Демченко Артём Юрьевич : другие произведения.

Воля Луу-Тенгри

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    1237 год. Рязанское княжество. Хранитель Добра прибывает в земли южных княжеств, чтобы предупредить князя Олега Ингваревича о надвигающихся туменах хана Батыя. По пути он встречает чудом выжившего в битве на реке Воронеже князя Юрия, который лишь подтверждает опасения героя. Сломит ли Батый непокорный дух защитников Рязани или же отступит, вернувшись в монгольские степи?

  Аудиоверсия: https://youtu.be/djMAqBIlyC4
  
   Старцы говорят, что зима - это самая суровая и беспощадная пора среди остальных времён года. И, нужно признать, что их поверья возникают отнюдь не на пустом месте: пёстрые золотистые поля покрываются толстой периной снега, затмевая только появившимся колосьям свет; по опустевшим улицам городов и деревень гуляет сухой холодный ветер, отмораживая покрасневшие на морозе щёки случайных зазевавшихся прохожих. И лишь редкие солнечные лучи, пробивающиеся сквозь пушистые перины облаков, опаляют верхушки елей и сосен, покрытых толстым снежным одеянием.
  Пожалуй, единственным местом, ещё не до конца подчинившимся воле матушке-зимы, была бурная речка Трубеж, никогда не замерзавшая до конца даже в самые лютые морозы. Вдоль её широкого русла аккуратными шеренгами выстроились тонкие толстолапые осины, еле слышно шелестевшие своими голыми ветвями. Летом это место было лакомым кусочком для рыбаков: когда последние крупицы снега растворялись на тёплых солнечных лучах, освобождая задорные речные потоки, десятки рыболовов приходили сюда с сетями и терпеливо ожидали улова в надежде поймать удачу за хвост.
  Единственной живой душой в этом неприветливом месте был только наш герой, - Хранитель Добра - который, наслаждаясь пребыванием в своём родном обличии, стоял на толстой ветке одинокой колючей сосны и наблюдал за восходом ярко-жёлтого солнечного диска. В последнее время одна мысль без конца тревожила его светлый разум: с юга вновь доносился запах гари - орды монголов могли вернуться со дня на день. И хотя с битвы на Калке прошло уже четырнадцать лет, чувство надвигающейся опасности ни на секунду не покидала разум дракона.
  Проведя острыми когтями по высохшей коре дерева, Хранитель Добра махнул хвостом и спрыгнул с ветки. Расправив могучие широкие крылья, он полетел к виднеющимся вдали силуэтам величественных городских башен и стен, деревянный каркас которых дополнял отчуждённый зимний пейзаж. "Родных нет, а по родимой сторонке сердце ноет". Пожалуй, эта пословица как нельзя кстати описывала состояние дракона в тот момент. Сколько пристанищ ему пришлось поменять за всё это время - не счесть. Он смиренно нёс своё тяжкое бремя, шагая от руин одной империи к фундаменту другой, стараясь оказать посильную помощь тем, кто нуждался и верил в добро. Дракон всё ещё помнил наставление старого друида, определившего его нелёгкую судьбу: "Ты должен будешь оберегать счастье других и навеки отказаться от своего", - и каждый раз оно то и дело всплывало в его рассудке, как напоминание о сакральности тяжёлого бремени, что он нёс на своих могучих чешуйчатых плечах.
  Под облаками мелькали отчуждённые, припорошенные тонким инеем луга, сквозь которые струились вытоптанные караванами тропинки. Дракон всё летел и летел, исполняя пируэты, словно величественный орёл, и наслаждался морозным ветром, обдувавшим твёрдую ультрамариновую чешую. Когти еле касались облаков, украшая белоснежную пушистую вату еле различимыми узкими бороздами. Полёт был истинным блаженством, по-настоящему величайшим наслаждением - пожалуй единственным, что Хранитель Добра мог себе позволить.
  Путь оказался не таким долгим, каким представлял его себе наш герой: вскоре его зоркие рептильи глаза уловили чёткие очертания вершины мастерства древнерусского деревянного зодчества - высокие деревянные стены и причудливые приземистые дома славного города Рязань. На многочисленных башнях развевались пёстрые флаги со знаменем великого князя Рязанского - Олега Игоревича, что в то тяжёлое время феодальной раздробленности всеми силами пытался бороться за влияние вместе с остальными русскими княжествами. Хранитель Добра хорошо помнил съезд в Любече: тогда ему впервые удалось объединить грызшихся между собой князей и ценой колоссальных усилий победить терроризировавшие Русь орды половцев. Но кровавые воды Калки вновь ввергли его душу в пучину отчаяния: все его старания оказались напрасными.
  Аккуратно спланировав в небольшую лесную дубраву, дракон схоронился за мощными лапами густого ельника и, приняв человеческий облик, направился в сторону Рязани, пробираясь сквозь густые белоснежные сугробы. По правде сказать, затратить много сил на преодоление снежных завалов ему не пришлось: снег отлично удерживал его, поэтому Хранитель Добра спокойно миновал небольшую заснеженную опушку и вышел на дорогу, вёдшую прямиком к Рязани. Снег приятно хрустел под босыми ногами, белоснежные хлопья которого изредка уносились куда-то вдаль вместе с лёгким морозным суховеем. Ощутив ступнями приятный холодок, Хранитель Добра вдохнул полную грудь морозного воздуха и поспешил в сторону высоких деревянных стен столицы южного княжества.
  В летнее время года этот путь был переполнен торговцами и путешественниками из Волжской Булгарии, которые везли из своих плодородных земель вкуснейший хлеб, которым наш герой, хоть и предпочитавший мясо, будучи хищником, был не прочь полакомиться. Зимой же на этой дороге вероятность встретить кого-либо из случайных путников была крайне ничтожна. Однако в этот раз Хранителю Добра улыбнулась удача: когда наш герой спускался с небольшого холма, с которого струилась протоптанная дорога прямиком до главных городских ворот, его чуткий слух ухватил приглушенный топот копыт лошади, по всей видимости несущейся галопом. Молниеносно обернувшись назад, он заметил крошечный силуэт всадника на гнедом коне, несшегося по занесенной снегом дороге. В тот момент Хранитель Добра сразу заподозрил что-то недоброе: всадник неровно держался в седле, то и дело ложась на гриву лошади; левой рукой он держался за плечо; за лошадью тянулась тонкая струйка крови. Красный плащ развевался на морозном ветру, задевая распущенные золотистые локоны.
  Ринувшись наперерез лошади, наш герой схватил коня под уздцы и начал успокаивать перепуганное животное. Всадник тяжело дышал, изредка оглашая окрестности еле слышным стоном.
  Олег... - выдавил всадник, не в силах держаться в седле. Дракон только и успел подхватить его и аккуратно спустить на землю. - Нужно предупредить Олега...
  Юрий Игоревич? - тихо спросил дракон, сняв шлем с головы князя. - Что случилось?
  Погоди... - с подозрением покосился на нашего героя князь. - Уж не ты ли тот самый Добромир - тиун великого князя?
  Да, княже, - закивал головой Хранитель Добра, отыскав рану на плече. - Что произошло?
  Я держу путь из Воронежа, - ответил Юрий Игоревич. В это время Хранитель Добра приложил руку к ране и приготовился направить на неё свои целебные силы. - Монгольские полчища вновь вернулись на наши земли. Мой сын пытался договориться с ними, но Фёдор так и не вернулся из стана... Скорее, Добромир, нам нужно добраться до Олега. Они уже идут сюда...
  Добро, княже, - ответил дракон и излил свет исцеления из руки на кровоточащую рваную рану. Князь с подозрением покосился на плечо. От увиденного он потерял дар речи: на его глазах глубокая рваная рана, которую, казалось, не под силам залечить ни одному волхву, буквально испарилась с кожи. Теперь о ней напоминали лишь окровавленные лоскуты рубахи, развевавшиеся на морозном ветру.
  Пресвятая Богородица... - Юрий Игоревич ошеломленно посмотрел на дракона и непроизвольно перекрестился. - Как ты это сделал?
  Это долгая история, - ответил наш герой, посмотрев в сторону Рязани. - Нужно торопиться.
  Да, - согласился князь. Протянув руку Хранителю Добра, он сказал: - Залезай. Так быстрее доберёмся.
  Наш герой кивнул и, приняв помощь Юрия Игоревича, забрался на коня и устроился позади великого князя. Последний же, пришпорив резвого жеребца, галопом помчался по заснеженной дороге в сторону знакомых деревянных стен, чтобы как можно скорее предупредить своего племянника - Олега Ингваревича - о надвигающейся опасности.
  
  ***
  Вблизи Рязань выглядела ещё прекрасней, чем издалека: когда наши герои достигли городских стен, дракон не смог утаить восхищения. На высоком белоснежном холме, засыпанном толстым слоем мягкого, пушистого снега, возвышались высокие квадратные деревянные башни, низкие пирамидообразные шпили которых касались лазуреликого небосвода; меж башен, словно длинные змеи, тянулись толстые деревянные стены, в бойницах которых виднелись стоявшие на посту часовые; над мощными деревянными укреплениями возвышались великолепные золотые купола трёх одноглавых соборов, возведенных точно по крестово-купольному стилю; и лишь мягкие, еле различимые струйки дыма, тянувшиеся из-за стен, напоминали о существовании простых деревянных избушек.
  Конечно, по сравнению с Киевом, Римом и Константинополем Рязань не занимала первую строчку в списке архитектурных шедевров дракона, но, тем не менее, всё же внушала какое-то особое очарование. Пристроившись за группой крестьян, которые везли в город неповоротливую покосившуюся телегу, битком набитую разной бытовой утварью, Юрий Игоревич и Хранитель Добра гордо въехали в главные ворота. Внутри город не представлял из себя нечто особенное: широкие улицы, исполосованные глубокими следами саней, типичные для всех древнерусских городов срубы и небольшие избушки, ютившиеся в огороженных заборами дворах, и, конечно же, златоглавые соборы, купола которых сверкали на ярком свете дневного солнца - в общем, Рязань обладала типичным обликом города южной Руси тринадцатого века.
  Любуясь причудливыми деревянными постройками, Хранитель Добра не заметил, как Юрий въехал на княжеский двор через высокие дубовые ворота. Но не успели наши герои спешиться, как из приземистой конюшни, чуть не спотыкаясь на ходу о крошечные снежные сугробики, выбежал дворовый конюший, который, смиренно поклонившись, взял резвого коня под уздцы и сказал:
  Здравствуй, Добромир. Князь тебя уже дожидается на братчине: тиуны уже все собрались - только тебя дожидаются. Ты привел с собой гостя? Откуда путь держит?
  И тебя рад видеть в добром здравии, Желан, - улыбнулся молодому человеку наш герой и помог князю Юрию спешиться. - Как матушка поживает?
  Слава Богу, жива, - закивал Желан, отводя лошадь в просторные вычищенные конюшни. - Всё благодарит тебя за помощь. Говорит, ты святой.
  Ну, знаешь, Желан, - смущенно почесал затылок наш герой, - вылечить кого-то от хвори не такая уж и сложная задача...
  Да, но не одним же прикосновением, - возразил Желан. В этот момент Юрий оторопел. "Вот так совпадение... - подумал он, пристально наблюдая за своим спасителем. - Значит я не первый. Кто же ты такой, Добромир? Не зря же князь тебя в тиунах держит..."
  Не беспокойтесь, Юрий Игоревич, - успокоил князя наш герой, поднимаясь по припорошенным лёгким инеем ступенькам деревянной княжеской усадьбы. - Олег на месте. Сейчас самое время всё рассказать ему и его тиунам. Может и дружинники какие будут.
