Дембицкий Велимир : другие произведения.

Служащие Ваитюру

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Гриммюрграс - преподаватель первобытного искусства. Его любовь к предмету подкупает студентов и вдохновляет их. Хотя он не выдающийся ученый, но все равно уважаем в обществе. Однажды у него крадут рукописи - не слишком редкое событие по меркам Норзура, однако впоследствии Гриммюрграс оказывается втянут в череду событий, вынуждающих сменить привычную позицию наблюдателя и принять не одно весомое решение.

   Пролог
  
   Он сидит на краю обрыва и слушает, как море лижет основание скалы: одна древняя сила пытается уничтожить другую. И еще ветер, соленый и хлесткий.
   Сегодня Духи возьмут плату за свою щедрость. Нет, он не из тех, кому дано слышать речь Духов, но он умеет наблюдать. И он видит, как лодки рыбаков похожи на листья, упавшие на воду. Возможно, никто из них не вернется. Возможно, они окажутся сильнее, чем представляются сидящему на утесе. Духи зовут, Духи желают найти достойнейших -- так считают люди. А как на самом деле? Люди не знают точного ответа, но они верят в то, что хотят.
   Он слышит зов, но сегодня не его очередь отвечать, потому он отворачивается и смотрит на детей. Почему детям так нравится играть на скале рядом с пропастью, на дне которой течет огонь? Потому что тоже слышат зов, хотя не понимают этого, и принимают его? Он следит за ними: каменная платформа большая, но с нее легко упасть либо в алчущий океан, либо в равнодушную реку пламени. Зато здесь нет зверей, только ящерицы. Могут напасть хищные птицы, но у него есть праща. Детям не нужно бояться живых -- и они это знают, потому и отдаются игре, не замечая ничего вокруг.
   Он улыбается, глядя на детей, и поднимается на ноги. Как давно он был таким же? Как давно был смелым, не зная противника, лишь ощущая, что он есть и невероятно силен? Как давно он был серьезным, изучая мир самостоятельно? Как давно...
   Девчушка, следящая за ящеркой, подошла слишком близко к краю. Еще один шаг, и сорвется. Но она не замечает этого, она видит лишь ящерицу. Он слишком далеко, а другие дети заняты своими делами. Окрикнет -- и она вздрогнет, отшатнется, упадет.
   Он не может продолжать стоять и смотреть. Он мысленно молит ящерку не двигаться, хотя знает: та не услышит, а если и услышит, то не послушается. Поэтому быстрый рывок и...
   -- Папа!
   Он успевает вовремя: подхватывает девчушку прежде, чем та соскальзывает в раззеванную пасть. Развернувшись, ставит ее на твердую землю. И чувствует, как камни осыпаются под его ногами.
   -- Ой!
   Испуганный вскрик -- последнее, что слышит Злая Трава, падая в пропасть, а потом ветер заглушает все внешнее, и остается только его вой и бешеный стук крови в ушах. А еще мысли, громкие как никогда прежде. Он умрет? Умрет, да, вот-вот умрет... но что будет с Солнечным Лучом?! Что будет с ней, когда его тело...
   Тишина.
   Часть 1. Правило профессора Фордилда
  

В любом научном сообществе найдется индивид, для которого возвеличивание собственного имени окажется превыше научной деятельности как таковой. В итоге он потратит больше времени и сил на защиту плодов интеллектуального труда (значение которых, скорее всего, преувеличено), нежели на сам интеллектуальный труд. Такое поведение пагубно скажется не только на скорости развития научного знания и общества, но также может привести к более критическим последствиям, вплоть до полномасштабной гибели населения.

Правило профессора Фордилда

   Глава 1
  
   Когда выходил Зрящий, все замолкали. Зрящий был стар и не видел окружающих, но ему были доступны миры Ваитюров, и потому его слушали.
   Слушали и жрецов, поскольку те ведали Словом.
   Слова имели большое значение, и потому их старались лишний раз не произносить, а желая заговорить о чем-то, подбирали аккуратно. Не существовало простых слов, все они скрывали за собой не только названные предметы и явления, но и их характер, свойства, страхи, связанные с ними, и возлагаемую на них надежду. На языке жрецов слова приобретали магическую силу. Никто не выходил в море или степь, пока жрецы не попросят снисхождения у Ваитюров. Ваитюры слышали жрецов, но отвечали только Зрящему, и потому жрецы, владеющие силой Слова, слушали Зрящего вместе с остальными.
   Но силой обладали не только молитвы жрецов. Большим уважением в хэимели пользовались умеющие писать. Научиться читать получалось у каждого, но искусством письма обладал редкий: им мог оказаться и жрец, и охотник, и рыбак, и женщина. Письмом считалось умение рисовать. Художников ценили потому, что запечатленная ими в небольших рисунках мудрость могла передаваться через поколения.
   Охотник оказался художником. Это не означало, что он мог больше не охотиться: полученные знания и навыки не должны пропадать даром. Его умение рисовать накладывало на него особую ответственность, вынуждало быть осторожнее на охоте, беречь свою жизнь, поскольку в его поколении художником был он один.
   Слышащий Ваитюров, обращающиеся к Ваитюрам и передающие знания сквозь века -- вот те, кто образовывал верхушку общества. И хотя без охотников и рыбаков жизнь не представлялась возможной, без Зрящего, жрецов и художников она не являлась бы человеческой, была бы животной. Животные обладают своей мудростью, но у человека должна иметься собственная. И людям, сумевшим начать общаться с Ваитюрами, заглянувшим хоть немного в незримые миры, не хочется возвращаться к жизни без этих знаний. Зрящий, жрецы и художники -- те, кто привнес смысл в жизнь, и потому их уважают.
   Но самого Охотника особое отношение смущало. И хотя он мог сделать незримые миры видимыми для всех, сам он их не видел. Да, он мог передать следующим поколениям мудрость, хранимую в словах, но сам их силой не владел. Он знал немногим больше, чем другие охотники, но, ценя эти знания, не позволял проявлять к себе благоговение: подобного были достойны Зрящий и жрецы, но не он.
   И все же многие думали, что передающий мудрость ею и владеет, и поскольку к жрецам можно было обращаться лишь с особыми вопросами, а Охотник вел себя не так, как жрецы, ему дали имя Отвечающий на вопросы. Нет, оно не могло заменить ему настоящее имя, но являлось большим, чем было первое.
   Первые имена детям дают родители. И первое имя мало что значит. Оно включает в себя любовь матери и ожидания отца, оно описывает внешность или обстоятельства появления на свет. Первое имя -- то, каким увидели тебя другие. В этом смысле "Отвечающий на вопросы" близко к первому имени, но в нем содержалась не только оценка Охотника окружающими. Он сам решил стать Отвечающим на вопросы, поскольку имел такую возможность, а значит, он сам определил себя, и потому имя "Отвечающий на вопросы" близко ко второму, настоящему имени.
   Настоящее имя выбирает себе каждый сам, услышав себя и осознав, кем будет являться для хэимели. И если бы Охотник свел свою жизнь к ответам на вопросы, имя, данное другими, могло бы заменить ему настоящее. Подобное случается редко: назвав единожды свое имя Зрящему, человек остается с ним до последнего вздоха, следуя выбранной самолично и Ваитюрами судьбе. Но случались и надломы, когда один путь обрывался и начинался новый. На новый путь можно было ступить лишь с новым именем, новым направляющим. Открыв в Охотнике художника, его хотели направить по новому пути, большинство в хэимели считало, что нуждается в этом. Но он не согласился, хотя то и дело ступал на предложенную дорогу. Нельзя идти по двум тропам, нельзя иметь два имени -- так гласила мудрость, это он сам запечатлил, чтобы передать урок еще не родившимся. И все же он рисковал, не желая предавать свой выбор, но и не смея отказывать в помощи другим жителям хэимели. В конце концов, его собственное настоящее имя велело помогать каждому. Наперекор всему.

Из книги "Служащие Ваитюру" профессора Гриммюрграса

  
   "Правомерно ли считать традиции лишь данью прошлому, не имеющей никакой ценности для общества в настоящем?"
   Гриммюрграс облизал губы, провел языком по нёбу и прикрыл глаза, пытаясь ощутить вкус этой фразы, а особенно слова "правомерно". Он не был уверен, что его стоило употреблять. Не слишком ли тяжело звучит фраза? Не сверхнаучно?
   Вся тонкость состояла именно в чувствовании границы, когда научный язык переходил в сверхнаучный. (Кажется, термин Фаннара: когда Гриммюрграс вспоминал это слово, оно звучало в голове с его презрительной интонацией.) И в каждой конкретной ситуации она пролегает в разном месте. Увы, Гриммюрграс до сих пор не овладел этим умением, так что написание работы занимало приличное количество времени и отбирало слишком много сил. Другое дело -- литературный язык! И если бы вместо научной работы он писал художественное произведение, оно бы уже давно увидело свет.
   Гриммюрграс отложил ручку и потянулся. "Правомерно", да?
   -- Правомерно ли использовать слово "правомерно" в монографии? И правомерно называть тебя монографией, радость моя? -- Гриммюрграс постучал костяшками пальцев по исписанным листам, бывшим скорее неупорядоченными черновиками, в которых даже он сам с трудом разбирался.
   Ему казалось, что другие профессора пишут работы последовательно, а не так, как он: разрозненные абзацы из разных частей будущей монографии, план которой имелся лишь у Гриммюрграса в голове, да и то неточный и время от времени подвергающийся коррекции. Проверить свои предположения Гриммюрграс не мог: его друзья имели только докторские степени, и до звания "профессор" им было далеко (по многим, зависящим не только от их научной деятельности, причинам). А метод написания научной работы доктором мог разниться с методом написания профессором. Обо всем этом Гриммюрграс задумывался, лишь когда пытался упорядочить черновики, и всегда переполнялся желанием провести исследование по данному вопросу, хотя он и не входил в сферу его компетенции.
   -- Умственный труд до завтрака не продуктивен, профессор. Ты об этом не знал?
   -- Я уже позавтракал, -- улыбнулся в ответ Гриммюрграс, повернувшись к вошедшей Фанндис.
   -- В следующий раз запру твою спальню снаружи, -- равнодушно пообещала та, размяла руки, подошла к перекладине и начала подтягиваться.
   Гриммюрграс с улыбкой наблюдал за подругой. Фаннар и Фанндис -- не единственные близнецы Норзура, но самые известные, по крайней мере, в ученой среде. Их имена действовали на степенных профессоров, как ложка уксуса, и создавалось впечатление, что брат с сестрой делают все, чтобы отношение к ним не изменилось на лучшее. Например, они взяли за правило путать собеседников. Спортивная фигура Фанндис, облаченная в мужскую одежду, удивительно походила на недостаточно спортивную фигуру ее брата, который занялся отжиманиями лишь тогда, когда понял, что рельефные руки сестры могут помешать их затее. Их светлые волосы были одинаково подстрижены, так что внешне их можно было отличить лишь по цвету покрашенной пряди: зеленая или малиновая. И все бы ничего, если бы близнецы не менялись цветами в любой момент, когда им заблагорассудится. Навредит ли их волосам (пусть даже они красили отдельные пряди) частая покраска, их не волновало -- для такого дела можно было пойти на жертвы.
   Надменные доктора и профессора были уверены, что их не одурачить: отличить мужской голос от женского не так сложно. Но они не брали в расчет, что общались лишь с Фаннаром, Фанндис же редко открывала рот не в компании друзей, а потому никто не помнил, что ее голос грубоват для женского и очень близок к высокому (для мужчины) голосу брата. Конечно, ей пришлось попрактиковаться, и полного совпадения не выходило, но их отличали лишь незначительные тонкости, знакомые друзьям, а не коллегам.
   Близнецам уже исполнилось двадцать восемь. Или лучше сказать "только"? Гриммюрграс не мог вспомнить, каким был в свои двадцать восемь, хотя это и было не так давно, но ему нравились та дерзость и почти юношеский максимализм, с которым эти двое бросали вызов всему научному сообществу. Дурачество, детскость, им пора повзрослеть? Ни с одним из этих аргументов своих коллег Гриммюрграс не был согласен, потому что именно такой набор качеств, который был присущ близнецам (даже если и не соответствовал их возрасту), помогал им видеть вещи под углом, недоступным окружающим. И это не могли не признавать остальные, а потому кривились, плевались, высказывали гадости в лицо или за спиной, но принимали раздражающую парочку. И раз за разом путались, кто же перед ними: Фанндис или Фаннар, -- но соглашались участвовать в ребячестве и дальше.
   Гриммюрграса же восхищали его друзья (и соседи по квартире), а он своим отношением к ним удивлял других работников своей и смежной кафедр, не вызывая таким образом доверия у научного сообщества. И все-таки личные качества в глазах жителей Норзура отходили на задний план, в первую очередь ценились заслуги перед обществом. Влияние Гриммюрграса оказалось достаточным, чтобы принять его "причуды" -- желание дружить с дерзкими близнецами. Но если останавливаться на достигнутом, можно потерять имеющийся вес в обществе, и именно поэтому пришлось отказаться от совместных завтраков с друзьями и вплотную заняться монографией.
   -- Тебе нравится слово "правомерно"? -- задал вопрос Гриммюрграс, снова взявшись за ручку.
   Крутя ее между пальцами левой руки, он снова перечитывал предложение, которое должно было стать началом работы, а потому каждое слово в нем следовало взвесить, попробовать на вкус и посмотреть на просвет. К словам всегда стоило относиться бережно, а в работе с названием "Значение имен в современном обществе" требовалась особая щепетильность. Именно поэтому первое предложение переписывалось не один раз.
   -- Оно напоминает мне о Фаннаре, -- подумав, сообщила Фанндис, спрыгнула с перекладины и хищно улыбнулась: -- Так что я бы вычеркнула его. Некоторые слова были созданы специально, чтобы их использовал только Фаннар.
   -- А я слышал его из уст многих профессоров университета, -- задумчиво отозвался Гриммюрграс, зачеркивая первое слово. -- Нужно им рассказать, какую серьезную ошибку они совершают.
   Он продолжал смотреть на предложение, наконец, встряхнул руку, сжимающую ручку, и зачеркнул строчку целиком. Взял чистый лист, переложил ручку в правую руку и принялся рисовать символы и записывать первые пришедшие в голову слова, таким образом пытаясь придумать то самое идеальное начало. Обычно способ отвлечения срабатывал. Гриммюрграс с легкостью использовал обе руки, как и его друзья-соседи, чем изрядно раздражал некоторых из своих коллег. А также вызывал улыбки и смешки в кулак у студентов, впервые видевших, как он на лекции перекладывает мел из одной руки в другую и продолжает писать без особых усилий. Понять странную реакцию окружающих Гриммюрграс смог только после того, как Тандри -- один из самых активных студентов -- протянул ему, широко улыбаясь и играя бровями, брошюрку "Иначе ориентированные и неразборчивые в предпочтениях. Нам не стыдно -- мы потрясающие". Авторство "доктор Фаннар" не вызвало удивления. Брошюрка же оказалась занимательной, так что Фаннару пришлось отвечать, почему сам не познакомил друга со своим творчеством. В ней речь шла о левшах и амбидекстерах, но со столь прозрачными намеками, что заявление "я левша" перестало быть невинным, а использование обеих рук превратилось в многообещающее признание. Впрочем, неразборчивость в выборе ведущей руки докторов и профессоров раздражала по другой причине. Оказалось, что левши всегда тайно гордились своей исключительностью и гениальностью, так что они не могли спокойно признать тех, кто искусственным путем добрался до их высот. Правшей же брошюра раздражала потому, что Фаннар публично принизил их, гордясь своим умением использовать обе руки. Еще одна причина для ненависти, еще одна великолепная победа Фаннара.
   -- И о чем же правомерном ты пишешь? -- поинтересовалась Фанндис, взяв со стоявшего рядом с турникетом столика кувшин, наполнила стакан и выпила залпом.
   Гриммюрграс ответить не успел: в гостиную, умудряющуюся быть и рабочим кабинетом для всех троих, и тренировочным залом, и небольшой библиотекой, но никак не местом для отдыха, вошел Фаннар. Выражение лица выдавало, какую тяжелую умственную работу ведет его обладатель.
   -- По-моему, мы давно не выбирались в какие-нибудь интересные места, -- все-таки произнес Фаннар, прервав воцарившееся молчание.
   -- А у нас этих интересных мест так много? -- язвительно уточнила Фанндис, поставив стакан обратно на стол и скрестив руки на груди. Казалось, она догадывалась, о чем думает ее брат-близнец, и ход его мыслей ей не нравился. Спорили они часто, так что Гриммюрграс успел выучить этот прищур, сжатые в легкой усмешке губы и, главное, скрещенные на груди руки.
   -- Можно сходить в трущобы и поужинать едой, приготовленной на огне. Гриммюрграс, тебе такой вечер придется по вкусу.
   -- Надеюсь, твое желание разнообразить наши вечера не связано со звонком Оуск. О, я не против заглянуть в какую-нибудь забегаловку в трущобах, да и Грас, думаю, разделит твой энтузиазм, но, наверное, не сегодня вечером, когда к нам собиралась пожаловать дорогая кузина.
   -- Я с этой "дорогой" кузиной разговаривал все утро! -- взорвался Фаннар и запустил телефон, который все это время сжимал в руке, через комнату. Аппарат врезался в непробиваемое окно, отскочил и чуть не ударил Гриммюрграса, но тот успел отклониться. -- И продолжение этого разговора я не выдержу! У нее возникла странная необходимость рассказать о своей новой любви во всех подробностях. О своей любви! Ты только вслушайся!
   -- А она не могла влюбиться? -- поинтересовался Гриммюрграс и тут же пожалел, что не сдержал любопытства: взглядом, обращенным к нему, Фаннар обычно пытался убить коллег-недотеп, и стоило признать, был не так далек от цели.
   -- Влюбиться?! Это слово могут употреблять лишь жители трущоб, которые используют слова, не зная их смысла и даже не задумываясь, что нормальные люди под тем или иным термином понимают нечто определенное, а потому бросаются ими направо и налево. И да, я счастлив, что не знаю, кем являются мои родители и родители Оуск, потому что подозреваю, что она как раз так называемое дитя любви из трущоб, не иначе.
   Гриммюрграс бросил быстрый взгляд на Фанндис в поисках поддержки, но та лишь закатила глаза и дважды пожала плечами. "Теперь слушай, пока не успокоится", -- понял он и покорно посмотрел на возмущенного Фаннара. Тот продолжал монолог:
   -- И мне было бы все равно, как эта женщина называла бы свое увлечение очередным мужчиной, даже будь она при этом моей кузиной, свободной сестрой или родной сестрой-близнецом...
   -- Эй! -- возмутилась Фанндис, но ее окрик был проигнорирован.
   -- ...если бы только она не впутывала меня в эту бессмыслицу непонятно с какой целью! Зачем мне слушать, что она кого-то любит таким, какой он есть? А когда я резонно замечаю, что в таком случае она любит и его язву, она возмущается и говорит, что я невозможен. Но это ее так называемая любовь невозможна, потому что она совершенно точно не питает положительных чувств к язве кишечника того мужчины, а заодно к еще ряду заболеваний, о которых может даже не знать. Как можно любить то, что не знаешь? Или как можно любить человека, не зная его полностью?
   -- А разве можно полностью узнать человека? -- снова спросил Гриммюрграс и услышал тихое шипение Фанндис. Фаннар, впрочем, отреагировал неожиданно: широко улыбнулся, а его глаза так и засияли, словно он нашел единомышленника, хотя давно не верил, что такое возможно.
   -- О том и речь! Мы не можем узнать кого-то полностью, чтобы полюбить его. Этим термином подменяются другие, более конкретные, что и вносит смуту в сознание многих жителей Норзура. И не только Норзура, разумеется, но судить я могу лишь о наших согражданах.
   -- И ты все утро пытался объяснить ей эту истину?
   -- Да. И не в первый раз.
   -- Но она все равно хочет прийти к вам на ужин?
   -- Поправочка! -- поспешила вставить Фанндис. -- Не к "вам", а к "нему". Дело в том, что Оуск давно уяснила, кому из близнецов можно плакаться в жилетку, а кого лучше не трогать. И да, Фаннар, умываясь, я обнаружила на полочке возле зеркала чьи-то орешки. Теперь знаю, чьи. Может, ты заберешь их и вспомнишь, что значит быть мужиком?
   Фаннар лишь поморщился, будто это было ниже его достоинства, и Гриммюрграсу пришлось прикрыть начинающие расплываться в улыбке губы кулаком, а затем сделать вид, будто он вспомнил о своей работе. Кто мог подумать, что Фаннар, острый на язык со столпами общества -- уважаемыми учеными Норзура в летах, авторами множества научных работ, значение которых успели оценить современники, -- не способен дать отпор одной-единственной женщине, причем не Фанндис. Это не укладывалось в голове, и даже бессознательно рисуемые символы не помогли свыкнуться с новым открытием.
   -- Мы пойдем ужинать в трущобы, но только если ты перед этим позвонишь Оуск и скажешь ей, что не собираешься слушать о ее влюбленности и хочешь вместо этого заняться своими делами.
   Гриммюрграс снова бросил короткий взгляд на Фанндис, на какой-то миг перепутав, кто из этой парочки является братом, а кто сестрой. Может, грубая метафора Фанндис была не так далеко от истины, и она решила, что добру не стоит пропадать, так что надела причиндалы братца?
   Фаннар в ответ пробурчал что-то, развернулся и вышел. Не успела за ним закрыться дверь, как он снова оказался в гостиной, быстро пересек ее, подобрал телефон и так же быстро покинул комнату. Гриммюрграс покачал головой.
   -- Тебе не кажется, что с такой постановкой вопроса Фаннар все равно остается под каблуком, только не кузины, а твоим?
   -- Я не в счет, -- пожала плечами Фанндис и подошла к столу, на котором в беспорядке лежали черновики Гриммюрграса. -- Кстати, надеюсь, что в ближайшие дни не найду рядом с бубенцами своего брата еще и твои.
   Гриммюрграс непонимающе посмотрел на подругу, а та кивнула на листы:
   -- Надеюсь, ты помнишь, что не должен им ничего доказывать? Твои лекции и семинары лучше всего объясняют, что ты не зря носишь здесь звание "профессор".
   -- Я все прекрасно помню, Фанндис, -- рассмеялся он, догадавшись, о чем речь. -- Я не пишу диссертацию. Это монография, которой я занимаюсь по своей воле. И она не совсем по моей теме, хотя я с интересом провожу параллели.
   -- Что ж, это хорошее дело, -- она похлопала Гриммюрграса по плечу с улыбкой, обещающей поддержку, а потом вмиг посерьезнела. -- И все равно не забывай моих слов. Ты не обязан им ничего доказывать. Это должен знать ты, это должны понимать они. Забудешь об этом -- не удивляйся, почувствовав их у себя на шее. В нашем мире нет опаснее хищника, нежели ученый. Найдя слабое место, они никогда о нем не забудут.
   ***
   -- Почему все-таки монография, а не, допустим, книга? -- поинтересовался Фаннар.
   -- Сиди прямо и не елозь, -- зашипела на него Фанндис, вызвав у брата саркастическое фырканье. Но все-таки он отвернулся от Гриммюрграса и сел прямо.
   Электромобили были небольшими и обычно имели два передних сидения, а сразу за ними багажник. Если не нужно было перевозить что-либо, люди предпочитали передвигаться на велосипедах, и город к этому располагал, предоставляя множество парковочных мест для велосипедов, в отличие от мест для электромобилей, которые практически отсутствовали.
   Фаннар и Фанндис еще до знакомства с Гриммюрграсом стали счастливыми обладателями эксклюзивного электромобиля с передним и задним рядами сидений, поучаствовав в каком-то эксперименте, подробности которого Гриммюрграс не знал. Ему хватало представления, что их электромобиль самый большой и поэтому не слишком удобный для Норзура и что водить умеет только Фанндис. Фаннар считал себя выше этого, но при этом всегда ездил с сестрой на электромобиле, хотя и имел велосипед. Заднее сидение у этой колымаги, впрочем, убиралось, так что Фаннар и Фанндис могли перевозить больше вещей, нежели среднестатистический житель города, что было крайне важно для ученых, любящих проводить эксперименты вне лаборатории, но привязанных к тяжелой технике. А вот ездить втроем в этом электромобиле оказалось тем еще удовольствием: сидения стояли так близко, что казалось, будто все участники поездки сидят друг на друге. Так что возмущения Фанндис были более чем обоснованными.
   -- Потому что тема моего исследования не располагает к художественному формату, -- отозвался Гриммюрграс, разбираясь в листах бумаги, которые так и норовили соскользнуть с колен на пол.
   -- Не располагает? -- рассмеялся в ответ Фаннар. -- Ты слишком много общаешься с занудами на кафедре. Любую научную вещь можно преподнести в виде художественного произведения и любую книгу можно подать как научный трактат. И уж кому из нас об этом стоит знать, как не человеку, живущему на стыке научного сообщества и сообщества искусств?
   Гриммюрграс не ответил. Фаннар был прав -- возможность или невозможность многих вещей определяет сам человек. Увы, общение с Фаннаром и Фанндис, легко раздвигающими рамки дозволенного, повлияло на Гриммюрграса не достаточно сильно, и сам он пока не спешил рисковать. А может, следовало начать? Этому миру, несомненно, нужны были исключения из правил, и только такой мир мог это четко понимать и принимать. Наука -- это подвергнутые сомнению взгляды и раздвинутые рамки. Искусство -- это хаос, действующий по своим внутренним законам. Эксперимент -- причина развития того и другого.
   Он посмотрел в окно -- электромобиль подъезжал к трущобам, третьей вершине треугольника под названием общество Норзура. Хаос, боготворящий сам себя, но при этом все равно стремящийся к упорядоченности. В трущобах были свои законы, чуждые основной части города, подчиняющиеся своей логике. Естество. Однако наука и искусство успешно заменяли большинству то, что некоторые из них находили только в естестве. И хотя строение общества было не раз описано во множестве социологических работ и рассмотрено со всех сторон, наблюдать за ним как за некой моделью, внутри которой оказался, являлось чем-то неподдающимся описанию. Поэтому Гриммюрграс улыбался своему отражению. Так чувствовал себя не только он, но и Фаннар, и Фанндис, и множество других жителей Норзура, особенно интересующихся социологией, и именно поэтому треугольник не разрушался. Когда есть эксперимент и те, чей мозг не может ничего не изучать, система будет работать как часы. Не так ли? Гриммюрграсу не хотелось, чтобы эта система разрушилась, хотя он и знал: развитие -- это отказ от старого, иногда постепенный, а временами и радикальный.
   -- Завораживающее зрелище?
   Отвлекшись на размышления, Гриммюрграс не сразу понял, кто именно из близнецов к нему обратился. Рассеянно кивнув, он посмотрел на одинаковые затылки, но промолчал.
   -- Трущобы -- это словно другой мир, -- заявил Фаннар, чуть повернув голову к Гриммюрграсу, -- даже для тех, кто бывает тут часто и кто написал не одну работу о здешнем обществе. Вот. Даже я сейчас случайно отделил нас от них, сказав, что у них отдельное общество. Но оно завораживает, согласен?
   -- Да? Ага...
   -- Я спросил, о чем твоя монография два раза, и ты оба вопроса проигнорировал. Я бы мог предположить, что ты полностью погрузился в свой труд, но ты изучал творящееся за окном. Или он касается трущоб?
   -- Кто "он"?
   -- Труд.
   -- А... -- Гриммюрграс растерянно посмотрел на листы бумаги, лежащие на коленях, и, наконец, осознал, а не просто услышал, о чем говорит друг. Неверно дернул рукой. -- Проклятье! -- листки рассыпались по полу, и Гриммюрграсу пришлось собирать их, изгибаясь, насколько соглашалось тело.
   -- Возьми портфель, что у тебя в ногах.
   Это сказала Фанндис, поскольку у нее в ногах точно ничего стоять не могло. Гриммюрграс продолжал собирать черновики.
   -- Он не пустой.
   -- Положи это в бардачок, а портфель отдай ему. Не хочу весь вечер собирать разлетевшуюся кипу бумаг.
   -- Спасибо, -- поблагодарил собравший наконец все страницы Гриммюрграс и забрал портфель у Фаннара. Выходя из дома, он захватил будущую монографию и ручку, но совершенно не подумал ни о папке, ни о каком-то другом способе крепежа или хранения разрозненных листов.
   -- Так ты собираешься писать о трущобах, Грас?
   Он внимательно посмотрел на затылок Фанндис. Если та, ведя электромобиль, ввязалась в беседу, не связанную тем или иным образом с дорогой, значит, действительно заинтересовалась. Проявлять любопытство к научным и творческим изысканиям друг друга в Норзуре было делом обычным, но чаще всего оно не отличалось глубиной и в большинстве случае являлось разведкой планов конкурента, чтобы успеть обойти его и оставить ни с чем. Ученые и правда самые опасные из хищных животных. Однако загадочная деятельность Гриммюрграса явно интересовала близнецов с другой целью -- они не были конкурентами и не могли перейти друг другу дорогу.
   -- Мне интересен феномен имен, -- признался Гриммюрграс, сложив бумаги в портфель и закрыв его. -- Все имена жителей Норзура говорящие. Если у них нет какого-то значения в современном языке, то оно точно было в предшествующей форме. Но какой в этом смысл для носителя имени?
   Близнецы молчали -- ждали продолжения объяснений.
   -- Возьмем ваши имена. Общая их часть переводится как "снег". Но что такое снег? Кто-нибудь из вас помнит? Возможно, никто в Норзуре не видел снег с тех пор, как поставили купол.
   -- Видели. За куполом, -- сообщил Фаннар. -- Для этого не обязательно покидать город.
   -- Но вы трогали его? Знаете, какой он на ощупь, на запах, на вкус?
   Молчание. Гриммюрграс покачал головой. Похоже, он зацепил друзей своим замечанием, так что начал подыскивать объяснение, почему он считает, что "снег" стал для жителей Норзура просто словом. О его свойствах знают -- они перечислены в специально написанном труде о снеге. Но когда жили авторы этой книги? И кто из нынешних жителей помнит, зачем нужно это устаревшее слово, обозначающее явление, никак не затрагивающее их жизни?
   -- Когда мы появились, была сильная метель, -- внезапно сообщила Фанндис. -- Да, мы не трогали снег и знаем, что он холодный, только потому, что так написано в книге, но это не значит, что слово потеряло для нас смысл. Возможно, это имя не отражает наш характер и не несет какое-то особое значение, но я горжусь, что являюсь сестрой снега, а мой брат -- снежный воин.
   -- Хорошо, -- ответил Гриммюрграс, мысленно делая отметку.
   Он уже думал, что вместо изучения работ других исследователей ему придется заняться полевой работой, устраивая опросы и анализируя полученные ответы. Стать первопроходцем в этом вопросе. От мысли об этом голова шла кругом. Искусствоведы хотя и ценятся в Норзуре, но настоящими учеными не являются, так что и Гриммюрграс, лавирующий между наукой и искусством, прежде не подходил настолько близко к серьезным исследованиям. Он волновался. Еще бы! Но кроме волнения он замечал и кое-что другое: кровь кипела от предвкушения будущей работы и открытий, которые за ней последуют. Жители трущоб полагали, что все научное сообщество -- ничто не способные ощущать сухари, а люди искусств -- лицемеры, взывающие к эмоциям, но при этом ставящие во главу угла акт созидания, а не простые человеческие ценности. Поклонники этих самых ценностей на деле никогда не испытывали азарт ученого и экстаз творца. Гриммюрграс же был знаком и с тем, и с другим. Он не делал выводов, насколько жизнеспособна рациональная система общества, поскольку не был социологом, но наблюдал за ней с интересом и находил ее крайне занимательной. В конце концов, научное сообщество не запрещало жителям Норзура испытывать эмоции, оно лишь считало, что эмоции не должны мешать прогрессу.
   С прогрессом в Норзуре все было в порядке -- город процветал. Да и сама вероятность того, что под небом, с которого чаще сыплет метеоритами, чем дождем и снегом, вообще способен стоять город, а к тому же расти и развиваться, казалась фантастической. Когда-то Норзур, несмотря на сложность метеорологических условий, поддерживал связь с другими городами, точно так же укрытыми куполами, способными выдержать космический камнепад, но при этом пропускающими воздух, однако теперь каждый из таких городов перешел на полную автономию. Это произошло достаточно давно, потому ныне живущие в Норзуре, в том числе и седые профессора, лишь предполагали, что где-то есть и другие города, но где именно, не знали. На самом деле даже не представляли, стоят ли они, как прежде, или были разрушены из-за какой-нибудь катастрофы. От них остались названия, упоминания в некоторых работах или литературных произведениях, а также сами работы и произведения, но не слишком много. Карт вовсе не было: теперь они оказались не нужны. Институт благообеспечения жизни, он же ИБОЖ, отвечал за то, чтобы уже изведанные территории города, надежно укрытые куполом, использовались по максимуму, а жители ни в чем не нуждались. И если посмотреть на Норзур, Институт справлялся. Даже трущобы, считающиеся болезненной частью общества, от которой не избавишься и с которой приходится мириться, невзирая на свое отношение к ней, не выглядели настолько страшно, насколько их рисовало воображение. Конечно, улицы были освещены не так хорошо, как в основной части города, строения были невысокими, и среди них встречались заброшенные и даже изрисованные изображениями, не имеющими ни смысла, ни эстетики. И все-таки здесь кипела жизнь и бурлили страсти, а значит, Институт благообеспечения жизни справлялся со своей задачей.
   Гриммюрграс с интересом наблюдал, как шумная группа молодых людей зашла в заведение, рядом с которым Фанндис остановила электромобиль: жители трущоб были увлечены разговором настолько, что не обращали внимания ни на что вокруг. Вслед за ними вошли трое ученых. Они были того же возраста, что и предыдущая компания, и тоже пребывали в веселом расположении духа. Кроме того, сделали все возможное, чтобы слиться с местными, переодевшись в потрепанные вещи, будто снятые с чужого плеча, но выдали себя любознательным взглядом, каким ощупывали всё и всех вокруг. Впрочем, поправил себя Гриммюрграс, они могли быть писателями или художниками, которые тоже смотрят на окружающий мир, как на диковинку, а трущобы для всех, кроме их обитателей, именно диковинкой и являлись. Ужин в местном заведении считался экзотическим времяпрепровождением, уступающим своей эксцентричностью лишь прогулке за пределом купола. На последнее решались только самые отчаянные, в отличие от побывавших в трущобах -- таких любознательных оказалось значительно больше.
   -- Это единственное место, после посещения которого наши не подготовленные к поглощению лишь бы чего желудки не устроят нам забастовку с демонстрациями и громкими лозунгами, -- сообщил Фаннар Гриммюрграсу, когда все трое покинули электромобиль.
   -- А еще это любимое заведение Оуск, -- язвительно добавила Фанндис, -- но уверена, что это чистое совпадение.
   -- Почему ты считаешь совпадением, что наша сводная сестра называет любимым единственное безопасное для пищеварения заведение? На что-то ей же должно было хватить мозгов.
   Фанндис предпочла оставить это заявление без комментария.
   Они, конечно, не пытались сойти за местных обитателей (к тому же вряд ли бы им это удалось после выхода из электромобиля -- Гриммюрграс не был уверен, что у кого-то из жителей трущоб есть такое чудо техники), и все же Фаннар и Фанндис почти не осматривали ни само помещение, куда они вошли, ни других посетителей. А вот Гриммюрграс выдавал себя с головой: пиджак, пусть и надетый на водолазку, строгие брюки, деловой портфель, а главное взгляд, пытающийся поглотить все, по чему только успевал скользнуть.
   -- Либо мы пришли первыми, -- заметила с насмешкой Фанндис, направляясь к пустому столику, которых оказалось не так много, -- либо кому-то пора переодеться в юбку.
   -- Я готов поспорить с тобой, что Оуск появится, -- ледяным тоном ответил Фаннар, садясь напротив сестры. -- А если нет, то неделю буду носить юбку.
   Гриммюрграс улыбнулся, представив друга, проигравшего спор. Фаннар не откажется от своих слов -- для него это дело чести. Если проспорил, изволь исполнять требование. Правда, в случае с Фаннаром эта фраза чаще всего относилась к его оппоненту, поскольку сам он не участвовал в спорах, если не был уверен в победе на девяносто шесть процентов. Почему именно такая цифра, никому так и не удалось узнать, и даже Фанндис, кажется, не имела представления.
   Они заняли столик недалеко от входа не только потому, что дальние уже успели облюбовать другие посетители, но и для того, чтобы Оуск сразу их нашла. Пока Фаннар и Фанндис читали меню, комментируя каждое блюдо, Гриммюрграс осматривался. Увидев, что через ряд от них, чуть дальше от двери, сидит та самая компания жителей трущоб, которую он заметил на входе, Гриммюрграс улыбнулся, будто встретил старых знакомых. Он попытался отыскать взглядом и компанию ученых, когда Фаннар постучал его по плечу, возвращая к реальности.
   -- Так что, будешь мясо, приготовленное на огне? Это их фирменное блюдо, ради которого сюда все и ходят. Но "фирменное блюдо" еще не значит "превосходного качества". Даже в трущобах не умеют правильно жарить мясо на костре, так что чаще всего оно полусырое.
   -- А временами пережаренное, -- заметила Фанндис, -- но здесь действительно его готовят лучше, чем в других местах. Ну, я не сравниваю его по вкусу с мясом, приготовленным в программированной электродуховке. И все же думаю, тебя это блюдо заинтересует.
   -- И попробуй запеченный в углях картофель. Вкус, конечно, скверный, но такое ты точно нигде, кроме как здесь, не найдешь.
   Гриммюрграс не оспаривал выбор друзей и согласился со всеми рекомендациями. В Норзуре готовкой почти никто не занимался: программируемые электроприборы позволяли людям не тратить на это время, уделяя его более важным вещам. Находились, конечно, любители поэкспериментировать на кухне, но и они подходили к готовке как к научному опыту. Такой же принцип использовался и в ресторанах, так что посетители, делая заказ, всегда знали, что получат в итоге. В трущобах же вкус блюда со знакомым названием мог оказаться непредсказуемым, о чем и сообщили друзья Гриммюрграса, потому данные заведения и приобретали особую привлекательность. Все-таки ни один здравомыслящий ученый не откажется от частицы хаоса в своей упорядоченной жизни. Откинувшись на спинку стула, Гриммюрграс изучал остальных посетителей, пытаясь вычислить процентное соотношение местного населения и рискованных жителей центра.
   -- Простите за опоздание, -- раздался милый женский голос, вынудивший Гриммюрграса отвлечься от изучений. Впрочем, он успел прийти к выводу, что нынче количество представителей трущоб равно количеству представителей ученого сообщества и общества искусств. С небольшой погрешностью, конечно, и с учетом, что исследователь был неопытен в данном вопросе, так что некоторых посетителей мог занести не в ту группу.
   Обладательница голоса уже села за столик. Оуск, сводная сестра близнецов. Гриммюрграс узнал ее: она занималась документацией на одной из кафедр, не связанных с его кафедрой, но Норзур был устроен так, что каждый ученый волей-неволей встречался с учеными, работающими в далекой от него области. На самом деле в Норзуре почти не осталось узких специалистов, поскольку новые научные изыскания все больше требовали вовлечения нескольких смежных специальностей, отчего круг соприкосновения только расширялся.
   -- Профессор Гриммюрграс! -- она тоже узнала его, и на ее симпатичном личике заиграла обворожительная улыбка. -- Если бы я знала, что вы общаетесь с Фаннаром и Фанндис, передала бы им свой экземпляр вашей замечательной книги для автографа.
   Он лишь улыбнулся в ответ, вспоминая, как при их встрече Оуск зарделась и тут же опечалилась, потому что под рукой не имела его книги. Разумеется, Гриммюрграс пообещал, что при следующей встрече, если книга будет при ней, непременно оставит автограф, но, выйдя с кафедры, забыл об этом. Его книга имела настоящий успех в Норзуре, так что Гриммюрграс вскоре перестал обращать внимание на восхищение читателей, полностью погрузившись в работу на кафедре, а теперь и вовсе заинтересовавшись другим вопросом. Заявление Оуск, что та не знала о дружбе знаменитого искусствоведа из Фьялса с не менее известными близнецами, вызвало улыбку: Гриммюрграсу казалось, что об этом знает каждый житель Норзура, за исключением, пожалуй, обитателей трущоб. Однако его нисколько не расстраивал тот факт, что Оуск так и не приложила никаких усилий, чтобы получить желаемый автограф -- он отнес ее просьбу к одной из конструкций вежливого общения. На самом деле его куда сильнее волновало, будет ли правильно спросить у девушки прямо сейчас, что она думает о значении своего имени. Будет ли это "правомерно". Гриммюрграс улыбнулся шире, вспоминая это слово.
   -- Теперь знаете, -- ответил он, кивнув, -- так что в любой момент можете передать книгу через близнецов.
   -- Но вы, наверное, очень заняты, -- виновато прощебетала Оуск.
   -- Не больше, чем любой другой профессор, -- рассмеялся Гриммюрграс, не ожидавший такого внимания к своей персоне.
   Он-то думал, что будет наблюдать за происходящим со стороны и даже не окажется вовлеченным в разговоры. Он все еще помнил печальный утренний опыт не к месту заданного вопроса, поэтому дал себе зарок не повторять те же ошибки. Оуск была иного мнения: она продолжала разглядывать Гриммюрграса, будто Фаннар, позвавший ее на ужин, не сидел рядом и не сверлил сестрицу едким взглядом.
   -- Кстати, мы уже сделали заказ, -- сообщил Гриммюрграс, почувствовав, что никто не хочет нарушать молчание: Оуск, похоже, ожидала инициативу от него, Фаннар надеялся, что родственница вспомнит, зачем пришла, без чьих-либо намеков, ну а Фанндис еще в электромобиле предупредила всех, что влезать в разговор между этими двумя не намерена.
   -- О! -- воскликнула Оуск и взяла меню, дожидающееся именно ее. -- Вы, верно, выбрали мясо? Так все делают. Я тоже почти всегда беру мясо, но сегодня хочу попробовать рыбу. Вы ведь знаете, что у нас только один искусственный водоем, где выращивают рыбу? Это удивительно, что здешний хозяин заполучил ее. Мне рассказал профессор Лодин и посоветовал обязательно заказать при случае рыбу. Хотя рыбу я не очень люблю.
   Она продолжала болтать, и Гриммюрграс задумался, действительно ли она родственница его друзей. Оуск, безусловно, была милой, а ее наивные рассуждения вызывали улыбку, но представить ее, занимающейся каким-нибудь исследовательским проектом, так и не получилось. Даже первокурсницы с кафедры археологии в этой роли выступили бы куда увереннее.
   Перебивать Оуск никто не собирался, и она фантастическим образом сумела, ни на минуту не прекращая говорить, плавно перейти на волнующую тему. При этом она даже умудрилась сделать заказ, не отвлекаясь от рассказа. Выяснилось, что профессор Лодин -- восхитительный человек и удивительный ученый, значение которого для общества Норзура недооценено. И именно его Оуск действительно любит. Об этом она сообщила уже Фаннару, глядя на него так серьезно, что у заметившего этот взгляд Гриммюрграса не возникло и мысли, что та ошибается в своих чувствах. Фаннар лишь надменно фыркнул и скрестил руки на груди. Фанндис уже давно сидела в такой позе, и теперь эти двое стали походить на одинаковые статуи, смягчить выражение лиц которых не представлялось возможным. Оуск тем временем продолжала описывать свои страдания, поскольку оказалось, что профессор Лодин не отвечает на ее чувства, или же, вернее сказать, отвечает, но не совсем так, как Оуск хотелось бы. Совершенно безутешно она призналась:
   -- Мне кажется, он считает меня младшей сестрой.
   Фаннар снова фыркнул.
   -- Учитывая его возраст, думаю, что дочерью, -- язвительно заявил он и с самодовольной улыбочкой встретил принесенный им заказ.
   -- Откуда тебе знать, как мужчина относится к своему ребенку? -- защищаясь, поинтересовалась Оуск. Она пыталась повторить язвительные нотки Фаннара, но голос дрогнул, а сама она быстро перевела взгляд на свою тарелку -- похоже, на самом деле не считала предположение брата таким уж беспочвенным.
   Гриммюрграс чувствовал себя неуместным за этим столом, хотя на самом деле неподходящей была несчастная девушка с ее безответным чувством и попытками найти сострадание там, где получить его она никогда не сможет. Намного милосерднее было бы сейчас, наконец, сказать ей, что ее брат и сестра скорее поймут печаль, связанную с провалившимся экспериментом, нежели с проигранными любовными сражениями. И к своему сожалению, Гриммюрграс не знал, как намекнуть на это Фаннару, а Фанндис по-прежнему оставалась в стороне, хотя и кидала косые взгляды на брата, после чего странно ухмылялась. Поэтому Оуск продолжила рассказывать о своих злоключениях, прибегая ко всем известным ей маневрам, способным, казалось бы, растопить любое ледяное сердце, но главный слушатель оставался непреклонным.
   -- Послушай, сестрица, -- внезапно произнес Фаннар, прервав ее рассказ на середине, -- нам давно пора кое-что прояснить. Я полагал, что разыскав нас с Фанндис и определив наше близкое с тобой родство, ты составила себе труд узнать о нас хотя бы несколько основных моментов. Судя по всему, нет. Иначе бы ты знала о наших с Фанндис отношениях ко всякого рода любовным игрищам. Поскольку каждый...
   Он не договорил, прерванный недовольным вскриком Фанндис:
   -- Эй!
   Занятый размышлением о незавидном положении Оуск, Гриммюрграс только теперь заметил, что поднявшийся в заведении шум явно не признак возрастающего веселья посетителей. Та самая группа молодых жителей трущоб, которую он хорошо запомнил, уже не просто громко спорила: двое ее участников стояли на ногах, решив подкрепить словесные аргументы кулаками. Их слишком близкое расположение привлекло внимание Фанндис, заставив насторожиться. Ссора выходила слишком жаркой, а их столик оказался в опасной близости от эпицентра.
   -- Думаю, нам стоит... -- хотела было предложить Фанндис.
   Не успела.
   Первый же удар в челюсть уронил одного из парней на нее, и хотя тот тут же отшатнулся, выплюнув извинение вперемешку с ругательством, спокойствие было нарушено. Гриммюрграс не успел подняться на ноги и прикрыть Оуск, как оказался чуть ли не в центре непонятного хаотичного движения. Он не мог определить, сколько людей участвуют в драке: казалось, желающим выпустить пар был каждый третий. Им не оставалось ничего иного, как попытаться выбраться наружу прежде, чем попадут под удар. Где-то в стороне завизжала девица, послышался звон бьющейся посуды, а потом снова ругательства. Оуск, дрожа всем телом, прижималась к Гриммюрграсу: верная политика, такую хрупкую девушку могло смести в считанные секунды, а если бы она упала, ее наверняка бы затоптали. Гриммюрграс хотел уже кивнуть друзьям, что следует продвигаться на выход, когда Фаннар с криком: "Стоять, дегенерат!" -- бросился за кем-то, кого сам Гриммюрграс не разглядел. Он замер, ошарашенный, не ожидавший, что Фаннар способен на что-то подобное.
   -- Профессор? -- пискнула Оуск, и Гриммюрграс вспомнил, что не один и отвечает за безопасность девушки.
   Быстро оглядевшись, он заметил, что Фанндис тоже исчезла. Но пропала не только она. Портфель с его рукописью! Неужели кто-то, прикрывшись суматохой, решил его ограбить? Кражи в Норзуре происходили лишь в трущобах, и Гриммюрграс об этом знал, но он все равно не мог поверить, что кому-то потребовалась его рукопись. Или же Фанндис прежде, чем покинула заведение, захватила портфель?
   -- Идем, -- шепнул он Оуск и тоже направился к выходу, оберегая девушку от случайных ударов. В том, что близнецы в состоянии постоять за себя, он не сомневался.
   Уже на улице Гриммюрграс спросил у все еще дрожащей спутницы, в порядке ли она, но та смогла в ответ только кивнуть. Впрочем, этого было достаточно. Гриммюрграса волновало куда больше другое: ему не удавалось найти взглядом электромобиль, друзей тоже нигде не было видно.
   -- Как ты добралась досюда? -- спросил он Оуск как можно мягче.
   -- У меня... -- начала отвечать она, но голос сорвался. Всхлипнув, девушка сделала глубокий вдох и повторила попытку: -- У меня электромобиль.
   -- Где он?
   Она указала.
   Конечно, сажать ее за руль в таком состоянии было нельзя, а Гриммюрграс лишь в общих чертах представлял, как управлять машиной. Оглядев улицу еще раз, он подбадривающе улыбнулся Оуск.
   -- Ты не против ночной прогулки?
   Она не возражала.
   Глава 2
  
   Животные мудры -- об этом помнит каждый, выходящий в степь с копьем или луком. Их мудрость отличается от мудрости человека, закон в стае не такой, как закон в хэимели, но глуп тот охотник, что считает себя умнее животного.
   Зверя приходится убивать, чтобы прокормить семью. Зверя приходится убивать, чтобы защитить хэимели. Но чтобы сразиться со зверем, нужно стать достойным.
   Животные не просто охраняются Ваитюрами, они -- частицы Ваитюров, воплощения их замыслов, а потому они обладают мощью Ваитюров, хитростью и порядочностью: каким бы опасным ни был зверь в бою, ни один из них не нападал на хэимели, если не был голоден или если люди сами не напали на его стаю. И потому нельзя было убивать зверя ради забавы и без позволения Ваитюров. Ваитюры защищали звериные стаи и могли увести их подальше от дерзких охотников, но они же защищали и людей, не позволяя животным нападать на хэимели, если только того не требовалось ради спасения самих животных или наказания людей.
   Прежде чем выйти в степь, охотники подходили к жрецам и просили назвать достойных. Только выбранные Ваитюрами имели право взяться за оружие. Затем отобранные охотники закрывали глаза и представляли зверя: вспоминали все качества, которыми он обладает, примеряли их на себя, подмечая свои слабые стороны и сосредотачиваясь на сильных. А потом произносили клятву:
   -- Мы выходим на битву с достойным и достойно завершим ее.
   Хитрить на охоте не запрещалось, поскольку зверь и сам хитер. Хитрость -- это проявление своего ума в противовес уму соперника. Можно выслеживать, устраивать ухищренные ловушки, но никогда не нападать со спины. Малодушным нет места на охоте.
   Охотник являлся одним из достойных. Он ни разу не был отвергнут Ваитюрами, правда выходил в степь редко. Он предпочитал охранять хэимели, но охрана состояла и в добыче пропитания. И когда он чувствовал, что сегодня его роль заключалась именно в этом, он шел к жрецам. Охотник знал некоторые хитрости, подметил особенности животных, на которые остальные не обратили внимания, но делиться этими знаниями не собирался. Охота -- это проверка, достоин ли ты выжить, а значит, должен сам научиться этому. Если Ваитюры пожелают, они повернут твою голову в нужную сторону, откроют глаза и уши, но этот опыт может быть только твоим. Учить азам охоты, разумеется, следует, но этим занимались те, чей путь был связан с наставничеством. Когда заботишься о своем ребенке, есть соблазн приоткрыть ему доверенные тебе тайны, чего нельзя делать, иначе пострадаешь не только сам, но и тот, кому пытался облегчить жизнь: Ваитюры отвернутся от тебя. И потому Охотник не открывал своих секретов никому, но он знал, что может намекнуть на них, сделать смутную подсказку. Однако на охоте не до подсказок, и потому другие охотники предпочитали звать с собой того, кто больше знает, а не пытаться перенять его опыт. И они звали Охотника с особой готовностью, но тот не всегда соглашался.

Из книги "Служащие Ваитюру" профессора Гриммюрграса

  
   -- Кража рукописей, Гриммюрграс, увы, не такая уж и редкость.
   Перезарядив оружие, Фаннар прицелился и дважды выстрелил. Одна пуля ушла далеко от цели, вторая прошла очень близко от центра. Фаннар хмыкнул.
   -- Поскольку научный и творческий труд ценятся в разы больше физического, многие жители трущоб, желающие легкой жизни (а они все ее хотят, иначе бы не жили в трущобах), пытаются присвоить себе чужую рукопись. Не слышал ни об одном удавшемся случае.
   Перекинув пистолет в левую руку, Фаннар тут же поднял его и трижды выстрелил. Все пули практически попали в цель -- Гриммюрграс посчитал, что погрешность незначительна.
   -- Правая рука начала уступать, -- усмехнулся Фаннар, рассматривая левую, все еще держа в ней оружие. -- Забавно для урожденного правши.
   Гриммюрграс посмотрел на свой пистолет, потом на цель. Встал в ту же позу, что и Фаннар до этого, прицелился и дважды спустил курок. Обе пули ушли выше, чем он надеялся. К огнестрельному оружию придется долго привыкать. Глядя на друга, Гриммюрграс соблазнился попробовать пострелять с левой руки, но он прекрасно понимал, что прежде следует научиться работать ведущей рукой.
   Фаннар снова держал оружие в правой и прицеливался. Выражение его лица заинтересовало Гриммюрграса, отвлекая от их настоящей проблемы. Этот профиль ему был хорошо знаком: недовольство и решительность.
   -- Пытаешься сладить с оружием? -- высказал он свое предположение вслух.
   -- Да, -- кивнул Фаннар, то опуская пистолет, то снова поднимая. -- В левой теперь лежит, как влитой, а в правой...
   Чуть повернув ствол, он выстрелил. Снова промах. Фаннар выругался, но в следующую секунду повернулся к Гриммюрграсу, самоуверенно улыбаясь. Решительность, впрочем, так и не исчезла с его лица.
   Комнаты Ярости были созданы специально, чтобы каждый желающий мог отвести душу, и располагались на каждой улице, предлагая своим посетителям широкий спектр услуг: среди них встречались комнаты с тиром, где кроме круглых мишеней имелись и выполненные в форме человека, комнаты с мешками для битья и манекены для рукопашного боя. Существовала и пара комнат для фехтования, но этот вид снятия напряжения не пользовался популярностью. Особо жаждущие могли прикрепить на мишень или манекен изображение своего обидчика. Если же разногласия были обоюдными, противники могли встретиться на Полигоне Ярости, обстреливая друг друга из специального оружия шарами с краской, хотя чаще всего там собирались команды, чтобы просто избавиться от стресса и хорошо отдохнуть. И именно наличие Комнат и Полигона Ярости свело количество преступлений в Норзуре до нуля. То, что творилось в трущобах, не учитывалось в общей статистике, а шло отдельно, тем более что их обитатели отказались использовать Комнаты и в считанные дни разнесли их, ИБОЖ же тратить средства на восстановление не стал.
   Обо всем этом Гриммюрграс знал, но только со слов окружающих. В саму Комнату он попал впервые, когда вернувшийся под утро Фаннар задержался дома лишь для того, чтобы залпом опустошить приготовленную Гриммюрграсом для себя чашку чая, а затем заявить:
   -- Идем со мной.
   Фанндис к тому моменту так и не появилась.
   Гриммюрграс не стал сопротивляться: он видел, как взвинчен его друг, и любой отказ или просьба объяснений привели бы к никому не нужной вспышке гнева. Кроме того, он-то успел вздремнуть и, хотя поднялся раньше положенного, чувствовал себя хорошо. А вот как держался Фаннар, Гриммюрграс понять не мог, и то, что он при этом способен попадать почти в цель, а не пускает все пули в молоко, удивляло. Даже первые выстрелы, в которые была вложена вся злость Фаннара, накопленная за эту ночь, были на взгляд Гриммюрграса довольно удачными.
   -- Тебе не стоит беспокоиться о рукописях, -- произнес он с улыбкой, будто не злился только что на промах. -- Издательство занимается и художественной литературой, и научной, так что все рукописи проходят через него, а Льоусбьёрг за соблюдение авторских прав загрызет кого угодно.
   Гриммюрграс улыбнулся, вспомнив невысокую женщину с рыже-медовыми вьющимися волосами. За очками с тонкой оправой холодно блестели серые глаза, переливающиеся в свете люминесцентных ламп и похожие на металлические части какого-то сложного механизма -- лишенного всяких эмоций, но идеального в выполнении своей функции. Беспощадного, но прекрасного.
   -- Если редактор, проверяя рукопись, заподозрит ее в плагиате, -- продолжал Фаннар, не обращая внимания на улыбку друга, -- он свяжется с автором, у которого предположительно украли рукопись или идею.
   Фаннар внезапно расхохотался. На лице Гриммюрграса, похоже, отразилось удивление: Фаннар, посмотрев на него, озорно улыбнулся и пояснил:
   -- Вспомнил случай. Меня невообразимо бесил один профессор. Только подумать, у него была профессорская степень! Его статьи даже ты, не знакомый с его областью, назвал бы чушью, а он за это получал очки полезности, причем немалые. И, разумеется, он считал себя самым гениальным ученым и искренне верил в то, что писал. Нет ничего отвратительнее глупости, полагающей себя умом.
   Фаннар поморщился, взял оружие в обе руки и прицелился. По его презрительному профилю Гриммюрграс понял: в мишени он видит лицо того профессора. Выстрел. Прямо в цель. Фаннар широко улыбнулся и победоносно посмотрел на Гриммюрграса.
   -- Я стал писать пародии на его работы. Писал в его стиле, но содержание было куда абсурднее оригинала. Думаешь, это невозможно? Я сначала тоже так считал, пока не взялся за ручку. Оказалось, нести чушь не так уж и сложно. Так вот, когда я принес эту рукопись в издательство, естественно, подняли тревогу и вызвали того профессора. "У вас не крали рукописей? Вы уверены, что это не ваше? Уж больно похоже..." О, ты бы видел его лицо!
   Фаннар зашелся смехом. Он не мог рассказывать дальше, согнувшись пополам, и Гриммюрграсу пришлось терпеливо ждать. Ему было не обязательно знать, о ком идет речь, чтобы примерно представить лицо того профессора: за почти два года общения с Фаннаром он видел их великое множество. Взбешенные, оскорбленные мужчины и женщины, наверняка придумавшие с десяток оригинальных способов умертвить Фаннара. У них всех была одна общая проблема: и нет, не сам наглый молодой ученый, не признающий авторитетов, а их слабость перед его выходками. Если бы они оставались равнодушными, Фаннар бы давно закончил игру, а так он продолжал проверять, как долго они способны терпеть. С наличием Комнат Ярости, скорее всего, до самой смерти.
   -- Когда он прочел мои шедевры... -- все еще смеясь, все-таки смог произнес Фаннар. Он выпрямился и самодовольно смотрел на Гриммюрграса. -- О, когда он их прочел, то просто вспыхнул! -- Фаннар, не выпуская из руки пистолета, изобразил, будто его голова взрывается, а затем закатил глаза. Постоял с безумным видом и снова рассмеялся. -- "И вы считаете, что я способен написать такой бред?!" -- передразнил он чей-то срывающийся фальцет, причем вид его был униженно-разгневанный. Гриммюрграс не сдержал улыбки: именно такое лицо он себе и представил, пока друг был не в силах говорить из-за смеха. -- А редактор тоже хорош. Она спокойным тоном произнесла: "Стиль очень похож на ваш. Моя работа заключается в исключении плагиата при малейшем подозрении". -- Внезапно Фаннар стал прежним: серьезным и слегка надменным. Он повернулся к мишени и снова прицелился. -- Он развернулся и ушел. А она вызывала его еще несколько раз, пока мне не надоело издеваться над стариком.
   Фаннар снова выстрелил, но на этот раз промахнулся. Выругался.
   -- Так что не бойся: никто не присвоит себе твое исследование. Особенно если ты прямо сейчас пойдешь к Льоусбьёрг и сообщишь тему своей диссертации.
   -- Монографии, -- поправил Гриммюрграс.
   -- Тем более что не она была им нужна.
   Мужчины обернулись: Фанндис стояла слева от Гриммюрграса и целилась в мишень в виде человеческой фигуры. Оружие в левой руке, три быстрых выстрела -- в голову, грудь и живот. Без промаха.
   -- А с правой руки? -- спросил заинтересовано Фаннар.
   Фанндис окинула его долгим сочувственным взглядом, перезаряжая оружие, взяла пистолет в правую руку и, не тратя время на точное прицеливание, выстрелила трижды.
   -- Вот это да, сестрица! -- завистливо и в то же время с гордостью присвистнул Фаннар. -- А что ты имела в виду, говоря о ненужности лекций Гриммюрграса? Он, конечно, начинающий ученый, но его исследование находится в незатронутой прежде области, что сразу прибавляет ему вес. Да и воры интеллектуальной собственности никогда не интересовались качеством украденной работы.
   -- Какой бы гениальной ни являлась работа, обнаружившись внутри портфеля ИБОЖ, она будет выброшена в ближайшем переулке трущоб. Прости, Гриммюрграс, это моя вина.
   Она положила руку на плечо другу, чуть покусывая нижнюю губу. Фанндис переживала, но только ли из-за утерянной рукописи?
   -- Так это был портфель Лейкни?! -- воскликнул Фаннар.
   -- Ты даже не заметил, -- усмехнулась его сестра, убирая руку с плеча Гриммюрграса и снова берясь за оружие. -- Хорошо, что я выложила документы.
   Она снова принялась расстреливать мишень, попадая туда, куда целилась. Уверенная, внешне сохраняющая спокойствие, она завораживала. Гриммюрграс отложил пистолет и сделал два шага назад, не спуская глаз с подруги. Ее замершая фигура напоминала дикую кошку перед прыжком. От этой мощи становилось не по себе. Бросив быстрый взгляд на изрешеченную мишень, Гриммюрграс понял: так выглядел бы похититель, если бы Фанндис настигла его с оружием в руках.
   -- Вы с Лейкни снова прокололись, -- язвительно бросил Фаннар, будто не замечая состояния сестры.
   Та резко обернулась, наградив мужчин испепеляющим взглядом.
   -- Знаю. Я только что от нее. У нас есть возможность все исправить, если будем действовать быстро.
   -- До обеда я весь твой, а потом извини, -- сказал Фаннар и вернулся к своей мишени. Прицелившись, он спросил: -- Каков план действий?
   -- Мы с тобой продолжаем прочесывать трущобы.
   -- А что Лейкни?
   -- Отдала распоряжение, чтобы не пропускать никого с портфелем ИБОЖ.
   -- Так грубо?
   -- Разумеется, нет. Я не знаю подробностей, но все должно пройти тихо, чтобы никто не знал, что похищен был именно портфель.
   Выстрелы справа, выстрелы слева. Гриммюрграс с трудом разбирал слова и удивлялся, как сестра и брат слышат друг друга. Сам он не сразу понял, что к нему обращаются по имени, причем, похоже, не один раз.
   -- Гриммюрграс? -- вопросительно посмотрела Фанндис, опустив оружие. Фаннар тоже перестал стрелять.
   -- Да?
   -- От тебя требуется малость: зайти к Льоусбьёрг и рассказать о случившемся. Возможно, они сработают тонко и для отвода глаз попытаются выдать твою рукопись за свою.
   Слово "они" Фанндис буквально выплюнула, не дав преступникам никакого наименования: то ли не знала, к какой группе их отнести, то ли не хотела грубо выражаться, хотя обычно не заботилась о выбранных словах. Гриммюрграс задумчиво нахмурился.
   -- Нам важно проследить за этим, если наша с Фаннаром вылазка выйдет неудачной. Так мы узнаем уровень тех, с кем столкнулись. Если, конечно, раньше не расспросим их самих.
   -- Я могу вам чем-то еще помочь?
   -- До обеда вряд ли. Нам лучше поспешить. Фаннар?
   -- Уже иду. А ты поторопись на лекцию и сделай вид, что ничего особо ужасного не произошло.
   -- Фаннар! У него же украли рукопись! Это самое ужасное, что может произойти с ученым! -- с притворным страхом воскликнула Фанндис, даже прикрыла ладонью испуганно округленный рот.
   -- Ты совершенно права! Гриммюрграс, держись, -- похлопав его по плечу, подхватил игру сестры Фаннар.
   -- И придумай что-нибудь, чтобы объяснить, почему мы не поддерживаем тебя в этой стрессовой ситуации, -- уже с улыбкой добавила та. -- Ты же умный мальчик.
   Эта беззащитная улыбка держалась на ее лице недолго. Снова устремленный взгляд и уверенность в дальнейших действиях. Дикая кошка и дикий кот вышли на охоту.
  
