя своего воплощения. Впрочем, на незнание о Рейнгильд можно смотреть снисходительно, хотя и кажется странным, что люди спокойно воспринимают изображения Нидгара с обеими руками, если по их сказкам одна из них вот уже сколько лет лежит на земле, что поросла деревьями и покрылась снегами. В легенде Герберта смешило в большей степени время появления гор. Он точно знал, что они занимали свое положение еще тогда, когда Кьерра являлась единым государством, хотя и носили иное название. Какое? Герберт выяснить не сумел, да и не особо старался, но наверняка, задавшись целью, получил бы ответ.
  Но как бы ни назывались эти горы и когда бы ни появились, войску Реджинальда необходимо преодолеть их прежде, чем развернутся военные действия. Точнее, сражения начнутся уже за горы, и они во многом определят будущий исход. И все же Герберт считал, что сумеет разрешить конфликт и убедить обоих правителей отказаться от неуемных желаний, если ни одна армия не совершит переход через Десницу Нидгара.
  - Давно проснулся?
  Герберт моргнул. Погрузившись в размышления, каким именно перевалом воспользуется Реджинальд, он почти перестал замечать, что происходит вокруг. Мель между тем уже поднялся и потянулся. Разминая мышцы, он нахально глядел на Герберта и ничуть не смущался его проницательного взгляда.
  - Мечтаешь о временах, когда мы с тобой будем разъезжать по стране, навещая бунтарей и наставляя их на путь истинный?
  - Скорее думаю, как приблизить их.
  Герберт тоже встал, продолжая смотреть в глаза Меля, и только тогда ответил на его немой вопрос:
  - Принц Оэдмаль мертв.
  - О, - растерянно протянул тот и тихо добавил: - Очень жаль.
  - Он был хорошим парнем?
  - Не в пример другим.
  Мель все-таки отвернулся, а затем предпочел заняться лошадью.
  - Жаль, что мы опоздали, - бросил он через плечо, и Герберт подошел к нему.
  - Не успели его спасти. Да, пожалуй. Все-таки ты с ним сдружился.
  - Наверное, - неопределенно пожал плечами Мель и повернулся. - Я даже не думал, что его втянут таким вот образом, иначе бы...
  - Расскажи о нем, - попросил Герберт. Он знал, что словами Оэдмаля не воскресить, но только так Мель сможет отдать ему должное. Возможно, он остался единственным, кто в Бреслингии знал принца на самом деле, и Герберту не хотелось, чтобы он носил память о погибшем, словно тяжелую ношу.
  - Он был действительно славным, - медленно начал Мель, стараясь не глядеть на Герберта, затем усмехнулся: - Пусть и самым младшим из принцев.
  - Самым? - уточнил тот. - Я слышал только о двух наследниках престола Осбруна.
  - О, нет, их было гораздо больше! Другое дело, что все погибли... Кто еще в детстве, кто позже. Охота, дуэли, просто пьяные драки, ну и дворцовые интриги, куда уж без них. Остались Эдерн, кстати, третий не потому, что в его роду были предки с тем же именем, а потому что двух его братьев так звали, и Оэдмаль. Эдерн своей хитростью привлек внимание Хелока, и тот вовремя успел взять мальчишку под свое крыло. Оэдмаль же... Его в шутку называли 'мыслителем' при дворе, а он с гордостью носил это обзывательство, считая за комплимент.
  - Он действительно был мудрым?
  - В каких-то вещах, пожалуй. Но, увы, его мудрости не хватило, чтобы...
  - В его соперниках оказались слишком влиятельные люди. А может, и боги.
  Герберт отошел, не зная, что еще сказать в утешение. Видения Фродоарда создали совсем иной образ принца Оэдмаля, но сообщать об этом он не собирался: даже если Мель и заблуждался о своем друге, пусть образ в памяти останется светлым.
  Мель, казалось, был благодарен, что Герберт оставил его в покое, и какое-то время молча проверял упряжь, а затем заглянул в сумку, намереваясь организовать завтрак. Неужели он действительно хочет есть или просто пытается занять себя хоть чем-то? Герберт бы не отказался подкрепиться, но в той же мере мог и подождать, чтобы не смущать Меля. План дальнейших действий он уже составил. Осталось его озвучить.
  - Так... теперь нам можно не спешить? - несколько неловко спросил тот, достав флягу с водой. Сделав глоток, Мель попытался вернуть себе прежнее выражение лица, но то не подчинилось и осталось мрачным.
  - Да, нам спешить уже некуда. А мне - есть.
  - Как так?
  Герберт подавил улыбку, вызванную неподдельной заинтересованностью Меля. Улыбки сейчас не к месту, но с радостью, что друг не растерял любовь к жизни, ничего не поделаешь. Помолчав, Герберт пояснил:
  - Возможно, есть шанс предотвратить войну. Не знаю, чего хотел Оэдмаль и чего теперь хочешь ты...
  - Пусть катятся!.. - с чувством выплюнул Мель и грустно усмехнулся. - Я несколько запутался, как же выглядят идеалы, к которым я стремился. Мне хотелось свергнуть Идфреда, чтобы маги перестали служить королю! И вот Идфред мертв, и кто вместо него? Ведь ты его посадил, а, Сиран?
  Герберт чуть улыбнулся, вовремя остановив язык, желающий напомнить, что Реджинальду корону на голову надел уже не Сиран. Мель снова бы рассмеялся над его попыткой уйти от прошлого. Так зачем?
  - Реджинальд лучше Идфреда. Маги теперь не слуги короля. Меня посылали не к своевольным, а бунтарям. Маги или нет - здесь нет разницы. Обычное дело, не так ли?
  - Однако твой король допустил смерть Оэдмаля... - горько усмехнулся Мель, но Герберт не дал ему закончить.
  - Принял в ней непосредственное участие. Кто именно отравил принца, сказать сложно, но Реджинальд не дал ему шанса выжить. Впрочем, виновными считаются ваши спутники.
  Мель ответил громким хохотом, и Герберту пришлось дождаться, пока тот успокоится.
  - И ты еще утверждаешь, что он лучше?! - набросился на него друг. Герберт не шелохнулся, позволяя Мелю выругаться и облегчить душу. Однако пускать в ход кулаки тот не собирался, просто замер в непосредственной близости от Герберта, тяжело дыша и сверля взглядом, будто пытаясь проникнуть в его мозг и понять, что же этот маг думает на самом деле.
  - Он не собирался возрождать Кьерру, пока не узнал о планах Эдерна, - равнодушно сообщил Герберт. - Мысль, возможно, жила в нем, но не овладела полностью. Я мог его остановить. Но появились вы, и он решил играть на опережение. Либо он, либо Эдерн.
  - То есть, его вины нет ни капли?!
  - Есть. Он отказался от третьего варианта. И пошел по головам. Но это не меняет моего мнения: он лучше Идфреда. Был. Теперь маги снова служат королю, правда, за титул и земли. Иронично, не так ли?
  - Ты думаешь, что достаточно умный и понимаешь, как все устроено? - усмехнулся Мель и отошел от Герберта.
  Его возмущение продолжало кипеть, и он не мог просто стоять и слушать: он мерил шагами небольшой участок земли, от одной лошади до другой, размахивал руками, усмехался и тяжело выдыхал. Наверное, он бы управился с эмоциями быстрее, если бы ввязался в драку с Гербертом, но Мель был выше этого. Герберт снова чуть улыбнулся.
  - Я хотел создать ту Бреслингию, о которой мечтал ты. Окружил себя умными ребятами. Не вышло. Но, может, я еще смогу что-то сделать. Ты поможешь мне?
  - Шутишь?! Да плевать я хотел и на эту страну, и на ее правителя, и на Осбрун с Эдерном в том числе!
  - И на Радхери?
  Мель замер и какое-то время просто смотрел на Герберта, забыв закрыть рот. Он вспомнил мальчишку, за несколько минут успевшего вызвать у него симпатию, и его лицо на мгновение озарилось легкой улыбкой. Герберт был готов улыбнуться в ответ, но тут Мель снова нахмурил брови и выплюнул:
  - Он будет таким же, как его отец.
  - Смотря, кто и как его воспитает.
  - Считаешь, что воспитание важнее крови? - усмехнулся Мель.
  - В определенных моментах. Реджинальд принадлежал знатной семье с определенными амбициями. Они казались хорошим подспорьем для создания сильного государства на развалинах прежнего. В нем есть и другие качества. Как и в Невене, матери Радхери. Что из них разовьется в мальчике, зависит от воспитания.
  - Хочешь воспитать идеального правителя? - рассмеялся друг, но от Герберта не скрылось, что тот уже не так категоричен в отношении будущего Ради.
  - Можешь считать, что так.
  - Что ж... может, и есть шанс... Но что ты предлагаешь?
  - Ты вернешься за мальчиком и вместе с Эхсой отвезешь его в Сигилу.
  - Почему туда? И где будешь ты?
  - Я отправлюсь к его отцу. Поговорить.
  - И что-то еще? - многозначительно предположил Мель, на этот раз действительно улыбаясь.
  - В зависимости от того, как пройдет разговор. Все-таки сначала я предпочитаю выслушать, высказаться и дать обдумать предложенное решение. Вам же ехать в Сигилу, чтобы скрыться. Ото всех: от короля, его магов, заинтересованных богов и случайных разбойников. В Сигиле живет Марквин.
  - Марквин жив?!
  - Жив. Не скажу, что здоров, но жив. Думаю, он будет счастлив, увидев тебя. Только... про меня не говори. Про Сирана.
  - Он не знает, что ты когда-то?..
  - Не знает. И потеряет покой, если узнает. Поговоришь с ним и поймешь. Важно, что он сильный маг, адепт Вертерун, и он знает, как скрыть любого от ненужного внимания. И в Сигиле он не один такой.
  Мель всерьез задумался, и Герберт уже был готов объяснять, что не хотел бы тратить времени, чтобы возвращаться к Эхсе и передавать ей новый план, но тот наконец заговорил.
  - Я польщен честью, оказанной мне, Сиран, но... Сможешь ли ты сосредоточиться на цели, не имея представления, как там мальчик? Мы, конечно, сделаем все, чтобы с ним ничего не случилось, но если бы ты не думал, что ему грозит опасность, стал бы посылать меня к леди Ковейн? Или ты доверяешь мне настолько, что не станешь переживать?
  - Доверяю, - кивнул Герберт с улыбкой, но тут же серьезно добавил: - И все же ты прав. Не смогу не думать. Поэтому попрошу Фродоарда узнавать, как вы.
  Встревоженное лицо Меля вновь вызвало улыбку, и Герберт продолжил уже мягким тоном:
  - Все не так страшно. Он сам будет приходить во сны: к тебе, к Эхсе, к Ради. Предупреди всех, особенно мальчика, и объясни, что сейчас расскажу. От тебя не требуется ничего сложного, только представить место, где сейчас находишься, с кем. Любая мысль обернется образами. Если Фродоарду потребуется что-то передать тебе, он сделает это тоже через образы. Попрошу, чтобы говорил как можно яснее. Он любит загадки, но и прекрасно осознает, кому их можно загадывать, а кому нет. Ты его узнаешь. Возможно, он покажет меня, чтобы ты понял.
  - Он будет приходить ко мне во сне?
  - Да, так работает его магия.
  - А как я отличу сон от разговора с ним?
  - Думаю, тебе будет просто: появление Фродоарда будет пустым. В пустом пространстве. Никаких сюжетов. Он будет спрашивать, только потом говорить. Ты справишься, Мель. Даже простые люди могут дать ответ в видении адепта Селиуба, а ты маг. И любимец бога. Все будет хорошо.
  - Ну раз даже ты в это веришь, - усмехнулся Мель. Он помолчал немного, оглядываясь, будто ища тему для продолжения разговора, затем снова посмотрел на Герберта и спросил: - Завтракать будешь?
  - Нет, позже. Нужно спешить.
  - Что ж, ладно. Я тоже не стану задерживаться.
   Мель запрыгнул на лошадь, развернул ее, но прежде, чем ударить поводьями, какое-то время смотрел Герберту в глаза.
  - Не переусердствуй там, - пожелал он на прощанье и погнал лошадь прежде, чем Герберт что-то ответил.
  
  ***
  Лучший путь на север пролегал у восточной границы Бреслингии, практически вдоль гор, вдали от основных трактов. Сначала Герберт думал отыскать поместье или город, где можно приобрести быстрого скакуна, ведь плох тот лорд, у которого нет конюшни, вызывающей зависть у соседей, но немного покопавшись в памяти, он понял, что не представляет, кто из знати на самом деле занимался разведением лошадей. Его подобное никогда не интересовало: своей конюшни у Герберта не было, а потому и сравнивать с хозяйством других было нечего. Да и к тому же прежде Герберт не испытывал особой необходимости в скорости передвижения, и ослик, тянущий телегу, устраивал его более чем, ведь пока Герберт был в дороге, он принадлежал только себе и Рогнеде и мог делать, что захочет, а не выполнять чей-то приказ. И решив, что лишь потратит время напрасно, заглядывая к каждому лорду и леди по пути к границе с Осбруном, Герберт согласился признать, что его лошадь не так уж и плоха.
  Герберт решил для начала проверить Лучезарный водопад. Граница трех государств была самым удобным местом для сражений, а потому и самым очевидным. Наверняка главные действия развернутся значительно севернее, но и здесь не обойдется без битв: оба короля не оставят без внимания эту площадку хотя бы из страха, что другой, позволяя первому атаковать другие перевалы, сам же воспользуется окрестностями Лучезарного. Возможно, самого Реджинальда там и не будет, но Герберт сможет получить хоть какую-то информацию от военачальников, направленных к водопаду. Или же, пуская пыль в глаза, король Бреслингии сам станет во главе отвлекающего отряда. Последний вариант казался Герберту достаточно возможным, чтобы на первой же развилке свернуть на дорогу, ведущую к Лучезарному.
  Думая о водопаде, Герберт никак не мог представить, что недалеко от него вскоре прольется кровь, а зеленая трава скроется под обезображенными трупами. Смерть казалась чуждой тому месту. Если честно, он даже не мог вспомнить ни одной истории об утонувших вблизи Лучезарного! Если здесь и находил кто смерть, так только звери, птицы да рыбы, но не люди. Более пропитанных жизнью и безмятежностью мест в Бреслингии, пожалуй, даже не найти.
  Все эти мысли воскресили в его памяти одну из иллюзий Меля, единственную, где присутствовал и Марквин. Та иллюзия была не самой уютной из всех, да и если возвращаться в какую-то из них, Герберт предпочел жизнь в домике на краю Бреслингии - настолько далеко от столицы и государственных проблем, насколько только возможно. И все-таки сейчас, вспомнив ее, Герберт заодно представил, как Мель, живой и невредимый, вместе с Эхсой и Ради прибывает в Сигилу и встречается с Марквином. Может, у Марквина даже появится шанс снова начать жить, прекратив всего лишь существовать. Он представил друга улыбающимся, даже счастливым, и понял, что не зря решил не плюнуть на все, а попытаться остановить войну. Да, ему придется использовать магию и открыться перед Данхольтом, но мир того стоит. Чистый Лучезарный и зеленые луга вокруг него; Марквин, начавший жить полной жизнью и, как знать, может, даже ставший истинным магом; Радхери, выросший в мудрого и сильного короля; Мель, узнавший, кем на самом деле стал Герберт, и... Герберт не знал, простит ли его Мель когда-либо, да и достоин ли он будет этого прощения, но надеялся, что и ему перепадет ломоть счастья. И, быть может, его друзья всегда были правы, и нет ничего страшного в том, что Данхольт узнает, в каком теле скрывается его излюбленная игрушка. В конце концов, затянувшиеся игры надоедают, и далеко не все боги обладают невероятным терпением. Да и он не единственный могущественный маг во всей Кьерре, чтобы верить, будто Разнооким Близнецам интересен только он. Паранойя омрачила мысли Герберта воспоминанием о предупреждении Рогнеды, но он до сих пор не был уверен, что не выдумал тот сон, а если она действительно пришла к нему, значил ли тот жест, что Данхольт вот-вот найдет Герберта? Может, его стоило истолковать иначе? Чтобы не вернуться к прежнему страху быть обнаруженным, Герберт вновь и вновь напоминал себе, что получит, если остановит войну. Как ни странно, это помогало.
  До вечера он почти не делал привалов и потому решил устроиться на ночлег, как только солнце начало клониться к западу. Плотно поужинав и убедившись, что лошадь сможет отдохнуть, Герберт и сам лег спать. Он не опасался разбойников - по этой дороге не ходили торговые караваны, так что и грабить здесь было практически некого - и все же надеялся, что его накроет неглубокий, чуткий сон. Раз он не делил отдых с иллюзиями, то даже немного вздремнуть ему было достаточно. Главное, чтобы лошадь набралась сил и назавтра не сбавляла скорости.
  Но вместо отдыха Герберта ждала встреча с Фродоардом. Тот, сообщив ужасную весть, так и не получил ответ, что же они будут делать дальше, и теперь пришел за ним. Герберт сразу рассказал о своем плане. Он извинялся перед Фродоардом, что собирается свалить на него слишком многое, но мальчишка, похоже, был только рад что-либо предпринять, чтобы забыть о смерти Оэдмаля, которую он не смог предотвратить. Печалило ли его то, что он не справился с заданием, или же Фродоард успел сдружиться с принцем, Герберт так и не понял и решил, что это не важно. Фродоард с готовностью согласился связываться с Эхсой и был не против попытаться прийти в сны Меля и Ради - он не знал, сумеет ли, поскольку с ними не общался, но наблюдал за обоими со стороны, так что связь вполне могла выстроиться. А вот с Леубином Фродоарду связаться не удастся, сколько бы Герберт не воскрешал его образ перед мальчиком. Герберта такой ответ огорчил, и хотя Фродоард пытался убедить его, что все будет впорядке и без предупреждения наместника Сигилы, но мужчину не устраивало наличие слепого пятна, так что он попросил у Фродоарда день на размышление. Фродоард не был против: он уже понял, что придется поддерживать связь каждую ночь.
  Герберта беспокоил еще один вопрос, хотя он и не питал особых надежд получить на него ответ: да, он предупредил Реджинальда, что Фродоард станет его заместителем, пока Герберт далеко, но тот явно не собирался раскрывать мальчишке подробности своих планов. И все-таки, может, ему что-то известно?