  Очень на это надеюсь, - серьёзно ответил собеседник и уверенно пошёл внутрь усадьбы. Хранитель Добра, удостоверившись, чтобы ни одна часть его настоящего обличия не была заметна, уверенно последовал за князем.
  
  ***
  Поднявшись по ступеням крепкой дубовой лестницы, наши герои очутились в просторных сенях, освещенных тусклым мерцанием множества крошечных лучин, подвешанных под потолок. На искусно вырезанных скамьях лежали аккуратно-сложенные мечи и шлемы, свидетельствовавшие о присутствии приближенных тиунов и воевод.
  Что ж, Добромир, - сказал Юрий Игоревич, сняв с себя плащ и перекинув его через руку, - будем надеяться, что Олег окажется благоразумным и послушает меня.
  Не волнуйся, княже, - успокоил Юрия Хранитель Добра, подойдя к двери в княжеские покои. - Твой племянник - мудрый правитель. Народ его любит, дружинники уважают, а тиуны отмечают его отвагу, смелость и решительность.
  Сладки твои речи, Добромир, - улыбнулся князь, схватившись за ручку двери. - Коль не врёшь ты мне, позволь убедиться в правдивости слов твоих.
  С этими словами, Юрий потянул ручку на себя, и дверь распахнулась, выпустив из княжеских хором тёплый спёртый воздух. В центре просторной светлой комнаты, сквозь широкие окна которой просачивался яркий дневной свет, стоял ласкаемый тёплым сиянием роскошный дубовый стол, уставленный всевозможными яствами и позолоченной утварью. За столом сидели княжеские дружинники и тиуны, громко веселясь и обсуждая насущные дела в княжестве. Самой приметной фигурой за столом был великий Рязанский князь - Олег. На его плечах висела тускло-синяя шубейка, слегка скрывавшая ярко-красный кафтан; обрамленный золотистыми узорами корзень скрывал мешковатую зеленую рубаху, опоясанную кожаным поясом, плетеным золотом; на голове князя ютилась круглая ярко-красная шапка с меховым околышем.
  Заметив прибывшего князя, сопровождаемого верным тиуном, Олег поднял руку вверх. Все дружинники и бояре дружно смолкли, обратив внимание на прибывшего князя, рядом с которым стоял Хранитель Добра, скрывающийся под обличием княжеского советника. Встав из-за стола, князь, пораженный измученным видом Юрия Игоревича, с тревогой в голосе спросил:
  Дядя... Что случилось? Какая напасть постигла тебя? В твоих очах я вижу тревогу, а на сердце, чую, скорбь висит. И где Роман? Вы встретили князей муромских? Привели ли они дружины свои?
  Привели, Олег, - тихо ответил князь. - Да басурманов слишком много было. Несметные рати встретили мы на Воронеже. Бились мы долго и жестоко, но не сдержали мы натиска... Многие полегли там, и Воронеж оттого красен стал от крови.
  На зал опустилась гробовая тишина. Казалось, даже птицы смолкли от столь прискорбной вести. Тиуны и дружинники стали перешёптываться, напуганные возможными последствиями. В памяти многих ещё была свежа битва на Калке и то ужасное, катастрофическое поражение, что нанесли тогда Субедей и Джебе объединенному войску князей. Все помнили тот день, когда вода в реке окрасилась ярким багрянцем, когда сотни мужей не вернулись домой, когда плач сотен вдов пронесся по золотистым лугам.
  А что же Роман? - спросил князь. - Он жив?
  Да, княже, - ответил Юрий. - Нам с Романом чудом удалось спастись.
  Где же он? - спросил Олег.
  Он сейчас отдыхает, - разъяснил Юрий. - Ему и его дружинникам нужен покой: они храбро сражались сегодня.
  Князь, хан Батый идёт сюда со своим войском, - воскликнул Хранитель Добра. - Нужно как можно скорее готовиться к обороне и послать за помощью в другие княжества.
  Но кто откликнется? - возразил один из тиунов. - На Калке погибло много славных воинов и великих князей. Вряд ли наши соседи захотят проливать кровь немногочисленных дружинников.
  Когда речь идёт о судьбе всего нашего народа, неуместно думать о чей-то выгоде. Если не объединимся, все головы сложим, - возразил Хранитель Добра.
  Евпатий сейчас в Чернигове, - подметил другой тиун. - Нужно отправить посольство за помощью. Он наверняка приведёт сюда свою дружину.
  Монголы будут здесь через несколько дней, - сказал Хранитель Добра. - Хан Батый назначил своего лучшего полководца - Субедэя - на штурм. Я предлагаю как можно скорее начать готовиться к обороне.
  На том и порешим, - сказал Олег, встав из-за стола. - Юрий, пошли несколько дружинников на север, чтобы встретить войско из Владимира. Затем найди Романа, соберите народ и готовьте город к обороне. А мы с тобой, Добромир, будем дружинников готовить. Сеча будет кровавой...
  Как пожелаешь, княже, - ответил наш герой, учтиво поклонившись.
  Да будет так, Олег, - ответил Юрий. Схватив свой шлем и аккуратно надев его на голову, князь спешно удалился из зала и скрылся в сенях.
  
  ***
  Ночь шестнадцатого декабря тысяча двести тридцать седьмого года выдалась довольно морозной. По всему городу горели костры, возле которых грелись дружинники-часовые, следившие, чтобы в город не пробрались вражеские лазутчики из авангарда монгольского войска. Прямо возле стен города, у главного караульного помещения, расположилась небольшая горстка воинов, доедавших поздний ужин, наспех приготовленный добрыми жителями. Все понимали - беда не за горами и вот вот разрушит спокойствие столицы Рязанского княжества. Город словно замер. По улицам гуляла разбушевавшаяся густая метель, хлеставшая крошечные избы хлыстами суховеев, и ни одна живая душа не смела глянуть на улицу в ту морозную ночь, освещенную тусклым светом полной луны.
  Хранитель Добра, с тревогой наблюдая за горизонтом, сидел в углу сторожевой башни и рассматривал превращенную в драконью лапу руку. С течением времени наш герой уже начинал забывать, что в действительности является трехметровым антропоморфным драконом с острыми зубами, широкими крыльями и двумя рядами острых, как бритва зубов. И только в такие моменты, будучи свободным от посторонних взглядов, укутавшись темнотой, наш герой мог вновь вспомнить, кем является на самом деле, взглянуть на свою истинную сущность, заглянуть в прошлое и отдаться воспоминаниям о самых радостных событиях его вечной жизни.
  Погруженный в глубины своих мыслей, дракон вдруг отчётливо услышал приближающийся хруст шагов, доносившийся откуда-то снизу. Замешкавшись, дракон только и успел принять истинное обличие, как из люка башни показалась голова князя Юрия, который быстро забрался в башню и, отряхувшись от пушистых хлопьев снега, поприветствовал Хранителя Добра:
  О! Так ты здесь, Добромир! Так и знал - Олег сказал, где тебя искать.
  Здравствуй, княже, - улыбнулся наш герой, продолжив смотреть в усыпанное звёздами-блёстками небо. - На редкость тёплая сегодня выдалась ночь, не правда ли?
  Ох, Добромир, - рассмеялся князь, похлопав нашего героя по плечу. - Тебе только шутить в такие дни. Ты мне однажды сказал, что участвовал в битве на Калке. Ты видел тех, с кем нам предстоит сразиться. Поведай же, каковы их силы и что нас ждёт?
  Эти кочевники пришли с дальнего востока, из жарких златовласых степей, в которых ветер знойный гуляет, - начал Хранитель Добра. - Имя им монголы. Сначала это были разрозненные племена, которые грызлись между собой, словно псы, но так было до тех пор, пока не взошёл хан Тимуджин, что объединил разрозненные племена в огромную империю. Это был жестокий, но по истине великий правитель. Новый хан - Батый - идёт сюда со своей ордой. И воинов в ней - тьма тьмущая, ибо даже свет не пробивается сквозь плотные ряды сего войска. Они не знают пощады, и смерть идёт за ними по пятам.
  Да-а-а... - вздохнул князь, понурив голову. - Страшен наш враг и могуч. И мало нас слишком, чтобы с супостатами биться. Неужто отвернулся от нас Господь? За что нам сея кара небесная?
  За дело, княже, - сказал Хранитель Добра. - Не усвоили вы урок Любеча. Один раз половцы пришли. Как начали грабить да убивать, так сразу все на съезд прибыли. Вместе дали отпор и победили. А сейчас - всё опять грызётесь, как псы подзаборные... - Хранитель Добра взял в руки снег и со злости метнул его за стену. - И Калка тому подтверждение. Монголы сильны, потому что стоят все за одного. И локоть чувствуют товарища.
  Юрий ничего не ответил. Покачав в знак согласия головой, он обратил взгляд на горизонт. Издали виднелись факелы приближающегося монгольского войска. Тысячи крошечных огоньков, один за другим, словно стая резвых светлячков, широкими цепями просачивались сквозь густые лесные чащи. Казалось, им не было конца - ночь в густой лесной чаще и заснеженных равнинах в мгновение ока превратилась в день. Сквозь вой метели просачивались еле различимые приказы юртчей.
  Лагерь разбивают... - подметил дракон. - Сегодня ночью атаки можно не ждать. Думаю, завтра на рассвете на штурм пойдут.
  Что ж, похоже это последняя спокойная ночь, которую мне предстоит прожить, - вздохнул Юрий, выпустив теплый пар тяжелого вздоха. - И будет плохо, если нам не удасться выспаться.
  Добро, княже, - кивнул наш герой.
  Утро вечера мудренее, - подметил князь и медленно направился к лестнице. - Если нужно, я прикажу кому-нибудь сменить тебя.
  Да нет, княже, - успокоил Юрия наш герой. - Здрав буду. Сегодня ночью пост моим будет. А ты спи. Тебе нас завтра в бой вести.
  Как пожелаешь, Добромир, - сказал князь, спускаясь с башни. - Бог в помощь.
  Проводив взглядом Юрия Игоревича, дракон вздохнул и вновь посмотрел на огромное монгольское войско, что постепенно стягивалось на горизонте. Воины Батыя понемногу обустраивали лагерь, возводя шатры и привязывая коней к деревьям. На лунном свете блестели металлические заклёпки баллист; где-то вдалеке гремели мощные, обитые металлом колёса онагров и таранов; на блёклом лунном свете блестели заостренные наконечники копий и стрел. Хранитель Добра, поняв, что на следующий день этот прекрасный город превратится в кромешный пылающий ад, вдруг вспомнил Эльдорас. Вспомнил, как горстка нвобученных крестьян и неокрепших молодых солдат выстояли против огромной армии Тейноруса, нескончаемые полчища которой намеревались стереть величественный город с лица земли. И хотя руины великого города вот уже несколько тысяч лет назад покрылись мхом и травой, а его стены уже более не возвышались над лучами рассветного солнца, непоколебимый дух его защитников всё ещё гулял по Земле вместе с резвыми ветрами. И в ту самую ночь, уловив в свежем морозном суховее мановение несокрушимой воли и стойкости, Хранитель Добра ещё раз убедился в том, что надежда не оставит этот город и даст его жителям шанс гордо дать отпор кровожадному врагу. И что ни одна сила не посмеет сокрушить силу духа отважных защитников Рязани.