   ***
   -- Сочувствую вчерашнему, -- сказал Тандри, испытующе глядя на Гриммюрграса. В его взгляде было сочувствие, но какое-то странное, не такое, как у работников Издательства, с которыми успел встретиться пострадавший.
   Льоусбьёрг оказалась занята молодым перспективным автором (таких она всегда брала на себя), так что Гриммюрграса отправили дожидаться главу Издательства в приемной перед ее кабинетом. Там он и встретил своего студента, отчего-то прогуливающего лекции.
   Ему нравился этот огненно-рыжий юноша в отличие от других преподавателей, имеющих не слишком лестное о нем мнение. Мнение коллег всегда удивляло Гриммюрграса: он считал Тандри целеустремленным студентом, умеющим думать. Тот был активен не только на семинарах, но и на лекциях. Возможно, Тандри иногда перегибал палку и, как выражался один из лекторов с кафедры, "фамильярничал", отчего другой лектор, пренебрежительно фыркая, называл его "пижоном", однако Гриммюрграс ничего подобного не замечал. Он не считал нужным тратить силы на мелочное выявление, насколько вежливо была произнесена та или иная фраза Тандри -- его интересовал смысл слов и их воздействие. По большей части замечания и вопросы Тандри наталкивали Гриммюрграса на мысли, которые он мог упустить и не сообщить студентам: юноша на многие вещи смотрел под неожиданным углом. К тому же он помогал снимать напряжение остальных студентов, которые, взбодрившись, лучше усваивали материал.
   А кроме того, у Тандри была мечта стать настоящим, а не кабинетным археологом. Не просто мечта, а цель, к которой он шел с завидным упорством. Они часто сидели в университетском кафе, обсуждая не только предмет Гриммюрграса, но и археологию в целом, проблемы кафедры и другие вопросы, занимавшие мысли одного из них (в основном, конечно, Тандри). Вслед за смелым Тандри в таких посиделках начали участвовать и другие студенты, переставшие опасаться высказывать вслух свои мысли, а затем, размышляя тут же, получив новые аргументы, признавать ошибку или же продолжать отстаивать свое мнение, сколько бы противников ни имелось. Это был важный опыт для любого будущего ученого, правда, он носил не слишком хорошие последствия: студенты забывались и могли начать спорить с профессорами на лекциях. На кафедре археологии и антропологии подобное не приветствовалось.
   -- Вас уже, наверное, все пожалели на словах и продолжают жалеть взглядами, -- продолжал Тандри. -- Хотя все прекрасно знают, что никто не сможет воспользоваться вашими трудами, и они вернутся к вам в целости и сохранности.
   -- Если не окажутся выкинутыми в ближайшем проулке, -- с улыбкой поправил Гриммюрграс, вспоминая слова Фанндис.
   -- Вряд ли. Глупо воровать научный труд и тут же его выкидывать.
   Во взгляде Тандри читалась насмешка, но в то же время он оставался цепким
   -- А не глупо пытаться принести его сюда, если и без того все знают, чем это закончится?
   Тандри смотрел Гриммюрграсу в глаза, оба молчали. Затем юноша рассмеялся.
   -- Ну а вдруг на этот раз выйдет? Хотя в вашем случае они точно сплоховали: нельзя воровать рукописи у знаменитостей -- ими занимается Льоусбьёрг собственной персоной.
   -- Возможно, они рассчитывают, что новичка она не возьмет и оставит на попечение рядовому сотруднику? -- с улыбкой предположил Гриммюрграс, хотя и был уверен, что ответ совсем другой.
   -- А ваш новый труд не связан с изучением общества наших предков? -- поинтересовался Тандри, недоверчиво глядя на преподавателя.
   -- Нет, -- рассмеялся тот. -- В том-то и дело. Хотя я собирался проводить параллели, их вполне можно вычеркнуть. Не помню, появились ли они уже в тех черновиках.
   Последняя фраза показалась Гриммюрграсу проявлением равнодушия к собственному труду, и, помня о своей цели, он постарался изобразить грусть на лице. Правда, какой смысл притворяться перед проницательным Тандри? Впрочем, если тот и заподозрил неладное, в подробности вдаваться не стал и прекратил расспросы задумчивым:
   -- Вот оно, значит, как...
   Гриммюрграс решил, что теперь имеет полное право удовлетворить свое любопытство, да и возникшая в разговоре пауза располагала к этому.
   -- А ты почему здесь?
   -- О, эта история поистине достойна называться байкой археолога! -- встрепенувшись, заговорил студент-прогульщик, и Гриммюрграс на мгновение понял причину негативного отношения к нему других преподавателей: в его голосе не прозвучало ни капли оправдания. Напротив, Тандри словно загорелся изнутри, будто то, о чем сейчас собирается рассказать, является в разы важнее скучных лекций и ничего не дающих практических занятий. Гриммюрграс не смог сдержать улыбки.
   -- Археолога? -- переспросил он. -- Ну-ка.
   -- Да, -- кивнул Тандри. -- Я пришел попросить печать одной книги по требованию. Не глядите на меня так изумленно -- вы еще не услышали самой истории, -- он рассмеялся. -- Никто не начинает рассказывать байку с самого начала. Нужно обратить на себя внимание слушателей, завладеть им. Вот как я сейчас. Вы ведь сидите и думаете: "Ну и что тут занимательного?" Посмотрите на название.
   Выписанное на бумагу название, как и имя автора, Гриммюрграсу ничего не сказали, но в одном Тандри был прав: его внимание уже полностью принадлежало рассказчику.
   -- Книга по археологии, как понимаете. И, казалось бы, ее можно легко достать! Но нет. В библиотеке ее не оказалось. В книжном магазине, разумеется, тоже. Более того, библиотекарь не был уверен, что такая книга вообще когда-либо выходила: название знакомое, но с авторством что-то не то. Вот тут-то я и почувствовал себя археологом. Теперь мне нужно откопать это сокровище во что бы то ни стало.
   Тандри сделал паузу, явно намереваясь вынудить Гриммюрграса нетерпеливо потребовать продолжения. Гриммюрграс сдержался, однако легкая улыбка сменилась широкой: оставаться равнодушным он не мог.
   -- Я нашел книгу. Целых три экземпляра во всем Норзуре. И в таком виде, что сердце сжимается. Представьте, что вместо вазы отыскали лишь черепки. Черепки -- тоже хорошо, и когда нет вазы, лучше черепков ничего нет. Но как же, держа их в руках, хочется увидеть целую вазу!
   -- То есть тебе достались разрозненные страницы? -- уточнил Гриммюрграс, окончательно заинтересовавшись историей загадочной книги, чем неожиданно смутил Тандри.
   -- Возможно, я преувеличил и привел не совсем точный пример, -- пробурчал он, зардевшись, чем в свою очередь вызвал недоумение у Гриммюрграса, не ожидавшего подобной реакции. Но уже через мгновение Тандри взял себя в руки и продолжил как ни в чем не бывало: -- Они почти рассыпались в руках, причем от старости, а не от плохого к ним отношения. Я и не думал, что такие книги еще существуют. И да, они не переиздавались. Что само по себе странно, поскольку в одном из учебников я нашел на нее ссылку -- оттого и отправился на поиски. Ссылка незначительная, конечно, но меня заинтересовала книга, написанная еще в эпоху Сотрудничества -- тогда археология не была сугубо теоретической наукой.
   Гриммюрграс понимающе кивнул, хотя история Тандри не показалась ему такой загадочной, какой она выглядела по обещаниям рассказчика. Он предположил, что научное общество уже не видело в книге полезность, потому и не заинтересовалось в ее переиздании. Но выводы, оказалось, делать было рано: оглянувшись на дверь, ведущую в кабинет к Льоусбьёрг, а затем на ту, за которой находилась приемная с секретарем, Тандри перевернул листок бумаги и постучал по нему пальцем, взглядом приглашая обратить внимание на написанное.
   -- Две фамилии, -- нахмурившись, заметил вслух Гриммюрграс и удивился, что произнес эти невинные слова приглушенно. Хитрец Тандри добился своего.
   Будущий археолог довольно закивал и продолжил тихо, накаляя атмосферу секретности до предела. Гриммюрграс не только прислушивался к его шепоту, но и старался уловить движение за дверьми, чтобы не оказаться застигнутым врасплох.
   -- Второй не наш. Не из Норзура.
   -- Точнее, тот, что первый? -- догадался Гриммюрграс, поскольку повторялось то имя, что шло следом.
   -- Именно, то есть работа написана в соавторстве, и наш профессор лишь помогал вот этому. Но в учебнике, где была ссылка на книгу, ни о каком втором и слова не было. То есть они хотели приписать все заслуги нашему ученому.
   Гриммюрграс медленно кивнул, не отводя взгляда от Тандри и при этом отмечая какую-то суету в кабинете Льоусбьёрг.
   -- Такое случается. И все же...
   Он не дал Тандри договорить, жестом заставляя оборвать фразу на середине. Вовремя: молодой перспективный автор, выражая сердечные благодарности, покинул Главного Издателя, та же провожала его улыбкой чуть теплее профессиональной. Гриммюрграс с грустью отметил, что точно такую же улыбку Льоусбьёрг адресовала ему, когда работала над его первой рукописью. Тогда Гриммюрграс расценил ее неверно, о чем только теперь узнал. Похоже, изображать печаль в кабинете Льоусбьёрг будет не так сложно, как казалось сначала.
   -- Мой любимый автор! -- заметив его, воскликнула Главный Издатель и жестом пригласила войти.
   Тандри успел прошмыгнуть прежде, чем она закрыла дверь, за что получил укоризненный взгляд, но выгнан не был: Льоусбьёрг предпочитала невербальный способ командования и в большинстве случаев ее слушались. Тандри же скромно уселся в углу, рядом со шкафом, на полках которого были выставлены самые шикарные издания, и попытался слиться с обстановкой, изучая книжные корешки. Льоусбьёрг недовольно наморщила носик, но сразу же забыла о наглеце. По крайней мере, сделала вид, повернувшись к Гриммюрграсу и пригласив его присесть напротив. На то самое место, где только что сидело начинающее дарование. Гриммюрграс вздохнул, но принял приглашение.
   Он был очарован этой женщиной и искренне верил, что то неподдающееся описанию смешение чувств, тягучее, но в то же время приятное, испытывает каждый мужчина при встрече с Льоусбьёрг. Невысокая и не обладающая особо притягательной фигурой, она все равно оставалась эффектной, с такой точностью подбирая наряды, что казалось, будто они являлись ее естественным продолжением, как шерсть дикого животного: не вычесанная человеческой рукой, но в то же время гладкая и лоснящаяся. К тому же недостаток фигуры с лихвой перекрывали не менее значимые достоинства: пышные волосы медного оттенка, завивающиеся в крупные кудри, и мелодичный, чуть низкий голос, в котором всегда слышалась гордость. А еще глаза, от которых было сложно отвести взгляд.
   -- Гриммюрграс, -- начала Льоусбьёрг с улыбкой, которая показалась ему чуть теплее той, с которой она проводила писателя, -- сочувствую произошедшему. С тобой такое впервые? Во Фьялсе подобное не случается?
   -- Со мной, по крайней мере, не было, -- смущенно улыбнулся он в ответ.
   -- Что ж, через такое должен пройти каждый ученый и писатель. Можно считать это своего рода посвящением.
   -- Момент пропажи рукописи или попытки выдать ее за свою? -- уточнил Гриммюрграс и поймал взгляд, который ему не понравился. Сочувствие. Кажется, искреннее, но не такое, которое читалось ранее во взгляде Тандри. То, как заговорила Льоусбьёрг дальше, лишь подтвердило неприятное ощущение Гриммюрграса.
   -- Не волнуйся: никто себе ничего не присвоит. Я знаю свое дело. Так что ты сейчас изложишь содержание похищенной работы, а я сделаю запись. Как только в Издательство принесут рукопись, полностью или частично совпадающую с записью, мы сразу вернем тебе твой труд.
   Гриммюрграс нахмурился: неужели он выглядел настолько растерянно? Конечно, от него требовалось изобразить расстроенного ученого, перенесшего серьезную утрату, но все равно было неприятно от мысли, что Льоусбьёрг считала его неспособным постоять за себя. Более того, она собиралась защитить его от жестокой части общества. Гриммюрграс сжал кулаки. Этот жест не остался незамеченным.
   -- Понимаю твои чувства, Гриммюрграс, но не стоит. К чему нелепые геройства, когда тебе есть, чем заняться? Ты хороший лектор и прекрасный писатель. Так удели свое внимание тому, в чем ты действительно профессионал.
   Гриммюрграс не ответил, лишь усмехнулся, но постарался тут же спрятать любые эмоции. Скорее всего, другие ограбленные авторы смирно ожидают, когда им вернут рукописи, а значит, и ему нужно вести себя так же. Гриммюрграс даже разжал кулаки и приготовился рассказывать о теме диссертации, когда Льоусбьёрг, роясь в шкафчике стола, добавила:
   -- К тому же я слышала, что твои друзья собираются перевернуть вверх дном все трущобы, лишь бы вернуть твои бумаги. Оставь это дело им, тем более что Фаннару и Фанндис все равно больше нечем заняться.
   Ему потребовалось время и силы, чтобы совладать с собой. Фанндис учила, что в такие моменты полезно глубоко дышать, а Фаннар -- давать саркастический ответ. Дела с сарказмом у Гриммюрграса обстояли не лучшим образом: он научился различать его в речи других, но сам использовать до сих пор не мог. Да и не знал, что ответить на подобные слова. Гриммюрграс бы доказал Льоусбьёрг на деле, что способен не только читать лекции, но согласно плану близнецов он не должен был проявлять какую-либо активность. Гриммюрграс так и не понял, почему, поэтому пришлось просто смириться. В этом ему помог совет Фанндис.
   Взяв себя в руки, Гриммюрграс рассказал основную идею будущей диссертации и постарался припомнить, что именно успел написать. Льоусбьёрг деловым тоном требовала больше подробностей и даже желала услышать несколько цитат. Весь их разговор записывался на диктофон. Направляясь сюда, Гриммюрграс и не думал, что будет подвергнут такому испытанию. Ему даже показалось, что Главный Издатель подозревает, будто сам Гриммюрграс никаких диссертаций не писал, а пытался присвоить себе чужой труд. Она желала его разоблачить и, закончив запись и убирая диктофон обратно в ящик, выглядела удовлетворенно, будто бы справилась с поставленной целью. Гриммюрграс растерянно посмотрел на нее, не зная, что делать дальше, Льоусбьёрг же будто забыла о нем, вспомнив о другом посетителе, все это время просидевшем на стуле и не издавшем ни звука.
   -- Ну а ты что хотел? -- она слегка наклонила голову, так что на очки упал свет -- стекла угрожающе сверкнули.
   Тандри сделал глубокий вдох и твердо ответил:
   -- Вот эту книгу.
   Он встал, подошел к столу Льоусбьёрг и положил уже известный Гриммюрграсу листок, после чего сразу отошел. Гриммюрграс ненароком взглянул на бумагу, пока та не оказалась в руках Главного Издателя, и отметил, что на листке значится лишь имя профессора из Норзура. Однако спешить ему было не нужно: Льоусбьёрг даже не коснулась листа. Она быстро пробежала взглядом по старательно выведенным строчкам и посмотрела на Тандри с каким-то странным сочувствием. Кажется, этот взгляд был профессиональным, как и чуть теплая улыбка, и хотя он выводил из равновесия, избавиться от очарованности сильной женщиной Гриммюрграс не мог.
   -- Извини, но у нас сейчас много других проектов, важных и интересных, действительно требующих внимания. Как только наш график станет свободнее, мы выполним твой запрос. Это все?
   -- Это все, -- пробубнил тот и вышел из кабинета.
   Гриммюрграс поднялся со стула, кивнул Льоусбьёрг, получил в ответ уже привычную улыбку и последовал за своим студентом.
   -- Будто с секретарем говорил, честное слово! -- взорвался Тандри, когда они покинули здание. Он теперь расхаживал вдоль роскошного фасада Издательства, гневно сжимая кулаки. Эту энергию требовалось направить в мирное русло, но Гриммюрграс пока не представлял, к чему именно ее можно приложить. Он сам еще не совсем отошел от разговора с Льоусбьёрг, продолжая тщетно гадать, была ли она честна в своих словах и признаниях с ним или нет. Следовало вывести ее за стены кабинета, посмотреть, какая она не на работе, а там узнать и о ее отношении к "любимому автору". Да, давно пора.
   -- А ведь если посмотреть на их анонсы, ничего особо интересного нас не ждет! -- не унимался Тандри. -- Разве только ваша рукопись могла стать такой, но ее украли.
   -- Ты уверен, что у них хранится рукопись нужной тебе книги или первый экземпляр? -- осторожно спросил Гриммюрграс, неуверенный, что ученым позволительно не разбираться в издательском процессе.
   Впрочем, реакция Тандри его быстро успокоила: тот хоть и замер, повернувшись к преподавателю, но не посмотрел на него как на идиота. В его взгляде даже не появилось сочувствие, за этот день успевшее Гриммюрграсу изрядно надоесть и уже не казавшееся такой уж искренней эмоцией. А вот толику гордости, промелькнувшую не только во взгляде, но и в улыбке, Тандри подавил не сразу, и хотя говорил спокойно, наглая улыбочка так и прорывалась.
   -- Конечно. Все книги, которые когда-либо побывали в Норзуре, хранятся в электронной базе. Правда, об этом стараются не распространяться. Сами посудите: если никто не знает, что книга имеется в электронном виде и найти ее в базе очень просто (по крайней мере, издателям, знающим индексацию), можно сказать, что для такого заказа, как мой, требуется много времени и сил. Это, конечно, противоречит свободе информации, но издателям тоже не хочется размениваться на мелочи. Единичный заказ -- это помощь одному человеку (причем явно не вопрос жизни и смерти). А зачем помогать одному, если в это время можно помочь многим и получить больше очков полезности? Ну а если сказать, что единоличный заказ затрагивает много ресурсов (и если общество будет думать, что так оно и есть), то за такой труд можно получить достаточное количество очков, чтобы иметь смысл на него отвлекаться.
   -- Но производство книги действительно не простой процесс, -- возразил Гриммюрграс, попытавшись вспомнить все этапы, которые перечисляла Льоусбьёрг, обсуждая издание его первой работы. Не смог. Воскресил лишь ощущение, что написание рукописи -- не самая сложная часть в появлении книги на свет.
   Они дошли до маленького сквера, разбитого рядом с Издательством, и присели на лавке в тени невысокого деревца. Солнечные лучи играли на листьях, вызывая улыбку и чувство, будто ничего серьезного не происходит. А тем временем где-то в трущобах Фаннар и Фанндис продолжают преследование или уже завершили его. Вернулись ли друзья с добычей, Гриммюрграс не знал: для этого ему нужно было самому попасть домой. Но нельзя. Он должен быть на виду общественности. Возможно, стоило бы пойти в студенческое кафе, но вряд ли бы Тандри последовал за ним: не обо всех вещах можно говорить в людном месте. В сквере же никого не было, а тонкости издательского процесса, о которых не услышишь от профессионала, действительно увлекали. Или во всем виновато обаяние студента, умеющего рассказывать?
   Тандри откинулся на спинку лавки, прикрыл глаза и тяжело вздохнул.
   -- Да обошелся бы я без книжного экземпляра, -- наконец сообщил он. -- Мне хватило бы простой распечатки, чтобы в любой момент иметь доступ к тексту и возможность оставлять свои пометки и комментарии. И хотя сделать распечатку без переплета и прочего -- дело пустяковое, я бы заплатил за нее как за лично изданную книгу. Но ее величество Льоусбьёрг не предложила ничего подобного!
   -- Ты уверен, что у них есть возможность распечатать любую книгу из своей... базы? И что доступ к ней имеет любой работник Издательства?
   -- А почему нет? -- удивленно посмотрел Тандри.
   Гриммюрграс улыбнулся в ответ. Слова студента напомнили один из странных разговоров Фаннара и Фанндис. Фанндис внезапно заинтересовалась геологией. Фаннар полагал, что во всем виноваты пыльные бури, напрямую связанные с метеоритными дождями, которые уже давно привлекали внимание обоих близнецов, но лежали за пределами их компетенции. Впрочем, этих двоих не могла остановить подобная мелочь: оба хорошо знали, что курс лекции успешно заменяется книгами, если, конечно, уметь их читать. Так что Фанндис раздобыла необходимые для начинающих геологов труды и зарылась в них. Далеко не ушла: в одной из основополагающих работ обнаружила данные, взявшиеся неизвестно откуда. Никаких ссылок на другие источники, приведшие автора к таким выводам, не существовало, будто эти данные были чем-то основополагающим.
   "Издание третье, переработанное", -- с тоской прочла Фанндис.
   "Если сможешь достать издание первое, непереработанное, узнаешь, откуда взялись эти данные, -- усмехнулся Фаннар. -- Но никто тебе его не даст".
   Тогда Гриммюрграс удивился лишь тому, что кто-то по неизвестной причине скрывает некие данные от других ученых, которые, не удовлетворившись сомнительной информацией, не примут ее на веру, а попытаются докопаться до сути. То, что первое издание где-то хранится, странным Гриммюрграсу не показалось. Льоусбьёрг положила его рукопись в специальный шкаф, так что он решил, будто все рукописи находятся в подобных хранилищах. Шкаф закрывался на хитроумный замок, и потому слова Фаннара о недоступности их людям, не работающим в Издательстве, были понятны.
   Теперь же он припомнил связи близнецов. Фаннар даже умудрялся издавать шуточные брошюры, на появление которых в ее типографии Льоусбьёрг смотрела сквозь пальцы, позволяя кому-то из рядовых сотрудников отвлекаться на подобную ерунду. Разве в таком случае брат и сестра не могли получить любую книгу по запросу? Судя по словам Фаннара, нет, что наводило на мысль об ограниченном доступе не только для людей со стороны, но и для обычных сотрудников, с которыми Фанндис вполне могла договориться.
   -- Какой-то странный вид у вас, профессор, -- не дождавшись ответа, заметил Тандри. Сам он, впрочем, выражал не только недоверчивость, но и предвкушение чего-то. Будто догадался, о чем думает его преподаватель, или был близок к этому. И как другие профессора не замечали подобных огоньков в многообещающем студенте?
   -- Как ты узнал про базу? -- вместо пояснений спросил Гриммюрграс. Он все еще сидел на лавке, хотя уже с большим трудом: в нем пробудилось желание ученого проверить свою гипотезу. Ему не нужны были секретные документы, но выяснить, насколько они доступны, Гриммюрграс считал теперь своей обязанностью. Ему представилось, как несколькими годами раньше его младший друг горел тем же желанием и наверняка удовлетворил его (раз бросался определенными фразами) хотя бы частично. Правда, отчего-то в этом эксперименте не участвовала его сестра, что для многих казалось невероятным ходом событий. Спросить, однако, о правильности своих догадок Гриммюрграс в данный момент не мог.
   -- Поговорил с одним парнем и одной девушкой, -- не без гордости сообщил Тандри. -- Я умею воздействовать на людей, сами знаете.
   Гриммюрграс рассмеялся:
   -- Но не на Льоусбьёрг.
   -- Льоусбьёрг не человек -- она королева! А правители -- не люди. Как и у наших предков, ничего не изменилось. Кстати, глава про них -- моя самая любимая. Если не считать, что Верховный -- мужчина, то на его месте легко представляется Льоусбёрг. Как и Верховный, она обладает доступом к секретным знаниям, и хотя официальным руководителем Норзура не является, на деле весь город зависит исключительно от нее. Только самые отчаянные не пытаются нравиться Льоусбьёрг, вроде жителей трущоб (но они вне всяких систем, так что блага общества им не нужны) или Фаннара (у которого, по слухам, есть личная типография).
   "Или личная поклонница в Издательстве", -- мысленно поправил Гриммюрграс. На самом деле он точно не знал, кто помогает Фаннару в печати его брошюрок и прочих язвительных пародий на научные труды, но успел убедиться, что многие из них встречали отклик в сердцах общественности, пусть даже и меньшей ее части. Поэтому Гриммюрграс не стал говорить об этом вслух, вместо чего задал следующий вопрос, внимательно глядя на собеседника:
   -- Так значит, некоторые связи в Издательстве ты имеешь?
   -- Некоторые, -- уклончиво ответил Тандри, хмурясь. Он уже начал подозревать, что его разговор с преподавателем одной дискуссией не ограничится. Видимо, поэтому и добавил: -- Смотря для чего они нужны.
   Мучить его неведением Гриммюрграс не стал.
   -- Попытайся уговорить их сделать тебе распечатку, не просто так, разумеется. Соглашайся на любую цену -- если не хватит, я заплачу.
   -- Но!.. -- возмутился было Тандри, однако Гриммюрграс жестом попросил его не перебивать. Он продолжил:
   -- Узнай, могут ли они вообще это сделать. Поэтому не жадничай, и, если вопрос действительно лишь в очках полезности, уже к вечеру ты заполучишь свое сокровище.
   Тут Гриммюрграс лукавил. Он не стал выдавать Тандри, что в его планах было достать книгу в любом случае. И, кажется, тот ничего не заметил. Кивнув, он лишь уточнил, хочет ли Гриммюрграс, чтобы он пошел к своим знакомым прямо сейчас.
   -- Да, а я пока подожду тебя в том кафе, что рядом с Издательством. Если они не захотят тебе помогать за любое количество очков, попробуй узнать, в чем причина их отказа: простой страх перед Льоусбьёрг или же ограниченность доступа к хранилищу.
   -- Хотите проверить свою теорию? -- догадался Тандри и хитро подмигнул: -- Тогда обратились по адресу. Узнаю все, что вам нужно.
   -- В таком случае не скупись на подробности, -- рассмеялся в ответ Гриммюрграс. -- Заодно узнай, как туда можно пробраться.
   -- Нездоровое у вас любопытство, профессор. Но будь по-вашему. Отказать вам выше моих сил.
  
   ***
   -- Вы уверены, что нам действительно стоит это сделать?
   Наблюдать за Тандри было крайне любопытно: тайно проникнуть в хранилище Издательства в его представлении, похоже, находилось где-то на одной ступени по аморальности с воровством рукописей, но в то же время желание заполучить книгу во что бы то ни стало пыталось заставить совесть молчать. К тому же Тандри был молод и отчаян не только на словах, так что, получив вызов, он, конечно, хотел на него ответить. Именно поэтому мелькающие во взгляде озорные огоньки мешали Гриммюрграсу всерьез воспринять звучащий в голосе укор. Даже если Тандри и пытался воззвать к разуму преподавателя, делал он это скорее для того, чтобы потом честно сообщить, что пытался отговорить профессора с антиобщественными наклонностями.
   -- Не представляю, что с нами сделают, когда поймают, -- признался он, переставляя чашку с одного места на другое, словно манипуляции с ней успокаивали. -- Сошлют в трущобы или убьют. Думаю, что кого-то они убивают. Ну, того, кто совсем в обществе не ужился и сам в трущобы не ушел. Оступился -- падай. Так ведь? Или докажи, что способен выжить.
   Гриммюрграс не ответил. Он мысленно уточнил: "Не "когда", а "если"". И снова не озвучил, потому что не хотел, чтобы их разговор отнял много времени. Тандри и так больше часа пытался "обработать источник" (откуда он взял этот термин, Гриммюрграс не знал, но со словом "источник" был согласен). Увы, его деятельность успехом не увенчалась. К концу часа, допивая вторую чашку чая и исписав пять любезно предоставленных работницей кафе листов бумаги, Гриммюрграс уже думал, что его догадка не верна, и студент вот-вот вернется с распечаткой. Он даже свыкся с этим предположением и испытал разочарование, когда Тандри появился ни с чем. Точнее, кое-что он все-таки выяснил: Гриммюрграс был прав, и к хранилищу имеет доступ только Льоусбьёрг (возможно, кто-то еще из занимающих высшие должности, но "источники" такими подробностями не владели). Девушка вообще старалась избежать разговора, и очарование Тандри не помогло выудить что-нибудь действительно полезное, а вот парень оказался смелее (хотя на этих словах Тандри странно улыбнулся, отчего у Гриммюрграса возникла мысль, что цена знаний парня оказалась меньше, чем цена, выбранная девушкой). Таким образом, сидящие в кафе студент и преподаватель знали, как попасть в хранилище, а точнее, как дойти до заветной двери. Для входа нужно использовать пропуск и ввести числовую комбинацию, что полностью подтвердило утверждение Гриммюрграса об ограниченном доступе к базе.
   На этом можно было бы считать проверку гипотезы оконченной, если бы не внезапное изменение настроения Гриммюрграса. Для себя он, разумеется, это изменение с легкостью объяснил, а для Тандри подобрать аргументов не мог. Вряд ли бы у него поменялось отношение к предлагаемой афере, узнай он, что перед мысленным взором преподавателя (спокойного и мудрого, по мнению многих студентов, мужчины тридцатипятилетнего возраста) стоит сама Королева, Ее Величество Льоусбьёрг, утверждающая, что единственным оружием, каким может владеть Гриммюрграс -- слово, причем в первую очередь написанное на бумаге. Ввязываться в рискованную историю только из желания показать ей ошибочность ее мнения -- дело действительно глупое, Гриммюрграс понимал это. Но пока Фаннар и Фанндис занимались по-настоящему существенными вещами, он изображал из себя страдающую жертву и с заданной ролью явно не справлялся. Ему требовалась разрядка, с которой Комната Ярости не могла помочь. К тому же если Фанндис права, и кражу совершили из-за портфеля, что лучше отвлечет внимание общества: удрученный профессор, пытающийся справиться с пережитым, расстреливая мишени, на месте которых представляет воров, или же профессор, желающий доказать окружающим (и прежде всего женщине), что способен за себя постоять, отчего совершает нелепые поступки? Второе, возможно, дискредитирует его как ученого и навсегда погубит репутацию, но зато точно станет самой обсуждаемой темой на ближайшие дни, так что провал Лейкни и Фанндис останется в тайне.
   Именно поэтому Гриммюрграс молчал. Была и еще одна причина: он не знал, как поступить с Тандри. Ввязывать его в сомнительные приключения не хотелось, поскольку Гриммюрграс не мог представить, какое наказание тот понесет, если что-то пойдет не так. Впрочем, как именно "так" все должно пойти, он тоже пока не знал. Поэтому Тандри предстояло самостоятельно решить, идти вместе с профессором или же остаться в стороне. Вероятность, что студент побежит рассказывать Льоусбьёрг об амбициозном плане преподавателя, в расчеты не бралась: во-первых, потому что Гриммюрграс не мог представить такой сцены, во-вторых, он не видел особой беды в своем провале. Возможно, это даже принесет больше пользы, чем заполученная книга.
   Пауза в разговоре затянулась. Нужно было либо покидать кафе, либо отказываться от проникновения в хранилище, сойдясь на том, что перед ними хорошая логическая загадка, но не более того.
   Тандри, так и не дождавшись реакции Гриммюрграса, шумно втянул воздух носом, обернулся на часы, висевшие на стене кафе и сообщающие окружающим, что уже два дня, а затем залпом опорожнил чашку. В чашке был чай Гриммюрграса, но тот не возражал, успев напиться вдоволь. К тому же ему подали чайник, подогревающийся на небольшом огне, а заказывать отдельный для Тандри значило тратить на пребывание здесь лишнее время.
   -- Раз вы так неумолимы, то идем, -- произнес он с суровым видом, который прежде Гриммюрграсу не был знаком. Так выглядела решимость Тандри, парня, по мнению большинства профессоров, не знающего не только этого понятия, но и банальных серьезности и сосредоточенности. -- Но только прямо сейчас, пока у Льоусбьёрг собрание. И если ничего не выйдет, никаких возвращений ночью или еще когда, никаких вторых попыток, в общем. А если и захотите, то без меня.
   Гриммюрграса это устраивало, но прежде, чем встать, он спросил:
   -- Что за собрание?
   -- Насчет подготовки к празднику. Он уже скоро. Вы забыли? Поскольку за работу главной типографии Норзура отвечает Издательство, то все плакаты придется делать им. Нешуточный объем работ. Дурак! Я про это совсем позабыл, когда общался с Льоусбьёрг. Ей действительно сейчас не до таких мелочей, как распечатка книг по требованию.
   -- Но это не оправдывает хранение первых экземпляров в месте с ограниченным доступом. К тому же распечатав твою книгу, мы заплатим за нее.
   -- И тем самым выдадим себя? -- усмехнулся Тандри. -- В любом случае, нам сначала нужно попасть в хранилище. Идем?
   Гриммюрграс расплатился за чай. Он не понял, о каком празднике говорил Тандри, но уточнять не стал: если времени у них в обрез, нечего тратить его на незначительные в данный момент детали.
   Первым снова заговорил Тандри, уже возле главного входа в Издательство:
   -- Эта секретарь из новеньких. Наверное, поэтому она и не участвует в общем собрании.
   Через огромные прозрачные двери была отлично видна стойка секретаря. Девушка мило улыбалась, разговаривая с мужчиной в костюме. Он стоял спиной к выходу, так что разглядеть его не представлялось возможным. Чуть в стороне его ожидал другой мужчина, тоже в брюках и пиджаке.
   -- Новые авторы, что ли? -- нахмурившись, предположил Тандри. -- По крайней мере, их затылки мне не знакомы. А вам?
   Гриммюрграс отрицательно покачал головой.
   -- Девушка пытается убедить их, чтобы пришли завтра, поскольку сегодня уже никто не сможет их принять.
   -- Откуда такая уверенность?
   -- Слишком долго они говорят, и смотрите, она указала на коридор за собой. Хм... Постойте...
   Гриммюрграс не нуждался в комментариях студента, хотя мысленно и отметил его наблюдательность, но то, что происходило сейчас, Тандри объяснить не мог. Девушка, похоже, сдалась под натиском мужчины и предложила им пройти, причем сама пошла впереди. Видимо, показывала дорогу. К удивлению Гриммюрграса, она не заперла перед своим уходом дверь. Хотя почему он удивляется? До того, как он узнал о закрытом хранилище, Гриммюрграс и не думал, что кому-то захочется проникнуть в Издательство с аморальной целью. Он никогда не слышал о воровстве, совершенном в центре Норзура (если не считать воровства идей, которого не чурались некоторые из знакомых ему ученых). Так что пустой холл при открытых дверях вряд ли являлся признаком некомпетентности молодого секретаря. Максимум это грозило появлением разгневанного посетителя, которого не встретили на входе и не подсказали, в какой кабинет обратиться.
   -- Идем, -- скомандовал Гриммюрграс, когда девушка и посетители скрылись за дверью, ведущей в один из коридоров. За другой такой же дверью располагалась лестница, и Гриммюрграс предположил, что они могут ей воспользоваться.
   Тандри не задавал вопросов, пока они не оказались на той самой лестнице. Кстати, как раз вовремя: только они успели прикрыть за собой дверь, как услышали скрип другой и цоканье каблучков -- секретарь вернулась на место. В одиночестве.
   -- Зачем мы идем сюда? -- шепотом спросил Тандри, поднимаясь за Гриммюрграсом.
   -- Так мы не попадем в хранилище? -- недоуменно спросил тот. Он помнил, что в Издательстве есть по крайней мере две лестницы, расположенные в разных частях здания.
   -- Нам нужно отдельное крыло, и в него со второго этажа не попадешь.
   -- То есть нам нужно было в тот коридор, куда ушла девушка?
   Тандри кивнул и посмотрел вниз, вздыхая:
   -- Да, вы правы. Кажется, тут была еще одна лестница? По ней мы и спустимся. Получится, что пошли в обход.
   -- Значит, идем быстрее.
   -- Но не через второй этаж: там происходит собрание. Не знаю, в какой из комнат, но там много кабинетов для совещаний, в том числе и с прозрачными стенами. Лучше через третий, через комнаты дизайнеров. Там точно никого не будет.
   Попав в здание, Тандри был уже не так уверен в увлекательности их авантюры. Это чувствовалось в том, как нервно он водит головой и все время оглядывается вниз, будто ожидая, что вот-вот их обнаружат. Гриммюрграсу передалось его состояние, и он уже начал придумывать объяснение, почему оказался здесь в компании со студентом. Перспектива стать персонажем пересудов большинства жителей Норзура больше не казалась ему притягательной и не представлялась действительно стоящим способом отвлечения внимания. Скорее всего, Фанндис, узнав о содеянном, назовет друга идиотом и будет права.
   И все же внятных аргументов в оправдание пребывания здесь на ум так и не приходило. Гриммюрграс попытался сосредоточиться на осторожности.
   -- Ты знаешь, где находится вторая лестница? -- спросил он шепотом у Тандри, остановившись перед дверью, ведущей на третий этаж.
   -- Возможно, в другом конце. Если вы думаете, что я знаю план здания, то спешу вас разочаровать: оно для меня как настоящий лабиринт. Надеюсь, что спустившись на первый, смогу определить, куда нам следует идти. Если верить... источнику, там тоже все хитро расположено.
   Однако здание, пугавшее запутанностью ходов и выходов, на деле оказалось не таким страшным. Сначала они очутились в большом помещении, разделенном невысокими перегородками наподобие небольших комнат, затем шел коридор с закрытыми кабинетами, потом снова открытое помещение с перегородками. И хотя коридор немного петлял, а некоторые перегородки доходили до потолка и выглядели как обычные стены, Гриммюрграс и Тандри быстро поняли, что проход здесь один, а запутанность создается за счет непривычных для них архитектурных решений. Вспомнив, что оба бывали лишь на втором этаже, отведенном для работы с клиентами и совещаний, они догадались, отчего плутали в Издательстве: если простые перегородки мешают воспринимать пространство таким, какое оно есть, то что говорить о стеклянных комнатах и рядах зеркал вдоль стен? Ощущение направления там вовсе пропадало.
   Добравшись до лестницы, они удостоверились, что никто не намерен по ней подниматься. Но прежде чем спуститься, Гриммюрграс остановил Тандри, схватив того за руку. Если бы он это не сделал, воспаривший духом студент, довольный первой победой -- нахождением второй лестницы -- рванул бы дальше. Тандри недовольно обернулся.
   -- Что ты узнал про дополнительное крыло? -- ответил Гриммюрграс вопросом на его взгляд.
   Тандри медленно и глубоко вздохнул, стиснул кулаки: кровь кипела, возбуждение толкало его вперед, а лишние вопросы лишь раздражали.
   -- Там есть еще один выход, на задний двор. В основном пользуются им. Насколько я понял, там рабочие помещения, связанные с типографией, поэтому туда ходят лишь ее работники. Ну и те, кому нужно попасть в хранилище. Крыло занимает только один этаж. На дверях нет номеров, вместо них таблички с пиктограммами. Внешне они все похожи, дверь хранилища отличается наличием кодового замка. Пожалуй, это все. -- Тандри задумчиво замолчал, затем припомнил кое-что еще: -- Насчет замка в хранилище: там хитрая система. Нужно вводить код не только на входе, но и на выходе, причем на выходе не числовую комбинацию, а что-то более сложное. Увы, мой источник точно не знает, но слышал, что выйти из хранилища куда сложнее, чем войти в него. Так что если нам посчастливится открыть дверь, закрывать ее до того, как мы выйдем из комнаты, не стоит.
   Гриммюрграс кивнул и двинулся вниз по лестнице. Они остановились у двери, ведущей на второй этаж, прислушались: ни звука. Издательство будто полностью опустело. Скорее всего, совещание велось в комнате со звукопоглощающими стенами. Переглянувшись, они пошли дальше.
   На первом этаже на лестницу вели две двери: одна -- идентичная той, через которую они не так давно проникли на другую лестницу, вторая -- с табличкой "Служебное помещение". Однако за ней вместо небольшой комнатки простирался длинный коридор.
   -- Сюда, -- просиял Тандри. -- Странно, я думал, найти его будет куда сложнее. Вот видите: не номера, а пиктограммы.
   Он оживленно указывал на двери, мимо которых они проходили, однако говорил шепотом, все еще опасаясь попасться. Гриммюрграс тоже продолжал прислушиваться. Натянутые нервы, напряженные мышцы, готовность в любой момент отскочить в сторону и принять удар: да даже если они остановятся перед закрытой дверью и не смогут взломать код, все это того стоило! Хотя насчет удара Гриммюрграс преувеличивал, за что и корил себя, но ничего поделать не мог. Вчерашнее происшествие оставило след, который не успел померкнуть.
   -- Профессор, -- еле слышно выдохнул Тандри, жестом вынуждая того остановиться.
   Гриммюрграс не сразу понял, в чем причина. Тандри указывал на приоткрытую дверь, но разве не могла какая-то комната оказаться незапертой? Может, какой-то сотрудник оставил приоткрытым помещение, где хранилась бумага, или для чего еще нужны все эти комнаты.
   -- Это оно, -- справился наконец с собой Тандри, облизал пересохшие губы и добавил: -- Хранилище. Точно оно. Смотрите.
   Он указал в сторону двери, но это не помогло: та открывалась в противоположную от них сторону, поэтому никаких опознавательных знаков с их местоположения видно не было. Впрочем, Тандри молчал недолго.
   -- Видите, возле косяка? -- продолжал он взволнованно, стараясь говорить как можно тише. -- Небольшая панелька, под цвет стены. Не сразу разберешь. Сканер. И дверь толще обычных.
   Насчет толщины он был прав, но Гриммюрграс, привыкший, что в доме близнецов все двери металлические и с хитрыми замками, не считал странным видеть такие же где-то еще. К тому же остальные двери в этом крыле тоже выглядели внушительно.
   Они продолжали стоять, замерев и почти не дыша, опасаясь, что их услышали и сейчас выйдут проверить. Поспешить обратно к лестнице? Хотя что делать потом? Секретарь вернулась на место, незамеченными все равно не выйти. Гриммюрграс судорожно пытался придумать решение. Можно, конечно, попробовать отправить Тандри заговорить девушку, у него язык подвешен -- сколько информации смог выудить. В том числе о замке и...
   Стоп! Гриммюрграс шумно втянул воздух и чуть не задохнулся. Тандри испуганно обернулся на преподавателя. Тот в ответ лишь кивнул в сторону двери и осторожно пошел вперед. Тандри хотел схватить его за рукав, возмущенно жестикулируя второй рукой и указывая на лестницу, но Гриммюрграс отрицательно качнул головой, и продолжил движение. Дверь не закрыта, Тандри, неужели не понимаешь, что это значит? Спросить бы вслух, но тогда они спугнут тех, кто проник в хранилище. Именно проник и явно не с благовидной целью, иначе бы не постеснялись закрыть дверь. Вряд ли работникам Издательства страшен внутренний код. Гриммюрграс все же сделал попытку напомнить студенту об этом немаловажном факте, старательно показывая с помощью жестов, и по внезапно вспыхнувшему во взгляде огоньку понял, что добился-таки цели.
   К двери они подкрались, не издав ни звука: Гриммюрграс умел тихо ходить и предпочитал обувь, способствующую этому, и его компаньон оказался не простым студентом. Что еще сокрыто в этом парне?
   Они замерли возле косяка, стараясь не промелькнуть в дверном проеме: не зная обстановки в хранилище, они могли оказаться на виду у находящихся внутри. Прислушались и убедились, что там действительно кто-то есть и он пока не заметил звуков, исходящих из коридора, затем Тандри предпринял рискованную попытку заглянуть в комнату. Быстро вынырнул и показал пальцами "два" и зачем-то указал на лестницу. Гриммюрграс не понял. Кто-то из Издательства? Задал этот вопрос, указав наверх (хотя и помнил, что второго этажа у этого крыла нет). Тандри мотнул головой и снова указал на лестницу, потом в сторону основного здания. Заметив, что профессор все еще в ступоре, он принялся изображать из себя кого-то: то мило улыбался и моргал ресницами, то делал вид, что подкрашивает губы, затем снова мило улыбался. Сдавшись, он жестом изобразил что-то вроде стола, а потом будто положил на него одну руку, второй подпер щеку и, все так же мило улыбаясь и моргая, подался чуть вперед. Секретарь! Гриммюрграс понимающе улыбнулся. Да, что-то общее с ней у показываемого Тандри человека было. Секретарь, впрочем, вернулась обратно -- они это слышали. Значит, в хранилище проникли те двое, с которыми она разговаривала. С ее ведома? И, что важнее, с ведома Льоусбьёрг? Верилось с трудом.
   Теперь настала очередь Гриммюрграса пытаться передать сообщение. Он указал на открытую дверь и попробовал предложить закрыть ее, заперев незнакомцев внутри. На это тоже потребовалось какое-то время, но Тандри соображал лучше Гриммюрграса и вскоре кивнул. Тогда Гриммюрграс постарался быстро, но осторожно прошмыгнуть мимо дверного проема и, спрятавшись за дверью, толкнул ее. Тяжелая, зараза! Не ожидав этого, Гриммюрграс приложил недостаточно силы, чтобы сразу закрыть дверь. Навалился...
   Появившаяся из-за двери рука оказалась внезапностью. Да и если бы дело было только в руке! Человек успел вставить между дверью и косяком ногу и даже плечо, так что закрыть ее уже не представлялось возможным. И все же Гриммюрграс навалился на дверь всем телом. Раздался сдавленный вскрик, и рядом появился Тандри. Вдвоем они навалились на дверь, и та резко закрылась. Послышался неприятный хруст, а за ним крик, уже громкий, вперемешку с нечленораздельными ругательствами.
   Тандри ринулся дальше по коридору, и Гриммюрграс помчался за ним. Вскоре до них донеслись шаги преследователей. Один, кажется, прихрамывал. Открыв какую-то дверь, Тандри выскочил во внутренний двор и не останавливаясь понесся ко второму крылу. Гриммюрграс успел кинуть взгляд в противоположную от основного здания сторону: высокий чугунный забор, через который не перелезть, ворота, кажется, заперты.
   Ворвавшись в помещение, Гриммюрграс не успел толком что-либо увидеть. Он лишь заметил ряды незнакомых ему аппаратов, замерших, лишенных жизни, а затем юркнул вслед за Тандри юркнул за один из них. Прячась за механизмами, они начали продвигаться вглубь помещения и замерли, когда входная дверь скрипнула и послышались шаги. Нужно было выбираться отсюда.
   Шаги раздавались недолго: преследователи поняли, что им предстоит обыскать помещение, и постарались скрыть свое местонахождение, чтобы не спугнуть жертву. Причем справлялись с задуманным, увы, весьма успешно. Их цель тоже пыталась не шуметь, при этом Гриммюрграс старался осмотреться в поисках выхода из положения. В чем не преуспел: им приходилось скрываться за машинами, так что обзора почти не было. Тандри, заметив это, указал в дальний конец помещения и знаком показал, что там дверь. Гриммюрграс в ответ кивнул и предложил направиться туда. Назад они все равно бы не смогли уйти -- для этого нужно было отвлечь внимание преследователей. Тандри, похоже, идея понравилась, и он бесшумно и быстро заскользил за аппаратами. Гриммюрграс же замер, прислушиваясь. Чтоб его! Пульс в ушах звучал громче, чем чужие шаги. Сделав пару глубоких вдохов и выдохов, он тоже направился вглубь помещения, но в отличие от Тандри сначала перешел на соседний ряд, ближе к стене, да и двигался медленнее, все время озираясь. Было бы хорошо отвлечь незнакомцев, чтобы они начали искать на противоположной стороне комнаты, но ничего подходящего, что помогло бы вызвать шум в нужном месте, не находилось: помимо аппаратуры он нашел лишь стопки бумаг, но кинуть их незаметно не представлялось возможным.
   Внезапно скрипнула дверь. Та самая, к которой они с Тандри направлялись. Он так быстро добрался до выхода? Гриммюрграс замер. В повисшей тишине раздалась ругань одного из преследователей.
   -- Они же побежали на выход! Поднимут панику! За ними?
   Гриммюрграс затаил дыхание, стараясь не издавать ни звука.
   -- Нет. Оставь. Они же не дураки. Как объяснят, что сами там делали?
   В ответ послышалось рычание, затем снова голос первого:
   -- Что тогда? Обратно в хранилище?
   -- Нет. Я вышел из системы -- будем заново долго искать, -- второй немного помолчал, потом добавил: -- Да и время. Если мы не хотим придумывать, как нам отсюда выбираться, нужно поторопиться. И твою бы руку скорее осмотреть.
   Они двинулись к выходу, через который загнали сюда Гриммюрграса и Тандри. Теперь уже не таились, так что Гриммюрграс с легкостью определил их положение и, выждав немного, последовал за ними. Неизвестные потеряли бдительность, посчитав, что оба преследуемых ушли, и все равно Гриммюрграс не спешил расслабиться и действовал осторожно.
   Вынырнув во двор и спрятавшись за аккуратно сложенными коробками, он смог увидеть, как появился электромобиль с крытым прицепом.
   -- Те брать? -- спросил один из преследователей водителя и указал на убежище Гриммюрграса.
   Он поспешил спрятаться за коробками и замер, пытаясь оценить, не наделал ли при этом шума. Сердце билось где-то в районе горла и заглушало внешние звуки, особенно такие тихие, как шорох шагов или сдвинутых коробок. Гриммюрграс бросил взгляд на спасительную дверь: сомнительно, что можно незаметно скрыться в помещении, если компания двинется в его сторону. Сможет ли он справиться с тремя в одиночку или хотя бы уйти от них? Гриммюрграс прикрыл глаза, чтобы восстановить дыхание -- спокойствие ему еще понадобится. В слова, что неожиданно донеслись до него, он не поверил, решив, что слышит собственные мысли.
   -- Не. Нужны только вон эти.
   Гриммюрграс рискнул выглянуть и заметил, как один из мужчин направился к контейнерам, стоящим в другой стороне.
   -- Слушай, ты запомнил их? -- спросил второй, аккуратно забираясь в транспорт и следя за рукой, чтобы ее не задеть.
   -- Тот, что старше, темноволосый, пацан рыжий. Таких, думаю, быстро найдем.
   В этом он был, увы, прав: основной контингент Норзура имел светлые волосы, временами встречались рыжие, но настолько яркие, как Тандри или Льоусбьёрг были радующим глаз исключением, а на шатенов вообще смотрели как на диковинку. И если жители трущоб любили перекрашивать свои волосы в любой понравившийся цвет, то среди жителей цивилизованного центра таких уникумов можно было по пальцам пересчитать. Так что да, им не нужно было видеть лица Гриммюрграса и Тандри, чтобы узнать их при следующей встрече.
   -- Ага, точно, -- зло усмехнулся сидящий в машине и качнул раненой рукой. -- С них должок.
   Другой загрузил прицеп мешками из контейнеров и забрался в электромобиль. Когда машина выехала, водитель вышел и провел рукой (скорее всего, у него была карточка, такая же, как необходимая для входа в хранилище) вдоль специальной панели рядом с воротами, которую Гриммюрграс сначала не заметил, -- ворота бесшумно закрылись.
  
   ***
   -- Тандри я отправил домой, пообещав, что сам поговорю с Льоусбьёрг. Ты уверен, что она ни о чем не должна знать?
   Гриммюрграс покинул Издательство не без помощи обаяния Тандри, который сумел настолько заговорить секретаря на входе, что та не обратила внимание на двух посторонних, шатающихся по зданию без ее ведома. Про двух других, о появлении которых она знала, похоже, даже не вспомнила, что не делало ей чести, но Фаннаром это отчего-то было встречено словами: "Очень хорошо".
   О происшествии близнецы узнали сразу же. В задумчивости, как именно представить случившееся Льоусбьёрг, чтобы не тратить время на отстраненные разбирательства, Гриммюрграс дошел до дома. Друзья сидели в гостиной и разговаривали полушепотом и как-то обрывочно, но о чем именно шла речь, Гриммюрграс узнать не успел: заметив его, Фанндис сразу спросила: "В чем дело?" Только приступив к рассказу, Гриммюрграс понял, что близнецы до сих пор не ложились спать, и удивился, как они вообще держатся, однако его заботу не оценили и потребовали продолжать. Дослушав до момента, как незнакомцы скрылись вместе с чистильщиком (так, оказалось, называется профессия, отвечающая за избавление организаций от ненужного хлама), Фанндис резко встала и сообщила, что немедленно отправляется к Лейкни -- именно глава ИБОЖ должна узнать о проникновении и никто больше. Гриммюрграс не хотел ее пускать, но та заверила, что, передав информацию, займет гостевую комнату Лейкни и не вылезет из кровати до утра ни под каким предлогом. К тому же Гриммюрграс заметил, какими резкими стали ее движения и сосредоточенным лицо. Если Фанндис вело чувство долга, никакая мелочь (в особенности физиологические потребности) не могла сбить ее с выбранного направления.
   У Фаннара дела с долгом обстояли плачевно. Остаток истории он дослушивал, полуприкрыв глаза и время от времени прикладываясь к небольшой бутылочке, пока та окончательно не опустела. Все это время с его лица не исчезала дурная улыбка. Когда на свой вопрос Гриммюрграс получил что-то нечленораздельное, которое перевел как "Угум" лишь благодаря сопровождающему его кивку, он смирился, что ничего полезного сегодня уже не совершится. Им всем нужно было отдохнуть. Не это ли он посоветовал сделать Тандри, изо всех сил пытавшегося навязаться в помощники в выполнении сложной миссии -- оповещения Льоусбьёрг о проблемах с безопасностью хранилища?
   Фаннар, не сопротивляясь, отправился к себе, и Гриммюрграс решил последовать его примеру. О сне он мечтал зря. Мысли о незнакомцах продолжали крутиться в голове, и один вопрос так и не находил ответа: как именно они пробрались в хранилище? Откуда взяли карточку? Ответить самостоятельно Гриммюрграс не мог, и успокоить себя мыслью, что этим делом уже занялась сама Лейкни, не получалось. Он не сумел отвлечься ни чтением книги, ни возвращением к работе над рукописью, в то время как сидеть и размышлять о странных гостях Льоусбьёрг представлялось глупым занятием. А вот прогулка, скорее всего, могла помочь.
   Гриммюрграс вышел из дома в надежде побродить по улицам Норзура и заинтересоваться какой-нибудь мелочью. И хотя экзотическим районом считались трущобы, Гриммюрграс с не меньшим интересом гулял по центру. Ему нравилось любоваться высокими зданиями -- чем ближе к центру, тем выше были строения. Особенно ему нравились сады, разбитые на крышах, к большей части из которых имелся общий доступ. Норзур не мог себе позволить размещать большие наземные парки, только у некоторых зданий имелись на прилегающей территории маленькие скверы, в основном же деревья устроились на крышах. Можно было бы подняться в один из таких садов -- пожалуй, шелест листвы помог бы ненадолго отвлечься. Деревья Норзура действовали на Гриммюрграса особым образом: находясь в одиночестве, он мог буквально раствориться в их шуме.
   -- Профессор?
   Гриммюрграс оглянулся, отчетливо понимая, что насладиться прогулкой в парке ему не удастся.
   -- Что ты здесь делаешь, Тандри?
   -- Ну, я гулял. А потом решил сходить к вам и узнать, как прошло с Льоусбьёрг. Вы ведь с ней уже говорили, да?
   Гриммюрграс медленно кивнул. Врать Тандри после того, как чуть не втянул его в преступное дело, не хотелось, но выбора не было: говорить правду о близнецах и их отношениях с ИБОЖ постороннему не стоит.
   -- Хорошо, -- облегченно улыбнулся Тандри. -- Подробностей не ждать? Ладно. Если бы было что важное, вы бы сказали.
   Гриммюрграс не был уверен в этом утверждении, и потому молчание показалось ему слишком напряженным. Что испытывал при этом Тандри, понять было сложно, но от былого воодушевления не осталось и следа. Стоило что-то сказать, но ничего дельного в голову не приходило. Молчание затягивалось. Первым нарушил его Тандри:
   -- Вы куда-то по делу шли или прогуляться?
   -- Думал пойти в парк.
   -- Не хотите составить мне компанию и посмотреть на метеоритный дождь? Кстати, когда я услышал, что он сегодня, то сразу понял, почему вас вчера ограбили, ну и сегодняшних гостей Льоусбьёрг тоже. В такие дни многие люди ведут себя странно: наверное, метеоритный дождь сводит нас с ума. По крайней мере, дома точно не сидится. Ну так что, согласны?
   В глазах Тандри загорелись хорошо знакомые огоньки, и Гриммюрграс не нашел ни одной веской причины отказаться от предложенной затеи.
   -- Пойдем на небоскреб? -- уточнил он.
   Именно туда поднимался Гриммюрграс с близнецами, желая понаблюдать за метеоритным дождем. Зрелище необычайной мощи, повторяющееся с периодичностью раз в полгода. На самом деле метеоритные дожди случались намного чаще, но по большей части с небес сыпалась каменная крошка, в редких случаях размер упавших метеоритов доходил до размера куриного яйца. Такой дождь если как-то и называли, то "каменным", да и то не всегда -- он был слишком обыденным явлением, чтобы придавать ему значение. Совсем другое дело метеоритный дождь, случавшийся не чаще, чем дважды в год. Тогда на город обрушивались булыжники, способные не только убить человека, но и разрушить крепкие здания. Единственным спасением от этой напасти стал прозрачный барьер, куполом накрывающий город. Этот барьер был настолько прочен, что даже крупные метеориты не могли его пробить. Даты метеоритных дождей прогнозировались заранее, но за мелкими никто не следил, и потому купол накрывал Норзур постоянно. Или так только считалось, поскольку увидеть, есть барьер или нет, было невозможно, и в ясные дни ничто не могло сказать, на месте ли он. Для поддержания нужной атмосферы бесперебойно работали огромные очистители воздуха, которые отвечали также за влажность. И барьер, и очистители требовали изрядного количества энергии, которая уходила и на освещение города, отопление и работу множества приборов, как бытовых, так и необходимых для научных исследований. Норзур под небом, щедро одаряющим его камнепадами, не смог бы существовать, не расположись он недалеко от расщелины, в которой текла лава. Часть этой расщелины входила в черту города, так что на ее берегу расположилась электростанция. Опасность того, что уровень лавы подымется и город будет уничтожен, существовала, но беспокоила немногих, большинство же понимало, что без геотермальной энергии им не прожить.
   -- "Метеориты не всегда так активно притягивались к планете. Этому нет закрепленных на бумаге доказательств, зато сам Норзур и его жители с их уровнем развития и мировоззрения являются наглядным свидетельством: когда-то можно было дышать свежим воздухом и чувствовать, что такое ветер, дождь и снег, а не просто знать, какие ощущения они вызывают. И хотя космос дал людям шанс выжить, они любят напоминать себе об этом, снова и снова поднимаясь на крыши во время метеоритного дождя", -- по памяти процитировал Гриммюрграс и с улыбкой посмотрел на Тандри, который удивленно приподнял брови.
   Тут следовало назвать автора строк, но его Гриммюрграс не помнил. Именно эту фразу с величием прочел Фаннар, когда они втроем уселись на скамейке рядом со смотровой площадкой, специально оборудованной для наблюдения за метеоритным дождем. Конечно, Фаннар тут же с усмешкой сообщил, чьи строки декламировал, и не преминул ввернуть едкий комментарий. Комментарий Гриммюрграс не запомнил, поскольку он не сильно отличался от остальных ему подобных, произнесенных когда-либо Фаннаром в его компании, а имени жертвы не придал значения, поскольку сам не был знаком ни с ней, ни с ее трудом. То, что строки настолько серьезно въелись в память, было само по себе удивительно. Видимо, декорации, на фоне которых Гриммюрграс услышал их впервые, сыграли свою роль.
   -- Вот именно поэтому мы и не пойдем на небоскреб, -- презрительно кривя губы, произнес наконец Тандри. -- У меня зарезервировано лучшее местечко на этом представлении.
   -- Успеем к началу? -- подхватил его озорной настрой Гриммюрграс. Если бы кто-то с кафедры узнал, как именно провел нынешний день профессор в компании своего студента, обвинил бы его в крайне непедагогичном поведении. И Гриммюрграс отдавал себе в этом отчет, но вот беда -- менять что-либо не собирался.
   -- Если поторопимся, определенно! -- расхохотался Тандри. -- Нам идти далеко, так что вперед. И не забудьте дорогу: вдруг пригодится.
   Дорогу Гриммюрграс запоминал, хотя пройдя пару кварталов, они вернулись к разговору. Точнее, Тандри пустился в откровения, а Гриммюрграс слушал и пытался осознать.
   -- Я прекрасно помню фразу, что вы процитировали. Именно с нее начинается знакомство юного жителя Норзура с метеоритным дождем. И с верховенством науки. Мне было четыре, наверное, когда меня и сверстников привели на крышу небоскреба, произнесли те самые слова и сказали смотреть наверх, не отрываясь. Я смотрел, как и все. И очень долго приходил туда снова и снова, как и каждый, любой из нас, пока однажды... Простите, не помню, как так вышло. Может, в семь лет все дети бунтуют? И делают что-то наперекор взрослым. Или это обычное дело -- иметь в семь лет врагов, от которых нужно сбежать и скрыться, даже если скоро должен пойти метеоритный дождь. А может, мне и не семь было, восемь. Все это не так важно. Но однажды я не поднялся на небоскреб вместе с остальными. Не остался и дома, как делают некоторые. Я... просто оказался в другом месте. И увидел то, что не видел до этого. Говорю не слишком понятно? Ничего, скоро сами узнаете.
   Он замолчал и некоторое время вел Гриммюрграса молча. Город Норзур, до кольца трущоб выровненный по линейке, почему-то вдруг начал напоминать лабиринт, как и речь Тандри: вроде бы все знакомо, но утрать внимание хоть на мгновение, и заблудишься окончательно. И Гриммюрграс сосредоточенно следил не только за дорогой, но и за спиной своего провожатого, странно напряженной. Что-то происходило с Тандри, и, кажется, ждало их не просто наблюдение за метеоритным дождем. Гриммюрграс мог ошибаться, а ток, пробегающий по телу от неясных предчувствий, стоило списать на пережитые недавно приключения.
   Он взглянул на небо: чистое, без единого облака, будто замершее. Солнце клонилось к западу, и они шли вслед за ним.
   -- Вы знаете, что у детей есть "свои места"? -- снова заговорил Тандри, чуть сбавив ход, чтобы Гриммюрграс поравнялся с ним. -- Наверное, и у вас такое было. Я не помню, зачем они нужны, но ими делятся только с самыми проверенными, тем, кому полностью доверяешь. Но можно доверять человеку, но все равно не рассказывать о "своем месте". Это все ерунда такая! Все, что я говорю. Мне хочется объяснить, но это не стоит пересказывать. Просто... я не знаю... я хочу, чтобы вы поняли. Попытались, по крайней мере.
   Гриммюрграс не стал давать преждевременных обещаний. Он знал, что приложит все усилия, поскольку уже сейчас пытался разобраться в путаной речи Тандри, но говорить об этом вслух не видел смысла. Тандри тоже осознал, что с подготавливающими речами ничего не выйдет, поэтому набрал скорость и если что и говорил, так только указывал направление, когда Гриммюрграс, проявляя инициативу, сбивался с пути.
   За трущобами начинались поля. В основном это были фермы, обеспечивающие город продуктами. Фермы перемежались с перерабатывающими заводами и электростанцией, а за всем тем, что обеспечивало жизнь Норзуру, шла полоса необрабатываемой земли: во-первых, потому что скот нуждался в обычной траве, во-вторых, потому что строить здания вблизи барьера опасались. Только электростанция подходила почти вплотную к куполу, поскольку была привязана к лавовой расселине.
   В барьере имелось несколько железных дверей-выходов, стояки которых были генераторами этого самого барьера. У дверей находились сторожки: за генераторами постоянно следили, ведь малейший сбой мог привести к гибели города. Но от того места, где Гриммюрграс и Тандри подошли к границе, до любой из дверей было слишком далеко, чтобы их мог кто-то видеть. Они прошли мимо завода, который не подавал признаков жизни: все его работники наверняка уже заняли излюбленные места на крышах зданий. Да даже если бы они находились здесь, вряд ли бы смогли разглядеть две фигуры на границе города.
   Тандри подошел к барьеру, вытянув руку перед собой, и остановился практически вплотную. Гриммюрграс встал рядом. Прямо перед ними солнце спускалось к холмам. Небо и земля замерли в ожидании чего-то: ветра не было заметно ни по эту сторону барьера, ни по другую. Гриммюрграс поймал себя на мысли, что они с Тандри тоже неподвижны, и ему потребовалось вспомнить, как именно дышать, поскольку тело, отреагировав на напряженность окружающего мира, и само напряглось, стараясь не нарушать гармонию ни единым движением.
   -- Вы не против, если я пока не буду объяснять? -- тихо спросил Тандри, но его голос все равно показался неуместным. Почему он подумал, что сейчас требуются какие-то слова? Гриммюрграс промолчал.
   Он смотрел на солнце, позабыв, с какой целью оказался здесь, и начавшаяся резь в глазах не становилась оправданием, чтобы отвернуться. Он был частью мира, такого старого, успевшего пережить многое, и в то же время не желающего умирать. Если постараться, можно дожить до следующего ясного дня, и он постарается, как и та невысокая трава, пожухлая, но все равно живая.
   Первый камень вспахал землю прямо перед его носом. Гриммюрграс инстинктивно отшатнулся, недоверчиво глядя на метеорит, не понимая, откуда тот взялся, пока следующий не зарылся в землю чуть дальше первого. Затем третий, четвертый. Метеоритный дождь начался.
   -- Здесь все совсем не так, -- сипло произнес Тандри, и Гриммюрграс резко повернулся, только теперь вспомнив, что стоит здесь не один. Тандри неотрывно смотрел на падающие камни, освещенные заходящим солнцем.
   И он был полностью прав. Гриммюрграс не сказал об этом вслух, да и вряд ли требовалось, но Тандри высказал не только свое ощущение.
   На небоскребе Гриммюрграс испытывал совсем другие чувства. Там, подняв голову к небу, он наблюдал, как огромные камни несутся прямо на него, но в последний миг неведомая сила останавливает их и отталкивает прочь.
   -- Неведомая могущественная сила, -- будто читая его мысли, продолжал Тандри. -- Наука, победившая природу, космос. Именно это мы видим на небоскребе. Каждый по отдельности мы трясемся, зная, что метеорит с легкостью расплющит нас по земле, но вместе мы смогли создать защиту против него и спастись. Она невидима, чтобы мы видели солнце, -- он хрипло хохотнул. -- Стоя на небоскребе и слушая учителя, в очередной раз говорившего о превосходстве науки, я понял, что купол прозрачен именно для этого мгновения, чтобы быть символом науки, невидимой глазу, но сильной, непобедимой. Ради этого жители Норзура поднимаются на небоскребы и задирают головы, когда небо начинает плеваться камнями.
   Тандри подошел вплотную к куполу, оперся на него ладонями, затем прислонился лицом.
   -- Но тут мы видим природу во всей ее красе, во всей ее мощи. Может, мы и смогли прикрыться от нее щитом, да только какой в этом толк? Смотрите на этого зверя, дикого и необузданного. Ведь мы действительно не способны его приручить, только спрятаться, -- Тандри снова рассмеялся. -- Но разве это жизнь? Когда я впервые оказался здесь и увидел метеоритный дождь по-настоящему, во мне что-то шелохнулось, что я не смог тогда объяснить. Я захотел, чтобы этого проклятого барьера не было. Я захотел выйти навстречу этому зверю и сразиться, а не прятаться за стеной.
   -- И погибнуть? -- спросил Гриммюрграс. Он думал, что в его голосе прозвучит скепсис, он даже хотел этого, но не вышло. Он тоже видел перед собой зверя, и что-то внутри отзывалось на его вой.
   -- Возможно, -- согласился Тандри. -- Но есть вещи, которые стоят того, чтобы рискнуть. После этого ничего не будет? Как знать. Тем более, я не уверен, что и до этого что-то на самом деле было.
   Гриммюрграс посмотрел на Тандри, который, как оказалось, уже рассматривал лицо своего спутника. Его взгляд был не просто серьезен, в нем читалось намерение.
   -- Я пытался узнать, чувствовал ли кто когда-нибудь что-то подобное, но так и не нашел никого, -- Тандри немного помолчал, все еще упираясь ладонями в барьер, будто действительно пытался продавить его. -- Но никто, кажется, не слышал, как этот зверь зовет. Он хочет сразиться не меньше моего, и я не думаю, что он уверен в своей победе. У меня есть шанс, небольшой, пожалуй, но есть. Хотя не это важно. Кто победит? Кто останется жив? Речь не о том. Речь о самой схватке. -- Он снова замолк, не отводя взгляда от глаз Гриммюрграса, явно рассчитывая прочитать там ответ. Но не смог или же захотел получить подтверждение: -- Вы ведь слышите? Как она зовет.
   Стихия -- дикая кошка -- ходила туда-сюда вдоль барьера и нетерпеливо била по нему хвостом. Гриммюрграс бросил на нее взгляд и заметил, что левая его рука так же, как и рука Тандри, пытается продавить невидимую скорлупу, неуместную преграду, а правая сжата в кулак. Слышит ли он зов? Гриммюрграс улыбнулся и вновь повернулся к Тандри, чтобы дать ответ на этот вопрос.
   Не успел: неожиданно Тандри оказался достаточно близко, чтобы поцеловать его.
   Глава 3
  
   Мужчины добывали пищу и охраняли хэимели, женщины готовили добычу и ухаживали за детьми и мужчинами. Так было всегда. Если бы женщины не продолжали род, а мужчины не защищали его, хэимели давно бы опустел. Поэтому все следовали старому правилу и не видели жизнь другой.
   Но случались и исключения. Их называли Отмеченными Ваитюрами.
   Если женщина не могла родить мужчине ребенка, она переставала являться его женой. Отныне она воспитывала детей, оставшихся без матери, как своих, и ухаживала за стариками. Ваитюры избирали ее для этого, отмечая знаком собственного бесплодия, и потому женщина не слышала в свой адрес оскорблений и насмешек, а чувствовала уважение. Но если женщина не могла полюбить чужих детей словно собственных, она уходила в степь, чтобы просить Ваитюров забрать ее к себе. Отдать себя полностью во служение Ваитюрам представлялось каждому в хэимели высшим счастьем. Но лишь редкий удостаивался столь высокой чести -- кого-то Ваитюры не принимали в свои миры и возвращали домой.
   Если же оказывалось, что вина бездетности лежит на мужчине, то уже на его лбу читался знак Отмеченного. Зверь рождает зверя, и только человек, способный продлить свой род, является достойным выйти против зверя. Если же Ваитюры лишали мужчину такой возможности, он отправлялся в степь, не имея с собой никакого оружия. Он должен был встретиться с Ваитюрами и узнать, какую роль те для него выбрали: он либо уйдет вслед за ними, либо вернется с добычей. Победить зверя голыми руками могли лишь Отмеченные, и уважение к ним возрастало. Не сумевшие продлить род, они сеяли семя знания в чужих детях -- становились учителями охотников.
   Но не все в хэимели могли выходить в степь, некоторых тянуло в море. Рыба -- не зверь, рыба скользка и хитра и просит такого же противника, для которого ум и ловкость превыше силы. Рыба не так опасна, как зверь, но море забирает свою жертву чаще, чем степь. Отдавшиеся зову моря не были Отмеченными: они так же добывали пищу, пусть и в другом месте.
   Отмеченными являлись и мужчины, предпочитавшие продолжению рода любовь другого мужчины. Поняв волю Ваитюров, они дожидались сумрачного дня, когда разум каждого в хэимели охватывало предчувствие близости могущественного, великого и опасного, садились вдвоем в одну лодку и выходили в море. Ваитюры забирали Отмеченных себе или же награждали их пониманием моря, возвращая в хэимели с уловом. И тогда никто не смотрел уже на них косо, а они сами становились наставниками рыболовов.
   Охотник не был Отмеченным, но не жалел об этом, хотя, как и остальные, полагал службу Ваитюрам высшей ценностью его жизни. Но Ваитюры решили, что его служба заключается в охране хэимели и передаче знаний через поколения, и этого было достаточно. Тем более что у него была Кожа Змеи.
   Когда-то она назвалась Птичьей Трелью, но не смогла следовать этому пути. Когда Птичью Трель в супруги выбрал мужчина, она посмотрела в его глаза и отвернулась. А потом ушла в степь.
   Среди женщин встречались те, кого особенно полюбили Ваитюры и подмешали в их кровь огненную отвагу и лихой ветер свободолюбия. Такие женщины не могли стать женами, растить детей и ухаживать за мужьями, они хотели охранять хэимели наравне с мужчинами. Они были Отмеченными Ваитюрами.
   Если женщина не соглашалась продлевать род и отдавать себя этому занятию, она брала копье, или каменный нож, или дротики и отправлялась в степь. Женщинам разрешалось встретиться со зверем вооруженной, поскольку они никогда не учились охоте. Впрочем, крупной добычи от женщин не ждали: им было достаточно принести пойманную в силок птицу или даже связку степных мышей, шкурки которых ценились больше, чем мясо, и после этого Отмеченные начинали учиться охоте вместе с мальчиками, а затем выходили в степь рядом с мужчинами. Дни, когда среди охотников шла женщина, считались самыми удачными.
   Птичья Трель тоже ушла в степь, и Охотник, знавший ее с детства, этому не удивился. Он был уверен, что давно заметил на ее лбу Отметку, хотя и понимал, что надумывает теперь: он не мог видеть Отметок, однако догадывался, что Птичья Трель -- не простая девушка. Он уважал ее и, провожая взглядом, просил у Ваитюров лучшую для нее участь.
   Она вернулась не в тот же день и даже не на следующий. Многие уже решили, что Ваитюры забрали ее к себе, когда ее фигура появилась на горизонте. Когда она переступила границу хэимели с ожерельем из тушек маленьких птиц и толстой змеей в руке, ее уже не звали Птичьей Трелью.
   -- Кожа Змеи, -- назвалась она, встав на колено перед Зрящим, и тот уверенным движением пальца обрисовал узор, который она нарисовала себе на лбу кровью дичи.
   Она оказалась одной из лучших охотниц и не уступала в навыках большинству охотников, но выходить в степь ей нравилось именно с ним. Об этом Охотник узнал позже, когда они вернулись с очередной охоты и сидели на камне, ожидая пир. Тогда же Кожа Змеи сказала, что хочет стать его женой.
   -- Я не подарю тебе ребенка, -- сразу объявила она. -- Но никто не будет смотреть на тебя косо, ведь я Отмеченная Ваитюрами. Если ты захочешь детей, то сможешь взять себе любую другую женщину -- я пойму это. Мне нет необходимости искать мужа, но ты надежный и тебе я доверяю. Мне хотелось бы прожить жизнь вместе с тобой.
   Охотник принял ее предложение, потому что из всех женщин хэимели восхищался именно ей.
   И он мог смириться с тем, что у них не будет детей: он и так передавал знания через поколение, значит, продлевал род, не свой, а всего хэимели. Но однажды Кожа Змеи не пошла с ним на охоту, впервые отказавшись от его предложения. В тот день охота удалась на славу. А еще в тот день степь расцвела. И тогда Охотник понял -- не пройдет и года, как он станет отцом.
   Кожа Змеи подарила ему дочь, и Охотник посчитал в этом высшую милость Ваитюров.
  

Из книги "Служащие Ваитюру" профессора Гриммюрграса

  
   Падать не больно. Поначалу. Поначалу самое ужасное -- это страх от понимания, что ты скоро умрешь. Попытка осознать, что вот-вот ты перестанешь существовать. Это очень трудно. Это очень страшно.
   И больно.
   Отчего начинается физическая боль? Быть может, от представления и принятия, что через какое-то мгновение тебя не станет, что ты разлетишься на множество мельчайших крупинок, которые по размерам уступают даже песчинкам. Ты станешь ничем. А все, что ты не доделал, и люди, что нуждаются в тебе, -- это все остается в том же виде, и ты уже никогда не сможешь что-либо исправить, не доверишь никому близких.
   Ты даже не успел сказать им, что не вернешься. Наверное, с этой мысли начинается боль.
   В какой-то момент ты понимаешь, что горишь. Но изнутри или снаружи? На этот вопрос ты не получишь ответ. Да и нужен ли он тебе? Все равно нет возможности сбить пламя.
   И в этот момент важно, чтобы ты выжил. Как? Зачем? Для чего? На эти вопросы тоже не будет ответов, хотя они тебе точно нужны. Но придется обойтись без них и просто захотеть. Раствориться в огне, стать им, но при этом не забыть, кем ты был прежде.
   И чего-то хотеть. Пока ты хочешь, ты жив.
   А потом наступит понимание. Если ты проживешь достаточно долго, то поймешь, что уже не погибнешь. Не здесь, не на дне расщелины. Да и дна у нее нет. Тебе откроется новый мир. Ты узнаешь о его существовании за долю секунды до того, как окажешься в нем. И это будет самый прекрасный момент, что тебе доведется испытать.
   Однако и самый ужасный, потому что ты так же поймешь, что назад тебе путь заказан.
   Ты не вынесешь всего этого второй раз, даже если у тебя будут причины жить. Настоящие, не вымышленные. Те, кого ты оставил и с кем не попрощался. Но во второй раз их не хватит.
   Потому что даже если тебе кажется, что твое тело зажило, это не так. И на твоей душе остались обожженные раны.
   Они лежали на земле рядом с барьером: Гриммюрграс мог коснуться его, лишь пододвинув руку.
   Метеориты уже не когтили землю, и она, истерзанная, почему-то напоминала ему его самого.
   -- В чем-то Льоусбьёрг была права, -- тихо произнес Тандри, заставив вздрогнуть Гриммюрграса после воцарившегося молчания. Тот повернулся, и Тандри продолжил: -- Вы действительно умеете рассказывать. Но в другом она ошибается, она вас практически не знает.
   Гриммюрграс не ответил и снова посмотрел на поля за барьером. Что-либо отвечать сил не было, ему показалось, что он сказал все, что было нужно.
   -- Интересно, что останется после нас, -- снова заговорил Тандри. -- Останется ли что-то такое, что археолог, раскопав это, напишет такой же роман, как и вы. Знаю, что доказать многое в вашей книге невозможно, но это и не нужно. Вы позволили нам прожить в мире наших предков, даже если он и не был таким, как вы написали. И в книге есть над чем подумать. Но главное достоинство, которое не сможет уменьшить ни один из злопыхателей, в количестве студентов, действительно заинтересовавшихся археологией и антропологией. Наша кафедра умеет убивать этот интерес (пожалуй, единственное, что у нее получается профессионально), но после вашего появления она уже и на это не способна.
   Гриммюрграс слушал, продолжая молчать. Возможно, он даже запомнит откровения Тандри и после обдумает их, но не сейчас. Пока он не мог ни на чем сосредоточиться, поскольку многого не понимал.
   Он не знал, что на самом деле произошло между ними. Та самая борьба с природой, о которой говорил Тандри? Тогда, выходит, они проиграли. Но где неприятный осадок от поражения? Земля, израненная метеоритным дождем, отчего-то тоже не выглядела несчастной. Она приняла случившееся, потому что это было нужно, это следовало пережить. И про себя Гриммюрграс думал так же, хотя и прекрасно знал, что подобного не повторится.
   Он не понимал поведения Тандри: почему тот, стоило им успокоиться, смотрел в лицо Гриммюрграса выжидающе и со страхом. Гриммюрграс должен был его возненавидеть? Начать презирать? Ничего схожего он не чувствовал, хотя до этого не считал подобные отношения приемлемыми для себя. Его подкупила честность Тандри, и, возможно, именно поэтому он предложил студенту лечь рядом, а затем принялся рассказывать. На откровенность хочется отвечать тем же, но некоторые секреты были не его собственными, поэтому приходилось молчать. Как бы ни корежило от этого внутри.
   Он не мог представить и того, что будет дальше. Почему, замолчав на долгое время, Тандри вдруг встал, оделся и ушел, больше не сказав ни слова? Во всем этом требовалось разобраться. Или забыть. Но забыть Гриммюрграс не сможет -- зачем себя обманывать? А разобраться... самостоятельно вряд ли выйдет, лучшие друзья же едва ли что-то смыслят в отношениях.
   Поэтому Гриммюрграс продолжал смотреть на поле, слыша отголоски рева опасного, но невероятно красивого зверя.
   Потом встал, оделся и отправился домой. Нынешний день, пожалуй, был самым эксцентричным в его жизни. Да и Тандри все-таки оказался прав, говоря, что метеориты сводят людей с ума. Иначе как все это можно объяснить?
  