  Фродоард на данный момент знал только одно: Реджинальд не покинул Фесту. Мальчик пообещал узнать, с чем связана задержка, и если удастся, выяснить, где расположены отряды Бреслингии. Осознание того, что со смертью Оэдмаля еще не все потеряно и Герберт готов сделать что угодно, лишь бы война не началась, приободрило Фродоарда, и чувствуя, как видение преображается, как снова начинает сиять, мужчина улыбался. Он сделал правильный выбор - никаких сомнений.
  Какова бы ни была причина задержки Реджинальда, Герберт решил ей воспользоваться. Конечно, он потерял пару дней, раз предпочел дорогу, ведущую к водопаду. Наутро ему предстояло решить, продолжить ли выбранный путь или вернуться назад. Если он продолжит следовать тропе, приближенной к горам, то отдаст еще несколько лишних дней на дуги, похожие на плечи лука. Конечно, быстрее добраться до Фесты по 'тетиве', почти без поворотов соединяющей ту развилку, с которой Герберт и свернул, и столицу Бреслингии, но стоило ему представить, как он возвращается на прежнюю дорогу, а через день-другой Реджинальд покидает Фесту и направляется к горам, в душе закипала злость. Пожалуй, пока он не убедится, что король надолго задержится в городе, он предпочтет путь в объезд.
  Фродоард если и мог как-то задержать Реджинальда, то, пожалуй, лишь появлением в кошмарах. Герберт не сомневался, что друг создаст идеальный образ Карающего Пса, способный сломить волю даже такого крепкого мужчины, как повелитель Бреслингии, но все-таки от этой идеи пришлось отказаться: Герберт не хотел сваливать на Фродоарда еще одну обязанность, к тому же более тяжелую, чем просто узнавать каждую ночь, как поживает небольшой отряд. Нет, с Реджинальдом он разберется сам, без посредников. Он еще питал надежду, что сможет воззвать к голосу разума, ведь не появись во дворце гости из Осбруна, Реджинальд не имел бы повода, чтобы начать войну. Может, он бы планировал что-то подобное совершить позже, может, придумал бы, как спровоцировать Осбрун или Мирну, но Герберт, находясь непосредственно рядом, сумел бы его отговорить. В остальных же вопросах Реджинальд Первый являлся прекрасным правителем. Не хотелось его терять.
  Герберт отказался от мысли задерживать Реджинальда с помощью магии - он решил, что рискнул бы и сам проникнуть в кошмары короля, не будь это умение подвластно лишь истинному адепту Гаспальда, но к самому Ведающему Путями он обращаться не хотел, не зная, на чьей тот стороне. Фродоард - другое дело, ведь он использует Гаспальда только для направления своей силы в нужное русло, но какой именно поток по нему пустит, богу останется неведомо. Герберт же выдаст себя раньше времени, и тогда близнецам ничто не помешает отыскать его в два счета.
  Окончательно определившись относительно Реджинальда, Герберт задумался о Сигиле. Ему было необходимо предупредить Леубина заранее, пусть он и не сомневался, что тот поверит Мелю на слово и примет его спутников с радушием. Все-таки Леубин был честным лордом, и Герберт хотел ответить ему соответствующим отношением. Он долго раздумывал, стоит ли Фродоарду оставаться в Фесте, или же он может отправиться в Сигилу. Конечно, если Реджинальд уже сегодня покинет столицу, то и мальчишке незачем будет там находиться, но если тот задержится...
  'Ох, Итто, что же с тобой случилось?.. Без тебя я как без рук', - мысленно воззвал к другу Герберт, прекрасно понимая, что ответа не получит. Он так и не узнал, почему Итто погиб. Они с Фродоардом предпочли не возвращаться к разговору о нем, и Герберт даже не представлял, похоронили ли Фродоард и Себальд тело или же не нашли времени и возможности. Самому Итто было уже все равно, а вот на друзей это могло давить. Герберту и самому хотелось прийти на могилу Итто или хотя бы на место его гибели, но вряд ли он сможет исполнить это желание раньше, чем разберется с Реджинальдом. А пока ему остается только представлять, как поступил бы Итто, что посоветовал.
  Итак, они лишились головы, но что у них осталось? Он занят Реджинальдом, Фродоард пытается выяснить, куда именно тот отправится, заодно поддерживая связь с Эхсой, она же едет в Сигилу, а Себальд... Себальд! Как он сразу о нем не вспомнил! От Себальда требуется немного: всего лишь стать гонцом, оповестить Леубина о приезде принца и необходимости охранять его. Себальд справится. И с ним Фродоард сможет поддерживать связь.
  Обо всех своих решениях Герберт рассказал Фродоарду, стоило только солнцу покинуть небосвод. Мальчик согласился с ролью Себальда, но выразил желание поскорее увидеть Герберта в Фесте. Похоже, Реджинальд не планировал в ближайшие дни покидать столицу, только почему - Фродоард понять не успел. Обещал исправиться. Осторожность Герберта имела смысл, но Фродоард опасался, не проиграют ли они времени снова. Опаснее времени противника действительно не было. Герберт постарался успокоить друга, пообещав при первой же возможности сменить лошадь на быстрого скакуна. Кажется, Фродоарду действительно стало легче от этого заявления.
  Получив разъяснение относительно дальнейших действий, Фродоард ушел, дав Герберту возможность выспаться, и вернулся под утро, чтобы обрадовать друга: установить связь и с Мелем, и с Радхери удалось довольно легко. Правда, оба обрушили на бедного Фродоарда столько незначительной информации, что тому пришлось объяснять дважды, что именно он хочет от них получать и как это сделать. Мальчик надеялся, что они все поняли, и завтра не подвергнут его столь серьезному испытанию. Поговорить же с Эхсой ему было только в радость, и Фродоард выразил надежду, что вскоре они вчетвером снова встретятся и смогут спокойно пообедать вместе, а может, заодно и посмеяться над недавними приключениями. Герберт поклялся, что так все и будет.
  И он сам верил, что их встреча не за горами.
  Глава 16. На чьей стороне боги
  Герберт с улыбкой наблюдал, как Реджинальд сначала бегал за представителем Мирны, а затем пытался спрятаться от него. Он догадывался, что образы ведут себя несколько наигранно, но в данном случае точности и не требовалось. О, какими же уморительными они были!
  Герберт так и не узнал имени того, на кого король возложил обязанность выступать свидетелем: Фродоард не передавал слова, только образы, и все незнакомцы оставались для Герберта такими же незнакомцами. Но картины, созданные мальчишкой, такие четкие как в физических, так и в эмоциональных деталях, с легкостью превращались в диалоги, и Герберт временами забывался, думая, что находится не в видении, а является участником событий.
  Да, для него этот толстяк, превращающийся в неуверенное существо при приближении Реджинальда, а затем внезапно нападающий на короля, словно коршун, остался безымянным, но зато Герберт выяснил, что мужчина не имел никакого отношения к политике: он оказался лекарем, намеревавшимся посетить Брачку. Брачка Фродоарда совершенно не походила на настоящую - что не удивительно, ведь мальчик там никогда не бывал - но Герберту не составило труда понять, какой именно из прибрежных городов друг имел в виду. Только Брачка располагалась так удобно, чтобы превратиться в настоящий город, остальные же поселения скорее походили на прибрежные деревни, не интересные ни королю, ни лордам. Обдумывая этот факт на следующий день, Герберт внезапно осознал, что Бреслингия, небогатая ни лесом, ни металлами, как Осбрун, ни плодородными землями, как Мирна, являлась лакомым куском именно из-за выхода к морю, которым практически не пользовалась. Да, она торговала с чужеземцами, но только если те останавливали свои корабли в порту Брачки. Но не было ни одного корабля, построенного жителями Бреслингии, команда которого состояла исключительно из моряков Брачки. Даже порт, теперь удобный и потому приманивающий множество торговцев, был перестроен по чертежам чужеземцев. И хотя Бреслингия имела шанс стать морской державой наравне с теми, кто уже не первый год приплывает к ее берегам, она его упускала, не желая учиться новому и предпочитая внутренние конфликты и завоевание соседей, не разделенных морем. На фоне этих мыслей война с Осбруном казалась сущей нелепицей. Да, конечно, захватив его, Бреслингия получала леса, так необходимые для кораблестроения, но сколько ресурсов она за них была готова отдать! Не говоря уже о потерянном времени и о том, что шансов победить у Бреслингии было не больше, чем у Осбруна.
  Напоминание о Брачке дало Герберту еще один аргумент в пользу препятствия войне, но использовать его он пока не мог. Впрочем, и Реджинальд не имел возможности выступить к Деснице Нидгара. Одна из задержек была связана с занятным пухлым лекарем, который в один миг приобрел вес в обществе, о котором и не мечтал. Увы, Реджинальду нужно было его благословение, иначе, если этот толстяк вернется к своей королеве и обвинит Бреслингию в притягивании за уши причины войны, Мирна встанет на сторону Осбруна, и война, считай, проиграна. Реджинальд не искал у Стерен Ясноокой боевой поддержки, но хотел убедиться, что та сохранит нейтралитет. Однако толстяк ни в какую не соглашался признать военные действия единственно возможным ответом на провокацию Осбруна и его попытку очернить Бреслингию. Зато лекарь хотел провести расследование, чтобы убедиться, что принц не умер своей смертью, не отравил себя сам по причине, не связанной с политикой, а действительно погиб от руки своих приближенных. В первый день Реджинальд ушел от ответа на вопрос, когда же начнется расследование, и просто-напросто просидел весь день в кабинете. Герберт ждал, что же покажет ему Фродоард на следующую ночь.
  Впрочем, жаловаться на задержку Реджинальд не мог: оказалось, что лучшие войска только начнут собираться. А ведь действительно, он только-только объявил лордам и леди о начале войны, а значит, хорошо дисциплинированные и одетые солдаты лишь сейчас занялись подготавкой к переходу к горам. Где именно будет нанесен ими удар, Фродоард не смог узнать. Впрочем, он предположил, что некоторые сражения уже могут идти: у Реджинальда было достаточно времени в ожидании представителя Мирны, чтобы собрать отряды из крестьян на границе. Вряд ли те были способны действительно нанести урон Осбруну, зато могли отвлечь внимание их предводителей и измотать неприятеля. Фродоард не ручался, что это уже происходит, но решил, что и исключать такой вариант не стоит. Последнее опасение несколько выбило Герберта из колеи, и он даже задумался, не нужно ли ему сначала остановить крестьян, которые зазря отдают свои жизни, пока их король даже не намерен покидать столицу, но одно воспоминание о волнении, испытываемом Фродоардом, желающем увидеть Герберта как можно скорее, уничтожило мысль на корню. Если Герберт потратит время на поиски крестьянских войск, он не успеет встретиться с Реджинальдом и убедить его остановить безумие. И будут ли тогда его попытки спасти крестьян хоть чего-то стоить?
  Что ж, у Герберта оказался еще один союзник, пытающийся задержать короля Бреслингии, и не пользоваться подарком богов было бы кощунственно. Герберт хотел верить, что хотя бы кто-то из них был на его стороне, или что случались моменты, когда все боги отворачивались и занимались другими делами. Да даже если это ловушка и попытка выманить его, пусть так! Он все равно был готов использовать магию в открытую, так что уже и не важно. Главное, что Реджинальд оставался в Фесте, и Герберту стоило сделать все, чтобы встретиться с ним во дворце.
  Первый разговор с Фродоардом состоялся в самом начале ночи, второй же - под утро, и тогда мальчик сообщил, что Себальд выехал в Сигилу, взяв в залог одного из королевских коней. Как ему это удалось, Герберт не желал знать, а Фродоарду не хотелось тратить время и силы на не имеющую значения историю. Но не только весть о Себальде порадовала Герберта, но и рассказ, как хорошо продвигаются Мель, Эхса и Ради. Понимание, что скоро они окажутся в безопасности, грело Герберта, и ему было проще продолжать путь.
  Лошадь он смог сменить недалеко от Лучезарного. На одной из ферм разводили действительно достойных скакунов, которые могли посоперничать с королевскими не внешним видом, а силой, выносливостью и скоростью. Коня Герберту пришлось купить. Но пребывая в хорошем расположении духа, он не только заплатил за скакуна, но и дал фермеру сверху, похвалив его за отсутствие подхалимства перед Карающим Псом Короля. Фермер оказался не промах, ответив, что полученные деньги он потратит на жеребцов, чтобы в следующей раз, когда Карающему Псу снова потребуется превосходный конь, тот уже дожидался хозяина.
  Настроение Герберта объяснялось просто: Мель почти довел Радхери до Сигилы и, кажется, простил друга. По крайней мере, все те образы птиц, что он передавал каждую ночь через Фродоарда, казавшиеся мальчику крайне оскорбительными, Гербертом воспринимались как дружеские подначки. 'Сегодня встретил дятла - вспомнил о тебе'. 'Заметил, как тетерев прячется в кустах. Не знаю, зачем этой птице так поступать, но уверен, что тебе ведомы причины его поведения'. 'Ты когда-нибудь видел фазана? Впрочем, о чем это я! Не может быть, чтобы у тебя в комнате не было зеркала'. Конечно, ничего подобного Мель не говорил, за него придумывал Герберт, но он был уверен, что никакого другого значения образы птиц не несли. Жизнерадостность друга передавалась Герберту, и тот уже не сомневался, что его цель достижима. Тем более что Реджинальд так и не покинул до сих пор Фесту, увлеченный расследованием, в которое втянул его лекарь из Мирны.
  Герберт полагал, что и расследование являлось представлением для единственного зрителя, но Реджинальд не мог отыграть его спустя рукава: требовалось воспроизвести все детали, чтобы сцена казалась реальной, а актерам приходилось быть настолько убедительными, что не каждому под силу, но они справлялись. И пока зритель оставался доволен, искренне полагая, будто пытается добиться правды и находится в двух шагах от нее. Убийца все еще не признался, кто подослал его, но не раз заявил, что ни о чем не жалеет. Впрочем, не удивительно, ведь Реджинальд, желая показаться справедливым правителем, не использовал радикальных методов, но, похоже, даже представитель Мирны уже был готов перейти к пыткам.
  'Что ж, излюбленный правитель, играй, играй свою пьесу. И готовь монолог для нового зрителя, знающего толк в актерском искусстве', - с усмешкой думал Герберт, пока конь нес его в Фесту.
  
  ***
  Не прошло и суток, как он отъехал от Лучезарного, а видения Фродоарда изменились, став сбивчивыми, словно подернутыми туманом. Фродоард не был уверен в том, что передавал Герберту, но все равно старался. Связаться с Эхсой в эту ночь он не смог. Скорее всего, она не спала, и Фродоард обещал попытаться позже. С Мелем же творилось что-то неладное. Несмотря на то, что подруга бодрствовала и потому не могла встретиться с Фродоардом в видениях, он все равно чувствовал ее, а вот Мель совершенно пропал. Значило ли, что он мертв? Герберт боялся задать этот вопрос, но находиться в неведении было бы еще хуже. Мальчишка сказал, что не обязательно. Насколько тот знал, подобное ощущение полного отсутствия могло быть вызвано потерей сознания, смертью или же заклинанием, схожим с тем, что наложил Себальд на Герберта. И Себальд действительно мог спрятать Меля даже от Фродоарда, но зачем ему так поступать, мальчишка не знал.
  Но хуже выданной информации звучало сообщение от Ради: тот откликнулся и, кажется, с особой радостью. Фродоард был уверен, что мальчик сильно боялся, но старался не выдать страх и отвечать на вопросы как можно четче. Он рассказал, что прячется где-то в лесу, что у него есть немного еды и воды, и что ему чуточку страшно, но он все время напоминает себе, что Герберт сейчас один пытается сохранить мир таким же прекрасным, каков тот сейчас. О том, чем занят Герберт, ему не раз говорил Мель, и Радхери теперь старался изо всех сил быть достойным похвалы грозного мага. Он пытался быть взрослым. Взрослым! Мальчик, которому было всего четыре года, остался один в лесу! Сказать, что случилось с Эхсой и Мелем, он так и не смог, все время повторяя, что нужно было спрятаться.
  Герберт вышел из себя, и Фродоарду пришлось прервать видение из-за того потока ярости, что обрушил на него друг. Мужчине потребовался еще час, если не больше, чтобы успокоиться, отделаться от ненужных пока мыслей и снова уснуть. Фродоард ждал его и сразу сказал, что успел пообщаться с Себальдом: тот не видел Меля и уж точно не накладывал на него никаких заклинаний.
  Нужно было решать, что делать дальше. Герберт не понимал, почему Эхса и Мель так поступили. Если они встретили разбойников, почему не передали о том Фродоарду? До Сигилы оставался день пути, если не меньше, и Себальд мог выехать им навстречу с хорошо вооруженным отрядом. Происходящее казалось Герберту нелепицей или дурным сном, однако просто очнуться от него не получится: Ради сейчас прятался в каких-то кустах, без оружия, маленький, слабый, не имеющий возможности ни убежать, ни забраться на дерево. А разбойники - не единственная опасность, что могла его поджидать!
  Герберт снова начал закипать, и только угроза Фродоарда, что он сейчас уйдет и больше не вернется, помогла ему успокоиться. Да, решение. Герберт предположил, что Себальду в любом случае нужно заручиться поддержкой Леубина и отправиться на поиски сына короля. Но и Ради должен был помочь своим спасателям: описать как можно точнее место, где он расстался с Мелем и Эхсой, где теперь прячется, а может, даже найти в лесу поляну или что-то еще с яркими ориентирами. Фродоарду придется держать связь между ними двумя, к чему тот был готов и намеревался сделать все, что в его силах. Прежде, чем уйти, Фродоард чуть ли не взмолился:
  - Приезжай скорей, Герберт. Приезжай скорей.
  Уже утром, подгоняя коня, мужчина вспомнил, что так и не узнал, как обстоят дела у Реджинальда и его пленника. Решив, что Фродоард сообщил бы ему, если бы король покинул Фесту, Герберт временно забыл о глупом правителе, отдав все мысли его сыну. И не сказать, что Реджинальд на прямую был виновен в положении Ради, Герберт все равно не мог думать о короле иначе, как со злостью. Не меньше злился он и на себя, подвергшего мальчика опасностям. Но ведь он оставил его на попечение Эхсы и Меля! Неужели они не были достойны его доверия? Что они творят, в конце-то концов!
  Герберт ждал ночи и в то же время надеялся, что та наступит нескоро, что он сможет преодолеть огромное расстояние прежде, чем солнце опустится и небо погрузится во тьму. Сколько дней еще ему мчать до Фесты? Он уже плохо ориентировался и не мог определить. Если бы конь не был живым существом, Герберт бы ехал и ночью: ему не хотелось ни есть, ни пить, ни спать. Лишь бы поскорее разобраться с Реджинальдом, а затем отыскать Радхери! Но коню требовался отдых, а Герберту нужно было узнать, что Себальд уже прочесывает лес.