  
  ***
  Хранитель Добра наблюдал, как над густыми зеленолапыми лесами поднимается большой красный диск, освещая припорошенные тонким слоем белоснежных хлопьев снега просторные равнины. Первые лучи утренней зари падали на тяжёлую металлическую кольчугу, опоясанную толстым кожаным ремнем. Тяжелый варяжский шлем слегка закрывал обзор, но этого вполне хватало, чтобы узреть скапливающуюся на припорошенном снегом поле огромную орду всадников и пехотинцев, блестящие доспехи и пёстрая одежда которых сильно выделялась на сплошном белом снежном покрове. Ржание тысяч лошадей слилось в один гул, и от топота их копыт содрогалась земля. Над полчищами Батыя развевались пёстрые флаги, поддававшиеся дуновениям свирепого ветра. Страх закрался в сердца многих: кто-то крестился, кто-то тихо, почти шёпотом читал всевозможные молитвы, кто-то, окаменев от ужаса, просто пялился остекленевшими глазами на чёрное воинство, не в силах пошевелить ни единым мускулом застывшего тела.
  Сколько же их... - пробормотал чей-то напуганный голос.
  Пресвятая Богородица, им нет числа... - добавил другой. - И бежать некуда... И ведь знала княжна. Знала...
  Точно, точно, - прошептал третий. - Всех перережут.
  Распознав нарастающую панику в войске, Хранитель Добра обратился к стоявшему неподалеку Олегу Ингваревичу:
  Княже, нужно воинов успокоить. Я мог бы сказать напутственное слово, но боюсь, не послушают они меня. Ты их правитель. Они за тебя горой встанут.
  Добромир прав, Олег, - вмешался в разговор протиснувшийся сквозь ряды дружинников Юрий. - Ты князь Рязанский. Тебе и вести нас вперед. Лучше нам смертью славу вечную добыть, нежели во власти поганых быть.
  Нужно сделать вылазку, чтобы не пустить супостатов к стенам, - неожиданно выпалил показавшийся на стене Роман Ингваревич, покрепче сжав ручку щита и вытащив меч из ярко-красных ножен.
  Окаянный! - воскликнул Юрий. - Что это тебе в голову взбрело? С монголами да в чистом поле биться - верная смерть! И дружину, и себя погубишь!
  Княже, Субедей только и ждёт этого, - попытался образумить Романа Хранитель Добра. - Не дай жажде гнева обуздать твой разум.
  Не указывай, что мне делать, тиун, - огрызнулся племянник князя. - Я не пущу врага к воротам моего града. Не бывать этому!
  С этими словами, князь взметнул булатный клинок вверх и прокричал:
  Братья мои! Перебьём супостата! Не дадим ему войти в город! Лучше нам смертью славу вечную добыть, нежели во власти поганых быть!
  В ответ по стенам города пронесся дружный воинственный клич, сросшийся в единый глас отваги и мужества. Не успел Хранитель Добра остановить опьяненного жаждой мести за Калку князя, как Роман быстро начал спускаться со стены, а за ним, ощетинившись копьями, мечами и щитами, сверкая металической кольчугой на утренней заре, быстро последовали его верные дружинники. Осознав, что попытки Хранителя Добра не увенчались успехом, в дело вмешался Юрий. Догнав своего племянника, он схватил его за плечо и резко прорычал:
  Что ж ты делаешь, дуботолк! Бес попутал? Послушай Добромира! Ну ладно ты - дружину пожалей! Как город-то потом оборонять будем?
  Если сейчас ударим, то отбросим татар, и уже не надо будет ничего защищать! - воскликнул Роман, спустившись со стены и оседлав тёмно-гнедого коня. Выхватив из ножен меч и подъехав к воротам, он огласил стены города боевым кличем: - Эх, брати! Коль сейчас супостата не разобьем, так он весь город пожгёт и жён в полон уведёт! Не дадим Рязань на поругание! Отворяй ворота!
  Собравшиеся дружинники поддержали князя дружным воинственным кличем и принялись отворять мощные дубовые ворота. Как только несколько крепких дружинников спешились с коней и всей богатырской силой налегли на ворота, княжеской дружине открылся путь прямо в сердце битвы с грозным противником. Подняв заржавшего коня на дыбы, опьяненный гневом Роман взметнул ввысь обоюдоострый булатный клинок, лезвие которого тут же заблестело на лучах полуденного солнца, и прокричал:
  Вперёд, рязанцы! Постоим за землю русскую! Не топтать врагу наших полей!
  Пришпорив резвого коня, князь стремительно понёсся вперед, разрезая поток сыпавшихся с лазурного небосвода хлопьев снега. За ним, гремя узорчатыми каплевидными щитами и серебристыми кольчугами, ринулись верные дружинники, готовые в любой момент врезаться в ряды противника и обагрить заснеженные равнины кровью захватчиков. Макушки конусовидных шлемов блестели на дневном солнечном свете, разукрашенные орнаментами красные щиты беспощадно таранили мягкий снегопад, обоюдоострые булатные мечи свистели сквозь воздух, готовясь окраситься в ярко-красную кровь врага. Топот сапог дружинников и единый воинственный клич раздался в глухих лесах рязанского княжества, и был он настолько громким, что спугнул сидевших на голых ветках деревьев пухлых снегирей.
  Но не успела княжеская дружина отойти от стен города на достаточное расстояние, как Хранителю Добра и всем защитникам, стоявших на стенах города, предстала страшная картина: сквозь воздух пронеслось пение сотен стрел, и через мгновение огромная черная туча заслонила чистое лазурное небо. И обрушились эти стрелы на головы ратников. И разразились равнины протяжными криками и стонами раненых, и обагрилась земля рязанская кровью доблестных воинов, заржали израненные лошади, потерявшие своих всадников. Но не остановилась дружина, всё неслись навстречу врагу отважные воины, размахивая палицами и мечами. И вот, когда лавина рязанской кавалерии готовилась вмять в рыхлый снег отступающих монгольских лучников, из-за небольшого холма показались огромные черные клещи монгольских всадников, с воинственным кличем бросившихся в атаку на попавших в засаду рязанцев. Закованные в серебристую чешуйчатую броню, держа в покрасневших от холода руках маленькие круглые щиты и размахивая острыми, словно стебли трав, длинными саблями, беспощадные монгольские всадники быстро окружали воинов Романа, смыкаясь вокруг отрезанной дружины, словно коршуны.
  И вот, когда монголы окончательно сомкнулись вокруг дружины, раздался приказ монгольского военачальника, и воины Батыя вломились в ряды ощетинившихся щитами, мечами и копьями дружинников Романа. И схлестнулись дружина с ордой, и раздался лязг мечей и сабель, и посыпались яростные удары на головы сражавшихся. Пылает кровавая сеча: монголы и рязанцы, дружинники и нукеры, арбаны и десятники - все слились в единый котёл ожесточенной схватки не на жизнь, а на смерть. Лязг мечей, стоны, крики, хрипы, удары кистеней, топоров, копий - всё слилось в один сплошной гул, затмивший громкое пение птиц. Секунды сменяются минутами, бьются рязанцы, льётся по снегу алая кровь сражённых воинов. Ломаются кости, хлюпают алые реки из рваных ран, гремят окровавленные кистени, и обагрились уж клинки яркой артериальной кровью.
  Пресвятая богородица! - воскликнул Юрий, наблюдая за тем, как Роман мощным рубящим ударом рассёк монгольского всадника до седла, обагрив свою кольчугу потоком красной флегмы. - Их же сейчас перебьют! Добромир, мы должны помочь!
  Стой, княже! - холодно отрезал Хранитель Добра. - Поздно!
  Что?! - вскипел Юрий, обнажив свой меч. - Роман же не выберется оттуда живым! Князь не должен умереть!
  Им уже не помочь, - сказал Хранитель Добра, схватив Юрия за плечи. - Роману не пробраться в город. Если он отступит, монголы ворвутся за стены, и тогда участь города будет решена.
  Юрий ничего не ответил. На мгновение закрыв глаза, он резко повернулся в сторону погибающей дружины. Тем временем окровавленный и изнуренный Роман, ведя за собой измученных и израненных дружинников, прорубаясь сквозь ряды монгольской орды, пытался выйти из окружения. И вот, с яростным криком срубив голову монгольского копейщика окровавленным лезвием обоюдоострого меча, князь помчался прочь от места страшной ловушки, отбиваясь от ликующих преследователей. За ним, истекая кровью от страшных ран и увечий, держась за забрызганную кровью кольчугу, устремились выжившие воины. Еле отрываясь от преследователей, Роман с уцелевшими ратниками помчался на север, взметая белоснежные хлопья снега.
  Услышав протяжный вой рога, Юрий воскликнул:
  Куда он скачет? Стены города намного ближе!
  Во Владимир, - ответил Хранитель Добра. - Он хочет попросить помощи у князя. Это самое близкое к нам княжество.
  А что же мы? - спросил Юрий.
  Хранитель Добра молча посмотрел на горизонт. Огромное войско Субедея, гремя щитами и копьями, размахивая саблями и шамширами, готовилось обрушить всю свою несокрушимую мощь на могучие стены Рязани. Дружинники, затаив дыхание, наблюдали, как перед плотными рядами пехоты выехал одетый в блестящие чешуйчатые доспехи нукер. Придерживая резвого вороного коня, покрытого чешуйчатой бронёй, воин проехал перед первой шеренгой огромного чёрного полчища и вдруг остановился, обратив взор на стены крепости. Наступило напряжённое молчание. Среди рядов защитников метался коварный дух страха, протискиваясь в крошечные щели доблести и отваги. Лишь протяжный вой холодного ветра метался по равнине, вспенивая крошечные холмики снега.
  А мы, княже, постараемся дождаться твоего племянника, - ответил Хранитель Добра, обнажив острый булатный меч. - И выжить всем смертям на зло.
  Юрий ничего не ответил. Вытащив меч из ножен, он поднял его высоко вверх и промолвил:
  Братцы! В сей день Господь будет на нашей стороне, ибо святое дело делаем - от супостатов землю Рязанскую защищаем! Не посрамим же честь наших отцов и дедов!
  Тут же, словно огромная волна в бурлящем котле шторма, по стенам города пронёсся дружный воинственный клич. Но не долго длилось ликование: как только возглас дружинников растворился в снежной вьюге, рязанцы заметили, как выехавший вперед ордынский воин, потянув узды, развернул резвого жеребца и, вскинув вверх острую саблю, издал громкий воинственный крик. Орда дружно подхватила призыв, оскалив серебристый луг из острейших сабель и наконечников копий. Пехотинцы схватили лестницы. Стрелки натянули тетивы. В воздухе завис запах предстоящего сражения. И вот, как только всадник отдал приказ атаковать, огромные массы пехоты с оглушительным воинственным кличем ринулись на приступ города. Тяжеловооруженная пехота, размахивая саблями и шамширами, словно стая голодных собак, возжелавшая разорвать в клочья беззащитного волка, стремительно неслась в сторону деревянных стен, взметая ураган снежных хлопьев.
  Осознав, что медлить нельзя ни секунды, Олег обнажил острый булатный меч и воскликнул:
  Несите рогатины! Они не должны зацепиться за стены!
  Первым принял приказ Юрий. Собрав нескольких дружинников, он убрал меч в ножны и помчался в одну из башен. Хранитель Добра, видя, как монгольские воины волна за волной подбегают к стенам, ощетинившимся оперением из остроконечных стрел, схватил единственную рогатину и кинулся к первой лестнице, вокруг которой столпились десятки жаждущих крови татар. Но не успел он зацепить рогатиной верхнюю ступень, как перед ним внезапно появился разъяренный монгол, занёсший саблю над головой Хранителя Добра. Реакция не подвела дракона: превратив руку в когтистую лапу, он молниеносно полоснул пятью острыми перстами глотку монгола. В мгновение ока когти, как острый плуг, распороли кожу и мышцы, разорвав сухожилия и артерии. Монгол закатил глаза и обливаясь кровью, безжизненно рухнул вниз, обагрив деревянные стены ярко-алой рекой.