   ***
   -- Когда начинается подготовка ко Дню Фордилда, я становлюсь раздражительным.
   Пропустить такое чудесное начало разговора и не принять его к сведению Гриммюрграс не мог, даже если бы захотел: Фаннар не просто растолкал друга, но и убедился, что тот проснулся. Затем подождал, пока их взгляды встретятся и в глазах Гриммюрграса появится что-то осмысленное (возможно, Фаннару было даже не важно, что именно испытает при этом слушатель), после чего задал внезапный вопрос:
   -- Кто такой Тандри?
   Логическая связь между этими двумя фразами имелась (иначе Фаннар их бы не произнес), но проследить ее Гриммюрграс не мог. Наверное, не до конца проснулся. И, скорее всего, на его лице отобразилось все то, что он подумал о Фаннаре. А именно: "Не пойму, о чем ты тут вообще говоришь" и "Послушай, почему бы тебе не исчезнуть из моей спальни и дать мне поспать? Я тебе вчера спать не мешал". Фаннар умел читать по лицам, но сейчас предпочел притвориться, что такого таланта за ним не водится, а потому вместо пояснений смотрел на Гриммюрграса ожидающим взглядом. При этом держал одной рукой друга за плечо, второй же мешал тому завернуться в одеяло. Отказаться участвовать в допросе не было ни единой возможности.
   -- Один из моих студентов, -- выдавил из себя Гриммюрграс и зевнул.
   -- Который знает о проникновении в хранилище, -- недовольно прищурившись, уточнил Фаннар.
   -- Ага. Потому что он там был. Вместе со мной.
   Кажется, рассказывать историю с подробностями сонному человеку не стоило. Может, надо было ограничиться сообщением о злоумышленниках, а детали о своей роли и участии в произошедшем Тандри оставить на утро? Да даже если и так, Фаннар ясно дал понять, что в ближайшее время к нему лучше не подходить. А значит, имя Тандри, не понравившееся ему вчера, вряд ли бы приглянулось сегодня. Только в чем причина такого холодного отношения к неизвестному студенту, Гриммюрграс в толк взять не мог. Это оказалась не первая вещь, которую он не понимал, о чем он даже крепко задумался.
   Не вовремя.
   -- Почему вы там были вдвоем? Проникновение в хранилище может отыграться на твоей шкурке, если о нем кто-то узнает, а ты не просто похвастался об этом перед студентиком, ты втянул его в саму заварушку. Почему?
   Гриммюрграс чуть приподнял брови от изумления. Фаннар ревнует? Ему прежде не доводилось оценивать, собственник ли его друг, поскольку дальше поверхностного знакомства ни с кем в Норзуре у Гриммюрграса так и не сложилось. Кроме Фаннара и Фанндис, разумеется. А теперь и Тандри.
   -- Я ему доверяю, -- произнес он вслух, вынудив себя смолчать, а не продолжить фразу резонным вопросом. Фаннар предупредил, а значит, будет глупо не соблюсти осторожность.
   -- И на сколько? -- презрительно усмехнувшись, уточнил тот.
   Не хотелось верить, но между фраз, во взгляде, движении губ и носа читалось: "Есть мы, а есть они. И они не хотят, чтобы у нас все было хорошо. Неужели ты забыл?" Но он не забывал. Хотя и хотел доверять Тандри так же, как близнецам, все равно не мог.
   -- Ему неизвестно, что теперь во всем замешан ИБОЖ. Он даже не знает, что Льоусбьёрг лишилась доступа к своему хранилищу.
   Фаннар какое-то время продолжал всматриваться в лицо Гриммюрграса, затем удовлетворенно кивнул.
   -- Завтрак на столе, -- сообщил он, выходя из спальни. -- Присоединяйся.
   Признаться откровенно, Гриммюрграс не хотел воспользоваться предложением. Кровать с возвращенным одеялом была слишком уютной, чтобы покидать ее, да и заснуть после странного диалога удалось бы, не вспомни Гриммюрграс о Тандри, а затем и о других студентах. Его курс довольно-таки узкий, и растягивать его более чем на один семестр было бы глупостью, но количеством часов профессор Гриммюрграс оказался не обижен: на многих кафедрах решили, что курс первобытного искусства будет полезен для общего развития. Вспомнив, какой нынче день недели (на это потребовалось время), Гриммюрграс мысленно перечислил все потоки, на которых должен прочесть лекции и провести семинары. Список вышел приличным, так что кровать пришлось покинуть.
   Приведя себя в порядок (уже около трех лет Гриммюрграс испытывал странное удовлетворение от гладкой кожи на своих щеках и подбородке), он присоединился к близнецам.
   -- Лейкни сразу же отправилась к хранилищу, -- без приветствия сообщила Фанндис, не отрываясь от завтрака, -- так что все уже под контролем.
   Фаннар издал звук, который можно было бы перевести как "Хотелось бы" или "Ты сама веришь в то, что говоришь?", не произведший, впрочем, на сестру никакого впечатления.
   -- Нам бы потребовалось описание тех ребят, а лучше портрет. Ты нарисовать сможешь?
   Гриммюрграс с улыбкой покачал головой:
   -- Точный портрет не смогу.
   -- Обратимся к художникам. Тот, кто работал над вторым изданием твоей книги, вполне хорош.
   -- Почему ты поспешила отправиться к Лейкни в тот же день, как услышала о проникновении в хранилище?
   Фанндис в отличие от брата не предупреждала о скверном влиянии предпраздничной суеты на ее настроение, поэтому ее можно было трогать. Если бы и она воспринимала все вопросы в штыки, Гриммюрграсу, пожалуй, не осталось бы другого выхода, как самоустраниться. Пусть эти двое вместе с ИБОЖ решают свои серьезные проблемы, простые смертные занимались бы обыкновенными делами.
   -- Ты сказал, что в деле замешан чистильщик, -- пояснила Фанндис и замолчала, оставив друга недоумевать. Потом все-таки поняла, что этой фразы недостаточно, добавила: -- Не так давно была сделана бракованная партия портфелей для сотрудников ИБОЖ. Брак несерьезный, но неприятный при эксплуатации. Партию должны были уничтожить, и до вчерашнего вечера считалось, что так с ней и поступили. Но если чистильщик помог проникнуть в хранилище, он мог оставить бракованные портфели для какой-то неизвестной нам деятельности. Конечно, Лейкни уже успела запретить использование портфелей как пропуск...
   -- Успела ли? -- не сдержался Фаннар. -- Партию ликвидировали с неделю назад. У кого есть гарантия, что ими уже не воспользовались для каких-нибудь целей? Нам повезло, что у нас попытались украсть такой же портфель, а то мы бы и не связали два разных случая. Да и нужно их связывать? Мы не знаем. Мы пока не знаем, кто участвовал в грабеже, а кто проник в хранилище, есть ли у них что-то общее. И главное, действительно ли Лейкни успела принять меры. Может быть, мы зря предполагаем, что эти события -- нечто серьезное. Или мы недооцениваем произошедшее? Слишком много неизвестных для тех, кто не привык решать подобные задачки.
   -- Но нам придется, -- серьезно возразила Фанндис и даже отложила вилку.
   -- Почему это? -- кисло улыбнулся ее брат, встретившись с сестрой взглядом и не уступив ей.
   -- Потому что нам любопытно.
   -- И больше таких специалистов, как мы, не найти, -- расхохотался он в ответ. -- Где-то я уже подобное слышал!
   -- По-моему, это привело к крайне интересным последствиям, -- не смогла сдержать веселой улыбки Фанндис, после чего тоже рассмеялась.
   Но смеялась она недолго. Снова посмотрела на Гриммюрграса и серьезно сказала:
   -- Для тебя будет еще одно задание.
   И хотя она хотела казаться сосредоточенной, игривые огоньки в глазах продолжали плясать. Да, близнецы не могли отнестись к произошедшему иначе, нежели как к очередному занимательному эксперименту. Это и правда была сложная, а потому привлекательная задачка, которая на самом деле никому не приносила вреда. Действительно, пострадать в Норзуре? Нет, дамы и господа, это решительно невозможно, если, конечно, вы не жители трущоб. Ну а если все-таки вашим местом обитания являются окраины города, то тут уж вы сами виноваты, так что не жалуйтесь. Примерно такая картина мира преобладала здесь, и ей были подвержены не только близнецы. Правы они или нет, судить сложно, но пока ничего серьезного с жителями Норзура действительно не случалось. Происходили бесконечные баталии между учеными или между людьми творческих профессий, но все эти войны, естественно, серьезные для их участников, на деле не являлись ничем роковым. Отчего же тогда кто-либо мог представить, как что-то опасное, возможно, даже смертельное произойдет с ним? Не здесь, не в этом городе. За барьером, как, наверное, сказал бы Тандри.
   Гриммюрграс не сдержал улыбки, и только почувствовав, как она растянула его губы, понял, что и сам давно погряз в этой паутине. Его не считали настоящим ученым на кафедре, предполагая, что искусствовед скорее ближе к миру тех самых искусств, вот пусть и разбирает творения на мелкие частицы, ищет смысл, систематизирует и классифицирует. Использование инструментов научной деятельности не делало его человеком науки. Да и Гриммюрграс не особо стремился изменить мнение о себе: его и так все устраивало. Он не был ученым в понимании этого слова в Норзуре, что не помешало ему вовлечься в игру близнецов, безоговорочно приняв названные ими правила. Именно поэтому он согласился с заданием раньше, чем услышал, что от него потребуется. Потому что еще вчера утром он желал отправиться вместе с друзьями в трущобы на поиски вора. Потому что уже вчера вечером понял, что не был бы им помехой.
   Азарт. Как давно Гриммюрграс ощущал что-то подобное? Вспомнить оказалось сложно. Еще сложнее -- наступить на горло новым желаниям и держать себя в руках. Так что он намеревался подписаться абсолютно на все, что только могла предложить Фанндис. Однако далеко не всего он мог от нее ожидать, а отказываться было поздно.
  
   ***
   Он никогда не жаловался на скуку и однообразие в жизни. Да и разве им есть место, когда твоими близкими друзьями являются снежные близнецы? Такое прозвище для Фаннара и Фанндис Гриммюрграс услышал то ли от Тандри, то ли от другого студента. Прозвище ему понравилось, но сам он его почти не использовал. По крайней мере, точно не вслух. Только два дня назад он узнал, что друзья гордятся снежным корнем в своих именах.
   А еще только два дня назад его жизнь стала действительно насыщенной. Сколько бы занимательной она ни была прежде, Гриммюрграс никогда не становился центральным героем событий (или почти никогда, но в последнее время это "почти" приближалось к нулю, так что его можно было рассматривать, как незначительную погрешность в статистических данных). И если быть честным, его вполне устраивала роль второго плана: ему по-прежнему нравилось наблюдать за людьми, их реакциями и действиями, хотя он и жил в Норзуре уже не первый год.
   Теперь же слишком многое закрутилось вокруг Гриммюрграса, что смущало. Поэтому, когда в студенческой столовой к нему подошла Оуск и заявила, что отныне является его помощницей, он с минуту лишь молча смотрел на нее, не до конца понимая смысл услышанного. Понял и удивился еще сильнее.
   -- А как же профессор... Лодин? -- Гриммюрграс с трудом, но вспомнил фамилию возлюбленного Оуск. В вечер знакомства с ней у него возникло ощущение, что Оуск никогда не покинет этого замечательного во всех отношениях мужчину. Но не прошло и пары дней, как ее приоритеты изменились. -- Его труды не оценены, -- попытался напомнить девушке Гриммюрграс ее же слова. -- Как он обойдется без твоей поддержки?
   -- Не волнуйтесь, он нашел руку, на которую можно опереться, -- надув губки, хмуро сообщила Оуск, и Гриммюрграс понял, что речь шла не о новой ассистентке, а о той, которая заменила более желательную для Оуск должность. Вспоминать коварство профессора Лодина, впрочем, она явно не намеревалась, так что сразу же вернулась к изначальному вопросу: -- А вот у вас такой руки нет. Так что предлагаю вам себя.
   -- Но мне не нужна ассистентка!
   -- Вы уверены? Вы знаете, что через пять минут у вас лекция?
   Деловой взгляд Оуск сбивал с толку. И хотя Гриммюрграс точно помнил, что сейчас у него окно, глядя на деловое личико симпатичной девушки, засомневался. Похоже, это отразилось в его взгляде, поскольку Оуск кивнула и продолжила:
   -- Да, у вас лекция. Была проведена замена, но вам, скорее всего, об этом не успели сообщить. Вот, -- она положила на стол лист бумаги и подтолкнула к Гриммюрграсу.
   Он отставил в сторону чашку и взял лист бумаги. Бланк с уточненным расписанием на эту неделю. С подписью завкафедрой археологии и антропологии профессора Орри. Причем изменений в графике Гриммюрграса было несколько, но никто, конечно, не пожелал ему об этом сообщить. Наверняка скажут, что лист висел на видном месте, и если бы Гриммюрграс чаще заходил на кафедру и был бы внимателен, давно его заметил, при этом отчасти будут правы, хотя сам Гриммюрграс считал, что лично обратить внимание преподавателя на этот листок стоило бы.
   Внезапная лекция не смущала -- Гриммюрграс научился ориентироваться по обстоятельствам и мог провести это занятие, будто знал о нем заранее. Отчасти за это стоило поблагодарить близнецов, которые любили устраивать проверки: будили друг друга (и Гриммюрграса, разумеется) и задавали различные вопросы, связанные со специальностью спящего. Если допрашиваемый отвечал связно и удовлетворял любознательность ночных гостей, не раздражаясь на них и не проявляя внешне желание их убить, ему позволялось спать дальше. Если же победить сон не удавалось, несчастный отправлялся на ночное дежурство: к утру он должен был убрать всю квартиру, приготовить завтрак согласно определенному меню и только после этого, если время еще останется, можно было вздремнуть. Невыполнение условий ночной смены каралось недельным дежурством на кухне, и, разумеется, в этот период каратели не удерживали в узде свои фантазии. Конечно, через год совместной жизни на ночных сменах почти никто уже не стоял (хотя исключения и случались), но тренировки продолжались, так что Гриммюрграс мог начать читать лекцию прямо в столовой, если бы это потребовалось. К тому же Тандри, а затем и другие смело думающие студенты тоже внесли свою лепту в умение Гриммюрграса быстро соображать и переключаться с задуманного плана проведения лекции на ответ на спонтанный вопрос.
   Так что да, сама лекция не могла выбить его из колеи. Гриммюрграса смущало совсем другое. Если бы не Оуск, он пропустил бы ее. Это грозило бы лишением очков полезности? Несомненно. Но такая мелочь волновала Гриммюрграса в меньшей степени, нежели вина перед студентами. Он вчера и без того пропустил занятия и снова подводить ребят не хотелось.
   Но больше всего задумываться заставлял тот факт, что Оуск оказалась права -- без ассистента ему не обойтись. Прежде Гриммюрграс считал, что такой блажи достойны лишь серьезные ученые, к числу которых он себя, конечно, не причислял. И на самом деле он сомневался, что остальные профессора имеют иное мнение, так что Оуск могла остаться без оплаты своего благородного труда. Знала ли она об этом?
   -- Встретимся после ваших лекций, -- прощебетала она, не дав Гриммюрграсу что-либо уточнить. Похоже, для нее вопрос с новой должностью был уже решенным.
   Впрочем, времени на дискуссии действительно не осталось.
   Повторной встречи с кузиной своих друзей Гриммюрграс ожидал с некоторой тревогой. Он не представлял, какой именно смысл вкладывает в слово "ассистент" эта девушка, какие должностные обязанности она собирается исполнять, и, пожалуй, самое главное, во что превратится теперь его жизнь. Одного вечера в компании Оуск хватило, чтобы у него закрались подозрения, что быть ассистентом придется именно ему. И пока Гриммюрграс сидел в столовой, по завершению занятий ожидая свое будущее наказание, он придумывал варианты, как безболезненно от него избавиться. Опыт Фаннара наглядно показывал, что эта затея не из легких. С другой стороны, имелась Фанндис, которая сумела раз и навсегда отвадить от себя кузину. А если смогла она, то...
   -- Я рада, что вы здесь, -- впорхнула Оуск в его мысли с той же легкостью, как и в столовую, сразу привлекая к себе внимание. Гриммюрграс заметил, как несколько мужчин проводили девушку взглядом, а компания студентов даже присвистнула. Неудивительно! Оуск была из тех хрупких красавиц, которых хочется защищать, заключив в свои объятья, тем более что ее фигура к этому располагала.
   -- Значит, вы обдумали мое предложение и согласны с ним, -- продолжила она, присаживаясь напротив и подчеркнуто игнорируя чужие взгляды. Но на ее губах появилась самодовольная улыбка после выходки студентов, которую Оуск попыталась выдать за довольную решением Гриммюрграса. Если бы она появилась секундой раньше или секундой позже, Гриммюрграс бы, пожалуй, поверил.
   -- Моего согласия и твоей готовности недостаточно, -- заметил он, постаравшись вести разговор в деловом русле -- такой тон показался ему идеальным, чтобы умерить пыл Оуск. Не тут-то было.
   -- Разумеется, -- серьезно кивнула та, открыла свой портфель и принялась в нем рыться. -- И, конечно, я прежде всего побывала на вашей кафедре. Мне нужно было уточнить, имеется ли у вас ассистент, не думаете? А когда узнала, что такого нет, не ушла с кафедры без этой бумаги.
   Прежде чем вручить то, что она достала, Оуск критично осмотрела стол, вытерла видимые только ей крошки, затем вынула какую-то папку, положила ее на стол, и только поверх нее документ. Ее чрезмерную аккуратность можно было понять: перед Гриммюрграсом оказалось его собственное заявление с просьбой назначить Оуск его ассистентом. С резолюцией Орри, позволяющей Оуск занять должность с оплатой, согласно табелю. Не хватало только подписи самого Гриммюрграса. Выходит, девочка не будет напрасно тратить на него свое время. В таком случае не оставалось ни одной обоснованной причины отказаться. Подозрение, что Оуск не справится, серьезным препятствием являться не могло: все же Гриммюрграс ее мало знал. Ну а если она станет откровенно мешать, возможность увольнения никто не отменял.
   Гриммюрграс достал ручку и написал свое имя на нужной строке.
   -- Спасибо, -- улыбнулась Оуск, быстро забирая заявление из рук Гриммюрграса, при этом став на мгновение похожей на хищную птицу, наконец заполучившую желанную добычу.
   Наблюдая за ней, Гриммюрграс понял, что совершил роковую ошибку, которую исправить уже не мог: заявление надежно спряталось в портфеле, портфель закрылся с щелчком, отчего-то напомнившим Гриммюрграсу звук, сопровождающий снятие пистолета с предохранителя. А Оуск уже снова нежно улыбалась. И что эта хрупкая девочка могла сделать сильному мужчине?
   -- Пойду оформлять последние бумаги, -- встав со стула и игриво накручивая на палец прядь волос, сообщила она, потом развернулась и покинула столовую, будто ее здесь и не было. Только с уходом Оуск лица многих мужчин значительно помрачнели.
   Гриммюрграс еще долго с улыбкой смотрел на дверь, а потом расхохотался. Надо же, какая смелая его окружает молодежь! Сначала Тандри, теперь Оуск. А почему бы и ему не взять с них пример, почему бы не рискнуть, пусть и зная, что шансы на победу невелики? Тем более что решительные действия не мешали заданию, которое дала ему Фанндис, а только способствовали его выполнению.
  
   ***
   -- Не думаю, что сейчас подходящее время, -- вздохнула Льоусбьёрг, потирая виски. -- Ты даже не представляешь, что здесь творится.
   Гриммюрграс примерно представлял, но возражать вслух не собирался. Впрочем, ему не нужно было быть посвященным в закулисные игры верхушки Норзура, чтобы оценить положение дел Главного Издателя. Бледность, синяки под глазами, которые она так и не смогла спрятать или решила этого не делать, выдавали ее с головой. А еще появившаяся нервозность в действиях, которую раньше за ней Гриммюрграс не замечал.
   -- А мне кажется, что сейчас как раз самое оно, -- мягко улыбнувшись, ответил он. -- Ты сегодня обедала?
   -- Обедала? Что? -- Льоусбьёрг, в очередной раз зачем-то полезшая в ящик стола, резко подняла взгляд и будто бы удивилась, заметив посетителя. Помолчала, осознавая, что здесь вообще происходит, качнула головой. -- Нет. Совершенно нет времени.
   -- Именно на обед время стоило бы выделить, -- мягко, но в то же время настойчиво сказал Гриммюрграс, накрыв ладонью руку Льоусбьёрг, готовую снова нырнуть в ящик стола. -- Голод приводит к снижению энергии в организме, что в свою очередь влияет на продуктивность. Кроме того, плохо сказывается на нервной системе, что приводит к невнимательности, тоже отрицательно влияющей на результат.
   -- Словами управлять ты умеешь, -- нахмурилась Льоусбьёрг, однако руку не выдернула и даже улыбнулась уголками губ. Некоторое время она колебалась, затем со вздохом произнесла: -- И все же мне сейчас не до свиданий.
   -- А кто говорил о свидании? -- непонимающе спросил Гриммюрграс. -- Деловой обед, не больше и не меньше.
   Уточнять, что деловые обеды способны впоследствии привести к чему-то более интимному, он не стал. Потому что прекрасно осознавал, как именно в этом обществе расставлены приоритеты. Однако почему двое интересных людей не могут встретиться одним тихим вечером за чашкой чая ради долгих бесед? Гриммюрграсу думалось, что ему вполне достаточно наслаждаться обществом этой женщины, чем бы они при этом ни занимались. Страсть хороша, но с возрастом понимаешь, что удовольствие ей не ограничивается.
   Она еще немного поспорила с собой, все так же позволяя Гриммюрграсу не убирать руку и даже слегка сжать ее ладонь, потом решительно кивнула:
   -- Идем. Куда ты меня приглашаешь?
   К горечи Гриммюрграса пришлось разорвать физический контакт: теперь он был неуместен. Так что, закинув руки за голову и беззаботно улыбнувшись, он ответил:
   -- Это не свидание, а деловой ужин, поэтому пойдем туда, где тебе будет удобнее.
   -- Твоя чуткость не имеет границ. Интересно, что в итоге ты намереваешься получить взамен?
   Льоусбьёрг нажала кнопку на телефонном аппарате, затем снова посмотрела на своего посетителя.
   -- Пойдем в мое любимое место, расположенное недалеко отсюда, чтобы в случае чего ассистент с легкостью смог меня найти.
   В кабинете появился молодой человек, одетый в аккуратно сидящий на нем костюм. Льоусбьёрг сообщила ему о своих планах и тот, кивнув, вышел. Главный Издатель поднялась из-за стола, проверяя содержимое своей сумочки.
   -- Как жаль, что у нас нет телефонов, не привязанных проводами. С ними все было бы в разы проще.
   -- И почему их не изобрели? Неужели такой способ связи невозможен? -- удивленно поинтересовался Гриммюрграс. Прежде он не задумывался над этим вопросом, но сейчас был готов согласиться с Льоусбьёрг. Сколько времени они с близнецами теряли, не имея возможность сообщить важную информацию иначе, нежели при личной встрече.
   Льоусбьёрг с щелчком захлопнула сумочку и посмотрела на него так, будто не верила в только что услышанное. Видимо, подобные вопросы могли задать дети или жители трущоб, но никак не уважаемый профессор, пусть он и ближе к искусствоведам, нежели к ученым. Молчание затянулось, и она, решив, что не ослышалась, все-таки его нарушила:
   -- Спрашивать что-то подобное в канун Дня Фордилда? Гриммюрграс, ты меня удивляешь. Сомневаюсь, что изобрести нечто подобное действительно трудно. Другой вопрос: а нужно ли? Мне пригодилось бы, а вот большинство ученых не захочет, чтобы было создано средство, помогающее красть их секреты. Именно поэтому телефоны в квартирах ученых и писателей располагаются в коридоре, подальше от кабинетов. Если кто-то захочет тайно выкрасть идею, начитав ее сообщнику по телефону, ему придется взять бумаги, дойти до аппарата, позвонить, продиктовать, а потом вернуться в кабинет и положить бумаги на место. Согласись, если бы телефон имелся под рукой, это бы сократило время и не пришлось бы пытаться запомнить, как именно располагались документы на столе, в ящике или в шкафу.
   -- Мне казалось, что телефон служит для передачи информации, сокращая расстояние...
   -- А я о чем тебе только что рассказала? О передаче информации, конфиденциальной, на расстояние. Ну а потом использование ее в своих целях. Мы же говорим об ученых и писателях, Гриммюрграс. -- Немного помолчав, она внезапно спросила: -- Ты сам-то обедал? Твоя рассеянность меня настораживает.
  
   ***
   Несмотря на свое романтическое название, ресторан "Поэзия" действительно не располагал ни к чему иному, нежели к деловым встречам. Строгий интерьер, выдержанный в светлых тонах, негромкая музыка, в которой не слышалось и намека на чувственность, столики отделены друг от друга плотными загородками, на столах ничего лишнего, и даже салфетки уложены в форме пирамидок, а не изящных цветов. Идя вслед за официантом к их столику, Гриммюрграс заметил несколько мужских компаний, явно обсуждающих какие-то проекты. Что ж, обещание, данное Льоусбьёрг, сдержать будет легче, нежели он предполагал.
   А вот предлагаемое меню обрадовало. И несмотря на высокие цены, увидев свой заказ, а затем его отведав, Гриммюрграс оценил выбор заведения по достоинству. К тому же оно действительно располагалось недалеко от Издательства. Представить же Льоусбьёрг в обыкновенном кафе Гриммюрграсу так и не удалось.
   -- Как только начинается подготовка к празднику, все вокруг словно теряют разум, -- сокрушенно высказалась она.
   Их беседа текла плавно и до этого момента не задевала волнующих тем, и все же не высказать наболевшего Льоусбьёрг не смогла. Ей требовалось выговориться, и Гриммюрграс мысленно радовался своей победе: она поняла, что именно с этой целью он вытащил ее из кабинета. Однако ее слова всколыхнули память Гриммюрграса.
   -- Вчера был метеоритный дождь, -- произнес он, снова услышав в своей голове голос Тандри.
   -- Ага, я в курсе, -- раздраженно ответила Льоусбьёрг, возвращая собеседника от границы города в уютный ресторан. По ее тону Гриммюрграс понял, что она не любовалась космическим явлением, а была занята общением с Лейкни. И поскольку эту тайну она не собиралась открывать, во взгляде появилась враждебность. Гриммюрграс поспешил исправить положение:
   -- Есть версия, что метеоритный дождь влияет на разум людей.
   -- Глупости все это, -- усмехнулась Льоусбьёрг, однако теплота вернулась, а во взгляде даже промелькнула заинтересованность.
   -- У меня вчера состоялся... кхм... странный разговор, так что я склонен верить, что теория не такая уж необоснованная.
   -- Мой вечер тоже получился необычным, но не думаю, что виной тому космические объекты. Как они могут влиять на сознание людей? Конечно, исключая тех, кто наблюдает за процессом: он действительно шокирует.
   Гриммюрграс задумался. Предположение Тандри ему пришлось по вкусу, но логическое замечание Льоусбьёрг разбивало его вдребезги. Метеориты, возможно, и правда повлияли и на его студента, и на него самого, но лишь потому, что они наблюдали за ними, причем выбрав необычную точку просмотра. Вынудили ли приближающиеся метеориты неизвестных совершить дерзкое проникновение в хранилище? Такое объяснение находило вроде бы адекватную причину и позволяло более не заниматься этим вопросом. Однако сейчас, сидя в зале ресторана, всем своим видом напоминавшего, что рациональность превыше всего, Гриммюрграс был склонен думать не так, как на закате прошлого дня.
   -- Пожалуй, это действительно совпадение, -- согласился он вслух. -- Метеоритный дождь и начало подготовки к празднику. Занятно, что каждый год происходит то же самое, и никто не хочет начать готовиться заранее, чтобы не ввязываться во всеобщую суматоху.
   Льоусбьёрг посмотрела на него, прищурившись, затем внезапно подалась вперед.
   -- Выпьешь со мной?
   -- А как же работа? -- оторопело спросил Гриммюрграс, не ожидавший подобного предложения.
   Она демонстративно посмотрела на часы и ответила:
   -- Рабочий день официально окончен. Так что я могу позволить себе расслабиться. Не об этом ли ты твердил в кабинете?
   Льоусбьёрг жестом подозвала официанта, потом снова наклонилась к Гриммюрграсу и заговорщически прошептала:
   -- Если ты думаешь, что все мои проблемы заключаются в нечеловеческих масштабах заказов плакатов, то ты сильно ошибаешься.
  
   ***
   -- Ну, что ты узнал?
   Именно такими нетерпеливыми словами Гриммюрграса встретила Фанндис. Фаннар тоже устал ждать, однако пытался это скрыть, и лишь мельтешащее хождение по комнате выдавало его с головой. На друга он почти не бросал взглядов, потому что напора сестры вполне хватало.
   Гриммюрграсу потребовалось время, чтобы прийти в себя и осознать: от него что-то хотят.
   -- Она умеет танцевать, -- наконец сообщил он. -- Да еще как! Кто бы мог подумать...
   Голова слегка кружилась, и, наверное, виной тому был образ танцующей Льоусбьёрг, отказывающийся ее покидать. А может, количество выпитого спиртного, но в данном вопросе Гриммюрграс не был специалистом, чтобы верно судить.
   -- А как насчет... -- начала и не договорила Фанндис, закончив фразу многозначительным взглядом и кивком головы.
   -- Ты о?.. -- так же не формулируя вслух свою изначальную цель, уточнил он. -- Нет, об этом ничего не узнал.
   Фаннар резко остановился и посмотрел на Гриммюрграса взглядом, от которого тот поежился, чувствуя, как он проникает насквозь.
   -- Больше нечего рассказать? -- спросил Фаннар, и голос его от напряжения дрогнул, став неотличимым от голоса сестры.
   Гриммюрграс лишь покачал головой. На самом деле он узнал еще кое-что, поразившее его, но не собирался этим делиться. И не потому, что Льоусбьёрг просила сохранить ее секрет. (Просила, да еще как, и нарушить данное при таких обстоятельствах обещание стало бы преступлением.) Он не стал ни о чем говорить потому, что слишком хорошо знал своего друга. Оценить услышанное тот бы не смог.
   Глава 4
  
   Когда мальчик становится мужчиной? Не после первой охоты.
   Когда девочка становится женщиной? Не после разделения ложа с мужчиной.
   Дитя становится взрослым, когда ему открывается Знание.
   Знание, полученное с опытом, важно, но Ваитюры подарили мудрость людям и научили познавать ее не только через действия.
   Этого дня ждет каждый ребенок, потому что тогда его мир, заканчивающийся на границах хэимели, расширится. День Посвящения в Знания, день, когда дети вслед за жрецами спускаются в пещеру, из которой выходят уже взрослые. После они встретятся с настоящими испытаниями, но встретят их уже не беспомощными слепцами. Они ждут дня, когда смогут почувствовать мир и понять его, и готовятся к этому дню.
   В священной пещере можно побывать лишь раз в жизни, и только жрецы и художники спускаются туда не единожды.
   Охотник следил за рисунками, нарисованными прежними художниками, и подправлял их, а также рисовал новые, описанные Зрящим. И каждый раз, готовя краски, зачерпывая их и касаясь ими необработанных каменных стен, он испытывал тот же трепет, что и в День Посвящения. Тогда он впервые узнал о связи людей и Ваитюров, узнал о звере и рыбе, об уважении на охоте и во время рыбной лови, узнал о роли каждого в жизни хэимели и об Отмеченных Ваитюрами, узнал, что такое жизнь и что такое смерть. Он шел с другими детьми за жрецами и в свете факелов рассматривал рисунки. Те плясали, то прячась в тени, то показываясь снова, но выглядя совсем иначе. Никто из жрецов не проронил ни слова: говорить должны стены, а не люди -- а потому для каждого из детей мир открывался по-своему. Уже на выходе из пещеры каждый из них знал, какое имя себе возьмет, но им давалось еще три дня, когда посвященный бродил в одиночестве по хэимели и за его пределами, вслушиваясь в мир и в себя. Последнее слово, адресованное ребенку и произносимое им, звучало перед входом в пещеру. После этого наступало молчание, разрушаемое лишь произнесением Зрящему настоящего имени. И эти слова говорил уже взрослый.
   Так происходило со всеми жителями хэимели, но для Охотника мир открывался снова и снова каждый раз, когда он дотрагивался до рисунков. Мудрость не являлась законченной фразой, сказанной единственным способом. Она менялась, но при этом основы оставались прежними, она разрасталась или показывала то, что сначала оказывалось недоступным. Охотник не видел мир Ваитюров и знал, что не до конца видит и свой мир. Но ему была дана возможность увидеть больше, и он смотрел, и прислушивался, и жадно вбирал.
   День, когда детям открывались Знания, был величайшим для всего хэимели, и посвящение заканчивалось священным праздником. Если человек не чтил знания и не придавал важности их получению, он не являлся человеком и не мог жить в хэимели. Он не был и Отмеченным, потому что знания дали Ваитюры и не стали бы брать себе в услужение отвергших такой ценный дар. И потому праздник в честь посвящения являлся самым важным для всех жителей. Во время него проводились самые торжественные обряды и приносились самые обильные жертвы. Ребенок же, появившийся на свет во время праздника, скорее всего, становился жрецом.
   Этот праздник происходил раз в год, в определенное время, но для Охотника он не был самым главным. Его дань, его почитание Ваитюры получали каждый раз, когда Охотник работал с рисунками. После он всегда приносил жертву. Она не была столь обильной, как на празднике посвящения, но благодарность Охотника в его собственные дни прикосновения к Знанию всегда оставалась искренней и безмерной.
  

Из книги "Служащие Ваитюру" профессора Гриммюрграса

  
   -- Почему мне нельзя принять участие в вашей пьесе?
   Когда он увидел Тандри, заходящего в аудиторию, в которой только что читал лекцию, Гриммюрграс понял, что успел соскучиться по любознательному студенту, обладающему неоднозначным взглядом на мир. И хотя сам Гриммюрграс разделял не все точки зрения Тандри, ему было интересно его послушать. После метеоритного дождя прошло три дня, и такая возможность выдалась впервые. И что он услышал первым? Недоуменный вопрос и... ему послышалось, или в голосе Тандри звучало разочарование?
   -- О какой пьесе идет речь?
   Гриммюрграс собрал иллюстрации, которые демонстрировал студентам, и сложил их в портфель, пытаясь понять, что именно он успел пропустить. После яркого ужина с Льоусбьёрг стягивающаяся вокруг него петля событий словно бы ослабла, и хотя он помнил все то, что случилось с ним за последние дни, ощущение, будто все вернулось на круги своя, и он больше не главный участник происходящего, расслабило Гриммюрграса, даже окрылило. Он каждый вечер ужинал с Льоусбьёрг, но их разговоры сводились к обсуждению прошедшего дня, сумасшедшего для нее из-за подготовки к празднику и спокойного для него, умудряющегося не участвовать в этом безобразии. Но Главный Издатель больше не притрагивалась к крепким напиткам, так что ничего особенного в эти вечера не случалось.
   Пьеса? Очень странно. Рукопись Гриммюрграса так и не всплыла, и он совсем забыл о том, что что-то писал. Не до того было. Да и его работа была научным трудом, монографией, если он верно определил жанр. Пьес он никогда не писал.
   Тандри ждал, пока последний студент покинет аудиторию. Сделал шаг к кафедре, но Гриммюрграс сам направился к нему. Остановился у дверей, глядя в лицо Тандри: тот старательно подбирал слова и боролся с собой.
   -- Пьеса для праздника, -- наконец выдавил он из себя, судорожно сжимая кулаки.
   Что с ним происходило, Гриммюрграс не понимал, как и то, о чем Тандри ведет речь. И продолжил бы пребывать в неведении, поскольку задать повторно вопрос "Что за пьеса?" посчитал глупым, но Тандри усмехнулся и добавил:
   -- Да вы шутите! Ваш ассистент, Оуск, набирает актеров для прослушивания! А когда я попросил записать и меня, она отказалась. Сказала, что вы категорически против. Но я не могу понять, почему... Вы же... Из-за того, что случилось? -- он замялся, но разочарование в его голосе звучало уже отчетливо -- его разум сдавал позиции, как бы Тандри ни пытался за него зацепиться. -- Вы ведь знаете, что я смогу сыграть нужную роль! Так почему?..
   -- Знаю, -- Гриммюрграс кивнул, бросил взгляд на висящие над доской часы, снова посмотрел на Тандри. -- За мной.
   Он вышел, не оглядываясь, зная, что тот идет следом. Но каким надо было оказаться дураком, чтобы поверить, будто затишье может быть долгим. В Норзуре об ураганах знали лишь из книг, но если бы здешние жители встречались с ними и решили бы давать им имена действительно существующих людей, то "Оуск" непременно бы оказалось среди них. Какое красивое имя, обещающее что-то совсем безвредное и даже сладостное, но скрывающее под собой коварное, опасное. "Бойтесь желаний!" -- написал один мудрец. Хотел ли он при этом предостеречь: "Бойтесь Оуск!"?
   Она ожидала своего профессора в столовой, чтобы в обеденный перерыв вручить измененное расписание оставшейся половины дня или же сообщить, что сегодня ждать неожиданностей не придется. Для этого они встречались утром и в обед: Оуск полагала, что в течение дня можно внести столько изменений, что лучше быть начеку, особенно если ты не в чести у завкафедрой. И все-таки некоторых неожиданностей она предугадать не смогла. Например, что придет Тандри, чтобы разобраться в несправедливости. И что о пьесе все-таки станет известно.
   -- И когда ты собиралась рассказать, что я готовлю представление к празднику? -- без прелюдий спросил Гриммюрграс, усаживаясь напротив. Тандри остался стоять рядом в некотором замешательстве. Гриммюрграс постарался подбодрить его кивком головы, но это не помогло.
   -- На днях, -- бросила она, защищаясь. Ее взгляд перебегал с лица начальника на лицо отвергнутого студента, и Оуск, почувствовав себя загнанной в угол, будто бы нахохлилась и приготовилась защищаться. Кто сказал, что у маленькой птички не твердый острый клюв, а на лапках нет коготков?
   -- То есть ты собиралась проводить пробы, не имея в наличии пьесы?
   -- Да... То есть нет! Профессор Гриммюрграс, я четко представляю, о чем будет эта пьеса, и знаю, какие типажи нам для этого понадобятся.
   -- Выходит, пьесу ставишь ты, но от моего имени? А чем в это время заняты другие работники кафедры?
   -- Понятия не имею, -- высокомерно сморщив носик, отозвалась Оуск. -- Готовят очередной бесталанный номер.
   -- А почему тогда я ставлю еще какую-то пьесу?
   Некоторое время она молчала, всматриваясь в лицо сидящего напротив. Потом посмотрела на Тандри, снова на Гриммюрграса.
   -- Вы ведь не серьезно, профессор? Вы ведь понимаете, как это ужасно, что ваше имя стоит в списке тех, кто из года в год делает самые жалкие номера на День...
   -- Да кому какое дело, где стоит мое имя?! -- не выдержал Гриммюрграс. -- Никто толком не задумывается обо всех этих представлениях! Они однотипны, и вряд ли кто на следующий день вспомнит, с чем именно выступила кафедра археологии и антропологии.
   -- Но я помню! -- возразила она. -- И не только я. И в этом вся проблема! Неужели вы не хотите, чтобы ваше представление, достойное вашего имени, запомнилось до следующего года? Вы ведь можете!..
   -- Могу? Наверное. Но не хочу.
   Неучастие в праздновании Дня Фордилда считалось аморальным проступком, но большей части работников любой кафедры было достаточно просто не мешать подготовке, снисходительно отнестись к пропуску занятий некоторых студентов, обеспечить замены занятых в работе над номером преподавателей. И именно такая роль устраивала Гриммюрграса. Ему не нравился этот праздник, поскольку только в этот день все жители Норзура вспоминали Правило Фордилда, но как ни следовали ему, так и продолжали вести себя в полной противоположности выводам, которые должны были сделать. Высмеивать такую линию поведения подобно Фаннару при поддержке Фанндис он не мог, поэтому старался свести свое участие в фарсе к минимуму.
   Но тут на горизонте появилась Оуск, и тихая жизнь закончилась.
   Надув губки, она заметила:
   -- В любом случае уже поздно. Я думаю поставить одну из сцен, описанных в вашей книге, как иллюстрацию общества, жившего в очень далекие времена, но при этом удивительно похожего на наше.
   Гриммюрграс лишь усмехнулся. Ни одна из написанных им сцен не подходила под требования к номерам, все они нуждались в доработке, которой, конечно, теперь займется именно он. Скрестив руки на груди, он обвел Оуск взглядом.
   -- Допустим. А почему, в таком случае, я запрещаю Тандри принять участие в пробах на роль в моем спектакле?
   Она взглянула на все так же стоявшего рядом студента, потом посмотрела на Гриммюрграса. На лице не читалось ни грамма сомнения в своей правоте.
   -- Он красивый.
   Снова воцарилось молчание, потому что такого аргумента Гриммюрграс услышать совершенно не ожидал.
   -- Прости, что?
   -- Красивый. Я не беру красивых актеров. Профессор, вы же знаете, как за одну красивую улыбку можно простить все, даже отсутствие таланта? Конечно, нам будут рукоплескать, но не из-за прекрасной игры, а потому что вот он улыбнется. Я считаю это недопустимым.
   -- Но ты даже не дала ему шанса показать себя! Откуда тебе знать, талантлив ли он?
   -- Профессор, это не первая сценка, которую я ставлю. И я прекрасно знаю, что бывает на пробах, в которых участвуют красавчики. -- Оуск вздохнула и покачала головой. -- Их магия действует даже на тех, кто о ней знает. Я не могу ему позволить очаровать себя.
   Гриммюрграс прищурился, внимательно глядя на свою помощницу. Та снова приготовилась обороняться и выглядела при этом крайне воинственно.
   -- Послушай, Оуск. Либо ты разрешаешь ему пройти прослушивание, либо я назначаю его на главную роль, не глядя. И мне плевать, умеет он играть или нет.
   Стоявший рядом Тандри шумно выдохнул. Гриммюрграс чувствовал, что ведет себя так, будто продвигает своего протеже. И хотя Тандри, невзирая на все его суждения и то, что случилось под метеоритным дождем, таковым не являлся, если бы кто-то узнал о том вечере, заклеймил бы и юношу, и самого Гриммюрграса. Он понимал, что такой ультиматум может вызвать множество ненужных мыслей и щекотливых вопросов, но не выдвинуть его не мог. Ему требовалось показать, кто здесь главный, а кто -- всего лишь помощник. Придется перегнуть палку? Что ж, так тому и быть.
   Оуск колебалась недолго. Она быстро сообразила, что с ней не шутят и что ей попался не такой уж сговорчивый объект. Ей придется считаться с Гриммюрграсом, и потому она сдалась:
   -- Приходи завтра со всеми. Выбери роль, в которой лучше всего проявятся твои возможности, и приходи.
   Тандри ликовал. Бесшумно, но в то же время настолько горячо, что возникло ощущение -- дотронься, и обожжешься. Его счастью, казалось, не было предела. Он с благодарностью посмотрел на Гриммюрграса и широко улыбнулся.
   -- Я тогда поспешу в библиотеку, хорошо?
   Получив в ответ утвердительный кивок, он сорвался с места. Проводив взглядом радостного студента, Гриммюрграс повернулся к слишком ретивой помощнице.
   -- Значит, завтра пробы по пьесе, которой даже еще нет? Надеюсь, меня ты приглашаешь в качестве наблюдателя?
   -- Да, разумеется! -- поспешила убедить в честности своих намерений Оуск, но по тому, как она комкала салфетку, Гриммюрграс понял, что изначально пробы должны были состояться без его участия.
  
   ***
   -- Похоже, все мужчины в этом доме слабы перед магией Оуск, -- вздохнула Фанндис, выслушав рассказ о своевольном поведении своей кузины. -- А я даже не могу понять, в чем она заключается, чтобы вам как-нибудь помочь.
   -- Ну, ты можешь помочь мне со сценарием. Раз уж на этом безобразии будет значиться только мое имя, его качество меня действительно волнует.
   -- Идея Оуск правда не дурна, но в случае с нашими согражданами намеками лучше не ограничиваться. Если действительно взять...
   Их разговор прервала ругань Фаннара. Не что-то изощренное, а самое банальное матерное слово, которое Фаннар никогда не произнес бы -- считал это ниже своего достоинства. Фанндис и Гриммюрграс переглянулись, вскочили со стульев, не задумываясь об их дальнейшей судьбе, и рванули к столу, за которым сидел их друг.
   -- Вы видите то же самое, что и я? -- спросил он ледяным тоном, сложив вместе пальцы и приставив ладони к губам. -- Совершенно очевидный результат? Без других вариантов?
   Гриммюрграс обычно не лез в расчеты, которыми занимался Фаннар, если тот сам не хотел посвятить несведущего в данной теме друга в подробности своей работы, поэтому и представшее на экране увидел впервые. Впрочем, ему не нужно было что-то понимать: все необходимые расчеты уже сделала машина, выдав конкретный результат. Да, совершенно точный, почти без погрешностей. Гриммюрграс и Фанндис выругались хором.
   Некоторое время они всматривались в цифры и схемы молча, надеясь найти ошибку, но ничего подобного.
   -- Не может быть, -- выдохнул, наконец, Гриммюрграс. -- Такое не стали бы держать в секрете, верно?
   -- Ты точно нигде не ошибся? -- Фанндис буквально вытряхнула брата из компьютерного кресла и сама уселась перед монитором, вышла к окну, где задавались параметры, принялась переворачивать листы бумаги, которыми был усеян стол, вводить данные заново.
   За всем этим Фаннар наблюдал молча, оставаясь равнодушным к поведению сестры, что объяснялось лишь одним: он хотел, чтобы та нашла ошибку. Нет, Фаннар был точен, принципиален настолько, что не стал бы ничего показывать, пока не проверил результат раз десять. Это знали все. И в то же время все трое хотели, чтобы именно на этот раз Фаннар допустил промах. Идеальных людей не существует, так что...
   Машина тихо заурчала, принявшись за расчеты, и все трое смотрели на заставку, оповещающую о ходе процесса. Та не спешила сменяться результатами, обнадеживая следивших за ней. В какой-то момент Фаннар, крепко сжимавший плечо сестры, улыбнулся уголками губ, а заметив взгляд Гриммюрграса, шепотом пояснил:
   -- Так долго впервые.
   Он думал, что забыл внести еще какие-то корректирующие данные, поставить галочку в маленьком, но крайне важном окошке, не сделал что-то еще такое же мелкое, но в итоге крайне значительное. И его совсем не смущало, что он прогонял одну и ту же задачу не один раз, а значит, допускал одну и ту же ошибку снова и снова. Глядя сейчас на сосредоточенную и хмурую Фанндис, сидящую за компьютером, и ее слегка улыбающегося брата, стоявшего за спиной, Гриммюрграс на мгновение подумал, что, войдя в данный момент в комнату, с легкостью их перепутал бы. И это скорее Фанндис могла верить в собственные оплошности, а не ее брат. Как легко они поменялись местами, вряд ли сами того замечая.
   Что-то щелкнуло в колонках, и Гриммюрграс снова посмотрел на экран. Тишина. На этот раз в комнате повисло тяжелое молчание, не прерываемое даже досадным выдохом.
   На экране настойчиво плясали все те же цифры и графики. И оторваться от этой картины не было сил.
   -- Но об этом известно не только нам, да? -- непривычно тонким голосом спросила Фанндис и резко оглянулась на Фаннара. -- Ты ведь стащил ее...
   -- Взял копию, -- попытался невозмутимо парировать Фаннар, но не привычно самоуверенным тоном, а старательно скрывая свою панику.
   -- Взял копию, -- не стала пререкаться Фанндис и даже не подчеркнула, что соглашается с условием брата лишь из-за сложившейся ситуации: ее и правда не волновали тонкости словесной игры. -- Ты взял ее у Хадльфредюра, так? А значит, он это тоже видел.
   -- И уже давно, -- кивнул тот. -- По крайней мере, я наблюдаю те же результаты уже с месяц. Думал, что-то изменится, но нет. Значит, и он должен был видеть.
   -- Но почему тогда?..
   -- Может, как и я, надеялся на изменения?
   Фанндис лишь неопределенно указала рукой на мигающие на мониторе данные, будто хотела сказать, что такое заминать неправильно, но ни одно слово не могло выразить ее отношение к открытию. Страшили не сами результаты, а их сокрытие. Растерянность, не покидающая ее лица, передалась Гриммюрграсу, и потому он поспешил перевести взгляд на монитор. Не помогло. Красочные графики и суровые цифры обращались в реальность, в сравнении с которой все прошлые проблемы Гриммюрграса меркли, становились незначительными. Он, Фаннар и Фанндис не были детьми, но именно ими Гриммюрграс сейчас их ощущал. Детьми, узнавшими то, с чем не в состоянии справиться, но теперь обязанными что-то сделать, потому что никто из взрослых не в курсе происходящего. А если в курсе, то почему молчит?
   -- Пойду раздобуду новые расчеты и попытаюсь кое-что узнать, -- резко заявил Фаннар и, не дожидаясь ответа, выскочил из комнаты. Фанндис этого даже не заметила, снова взявшись за клавиатуру:
   -- Ага, -- бросила она брату, думая, что тот еще здесь. -- А я пока тут поколдую. Гриммюрграс, следи за моими действиями, пожалуйста, и умоляю, задавай вопросы о каждом из них. Чтобы я случайно не совершила ошибку и что-нибудь не пропустила.
  
   ***
   -- Спасибо, что дали прочитать сценарий первым, -- лучезарно улыбнулся Тандри, возвращая Гриммюрграсу скрепленные листы бумаги. -- Он потрясающий! И спасибо, что заступились за меня перед Оуск: теперь я имею хоть какой-то шанс принять в этом, -- он кивнул на уже свернутую Гриммюрграсом в трубочку рукопись, -- участие. Только я на главную роль не пойду. Она шикарная! И слишком ответственная.
   Гриммюрграс взглянул на других студентов, репетирующих свои монологи на сцене, потом посмотрел на Тандри.
   -- Все будет зависеть от прослушивания. Посмотрим, кто на что способен.
   -- Да, но... Я бы лучше сыграл друга главного героя. Не могу объяснить, почему -- это какое-то рациональное ощущение! Ну, насчет главной роли... Я бы...
   -- Посмотрим, -- повторил Гриммюрграс и легким жестом обратил внимание студента на приближающуюся Оуск. -- Многое будет зависеть от нее.
   -- Основное все равно от вас, -- прошептал Тандри, озорно подмигнул и, поклонившись подошедшей ассистентке, умчался на сцену.
   Та проводила обаятельного, но уже горячо нелюбимого студента подозрительным взглядом.
   -- Это тебе, -- не дав ей задать лишние вопросы, сообщил Гриммюрграс, протягивая Оуск рукопись.
   -- Что это? -- озадаченно заморгала она, присев рядом и начав пролистывать бумаги.
   -- Сценарий.
   Какое-то время Оуск просто ошарашенно смотрела на него, приоткрыв свой красивый ротик, но вид у нее при этом был далеко не соблазнительный. По крайней мере, не во вкусе Гриммюрграса. Если Фанндис и была права насчет магии, подчиняющей его и Фаннара этой девушке, то та явно была не связана с женской привлекательностью. И действительно, как она умудрилась сесть на шею сразу двум мужчинам, которых не интересовала ее внешность?
   -- Профессор! Почему вы раньше мне его не дали? Ведь теперь мы можем подбирать ребят на конкретные роли! Но для этого мне нужно спешно прочесть сценарий.
   -- Как и мне пришлось его написать, -- отозвался Гриммюрграс, заставив помощницу покраснеть и зарыться в рукописи.
   На самом деле он не собирался отвечать на выходку Оуск такой же, однако и бегать по всему университету в поисках не в меру активной ассистентки ему было не с руки. После того, как Гриммюрграс узнал о ее деятельности за его спиной, ассистентка будто бы старалась не попадаться ему на глаза, забыв о придуманных ею же встречах в столовой. Благо расписание Гриммюрграса в эти дни не менялось, иначе бы он распрощался с Оуск и всерьез задумался, стоит ли тратить время на постановку собственной пьесы. Тандри же получил сценарий лишь потому, что утром сам подошел к Гриммюрграсу узнать, готов ли тот.
   Студенты заметили, что ответственная за спектакль что-то увлеченно читает, и начали перешептываться, позабыв о репетиции, будто пристальное разглядывание Оуск и тихое обсуждение помогли бы узнать, к чему именно им следует готовиться. Пришедших на прослушивание оказалось больше, чем требовалось для постановки. Хорошо. Гриммюрграсу представлялось, что иметь возможность выбирать куда выгоднее, чем столкнуться с необходимостью искать среди других студентов подходящих для не занятых ролей. Но на лицах, обращенных к ним, кроме страха перед неизвестным читалась надежда, а глаза горели точно так же, как у Тандри. Гриммюрграс знал их всех, помнил каждого из студентов, как те вели себя на лекциях и семинарах, на что были способны, как сильно любили его предмет. Части из них придется отказать, наблюдая, как потухнут взгляды и улыбки, опустятся плечи. И судить придется в том числе и ему самому. Оуск отнесется ко всему проще: ей незнакомы эти ребята, да и вряд ли она смотрела на мир так же, как ее начальник, не думала, что лишить человека радости -- ужаснейшее из преступлений. Гриммюрграс попытался не думать, что они с Оуск станут палачами для части этих ребят, одним из которых вполне может оказаться Тандри: хотя он и был уверен в актерском мастерстве этого парня, он не знал, какой уровень у его соперников. Давать же Тандри какую-либо роль в любом случае не входило в его планы.
   -- А главная роль для вашего любимчика? -- уже привычно ворвалась в его мысли Оуск, и Гриммюрграс повернулся к ней с чувством благодарности: она не дала ему дорисовать сцену, как приходится говорить Тандри, что он им не подходит.
   -- Что? -- переспросил Гриммюрграс, поскольку услышал только ее голос, но не слова.
   -- Вы главную роль писали под того рыжего?
   -- Нет. Я сделал то, что ты хотела: переделал сцены, описанные в моей книге, чтобы их можно было поставить на сцене.
   -- Да-да, я поняла, и это... -- она помолчала, разглаживая сценарий у себя на коленях, затем прошептала: -- У меня нет слов. Это лучше, чем я представляла себе.
   -- Спасибо. Но без помощи близнецов сценария не было бы.
   -- Вот как? Не думала, что они... Впрочем, не важно. Значит, вы не настаиваете, чтобы этот парень...
   -- Тандри.
   -- Тандри? Да, Тандри... Чтобы Тандри играл главную роль?
   -- Мне кажется, он справится. Но посмотрим, на что способны другие.
   -- Хорошо, -- Оуск снова замолчала, опять принялась перелистывать рукопись, и о чем она при этом думала, догадаться было совершенно невозможно.
   Настолько погруженной в себя Гриммюрграс увидел ее впервые. Нарушать молчание он не спешил -- не знал, что именно сейчас следует сказать. Стоило уже приступить к прослушиванию, но начать его должна была именно Оуск. Напомнить ей, зачем они собрались в этом зале?
   Не пришлось -- девушка сама очнулась от своих мыслей и заговорила первой:
   -- А этот язык? Вы его сами придумали? На мой взгляд, очень хороший ход, но актерам придется сложно: заучивать фразы, больше похожие на набор звуков.
   -- О, им не придется зубрить реплики! -- с улыбкой отозвался Гриммюрграс. -- Они будут учить язык.
   -- Эм... что?
   -- Не весь, конечно, -- рассмеялся он. Вопроса касательно языка он ждал больше всего, опасаясь, что Оуск воспротивится. И хотя Гриммюрграс решил для себя, что не намерен давать ей спуска, а значит, если пьесу и будут ставить, то только по его правилам, спорить с ней ему не хотелось. Пустая трата времени и сил. Так что следовало объяснить свою задумку коротко, но точно. -- Фанндис изобрела аппарат, способствующий быстрому изучению языка. С помощью этой пьесы она хочет продемонстрировать его эффективность научному сообществу. Я не против. Когда актер произносит строго заученную реплику, его речь теряет естественность. Возможно, в этом и прелесть пьес, но на этот раз мне хочется, чтобы ребята могли импровизировать. Они знают, что примерно следует сказать, но могут поменять порядок слов или произнести фразы несколько иначе.
   -- Но прелесть пьесы не только в том, как ее сыграют актеры! Великие драматурги покоряли словами сердца тысяч людей. В конкретно прописанных фразах и есть вся сила!
   -- Не отрицаю. Но смысл нашей постановки не в том, чтобы продемонстрировать мои таланты как драматурга. Мы хотим донести определенную мысль для зрителей, и именно живые диалоги помогут нам в этом.
   -- Но успеют ли они выучить язык? -- Оуск обвела рукой будущих актеров, которые снова вернулись к репетиции, но сосредоточиться на ней уже не могли: увидев ее жест, студенты напряглись, ожидая, что вот-вот их начнут вызывать для прослушивания.
   -- Я же сказал, что Фанндис хочет продемонстрировать эффективность своей машины. Тем более что ребята будут учить лишь ограниченное количество слов, нужное только для пьесы. В идеале двух недель им должно хватить. Если же за неделю мы не заметим эффекта, то откажемся от другого языка и будем ставить пьесу как любую другую. Конечно, участников придется снять со всех занятий...
   -- Об этом не волнуйтесь! Все, кто принимает непосредственное участие в празднике, освобождается от основной деятельности во время подготовки без ущерба для себя. А если наша постановка понравится жителям, то студенты получат дополнительные баллы.
   -- В таком случае, если аппарат Фанндис действительно хорош, мы все успеем.
   Оуск кивнула, снова перелистала сценарий.
   -- Мне нужно перечитать его еще один раз, чтобы составить мнение, какие именно актеры нам нужны. Надеюсь, вы согласны послушать мои советы на этот счет. Все-таки это не первая моя сценка. И предлагаю вашего красавчика... Тандри прослушать в самом конце.
   -- Хорошо. Только Тандри -- не мой красавчик. Если бы ко мне подошел любой другой студент, которому ты запретила приходить на прослушивание, я бы встал и на его защиту. Или ее, если бы обделенной оказалась девушка.
   -- Да-да, вам виднее, -- неопределенно кивнула она, зарывшись в бумаги. -- А теперь, пожалуйста, не мешайте.
   Он и не стал мешать. Понимал, что эти несколько минут станут последними спокойными мгновениями в его жизни на ближайший месяц, а может, и более.
   Гриммюрграс вспомнил, как перед репетицией звонил с кафедры Льоусбьёрг, чтобы отменить совместный обед, но прежде чем успел что-то сказать, услышал, что она сегодня не сможет. И вряд ли найдет время в какой-либо день до праздника. Гриммюрграс понимал, что их встречи долго не продлятся, но услышать такое оказалось неприятно. Впрочем, ему и самому теперь было не до романтических или просто деловых встреч, как и не до переживаний о не случившемся романе. Не удалось ему и выполнить прежнее задание Фанндис, которое также перестало казаться важным. Кто бы мог подумать, что один вечер способен так сильно поменять приоритеты?
  
   ***
   Как бы ни сопротивлялась Оуск, но Тандри произвел впечатление на всех, в том числе на своих соперников. И хотя сам он пытался показать, что способен сыграть друга главного героя, а не его самого, все единодушно признали именно за Тандри главную роль. Гриммюрграс не был удивлен случившимся: он действительно не подправлял образ Охотника из своей книги, чтобы тот полностью соответствовал Тандри, но при написании сценария чувствовал, что только этот парень сможет показать его именно таким, каким следовало. И оказался прав.
   Оуск попыталась объявить, что все присутствующие пали в неравной борьбе с чарами рыжего красавчика, но и ей пришлось признать, что никто больше не подходил на главную роль, и она либо согласится с кандидатурой Тандри, либо будет вынуждена искать среди еще не занятых в других номерах студентов. Вряд ли последних осталось слишком мало, но Оуск сама захотела относиться к постановке серьезно, поэтому поиск исполнителя главной роли становился крайне ответственным мероприятием. Приходилось учитывать еще один немаловажный фактор -- время, оставшееся до праздника, так что она сдалась. И тогда присутствующим пришлось уговаривать уже самого Тандри. Тот, не вдаваясь в подробности и только виновато косясь на Гриммюрграса, пытался отказаться от слишком значительной для него роли. Обычно разговорчивый и не лезущий в карман за словом, он удивил студентов своими косноязычными объяснениями, из которых никто ничего так понять и не смог. Гриммюрграс знал, что означает такое поведение Тандри, а потому просто прервал его вопросом:
   -- Хорошо. Не ты. Но тогда кто из прослушивавшихся сегодня сможет сыграть эту роль?
   Альтернативы не оказалось, с этим Тандри пришлось согласиться.
   Ну а после утвержденным актерам рассказали об особенности данной постановки и показали сценарий. Гриммюрграс тем временем отвел Тандри в сторону и шепотом спросил:
   -- Тебя смущает, что у Охотника есть жена?
   Подобное предположение вызвало нервный смех. Тандри посмотрел на своего преподавателя с прищуром, будто пытаясь разглядеть, шутит тот или все же нет, затем решительно покачал головой.
   -- Сыграть влюбленность к девушке мне не сложно, -- он лучезарно улыбнулся. -- К тому же вы выбрали достойных партнерш. Не знаю, кто из них сыграет Кожу Змеи, но с любой из них мне будет просто. Кроме того... Кроме того, я знаю, что значит любить, испытывая вдохновение. Так что это чувство я смогу передать, хотя, конечно, объектом является совсем другой человек. Нет, проблема не в этом, а в самом Охотнике. В том, как я его вижу. Но это все глупости, наверное, только мои мысли. Да и вы задали верный вопрос: никого из них я в этой роли увидеть не могу. -- Он замолчал, выжидающе глядя на Гриммюрграса, но тот не произнес ни слова. Что он мог сказать, если сам Тандри не желал откровенничать? Тандри вздохнул и выдал одну из тех улыбок, которых так боялась Оуск: -- Не беспокойтесь, никаких проблем! Уж я-то отнесусь к этой роли очень серьезно и сделаю все достойно.
   Такой ответ удовлетворил Гриммюрграса полностью, так что он кивнул и тоже улыбнулся.
   -- И да, раз уж мы будем учить язык с помощью изобретения Фанндис, это значит, что я наконец побываю у вас дома?
   Взгляд хитреца, задумавшего что-то неладное. И глядя на него Гриммюрграс поймал себя на мысли: попроси сейчас Тандри что угодно, и тут же получит желаемое. Неужели Оуск права и они все -- жертвы его харизмы? Гриммюрграс попытался представить, как Тандри задает один из тех вопросов, которые должны остаться в стенах квартиры близнецов. В голове сразу появилась легкость. Нет, даже под таким взглядом в сопровождении такой улыбки некоторые тайны все равно останутся закрытыми.
   -- Вряд ли ты увидишь что-то интересное, -- рассмеявшись, ответил он наконец. -- Ты там будешь по делу.
   Тандри притворно вздохнул, но действительно расстроенным не выглядел. Позже оказалось, что его также привлекала возможность встретиться со знаменитыми снежными близнецами и выпить с ними по чашке чая. А поскольку личность Тандри успела заинтересовать Фаннара, это желание было удовлетворено. С лихвой.
   Роль Гриммюрграса в дальнейших событиях представлялась ему самому несколько странной. Суматоха подготовки к празднику полностью поглотила его, не оставляя свободного времени даже на те самые посиделки за чашкой чая вместе с друзьями и Тандри, которые стали происходить с завидной регулярностью. Ему приходилось следить за подготовкой актеров и помогать Фанндис расширять словарный запас ее машины, однако мысли его были заняты другими вопросами, ответы на которые он не мог получить.
   Что делали в это время близнецы? О чем постоянно беседовали с Тандри? Вошел ли тот в круг посвященных? Узнали ли Фаннар и Фанндис что-то новое относительно встревоживших их данных, или информация осталась неизменной?
   Больше всего хотелось обсудить последнее, но из-за вечно находящихся в квартире студентов задавать подобные вопросы не представлялось возможным. Даже выяснить подробности регулярных времяпрепровождений с исполнителем главной роли в его пьесе Гриммюрграс не смог.
   Информационная блокада злила неимоверно, и даже раз за разом повторяемая фраза: "Спектакль важен. Мы втроем так определили" -- помогала слабо. Убедившись, что и в свободное время Гриммюрграс не сможет узнать у друзей что-либо, он начал бороться с накопившимися эмоциями привычным для большинства жителей Норзура способом. Стрельба с левой руки оставляла желать лучшего, правой же он начинал владеть вполне сносно. До результатов Фаннара и Фанндис было еще далеко, но Гриммюрграс уже чувствовал оружие в достаточной степени, чтобы полюбить его, и чем дальше, тем чаще пропадал в Комнате Ярости.
   Когда закончился этап с изучением языков и репетиции перешли в зарезервированную Оуск аудиторию, Гриммюрграс смог поймать Фаннара и вынудить говорить. Впрочем, его ответ оказался удивительно лаконичен:
   -- Пока все по-прежнему и мои подозрения подтверждаются. Так что продолжаем действовать по плану.
   -- А что насчет Тандри? Что он?
   -- Ничего не знает.
   В голосе Фаннара промелькнуло разочарование, смутившее Гриммюрграса, не давая понять, что означал этот ответ.
   -- То есть? -- переспросил он, продолжая удерживать друга. -- О чем не знает?
   -- О Льоусбьёрг, конечно, -- фыркнул тот, загоняя Гриммюрграса в состояние полного непонимания. Воспользовавшись этим, Фаннар смог высвободиться и покинуть квартиру. Повторно поймать себя для допросов он уже не дал.
   Что именно друг пытался выведать о Льоусбьёрг у Тандри, Гриммюрграс долго не понимал. Эта мысль отвлекала его от репетиций, и только во время стрельбы он забывался. Оружие требовало сосредоточенности и именно поэтому так славно помогало бороться со злостью. Однако мысли при стрельбе не исчезали -- они становились неподконтрольными, проносились в голове со скоростью пули, мчащейся к мишени. Поймать какую-то из них голыми руками представлялось гиблым делом, к тому же крайне опасным: вообразить последствия Гриммюрграс не мог, но не сомневался, что добром подобное не закончится. Скорее всего, разворотит мозг, оставляя после себя ноющую боль и невозможность думать о чем-либо, кроме этой мысли, а извлечь ее самостоятельно, пожалуй, будет крайне непросто. И поэтому он позволял мыслям свистеть вместе с пулями, пока одна из них не попала точно в цель.
   Гриммюрграс рассмеялся, вспомнив разочарованное лицо Фаннара. Ему пришлось отложить пистолет и выйти на улицу, поскольку вернуться к стрельбе в таком состоянии он не мог. Осенившая его мысль занимала все сознание и не собиралась сдавать позиции.
   Случай с попыткой похитить какие-то книги из Издательства был успешно позабыт, сметенный более серьезными проблемами. Тем более что узнать, откуда у неизвестных мог взяться пропуск в строго охраняемое хранилище, оказалось невозможно. Гриммюрграс полагал, что близнецы оставили безнадежное дело на совести Лейкни, оказалось же, что оно не хотело забываться. Почему Фаннар решил, что Тандри располагает какой-то информацией о сотрудниках Льоусбьёрг, оставалось загадкой. Но если задуматься, многие выводы Фаннара на первый взгляд казались необоснованными, однако он всегда мог привести логическую цепочку, доказывающую их, и к ней невозможно было придраться. Но на этот раз он ошибся. Прав ли он со вторым предположением? Ответ станет известен уже через неделю.
  
   ***
   -- О, профессор, вот и вы!
   Оуск, взволнованно ходившая по коридору (Гриммюрграс заметил ее издалека), ринулась к нему и, схватив за руку, буквально потащила за собой.
   -- Где вы были все это время? -- она пыталась отчитать его срывающимся от переживания голосом и даже не замечала, что тон не совсем соответствует выбранной цели. -- Вот-вот наше выступление, и ребята очень волнуются.
   И как им не волноваться? Участники постановки Гриммюрграса до этого не принимали активного участия в Дне Фордилда, так что о простом страхе сцены речи не шло. Выступления проходили в Главном театре Норзура, но даже этот центр драматического искусства не мог вместить всех жителей. Однако День Фордилда являлся всеобщим праздником, а потому на крышах многих зданий устанавливались огромные экраны, демонстрирующие все, что происходило на сцене. Об этом знал каждый участник праздника, отчего ответственность за выступление вырастала в разы.
   Постановка же Гриммюрграса отличалась от любого другого номера, так что даже опытные актеры испытывали бы волнение. Оуск была совершенно права, ругая их сценариста и идейного вдохновителя за отсутствие поддержки, так что Гриммюрграс не сопротивляясь шел в отведенную для них гримерку. Он должен был присутствовать там с самого утра, но не мог: некоторые моменты требовали уточнения, кое-что нуждалось в проверке.
   Оуск распахнула дверь и буквально впихнула Гриммюрграса внутрь.
   -- Профессор!
   Тандри вскочил на ноги, сделал было шаг, но тут же замер: еще два, и он оказался бы в непосредственной близости от Гриммюрграса, и как бы ему этого ни хотелось (на лице промелькнула мучительное желание, но он умело прогнал его), наличие свидетелей отрезвляло. В этот месяц они почти не общались, если не считать репетиций, и Гриммюрграс не раз ловил на себе взгляд, просящий поддержки, но остался к нему черств. Совесть мучила, особенно в последние дни, но Тандри о ней не знал, и потому легче ему не было. Попытавшись искупить вину, Гриммюрграс улыбнулся исполнителю главной роли, отчего-то относившейся к ней как к хрупкой статуэтке. Тандри улыбнулся в ответ. Кажется, облегченно.
   -- Как думаете, это хорошо, что наше выступление перенесли и поставили перед перерывом? -- спросил он, высказывая опасение всех ребят, которые тут же закивали и выжидающе уставились на автора постановки.
   -- Мне кажется, что это очень даже хорошо, -- вылезла из-за его спины Оуск и встала рядом. Она занимала так мало места, что даже не потеснила Гриммюрграса. -- Перерыв позволит зрителям осмыслить наше выступление, и его эффект не будет смыт идущими сразу другими номерами. Профессор, вы ведь из этих соображений попросили поменять номера местами?
   Пришлось кивнуть. Ничего другого им пока знать не следовало. Гриммюрграс обвел взглядом молодых актеров, и внутри натянулись предательские струны. Уже неделю они беспокоили его, но при доступе к Комнате Ярости от них удавалось отмахнуться. Теперь такой возможности не было. Глядя на лица, лучащиеся от предвкушения триумфа, Гриммюрграс чувствовал себя последней сволочью, потому что знал -- тот долго не продлится. Они тоже узнают, совсем скоро, но пока актеров переполняла надежда, которая вызывала, конечно же, теплую улыбку, хоть и приправленную горечью.
   У Гриммюрграса была подготовлена напутственная речь, и он произнес ее, потому что был обязан. Никто ни о чем не должен подозревать до определенного момента, и с этой задачей он справился, глядя, как уверенность постепенно наполняет студентов одного за другим. Почему они поступали так, а не иначе? Не ясно. Фаннар всегда любил эффектные выступления, и нынче должно получиться самое яркое из них.
   Хотя нет, ложь. Дело не в пристрастиях Фаннара. Дело в пьесе. Ее должны увидеть все, и лишь потом услышать, что им хотят сказать. Потому что поверить в шокирующие слова даже при наличии доказательств вряд ли кто-нибудь из них был готов. Пьеса же должна послужить катализатором, возможно, расставить все по своим местам, а может, даже стать самым весомым аргументом. Так считали Фаннар и Фанндис. Гриммюрграсу же оставалось лишь довериться друзьям.
   Он наблюдал за ребятами из-за кулис. Постарался отвлечься от мыслей о том, что случится после, почувствовать себя на сцене, среди них. Пожалуй, лучше бы не делал. Переживать написанное оказалось больно. Он не думал, что ощутит что-то подобное, не понимал, чем рискует. Он не выворачивал себя наизнанку, когда писал пьесу, и на репетициях все происходило мирно, спокойно, так почему же сейчас он почувствовал себя не просто нагим, а разворошенным? И Тандри... Во время прогонов он вел себя иначе: он играл роль, как и другие студенты. Да, у него выходило очень хорошо, но чувствовалось, что это всего лишь игра. Теперь же он словно проживал историю, отчего Гриммюрграсу становилось не по себе.
   -- Все готово, -- шепнула Фанндис, слегка прикоснувшись к его плечу. Гриммюрграс точно вынырнул из пьянящего омута, за что и был крайне благодарен подруге. -- Я собрала всех в одной комнате. Идем.
   -- Могу я пойти с Фаннаром?
   Она понимающе кивнула. Что бы ни ощущал Гриммюрграс, но он хотел досмотреть постановку до конца. И ему требовалось узнать, как ее примут собравшиеся в зрительном зале. Не потому, что он написал сценарий, не из-за того, для чего они вообще поставили эту пьесу. Ребята старались, его ученики отдавались на репетициях полностью и делали все с любовью. Он не мог уйти, не разделив с ними радость оваций или же печаль от равнодушия зрителей. Гриммюрграс не знал, чувствуют ли они его поддержку, да это и не имело значения.
   -- Там будет Льоусбьёрг, -- тихо сообщила Фанндис.
   -- Льоусбьёрг? Хорошо.
   Она еще раз кивнула и ушла. Его "хорошо" прозвучало равнодушным, и, поняв это, Гриммюрграс усмехнулся. Он как-то рассказал Фанндис о своем отношении к Главному Издателю. Кажется, это случилось накануне события, изменившего его приоритеты. Тогда он беспокоился, как именно воспринимала его Льоусбьёрг, теперь же понимал, насколько это все мелко. Скоро все насущное перестанет иметь значение.
   "Как и успех этих ребят", -- одернул он себя. Однако сейчас только их выступление имело хоть какой-то смысл, и Гриммюрграс снова сосредоточился на нем.
  
   ***
   Тишина, не нарушаемая ни сердечным стуком, ни чьим-либо дыханием. Потому что сердца замерли, а легкие отказались принимать воздух. Все замерло.
   А затем зал взорвался аплодисментами. Именно так. Ни с чем другим случившееся сравнить невозможно. Зрители повскакивали с мест, раздались восторженные крики, и Гриммюрграс не сумел сдержать улыбки. Он по-прежнему держал в голове то, что произойдет уже через минуту, но даже оно меркло перед произведенным ребятами фурором. Гриммюрграс не считал, что приложил для их успеха достаточно усилий, но все равно ими гордился.
   Актеры кланялись под несмолкаемые овации, и только Тандри оглянулся, ища Гриммюрграса взглядом, улыбнулся ему и жестом позвал на сцену. Так же жестом тот отказался и отошел в сторону, пропуская спешащего на сцену молодого человека. С ним Гриммюрграс знаком не был. Актерам же пришлось скрыться за кулисами с другой стороны, что выходило только на руку.
   -- Замечательное выступление, -- смущенно объявил в микрофон вышедший на сцену, предварительно постучав по нему пальцами. -- Прошу всех сесть. Это не займет много времени. Сейчас на сцене появится Лейкни, у которой для вас важное сообщение...
   -- Не появится.
   Фаннар словно материализовался прямо на сцене: даже Гриммюрграс не заметил, как друг прошмыгнул мимо него. А он уже обнимал за плечи сконфуженного молодого человека, который был не в силах понять, что здесь происходит. Тот узнал Фаннара и потому не отшатнулся, однако положение его от этого не улучшилось.
   -- Тебе не сказали об изменениях, Хадльфредюр, -- во всеуслышание сообщил Фаннар. -- Объявление будет, но после перерыва. Поэтому можете разойтись и обсудить уже увиденные представления. А ты иди за мной.
   Не давая ему опомниться, Фаннар утащил своего знакомого со сцены, по дороге кивнув Гриммюрграсу, и тот последовал за ними. Так вот как выглядел Хадльфредюр! Гриммюрграс слышал о нем лишь единожды и отчего-то решил, что тот никак не моложе Орри, однако молодой человек был ровесником Фаннара. Высокий, недостаточно уверенный в себе, отчего выглядящий несколько нелепо, с короткими светлыми вьющимися волосами, которые не желали лежать аккуратно -- однако он уже являлся главой одного из важных институтов и имел авторитет в научном сообществе. Своего рода знаменитость, имеющая приличный вес в обществе, которую Фаннар так бесцеремонно волок куда-то по коридору. Хадльфредюр попытался возмутиться, вышло неубедительно, так что его отношение к действиям Фаннара остались без внимания.
   -- Сейчас ты все поймешь, -- единственные слова, которых он оказался удостоен, и те прозвучали перед дверным проемом, куда его в следующее мгновение нагло затолкнули.
   Гриммюрграс зашел последним, и, как было оговорено, закрыл за собой дверь. Комната, похоже, предназначалась для переговоров: в ее центре располагался стол, окруженный удобными креслами, а на одной из стен висел экран, на котором, судя по всему, демонстрировали происходящее на сцене театра. Сейчас же экран был выключен.
   -- Ну что ж, -- обвела взглядом присутствующих Фанндис. Она стояла во главе стола, держа руку на специально принесенном магнитофоне. -- Поскольку все люди, способные принимать решения и нести ответственность за этот город в сборе, приступим.
   И она нажала кнопку проигрывателя.
   Часть 2. Некомпетентный Ученый и профессор Зануда
  

Фаннар похож на не до конца изученную доброкачественную опухоль нашего общества. Кажется, что его необходимо вырезать из организма Норзура, но никто не осмелится утверждать, что выделения (те работы, что издал Фаннар), какими едкими они ни кажутся, плохо влияют на наше общество. Его подход к научной деятельности неоднозначен, однако результат имеет огромное влияние. Его можно ненавидеть и даже желать уничтожить, однако нельзя не отметить блестящий ум, скрывающийся за ядовитым языком.