  Увидев Фродоарда, Герберт тут же накинулся на него и получил ответ на вопрос, тревожащий его весь день. Жив! Ради был жив и даже уже не так напуган. Он рассказал, что нашел подходящую полянку и оставил там знак. Герберт не поверил своим глаза, когда увидел, чем именно тот являлся. Лошадь, сделанная из шишек, веточек и травы. Нет, не одна из тех игрушек, что они делали вместе: Радхери сделал новую, побольше прежних, и усадил ее на пне на краю поляны так, что ее сразу и не заметишь. Ради был действительно умным мальчиком.
  Герберт с облегчением услышал, что Себальд в сопровождении Марквина и еще пары охранников - лучших в свите Леубина - отправился на поиски мальчика. Фродоард передал тому знак и все описания, что оставил Ради. Похоже, уже завтра или послезавтра они найдут друг друга. Еды у Радхери должно было хватить как раз на два дня, тем более что тот старался есть понемногу. Герберт попросил Фродоарда передать Ради, что он гордится им, и что смелее и умнее этого мальчика еще не встречал, а затем забылся приятным сном, в котором вернулся в домик на границе Бреслингии. Они с Ради снова мастерили животных и размышляли, можно ли преодолеть степь на одной повозке, запряженной осликом.
  И снова лишь на утро Герберт вспомнил про короля. Повторив себе все то же самое, что говорил вчера, он успокоился. Этой ночью он непременно попросит Фродоарда рассказать королю о потерявшемся наследнике, если тот задумает отправиться к горам. Герберт был уверен, что волнения за сына должны задержать Реджинальда. Может, он даже отправит отряд на поиски мальчика, хотя расстояние до Сигилы слишком велико, чтобы они действительно успели помочь.
  Вспомнил Герберт, что не узнал, удалось ли Фродоарду найти Эхсу и Меля. Конечно, он бы сам рассказал, если бы что-то выяснил, но ясность следовало внести в любом случае.
  Определившись, с чего он начнет разговор с Фродоардом в эту ночь, Герберт отмел все мысли и сосредоточился на дороге. Что бы ни творили Мель и Эхса, Себальд скоро найдет Радхери и укроет его под стенами Сигилы. Все хорошо. Мальчик действительно делает все, чтобы Герберт думал лишь о своей цели и шел к ней, не сворачивая.
   Свернуть, впрочем, он все равно не мог: он уже пропустил развилку, уводящую к Сигиле. Да и что бы изменила его попытка добраться до Ради, если даже людям Реджинальда нужно было не меньше трех дней. От Герберта уже ничего не зависело, и теперь он старался не думать, что происходит с мальчиком. Ночью он получит ответ.
  И снова ему пришлось дожидаться Фродоарда, пребывая в чем-то среднем, между кошмарами и запутанными обрывками снов. В каждом из них он искал друга, а затем, подхваченный событиями, чувствовал себя растерянным и не до конца осознавал, что происходит. А затем появился Фродоард, и Герберт обрел уверенность. На этот раз он начал разговор с заданий и вопросов, не касающихся Радхери. Выяснил, что Реджинальд получил-таки имя заказчика смерти Оэдмаля. Ей оказалась Привела, которая не хотела выходить за принца замуж. Такой ответ не мог устроить гостя из Мирны, потому Реджинальд решил допросить и виновницу. Возможно, она вскружила убийце голову и наплела ему всякого, и тот не знал истинной причины жестокого заказа. У Герберта в распоряжении имелся день, а то и два. Ответить на тут же возникший у Фродоарда вопрос тот не смог: он по-прежнему не знал, как далеко находится от столицы, но обещал приложить все силы, чтобы появиться в ней до ухода короля. Фродоард в свою очередь пообещал, что попытается задержать Реджинальда рассказом о судьбе сына. Тут видение чуть дрогнуло, но Герберт постарался не задавать тут же вопрос о Ради, а узнать о Меле и Эхсе. Увы, теперь молчал Фродоард, не имея представления, что же с ними происходит: Мель все так же находился 'не среди живых' (и тут же Фродоард напомнил, что это еще не значит, что он действительно мертв), а Эхса не спала по ночам. Фродоард уже думал, не попытаться ли подкараулить ее днем, но боялся, что тогда ему не хватит сил на связь с Радхери, Себальдом и Герберетом. Мужчина согласился, что пока мальчик не окажется под охраной их друга, об Эхсе можно забыть.
  Он надеялся, что именно о радостной встрече сейчас ему расскажет Фродоард, но тот помрачнел и сообщил, что ночь выдалась суматошной. Себальд все еще не нашел Ради, в то время, как мальчик...
  Герберту не нравились эти паузы, и он грубо, с нажимом требовал ответа. Фродоард заверил, что мальчик жив, но его мучили неприятные подозрения. Сам мальчик был уверен, что все хорошо, однако...
  Герберт не узнал людей, которых показал ему Фродоард. Они не были похожи ни на крестьян, ни на разбойников. Ради утверждал, что их прислал наместник Сигилы, но Фродоард уточнил у Себальда - те два охранника ночевали рядом с ним и никуда не отходили. Мог ли Леубин послать еще один поисковый отряд? Или даже несколько? Фродоард опасался, не случилось ли чего иного, хотя Ради лучился уверенностью, что ему ничего не угрожает. Он сообщил, что эти добрые люди ведут его к влиятельному господину, и думает, что это либо друг Герберта, либо наместник.
  Подозрения Фродоарда тревожили и Герберта. Незнакомцы совершенно точно не могли вести Ради к Себальду - тот о них ничего не знал. А если речь шла о наместнике, то почему они называли его 'влиятельным господином'? Герберт попросил Фродоарда снова связаться с Ради и предостеречь мальчика, чтобы не доверял 'добрым людям', а еще лучше сбежал от них и вернулся к той поляне, где он оставил знак. Фродоард заверил, что именно такой же совет уже дал мальчику, но Герберт был непреклонен: Радхери стоит услышать, что слова о побеге принадлежат именно грозному магу, а не какому-то пареньку, держащему между ними связь.
  Прежде, чем уйти, Фродоард предположил, что вряд ли Реджинальд будет долго пытать Привелу, а Себальд сделает все, чтобы найти мальчика в ближайший день. Радхери же умный ребенок и послушается Герберта. Фродоард пытался успокоить друга, и тот понимал, почему он так поступает. В его распоряжении было два дня. На большее лучше и не надеяться.
  
  ***
  Следующую ночь Герберт хотел бы забыть, но на утро так и не смог выбросить мысли о ней из головы. Себальд до сих пор не нашел Ради, сам же Радхери... Фродоард не хотел делать поспешных выводов, но то молчание не зря называлось 'молчанием того, кого не было среди живых'. Фродоард еще долго не отпускал Герберта, пытаясь успокоить его, сказать, что мальчик мог всего лишь потерять сознание, что Себальд, судя по присланным картинкам, недалеко от поляны, рядом с которой должен его ждать принц. И Герберт пытался успокоиться, хотя чувствовал, как пустота поглощает его. Просто потерял сознание? Глупость какая-то! Хорошо, что Фродоард хотя бы не предполагает, будто на мальчика наложили заклятие! И все равно он постарался надеяться на лучшее, хотя бы ради Фродоарда: бедняга и без того выглядел потерянным, ведь он не уследил за вторым принцем подряд, хотя приложил много усилий. Боги жестоко обошлись с ним, и Герберт не хотел встать в длинный ряд его обидчиков.
  Желая отвлечься от ощущения, что следующая ночь не принесет благих вестей, Герберт попытался определить, где он находится, и к своему изумлению понял, что до Фесты осталось чуть меньше суток пути. Уже завтра в полдень он появится в кабинете Реджинальда. Что ж, раз Фродоард не говорил, что король наметил выход из столицы на следующее утро, значит, хоть в этом вопросе время на их стороне. Новость непременно подбодрит Фродоарда. Герберт даже подумал не устраиваться на ночлег, пока не попадет в город, но глядя на коня понял, что заявиться к Реджинальду на рассвете не сможет, как бы ни мечтал. Конь, действительно стоящий тех денег, что Герберт за него заплатил, почти выбился из сил, и потому магу пришлось поумерить свои желания. Ничего, совсем немного, и весь этот кошмар закончится. Осталось переждать ночь.
  Герберт знал: он должен уснуть, чтобы обрадовать Фродоарда, сообщив о своем скором приезде. И все же он понимал, что не только передаст другу радостную весть, но и получит кое-что от него. Чутье подсказывало, что этого Герберт знать не хочет. Перед сном он решил перекусить, хотя в последние дни питался лишь потому, что иначе тело могло отказаться работать, совсем не различая вкус пищи. Обыскивая сумку, он снова наткнулся на книгу, которую не мог оставить Радхери, хотя тот очень того желал. Герберт всегда касался ее, пока доставал пищу, но именно сейчас осознал, что она лежит в его сумке. Достав книгу, он пролистал ее и вспомнил, как Ради изучал карты, нарисованные в ней. Глаза мальчика горели желанием увидеть далекие земли. Замечал ли Реджинальд такой взгляд сына? Или он не знал, что влечет Радхери, не интересуясь ничем, кроме как делами государства? Стараясь не думать, увидит ли он снова восторженное личико Ради, внимающего всем его рассказам и требующего продолжение, Герберт убрал книгу и нащупал на дне сумки кое-что еще.
  Лошадка из веток и травы. Маленькая, кривая, но не сломавшаяся, хотя и лежала в самом низу, под книгой и провизией. Удивительно стойкая. Может, Ради такой же? Может, он спрятался, как и эта лошадка, чтобы Герберт затем его нашел? Улыбнувшись этой мысли, мужчина поужинал и лег спать, сжимая поделку в кулаке.
  
  ***
  Он вышел на поляну и тут же замер, не решаясь сделать еще один шаг. Неприятное предчувствие и запах... Нет, наверное, он это выдумал! Никакого запаха. Тихая поляна в лесу. Ясный безветренный день.
  Он взглядом отыскал пень, на котором пряталась лошадь из шишек, прутиков и травы, и направился к нему. Ее действительно удалось найти не сразу же, но он сумел, потому что знал, что искал. Не такая кривая, как их первые поделки, очень красивая, сделанная не наспех, со старанием, может, даже с любовью. Он взял ее осторожно и огляделся. Мальчик должен был прятаться где-то рядом, но не слишком заметно, чтобы его не поймали разбойники. Радхери - умный ребенок.
  Он сделал несколько шагов к кустам, показавшимся ему подходящими, но снова замер. Запах. Нет, прогнать его силой мысли не удавалось, и он, совершенно не желая этого делать, повернулся на запах, пошел к его источнику.
  Такой ясный день, ни одного облачка! А где-то в зарослях даже имеют наглость заливаться птицы! Он посмотрел на небо, попытался разыскать среди ветвей шевеление крыльев, затем снова уставился на лошадь: глядел куда-либо, лишь бы не на то, что лежало под его ногами. Однако он не мог не смотреть, как бы того ни хотел.
  Герберт отвел взгляд от лошади, которую не сможет сохранить у себя, и уставился на Радхери. Его грудь уже не вздымалась, пронзенная стрелой, и он не сможет подать грозному магу правую руку, отсеченную у самого основания, но хуже того, он не встретится с Гербертом даже остекленевшим взглядом.
  Мужчина упал на колени, но так и не решился коснуться тела. Он бы хотел закрыть мальчику глаза и хотя бы на миг подумать, что тот всего лишь крепко спит, но не мог: вместо глаз зияли две выжженные дыры.
  Глава 17. Второй шанс только для магов
  Рогнеда замерла в конце площади, чувствуя, как зашлось ее сердце. Так странно волноваться из-за предстоящей встречи, помня, что она недавно сделала! И хотя она попыталась отругать себя за нелепый страх, прогнать его так и не сумела, потому лишь крепче сжала руку мальчика, настороженно оглядывающегося по сторонам.
  - Не бойся, все будет хорошо! - бодро пообещала она, и мальчик кивнул, даже немного расслабился.
  Рогнеда еще некоторое время смотрела на его встрепленную макушку и указывала себе, что с этого храбреца ей стоит взять пример, но так и не смогла. Ее страх сжался внизу живота и начал проникать в ноги и руки, и только потому, что рядом стоял мальчик, она не позволила коленям подогнуться, а пальцам разжать маленькую ладошку. Мальчик мог доверять только ей, и потому она обязана быть сильной ради него. Хорошо, что ему не передалось ее волнение, иначе бы давно улизнул и спрятался где-нибудь в подворотне. Рогнеда прикусила губу и уставилась на площадь.
  Ну же, появись, наконец!
  
  ***
  Проникнув в сон Герберта, Рогнеда не стала возвращаться к Сирану. Весь следующий день она пробродила по улицам Фесты, не думая ни о богах, ни о людях, вовлеченных в их игры. Она слушала город, наблюдала за простой суетой обычной жизни.
  Она замерла перед окном мастерской столера и некоторое время смотрела, как тот выполняет заказ - самый простой стул, недорогой, но добротный. И глядя на его работающие руки, посмотрев на уже созданную мебель, Рогнеда внезапно поняла, что на его столах никогда не будут разложены карты, на которых появятся отметки военных стратегий, никогда не сложатся в стопку на подпись договоры, честные или сомнительные, с двойным дном. Пожалуй, эти столы не увидят изысканной посуды и не подслушают идеально выстроенную беседу, в которой главный смысл звучит не в словах, а во взглядах и жестах. А его кровать никому не подарит сон о героических подвигах и не вдохновит во сне на новую идею или не пошлет образ, который назавтра станет шедевром. На ней не будет зачат будущий вершитель судеб и не свершится измена, способная потрясти город, а может, даже государство. В шкафах, созданных здесь, нет потайных ящиков и застенок, и если там кто и спрячется, так только детишки, играющие с братьями и сестрами в прятки - никаких секретов. У тех, кто купит мебель у столера, тоже есть мечты, но они столь же бесхитростны и просты, как и предметы, стоящие в мастерской. В их жизни нет вычурности, но она достаточно крепка, устойчива.
  Рогнеда отошла от окна и двинулась дальше. Она мимолетно подумала, что и ее жизнь могла быть такой же, если бы не пожар в деревне, а затем не Герберт. Но мысль не смогла задержаться и превратиться в тоску о несбывшемся: Рогнеда слишком много успела узнать, чтобы хоть ненадолго поверить даже в призрачную возможность своей обыкновенной жизни. Рогнеда была магом, как и ее мать, а та только притворялась, что живет, как и следует простой крестьянке. Рогнеда почти не помнила ее, как и всех остальных, кого съел огонь, но стоило ей подумать о матери, сразу всплывал образ женщины с большими глазами цвета меда и доброй улыбкой. Ее голос, такой же медовый, как и взгляд, шептал дочери: 'Сильный должен помогать слабому. Иначе зачем ему сила? Ты сильна в одном и сможешь в этом помочь другим, но и слабости у тебя есть, и тогда уже придут на помощь тебе'. И она помогала, хотя и старалась скрыть, каким именно образом. Помогала больше всех, пусть никто, кроме дочери, не замечал этого, и, вспоминая ее, Рогнеда понимала, что ее жизнь не была обычной и прочной. Возможно, ей даже снились почти героические сны, а может, она мечтала о чем-то большем, чем ее соседки. Ведь не зря же мать научила Рогнеду читать.
  У Рогнеды не было бы простой жизни, даже если бы ее не забрали на обучение, и, конечно же, она радовалась, что повстречала Герберта, но в тот день ей не хотелось думать ни о себе, ни о своем наставнике. Она шла по узким улочкам и улыбалась стайке ребятишек: кто-то из них скоро пойдет в подмастерья, а кто-то станет промышлять воровством, но пока они могли просто играть. Изменится ли их жизнь от того, что Рогнеда не смогла уберечь Герберта? Станет ли их будущее другим, когда боги от подготовки перейдут к действиям? Столы и стулья отличались прочностью, но даже они разобьются на щепки, если на них уронить каменную глыбу. А кто-нибудь сможет их защитить? И станет ли?
  Ночь Рогнеда провела в чьем-то саду, устроившись на мощных раскидистых ветвях дерева. Залезая на него, она решила, что не расстроится, если порвется юбка, отлетят многочисленные колечки и бубенчики, а перья потеряют прежний вид. В конце концов, она же Химанго, а птицам надлежит ночевать на деревьях. И как ни странно, она встретила рассвет в хорошем настроении.
  - Привет.
  Рогнеда подняла голову: на ветке, растущей выше, сидел Эйлимар и смотрел на нее. Девушка улыбнулась ему и свесила ноги, чтобы юноша мог сесть рядом.
  - Я так рада тебя видеть! Не знала, когда с тобой смогу встретиться, и вот ты сам пришел.
  - Ты могла меня позвать, - заметил Эйлимар, спустившись.
  - Разве?
  - Да, как делают любые маги.
  - Молитвой? - уточнила Рогнеда, а когда парень кивнул, рассмеялась: - А я думала у нас другой род отношений! Особая связь.
  - И то верно. Можно обойтись и без молитвы: тебе нужно было лишь представить, что берешь меня за руку, - и он протянул левую руку, нынче лишенную только кожи. Кровь капала с нее, но не оставляла следов. - И тогда я пришел бы. А когда научишься, сможешь и ты приходить ко мне.
  - Научусь?..
  - Быть вне времени и пространства.
  - О... а разве я смогу?..
  - Конечно. Иначе как будешь возвращать Айльберге долг? Ты либо станешь выполнять некоторые ее обязанности, либо отдашь половину своего тела. Тебе решать.
  - Кажется, с тобой она заключила нечестный договор, - заметила Рогнеда, стараясь не отводить смущенного взгляда от юноши.
  Эйлимар улыбнулся и ответил:
  - Я ее воплощение, поэтому у нас все иначе. Тебе же не обязательно вслед за кистью отдавать и руку, а затем все остальное.
  - Но я же всего лишь маг! - воскликнула Рогнеда, схватив левой рукой правую кисть, на которую до сих пор так и не решилась взглянуть.
  - А как же наша особая связь? - улыбнулся Эйлимар и тут же вскочил на ноги, схватился правой рукой за свисавшую над их головой ветвь, а левую протянул девушке. - Так что, идем?
  И она пошла. И не только потому, что не хотела становиться похожей на Эйлимара и Айльбергу, и не потому, что любознательность, взращенная Гербертом, не позволила бы ей остаться в стороне от новых знаний, которые сами идут к ней в руки, но и потому, что глыбы были готовы вот-вот обрушиться, не обращая внимание на мебель, находящуюся у них на пути.