  Подняв рогатину, наш герой зацепил верхнюю ступень лестницы, и не успел новый монгольский тяжеловооруженный воин появиться в проеме, как Хранитель Добра оттолкнул лестницу от стены. Видя, как монголы в панике спрыгивают со ступеней, падая на снег и корчась от боли сломанных костей, наш герой вновь превратил лапу в человеческую руку и, схватив щит убитого дружинника, ринулся в бой. Увидев вдалеке отчаянно сражавшегося с окружающими его монголами Юрия, Хранитель Добра молниеносно проскочил среди сражавшихся воинов и подставил щит под удар как раз в тот момент, когда подкравшийся сзади монгольский воин намеревался обрушить шамшир на голову Юрия. Клинок с глухим стуком ударился о щит, распоров ярко-красную облицовку. Князь, заметив угрозу сзади, поспешил на помощь своему тиуну - вытащив окровавленный меч из раздробленной грудной клетки поверженного воина, Юрий с воинственным криком что есть силы обрушил рубящий удар на голову врага. Меч прошёл по касательной и, зацепив шлем, рассёк переносицу и левый глаз монгольского пехотинца. Из рваной раны хлынула горячая кровь, смешавшись с вытекшим глазом. В ту же секунду, испустив дух, супостат рухнул на впитавшие кровь промёрзшие доски стены.
  Хранитель Добра и князь посмотрели друг на друга. В глазах обоих промелькнула тонкая нить смятения, но лишь для того, чтобы огонь отваги вновь смог воспылать в их отважных сердцах. Схватив монгольский шамшир, наш герой покрепче обхватил щит и посмотрел на князя. Тот лишь молча кивнул и, поправив шлем, приготовился к сражению. Не успела первая волна врагов устлать окровавленными телами дубовые стены, как за ними, желая утолить жажду крови, ринулись новые. Море щитов и мечей вновь всколыхнулось, лес из копий снова ощетинился перед стенами, захлестывая обожженные деревянные перегородки. Мощные ворота сотрясали удары тарана, волны стрел взмывали в небо, затмевая небеса своей необъятной чёрной плотью. Небо застлал густой дым пожаров, из горячего от пролитой крови снега сочился прозрачный пар. Юрий и Хранитель Добра, встав друг к другу спинами, кромсали нескончаемые полчища монголов, словно свирепый шквал, разбивавшиеся о скалы непоколебимого духа отваги и мужества. Устали руки и не в силах держать больше меч. Удар, удар, удар... Режет булатный клинок врагов, окропляя стены красным багрянцем. Вокруг крики, стоны, хрипы и лязг мечей, звенящий в ушах, словно нескончаемый набат. Бьются отважные защитники Рязани, не зная страха, но тают их ряды, много славных воинов уж полегло, и ярко-алая кровь тонкими ручьями стекает по обезображенным рубцами стенам.
  Хранитель Добра всё рубил и рубил потоки вражеского полчища. Один за другим падали монголы, сражённые его острым булатным клинком. Всадив острый шамшир в тело появившегося на стене монгола по самую рукоять и окропив жаром крови свою побледневшую кожу, наш герой почувствовал, как зубы человеческого обличия начинают принимать свой истинный облик: раздвоенный змеиный язык ощутил острые, словно самурайский меч, клыки, готовые вонзиться в плоть врагов. Бросив рукоять, наш герой с яростным криком набросился на очередного монгольского воина и вцепился ему в шею. Набиравшие силу руки сдавливали горло перепуганного молодого монгола, дрожащими обмякшими ладонями пытавшегося удержать саблю. Ярость затмевала глаза нашего героя, он чувствовал, как природная ярость хищника пробуждается в нём, как инстинкты подавляют разум. Дракон уже было хотел разорвать воина на куски, как вдруг в отражении круглого щита он заметил своё тёмное отражение. Дрожь пробежала по телу нашего героя: спустя тысячи лет призрак его слепой ярости и животного начала вернулся, готовясь затмить разум и поглотить светлую душу Хранителя Добра. Отражение улыбнулось, и звонкое эхо минувших дней раздалось в голове дракона: "...Разорви меня в клочья! Ты же этого хочешь, не так ли? Ты этого хочешь!" В страхе отпрянув назад, наш герой отпустил монгола и, тяжело дыша, медленно прислонился спиной к стене, уставившись в пустоту. Тот, в спешке спотыкаясь о трупы защитников и нападавших, поспешил вниз по лестнице за отступающими воинами Субедея. Звук горна об отступлении помутненно пронесся сквозь сознание, свидетельствовавший о том, что первый приступ монгольской орды был успешно отбит. По стенам пронёсся дружный восторженный возглас защитников.
  Оправившись от неожиданного ступора, Хранитель Добра в ужасе проверил язык и зубы. Как только пульс успокоился и учащенное дыхание перешло на размеренный темп, наш герой почувствовал, как под силой его мысли острые белые клыки вновь стали обычными человеческими зубами, а раздвоенный кончик языка вновь соединился в один.
  Добромир! - знакомый голос заставил дракона встрепенуться и вскочить с места. Перед ним стоял Юрий, который, убрав острый булатный клинок в ножны, держал в руке исполосованный ударами каплевидный щит, из которого торчали наконечники обломанных стрел. - Мы отбили приступ! Бегут басурмане!
  Вижу, княже, - кивнул наш герой, наблюдая, как с поля боя убегают остатки монгольской орды и как на пушистый окровавленный снег падают скидываемые защитниками лестницы. Вытерев с лица маску ярко-алой крови и поморгав глазами, Хранитель Добра посмотрел на заходящее солнце, скрывающееся за макушками деревьев: - Как Олег? Не ранен ли?
  Ответ не заставил себя долго ждать: вскоре из толпы дружинников на залитом кровью участке стены показался целый и невредимый князь, который, убрав меч в ножны и сняв с головы запачканный кровью шлем, сказал:
  Бог миловал, Добромир. Отбили натиск супостатов! Вот только надолго ли? - Олег посмотрел в сторону монгольского лагеря, куда постепенно стягивались остатки отступающего войска неприятеля. Вытерев окропленный ярко-красной кровью булатный клинок с византийским символом, он продолжил: - Пока они дали нам небольшую передышку. Быть может они более не решаться атаковать нас до следующего утра.
  Надо помочь раненым и отдохнуть как следует, - предложил Юрий, вытерев со лба похолодевшие струйки пота. Заметив вдалеке тысяцкого, князь тут же окликнул его: - Мирослав!
  Да, княже? - тысяцкий обернулся на зов князя, вынув запачканный кровью меч из груди мёртвого монгола.
  Труби отбой. Столкни со своими дружинниками последние лестницы и расставь дозорных по стенам, - приказал Юрий. - Супостаты могут вернуться в любой момент.
  Да будет так, - ответил Мирослав и, схватив боевой рог, огласил Рязань громким кличем горна. В ту же секунду на стенах началась суета: обессиленные, уставшие, изнеможенные защитники медленно, еле волоча налитые свинцом ноги, начали спускаться с залитых кровью стен, помогая раненым товарищам и унося мёртвые тела. Хранитель Добра, подойдя к одной из бойниц, обратил свой взор на горизонт.
  На город уже опускался мягкий вечерний полумрак: солнце медленно утопало в бескрайнем море лесов, пронизывая густые лапы ельника блёклым рыжеватым светом; облака окрасились в ярко-малиновый цвет, провожая утомлённого рыжеликого Ярило на покой в объятия вечности; на небосводе потихоньку зажигались сотни маленьких звёзд, ожидавших прибытия светлой старушки-Луны. Монголы в это время зализывали раны в стане: Хранитель Добра видел, как в лагерь стягиваются последние отряды прихрамывавших пехотинцев, придерживая друг друга, и всадников, понуро ведших своих закованных в броню коней в наспех сооруженные стойла. Перед Рязанью осталось лишь пустынное заснеженное поле, в нежной белоснежной перине которого беспробудным сном спали убитые воины Романа Ингваревича, которым было не суждено доехать с князем до места назначения. Нашего героя всё никак не покидала мысль о своём страшном мороке прошлого, о его кровожадном альтер-эго, "оно", которое чуть не вырвалось из запечатанных чертогов смирения и душевного покоя. Призрак животного начала всё ещё был жив в его душе, но разум успешно подавлял все попытки вырваться наружу. И в ту самую ночь, смотря на сверкающий небосвод, усыпанный звёздами-блёстками, дракон молил судьбу о том, чтобы в нём остались силы, чтобы "Сверх-Я" смогло удержать бастион светлого рассудка.
  
  ***
  Тёмная морозная ночь вот уже в пятый раз приветствовала осаждённый город, отбивший бесчестное количество атак неутомимого врага. В Рязани не было слышно ни звука - все оставшиеся в живых дружинники спали, как убитые, у согревающих уютных костров не в силах подняться с места. Многие защитники были истощены настолько, что не могли удержать мечи и копья, наконечники и лезвия которых покрылись толстым слоем запекшейся крови захватчиков. В искорёженных осадными орудиями башнях, у маленьких костров стояли дозорные, неусыпно следившие за монгольским станом, в котором вовсю кипела жизнь: кровожадные степные кочевники уже предвкушали скорую победу, поэтому со стороны лагеря раздавался дружный, беззаботный раскатистый хохот батыйского войска.
  Хранитель Добра, вернувшись с ночной охоты, незаметно взлетел на затемнённый участок стены и с гордостью посмотрел на свою добычу: в его руках были пять прекрасных белопёрых куропаток, которые достались нашему герою в награду после удачной охоты. Аппетитно облизнув раздвоенным языком свои острые зубы, он вдруг услышал хруст чьих-то шагов по снегу за спиной. Быстро приняв человеческое обличие и обернувшись назад, наш герой в смятении застыл на месте как вкопанный с дичью в руках. Из башни, освещенной тусклым светом факелов, показался князь Юрий. К счастью для нашего героя, в момент его превращения князь на мгновение потупил взгляд в землю, тяжело вздохнув и задумавшись о чём-то. Когда же светлые очи князя оторвали взгляд от деревянных стен, Хранитель Добра уже стоял перед Юрием в облике обычного русского дружинника Добромира, стараясь не подавать никаких признаков беспокойства.
  Добромир? - князь удивленно посмотрел на княжеского тиуна, отпустив рукоять меча. - Господь с тобой! Я уж было подумал, что басурмане на стену лезут. Ну и напугал же ты меня...
  Не вели казнить, княже, - учтиво поклонился наш герой. - Да вели слово молвить. Я на охоте был. Вот, - Хранитель Добра показал свою добычу. - Свежие ещё совсем.
  Как ты... - ошарашенно посмотрел на своего товарища Юрий, указав на упитанные тушки куропаток. - Как ты их достал? Тут же повсюду татары шастают!
  Что ж поделать - головушка у меня буйная, - засмеялся наш герой. - Так что же - накормим дружину?
  Князь, недоверчиво посмотрев на Добромира, улыбнулся, убрал булатный клинок в ножны и одобрительно кивнул головой. Через некоторое время часть дружинников уже потчевала у большого костра возле сторожевой башни и утоляла голод зажаренными кусками грудки куропаток. Все наперебой нахваливали охотничий талант Добромира, не в силах поверить, как наш герой смог так быстро расставить ловушки, не привлекая внимания монголов. Юрий занял место у входа в башню, подстелив под себя широкий войлок, и подавленно смотрел, как яркие языки пламени облизывали трещавшие дрова. На его лице читалась неимоверная усталость и слабость, вызванная непрерывными штурмами монгольских орд. Не лучше выглядели и остальные: немногочисленные дружинники, сотские, десяцкие и тысяцкие, облокотившись на украшенные рубцами каплевидные щиты, еле слышно перешёптывались и прислушивались к ночной тишине, в надежде услышать рог прибывших подкреплений из Владимира.