Вторым человеком, который топчет научное сообщество и игнорирует принятые в нем законы, является Фанндис. Выносить по отдельности этих двух существ крайне сложно, терпеть их двоих одновременно -- за гранью реальности. Но чем невыносимее их присутствие, тем ярче идеи, которые они дарят сообществу. Мы вынуждены их терпеть, опасаясь очередного их шага и восхищаясь их новыми результатами.

Профессор Адальбёрг, статья "Новые звезды Норзура"

  
   Запись 1
  
   -- Фанндис, считаю наши действия неуместными.
   -- Хватит уже, Фаннар. Я включила запись, так что учти: даже если твое нытье не попадет в отчет, оно все равно будет бережно храниться в моих архивах.
   -- Что меня совершенно не удивляет. Злейший враг всегда собирает компромат, тщательно записывая все промахи и ошибки, ранжирует записи, индексирует их, заполняет картотеку и каждый вечер достает одно из дел, чтобы снова подарить себе ощущение, будто я в его власти.
   -- Фаннар, у тебя множество врагов, но я не одна из них.
   После недолгого молчания:
   -- Отлично. Итак, я -- Фанндис и вместе с Фаннаром отправляюсь проверить систему безопасности электростанции по просьбе Лейкни, главы ИБОЖ.
   Усмешка:
   -- И делаем это ночью, чтобы заодно проверить бдительность охранников самого важного в Норзуре объекта, которые, во-первых, обязаны нас поймать, а, во-вторых, не поверить той чуши, что мы будем нести в оправдание. Сомневаюсь, что здравомыслящий охранник поверит, будто Лейкни решила устроить проверку ночью и послала для этого не специалистов по системам безопасности, а ученых, занятых в совершенно других сферах.
   -- А разве не наша модель заняла первое место на прошлогоднем конкурсе?
   -- Ага, только то была модель системы безопасности квартиры, а не электростанции. К тому же сделана в виде эксперимента в тот месяц, когда в наших главных работах образовался застой. Но если Лейкни не чувствует разницу между СБ квартиры и СБ электростанции, то нам пора задуматься, какое благообеспечение жизни нас ждет под ее руководством.
   -- Ой, заткнись уже. В последнее время было зафиксировано несколько проблем с подачей электроэнергии на очистительные станции. Проверка специалистов показала, что дело не в самих очистительных станциях. Нет никаких разрывов и в сетях.
   -- И те же "специалисты" отметили, что на станции тоже все хорошо. -- Смешок. -- Когда не справляются профессионалы, за дело берутся любители. Век Норзура окончен! Пакуйте вещички и отправляйтесь на поиски новой земли!
   -- Замолчи, а? -- раздраженно. -- Мне этого хватает слушать при живом общении с тобой. Теперь твои революционные идеи остались на записи. -- Далее снова спокойно: -- После тщательной проверки произошел очередной сбой, что примечательно, ночью. Глава ИБОЖ обратилась к талантливым начинающим специалистам, предполагая, что те смогут взглянуть на проблему с внезапной для профессионала стороны.
   -- О, я понял! Ночная экспедиция -- это как раз взгляд с внезапной стороны! Вдруг дело в человеческом факторе: новый ночной охранник играет с рычажками и отключает подачу электричества на очистительные станции.
   -- Или же это диверсия. Ну и к тому же днем я в ближайший месяц не могу. -- После небольшой паузы: -- В ночной смене и правда появился новый охранник, но доступ к трансформаторам он иметь не должен.
   Молчание.
   -- Фаннар? -- тихо.
   -- А?
   -- Мне кажется, или там кто-то есть? -- тихо.
   -- Где?
   -- Тсс, -- тихо. -- Вон там, возле складов.
   Перешли на шепот.
   -- Рядом с аномалией? Да, кажется, там кто-то есть.
   Недолгое молчание.
   -- Фанндис, может, это кролик?
   С издевкой:
   -- Кроличья ферма находится на другом конце города. Думаешь, он смог досюда добежать?
   Невозмутимо:
   -- Кролик-шпион с видеокамерой на спине. Или бомбой. Или кто-то ползет: слишком низкое шевеление даже для ребенка.
   -- Тихо. Мы подойдем ближе и все узнаем.
   -- И нас совершенно не волнует, что мы не вооружены.
   -- Ты только что предполагал, что там сидит кролик, а теперь думаешь о самозащите?
   -- О самозащите я думаю всегда, Фанндис.
   -- Да замолчи ты.
   Долгое молчание.
   Хором:
   -- Чтоб меня!
   -- Это человек! -- возбужденным шепотом.
   -- Вижу-вижу, тихо.
   -- Кажется, он ранен, подойдем ближе.
   -- Фанндис, ты в своем уме?
   -- Смотри, какая странная одежда. Что с ним случилось? И совсем рядом с аномалией. А ну-ка, помоги мне.
   -- Ты собираешься его поднять?!
   -- Никаких ран не вижу. Так что, вероятно, его можно транспортировать.
   -- Постой, хочешь, чтобы мы отвезли его в больницу, а потом вернулись сюда?
   -- Фаннар, посмотри на него внимательно. Думаешь, его стоит везти в больницу?
   -- Постой, сейчас освещу его.
   -- Только осторожнее, чтобы не заметили охранники.
   -- Ага... Да чтоб... это шкура! Настоящая шкура! Животного!
   -- О чем и я! Тихо, не ори только.
   -- Я не ору. За собой бы следила. Хочешь сказать...
   -- Рано пока что-то говорить, Фаннар, но да, предположение у меня только одно. Хотя оно нелепо.
   -- Тут любое предположение нелепо. Берем его. Будем надеяться, что внутренних повреждений и переломов нет. Раз-два, понесли.
   -- Хорошо, что мы приехали на машине, а не велосипедах. У меня есть медицинский анализатор.
   -- Он не закричал, значит, переломов нет. Или мы их не задели. Фанндис, а что насчет задания Лейкни?
   -- Задания? А, да. Свяжусь с Хюглейкюром. За ним должок. Думаю, с проверкой систем он справится не хуже нашего. На всякий случай попрошу Лейкни послать профессионалов еще раз. Фаннар, у нас тут дело наибольшей важности, чем сбой в работе парочки предохранителей.
   -- От электричества зависит наша жизнь.
   -- А от загадки с этим парнем, думаешь, ничего не зависит? Электростанцией займутся профессионалы, как ты и хотел. А нам достанется орешек покрепче.
   -- Только не забудь связаться с Лейкни.
   -- Фаннар, ну ты и зануда все-таки.
   Запись 2
  
   -- Фанндис и Фаннар. "Социальный эксперимент".
   -- Сестренка, не умеешь ты давать рабочие названия! Что еще за "Социальный эксперимент"?
   -- Рабочие названия на то и рабочие, что они могут быть неброскими, но отображать всю суть работы. Это на выходе потребуется что-то громкое и вызывающее интерес.
   -- Скупость и серьезность названий как раз присуща готовым работам. А сейчас мы можем назвать проект, как нам вздумается. Например, "Парень в леопардовом трико".
   -- Он не в трико, а шкура скорее гепардовая, чем леопардовая.
   -- И кто из нас зануда? Продолжай. Это твой эксперимент, так что называй его как хочешь.
   Тяжелый вздох:
   -- Итак, Фанндис и Фаннар. "Социальный эксперимент "Парень в гепардовом трико"". Накануне нами был найден странный мужчина в возрасте тридцати лет. Место нахождения: непосредственная близость от аномалии. На человеке из одежды было только нечто, напоминающее юбку, сделано из шкуры животного. Предположительно, гепарда.
   -- Или леопарда.
   -- Или леопарда. Длинные взлохмаченные волосы, пряди вокруг лица, кажется, заплетены в косички. Хм... Лицо небрито. Ногти на руках и ногах не обработаны. Тело покрыто сажей. Медицинский анализатор показал, что внутренних повреждений нет. Есть незначительные аномалии в кровяном составе, не критические. В целом показатели организма соответствуют средним показателям организма человека тридцати-тридцати пяти лет. В данный момент человек все еще без сознания. Будить его пока не собираемся. После долгих препирательств Фаннар любезно разрешил разместить его в своей спальне.
   -- Заранее убрав из нее все бьющиеся предметы, а заодно потенциально опасные.
   -- Особенно ручки и карандаши.
   -- Не смейся. Если наши предположения верны, то как раз ручка может стать смертоносным оружием в его руках.
   -- Хорошо-хорошо. Итак, рабочая гипотеза: перед нами человек, каким-то образом оказавшийся в совершенно другой эпохе. Наше предположение, что он родился в так называемом каменном веке -- историческом периоде человечества до момента, когда начали использовать металлы. Несмотря на абсурдность ситуации, вероятность, что перед нами наш современник, значительно ниже, чем вероятность, что это наш далекий предок. Даже если этот человек был жителем другого города и каким-то образом умудрился живым добраться до Норзура, то возникают два вопроса: каким образом он прошел через купол и где взял шкуру вымершего животного.
   -- Вымирание гепардов и леопардов за пределами Норзура не доказано вообще-то.
   -- То есть ты считаешь, что он прибыл из того города, где есть еще гепарды? Причем они не редкие животные, а значит, их можно спокойно убивать?
   -- Это предположение не безнадежно. По крайней мере, у него равные шансы на жизнь, как и у предположения, что наш объект -- прямиком из каменного века. Итак, на одной чаше весов у нас вероятность, что где-то еще живы гепарды или леопарды и на них разрешена охота, на другой -- возможность путешествия во времени доисторического человека, не знающего даже, что такое медь и бронза.
   -- Именно так. Думаю, все ответы мы получим, когда объект очнется.
   Запись 3
  
   -- Фанндис и Фаннар, запись третья.
   -- Фанндис, ты принципиально не записываешь даты и время?
   -- Я их прописываю на кассетах. Всегда так делала.
   -- Но они могут стереться...
   -- В этом вся прелесть, Фаннар! Если вдруг поймешь, что эксперимент выходит за рамки закона, можешь скомпрометировать улики, при этом не удаляя записи полностью.
   -- Во-первых, это ненаучно.
   -- Пфф!
   -- Во-вторых, если ты опасаешься, что кассеты заберут и смогут использовать против тебя, то почему нумеруешь записи вслух и говоришь, кто в этом безобразии участвует? И да, даже если убрать наши имена и изменить голоса, я сомневаюсь, что отсутствие точных дат нашего эксперимента помешает определить, что именно мы в нем были замешаны. Улики остаются уликами. Так что ты поступаешь просто ненаучно.
   -- Отлично, далее буду называть тебя профессор Зануда.
   -- Договорились, но только при условии, что себя будешь именовать Некомпетентный Ученый.
   -- Ох, и почему ты только появился на свет... Итак, Некомпетентный Ученый и профессор Зануда. Очередная запись эксперимента "Человек в гепардовом трико". Объект очнулся и, к сожалению, диктофон, использовавшийся в это время, превратился в груду металлолома и исковерканного пластика. Кто знал, что у профессора Зануды такая сила?
   Недовольное ворчание.
   -- Так что ценная запись не сохранилась. В данный момент объект снова усыплен, а у нас есть возможность проанализировать ситуацию. К нашему сожалению, поведение объекта сразу после прихода в себя не может трактоваться однозначно. Парень в трико, открыв глаза, огляделся и испытал приступ паники.
   -- Мне кажется, твоя запись звучит недостаточно научно.
   -- А мне кажется, что кто-то, если продолжит выпендриваться, схлопочет. Между прочим, я тебе так и не простила сломанный диктофон.
   -- Да брось ты! Он не настолько изуродован, как ты описала! И думаю, что можно найти хорошего мастера, чтобы его починить. Правда, насчет записи я не уверен...
   Язвительно:
   -- Ты вообще должен радоваться, что наш парень не отхватил черепно-мозговую благодаря твоим действиям.
   -- Нам надо было как-то его угомонить. Ты стояла столбом, вот я и взял инициативу в свои руки.
   -- И чуть не убил объект. Ладно, возвращаемся к хронологии событий. Кстати, ты сам окрестил меня Некомпетентным Ученым, так что как хочу, так и веду записи. -- После паузы, спокойным тоном: -- Увидев, в какой среде оказался, объект пришел в панику и принялся искать выход. Как и предполагал профессор Зануда, все окружающие предметы стали потенциальным оружием в его руках. Если бы мы вовремя не опустили стальные ставни, объект мог выскочить в окно.
   -- Вообще-то у нас неразбиваемые окна, Ученый.
   -- А, значит, это я вопила во всю глотку: "Опускай ставни! Опускай ставни! Он сейчас окно разобьет и вывалится!" А потом вырывала пульт и остервенело жала на кнопку?
   -- Ситуация была критическая. Кхм. С кем не бывает? Но тогда мы могли забыть о деталях, таких как неразбиваемые окна, но теперь-то! Постфактум, когда нами не руководят эмоции и наш разум чист, мы должны объективно описывать ситуацию.
   -- Мне кажется, я когда-нибудь убью тебя. И меня не посадят, потому что любой из жителей Норзура скажет, что это случилось в состоянии аффекта. Потому что каждый это самое состояние в присутствии тебя испытывал.
   Молчание.
   -- Возвращаемся к инциденту. Объект пытался разбить окно, чтобы выбраться из комнаты, и резко опущенные стальные ставни, которые должны были оградить его от опасности, вызвали у объекта приступ гнева. Наше появление в комнате только усугубило положение. На контакт объект идти отказался, встретил нас агрессивно и пытался умертвить или хотя бы убрать с дороги. На наши слова он никак не реагировал. Профессор Зануда применил запрещенный прием: метнул в объект диктофон. Сам диктофон не причинил объекту вреда, отскочил от него и ударился о стену, что и стало причиной поломки. Объект из-за внезапной атаки попятился назад, оступился, упал, ударился головой и потерял сознание. Серьезных травм он не получил. Мы ввели объекту успокоительное, и по нашим расчетам он проспит еще несколько часов. За это время мы должны сделать вывод из случившегося и понять, как поступить дальше.
   -- Именно так. Поведение объекта на первый взгляд подтверждает теорию, что он родился в далеком прошлом, и потому современные декорации вызывают у него панику, а люди в незнакомой одежде и говорящие на незнакомом языке воспринимаются врагами. Однако, на мой взгляд, подобное поведение могло соответствовать и поведению жителя другого города, внезапно обнаружившего себя на территории врага.
   -- Мне не нравится, что мы воспринимаем жителей других городов врагами. Правило профессора Фордилда, ты же помнишь? Все это когда-нибудь приведет к нашей гибели.
   -- Помню, но не все разделяют наше с тобой мнение. Многие считают, что все люди за пределами Норзура наши враги. Не просто соперники в научной гонке, а именно враги, желающие не только украсть наши достижения, но и добиться нашего уничтожения. И я сомневаюсь, что в других городах придерживаются иной политики. С другой стороны, нам доподлинно неизвестно, что думают там о нас. Но если брать за изначальную точку, что жители другого города считают нас врагами, как мы (то есть, большинство жителей Норзура) их, то осознание пришедшего в себя человека, что его поймали враги, да еще и держат взаперти, вполне могло породить такую агрессию. Я не считаю, что данная возможность куда вероятнее, чем появление у нас жителя каменного века, но исключать ее не собираюсь. Вопросы разъяснятся, когда мы сможем поговорить с объектом.
   -- Знаешь, я пойду пока почитаю по поводу успокоительных средств. Возможно, мы найдем способ, как удерживать его в узде, но при этом в сознании.
   -- И нам нужно подумать, как лучше связать его. Ты заметила, что он сделал с моим стулом? Нам очень повезло, что он так удачно оступился.
   -- Ты совсем забыл про мои тренировки?
   -- Если ты снова остолбенеешь, твои тренировки нас не спасут.
   -- Ладно, будь по-твоему. В случае с тобой у окружающих выбор между двумя вариантами: либо согласиться, либо убить тебя. Третьего не дано.
   Запись 4
  
   -- Некомпетентный Ученый и профессор Зануда. Мы привели объект в чувства, на этот раз заранее приготовившись к агрессивному поведению. Теперь объект был связан. Несмотря на снисходительное фырканье профессора Зануды, мои психологические исследования в области крайних сексуальных пристрастий жителей трущоб имеют и важное практическое применение, уходящее за пределы изначального. По крайней мере, такой способ связывания куда надежнее, нежели простое привязывание ремнями к столу.
   -- Обнаружив себя в таком странном положении, объект испытал панический ужас, что Некомпетентный Ученый отчего-то назвала гирькой на чаше весов с надписью "Каменный век".
   -- Он почувствовал себя зверем, связанным для того, чтобы его зажарили.
   -- Поверь, если бы я пришел в себя точно так же связанным, на моем лице читалось бы абсолютно такое же выражение лица. Во-первых, потому что я не любитель подобных практик, во-вторых, я бы полагал, что меня в конце концов запытают и убьют. И хотя в итоге мы пришли к выводу, что наш объект действительно из каменного века, считаю, что его реакцию на связывание относить к одному из признаков этого было преждевременно. И ненаучно.
   -- На всякий случай я оставила запись, сделанную во время первого позитивного контакта с объектом, и желающие ее послушать в очередной раз убедятся, насколько приставуч и раздражающ профессор Зануда. Лекцию о моих ненаучных действиях можно прослушать именно на той кассете.
   Пауза.
   -- Поскольку профессор не пожелал вставлять замечания, вернемся к отчету. Этот контакт действительно можно считать позитивным, поскольку мы наконец убедились, с кем именно имеем дело. Парень в гепардовом трико прибыл из каменного века. Когда мы попытались с ним заговорить, он проявил полное непонимание языка. Предположив, что в южнее могут говорить на языке, не имеющем общих корней с нашим, мы перешли на общий -- язык, используемый для контакта с жителями других городов. Снова полное непонимание. Даже используя примитивные конструкции предложений, мы не смогли найти с объектом общий язык. К счастью, он понял, что мы обращаемся к нему, а не говорим друг с другом, так что попытался ответить. Его речь скорее походила на звукоподражание, чем на какой-либо цивилизованный язык, что и позволило нам сделать окончательный вывод о времени рождения объекта.
   -- Спешу заметить, что нам рано делать выводы о языке объекта. Если учесть, что в разговоре с ним мы использовали самые простые слова, практически игнорируя синтаксические правила, поскольку предположили, что объект не владеет языком на должном уровне, то почему не делаем скидку на то, что он поступал так же? Понимая, что мы не знаем его языка, он тоже мог обратиться к примитивным конструкциям, попытавшись тем самым найти с нами общий язык. Получается, что, во-первых, объект умен, и, во-вторых, его язык может быть так же сложен, как и наш, или, по крайней мере, не сводится к простым звукоподражаниям.
   -- Это не доказано. К тому же если рассматривать его действия под таким углом, можно предположить, что он наш современник, не знающий общего языка, и потому решивший использовать звукоподражания.
   -- Я говорил, что это единственно верный вариант? Нет. Но ты откинула эту возможность, заявив, что перед нами человек, язык которого прост, как табурет. Я же считаю неверным думать исключительно таким образом. Да, возможно, ты права, но пока это не доказано, не следует исключать возможность, что перед нами носитель сложного незнакомого нам языка.
   -- И умный.
   Насмешливо:
   -- Считать кого-то дураком прежде, чем он свалял дурака, высокомерно.
   -- Ты и так всех считаешь идиотами.
   -- Не всех. Но те, кого считаю, доказали свой идиотизм словами и действием. Парень в гепардовом трико пока глупо себя не вел.
   -- Ладно, будем считать, что наш объект умен и прекрасен. В любом случае, выходит, что именно на это мы и опираемся. Не имея возможности изъясняться с объектом, мы решили протестировать на нем мое последнее изобретение, созданное для быстрого обучения языку детей и иногородцев (если понадобится). До сих пор мне не удавалось опробовать устройство, и поэтому мы с профессором намерены им воспользоваться. Таким образом, наш социальный эксперимент сводится к двум пунктам: обучению парня в гепардовом трико нашему языку и, затем, его интеграции в современном (возможно, чуждом ему) обществе.
   -- Ну а в случае, если выяснится, что перед нами не представитель каменного века, то хотя бы испытаем аппарат.
   -- Объект находится под постоянным наблюдением скрытых видеокамер, что исключит его возможность застать нас врасплох, проявив хитрость.
   -- И мы собираемся раздобыть оружие.
   -- Для самозащиты, профессор.
   -- Разумеется. Но пока мы окончательно не опровергли версию, что перед нами шпион, следует быть начеку.
   Запись 5
  
   -- Привели в порядок нашего приятеля. То, что он испугался бритвы, профессор Зануда не посчитал однозначным доказательством, что парень в гепардовом трико пришел из века, где о подобных благах цивилизации никто даже не задумывался.
   -- Не без основания.
   -- О да, нам с нашим гостем пришлось выслушать напоминание о шуточной работе профессора под названием: "Борода -- гордость трущоб".
   -- "В бороде гордость трущоб".
   -- Ага, именно так. На самом деле работа была занятная, чего не отнять, но мыло и шампунь быстро показали, что профессор Зануда снова влез со своими замечаниями не вовремя. Конечно, можно было предполагать, что жители трущоб не только боятся потерять бороду, но и к мытью относятся отрицательно, но я не настолько далека от жизни, чтобы поверить в эту сказку.
   -- Кстати, просто мыться наш друг любит.
   -- Одной водой, да. А вот использование дополнительных средств вызвало у него панику. В какой-то момент мне показалось, что он успокоится лишь тогда, когда профессор залезет к нему в ванную и продемонстрирует на себе, что от мыла не умирают. Обошлось. Как бы я ни любила своего брата, но даже представить его в одной ванной с кем-либо для меня за гранью, а увидеть такое!.. Нет, я бы не выдержала.
   -- После мытья наш друг приобрел вполне цивилизованный вид. Как ни странно, но если его переодеть и запретить открывать рот, он даже сойдет за наших современников. Единственное, что выдает в нем представителя прошедшей эпохи -- взгляд на окружающие вещи. Наверное, так выглядят дети, когда начинают осмысленно смотреть на мир. Кстати, из интереса можно было бы проверить. Но после того, как объект начнет изучать язык, он узнает и о предметах, которые обозначают те или иные сочетания звуков. Утратит свою наивность и восторженность и станет полноправным членом общества. По крайней мере, за жителя трущоб точно сойдет.
   -- Но этого будущего мы ему не желаем. -- После паузы. -- Кстати, сходили еще раз к электростанции. Новых "гостей" не заметили. Охранники электростанции тоже ни о каких интересных вещах не рассказывают. Как и Лейкни. Смею предположить, что больше посетителей из каменного века не было. Жаль, возможности установить камеры возле склада у нас нет. Даже дружба с Лейкни не позволит мне сделать это, и подобные действия будут расцениваться, как шпионаж. Хотя подобное отношение мне кажется абсурдным. Я ученый Норзура и делаю все для блага этого города. Неужели наличие моих камер недалеко от электростанции не может быть частью эксперимента, который принесет городу и его жителям процветание? К тому же это действительно так. Я имею в виду, что слежка, не появится ли кто еще возле аномалии, нужна именно ради обеспечения безопасности Норзура.
   Насмешливо:
   -- Только этим должны заниматься совсем другие ребята. Между прочим, не верю, что они нам бы так и сказали: "А да, точно, тут на днях мы нашли парочку странных типов в шкурах. Вам, кстати, они ради каких-нибудь экспериментов не нужны? А то мы ума не приложим, что с ними делать". Думаю, если таких же героев, как и наш любитель гепардового трико, встретила охрана электростанции, то их тайком сдали в ИБ, которые и должны в первую очередь заниматься безопасностью Норзура. Ну а так как мы к ИБ не имеем никакого отношения, как и достопочтенная Лейкни, -- усмешка, -- то и ждать откровенности на сей счет нам не стоит. Предполагаю, что твоя подруга даже не узнает о чем-то подобном.
   -- Полагаю, что ИБ и ИБОЖ должны пересекаться. Как минимум, на уровне руководства.
   -- Даже если и так, вряд ли здравомыслящий глава стал бы трепаться о секретах ИБ со всеми подряд.
   -- Лейкни здравомыслящая. Не понимаю, почему ты на нее так взъелся. Неужели потому, что ее сочинение оценили выше, чем твое?
   Протяжный стон:
   -- Перестань. Да, это было несправедливо. Мое сочинение было на уровень выше, а если считать разницу в возрасте, то на два или даже на три...
   -- Лейкни старше нас всего на пять лет.
   -- Пять лет -- это целая пропасть. Уровень сознания за пять лет может измениться настолько, что, оглянувшись, ты даже себя не узнаешь. Но мы не об этом. Я давно проглотил эту обиду и доказал комиссии, как они жестоко ошибались. И если логически подходить к этому вопросу, обижаться я должен на комиссию, а не на Лейкни. Она написала второсортное сочинение, но поставила ему высший балл не сама.
   -- Тогда тебе завидно, что она глава института, а ты так, обычный ученый.
   -- Пфф!
   -- В любом случае, Лейкни здравомыслящая. Иначе бы она не получила эту должность.
   -- ПФФ!
   Игнорируя:
   -- И тем не менее она рассказала мне о проблеме с подачей электричества на очистительные станции и обратилась за помощью.
   -- О чем я и говорю.
   -- В смысле?
   -- Что в ней нет здравомыслия. Это яркий тому пример.
   -- Отвали. В общем, полагаю, если бы она узнала о гостях из прошлого, то рассказала бы мне.
   С издевкой:
   -- И попросила совета. А ты такая: "О, Лейкни! Ты вовремя. У меня как раз один такой дома сидит!"
   -- Идиот. Я бы не рассказала ей о нашем друге, даже если бы она отдала мне на воспитание еще одного.
   -- Вот ты здравомыслящая. И могла бы стать главой ИБОЖ. Или даже ИБ. Хотя что-то я забылся, Некомпетентный Ученый. В каких-то вопросах ты поступаешь разумно, а в каких-то забываешь, как этим самым разумом пользоваться.
   -- Ну мне же надо давать тебе возможность почувствовать, что ты самый умный.
   Молчание.
   -- Эй, не дуйся. Это была шутка.
   Неразборчивое бурчание.
   -- Ладно, на этом закончим эту запись, и я отправлюсь к подготовке нашего друга к первому занятию. Посмотрим, что из этого выйдет.
   Запись 6
  
   -- Удивительно все-таки, насколько доверчивым оказался наш приятель. И хотя профессор Зануда резонно заметил, что это не тема для шуток и злоупотреблять доверием парня не стоит (и я действительно не собираюсь этого делать), но не отметить этого я не могла. Даже не представляю, как повела бы себя на его месте. Незнакомые люди сажают в кресло в небольшой комнатке, привязывают руки и ноги какими-то ремешками с проводками, надевают на голову странный шлем, закрывающий глаза и уши, а возле рта закрепляется какая-то палка... На самом деле аппарат вышел слишком громоздким и его совершенно точно придется дорабатывать прежде, чем внедрить в школу, но сначала следует проверить его функциональность.
   -- Думаю, внешний вид не должен играть какой-либо роли.
   -- Профессор, он же рассчитан для обучения детей. И сейчас, наблюдая, как он чуть не поглотил нашего друга -- взрослого мощного мужчину -- я представила, как на это же кресло сажают двухлетнего ребенка и...
   -- Но если человек, который до встречи с нами не знал, что такое металл, а уж тем более все эти технические штучки, не запаниковал, дети тоже справятся.
   -- Увы, не все дети были такими серьезными карапузами, как ты, мечтающими поскорее научиться говорить.
   -- Все дети мечтают поскорее научиться говорить.
   -- Этого мы не можем знать.
   -- Я мечтал.
   -- Ну разумеется. У тебя уже был миллион идей, но ни один взрослый не понимал, что ты там лопочешь, а сам ты еще не мог доставать до нужной высоты или делать еще какие-то очень важные для воплощения этих самых идей вещи. Твоими первыми словами были: "Поставь меня на место". Думаю, тогда уже учителя поняли, во что ты превратишься.
   -- И это говорит девочка, чья первая фраза звучала так: "Он занят", быстро разросшаяся в "Он занят делом" и "Он занят делом, не мешать".
   Женский смех.
   -- О да, братец. Думаю, эту машину я изобрела именно потому, что еще малышом жалела, что ты не мог так быстро научиться говорить, чтобы отгонять надоедливых учителей самостоятельно. Ну-с, если эта машина заработает как надо, множество новых профессоров Зануд получат шанс потратить лучшие годы своей жизни на полезные изобретения, а не на бессловесную борьбу с учителями, считающими, что маленьким гениям пора есть или на горшок.
   -- Больше всего не любил, когда они уносили меня на горшок, хотя мне не требовалось справлять нужду.
   -- Будем надеяться, что нашему другу не придется сталкиваться с той же напастью, и он быстро выучит слова, сообщающие, что ему нужно уединиться. Кстати, к унитазу он отнесся с опаской, поэтому пока использует старую медицинскую утку.
   -- Откуда у тебя этот раритет, до сих пор не пойму. Во всех больницах они заменены на биотуалеты.
   -- Но не во всех трущобских. Точнее, там, конечно, хотели изъять все обычные горшки, но пациенты отказались пользоваться биотуалетами, так что администрации пришлось согласиться с их условиями. Представляешь, они справляли нужду прямо на пол!
   -- Дикие существа. Но наш друг оказался не таким уж и диким.
   -- И ты с ним, похоже, подружился. Вообще во время этого эксперимента профессор Зануда показал, что может быть терпеливым воспитателем. Именно ему наш гость доверяет полностью.
   -- Еще музыка.
   -- Что музыка?
   -- Музыка, что играет в комнате. Она действительно успокаивает. Ты подобрала нужную громкость и частоту, так что с одной стороны музыка не привлекает к себе внимание, но с другой -- не остается полностью незамеченной. Она действует на подсознание. Пока я находился там, когда ты ее уже включила, во мне укрепилась уверенность, что наш эксперимент пройдет на высшем уровне. Не знаю, какие звуки привычны для нашего гостя и есть ли у него уже какое-либо представление о музыке, но та, что звучит в комнате, определенно воздействует на него положительно. Он не просто подчинился мне и не проявил никакого беспокойства, пока я закреплял аппарат. На его губах блуждала улыбка. Ну и я снял жизненные показатели: он действительно расслаблен.
   -- Посмотрим, поможет ли расслабленность в обучении. И да, надеюсь, музыка будет точно так же воздействовать на детей. Я основывалась на одной работе, которая мне понравилась больше всего логичностью и красотой повествования, но, кажется, там были лишь теоретические моменты. Нужно проверить.
   -- Разумеется. Когда будешь предъявлять аппарат общественности, все равно придется вносить имя автора статьи и ее название в доклад. Ну а пока запускай машину. Посмотрим, какие результаты нас будут ожидать через час.
   Запись 7
  
   -- Потрясающе! Моя машина, работа которой основана не на простом зазубривании слов, а на восприятии понятий и соотношении их с конкретными сочетаниями звуков, превосходно справляется со своей задачей! В качестве эксперимента я вошла в комнату для обучения в красном комбинезоне, и наш друг с радостью это отметил. А с каким восторгом он сообщил профессору Зануде, что на том зеленые штаны! Жаль, я не помню свое детство настолько, чтобы сказать, испытывала ли я те же эмоции, когда видела: слушающий меня человек действительно понимает, что я хочу сказать. Он был счастлив, как ребенок!
   -- Не знаю, как остальные, но я прекрасно понимаю нашего друга. Тот момент, когда ты наконец можешь высказать пришедшие в голову мысли и тебя поймут!.. Он бесценен.
   -- Но в твоем случае даже умение говорить не спасало от непонимания, -- женский смех.
   -- Тут ты права. И все же иметь возможность высказаться уже сама по себе дорого стоит. К тому же знание языка позволяет познавать мир более глубоко, нежели используя только эмпирический метод.
   -- Это точно! Ну и поделиться наблюдениями всегда хочется.
   -- Только счастье мое длилось недолго, вслед за ним пришло разочарование: многие авторитеты пошатнулись. Я-то думал, что они не понимают меня потому, что лопочу что-то на непонятном бла-бла-бла, а оказалось, что они просто тугодумы. Это опечалило, и я чуть не впал в депрессию.
   -- И ты был бы первым трехлетним малышом, который страдал бы настоящей депрессией.
   -- Меня спасло от такой незавидной известности, что рядом оказалось несколько малышей, с которыми можно было поговорить, и которые если и не понимали, то старались понять.
   -- А потом после предварительной школы мы перешли в начальную, и для тебя начался рай.
   -- Не всегда, но по большей степени. Интересно, был бы я сейчас так же счастлив, если бы начал учить иностранный язык и успешно продвигался в своем начинании? Наверное, нет, если бы не оказался в схожих условиях. И да, нашему другу повезло куда больше, чем мне в далеком детстве.
   -- Его не окружают тугодумы, -- женский смех.
   -- Именно.
   -- Вернемся к записи. Собственно, это отчеты о проводимом эксперименте, а не рабочие записи, сделанные непосредственно во время него. Тому есть три причины. Во-первых, наш друг не готов к общению с диктофоном. На этот раз он не разбил его лишь потому, что в комнате играла успокаивающая музыка, но держался настороженно, и даже авторитет профессора Зануды не помог. Так что голос нашего друга практически не слышно. Во-вторых, его произношение пока оставляет желать лучшего. То, что он сказал "красный" и "зеленый", мы поняли только потому, что знали: именно эти слова он учил прошлый час. Ну и, в-третьих, мы уже делали записи-отчеты, поскольку рабочая запись оказалась уничтожена. Так что продолжим в этом же ключе. Конечно, первые записи выбиваются, но достаточно быстро мы перешли на отчеты, поэтому возвращаться к исключительно рабочим мне не представляется возможным. Да, наш друг пока нас не понимает, но рассуждать о нем, как об объекте эксперимента, глядя ему в глаза, мне сложно. Наши же выводы, сделанные в ходе исследования, не менее важны, поскольку они повлияют на вносимые нами изменения в ходе эксперимента. Каждый ученый субъективен, как бы мы ни старались от этого избавиться, и выводы, основанные на одном и том же событии, могут разниться, так что без пояснения их становится сложно понять.
   -- Вариант с сочетанием тех и других тоже не совсем корректен, особенно из-за "во-первых", указанного Некомпетентным Ученым. Так что мы сошлись на варианте, где основные записи будут состоять из записей-отчетов, а рабочие являться важным, но приложением. Разумеется, рабочие мы сможем использовать и отдельно, но там действительно не будет содержаться важных объяснений, скрепляющих их, как мостики. И это лишь одна сторона вопроса. Вторая же заключается в том, что мы еще не знаем, представим ли публике наш социологический эксперимент.
   -- Но об этом еще рано судить, профессор.
   -- Мне бы тоже хотелось сорвать куш за то, что мы делаем, Ученый, но в той комнате не какой-то предмет или явление, не модель, а живой человек. Нам сложно рядом с ним называть его объектом исследования, хотя пока он ничего не понимает. Сможем ли мы показать его публике потом? А если все узнают, откуда он пришел, дадут ли спокойно жить? Мы хоть и проводим эксперимент, но он направлен на адаптацию человека, пришедшего из абсолютно другой среды, в нашем обществе, скорее всего, абсолютно ему чуждом. Это полезно для самого объекта, в смысле, нашего друга. Другие же станут изучать его как пришельца из другого времени или мира, не знаю, откуда еще. В общем, думаю, им будет интересно знать, из чего он состоит, а это больно, между прочим.
   -- Ты тоже кажешься многим пришельцем, но тебя пока не вскрывали, предпочитая наблюдать в естественной среде обитания.
   -- У них есть мое свидетельство рождения и несколько надежных людей, которые видели это воочию. К тому же Норзур вряд ли можно будет считать "естественной средой обитания" для нашего друга.
   Молчание.
   -- Ладно, ты права. Быть может, мы предстанем перед публикой и покажем и результат, и записи, сделанные в процессе, сорвем овации и всеобщее признание, наша работа будет опубликована в журнале, и нам не придется работать до конца своих дней. Но в этом случае тебе не составит труда разобраться с записями и переименовать кассеты, чтобы рабочие перемежали отчеты.
   -- Тогда мне понадобится почистить отчеты от некоторых твоих высказываний, -- после небольшого молчания. -- До этого все равно далеко, так что займемся тем, что имеем сейчас. Поскольку аппарат работает именно так, как нам хотелось, продолжим обучать нашего друга с помощью него. Сколько времени это займет -- вопрос интересный. Но нам нужно научить его не только понимать нашу речь и говорить, но и читать и писать.
   -- Заодно узнаем, была ли в его обществе письменность в каком-либо виде.
   -- Точно. Но и это еще не все. Чтобы наш друг стал полноправным членом общества, ему придется приобщиться к науке -- самый сложный момент, но и самый интересный, как на мой взгляд!
   -- Или его можно сделать жителем трущоб.
   -- Считаю, это станет свидетельством провала нашего эксперимента.
   -- Кстати, мы отмели вариант, что наш друг все-таки пришел из другого города или является шпионом. Маловероятно, и все-таки. Если окажется, что он не из древнего прошлого, то эксперимент тоже будет неудавшимся.
   -- В уголке памяти я держу этот вариант, не беспокойся, -- женский смех. -- Но мы решили считать, что он прибыл из прошлого, пока не доказано обратного, так что наш эксперимент сведется к следующему: "Проверить жизнеспособность нашего общества". Мы привыкли считать его идеальным, а тех, кто не вписался, -- в чем-то ущербными. Теперь же мы возьмем совершенно постороннего человека и посмотрим, насколько сложно ему будет стать частью Норзура.
   -- А как же погрешность?
   -- Какая, профессор Зануда?
   -- Может, наш объект исследования тоже имеет отклонения, не позволяющие ему вписываться куда бы то ни было?
   -- О нет, дорогой, социопатам в нашем обществе живется очень даже хорошо! Живой пример стоит рядом со мной. А вот понять, является ли то, что нас окружает, нормой для человечества, желающего выжить, или же мы создали извращенное общество, поможет наш друг.
   -- Не считаю, что наше общество социопативное.
   -- Я и не говорила, что это общество социопатов, но наши представления о нормах несколько изменены, а если бы такое общество действительно было идеальным, то и трущоб не наблюдалось.
   -- Трущобы -- это крайне занятное образование, подчеркивающее различия между людьми. Кстати, выходит, что по нашим представлениям социопатами являются как раз они.
   -- Нет, социопатия -- это не только невписываемость в нормы общества.
   -- Если не разбирать на частности, то выйдет как раз оно. Но наш эксперимент и правда может показать, способен ли человек из совершенно другого общества интегрироваться в наше. И если да, то наше общество можно считать идеальным. О, если подать работу под таким соусом (и если результат окажется положительным), мы точно станем любимчиками! И сможем заниматься своими исследованиями, сколько захочется, невзирая на "нужность" их для окружающих.
   Запись 8
  
   -- О таком прогрессе всего за какой-то месяц мы не могли и подумать, не то что предположить подобное вслух! Мне уже нужно вплотную заняться пополнением словарного запаса своей машины, хотя он изначально не был маленьким. Конечно, я не запихнула в нее все слова, описывающие объективную реальность, но начального запаса по моим предположениям должно было хватить на первое время, а под "первым временем" я понимаю от двух месяцев и более. Я уже начала разрабатывать список слов и эскизы, предполагая, что когда-нибудь придется сесть за это вплотную. Так вот, этот день настал. Меня ждет работа, много работы! И я счастлива.
   -- А твой ореховый коктейль творит чудеса. Мне казалось, что роль орехов в увеличении трудоспособности мозга преувеличена, но нет, мой скепсис оказался неуместен.
   -- Конечно, профессор Зануда! Иначе бы у нас не было ореховой плантации. Тратить драгоценную территорию и усилия на создание оптимального климата, чтобы вырастить никому не нужную закуску -- безумие.
   -- Но таких же недоверчивых пруд пруди, Некомпетентный Ученый! Между прочим, плантацию как-то пытались закрыть. Но рад, что этого не случилось.
   -- Знаю, что пытались закрыть -- я была одной из лидеров движения против этого необдуманного решения.
   -- Горжусь тобой. Только странно, что я об этом не знал.
   -- Тебя не интересовали орехи, и ты был занят чем-то другим. Но вернемся к нашему другу. Профессор Зануда напомнил мне, что стоит рассказать не только о выдающихся успехах, но и о способах их достижения. Поскольку наш эксперимент все-таки не сводится к одному тестированию машины (для этого нужно было взять ребенка), и нам интересно, чтобы наш друг поскорее смог с нами разговаривать, мы занялись его всесторонним развитием.
   -- В случае с детьми, думаю, эти способы тоже не помешали бы.
   -- Соглашусь. И все же цель у нас другая. В любом случае, мы взялись за него всерьез. И в первую очередь ему пришлось изменить привычный рацион.
   -- Сесть на интеллектуальную диету, -- усмешка.
   -- Которая полезна не только для мозга, -- с нажимом.
   -- Кто бы спорил!
   -- Воспринял он ее с недоверием -- по всему видно, что обычно наш друг ел другие продукты, в том числе жареное мясо, которое здесь он ни разу не видел. Но ему пришлось смириться: либо ест то, что дают, либо голодает.
   -- И так со всеми, кто живет с тобой под одной крышей -- либо мы сидим на интеллектуальной диете, либо питаемся на стороне.
   -- Мне казалось, что тебя все устраивает.
   -- Более чем! Твой рацион мне по вкусу. К тому же есть разгрузочные дни, и наш друг скоро об этом узнает.
   -- Ну а пока его пища полностью под моим контролем. Плюсом к тому идет ореховый коктейль: перемолотые орехи разных сортов, кусочек горького шоколада и нежирное молоко. Орехи -- дорогое удовольствие, и прежде мы позволяли себе употреблять их в небольших количествах и крайне редко. Однако наш друг нам не менее дорог, так что я нашла возможность включить в его рацион ореховый коктейль, а заодно баловать и нас с профессором полезной вкусняшкой.
   -- И это того стоит!
   -- Разумеется. Переходом на определенную пищу вмешательства не ограничились. Узнав, что наш друг -- правша, мы принялись развивать его вторую руку, а с ней и другое полушарие мозга. Таким образом, он теперь старается все делать левой рукой. Непростое занятие, но он справляется. Мы с профессором стали амбидекстерами по собственному желанию в зрелом возрасте, так что представляем, каково сейчас нашему другу.
   -- Шестнадцать лет далеко не каждый в Норзуре назовет зрелым возрастом, но в чем-то ты права. На данный момент он уже достаточно уверенный левша.
   -- Кроме того, мы решили начать готовить руку нашего друга к письму, а потому давали ему задание рисовать, причем как левой, так и правой. И тут нас ждал приятный сюрприз: оказалось, он умеет рисовать! Его техника отличается от привычных нам, но он совершенно точно причастен к искусству. Значит ли это, что его народ имел письменность или хотя бы зачатки? Пока неизвестно, но его умение рисовать прекрасно само по себе.
   -- Правда, рисовать левой рукой ему пока трудно, но это задание ему очень нравится. Похоже, рисование являлось важной частью его прошлой жизни.
   -- Если так, он может стать художником и тут, тогда ему будет легче вписаться в наше общество, одинаково ценящее как науку, так и искусство. Пока мы не приступили к чтению, но, судя по всему, скоро этим займемся. Когда я говорю "скоро", то имею в виду... А, не знаю, что именно! -- женский смех. -- Говорить о сроках невозможно, отчего эксперимент выглядит особенно интересным.
   -- Ты забыла упомянуть еще про одно обязательное дополнительное занятие.
   -- Да, точно! Нелюбимое тобой, но так же горячо приветствуемое нашим другом: физические нагрузки. Разделять интеллект и здоровое тело -- удел прошлого, современность доказывает, что эти две вещи не противоречат друг другу, а даже помогают. Интересно, что энтузиазм нашего друга настолько заразителен, что и профессор Зануда стал с большей готовностью подходить к турникету.
   -- Возможно, я пытаюсь понять, что именно вызывает у него столько восторга.
   -- И как, удачно?
   -- Пока не совсем. Нужно провести больше экспериментов.
   -- Что ж, надеюсь, твой эксперимент пройдет удачно, и ты откроешь в себе новые возможности. Ну а я пока займусь пополнением словарного запаса своей машинки.
   Запись 9
  
   -- Не прошло и двух месяцев, и наш друг выбрал себе имя. Гриммюрграс, прошу любить и жаловать! Мы попытались разобраться, почему именно оно, но пока не вышло: несмотря на скорость обучения, Гриммюрграс не в состоянии объяснить, почему объединил слова "свирепый" и "трава". Впрочем, нами движет исключительно любопытство, поскольку мы не придаем именам такое же значение, как наш друг. А вот для него это почему-то очень важно. Мы с профессором Занудой составили список мужских имен, которые у нас в ходу, но только начали их перечислять, как наш друг яростно заявил: "Нет". Спорить с ним было бы бессмысленно. К тому же имя Гриммюрграс ничем не хуже других.
   После недолгого молчания:
   -- Ну а пока профессор разговаривает с нашим другом, займусь отчетом. Несмотря на то, что рабочие записи делаются постоянно, в том числе и сейчас профессор находится у Гриммюрграса с включенным диктофоном, найти время на отчеты оказалось неожиданно трудно. Но сегодня исключительный день, так что отметить его было необходимо. Ну а раз я смогла найти время, чтобы сообщить о великом событии, то потрачу еще несколько минут, чтобы вкратце рассказать о наших успехах. Они великолепны! Это понимание в глазах Граса!.. Грас -- так я решила сокращать его имя, хотя профессор Зануда считает, что это неверно и нужно называть нашего друга полностью. Чуть позже, надеюсь, нам удастся узнать у самого хозяина имени, как он к этому относится. Ну а пока Грас счастлив. Он уже может изъясняться с нами короткими фразами и действительно понимает, что мы говорим.
   Женский смех:
   -- Был один забавный момент. Профессор однажды пришел к Грасу, не выяснив, какие слова тот уже выучил. Точнее, у профессора был рабочий план, которого мы должны были придерживаться, но как оказалось, Грас -- очень смышленый парень. Хотя его вернее будет называть "мужчина", но это уже тонкости. В общем, Грас опережал программу, а я не подправила график, так что когда профессор вошел к нашему ученику и начал с ним разговаривать, то попытался использовать простую конструкцию: "Ты хочешь учить буквы, читать?" Услышав такую топорную фразу, Грас улыбнулся и спросил: "Хочу ли я научиться читать?" В этот момент мне показалось, профессор упадет в обморок. Но нет, он не упал, зато я чуть не потеряла сознание, увидев, как мой брат с радостным воплем накинулся на прилежного ученика и обнял его. Крепко обнял! И это профессор Зануда, сдержанный во внешнем проявлении эмоций, ограничивающий себя лишь интонацией (и то не всегда) и небольшой мимикой. Но будь я на его месте, расцеловала бы Граса, что уж там! -- женский смех.
   Небольшая пауза и дальше спокойным тоном:
   -- Мы приступили к чтению и письму, но находимся еще в самом начале. У нас слишком много целей, слишком много хочется успеть, и так трудно не гнать коней. На данный момент мы решили остановиться на изученных словах и углубиться в формообразование, уделить больше внимания чтению и письму, и самое главное -- сделать что-то с акцентом Граса. Увы, он еще сильный, хотя парень и старается изо всех сил. Если мы ничего не сможем с ним сделать, то наш эксперимент провалится, и я не представляю, что именно мы скажем общественности, когда выпустим Гриммюрграса из его комнаты. Скорее всего, его примут за шпиона. Хотя о чем я говорю? Даже если у Граса не будет акцента, объяснить его появление в Норзуре будет крайне сложно. Обо всем этом нам еще предстоит хорошенько подумать, но пока мы заняты более приятными вещами: обучением. И несмотря на проделанную работу, момент, когда Грас сможет притвориться членом нашего общества, пусть даже жителем трущоб, далековат: он должен не только научиться говорить, читать и писать, но и познать окружающий мир на нашем уровне. Его ждет столько откровений! Вот она, снова эта дрожь нетерпения! Мне хочется поскорее приступить к финальной стадии обучения, чтобы увидеть глаза мужчины, который только что узнал, что гром -- не гнев богов, а природное явление, с одной стороны простое, а с другой -- не менее потрясающее, нежели все известные ему боги.
   Запись 10
  
   -- Здравствуйте, я Гриммюрграс, -- долгий громкий смех, а затем восторженно: -- И я безмерно счастлив, что могу сказать это!
   Женский голос, не менее восторженный:
   -- Вот и настал этот великий день! Гриммюрграс покидает комнату с машиной, обучающей языку, и он, считайте, готов к жизни в обществе.
   Мужской голос с насмешкой:
   -- Я бы не спешил делать столь громкие заявления.
   Первый мужской голос, с легким акцентом:
   -- И правда. Ваш мир сильно отличается от моего -- я понял это, изучая ваш язык. И это без подробностей.
   -- Сейчас, Некомпетентный Ученый, вы прослушали первую причину, почему нельзя полагать, будто Гриммюрграс готов к встрече с обществом. Вторая же заключается в том, что у него нет истории. Перед нами парень без прошлого. Как думаешь, какая судьба его ждет?
   -- Но у меня есть прошлое!
   Снова женский голос:
   -- Вот об этом прошлом и стоит поговорить. Но сначала объясню, что сказал мой братец: у тебя нет прошлого в нашем времени... мире... В общем, здесь ты появился всего четыре месяца назад при неясных обстоятельствах, и с таким прошлым тебе не стать полноправным членом общества. Мы же хотим, чтобы твоя жизнь здесь была комфортной. Понимаешь, о чем я?
   -- Да, все понимаю. О, какое же это удовольствие -- понимать! Да, в этом смысле прошлого и правда у меня нет. Но если нельзя сказать правду, что же делать?
   Хором:
   -- Придумать.
   Общий смех. Чуть позже женский голос:
   -- Но к этому вернемся позже, когда выясним, какие науки тебе ближе.
   -- Даже не знаю, будет ли какая-нибудь... В моем мире не было наук.
   -- Мире? Мы полагали, что времени. Но давай по порядку. Расскажи, как ты попал сюда, и, если возможно, откуда.
   -- Откуда? Это сложный вопрос. Мы называли наше поселение... М... наверное, лучше всего подойдет слово "хэимели", дом. У нас было слово, которое означало землю, где ты родился, помог появиться следующему поколению, а потом умер, землю, которая дает тебе все для жизни и требует взамен лишь уважения и соблюдения законов твоего рода. Род -- это не родственники, не по крови. Думаю, это было что-то вроде маленького города, только без таких вот огромных зданий. Много семей, объединенных одной целью -- выжить. С другими мы не общались, по крайней мере, не при моей жизни, да и мои предки о чужих не рассказывали, но не исключено, что они были.
   Мужской голос:
   -- Следствие правила профессора Фордилда, хотя и не связанное с самим правилом, прорезающее века.
   -- Что? Что за правило?
   -- Потом объясню. Но твое описание хэимели очень напоминает Норзур: другие люди где-то там наверняка живут, но общаться с ними мы не спешим.
   -- Возможно, ты прав, но мне стоит послушать об этом правиле подробнее, и только потом делать выводы. Может, я что-то не совсем точно объясняю. И все-таки можно вопрос?
   Женский голос:
   -- Конечно.
   -- Почему вы говорите про время, а не место?
   -- Потому что твой внешний вид похож на описание наших далеких предков. Антропологи -- ученые, занимающиеся вопросом происхождения человека -- назвали эпоху, судя по всему сходную с той, в которой ты жил, каменным веком, потому что людям того времени не были известны металлы и способы их обработки. Орудия труда и оружие делали из камня и кости, отсюда и название эпохи. Потом люди научились обрабатывать медь, бронзу, железо, и эпохи получили соответствующее название. Но ты ведь не знаешь, что такое металл?
   -- Боюсь, что нет. Наше оружие действительно было сделано из камня, костей, дерева. У нас были луки и дротики, наконечники которых мы смазывали особым ядом. Но о металле я узнал только от вас. Наверное, с ним охотиться удобнее. Жаль, что мы ничего о металлах не знали.
   Мужской голос:
   -- Чуть позже мы расскажем тебе об антропологах, археологах и каменном веке подробнее, а сейчас поведай нам свою историю.
   -- С удовольствием. Хотя рассказывать особо нечего. Хэимели располагался у подножия горной гряды. В горе находилась священная пещера, а чуть в стороне -- каменное плато, прямое, как стол, которое обрывалось в пропасть. На дне пропасти протекала лава, но там был особый участок, где дно огненной реки обрывалось в бездонную черноту.
   Мужской голос с усмешкой:
   -- Что-то мне это напоминает.
   Женский голос:
   -- Возле такого же участка, только в нашем времени или нашем мире мы тебя и обнаружили.
   -- Меня это не удивляет. У нас было предание, что тот, кто упадет в эту пропасть, окажется в другом мире. Так и случилось. А раз вход выглядел, как дыра в земле, не странно, что и выход такой же.
   Мужской голос:
   -- Хотя он мог быть совершенно любым.
   -- Мог, но именно одинаковый не вызывает удивления. Предание оказалось верным, хотя и не совсем: мы верили, что это проход в дом Огненного Ваитюра.
   Женский голос:
   -- Так вы называете свое божество?
   -- Одного из них. Да, пожалуй, это слово будет вернее, хотя у вас есть и слово "анди", но, насколько я понял, оно не совсем подходит. Анди -- это нечто не совсем осязаемое, близкое к дыханию, порыву ветра, но те, кому мы поклонялись, имели две формы: неосязаемую и вездесущую, всеобъемлющую и физическую, конкретную, поэтому "ваитюр" подходит лучше. Но как бы его ни называли, Огненного Ваитюра я не встретил, а оказался в мире, где живут такие же люди, как и мои сородичи, как я сам. Не полностью, но в общих чертах такие же.
   -- Ты не расстроен?
   -- Что ты! Я счастлив! Падая в пропасть, я не надеялся выжить. Да и дом Огненного Ваитюра вряд ли был бы уютным для человека.
   Мужской голос:
   -- Но ты еще не знаешь, уютно или нет это место.
   -- Если в нем живут такие же люди, как и вы, то уютное.
   Женский голос:
   -- Не спеши с выводами, Гриммюрграс. Нам бы хотелось, чтобы ты не ошибался со своими ощущениями, но обманывать тебя не станем: наш порядок может показаться тебе странным и даже неправильным. И именно о порядках этого мира тебе предстоит узнать в первую очередь. Заодно мы расскажем тебе, какие тайны мироздания успело приоткрыть человечество за ту пару миллионов лет, что нас с тобой разделяют.
   -- Миллионы! Неужели так много?
   -- Точнее мы сказать не можем, но примерно именно так. И мир очень изменился. Впрочем, лекции тебе будет читать наш несравненный профессор Зануда: у него это прекрасно получается.
   -- Что оценить способна только ты.
   -- Я давно тебе повторяю, что заведующий кафедры -- индюк надутый, а выданные тебе на испытательный срок студенты -- отборные идиоты. И выбора у нас только два: подать письменное прошение позволить пройти еще одно испытание, на этот раз с нормальными студентами, или же написать краской на окнах университета, что там учат и учатся полные болваны.
   -- Знаешь, если мне удастся из Гриммюрграса сделать полноценного члена научного общества, мы поступим с тобой согласно второму варианту.
   -- Договорились!
   Запись 11
  
   -- Полгода это много или мало? Для кого-то полгода -- миг, который чудом успеваешь осознать, но не для Граса. Он появился в Норзуре всего полгода назад, а сейчас полюбуйтесь: сидит и читает серьезные научные работы, будто только этим всю сознательную жизнь и занимался. Впрочем, чтение еще не означает понимание. Так что пока поблизости нет его учителя и великого надсмотрщика профессора Зануды, воспользуемся моментом и узнаем, как проходит познание мира. Грас, можно тебя отвлечь?
   -- Грас? Ты все же используешь это сокращение?
   -- Тебе не нравится? Если нет, буду называть полным серьезным именем Гриммюрграс. Знаешь, звучит очень внушительно и подходит для обращения к какому-нибудь профессору, но не для дружеского общения.
   -- Однако имя брата ты не сокращаешь.
   -- Кто тебе сказал такую глупость! Если ты не слышал еще "малыш Фанни", то лишь потому, что он предпочитает твою компанию моей.
   -- "Малыш Фанни"? Смешно.
   -- Еще смешнее, когда он после этого называет меня "малышка Фанни" и несколько минут в нашем диалоге присутствуют обращения в каждой фразе. Думаю, ты еще застанешь такую сцену. Но что насчет сокращения твоего имени. Ты против?
   -- Не знаю. Мне непривычно. В хэимели никто не сокращал имен, поэтому для меня такое обращение странно. Но если хочется и если здесь это в порядке вещей, продолжай. Я привыкну.
   -- Кстати, если уж мы заговорили об именах, открой секрет, почему именно "Гриммюрграс".
   -- "Злая Трава". Так меня звали.
   -- Но "Гриммюр" значит скорее "свирепый" и больше подходит зверю.
   -- Знаю. И в моем имени "злая" носила примерно это значение. У нас была легенда о растении, похожем на обычную траву, но охотящемся на животных, птиц и даже людей. Она спутывала ноги, так что жертва падала, а потом оплетала добычу полностью и пожирала ее. Впитывала жизненные соки в себя. Но также легенда гласила: если человек сможет посеять семена Злой Травы рядом со своим домом, та станет охранять и его, и его потомство. Скорее всего, это только легенды, учащие юных охотников быть внимательными и смотреть под ноги.
   -- Но если она нужна только для этого, зачем вторая часть?
   -- Любой ваитюр может принести человеку беду, но также он способен и помочь. Если бы мы обращали внимание только на ярость и не видели благо, пусть и выдумав его сами, мир казался бы нам жестоким и опасным, где нам не рады. Смогли бы мы тогда выжить? Извини, мне сложно объяснить наши представления о вселенной потому, что в вашем языке, более богатом, нежели наш, все равно отсутствуют нужные понятия. "Злой" -- отрицательно окрашенное слово, "злой, яростный". У нас же оно не было плохим. Чтобы трава могла защитить дом того, кто ее посадил, она должна уметь охотиться, быть яростной и не иметь жалости. Все эти качества не могут быть плохими, потому что нужны для блага. И в то же время нужно помнить, что трава опасна.
   Женский голос после недолгого молчания:
   -- Думаю, кое-что ты все-таки смог объяснить. Оказывается, люди в твое время были мудры, хотя в других вопросах совершенно не развиты.
   Мужской голос со смехом:
   -- Вы по-прежнему полагаете, что я -- один из ваших предков? Почему вы не думаете, что наши народы существуют параллельно?
   Женский смех:
   -- Ты уже знаешь, что такое параллельно?
   -- Да, это вот так. Когда две плоскости существуют одновременно, но не пересекаются. Но если в одной из них образуется пролом, то провалившийся в него человек окажется на другой плоскости, но в то же самое время.
   -- Все может оказаться намного, намного сложнее! Но почему ты придерживаешься теории, что появился не из прошлого, а другого мира? Всякие временные аномалии тебе кажутся невероятными? Профессор Зануда уже говорил с тобой об этом?
   -- Нет. Но я начал читать вот эту книгу. Тут как раз написано про ваших предков. Уклад жизни, допустим, описан очень похоже. Про добычу пищи, оружие труда и даже про жилища -- это все очень близко. Если я верно понял насчет того, как получена информация, описанная в книге, то на незначительные отличия можно не обращать внимания и считать их погрешностями. Археологам приходится анализировать раскопки и трактовать их, как они понимают. Это не всегда верно. Но конкретно эти вещи очень близки к истине. Если мы считаем, что я и хэимели -- ваше далекое прошлое. Но посмотри на эту страницу.
   -- Что у нас? Раздел о том, как выглядел человек в эпоху Каменного Века?
   -- Мы похожи?
   -- Не очень.
   -- Именно потому, что я не похож на изображение в книге, а схож с вами, я и смогу притвориться одним из жителей Норзура. Если бы я был вот таким, начинать обучение не имело бы смысла, даже окажись я успешным учеником. И я уже второй день изучаю эту главу и пытаюсь понять, кто ошибся: ваши археологи или же мы с вами. Может, речь идет все-таки о другом месте?
   -- М-м... Знаешь что, Грас? А действительно ли это имеет принципиальное значение? Это пролом во времени или пространстве? Нам не проверить. Да и какая разница? Если нам потребуется им воспользоваться, то не будет иметь значения, отправимся мы в прошлое или другой мир. Ты сам говоришь, что в плане быта и развития общества все очень близко с описанным в книге. Так что даже если твой народ проживает на какой-то другой планете, мы продолжим условно называть его "первобытным обществом", имея в виду под этим все, что здесь написано, исключая внешний вид. Хорошо?
   -- Пожалуй.
   Запись 12
  
   -- Вот это неожиданность! Прошу прощения у Некомпетентного Ученого, что веду запись вместо нее, но она пока занята, а я не могу оставаться в стороне. Если не поделюсь случившимся, оно сведет меня с ума. Прежде я полагал, что мой гибкий ум готов принять любые внезапные события, при этом я буду испытывать удивление, но верить, что это действительно происходит. Но когда несколько минут назад Гриммюрграс спросил нас с Ученым, может ли он составить словарь для машины, обучающей языку, я подумал, что сплю. Кажется, такое со мной случилось впервые!
   Небольшая пауза, после чего снова тот же мужской голос, но уже немного успокоившийся:
   -- Собственно, Гриммюрграс решил научить нас своему языку. Утром его интересовало два вопроса: хотим ли мы этого и может ли он заполнить машину нужными словами. Разумеется, он мог бы учить нас обычным способом, но Гриммюрграсу показалось, что визуализация ускорит процесс. Подчеркиваю, сам Гриммюрграс пришел к выводу, что лучше обучить нас с помощью машины Ученого, а не способом "учитель-ученик". Конечно, ему не избежать и этой части, поскольку некоторые слова его языка обозначают целые понятия, но основы можно быстро изучить с помощью машины. Не знаю, выйдет ли у него задуманное, но одно его предложение означает, что наш эксперимент не провалится. Его мозг желает решать научные задачи и ищет их. Таким образом, нам остается лишь разобраться с его биографией.
   Небольшая пауза.
   -- Насколько мне известно, об этом записи не было, так что восполню пробел. Гриммюрграс спокойно воспринял устройство нашего общества. А точнее, он выслушал мои объяснения, не возмущаясь и лишь изредка задавая уточняющие вопросы. На мой вопрос, не удивляет ли его что-то в моем рассказе, он ответил: "Мир другой, а значит, я должен просто принять его правила". Интересно, думают ли так же остальные жители его племени, или же нам попался оригинал. В любом случае, теорию он принял к сведению, а вот что будет на практике, пока представить трудно.
   Пауза.
   -- И все-таки нам повезло с Гриммюрграсом. Он по своей природе оказался любознательным парнем, причем он не только любит получать информацию, но и анализировать ее. Он жадно читает популяризированные статьи и книги, рассчитанные на детей и подростков, будущих ученых. К сожалению, не все подробности даются Гриммюрграсу, но, возможно, со временем он сможет разобраться и с ними. А даже если и нет, все равно считаю наш эксперимент законченным. Сегодня, восемь с половиной месяцев спустя, Гриммюрграс, прежде живший в первобытном обществе, отправился делать свой первый научный эксперимент. И если это не победа, то что же нужно еще?
   Запись 13
  
   -- Теперь и я сомневаюсь, что предположение, будто Гриммюрграс является нашим предком, верно. Как ни странно, профессор Зануда тоже не так уж в этом уверен. И отличие не только в том, на что указал Грас -- внешнем виде, но и в языке. По нашим представлениям, так называемые первобытные люди обладали лишь зачатком речи и вряд ли были способны на тот язык, который мы с профессором сейчас изучаем. Мы не лингвисты, чтобы что-либо уверенно утверждать, но в Норзуре проблема не только с антропологией, но и с историей и развитием любых объектов изучения: языка, письменности, искусств.
   -- Норзур живет лишь настоящим, у него нет прошлого.
   -- Это как-то странно, профессор, не находишь?
   -- Нахожу, и, на мой взгляд, это необходимо исправить. Но меня до сих пор никто не услышал. Видимо, считают, что я шучу.
   -- Твои статьи на эту тему их бесят, так что, думаю, они понимают, что ты прав. Возможно, через пару лет мы добьемся каких-нибудь изменений.
   -- Вы говорите, что у вас нет истории, но я же читал книгу про первобытных людей. Откуда она взялась?
   Мужской голос:
   -- Ее автор не из Норзура. Мы тебе рассказывали про правило профессора Фордилда и его следствие: отрезанные друг от друга города-государства. Но некоторые книги оказались у нас до того, как мы подняли ширмы, ими мы и пользуемся. В частности, в Норзуре совершенно не развита археология, но у нас есть кафедра археологии, на которой учат -- только вдумайтесь! -- теории археологии!
   -- О, я помню твою балладу об археологе-теоретике! Она моя любимая. И кстати, является неофициальным гимном студентов этой кафедры, которые понимают абсурдность своего положения и мечтают когда-нибудь взяться за лопаты и отправиться на настоящие раскопки.
   -- Запрещенным гимном, ты забыла уточнить: помнишь, как завкафедрой археологии и антропологии разорвал экземпляр прямо перед моим носом и кинул клочки мне в лицо?
   -- Разумеется. А также помню, как ты поднял их и демонстративно, по одному, сжег прямо перед его раскрасневшейся от негодования физиономией.
   -- Невероятное время было. Но сейчас не об этом. Гриммюрграс, надеюсь, мы ответили на твой вопрос.
   -- Да.
   -- И все же, возвращаясь к сомнениям, озвученным Некомпетентным Ученым в самом начале: мы не уверены, что Гриммюрграс пришел из далекого прошлого, но доказать что-либо не представляется возможным.
   -- Однако его язык удивителен. Знаешь, он мне напоминает пиктографическое письмо, где один символ включает в себя целое понятие. Это не просто предмет, объект или не просто понятие, обозначаемое у нас термином, а нечто большее.
   -- К терминам как раз слова этого языка ближе.
   -- Да, профессор Зануда, ближе к терминам, но они такие всеобъемлющие, что я теперь понимаю, почему "злой" в имени Граса это именно "гриммюр". Грас, спасибо, что дал возможность прикоснуться к столь интересному языку. И думаю, нам следует время от времени в нем практиковаться.
   Мужской смех:
   -- Я не против.
   -- А я бы предпочел сосредоточиться на более важном вопросе.
   -- Конечно, ты же профессор Зануда. И не смотри на меня со снисхождением, будто я все это время выживала только благодаря твоему присутствию в моей жизни. Но ты прав, прав, как всегда.
   -- Тогда начнем. Несмотря на то, что первый эксперимент Гриммюрграса можно считать успешным, настоящим ученым он стать не сможет. По крайней мере, в ближайший год. Гриммюрграс проявил рвение в изучении наук, но сам признался, что не сможет заниматься ими серьезно и точно не напишет никакую научную работу -- обязательное условие, чтобы человек в Норзуре был признан ученым.
   -- Грас, ты так сказал?
   -- Да, к сожалению, каким бы хорошим учеником я ни был, кроме принятия открытий я пока ни на что не способен. А для ученого важно иметь толику сомнения. Я верно говорю, профессор? -- Смех. -- Мне сложно называть тебя профессором Занудой, но это забавно.
   -- А как тебе знать, что я и сам себя так называю?
   Громкий смех.
   -- Прости, но представить это я не могу.
   -- Скажу по секрету: он это делает лишь наедине со мной. И да, эта игра ему по вкусу.
   -- Ну, если по вкусу, то я в ней тоже участвую.
   -- Участвуешь, уже давно, парень в леопардовом трико.
   -- Что?! В леопардовом трико?! Откуда вы это взяли?!
   Смех всех троих. Затем женский голос:
   -- У нас осталась твоя прежняя одежка, так что покажем и напомним, с чего все началось. Посмотрим и прослезимся. Ты увидишь, что профессор Зануда может еще и плакать. Хотя многие считают, что как раз это не удивительно.
   -- Зато удивительно, как мы меняем темы. Парень в леопардовом трико... то есть Гриммюрграс правильно повторил мои слова. Ему не хватает толики сомнения и желания проверить, насколько все сказанное мной правда. Думаю, если бы я говорил полную чушь, он бы все равно принял ее за чистую монету.
   -- Скажу откровенно, профессор, но с моей точки зрения все то, что ты рассказывал, полнейшая чушь. Но поскольку я понимаю, что наши уровни познания мира отличаются друг от друга, то и не подвергаю сомнению ничего, о чем ты говоришь.
   -- У меня есть доказательства всего, что я сказал.
   -- А у меня, думаешь, не было?
   -- Глаза, уши и тактильные ощущения не в счет.
   -- На твоем уровне познания мира, но не на моем.
   -- Мальчики, хватит. Я уже поняла, что до того, как Грас попадет в лабораторию, ученым ему не быть. А в лабораторию допускаются только ученые. Или студенты.
   -- А студентом он не может быть из-за своего не юного возраста. Если мы хотим его вписывать в научное общество, а не отправлять в трущобы.
   -- Мы могли бы предположить, что он из трущоб другого города, но теперь решил исправиться и получить необходимые знания.
   -- Такое "вписывание" полноценным назвать нельзя.
   -- Если быть крайне принципиальным, то конечно.
   -- А не быть крайне принципиальными не имеет смысла. Мы хотели проверить, сможем ли вписать человека с другим мировоззрением в наше общество, сделав его одним из нас. Тридцатилетний студент, по какой бы причине он ни пошел учиться, полноценным членом нашего общества не является, а значит, эксперимент провален.
   -- Что ж... А как насчет стать художником? Грас, ты же говорил, что рисовал.
   -- Рисовал, но это были сакральные изображения, и их техника в вашем представлении оставляла желать лучшего. -- Смешок. -- Боюсь, такие картины у вас не оценят. Да и сам я буду подходить к рисункам совсем с другой позиции, так что не смогу спокойно рисовать для широкой публики.
   -- Да, это тоже тупик. -- После недолгого молчания: -- Но должны же быть варианты. Неужели получается, что эксперимент провалился?!
   -- Один из вариантов -- продолжить держать Гриммюрграса взаперти, но дать ему возможность экспериментировать в нашем доме. Возможно, в нем пробудится ученый, который даже сможет совершить открытие.
   -- Это жестоко, -- смех. -- А вдруг мне не удастся ничего открыть? Или во мне так и не зародятся сомнения, и я ничего не стану оспаривать?
   Женский восторженный крик:
   -- Оспаривать! Если ключ в этом, то я знаю, какая дверь нам нужна!
   -- Ну-ка, ну-ка, Некомпетентный ученый.
   -- Профессор, не помню, рассказывала я тебе или нет (но должна была!), что кое-что Грас успел подвергнуть сомнению и даже оспаривал.
   -- И о чем именно речь?
   -- О настольной книге Граса!
   -- О работе, посвященной первобытным людям? Но я не говорил, что первобытные люди отличались от тех, кто там описан. Я лишь говорил, что мой народ не полностью подходит под описание.
   -- Не полностью? Это значит, что частично все же подходит?
   -- Скорее большей частью. Мы отличаемся внешне, но в остальном написанное в книге правдиво. То есть, совпадает с порядками и образом жизни, что были и в хэимели. Есть, конечно, некоторые неточности, но и ваши ученые, точнее ученые... Фьялса... Да, точно, Фьялса. Так вот, ученые Фьялса судили исключительно по раскопкам, так что многое домысливали. Но в целом можно считать, что книга практически про моих сородичей.
   -- Так-так... Кажется, я понял, что хочет сказать Некомпетентный Ученый. Вот она, дверь!
   -- А я до сих пор не понимаю.
   -- Гриммюрграс, даже сегодня мы успели посокрушаться, что в Норзуре антропологии и археологии уделяют недостаточно внимания. В основном студенты учатся по старым книгам из Фьялса, которые мы не уничтожили, посчитав их стратегическим оружием в победе над другими городами (да здравствует профессор Фордилд!) Разумеется, нашим докторам и профессорам с кафедры археологии и антропологии пришлось написать какие-то работы, чтобы получить ученую степень, но если бы ты их прочел, оценил, насколько уныло приходится бедным будущим археологам-теоретикам. Я побывал на одной их лекции и чуть не уснул. Я, признанный профессор Зануда! Зануднее меня никого не должно быть, не так ли?
   -- Я употребляла это прозвище немного в другом смысле. К тому же профессора с той кафедры не занудные, а просто скучные. И не имеющие ни малейшего представления о том, чему учат.
   -- Но ты, Гриммюрграс, имеешь. Да, возможно, ты действительно прав, и хэимели никогда не находилось на территории Норзура, оно существует сейчас в каком-то параллельном измерении или еще где, но поскольку строй твоей общины соответствует тому, что у нас принято называть первобытным, то почему бы тебе не отправиться на кафедру археологии и антропологии?
   -- Потому что я ничего не смыслю в археологии. Я не знаю, как именно ведутся раскопки. Да, я смогу притвориться, что разбираюсь в укладе того общества, даже могу рассказать про искусство людей каменного века, но не более того.
   -- А большего и не нужно, Грас! Почему бы тебе не стать знатоком первобытного искусства?
   Тихий стон:
   -- Но я же не знаю, как ведутся раскопки...
   -- Почитаешь книги. Это раз. И этого будет вполне достаточно для наших археологов-теоретиков, поскольку больше того, что написано в книгах, они сами не знают. Два: ты можешь сказать, что ты присутствовал на раскопках, но твоей задачей было изучить то, что достанут археологи, и сделать об этом соответствующие выводы. То есть копают одни, а пытаются объяснить, что же те откопали, совсем другие. И поскольку на кафедре не имеют представления, как же на самом деле проводят раскопки настоящие археологи и кто изучает найденное ими, такая легенда вполне подойдет.
   -- То есть они запросто мне поверят?
   -- Если будешь уверенно себя вести, то да. Грас, следствие правила профессора Фордилда на этот раз на нашей стороне. У нас нет связи с другими городами уже много лет. Это значит, что ты можешь назваться ученым из Фьялса -- ближайшего к нам города, где люди говорят на том же языке, что и мы, и где кафедра археологии разительно отличается от той, что у нас. Из северных городов лучшие археологи и антропологи обитали именно во Фьялсе. Но эти ученые постоянно выезжают на раскопки, что тоже идеально для твоей истории.
   -- Чем?
   -- Гриммюрграс, мы же должны объяснить, откуда ты, такой взрослый мужик, внезапно взялся в Норзуре. Здесь только один вариант -- попал из другого города. Но просто так к нам из других городов не приезжают. Да и будем откровенными, карты давно утеряны, так что мы даже не имеем представления, где эти самые другие города находятся. Некоторые книги, написанные еще в эпоху Сотрудничества, как мы ее в шутку называем, сохранились, но не все. Практически все работы, связанные с географией, уничтожены. Их направленно не сжигали, но теряли с удовольствием, относясь к ним, как к бумагомарательству. Если труды по антропологии, допустим, в Норзуре никогда не издавались, то и книги по этой науке ценились так, что их хранили чуть ли не в сейфе, пока не переиздали в достаточном количестве. Карты же стали никому не нужны. Никто не собирался ими пользоваться, мир сократился до одного города, поэтому, когда обнаружили, что ни у кого не сохранилось ни одной карты, никто не опечалился. Как с этим обстоит в других городах, мы не знаем. И не узнаем. Поэтому можно спокойно говорить, будто там тоже не было карт. Если понадобится.
   -- Итак, вы хотите, чтобы я притворился знатоком искусств...
   -- Искусствовед. Это так называется.
   -- Хорошо, искусствоведом из Фьялса, который волей случая оказался в Норзуре и теперь не может вернуться назад, так что желает стать полноправным жителем Норзура, обучая будущих археологов и антропологов тому, что знает?
   Хором:
   -- Именно!
   -- Но...
   -- Никаких отказов. Ты знаешь про быт первобытных людей, даже если речь идет не совсем о них. Никто не проверит, понимаешь? Даже если у тебя будут разночтения с этой книгой, -- шелест страниц, -- то ты вправе сказать, что последние раскопки изменили взгляд ученых на некоторые вещи. Эта книга слишком старая, да и опять, проверить твои слова невозможно.
   -- Но профессор кафедры должен иметь какие-то научные работы, не так ли?
   -- Ты сможешь перечислить им названия парочки каких-нибудь работ, и они что? Правильно! Не смогут проверить, есть ли они в природе на самом деле или нет.
   -- Но мне придется учить чему-то детей!
   -- Студентов, Грас, а это уже не совсем дети. И да, придется. Тебя это пугает?
   -- Они будут слушать меня так же, как я слушал профессора Зануду, а я буду им лгать.
   -- Если верить книге, что ты читал, не совсем уж и лгать. И поверь, твоя ложь будет лучшим, что случится в их жизни. Если ты считаешь себя шарлатаном, то кем называть преподавателя археологии, который никогда не бывал на раскопках?
   -- Но разве я смогу просто прийти на кафедру, уверенно рассказать свою историю и попросить принять меня одним из профессоров, после чего они меня с удовольствием возьмут на работу?
   -- Хм, пожалуй, одну работу тебе стоит написать.
   -- Профессор! Ты же сам сказал, что он не ученый!
   -- Искусствоведы -- не совсем ученые, но они имеют отношение как к искусству, так и к науке, потому их у нас любят. А еще они могут писать не только научные статьи и научные книги, но и художественную литературу, основанную на имеющихся у них знаниях. И этот жанр литературы особенно нравится жителям Норзура.
   Запись 14
  