  
  ***
  Сложно было сказать, как скоро она постигла новую науку. Эйлимар проявлял невероятное терпение, и Рогнеде казалось, что она отлично справляется. Порой она ощущала себя глупой и ни на что не способной, но стоило ей кинуть взгляд на нового наставника, увидеть его улыбку, как Рогнеда ощущала прилив уверенности в себе: возможно, она и не должна была так быстро овладеть этим умением, как ожидала. Ей часто вспоминался Герберт: тот тоже был терпелив, улыбался ей и говорил, что она на верном пути. И все же Герберт - простой маг, не бог, а значит, человек, и потому у Рогнеды всегда появлялась мысль: 'Я должна стараться еще лучше, чтобы не подвести его, чтобы оправдать его ожидания'. С Эйлимаром ни о каких ожиданиях она и не думала и училась не ради кого-то, не ради похвалы, а чтобы овладеть необходимым искусством, и потому при очередной победе сначала радовалась сама и лишь потом оглядывалась на наставника.
  - Значит, теперь я смогу прийти к тебе, где бы ты ни находился? - спросила Рогнеда, когда ей удалось самостоятельно оказаться на берегу Дара.
  Над рекой медленно плыли облака, казавшиеся невероятно мягкими. Невдалеке резвились деревенские дети. На появление девушки и ее спутника они не обратили никакого внимания. Рогнеда довольно улыбнулась: теперь она могла без чьей-либо помощи бродить по стране, невидимая для окружающих. Она перевела взгляд на Эйлимара, и тот ответил улыбкой.
  - И не только ко мне, - напомнил он.
  - Жаль, я не знала этого раньше: не пришлось бы спрашивать у Гаспальда, как проникать в чужие сны.
  - Ты не считаешь это знание важным? - рассмеялся Эйлимар.
  - Сколько чужих знаний я смогу впитать? - серьезно посмотрела на него Рогнеда. - Если бы здесь не было ограничений, то и маги бы не делились на адептов определенных богов.
  - Знания, полученные от чужих богов, не станут твоими навсегда. Поэтому адепту, обратившемуся не к своему богу, снова придется взывать к нему, если он захочет использовать то же знание.
  - У своего же бога адепт уже не спрашивает знаний, лишь использует его как направление для своей магии, - подхватила Рогнеда и получила в ответ согласный кивок головы.
  В чем заключается связь между адептом и богом, она успела узнать от Герберта, но теперь она буквально видела колеи, по которым маги могли пускать свою силу. Они знали, чего хотят добиться, но чтобы это получить, следовало попасть в нужную колею, которую даже истинные маги не могли различить. Рогнеда же теперь видела их, и ее ничуть не пугало осознание, что ей внезапно стало доступно. Она понимала, что иначе и не могло быть, так чего бояться?
  - Выходит, что и другие боги могут также оказаться там, где пожелают, и время для них не имеет значения, - задумчиво протянула она, опустившись на траву и откинувшись на отставленные назад руки.
  Эйлимар уселся справа от нее, и Рогнеда могла разглядывать его лишенное кожи лицо. Теперь оно не вызывало омерзения, и Рогнеда вполне согласилась бы стать такой же.
  Эйлимар не ответил ей, только повернулся и посмотрел в глаза.
  - Потому что все вы - мысли, не более. Мысли, которые люди и в первую очередь маги сделали невероятно могущественными.
  - Мысли, обретшие свой характер и ставшие самостоятельными, - улыбнулся Эйлимар. Рогнеде показалось, что улыбка вышла грустной, но во взгляде парня не читалось никаких эмоций: он принимал существующий порядок, каким тот был, и не испытывал по этому поводу никаких чувств. - Многие даже успели позабыть о том, кто они.
  Рогнеда резко оттолкнулась, выпрямилась, подтянула колени и уронила на них руки. Глядя на облаченные в перчатки с когтями кисти, она почувствовала, что задыхается. Осознание накрыло ее с головой. Как она не понимала раньше? Она ничего не достигла бы, если не стала...
  - Я... - хрипло выдавила она, - я тоже... мысль?
  - Ты знаешь, как ей стать. Но ты и человек, - напомнил Эйлимар с улыбкой.
  - Я должна отказаться от...
  - Разве ты училась быть мыслью для того, чтобы продолжать быть кому-то должной?
  Рогнеда задумалась, а затем улыбнулась. Она смотрела в глаза Эйлимара, которые казались хранилищем мудрости, и понимала, что ее участь лучше участи ее спутника. Он был мыслью изначально, причем мыслью, ведающей лишь одним направлением из многих. Даже если бы Эйлимар захотел сменить специализацию, то не смог бы. А его адепты вполне могли, особенно если они достаточно могущественны. Даже Герберт мог бы уйти от Данхольта по-настоящему, если бы пожелал, но Рогнеда уже поняла, что ее бывший наставник почти слился со своим богом и потому предпочел не использовать магию, а не выбрать другого проводника. Впрочем, кажется, маги сами не знали, на что они действительно способны, иначе бы Рогнеда услышала о такой возможности от Герберта, а не осознала ее, пройдя обучение у Эйлимара.
  - Но если я и мысль, и маг... - нерешительно начала она, боясь произнести вслух, что только что поняла. - Если я вижу колеи... Значит ли это, что я смогу...
  - Понять все процессы мира? - догадался Эйлимар и кивнул, но тут же пояснил: - Если будешь готова. Видишь, как некоторым из нас сложно знать даже часть процессов мира?
  Рогнеда была вынуждена признать его правоту. Она отвернулась от юноши и огляделась: перед ней разбегались во все стороны то ли на колеи, то ли на нити возможных направлений магии, но при этом с той же четкостью, что и прежде, проступали и река, и плещущиеся в ней ребятишки, и далекие поля на противоположном берегу, и бескрайнее небо, хранящее пушистые облака. Пока она лишь видела колеи и не до конца знала, как ими пользоваться, и потому они казались такими блеклыми, но если она все поймет... Ох! Да она же может ослепнуть! Рогнеда тут же затрясла головой, расхохоталась и повалилась на траву. Маска чуть сползла, и она легким движением поправила ее, словно кожу на лице.
  - И все-таки должен тебя осадить и напомнить об одном долге, что ты взяла, пока была лишь магом.
  Рогнеда повернулась к Эйлимару и кивнула с улыбкой:
  - Не отказываюсь от него. Я многим обязана тебе и Айльберге и сама хочу отплатить. К тому же разве не так я познаю одно из направлений?
  - В таком случае идем, - улыбнулся Эйлимар, поднимаясь и протягивая левую руку.
  - А куда? - поинтересовалась Рогнеда, привстав на локтях.
  - Ты еще не научилась их слышать - это наш следующий шаг. А пока покажу тебе, чем придется заниматься.
  - Их? Кого - 'их'?
  - Умирающих.
  Рогнеда вздрогнула и так и замерла, не поднимаясь: она поняла, что еще не готова слышать стоны всех умирающих Кьерры. Она виновато посмотрела на Эйлимара: у того не было выбора, но он не роптал. Только теперь Рогнеда всерьез задумалась, что значит быть богом смерти. Казалось, Эйлимар должен был давно сломаться и либо перестать ценить человеческие жизни, которым рано или поздно всегда наступает конец, либо глядеть на мир с тоской от понимания его недолговечности. Но юноша выглядел совсем иначе: ему не было чуждо сочувствие, и в то же время он умел наслаждаться моментом. Последнее Рогнеда ощутила, когда училась не зависеть от пространства и времени: если бы Эйлимар не понимал ценности конкретного момента, он бы так и остался за пределами, не в силах появиться в том месте и том времени, которое нужно. Может, не все боги отдают себе отчет в своем отношении к этому миру, но точно не Эйлимар. Рогнеда опустила глаза, чувствуя, что до его мудрости ей далеко.
  - Позже, если захочешь, сможешь научиться не слышать их, - донесся до нее подбадривающий голос Эйлимара. - Но сначала ты должна отдать долг. Или передумала?
  В вопросе не звучало угрозы, скорее понимание. Когда Рогнеда снова посмотрела на Эйлимара, тот сидел на корточках рядом с ней и ждал, что она решит.
  - Я правда смогу научиться не слышать их? - тихо спросила девушка и крепко сжала губы, чтобы те не дрожали.
  - Сможешь. Не сразу - нужно будет очень постараться - но сможешь. И все же тебе не обязательно платить именно так.
  - Или так, или отдать половину своего тела, - с горькой усмешкой напомнила Рогнеда.
  - Может, Айльберга найдет тебе другую работу.
  - А ты обещаешь, что она будет легче этой?
  - Нет.
  - Вот видишь.
  Рогнеда сделала глубокий вдох и улыбнулась, почувствовав, что все-таки сумеет справиться. Не Герберт ли был ее первым наставником, не сам ли Эйлимар - вторым? Разве их ученица имеет право проявить слабость? Если она сейчас поддастся страху, а не поборет его, то не сможет смотреть на себя в зеркало. Химанго рискнула и вышла на охоту, бросив вызов Синеокому Хитрецу. Так неужели она готова признать, что была тогда глупой, излишне самоуверенной девчонкой?
  - Я ведь уже решила, что отплачу за услугу услугой, - скорее для себя, чем для Эйлимара произнесла Рогнеда вслух и в подтверждение слов уверенно кивнула.
  - Ничего страшного, если вдруг передумаешь. Айльбергу устроит любой вариант.
  - И все же я решила, - уже с вызовом ответила девушка, - а значит, пойду выбранной дорогой. - Она немного помолчала и уже робко уточнила: - Ведь я могу, по крайней мере, посмотреть, в чем заключается работа, а потом отказаться?
  - Конечно, - улыбнулся Эйлимар и снова протянул левую руку.
  Девушка взялась за нее правой, и они одновременно поднялись на ноги.
  
  ***
  Рогнеда ахнула, инстинктивно отшатнулась, зажмурившись, и только потом поняла, что гора не собирается обрушиться на нее. Осторожно открыв глаза, она посмотрела на скалы, возвышающиеся над ними. Здесь, у подножья, возникало ощущение, что резко поднимающийся хребет навис над небольшой долиной и обнял ее двумя склонами, напоминающими руки. Долину разрезала река, берущая начало в ущелье, у входа в которое они и стояли.
  - Ты в порядке? - спросил Эйлимар.
  Рогнеда проследила его взгляд и поняла, что от страха слишком сильно сжала его руку. Странно, она ничего не чувствовала правой ладонью. Может, поэтому и схватилась с такой силой за юношу?
  - Все хорошо, - улыбнулась Рогнеда и отпустила ладонь. - Не ожидала, что мы окажемся в... горах.
  - Ущелье Хенрика, - раздался хриплый голос откуда-то из-за спины Эйлимара, и Рогнеда резко отошла от него, чтобы увидеть говорившего.
  На валуне всего в паре шагов от них сидел высокий широкоплечий мужчина, одной ногой опершись о край камня, вторую же свесив вниз. На мужчине была шляпа, тень от полей которой скрывала лицо, и дорожный плащ. Рядом с валуном лежали меч, спрятанный в ножны, лук и колчан со стрелами.
  Мужчина забрался рукой под плащ, выудил оттуда трубку и кисет, затем принялся ее набивать. Эйлимар наблюдал за ним молча, и Рогнеда тоже не нашла слов, чтобы обратиться к незнакомцу.
  - Согласно легенде здесь когда-то был город, с трех сторон защищенный горами, а с четвертой - лесом, - говорил тем временем мужчина, продолжая возиться с табаком. - Но однажды лес загорелся, и пожар должен был сожрать и город. Тогда Хенрик взмолился богам, попросив у них спасения, и те подарили реку, разбившую горы и затопившую город. По одной из версий, спасибо нужно сказать Селиубу, конечно.
  Мужчина усмехнулся и закурил.
  - Если река затопила город, значит, все погибли? - спросила Рогнеда, несколько ошалев от окончания рассказа.
  - Ну не все, - расхохотался незнакомец. - Большую часть Хенрик увел через ущелье. Сколько он спас? Зависит от того, какую из версий легенды предпочитаешь: полную надежды и героизма или же темную и трагическую.
  - Значит, тут был город? - недоверчиво осведомилась девушка и оглядела долину. Чуть ниже она заметила на берегу реки небольшую деревню, но никаких развалин не было. Как и леса. - Большой, если занимал всю долину.
  - Ну, так говорится в легенде. Думаю, если город и существовал, то до появления Селиуба. А здесь любят этого мальчишку! Или мне так только кажется?
  - Не больше, чем других богов, - ответил Эйлимар. - Значит, уже началось?
  - Как сказать, - нехотя признал мужчина и лениво поменял позу. - Назвать это сражением - все равно, что плюнуть мне в лицо. Даже не тактический ход. Хотя... Если они укрепятся здесь, могут действительно многое выиграть.
  - Кто укрепится? - вмешалась Рогнеда.
  - Мальчики из Осбруна, - хмыкнул мужчина и посмотрел на нее. Рогнеда видела лишь нижнюю часть его лица: через щеку и узкие губы пробегал шрам, похожий на ущелье у него за спиной, мощный подбородок покрывала темная щетина. Незнакомец поднес к губам трубку, не отворачиваясь от девушки, сделал затяжку и выпустил дым, снова скрыв от нее свое лицо. - Но пока здесь побывала только шайка. Вы ведь за ними? - он кивнул в сторону деревни.
  - Они еще умирают, - ответил Эйлимар, с грустью вглядываясь в дома.
  - Ага, сволочи не могут даже убить милосердно, - выругался мужчина и сплюнул перед собой.
  - Так вы решили нарушить нейтралитет? - поинтересовался Эйлимар, снова посмотрев на него.
  - Пошел ты! Я просто наблюдаю.
  - Война... - прошептала Рогнеда и вздрогнула. Это ведь та самая война, которую пытался остановить Герберт! Она успела о ней позабыть, или, вернее, не думать о ней в связке с мыслями о прежнем наставнике. Как все изменилось... - Так эта война затеяна не людьми, а богами?
  - Людьми, которым в ухо шептали боги, красавица, - усмехнулся мужчина, и ей показалось, что он пристально уставился на нее. Как жаль, что она не может увидеть его глаза и довольствуется лишь смутными ощущениями. - В Бреслингии, как верно заметил Эйлимар, особых различий между богами не делают, людская любовь раздается всем поровну. В Осбруне кое-кто смог получить больше признания, чем другие. Но если пройдоха-Данхольт сделал верную ставку и его возлюбленный адепт сыграет по написанному, вкусный ломоть перепадет Разнооким.
  - Думаешь, Данхольт возвысится? - нахмурился Эйлимар.
  - Конечно, малыш, если его адепт принесет народу желаемое.
  - Возлюбленный адепт... - тихо повторила Рогнеда. Они говорили о Герберте? Ей не хотелось прерывать говорящих, но слова сами сорвались с губ, и мужчина снова уставился на нее.
  - У всех они есть - возлюбленные. Может, не в данный момент, так точно были или скоро появятся. Не все же адепты одинаковые - есть особо выдающиеся, которые нравятся богам. Ты быстро отличишь возлюбленного от простого адепта: знания к нему текут рекой и он словно обласкан удачей, а потом - бац! - и все испытания мира на нем. Не удивляйся, крошка, но такова судьба возлюбленного адепта: он - любимая игрушка бога, и богу интересно поглядеть, как же он выберется из передряг.
  - Не все возлюбленные адепты - игрушки богов, - возразил Эйлимар.
  Рогнеда улыбнулась и посмотрела на юношу с благодарностью:
  - Ты так говоришь потому, что я возлюбленная Айльберги?
  - Я так говорю потому, что не все боги играют с людьми, - покачал тот головой.
  - Не все, но большинство, - рассмеялся мужчина. - А чтобы избежать столь незавидной участи, нужно быть самым заурядным магом. У тебя, крошка, не вышло. Сочувствую.
  Эйлимар лишь улыбнулся, а поняв, что мужчина не собирается продолжать, спросил:
  - У Рейнгильд тоже есть возлюбленный адепт?
  - Есть - в Мирне.
  - О! Значит, если одному из государств удастся поглотить второе, Мирну союзу не победить?
  Мужчина фыркнул и, чуть помолчав, протянул:
  - Как знать...
  - Вы будете защищать Мирну, - настойчиво произнес Эйлимар.
  - Разумеется. И отвернемся от союза, станем глухими к его мольбам. Но, малыш, не забывай, что на стороне союза будут победившие боги. А что мы одни против целой группы?
  - Но военная тактика и стратегия на вашей стороне, - не сдавался юноша.
  - Справедливое утверждение. Да, полководцы Мирны получат наши подсказки, они увидят все возможные ходы, которые не подметит ни один человек, а их солдаты будут решительны и мастерски владеть оружием, однако... Ты же знаешь, что некоторые наделены гениальностью от рождения, а не поцелованы богами. Да, мы отвернемся от них, но они не будут беззащитны.
  'Мы'? Рогнеда чуть не засмеялась, когда поняла, кто перед ней. Нидгар собственной персоной! Бог войны пришел посмотреть, как идут сражения. Но будет ли он держаться в стороне, как утверждает? Это же все-таки его стихия!.. И почему он не уверен, что государство под его эгидой одержит блистательную победу?
  - Если вы отвернетесь от ... союза, то воины и полководцы придут в отчаяние, когда поймут это, - заметила Рогнеда. - Раз они не милы богам...
  - Богам войны - да, но не всем. Кое-кто будет их защищать и вести вперед, крошка. Впрочем... потерявшие свою страну боги наверняка попытаются отвоевать влияние с помощью Мирны. Так что, Эйлимар, повторяю: как знать.
  - Вы так говорите, будто у трех стран - разные боги! - усмехнулась Рогнеда. - Но это же не так. Вся Кьерра верит в одних и тех же богов.
  - Ты так же уверена, что боги одинаково благосклонны ко всем трем государствам? - хитро поинтересовался Нидгар, и Рогнеда прикусила губу: еще раньше она поняла, что в стане богов не все так просто, и теперь окончательно запуталась. Мужчина рассмеялся: - Не бери в голову, красавица, эти игры не трогают тебя. Даже если ты и возлюбленная Айльберги, тебе ничего не грозит - она держится в стороне.
  - Как и Рейнгильд? - снова задал вопрос Эйлимар. - Вы не станете влезать в эту войну?
  - Нет, эта партия не наша. Хотя руки чешутся, признаюсь.
  - Потому что боги войны не могут не принимать в ней участие? - решила уточнить Рогнеда и получила очередной колкий взгляд, который она почувствовала всем своим существом. Нидгар затянулся и выпустил ей в лицо дым.