  Как думаешь, княже, - спросил один из дружинников, подбросив в костёр несколько сухих веток, - добрался Роман до Владимира?
  Это только одному Богу известно, Белослав, - вздохнул Юрий. - Коли смиловались богородица над ним, то добрался.
  Думаю, монголы за ним угнаться не успели - не до него им сейчас, - вмешался в разговор Хранитель Добра. - Надо как-то жителей уводить поскорее.
  Ага! Как же. Подымай хоругви - и пошлёпал в лаптях по морозу! - сокрушенно усмехнулся Олег. - Трубеж никогда до конца не замерзает. Чуть народ двинется - сгинут все под лёд, и поминай, как звали. Монголы ж тоже не дураки - будет у нас здесь вторая Калка... Тебе ли этого не знать, Добромир!
  Да, ты прав, княже, - закивал головой наш герой. Огромный груз тоски свалился на его многострадальную душу. - Значит мы должны продержаться до подхода Романа с Евпатием.
  Ладно, други, чай поздно уже - завтра вновь с басурманами биться, - Олег встал с земли и посмотрел в сторону небольшой избушки, в которой всё ещё горел тусклый свет лучины. Ещё до наступления ночи, когда не успели монголы отойти в лагерь, все жители Рязани, от мала до велика, уносили тяжелораненых защитников в ту крошечную лачужку священника, который на протяжении всех дней осады отпевал усопших. - Юрий, ты говорил, что Добромир - врачеватель. Так ли это?
  Так, Олег, - кивнул князь, посмотрев на нашего героя. Хранитель Добра поднялся с места и окинул беспокойным взглядом уставившихся на него дружинников. "Неужели время пришло?" - рой мыслей зажужжал в голове, словно свирепая пурга. - "А что если мне придётся принять свой истинный облик? Что если глаза вдруг выдадут моё истинное "я"? Они убьют меня? Повесят? Сожгут?"
  Нам дорог каждый воин, - сказал Олег, посмотрев прямо в глаза нашему герою. - Ты ведь знаешь нашего знахаря, не так ли?
  Челосвет не справляется? - уловил ход мыслей князя Хранитель Добра.
  Именно, - глубоко вздохнул рязанский князь. - Раны их жестоки, много крови утекло с их вен... У меня каждый воин на счету.
  Ты сможешь помочь? - с надеждой спросил Юрий, положив руку на плечо Хранителю Добра. Наш герой растерянно потупил взгляд в землю. Страх сковал его тело. Какая-то странная растерянность сдавила его грудь и немала голосу пройти сквозь заслон связок. Он вспомнил тот день. Вспомнил, как на его руках умирала девочка. Руки в крови... Кругом огонь... Горит форум, великий город сотен эпох превращается в пепел, над Колизеем - бордовое зарево из пламени варварского огня... И она... Её глаза... Её маленькие, беззащитные глазёнки, в которых на мгновение, на одно лишь мгновение пробежала ниточка угасающий жизни, оборванной острым мечом гота. Один из множества ночных кошмаров пробудился от оков сознания. Скупая слеза прокатилась по щеке Хранителя Добра.
  Веди, - лаконично отрезал наш герой. Юрий переглянулся между своими соратниками и, кивнув в ответ, направился в сторону избы. Наш герой молча последовал за ним. Хруст снега под сапогами незримой ширмой ограждал Хранителя Добра от спокойствия холодной зимней ночи. Меж домов завывала метель, стучась в тёмные окна теремов и изб. Вскоре, миновав бесчисленные вереницы улиц, князь привёл нашего героя к небольшой покосившейся избушке, из окон которой лился тусклый свет лампады. На окруженном крохотным забором дворе виднелся колодец, возле которого была раскидана разная домашняя утварь. На крыльце лежал большой чёрный пёс, чем-то напоминавший волка, и мирно спал возле двери. Из трубы валил дым, сквозь густые клубы которого раздавалось отрывистое бормотание старца. Как только наши герои открыли калитку и ступили на участок, пёс встрепенулся и тут же зарычал, оскалив острые белые зубы.
  А ну цыц, глупый! - раздался звонкий приглушенный голос из избушки, за которым последовал топот шагов по скрипящему полу. - Всех гостей только распугаешь. А если там князь? Вот оставлю тебя без завтрака, будешь знать, как на добрых людей лаять!
  Через секунду дверь отворилась, и перед князем и Хранителем Добра предстал низкорослый бородатый волхв. На его потрёпанной белой вышиванке различались множество пятен от масла и различных снадобий, пролитых в ходе приготовления лекарств. На груди болтались причудливые амулеты и кресты, оставшиеся ещё во времен торговли на пути "из варяг в греки". В руке старец держал искусно-вырезанный посох, на нижнем конце которого виднелся тонкий слой застывшего целебного варева. Удивленно посмотрев на Хранителя Добра, который в ответ на столь пристальный взгляд лишь ответил приятной улыбкой, волхв поприветствовал князя сиплым голосом:
  Будь здрав, князь. Кого ты привёл в мой дом? Уж не один ли это из тиунов твоих?
  Всё верно, Челосвет, - ответил Юрий, представив своего товарища. Наш герой учтиво поклонился. - Это Добромир. Он сможет тебе помочь. Много ли осталось живых?
  Только трое, - с сожалением промолвил знахарь. - Раны их жестоки, крови утекло много. Я сделал всё, что в моих силах. Их очи более не блещут жизнью: недолго им осталось. Пусть лучше в церкви помрут, вместе с господом. Да примет он их души...
  Рано их хоронить ещё, - сказал Хранитель Добра, посмотрев в мягкий полумрак избы, освещенный тлеющей лучиной. - Княже, можешь ли ты исполнить мою просьбу?
  Говори, Добромир, - уверенно ответил Юрий. - Ты спас мою жизнь. Я на веки в долгу перед тобой.
  Приведи сюда всех, кто нуждается в помощи: кто ранен, кто болен, кто истекает кровью, кто сил уже в душе не имеет. Я постараюсь помочь.
  Хорошо, Добромир, - кивнул князь и, попрощавшись со знахарем, направился в сторону стены. Проводив взглядом князя, Добромир вновь обратился к знахарю:
  Челосвет, прошу тебя лишь об одном: когда я буду лечить воинов, ты должен звонить в колокол, что в часовни нашей висит - так Богородица услышит наши мольбы. Обрати свои молитвы к Богу, молись усердно, ибо в твоих устах сила божья ниспадёт на нашу землю.
  Как пожелаешь, Добромир, - сказал знахарь и, напоследок перекрестившись, удалился из избы, оставив нашего героя наедине с ранеными. Хранитель Добра осмотрелся вокруг. Дом знахаря был уставлен множеством снадобий и иконами, лики святых на которых неусыпно наблюдали за каждым новым гостем, что когда-либо заглядывал на огонек в это неприметное место. Под потолком висели сушёные овощи и мешочки с различными травами, которые старец использовал для приготовления лечебных снадобий. В углу большой комнаты стояла покрытая копотью печка, на которой коротал суровые зимние ночи хозяин дома. Осмотревшись вокруг, наш герой приметил дверь по левую руку. За ней доносились стоны раненых, сквозь которые еле слышно проскальзывало бормотание молитвы. Осторожно приоткрыв дверь, Хранитель Добра увидел трёх княжеских воинов, лежавших на скрепленных между собой крепких дубовых скамьях. Пол возле них был пропитан кровью - на досках виднелись тёмно-алые пятна. Дружинники тяжело дышали: из груди выдавливались крошечные струйки воздуха, растворявшиеся в тусклом свете лампад. Наш герой всеми фибрами своей души ощущал, как вокруг витает смерть, отсчитывая последние секунды жизни доблестных защитников города. Двое бредили, не в силах более бороться за жизнь. И только один - бородатый муж, сжимавший в руке маленький деревянный крест, - пристально смотрел на икону богородицы, висевшую прямо перед скамьёй. На его лице читалась невыносимая боль, смешанная с отчаянием и страхом, которую искусно скрывало несгибаемая воинская честь. Но Хранитель Добра почувствовал в нём что-то иное, что-то во истину крепкое и твердое, как гранит, как несгибаемый дуб на лихом ветру. Медленно подойдя к скамье воина, наш герой присел на корточки и положил руку на грудь умирающему.
  Как тебя зовут, воин? - еле слышно спросил Хранитель Добра. Муж тяжело вздохнул и медленно повернул голову в сторону собеседника. Сделав короткий вдох, он выдавил:
  Мстислав. А ты, видать, Добромир. Славное имя... Достойное.
  Мне оно тоже любо, - ответил наш герой. - Но только не с рождения оно у меня. Дали мне его. А сейчас скажи мне, Мстислав, - слышишь ли ты колокола звон, что в часовне висит?
  Слышу, Добромир, - обреченно прошептал Мстислав. - Видать смерть моя пришла. Не жить мне на белом свете...
  Нет, друг мой, - улыбнулся наш герой. - То звон чуда Божьего.
  В этот момент изумленный Мстислав почувствовал, будто боль улетучивается сама собой, растворяется в бесконечном потоке благодати и спокойствия. Но не смерти было то прикосновение, а нечто светлого, тёплого, по истине святого. Будто сама богородица дотронулась перстами своими до страшного увечья. С недоумением бросив взгляд на свою рану, воин остолбенел: из руки Добромира ровным, стройным потоком лился ярко-белый свет, который затмевал рану своим блеском; сквозь лучи света было видно, как страшное увечье исчезает с кожи, как разрубленные сосуды срастется воедино и наполняются здоровой кровью, как страшные рубцы превращаются в ровные кожные складки. Тело наполнялось энергией сотен богатырей - Мстислав был готов свернуть горы, срубить вековые дубы одним лишь взмахом своего меча. Как только Хранитель Добра наконец убрал свою длань и свет вновь исчез в глубине кожных складок, дружинник потрясенно ахнул, встал со скамьи и дрожащими руками дотронулся до лица нашего героя.
  Кто ты такой? - сквозь слёзы счастья прошептал Мстислав, положив руки на плечи нашему герою. Хранитель Добра лишь улыбнулся и ответил:
  Давай оставим это в тайне, хорошо?
  Дружинник кивнул головой и засмеялся.
  А теперь позови своих братьев, - Добромир похлопал воина по спине, провожая его из тускло-освещенной горлицы. - Нужно много всего успеть: завтрашний день обещает быть трудным.
  Мстислав ничего не ответил. Он лишь кивнул, улыбнулся и вышел из горлицы, чтобы рассказать людям о чуде. Чуде, которое явил им тиун великого князя Олега, чуде, которого им так не хватало в изнурительные дни осады, чуде, которое станет для защитником Рязани знаком, что Господь был на их стороне и что святая Богоматерь не оставит их в роковой час, что звон церковного колокола, что раздавался сквозь вьюгу, вселит в их сердца отвагу и мужество, даст веру в победу и поможет выстоять ещё один день в схватке с беспощадным врагом, что уже на рассвете готовился сравнять непокорный город с лица земли. В ту ночь гревшиеся у своих занесенных снегом юрт монголы с долей страха и изумления видели яркие вспышки света, что освещал темноту морозной зимней ночи. Каждый видел, как сотни людей с крохотными свечками в руках тянулись в сторону единственного источника света, что мерцал вдалеке, словно константинопольский маяк. Монголы не пели песни, не кричали, не заливались раскатистым хохотом, предвкушая скорую победу. Они просто стояли и молча наблюдали за необъяснимым явлением. Наблюдали и даже не представляли, что преподнесёт им последний день осады непокорного южного города.