   -- Пять месяцев напряженного труда и ожидания подходящих погодных условий и вот он, час Икс. Грас закончил свою рукопись, мы с профессором Занудой прочитали ее и не один раз, отшлифовав, как алмаз. И, на мой взгляд, перед нами теперь настоящий бриллиант! Конечно, редактор с радостью найдет, к чему придраться и что подправить, но с этим придется согласиться: заниматься самиздатом или качать права в Издательстве, пройдя ускоренный курс профессора Зануды "Как донести до общества тексты в их изначальной задумке, а не искореженными редактором", мы позволить себе не можем. И все же, Грас, когда понесешь рукопись в Издательство, помни: ты заслуженно называешься профессором там, во Фьялсе, так что не уступай им во всем. В некоторых местах тебе придется согласиться с предложенными правками, но в некоторых их не допускай. Они должны чувствовать твою внутреннюю силу и в то же время готовность к сотрудничеству. Это серьезное испытание, но без него никак. Ты должен пройти его самостоятельно.
   -- Полностью с тобой согласен. Мне предстоит читать лекции студентам и принимать у них экзамены, а также взаимодействовать с другими учеными на кафедре...
   Смешок.
   -- Профессор, я сказал что-то не так?
   -- Ты назвал тех индюков учеными. Вот что не так. В остальном все правильно. Мы очень рискуем (и поэтому не могу дождаться сегодняшнего вечера). Можно сказать, что на карту поставлено все, и если мы провалимся, то все трое станем изгоями. А если нет, то победителями. Так что давай в последний раз пройдемся по плану. Рассказывай.
   -- Я один? Что ж. Вечером, ближе к ночи, вы тайно отправите меня к границе, выведете за купол, а потом вернетесь домой. Я же буду шататься рядом, пока меня не заметит кто-то, кто сможет впустить внутрь. Пыльная буря сделает из меня настоящего бродягу, который в таких нечеловеческих условиях пытался найти укрытие и чудом набрел на город. В заплечной сумке у меня будет почти опорожненная фляга, остатки сухого пайка и рукопись "Служащих Ваитюру", которую я заканчивал во время раскопок. Спасшим меня я представлюсь профессором Гриммюрграсом из Фьялса, признанным искусствоведом, сосредоточившим свое внимание на первобытном искусстве. Пыльная буря, бушующая уже вторую неделю, застигла нас на раскопках, но в тот момент я отъехал от основной группы, чтобы изучить некоторые наскальные изображения. Из-за бури потерял ориентацию в пространстве и потому не смог вернуться в лагерь. Через некоторое время аккумулятор электромобиля сел, и дальше я шел пешком. Переждать бурю где-либо не представлялось возможным, и потому я продолжал идти, останавливаясь лишь тогда, когда от усталости не мог передвигать ноги. Меня сначала отвезут в больницу и приведут в себя. Две недели голодовки, что вы мне устроили, должны помочь спасателям поверить, что я действительно пребывал в экстремальных условиях. Рано или поздно (хотелось бы рано) ко мне придет кто-то из глав вашего города, с которым у меня состоится разговор. В нем я признаюсь, что понятия не имею, где находится Фьялс относительно Норзура. Не забуду сказать, насколько признателен этому городу, спасшему меня и давшему приют, и замечу, что единственный способ выразить свою благодарность вижу в принесении пользы жителям Норзура. И поскольку я окажусь единственным здесь ученым, имеющим непосредственное отношение к первобытному искусству, никто противиться этому не станет и меня не выселят. Сначала дадут комнату в общежитии. Я расскажу про рукопись, и меня отправят в Издательство, поскольку ее единственный экземпляр написан от руки и изучать его в таком виде невозможно. Когда "Служащие Ваитюру" будут изданы, вместе с первым экземпляром книги приду на кафедру археологии и антропологии и устроюсь туда на работу. Возможно, мне также предложат читать лекции на кафедре искусств, но основным местом работы все равно выберу кафедру археологии, поскольку именно археологам и антропологам необходимы полученные мной во время раскопок сведения. Как только все устроится, я познакомлюсь с вами в стенах университета, подружусь и приму ваше щедрое предложение переехать к вам. Хотя мое руководство и будет против. Но им придется смириться: в конце концов, я единственный среди них ученый, знающий о своем предмете не только по книгам.
   -- Блестяще! Браво, Грас, особенно окончание! Если ты будешь всегда об этом помнить...
   -- Даже если это ложь...
   -- Грас, мы это уже обсуждали. Признай, что это правда. Ты жил среди тех, о ком будешь читать лекцию! И ты единственный, кто может этим похвастаться. И не возражай!
   -- Только говорить вслух, что ты жил среди них, не надо.
   -- Разумеется, профессор Зануда. Он и не будет говорить. Главное, чтобы помнил, что он клад для кафедры, хотя и готов идти на некоторые уступки.
   -- Буду помнить.
   -- И вот так мило улыбайся. Когда ты так делаешь, в глазах заметен твой потрясающий ум. Когда же ты серьезен, глаза темнеют, будто твое сознание куда-то пропадает. Будто ты смотришь на пропасть, или же мы, глядя в твои глаза, смотрим вглубь веков, но не видим ничего, кроме черноты. Это завораживает, но сейчас нам нужен ученый.
   Смех:
   -- Хорошо-хорошо, я понял последние напутствия. Что ж, надеюсь, вы достаточно точно предсказали реакцию вашего сообщества, и если я произнесу верные слова, все так и будет.
   -- Мы двадцать пять лет наблюдаем за ним (первые два года все-таки не учитываю). Как считаешь, Гриммюрграс, мы имеем представление о том, о чем сейчас говорим?
   Запись 15
  
   -- Два года и три месяца -- именно столько это леопардовое трико и эта косичка находятся в Норзуре. И вот мы втроем сидим перед ними и с трудом можем подобрать слова.
   Недолгое молчание.
   -- Какой трепетный момент! Он самый лучший из тех, что были в моей жизни и могут быть вообще. Только подумать, что эти вещи когда-то принадлежали человеку, сидящему справа от меня. Что он когда-то носил вот это, а на голове у него была вот такая странная прическа. Теперь он профессор Гриммюрграс, преподающий на кафедре археологии и антропологии дисциплину "Искусство и быт первобытного общества". Ему тридцать четыре, он коротко стрижен и гладко выбрит, на нем брюки, водолазка и пиджак. Он использует в верном контексте такие слова, которые жители трущоб не только никогда не произнесут, но даже вряд ли поймут. Он автор книги, которую читают взахлеб и перечитывают не единожды. И только мы трое знаем, что это книга о нем, помним, каким был Грас два года и три месяца назад.
   -- И еще эти записи.
   -- Да, записи. Последнее свидетельство превращения охотника в ученого, человека, не знавшего, что такое металл, в человека, превосходно использующего сложные научные приборы.
   Молчание.
   -- Пожалуй, эта запись будет последней. Мы не станем включать диктофон при каждой победе Граса, хотя отмечать будем, этого ты не избежишь. Единственная причина, по которой появится еще одна запись: провал Граса. Если он не выдержит жить среди правил, полностью противоречащих тем, к которым он привык, если давление, оказанное преподавателями, студентами, другими учеными, окажется невыносимым, если та грандиозная победа, которую мы сейчас наблюдаем, окажется вершиной параболы, после которой начнется столь же стремительный спуск, каким был и подъем. Это обстоятельство нам придется отметить. Но я сомневаюсь, что такое случится.
   -- Я тоже. И думаю, что нам пора сказать эту фразу, Некомпетентный Ученый.
   -- Нет, еще не пора. Давай дадим слово нашему другу, Парню в леопардовом трико, -- смех. -- У тебя есть, что сказать?
   -- Да, пожалуй, что есть. Я хочу сказать, какие вы оба потрясающие. Ничего этого не было бы, будь вы другими. Теперь я понимаю, что являлся объектом исследования, что на мне проводился эксперимент. Не просто знаю это, а именно понимаю. Но я не в обиде и даже полностью доволен. Наверное, потому что у вас был особый подход. Мне было приятно учиться у вас, еще приятнее понимать, чего я с вашей помощью добился. Когда я упал в пропасть, то не верил, что выживу. Норзур стал для меня вторым домом, вторым хэимели, и это стало возможным только благодаря вашему эксперименту. Пока ничего не могу сказать о давлении, что упомянула Некомпетентный Ученый (Фанндис, право же, почему ты называешься некомпетентной? Разве некомпетентный ученый смог бы добиться таких результатов?), но пока я счастлив.
   -- И мы можем теперь это сказать?
   Вздох и снисхождение:
   -- Да-да, теперь можем.
   -- Тогда хором? Мы трое имели к нему непосредственное отношение, так что и говорить главную фразу имеем право все трое.
   -- Хором так хором.
   Недолгое молчание, затем трое одновременно:
   -- Считаем эксперимент успешно завершенным.
   Смех.
   Часть 3. Не всемогущий Бог
  

Наша фантазия безгранична. Мы можем придумать какое угодно божество или даже сонм божеств, наделив его (их) теми свойствами, которые пожелаем. Но главным, непременным отличительным признаком любого бога является всемогущество, или, в крайнем случае, его способность спасти человечество от любых катаклизмов. Именно вера в чье-то всемогущество и способность спасти нас так привлекательна. Но мы забываем, что наша выдумка не может быть сильнее нас. И что мы делаем, если наш бог не в состоянии спасти нас от бед? Если есть возможность, называем беды проявлением его гнева, его испытаниями нас. Это единственное, что способно помочь нам в трудную минуту. Но если выдуманный нами бог не обладает качествами, объясняющими выпавшие на нашу долю несчастья, вера, созданная для спасения, парализует нас, превращая в ни на что не способную обезумевшую толпу.

Бергрун, доктор философии, статья "Моя спасительная вера"

   Глава 1
  
   Щелчок -- последняя запись доиграла до конца, магнитофон выключился. Повисшее после этого молчание нервировало. Отсутствие реакций здесь, в небольшом кабинете для совещаний, где собрался всего лишь десяток человек, давило сильнее, чем недолгая тишина, воцарившаяся в зале после выступления. Принятие того, что было показано на сцене, являлось важной ступенью для достижения их цели, но оно не имело никакого значения, если сейчас они не получат поддержку -- Гриммюрграс это отлично понимал, но сделать что-либо еще они уже вряд ли могли.
   Он оглянулся на близнецов, надеясь по их лицам понять, каковы дальнейшие действия. Должны ли они как-то прокомментировать пленку? И если да, то кто именно? Может, Гриммюрграсу следует что-то сказать? Но друзья молчали. Не смотрели на него, не подавали тайных знаков, а ждали, когда хоть кто-то прокомментирует услышанное.
   Первая фраза оказалась вполне ожидаемой:
   -- Что за странная шутка?
   Принадлежал он Льоусбьёрг, женщине, вынужденной быстро принимать важные решения, но не готовой столь же скоро расставаться с привычной картиной мира. Гриммюрграс с удивлением обнаружил, что ему все равно, как именно она отреагирует на известие. Ее неверие никак не задело его -- Гриммюрграс лишь подумал, что одной аудиопленки оказалось недостаточно. Интересно, подошли бы в качестве вещественных доказательств их слов оставленные на память близнецами вещи? Или их тоже можно принять за искусственную подделку?
   Но только Гриммюрграс успел об этом подумать, как со всех сторон посыпались различные вопросы и замечания, в которых уже не звучало сомнения в правдивости услышанного.
   -- И что нам это дает?
   -- Постойте, так он из нашего прошлого или другого мира?
   -- Думаете, существуют другие миры?
   -- Нам только что сообщили, что перед нами человек не из нашего времени или мира. Если мы соглашаемся с этим утверждением, то да, другие миры существуют.
   -- Постойте, вы в начале сказали, что попросили проверить электростанцию Хюглейкюра?
   Среди этого хора голосов было сложно разобрать, кому какая реплика принадлежит. Но кое-что Гриммюрграс расчленить все-таки смог.
   -- Так и думал, что с ним что-то не так, -- высокомерно усмехнулся профессор Орри, окинув его пренебрежительным взглядом. Завкафедрой не влезал в споры окружающих и, казалось, вообще не был заинтересован в происходящем: он получил доказательства, что нелюбимый преподаватель не является тем, за кого себя выдает, и на этом для него совещание завершилось.
   -- На самом деле есть вероятность того, что на других планетах может иметься жизнь, -- не слишком уверенно заметил Хадльфредюр, участвовавший в обсуждении теории существования иных миров.
   -- И связь с ними лежит через расщелину, пролегающую рядом с Норзуром? -- насмешливо осведомились у него, на что стушевавшийся ученый не нашел, что сказать. -- Вы занимаетесь метеоритами, Хадльфредюр, вот о них и думайте. Между прочим, то, что ждет нас через месяц, на вашей совести.
   -- Н-на моей? Это... это как на моей? Я не в ответе!..
   -- А кто, как не вы?
   -- Хюглейкюр... Вы послали проверить электростанцию Хюглейкюра? -- не унималась Лейкни, хмуро глядя на Фанндис. Гриммюрграс видел главу ИБОЖ лишь однажды, и она осталась в его памяти такой же уверенной и сильной женщиной, как и Льоусбьёрг, только немного моложе. Но теперь Лейкни походила на испуганную потерявшуюся девочку: она старалась держать себя в руках и даже контролировала голос, но во взгляде читалась неприкрытая мольба.
   -- Тогда он еще не был свихнувшимся, -- отозвалась Фанндис.
   -- Он всегда таким был, -- усмехнулся Орри. -- Чуть более свихнувшийся, чем эти двое и их непонятно откуда взявшийся друг.
   -- А как по мне, Хюглейкюр не более безумен, чем любой из нас, -- парировал Фаннар.
   -- О чем я только что и сказал.
   -- Извиняюсь, в таком случае поправочка: любой из вас. Любой из ученых в этом городе. Он хотел признания своих трудов, как каждый, кто не живет в трущобах.
   -- Только труды его были безумны.
   -- Они были оригинальны!
   -- Простите... Но время... Скоро перерыв...
   Тихий голос Хадльфредюра не был услышан спорщиками: их больше интересовало, откуда именно появился Гриммюрграс и действительно ли сошел с ума некий Хюглейкюр. Кто он такой, Гриммюрграс не знал, и потому с большим интересом слушал именно этот разговор, но подробностей так и не получил, поскольку приводить конкретные аргументы никто не собирался, явно опасаясь, что те сыграют против них самих.
   -- И все же зачем вы собрали нас здесь и вынудили прослушать запись? -- повысив голос, поинтересовалась Льоусбьёрг, и в кабинете снова воцарилась тишина. -- Вы знаете, что через месяц на территорию Норзура упадет метеорит, который не остановит наш барьер?
   -- Ага, -- кивнула Фанндис и не сдержала улыбку. -- И именно поэтому мы рассказали правду... о Гриммюрграсе.
   Последнее слово прозвучало в полной темноте и вышло несколько рассеянным.
   -- Что за?..
   Отчего в комнате внезапно погас свет, никто, похоже, не знал. Какое-то время они продолжали сидеть в тишине, не двигаясь с места: в темноте раздавалось лишь дыхание встревоженных людей.
   -- Но ведь это не... -- первой заговорила Лейкни. -- Не может же быть!
   -- Вы о чем, милая? -- попытался успокоить ее Орри доброжелательным тоном, которому вполне можно было поверить.
   -- Это похоже на невероятное совпадение! Так не бывает же.
   -- И перерыв закончился, -- вздохнул Хадльфредюр. -- Интересно, там так же темно?
   -- Такое в Норзуре уже бывало? -- шепотом поинтересовался Гриммюрграс у Фаннара, но только заговорил, как понял, что его тихий голос отлично слышат и все остальные.
   -- Нет, у нас же надежная система энергообеспечения, -- язвительно отозвался тот, и Гриммюрграс догадался, на кого сейчас друг мог смотреть.
   -- Надежная, -- приняла удар Лейкни. -- Уверена, все дело в пробках. На этот раз мы использовали более мощные экраны, не сделав предварительные расчеты. Сеть не выдержала напряжения. Да, нам стоит проверить пробки.
   -- И успокоить собравшихся в зале, -- заметила Льоусбьёрг. Ее стул с тихим скрипом отодвинулся. -- А как мы сообщим людям, смотревшим праздник по телевизору и на уличных экранах, в чем дело, если камеры не работают?
   -- Если мы сейчас же займемся пробками, проблема решится быстро, -- возразила Лейкни. Она тоже встала.
   -- Как, в полной темноте? -- усмехнулся Фаннар.
   -- Этим все равно будешь заниматься не ты.
   -- А среди нас есть электромеханик, умеющий видеть в темноте? Только не говори, что это моя сестрица. Она хороша, но не настолько.
   -- Вы оба хороши только на словах, -- насмешливо заметил Орри.
   -- Некоторым и этого не дано, -- съязвил Фаннар и дернул Гриммюрграса за рукав: -- Пойдем разберемся, что тут творится, пока их мастера-глазастики ковыряются в электрическом щитке.
   -- А кто-нибудь помнит, с какой стороны кулисы?
   -- Выйдем из двери и сразу налево.
   Стулья заскрипели, и вскоре открылась дверь. Фаннар буквально вытолкнул Гриммюрграса, чтобы они оказались первыми, а не затерялись в толпе. Но на пороге все замерли: нельзя было ожидать, что в коридоре будет светло, и все же они надеялись, что электричество пропало лишь в комнате для переговоров. Увы, но за ее пределами их ждал такой же мрак.
   -- Очень надежная система энергообеспечения, -- повторила слова брата Фанндис. То, что это была именно она, Гриммюрграс определил по отсутствию желчи в голосе: фраза хоть и звучала с иронией, но в ней скорее отразилась горечь, чем издевка.
   -- У каждого дома есть генераторы, у этого здания тоже, -- ответила Лейкни, окончательно взяв себя в руки и вознамерившись так же поступить с ситуацией. -- Один из моих предшественников страдал паранойей и потому предпринял некоторые меры на всякий случай.
   -- Как хорошо, что хоть у некоторых работников ИБОЖ имеется здравый смысл. Правда, мы называем это "паранойей", -- не сдержался от замечания Фаннар.
   Гриммюрграс почувствовал, что кто-то снова дернул его за руку. Фаннар желает уже двигаться дальше, а не продолжать стоять и разглагольствовать? Но почему он подает тайные сигналы, а не говорит вслух? Странная догадка посетила Гриммюрграса, когда его ладонь сжали чужие пальцы и снова дернули, но высказываться вслух он не стал -- сжал пальцы в ответ, пока не спеша сдвинуться с места. Вопрос с генераторами его все-таки интересовал:
   -- Они работают?
   -- Конечно! Должны. Иначе зачем их поставили?
   -- Почему тогда они не включились автоматически? -- снова Фаннар. Ага, теперь уже он нетерпеливо дернул Гриммюрграса за рукав, только за второй, и мужчина примерно определил, как расположены люди в пространстве. -- Нам лучше пойти в зал, -- шепнул Фаннар Гриммюрграсу, пока Лейкни отвечала на его вопрос, похоже, риторический.
   -- Разумеется, они не включились! Они были поставлены из-за страха прошлого главы ИБОЖ, что энергоснабжение даст сбой. Но никогда прежде такого не происходило. Поэтому их надо сначала запустить ручками. Хадльфредюр, пойдешь со мной. Включим генератор, а потом уже разберемся с пробками. Льоусбьёрг, зал на тебе.
   -- Не повезло, -- шепнул Фаннар. Теперь коридор заполнял топот ног и возбужденное обсуждение сложившейся ситуации, так что Фаннар мог не опасаться, что его услышат. -- Думал, пока их не будет, завладеть сценой и сделать объявление. Теперь эта дамочка все сделает по-своему.
   -- А ты предложи ей свой вариант, -- ответил Гриммюрграс.
   -- Издеваешься? Да с чего ей меня слушать?
   Фаннар ускорил шаг и, наверное, подошел к сестре, чтобы обсудить дальнейшие действия. Гриммюрграс лишь покачал головой, что, конечно, никто не увидел, но жест сделался сам собой, как, вероятно, и многие другие. К невербальному общению они все настолько привыкли, что не могут отказаться от него сразу же, даже понимая, насколько это сейчас нелепо. Однако некоторые жесты остались говорящими даже в полной темноте.
   -- Давно ты тут, Тандри? -- еле слышно спросил Гриммюрграс.
   -- Я все слышал, если вы об этом. И... я и раньше догадался, что эта пьеса... Что моя роль...
   -- Поэтому ты отказывался?
   -- Играть, зная, что я должен играть именно вас? Да, это не честь, это ответственность, -- он помолчал, а потом словно услышал немой вопрос Гриммюрграса: -- Тот ваш рассказ, легенда про падение в пропасть. Она была не просто легендой, я почувствовал это. А когда прочел пьесу, где явно сравнивали Норзур и хэимели, я догадался.
   -- Не думал, что это настолько четко читалось.
   Тандри тихо рассмеялся:
   -- Может, теперь я выдаю желаемое за действительность. Тогда я почувствовал, что роль списана с вас и что играть я должен именно вас, но то, что хэимели -- ваш настоящий мир... Наверное, я так не думал.
   -- Но поверил сразу же?
   -- У меня есть преимущество перед другими -- тот ваш рассказ.
   -- И тебя ничего не беспокоит?
   -- Только слова про метеорит и непонимание, что вы со снежными близнецами затеяли.
   Гриммюрграс хотел было ответить, полагая, что все равно друзья найдут способ сделать собственное предложение жителям Норзура, но не успел. За разговором он не сразу услышал, что шаги остальных ускорились, в фразах послышались встревоженные нотки, а со сцены доносился чей-то голос, причем мужской. Слов пока Гриммюрграс разобрать не мог. Не подавая Тандри никаких знаков, верно посчитав, что тот все поймет и без них, мужчина поспешил догнать ушедших вперед, надеясь разыскать друзей.
   Разыскивать долго не пришлось: большие экраны на задней стене сцены не просто работали, но и хорошо освещали пространство перед собой. Гриммюрграс сразу отыскал близнецов и встал рядом с ними, тут же появился и Тандри.
   -- О, и ты тут, -- шепнула Фанндис, будто ее не интересовало происходящее на экранах, хотя поверить в это было сложно: картинка приковывала взгляд.
   -- Вам страшно? -- вопрошал незнакомец с экрана. -- И не удивительно. И должно быть страшно. Бояться -- это совершенно нормально, особенно в вашем случае.
   Мужчина был, кажется, ровесником близнецов, широк в плечах, русые волосы. Цвет глаз не позволяли определить блики на очках в тонкой оправе, а рост -- крупный план, снимающий мужчину до пояса и не позволяющий захватить в кадр какие-либо другие предметы. Кажется, он сидел, но спинки стула или кресла тоже не было видно. Все свободное пространство было залито светом, вызывающим чувство зависти у людей, лишенных этого самого света. Хотя точнее было бы сказать, что только у Гриммюрграса. Он не видел лиц остальных своих спутников, но по возгласам понял, что им мужчина был хорошо знаком, причем не при лучших обстоятельствах. Зал же, насколько мог заметить Гриммюрграс, смотрел на говорившего каким-то странно завороженным взглядом. "Как будто они наблюдают метеоритный дождь", -- внезапно нашел он сравнение и удивился. Почему?
   Неизвестный тем временем продолжал.
   -- Внезапное отключение электричества -- не самое страшное, что могло случиться с вами, -- его голос обволакивал, и, пожалуй, его действительно хотелось слушать. Но те вещи, которые он говорил... Откуда он знает? -- Самое страшное ждет вас через месяц, когда славный город Норзур будет погребен под метеоритом. Вы ведь об этом уже знаете? Или нет? Сильные сего города не сообщили вам о надвигающейся катастрофе? Впрочем, понимаю, почему они умолчали. Им нечего вам предложить!
   -- Хюглейкюр, подонок! -- прошипела Льоусбьёрг. -- Откуда он!..
   -- По-моему, самое время выйти на сцену и сказать, что это все чушь, -- заметил Фаннар. -- Нам есть, что предложить! Пропасть!
   -- Пропасть? -- переспросила Издатель, оглянувшись, но что при этом читалось на ее лице, понять было сложно. Гриммюрграс надеялся, что она склоняется к варианту Фаннара.
   Вместо нее отреагировали другие, и они были против варианта с непонятными проходами в другие миры.
   -- Вообще-то у нас есть готовый вариант. Бункер!
   -- На самом деле, у них припасено кое-что, правда, только для избранных: бункер, куда попадут только "достойные". Каждый ли из вас может назвать себя достойным? По каким критериям будет это измеряться? И сколько человек вместит этот самый бункер?
   -- Да что же это! -- яростно воскликнула Льоусбьёрг. -- Кто-нибудь, посмотрите, что там с камерами!
   Она уже направилась на сцену, к микрофону. Некоторые из людей пришли в себя и поспешили к камерам, но, видимо, техника не работала, и мужчина продолжал говорить, а зрители в зале -- его слушать.
   -- А я знаю, откуда ему все это известно, -- язвительно заметил профессор Орри и обернулся к близнецам. -- От вас.
   -- Что вы хотите этим сказать? -- недоуменно переспросила Фанндис.
   -- Вы заодно с этим свихнувшимся. Теперь понятно, что дело ни в каких не пробках! Просто кто-то года три назад дал абсолютно свободный доступ к важнейшему ресурсу Норзура -- к электричеству -- неуравновешенному индивиду с манией величия.
   -- Три года назад Хюглейкюр не страдал манией величия и работал на институт так же, как и вы, -- презрительно напомнил Фаннар. -- И вам это хорошо известно.
   -- Думаете, эти слова не выдают, что вы с ним заодно? -- усмехнулся Орри. -- Кстати, это объясняет, почему вы собрали всех нас в комнате для совещаний, не дав сделать объявление. Чтобы этот псих устроил свое представление и дискредитировал ИБОЖ, как главных ответственных за безопасность жителей города в трудных ситуациях.
   -- Мы собрали вас, чтобы вместо своего глупого бункера вы предложили кое-что, что действительно способно спасти всех жителей, -- не выдержала Фанндис. -- Наша тщательная подготовка тоже полетела неизвестно куда из-за его выходки!
   -- "Что действительно способно спасти"?! -- расхохотался Орри. -- Бункер -- вот, что спасет людей, а не ваши сказочки! Да и кто в здравом уме может поверить в проход между мирами?
   -- Может, займемся делом? -- спросил Гриммюрграс, тронув Фаннара за плечо. -- Мне кажется, что тут слишком много вопросов, требующих скорейшего ответа.
   Они спустились со сцены и отошли к стене, пока Льоусбьёрг тщетно пыталась перекричать продолжавшего вещать Хюглейкюра, а другие -- включить камеры, чтобы она заняла место на экранах.
   -- Зная, как трудно Столпам города выбрать достойных, я решил им немного помочь. Кто может быть достойнее выживших в сложной ситуации, согласитесь? А что сложнее для нас, чем отсутствие электричества? Мы так к нему привыкли, так его любим. Сможем ли мы прожить без него хоть один день?..
   -- А он прав, -- покачал головой Фаннар. -- Что мы можем без электричества?
   -- Возможно ли вообще обесточить весь город? -- задал Гриммюрграс первый вопрос. Он многого не знал, и, вероятно, только поэтому не поддавался общей панике, которая начала овладевать зрительным залом. Его друзья тоже нервничали, хотя и старались держать себя в руках.
   -- Вполне, -- ответила Фанндис. -- Захватив электростанцию. Оттуда можно подавать электричество как на весь город, так и на отдельные секторы. Ну и, конечно, можно перекрыть ток полностью.
   -- То есть можно выключить электричество только в театре?
   -- Можно. Но сомневаюсь, что он ограничился одним лишь помещением. Большинство смотрело выступление по телевизору дома и с больших экранов. Если он хотел произвести эффект, то должен был действительно лишить электричества весь город.
   -- А можно отключить только свет, но заставить работать экраны?
   -- Нет, -- возразил Фаннар и усмехнулся. -- Это было бы эффектно, но, увы, невозможно.
   -- Но мы сейчас наблюдаем именно это.
   -- Не совсем. У экранов есть дополнительные аккумуляторы. Кстати, Лейкни об этом не знала, а мы, застигнутые врасплох, забыли. Экраны не подключены к общей сети, они работают автономно. Как эти, так и те, что на зданиях. Так что из-за них пробки вылететь не могли. Впрочем, пусть запускает генератор -- это лучшее, что сейчас можно сделать.
   -- Значит, люди в домах его не видят?
   -- Не видят, -- кивнула Фанндис, -- но они выйдут на улицу, чтобы понять, в чем дело, а там хорошо видны экраны на крышах.
   -- А некоторые не выйдут, -- заметил Фаннар. -- У многих электрические замки. Хотя кое-кто оставил дополнительные механические. "Параноики" в выигрыше, -- рассмеялся он, только смех его вышел горьким, так что паника, которую Гриммюрграс так умело отгонял, схватила его за горло.
   -- Но как он организовал показ? -- спросил Тандри. -- И как узнал, когда отключить электричество?
   -- Хорошие вопросы, -- кивнул Фаннар. -- С чего началась его речь?
   -- Не знаю: я стоял под дверью и слушал вас. Почему вы считаете, что бункер -- плохая идея?
   -- Ты тоже не веришь в наш рассказ?
   -- Этого я не говорил. Но все же мы не знаем наверняка, действует ли расщелина так же в обратном направлении. Вдруг по ней можно переходить только к нам?
   -- Тогда нам придется рискнуть.
   -- Рискнуть?
   Все четверо обернулись на голос. Он принадлежал Оуск, но подошла не только она. Если Гриммюрграс верно посчитал силуэты, с ней стояли все студенты, игравшие в пьесе.
   -- Что вы собрались делать? -- настойчиво повторила свой вопрос Оуск, и по ее тону было понятно, что без ответа она не уйдет.
   -- Мы собираемся прыгнуть в расщелину, -- сообщил Тандри, поскольку ни Гриммюрграс, ни близнецы не спешили объяснять свои слова.
   -- Прыгать? Зачем? Вы поверили Хюглейкюру, что в бункере не хватит места? Но даже это не повод кончать с жизнь! Вдруг все обойдется!
   -- Если бы, сестрица, -- усмехнулся Фаннар, -- но не в этот раз. Что ж, со сцены это уже не предложить, и нам придется искать другие способы, как рассказать людям о нашем спасительном варианте. И начнем с вас. Это сделать мне или хочет кто-то еще?
   Захотел Тандри. И начал он, как ни удивительно, правильно: напомнил ребятам и Оуск пьесу, напомнил приведенные параллели и ощущение, будто хэимели действительно существует, и что Гриммюрграс не просто изучал наскальную живопись, но побывал там. Тандри также заметил, что обстоятельства появления профессора из Фьялса несколько странные, хотя объяснение и кажется крайне логичным. Его слушали, не перебивая, иногда лишь произнося что-то одобрительное или кивая головой, так что когда Тандри объявил, что на самом деле Гриммюрграс пришел из другого мира или времени через аномалию в расщелине, кое-кто по инерции сказал "Ага" и кивнул, и лишь потом раздалось "Нет! Да не может быть!"
   -- Ну, вы можете либо поверить нам, либо умереть от метеорита, -- равнодушно заметил Фаннар. -- Только решайте сразу, потому что нам некогда спорить с вами.
   -- Почему ты предлагаешь только два варианта? -- требовательно спросила Оуск. -- Есть же бункер! Даже если Хюглейкюр не врет и места хватит не всем, шанс остается!
   -- Ага, помереть вместе с остальными, запертыми в металлической коробке, -- не сдержался и зло рассмеялся тот. -- Ты не знаешь, какого размера метеорит летит на нас. А мы знаем. Скорее всего, он, -- Фаннар указал на экраны, -- тоже не имеет представления, иначе бы не устроил этот фарс.
   -- Фарс? Он отключил электричество во всем городе! А ты называешь это фарсом?
   -- Именно, потому что это более, чем смешно. Но он не в курсе. Как и почти все в Норзуре. Ох, чем же это все обернется! Они воспримут все это всерьез и станут играть по его правилам, -- Фаннар хохотал, но смех его был нездоровым.
   -- Хорошо, умники, что такого знаете вы, но не знаем мы, простые смертные? И судя по всему, даже ИБОЖ.
   -- Не знаю, как они могут так недооценивать ситуацию, -- ответила вместо брата Фанндис, поскольку тот еще не был в состоянии: он отошел чуть в сторону и ходил, смеясь, вызывая удивленные взгляды тех, кто не покинул зал и занимал ближайшие места. Те из людей, кто сидел достаточно близко с собравшейся у стены группой, чтобы слышать их слова, давно перестали следить за происходящим на экране и ловили каждое сказанное Фанндис слово: -- Метеорит не просто уничтожит город, он оставит огромную воронку. Да, мы не знаем, где именно находится бункер, но если он на территории города или слишком близко к нему, то никакие металлические стены не спасут находящихся внутри. Если же он по счастливой случайности окажется не заденут, вероятность того, что входы завалит, достаточно велика.
   -- Достаточно, чтобы решиться прыгнуть в пропасть? -- уточнил кто-то из зрительного зала.
   -- Да, достаточно, чтобы решиться прыгнуть в пропасть, -- решительно заявила Фанндис. -- Но, как и сказал мой брат, спорить с вами у нас нет времени. Готовы поверить? Мы поможем вам. Нет? Так обращайтесь к Лейкни, но не мешайте нам.
   -- А какая помощь нужна, чтобы броситься в пропасть? -- смеясь, уточнил он.
   -- Если вы думаете, что жители на другой стороне расщелины говорят на том же языке, что и вы, мне вас жаль. А еще жаль потому, что вы невнимательны и не обратили внимание, что персонажи в пьесе говорили на другом языке.
   -- То есть вы научите нас языку тех... жителей?
   -- Основным словам, необходимым для начала. Благо, у нас есть месяц, а у меня есть...
   -- Нет, -- заметил Гриммюрграс. -- Машины нет. Потому что нет электричества.
   -- Попробуем разобраться с генератором. Грас, ты же не думаешь, что бункер в сложившейся ситуации лучше?
   -- Разумеется, нет. Но нам нужно не забывать об отсутствии электричества и об этом человека, -- он указал на экраны.
   -- Вам страшно? И не удивительно. И должно быть страшно. Бояться -- это совершенно нормально, особенно в вашем случае.
   -- Он повторяется! -- удивленно воскликнул Тандри. -- Эти слова мы слышали, когда вошли в зал.
   -- Да, -- отозвался кто-то из студентов. -- Это пленка.
   -- Пленка? Вы о чем? -- вернулся к разговору Фаннар. Его голос не выдавал, что только что с ним случилась истерика.
   -- То, что на экранах -- запись. Мы обнаружили магнитофон, подключенный к экранам и аккумулятору.
   -- Вот оно что! -- воскликнул Тандри. -- Одной загадкой меньше! Но тогда как он определил, когда включать пленку и вырубать свет?
   -- Думаю, пленку включили здесь в заранее оговоренное время. По крайней мере, в конце перерыва за кулисами что-то бурлило.
   -- Да, многие переживали, что перерыв заканчивается, а никого на сцене нет. Возможно, искали Лейкни.
   -- А кто-то мог готовить свое выступление, думая, что про объявление все позабыли.
   -- В общем, добраться до магнитофона не составило труда.
   -- А как бы они поступили, если бы объявление сделали, как и намеревались, вместо перерыва? -- задумчиво произнес Гриммюрграс. -- Выходит, наша выходка действительно сыграла им на руку.
   -- Включили бы магнитофон при включенном электричестве...
   -- Это бы вряд ли помогло, ты так не считаешь?
   -- Ну я не электрик, я не знаю!
   -- А мне кажется, у них было время подать знак. Этот говорил, что он не один, у него уже есть приспешники. Если это все жители трущоб, то они нашли бы способ, как контролировать ситуацию.
   -- Ага, точно. Нам же сказали: "Не расходиться, сейчас выступит глава ИБОЖ". Как раз было бы время как-то оповестить, что следует выключить электричество. Тем более, что на улице уже сумерки были.
   -- Правильно-правильно! А когда появился Фаннар, они дали отбой и отработали по заранее продуманному плану. Так все и было, наверняка!
   -- Какие вы все умнички, -- восхитилась Фанндис. -- Ну а теперь сделайте еще одно умное дело: решите, согласны с нашим планом или нет.
   -- А решение окончательное? -- поинтересовался кто-то из студентов, и другие согласно закивали, желая услышать ответ на этот вопрос.
   -- Нет, вы еще можете передумать, если откажитесь. Но сейчас вы должны все-таки определиться -- торчать тут без дела мы дальше не можем.
   -- А что вы собираетесь делать? -- спросила Оуск, пытаясь повторить высокомерные интонации своего сводного брата, но вышло плохо.
   -- Определить последствия выходки Хюглейкюра, а потом подумать, что следует предпринять, чтобы спасти как можно больше жителей Норзура, сестрица, -- насмешливо ответил Фаннар и щелкнул Оуск по носу. -- Неплохо звучит, а?
   -- Более чем! -- присвистнул Тандри. -- Вы же знаете, что я в деле?
   -- Другой вариант и не рассматривался, -- заверила его Фанндис и потрепала по волосам. -- Ну а вы как, с нами?
   Студенты какое-то время бурно обсуждали, а потом единогласно согласились.
   -- Мы не верим, что расщелина и правда может вести в другой мир. Но с другой стороны вы хотите помочь городу, а других подобных предложений не поступало. И про уход в бункер пока не говорят.
   -- Сомневаюсь, что проход туда свободен, -- снова влез в разговор сидящий в кресле для зрителей. -- Так что вариантов, чем заняться, у нас не так много. Могу присоединиться к вам, ребята? Не представляю, кто вы, но вроде кроме вас сохраняющих способность думать здесь не наблюдается.
   -- Если вы готовы или вносить умные мысли, или беспрекословно выполнять приказы, то пожалуйста, -- согласилась Фанндис. -- И вас, умники и умницы, это тоже касается. Как и тебя, Оуск. Особенно тебя.
  
   ***
   -- Какая красота!
   Выйдя из здания театра, они сели на ступени и некоторое время молча смотрели на небо, усеянное звездами. Найти двери в полной темноте оказалось делом не легким, и им приходилось постоянно переговариваться, чтобы никто не отстал и не заблудился. Покинув зал и погрузившись в темноту, Фаннар, конечно, первым делом прошептал Гриммюрграсу:
   -- А вот и первая проверка в стиле Хюглейкюра: кто не выйдет с нами из театра, тот не способен справиться с неожиданными ситуациями, а значит, не помощник нам в борьбе с хаосом.
   Но при этом тут же крикнул:
   -- Не разбредаться и не впадать в панику! Если чувствуете, что не справитесь, вернитесь в зал -- нас ждет большая лестница, а переломанные шеи не очень эстетически выглядят.
   -- Закройте глаза и вспомните, как шли сюда, -- скомандовала Фанндис. -- Если зрительная память отказывает, слушайте друзей.
   Спуск по лестнице был самым сложным. Начался он со слов Тандри:
   -- Осторожнее, лестница должна вот-вот нача... Ооу!
   Он не упал, успев схватиться за Гриммюрграса, а тот, пошатнувшись, дернул за одежду кого-то еще, судя по вскрику Фаннара, а потом пришлось ловить Оуск, которая почему-то не остановилась после слов Тандри.
   -- Вот она, лестница, -- произнес он, обращаясь к девушке, вызвав тем самым улыбку у Гриммюрграса: сам только что чуть не сломал шею, а уже удерживает очередную жертву невнимательности.
   Восхитило его в этой ситуации и то, что они с Тандри, не сговариваясь, среагировали на вскрик и схватили нечто, что даже не могли видеть. Про свои реакции Гриммюрграс знал хорошо -- у Охотника не могло быть других, особенно раз он взял себе такое имя. Но откуда они у Тандри? Он снова удивлял, и в то же время становилось спокойнее от того, что Тандри принял их сторону. Вряд ли они спасут всех жителей, но какую-то часть наверняка. Однако сколько людей должна составить эта "какая-то часть", чтобы избавиться от ощущения, что они не справились, что их изящная задумка и не менее изящное исполнение оказались напрасной тратой сил?
   -- А вот и ее конец, -- неунывающим тоном сообщил Тандри.
   Он все еще придерживал Оуск, как и Гриммюрграс -- она растянула ногу и тихо попросила не отпускать ее, пока ступени не окажутся позади, и мужчины не видели повода, чтобы ей отказать.
   -- Не конец, -- крикнул кто-то из студентов, идущих сзади. -- Только площадка. Лестница поворачивает. Там еще один спуск.
   -- О да, точно! Совсем забыл. Тогда осторожнее.
   -- Я нащупал перила, -- сообщил Гриммюрграс, крепко схватившись за них. -- Подойдите чуть ближе. Хорошо.
   Теперь ему не пришлось тянуться за Оуск, и он мог спокойно искать первую ступеньку. Если бы это снова делал Тандри, оступившись, он рванул бы девушку за собой и вряд ли смог удержаться. Хотя как знать, может, и Оуск скрывает в себе таланты, о которых никто не подозревает. Но рисковать для проверки этой гипотезы не стоило.
   -- Нашел, -- сообщил он, спустя некоторое время. -- Вот начало.
   -- Хорошо, что здесь только два пролета, -- выдохнули сзади.
   -- Но внизу -- колонны, -- обеспокоенно напомнил кто-то.
   ... Внизу -- колонны...
   В тот момент, в полной темноте, обыкновенные колонны, не способные передвигаться, казались хищными животными, быстрыми, с великолепными инстинктами, обладающими преимуществом перед ослепшими людьми. Но теперь, под россыпью ярких звезд, способных осветить улицы города, их прежние страхи казались незначительными. Никто из них прежде не видел такого неба: улицы Норзура слишком хорошо освещались, что даже в трущобах с разбитыми фонарями электрического света было достаточно, чтобы затмить звезды. Но теперь им ничего не мешало, как не мешало и людям рассматривать их. Нет, они, конечно, помнили, что один шутник завладел важнейшим городским ресурсом и теперь устраивал безумные игры, не забывали они и о том, что где-то между этих ярких звезд несется метеорит, способный уничтожить целый город, но... Но как же завораживало небо!
   Гриммюрграс не впервые ощущал нечто подобное, как и чувство единения, когда окружающие люди мыслили, как одно существо. Даже не совсем мыслили, скорее чувствовали. И оторвав на мгновение взгляд от неба, он убедился в этом: все остальные молча смотрели на звезды и, казалось, почти не дышали. И мужчина снова отдался этому ощущению. Сколько времени они пробудут в его власти? Сколько смогут позволять миру быть суженным до одного зрительного контакта или, наоборот, настолько широким, что человеческие проблемы теряются в нем, становятся незначительными? Когда еще у них выдастся минута, в которую между ними и звездами не будет никакого барьера?..
   Барьер.
   Его будут ненавидеть за этот вопрос, возвращающий в мир проблем. Да он и сам себя уже за него ненавидит, но избавиться от возникшей мысли невозможно. Контакт оборван, и теперь его очередь поступить так же с остальными, сурово, даже безжалостно. Гриммюрграс снова посмотрел на своих спутников: на Фаннара и Фанндис, необычайно тихих, на сидящего рядом Тандри (его мечтательную улыбку он даже видел), на Оуск, казавшуюся теперь совсем маленькой и очень юной, на остальных студентов и увязавшегося с ними незнакомого мужчину -- и мысленно извинился перед ними.
   -- Барьер, -- произнес он негромко, но так, чтобы его услышали. -- Его питала электростанция. Но те генераторы должны работать и автономно, не так ли?
   Близнецы очнулись первыми и одновременно посмотрели на друга, постепенно и остальные вспомнили о случившемся и почему, собственно, они сейчас сидят сейчас здесь, вместе, а не заняты своими делами.
   -- Да, конечно, -- кивнула Фанндис. -- По крайней мере, по всем законам здравого смысла: если уж у каждого здания в центре есть генераторы, не зависящие от электростанции, то у барьера тем более должны быть. Не думаю, что такой умный человек, додумавшийся до спасительного варианта в экстренной ситуации, забыл о самом главном.
   -- Не забыл, -- произнесла одна из студенток. Гриммюрграс вспомнил, что ее зовут Йоусабет. На его лекциях она всегда садилась рядом с Тандри и тихо хихикала, когда тот задавал очередной внезапный вопрос. Временами и она пыталась сделать тоже самое, и хотя вопросы получались меткими, в голосе звучали неуверенные нотки, будто она спрашивала, а имеет ли право говорить что-то подобное. Вот и сейчас она сказала свою фразу негромко, уставившись на собственные колени, подтянутые к подбородку, и тут же замолчала, будто и не влезала в разговор.
   -- Уверена? -- переспросила Фанндис.
   -- Угу. Скьёльдюр в первую очередь о барьере и думал, -- пояснила девушка, подняла голову и, заметив, что все на нее смотрят, смутилась и принялась смотреть куда-то вперед. -- Он мой предок.
   -- Ты знаешь свою родословную? -- не сдержал своего удивления Тандри.
   Знать родословную не было преступлением, но обычно жители центра не искали своих родителей и не выясняли, кто именно появился из их донорских клеток: их интересовали наследственность и преемственность в научных трудах, и было не столь важно, кто подхватит и разовьет их идею, привнеся в нее что-то новое. Некоторые, например, Оуск, ищут родственников, что для большинства кажется чудачеством, блажью. Вот и Йоусабет, похоже, не слишком радовалась, что имеет представление не только о том, кто является ее родителями, но и об их родителях в том числе.
   -- Да, увы, -- все-таки ответила она. -- И если бы дело ограничивалось просто знанием. У нас своего рода Древо или как-то там, где написаны все имена и их достижения, что хорошего они сделали для Норзура. Каждый в нашем роду должен внести вклад. Скьёльдюр вот был главой ИБОЖ. Но генераторы он поставил не поэтому, не для записи в Древе -- он правда думал, что на электростанции могут быть сбои и к этому следует быть готовыми.
   -- Не знаю, перекроешь ли ты вклад своего прозорливого предка, но уж точно окажешься с ним наравне, -- уверенно заметил Фаннар.
   -- Я? -- поразилась девушка. -- Что вы! Я бунтарка. Пошла в археологи -- самую ненужную для Норзура профессию.
   -- Однако именно восемь будущих археологов и один профессор с той же кафедры не поддались панике и не ждут, что же скажет им делать могущественная Лейкни или еще кто. Или ты пошла за нами не для того, чтобы сделать хоть что-то?
   Йоусабет негромко рассмеялась и кивнула. Она выпрямила ноги и расправила плечи, чувствуя себя намного увереннее. Другие студенты тоже принялись смеяться и перекидываться шуточками, толкали друг друга в плечо или похлопывали по колену.
   -- Кроме того, -- заговорила Фанндис, и смешки сразу умолкли, -- ты ведь не только знаешь, что Скьёльдюр обеспечил автономными генераторами барьер? Может, ты представляешь, как они работают, или можешь раздобыть нужную информацию.
   Девушка уверенно кивнула.
   -- В таком случае нам остается лишь выяснить, имеем ли мы возможность добраться до самих генераторов, -- подытожил Фаннар и поднялся на ноги. -- Вполне возможно, их уже взяли под охрану сторонники Хюглейкюра, если их действительно много. Или нам повезет, и они стоят одни-одинешеньки и ждут, когда их запустят. Генераторов четыре, поэтому придется разбиться на четыре группы.
   -- А что потом? -- спросила Оуск, потирая лодыжку. -- Допустим, там никого нет. Тогда нам оставаться и дежурить возле генератора?
   -- Сейчас бы нам как никогда пригодился переносной телефон, -- вспомнил свой разговор с Льоусбьёрг Гриммюрграс и улыбнулся. Ученые Норзура боялись, что такое средство связи принесет вред развитию науки, а вот настало время, когда от него зависело спасение всего города. О том, что подобное возможно, ученые явно не думали.
   -- Жаль, что вы не из Фьялса, как рассказывали, -- отозвалась на его замечание Оуск, кажется, попыталась сделать фразу язвительной, но в ней прозвучало больше именно досады, нежели яда. -- Может, там изобретены переносные телефоны, и тогда бы вы знали, как таковой сделать.
   -- Считаю, нам в любом случае следует встретиться у нас в квартире, -- подумав какое-то время, предложила Фанндис. -- Не думаю, что мы действительно везунчики. Хюглейкюр хоть и идиот, но не дурак полнейший: раз воплотил в жизнь столь тонкий план, то учел и такие моменты, как автономные генераторы барьера. А если не успел до них добраться, то мы встретимся и быстро разойдемся вновь.
   -- Полагаю, нам потребуется оружие, -- перебил ее Гриммюрграс и оказался под пристальными взглядами всех спутников без исключения.
   -- Думаешь, все настолько серьезно? -- выразил общую мысль незнакомый мужчина. Ему было лет сорок, может, чуть больше, и Гриммюрграс совершенно точно не встречался с ним прежде. Скорее всего, он не работал в институте и был занят в сферах, с которыми Гриммюрграс не пересекался.
   -- Как можно всерьез охранять что-либо ценное без оружия? Да, я не знаю, как сделать переносной телефон, но с охраной, если помните, я знаком не понаслышке.
   Студенты загудели:
   -- Если помним? Что это значит?
   -- Я не знаю.
   -- Не имею не малейшего представления.
   И только Тандри понимающе кивнул.
   -- В этом есть резон, -- согласился Фаннар. -- Еще одна причина, зачем встречаться после разведки. О самом оружии я подумаю. И еще: пока будем идти к генераторам, сможем заметить результат обращения Хюглейкюра к народу. Поэтому подмечайте все, что только видите.
   -- Раз четыре генератора, -- подхватила слова брата Фанндис, -- предлагаю разделиться так: я, Фаннар и Гриммюрграс возьмем по два студента. Тандри, ты пойдешь с Оуск и...
   -- Почему? -- вскочил тот на ноги, не пожелав слушать до конца. -- Почему я не могу пойти с Гриммюрграсом?
   -- Например, потому, что ты четвертый, кто действительно верит в расщелину и хэимели, -- напомнил Фаннар тоном, после которого никаких пререканий быть не должно.
   Гриммюрграс понимал, почему Тандри хочет пойти с ним, и сам бы согласился с этим вариантом: слишком любопытно вел себя сегодня этот парень, и у мужчины накопилось к нему достаточно вопросов, с которыми хотелось разобраться поскорее. Но решение близнецов так же казалось разумным: если остальные не верили в их историю, они могли недостаточно серьезно относиться к разведке. Пожалуй, она действительно сейчас напоминала какую-то игру, и именно поэтому во главе их маленьких подразделений должны были стоять люди, доверяющие друг другу. Несмотря на организаторские способности Оуск, Гриммюрграс скорее доверился бы Тандри, чем ей. Чтобы хоть как-то поддержать парня, он заметил:
   -- К тому же кто-то должен проследить, чтобы с Оуск ничего не случилось.
   -- Вообще-то я взрослая, -- недовольно отозвалась та. -- Так что разумнее, чтобы студентов вела я, а не они меня.
   -- Я бы вообще предложил тебе отправиться к нам в квартиру и подождать там, -- возразил на ее высказывание Фаннар и кивнул на ногу. -- Сможешь идти?
   -- Да, она уже не болит, -- фыркнула девушка и убрала руку. Вставать, однако, и демонстрировать свою дееспособность не спешила.
   -- Кхм, -- привлек к себе внимание незнакомец, -- я в состоянии защитить даму и, думаю, в этом окажусь получше юнца.
   Тандри лишь усмехнулся, но комментировать не стал: оскорбление чужого человека не имело для него критического значения -- прекрасная черта характера.
   -- Кстати, а кто вы вообще? -- поинтересовалась Фанндис, окидывая мужчину оценивающим взглядом.
   -- Эгмюндюр, иллюстратор. И хотя руки -- это то, чем зарабатываю на жизнь, но мои друзья слишком вспыльчивы, чтобы я не умел использовать их, -- он поднял ладони на уровне лица и сжал пальцы в кулаки, -- для самообороны.
   Близнецы молчали, а Гриммюрграс пытался вспомнить, знал ли он этого человека. Нет, над его книгой работал кто-то другой, иначе бы Эгмюндюр знал его имя. Поверить в то, что у иллюстраторов столько заказов, что они довольно быстро забывают, над чем работали прежде, Гриммюрграс не мог.
   -- Ну же, -- рассмеялся Эгмюндюр, не дождавшись ответа. -- Если вы хотите, чтобы я был на вашей стороне, то начните мне доверять!
   -- Резонно, -- кивнул Фаннар. -- Тандри, ты везунчик, идешь, как и хотел, с Гриммюрграсом. Принеси нам еще и удачу в виде никому не нужных генераторов.
   -- Постараюсь, -- радостно отозвался тот. -- Если не будет слишком нагло, можно, чтобы мы пошли на запад и взяли с собой Ликафроуна?
   Когда Тандри начал фразу "взяли с собой", Йоусабет встрепенулась и чуть было не вскочила на ноги, но не услышав своего имени, поникла. Ликафроун -- молодой человек в очках и мешковатом потрепанном свитере с растянутыми локтями -- сначала отряхнул колени, потом поднялся и спустился вниз, явно готовый отправляться в путь, будто разрешения близнецов и не требовалось.
   -- Идите, -- равнодушно отозвался Фаннар. -- Для меня принципиальной разницы нет.
   -- Думаю, с Оуск лучше пойти Соуль и Кетитлю, -- поспешил вмешаться в распределение Гриммюрграс. Он понимал, что им нужно доверять иллюстратору, но предосторожность не помешает, тем более такая: вряд ли кто-то поймет, почему именно эти студенты были названы. Гриммюрграсу Соуль, сыгравшая Кожу Змеи и действительно подходившая на эту роль, представлялась не только разумной девушкой, но и обладательницей хороших реакций и интуиции. Кетитль же, самый мощный из собравшейся компании, на деле был прилежным студентом, по крайней мере, если речь шла о предмете Гриммюрграса, поэтому вполне мог послушаться приказов Соуль, а не строить из себя самого сильного и самого умного. И словно в доказательство его мыслей, Кетитль согласно кивнул, а потом подмигнул Соуль.
   -- Так и поступим, -- оценила выбор друга Фанндис. -- Если у оставшихся есть какие-то предпочтения, высказывайтесь сразу же.
   -- Или же забудьте о них, -- коварным шепотом подхватил Фаннар. -- Ваше решение будет единственным и изменению не подлежит.
   Фанндис укоризненно скрестила руки на груди и покачала головой, но как ни странно, слова ее брата подстегнули оставшихся студентом: они вскочили со своих мест и сообщили о своем выборе. Не сговариваясь, девушки пожелали пойти с Фанндис, а парни с Фаннаром.
   -- Ох, зря вы так, -- рассмеялся Тандри, обращаясь к студенткам. -- Женские физические признаки не означают женское же естество.
   -- Естество? -- недоуменно переспросил Гриммюрграс.
   -- Идемте уже. Расскажу по пути.
   Глава 2
   Под естеством Тандри имел в виду что-то вроде характера, и для примера привел Оуск, как яркую представительницу носителей женского естества. Фанндис, по его мнению, тяготела к мужскому. Гриммюрграс не мог ничего сказать по этому поводу, потому что так и не уложил в голове, что все-таки имел в виду парень. То, как он понял его объяснения, не позволяло полностью согласиться с выводом Тандри, но дискутировать на тему из незнакомой области -- все равно, что выйти на охоту с завязанными глазами: можно, конечно, и даже есть шанс одержать победу, но большая вероятность все-таки быть разорванным на мелкие кусочки.
   А вот Ликафроун, похоже, обладал познаниями в психологии (или к какой науке относилась теория Тандри?) и активно с ним спорил. Увы, его доводы не облегчили Гриммюрграсу понимание вопроса, поэтому в какой-то момент он почти перестал слушать спорящих. Куда интереснее было узнать о них самих. И если о Тандри кое-что Гриммюрграсу было известно, то его близкий друг, Ликафроун, оставался загадкой. Он видел этого парня на парах, но тот особой активности не проявлял, а иногда даже откровенно спал, да и его письменная работа не вызвала особого интереса. Гриммюрграс даже вспомнил, что несколько удивился, увидев его среди пришедших на пробу, и пока тот не прочитал выбранный монолог, думал, что парень попал сюда по ошибке или с кем-то за компанию. Кстати, о том, что этой компанией мог оказаться именно Тандри, решить было невозможно: на лекциях и семинарах они не сидели рядом, да и на перерывах Гриммюрграс не замечал их вместе. И все же, слушая их разговор, он вспоминал Фаннара и Фанндис, а потому не мог скрыть улыбки. Впрочем, сейчас она была незаметна.
   -- Кстати, у тебя очень хорошие реакции, Тандри, -- заметил Гриммюрграс, когда спор об "естествах" закончился.
   -- А вы побудьте защитником своего факультета на Полигоне Ярости, и я посмотрю на ваши, -- не без гордости отозвался тот и не забыл добавить: -- Археологи, между прочим, уже два года разделывают остальные факультеты как орехи.
   -- Между студентами происходит соревнование? -- уточнил Гриммюрграс, поскольку услышал о подобном впервые, и профессора, кажется, ни в чем таком не участвовали.
   -- Ага. И мы доказываем всем, что археологи -- не рохли, вроде завкафедрой Орри, а вот вы как раз подходите под наш идеал. Причем я так считал и до того, как узнал о вас всю правду.
   -- А еще это поможет в работе, -- влез в разговор Ликафроун, но как-то рассеянно, будто пребывал в своих мыслях и, услышав последние слова друга, решил отреагировать. -- Полевой, то есть, -- добавил он, осознав, что первая фраза звучит неоднозначно, а после паузы дополнил: -- Точнее, должно было. Теперь ни о какой работе, похоже, речи не идет.
   -- Нас ждет более захватывающая экспедиция! -- возразил Тандри, не скрывая своего энтузиазма. Гриммюрграсу показалось, что парень не только забыл о причине, из-за которой должна состояться эта "экспедиция", но и о той ситуации, в которой они оказались, и почему сейчас шли почти в полной темноте.
   -- Да, рассказ о ней звучит так же неправдоподобно, как и о любой другой экспедиции. Так почему бы и нет?
   -- Ликафроун, ты тоже принимал участие в тех состязаниях? -- недоверчиво спросил Гриммюрграс: внешний вид этого молодого человека свидетельствовал как раз об обратном.
   -- Шутите? -- ответил Тандри вместо друга, в его голосе прозвучали непривычно холодные нотки. -- Ликафроун -- гроза Полигона. Точнее, наш с ним тандем, но без него я добился бы лишь половины возможного. О том, насколько обманчива внешность, вы знаете лучше нас всех.
   -- Но из пистолета стрелять я не умею, -- вступил в разговор сам объект обсуждения. Снова помолчал и решил добавить пояснений: -- На Полигоне мы стреляли из специального оружия. Может, разницы и нет.
   -- Ну, его держат в двух руках, и стреляет оно очередью, -- принялся размышлять вслух Тандри. -- И все же нужно сравнивать на практике.
   -- Оно стреляет шариками с краской? -- припомнил рассказы близнецов о Полигоне Гриммюрграс.
   Студенты живо подтвердили.
   -- Больно, когда попадает?
   -- Ощутимо. А в лицо вообще опасно, поэтому существуют специальные маски.
   -- Но с играющими грязно нужно вести себя соответственно, -- непередаваемым тоном заметил Тандри.
   Гриммюрграс так и не смог понять, какие нотки услышал в нем: решительность, злость, мстительность, азарт, все сразу? Его настораживала такая реакция. Только недавно Тандри, казалось, не воспринимал угрозу, вызванную действиями Хюглейкюра, всерьез, но теперь он словно искренне ненавидел сошедшего с ума ученого и его прихвостней, будто насмотрелся последствий их выходки. Но пока улицы Норзура оставались прежними, если не считать погруженности во тьму: никто не ходил по улицам, не собирался в группы, не обсуждал случившееся. Возможно, привыкшие к порядку люди, для которых самым ужасным преступлением была кража объекта интеллектуального труда, решили, что их разыграли, и наутро электричество снова будет в каждом доме, а слова Хюглейкюра о метеорите и бункере станут пересказывать со смехом. Город спокойно спал, и даже Гриммюрграс почти поверил, что он с друзьями поднял бурю в стакане, и потому вдвойне странно было услышать в голосе Тандри подобные интонации. Или таким же тоном он говорил о своих противниках на Полигоне Ярости? Вероятно, Гриммюрграс смог бы найти ответ, прочитав его на лице парня, но такой возможности не имел.
   Какое-то время они шли молча, Гриммюрграс обдумывал, как много ему с друзьями предстоит сделать до встречи Норзура с метеоритом. Изначальный план был прост: люди с помощью аппарата Фанндис учат основные фразы, в изучении языка им также помогают Гриммюрграс, близнецы и Тандри. Теперь к этому процессу точно можно было бы подключить и других студентов, участвовавших в спектакле, однако появилась трудность с самими учениками: услышав о наличии бункера, они скорее в нем увидят защиту, нежели в прыжке в бездну. Анализируя события вечера, Гриммюрграс подумал, что их план имел роковой недочет: не стоило им сначала обо всем рассказывать главам общества. Лучше бы в конце выступления Фаннар вышел на сцену, объявил зрителям и о метеорите, и о прошлом Гриммюрграса и тут же предложил бы решение. Фанндис же тем временем заперла бы глав в том кабинете и дала бы прослушать пленку, а затем сообщила бы, что остальные жители уже все знают. Так бы они опередили Хюглейкюра, и тот, возможно, отказался бы от своей затеи, а если и нет, то не произвел бы запланированного эффекта.
   Почему они так поступили? Почему посчитали, что окончательное решение должно принимать именно руководство? Что ж, так или иначе, ответственность за спасение жителей Норзура теперь лежит полностью на них. А с выходкой Хюглейкюра появилось множество осложнений. Хотелось надеяться, что тот пошутил насчет отключения барьера, но Гриммюрграс отлично понимал, что это непозволительная роскошь.
   Отвлекшись от мыслей, так и не придумав, как именно они смогут убедить людей, что именно самый экстравагантный способ спасения является единственно возможным, Гриммюрграс осмотрелся. Он не узнавал улицу, по которой они шли, и была ли виной тому темнота или же то, что он шел по ним впервые, сказать он не мог. Вскоре дома закончились, и дорога прямой стрелой прорезала поля, завершаясь огненным наконечником. Все трое замерли одновременно.
   -- Какова вероятность, что костры разожгли смотрители генераторов? -- высказал общие подозрения Ликафроун.
   -- Подходить ближе, чтобы проверить, рискованно, -- заметил Тандри. -- Мы не знаем, что они сделали со смотрителями.
   -- И не узнаем, с такого-то расстояния, -- фыркнул Ликафроун.
   -- Невооруженными подходить не стоит, -- возразил Гриммюрграс. -- Если не знаешь, что ожидать от зверя, будь готов к нападению.
   -- Но они не звери! -- возмутился Ликафроун.
   -- Те, кто отключает барьер, чтобы город засыпало метеоритами, вполне могут называться зверьми, -- хмыкнул Тандри.
   -- Не знаю, что вы вкладываете в понятие "зверь", -- несколько удивленно произнес Гриммюрграс, -- но я имел в виду хитрое, сильное и, скорее всего, опасное существо.
   -- Эти парни -- хитрые и (или же) сильные существа, раз сумели захватить электростанцию и по всей видимости и генераторы барьеров. Ну а поскольку они способны поставить под угрозу существование целого города, то и опасные, причем крайне. Так что я мыслю в верном направлении.
   -- Послушайте, у нас ведь нет доказательств, что они и правда захватили электростанцию, -- внезапно заметил Ликафроун.
   Его предположение показалось Гриммюрграсу настолько нелепым, что он даже не смог это выразить вслух. Тандри же слов не растерял.
   -- То есть повсеместное отключение электричества для тебя не доказательство? -- усмехнулся он.
   -- Нет. Они, возможно, и правда пробрались на электростанцию и серьезно повредили систему. Однако их могли быстро поймать и выпроводить оттуда. На устранение неполадок требуется время и, возможно, много, поэтому света до сих пор нет.
   -- А зачем смотрителям разжигать огонь, если электричество в сторожках от генераторов? -- не скрывая насмешки, напирал Тандри.
   -- Откуда ты знаешь, что это не свет из окон?
   -- Он расположен слишком низко.
   -- С такого расстояния точно не определить.
   -- А подходить ближе опасно.
   -- Почему мы сразу отнеслись к ним, как к неспособным на переговоры? Почему считаем, что они вооружены и воспользуются оружием против нас? Такова модель поведения в вашем мире, профессор, там, где мы должны найти убежище? Если так, то как-то не хочется.
   -- В моем мире много хищников, наделенных оружием от рождения, -- ответил Гриммюрграс холодным тоном. -- Они не нападают просто так, но то, что ими движет, человеку не всегда понятно, и потому при каждой встрече с хищником стоит иметь возможность защититься. Не пускать в ход оружие, но быть начеку. Мы не знаем, что движет Хюглейкюром, и потому нужно приготовиться к худшему. Если они действительно хотят контролировать город, то должны защищать электростанцию и генераторы барьера, как самое дорогое, что у них есть.
   То ли тон Гриммюрграса превращал все сказанное в непреложную истину, то ли слова наконец дошли до адресата, но Ликафроун больше не возражал. Света звезд было достаточно, чтобы разглядеть его силуэт: студент стоял, потупив взор, будто на семинаре не смог ответить на простой вопрос и был опозорен.
   -- И все же ты тоже можешь оказаться прав, -- после некоторого молчания продолжил мужчина. -- Возможно, они только повредили нечто важное и на электростанции, и в генераторах, но работники электростанции и смотрители уже прогнали их и пытаются все исправить. Однако чтобы проверить, кто из нас заблуждается, нужно подойти ближе. Мое предположение не позволяет мне рисковать.
   -- А согласно моему, вы боитесь напрасно, -- пожав плечами, заметил Ликафроун.
   Тупик. Гриммюрграс обдумывал, как поступить. Он мог просто заставить Ликафроуна подчиниться, но отгородиться от его слов у мужчины уже тоже не получалось. Им действительно стоило подойти ближе и проверить, но старые инстинкты, раньше молчавшие, а теперь снова заговорившие во весь голос, заглушали любые рассуждения.
   -- Ты бы рискнул дойти до генератора в одиночку? -- спросил он наконец.
   -- Почему бы и нет, -- равнодушно отозвался Ликафроун. -- Мне не кажется, что это опасно.
   -- Хорошо. А если вдруг прав окажусь именно я?
   -- Если меня поймают, скажу, что проверяю генератор по собственной инициативе. О вас ни слова.
   -- Тебе удастся проявить заинтересованность в планах Хюглейкюра?
   -- Ага. Мне действительно любопытно узнать, чего он хочет добиться.
   -- А ты что скажешь? -- спросил Гриммюрграс у Тандри. -- Справится?
   -- Более чем, -- уверенно отозвался тот.
   Впрочем, Гриммюрграс и сам думал, что, облачившись в скорлупу, Ликафроун надежно спрячет свои истинные мысли и намерения, а сама скорлупа может быть абсолютно любой.
   -- Тогда иди. Если все хорошо, возвращайся к близнецам. Придется сбежать -- лучше к себе домой: скорее всего нам придется противостоять приспешникам Хюглейкюра, так что нужно, чтобы они узнали о нас как можно позже. Ну а если сумеешь выяснить о них хоть что-то, вообще замечательно. Ум -- одно из природных оружий, как и хитрость. Так что при необходимости защищаться его стоит использовать.
   Гриммюрграс и Тандри молча следили за уходящим Ликафроуном. И странное дело -- чем дальше тот шел, чем меньше становилась его фигура на фоне далеких огней, тем усиливалось ощущение, что их опасения -- чистая глупость. Отчего человек будет вредить другому человеку? В хэимели случались разногласия и временами выяснения отношений переходили в рукоприкладство, но даже тогда никто не использовал оружие, потому что знал -- покалечив другого, накажет сам себя, поскольку будет обязан приносить вдвое больше пищи. Как ни странно, но это действительно помогало сдерживать гнев и перенаправлять его в русло, приносящее всем пользу.
   Но Гриммюрграс изначально увидел в Хюглейкюре представителя другого вида, у которого нет причин сотрудничать с людьми, зато есть нечто, что приходится делить. И вот в этом могла заключаться его ошибка. Возможно, Хюглейкюр просто таким странным способом выяснял отношения со своими обидчиками, а всех жителей Норзура призвал в свидетели. Зачем ему вредить кому-либо, особенно в сложившейся ситуации? Ликафроун считал это дикостью и потому так уверенно шел к генератору. Отчего же тогда Гриммюрграс, чужак в этом мире, решил, что сразу все понял верно и расставил по своим местам? Абсурд.
   -- Пойдем проверять барьер?
   Вопрос Тандри вывел его из размышлений, вырвал из воспоминаний о хэимели, где очень многое было понятно, остальное же принималось таким, как есть. Он огляделся, сделал глубокий вдох. Как он хотел, чтобы этот мир стал его! Мир бесконечного числа вопросов и беспрестанного поиска ответов на них, он действительно нравился Гриммюрграсу, как и его обитатели, но принял ли он незваного гостя как собственное дитя или только притворялся, Гриммюрграс не знал. И эта ночь казалась ему пустой, лишенной определенности, зыбкой от своих вопросов -- вроде бы обычное ощущение для любого жителя Норзура, но такое чуждое для Гриммюрграса, что тому начало казаться, будто он здесь неуместен, лишний. Ему не хватило времени, чтобы стать своим, и именно это вызывало теперь печаль.
   Однако Тандри ждал ответа и явно хотел плевать на то, что думают о Гриммюрграсе другие жители Норзура, да и весь мир в целом.
   -- Пойдем, -- согласился он, хотя прежде они решили, что отсутствие барьера не может являться доказательством их опасений в полной мере.
   Гриммюрграс слишком много задолжал этому парню за последний месяц, а может, просто сам нуждался в его обществе, чтобы ответить отказом. Он не смог бы сказать, почему именно компания Тандри вселяла в него надежду найти хоть немного определенности прежде, чем холод ночи окончательно поглотит его рассудок, и, пожалуй, был даже рад, что никто об этом не спросит.
   -- Думаю, я знаю, где нас не увидят.
   И он снова шел за Тандри, хотя и догадался, куда именно тот его ведет. На этот раз он не следил за дорогой, только за небом, ожидая, что звезды вот-вот начнут падать. Те не собирались. Возможно, на днях, но точно не сегодня. Гриммюрграс попытался вспомнить, наблюдал ли за метеоритным дождем ночью, и пришел к выводу, что вряд ли. Норзур, источающий свет, затмевал звезды и метеориты не могли произвести столь же сильный эффект, что и днем. Но теперь все выглядело иначе: и сам город, и небеса. И все-таки Гриммюрграсу не хватило воображения, чтобы представить, как большой камень ни с того ни с сего прорежет пространство и упадет между ним и Тандри. Мысль о том, что небо способно исторгнуть глыбу, которой ничего не стоит уничтожить целый город, казалась намного нелепее предположения, что через расщелину, наполненную огненной рекой, можно попасть в другой мир. Наверное, и его друзья не до конца верили в реальность этой опасности, а если все-таки были в состоянии в подробностях представить последствие катастрофы, то их воображение покорило бы Гриммюрграса окончательно. Наверное, именно в этом состояло различие между жителями Норзура и им. Интересно, а что ощутил Тандри, узнав о падении метеорита?
   Спросить Гриммюрграс не решился. Тандри замер -- они почти дошли до того места, где наблюдали метеоритный дождь. Гриммюрграс поравнялся с ним, но остановился лишь на мгновение, чтобы посмотреть на Тандри, кивнуть и тут же пойти дальше. Тандри больше не медлил. Они шли молча, глядя вперед, сначала уверенно и быстро, но с каждым следующим шагом замедляясь. В темноте увидеть границу, где проходил барьер, было невозможно, и потому они, не сговариваясь, вытянули руки вперед, ожидая вот-вот наткнуться на преграду. Но они делали следующий шаг, а руке так ничего и не препятствовало. Гриммюрграс затаил дыхание: работающий барьер не мог исключать вероятность, что электростанция все же под контролем Хюглейкюра, но его наличие дарило надежду, что город не разрушится под серией метеоритных дождей прежде, чем упадет тот, который уничтожит Норзур полностью. До этого еще месяц, за который можно многое сделать, и сейчас барьер нужен им, как никогда. Гриммюрграс закрыл глаза, одними губами шепча: "Пожалуйста".
   Тандри грубо выругался. Гриммюрграс остановился, открыл глаза и посмотрел на парня. Тот наклонился к земле и поднял что-то увесистое.
   -- Вот и сбылась мечта, профессор, -- с усмешкой произнес он, подбрасывая предмет в воздух.
   Гриммюрграс огляделся, и по его губам пробежала горькая улыбка. Просить что-либо Ваитюров самостоятельно было не принято: что значат проблемы человека для существа рангом выше? Мелочи, на которые некогда обращать внимание. И все же они просили, неосознанно, после стыдясь содеянного, но просили только тогда, когда боялись настолько сильно, что лишь обращение к Ваитюрам позволяло не сойти с ума от страха, просили, когда были растеряны, когда понимали, что сами ничего не в силах изменить. К кому только что обращался Гриммюрграс? Кого возвел в ранг Ваитюров? Как бы то ни было, какую-то долю минуты он верил, что не все еще потеряно, что мир не успел рухнуть. Однако...
   -- Почему все не так?
   Гриммюрграс посмотрел на Тандри: тот рассеяно оглядывался, а голос его звучал сдавленно, будто произнести что-либо вслух ему стало невероятно сложно.
   -- Не так, как я представлял... В тот вечер... Тогда я был готов перейти, оказаться с другой стороны. Я не боялся. А теперь...
   Гриммюрграсу показалось, что парень задыхается. Он быстро подошел к Тандри и взял из его руки камень. Подарок с небес. Гриммюрграс поднял голову и снова оглядел звезды. Сколько раз они видели метеориты, сколько обсуждали, к чему приведет отсутствие барьера, но только теперь, держа один из них, не самый крупный, в руке, Гриммюрграс понял, что прежде они никогда на самом деле не верили до конца, что это все реально. Они видели падение камней, видели, во что те превращали землю, но как же все это было от них далеко!
   Тандри же продолжал судорожно дышать, лихорадочно оглядывая горизонт, и Гриммюрграс внезапно понял, какое именно открытие совершил только что его студент.
   -- Он действительно огромен, -- тихо произнес он. -- Больше, чем мы позволяли себе представлять.
   -- Но...
   -- В тот вечер тебе не было страшно, потому что ты сам хотел встретиться с ним, со всем этим. Ветер, -- Гриммюрграс подставил ему лицо и улыбнулся. В Норзуре создавали некое подобие ветра, но оно не шло ни в какое сравнение с настоящей стихией. Как давно он не ощущал ничего подобного.
   -- Тогда почему сейчас мне страшно? Я обманывал себя?
   -- Нет, -- снова посмотрел на него Гриммюрграс, -- но сейчас тебя не спросили и просто выкинули из привычного места. Это растерянность, -- он положил руку на плечо Тандри, -- и это сопутствующая часть свободы.
   -- Что? Всегда? -- не поверил тот. Но даже несмотря на это, его дыхание выправилось, и Гриммюрграс улыбнулся.
   -- Всегда -- в той или иной степени. Потому что у свободы нет готовых ответов и решений, а значит, есть место растерянности. Но мы вольны выбирать, поддаться ей или же обратить внимание на то, что открывается перед нами.
   -- Вы бы слышали, как это звучит со стороны, -- рассмеялся Тандри.
   -- По-моему, все профессора рано или поздно начинают использовать подобные конструкции. Но ты все равно понял, что я имел в виду. Глупо бояться и стыдиться растерянности, если это обычное состояние, только и сосредотачиваться на ней не всегда хорошо. Что лучше для тебя в данный момент, решать придется тебе. О, я снова это делаю?
   -- Звучит несколько назидательно, да, -- продолжал улыбаться Тандри, а потом серьезно произнес: -- Спасибо.
   Гриммюрграс не ответил. Он опустил взгляд на камень, который все еще держал в руке. Один месяц, всего один месяц. Но и тот, был ли он у них на самом деле?
  