  - Когда союз нападет на Мирну, мы встанем на ее защиту. Но к нам присоединятся и проигравшие боги, и тогда о нейтралитете придется забыть - сторону выберут за нас. Нам не отвертеться, Эйлимар, и придется позже быть на стороне союзников, которых не звали. И я совершенно не желаю, чтобы рядом со мной стоял Синеглазка.
  - И потому ты поможешь ему победить? - хмыкнул юноша.
  - Помог бы... Если бы не Рейнгильд. Она не хочет влезать, а я... - он снова выдохнул дым, теперь одарив им Эйлимара. - Посмотрим. Может, они справятся и без меня.
  - Спасибо, что предупредил, - кивнул Эйлимар и отвернулся от мужчины.
  - Пойдешь работать? - рассмеялся Нидгар. - Избавь их от мучений поскорее. И если вдруг тоже решишь принять какую-то из сторон, запомни, что удобнее ущелья Хенрика позиции не найти.
  Эйлимар кивнул, не глядя на него, и направился к деревне. Рогнеда поспешила за ним. Они шли молча, и девушка оглядывалась, пытаясь понять, идет ли сейчас время или оно застыло. Сколько они говорили с Нидгаром? Если время не замерло, умирающим пришлось так долго страдать? Нет, Эйлимар не позволил бы себе подобного. А значит... Она представила, что пока они беседовали, в ушах Эйлимара стоял застывший стон тех, кто был при смерти, и почувствовала, как земля уходит из-под ног. С трудом удержав равновесие, она смотрела вслед идущему впереди юноше, поражаясь его выдержке. Захотелось догнать и обнять его, но Рогнеда понимала, что тот лишь изумится. Наверное, он давно привык к подобному и не чувствовал себя героем, способным вынести невероятное.
  - Все хорошо? - спросил Эйлимар, оглянувшись.
  - Д...да, - выдохнула Рогнеда и поспешила за ним. - А мы, выходит, увидим... души, да?
  - Нет.
  - Но как так? Разве мы пришли не за ними?
  - Я пришел освободить их от бремени тела, но они тут же перейдут к сестрице. Тебе не придется видеть их.
  - А мы заберем... освободим только тех, кого уже не спасти?
  - Конечно. Тех, кто молит о смерти. Возможно, рядом с нами пройдет и Эрмуин, но мы вряд ли его заметим.
  - Эрмуин - Истинный. Почему ты говоришь, что придет он сам? - смутилась Рогнеда, чувствуя, что упустила что-то важное.
  - Потому что в таких случаях работает он один. Но ты права, они зовут не его, но вряд ли вспомнят, кто же помог им выкарабкаться. А нам нужно, чтобы сестрица приняла пожелавших уйти. Она, конечно, могла бы сопровождать за руку каждого, но зачем тогда ей я?
  - Здесь нет правил, - догадалась Рогнеда. - Каждый бог решает, как ему удобнее. И Эрмуину удобнее самому спасать людей.
  Эйлимар не стал отвечать - значит, Рогнеда была права. Они подошли к деревне, и девушка снова вцепилась в руку спутника, а затем быстро отвернулась и закрыла глаза. Эйлимар ничего не спросил - просто ждал, когда Рогнеда совладает с собой, и она была ему благодарна. Что бы она ответила? Соврала, что все в порядке? Или попыталась бы объяснить, что увиденное напомнило ей собственную деревню? Да, здесь дома не горели, но жители... все жители...
  Она не могла не плакать, но и сбежать не захотела. Отпустив Эйлимара, она посмотрела на него, стараясь не всхлипывать вслух. Юноша без слов отвернулся и пошел по улице, а она двинулась тенью за ним. Время от времени Эйлимар останавливался, присаживался над человеком и касался правой ладонью его рта, и тогда Рогнеда ощущала - в этот самый миг человек умирал. Она кусала губы, чтобы громко не зареветь, и каждый раз вздрагивала, когда Эйлимар снова присаживался.
  - Скажи... - выдохнула она, почувствовала, что голос сорвался, шумно выдохнула и вытерла слезы. - Скажи, ты меня этому научишь, да?
  - Освобождать их? - уточнил бог смерти, обернувшись.
  Рогнеда кивнула.
  - Если ты согласишься помогать мне.
  Рогнеда снова кивнула, но решила, что этого недостаточно, сжала кулаки и произнесла вслух:
  - Да. Я буду... помогать.
  - Тогда попробуй найти того, кого надо освободить.
  Эйлимар приблизился к ней вплотную и коснулся ладонями ее ушей. Рогнеда вскрикнула, и слезы снова хлынули из ее глаз.
  - Ребенок! Эйлимар, ребенок плачет!
  Эйлимар отошел и замер, ожидая, что она сделает. Рогнеда поняла, что он хочет, чтобы она нашла умирающего ребенка. Дрожа всем телом, девушка пошла на стон. Этот плач не был похож на плач живого - его не мог издать человеческий рот. Рогнеда поняла, что так мучается душа, которая не может вынести боли тела и хочет от нее избавиться. Бедный малыш! Рогнеда перешла на бег, следуя за голосом, наполняющим ее голову. Прав был Нидгар, назвав напавших на деревню не воинами, а бандой. Заставлять души так мучиться! Кто дал им право?
  Она нашла его не сразу: мальчик лежал в небольшом проходе между домом и сараем, и с улицы его прикрывало тело мужчины. Похоже, тот пытался загородить мальчика собой, но отдал жизнь напрасно: одна стрела торчала из груди спасавшего, вторая - из груди спасаемого. Рогнеда приблизилась к ребенку. Испачканное лицо исказил страх. Сколько ему было? Лет пять, а может, и меньше. Рогнеда присела над ним на корточки и хотела уже снять перчатку с правой руки, чувствуя, что только так поможет застрявшей душе, но вдруг заметила, как поднялась раненая грудь. Мальчик еще дышал.
  - Он жив, - ошарашено воскликнула она и обернулась - Эйлимар стоял тут же, прямо за ней. - Он еще жив!
  - Все, к кому мы пришли, были еще живы. Но мы не могли их спасти, оставить здесь, и потому избавили от мучений. И его мы не сможем спасти.
  - Неужели никак? - дрожащим голосом спросила девушка, а потом посмотрела на мужчину, лежащего рядом. - Он пытался его спасти, но напрасно... И мы... Мы ничего не можем?.. Он же совсем малыш! Почему?..
  - Не мы решаем, кому жить, а кому умереть.
  - Тебе не кажется, что это глупо? - вскрикнула Рогнеда, но тут же поняла, что Эйлимар здесь ни при чем. Он не направлял руку стрелявшего, и, наверное, отдал бы все, чтобы помочь выжить всем, кто звал его. Но жизнь - не его путь. - Какие же мы бессильные, - выдохнула Рогнеда и провела левой рукой по волосам мальчика.
  - Может, есть шанс, - тихо произнес юноша, и Рогнеда резко повернулась.
  - Шанс? Какой?!
  - Вторая жизнь.
  - Я... Я смогу это сделать? - задыхаясь, накинулась она на Эйлимара.
  - Только если мальчик - маг.
  - Маг?..
  - Да, я говорю об истинном знании Айльберги. Оно доступно только магам.
  - Но он же не сможет ничего сделать, даже если маг...
  - Проведешь его ты, но пройти путь сможет лишь маг. Простой человек сразу сорвется и отправится в царство сестрицы.
  - Значит, я либо спасу его, либо освобожу... - Рогнеда задумчиво посмотрела на мальчика и вздохнула. - Я должна попробовать. - Она снова повернулась к Эйлимару и решительно спросила: - Что нам нужно?
  - Здоровое тело.
  - Здоровое тело?.. То есть... с душой, да?
  - Да. Иначе никак.
  - А что будет с той душой? - спросила Рогнеда прежде, чем поняла, что не хочет слышать ответ.
  - Если здоровое тело принадлежит не магу или более слабому магу, душа уйдет к Айльберге.
  - То есть спасение одного за счет другого... - прошептала Рогнеда и снова повернулась к мальчику. Она подползла к нему на коленях и провела левой рукой по волосам. - Если ты маг, то выживешь, а простой человек умрет, - обратилась она к ребенку и легонько ударила его по носу, чуть улыбнулась. - А ведь я обещала не становиться такой, как Герберт! И что теперь... готова спасти мага за счет не-мага. Видимо, все маги когда-нибудь приходят к одному и тому же...
  Она обернулась к Эйлимару и кивнула. Тот встал и вышел из прохода, и Рогнеда тут же потеряла его из виду. Снова взглянув на мальчика, она принялась гладить его и утешать, обещая, что скоро мучения закончатся. Девушка не знала, кто его родители и кем мог стать этот ребенок, но что-то в его лице выдавало цепкий ум, и ей не хотелось, чтобы тот пропал зазря, если имелся хоть один, пусть и призрачный, шанс. Но с чего она взяла, что мальчик - маг? Никаких признаком! Не важно: если мальчик был простым ребенком, то с приведенным Эйлимаром человеком ничего не случится. Она была обязана попробовать, и она попытается, даже если ничего не выйдет.
  Эйлимар вернулся бесшумно, но Рогнеда почувствовала его присутствие и обернулась. Юноша держал за руку мальчика - примерно ровесника умирающего. Он мог быть чуть старше, но незначительно. Приведенный мальчик имел незатейливую внешность, а взгляд его казался каким-то глупым, и Рогнеда даже разочаровалась: умному мальчику придется стать дурачком?
  - Ты знаешь, кто это? - спросила она Эйлимара.
  - Крестьянский ребенок, его деревня не так уж и далеко. У него три брата и две сестры. Одна из них должна была следить за ним, но мальчик ушел в лес, и никто не бросился его искать. Думаю, они переживут, если он не вернется.
  - А если у нас получится и он, - Рогнеда кивнула на умирающего мальчика, - получит вторую жизнь, он поглупеет?
  Эйлимар удивленно посмотрел на приведенного мальчика, тот поднял на юношу растерянный взгляд.
  - Задатки перейдут вместе с ним, как и навыки, - ответил Эйлимар, медленно отвернувшись от приведенного, а тот принялся оглядываться, но, кажется, так и не понимал, что его окружают умершие. - Память тоже перешла бы, но, боюсь, из-за случившегося он мало что вспомнит. Нет, он не будет глупым, Рогнеда, - Эйлимар даже улыбнулся. - И внешность его несколько поменяется. Не сильно, но станет под стать внутренней составляющей. Так могут только получившие второй шанс.
  - Хорошо, - протянула Рогнеда, бросила последний взгляд на умирающего мальчика, затем снова посмотрела на Эйлимара и решительно спросила: - Что я должна делать?
  
  ***
  - Все будет хорошо, милый, - снова повторила Рогнеда и сжала покрепче ручку мальчика.
  Эйлимар не обманул: уже через несколько минут после того, как мальчик пришел в себя, глупый взгляд крестьянина обрел осмысленность, за которую и зацепилась Рогнеда, пожелавшая спасти ребенка во что бы то ни стало. Да, он оказался магом, и ей предстояло решить, что делать со спасенным. Думала она недолго. Сама воспитать ученика Рогнеда не могла: она была должна вернуть долг Айльберге, да и вообще знала недостаточно, чтобы стать наставником, но зато имела на примете того, кто должен справиться.
  И вот он, наконец, появился на другом конце площади.
  Рогнеде показалось, что она вот-вот расплачется: взмыленный, как и его конь, Герберт совершенно не походил на себя. Что с ним случилось за время их разлуки? Данхольт, даже потеряв его след, смог наслать на своего возлюбленного адепта испытания? Рогнеде захотелось кинуться к лошади Герберта, стащить наставника на землю и прижаться к нему, пообещать, что больше не уйдет от него. Но ведь это неправда! Она оставит ему мальчишку, а сама тут же растворится в толпе. Не слишком ли жестоко она поступала с тем, кому требовалась поддержка? Может, ей не стоит отдавать ему ребенка - зачем ему лишняя обуза? Рогнеда уже хотела отвернуться и уйти с мальчиком, но тут заметила, что Герберт направил коня прямо к ней.
  Он спешился, не дойдя до нее, и так и замер рядом с лошадью, недоуменно глядя на свою бывшую ученицу. Рогнеда поднесла руку к лицу и вспомнила, что его скрывает маска. Рассмеявшись, она аккуратно сняла ее и тепло улыбнулась наставнику. Герберт вздрогнул и в одно мгновение преодолел расстояние, разделявшее их.
  - Это все-таки ты. Живая, - выдохнул он, прижав девушку к себе.
  Весело звякнули колокольчики, а вслед за ними рассмеялась и сама Рогнеда. Выпустив из руки мальчика, она обняла Герберта и прикрыла от удовольствия глаза.
  - Ты тоже жив, - заметила она со смехом, отстранилась от него, надела недоумевающему мужчине на лицо маску - села она, конечно, криво, а ленты с перьями неряшливо упали на его волнистые волосы - и закружила его, не обращая внимания на толпу, вынужденную с возмущением обходить странную пару.
  - Как тебя теперь следует называть? - поинтересовался Герберт, когда девушка выпустила его руки.
  - Для тебя я всегда Рогнеда, - заверила она его, поправляя цепочки на юбке.
  Герберт снял с себя маску и надел ее на Рогнеду, разгладил ленты, а затем приподнял ее лицо за подбородок.
  - Мне кажется, где-то я видел эту птичку, - прищурившись, заметил он.
  - Определенно, - кивнула Рогнеда и улыбнулась. - Химанго.
  - Химанго... И куда ты теперь летишь? Нам в одно небо?
  - А ты разве не отказался от него, предпочтя стать Псом?
  - И то верно...
  Рогнеда перестала улыбаться и вздохнула. Она снова прижалась к Герберту, чтобы шепотом попросить прощение. Тот не понимал, о чем она пытается сказать, так что просто без слов обнимал ее, но Рогнеда большего и не желала.
  - Я бы хотела остаться, но пообещала кое-кому кое-что...
  - Не душу, надеюсь, - спросил Герберт, и Рогнеда увидела в его взгляде грусть.
  - И не мечтай! - ударила она кулаком его в грудь. - Мы еще встретимся, обещаю. А пока...
  Отстранившись, она нашла взглядом мальчика, подбежала к нему - как хорошо, что он не воспользовался моментом и не улизнул! - взяла за плечи и подтолкнула к Герберту.
  - Твой?! - изумился тот, глядя на ребенка.
  - В некотором смысле, - гордо заявила Рогнеда. - Если считать матерью ту, кто дал ребенку жизнь, то ты прав.
  - А кто отец?
  - Хм... наверное, Эйлимар. Но будешь ты.
  - Что? - сначала на лице Герберта появилось недоумение, которое постепенно сменилось яростью. - Ты издеваешься?!
  Рогнеда отступила, утаскивая с собой мальчика.
  - Что я сделала?.. - прошептала она, не понимая злости наставника.
  - Подсовывать мне ребенка после того, как!.. - он не договорил и поспешил отвернуться, но Рогнеда успела заметить промелькнувшую на его лице боль.
  - Я не знаю, о чем ты, - виновато произнесла она и снова приблизилась, осторожно положила руку мужчине на плечо, опасаясь, что тот ее оттолкнет. Но Герберт позволил ей быть рядом, и Рогнеда ласково погладила его по плечу. - Этот мальчик должен был умереть, но я попыталась его спасти. Дать второй шанс. Выходит, он маг, Герберт. И я не знаю никого другого, кому смогла бы доверить его жизнь. Но если он почему-то ранит тебя, если тебе больно на него смотреть, то не надо.
  Герберт повернулся и смерил взглядом сначала ее, потом мальчика. Его все еще била дрожь, а брови хмурились от злости, но он не отводил глаз от ребенка, и Рогнеда облегченно вздохнула. Даже если он откажется брать ученика, распрощаться с Гербертом, не оставив его оскорбленным, было для нее не менее важно, чем судьба мальчика.
  - У него есть имя? - негромко спросил наконец Герберт.
  - Еще нет. Он не помнит ничего из первой жизни, поскольку был на грани смерти, так что можешь дать любое. Но, думаю, он сообразительный и талантливый. Разве я привела бы тебе дурачка?
  - Хм.
  Он продолжал молча разглядывать ребенка, который хотел спрятаться за Рогнедой от острых глаз, но девушка крепко держала мальчика за плечи, не давая ему скрыться. Злость Герберта прошла, и теперь он совершенно точно обдумывал просьбу бывшей ученицы, так что та старалась не улыбаться, пока не услышит ответ.
  - Ладно. Будет Мелем, - кивнул Герберт и посмотрел на Рогнеду. - Он сильный?
  - Сложно сказать, - отозвалась та, погладив мальчика по макушке. - Эйлимар считает, что да. По крайней мере, теперь уж точно. Разочаровать не должен.
  Рогнеда опустила глаза и прикусила губу. Неужели она пыталась напроситься на комплимент? Вот это да! А она-то думала, что стала взрослой и самостоятельной.
  Прекрасно зная, что Герберт на такую глупость не поведется, она тут же подняла взгляд и спросила:
  - Ты же спешишь?
  - Да. На самом деле, да.
  - Тогда я пойду.
  - Постой!..
  - У тебя важное дело, - улыбнулась Рогнеда. - А мы еще встретимся. И тогда, обещаю, все тебе расскажу. И тебя послушаю. Смотри, чтобы к нашей встрече Мель успел чему-нибудь научиться.
  Она быстро поцеловала мальчика в макушку, подтолкнула его к Герберту, а затем резко обернулась и поспешила скрыться, пока наставник не поймал ее за руку.
  Рогнеда догадывалась, чем именно был занят Герберт, и не хотела вмешиваться: Айльберга сохраняла нейтралитет, и она тоже должна оставаться в стороне, как бы сердце не требовало помочь. Это не ее игра. Не ее.
  
  
  
  
  Глава 18. Плата свободой
  Герберт сжимал перышко в пальцах и продолжал смотреть на улицу, заполненную людьми. А ведь они даже не заметили, что между ними пролетела птичка Химанго! Она просила называть ее по-прежнему Рогнедой и вела себя так, будто все еще была его ученицей, но он видел, насколько она изменилась. Он не успел ничего у нее узнать, но понял главное: девушку устраивала выбранная судьба.
  Герберт напомнил себе: сколько не всматривайся в толпу, она не вернется. Рогнеда обещала, что они встретятся позже, и ему не оставалось ничего иного, кроме как согласиться на ее условие. Он опустил взгляд на свою ладонь. Когда успел выдернуть перо? А! Когда потянулся, чтобы остановить ее, но смог ухватиться только за конец ленты, а вернее, за украшающее ее перо. Герберт тут же вернулся к коню и полез в одну из сумок. Достав книгу путешественника, отыскал страницу, на которой описывались некоторые из птиц далекой земли. Он улыбнулся изображению химанго, вложил перо в книгу, а затем убрал ту в сумку.