  
  ***
  Пятый день осады подходил к концу. На горизонте виднелись тысячи факелов монгольского войска, готового вот-вот обрушить последний натиск на непокорную столицу южного славянского княжества. Оставшиеся в живых защитники при свете лучин целовали на прощание жён и детей, успокаивали проливавших горькие слёзы матерей и внимали последним советам седовласых отцов. После увиденного прошлой ночью чуда, каждый дружинник, каждый ополченец, каждый, кто мог держать оружие, был готов защищать родной город до последней капли крови.
  Хранитель Добра, одетый в прочную кольчугу и вооружившись крепким каплевидным щитом и острым булатным клинком, стоял возле забора дряхлой, неприметной избы волхва, наблюдая, как мимо него под тусклым светом факелов проходят измотанные, уставшие, обессилившие, но несломленные защитники Рязани. Каждый из них с благодарностью смотрел на нашего героя, словно на святого, словно Добромир был той последней каплей надежды, той спасительной веточкой в страшном чреве надвигающегося урагана. А наш герой тем временем смотрел на небо, освещенное ярко-малиновым закатным солнцем, уходившим на покой в широкие холмистые равнины. Он понимал, что долго сдержать осаду не удасться: дозорные уже сообщили об онаграх, баллистах и таранах, что этим днём достигли стана Батыя и сейчас были готовы обрушить всю свою разрушительную мощь на многострадальные рязанские стены. "И всё-таки Лингун не успел... - подумал Хранитель Добра, понимая, что вся мощь китайских осадных машин Тангутского царства была нацелена против истощённой Рязани. Погруженный в свои мысли, Добромир не заметил, как к нему подошёл Юрий Игоревич.
  Олег уже в караульном помещении, - сказал князь. - Лучники попытаются поджечь тараны и задержать осадные лестницы.
  Хорошо, - согласился Хранитель Добра. - Юрий, есть одна вещь, о которой я должен тебе сказать, - в этот момент князь напрягся и с тревогой посмотрел на своего тиуна. - Нам нужно уводить горожан. Они не пощадят никого.
  Я знаю, Добромир, - закивал головой князь, положив руку на плечо нашему герою. - Но шансов на спасение нет: монголы настигнут их ещё до переправы через Трубеж, а там... - князь махнул рукой. - Ты и сам знаешь.
  Наступила гробовая тишина - ни один слог не слетел с уст двух отважных героев. Их взгляды пересеклись. Каждый понял другого без единого слова. "Сбереги кого сможешь, прошу тебя", - в глазах князя промелькнула ниточка страха, пробравшаяся сквозь бастион несгибаемого духа. "Обещаю, княже", - ответ Хранителя Добра читался в его излучающем спокойствие взгляде. Так, не проронив ни слова, двое отважных медленно направились в сторону стен многострадальной Рязани, готовой встретить свой последний бой один на один с беспощадным воинством врага.
  Взобравшись по заледенелым ступеням на стену, деревянные стволы которой впитали в себя реки крови нескончаемых сражений, Хранитель Добра и князь направились в сторону освещенного светом факелов караульного помещения. Их сверлили слабые взгляды изнеможённых, выбившихся из сил, но несломленных воинов, в чьих душах пылал огонь отваги и желания биться с врагом до последнего вздоха. В голове нашего героя заискрились воспоминания давно минувших дней, когда ему приходилось так же стоять среди людей, защищавших свои города, дома, семьи, когда смерть маячила на горизонте, готовясь собрать кровавый урожай, когда он был тем единственным, кто мог стать лучом надежды в тёмном царстве безысходности и отчаяния.
  Юрий, Добромир, - из караульного помещения, вооружившись мечом, вышел князь Олег. - Всё готово? Как воины?
  Готовы биться до последнего, княже, - ответил Юрий. - Костьми лягут, но врагу без боя Рязань не сдадут.
  А что Евпатий? - спросил Олег. - Нет ли от него вестей?
  Нет, - сказал Хранитель Добра. - Ни одной весточки.
  Что ж... - обреченно вздохнул Олег. - Значит, мы сами по себе.
  Они заряжают онагры, - тихо сказал Хранитель Добра, наблюдая, как дюжие монгольские артиллеристы опускают пращи и кладут в них увесистые камни. В то же время чуть поодаль от онагров расчёты баллист клали большие длинные стрелы на ложа, крутя повторные механизмы. Из стройных чёрных рядов ощетинившегося копьями и саблями войска показался массивный таран, который толкали крепкие ордынские богатыри. Субедей намеревался взять непокорный город во что бы то ни стало и продолжить свой опустошительный поход в глубь русских земель. Наступило напряженное ожидание. Лишь отдаленное ржание лошадей и шум от развевающихся стягов нарушал гробовую тишину поля брани перед городом.
  Сейчас стрелять начнут! - воскликнул Юрий. - Держитесь, братья! Загоним в могилу супостатов!
  И раздался клич отваги по изрубленным осадами стенам, и пронесся тот клич за дубравы густые, за реки бурные, по равнинам просторным да по буреломам непролазным. И узнали враги, что запенилась в сердцах защитников отвага воинская, что не сдастся Рязань без боя, что не падёт сей град до тех пор, пока не рухнет о земь последний его защитник. И вот, когда напряженное ожидание достигло своего апогея, со стороны огромного тумена раздался приказ о начале штурма. И озарили вечернее небо десятки огненных шаров, и засвистели стрелы огромные, затмевая пламенем своим свет ярких звёзд, что на небе сияли. Не успел Хранитель Добра закричать: "В укрытие!" - как деревянные стены города содрогнулись от ударов огненных шаров. Раздался жуткий треск деревянных бревен, и защитники узрели, как справа от них огромный огненный шар разнёс в щепки участок стены. Шар пробил крышу и раздробил основание стены, упав в рыхлую землю. Секунда, и ещё один огненный шар разнёс в щепки основание сторожевой башни, опалив её края ярко-красным пламенем. Хранитель Добра посмотрел на горизонт и ужаснулся: навстречу стенам, застилая небеса едким чёрным смрадом, неслись огромные огненные булыжники, разрезая воздух с пронзающим свистом. Шары падали на стены, дома, улицы, убивая всё живое на своём пути. Дрогнули башни. Задрожали стены. Испугались люди. В городе началась паника. За камнями онагров полетели огромные подоженные стрелы баллист, проламывая крыши стен и пронзая насквозь кольчуги защитников города. Крики и стоны раненых слились в ужасающую симфонию смерти, приготовившуюся пожирать плоды своего веселья. Защитники падали один за другим, захлебываясь в собственной крови из разорванных вен и артерий. Деревянные стены стали красными от крови и чёрными, словно уголь, от огня.
  Хранитель Добра, осмотревшись по сторонам, увидел князя Олега, который оттаскивал раненого дружинника в сторону от огня, пригибаясь от урагана стрел. Всё вокруг слилось в один нескончаемый гвалт и пёстрый круговорот сумятицы: крики, стоны, хрипы, приказы Юрия и его тиунов; дружинники, ощетинившиеся стеной из щитов, пытавшиеся укрыться от разлетающихся осколков; обжигающее пламя горящей смолы. Как только князь дотащил дружинника до безопасного места, Хранитель Добра тут же кинулся к нему, чтобы прикрыть щитом, как вдруг наш герой почувствовал, как земля уходит из под ног, и услышал, как жуткий треск раздирает пыл разыгравшегося сражения. В ту же секунду искалеченные стволы рязанской стены рухнули под тяжестью надстроек, и воины с душераздирающим криком упали вниз, с трудом спасаясь от падавших на головы брёвен. Наш герой, отчаянно цепляясь за остатки уцелевшего выступа попытался было удержаться, но его попытки не увенчались успехом: пролетев несколько метров, спина Хранителя Добра ощутила удар о выпирающие обломки стен, застрявшие в почерневшем снегу. Тело пронзила жуткая боль. Дыхание перехватило. Из груди вырвался отчаянный стон. "Проломили..." - ужаснулся наш герой и что есть силы стал выбираться из деревянного плена. Угли жгли руки и лицо. По лбу стекала тонкая струйка крови. Крики обрадовавшихся монголов дали ясный сигнал - действовать надо было быстро.
  Хранитель Добра попробовал снова сдвинуть обломки - безрезультатно. Монгольская конница была всё ближе и ближе. Рядом уже выстраивались копейщики, готовясь встретить надвигающийся натиск врага. Взглянув в образовавшийся проём, Добромир ужаснулся: прямо на него, с остервенением хлестая лошадей, неслись тяжеловооруженные ордынские всадники, занеся булавы и шамширы над головой. За ними, обнажив сабли, поспевали пешие воины, вспенивая горячий снег. Снова попытавшись поднять тяжелые бревна, Хранитель Добра вдруг почувствовал, что бревно стало заметно легче, чем было.
  А ну - навались! - послышался знакомый голос. Посмотрев налево, наш герой увидел, как Юрий вместе с несколькими дружинниками поднимают завалы. Собрав в кулак все свои силы, Хранитель Добра что есть силы упёрся в горячие брёвна. Превозмогая боль от ожогов, Добромир с помощью дружинников и князя скинул неподъемное бревно и быстро вскочил на ноги. Вокруг царил настоящий ад: смрад и дым пожаров застилали небо; обуглившийся развалины стен были устланы искалеченными трупами павших дружинников; на улицах лежали тела стариков, женщин и детей, не успевших вовремя спрятаться от огненного шторма; где-то вдали бил набат, будто знаменуя конец бытия. Оправившись от потрясения, наш герой понял, что монголам удалось разрушить ворота: возле искореженных ударами тарана ворот разыгралась нешуточная сеча - монголы что есть силы ломились в проломленные ворота, не взирая на жестокий отпор ополченцев и дружинников; дерево и металл обагрились ярко-алой кровью, а снег был устлан телами убитых и раненых. Возле ворот кричали перепуганные женщины и дети; на земле лежали тела юношей и девушек, которым не посчастливилось стать жертвами клинков и стрел кровожадных монголо-татар.
  Добромир! - окликнул Хранителя Добра Олег, который вел дружину в сторону пролома стены. Ситуация была отчаянной: измотанные осадой воины, которые уже еле стояли на ногах, не давали монголам пройти дальше, пронзая насквозь острыми наконечниками копий пластинчатую броню ордынских нукеров и воинов. Град стрел неумолимо косил тающие на глазах ряды защитников: один за другим, сраженные острыми наконечниками ополченцы, ложились на холодную землю, утопая в бесконечных потоках крови. А монголы, тем временем всё напирали и напирали, глубже и глубже вгрызаясь в последний рубеж обороны Рязани. Прикрывшись щитом от ливня стрел, князь сказал:
  Их слишком много! Надо отступать!
  Куда? - спросил Юрий, вонзив меч по рукоять в тело монгольского лучника. - Если мы не отстоим стены, этих супостатов уже ничто не остановит!
  Хранитель Добра был в смятении. Прикрываясь щитом от бесчисленных ударов вражеских воинов, отражая рубящие удары шамширов и сабель, уклоняясь от града стрел, он с болью наблюдал, как ряды защитников таят на глазах: вот упал, проткнутый окровавленными наконечниками копий, Белослав, за ним - Мстислав, не выдержавший последнего удара клинка по шее, Желан, рухнувший о земь, лежит с пятью стрелами в груди... Всё падают и падают, один за другим воины славные, утопая в крови своих братьев, и не скупится мать сыра земля на объятия крепкие, принимая в царствие своё своих сыновей. Отважно бьются защитники, не пускают супостатов в город, но не равны силы: с фланга, пробив ворота мощными ударами таранов, на выручку пехоте устремляются катафрактарии, сметая на своём пути вымотанных ожесточенным боем и изнурительной осадой ополченцев.