   ***
   -- Что вас так задержало? -- облегчение не успело вспыхнуть на лице Фанндис, тут же сменившись озабоченностью. Она быстрым взглядом окинула лестничную клетку.
   -- О, у вас есть фонарики! -- воодушевленно заметил Тандри, глядя на предмет в ее руках. Свет от фонаря почти не рассеивал тьму, зато Фанндис имела возможность, которой так долго был лишен Гриммюрграс -- видеть лица. Он радовался уже от того, что мог разглядеть, как подруга поморщилась, отвечая студенту:
   -- Ненадолго. Они работают на аккумуляторах, которые нужно заряжать. А этой возможности у нас нет. Проходите. Гриммюрграс, чему ты так улыбаешься? Хорошо провел время?
   Он лишь негромко рассмеялся. Заявление, что он счастлив видеть ее лицо, прозвучало бы странно и неуместно, объяснять же, насколько Гриммюрграсу оказался важен зрительный контакт, не хотелось. Он позже поделится с близнецами этим открытием, а сейчас у них есть более важные дела, пусть некоторые и считают, что он об этом позабыл.
   -- Барьера нет, -- сообщил он, зайдя в гостиную, где собрались все остальные. -- И по тому, что Ликафроуна среди вас тоже нет, можно сделать вывод, что генераторы-таки во власти Хюглейкюра.
   -- А где Ликафроун? -- взволнованно спросила Йоусабет, глядя скорее на Тандри, нежели на Гриммюрграса, однако ответ получила именно от профессора.
   -- Он предположил, что мы рано сделали выводы о ситуации, и на деле она может оказаться не такой однозначной. Поэтому Ликафроун отправился к генератору.
   -- Один? -- испуганно воскликнула Оуск.
   Гриммюрграс посмотрел на нее и кивнул:
   -- Один. Он вполне в состоянии о себе позаботиться, и если не вернулся, значит, генераторы заняты не хранителями. Подходить ближе, чтобы сказать с уверенностью, было опасно, и мы пошли проверить наличие барьера. Его не оказалось.
   -- Да, западный генератор хорошо просматривается с дороги, -- вспомнил Фаннар.
   -- Кстати, почему он называется западным, если находится на юго-западе?
   -- Потому что называть генераторы юго-западный, юго-восточный, северо-западный и северо-восточный несколько неудобно, -- съязвил Фаннар. -- Западный же он потому, что находится не точно на юго-западе, а немного ближе к западу, нежели к югу. Все просто.
   -- Ага, мне бы твою смекалку, -- улыбнулся Гриммюрграс и, взглянув на Тандри, подмигнул ему.
   На лице парня играла привычная хитрая улыбка, и Гриммюрграс невольно задался вопросом, видел ли кто-то, кроме него, страх Тандри, его растерянность, борьбу с собой. И не ту неуверенность, когда понимаешь, что не знаешь ответа или решения задачи, и принимаешься его искать, а понимание, что ты даже не представляешь, в какую сторону тебе следует двигаться. В Норзуре вряд ли бы кто позволил себе показать подобное, здесь каждый с детства знает, что у любого вопроса должен быть ответ, а у задачи -- решение, потому любая неясность -- вызов, она не должна выбивать землю из-под ног. И яркой иллюстрацией тому являлись сидящие в этой комнате. Только у троих из них было представление, как решить проблему номер один, и оттого проблема номер два стала для них лишь досадным мешающим фактором, но в целом направление осталось то же. Для остальных же выходка Хюглейкюра по своим масштабам равнялась с летящим к городу метеоритом, и вместо того, чтобы испугаться и поддаться панике, они сразу принялись искать способ, как разобраться в ситуации. Они вряд ли до конца верили, что через расщелину и правда можно попасть в другой мир, но предложенные близнецами действия их устраивали, потому что они способствовали решению хотя бы одной из проблем.
   Но даже если Тандри и доверял кому-то так же, как доверился Гриммюрграсу, пережитое им около барьера пока оставалось их общей тайной -- глядя в эти горящие глаза, в свете фонаря искрящиеся каким-то особым образом, что Гриммюрграс волей-неволей вспомнил о Ваитюрах, сложно было предположить, чем на самом деле обернулась их проверка. То, что испытывал сейчас Гриммюрграс, глядя на Тандри, не поддавалось описанию: он отдавал себе отчет, что игра искусственного света наложилась на его воспоминание недавнего события, и что теперь он видел в Тандри, возможно, что-то большее, чем было на самом деле, и уж точно то, что не видят другие, но даже это не умаляло нахлынувшего ощущения. Гриммюрграс попытался определить, чувствовал ли что-то подобное прежде, но не успел: Тандри показал руку, до этого спрятанную за спиной.
   -- И у нас с вами есть серьезная проблема, -- произнес он, демонстрируя метеорит, уместившийся в его ладони. -- Пока мы ждем главного гостя, посетители поменьше вряд ли изменят своим привычкам, а двери теперь для них широко открыты. Приходят же они без предупреждений.
   -- Почему без предупреждений? -- воскликнул Фаннар и кинулся из комнаты. Отсутствовал он недолго и вскоре снова оказался в гостиной: -- Забыл, что компьютер работает от электричества. Но знаю, у кого наверняка все должно быть записано на бумаге. Продолжайте без меня, -- обратился он к сестре, вырвал из ее рук фонарик и выбежал из квартиры.
   Фанндис не успела должным образом возмутиться, выудила из заднего кармана второй фонарик, включила его и обвела взглядом оставшихся.
   -- Что ж, продолжим...
   -- Сейчас? -- нервно переспросила Оуск. -- Тебе не кажется, что уже поздно?
   Фанндис некоторое время молча смотрела в лицо кузины, затем кивнула:
   -- Ты права. Идите отдыхать и, если не передумаете, приходите завтра. По дороге наблюдайте за другими жителями Норзура. Ну и приводите тех, кто не верит, что убежище спасет от метеорита, и не хочет примыкать к Хюглейкюру с его ребяческими выходками. Даже если они идею с пропастью считают абсурдом, но готовы послушать нас.
   -- А всем уходить обязательно? -- спросил Тандри, садясь на диван. -- Во мне еще достаточно энергии, чтобы помочь вам, если вы сами, конечно, не идете спать.
   -- Не идем, -- кивнула Фанндис. -- И, разумеется, оставайся -- у нас есть как минимум одно важное дело.
   -- И я задержусь, -- сообщила Йоусабет, приземляясь на подлокотник рядом с Тандри. -- Нужно же разобраться с генератором.
   -- Нужно, -- кивнула Фанндис и отправилась выпроваживать остальных. Это заняло у нее не так много времени, и вскоре она вернулась, продолжая свою мысль, будто и не прерывалась: -- Но сейчас не до него. Гриммюрграс, пока мы с Фаннаром шли к генераторам, заглядывали во все Комнаты Ярости, что попадались по пути, но нашли там совсем немного.
   -- Все кто-то растащил, -- подтвердила Йоусабет. -- У меня возникло ощущение, будто нахожусь где-то в трущобах. Хотя в трущобах все еще хуже: мишени разломаны, на стенах непристойные рисунки... Но в одной из Комнат на окраине в куче мусора мы нашли вполне годный пистолет. Удивительно даже!
   Гриммюрграс молчал. Его смутило не сообщение об отсутствии оружия, а то, что сам он не додумался обследовать Комнаты Ярости. Криво усмехнувшись, он вспомнил, что не хотел отпускать Ликафроуна невооруженным. А ведь как просто можно было бы исправить ситуацию! Только в голову такое элементарное решение так и не пришло. Объяснить оплошность тем, что охотник не смог бы добыть достойное оружие "по пути", не вышло бы: в крайнем случае, тот бы набрал камней, но Гриммюрграс, говорящий так много о потенциальной опасности Хюглейкюра и его сообщников, даже о камнях не позаботился.
   -- А мы прошли все Комнаты мимо, -- сообщил вместо него Тандри.
   -- Ничего, команда Оуск тоже не затрудняла себя поисками оружия, -- улыбнулась Фанндис.
   -- Только Оуск и не предлагала вооружиться, -- мрачно напомнил Гриммюрграс.
   -- Если бы ты не заговорил об этом, мы бы и не подумали об оружии. И вообще, что сделано, то сделано. Все мы с изъянами. Фаннар, например, вместо того, чтобы сразу схватить Хадльфредюра и держать столь важную личность при себе, болтается теперь не пойми где и тоже не ищет оружие. Хотя сдается мне, что наш улов все равно можно будет посчитать на пальцах рук, и лично я буду счастлива до неприличия, если задействую обе, а не только одну.
   -- А еще это подтверждает, что опасность действительно серьезная, как вы и говорили, профессор, -- заметила Йоусабет. -- Фанндис не стала говорить об этом вслух, но я сразу поняла, что оружие пропало не просто так. Другие девочки и парни, сопровождавшие Фаннара, думаю, тоже. Так что только Соуль и Кетитль не в курсе... Ну еще и Оуск, и этот... художник? Но Соуль видела наши мрачные лица и о чем-то шепталась с Кетитлем. Полагаю, что лучших доказательств, что вы не спятили, и не нужно.
   -- Последним станет Ликафроун, -- заметил Тандри. -- Если завтра мы его не найдем, значит, он присоединился к Хюглейкюру.
   -- Тандри! -- шокированно воскликнула Йоусабет, и трудно было сказать, что на самом деле ее возмутило: сомнение парня в разумности друга или же перспектива, что один из них окажется на стороне врага.
   -- Спокойно, он не идиот. Но мы же не знаем, что этот псих будет делать с несогласными. Особенно учитывая, что он стащил все оружие. Потому мы договорились: если все серьезно и Ликафроуну не удастся уйти, пусть втирается в доверие. Поэтому если завтра его не увидим, значит, он работает по этой схеме.
   -- Как по мне, это даже лучше, чем обыскать по дороге Комнаты Ярости, -- присвистнула Фанндис. -- Так что соберись, Гриммюрграс, мне нужен тот, кто взял себе такое имя. А я не помню, чтобы в твоих рассказах Трава сохла и тем более гнила.
   -- О! Знаю, что мы можем сделать! -- воскликнул Тандри. -- И мысль навеяна разговором с профессором, можете считать, что половина идеи на его совести, -- и он подмигнул Гриммюрграсу, который совершенно не представлял, о чем сейчас пойдет речь. -- Идем на Полигон Ярости.
   -- Это еще зачем? -- непонимающе спросила Йоусабет, скрестив руки на груди.
   -- Вряд ли ребята Хюглейкюра обчистили и его, -- пояснил свою мысль парень. -- На Полигоне используется не стандартное оружие, а специальное, заряженное шариками с краской. Не знаю, способно ли оно нанести серьезные увечья, но жизнь точно попортит. А нам разве больше надо?
   -- Тандри, ты гений! -- засияла его подруга и хотела было наклониться к нему, но тот как раз подался в сторону Гриммюрграса, чтобы задеть его плечом.
   -- Говорю же, идею эту делим пополам. Мы отличная команда, профессор!
   Гриммюрграс улыбнулся в ответ.
   -- В нашем распоряжении всего лишь ночь, -- обратился он к Фанндис. -- И желательно отвести несколько часов на сон. Поэтому предлагаю воспользоваться предложением Тандри.
   -- Поскольку и рук у нас всего ничего, а Норзур все-таки город большой, не имею возможности возразить, -- улыбнулась та в ответ.
   -- К тому же у вас остался всего один фонарик, -- резонно напомнила Йоусабет, поднимаясь на ноги. Спорить с весомостью ее аргумента никто не стал.
   Глава 3
  
   Утро Гриммюрграс встречал в своей постели, до которой добрался лишь на рассвете, а потому надеялся задержаться в ней подольше. Вылазка на Полигон Ярости оказалась успешной -- оружие для спортивных состязаний не было тронуто. Решив не дать Хюглейкюру возможность обзавестись и им (Гриммюрграс не исключал вероятность, что светлую идею о наносимом им вреде тот получит от Ликафроуна, если студенту понадобится втираться в его доверие), они дождались, пока Фанндис вернется к дому за электромобилем, а потом приедет обратно. И хотя электромобиль был загружен полностью, Фанндис пришлось еще не раз вернуться на Полигон, в основном из-за шариков с краской, запасы которых удивили Гриммюрграса.
   -- А что вы хотели? -- рассмеялся Тандри. -- Состязания проходят часто, а про тренировки я вообще молчу. Ну а шарики -- это расходный материал. Если оружие можно использовать одно и то же, у шариков второй жизни нет.
   Забрав все, что только можно, и свалив без разбора в гостиной, четверка разошлась по кроватям. Йоусабет, погрузив коробки в электромобиль в последний раз, высказала желание сразу отправиться домой, что и сделала по дороге, Тандри же дошел до квартиры близнецов, где помог Фанндис, уже изрядно уставшей разгружать транспорт, и Гриммюрграсу. В конце концов он заявил, что ни докуда не дойдет, а потому устроился на диване. На все предложения гостеприимства ответил отказом: занимать комнату Фаннара он был категорически против, уверенный, что тот тоже скоро вернутся и захочет хорошенько выспаться, а выгонять двух оставшихся хозяев на диван он тем более не собирался.
   -- Фанндис, ты трудилась больше всех, выгружая ящики одна, а мы загружали втроем, не давая тебе времени передохнуть, -- говорил Тандри с неизменной улыбкой, -- ну а вы, профессор... -- тут он замолчал, улыбнувшись немного иначе, но Гриммюрграс не успел познакомиться с оттенками улыбки своего студента, чтобы понять, что они значили. -- В общем, я тут моложе всех, так что могу обойтись и без мягких перин! И никаких споров. Идите уже спать.
   Гриммюрграс лишь рассмеялся на последние слова. Он знал, что Тандри не стал бы жалеть его по такой нелепой причине, особенно теперь, зная правду о его прошлом наверняка, но спорить не стал -- они действительно зверски устали. На прощание Фанндис заявила, что завтра непременно займется генератором, который был необходим, чтобы зарядить аккумулятор электромобиля, оказавшегося крайне полезным в сложившейся ситуации. Все остальные заботы она возложила на широкие плечи своего брата и друга, снимая с себя всю за них ответственность.
   И вот настало время исполнять свои обязанности, хотя совершенно не хотелось.
   Гриммюрграс не успел определить, какой именно сейчас час, но по звукам, раздававшимся за дверью, понял, что хотя бы пара из вчерашних их спутников все-таки вернулась и теперь разводит бурную деятельность. Решив, что проявлять такую активность можно лишь в одиннадцать утра, он вынудил себя выбраться из-под одеяла и начать одеваться.
   В дверь постучали, и тут же в комнату зашла Фанндис.
   -- О, ты уже встал! -- обрадовалась она.
   -- Как и ты, -- улыбнулся, увидев подругу, Гриммюрграс, продолжая одеваться. -- Хотя выглядишь так, будто заряда бодрости хватит всего на пару часов. Кстати, сколько сейчас времени?
   -- Девять, -- вздохнув, призналась она.
   Гриммюрграс сам с трудом подавил горестный вздох -- уж лучше бы он продолжал думать, что сейчас одиннадцать. Фанндис тем временем подошла к его кровати и присела на нее.
   -- Чую, именно так себя чувствовал вчера мой электромобиль, подъезжая в последний раз к дому: его заряда точно хватит лишь на пару часов езды. Так что нам нужен этот гребаный генератор! Но Йоусабет еще не пришла...
   -- Может, поспишь до ее появления? -- участливо предложил Гриммюрграс. -- Можешь даже здесь. Тут тебя искать не станут.
   -- Предложение очень соблазнительное, -- сонно улыбнулась Фанндис и с вожделением посмотрела на подушку. И все же справилась с собой и смогла перевести взгляд обратно на друга. -- Вы с Фаннаром справитесь? Правда, он еще спит. Хитрец заблокировал дверь шкафом! Не думала, что ему хватит силы передвигать мебель.
   -- Может, это не шкаф?
   -- Не знаю... Не важно. Важнее то, что открыть ее мы не можем. Так что наши славные мальчики и девочки останутся полностью на твоем попечении... Какое-то время.
   -- А Тандри тут?
   -- Куда ему деваться? -- усмехнулась Фанндис, а затем серьезно спросила: -- Ты ему полностью доверяешь?
   -- Пожалуй, как и вам двоим.
   -- Хорошо... Тогда еще один помощник в твоем распоряжении.
   -- А ты ему не доверяешь? -- уточнил Гриммюрграс, расслышав в ее голосе нотки сомнения.
   -- Мы с Фаннаром близнецы, -- заметила Фанндис, сладко потянувшись, -- и не знаю, как у других близнецов, но в нашем случае это родство сыграло злую шутку. Знаешь, что друг -- это тот, кому доверишь собственную спину? Так вот, несмотря на нашу общительность и довольно тесные связи с некоторыми значимыми людьми Норзура, друзей у нас нет. Точнее, не было до твоего появления. Мы были друг у друга, и этого было достаточно. Я никому не могла довериться так, как Фаннару, поскольку знала: что бы ни делал мой брат, это нам обоим пойдет на пользу. Всегда. Про других я так подумать не могла. А вот с тобой почему-то вышло иначе.
   Она замолчала, задумчиво глядя в окно. Гриммюрграс не прерывал паузу, чувствуя, что его слова сейчас прозвучат некстати.
   -- Так вот, -- вновь заговорила Фанндис, повернувшись и даже улыбнувшись, -- Тандри -- хороший парень, и он на нашей стороне. Я это вижу, Фаннар тоже. Но этого недостаточно, чтобы мы смогли ему довериться, как друг другу и тебе. Однако если ты ему доверяешь, считай, что доверяем и мы. Чуточку меньше, но, надеюсь, этого никто не заметит.
   Гриммюрграс улыбнулся, кивнул и направился к двери.
   -- В таком случае, там я буду не один. Позову, как появится Йоусабет, так что не повторяй лихих выкрутасов своего брата и не тягай мою мебель.
   -- Это очень соблазнительно, -- призналась Фанндис, вытянувшись на кровати и прикрыв глаза, -- но не буду. Ай, да! -- она внезапно снова села, вынудив Гриммюрграса обернуться прежде, чем он открыл дверь. -- У нас пополнение. И очень неожиданное. Думаю, она пришла из-за тебя.
   О ком шла речь, он понял сразу, только не разделял предположение подруги о причине появления столь внезапного союзника. Говорить об этом он, однако, не стал. По крайней мере, пока. К тому же не так важно, почему эта женщина изменила свое мнение и теперь стала с ними за одно -- ее помощь станет особенно неоценимой.
   Выйдя из спальни, Гриммюрграс сразу же столкнулся с Льоусбьёрг.
   -- Передумала? -- спросил он с улыбкой, которую сдержать не смог: ему казалось, что только для двоих, услышавших записи "эксперимента" близнецов, прийти сюда будет значит признать поражение своих идей: для профессора Орри и Льоусбьёрг.
   -- Нет, я хочу услышать, что вы на самом деле думаете.
   Гриммюрграс удивленно приподнял бровь и некоторое время молчал, полагая, что Льоусбьёрг намерена пояснить свою нелепую фразу. Нечто подобное вполне годилось для начала довольно длинной речи: оно привлекало внимание и тем самым обещало говорившему, что собеседник выслушает если не до конца, то как минимум первые два предложения, последующие за столь непонятным вступлением. Но нет, Льоусбьёрг не подготовила никакой речи, а потому просто стояла и что-то ждала.
   -- Ты уже слышала, что мы думаем, -- напомнил Гриммюрграс, чувствуя себя при этом несколько неуютно -- перед ним стояла умная женщина, а он говорил с ней как с недалекой. -- В кабинете для переговоров.
   Она ответила острым взглядом и чуть заметной усмешкой. Но даже если это должно было что-то прояснить, Гриммюрграс оказался из сложного типа людей, не умеющих читать подобные знаки. Льоусбьёрг слегка качнула головой и все-таки снизошла до пояснения словами:
   -- Я хочу, чтобы вы сказали то же самое лично. Чтобы я при этом видела ваши лица, ваши глаза. На пленку можно записать все, что угодно, а потом остается лишь постоять с серьезными лицами. Я же хочу увидеть, действительно ли вы верите в эту чушь.
   -- Хорошо, -- кивнул Гриммюрграс и серьезно произнес: -- Я не из Фьялса. Я попал сюда через расщелину. Из прошлого или из другого мира, не скажу -- этого не знаю. Довольна?
   Он не улыбнулся, хотя глядя в лицо Льоусбьёрг, полное недоверия, чувствовал себя идиотом. Он, конечно, знал, что есть правда, и не сомневался в этом, не думал, что сильно ударился головой и нафантазировал неизвестно чего. Но здесь необходимость доказательств чувствовалась во всем, и сам Гриммюрграс привык, что пустые заявления ничего не стоят, а потому сомневался, что Льоусбьёрг удовлетворится его признанием. Вряд ли ей будет достаточно и слов близнецов.
   Однако она кивнула:
   -- Хорошо. Я еще спрошу у твоих друзей, на самом ли деле они верят, что через пропасть можно попасть куда-то там, где можно будет жить.
   -- В таком случае позволь и мне задать вопрос.
   -- Конечно. Слушаю.
   -- Ты веришь, что бункер спасет тех, кто в нем окажется?
   Льоусбьёрг на мгновение отвела взгляд, но тут же решительно посмотрела на Гриммюрграса.
   -- У нас нет другого варианта.
   -- Можно было бы эвакуировать людей заранее, -- пожал плечами Гриммюрграс. Если бы он с близнецами узнал о метеорите не за пару месяцев до столкновения, то настоял бы на этом варианте.
   Льоусбьёрг это предложение насмешило.
   -- Эвакуировать? Всех жителей? Ты в своем уме? Это бы означало...
   -- Построить новый город, -- перебил ее Гриммюрграс. -- Знаю. Но не лучше ли было потратить все силы на постройку нового города, чем на бункер, находящийся явно недалеко от Норзура. Вам все равно придется строить город с нуля. Только будут ли такие возможности, когда метеорит разрушит этот?
   -- Боюсь, что таких возможностей не было и сейчас, -- негромко заметила Льоусбьёрг, покачав головой. -- Если бы все было так просто, как тебе кажется, Гриммюрграс, Лейкни ухватилась бы за эту возможность.
   -- По сути это конец? -- так же тихо спросил он, не желая, чтобы другие, находящиеся в комнате, услышали, к чему пришел их разговор. Конечно, знание, что у Норзура в любом случае нет будущего, подстегнет выбрать вариант с пропастью, но Гриммюрграсу совсем не хотелось сообщать об этом таким образом.
   -- Профессор, готово, -- сообщил неожиданно подошедший Эгмюндюр, -- все ящики сложены в комнате Фанндис, -- он указал на дверь за спиной, а затем заметил стоящую рядом женщину и как-то кисло произнес: -- О, Льоусбьёрг, и ты тут.
   Та ничего не ответила, лишь поморщилась. Гриммюрграс с интересом наблюдал за обменом любезностями этих двоих. Их явно что-то связывало, но что именно? Стоило поговорить с Льоусбьёрг об этом и узнать о личности Эгмюндюра побольше.
   -- Отлично, -- кивнул Гриммюрграс иллюстратору. -- На этом пока все. Вам бы с Оуск найти кого-нибудь из ребят и начать учить язык: не знаю, насколько плодотворно выйдет без аппарата Фанндис, но выбора пока все равно нет.
   Оглядевшись, он заметил, что Соуль и Кетитль сидят на диване и о чем-то оживленно разговаривают. Подойдя ближе, Гриммюрграс с удивлением различил в их речи родные слова: у студентов получалась удивительная смесь двух языков, где простые слова брались из лексики жителей хэимели, а специальные или не имеющие аналогов -- из языка жителей Норзура. Слушать подобное без улыбки не представлялось возможным.
   -- Доброе утро, профессор! -- заметив его, радостно поприветствовал Кетитль, используя родной язык преподавателя. Слово "Профессор" на языке Норзура в этой фразе прозвучало резко и несколько неуместно.
   -- Мы не знаем, как будет "профессор" на вашем языке, -- извинилась за это Соуль, смутившись, правда, неизвестно, из-за чего: просто из-за незнания или же из-за того, что и ей не понравилось, как прозвучала фраза.
   -- Думаю, в хэимели профессора... или по крайней мере учителя станут называться кхадлами, -- поддерживая затею студентов, Гриммюрграс тоже заговорил на языке, который давно не использовал.
   Осознав сказанное, он усмехнулся: вот он и стал на ступень выше, чем та, которую занимал в прежней жизни. Он задумался, верно ли это предположение, поскольку профессора университета занимались в первую очередь передачей знаний новому поколению, и тогда они были ближе к художнику, но в то же время многие из них делали собственные открытия. Жрецы говорили с Ваитюрами, но ответ от них получал Зрящий, и именно он понимал тайны бытия. В таком случае профессора должны стать Зрящими. Как это дерзко будет звучать там, на другой стороне пропасти!
   Гриммюрграс решил не озвучивать свои мысли студентам, как и осознание того, что уклад общества изменится, как их, так и жителей хэимели. Однако другая посетившая его идея требовала словесного воплощения, что Гриммюрграс и поспешил исполнить.
   -- Льоусбьёрг! Пока Фаннар спит и тебе все равно нечем заняться, предлагаю пообщаться с этими ребятами. Послушаешь мой родной язык.
   -- Родной язык? -- переспросила она, но все-таки подошла к дивану. -- Тот, на котором шла пьеса? Я думала, ты специально его придумал, чтобы создать нужный эффект, подчеркнуть отличие того общества от нашего.
   -- Отличие? -- переспросил Гриммюрграс, не сдержав усмешки, но высказываться по этому вопросу не стал: Льоусбьёрг увидела то, что хотела, а объяснять, как дело обстоит с его точки зрения, времени не было. -- И нет, я не придумывал этот язык специально для пьесы. Послушай ребят, и ты сама убедишься. Думаю, глава Издательства должна чувствовать живой язык и отличать его от искусственного.
   Дожидаться ее ответа Гриммюрграс не стал: отойдя от дивана, он огляделся.
   -- Профессор, профессор! Посмотрите, что сделала Дагфридюр! -- восторженно прокричал Оддмар. Он с Биргиром обступили Дагфридюр, смущенную их вниманием и удерживающую в дрожащих руках какую-то тетрадь.
   -- Мы всегда смеялись над ней, потому что ее конспекты были самые полные, -- с улыбкой сообщил Биргир, когда Гриммюрграс приблизился.
   -- Ага, она словно переписывала учебники!
   -- Мне так проще было запоминать, -- тихо объяснила Дагфридюр. -- Да и удобнее, когда возникал спор, как точно звучит определение того или иного термина: я залезала в конспекты и зачитывала. Проще, чем в учебнике рыться.
   -- Ага-ага, -- закивал Оддмар. -- Только в случае с терминами точность не обязательна. Там главное понимать смысл, который можно передать и своими словами, и несколько иначе. Зубрить точные фразы не нужно -- это отвлекает и мешает пониманию. -- Он снова взглянул на Гриммюрграса и широко улыбнулся: -- Но она снова это сделала! Все записала! Смотрите. Все слова!
   -- Мне так проще было запоминать, -- снова повторила Дагфридюр и опустила глаза.
   -- Но в случае со словами твоя тетрадь бесценна! -- подбодрил ее Биргир. -- Пока не работает машина Фанндис, мы можем учить слова с помощью нее. То есть нам-то они не нужны, если только повторять, но Оуск, например, не знает ни словечка. Ей твоя тетрадь пригодится.
   -- Она умница, правда? -- спросил Оддмар у Гриммюрграса, приобняв Дагфридюр за плечи.
   -- Еще какая, -- с улыбкой согласился тот. -- И да, можете уже попробовать пустить тетрадь в ход, взяв на попечение Оуск и Эгмюндюра. Только берегите ее -- второй такой у нас нет.
   -- А жаль! Интересно, есть ли в Издательстве генераторы и согласилась бы Льоусбьёрг сделать парочку копий? -- подал идею Биргир, кивая на женщину, завязавшую активный разговор с Кетитлем и Соуль.
   -- Можно будет спросить, -- кивнул Гриммюрграс, -- но позже. Пока попробуйте себя в качестве преподавателей.
   Все трое кивнули, и Биргир с Дагфридюр направились на розыски своих учеников, которых в гостиной не наблюдалось. Оддмар задержался.
   -- Профессор, -- начал он неуверенно, но заметив заинтересованный взгляд Гриммюрграса, продолжил: -- В общем, тут такое дело. Перед тем, как прийти сюда, я переговорил кое с кем из друзей, кто в пьесе не участвовал. Ну, они болтали о случившемся и спросили, что я думаю. Про электричество, Хюглейкюра, бункер и вообще. Ну я и сказал, что вот так, есть еще один путь спасения. Рассказал про вас. Они, ясное дело, не поверили, но захотели прийти и послушать вас и снежных близнецов. Вас, конечно, все любят, но поверить в такое все равно сложно. Это мы участвовали в пьесе, прожили ее... Еще на репетициях у нас возникли подозрения, что такую вещь просто так не придумаешь. Еще и Тандри странно себя вел... Но мы были в шкурах героев, а они, те мои друзья, просто наблюдали со стороны. А снежные близнецы -- это другое. Они шикарные! Они... В общем, их слов для парней будет достаточно. Так что ничего, что они придут, послушают?
   -- Такова и была наша задумка: чтобы вы рассказали всем друзьям и знакомым о нашем варианте и привели их сюда. А те потом привели своих. Так что все хорошо. Когда они будут?
   -- После трех, когда занятия закончатся.
   -- Занятия? -- не поверил в услышанное Гриммюрграс.
   -- Ага, лекции идут в обычном режиме. Вроде решили, что выступление -- чушь, бред свихнувшегося Хюглейкюра. А электричества нет из-за поломок, которые сейчас устраняют. А лекции можно и без электричества слушать, по крайней мере те, где не нужно какие-нибудь опыты демонстрировать. Так что я к трем пойду за ними и приведу сюда.
   -- Хорошо, приводи всех, кто пожелает, абсолютно всех. Единственное, не говори пока про оружие: может, оно нам не пригодится, паника же нам точно не нужна.
   -- Как скажите, профессор! -- снова улыбнулся Оддмар и повернулся в сторону кухни, где скорее всего застряли его друзья и их "ученики".
   -- Ты Тандри не видел? -- окликнул его Гриммюрграс, и он обернулся.
   -- Неа. Когда пришел, его не было. Может, как раз ищет тех, кто поверит в наш способ спасения?
   Гриммюрграс задумчиво кивнул: он не имел собственного представления, чем мог или не мог в такое время заниматься Тандри, не спавший, как и он, почти всю ночь. Как бы там ни было, на данный момент все равно никаких серьезных дел не нашлось бы. На самом деле Гриммюрграс сам мог отправиться куда угодно, поскольку до пробуждения Фаннара от него вряд ли что-то потребуется.
   Прекрасно осознавая, что просто сидеть в ожидании, нельзя -- он заснет, -- Гриммюрграс отправился пересчитывать оружие и припасы. Он все еще надеялся, что они смогут без него обойтись, хотя и понимал, что подобные мысли нелепы. Он ничего не знал о генераторах и способах их работы, не представлял, на сколько хватит энергии у того, что располагался в доме близнецов, а потому не мог ожидать, что он решит все их проблемы. Тем более, что этот генератор не вернет барьер.
   Гриммюрграс записывал в блокнот выгравированные на стволах номера, пересчитывал баллоны с газом и упаковки с шариками, занося на бумагу результаты, но при этом думал совершенно о другом. Мысли не хотели покидать слова Ликафроуна: "Но они не звери!" И хотя он сам объяснил студенту, что вкладывает в понятие "зверь", теперь не мог не думать, что это столкновение будет отличаться от обычной охоты и защиты дома. Он не представлял, какой урон может нанести оружие, придуманное для выпускания пыла, людям, не имеющим специальной защиты. Впрочем, он и не знал, может ли его пистолет сделать что-то, кроме дыры в бумажной мишени.
   Взяв в руки очередной ствол и записав его номер, Гриммюрграс помедлил. Прежде, чем положить его обратно в ящик, он перехватил его поудобнее и нацелился, представляя, будто перед ним стоит Хюглейкюр. По телу прокатилась крупная дрожь. Прикрыв глаза, Гриммюрграс попытался вообразить, что держит в руках лук и целится в кого-нибудь из жителей хэимели. Руки опустились сами, а затем раздался грохот -- оружие упало на пол. Гриммюрграс слышал шум и даже осознавал, чем он вызван, но не открывал глаза: теперь он видел, как кто-то целится в него. Из оружия для Полигона, пистолета, лука -- не ясно: оно сливалось, переходя из одного в другое. Лица целившегося Гриммюрграс не видел, да и не важно, кем он был. Волна страха, судорожный вздох, одно быстрое движение -- Охотник стоял и крепко сжимал ствол, наведя его на дверь и перед мысленным взором храня образ того, кто все еще держал его под прицелом. Сделав несколько глубоких вдохов и уняв инстинкты, Гриммюрграс положил оружие обратно в ящик.
   Он лег на кровать, положив руки под голову, невидящими глазами глядя в потолок. Ему не впервые придется ощущать ужас перед опасностью и побеждать его, как затем и саму опасность. Но что насчет остальных? Когда-то их предки умели охотиться, однако жителям Норзура уже давно не приходилось спасать собственную жизнь. Кто-то из нынешнего поколения устраивал игру на Полигоне Ярости, другие расстреливали мишень, представляя на ее месте соперника, мешающего научным изысканиям или получению ожидаемой славы, но вряд ли они готовы действительно нанести непоправимый вред другому человеку. А что они станут делать, увидев, что стоящий напротив намерен их подстрелить? Отреагируют ли они так же, как на Полигоне, встретив противника?
   Гриммюрграс чувствовал ответственность за всех тех, кто согласился искать спасение на другой стороне пропасти. В самом способе он ни капли не сомневался и полагал, что там жители Норзура смогут начать жизнь с чистого листа, в отличие от попытки что-то сделать на руинах разрушенного города в окружении безжизненных земель. Гриммюрграса беспокоило совсем не это.
   Мешающие первоначальным планам обстоятельства. Ведь если бы вопрос состоял лишь в том, смогут ли его подопечные в случае чего уйти от атаки и выстрелить в человека, от Гриммюрграса требовалось бы только обучить их. Возможно, не такая уж и малость, но ответственности все равно меньше. На деле же ему предстоит придумывать план предстоящей "охоты", позволяющий не только добиться цели, но и не понести потерь. Только он сталкивался с реальной опасностью, грозящей смертью, а потому лишь он сможет учесть все нюансы.
   Отчего-то вспомнилась та странная вылазка с Тандри в попытке достать редкую книгу. А ведь парень не растерялся, да и вообще был на высоте. Сможет ли он так же себя вести в случае действительно опасной ситуации? Или же в этом и должна состоять уловка Гриммюрграса: не рассказывать подопечным, что именно их ждет, заставить поверить, что это очередная игра на Полигоне, и тогда, не подозревая об угрозе жизни, они смогут действовать, не парализованные страхом?
   -- Его все-таки нет.
   Гриммюрграс вздрогнул и напрягся. Он бы даже вскочил в ту же секунду, готовый отражать нападение, но вовремя вспомнил, где находится, а затем и узнал того, кому принадлежал голос.
   -- А значит, вы, к сожалению, оказались правы, -- закончил свою мысль Тандри и уселся на кровать рядом с Гриммюрграсом.
   -- Ты ходил к Ликафроуну, -- догадался он.
   -- Ага, не мог дождаться вас, а потому решил проверить его. Окажись он дома, наверняка проспал бы до обеда, а мы успели бы предположить самое худшее. Теперь мы можем сделать это, имея все основания.
   Тандри некоторое время помолчал. Возможно, ждал слов Гриммюрграса, но тот не нашел, что ответить, а потому просто смотрел на студента.
   -- Там Льоусбьёрг, -- негромко произнес тот вдруг.
   -- Да, хочет услышать от Фаннара и Фанндис, что они верят в эту чушь с пропастью, -- улыбнулся Гриммюрграс. -- И если их слов действительно хватит, чтобы переубедить ее, мы получим очень ценного союзника.
   -- Звучит так, будто про пропасть вы все выдумали, чтобы набрать команду и навалять как следует Хюглейкюру. Да и про метеорит -- выдумка, просто способ заставить поганца наконец действовать, чтобы с чистой совестью назвать его аморальным типом. А спасаться никому на самом деле не надо.
   Гриммюрграс улыбнулся.
   -- Сейчас, в этой комнате, все кажется нелепой фантазией, не правда ли?
   -- Есть такое. А идя по улице, не скажешь даже, будто что-то вчера произошло. Будто генераторы и электростанцию кто-то захватил, будто кто-то предсказал конец Норзуру уже через месяц. Может, они не поверили потому, что услышали от Хюглейкюра? Даже университет работает.
   -- Ребята уже рассказали, -- кивнул Гриммюрграс.
   -- Мы точно про метеорит сами не придумали? На электростанции случился сбой, а Ликафроун, допустим, до сих пор помогает с генераторами и прочим. Или отсыпается в комнате отдыха, так как до квартиры не было сил добраться.
   -- А мы зря стащили все оружие с Полигона Ярости, -- с улыбкой добавил Гриммюрграс, указав на ящики. -- Тандри, я бы сам с удовольствием поверил, что мы паникуем зря и Норзуру ничто не угрожает. Мне нравится в Норзуре, и я бы с радостью остался здесь навсегда. Но...
   -- Слушайте, а зачем Льоусбьёрг еще раз говорить с близнецами? Она разве не была в той комнате?
   Гриммюрграс рассмеялся:
   -- О, тут тонкости принятия концепции нового мира, когда твой, в который ты все время верил, начал стремительно разрушаться.
   Тандри внимательно посмотрел на Гриммюрграса и негромко спросил:
   -- Вы испытывали то же самое?
   Он покачал головой.
   -- Поначалу мне действительно было трудно, но в отличие от нее я сразу знал, что оказался в совершенно ином месте и был готов принять его таким, какое оно есть. Конечно, я ожидал чего-то другого, -- он рассмеялся, затем окинул взглядом комнату, -- но этот вариант мне тоже пришелся по нраву. Льоусбьёрг же все еще надеется, что не потеряет свой старый мир, что ей только кажется, будто он исчезает, и совершенно точно ее не воодушевляет тот, что приходит на смену.
   Тандри задумчиво кивнул. От серьезности его взгляда Гриммюрграсу снова стало не по себе. В этот момент он, наверное, действительно понимал Льоусбьёрг: сколько бы они с близнецами ни оговаривали предстоящие события, мироздание в его сознании оставалось целым, и только теперь, когда он смотрел в потемневшие глаза Тандри и не видел в них ни намека на улыбку, Гриммюрграс начал замечать первые трещины. Видеть и больше не притворяться, что это всего лишь игра светотени.
   Из задумчивости его вывел хорошо знакомый смех за дверью.
   -- Фаннар проснулся? -- изумленно спросил Гриммюрграс, пытаясь заодно сообразить, сколько же времени он провел в этой комнате.
   -- Видимо, -- отозвался Тандри. -- Не заметил: вас искал. Интересно, что у них там творится?
   Гриммюрграс догадывался, что может дать ответ на вопрос парня, но предпочел поступить иначе.
   -- Пойдем и посмотрим, -- предложил он, поднимаясь с кровати и направляясь в гостиную. Тандри не заставил себя ждать.
   И хотя его предположения полностью оправдались, Гриммюрграс не испытал по этому поводу никакой радости и, глядя на побледневшую Льоусбьёрг, впервые подумал вмешаться в разговор Фаннара с кем-либо и попросить того сменить тон. Тот же крайне язвительно продолжал напирать на Главного Издателя, будто не замечая ее состояния:
   -- Каждый имеет право выбирать, во что ему верить, Льоус, не находишь? Ты вот веришь в спасительный бункер, а я -- в мир на другом конце пропасти. И зачем тебе доказательства в моей правде, если я в твоей не прошу?
   -- Не просишь? -- резко бросила она. -- Да ты всем вокруг доказываешь, что бункер не способен спасти от метеорита.
   -- Ничего не могу поделать с тем, что расчеты против него.
   -- А против пропасти расчеты проводились?
   -- Интересно, как, если там аномальная зона? И да, мы с Фанндис еще в самом начале пытались что-то выяснить, но ничего не вышло: ни доказательств, ни опровержений. Так что тут каждый может сам решить: поверить ему или нет. Я все имеющиеся данные предоставляю и прямо говорю: у меня нет никакой уверенности, что, сиганув туда, мы не сломаем шеи.
   -- И все же ты намерен сигануть?
   -- Естественно! Потому что тут есть хоть мизерный шанс выжить! В отличие от бункера. Даже если воронка окажется не так велика, как мы подсчитали, и даже если вход не завалит отлетевшими камнями, как вы собираетесь жить на развалинах, если таковые вообще останутся? Или попытаетесь добраться до другого города? Вы приготовились к этому походу: отыскали примерные карты, спрятали заряженные электромобили, набрали еды и воды, пригодной для долгого путешествия? Хадльфредюр -- умничка, у него имеется график падения метеоритов и на месяц после, но, во-первых, там идет расчет на строго ограниченный радиус, во-вторых, его нужно подвергать корректировке. Так что, чьи шансы выжить больше: ваши или мои?
   Льоусбьёрг не стала отвечать, однако взглядом, которым она при этом одарила Фаннара, вполне можно было убить. На него подобные штучки никогда не действовали, да и тонкости эмоций, выражающихся в мимике и жестах, для Фаннара будто не существовали. Может, поставь он перед собой цель убедить Льоусбьёрг в своей правоте, он и вел себя иначе, но Фаннар жил по другим правилам: он не переманивал на свою сторону особо составленными фразами, играющими на эмоциях или воспоминаниях, а излагал факты, как их видел, и давал возможность услышавшему решить, как после этого жить дальше.
   -- Как по мне, шансы у нас равные, -- продолжил он, когда понял, что собеседница отвечать не станет. -- То есть с точки зрения расчетов в обоих случаях они равны нулю. Но в расчеты не идет метафизика. В твоем случае нет ни погрешности, ни удачи, ничего такого, что нельзя рассчитать, но что может действительно спасти жизнь. В моем же имеются только слова одного-единственного человека, даже не ученого, да и слова его скорее легенда, чем доказанный факт. Поэтому, если подходить с научной точки зрения, в любом случае мы умрем. А если так, почему бы не умереть тем способом, который нравится больше? Я ведь никого не уговариваю поступать так же, как я.
   -- То есть все эти люди, -- она обвела рукой переполненную гостиную: все собрались в ней и, затаив дыхание, наблюдали за их спором, -- сами выказали желание прыгнуть в пропасть?
   -- Ага, -- улыбнулся Фаннар. -- Мы их не заставляем. Сказали: "Ага, бункер есть, и если он вам больше нравится, пожалуйста! Только учтите следующее... У нас есть альтернатива. Она не дает сто процентов гарантии, но вы имеете право о ней знать". Ну а дальше они сами решили, что им ближе. И, Льоус, если бы у бункера был хотя бы один процент шанса спасти людей, мы бы за него ухватились. Но... -- он качнул головой и сделал небольшую паузу, давая собеседнице высказаться, но та не воспользовалась возможностью. Фаннар усмехнулся: -- А знаешь, что самое ироничное во всей этой ситуации? Вот мы спорим, спорим, а правых среди нас нет. Кто бы из нас ни выжил в конце концов, второму он не сообщит никак, да и не будет знать о судьбе второго. Может, бункер справится со своей функцией, и в то же время на другом конце пропасти окажется мир, где все желающие найдут новый дом. А? И было бы в этом случае здорово встретиться и посмеяться, вспомнив наш спор. Увы, не выйдет. Так что пусть каждый в этом городе решит за себя, как же ему поступить. Но для этого необходимо знать об обоих вариантах, не так ли? А еще лучше учесть все их достоинства и недостатки.
   Эти слова очень понравились студентам: многие из них зааплодировали, а Оддмар и Кетитль даже одобрительно присвистнули. Льоусбьёрг не заметила реакции окружающих или же только сделала вид -- еще какое-то время она смотрела в лицо Фаннару, будто ожидая чего-то, затем отвернулась и вышла на кухню. Гриммюрграс грустно улыбнулся. Не такого разговора она ждала. Впрочем, винить в этом Фаннара было бы нелепо: он не в ответе за то, что происходит в головах окружающих.
   -- Хочешь есть? -- спросил Гриммюрграс, повернувшись к Тандри. -- Я не завтракал. А ты?
   -- Не успел. Так что не против буду, если есть, что перекусить.
   -- Найдется. Идем.
   Однако прежде, чем зайти на кухню, Гриммюрграс подошел к Фаннару и похлопал его по плечу:
   -- Отличная речь. Повторишь?
   -- А надо? -- удивился тот.
   -- Необходимо. Но где-то после обеда. Оддмар обещал кое-кого привести. Фанндис спит, и я не знаю, что нам следует еще сегодня предпринять.
   -- Я схожу в университет и поговорю там с народом. Чем-то серьезным займемся уже завтра.
   Гриммюрграс удивленно вскинул брови.
   -- Сегодня фантастическая ночь, друг! -- объявил Фаннар, затем похлопал его по плечу и подмигнул Тандри. -- А где моя сестренка?
   Гриммюрграс указал на свою спальню, затем жестом пригласил Тандри на кухню. За столом сидела Льоусбьёрг и пила чай. Ее взгляд был направлен в окно, но вряд ли она там что-то различала. Гриммюрграс заглянул в холодильник и достал две порции завтраков, которые Фанндис готовила раз в несколько дней, а потом раскладывала в лотки по порциям. Вкус у этих завтраков был специфическим, но с их энергетической ценностью их поспорить было невозможно. Вручив один лоток Тандри и достав бутылочку с молочным коктейлем, он указал парню на стул рядом с Льоусбьёрг.
   Гриммюрграс сел напротив, открыл свой лоток и подтолкнул его женщине.
   -- О! Нет, спасибо, -- покачала она головой. -- Я завтракала.
   Гриммюрграс забрал лоток себе, Тандри передал ему вилку. Льоусбьёрг все это время молчала и смотрела на дно своей чашки. Внезапно она заговорила.
   -- Как он это делает? -- с горечью воскликнула она, взглянув на Гриммюрграса. -- Хотя поэтому мы им и восхищаемся, не так ли? И ведь я пришла, чтобы... да, посмеяться над ним, чего уж там! Высмеять ученого, который совершенно ненаучно верит во всякую чушь! И на его слова так и хотелось сказать: "Да пошел ты!" и уйти. А вместо этого я сижу здесь и думаю, чем буду заниматься там, на другой стороне проклятой пропасти. И ему же при этом все равно, убедил он меня или нет.
   -- Думаю, он будет рад за каждого выжившего. Но ты права: бегать за кем-либо, уговаривая его изменить решение, если этим "кем-либо" не является Фанндис, он не станет.
   Возможно, этот ответ был несколько неуместен, но на деле Гриммюрграс мог сказать вообще все, что угодно -- Льоусбьёрг его не слышала.
   -- Вряд ли мне найдется там занятие, -- сообщила она то ли Гриммюрграсу (Тандри, похоже, она даже не заметила), то ли чашке. -- Все, что я умею -- определять, понравится ли текст людям или нет и является ли идея и исследование стоящими или же это только трата времени и ресурсов. А там... А ведь там придется рожать, о чем многие из нас уже забыли думать! И что будет, если я не смогу родить? -- вот тут она оторвала взгляд от чая и посмотрела на Гриммюрграса с каким-то неясным ему обвинением. -- Тогда я буду несостоявшейся в обществе?
   -- Почему? -- удивился он.
   -- Ты в своей книге писал...
   -- Я писал про уклад своего селения. Таким видел его мой народ, полагая, что только так можно выжить. Какие же правила будут у вас, решите вы. Да, в хэимели поделятся опытом, но принимать его полностью или переиначивать -- выбор ваш.
   -- Шанс построить новое общество? -- грустно усмехнулась она и сделала большой глоток.
   -- По крайней мере, вы к этому можете подойти с научной точки зрения, -- улыбнулся в ответ Гриммюрграс и положил руку на ладонь Льоусбьёрг. -- Впрочем, кое-что важное, причем то, в чем ты мастер, сможешь сделать уже сейчас.
   -- О, и что же это? -- в ее серых глазах заиграл деловой огонек. -- Надеюсь, не выпуск брошюрок с речью Фаннара?
   -- Нет, обойдемся без них, -- рассмеялся Гриммюрграс и приступил к объяснению: -- Изначально мы планировали, чтобы все желающие выучили мой родной язык с помощью машины Фанндис. Она хороша тем, что не приходится запоминать, что такое-то слово звучит так-то. Все дело в образах. Но в любом случае без электричества она не заработает. Возможно, Фанндис и Йоусабет удастся запустить генератор, но я особо не надеюсь. Тем более, что у нас оказался запасной вариант. Дагфридюр, когда учила язык для роли, записала все слова. Конечно же, речь лишь об основных, и машина позволила бы изучить чуть больше, но этого вполне хватит, чтобы с первой же встречи хоть немного понимать жителей хэимели. Так что если в Издательстве были генераторы, и ты сможешь их запустить, ты бы смогла сделать копии с этой тетради. Такое же возможно?
   -- Да, пожалуй, -- медленно кивнула она в ответ.
   -- Не знаю, получится ли пронести тетрадь через пропасть. Но на мне осталась одежда, и если положить ее под одежду, есть шанс, что и с ней ничего не случится. Но даже если и нет, за месяц можно будет выучить несколько слов по тетрадям, если у нас окажется достаточно копий.
   -- Хочешь, чтобы было по экземпляру на каждого жителя Норзура?
   Этот тон Гриммюрграсу нравился куда больше: Льоусбьёрг забыла о ситуации и занималась делом, теперь ее интересовали лишь ответы на конкретные вопросы.
   -- Думаю, можно сделать из расчета один экземпляр троим в руки. Тетрадь не такая большая, так что у Издательства, не имеющего иных заказов, ресурсов должно хватить.
   Она снова кивнула, затем улыбнулась уголками губ.
   -- Хорошая идея. Твоя?
   -- Если бы, -- широко улыбнулся ей в ответ Гриммюрграс. -- Спасибо Биргиру. И да, если такая возможность имеется, может, сегодня и сделаешь? Возьми его и Дагфридюр. Если нужны еще помощники, бери любого. Кроме, пожалуй, Оддмара -- он будет занят.
   -- Что, и Тандри можно утащить? -- спросила она со странной ухмылкой и бросила взгляд на сидящего рядом с ней парня, успевшего уже поглотить завтрак.
   -- Готов трудиться! -- спешно заверил ее тот, вытерев губы рукавом.
   -- Ну раз готов, так за мной, -- распорядилась Льоусбьёрг и встала из-за стола.
   Проходя мимо Гриммюрграса, Тандри не отказал себе в возможности похлопать бывшего профессора по плечу, в ответ тот похлопал студента по задержавшейся на плече ладони. Что-то в этом похлопывании, начатом Фаннаром, было особенное, связывающее, отчего Гриммюрграс не мог не улыбаться.
  
   ***
   День показался Гриммюрграсу сплошным ожиданием вечера. И хотя они сделали много полезного, он мысленно нет-нет, а возвращался к обещанию Фаннара -- сколько бы его ни спрашивали, тот так и не пояснил, почему приближающуюся ночь назвал "фантастической", поэтому оставалось лишь гадать. Фаннар утверждал, что полученный ответ вряд ли что-то изменит, да и скорее будет отвлекать от дел, потому советовал пока об этом позабыть. Вышло же, что его загадочность мешала не меньше.
   Впрочем, от Гриммюрграса сегодня особых действий не требовалось: Льоусбьёрг забрала с собой всех, кроме Оддмара и Йоусабет, заявив, что присутствие Гриммюрграса там не обязательно; Фаннар весь день посвятил просвещению жителей Норзура, а Фанндис с Йоусабет разбирались с генератором, который от долгих лет простоя не спешил запускаться. К генератору его не подпускали:
   -- Грас, мы знаем, как сильно ты хочешь помочь, но если не разбираешься в таких вещах, то лучше не лезть. Уверена, что найдется дело, где мы будем вынуждены стоять в сторонке или выполнять твои указания беспрекословно.
   И Гриммюрграс не лез. Он пытался было придумать, как занять электростанцию или же стоит о ней забыть и сосредоточиться лишь на генераторах, питающих барьер. Ответа не было -- Гриммюрграс не обладал достаточными данными, чтобы составить план. И даже если его не очень интересовало расположение помещений в здании, а также находящиеся в нем предметы (во время охоты никогда не знаешь, где именно встретится тебе зверь, и как при этом использовать местность, решаешь уже в процессе), то количество противников являлось той необходимой информацией, без которой он не мог обойтись.
   Таким образом, часть дня Гриммюрграса прошла в неплодотворных размышлениях, а затем он стал наглядным доказательством слов Фаннара о мире на другой стороне пропасти. В этой роли от него требовалось лишь сидеть на видном для всех желающих месте и время от времени серьезно кивать. Фаннар снова говорил с той неподдающийся объяснению убедительностью, из-за которой и стал любимцем всех молодых людей и объектом презрения для тех, кто постарше. Вот и теперь студенты с радостью приняли сторону безумцев, ученые же, с которыми Фаннар провел первую половину дня, остались скептично настроенными и в своем ответе утверждали, что бункер им кажется более надежным решением. Впрочем, оратор после сообщил Гриммюрграсу по секрету, что в их интонации уловил нотку замешательства. Льоусбьёрг, раздавая копии тетради Дагфридюр, предположила, что эффект от речи Фаннара был бы куда сильней, если бы он привел ученых к себе в квартиру.
   -- Но большинство из них и без того со мной знакомо, -- со смехом возразил Гриммюрграс.
   -- Дело не в этом, -- холодно отрезала она. -- К вам просто нельзя приходить со своим мнением.
   -- Что за ерунду ты несешь? -- оскорбился Фаннар, ярый поборник свободного мышления.
   -- Я не могу это объяснить, -- ответила ему Льоусбьёрг, -- но здесь словно воздух пропитан вашими мыслями, и оттого они кажутся реальнее. И что куда ужаснее, ты дышишь ими и заражаешься. То есть я отправилась в Издательство, на свою территорию и, казалось бы, вышла из-под вашего влияния. Так нет же! Я делала копии с полным ощущением их необходимости, а когда Тандри спросил, не было ли у меня личного оружия для Комнаты Ярости, как у многих важных людей в Норзуре, я не удивилась его вопросу, а посчитала, что в сложившейся ситуации он крайне уместен.
   -- Интересно, почему? -- улыбнулся Гриммюрграс.
   -- Думаю, слышала за утро не раз о вашем походе на склад Полигона. Ничего конкретного, лишь о ящиках, которые студенты все утро перетаскивали и еще что-то в этом роде. Но все, о чем говорится в этой квартире, просачивается прямо в мозг. Я не знаю, что это и как объяснить, но оно действует. И ведь мы не верим вам на слово! Не идем за вами потому, что вы так сказали! Не надейтесь. Но наше сознание само находит доводы за вашу точку зрения, а не противоположную. У меня в голове вертятся данные о бункере, которыми я совершенно точно располагаю, в отличие от Фаннара, который даже не представляет, где именно находится этот самый бункер, а лишь предполагает. Впрочем, это не мешает ему быть правым. А эти ребята согласились поверить в наличие другого мира потому, что прежде, чем совершить самую большую в их жизни глупость и прыгнуть в аномальную дыру, они будут заняты делом. Не важно, каким -- главное, их дни будут чем-то наполнены. А потом случится что-то, что окончательно докажет правоту именно вашего решения, сделает его единственно верным.
   -- Почему ты думаешь, словно что-то обязано произойти? -- нахмурился Гриммюрграс. Несмотря на какую-то усталость, сквозящую в голосе Льоусбьёрг, последнее она произнесла так, будто обещала не нечто в неясном будущем, а сообщала о факте, уже случившемся.
   -- А разве ты и близнецы ни о чем таком не знаете? У вас троих и Тандри время от времени появляется выражение на лице, будто вы храните какой-то страшный секрет, который не открываете до поры, чтобы не беспокоить окружающих. Скажешь, ничего такого нет? А ты, Фаннар? Вот об этом и речь.
   Так и не получив ответ, она отошла к Соуль, которая рассказывала что-то новоприбывшим.
   Гриммюрграс посмотрел на Фаннара, но тот лишь пожал плечами. Он знал, о чем беспокоится сам, и догадывался, что друг, предвещающий "фантастическую" ночь, имел в виду именно то нечто, что, по мнению Льоусбьёрг, избавит от сомнений в разумности их плана. Возможно, и Фанндис была в курсе секретов Фаннара или знала что-то еще, а вот что за тень ложилась на лицо Тандри, Гриммюрграс представить не мог. Только поговорить с ним до вечера так и не удалось.
   Ближе к вечеру он узнал, что победа над генератором, внесшая столько воодушевления в их компанию, не может считаться полной. Фанндис не сказала об этом сразу, да и теперь призналась лишь брату и другу, поскольку подумала, что огорчать остальных не стоит.
   -- Я сразу заподозрила неладное, как только поняла, что генератор отвечает за электричество во всем доме. То есть его мощности достаточно, чтобы все жители полагали, будто электростанция снова работает в обычном режиме. По крайней мере, если не будут включать особо энергоемкие приборы или подзаряжать аккумуляторы электромобилей. Как догадываешься, моя машина относится к первому типу. Может, конечно, если отключить все остальные электроприборы, причем во всем доме, что-то и получится, но не уверена. Посмотрим.
   И все-таки благодаря Дагфридюр и Льоусбьёрг это известие их не сильно расстроило. Даже Фанндис скорее злилась, что провозилась столько времени с генератором просто так. Фаннар попытался напомнить ей, что теперь у них есть свет и работают холодильник и плита, что немаловажно, но это не сильно помогло. Фанндис оставили наедине с ее яростью, зная, что она быстро отойдет.
   Ближе к закату большинство захотело пойти домой, и Фаннар загадочным образом посоветовал этого не делать. Поскольку объяснять, почему, тот не стал (будто поверил в теорию Льоусбьёрг об овеществлении мыслей и точек зрения), изменивших решение не нашлось, и тогда Фанндис резонно напомнила про нерабочие плиты в их квартирах и она не была бы на их месте уверена, что кафе проблема с электричеством каким-то чудом обошла. И сколько бы это общество ни провозглашало, будто разум превыше всего, против голода они оказались беззащитны, а потому согласились остаться, хотя необходимым количеством полноценных спальных мест хозяева не располагали. Глядя же на ухмылки Фаннара, Гриммюрграс догадался: это проблемой не является и про сон стоит не вспоминать.
   После ужина, оказавшимся для многих не слишком привычным с вкусовой стороны (однако в итоге ни одной полной тарелки не осталось), Фаннар собрал всех в гостиной, позволил рассесться поудобнее и начать беседы, а затем вдруг выключил свет.
   -- Посмотрите, -- предложил он, подойдя к окну.
   Многие повернули головы, а некоторые даже подошли и остановились рядом с ним. Вид из окна открывался потрясающий: поскольку рядом стояли дома, чьи крыши не доходили до этажа, на котором располагалась квартира близнецов, ничто не загораживало неба. Тут оно казалось ближе и... О, каким же бескрайним оно было! Гриммюрграс удивился, как раньше не замечал его, хотя не раз смотрел в окна, а потом вспомнил про электрический свет, который съедал звезды. Неужели Фаннар решил показать им именно это? Не похоже на него, но...
   Завороженные звездной красотой, люди молчали. Часть из них уже испытала подобное чувство, когда вышла из погрузившегося во тьму театра, и все равно, снова взглянув на ночное небо, они не могли пошевелиться.
   -- Такое небо мы будем наблюдать там каждую ночь, да? -- тихо спросил Тандри. Гриммюрграс повернул голову на голос -- парень стоял рядом с ним. -- Я имею в виду... Что мы будем видеть его снова и снова и всегда испытывать те же чувства. Или же когда-то оно станет привычным для нас?
   -- В какие-то моменты и правда перестаешь замечать его, -- согласился Гриммюрграс, -- а потом как-то внезапно поднимешь голову и утонешь в нем. Его власть никогда не ослабнет полностью...
   Он задумчиво замолчал, потом прищурился.
   -- Что-то не так?
   -- Не узнаю созвездий.
   -- Ну, созвездия в зависимости от времени года меняются, -- напомнил Фаннар.
   -- Знаю. Сейчас осень, почти середина. И я помню, какие созвездия видел на небе там в середине осени. Не эти. Совсем не эти.
   -- Значит, все-таки другой мир существует? -- предположил кто-то из студентов. -- Или это другая планета, находящаяся совсем в другой галактике, а потому и звездное небо над ней другое?
   -- А не значит ли это, что он из прошлого? -- возразили ему. -- И за все эти миллионы лет все старые звезды потухли и появились новые?
   -- Да ладно тебе! Прямо все?
   Завязавшийся спор заставил Гриммюрграса улыбнуться: они обсуждали положение звезд на небе с такой серьезностью, что даже не возникало мысли, будто кто-то еще считает хэимели вымыслом. И тут, среди голосов, он услышал покашливание Льоусбьёрг, или решил, что услышал именно его, отчего улыбнулся еще шире. Могло показаться, будто он сказал про созвездия специально, но слова сами слетели с губ и никакой цели Гриммюрграс при этом не преследовал.
   -- А еще, если я не ошибаюсь, на другом полушарии тоже совсем иной звездный узор, -- негромко сообщил Фаннар.
   -- Считаешь, что мой дом находится не так далеко? -- с интересом посмотрел на него Гриммюрграс.
   -- Если так, то неизвестно, почему у вас нет метеоритных дождей. Но как бы то ни было, мы все равно не узнаем, где же именно расположено хэимели. Да и важно ли? Но не упомянуть о созвездиях, видимых на другом полушарии, я не мог.
   Гриммюрграс рассмеялся.
   И все-таки звезды продолжали манить. Он не заметил, как снова погрузился в размышления. Он попытался вспомнить, что чувствовал тогда, в хэимели, когда ему выдавалось вглядываться в ночное небо. В то время он многого не знал, и хотя звезды были чем-то загадочным, изучая их положение, он не испытывал тот же трепет, что теперь.
   Ощущения постепенно сложились в мысли, а те озвучились сами собой:
   -- Здесь я встретил много интересных вещей и сделал невероятные открытия, но, пожалуй, самым потрясающим, с чем было сложнее всего примириться, и что я не могу до сих пор полностью осознать, это то, что наше солнце -- одна из тех звезд, которых так много на небесах, -- Гриммюрграс широким жестом обвел видимый в окне кусок неба, где так ярко блестели мириады далеких светил. -- А вы можете. Вы понимаете, что возле каждой из сотен этих звезд есть такой же мир, а сами они на самом деле так же велики, как наше солнце.
   -- И даже больше, -- мягко поправила Фанндис. Ее голос прозвучал откуда-то из-за спины Гриммюрграса, а затем он почувствовал, как она положила ему на плечо согнутую в локте руку. -- Да и солнце больше, чем то, что мы видим.
   -- И это поражает еще сильнее, -- улыбнулся в ответ Гриммюрграс. -- Как и вы, люди, способные это принять.
   -- Мировоззрение твоего народа тоже удивительно, -- заметил Фаннар. -- Наверное, это страшно -- принять подобное. Я уже и не помню, как сам отреагировал на заявление, что такое звезды на самом деле. Мы все были детьми, когда нам рассказали о них, так что нам, пожалуй, было намного проще.
   Гриммюрграс промолчал: он не мог представить, каково знать о космосе с самого детства. Может, жителям Норзура действительно не составляло труда принять сводящую с ума правду, и она являлась для них чем-то самим собой разумеющимся, не поражая воображение, и все же это не делало их в глазах Гриммюрграса менее выдающимися.
   Первый метеорит прочертил небо в полной тишине. Он показался чем-то нереальным, каким-то обманом зрения, будто люди слишком долго вглядывались в темноту, отчего яркие точки-звезды начали просто-напросто расползаться. Кто-то, возможно, даже не заметил его, продолжая думать о своем. Гриммюрграс же вспомнил закат у барьера, но решил, что его мысли быстро перескочили на те воспоминания, отчего он даже представил, что небо горит.
   Однако небо горело на самом деле. Один, второй, третий. Кто-то вскрикнул, кто-то выругался, кто-то воскликнул: "Не может быть!" -- реакции остальных лишь подсказали, что Гриммюрграсу все это не чудится, что метеориты действительно прошивают небо, оставляя за собой огненные следы, но уже через мгновение он перестал замечать кого-либо вокруг.
   Он не мог пошевелиться, глядя, как объятые пламенем камни обрушиваются на город. Почему он не видел раньше, как они горят? Этот жар, он... Гриммюрграс вскрикнул и взглянул на свои руки -- это пламя перекинулась и на него! Текучее, облизывающее камни, вынуждающее раскалиться их докрасна, а потом покрыться пеплом. Он видел этот огонь, живой, обладающий неким непостижимым разумом, лишь однажды, когда несся ему навстречу, такой же обреченный, как и метеориты. Кто-то из них не в состоянии выдержать напор огня, и потому от них ничего не остается, другие же, возможно, что-то теряют, но в целом выживают, однако ни первые, ни вторые уже никогда не вернутся на небо.
   Никто из них не способен испытать подобное дважды.
   Гриммюрграс отшатнулся от окна, но взгляд его снова был прикован к небесам: он видел себя среди этих метеоритов, но пока те падали, он пытался нестись им наперерез. На это требовалось куда больше усилий и невероятная скорость, потому что (теперь он это определенно знал) поверхность планеты притягивает с огромной силой. Огромной, но не непреодолимой, а значит...
   Кожу жгло. Нет, ее будто бы сдирало, и он сделал несколько шагов назад, отталкивая кого-то (подвернувшийся на пути метеорит?). И все-таки он хорошо помнил, что обязан перетерпеть боль и при этом оставаться в сознании, а потому прикусил губу и прикрыл глаза. Оставаться в сознании было важно тогда, чтобы не разбиться и не сломать шею при неудачном падении, теперь же это просто жизненно необходимо, иначе он замедлится и не сможет победить притяжение земли, а значит, не вернется...
   Он кричал, конечно же, кричал, но крик в таких случаях облегчает боль. Ведь и метеориты кричат. Разве их никто не слышит? И снова кто-то из этих камней начал попадаться ему на пути. Гриммюрграсу приходилось откидывать их. Он хотел извиниться, но не мог. Да и что им будет? Да, они немного изменили траекторию, но если все еще находятся в сознании, смогут благополучно упасть, а если нет, то и прежде у них не было шансов. Ему же нужен чистый путь, чтобы не сбавлять скорость. Ни за что, ни при каких обстоятельствах, даже если кожа уже сошла и огонь прожигает саму плоть.
   И тогда он сможет, он доберется до цели. Тем более, он чувствовал, осталось совсем немного.
   -- Дыши глубоко и быстро.
   Чей это голос? Гриммюрграс понять не мог. Но голос прозвучал настойчиво и над самым ухом -- значит, принадлежал огню. Больше и не кому. Слушать его? Подчиниться? Ведь именно он приносил столько боли. Но не огонь препятствовал Гриммюрграсу, он просто был, как необходимая составляющая этого перехода, а мешало лишь притяжение. В таком случае мог ли он давать подсказки? Если дышать глубоко, то у Гриммюрграса появятся силы на дополнительный рывок, а если делать это еще и быстро, то силы прибавятся скорее.
   И он задышал -- глубоко и быстро, как нашептывал огонь.
   Внезапно все прекратилось -- его окружила темнота.
  