  Нужно ехать дальше.
  Не успев сесть на коня, Герберт осмотрелся, вспоминая, какой из улиц собирался добраться до дворца. Его взгляд наткнулся на мальчишку, все еще смирно стоявшего рядом. Вспомнился Ради, его улыбка, и Герберт грубо выругался: образ являлся лишь тенью мальчика, да и тот мерк, оставляя после себя гнетущую пустоту. А тут перед ним стоял еще один мальчишка, примерно того же возраста, цепким взглядом следящий за ним. Рогнеда, конечно же, не знала о Радхери и вряд ли представляла, кем тот успел стать для бывшего наставника - сам Герберт не подозревал, насколько привязался к принцу, пока того не оставили одного в лесу. И все равно этот мальчишка казался попыткой заткнуть образовавшуюся дыру. Смешно! Зачем он ему? Герберту не до учеников теперь: остановив войну, он выдаст себя и уже никуда не денется от Данхольта. Зачем он согласился? Мелькнула предательская мысль сесть на коня, оставив ребенка здесь, но Герберт не смог так поступить. Он обещал Рогнеде, и этот взгляд... Мальчишка был магом, к тому же явно смышленым. Бросить такого... Он снова выругался, крепче прежнего, подхватил мальчика и усадил на коня перед собой, затем забрался сам.
  - Тебе придется поехать со мной, Мель, - предупредил Герберт, приобняв ребенка, чтобы тот не упал. - Так что веди себя тихо и никуда от меня не уходи. Поговорим потом.
  Второй рукой он направил лошадь по направлению ко дворцу.
  Герберт знал, что предыдущую ночь Реджинальд провел в Фесте, но опасался, не покинул ли король столицу рано утром. Город жил обычной жизнью, отчего Герберт надеялся успеть поговорить с Реджинальдом в его кабинете: не хотелось ронять его авторитет в глазах других, если тот был еще способен слушать.
  Но во дворец его отказались пускать. На воротах стояло двое охранников, однако Герберт помнил, что остальные находятся невдалеке и, заслышав шум, тут же появятся: такой вот образ доверчивого короля, верящего своему народу, но на самом деле находящегося настороже.
  - Его Величество сегодня никого не принимает, - отрезал один из охранников.
  Его напарник замялся, опасливо поглядывая на Герберта, который и не подумал спешиваться. Уходить он тоже не собирался и уставился на высокомерного охранника долгим взглядом.
  - Слушай... это же Карающий, - промямлил второй, когда понял, что просто так от пришедшего не избавиться.
  - И что? - хмыкнул первый. - Приказ есть приказ.
  - Но он же маг... и сильный, - тихо напомнил ему напарник, не сводя испуганных глаз с Герберта.
  - Он же салистинин прислужник! - расхохотался первый охранник. - Что он нам сделает? Песню споет?
  - Зачем? - равнодушно ответил за его напарника Герберт. - Всего лишь уговорю твоего друга убить тебя, а затем покончить с собственной жизнью.
  - Брехня! - покраснел от злости первый охранник и даже двинулся на Герберта, взявшись за рукоять меча, явно намереваясь прогнать наглого посетителя.
  - Слушай, давай пропустим его... Не хочу тебя убивать... А потом себя. Подумай о Фаре, о детишках...
  - А ты подумай о Леоте: она с тебя шкуру сдерет, когда узнает, что тебя прогнали со службы, - огрызнулся первый, не собираясь отступать.
  - Зато я буду жив!
  Его напарник еще какое-то время сверлил взглядом Герберта, будто пытаясь по его лицу понять, способен ли маг осуществить угрозу или лишь зубы заговаривает. Герберт заметил, что сомнения уже успели зародиться в мозгу охранника, и тот начал колебаться. Еще немного постояв, держа руку на эфесе меча, он все-таки сдался и отступил.
  - А, будь ты проклят, маг! - кинул он вслед всаднику.
  - Уже, - горько усмехнулся Герберт, ведя коня по дорожке к главному входу.
  Здесь его уже никто не собирался останавливать. Завидев его приближение, подбежал конюх. Спешившись, Герберт снял Меля, затем отцепил от седла сумку с книгой, перебросил ее через плечо и позволил конюху заниматься остальным. Взяв мальчика за руку, он потянул его за собой.
  - Сейчас идем быстро, - тихо распорядился Герберт. - Отдохнешь, когда дойдем до нужной комнаты. Будешь ныть - оставлю в коридоре, и сам решай, чем займешься потом.
  Мальчишка кивнул, а когда Герберт широкими шагами пересекал зал, изо всех сил старался за ним поспеть. Он не ныл, но Герберт сразу понял, что за ним ребенку не угнаться. Шумно выдохнув, он взял Меля на руки, усадил к себе на плечо, приказав крепко держаться, и пошел дальше. Их встречали удивленными взглядами, но Герберт не придавал им значения: если Реджинальд в своем кабинете, им удастся поговорить, а уделять внимание мелочам бессмысленно.
  В кабинете Реждинальда не оказалось. Герберт усмехнулся: наивно было полагать, что тот сидит за столом и ждет своего мага для разговора. Слуга, сразу узнавший пришедшего, пообещал привести короля как можно быстрее.
  - Сказать, что именно вы его ждете? - догадливо поинтересовался он.
  - Нет, - ответил Герберт, спустил Меля с плеча и вошел в кабинет, где занял место в углу, сокрытый тенями.
  На столе короля лежала карта Кьерры без каких-либо пометок или фигур, изображающих войска, и все равно Герберт подозревал, что еще накануне здесь составлялись планы атак. Оглядев идеально убранный кабинет, он удостоверился, что успел вовремя: король собирался отбыть из Фесты уже сегодня. Попробует ли он улизнуть от Карающего Пса? Герберт улыбнулся своей мысли: не посмеет. Кому, как не королю, лучше всех знать, на что способно его личное оружие против магов?
  И он оказался прав: вскоре Реджинальд вошел в кабинет. Он замер в дверях, явно недоумевая, куда делся посетитель. Не дав ему обернуться, Герберт приблизился к королю со спины, оставив Меля в углу.
  - Твой сын мертв, - тихо произнес маг, и король обернулся.
  Значительная разница в росте не помогла Реджинальду: он побледнел, неотрывно глядя в глаза Герберта, нервно сжал кулаки, но так и не произнес ни слова.
  - Его нашли с отрубленной правой рукой и выжженными глазами, - продолжил тот. - Похоже, Рейнгильд не на твоей стороне.
  - Рейнгильд? - скрипуче переспросил король.
  - Или ее истинные адепты не хотят войны с Осбруном, потому и показали, что богиня войны слепа.
  - А я думал, что истинные адепты - сильные маги, - усмехнулся Реджинальд, наконец, взяв себя в руки. Он повернулся к Герберту спиной, спокойно подошел к столу, обошел его и снова посмотрел на мага. - Разве сильные маги станут заниматься таким ребячеством, подкидывая... кхм... знаки?
  - Допустим, это не они, а разбойники, - нехотя согласился Герберт, полагая, что изуродованное тело Ради действительно что-то означало.
  Он замолчал, внимательно вглядываясь в лицо короля. Мужчина только что узнал, что потерял сына, наследника, но ни на его лице, ни в его позе не промелькнуло и тени потрясения. Он остался равнодушен к известию, будто Герберт говорил не о принце, а о подброшенной в королевскую спальню собаке. 'Ребячество' - так он сказал? Герберт отказывался верить в черствость короля. Наверное, он не до конца осознал слова мага.
  - Как бы там ни было, твой сын мертв, - повторил Герберт. - Наследник убит.
  - Да, я понял, - равнодушно отозвался тот и уставился на карту Кьерры, будто лишь та имела значение.
  Герберт сжал кулаки, из последних сил сдерживая гнев: ему нужно остановить войну, а разобраться с жестоким королем он еще успеет. Может, дело и не в жестокости вовсе: одурманенный мечтой стать императором Кьерры, Реджинальд забыл обо всем. Но не успел Герберт найти оправдание реакции короля, как тот сам подписал себе смертный приговор.
  - Мое положение не так плачевно, как тебе кажется, Герберт, - медленно произнес он, продолжая рассматривать карту. - Невена носит под сердцем ребенка - нового наследника. Так что все хорошо. Сейчас же...
  - Хорошо?!
  Реджинальд резко поднял голову, не ожидая услышать, как Герберт повышает голос.
  - Хорошо, говоришь? - усмехнувшись, снова тихо повторил тот и подошел к столу, позволяя тому разделять его и короля. - Сейчас же важно другое. Война с Осбруном. Это ты пытался сказать, Реджинальд Первый? Или... Последний?
  Король отшатнулся, и Герберт довольно оскалился.
  - Ты не начнешь войну.
  - Поздно - она уже началась, - возразил Реджинальд. Его голос не дрогнул, и Герберт с горечью подумал, как бездарно пропал великолепный кандидат на престол великого государства. Король решительно продолжал: - Если мы не нападем в ближайшие дни, Осбрун вторгнется на территорию Бреслингии. Им уже нечего терять: Мирна признала наше право на военные действия.
  - И где это признание? - хмыкнул Герберт. - Не говори мне про того толстяка, которого ты втянул в свою грязную игру. Покажи письменное признание королевы Стерен Ясноокой. Его нет у тебя? О, хочешь знать, откуда я знаю про 'представителя' Мирны? Кстати, он лекарь, ты не забыл? Он не может быть 'представителем'. Но для твоего плана такая деталь не важна. Да, Реджинальд, я знаю. И мне совершенно все равно, ты подослал отравителя или же Хелок: ты в любом случае виновен. Ты мог спасти принца Оэдмаля, но тебе была на руку его смерть. Не зря Рейнгильд отвернулась от тебя. - Герберт резко ударил ладонями о стол: - Не думай мне возражать! Ты не начнешь войну!
  - Война уже началась, Герберт! Даже если я не нападу первым, мне придется защищаться. Выхода нет...
  - Есть. Я могу договориться о мире.
  - Тебя не станут слушать, - усмехнулся Реджинальд, вышедший из оцепенения и снова ощущающий себя могущественнее, нежели посмевший тяфкнуть Пес.
  - Станут. И если ты откажешься от своих планов, сам все увидишь.
  - А если нет?
  Герберт недоуменно уставился на короля. Тот в своем уме или окончательно потерял рассудок?
  - Ты - придворный маг, безродный Герберт, - напомнил ему король. - И не тебе решать, какую политику мне вести. Ты можешь посоветовать, а я выберу, соглашаться или нет. И я не согласен на мир. Раз война началась, не вижу смысла ее останавливать.
  - Это твое окончательное решение?
  Реджинальд смерил Герберта насмешливым взглядом.
  - В таком случае в твоих же интересах не покидать дворец в ближайшие дни.
  - Я ведь могу отдать приказ казнить тебя, - снисходительно отозвался Реджинальд и печально улыбнулся.
  - Попытайся, - бросил Герберт и, развернувшись, зашагал к выходу.
  Не дойдя до двери пары шагов, он вытянул левую руку, и Мель, вынырнув из угла, подбежал к магу и схватился за него.
  Герберт прекрасно понимал, что Реджинальд не послушается и выступит во главе войска, как и планировал. Что ж, Герберту было уже все равно, чем именно обернется казнь короля.
  
  ***
   - Покормишь его? - спросил Герберт, усаживая Меля за стол напротив Фродоарда.
  После событий прошедших дней и разговора с Реджинальдом его каморка казалась единственным оплотом мира, почти таким же, каким было убежище Герберта на границе со степью. И все-таки расслабиться и забыть о своей цели Герберт не мог, даже если бы очень захотел. По крайней мере, здесь рядом с ним был друг, которому он полностью доверял, и этого оказалось более, чем достаточно.
  - Кто это? - живо поинтересовался парнишка.
  - Просто мальчик.
  Друг промолчал, но Герберт понял, что тот не верит в такой ответ.
  - Маг, спасенный Рогнедой, - пояснил мужчина. - Но в остальном - просто мальчик. Он голоден.
  Пока Фродоард бегал на кухню за едой, Герберт сел и, прикрыв глаза, обдумал их положение. Время, которое, казалось, было на их стороне, теперь смеялось над ними. Они отставали и очень сильно. Свергнуть Реджинальда Герберт мог в любой момент, но не эту цель он преследовал. Конечно, он сможет не дать войне развернуться, только такой результат его не удовлетворит. Герберт не хотел начала войны, будто имело роковое значение, когда именно он положит ей конец.
  Герберт тяжело вздохнул и устало потер глаза. Интересно, кто-нибудь из богов сделал ставку, что он справится, или же все считали, что он непременно проиграет, и спорили лишь о том, насколько сильно?
  Мель все это время сидел тихо, и Герберт даже подумал, не немой ли мальчик, но пока разбираться с ним не хотел: не до него. Главное, накормить и дать выспаться, а все остальное - потом.
  Вернулся Фродоард и разложил принесенное на троих. Герберт от еды отказался, хотя обедом назвать их трапезу было сложно: пара запеченных и успевших остыть картофелин, несколько кусочков мяса, ломоть хлеба и вода. Мель накинулся на еду с жадностью, но ел аккуратно, опасливо поглядывая на остальных. Фродоард с удовольствием съел и свою порцию, и порцию Герберта. Тот тем временем рассказал о разговоре с королем и своих планах на ближайшее будущее.
  - Мы сможем все это осуществить? - осторожно спросил Фродоард. - Я имею в виду, что тогда нас было больше. А теперь... Только ты, я и Себальд. Мы без Итто, а значит...
  - Ты так и не узнал, что с Эхсой и Мелем?
  - В последние дни было не до них. Извини.
  - Ничего, я лишь уточнил. И да, сможем: на этот раз я использую магию.
  Фродоард даже перестал жевать и отложил кусок хлеба.
  - Уверен? - после некоторого молчания уточнил он.
  - Мир в Кьерре стоит того, не так ли? - пожал плечами Герберт, и снова наступила тишина.
  - Себальд уже едет с телом Ради, - растерянно сообщил Фродоард. - До ночи поговорить с ним не смогу.
  - Плохо, что уже едет. И, наверное, медленно, раз везет тело.
  Герберт задумался, а затем выругался и выкрикнул:
  - Мне нужен не только он!
  - Но я не смогу! - запротестовал Фродоард. - Только когда он уснет. И сомневаюсь, что это случится до заката...
  - Тихо-тихо, я тебя не виню, - поспешил извиниться Герберт и медленно выдохнул и принялся рассуждать вслух: - Три дня туда. Три дня назад. Если не отдыхать и иметь быстрого скакуна. Я купил хорошего, но он выдохся. Взять тут можно, но шесть дней - слишком много. Нам нужно действовать сейчас!
  - Я не смогу сейчас... - вновь пробормотал Фродоард.
  - Нет-нет, я не к тебе обращаюсь. Видимо, придется начать так. А ночью ты свяжешься с Себальдом и отдашь ему мое распоряжение. Лишь бы его послушались!..
  - Кажется, лорд Сигилы ему доверяет... Если найти нужные слова, послушается...
  - Успеем найти. Сейчас же нужно усыпить Реджинальда.
  Фродоард не удержался от смеха.
  - Как? Как ты хочешь это сделать? - все еще смеясь, спросил он, и Герберту показалось, что мальчишка близок к истерике. Немудрено - последние дни выдались особенно тяжелыми для него, а Герберт собирался использовать его силу, и не единожды. Утешал он себя лишь обещанием поскорее со всем разобраться, и тогда Фродоард сможет отдохнуть.
  - Если не путаю, тебе все равно, уснул ли человек сам или был усыплен отваром, - решил уточнить мужчина.
  - Все равно. Но после сцены, что ты ему устроил, он ни тебя, ни меня к себе не подпустит. Да и слуг ты вряд ли подкупишь. Может, конечно, малыш...
  - Нет, не выйдет, - тут же возразил Герберт, проследив взгляд друга, и пояснил: - Реджинальд видел его рядом со мной.
  - Тогда, боюсь, твоему желанию не сбыться.
  Герберт снова погрузился в раздумья: ему во что бы то ни стало требовалось, чтобы король прилег вздремнуть до того, как покинет Фесту. Скорее всего Реджинальд был прав, и даже если Герберт не даст войску короля отправиться к Деснице Нидгара, армия Эдерна Третьего все равно перейдет через горы. А может, она все еще ждет сигнала от Хелока, который сейчас томится в темнице Реджинальда. Не стоит думать о том, что Осбрун уже вторгся на территорию Бреслингии: от этих мыслей никакого толку. В любом случае действовать необходимо, причем прямо сейчас.
  - А скажи, тот толстяк... лекарь из Мирны все еще здесь? - задумчиво спросил Герберт.
  - Его зовут Гуриал Иахавр, и да, он не успел уехать из Фесты, хотя уже не раз пожалел, что задержался тут, - Фродоард даже хохотнул.
  - Познакомишь меня с ним?
  - О, и ты туда же, - простонал мальчишка. - Мало того, что его использовал Реджинальд!
  - Сомневаюсь, что Гуриал хочет войны, ведь все будут поминать его имя, как имя разрешившего Бреслингии напасть на Осбрун. А я собираюсь не позволить Реджинальду осуществить задуманное. Наши интересы совпадают! Обещаю, что честно признаюсь, чего от него хочу.
  Фродоард нехотя сдался:
  - Возможно, это единственный выход. И я даже боюсь спрашивать, зачем тебе спящий Реджинальд.
  - Правильно боишься, - чуть улыбнулся Герберт. - Но, надеюсь, все пройдет гладко, и уже завтра тебе не придется прибегать к магии.
  Парнишка обреченно вздохнул, а затем посмотрел на мальчика.
  - Его оставим здесь? - кивнул он в сторону Меля.
  - Нет, возьмем с собой. Хочу, чтобы он знал, кем является его наставник на самом деле.
  Фродоард встал из-за стола и подошел к мальчику, погладил его по волосам и доверительно прошептал:
  - Если после такой науки тебя будут беспокоить кошмары - обращайся ко мне. Добрых снов не подарю, но помогу отдохнуть.
  Мель непонимающе уставился на него.
  
  ***
  При личном знакомстве Гуриал Иахавр произвел на Герберта приятное впечатление: сначала показавшийся рохлей и выслушивший предложение мага с крайне растерянным видом, немного обдумав его слова, Гуриал заговорил, и тогда Герберт уже не сомневался, что у лекаря имеется своя точка зрения, к которой не прислушаться было невозможно. И такая манера держаться крайне импонировала Герберту.