  Бьётся Хранитель Добра как зверь. И нет в его сердце страха, нет отчаяния и трепета. Ноют рваные раны, хлещет кровь по разодранной броне, тают силы нашего героя. Удар, удар, ещё удар! Падают один за другим монгольские воины, захлёбываясь в реках собственной крови. Не успел наш герой рассечь очередного монгола, как в его плоть вонзилась длинная стрела с чёрно-жёлтым оперением. Боль... Жгучая боль пронзила тело Добромира. Схватившись за древко, он увидел, как по рукам стекает бордовая кровь, заливая почерневший от сажи снег. Глухота... В ушах отдаётся учащённое сердцебиение... Дыхание разносится эхом... Суета... Суета вокруг... Монголы, рязанцы, монголы, рязанцы... Лязг мечей, крики и стоны, предсмертные крики... Кровь льётся по снегу тёмной рекой, огибая обезображенные трупы убитых. Добромир с трудом повернул голову влево. Сквозь туман в глазах он заметил Юрия, который в одиночку отбивался от трёх монголов. Окровавленные руки еле держали щит, сотрясавшийся от десятков тяжёлых ударов кистеней и сабель. Нет уж более сил держаться на ногах. Превозмогая усталость, князь собрал всю волю в кулак и с отчаянным криком ринулся в бой, отразив удар монгольского копья и всадив окровавленный меч в тело монгольского нукера. Лезвие прошло сквозь плоть, как сквозь масло, распоров многочисленные сосуды и капилляры. Монгол выронил шамшир и забрызгал кровью князя. Юрий, собрав оставшуюся горсть сил, что есть силы вырвал меч из плоти врага. Монгол пошатнулся и рухнул на землю, заливая её своей бурой кровью. Но не успел князь насладиться победой, как в его грудь вонзились три наконечника стрелы. Короткий стон вырвался из груди князя. Его руки обмякли. Ноги зашатались. Глаза посмотрели в небо. Выдох, казалось, эхом пронёсся сквозь бытие, словно моля Бога пожить ещё немного. Но яростный рубящий удар монгольского катафрактария не дал мольбе достичь адресата: брызнула кровь, князь вскинул руки, и его бездыханное тело под тяжестью кольчуги рухнуло в испачканный пеплом снег. В тот момент, когда Юрий испустил дух, вспенив крошечный хоровод занесенного пеплом снега, и его многострадальная душа отправилась в объятие Богородицы, в Хранителе Добра проснулась неутолимая злоба, желание во что бы то ни стало отомстить кровожадным убийцам. Заметив вдали отчаянно сражавшегося Олега, окруженного рассвирепевшими монголами, Хранитель Добра собрал в кулак ве свои силы и, схватив меч у убитого дружинника, ринулся на помощь князю.
   Занеся меч над головой, наш герой с воинственным криком обрушил мощный удар булатного клинка на шею монгольского воина. Чешуйчатый доспех окропился алой кровью: меч легко разрезал артерии и, пройдя по касательной, разрубил трахею и кадык. Громко хрипя, монгол закатил глаза и рухнул о земь. Не мешкая ни секунды, Хранитель Добра ринулся вперед и, полоснув обернувшегося на хрип нукера по лицу, замахнулся и что есть силы вонзил булатный меч по рукоять в грудь монгола. Из пробитого доспеха хлынула горячая кровь, из разрубленных капилляров ещё бьющегося сердца брызнул тёмный багрянец, окропив лицо нашего героя страшным красным узором. Бросив меч, наш герой размахнулся и что есть мочи ударил очередного монгола щитом в челюсть. Изо рта брызнула кровь. На снег упали переломанные зубы. Кешиктен обмяк и, обиваясь кровью, упал на землю, не в силах понять, что произошло. Хранитель Добра, окончательно рассвирепев, ринулся на помощь Олегу, как вдруг сильный удар поразил его шлем. Удар кистени повалил Добромира с ног. Щека ощутила холод заснеженной рязанской земли. Свист снова заволок уши. Повсюду валялись трупы защитников и монголов. Мимо мелькали копыта лошадей и ноги ордынцев. Свист постепенно затмевал стоны, крики, лязг мечей и сабель, свист стрел, треск пожаров. Кровь... Багряная кровь, ручейками струившаяся куда-то вдаль, словно речка Трубеж зеленовласой весной. Взгляд слабеет... Слабеет... Слабеет... Лязг мечей... Крики... Крики... Одни сплошные крики... Тьма... Тьма... Тьма...
  
  ***
  Открыв глаза и сделав глубокий вдох, Хранитель Добра посмотрел в небо. По тёмно-синему небосводу, обрамленному блестящими цепями из ярких звёзд, тянулся след из чёрных клубов дыма. Оглянувшись вокруг, наш герой узрел страшную картину: город захлестнуло всепожирающее полымя; ярко-красные языки пламени пожирали избы и дома знатных бояр; повсюду валялись трупы детей, женщин и сраженных в сражении воинов князя; душераздирающие женские крики разрезали тишину, проносясь между охваченными пламенем улицами; на искорёженных стенах монгольские воины с радостным криком сбивали знамёна и ставили свои стяги, празднуя победу над непокорным городом; монгольские всадники волочили за собой полуживые тела стариков, женщин и детей, и острые камни раздирали их спины; церковь на холме пылала, словно гигантский языческий костёр, и замогильный звон колокола заглушал крики заживо сгоравших стариков, женщин и детей.
  С трудом поднявшись на ноги, Хранитель Добра посмотрел на свои руки. С залитых кровью пальцев капали крошечные сгустки крови, оседая на испачканном пеплом снегу. Тяжело вздохнув, наш герой, переполненный отчаяния и скорби, утопил лицо в окровавленных дланях. "Как я мог этого допустить? Почему я не сделал большего? Почему я не уговорил князей созвать ещё один съезд?" - все эти мысли жестоко уничтожали остатки рассудка, пробуждая демонов безысходности. История вновь сыграла с ним злую шутку: он снова стоял посреди пылающих развалин, посреди окровавленных тел друзей и товарищей, посреди пепла и пыли, среди обжигающего глаза дыма и невыносимого смрада, впивавшегося в чуткое обоняние. Посмотрев в небо, защитник слабых и отчаявшихся на Земле обратился в пустоту:
  Кто бы ни был там, средь белых облаков и звёзд блестящих, средь сонма света и тьмы, лишь об одном молю - дайте спасти кого-то в этом аду. Пусть десяток, пятеро, хоть двое - дай мне жизни их от сего хаоса спасти. Ведь в этом мой долг, в этом моё призвание. Я видел столько смертей. Многие на моих руках умирали: в крови, в страданиях и муках страшных. Так дай же мне миг, чтобы жизнь хоть одну сохранить!
  И раздался в тот миг крик отчаяния и страха, крик обреченности чуткого слуха достиг. Где-то зло в тот момент совершалось, понял он - вот он, его шанс этот мир изменить! И пусть хаос уже на пиру был, и пусть крови казан он испил, но не будет он сыт, потому что последняя капля не падёт на его чёрствый язык. Воспылал вновь в сердце жар отваги, хлад отчаяния тут же поник, и понял тогда защитник отважный, что его час ещё не забыт! "Хотя бы одну!" - подумал Хранитель Добра, заметив в отражении лужицы крови яркие ультрамариновые рептилии глаза.
  
  ***
  Хруст учащенных шагов почти терялся в океане криков страданий и боли, раздававшихся по оскверненному городу. Молодая русоволосая девушка, чьё зареванное лицо было запачкано сажей и кровью убитых матери и сестры, бежала прочь от сожженного дома с ребенком на руках, завернутым в теплое одеяло. Он кричал, плакал, задыхаясь от дыма и копоти. То и дело оглядываясь назад, переступая через трупы людей, мать всеми силами пыталась оторваться от преследователя, который, размахивая окровавленным шамширом, жаждал насладиться последним обреченным взглядом ни в чем неповинных душ. Девушка бежала и плакала, сквозь слёзы пытаясь успокоить кричащего младенца. В тускло-карих глазах читался животный ужас, она понимала, что обречена: бежать было некуда, повсюду были беспощадные, озлобленные, кровожадные воины Батыя, рубившие на мелкие куски каждого, кого встретят на своем пути.
  Завернув за угол разрушенного онагром дома, мученица проскользнула мимо монгольского всадника, и устремилась к западным воротам, в надежде убежать из города. Но её планам не суждено было сбыться: у ворот уже стояли монголы, раздирая на части несчастного старика своими резвыми конями. Предсмертный вопль ещё сильнее напугал младенца: ребенок был весь в слезах, шёпот матери никак не мог его успокоить. Совсем выбившись из сил, мать в отчаянии ускорила бег и скрылась за углом чудом уцелевшей избы, надеясь ускользнуть от преследователей в подворотнях. Животный ужас сковал её тело... Девушка осознала - она в тупике. Все пути отхода были перекрыты, бежать было некуда. Она загнала себя в ловушку. От одной мысли об этом её бросало в дрожь. Ребёнок заливался слезами, кричал, искал защиты у отчаявшейся матери. Пытаясь успокоить малыша, девушка не заметила, как у неё за спиной появился знатный монгольский нукер. Зажав в одной руке щит, в другой - окровавленный шамшир, с которого густыми каплями стекала тёмная венозная кровь, растапливая хрустевший под ногами снег, он коварно улыбнулся..
  Девушка в отчаянии пятилась назад. Страх сковал её тело. Монгол, кровожадно облизываясь, готовился обагрить свой клинок и записать на свой счёт две неверных души. Он уже хотел было разрубить мать и дитя на сотни кровавых ошметков и насладиться триумфом победителя, как вдруг воин почувствовал, как солнечный свет неожиданно покинул место злодеяния. Огромная тень нависла над опустевшим двориком избушки. Монгол оторопел от неожиданности. Руки воина непроизвольно задрожали. Холодные мурашки пробежали по коже. Сердце забилось чаще. Страх перед неизведанным сковал всё тело. Воин оцепенел. Несколько секунд промедления показались вечностью. Но вот, собрав в кулак всю свою храбрость, он решил бросить вызов своему страху и с криком ринулся в сторону девушки с младенцем. Сверкнуло лезвие шамшира. Девушка, вскрикнула, закрыв грудью перепуганного ребёнка. Ярость бурлила в венах монгола. Но не успел он занести меч и обрушить яростный удар на неведомое существо, как тут же был остановлен громким рыком трёхметрового синего дракона. Нукер оторопел и застыл на месте, как вкопанный. Вид существа внушал трепет: ярко-белое брюхо из крепких кожаных пластин почти сливалось со снегом; на мощных мускулистых лапах блестели острые черные когти, способные разорвать на куски любого, кто осмелился бы подойти; яркая ультрамариновая чешуя, покрывавшая всё мускулистое тело, блестела на свете пожаров; массивный хвост вилял из стороны в сторону, вспенивая маленькие горки снежного покрова; из затылка вытянутой вперед головы прорастали два длинных рога, разрезавших легкий морозный ветер; на покрытой яркой чешуёй морде блестели синие рептилии глаза, злобно смотревшие на дрожащего от страха нукера; острые белые клыки вытянулись в свирепый оскал. Наступила гробовая тишина. От страха монгол не смел пошевелиться. Слова застряли в его горле. Казалось, всё вокруг остановилось. Ничто более не имело смысла: все внимание и мысли монгола были прикованы к огромному дракону, стоявшему перед ним.