   ***
   Гриммюрграс открыл глаза. Ему потребовалось несколько секунд, чтобы понять -- он лежит на своей кровати, а в комнате помимо него есть еще кто-то. Вглядевшись в силуэт сидящего на подоконнике, он скорее догадался, чем узнал, кто это.
   -- Ты специально?.. -- он не смог закончить вопрос потому, что не знал, как его точно сформулировать.
   Слова отчего-то не спешили возвращаться. На миг Гриммюрграсу подумалось, что он смог бы все выразить на своем языке и даже хотел выругаться из-за необходимости продолжать общаться на совершенно другом, чужом. Однако и слов родного языка не хватило, так что он не смог высказать Тандри все, что хотел. А хотел ли на самом деле?
   -- Пришлось, -- тихо произнес тот, когда понял, что продолжения не последует. -- Вы не реагировали на другие слова, и я решил рискнуть. Мне повезло, что меня вы услышали. Можно рассматривать это как комплимент?
   Гриммюрграс не ответил. Он улыбался, хотя Тандри не видел этого. А кроме того, был крайне благодарен этому парню, и отчего-то казалось, что одного взгляда хватит, чтобы выразить это. Опомнившись, что в темной комнате вряд ли можно что-то прочесть на лице, он произнес:
   -- Спасибо.
   -- Всегда к вашим услугам, -- бодро ответил Тандри, а затем снова перешел на тихий голос: -- Вы снова ощущали то, что и при переходе?
   -- Скорее то, что буду ощущать, попробовав вернуться, -- горько усмехнулся Гриммюрграс.
   -- Вы же не хотите сказать... Не хотите сказать, что не сможете вернуться?
   Он снова промолчал, потому что и правда не хотел этого говорить, но и соврать не мог. И Тандри понял его молчание правильно, выругался и отвернулся к окну.
   Снова требовались слова, но не какие-либо, а определенные, и снова память отказывалась находить их на обоих языках. Гриммюрграс попытался встать, решив, что хотя бы действия способны их заменить, но не успел -- Тандри резко повернулся.
   -- Вы намерены остаться?
   Гриммюрграс покачал головой, сдерживая смешок. На самом деле ему захотелось громко рассмеяться от пришедшего в голову осознания. Все-таки он поднялся и подошел к окну.
   -- Помнишь разговор Льоусбьёрг и Фаннара? Фаннар говорил, что нет никаких доказательств, что на другой стороне пропасти есть мир и что ваш безумный поступок не приведет к смерти. То, что у вас в любом случае мало шансов выжить, и поэтому вы можете выбрать способ, каким вам приятнее умереть. Да, доказательств нет, но я, не просто проживший всю сознательную жизнь с легендой, но и прошедший этот путь, уверен, что вы выживете. Так что ваше положение не такое, как описал Фаннар.
   Тандри кивнул. Прерывать речь Гриммюрграса он не стал.
   -- А вот мое положение как раз именно то, -- продолжил тот. -- Я почти полностью уверен, что обратного пути не существует. Но и оставаться здесь бессмысленно. Выживу ли я один тут? Сомневаюсь. Так что у меня лишь один выход: рискнуть.
   И снова Тандри только кивнул. Он не отводил взгляда, и Гриммюрграс всматривался в его серьезное лицо. Мысленно он благодарил темноту, из-за которой чтение выражений превращалось в угадывание, а значит, можно было с легкостью обмануться, предположить, что слова оставили не такие глубокие следы, а может, даже зародили надежду. Днем такой роскоши себе не позволишь, впрочем, и слова при свете звучат как-то иначе.
   И все-таки, наверное, он делал что-то не то, но что именно, не знал. Уперев руку в оконную раму, Гриммюрграс невидящим взором уставился в окно. Тандри молчал, но это не давило, будто эта тишина была нужна им обоим. Мысли постепенно из непонятного комка стали выстраиваться во что-то определенное.
   -- У меня к тебе есть одна просьба.
   -- Какая?
   -- Позаботься о детях.
   -- Что вы имеете в виду?
   Гриммюрграс оглянулся и заметил, что Тандри хмурится. Эти слова действительно оказались крайне неожиданными, и, возможно, стоило бы сказать "Потом", а затем... Но что "затем", Гриммюрграс так и не знал, да и не заметил, чтобы Тандри был против внезапного разговора.
   -- Фаннар и Фанндис не вспомнят о них. О детях Норзура. Может, те, кто за них отвечают, попробуют их спасти, но... Выберут ли они пропасть? К тому же детей тоже нужно подготовить. Только ты определенно знаешь, насколько непрост этот путь. Да, вы его пройдете, все, я не сомневаюсь, но будет очень больно. И стоит об этом предупредить, как думаешь? По крайней мере, детей. И только ты это сможешь сделать правильно.
   -- Почему только я?
   На лице Гриммюрграса проскользнула грустная улыбка. Зачем задавать этот вопрос? Чего хочет услышать Тандри? Хотя... хотя Гриммюрграс знал, что ему требовалось: было бы невыносимо думать, что последняя фраза для Гриммюрграса на деле ничего не значила, что он использовал ее лишь для получения согласия Тандри. Это не так. Но чтобы ответить, нужно дать определения всем своим ощущениям, что сложно даже в обычный день.
   -- Я так чувствую, -- в конце концов произнес Гриммюрграс, прекрасно зная, что такой ответ ничего не отражает. Однако каким-то образом он умудрился произнести эти слова с нужной интонацией, отчего Тандри кивнул и, кажется, улыбнулся.
   Гриммюрграс снова посмотрел на небо, которое теперь казалось таким мирным, будто и не было камнепада, а звезды, вечные светила, продолжали неустанно гореть. О них Гриммюрграс ничего не знал, в отличие от тех, что видел в далеком, временами кажущимся невероятным, прошлом. Правда, и тогда он ничего не знал на самом деле, только легенды, но хотя бы их мог рассказать, а тут...
   -- Можно мне остаться?
   -- Да.
   Гриммюрграс сначала ответил, мысленно представляя знакомые с детства созвездия, и лишь потом понял, что имел в виду Тандри.
   -- Больше никого сюда не подселят? -- спросил он, вновь посмотрев на парня.
   -- Неа. Они сдвинули всю мебель, да и Фаннар разрешил в своей комнате устроиться всем, кто захочет. А откуда у них столько спальников, не знаете?
   -- Ох, если бы! -- рассмеялся Гриммюрграс. -- Хотя Фаннар вполне мог стащить где-нибудь несколько, пока пытался убедить знакомых, а мы не заметили.
   Гриммюрграс вернулся к кровати и сел на нее. Он уже достаточно привык к темноте, чтобы четче видеть детали, а потому был вполне уверен, что Тандри снова улыбался.
   Глава 4
  
   -- Здания разрушены, -- сообщил Гриммюрграс -- одеваясь, он смотрел в окно, и теперь Норзур предстал совсем в другом виде. -- Впрочем, вы-то наверняка заметили еще вчера.
   -- Ага, но это произвело меньшее впечатление чем то, что вы творили.
   Гриммюрграс оглянулся на Тандри и виновато улыбнулся:
   -- Наверное, придется просить прощения. И объяснять.
   -- Ничего, думаю, многие обойдутся без особых извинений. Хотя синяки у кое-кого останутся.
   Тандри потянулся, встал и тоже взялся за одежду.
   -- На самом деле, это не показалось им странным, -- помолчав, заметил он. -- Мы просто испугались за вас. И, думаю, это спасло от истерики некоторых. Когда рушится мировоззрение, конечно, тяжело, но когда перед твоими глазами разрушается мир по-настоящему!.. Для многих это было действительно болезненно. Так же они сосредоточили свое внимание на попытках привести вас в чувства, а потому временно забыли о своих переживаниях. Вот утро нас ждет непростое. Но... зато теперь мы точно знаем, что барьера нет и что против метеоритов у нас не остлось никаких шансов.
   -- Не слишком ли бодро ты об этом говоришь? -- поинтересовался Гриммюрграс, уже подойдя к двери.
   -- Уныние оставим до ночи, -- завязывая шнурки, отозвался тот. -- Зачем отвлекаться, когда можно действовать?
   -- Идем завтракать, -- смеясь, предложил Гриммюрграс и открыл дверь.
   Тандри оказался прав -- никто не ждал от Гриммюрграса объяснений. В гостиной почти никого и не было, а сидевшие изучали копии тетради Дагфридюр и, кажется, даже не заметили его. А вот на кухне его уже ждали: Фанндис тут же встала из-за стола, подошла к Гриммюрграсу и молча обняла его.
   -- Нам нужно что-то знать? -- спросил Фаннар, внимательно глядя на друга.
   -- Пожалуй. Но это подождет. -- Гриммюрграс сел за стол, Тандри устроился рядом, а Фанндис направилась к холодильнику, откуда извлекла свой фирменный завтрак. Гриммюрграс тем временем произнес: -- Разрушений достаточно много.
   -- Ага, -- кивнул Фаннар и пододвинул к нему листок. -- Посмотри.
   На нем были записаны ближайшие даты, ближайшее время и еще какая-то цифра.
   -- Расписание метеоритных дождей? -- догадался Тандри, уже принявшийся за свою порцию.
   -- Именно. А вот эти цифры -- скажем так, интенсивность. Или сила. Хадльфредюр сказал мне, как назвал ее, но я не запомнил. В общем, тот, что был ночью, можно назвать где-то средним. И как видите, нас ждет несколько маленьких метеоритных дождей.
   -- По большей части днем, -- задумчиво отметил Гриммюрграс, проведя пальцем по колонке с временем.
   -- Точно. И вот один средний и один сильный. Думаю, что маленькие будут доставлять неприятность, но здания не пострадают, а вот от этого и тем более этого... Собственно, полагаю, что кому-то даже не придется выбирать, спасаться ли в бункере или же прыгать в пропасть.
   -- Поэтому нам нужно восстановить барьер как можно скорее.
   -- Боюсь, что не только, -- возразила Фанндис. -- Нас уже много, а мы хотим, чтобы стало еще больше. Оставаться в домах небезопасно. Конечно, мы можем попытаться прогнать прихвостней Хюглейкюра от генераторов или его самого из электростанции, но я бы не стала на это рассчитывать. То есть, мы, разумеется, сделаем все возможное, но предлагаю сразу придумать, что запасной план. Все-таки мы никогда ничего подобного не совершали, так что стопроцентного шанса у нас нет.
   -- Хочешь найти что-то вроде временного убежища, где поместятся все, согласные пойти за нами?
   Фанндис кивнула.
   -- А им обязательно находиться рядом с нами? -- спросил Тандри. -- По изначальному плану мы должны были обучить их языку, причем с помощью машины, которую, вроде как, и не вынести из вашей лаборатории. Выходит, что машину использовать не будем?
   -- Энергии генератора для нее недостаточно.
   -- В таком случае можно было бы им просто раздать тетрадки, разбить на группы -- у каждой будет по куратору, успевшему выучить язык хоть частично, -- и в назначенный день встретиться у пропасти. Но как я понимаю, все наши единомышленники будут не просто рассказывать друзьям об альтернативе и готовиться к прыжку, а примут активное участие в избавлении Норзура от Хюглейкюра. Так?
   -- Понятно, почему он тебе доверяет, -- улыбнулась Фанндис. -- Смышленый мальчик.
   -- Да тут все очевидно! И все же, вы хотите обеспечить их жильем на оставшееся время подле себя?
   -- Нам кажется, что мы отвечаем за их безопасность, -- пожал плечами Фаннар. -- Уже хотя бы потому, что у нас есть это, -- он постучал пальцем по графику, -- а у них ничего подобного нет. Может, Лейкни и придумает что, выглянув утром в окно, но раз мы предлагаем людям что-то альтернативное, то ограничиться раздачей тетрадок не можем.
   -- Насчет Хюглейкюра, -- вставила Фанндис, -- мы не будем заставлять всех в этом участвовать. Только добровольцев. Но чем больше нас будет, тем лучше, не так ли? Особенно если мы решим заняться генераторами.
   -- Кстати, а где все? -- поинтересовался наконец Гриммюрграс.
   -- Пошли проверить свои квартиры и друзей, -- сообщила Фанндис. -- Еще пообещали принести продуктов, так как наши такими темпами быстро закончатся. И если к их возвращению мы что-то придумаем, будет шикарно.
   -- Итак, нам нужно большое здание, причем метеоритоустойчивое, -- вернулся к вопросу Тандри. -- Есть такие на примете?
   -- Ага, электростанция, -- усмехнулся Фаннар. -- Вы знали, что она окружена своим куполом? То есть он не включен постоянно, но, думаю, Хюглейкюр им воспользовался, отключив барьер над всем городом.
   -- Свой собственный барьер! -- присвистнул Тандри.
   -- Электростанция, обеспечивающая защиту Норзура, самый важный объект, так что не удивительно.
   -- О! А ведь генераторы могли пострадать! -- заметила Фанндис. -- У них барьеров нет, а куда упадут метеориты, никто не знает. Поэтому, думаю, нашей основной целью должна быть именно электростанция.
   -- Но если мы ее займем, то вернем барьер, и общее здание для всех, кто разделяет нашу точку зрения, не нужно, -- усмехнулся Тандри, всем видом подчеркивая очевидность такого развития событий.
   -- Нет, нужно, -- настойчиво повторила Фанндис. -- Неизвестно, когда мы займем электростанцию. Может, нам это не удастся. Не заставляй меня брать слова о тебе назад, Тандри. Помещение нужно уже сейчас.
   -- Похожее по защите на электростанцию, но не электростанция, -- подчеркнул тот и откинулся на спинку стула. -- Есть ли еще важные объекты, окруженные собственными куполами? Мне ничего подобного не известно.
   -- А подобного и нет. Барьеры -- слишком дорогая технология, и проще накрыть все одним большим шатром, нежели делать несколько маленьких. Хотя не могу с уверенностью сказать, на что затраты больше.
   -- В любом случае, мы слышали только об одном дополнительном барьере, -- подвел итог Фаннар. -- Самостоятельный поиск, есть ли еще такие, займет слишком много времени, а спросить... Можно было бы обратиться к Лейкни, но скажет ли она, даже после метеоритного дождя...
   -- Думаю, она скорее активирует уже имеющиеся барьеры. Или попробует поговорить с Хюглейкюром.
   -- Что, она правда это сделает? -- не поверил сестре Фаннар.
   -- С нее станется, -- усмехнулась она в ответ. -- По крайней мере, попробует узнать, чего тот хочет: может, она сможет ему это дать, чтобы он вернул барьер.
   Фаннар присвистнул и захохотал, а Тандри удивленно спросил:
   -- А разве он что-то хочет? Кроме уничтожения города. Кажется, он ясно выразился, что желает, чтобы в бункер попали лишь достойные. Поэтому сомневаюсь, не станет ли этот поступок из разряда глупейших.
   -- Значит, у нас нет надежно защищенных зданий, о которых мы знаем? -- произнес Гриммюрграс, чувствуя, что разговор уходит не в то русло.
   -- Выходит, что нет, -- признался Фаннар. -- Так что как выбирать...
   -- Постой! -- вдруг воскликнула Фанндис. -- Я кое-что вспомнила. Как мы могли забыть! Мёрдюр!
   -- Мёрдюр?
   -- Не говори, что не помнишь. Мёрдюр, покрасивший крышу!
   -- А! Мёрдюр, покрасивший крышу! О да! Действительно!
   И они оба расхохотались, Гриммюрграс непонимающе посмотрел на Тандри, но тот тоже недоумевал. Поэтому пришлось спросить у близнецов прямо:
   -- Что за Мёрдюр и какую крышу он покрасил?
   -- О, это было задолго до тебя, Гриммюрграс, -- отсмеявшись, заметила Фанндис. -- Ну и ты, Тандри, кажется, тогда еще не появился на свет. Мы были совсем детьми, когда это произошло.
   -- Ага, на самом деле мы даже не знаем, правда ли это все. До нас доходили обрывки новостей, и в том числе про проект Мёрдюра. Он вроде как изобрел что-то наподобие краски, которая делает поверхность устойчивой против ударов. Он намеревался ей покрыть все крыши Норзура, чтобы нам не требовался барьер.
   -- Правда, успел покрыть лишь крышу одного завода, а потом его высмеяли. Не знаю, в чем там было дело, но, наверное, остальные вспомнили о полях и фермах, которые этой краской не покрыть, а значит, барьер все равно требуется.
   -- Или эта краска не может на самом деле укрепить крышу, чтобы помешать метеориту пробить ее.
   -- Точно-точно, и поэтому пошла поговорка "Мёрдюр, покрасивший крышу". Ею дети часто награждали Фаннара, а некоторое время звали его просто Мёрдюр -- они считали, что все его проекты так же фантастичны, как и проект с этой краской.
   -- Но один завод он успел покрыть, -- напомнил Фаннар. -- И если его изобретение хоть немного выполняло обещанное, то этот самый завод можно будет использовать для временного убежища.
   -- Только сначала проверить надо, пострадал он или нет от метеоритов, -- кивнул Гриммюрграс.
   -- Этим мы и займемся. Но прежде решим второй вопрос. Грас, у тебя есть представление, как занять электростанцию, если ее действительно будут хорошо защищать?
   Он ждал этого вопроса, потому не смог скрыть улыбку, появившуюся явно не к месту, поскольку ответа так и не было.
   -- Боюсь, пока не узнаю, сколько их там, ничем помочь не смогу.
   -- Тебе нужен план здания? -- спросил Фаннар, вскакивая со стула: похоже, этот самый план у него имелся, но находился не под рукой.
   -- Возможно, но это менее существенно, чем количество людей. Если мы не будем знать, сколько их, кто-то из них нападет сзади, когда мы решим, что уже победили. Если бы дело происходило на открытой местности, то можно было бы пойти и так. Но план... Да, все-таки покажи его, раз уж он у тебя имеется.
   -- Если бы мы могли связаться с Ликафроуном, то узнали бы, сколько там людей, -- высказался Тандри. -- Но я не знаю, как это сделать. Можно, конечно, проверить в его квартире, однако сомневаюсь, что он там.
   -- Проверь, пока мы будем заняты обследованием завода, -- предложила Фанндис. -- Если не найдешь Ликафроуна, может, обнаружишь что-то другое небезынтересное.
   -- Ага, договорились, -- широко улыбнулся Тандри, вставая из-за стола. -- Как понимаю, никто из вас не составит мне компанию? Ну, не удивительно даже.
   На прощание он похлопал по плечу Гриммюрграса и махнул остальным рукой. Когда он вышел, Гриммюрграс, с легкой улыбкой наблюдающий за задором парня, стал крайне серьезным и посмотрел на друзей.
   -- Я так понимаю, что проверять завод мы пойдем не втроем.
   -- Кто-то должен остаться здесь? -- догадался Фаннар. -- Ты прав. Придется тебе снова посидеть без дела.
   -- Может, мне предстоит отвечать на вопросы, а это уже хоть какое-то, но дело. Про завод рассказывать или лучше дождаться результатов проверки?
   -- Второе, -- кивнула Фанндис.
   -- В таком случае я, вероятно, прав, что следующее хочу сказать сначала только вам. Сообщить остальным, думаю, тоже придется, но уже непосредственно перед расщелиной, чтобы страх не помешал им принять правильное решение.
   -- Только не говори, что и у вас там постоянные метеоритные дожди! -- воскликнул Фаннар и напустил на себя ужас, в который можно было легко поверить.
   -- Нет-нет, успокойся, ничего такого! Иначе мы бы не выжили. Однако предупредить кое о чем все-таки должен. Возможно, было бы легче вообще этого не знать, но я знал, а потому не представляю, что стало бы в ином случае.
   Поняв, что они уже хотят услышать обещанное, Гриммюрграс сделал глубокий вдох и попытался описать ощущения, что испытал в расщелине. Но днем рассказ вышел намного скудней, чем тот, что услышал Тандри. Почему-то в Норзуре при солнечном свете все слова теряли свои краски и становились фактами, по отношению к которым не испытываешь эмоции, а даже если бы и испытывал, никто на это не обратил бы внимания, а факты остались бы теми же. Чувствовать легче ночью, думать -- днем. Или это последствия вчерашнего? Как бы то ни было, Гриммюрграс не смог вспомнить и отзвука тех ощущений, о которых говорил, он даже смутно припоминал, что чувствовал накануне, глядя на метеориты. И все-таки ему удалось обрисовать ситуацию так, что в глазах близнецов проскользнуло понимание.
   -- Ты прав, -- кивнул наконец Фаннар. -- Лучше подобное говорить перед прыжком. Они и так не до конца верят в расщелину, а тут им еще обещать мучения перед окончательным спасением, -- он внезапно замолчал и внимательно оглядел собеседников, после чего серьезно спросил: -- Вам не кажется, что я несу какой-то бред? То есть, я, конечно, знаю, что через аномалию мы спасемся (если считать, что она работает одинаково в оба направления), а в бункере у нас нет шансов, но вот услышь я подобное от кого-нибудь другого, не находящегося сейчас в этой комнате, то послал бы его.
   -- Надеюсь, ты не думаешь, что нам не стоит рассказывать другим про этот вариант?
   -- Рассказать стоит, но выбор пусть делают они.
   -- Вы и так никого силком не волокли, -- заметил Гриммюрграс и снова не сдержал улыбку. Неуверенный в чем-либо Фаннар был редким зрелищем и в такой момент приобретал некую детскость, отчего и Гриммюрграс рядом с ним чувствовал себя чуть ли не подростком, который еще почти ничего не знал о мире, но был готов к любому вызову.
   -- И все же мы желали, чтобы они выбрали именно наш путь, -- признал вслух Фаннар, что далось ему нелегко. -- Ну вот, это тоже звучит безумно.
   -- Можете тогда рассказать им о грядущих ощущениях, -- со смехом отозвался Гриммюрграс. -- Тогда их решение будет полностью свободным.
   -- Ты издеваешься? -- спросила Фанндис, с укором посмотрев на него, а затем положила ладонь на его руку: -- Спасибо, что рассказал нам. Тандри знает?
   -- Да, но только он.
   -- Почему я не удивлена? Впрочем, ему, похоже, все нипочем. Ладно, хватит сидеть -- пора заняться делом.
   Она с братом поднялась первой и, пройдя мимо Гриммюрграса, оба с какими-то странными ухмылочками на лицах похлопали его по плечу. Он же проводил друзей теплой улыбкой, но стоило двери закрыться за ними, отвернулся и провел ладонями по лицу: он рассказал им главное, но не все. Наверное, о последнем скажет уже перед прыжком, когда что-либо менять будет поздно. Или не скажет вообще. Он не знал, какой из вариантов будет правильнее по отношению к друзьям, а потому радовался, что еще имеет возможность это обдумать. Хотя, скорее всего, возможность крайне мнимую.
   Выходя из кухни, Гриммюрграс полагал, что какое-то время побудет в одиночестве. И хотя Фаннар так и не дал ему план, решать вопрос тактики было бы бесполезно, он все равно рассчитывал как минимум на час свободного времени. К тому же он подозревал, что друг не окажется против, если Гриммюрграс найдет в его бумагах нужный документ.
   Но не тут-то было.
   -- Гриммюрграс?
   Он оглянулся на Оуск, удивленный той интонацией, с которой она произнесла его имя, будто пыталась повторить сложное слово на незнакомом языке и потому испытывала неуверенность, удалось ли ей.
   -- Да? -- спросил он, не зная, чем это вызвано.
   -- Ты в порядке... Гриммюрграс?
   Ему показалось, или ее голос действительно дрогнул? И странная пауза перед его именем. Он настороженно посмотрел на девушку, но тут же поспешил уверенно кивнуть и заявить, что с ним все хорошо -- похоже, ее следовало как можно скорее успокоить и подбодрить. Гриммюрграс даже хотел извиниться за вчерашнее и дать красивое, но вполне безобидное объяснение случившегося, но не успел: Оуск заплакала. И хотя что-то подобное он и ожидал, но все равно растерялся. Сомневаясь в своих действиях, Гриммюрграс все же притянул Оуск к себе и, приобняв, начал поглаживать по волосам. Она не сопротивлялась и даже прильнула к нему, словно нуждалась в его тепле или ощущении, что рядом кто-то есть. Какое-то время он дал ей поплакать, ничего не говоря, только обнимая и гладя, затем она сама отстранилась и выбралась из его объятий.
   -- Гриммюрграс, -- произнесла она снова, успокоившись, вытерла последние слезы и посмотрела на него. -- Такое имя ты себе выбрал? Как по мне, тебя следовало звать "Иллурграс" -- так было бы честнее.
   -- Иллур? -- переспросил он, вспоминая, с какой сложностью столкнулся, переводя свое имя на здешний язык. "Гриммюр" подходило больше всего, потому что этим словом обозначалось нечто злое, яростное, как зверь, и именно в таком значении употреблялась первая часть его имени в хэимели. Однако Оуск выбрала другой оттенок слова "злой".
   -- Ты принес нам беду, так почему не признаваться об этом честно? Не понимаю, почему ты назвался Гриммюрграсом -- в тебе нет ярости. И потому буду звать тебя Иллурграс.
   -- О какой беде ты говоришь, Оуск? Я не притягиваю метеориты.
   -- Не притягиваешь, -- надрывно рассмеялась она, -- но ты сделал кое-что похуже. Мне рассказала Льоусбьёрг. Увидев тебя, близнецы не выполнили задание, ради которого пошли на электростанцию, и дали к ней допуск этому придурку. И что из этого вышло!
   -- Постой, прошло уже два года с того случая. Кто мог предполагать, что он приведет к таким последствиям?
   -- Желающий да мог, -- отрезала она решительно, и тут Гриммюрграс увидел, что девушка смотрит на него с ненавистью, настолько сильной, что поверить, будто она способна испытывать ее, было сложно. И все-таки... -- И близнецы могли бы, если бы не ты. Ты демон, злобное порождение. Приносящий беду.
   -- Мне казалось, вы не верите ни в демонов, ни в что-то подобное.
   -- А еще они, наверное, говорили, что мы не любим. Но я любила тебя! Какая же я была дурочка! Хотя не удивительно, ведь ты делаешь все, чтобы разрушать чужие жизни: и в прямом, и в переносном смысле. Тебе разбитое сердце -- потеха, а сгубленные жизни -- удовольствие. Теперь ты хочешь заманить нас всех в свою ловушку, затащить в свою пещеру и мучить там. Думаешь, я не слышала, что ты рассказал близнецам? Не пойму только, как ты можешь ими крутить, как запудрил их умные мозги, но со мной теперь играть не сможешь -- я свободна от твоей власти. Я ненавижу тебя, Иллурграс, и не хочу больше видеть. Не трогай меня! Не прикасайся!
   Каким-то образом она сумела вырваться из рук Гриммюрграса и убежала, а он смотрел ей вслед, не понимая, откуда в ней взялось столько злости. Отчего-то ему показалось, что возле двери Оуск замерла на мгновение, будто ожидая, что он все же схватит ее и не даст уйти, но так и не дождавшись, открыла дверь, выскочила за порог и со всего маха ударила дверью.
   Еще одна головная боль. Но с ней, похоже, придется разбираться Фаннару и Фанндис, если, конечно, они не захотят оставить кузину в покое. Сам же Гриммюрграс сомневался, что сможет хоть как-то уладить ситуацию.
   После ухода Оуск он получил долгожданное одиночество, но сосредоточиться на важных вопросах теперь не мог: девушка не шла из головы. Куда она могла отправиться в таком состоянии? Что собиралась делать теперь? Отправится ли она к Хюглейкюру, чтобы рассказать о готовящемся нападении на электростанцию? Она вполне могла поступить так из-за досады и страха -- гремучей смеси, делающей любого опасным противником. И все же Гриммюрграс надеялся, что вопреки всему Оуск не считает, будто для нее все потеряно, а значит, и жалеть уже не о чем. Интересно, Фанндис смогла бы воззвать к ее разуму? Или без лишних слов заперла бы в комнате и не выпускала, пока Оуск не одумается?
   -- Фанндис.
   Странно, Гриммюрграс не называл имя подруги вслух. Он оглянулся и увидел еще одну женщину, появление которой в этой гостиной означало, что мир окончательно рухнул.
   -- Проходи, Лейкни, -- пригласил он, вставая с дивана.
   Она сделала судорожный вдох, шагнула вперед, замерла, задумавшись, затем качнула головой и развернулась. Но ей, в отличие от Оуск, уйти не удалось -- Гриммюрграс перехватил ее и повел на кухню. Лейкни была очень бледна и нуждалась в крепком чае, и уж этим Гриммюрграс мог ее обеспечить.
   Ей потребовалось некоторое время, чтобы прийти в себя и снова выглядеть так, как полагает лидеру. Допив вторую чашку чая, Лейкни посмотрела на Гриммюрграса долгим взглядом, затем чуть улыбнулась:
   -- Спасибо.
   Ее голос не дрогнул -- хороший знак. Гриммюрграс улыбнулся в ответ и кивнул, после чего предвосхитил вопрос гостьи и сообщил:
   -- Фанндис и Фаннар вышли, но к обеду должны вернуться. Могу я чем-то помочь?
   -- Полагаю, что нет, -- покачала она головой. -- Мне нужен Фаннар и никто другой. Только сам он вряд ли станет меня слушать, вот я и хотела сначала поговорить с Фанндис. Но раз их обоих нет...
   Гриммюрграс промолчал. Он не стал говорить Лейкни, что любой секрет, известный Фаннару, станет доступен и ему. Повисло молчание. Стоило как-нибудь разорвать его, начать ничего не значащий разговор, но теперь такая роскошь была доступна лишь друзьям, едва же знакомым людям пустая болтовня показалась бы тратой драгоценного времени. Можно было встать и уйти, сославшись на важные дела, но и этот поступок вышел бы неловким. Единственным достойным решением оказалось предложение сделать еще чашку чая, которое Лейкни приняла с улыбкой.
   -- Я видела Льоусбьёрг, -- сообщила она, когда Гриммюрграс протянул ей горячий напиток. -- Она дала мне это, -- Лейкни достала из внутреннего кармана куртки распечатку тетради Дагфридюр и положила на стол.
   -- Сказала что-нибудь?
   -- Нет. Просто дала и пошла дальше. Такое ощущение, что слов и не требовалось, -- она задумчиво разгладила смявшиеся листы и проронила: -- Странный момент. Если Льоусбьёрг раздает всем это... Все, чем мы жили, сломалось еще до падения метеорита. Когда я была девочкой, то думала, что наше устройство самое идеальное, что наше мировоззрение самое верное -- иначе мы бы не выжили. Но что происходит сейчас... Что владеет умами людей? Что заставляет их поступать именно так? Разрушать город, агитировать прыгать в пропасть, обещая на другой стороне таинственный мир...
   -- Что там, на улице? -- спросил Гриммюрграс, внезапно понявший, что лишен возможности увидеть, как метеоритный дождь и пострадавшие здания повлияли на жителей.
   -- Холодно, -- совершенно неожиданно ответила Лейкни, за что получила удивленный взгляд. Слегка улыбнувшись, она пояснила: -- Кроме барьера, у нас всегда был контроль климата. Если бы не он, мы бы с трудом переносили зимы -- они слишком жестоки. Теперь же узнаем, какая температура на самом деле. А ведь мир -- совсем негостеприимное место, не так ли? Все эти камни, падающие с неба, да еще и холод. Мы старались победить его, но в итоге он все-таки одержал верх. Ты, наверное, на все это смотришь иначе?
   -- Тебе и правда интересно? -- с улыбкой спросил Гриммюрграс.
   -- Не особо. Искать себя через призму взглядов других -- не самое лучшее решение. Знаешь, пожалуй, я пойду. А вот это оставлю здесь -- оно мне не нужно, -- она постучала костяшками пальцев по распечатке, после чего встала. -- Спасибо за чай.
   -- Ты не станешь ждать близнецов?
   -- Нет. Посидев с тобой, поняла, что если попрошу помощи у них, то стану такой же, как Льоусбьёрг -- потерянной. Так что, пожалуй, лучше оставить все, как есть. Да и какая разница?
   Она отмахнулась и пошла к двери.
   -- Неужели Фаннар действительно мог чем-то помочь?
   Не оборачиваясь, Лейкни пожала плечами:
   -- Может быть. Или нет. Кто может ручаться за этого безумца?
   -- За кого из?
   Этот вопрос заставил ее бросить на Гриммюрграса долгий испытывающий взгляд.
   -- А ты хитрый, -- наконец заметила она. -- Вроде бы спрашиваешь просто так, а информацию выпытываешь. Хюглейкюр сказал, что будет говорить только с Фаннаром. Доволен? Только это не значит...
   -- Разумеется, не значит, -- согласился Гриммюрграс. -- Ты справишься с ситуацией сама и найдешь устраивающий тебя и верящих тебе выход.
   Она кивнула и вышла. Гриммюрграс посмотрел на чашку, оставшуюся рядом с листами бумаги. Как ни странно, но он понимал, почему Лейкни решила поступить именно так, и был согласен, что в ее случае иного выхода не существовало.
  
   ***
   -- Значит, она все-таки ходила к нему! -- присвистнул Фаннар и расхохотался.
   Близнецы и Гриммюрграс сидели в его комнате, пока Тандри в гостиной объяснял, почему перебраться на территорию завода в сложившейся ситуации безопаснее, чем оставаться в квартире. Поскольку большинство успело воочию убедиться, что их дома перестали являться надежными убежищами, вряд ли ему потребуется много времени на убеждение. Однако пусть и недолго, но они будут заняты, и Гриммюрграс сможет спокойно сообщить друзьям новую информацию и обсудить дальнейший план действий.
   Фаннар среагировал вполне ожидаемо, а вот реакция самого Гриммюрграса на его смех оказалась внезапной: он не помнил, чтобы раньше так откровенно не мог одобрить действия друга. И все же он ограничился лишь тем, что покачал головой и объяснил:
   -- У нее не было других вариантов -- она должна была попробовать.
   -- Но ведь было же очевидно, что она ничего не добьется!
   -- И все же ей пришлось. Нельзя ни о чем утверждать с уверенностью, если не проверил на деле, не так ли?
   -- На стороне Лейкни теперь не только Фанндис, но и ты. Не ожидал!
   -- Мне кажется, я понял, в каком она положении. Думаю, на ее месте мы бы поступили так же.
   -- О нет! Даже если бы я был в положении Лейкни и не имел в друзьях такого советчика, как ты, все равно не пошел бы предлагать что-либо Хюглейкюру -- я знаю, что если бы он что-то хотел от нас, сказал бы прямо. Он не из тех, кто получает удовольствие, когда перед ним ползают на коленях прежде горделивые и могущественные. Ему не надо видеть своими глазами -- он знает, что сбил спесь, и этого достаточно.
   -- А известно ли все это Лейкни?
   Фанндис тихо усмехнулась и покачала головой.
   -- Так что будь ты на ее месте, не имел бы представления об особенностях Хюглейкюра. А потому и пошел бы к нему узнать, что можешь предложить. И все же кое-что он попросил.
   -- Не думаю, что фразу "Я буду разговаривать только с Фаннаром" можно рассматривать как просьбу.
   -- То есть он просто так это сказал, а не высказал желания встретиться с тобой? Кстати, на той записи никаких личных обращений к тебе не было.
   -- Поэтому мне и кажется все это чушью.
   -- Значит, ты не пойдешь к нему поговорить?
   -- Во всяком случае, не один, -- фыркнула Фанндис, в глазах ее заплясали воинственные огоньки.
   -- Речь не об этом, -- улыбнулся Гриммюрграс, -- а о том, воспользуемся ли мы возможностью или нет. Поскольку я не знаком с Хюглейкюром, то и сказать, как поступил бы, не могу. Решать вам.
   -- Это все, конечно, звучит очень странно, -- задумчиво проговорил Фаннар, вышагивая по комнате. -- Возможно, даже какая-то ловушка, но какая... Так что идти неподготовленными нельзя, и точно не в одиночку. Но идти стоит. Нам же нужно было пробраться внутрь! Вот и приглашение. Возможно, сумеем узнать то, что нам необходимо.
   -- А какого типа ловушку он может подстроить и зачем? -- нахмурился Гриммюрграс. -- Знает ли он о том, что мы собираемся сделать? Тандри не нашел Ликафроуна, так что, возможно, от него Хюглейкюр узнал о наших планах. А если нет, мог ли он что-то подобное предположить?
   -- Если хочешь оценить, насколько гениален наш противник, то отвечу тебе и так: он не просто умен, он непредсказуем. Посмотри, что ему удалось устроить! Если не считать пострадавших и тех, кто еще может пострадать, то им можно восхищаться.
   -- Скорее я хотел бы оценить, чем может закончиться ваша встреча. Они забрали оружие из Комнат Ярости -- не забывай.
   Фанндис громко захохотала. Фаннар и Гриммюрграс удивленно уставились на нее -- ее смех не просто врезался в их разговор, но и выбил из колеи. Гриммюрграс не понимал, откуда взялась такая реакция, а подруга продолжала смеяться, и их удивленные лица, похоже, лишь подначивали ее.
   -- Если расскажешь, в чем дело, мы тоже сможем посмеяться, -- язвительно заметил Фаннар. -- Или это шутка для одного, и мы не поймем?
   Нахмурившись, он тяжело дышал, пытаясь унять злость, но не получалось. Гриммюрграс не злился на Фанндис, лишь спокойно дожидался, когда ее приступ прекратится. Вероятность того, что она так отреагировала на его слова про оружие, казалась ему маленькой, поэтому он был готов услышать нечто вроде: "Ничего, продолжайте-продолжайте. Мне просто вспомнилось тут..." Правда, продолжить после подобного было бы сложно, но тут уж ничего не поделаешь.
   Фанндис все-таки смогла успокоиться, и теперь уже она смотрела с удивлением на друзей, будто это они только что безудержно хохотали без видимых причин.
   -- Да вы что! -- воскликнула она. -- Не слышите себя со стороны? Хотя не только себя -- я такая же, как и вы. Мы с вами с серьезными лицами, -- и она состроила выражение, на которое без улыбки смотреть оказалось невозможно -- столько сконцентрированной серьезности Гриммюрграс наблюдал впервые, -- обсуждаем, стоит ли Фаннару принимать приглашение Хюглейкюра, а если да, то чего стоит бояться. Мы, которым осталось жить меньше месяца. Т-ш-ш. Не говорите сейчас про обрыв и аномалию! Это только Гриммюрграс может быть уверен, что мы пройдем через нее и все будет в порядке. У нас с Фаннаром нет никаких доказательств, мы лишь допускаем этот вариант. Так вот, объективно говоря и опираясь только на факты, мы умрем довольно скоро -- через месяц, а может, и раньше. И все равно беспокоимся, как бы это не случилось сегодня-завтра, -- тут она сделала паузу и выжидающе посмотрела на друзей. Никаких комментариев так и не получив, она спросила: -- Вам не кажется это смешным? Нет?
   Фаннар, переставший злиться уже в тот момент, когда сестра заговорила, задумчиво покивал головой с тем самым выражением, которое только что демонстрировала она, а потом громко засмеялся. Фанндис тут же улыбнулась и подхватила его смех. Гриммюрграс наблюдал за ними, чувствуя, что здесь происходит нечто, выходящее за пределы его понимания. С толку сбивали не только слова Фанндис и ее единодушие с братом, но и то, как атмосфера в комнате ощутимо изменилась. Давая Тандри задание, близнецы были заинтересованы той загадочностью, с которой Гриммюрграс увел их в комнату, чтобы что-то обсудить. Выслушав же его, они напряглись, отнесясь к словам так, как Гриммюрграс и ожидал. Теперь же он ловил себя на ощущении, будто вернулся в недалекое прошлое, когда самая большая проблема, с какой они сталкивались, была связана с кражей рукописи или осмеиванием новой идеи остальными учеными. Чудесные времена! Гриммюрграс испытал благодарность друзьям за мимолетное чувство и даже обрадовался, снова заметив на их лицах уверенность в собственных силах, но забыть о причине, почему они сейчас втроем находились в его спальне, так и не смог. И не знал, что теперь делать и говорить: возвращать их к теме разговора и требовать серьезно отнестись к ней не хотелось, а позволять им смотреть на происходящее с беззаботностью казалось неправильным и даже губительным. Поэтому приходилось ждать.
   -- А ведь если смотреть с этой точки зрения, то мы просто обязаны сходить к Хюглейкюру! -- заявил наконец Фаннар. -- Не для того, чтобы попросить его прекратить все это безобразие, а чтобы узнать, зачем он его устроил. Все равно уже не важно, что будет, так хоть не умрем, не узнав его великий замысел. И ведь мы ни разу не задались вопросом, что на него нашло. Зная Хюглейкюра, могу предположить, что это не просто попытка насолить тем, кто назвал его сумасшедшим и не стал принимать его работы. Но все-таки настоящую причину представить не могу. И если он согласен говорить только со мной, так почему бы не порадовать его и не удовлетворить наше любопытство?
   -- Ты пойдешь один? -- поинтересовался Гриммюрграс, готовый взывать к его рассудительности, хотя уже понимал, что это бесполезно.
   -- Одному будет скучно, -- заметил Фаннар с той интонацией, с которой обсуждают планы на вечер, -- так что предлагаю составить мне компанию.
   -- А он согласится разговаривать с тобой в нашем присутствии? -- с сомнением спросил Гриммюрграс, чувствуя, что идея друга ему нравится все меньше, но объективно объяснить, почему, он не мог и потому подыскивал резонные аргументы.
   "Наверное, мне не нравится его настрой, а не сам план", -- признался он сам себе, глядя на почти маниакальный взгляд Фаннара и его кривую улыбку.
   -- Если ему очень хочется уединиться, кто ему помешает? -- пожал тот плечами. -- Или не пустить вас. Раз уж он контролирует эту территорию, пусть решает, как с вами поступить. А вдруг ему будет все равно? Нельзя исключать такой возможности.
   -- Значит, идем втроем? -- нетерпеливо уточнила Фанндис, явно готовая уже направиться к электростанции.
   -- Кто-то должен перевести наших сторонников на территорию завода и проследить, чтобы и оружие с боеприпасами было перепрятано. Доверять мы можем только Тандри, так что придется его оставить здесь.
   Гриммюрграс усмехнулся потому, что Фаннар, сказав это, посмотрел на него со странным выражением, то ли извиняясь за свое решение, то ли подчеркивая, что иначе никак нельзя.
   -- Кстати, говоря о помощниках, что вы собираетесь делать с Оуск?
   Фаннар, услышав имя кузины, скривился. Эту историю, без подробностей, Гриммюрграс рассказал друзьям в самом начале, но она не произвела на них никакого впечатления, а приглашение Хюглейкюра, казалось, даже стерло воспоминание о ней. Одного вопроса, как ни странно, хватило, чтобы освежить их память.
   -- Оставим ее в покое до завтра, -- решила за всех Фанндис, поднявшись с кровати. -- Одного дня ей вполне хватит, чтобы оплакать не случившийся роман и прийти в себя.
   -- То есть ты полагаешь, что все ее обвинения -- всплеск эмоций, не связанный на деле с ее мыслями обо мне? -- не поверил Гриммюрграс. -- Она на самом деле не считает меня причиной всех бед?
   -- Всех или нет, но некоторых -- определенно да, -- ответила Фанндис, пожав плечами. -- До вчерашней ночи она, скорее всего, на что-то еще рассчитывала, но теперь поняла, насколько была наивной. И кого в этом обвинять, как не тебя?
   Гриммюрграс непонимающе уставился на подругу: он уже почти смирился с тем, что в каком-то смысле и правда являлся виновником выходки Хюглейкюра (то есть если бы он попал сюда в какой-нибудь другой день, Хюглейкюр не заменил бы близнецов на электростанции, а потому и не получил бы к ней доступ -- обвинение, конечно, притянутое за уши, но в эмоциональном состоянии вполне простительное), теперь же выяснялось, что в этом-то он как раз не виноват, зато совершил иной непростительный поступок, но какой именно, понять ему не удавалось.
   -- Не бери в голову, -- отмахнулась Фанндис. -- Это Оуск, с ней такое постоянно бывает. А потом она окажется в твоем мире, встретит какого-нибудь симпатичного молодого охотника без пары и наконец-то будет счастлива. Не переживай. Лучше пойдем уже давать Тандри задание -- не знаю, как вы, а сегодня сгораю от желания узнать, о чем таком Хюглейкюр хочет поговорить с моим братцем.
   И хотя Гриммюрграс по-прежнему считал, что в таком настроении идти опасно, он так и не смог придумать ни одного стоящего возражения. Взять с собой Тандри тоже не представлялось возможным, тем более, что, несмотря на все свои положительные качества, уравновешивающим элементом тот стать не мог -- Гриммюрграсу требовался некто, лишенный той легкости во взгляде на вещи, которая являлась отличительной чертой как этого паренька, так и близнецов. На ум приходило лишь одно имя, но произносить вслух его он не стал, полагая, что одобрения со стороны друзей не встретит. Но кое с чем они все-таки согласились: оружие даже при мирной беседе иметь не помешало бы.
  
   ***
   Всю дорогу до электростанции Гриммюрграс улыбался, причем, скорее всего, довольно глупо, вынуждая Фанндис кривить губы в ухмылке, толкать Фаннара локтем, кивать на себя и что-то шептать брату. А виной всему был их четвертый спутник. Льоусбьёрг. Именно ее он хотел позвать и потому не мог не радоваться тому, что она сама выяснила, куда они направляются, и настояла на своей компании. Фанндис, конечно, все поняла не так, но разубеждать ее Гриммюрграс не собирался. Льоусбьёрг же, к своей чести, не обращала на все эти переглядки внимания.
   Возле электростанции их встретило четверо охранников, вытащивших оружие, как только заметили приближение гостей. Двое из них показались Гриммюрграсу смутно знакомыми, но откуда, он не понимал. Пока один из них не воскликнул:
   -- Это же тот тип из хранилища!
   -- Хранилища? -- нахмурившись, переспросила Льоусбьёрг и непонимающе посмотрела сначала на Фаннара, а затем на Гриммюрграса.
   Второй из старых знакомцев, тоже узнав Гриммюрграса, заскрипел зубами -- его рука, похоже, снова нормально функционировала, но боль он так и не забыл. Как и желание отомстить.
   -- А где твой рыжий дружочек? -- злобно поинтересовался он.
   -- Что это значит? -- настойчиво потребовала объяснений Льоусбьёрг, но Гриммюрграс на нее даже не смотрел.
   Такая встреча означала, что их с близнецами обращение в ИБОЖ не являлось проявлением паранойи. Поэтому даже если Гриммюрграс и правда принес беду, вынудив Фанндис попросить Хюглейкюра проверить работу электростанции несколько лет назад, все-таки послужить и на благо общества он сумел, спугнув этих двоих прежде, чем они заполучили нужные документы. Или все-таки их промах ничуть не навредил планам Хюглейкюра?
   -- О, так вот это кто был, -- протянул Фаннар и широко улыбнулся. -- А ведь, думаю, ему будет любопытно увидеть хотя бы одного из тех, кто помешал его ребяткам. Он не сильно на вас злился тогда, а?
   -- Эй, смелый! -- крикнул первый из узнавших Гриммюрграса и прицелился Фаннару в лоб. -- Я вооружен, между прочим. А еще очень нервный. Хочешь жить -- вспомни про воспитанность.
   -- Ты смеешься? -- язвительно поинтересовалась Фанндис. -- Не узнаешь его? Это Фаннар, парень, который не знает, что такое "воспитанность".
   -- Его проблемы, -- равнодушно отозвался тот, продолжая удерживать Фаннара на мушке.
   -- Рискни, и тогда проблемы будут у тебя, -- расхохотался тот, будто не замечая оружия. -- Впрочем, тебе же не впервой испытывать терпение Хюглейкюра. Ты в этом эксперт, ага?
   -- Слушай! Я имею полное право пристрелить любого, кто подойдет к электростанции! Понял?! Сначала тебя, потом этого придурка, из-за которого мой друг проходил в гипсе, затем твоего братишку-близнеца, а после и рыжую -- она наверняка находится в каком-нибудь родстве с тем молокососом.
   Фанндис, начавшая смеяться на словах про братишку-близнеца, теперь сгибалась пополам от хохота и хваталась за Фаннара, в конце концов она даже повисла на нем, уткнувшись в плечо. Льоусбьёрг наблюдала за происходящим с осуждающим выражением лица, причем относилось оно не только к охранникам, но и к ее спутникам. Охранники не понимали, что происходит, а парень, удерживающий Фаннара под прицелом, даже опустил пистолет, явно не готовый видеть не просто равнодушие, а даже презрение в глазах пришедших. Им было действительно все равно, застрелят их сейчас или нет, и это пугало, причем Гриммюрграса в первую очередь. Да, он, как и друг, предполагал, что Хюглейкюр не будет счастлив, узнав о смерти Фаннара, вероятно, что спустивший курок после этого долго не проживет, но какая разница, если Фаннар уже будет мертв? Сам же Фаннар, похоже, полагал, что злости Хюглейкюра на несдержанного охранника окажется вполне достаточно, чтобы смерть не оказалась напрасной.
   Второй участник похода в хранилище тем временем что-то серьезно обдумывал, а потом поманил напарника за собой. Двое оставшихся охранников тут же взялись за оружие, пристально следя за гостями и не давая им пройти. Первые о чем-то переговаривались, не повышая голоса, но при этом эмоционально жестикулируя и указывая то на Фаннара, то на Фанндис, затем вернулись.
   -- Идите за нами, -- распорядился недавно угрожавщий Фаннару, после чего одарил Гриммюрграса уничтожающим взглядом -- похоже, если бы Хюглейкюр не был заинтересован в обществе одного из близнецов и если бы его приятель об этом не вспомнил, Гриммюрграс остался бы лежать на пороге электростанции с пулей в теле. Интересно, насколько это больно -- получить такое ранение? Хотя, если быть откровенными, Гриммюрграс предпочел бы узнать подробности с чьих-либо слов, а не на собственном опыте.
   -- Мы пришлем вам кого-нибудь, -- сообщил оставшимся охранникам второй, решивший также составить компанию четверке пришедших.
   Гриммюрграс не старался запомнить коридоры и помещения, по которым их вели -- у них был план этого здания, да и близнецы наверняка обратят внимание на каждую мелочь. Что действительно волновало его, так это количество встреченных им людей, большинство из которых он видел впервые. И если все эти люди вооружены и не растеряются, увидев ворвавшуюся толпу, откроют огонь... Гриммюрграсу не хотелось этого признавать, но он все меньше верил в исполнение их дерзкого плана. Фаннар и Фанндис шли впереди, поэтому понять, насколько они оценивают теперь их шансы, было невозможно. Льоусбьёрг шагала рядом, надменно подняв голову и старательно не глядя на Гриммюрграса. Еще в самом начале она предприняла попытку заговорить, но увлеченный изучением обстановки Гриммюрграс не сразу расслышал ее слова, а потом было уже поздно, да и к лучшему -- объяснять, откуда он и Тандри знает этих двоих помощников Хюглейкюра и как это связано с хранилищем, совершенно не хотелось.
   Внезапно конвоиры остановились -- долгий монотонный поход в полной тишине рождал ощущение, что конец ему никогда не наступит. Компания оказалась перед дверью, и тот, что пострадал во время стычки в хранилище, предложил другу доложить: отчего-то он не горел желанием отмщения или же мог его контролировать, в то время как хладнокровие приятеля ставилось под сомнение. Второй оказался не рад такому раскладу, но спорить не стал и скрылся за дверью.
   Ждать приглашения пришлось недолго. Комната, куда они проследовали за охранниками, являлась, скорее всего, местом отдыха работников электростанции: светлая и просторная, помимо входной двери имеющая еще одну, боковую, в данный момент закрытую. Из мебели здесь стояли широкий диван, кресло, небольшой обеденный стол и четыре стула вокруг него, из техники -- холодильник, небольшая электропечь и приличных размеров экран, висевший на противоположной от дивана стене. В комнате находился лишь один человек, вальяжно сидящий на диване. Во взгляде Хюглейкюра читалось, что даже без наличия дополнительной охраны он понимает свое преимущество.
   При личной встрече человек, ставший воплощением хаоса для большинства жителей Норзура, выглядел так же, как и на экране, хотя некоторые подробности его внешности удалось уточнить только теперь: ростом он оказался с близнецов, правда, конечно, массивнее их, русые волосы аккуратно собраны в хвост, а глаза голубовато-зеленые, невероятно яркие при таком освящении. Очки были теми же, только теперь Хюглейкюр держал голову так, что они не бликовали.
   Что же касалось восприятия его позы, взгляда, всего того, через что передается его характер и самоощущение -- они остались неизменными. Старательно ли он исполнял роль, мастерски вжился ли в нее или же действительно всегда вел себя именно так? Об этом мог судить лишь Фаннар, так что Гриммюрграсу осталось только запомнить заинтересовавший его вопрос, чтобы после, когда они окажутся далеко от электростанции, задать его.
   -- Неужели мечтам суждено сбываться! -- воскликнул Хюглейкюр. Он смотрел только на Фаннара, других, казалось, даже не замечал. -- Когда я осмелился высказать вслух одно из самых горячих желаний, то и не надеялся, что приближу его исполнение. Может, мне и прежде не стоило бояться озвучивать их вслух, как думаешь?
   В его голосе звучал нескрываемый сарказм и наслаждение происходящим, но слова, как и тогда, в театре, обволакивали. Такая манера говорить пригодилась бы желающему повести людей за собой: так же, как честность Фаннара, она звучала убедительной, что бы он при этом ни произносил. Хюглейкюру не просто хотелось верить -- слыша его, не возникало желания обдумывать его аргументы самостоятельно. Может, именно поэтому посетившие театр в День Фордилда не отрываясь глядели на экран? Однако вспоминая их реакцию уже на следующее утро, Гриммюрграс понял, что очарование голосом Хюглейкюра временно и пропадает, стоит только ему замолчать. В этом плане воздействие Фаннара было значительно сильнее, поскольку изначально вынуждало мозг работать, так что даже после окончания беседы с Фаннаром о его словах оказывалось невозможно не думать.
   -- Стесняться и бояться провала глупо, особенно для нас, -- ответил Хюглейкюру Фаннар, и хотя Гриммюрграс видел друга лишь в профиль, он заметил, что разговор приносит ему удовольствие.
   -- Это точно. Правда, иногда так наскучивает быть неоцененным! Время от времени приятно побыть в этой заманчивой неизвестности, которая нашептывает, что, возможно, тебя бы и не отвергли. Отказ -- это так больно. Но за страх получить его мы можем расплатиться несбывшимся желанием.
   -- Человек, который осмеливался выдвигать самые решительные и даже опасные теории, за что и получил прозвище "сумасшедший", боялся получить отказ от меня?
   -- У всех нас свои странности, свои пунктики, особые мании и собственные табу, -- равнодушно отозвался Хюглейкюр и на мгновение даже отвернулся.
   Ненадолго повисла пауза. Фаннар не спешил задавать волнующие всех вопросы, и хмурящаяся все это время Льоусбьёрг не выдержала.
   -- Ты собрал возле себя в основном жителей трущоб, -- заметила она. -- Сначала они отказались от правил общества, насмехались над ними, а теперь, когда только общество способно их спасти, решили, что оно не примет их обратно, не так ли? И потому решили, раз уж вам не спастись, то пусть и другие погибнут.
   Хюглейкюр не ответил. Он не повернулся и ничем не выразил то, что услышал ее слова -- будто никто ничего не говорил. Прошло еще несколько мгновений тягостного молчания прежде, чем он снова подал голос.
   -- Фаннар, ты сам по себе ничего не делаешь? Хотя бы ванну один принимаешь? С Фанндис я уже смирился, понял, что она неотъемлемая твоя половина. Но кто этот парень? Зачем притащил его сюда? Или эту госпожу Самая-Умная-Здесь?
   -- Тебя смущает их присутствие или слова? -- искренне удивился Фаннар.
   -- Да мне плевать на то, что они там думают! -- поморщился Хюглейкюр и отмахнулся, смотрел при этом он только на него. -- У нас свобода мыслей и заблуждений. Просто интересно стало, как в последнее время ты изменился.
   -- Не думаю, что сильно.
   -- Правда? А ты попробуй оглянуться назад, на несколько лет. Не замечаешь разницы?
   Фаннар какое-то время молчал, будто честно исполнил его совет, а затем пожал плечами.
   -- Да вроде прежний. А если тебя вдруг смущает мой круг общения, то такое же замечание можно направить и в твой адрес. И я не имею в виду этих веселых ребят, которые даже не знают, что значит угрожать, но берутся это делать. И не про малышей, которые считают, что ушедшие от природы и увязшие в науке люди людьми не считаются.
   На слове "малыши" Хюглейкюр тихо рассмеялся и чуть кивнул, но тут же провел пальцами по губам, стирая эту улыбку и снова придавая лицу надменное выражение.
   -- Я скорее о тех друзьях, -- продолжал Фаннар, будто ничего не заметил, -- которые оказались на самом деле полезными.
   -- О! Ну, тут секрет очень прост: я всегда ценил знакомства с умными людьми, и за искреннюю дружбу они мне платят тем же. Тебе этого не понять, Фаннар. Ведь что такое человеческие взаимоотношения для тебя? Или же... Может, тебе мои слова уже не кажутся звучащими на чужом языке? А ведь только вчера я думал, что бы случилось, если бы на этом диване сидел ты, а я к тебе заявился с какими-нибудь просьбами. Прочел бы ты лекцию, насколько опасны привязанности, и показал бы, к чему они приводят? Вчера я радовался, что обстоятельства сложились именно таким образом, который привел нас к нынешней расстановке сил. Но смотрю на тебя сейчас и думаю, а не зря ли вчера боялся? Может, ты все-таки сумел отрастить себе сердце? Лучше поздно, чем никогда. В конце концов, это тоже интересный опыт. Да и рыженькая ничего, -- тут он хитро подмигнул Фаннару, -- только умничает много.
   Льоусбьёрг вспыхнула, только Фаннар этого не видел. На слова он тоже никак не отреагировал, и Гриммюрграсу захотелось увидеть его лицо, чтобы иметь хоть какое-то представление, что испытывает сейчас его друг. О том, что он задумал, догадаться было невозможно.
   Отсутствие ответа пошатнуло самоощущение Хюглейкюра, и тот сменил позу: подался вперед, оперся локтями на колени и сложил пальцы в замок, на который положил подбородок.
   -- Хочешь, покажу тебе одну вещь? Знаю, ты сам способен создать что-то подобное, это ты и сделал -- до меня дошли некоторые слухи про тебя. Однако я предлагаю тебе взглянуть на оригинал. Прежний Фаннар пошел бы ради подобной возможности все, что только могла предположить моя фантазия, и даже несколько дальше. А оказалось, ради этого нужно было просто прийти сюда.
   -- Да ладно, Хюглейкюр! -- усмехнулся Фаннар, и все же в его голосе кроме недоверия прозвучала и нотка горячей заинтересованности.
   -- Хадльфредюр! -- чуть громче произнес тот.
   Дверь, ведущая в соседнюю комнату, открылась, и оттуда вышел тот самый молодой человек, который пытался объявить о важном сообщении на Дне Фордилда, но Фаннар ему не дал, буквально уволок со сцены. Тогда у Хадльфредюра был крайне неуверенный вид, будто он не понимал, как оказался в такой нежелательной ситуации, и хотел поскорее из нее выбраться, но не знал, что должен для этого сделать. Сейчас он выглядел почти так же: посмотрел на Фаннара, сник, затем оглянулся на Хюглейкюра, протянул ему какую-то бумагу и так замер, только нервно водя плечами.
   Хюглейкюр брать принесенный документ в руки не стал. Он снова откинулся на спинку дивана, положив одну руку на него, а вторую устроил на колене. Подбородком он указал на Фаннара, не скрывая самодовольную улыбку. Хадльфредюр перевел взгляд в этом направлении, но так и не сдвинулся с места.
   -- Что ты тут делаешь?! -- хрипло воскликнул Фаннар. Чтобы справиться с шоком, ему потребовалось несколько секунд, что значило: такой поворот событий он не мог предположить даже с малой долей вероятности.
   -- Давай расскажу тебе одну историю, -- вновь подал голос Хюглейкюр, поскольку Хадльфредюр так и не отреагировал. Фаннар тоже решил не отвечать. - Жил-был один мальчик. Его любознательность и взгляды на жизнь поражали воспитателей, но среди ровесников он не находил единомышленников. Только двое мальчишек поняли, насколько интересен тот странный мальчик и что общение с ним способно вдохновлять. Эти мальчишки попытались стать ему друзьями, да только у мальчика была сестра-близнец, с которой он не разлучался, а потому пришлось общаться и с ней. Впрочем, в этом они не видели беды -- сестра была не меньше интересна, чем ее брат. Дети росли. К их компании присоединилась еще одна девочка, которая искала дружбы как раз сестры странного мальчика. Двое мальчишек с ней тоже общались, но глубокой дружбы с ней так и не случилось. Даже друг с другом они дружили не так уж и сильно, скорее общались из-за общего желания стать близкими друзьями с тем мальчиком. Однако, чем старше они становились, тем яснее понимали, что их мечта несбыточна: близнецам, казалось, никто и не нужен. Да, конечно, выдвинув какую-то теорию, они делились ею со всей компанией, но теория к тому моменту была уже полностью проверена и все недочеты учтены. Остальные только выслушивали готовый результат. Обидно, знаешь ли, особенно когда понимаешь, что можешь принять участие в обработке этого камня, а не только любоваться результатом. Жаль, близнецы об этом не думали. Собственно, время шло, дети выросли, и близнецы окончательно отдалились от своих приятелей. Нет-нет, они продолжали общаться друг с другом... иногда, изредка. Когда-то кому-то из бывших друзей требовалась помощь близнецов, и они шли к ним, хотя не всем гордость это позволяла сделать безболезненно. Иногда близнецы нуждались в бывших друзьях и не стеснялись обратиться к ним. И все равно было ясно: близнецы сами по себе, их бывшие друзья - сами по себе. Стали ли дружить друг с другом отвергнутые? Не сказать, чтобы их теперь что-то объединяло, и все-таки некоторую связь они друг с другом поддерживали.
   Хюглейкюр замолчал, будто сказал все, что запланировал, и теперь от Фаннара требовалось как-то отреагировать. Но Фаннар предпочел снова ничего не говорить. Тогда Хюглейкюр улыбнулся и продолжил:
   -- А теперь представь, что один из этих ребят узнал кое-что шокирующее, кое-что очень важное, грандиозное. Куда ему податься с этой новостью? Сообщить главам города? Ну конечно! Он непременно это сделает, но на следующий день, когда сам свыкнется с услышанным, немного успокоится. Но в первую очередь хочется поделиться с тем, кому доверяешь. И да, в первую очередь он подумал о том мальчишке, с которым так хотел дружить, но в тот день он оказался занят: они проводили какие-то исследования с сестрой. Никакие "Но это важно!" не произвели на того впечатление, и он сказал: "Приходи завтра". Но завтра -- это уже не то. Согласен? И тогда парень вспомнил про друга по несчастью. Конечно, тот был не таким умным, не таким находчивым, но в целом тоже ничего. Ну и когда других вариантов нет, приходится соглашаться на то, что имеешь. И он пришел к нему и все рассказал. На следующий день он-таки добрался до глав Норзура, рассказал и им. Смог узнать, что те планируют сделать, и эта информация его совершенно не порадовала. Он сделал собственные расчеты, проверил их несколько раз и убедился, что первоначальное предположение насчет их идеи его не обмануло: это не выход. И вот теперь-то ему стоило бы пойти к тому самому мальчишке, способному найти выход! Но... отвергнутый однажды вряд ли осмелится на вторую попытку. Поэтому он снова пошел к другу по несчастью. Вот такая история произошла, Фаннар. И как видишь, мы бы рады были видеть тебя среди нас с самого начала, да ты сам отказался. Причем из-за какой-то глупой мелочи! Обидно, не так ли?
   -- Могу я посмотреть?.. -- внезапно заговорил Фаннар, сделав шаг по направлению к Хадльфредюру.
   -- Конечно! Собственно, ты должен был увидеть это еще столько времени назад! Так что наверстывай упущенное, не стесняйся. Только одно "но": своим друзьям, особенно сестрице, не показывай. Я ведь воспринимаюсь обществом как ужасное зло, поэтому имею право диктовать условия.
   -- Договорились, -- не споря, согласился Фаннар и подошел к схемам.
   Гриммюрграс заметил, как заметно занервничала Фанндис: наверное, это был единственный случай, когда брат что-то скрывал от нее, и она об этом знала. И хотя Гриммюрграс подозревал, что стоит им выйти из этой комнаты, как Фаннар обо всем расскажет, все-таки в данный момент Фанндис, ненароком сделавшая шаг назад и потому оказавшаяся между ним и Льоусбьёрг, казалась потерявшейся девочкой, будто из ее жизни исчезло что-то важное, и теперь все вокруг кажется не тем, чем было раньше, лишенным смысла. Ему до крайности захотелось положить руку на плечо подруги, показав тем самым, что это не конец, ничего ужасного не случилось, но он не стал этого делать, уважая ту сильную Фанндис, что стояла здесь минуту назад, -- ей бы не понравилось, если бы ее слабость не только заметили, но и подчеркнули это.
   Фаннар внимательно изучал бумаги -- документ (или документы) занимал несколько страниц, и каждую из них он тщательно просматривал, то и дело возвращаясь к прошлым. Хюглейкюр и Хадльфредюр смотрели на него, и трое его спутников если и были кому интересны, то разве что охранникам. Ситуация складывалась неловкая, особенно учитывая, что Фаннару ничего на самом деле не угрожало. Может, стоило отпустить его одного? Хотя Фанндис, скорее всего, не согласилась бы на это, а оказаться тут в одиночестве, ощущая себя лишней, было бы намного хуже, чем в присутствии еще хоть кого-нибудь.
   Сколько времени потребовалось Фаннару, сказать было сложно, и все-таки, похоже, он досконально разобрался в содержимом документов и вернул их Хадльфредюру. Теперь друзья могли видеть его профиль, и потому Гриммюрграс определил, что увиденное Фаннару понравилось, и теперь он не жалеет, что пришел сюда. Он смотрел на Хюглейкюра, который выглядел не менее довольным, будто продемонстрировать документы Фаннару являлось для него наивысшим удовольствием или жизненной потребностью.
   -- Ну что, теперь ты понимаешь? -- спросил он и неопределенным жестом обвел комнату.
   -- О да, -- широко улыбнулся Фаннар, кивнув.
   -- Я рад, что ты пришел. Хотя бы под конец, пусть и кажется, будто я тебя вынудил.
   -- Ты ведь говорил, что до тебя дошли кое-какие слухи про мои действия. Неужели ты не знаешь об их причине?
   -- Хадльфредюр рассказывал, -- пожал плечами Хюглейкюр и презрительно поморщился, -- но звучит это совершенно нелепо. Не в твоем стиле. Но такое мнение лишь мое, и я никого к нему не принуждаю. Каждый волен выбирать себе смерть по своему усмотрению -- не к этому ли мы так долго стремились?
   Фаннар снова с улыбкой кивнул. Их разговор проходил словно на понятном лишь им двоим языке, что начало нервировать даже Гриммюрграса. Он вроде бы знал значение произнесенных слов, но чувствовал, что есть еще и те, что не сказаны вслух, и именно с ними картина стала бы целой. Пока же он не мог понять, почему друг до сих пор не задает главного вопроса: что нужно сделать, чтобы Хюглейкюр вернул барьер. Конечно, он сразу говорил, что Хюглейкюр никаких требований выдвигать не будет, так что они пришли сюда не за этим. Тогда простое удовлетворение любопытства казалось достаточной причиной, чтобы пройти на электростанцию и уйти, не получив ничего другого. Теперь же она казалась незначительной. Гриммюрграс даже начал злиться, а заметив это, пришел в изумление. Когда он испытывал подобное в последний раз? Уж точно не в Норзуре. Так почему же теперь...
   Ответ он нашел быстро: его сейчас не волновали причины, почему Хюглейкюр ведет себя именно так, а никак иначе, намного сильнее его беспокоили люди, которые могли погибнуть под метеоритными дождями. И даже если разрушений от последнего метеорита не избежать, у них имелся почти месяц, каждый день которого в сложившихся обстоятельствах необычайно дорог, но именно этих дней жители Норзура лишались по прихоти одного единственного человека. Человека, который заявляет, что каждый имеет право выбрать собственную смерть. Гриммюрграс не сдержал едкую усмешку, но высказаться вслух не успел.
   -- Похоже, это единственное, для чего ты меня пригласил, -- произнес наконец Фаннар. -- В таком случае мы можем идти?
   -- Неа, -- покачал головой Хюглейкюр и мягко улыбнулся.
   -- Что?! -- не поверил своим ушам Фаннар. Тот же вопрос сорвался с губ Льоусбьёрг, и та даже сделала шаг вперед, будто намереваясь, если потребуется, с силой добиваться свободы.
   -- Вы слишком хороши, ребята. Ты, Фаннар, безусловно, но и твою сестрицу, как бы я лично к ней ни относился, сбрасывать со счетов нельзя. Про подружку твою ничего определенного сказать не могу, но она, как минимум, обладает доступом к разным опасным для меня документам, ну а этот твой приятель, -- он сделал паузу и впервые посмотрел Гриммюрграсу прямо в глаза, после чего улыбнулся, став похожим на хищную кошку, знающую не только о собственных сильных сторонах, но и о преимуществе противника, после чего продолжил: -- обладает не только умом, но и сноровкой. О тебе, профессор из Фьялса, я тоже слышал немало, причем очень даже занятного. Так что, если я вас всех или кого-то одного отпущу, вы испортите мне жизнь, которой осталось и без того совсем немного.
   Хюглейкюр перевел взгляд на тихо стоявших мужчин, сопроводивших сюда гостей, кивнул им и распорядился:
   -- Запереть их.
   -- Но, -- запротестовал один из них, тот самый, что так жаждал разделаться с Гриммюрграсом и остальными заодно, -- почему бы их не убить, а? Так же проще...
   -- Ты дурак? -- поморщился Хюглейкюр. -- Ты убивал когда-нибудь кого-нибудь?
   -- По-настоящему? Нет. Но разве это так трудно? Представил себе цель... И они уже никогда не будут мешать.
   Хюглейкюр приподнял очки и помассировал переносицу, устало закрыв глаза. Снял очки, достал из кармана платок, протер их и вернул на место.
   -- Только идиот способен сказать что-то подобное, -- произнес он так, будто этот спор длился уже несколько часов и забрал все его силы. -- Запри их, крепко, надежно, но только запри. Всех четверых. Потому что иначе не будет интересно. К тому же у меня появится возможность в любой момент говорить с умными людьми. А то Хадльфредюру я уже порядком наскучил.
   Хюглейкюр кивнул на дверь, и охранники, один из которых недовольно рычал, вывели четверку в коридор. Тот, чья рука пострадала из-за действий Тандри и Гриммюрграса, пошел впереди, его приятель замыкал процессию. Гриммюрграс пытался отследить дорогу, которой их вели, но охранники, похоже, и сами не знали, какая комната подходит: они то и дело открывали двери, заглядывали туда, проверяли замки, а затем спорили друг с другом, где видели подходящую комнату. Несколько раз приходилось возвращаться, отчего здание стало походить на один огромный лабиринт, в котором путались даже их конвоиры: с дверей сняли все таблички-обозначения, что нервировало самих охранников, и они ругались на Хюглейкюра с его "затеями" и "только так будет интересно".
   Наконец нашлась удовлетворяющая их комната.
   -- Давай их сюда, -- распорядился один. Второй подошел к двери, и пока его приятель следил за пленниками, заглянул внутрь.
   -- Уверен?
   -- Она снаружи, помимо прочего, закрывается на висячий замок, так что да. А если он посчитает, что их нужно устроить с комфортом, переведет потом. Нам сказали крепко запереть -- и все, -- на этих словах он широко улыбнулся и расхохотался. -- Только так будет интересней, ага? Согласись!
   -- В этом ты прав, -- поддержал его смехом второй и помог затолкать пленников.
   Только все четверо оказались в комнатке, как дверь захлопнулась, повернулся ключ во врезном замке, а потом лязгнул и навесной.
   -- Нас заперли в техническом помещении, -- в шоке простонала Льоусбьёрг. -- Среди щеток и ведер.
   В комнатке было темно, однако определить наличие названных вещей на ощупь не составляло труда. Что-то загромыхало, кто-то наступил Гриммюрграсу на ногу. Внезапно включился свет.
   -- Плюс таких помещений, что выключатель находится внутри комнаты, а не снаружи, -- усмехнулась Фанндис. -- Если переставим все это аккуратно, то и места будет побольше.
   -- А еще здесь есть вентиляция, -- заметил Фаннар, указывая под потолок, -- так что в ближайшее время не умрем.
   -- Почему ты не заговорил с ним про возвращение купола? -- хмуро спросил Гриммюрграс. Его новое место пребывания сейчас не беспокоило, в отличие от ощущения, возникшего от разговора, свидетелем которого он стал.
   -- Потому что он ни за что его не вернет, -- равнодушно отозвался Фаннар. -- И я понимаю, почему. Он хоть и слышал о пропасти, но не воспринял эти слухи всерьез. Потому он видит только один вариант развития событий: умереть под метеоритом. Бункер -- не спасение, и те расчеты подтвердили вывод, к которому пришел я сам. А раз так, почему не насладиться последними днями? Это игра, Гриммюрграс. Может, она кажется тебе жестокой, но на мой взгляд она самая интересная, какую можно было бы придумать в данных обстоятельствах. И если бы не пропасть, я бы с радостью в нее поиграл. Сумеешь выжить или нет?
   -- Он сидит здесь, в безопасности, -- фыркнула Льоусбьёрг.
   -- Думаешь? -- скрестил руки Фаннар и обвел взглядом помещение. -- Если в игре нет двух сторон, она теряет свой вкус. Обыграть кого-то -- не это ли прелесть? Только "кто-то" должен быть твоего уровня, да? И изначально я был на другой стороне. Только если бы не наш вариант спасения, я просто бы играл и получал удовольствие от игры, но я не собираюсь умирать и хочу спасти как можно больше людей. Мы и правда можем сломать ему все планы.
   -- И он хочет, чтобы мы это сделали, -- внезапно догадалась Фанндис и рассмеялась.
   -- Потому что только так будет действительно интересно, -- хором произнесли близнецы, глядя друг на друга, а потом посмотрели на друзей.
   Гриммюрграс заметил, как в их глазах загорелись одинаковые шальные огоньки. Кажется, и он понял, в чем заключалась эта бесчеловечная, но все же увлекательная игра.
   Глава 5
  