  Для начала Гуриал заявил, что крайне недоволен тем, как его втянули в эту совершенно неприятную историю. Ему по-человечески было жаль принца Оэдмаля, и он бы хотел выяснить, кто на самом деле стал виновником его гибели. Результат расследования, представленный Реджинальдом, вызывал у Гуриала сомнения. Не забыл он упомянуть, что не является представителем Мирны и не собирается рассказывать своей правительнице о причине, послужившей началом конфликта. Но и в плане Герберта участвовать он не хотел: лекарю было все равно, развернется ли война или нет, и кто в ней победит. Насколько он понял из слов мага, выяснить, кто на самом деле подговорил слугу отравить принца, уже не удастся, а значит, и справедливого возмездия не стоит ждать.
  Герберт учтиво выслушал его возражения и тут же выдвинул свои: для начала он напомнил, что принц умер не от яда, а из-за действий или бездействия Иокина, вполне способного его спасти, так что виноватым следовало считать Реджинальда, скорее всего отдавшего магу соответствующий приказ; затем предположил, что Гуриал не будет столь категоричен относительно войны соседей, если подумает о будущем своей страны, которую наверняка захочет поглотить новое государство; напоследок же он горько заметил, что никого не станет интересовать, являлся ли Гуриал представителем Мирны или нет, согласился ли, что у Реджинальда есть все права вторгнуться в Осбрун, или ответил уклончиво - вышло так, словно он дал позволение от лица Мирны, и именно это все и запомнят.
  Гуриал прислушался и согласился, что войну стоило попробовать остановить. Тогда Герберт изложил ему свой дальнейший план, не скрывая, как собирается обставить ситуацию. Ему требовалась помощь от Гуриала, которому предстояло солгать, и Герберт желал, чтобы соучастник знал обо всем.
  Пожалуй, решающим моментом для лекаря стало равнодушие, проявленное Реджинальдом к известию о смерти сына. Герберт рассказал о нем, поскольку собирался использовать в качестве показателя бессердечности короля, и Гуриал оказался первым, кто попался на этот 'крючок'. Осознав, каким беспринципным являлся Реджинальд, лекарь с легкостью представил, как, победив Осбрун, тот нападает на Мирну. Больше уговаривать Гуриала не пришлось.
  Оставив Реджинальда полностью на попечение Иахавра и Фродоарда, Герберт занялся дальнейшей подготовкой. Первым делом он подготовил письмо, адресованное Эдерну Третьему, и отыскал лучшего гонца Реджинальда.
  - Это письмо следует как можно скорее отправить королю Осбруна, - распорядился он. - Оно о мирном урегулировании конфликта.
  - Мирном? - озадаченно переспросил гонец. - Но я слышал, что будет война...
  - Реджинальд внял доводам разума и решил не затевать сражений. Но в Осбруне этого еще не знают, так что будь осторожен. Возьми вот эту нашивку.
  - Кажется, это герб Мирны...
  - Да, только так у тебя есть шанс добраться до Эдерна невредимым. Поспеши.
  Герберт знал, что посланник не станет заглядывать в доверенные ему бумаги, в которых маг обрисовал ситуацию так, будто уже достиг запланированного. В том, что все пройдет гладко, он даже не сомневался. Оставалось надеяться, что ему не придется ехать в Осбрун и лично говорить с Эдерном, используя магию. Но если тому окажется недостаточно письма, Герберт был готов пойти на любые меры.
  К тому моменту, как посланник покидал дворец, Реджинальд уже погрузился в сон. В нем он оказался на той самой поляне, где на пне пряталась лошадь, сделанная из шишек и веток. Сначала поляна казалась пустой, но затем небо незаметно затянули тучи и из травы поднялся Радхери. Он стоял, глядя на отца выжженными глазами и придерживая то место, где прежде была рука, словно он все еще ее чувствовал. Воздух прорезала молния, лес оглушил раскат грома, и мальчика перед Реджинальдом сменил Нидгар. Безрукий, ослепленный, он улыбался, а с неба текли потоки крови.
  Затем все поглотила тьма. Она немного рассеялась, позволив Реджинальду увидеть, что он находится в кругу из фигур, окутанных черным туманом, словно плащами. Одна из фигур откинула капюшон, и даже в блеклом свете Реджинальд мог узнать Герберта. Перед ним стоял мальчик, сначала напомнивший того, что ждал Герберта в углу королевского кабинета, но, присмотревшись, Реджинальд признал в нем лишенного глаз сына. Мальчик шагнул к нему навстречу, и фигуры в плащах последовали его примеру, сжимая круг.
  Герберт прекрасно знал, что именно видит Реджинальд потому, что они с Фродоардом детально обсудили сон. Некоторые элементы показались ему слегка театральными, но друг заверил, что только так кошмар сможет произвести нужный эффект. Какие-то моменты наверняка выглядели иначе - во сне Реджинальд мог воздействовать на происходящее, но сломать задуманный сюжет ему не удастся все равно. Приводя себя в порядок и думая о Реджинальде, окунувшемся в навязанное ему видение, Герберт на мгновение посочувствовал королю: он не сможет очнуться от кошмара, пока действует зелье, а значит, раз за разом будет встречаться с убитым Ради. Они наказывали короля слишком жестким способом, но Реджинальд сам не оставил им выбора.
  Сначала Фродоард предлагал Герберту отправить Реджинальда в иллюзию, как тот прежде поступил с Мелем: парнишка не был уверен, что сумеет-таки задеть нужные струны, и что, проснувшись, Реджинальд обезумеет от горя. Если Герберт все равно намеревался прибегнуть к магии, то одним воздействием больше, одним меньше - не суть, но иллюзия будет надежнее, чем кошмар. Однако Герберт сразу отказался: он не знал, какой ключ следовало оставить Реджинальду для выхода из иллюзии, а без ключа обойтись никак не мог, а кроме того ему не хотелось быть связанным с не оправдавшим его ожидания королем и делить с ним иллюзии. У Герберта не было желания самолично мучить Реджинальда, да и кошмар он предложил использовать лишь для того, чтобы остановить короля и на какое-то время вывести его из строя. Действительно сводить его с ума не было никакой необходимости.
  Пока Герберт занимался своей внешностью, а заодно отмыл и переодел Меля, слуги оповестили всех лордов и леди о собрании в тронном зале. Герберт не надеялся, что те соберутся в течение часа, даже несмотря на полученные от слуг заверения, что дело срочное. Слуги не говорили, кто именно назначил собрание, что могло возбудить интерес, но в той же степени и вызвать мысль, что спешить не обязательно, однако когда Герберт, в сопровождении Меля и Гуриала, вошел в зал, тот оказался полностью заполненным.
  Лорды и леди, с жаром обсуждающие возможную причину их встречи, расступились, пропуская Карающего Пса и провожая его удивленным взглядом. Одетый в черную шелковую рубашку и черные же брюки, Герберт выглядел не хуже любого из них, к чему собравшиеся не привыкли: прежде безродный лорд предпочитал простую, но удобную одежду, и потому соответствовал составленному о нем представлению. Теперь же он казался равным собравшимся, и их это раздражало. Герберт довольно улыбнулся.
  - Вас интересует, когда появится Реджинальд Первый? - спросил Герберт, оглядывая притихший зал. Немного помолчав, ответил: - Он не появится. Поэтому я и собрал вас здесь.
  Его голос звучал громче обычного, застав тем самым присутствующих врасплох. Прежде они и не догадывались, что он может быть таким сильным и глубоким. Герберт прикрыл глаза и в последний раз сказал себе, что иначе не выйдет. Он заплатит цену, но и получит соразмерно ей. Открыв глаза, он продолжил свою речь, уже зная, что не поверить ему никто не сможет.
  - Печально сознавать, но Реджинальд Первый стал жертвой хитроумной игры. Недавно он объявил о начале войны с Осбруном, обвинив Эдерна Третьего в попытке оклеветать его. Но эти слова принадлежали не Реджинальду, а Иокину, известному как личный целитель короля. Маг Иокин оказался не тем, за кого себя выдавал, и к Итисберге не имеет никакого отношения. Его богиня - Салистина и она открыла своему верному адепту особое знание, позволяющее внушать выбранному человеку любые мысли. И потому все последние решения короля были продиктованы ни кем иным, как Иокином.
  - Иокин - адепт Салистины? - рассмеялся один из лордов.
  Герберт заметил россыпь веснушек на его щеках и улыбнулся: настоящий слуга Рыжей Салли боролся с родственной магией, как мог, а потому не спешил поверить Карающему Псу наслово.
  - Он действительно силен. Настолько, что провел даже меня, - признался Герберт.
  - Так как же он себя выдал? - хмыкнул маг.
  - Когда отравили принца Оэдмаля, вместе с лекарем Гуриалом к Иокину отправился один мой друг. Он и подслушал разговор Иокина с его помощниками.
  - Сильный и прозорливый маг совершил такую оплошность? - поинтересовался еще один лорд. К Салистине он не имел отношения, но Герберта все равно не смутило его недоверие: магия только начинала действовать, так что зерно сомнения только пойдет ей на пользу.
  - Король Реджинальд был полностью в его власти. Чего в таком положении опасаться Иокину? Вы все проявили изрядную доверчивость, не заметив изменений в поведении короля, так что маг уверен, что игра уже сыграна. Он не знает, что я здесь.
  - Лорд Герберт - единственный, кто видит хитрецов насквозь! - расхохотался первый высказавшийся.
  - Но он действительно имеет право так называться, - спокойно возразил ему женский голос.
  Герберт отыскал взглядом его обладательницу и изумился, получив улыбку от баронессы Мадалинды Рроу. Она продолжила свою мысль:
  - Мы и правда проявили доверчивость и даже не возразили Реджинальду, услышав его решение. Конечно, он король, но это не значит, что мы не имеем право голоса, когда решается судьба всего государства. А мы сами себя его лишили.
  - Баронесса, вы верите, что Его Величество был марионеткой в руках Иокина?
  - Не случайно же он послал умирающего принца именно к нему. Неужели во всей Фесте не нашлось бы других магов Итисберги? Верится с трудом.
  - Пусть так, - снова заговорил маг Салистины. - Что сейчас с королем?
  - Увы, он слишком долго находился под иллюзией, и его разум повредился, - снова заговорил Герберт и на мгновение закрыл глаза: ему показалось, что те начали болеть. Глупость какая! Он бы не почувствовал, если бы те изменили цвет, чтобы стать такими, какими положено быть глазам адепта Данхольта и Данквара. И все же избавиться от мысли, что именно этот процесс он сейчас ощущает, Герберт не смог. Снова окинув взглядом лордов и леди, он продолжил: - Последней каплей для короля стало известие о потере сына.
  - Принц Радхери мертв?!
  По залу пробежал встревоженный шепот, и Герберт подождал, пока присутствующие свыкнутся с услышанным.
  - Да. И состояние короля ухудшилось. Лекарь Гуриал недавно осматривал его.
  - Именно, - кивнул тот. - Рассудок короля пошатнулся. Боюсь, он не в состоянии даже осознать, где именно находится. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь ему восстановиться, но не знаю, смогу ли...
  - И что будет тем временем?
  - Временно трон займет Леубин Сигилский, - объявил Герберт, вызвав очередную бурную реакцию. Потому он напомнил возмущенным: - За время наместничества Леубина Сигила превратилась в сильный город, ничуть не уступающий Фесте.
  - Сигила - всего лишь город, не страна.
  - А разве вы не окажете необходимую поддержку лорду Леубину? - удивился Герберт.
  - И это значит, что Леубин начнет новую династию?
  - Вовсе нет, - чуть улыбнулся Герберт. - Мы постараемся вернуть разум Реджинальду, и если получится, тот с удовольствием продолжит политику Леубина, ведь наш король всегда мечтал о процветании Бреслингии. О чем вы слишком быстро забыли, не заметив резкого изменения в его поведении и взявшееся ниоткуда желание воевать. А потом удивляетесь, почему я назвал вас слепцами. Но даже если нам не удастся восстановить сознание короля, его династия имеет продолжение. Скрывающаяся в Брачке Невена носит ребенка, которому и перейдет власть, когда тот повзрослеет. Как видите, я не предлагаю государственный переворот, а всего лишь хочу остановить деятельность мага-предателя, который успел навредить королю и почти уничтожил Бреслингию. Мы еще можем спасти нашу страну, если не ввяжемся в войну. Вижу, вас не очень радует это предложение, и понимаю, что война открывает множество перспектив, но задумайтесь на мгновение. Если слухи о том, что принц Оэдмаль был убит своими спутниками, чтобы Эдерн получил достойную причину для начала войны, правдивы, не кажется ли вам, что за все то время, что посланцы Осбруна гостили здесь, стратеги Эдерна успели составить план блистательного завоевания, а значит, Бреслингия, поддавшись на уловку, буквально безропотно отдаст себя Эдерну Третьему. Ну а если слухи были распущены Иокином, и смерть принца полностью на его совести, мы нападем на безвинное государство. Тогда победа останется за нами, однако осбрунцы вряд ли согласятся с новой властью. Нас ждут повсеместные восстания, и вместо лакомого кусочка мы получим кровоточащую землю. Мирное соглашение даст намного больше, чем завоевание, и вы скоро в этом убедитесь.
  Теперь присутствующие молчали. Как бы сильно они ни сопротивлялись магии Герберта, теперь уже никто не имел возможности ему возразить. Все сомнения, которые только могли возникнуть, исчезли и не возвращались, а лордам и леди осталось только гадать, как они сами не пришли к этому единственно верному решению.
  - Правитель Осбруна, Эдерн Третий, получит наши искренние соболезнования, а заодно и виновника в смерти брата - мага Иокина, - продолжил Герберт. - Мы не сможем вернуть ему принца Оэдмаля, но передадим тело и позволим решить судьбу того, кто недавно сам распорядился чужой жизнью. Обвинения с Хелока и Привелы, конечно, будут сняты, а им принесены извинения. Уверен, Эдерну хватит мудрости осознать ситуацию и не начинать войну. Тем временем лорд Леубин уже едет в Фесту. Вступив в обязанности временного правителя, лорд Леубин тут же составит мирное соглашение, которое пойдет на пользу обоим государствам. В его согласовании вы все примите участие, ведь расцвет Бреслингии - наша общая цель. Если вам известно, что Реджинальд успел отправить войска на границу, сообщите мне: мы тут же пошлем к ним гонцов, чтобы остановить наступление. Боги всегда на стороне тех, кто заботится о своем доме, и наши деяния, угодные и народу, и богам, вскоре принесут плоды.
  Герберт замолк, ожидая, не выскажется ли кто против, но присутствующие согласно молчали.
  Он устал, безумно устал, будто не спал несколько ночей подряд и все это время провел в седле, не слезая. Казалось бы, одно из простых умений: быть убедительным - а вымотало невероятно. Наверное, все дело в количестве слушателей и их изначальном настроении. Он перевернул сознание далеко не глупых людей, увлек на свою сторону, и нечего было удивляться, что сил ни на что не осталось.
  Герберт бросил взгляд на Меля, и мальчик улыбнулся ему. Кажется, у него получилось задуманное, и если сегодня ночью его никто не убьет, можно считать, что угроза войны миновала. Герберт устало улыбнулся Мелю, взял мальчика за руку и вышел.
  
  ***
  Через четыре дня прибыл Леубин. Он долго говорил с Гербертом, неуверенный, что справится с возложенной на него ответственностью, и тогда Герберт позвал магов, сопровождавших Леубина. Десять сильнейших адептов Вертерун, среди которых был и Марквин, в один голос согласились, что жизнь магов улучшится, если королем станет лорд Леубин. В отведенных наместнику Сигилы комнатах и речи не шло о временном правлении: Герберт не собирался возвращать трон Реджинальду и передавать его еще неродившемуся отпрыску. Убивать никого он тоже не планировал, вместо чего отправил Реджинальда к супруге в Брачку под присмотром Гуриала и Фродоарда. Лордам и леди Бреслингии не обязательно знать, что там королевская чета сядет на корабль, отбывающий в далекие земли без права вернуться.
  Пока новый правитель был в пути, а старый отбывал из Фесты, Герберт выяснил военные планы Реджинальда. Гонцов на границу отправила баронесса Рроу, оказавшая Герберту неожиданную поддержку. Если бы не она, тот наверняка сорвался, но женщина мягко предложила свою помощь и незаметно взяла на себя часть обязанностей, дав тем самым Герберту возможность заняться Иокином. Задержать мага и привести его в Фесту оказалось делом несложным, но Герберт был уверен, что при отправке его в Осбрун возникнут проблемы. Скорее всего ему придется сопровождать Иокина, везя с собой мирный договор, а там снова использовать магию, чтобы остановить Эдерна Третьего. Такая перспектива казалась Герберту утомительной, но не более того. В его плане имелся лишь один изъян: тело Оэдмаля найти не удалось. Иокин захоронил его в каком-то особом месте, но люди Герберта провели там целые сутки, и все впустую. Герберт подозревал, что Иокин врет, и принц покоится совсем в другом месте, но выбивать из него правду у него не было ни сил, ни желания. Может, так оно даже лучше.
  Когда приехал Себальд, он тут же встретился с Гербертом и вручил ему ту самую фигурку лошади, что Герберт видел в последнем видении о Ради. Друг пытался остановить Герберта и не дать увидеть тело мальчика, но не преуспел: весь оставшийся день и следующую ночью тот провел рядом с юным принцем. Впервые он не взял Меля с собой, доверив мальчика Себальду. Похороны организовал тоже Себальд, но на них Герберт не пришел, сославшись на необходимость составить договор, который Леубин подпишет сразу после похорон.
  Так и случилось: закончились похороны принца Радхери, и тут же состоялась церемония официального признания лорда Леубина временным правителем, которую Герберт мысленно именовал 'коронацией', и никак иначе, и на ней же был рассмотрен представленный Гербертом договор. Возражений не последовало, что не удивительно: Герберт продолжал использовать магию, чтобы подавить возможные сомнения. Ему не нравилась перспектива превращения знати Бреслингии в безмолвных кукол, но терять достигнутое он не собирался. Осталось совсем немного, и вскоре лорды и леди сами согласятся, что изменения пойдут их государству на пользу. Еще немного, и Герберту не придется заботиться о будущем Бреслингии.
  
  ***
  Он очнулся ото сна и какое-то время мучительно пытался сделать вдох, но грудь будто что-то сдавило.
  В окно барабанил дождь, а Мель продолжал крепко спать, доверчиво прижавшись к нему. На постоялом дворе было тихо, и Герберт знал, что в соседних комнатах спят Иокин, Хелок и Привела - все под присмотром адептов Вертерун, взятых Гербертом в сопровождение.
  Они почти достигли границы Осбруна, и Герберт пока не заметил следов военного нападения. Может, Эдерн поверил первому письму и решил отступиться от Бреслингии? Что ж, хорошо, если так: значит, Герберту не придется прибегать к магии.
  Магия.
  Он простонал, вспоминая кошмар, и обнял Меля, будто мальчик мог защитить его. Герберт понимал, что глупее предположения не придумаешь, но от тепла его тела и мерного дыхания стало спокойнее. Герберт снова закрыл глаза.
  Так что он видел? Просто кошмар или воспоминание? В тот день он не заметил ничего схожего с тем, что приснилось ему только что, и может, теперь выдумывал, будто на самом деле все видел, уверенный, что последствия уже настигли его. Герберт ни в чем не был уверен. Он доподлинно знал только одно: тогда его мысли были заняты другим, и он мог просто что-то не соотнести, и вот теперь через сон память подсказала, что же он упустил. И если так...
  Герберт до боли прикусил губу и крепче прижал к себе Меля, закрыл глаза.
  Он снова оказался в тронном зале во время 'коронации'. Тогда он стоял в толпе, поскольку желал, чтобы коронация прошла по всем правилам. Корону на Леубина должен был надеть тот, чей авторитет не вызывал сомнений. Герберт же всего лишь предложил кандидатуру, способную помочь Бреслингии стать процветающим государством, и ее приняли. Поэтому на церемонии он смешался со зрителями, продолжая воздействовать на умы, чтобы никто внезапно не захотел прервать церемонию.
  Он пробегал взглядом стоявших напротив лордов и леди, ища в их взглядах сомнение, и замер. Два одинаковых лица, отличающихся друг от друга цветом глаз, и эти глаза, синие и зеленые, направлены на него. Герберт вздрогнул и постарался не выдать себя, продолжить осматривать присутствующих, как ни в чем не бывало. Он чувствовал, что рядом стоят Себальд и Марквин - сильные маги. Есть шанс, что Данхольт принял кого-то из них за своего адепта? Безумная и глупая надежда! Но как же за нее хотелось уцепиться... Да, прежде Герберт был уверен, что готов открыть себя своему богу, но стоило встретиться с ним лицом к лицу, как снова захотелось спрятаться, сбежать, найти способ исчезнуть из его поля зрения.
  Не удержавшись, Герберт опять нашел взглядом близнецов и только теперь заметил, что рядом с ними стоит маг. Такие льдисто-искрящиеся глаза Герберт видел только у одного истинного. Он хотел отвернуться, но вместо этого попал в ловушку синих глаз. Данхольт чуть улыбнулся и вытянул вперед руку. Его пальцы, сжатые в кулак, разжались, словно Данхольт уронил что-то на пол. Послышался треск, и зал заполнил золотистый свет от разбегающихся по полу следов.
  Эпилог
  Над Оэдмалем серело небо - не тучи, наползающие друг на друга, а ровный слой серого, словно этот цвет был для неба изначальным. Оэдмаль вспомнил пронзительно-синее летнее небо Осбруна. Это же небо было настолько же насыщенно-серым. Воздух давил, и Оэдмаль с трудом сделал вдох.
  Значит, таков мир мертвых: серое небо и духота? А почему бы и нет. Оэдмаль попытался вспомнить, каким было царство душ в его представлении, и понял, что никогда не задумывался о смерти всерьез. Он даже не особо любил сказки и легенды, связанные с переходом сюда и обратно в мир живых. Его больше интересовал тот мир, скрывающий в себе столько неразгаданных загадок. Но если почти ничего не знаешь о мире, окружающем тебя, понять который все-таки есть шанс, то зачем задумываться о потустороннем, о котором ходит множество слухов, но все без подтверждений? Не интересовали Оэдмаля даже легенды о богах и магах: не обладая магической силой, он бы никогда не смог понять тех, кто с ней связан.
  Но какое это все теперь имело значение? Оэдмаля ждала встреча с единственным богом, и другие его больше интересовать не могли. А то, что он не помнил рассказов о царстве умерших, так даже к лучшему: он не разочарован увиденным.
  - Все-таки будет гроза...
  Оэдмаль резко приподнялся на локтях, услышав голос где-то у себя в ногах. Не может быть! С другой стороны, именно здесь они должны были встретиться. Оэдмаль почувствовал, как его наполняет радость: все страхи и борьба позади, а он, похоже, умудрился-таки получить награду.
  Локти с трудом держали его, но Оэдмаль сумел разглядеть стоящих в ногах: девушку, ту самую гадалку, к которой он хотел зайти, но так и не исполнил свое желание, и молодого человека.
  - Мель, - улыбнулся он.
  - О, пришел в себя! - заметил друг, отвечая Оэдмалю широкой улыбкой.
  С его щек исчезли веснушки, отчего он показался Оэдмалю красивее, чем прежде. Мель тем временем подошел к юноше, протянул ему руку и помог встать.
  - А я уж думал, что придется тебя вытаскивать с того света! - смеялся он, поддерживая Оэдмаля и кивая на девушку. - Даже позвал сведущих. Но все обошлось.
  - Его поддерживал сильный адепт, - улыбнулась гадалка, лицо которой скрывала птичья маска. Да и вся она напоминала какую-то птицу, небольшую, но не певчую, хищную. Она приблизилась к Оэдмалю и заботливо спросила: - Как ты себя чувствуешь?
  Простой вопрос, но он не нашелся, что сказать. Прислушавшись к себе, Оэдмаль понял, что не чувствует тела, и это его смутило. По словам Меля и девушки он не был мертв, но и живым себя не ощущал.
  - Что... произошло? - хрипло спросил он Меля, опираясь на его плечо.
  - Похоже, он еще не пришел в себя окончательно, - с улыбкой сказал Мель девушке, а затем снова вернул внимание Оэдмалю. - Давай присядем, пока не наберешься сил. Ты быстро очухался - видно, как любишь жизнь.
  Оэдмаль послушно сел на траву, в которой не было ничего потустороннего, наполненного особой силой. На слова друга он лишь нервно усмехнулся. Любит жизнь? Не так давно, в полузабытьи, он приходил в себя ненадолго и тогда мечтал лишь о том, чтобы наконец умереть. А Мель говорит, что он любит жизнь. Когда-то - возможно и любил, но теперь...
  - Тебя отравили, чтобы иметь оправдание для начала войны, - терпеливо начал рассказ Мель, но тут же снова обернулся к девушке, которая тоже присела рядом: - Неужели они действительно считали, что в их неумелый спектакль кто-то поверит?
  - Не думаю, - пожала плечами девушка. - Кажется, это что-то вроде ритуала. Сами ритуалы не приносят результата, но без них не обойтись. И не важно, исполняешь ли ты их как положено или спустя рукава, главное - исполни.
  - Ритуалы? - нахмурился Мель, и девушка кивнула. Мель решительно покачал головой: - Нет, не похоже.
  - Ну, тогда стоит спросить Нидгара - кому, как не ему смыслить в войне и ее предпосылках.
  - А он станет отвечать?
  - Возможно. Он славный.
  Мель задумчиво кивнул и снова посмотрел на Оэдмаля, которого продолжал придерживать: тот и правда мог упасть обратно на траву, все еще не владея своим телом полностью. Но чем дольше Оэдмаль сидел, чем дольше его касался Мель, тем сильней разгоралось внутри тепло, начинающее заполнять каждый его орган. Странное, но невероятно приятное чувство! И даже духота почти не мешала.
  - Так вот, ты должен был умереть, друг, но у Итисберги возник другой план. - Снова не закончив историю, Мель повернулся к девушке и презрительно выплюнул: - Нет, ну как так можно! Предать того, чьим воплощением являешься!
  - Эйлимар сказал, что она вряд ли хорошо кончит, - ответила девушка, сочувственно положив левую руку на плечо Меля. - Эрмуину же теперь ничего не грозит, ведь есть ты.
  - А если она станет богиней? - нахмурился парень.
  - К тому времени Эрмуин обзаведется новым воплощением, и рядом будешь ты. Вряд ли у нее что-то получится.
  - Не нравится мне все это, - пробурчал Мель. - В нее же верят!..
  - Но истинные адепты у Эрмуина, а не у нее, - улыбнулась девушка и взлохматила Мелю волосы. - Теперь понимаю их обоих... - прошептала она, продолжая улыбаться, а встретив удивленный взгляд Меля, пояснила: - Эрмуина и Герберта.
  Оэдмаль же ничего не понимал. Он не знал, кто такой Эрмуин, и точно не мог предположить, при чем здесь лорд Герберт. Или она говорила о ком-то другом? Для Меля, похоже, ее слова не стали загадкой: он улыбнулся девушке и даже кивнул. Потом он будто вспомнил про Оэдмаля и улыбнулся уже ему.
  - Извини, я все никак не отвечу на твой вопрос. Так вот, адепт Итисберги не убил тебя, как требовалось, а сговорился с адептом Эйлимара, чтобы тот поставил на тебя заплатки - остановил разрушение органов. Тебя похоронили, хотя мертвым ты не был. Согласно их плану, тебя собирались выкопать после окончания войны, залечить раны и использовать. Как - мы не выяснили.
  Какая нелепая история! Его хотели использовать снова и потому не дали умереть? Внутренности, которые Оэдмаль уже начал чувствовать, сжались, а к горлу подступил неприятный комок.
  - А как вы все это узнали? - моргая, прохрипел он, стараясь сдерживать тошноту.
  - Ну, знаешь ли! - расхохотался Мель. - Ребята Герберта целый день потратили на поиски твоего тела. А среди них оказался слабый, но адепт Эйлимара. Он-то и позвал бога спросить, не подскажет ли тот, где тебя закопали. Честно сказать, бедолага не надеялся, что на его молитву ответят, а к нему явился сам бог, окинул взглядом поле и сказал, что здесь тел нет. Увы, пытаться выяснить, где же ты спрятан, они уже не могли. Не знаю, что задумал Карающий, но, видно, решил, что лучше тебе покоиться с миром, где бы ты ни находился. А Эйлимару заняться было нечем. Эйлимару и вот ей, - Мель кивнул в сторону девушки, и та улыбнулась. - Они-то тебя и нашли. Только не разобрались сразу же, а позвали Эрмуина с Айльбергой - иначе воскресить человека нельзя. И я-то знаю, о чем говорю! А с Эрмуином пришел и я. Только силы Истинных не понадобились - тебя не убили. Мы сняли заплатки и вылечили тебя. Умереть на руках самого Эрмуина - надо очень постараться! А ты старался выжить. Ну и заодно мы нашли того, кто позволил тебе не умереть. Не адепта Итисберги - того уже Герберт сцапал. Слугу Эйлимара. Он все и рассказал. Но он, к сожалению, с Итисбергой не связан, а всего лишь выполнил заказ и сохранил тебя от разложения. Он даже не знал, где тебя закопали! Не думал даже, что так с тобой поступят. Тот подлец тебя всего лишь в тряпку завернул и землей засыпал! А если бы тебя сожрали жуки, пока война длилась?
  Меля передернуло от негодования.
  Оэдмаль слушал его, не до конца веря в рассказ. Конечно, он правдив - зачем Мелю врать? - но оказаться втянутым в такое безумие!.. Почему он? Он не представлял никакого интереса для Осбруна до последних месяцев и жил собственной жизнью, и вдруг все изменилось, и он стал необходим: сначала брату, потому королю Бреслингии, еще какому-то адепту Итисберги и даже лорду Герберту, хотя тот полагал, что Оэдмаль мертв.
  - Скверная история, - будто прочел его мысли Мель и подбадривающее улыбнулся, - но она позади. И да, очень хорошо, что тебя хотели использовать. Конечно, с закапыванием был перебор, но зато ты не умер! Вернуть бы мы тебя вернули, но тогда ты скорее всего стал бы адептом Эрмуина или Айльберги. Оба они - хорошие ребята, но быть лишенным выбора несколько грустно, не находишь? А теперь ты сможешь сам решить, за кем пойти.
  - Я не маг, - хрипло напомнил Оэдмаль и отвел взгляд от глаз Меля. Тот излучал жизнерадостность, которая буквально давила на юношу. Оэдмалю хотелось провалиться в землю или исчезнуть другим способом, чтобы побыть одному, но друг крепко держал его, а сам Оэдмаль был слишком слаб и не мог сопротивляться.
  - Не маг, но сколько магии на тебя наложили. И вылечил тебя сам Эрмуин! Нет, без оставленных в твоем теле семян не обошлось. Не рассчитывай, что станешь сильным, но кое-что делать сможешь. Если бы прошел через смерть, то стал бы сильнее, конечно... Думаю, что даже лучше, что магии в тебе не так много будет. Для тебя все это чуждо!
  - Она может проявиться не сразу же, - поспешила пояснить девушка, чье имя Оэдмаль так и не узнал. - Но теперь ты знаешь, что она есть, и когда проявится, не испугаешься. Лучше тебе тогда найти наставника: пусть великим магом ты и не станешь, но без направляющего даже слабым тяжело. Все не так страшно! И ты справишься, - улыбнулась ему девушка, а затем повернулась к Мелю и осторожно спросила: - Он же справится?
  - Ну, он умудрился победить богов, которые пытались использовать его, так что и это ему по плечу, - заверил ее Мель и подмигнул Оэдмалю.
  Тот некоторое время молчал, пытаясь принять услышанное. Он не чувствовал себя победителем, которым представлял его Мель, и уж точно не радовался подарку, оставленному богами. Он далеко не все понимал из слов друга и был уверен, что как только придет в себя окончательно, потребует подробных разъяснений. Но даст ли их Мель? Все эти наставления насчет учителей подводили к мысли, что скоро Мель с девушкой уйдут, и дальше Оэдмаль будет предоставлен лишь себе. В других обстоятельствах он только обрадовался бы своей свободе, но теперь, понимая, что не знает очень много важных вещей, Оэдмаль боялся не получить на свои вопросы ответы. Он разозлился на себя из-за невозможности разобраться во всех деталях прямо сейчас. Голова пухла и духота снова давила. Скорей бы обещанная гроза!
  Оэдмаль с надеждой посмотрел на Меля, взглядом прося его не уходить так быстро, и тут понял, что не выяснил еще одну важную вещь.
  - Я думал, ты умер, - выдохнул он и получил в ответ озорную улыбку.
  - Когда-то умирал, но это случилось еще до моего прибытия в Осбрун! - огорошил он Оэдмаля, а затем рассказал свою историю.
  Широко распахнув глаза, юноша слушал друга и временами ловил воздух ртом, чувствуя, как задыхается. Меля использовали не меньше, чем Оэдмаля, однако друг продолжал улыбаться и подбадривать юношу, и в его жизнерадостности не было лжи: он действительно не сломался и собирался наслаждаться жизнью, а пройденные перипетии воспринимал как опыт, и никак иначе.
  - Последней каплей, пожалуй, стала выходка Эхсы, - хмыкнул Мель. - Мы с ней должны были довести принца Радхери до Сигилы, и все было хорошо, она проявляла к мальчику почти материнскую заботу, и я не чуял беды. А потом вдруг проснулся в телеге, а Ради рядом нет. Потребовал у Эхсы объяснений и услышал, что возня смертных отныне не наша забота, что нас ждут высшие сферы. Высшие сферы, Оэдмаль! Разумеется, я тут же призвал представителя тех самых сфер и спросил Эрмуина, может ли он отправить меня к Ради. Тот ответил, что не может: уже несколько дней мальчик мертв. Оказалось, что я долго пролежал без сознания на дне телеги. Эхсу спасло лишь то, что она была женщиной. И, пожалуй, то, что Эрмуина позвали, чтобы вернуть тебя. То есть, он не знал, зачем его зовут, но предложил мне пойти с ним, и я, конечно, согласился. Как вижу, не зря.
  - Теперь ты среди богов? - с улыбкой спросил Оэдмаль. Наблюдая за выражением лица Меля, рассказывающего о свалившихся на него неприятностях, юноша решил, что не имеет права сдаваться. Ему выдался шанс выпутаться из интриг и зажить собственной жизнью, и лучшим решением будет воспользоваться им, а не сокрушаться о двуличности мира до конца дней.
  - Ну-у, - протянул Мель, прищурившись и цокнув языком, он неопределенно качнул головой. - Еще посмотрим.
  Оэдмаль попытался встать, и Мель с девушкой помогли ему, но тут же отпустили. Оказалось, он не так уж и слаб! Ноги не подкашивались и хорошо держали. Оэдмаль уверенно выпрямился и улыбнулся сначала другу, потом его спутнице-птице, а затем оглянулся и увидел еще три фигуры, стоящие в стороне. Юноша с золотистыми непослушными волосами чем-то неопределенным напоминал Меля. На его круглом лице играл румянец, а улыбка согревала даже на таком расстоянии. Его легкая одежда была полной противоположностью синему бархатному платью стоящей поодаль девушки и синему бархатному костюму паренька. Эти оба были как две капли воды похожи друг на друга, только прекрасные черные волосы девушки длинными локонами спадали на плечо, а у юноши были коротко острижены. У обоих половину лица занимал голый череп, у девушки - правую, у ее брата - левую, и они крепко сжимали пальцы друг друга, так подозрительно напоминающие обнаженные кости. Троица стояла в стороне и не собиралась подходить, но Оэдмаль все равно ощущал их поддержку. Он улыбнулся им с благодарностью и поклонился, после чего вновь посмотрел на Меля.
  - Осбрун, Бреслингия, а может быть, Мирна? - поинтересовался друг.
  Оэдмаль пожал плечами и сделал глубокий вдох.
  - Не знаю пока.
  - О, может, я смогу чем-нибудь помочь! - воскликнула девушка. - И не подумай, это не подарок Айльберги, а помощь лично от меня. Я начала новую жизнь под крылом Эйлимара, Мель - Эрмуина. Отпускать тебя совсем одного несправедливо. Может, у тебя остался друг, которому ты можешь доверять?
  - Возможно, - задумчиво протянул Оэдмаль и поднял лицо к небу.
  Упали первые тяжелые капли.
  - Наконец-то, - усмехнулся Мель.
  - Мы просто вернулись во время, - снисходительно пояснила девушка.
  - Э... Что?
  - Ничего, скоро привыкнешь!
  Оэдмаль их почти не слушал: закрыв глаза, он ловил на язык капли дождя, вспоминая позабытое ощущение, каково это - быть живым.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"