   Прошли сутки. Может, даже двое. Их так и не перевели в другую комнату: видимо, Хюглейкюр не узнал, где именно заперли его пленников. Однако кормили регулярно, причем даже сносно, и сопровождали в уборную, которая располагалась совсем близко. Метлы и ведра все-таки вынесли и даже выдали что-то вроде одеял и подушек.
   Льоусбьёрг происходящее угнетало, хотя вслух она ни о чем не говорила, но была слишком молчалива и часто поглядывала на дверь. Близнецы же испытывали возбуждение, и им совершенно не хотелось молчать. Они потратили немало времени, чтобы Гриммюрграс перестал смотреть на происходящее со своей точки зрения и смог примерить на себе взгляды Хюглейкюра, но, похоже, не жалели, что друг оказался не слишком способным учеником, а старательно отвечали на его нелепые вопросы. Этот эксперимент оказался трудным, но очень познавательным, и когда Гриммюрграс, как ему показалось, посмотрел на ситуацию глазами Хюглейкюра, только его, не примешивая собственные, он расхохотался. Теперь он понимал, почему Фаннар не стал спрашивать про возможность вернуть купол -- таковой не было.
   -- Но как можно играть с жизнями других? -- фыркнула Льоусбьёрг, глядя на всю троицу с неодобрением.
   -- Потому что, по-хорошему, и эти другие должны были играть, -- пояснил Фаннар. -- Когда нет ничего, кроме осознания, что это твои последние дни, самой пустой их тратой станет серьезное отношение и к ним, и к чему бы ни было еще. Мы и без того серьезно относились ко всему, но помогло нам это? Так что в теперь не стоит думать о выживании, а нужно просто прожить оставшееся время на полную, делая то, что прежде не приходилось.
   -- Но у нас есть причина бороться за жизнь!
   -- У нас -- да, -- кивнула Фанндис, -- но не у Хюглейкюра. Он не поверил в пропасть и даже не решил рассматривать ее как призрачную, но возможность. Поэтому он играет, а мы будем пытаться выжить, сделав это нашей целью в игре.
   -- Если мы не будем занудами, Льоус, мы даже получим удовольствие, -- с широкой улыбкой заявил Фаннар и подмигнул ей.
   Отсутствие каких-либо других занятий само собой толкало на составление планов. Гриммюрграс и близнецы пытались придумать, как спасти всех желающих отправиться в другой мир и должным образом успеть их подготовить. Фанндис была уверена, что многие откажутся спасать жизнь таким способом, если не выучат языка. Они-де испугаются ощущения, будто являются круглыми идиотами, и потому предпочтут умереть, нежели испытать его. Фаннар был полностью согласен с сестрой, и Гриммюрграс не знал, кого же ему на самом деле придется переубеждать: этих двоих упрямцев или же тех вымышленных жителей Норзура, для которых чувство собственного достоинства важнее жизни. В наличии последних Гриммюрграс сомневался, но спорить с друзьями не хотелось. Может быть позже, когда все важные и не очень темы будут обсуждены, а задержание не закончится.
   -- Лучше бы планировали наш побег, -- пробурчала из своего угла Льоусбьёрг, причем вряд ли надеясь, что ее кто-то услышит.
   -- Спланируем, -- заверила ее Фанндис, -- но пока мы тут, у нас есть возможность обсудить дальнейшие действия, не отвлекаясь постоянно на сотню мелочей.
   -- Быстрая реакция казалась мне вашей отличительной чертой, -- заметил Гриммюрграс, удивленный таким ответом подруги. Он то считал, что они всего лишь коротают время и вскоре перейдут на обсуждение, как строить новую цивилизацию в мире, не знавшем, что такое наука, или же начнут выдвигать предположения, как бы жили выжившие здесь, не имей они шанса попасть в другой мир, но зато обладающие надежным бункером. Вышло же, что даже близнецам требуется передышка.
   Фанндис лишь фыркнула на замечание Гриммюрграса, а Льоусбьёрг шумно выдохнула и отвернулась к двери, будто одним лишь взглядом могла открыть ее. Глядя на Главного Издателя, Гриммюрграс подумал, что стоило бы оставить близнецов с их планированием и сесть рядом с ней, начать какой-нибудь разговор, но после того вечера, когда он узнал, как эта женщина умеет танцевать, он прекрасно понимал, что его компания -- всего лишь тусклая замена. Впрочем, желая отвлечь Льоусбьёрг, Гриммюрграс уже не воспринимал ее как женщину, с которой можно завести отношения. Прежде она казалась именно такой, но на самом деле он испытывал восхищение, глядя на нее, а не настоящее влечение. Теперь он это отлично понимал.
   Как и то, что последние дни не хочется проводить с кем попало. Этой мысли Гриммюрграс усмехнулся: он отчетливо представил себе, что они так и не придумали, как выбраться из подсобного помещения и погибли под обломками здания. Могли ли близнецы уже признать ограниченность своей гениальности и просто коротать время, притворяясь, что все в порядке и надежда на выход еще имеется? Глядя на профили друзей, в этот момент такие одинаковые, Гриммюрграс подумал, что все вполне возможно. Что-то обреченное сквозило в их усмешках. Или ему только кажется? И что же тогда будет с остальными? Пожалуй, оставить Тандри на заводе было действительно дельной мыслью. Он с друзьями сможет отвести всех желающих к пропасти, так что те спасутся. Спасется и Тандри. Гриммюрграсу же не придется еще раз смотреть ему в глаза, не имея возможности ни дать обещание, которое он точно не исполнит, ни попрощаться. А ведь он на самом деле не умеет этого делать -- прощаться. Что надо тогда говорить? Или говорить что-либо уже поздно? Тогда... Тогда, пожалуй, метод близнецов (если он и правда имеет место быть, а не является плодом воображения Гриммюрграса) самый лучший: делать вид, будто ничего плохого не произойдет и никаких расставаний не будет.
   "Пожалуй, все-таки стоит поговорить с Льоусбьёрг".
   Он хотел уже окликнуть ее, как за дверью завозились.
   -- Уже обед? -- нахмурилась Фанндис.
   -- Скорее ужин, -- резко заметила Льоусбьёрг, поднимаясь на ноги и подходя к двери, готовая забрать поднос.
   -- Рано, -- нахмурился Фаннар, недоверчиво поглядывая на дверь. -- Мы ведь не так давно ели. Или же я...
   Льоусбьёрг охнула и исчезла за дверью, которая так и не успела полностью открыться.
   -- Что за?! -- выкрикнул Фаннар общую мысль, и все трое одновременно ринулись к двери.
   -- Тише, дамочка, я не тебя одну пришел спасать, -- доносился громкий шепот из-за нее.
   -- Эгмюндюр? -- узнал голос Гриммюрграс и открыл дверь. -- Тандри! Ликафроун?..
   -- Если вы думали, что я оставлю вас здесь, выходит, ничего вы обо мне так и не знаете, -- с лучезарной улыбкой заметил Тандри, закидывая оружие с Полигона на плечо. -- Кстати, мне кажется, или я этих ребят уже где-то видел?
   Охранники, все та же парочка, лежали на полу без сознания.
   -- Да, это те самые, -- кивнул Гриммюрграс.
   -- Обниматься и благодарить будете после, -- торопливо зашептал Эгмюндюр, оглядывая коридор, -- нам нужно двигать. Малыш, где здесь центр управления?
   -- Вы не пойдете туда, -- возразил Ликафроун, опираясь на такое же оружие, что было в руках у Тандри.
   -- О, ну хватит тебе! Мы уже внутри! Не тяни, время играет против нас. А ты на чьей стороне?
   -- На вашей. И потому вы туда не пойдете. Я же говорил. Тут до запасного выхода недалеко, поэтому быстрый наскок и помог. Но скоро пересменка. Да и внутри народу больше. И все вооружены.
   -- Причем многим из них очень хочется пострелять, -- хмыкнула Фанндис, ткнув носком ботинка в бок того парня, что угрожал ее брату, потом наклонилась, достала пистолет у него из-за пояса, отдала Фаннару и забрала оружие второго себе.
   -- У вас нет ни единого шанса, -- кивнул Ликафроун. -- Отступайте. Если не успеете до пересменки, по вам вполне наверняка откроют огонь. Идите.
   -- А ты? -- спросил Гриммюрграс, когда Эгмюндюр, ругаясь себе под нос, двинулся по коридору, взяв Льоусбьёрг за локоть и потащив ее за собой. Близнецы тоже двинулись следом, прислушиваясь к каждому звуку, и только Тандри ждал Гриммюрграса.
   -- Я останусь. Попробую уговорить его, что пропасть -- не ерунда. Я не могу... ну вы поняли. Уйти, не попытавшись.
   -- Ты же понимаешь, что речь идет не о всей пропасти, а о той части, где аномалия? -- уточнил Гриммюрграс.
   -- Да, конечно! Тут... столько людей. Может, кто-то из них послушает меня. Вы ведь не против, что я хочу и им дать шанс?
   -- Не против. Они ничем не хуже. Даже вот эти ребята, -- Гриммюрграс указал взглядом на охранников. -- Надеюсь, у тебя удастся.
   -- Тогда увидимся уже там, -- чуть улыбнулся Ликафроун и кивнул ему, затем пожал руку Тандри и направился по коридору в противоположном направлении.
   -- Нам следует поспешить, -- заметил Тандри, перехватил оружие поудобнее и побежал. Гриммюрграс последовал его примеру.
   Остальных они нагнали у самого выхода, который действительно оказался не так уж и далеко. На полу лежало трое мужчин, лица и грудь которых пестрели от пятен краски. Все трое были без сознания.
   -- Служебных выходов здесь несколько, -- шепотом объяснил Тандри. -- К ним не ведут тропинки, и они не так хорошо видны, так что особо и не охранялись.
   -- Если они узнают, что Ликафроун помог вам освободить нас...
   -- Не волнуйтесь, профессор! Он держался так, чтобы его не видели. Все хорошо, никто не узнает.
   -- Он сказал, что нужно поторопиться, -- раздалось из-за полуприкрытой двери. В щель заглянул Кетитль и кивком предложил поспешить.
   -- Здесь вся компания? -- изумленно воскликнул Гриммюрграс, глядя на Тандри.
   -- Неа, еще Соуль и Йоусабет. Уговорить их остаться не было ни единой возможности. Даже я не смог.
   -- Ну а кто же сейчас на заводе с остальными?..
   -- Оуск.
   -- Что? Она вернулась?
   -- Я с ней поговорил, -- сообщил Эгмюндюр. -- Милая девушка. Мудрая. Но временами очень эмоциональная. Ну что, идем?
   -- Вы взяли у этих оружие? -- спросила Фанндис ребят, охранявших выход.
   -- Да, вот, -- протянул ей пистолет Кетитль, -- еще один у Соуль.
   Фанндис вручила переданное оружие Гриммюрграсу, второе предложила девушке оставить себе или отдать тому, кто лучше всего владеет пистолетом. Эгмюндюр забрал его с удовольствием.
   -- Должен быть еще один, -- нахмурившись, заметила Фанндис, оглядывая пол вокруг, а потом присела над телами.
   -- Идемте уже, -- прошипела Льоусбьёрг, постоянно оглядываясь на коридор, а потом нервно посматривая на лежащих. -- Что ты делаешь?!
   -- Если они придут в себя, начнут по нам стрелять, -- злобно отозвалась Фанндис, раздраженная, что ее отвлекают. Она лихорадочно ощупывала куртки и брюки каждого из мужчин, но ничего найти не выходило.
   -- Если мы уйдем сейчас, они могут не успеть очнуться, -- в тон ей заметила Льоусбьёрг.
   -- Тут она совершенно права, Снежинка, идем, -- распорядился Эгмюндюр, подталкивая всех к двери. -- Нам еще открытое пространство пересекать, так что плюнь и поспешим.
   Фаннар потянул сестру за руку и что-то шепнул ей, так что та не вырвалась, а лишь кинула последний раздосадованный взгляд на лежащих и вышла.
   -- Профессор, -- тихо позвал Тандри, задержавшийся в дверях.
   Гриммюрграс посмотрел на идущих впереди, потом оглянулся на парня.
   -- Мне показалось...
   Он прислушался, затем кивнул, схватил Тандри за руку, вынудив того сдвинуться с места, и повернулся к остальным.
   -- Бежим! -- крикнул он, набирая скорость. Тандри он уже отпустил, да и тот больше не нуждался в ускорении. Он жестом показал друзьям, чтобы и те перешли на бег.
   Фанндис и Фаннар вдруг замерли и развернулись, Гриммюрграс, заметив это, тоже сбавил скорость и оглянулся: друзья приготовились стрелять. От внимания Эгмюндюра их действия так же не укрылись.
   -- Снежок! Снежинка! Не сейчас!
   Мужчина выпустил руку Льоусбьёрг, и та ошарашенно оглянулась.
   -- Беги, -- крикнул он ей, а сам вернулся к близнецам и взял их за плечи. -- И вы тоже! Вы нужны нам! Мы успеем!
   Первая пуля просвистела так близко от правого уха, что Гриммюрграс инстинктивно ушел влево, будто этот запоздалый маневр мог его спасти. Кто-то вскрикнул от неожиданности. Эгмюндюр снова крикнул "Бегите!", и дальше все уже мчались, стараясь либо пригнуться к земле, либо уйти в сторону от пуль. Столько выстрелов за пределами Комнаты Ярости! Гриммюрграсу казалось, что происходящее ему лишь чудится. Неужели такое и правда может быть?.. Кто-то стреляет не в нарисованные мишени, а в живых людей и не собирается прекращать, пока не попадет. А люди... Наверное, они сейчас лучше всяких мишеней и только метания из стороны в сторону позволят им уйти от пуль. Или же...
   Кетитль вскрикнул и схватился за руку, но не прекратил бежать. В тот же миг он оттолкнул Соуль, но та удержалась и побежала в другую сторону. Закричала Льоусбьёрг и упала на колени. Эгмюндюр уже был рядом, подхватил ее и начал быстро оглядываться в поисках помощника. Гриммюрграс хотел подбежать к ним, но Фаннар оказался ближе, он взял Льоусбьёрг под вторую руку и вместе с Эгмюндюром принялся тянуть ее. Льоусбьёрг помогала им по мере сил, но на одну ногу наступить уже не могла. Гриммюрграс хотел оглянуться на выход, чтобы увидеть, сколько человек открыли по ним огонь и перезаряжают ли они пистолеты, но тут заметил чуть в стороне Тандри, опустившегося на колени. Подбежав к нему, Гриммюрграс заметил лежащую на земле Йоусабет. Присев на колени, он осторожно повернул ее голову. От ее остекленевших глаз было сложно оторвать взгляд. В них застыло непонимание, которое передалось самому Гриммюрграсу. Он не понимал, видит ли все происходящее на самом деле или это странное видение, кошмарный сон, навеянный разговорами близнецов.
   -- Она?.. -- дрожащим голосом спросил Тандри и Гриммюрграс моргнул, перевел взгляд на парня.
   Тандри, бледный почти настолько же, как и Йоусабет, касался ее волос, но смотрел лишь на Гриммюрграса и ожидал его ответа. Не любого, а вполне конкретного, как будто он мог изменить случившееся. Гриммюрграс снова посмотрел в лицо девушки. Глаза все так же невидяще уставились куда-то вдаль, в уголке губ -- струйка крови. Он поднес к ее носу палец, но не ощутил даже слабого дыхания. Впрочем, и без этого он знал ответ. Вновь посмотрев на Тандри, он покачал головой.
   -- Надо ее забрать, -- выдавил из себя Тандри и попытался поднять девушку, но Гриммюрграс опустил руку ему на плечо, не позволяя.
   -- Оставь. Не сможем.
   Пуля врезалась в землю совсем близко, и Гриммюрграсу снова пришлось дернуть Тандри, чтобы тот поднялся и побежал. Ему самому не хотелось оставлять девушку здесь, но он прекрасно понимал, что с такой ношей они -- идеальные мишени. Впереди Гриммюрграс видел, что Эгмюндюр отказался от помощи Фаннара и нес Льоусбьёрг на плече, но он тот был уже достаточно далеко, так что пули его вряд ли доставали. Гриммюрграс, возможно, мог бы отнести Йоусабет: девушка казалась совсем легкой -- но не обладал умением уходить от пуль. А быть подстреленным не ради живого... Даже в его положении это было бы нелепо. Да и имя, которым он сам себя нарек, не позволяло. Он должен охранять живых, мертвые -- уже не его дело.
  
   ***
   -- Что вы делаете с умершими?
   -- Ну... мы... мы сжигаем их. У нас есть специальное здание, в котором мы устанавливаем таблички с именами тех, кто сделал вклад в развитие города, а для тех, кто не успел ничем отличиться или не захотел, есть подвал. Ну и архив, где вносятся записи и даты. А прах... Мы его выставляем за барьер. Ведь все, что осталось, оно не связано с сознанием, разумом, а потому ему стоит соединиться с природой. Как-то так. Наверное. Я не задумывался раньше... А у вас как?
   -- Мы отдаем тело огненному Ваитюру. Бросаем в лаву. Не там, где проход, а ниже. Там и площадка, подходящая для церемоний. Выходит, с телами мы обходимся похоже: предаем их огню. Только у нас нет табличек.
   -- И архива.
   -- Да, и архива. Только память.
   -- Но память -- не слишком верная штука, разве нет?
   -- Считаешь, мертвецов расстраивает, если мы о них забываем?
   -- Нет, от этого хуже только нам. Впрочем, таблички и архивы -- лишь маячки для памяти.
   -- Маячки?
   -- Я их тоже ни разу не видел! Но в одной книге о них было. Кстати, в хэимели рыбакам они пригодились бы.
   Гриммюрграс мягко улыбнулся: Тандри наконец-то рассмеялся. Значит, приходил в норму.
   Эгмюндюр и Фаннар отыскали рабочий электромобиль и повезли Кетитля и Льоусбьёрг в больницу. Неизвестно, избежала она столкновения с метеоритами или нет, работали ли в ней еще врачи, можно ли было там достать нужные препараты, но они решили рискнуть: раны требовалось зашить, но никто нужными знаниями не обладал.
   Соуль, понурая, сидела в окружении друзей: она сообщила им про Йоусабет, но никаких подробностей не знала, да и не желала знать. Друзья пытались приободрить ее, только выходило скверно. Тандри к ним не пошел и сначала сидел в одиночестве, глядя прямо перед собой -- к нему никто не решался подходить, и только Гриммюрграс сделал это, когда убедился, что не нужен Фанндис. Подруга не стала терять время даром и, найдя Оуск, принялась выяснять положение дел. Теперь они куда-то делись, но и людей на территории завода оказалось куда больше, чем пришло на квартиру к близнецам, так что Гриммюрграс не удивился, что потерял девушек из вида.
   -- А все же жаль, что вы не были рыбаком, -- заметил Тандри с улыбкой. Гриммюрграс прищурился, но не заметил хитринок в глазах парня -- шутки в его словах не было.
   -- Почему это?
   -- Тогда бы написали в книге, как ловить рыбу. И тогда я бы знал, как это делается. А так... не пройду испытание.
   -- Все нужные испытания ты уже прошел, -- возразил Гриммюрграс и положил руку ему на плечо. -- И одно, наиболее важное, ждет тебя впереди. Но с ним ты точно справишься. Или я тебя знаю недостаточно хорошо?
   -- Ну, причина постараться у меня точно имеется. А когда хочу, я очень прилежный.
   -- К тому же, считаю, вы вполне в состоянии построить новое общество с собственными правилами, -- с улыбкой заметил Гриммюрграс.
   -- Ага, -- кивнул Тандри, -- или хотя бы маяки.
   -- Или маяки.
   Оба замолчали. И молчание это было не из тех, когда нужно судорожно искать тему для продолжения разговора, чтобы избавиться от угнетающей скованности, или пытаться поймать за руку кого-нибудь постороннего, случайно проходящего мимо, чтобы тот спас положение. О таком роде неловких молчаний Гриммюрграс узнал в Норзуре, где с ними приходилось сталкиваться очень часто. В обществе, где делиться мыслями являлось высшей ценностью, а теории обсуждались до тех пор, пока не отполировывались до блеска, молча думать предпочитали в одиночку, поскольку если рядом находился еще кто-то, то думать начинали в диалоге, тем самым сразу используя разные взгляды на вопрос. Молчать же в компании значило скорее не доверять остальным, не считать их достойными, с кем можно разделить свои мысли.
   Но в той тишине, что возникла теперь, чувствовалось, что мысли просто не могут оформиться в фразы, они скорее являются образами, которые не передать словами, но при этом способны перетекать из одной головы в другую, не используя в роли посредников рот и уши. Гриммюрграс не знал, о чем думал в тот момент Тандри, но был уверен, что о том же, что и он сам. Даже не думал, а впитывал ощущения, наблюдая, как среди уже остановившихся машин стояли и сидели группы людей. Кто-то разговаривал, кто-то читал распечатки Дагфридюр, пытаясь выучить незнакомые слова. Они, никогда не покидавшие Норзур, скоро будут вынуждены уйти, оставив родной город навсегда. И они мысленно готовились к этому, прощаясь не только с родным местом, но и привычной жизнью. Так оно было на самом деле или же люди думали о чем-то другом, Гриммюрграс не знал, но ему казалось, что в помещении повисла какая-то тоскливая атмосфера, почти что осязаемая, а время от времени он ловил на себе тревожные взгляды: не ошиблись ли они, доверившись ему. Он понимал их опасения, а также, что иного выбора у них не имелось, поэтому старался отвлечься от их взглядов, будто их и не было: он не располагал ни временем, ни возможностью, чтобы подойти к каждому и развеять возникшие сомнения. Сказать же что-то общее... Гриммюрграс не думал, что это сильно поможет, ведь у каждого свой собственный страх. Он хотел вселить уверенность в каждого из этих людей, но вместо этого притворялся, что не видит вопроса в их глазах.
   Он оглянулся на Тандри, то ли снова боясь увидеть тот же вопрос, то ли полагая, что поймет, что же чувствовал парень в тот момент. Тот задумчиво смотрел на окружающих, а когда случайно повернул голову в сторону Гриммюрграса и заметил его взгляд, чуть улыбнулся и собрался что-то сказать. Его отвлекли.
   -- Смотрите, Фаннар! -- сообщил он, указывая на дверь, находящуюся как раз за спиной Гриммюрграса почти в другом конце помещения.
   Там действительно поднялась какая-то суматоха, так что Гриммюрграсу и Тандри пришлось встать с пола и подойти ближе. Фаннар пришел один, и поскольку все остальные знали, куда именно он делся после освобождения из плена, в толпе гулял тревожный шепоток. Фаннар же будто не замечал окруживших его лиц, пытаясь высмотреть кого-то конкретного. Гриммюрграс, догадавшись, что может являться искомым, поднял руку над головой и позвал друга -- пробиться к нему через почти плотное человеческое кольцо не только не представлялось возможным, но и казалось неразумным, поскольку спокойно поговорить им не дадут. Фаннар тут же заметил друга и, не особо заботясь об остальных, двинулся к нему напролом.
   -- Где Фанндис? -- сразу спросил он, уводимый Гриммюрграсом в более тихий угол. Толпа, осознавшая, что ответов не получит, преследовать их не стала.
   -- Была с Оуск, где теперь, не знаю. Что с больницей?
   -- Все хорошо. Оставил там Эгмюндюра, сообщил встретившимся по пути о наших планах. Давай отыщем ее -- одна мысль не дает мне покоя. Наверное, она думает о том же. О, Тандри! Ты как? Все в порядке? Ну хорошо. Так где она может быть, Гриммюрграс?
   Фанндис нашлась довольно быстро: она пыталась объяснить группе людей, почему так верит, что на другой стороне пропасти есть совершенно иной мир.
   -- Вот почему, -- ответила она на очередной вопрос, взяла подошедшего Гриммюрграса за плечи и развернула к неверящим. -- Он -- доказательство. И он рассказал, что никаких метеоритов там нет.
   -- То есть это не другая сторона нашей планеты? -- снова задал вопрос тот же человек, с прищуром глядя на "доказательство". -- Я так и думал, что наша сторона вряд ли могла быть настолько неудачницей, что единственная принимала эти удары. Фаннар, а что вы скажете?
   -- Что моя сестра вас не обманывает, -- пожал тот плечами. -- А сейчас нам надо кое-что обсудить.
   -- Надеюсь, не открывшиеся новые подробности? -- все так же щурясь, хмыкнул тот. -- Например, что не каждый сможет перенести падение в пропасть.
   -- Каждый, -- не удержался от ответа Гриммюрграс и одарил подозрительного мягкой улыбкой. -- Если, конечно, будет желать выжить, а не умереть.
   Мужчина, кажется, хотел спросить еще что-то, но Фанндис уже оттащила Гриммюрграса на порядочное расстояние.
   -- И почему они верят только твоему слову, а моему -- нет? -- спросила она у брата, недовольно скрестив руки на груди. -- Когда ты успел приобрести такую бешеную популярность?
   -- Называлась бы мной, как в старые-добрые времена, и никаких проблем, -- пожал плечами Фаннар. -- Нам надо обсудить кое-что более важное. Я тут подумал, и ты, наверное, пришла к тому же выводу...
   -- Будем прямо здесь обсуждать? -- резко перебила его Фанндис.
   -- А что такого, они далеко, вряд ли услышат.
   Его сестра кинула быстрый взгляд на Тандри, стоявшего тут же, и парень его, конечно же, заметил.
   -- Ладно-ладно, вы мне все так же не доверяете, так что болтайте, а я пока... займусь каким-нибудь делом.
   Гриммюрграс покачал головой: он не считал, что от Тандри следует что-то скрывать, особенно учитывая, какую ответственность он на него возложил. Или, если и выводить его из круга обсуждающих, то не таким грубым способом. Но слова уже были сказаны, а жесты сделаны, так что Тандри, улыбнувшись Гриммюрграсу, засунул руки в карманы, развернулся и ушел.
   -- Все-таки выйдем на улицу, -- предложила Фанндис, и только когда они отошли достаточно далеко от здания, она заговорила вновь: -- Извини, что я так с Тандри. Вопрос не в доверии, а в том, что мы сейчас будем обсуждать. Ты знаешь, что там есть отдельное помещение, где сидят все дети Норзура? Он их привел. Оуск показала мне. Он занимался ими без чьей-либо помощи, да и Оуск рассказал лишь потому, что пошел к нам на выручку.
   -- Да, знаю, -- кивнул Гриммюрграс и мысленно добавил: "Потому что я сам его об этом попросил". Хранить в секрете, конечно, он Тандри не заставлял, но все остальное ему было хорошо известно. -- Только причем тут это?
   -- Фаннар, -- покусывая губу, быстро заговорила она. Такого волнения на ее лице Гриммюрграс раньше никогда не видел. -- Фаннар... ты же подумал о том, как близко аномалия от электростанции, да? Совсем рядом...
   -- Ага, достаточно, чтобы толпа показалась вполне организованной командой по вышвыриванию Хюглейкюра из его уютного гнездышка, -- подтвердил тот.
   -- И они совсем не против застрелить как можно больше людей.
   -- Совершенно. Их это не особо занимает: лишают они жизни кого или нет. Это же игра! Тут важнее, кто усидит в кресле, а как он там окажется и что сделает, чтобы остаться, -- ерунда. Тем более, когда жить остается всего ничего.
   -- То есть, увидев нас на подходе к расщелине, они начнут нас отстреливать, даже если мы не будем смотреть на электростанцию? -- поспешно спросил Гриммюрграс, отчаянно надеясь, что не так понял слова друзей.
   -- Именно, -- сказали они одновременно. Идентичная серьезность их лиц пугала.
   -- Но почему? Мы же не будем приближаться к электростанции!
   -- А вдруг это обманный маневр? -- усмехнулся Фаннар. -- Мы вроде бы идем сигать в пропасть, и только они успокоятся и отвернутся, как мы нападем. Хюглейкюр сразу сказал, что идея с прыжками в лаву -- не из тех, что мог придумать я. Возможно, поэтому остальные мне и верят: уж если я, не способный ни на что подобное, утверждаю, что верю в мир на другом конце пропасти, то, значит, так оно и есть. Но Хюглейкюр иначе смотрит. Он скорее поверит, что я так уверенно плету байку про пропасть, чтобы совершить какой-то хитрый ход. Например, приведу толпу к этой самой пропасти, хорошо вооруженную толпу, хорошо подготовленную, и, усыпив бдительность всех на электростанции, займу ее. И если бы ими управлял не Хюглейкюр, а кто-то другой, они бы действительно поверили, что мы собираемся совершить прыжок. И кстати, это был бы отличный маневр, если бы нам все-таки была нужна электростанция.
   -- Но мы собирались идти к аномалии в последний момент, когда все желающие выучат язык. Зачем нам тогда электростанция? Барьер не спасет от метеорита, вы сами говорили.
   -- Потому что хорошую игру нужно доводить до конца, и самые последние минуты намного важнее. Да и тянуть до самого конца мы не сможем, поскольку крупный метеоритный дождь вряд ли переживем. Надо успеть до него.
   -- Но не всем сразу, -- закончила Фанндис. -- Придется отправлять людей небольшими группами. Частично ночью, но придется и днем. И нужно придумать, как обезопасить их. Я не хочу, чтобы хоть кто-то из них погиб. Есть варианты?
   -- Если бы там были какие-нибудь дополнительные постройки, -- начал размышлять вслух Гриммюрграс, -- или метеориты. Но ничего такого нет. Или придумать какой-нибудь переносной барьер, что-то вроде того.
   -- С камнями особо не побегаешь, -- заметил Фаннар, кривя губы. -- А если перетащим булыжники, что вряд ли, они сразу это заметят.
   -- А электромобили? За ними можно спрятаться.
   -- Много стекла, -- вздохнула Фанндис. -- Да и опять же, подозрительно.
   -- Но у электромобилей металлический корпус, и, если пригнуться, можно укрыться за ним, -- продолжал настаивать Гриммюрграс. -- Если поставить пару-тройку из них, а не целый ряд отгораживающей стеной. Если мы будем приходить небольшими группами, то быстрые перебежки от одного электромобиля к другому могут помочь.
   -- Не знаю, -- с сомнением наморщила нос Фанндис. -- Они же не такие глупые!
   -- А если подключить Ликафроуна?
   -- Как? Думаешь, он уговорит кого-то расставить там электромобили для нас? -- фыркнула Фанндис.
   -- А ведь может сработать! -- щелкнул пальцами Фаннар и просиял: -- Гриммюрграс, ты гений! Хюглейкюру это понравится. Не знаю, как именно Тандри связался с Ликафроуном, но, думаю, что Хюглейкюр позволит нашему другу несколько вольностей. Это игра, помните же? А значит, чем занятнее ходы противника, тем интереснее. Надо будет попросить Тандри...
   -- Кстати, о Тандри, -- заметил Гриммюрграс и пристально посмотрел на подругу: -- Мы ушли от ответа. Почему ему нельзя было присутствовать при этом разговоре? И при чем тут дети?
   -- Ты так и не понял?
   -- Не понял.
   Фанндис выглядела растерянной. Она перевела взгляд на брата, но тот, похоже, не успел за ее мыслью и ответил выжидающим взглядом, заинтересованный в ее словах не меньше, чем Гриммюрграс.
   -- Да что с вами! Детей нужно отправить первыми! Причем лучше сегодня ночью.
   -- Сегодня?!
   Гриммюрграс не верил своим ушам. Сколько дней прошло с того момента, как Тандри поговорил с детьми? Он успел их подготовить? Вряд ли дети выучили хотя бы основные слова. Или Гриммюрграс их недооценивает? Да и как перевести большую группу детей через открытую площадку под прицелами оружия без даже мнимой защиты вроде электромобилей?
   -- Они вряд ли ожидают, что уже сегодня мы снова окажемся на их территории, -- заключила Фанндис. -- И лучше это сделать до того, как Ликафроун установит электромобили. Как говорит Фаннар, это игра, а значит, электромобили -- наш следующий ход. Мы подготавливаемся. И Хюглейкюр будет тоже готов. Поэтому вывод детей должен быть вне игры. Дети не могут постоять за себя. Поэтому ты с Тандри...
   -- Я не пойду, -- отрезал Гриммюрграс.
   Его слова шокировали близнецов. Они молча переглянулись, а потом непонимающе уставились на друга. Наконец, Фаннар спросил:
   -- Почему?
   -- Здесь я буду полезнее. Тандри выучил язык, и он справится. К тому же, если мы собираемся уже в ближайшие дни начать отправлять людей, то сначала пусть идут ребята, участвовавшие в спектакле: они знают язык и отчасти прочувствовали взгляды, свойственные жителям хэимели. Они смогут подготовить их к приходу других людей. А кто тогда будет помогать вам здесь? Эгмюндюр и все? Может, кто-то из недавно прибывших?
   -- Слушай, а ты прав, -- задумчиво кивнул Фаннар. -- Даже если тут и найдутся отличные ребята, все равно доверять им так же, как тебе, не смогу. Я и Эгмюндюру не полностью доверяю. В общем-то, без тебя мы, может, и справимся, но будем как без одной руки. Уверен, что Тандри сможет разобраться с детьми и жителями хэимели один?
   Гриммюрграс кивнул.
   -- Я считала, что именно Тандри откажется идти первым, -- рассмеялась Фанндис, -- начнет говорить все то, что ты тут наговорил про помощь и прочее. Не полагала, что услышу такое же от тебя. Поэтому и не хотела, чтобы он участвовал в обсуждении и спорил с нами. Ладно, ты прав, что нужен нам. Не знаю, стоит ли взваливать все на Тандри, но раз ты так считаешь... Только тебе придется ему сообщить о нашем, даже скорее твоем решении. Думаю, мы втроем сопроводим его и детей. Нам больше людей не понадобится?
   -- Не должно, -- покачал головой Фаннар. -- Но можно взять Эгмюндюра, если он вернется из больницы. Странный он, но Льоусбьёрг буквально вынес на руках.
   -- Да, согласна. Что ж, тогда план ночного похода на нас, а ты, Грас, уговариваешь Тандри и занимаешься подготовкой детей. Хотя, конечно, было бы лучше, если бы ты пошел с ним: хэимели -- твое поселение, так что кому как не тебе оказываться первым среди вновь пришедших. Да и Тандри спорить бы тогда не стал.
   "Совсем не лучше", -- мысленно возразил ей Гриммюрграс, но вслух не возразил: он не желал открывать друзьям истинных причин, почему не хочет идти сейчас. По крайней мере, не сейчас, когда им и без того много над чем нужно думать. Да и помочь здесь он действительно мог и намеревался сделать так, чтобы высказанное Фанндис желание сбылось. Никто больше не умрет.
   Поэтому он только покачал головой. Эту тему она больше поднимать не стала.
  
   ***
   -- Почему? Разве я не могу здесь помочь? Еще не все люди знают о нашем варианте! Не все успели прийти к конкретному решению! Я бы мог...
   Тандри бушевал. Как и предполагала Фанндис. Он мерил шагами землю, время от времени кидая на Гриммюрграса взгляды, в которых одновременно читались и злость, и мольба, и тревога.
   -- Потому что только тебе я могу доверить детей. С тобой они будут в безопасности.
   -- Но я... И выходит, что сегодня мы видимся в последний раз? -- он замер, глядя на Гриммюрграса, пораженный тем, что только что сказал. -- То есть, я имел в виду... я же иду один, и...
   Гриммюрграс не ответил. Ему не нравилось, что Тандри пытается обмануть себя, но его желание было вполне понятно. Где-то в глубине души Гриммюрграс отвечал Тандри, что да, они расстанутся на несколько дней, но не больше, а когда все люди Норзура уйдут, он тоже пойдет за ними. Наговорить еще множество обещаний, которым не суждено сбыться. И они были готовы сорваться с языка, так что Гриммюрграс прикусил его. Да, Тандри было бы от них легче. Может, было бы легче и самому Гриммюрграсу, которому сейчас требовалась улыбка Тандри, как никогда прежде. Но легче будет лишь сейчас. Ложь бьет с опозданием, но куда как больнее. И потому он приказал себе молчать.
   -- Значит... у нас время до вечера? -- взяв себя в руки, осведомился Тандри.
   -- Только нужно подготовить детей. Сказать им, что придется идти тихо. Мы надеемся, что Хюглейкюр ничего подобного не ожидает, и все же следует быть осторожными.
   -- Да, конечно. Но, думаю, на это не уйдет много времени. Я просто хотел...
   -- Если детям не нужно твое присутствие, -- улыбнулся Гриммюрграс. -- Ты с ними успел пообщаться и знаешь, как поступить.
   Тандри задумчиво почесал весок и огляделся по сторонам.
   -- Попрошу Оуск посидеть с детьми какое-то время. Она с ними удивительно ладит, а им с ней весело. Ближе к ночи уже вернусь. Да. Думаю, так будет даже лучше. С Оуск они расслабятся и не будут думать о предстоящей ночи! А вы...
   -- Буду ждать тебя здесь.
   Тандри поспешил скрыться в здании, а Гриммюрграс решил тем временем обойти его. Какие вопросы они должны успеть решить, что не упустить? Чем именно сейчас заняты близнецы? Они не говорили, что Гриммюрграс нужен им в планировании, но не имели ли они в виду, что он с Тандри должен тоже что-то продумать? Или они имеют право провести это время по своему усмотрению?
   Недалеко от завода располагались дома. Какие-то из них разрушили метеориты, но некоторые продолжали стоять. Вроде их уже покинули. Были их жители среди тех, кто сейчас находился на заводе, или же примкнули к Хюглейкюру? Да какая разница! Стараясь не думать о предстоящей ночи, Гриммюрграс был готов сосредотачивать внимание на всем, что только попадалось в поле зрения. Постояв некоторое время, глядя на понравившийся дом, Гриммюрграс внезапно вспомнил, что обещал ждать Тандри на другом конце здания, а потому поспешил вернуться. С той стороны его взгляду открывались бесконечные окаменевшие земли, все в рытвинах, усеянные метеоритами. Гриммюрграсу не составляло труда представить, как это происходило. Призрак дикого зверя тенью проскользнул перед ним.
   -- Хотите прогуляться туда?
   Он оглянулся и увидел улыбающегося Тандри. Только в глазах парня на этот раз замерла печаль.
   -- Нет, сейчас оно не привлекает, как тогда, -- покачал головой Гриммюрграс. -- Это все равно, если бы мы пошли в квартиру близнецов: вроде и помним, что там происходило, но близнецов в ней уже нет, только наши воспоминания.
   Тандри согласно кивнул, но все же посмотрел на поле.
   -- У меня возникла другая идея. Идем.
   Гриммюрграс отвел Тандри к выбранному дому, мысленно отмечая, что тот не задавался вопросом, какой у Гриммюрграса план. Может, думал о предстоящем вечере? Гриммюрграс надеялся, что хотя бы на время сможет отвлечь его от тяжелых мыслей.
   Двери оказались не заперты, так что они с легкостью попали в здание. Первый этаж раньше, похоже, занимало кафе или что-то в этом роде, а на втором располагались комнаты с кроватями. Долго выбирать Гриммюрграс не стал, уже за второй дверью найдя уютную комнату. Тандри зашел следом и прикрыл за собой дверь.
   -- Надеюсь, нас не станут искать, -- с улыбкой заметил он.
  
   ***
   Их не искали. Фаннар и Фанндис были заняты планированием, какой дорогой лучше пойти, чтобы дети не успели утомиться, а под ногами оказалось как можно меньше камней. Они даже прошли почти полностью придуманный путь и нарисовали его на карте.
   Дети тоже не заметили отсутствие Тандри: сначала учили Оуск разным играм, а потом уже она вовлекала их в свои развлечения. Когда Гриммюрграс вслед за Тандри заглянул в комнату, то увидел, что дети репетируют какую-то постановку. Оуск поправляла их, но совершенно не строго. Незадействованные ребятишки наблюдали за происходящим и аплодировали после получившихся реплик.
   -- Пойду узнаю, как дела у близнецов, -- тихо сообщил Гриммюрграс и, получив кивок в ответ, отправился на поиски.
   -- Грас! -- Фанндис нашла его сама. -- Вот эту карту нужно отдать Тандри. Он будет идти первым. Ты тоже? Хорошо. Смотри, вот как мы пойдем. И еще надо узнать, есть ли у детей темная одежда. Не знаю, будет ли ночь звездной, но лучше перестраховаться. Ты как? Все хорошо?
   Гриммюрграс кивнул. Даже если все на самом деле не так уж и хорошо, но, по крайней мере, это лучшая версия из возможных.
   -- Когда выходим?
   -- Построимся в сумерках перед заводом и идем.
   -- Эгмюндюр с нами?
   -- Он еще не вернулся, -- пожала она плечами.
   Гриммюрграс снова кивнул и, забрав карту, отправился к детям. Оуск там уже не было: Тандри объяснил, что не имел представления, стоит ли ей знать об их планах, а потому ничего не сообщал.
   -- Попросил просто посидеть, пока меня не будет, как и в тот раз, когда мы отправились за вами. Она и не спрашивала ничего.
   -- Но я могу остаться?
   -- Конечно!
   Тандри представил Гриммюрграса детям и рассказал, кто он такой, что он пришел из другого мира, где нет никаких метеоритов, и теперь они отправятся в этот мир, потому что здесь уже не смогут спасаться от каменных дождей с неба. Гриммюрграсу пришлось рассказать, как там хорошо, ответить на детские вопросы и в том числе рассказать про детей хэимели, какие те дружелюбные и любящие различные игры.
   -- Они наверняка научат вас кое-чему интересненькому, -- со смехом предположил Гриммюрграс, -- но и вы не отставайте.
   -- Ага, но прежде, чем вы сможете повеселиться с ними, сыграете с нами в одну последнюю игру. Помните, что я говорил?
   Дети помнили.
   Гриммюрграс снова начал рассказывать истории, которые дети слушали с жадным любопытством и, кажется, не собирались отпускать рассказчика ни при каких условиях. Он не был против -- после того, сколько он рассказал Тандри, не менее жадному и даже более любопытному, он просто повторял те же истории, отчего они звучали глаже, чем произнесенные в первый раз.
   Тандри молча сидел рядом и чуть улыбался, но одного его присутствия оказалось достаточно, чтобы дети не волновались и улыбались в ответ. Они даже не боялись Гриммюрграса, и тот полагал, что причина не в нем самом, а в Тандри, которому ребята доверяли полностью. Все-таки Гриммюрграс не ошибся.
   Когда пришли близнецы, он даже вздрогнул от неожиданности. Пора? Вечер наступил слишком быстро. Тандри занялся детьми: нужно было удостовериться, что по дороге к аномалии никому из них ничего не потребуется. Гриммюрграс вышел на улицу, сел на землю и стал ждать. Вскоре дети начали выходить небольшими группками, тоже устраиваясь на земле. Теперь Гриммюрграс следил, чтобы те не расходились. Последние ребята вышли вместе с Тандри, и тот уселся рядом с Гриммюрграсом. Говорить ничего не стал, просто смотрел на детей, размышляя. Догадаться, о чем именно, было легко, но с этим Гриммюрграс уже ничего сделать не мог. Дети тоже притихли, на их личиках появилась озабоченность. Возникло ощущение, что им передается настроение Тандри.
   Вскоре вышли и близнецы. Они подошли к Гриммюрграсу, и Фаннар сказал:
   -- Ждем Эгмюндюра. Он только вернулся, и ему нужно немного времени прийти в себя.
   -- С Льоусбьёрг все хорошо?
   -- Да, уже завтра она будет с нами. Кетитль, считай, даже не пострадал. Так что у нас всего одна потеря.
   Вскоре Эгмюндюр появился на пороге. Он окинул взглядом сидящих ребят и откашлялся.
   -- Меня зовут Эгмюндюр, -- сообщил с улыбкой иллюстратор, подойдя ближе. -- Я буду идти за вами, чтобы никто из вас не потерялся. Так что, если вдруг вам покажется, что вы заблудились или идете не туда, просто позовите меня. Но только очень тихо. Вы же помните, что мы не должны никого потревожить.
   Некоторые дети закивали, а другие одарили Эгмюндюра недоверчивым взглядом. Тогда Тандри поднялся с земли и хлопнул в ладоши, чтобы привлечь к себе внимание.
   -- Сейчас мы построим вас в цепочки по четыре, вы возьметесь за руки и ни за что не будете отпускать друг друга. Ни при каких обстоятельствах. Даже если вы устанете, вам станет скучно или страшно. И не останавливайтесь, пока не остановятся те, кто идут перед вами. Ни за что не останавливайтесь. Хорошо?
   -- А если мы захотим в туалет? -- спросила одна из девочек.
   -- Вы только что сходили, так что потерпите. Нам не так далеко идти. И, как и сказал Эгмюндюр, ведите себя тихо. Не плачьте, не просите ничего, даже не нойте. Мы должны быть очень-очень незаметными. Справитесь?
   Теперь уже все ребята радостно кивали и улыбались Тандри, а тот улыбался им в ответ.
   -- Вот и молодцы! Поднимайтесь, строимся и идем.
   Дети беспрекословно подчинялись Фаннару и Фанндис, так что довольно скоро они двинулись в путь. Гриммюрграс шел рядом с Тандри, ведя за собой детей, оба молчали. Вскоре город погрузился во тьму, и Тандри зажег старый фонарик. Его тусклый свет почти не рассеивал сгустившуюся черноту, но все же позволял ориентироваться на местности.
   Пройдя уже значительную часть пути, Тандри заговорил.
   -- Здесь самые маленькие детишки -- лет трех, -- шепотом признался он. -- Тех, с которыми нельзя разговаривать, потому что они еще не понимают, воспитывали в другом здании, не знаю, в каком. Для этого требуются особо терпеливые люди. А здесь уже те, которые понимают. Это ничего, что я малышей не нашел?
   -- Ничего, -- кивнул Гриммюрграс, хотя и знал, что Тандри этого не увидит. -- Не знаю, смог бы младенец выжить.
   -- Я им рассказал, что будет больно. Но сказал, что это как плохой сон, и потом они проснутся, и будет все хорошо. Надеюсь, это поможет.
   -- Ты молодец, отлично придумал. Все и правда будет хорошо, тем более, что ты будешь с ними рядом.
   Тандри не ответил. Возможно, кивнул, не отдавая себе отчет, что никаких жестов не заметить, а может, и этого не сделал.
   Вскоре они добрались до площадки перед электростанцией, которая ближе к расщелине снова превращалась в неухоженную землю. Тандри обернулся к детям:
   -- Теперь нам нужно идти особенно тихо, а при первом же приказе присесть. Поняли? Хорошо. Идем. Осторожно. Не отставайте и не отходите в сторону.
   И он погасил фонарь. Они видели, куда идти: лавовая река в своем русле поднималась высоко, отчего ее берег был слегка освещен. Однако в одном месте свет прерывался -- аномалия.
   Гриммюрграс бросил быстрый взгляд на ярко-освещенную электростанцию. Ее свет не доставал до этой части площади, но возле пропасти их могли увидеть. Он надеялся, что Фаннар окажется прав, и Хюглейкюр усилит охрану лишь завтра. Сегодня у них все получится.
   По замыслу близнецов они остановились не у самой пропасти, а несколько не доходя до нее, чтобы дети оставались в темноте. Последние шаги Тандри и Гриммюрграс прошли только вдвоем. Они присели на корточки рядом с пропастью, и Гриммюрграс, смотря в лицо Тандри, произнес:
   -- Мы дадим тебе несколько минут, чтобы ты успел прийти в себя. Не знаем, как идет время тут и там, и Фаннар предположил, что одинаково. Надеюсь, что одинаково. Поэтому если вдруг... Ты все равно дождись их, хорошо? -- Тандри кивнул и Гриммюрграс продолжил: -- В конце будут старшие ребята, они тебе и сообщат, что последние. Я не знаю, поднимутся ли к тебе к этому моменту жители хэимели или нет, так что придется действовать по обстоятельствам.
   -- Да, хорошо, -- кивнул Тандри. -- Я... да, всех дождусь. И тех, кто скажет, что они последние.
   Он протянул руку, и Гриммюрграс пожал ее, а затем притянул Тандри к себе.
   -- Ты справишься, -- прошептал он ему на ухо, крепко сжав плечо.
   -- А... вы?..
   Гриммюрграс промолчал, потому что повторить все то же самое вслух он бы не смог. Да и Тандри хотел услышать совсем другое.
   -- Гриммюрграс, пообещайте, что попытаетесь, -- шепотом попросил он, так и не дождавшись ответа.
   Гриммюрграс отстранил Тандри, произнеся лишь:
   -- Пора.
   Пообещать он тоже не мог, как и обмануть Тандри. Все так же сжимая его плечо, он оглянулся на аномалию. Не сговариваясь, они вместе выпрямились. Лавовая река по необъяснимой наукой причине обходила по дальней стороне широкий круг, чтобы соединиться сразу за ним с притоком и дальше течь в неизвестном направлении, но часть лавы все же обрушалась по краям аномалии. Какое же безумие решить по собственному желанию прыгнуть туда!
   Тандри сделал шаг, выскальзывая из-под руки Гриммюрграса, потом еще... Не контролируя себя, Гриммюрграс упал на землю и наполовину высунулся над пропастью, пытаясь поймать упавшего в нее Тандри. И он почти поймал! Кажется, он даже почувствовал, что схватился за его рубашку, но все же пальцы сомкнулись над пустотой. А Тандри... его уже не было видно в темноте.
   Как холодно, оказывается, в Норзуре, когда отключены поддерживающие комфортную температуру аппараты. Гриммюрграс чувствовал, что его тело колотит от холода, но продолжал нависать над пропастью, удерживаясь одной рукой, а второй продолжая шарить в темноте. Почему он не успел? Почему не вытащил?
   -- Гриммюрграс? Эй, Гриммюрграс!
   Он повернулся на голос, но так и не понял, кто же его звал. Потом его схватили за плечи и оттащили куда-то в сторону. После чего оставили в покое.
   Сколько прошло времени, прежде чем шальные картинки (последний, чуть напуганный, взгляд Тандри; Тандри, улыбающийся детям; Тандри, съедаемый чернотой аномалии) сменили мысли, Гриммюрграс не знал. Когда к нему вернулась способность думать, он вспомнил, что это была единственная возможность, чтобы Тандри спасся, прожил не несколько дней, а много лет. Ему пришлось несколько раз повторить себе эту фразу, и все равно верилось с трудом. Гриммюрграса все так же била дрожь, а внутри ощущалась какая-то пустота.
   Он оглянулся: Фаннар и Фанндис, встав на одно колено, помогали детям прыгать в пропасть. Гриммюрграс видел только их силуэты, но и этого было достаточно. Дети прыгали по одному, иногда парой (старший ребенок держал за руку малыша). Их смелость поражала. Они видели бездонную пропасть, вокруг которой кипел огонь, и все равно прыгали, веря какому-то странному мужчине, у которого не имелось ни одного существенного, весомого доказательства своих слов, только истории, которые он слишком убежденно рассказывал. И только у Гриммюрграса была настоящая уверенность, что все закончится хорошо. А была ли на самом деле? Да, он прошел этой дорогой и выжил. И да, в легендах говорилось, что она ведет в обе стороны, хотя по ней и можно пройти лишь единожды. Но в тех же легендах утверждалось, что этот мир, где теперь находился Гриммюрграс, -- дом Ваитюров, а его окружали великолепные, потрясающие, но все-таки люди. И в хэимели не было ни одного сказания о пришельцах отсюда. А значит...
   Гриммюрграс отвернулся. Он больше не мог смотреть, как дети прыгают в пропасть. Он только слышал "Давай! Ты сможешь!". Или выдумывал, что слышит?
   Дрожь не собиралась униматься.
  
   ***
   -- Гриммюрграс, за мной. Не бойтесь, верну его вам в целости и сохранности уже к утру!
   Гриммюрграс непонимающе уставился на Эгмюндюра. В свете фонарика, который тот держал в руках, его лицо не внушало доверия.
   -- Зачем? -- спросил он, не испытывая особого желания куда-либо идти. Сейчас ему хотелось вернуться на завод, улечься где-нибудь, где его не тронут, и уснуть.
   -- Пойдешь и узнаешь, -- продолжил настаивать Эгмюндюр. -- Убивать тебя не буду, не бойся.
   Гриммюрграс криво усмехнулся: уж чего, а смерти он не боялся. Чуть раньше, чуть позже -- какая разница? Его скорее беспокоило, что иллюстратор что-то от него хотел, а значит, просто уснуть не удастся. Отвязаться от него, впрочем, тоже. Недовольно выдохнув, Гриммюрграс сдался.
   -- Ладно, веди.
   Гриммюрграс шел следом, не особо заботясь, куда его ведут. Единственное, за что он был благодарен Эгмюндюру, так за то, что тот не донимал его разговорами. Что же именно на него нашло, Гриммюрграса совсем не интересовало: исследовательская любознательность, обретенная в Норзуре, похоже, покинула его, и это не казалось удивительным. От самого Норзура теперь ничего не осталось, он превратился в нагромождение камней, металла и стекла.
   -- Вот мы и пришли, -- внезапно заявил Эгмюндюр. -- Прежде тут было шумно, играла музыка, постоянный смех и разборки. Занятно, без всего этого улицу и не узнать. Так вот, приглашаю тебя в лучшее из заведений трущоб. Уверен, ты тут никогда не был: твои друзья хоть и горазды на выходки, но это место даже для них было бы слишком... экстравагантным. Я говорю это про снежных близнецов? Даже не верится! Но так и есть. Давай-давай, не мнись и заходи.
   Гриммюрграс вошел скорее для того, чтобы Эгмюндюр наконец замолчал. Он не помнил, в каком заведении они ужинали, когда он познакомился с Оуск, или в каком он провел вечер с Льоусбьёрг (а ведь это было не так уж и давно, хотя по ощущениям прошел год, не меньше), так что возразить своему компаньону не мог.
   -- Идем сразу к барной стойке, -- распорядился тот. -- Вон тому высокому столу. Что, не видел таких? Так и знал. Такой же чистенький. Сколько ты всего не успел узнать, а, Гриммюрграс? Не жалко?
   -- Того, что узнал, мне вполне достаточно, -- хмуро отозвался он, однако забрался на высокий табурет, любезно подсвеченный фонарем. -- Если хочешь рассказать про трущобы, то приступай и поскорее: я жутко устал.
   -- Нет-нет! О трущобах бесполезно рассказывать! В них надо пожить. Впрочем, может, оно и к лучшему, что тебе этого не довелось, а? Но нам остался один приятный подарочек. В память, так сказать. Знаешь, где лучше всего топить память и печаль?
   -- В океане? -- на удачу предположил Гриммюрграс, вспомнив бушующую стихию. Пожалуй, там действительно утонут все печали и любая память, как, впрочем, и их обладатель.
   -- Что? Нет, нет! -- отреагировал с усмешкой Эгмюндюр, успевший откуда-то достать пару свечей и даже зажечь их. Он стоял по другую сторону узкого стола и теперь искал что-то на полках за ним. Гриммюрграс разглядел ряд бутылок и подвешенные бокалы. -- Вовсе не в океане! Что за глупость ты придумал? Память и печаль топят в вине.
   Перед Гриммюрграсом уже появилось два бокала, и теперь Эгмюндюр изящным жестом демонстрировал бутылку, которая не произвела на мужчину ровным счетом никакого впечатления.
   -- Ты хотя бы знаешь, что такое вино, приятель? -- открыв ее и разливая жидкость по бокалам, поинтересовался иллюстратор.
   -- А ты знаешь, что такое океан?
   -- Океан -- огромная толща соленой воды. И что с того? А вино -- это забродивший виноград.
   -- И что с того? -- в тон ему поинтересовался Гриммюрграс и криво усмехнулся.
   -- Красавчик! -- рассмеялся Эгмюндюр, беря свой бокал. -- Пей.
   -- Зачем?
   -- Затем, что тебе это нужно. Хватит болтать. Чем скорее выпьешь, тем скорее я тебя отпущу. Разве не ясно?
   А ведь он был прав. Гриммюрграс последовал его примеру. Вино оказалось кислым, но вряд ли кого интересовало мнение Гриммюрграса на сей счет.
   -- А ты умеешь пить? Не знал.
   -- Как видишь, я храню в себе много секретов.
   -- Ну, не так уж и много. Кое-чего ты так и не утаил. Или не пытался?
   Гриммюрграс пожал плечами, не особо понимая, о чем говорит собеседник, да и плевать на это хотел. Наверное, придется опустошить целую бутылку, чтобы вырваться из его плена, а если болтать, дело пойдет медленнее.
   -- Между прочим, ты тоже не все смог скрыть, -- хмыкнул он, пододвигая уже пустой бокал.
   -- Да? И что такого ты обо мне узнал?
   -- Льоусбьёрг.
   -- А... Льоусбьёрг. Мне казалось, ты тоже в нее был влюблен. Но теперь знаю, что только казалось.
   -- Она видилась мне интересной женщиной. Все так же видится. Я же ей не особо.
   -- Как, увы, и я.
   В тишине Эгмюндюр наполнил бокалы повторно. Какое-то время они пили молча, потом он заговорил:
   -- Ее раздражали мои ухаживания. А я ей даже портрет нарисовал! Ввязался из-за нее в не очень приятную историю. Я хоть и жил в центре, но много времени проводил здесь. Ты ведь в курсе, что для жителей трущоб присвоить что-то -- сущая ерунда? Ну вот. Связываться с ними -- очень опасно. Непредсказуемый народ! А Льоусбьёрг... Она на все плевала. И на портрет в том числе. А ведь все равно хороша, чтоб ее!
   Он замолчал. Остаток бутылки они распили молча, а когда Эгмюндюр открыл вторую, Гриммюрграс и не думал, что пора бы расходиться.
   -- Так что за история у тебя случилась? -- спросил он компаньона.
   -- А? Что? Какая история? Ты о чем вообще? Кстати, мне очень-очень-очень жаль. Ну, что ты и...
   -- Что? Почему?
   -- Ну вы ведь это... расстались?
   -- Ты несешь пьяный бред, ты в курсе? С кем я расстался? Ни с кем. Расскажи лучше про свою историю с жителями трущоб. Ну, ту, в которую ты из-за Льоусбьёрг ввязался.
   -- О, да ерунда это полная! Было и прошло. Выкарабкался. Куда важнее, как ты. Душа рвется?
   -- Нет. Говорю же, чушь несешь. Я ни с кем не расставался.
   -- А... А выглядело, что... То есть мы это, правда выживем? Нет, правда-правда? Я-то думал, что это акт самоубийства. Но такой, что с надеждой. Чтобы не испытывать боль, когда этот камушек упадет. Хотя... как думаешь, больно будет? Мы успеем почувствовать? Ну вот, как бы там... в общем, думал, что вы решили самоубиться. Ну и детей первыми, чтобы меньше мучились. Но мы что, не помрем? Ух ты, брат!
   -- Прыгнешь и узнаешь.
   -- Что-то не верю тебе полностью. Ты как-то выглядел... Не слишком уверенным, что вы вновь встретитесь. Хотя Фаннар верно говорит: какая разница? Так что я тоже прыгну. Вместе с Оуск. Оуск -- милая девочка! Зря она, конечно, в тебя влюбилась. Но ведь по тебе и не скажешь!
   -- Что не скажешь?
   -- А ничего не скажешь. Странный ты тип. Но Оуск хорошая. И все же ей лучше в пропасть. В бункер все равно не попадет, а камнем... Не! Лучше пусть верит. Как дети, как тот рыжий мальчишка. Поэтому и я прыгну -- мне-то все равно, как сдохнуть.
   -- Так что за история?
   -- Да чего ты привязался, а? Во, лучше пей!
   -- У нас еще почти целая бутылка, а молчать мне надоело. Так что либо рассказывай, либо я забираю бутылку и ухожу.
   -- Не-не, приятель, в таком виде тебя одного не отпущу! Меня же потом снежные близнецы этой же бутылкой и!.. А у них такая богатая фантазия! Ладно, твоя взяла. Попросил я у кое-кого кое-что стащить для меня. Вот и все. За работу нужно платить. К тому же, если не хочешь, чтобы узнали, что ты замешан.
   -- И как, расплатился?
   -- Ну... Оказалось, что по долгам я скверно плачу. Поэтому ты мне ничего не занимай, как другу советую. Вообще я должен был к вам присоединиться, чтобы потом всю информацию Хюглейкюру сообщать. Но вы такие классные ребята! Я в вас души не чаю! Сразу влюбился. Ну не так, не подумай!.. Душой прикипел.
   -- Иначе и не думал, -- криво усмехнулся Гриммюрграс, почувствовав, что любознательность либо к нему вернулась вновь, либо очнулась. Вино помогло? Или она никуда не исчезала, и Гриммюрграс просто не заметил? В любом случае, он, продолжая смотреть на бокал, стал слушать куда внимательнее, чем все, что говорил Эгмюндюр до этого.
   -- В общем, ничего им сообщать не стал. Нет, правда, пропасть! Ну, то есть, о ней-то я рассказал -- должен же был хоть что-то сказать. Но с вашей политикой Хюглейкюр о ней и так бы скоро узнал. Да и не поверил он, что вы всерьез. Думал, может, уловка такая или что. Ну а больше ничего я рассказывать ему не стал. Думаешь, чего мы вас так быстро и легко вытащили? У меня был ключик, я для них скорее свой, чем ваш. Ну и парень ваш помог. Кто бы мог подумать! Выглядит, будто вечно думает о чем-то своем.
   -- Так вот как!.. -- воскликнул Гриммюрграс, имея в виду то, что теперь выяснил, как можно связаться с Ликафроуном. У Тандри об этом он спросить совсем забыл, а у близнецов, наверное, и времени не было. Что ж, хорошо, их план все равно сработает.
   -- Думаю, он не огорчится. Ваш парень сказал, что ему это даже приятно: все эти подлянки со стороны Снежка. Кстати, не знаешь, что он предпримет дальше? Не Хюглейкюр, конечно.
   -- Знаю. И ему снова потребуется помощь Ликафроуна. Организуешь?
   -- Да хоть сейчас!
   -- О нет, лучше не сейчас, а с утра. Нам еще бутылку допить. И я надеялся все-таки немного поспать. Тут наверху есть комнаты?
   -- Конечно! Только я внизу останусь.
   -- Мне то что? -- удивленно приподнял бровь Гриммюрграс.
   -- То есть это не намек? Нет? Ну прости-прости, я не подумал. Полагал... А, ну его! Во, лучше выпить. Хочешь тост? За возможность выбрать смерть по своему пожеланию!
  
   ***
   Как ни странно, но Эгмюндюр оказался не просто любителем поболтать, а человеком дела, так что уже к обеду перед электростанцией появились расставленные с неясным умыслом электромобили, по большей части использующиеся для перевозки. Гриммюрграс и близнецы хотели издалека оценить, можно ли использовать транспорт в качестве заслонки, но не смогли. Пришлось проверять на практике. Соуль не захотела уходить без Кетитля, близнецы же опасались, что в таком состоянии он не сможет совершить переход. Поэтому первыми ушли только Дагфридюр, Оддмар и Биргир.
   Фаннар оказался прав: Хюглейкюр продолжал считать, что тот ведет с ним игру. Да, он позволил выставить электромобили, но далеко не все из них действительно защищали от выставленной охраны, пара из них вообще показалась бесполезной, остальные если и прикрывали, то только частично. Самым открытым участком оставалось, конечно, поле перед аномалией, но тут Фанндис заметила, что если отвлекать охранников стрельбой, то добраться до цели вполне можно. Получилось так, что подготовка людей легла на плечи Льоусбьёрг, Оуск и Эгмюндюра, последний, в том числе, провожал желающих до площадки, где их встречали уже Гриммюрграс и близнецы, занявшие удобные позиции для обстрела охранников. Стрелять приходилось из оружия для Полигона, но меткость в их случае не была важным критерием, да и поначалу охранники отшатывались даже от летящих мимо шаров, а к тому времени, как привыкли к стрельбе, близнецы отлично приспособились к новому оружию. Гриммюрграс справлялся хуже, так что именно он помогал Эгмюндюру подносить друзьям еду, воду и новые боеприпасы. Со своих мест, они, конечно, отлучались, но реже, чем приходили новые люди -- создавали иллюзию, будто к пропасти идет нескончаемый поток.
   Сколько дней это длилось? Два, три, пять? Гриммюрграс не считал. Иногда они даже почти не спали: ночью вылазки могли быть смелее, хотя Хюглейкюр не снимал охрану круглосуточно, но в темное время суток количество угрожающих людей явно уменьшалось. Один день был вычеркнут из-за метеоритного дождя, но он оказался недостаточно сильным, чтобы разрушить завод, и все же поторопил оставшихся: мало кому хотелось попасть в каменную ловушку, когда их друзья и коллеги уже воспользовались спасительным выходом. Как ни странно, но тогда же Гриммюрграс отметил, что и охранников днем стало меньше.
   -- Может, они в тот вечер решили, что моя идея и не такая безумная? -- рассмеялся Фаннар.
   Чуть позже Эгмюндюр подтвердил, что многие из сподвижников Хюглейкюра действительно прыгнули в пропасть самостоятельно. Был ли среди них Ликафроун, неизвестно. Хадльфредюр же, оказалось, ушел в первый же день, когда увидел, как близнецы помогают студентам добраться до аномалии. Прийти к Фаннару ему не позволил стыд -- такие, по крайней мере, ходили пересуды, которые смог добыть Эгмюндюр. Так ли оно было на самом деле, узнать уже было нельзя. По крайней мере, до того момента, как Фаннар встретится с Хадльфредюром на другой стороне пропасти.
   В конце концов, Гриммюрграс уже не имел представления, сколько людей осталось в Норзуре. Среди спешащих к аномалии оказался и профессор Орри, выглядевший при этом, будто делает Гриммюрграсу особое одолжение, и даже Лейкни -- накануне она почти целую ночь проговорила о чем-то с Фанндис наедине.
   Соуль и Кетитль, оказалось, активно помогали Льоусбьёрг и Оуск, так что ушли одними из последних, вместе с Оуск и Эгмюндюром. И Льоусбьёрг. Она еще не могла нормально ходить, а потому использовала костыли. В тот день уже никто не охранял электростанцию -- казалось, там никого не осталось. Гриммюрграс смотрел, как она шла, одна, и вспомнил слова, сказанные когда-то Тандри: "Льоусбьёрг не человек -- она королева! А правители -- не люди". В тот момент, остановившись над пропастью, Льоусбьёрг действительно походила на правительницу, уходящую последней. После нее остались только близнецы и Гриммюрграс.
   -- Похоже, все, высказавшие желание, ушли, -- заметил Фаннар, -- и вовремя. -- Он развернул потрепанную бумагу, которую получил от Хадльфредюра: -- Скоро начнется метеоритный дождь. Очередной.
   Он оглянулся на разрушенный город и усмехнулся. Его сестра же смотрела на электростанцию.
   -- Думаете, он все-таки ушел? Хюглейкюр? -- спросила она наконец.
   Фаннар тоже посмотрел в ту сторону, затем пожал плечами:
   -- Как знать. Мог и остаться. А мог и уйти. Надеюсь, что все-таки второе, хотя сложности там у него определенно будут.
   -- Я тоже надеюсь, что он ушел, -- кивнула Фанндис.
   Гриммюрграс же промолчал. Ветер непривычно пробирал, и он пытался вспомнить, когда в последний раз испытывал что-то подобное. Наверное, в ту ночь, когда ушел Тандри. Или тогда было теплее? Темные тучи нависали над остатками Норзура, и воздух был напоен тревожным ожиданием. Чего? Метеоритного дождя или того единственного метеорита, что поставит точку в этой истории -- до него еще несколько дней, но конец наступит именно сегодня. По крайней мере, одной из сюжетных линий.
   -- Идем? -- ворвалось в его мысли, и Гриммюрграс посмотрел на друзей, не сразу поняв, почему они до сих пор здесь.
   Понял. А потом осознал, чего они ждут.
   -- Идите первыми, -- ответил он.
   -- Что это значит? -- нахмурилась Фанндис. -- Почему не вместе?
   Кажется, она начала подозревать что-то неладное.
   -- Вы ведь помните, что я рассказывал? Про те ощущения. Насколько они болезненны. Не знаю, смогу ли я пережить их второй раз.
   -- Ты же не собираешься остаться здесь? -- теперь хмурился и Фаннар.
   -- Нет, -- ответил Гриммюрграс после небольшой заминки. -- Но я и не знаю, когда падаешь, видишь ли ты тех, кто падает с тобой. А если видишь... Мне бы не хотелось умереть на ваших глазах, тем более, если смерть эта будет страшной. Поэтому я пойду следом.
   Фаннар положил руку ему на плечо, крепко сжал его, а потом притянул Гриммюрграса к себе и обнял. Они стояли молча, и Гриммюрграс, ошарашенный поступком друга, не пытался вырваться, да и вряд ли мог -- объятья Фаннара оказались крепкими. Друг отступил сам, и уже Фанндис обнимала Гриммюрграса.
   В этот момент он вспомнил про Тандри, ушедшего без надежды когда-либо увидеть Гриммюрграса вновь. Близнецам он так и не смог сказать правду, то, как звучат легенды на самом деле. И с кем из них он оказался более жесток? Он не смог решить, что больнее: не иметь возможности верить в иной исход или же напрасно ждать. Будут ли друзья его ждать у пропасти? Точнее, сначала да, а потом?
   Фаннар снова похлопал его по плечу и улыбнулся:
   -- Значит, встретимся на той стороне. Не забудь -- ты обещал.
   Они развернулись и пошли к аномалии. Гриммюрграс остался стоять, провожая их взглядом. Он не сразу увидел, скорее сначала почувствовал -- с неба начал сыпать снег. Снегом, конечно, назвать его в полной мере было нельзя -- первые хлопья, больше похожие на дождевые капли, которые отчего-то обрели цвет и стали чуть плотнее. И все же это был снег, первый снег, который он наблюдал вблизи в Норзуре.
   Близнецы тоже остановились. Один из них (странно, но сейчас, со спины, Гриммюрграс не мог их различить) поднял голову, а второй, кажется, вытянул руку, чтобы поймать снежинку, затем замер, наверное, рассматривая то, что осело на ладонь, после чего показал это второму.
   Гриммюрграс снова перевел взгляд на тучи: теперь он отчетливо видел снег. Тот вряд ли сможет укрыть руины, но Гриммюрграсу не составило труда представить, каково было, если бы сумел.
   Он дал обещание. Или соврал друзьям. Кажется, еще произнося те слова, он точно знал, как поступит, но теперь оказалось сложно ответить честно даже самому себе. Он был тем, кому действительно нечего терять, мертвецом без нескольких дней, который прекрасно знал о своей участи. И потому имел право делать все, что только вздумается, поступать, как хочет.
   В данную минуту Гриммюрграс хотел лишь сесть на камни и смотреть на снегопад. Снег был добр к нему и подарил несколько прекрасных лет. Так почему бы не получить от него еще несколько хороших мгновений?
  
   Эпилог
   Он сидит на краю обрыва и слушает, как море лижет основание скалы: одна древняя сила пытается уничтожить другую. И еще ветер, соленый и хлесткий.
   Сегодня Духи возьмут плату за свою щедрость. Нет, он не из тех, кому дано слышать речь Духов, но он умеет наблюдать. И он видит, как лодки рыбаков похожи на листья, упавшие на воду. Возможно, никто из них не вернется. А может, они окажутся сильнее, чем представляются сидящему на утесе. Духи зовут, Духи желают найти достойнейших -- так считают люди. А как на самом деле? Люди не знают точного ответа, но они верят в то, что хотят.
   Он слышит зов, но сегодня не его очередь отвечать, потому он отворачивается и смотрит на детей. Почему детям так нравится играть на скале рядом с пропастью, на дне которой течет огонь? Потому что тоже слышат зов, хотя и не понимают этого, и принимают его? Он следит за ними: каменная платформа большая, но с нее легко упасть либо в алчущий океан, либо в равнодушную реку пламени. Зато здесь нет зверей, только ящерицы. Могут напасть хищные птицы, но у него есть праща. Детям не нужно бояться живых -- и они это знают, потому и отдаются игре, не замечая ничего вокруг.
   Он улыбается, глядя на детей, и поднимается на ноги. Как давно он был таким же? Как давно был смелым, не зная противника, лишь ощущая, что он есть и он невероятно силен? Как давно он был серьезным, изучая мир самостоятельно? Как давно...
   Девчушка, следящая за ящеркой, подошла слишком близко к краю. Еще один шаг, и она сорвется. Но она не замечает этого, она видит лишь ящерицу. Он слишком далеко, а другие дети заняты своими делами. Окрикнет -- и она вздрогнет, отшатнется, упадет.
   Он не может продолжать стоять и смотреть. Он мысленно молит ящерку не двигаться, хотя знает: та не услышит, а если и услышит, то не послушается. Поэтому быстрый рывок и...
   -- Папа!
   Он успевает вовремя: подхватывает девчушку прежде, чем та соскальзывает в раззеванную пасть. Развернувшись, ставит ее на твердую землю. И чувствует, как камни осыпаются под его ногами...
   -- Ой!
   Испуганный вскрик превращается в звонкий смех, к которому присоединяются радостные крики и улюлюканье других детей, когда Огонь, быстро сгруппировавшись, делает кувырок вперед, избегая падения в бездну. Ловко выпрямившись и повернувшись к столпившимся ребятишкам, он с широкой улыбкой кланяется им, а затем подхватывает Солнечный Луч и кружит.
   -- Папа!
   Теперь она смеется, и Огонь прижимает девочку к себе. Она не его родная дочь, что не мешает любить ее, как свою собственную. И не только потому, что ее отцом был Злая Трава, но и потому, что Солнечный Луч невозможно не любить.
   -- Идем домой?
   -- Угу.
   Она ластится к нему, дергая за отросшие волосы, заплетенные в замысловатые косички. Огонь не знает, что точно такие же были у Злой Травы, когда тот появился в Норзуре, но если бы узнал, то рассмеялся, не веря. В его представлении Злая Трава не мог носить столь веселую прическу.
   Он гладит девочку по спине, испытывая непривычную теплоту и в то же время что-то щемящее, когда в очередной раз слышит от нее "папа". Солнечный Луч не знает, что случилось с ее родным отцом, но если бы узнала, тут же заплакала бы и вряд ли смогла в ближайшее время спокойно спать. Если бы смогла вообще. Огонь знает это, и потому не собирается рассказывать правду и другим тоже запретил.
   -- Папочка? Где мой папочка? Что случилось с моим папочкой?
   -- Ничего, маленькая, ничего. Его выбрал Огненный Дух и забрал к себе. Твой папа теперь помогает ему.
   -- Ты пришел оттуда, где обитает Огненный Дух? Ты видел моего папу?
   -- Да, мы с ним подружились. Он рассказывал о тебе и попросил приглядеть за тобой.
   -- Он вернется?
   -- Если Огненный Дух его отпустит.
   -- А тебя как зовут?
   -- Огонь.
   -- Ой! Выходит, что ты сын Огненного Духа? А я Солнечный Луч.
   -- Значит, ты дочь Солнца?
   -- Нет, нет! Я дочь Злой Травы. А теперь буду твоя. Можно?
   -- Папочка, у тебя щека мокрая. Ты плачешь?
   Огонь отгоняет воспоминания и заставляет себя улыбнуться. Обычно это удается с легкостью, но почему-то не сейчас. Ответить что-то, даже промычать, он так и не может. Солнечный Луч гладит его по волосам, целует в лоб и прижимается сильнее.
   -- Папочка, не плачь, пожалуйста. Я больше не буду играть на краю и падать. Честно-честно. Обещаю.
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"