  Буу хур, буцаж явах, - слова дракона раздались в голове монгола, словно гром среди ясного неба. Казалось сам Тенгри, бог неба, низверг их на землю. Знакомый образ тут же всплыл в голове нукера, заставив окаменеть от ужаса.
  Луу-тенгри... - испуганно пробормотал воин. В тот момент он понял, кого он видел в тот день на стене. Понял, кто скрывался под маской того дружинника, что оставил ему жизнь несколько дней назад, на той стене, где сейчас развеваются цветные знамёна великого хана. Руки нукера обмякли. Кровь застыла в жилах. Звук упавшего на снег шамшира эхом раздался в голове.
  Явах, - строго повторил дракон, сжав правую переднюю лапу в кулак. Поняв намек Хранителя Добра, нукер бросил шамшир и небольшой круглый щит и в страхе бросился наутёк, желая скорее доложить хану об увиденном.
  Мать сидела на месте, боясь пошевелиться. Она не знала, что делать - бояться или радоваться прибытию неожиданного гостя. Ребёнок плакал и кричал, разрывая тишину мёртвого города. Хранитель Добра, убедившись, что девушке ничто не угрожает, обернулся и медленно подошёл к ней. Мать испуганно воскликнула, прижав плачущего ребенка к себе. Наш герой, оскалив острые клыки в добродушно улыбке, подошёл к девушке и дотронулся до младенца. Мать опешила: младенец тут же замолчал и изумленно посмотрел на трёхметрового дракона. Девушка не могла понять, как такое возможно, Что это за существо? Как оно здесь оказалось?
  Не бойся, - вдруг промолвил дракон, проведя холодной чешуйчатой лапой по шелковистым локонам румяной красавицы. Русская речь раздалась в голове матери, словно гром Перуна. Она всегда верила, что змеи могут жить и говорить лишь в сказках и что они всегда причиняют страдания и боль. Но этот... змей... был совсем другим. Что-то было в его глазах. Что-то светлое и тёплое, нечто, чего она доселе не видела ни в чьих очах. - Тебе ничто не угрожает. Пойдём.
  С этими словами дракон направился в сторону ворот, ступая на подтаявшей от пожаров снег. Девушка с мокрыми от слёз счастья глазами не могла молвить и слова: в голове роились тысячи мыслей разных мастей, которые превратились в разноцветный каламбур. Вместо того, чтобы даже сказать простое: "Спасибо!" - она улыбнулась, поцеловала своего маленького сына и робко направилась вслед за могучим драконом, который стал ярким лучом надежды в тёмном царстве скорби и отчаяния.
  
  ***
  Хан Батый гордо ехал в сторону разрушенных главных ворот Рязани, из которых один за одним толпой выбегали опьяненные разбоем, убийствами и грабежом нукеры и арбаны, радуясь страшному шабашу. В сердце хана пылал восторг и чувство всемогущества: он наконец-то сокрушил непокорный город, как сокрушил сотни других. Ничто не стояло у него на пути - хан чувствовал себя богом, великим завоевателем, спсобным, возможно, превзойти самого Чингисхана. Рядом с ним громко разговаривали два его верных полководца, - Субедей и Джебе - обсуждая, сколько золота они смогут унести на своих конях.
  Конь уверенно нёс хана вперед, цепляя копытами взъерошенный снег. Отвлёкшись на разговор своих приближенных, он не заметил, как его конь остановился и испуганно заржал, словно увидев нечто ужасное. Быстро взяв жеребца под узды и успокоив его, хан поднял руку вверх и приказал своим воинам остановиться. Не сразу поняв в чём дело, Батый стал всматриваться в дымку около ворот. К своему удивлению, он увидел, как из ворот выбегает одинокий нукер, пытаясь отчаянно докричаться до хана. Его голос был полон страха, он бежал, спотыкаясь, не останавливаясь ни на секунду. "Что могло его так испугать?" - подумал хан, пристально наблюдая за воротами и вслушиваясь в речь нукера. В сердце Батыя впервые закрался страх. Неизвестность пугала его больше, чем предстоящие сражения. Он знал, что в живых не мог остаться никто, а пленного князя Олега ему привели ещё несколько часов назад. Чего же так испугался его воин в опустошенном городе? Когда нукер-таки добрался до хана и упал перед ним на колени, переводя дух, Батый усмехнулся:
  Что случилось, Бартухай? Тебе отказала одна из полумертвых славянок? Слабак! Я так и знал, что ты способен только на старух да детей.
  Великий хан, - заикаясь ответил монгол, безуспешно стараясь подавить животный ужас. - Я видел его...
  Опять ты надрался, Бартухай, - с презрением сказал Субедей. - Говорили же тебе завязывать с этим. Или слов жены тебе мало было?
  Я правда видел его, великий хан, - дрожащим голосом пробормотал нукер. - Я видел его...
  Кого ты видел, Бартухай? - насторожился Батый. Он знал своего нукера очень хорошо: Бартухай был не из трусливых и всегда вёл своих воинов в первых рядах, поэтому напугать его могло что-то по истине жуткое и неизвестное. Слегка отойдя от увиденного, нукер прошептал:
  Когда я гнался за девушкой с ребенком и загнал её в сожженный двор, он появился из неоткуда и приземлился между нами. У него были огромные черные когти, сам он был синим, словно небо, его хвост был словно змея и взметал вихри снега. Его оскал был острее сабли, а в глазах сияли злость и гнев. Он сказал: "Не тронь и уходи назад".
  Чёрт с тобой, Бартухай, - засмеялся Субедей. - Уже простых свиней пугается. Напился, грязный кабан! Что ты хану докучаешь?
  Хан насторожился. Верить в бред Бартухая было бы глупо, но на его лице не было видно ни следа опьянения. Он говорил это в трезвом уме и был явно напуган произошедшим. Хан посмотрел на полуразрушенное караульное помещение. В пробитых железных воротах, павших под ударами таранов, виднелись лишь трупы убитых дружинников и распятых горожан. Внутри была лишь тьма. Ни звука не раздалось со стороны ворот: над городом повисла гробовая тишина. Хан уже хотел было плюнуть на рассказ Бартухая и как следует наказать его за пустомельство, как вдруг Батый краем глаза увидел среди дыма тёмный силуэт, который медленно приближался к выходу из города. Чем ближе становилась фигура, тем больше Батый убеждался в том, что это нечто не было человеком: над головой возвышались кончики крыльев, в стороны то и дело метался длинный хвост, в темноте нечеловеческим блеском засверкали ярко-синие глаза. Холод пробежал по спине хана. Впервые за долгое время что-то по-настоящему пугало его, заставляло волосы на голове вставать дыбом. Покрепче схватив узды, Батый продолжил наблюдать.
  И вот, когда лунный свет пробился сквозь густые облака и выкрал у тьмы часть мира, спутница ночи наконец осветила полуразрушенные ворота. Хан оцепенел. По его коже пробежался холодок. Лицо окаменело - он не в силах был пошевелить и крошечным мускулом. Сердце сжалось и отказывалось гонять кровь по застывшим венам. Зрачки сузились, дыхание перехватило. Батыя объял животный страх. Субедей и Джебе тоже были не в силах двинуться с места: дрожащее дыхание свидетельствовало о том, что ужас хана передался и им. Войско утихло - все как один наблюдали за освещенными воротами. Батый пожалел, что не поверил Бартухаю сразу - появление этого нечто застало его врасплох.
  Луу-тенгри... - еле слышно прошептал хан, чувствуя, как его тело непроизвольно дрожит от страха. Образ верховного божества пробудил в сердце бесстрашного хана ни с чем не сравнимый трепет: он обмяк и молча наблюдал за действиями дракона. Сомнения не было - в воротах, освещенный светом нескольких расставленных факелов, стоял трёхметровый дракон, молча оглядывавший застывшее на месте огромное войско. Несколько минут над Рязанью нависла гробовая тишина: даже лошади не нарушали покой своим ржанием. Наконец, дракон сдвинулся с места и, пройдя вперед несколько шагов, громко сказал:
  Енеедер байх болно асгрсан луч цус зурах! Хол явах хэреггуй буцаж ирех!
  Хан не мог поверить своим ушам. Сам великий Луу-тенгри снизошел с небес и приказывал ему оставить город. Великий бог, к которому он обращал свои молитвы, велел уйти и больше никогда не ступать в эти земли. Слова застряли в горле хана. Он чувствовал, как за спиной его бравые воины, которые прошли вместе с ним столько походов, захватили столько государств, трепетали перед воплощением самого Луу. В голове хана возник вакуум. Он не знал, что ему делать. Внезапно мысли хана всколыхнул голос Джебе, который тихо предложил:
  Великий хан, что прикажешь делать?
  Труби отход, Джебе, - сухо ответил великий хан. - Мы идём дальше. Оставьте город. Если того желает Луу-Тенгри, пусть будет так.
  С этими словами Батый развернул коня и, подавленный, поспешил скрыться в глубине тумена. Джебе, переглянувшись с Субедеем, понурил голову и, достав свой походный рог, огласил заснеженное поле звонким рёвом горна. Огромный тумен, повинуясь зову горна, последовал вслед за ханом. Задрожали повозки, послышалось ржание лошадей, и огромный караван с награбленным добром, осадными машнами, фуражом и сложенными юртами, двинулся на север, чтобы продолжить свой опустошительный поход в русские земли. И пока огромная армия монголов медленно покидала Рязань, провожая взглядом её обуглившийся развалины и залитые кровью руины стен, Луу-тенгри стоял у ворот, защищая грудью молодую мать и её дитя, которым в тот день посчастливилось выжить в страшном огне качипчакского похода Батыя. Наш герой, сжимая острые когти и облизывая языком острые клыки, смотрел на горизонт, над которым сиял яркий полумесяц, окруженный пушистыми облаками. На его глазах наворачивались слёзы: дракон проклинал себя за то, что позволил стольким людям умереть в беспощадном огне войны. В голове снова замелькали воспоминания давно минувших дней: Рим, готы, всё в огне, последние израненные легионеры падают в кровавые лужи, умирая в муках; и там, рядом с амфитеатром, посреди разрушенной онаграми мостовой, стоит она, посреди опьяненных разбоем варваров, и смотрит на него, не видя занесенного над ней меча полоумного варвара... Нет! Прочь эти мысли! Отбросив их от себя, дракон обнял плачущую мать и мирно спящего ребенка и повел их в сторону хижины Ясномысла в надежде, что старый волхв приютит обескровленных мучеников.
  Над опустевшей столицей Рязанского княжества нависла долгожданная тишина. Догорели последние дома, красные угольки растворились в бытии, и лишь тонкие клубы дыма пронзали небеса. Так шли они, поворот за поворотом, ориентируясь по черным развалинам. Проходя мимо церкви, дракон увидел зрелище, от которого его лапы непроизвольно затряслись от ужаса, а на глазах навернулись слёзы: на спаленной до тла церкви раскачивались подвешенные за ноги изуродованные трупы священников, попов и бедолаг, которые хотели укрыться в церкви в надежде спастись от опустошительного набега. "Простите..." - прошептал наш герой и продолжил вести мать в сторону хижины. Подойдя к дому волхва, Хранитель Добра застыл на месте, как вкопанный. Злость, отчаяние, скорбь и невыносимая ноющая боль захлестнула его душу: от хижины Ясномысла осталась только пара почерневших брёвен. Тёмный силуэт, утыканный длинными стрелами с пёстрым оперением, рядом с крыльцом ясно свидетельствовал, что хозяина дома постигла та же страшная участь. В отчаянии сжав когтистую пятерню, наш герой тяжело вздохнул и молча направился на поиски нового жилища.
  Вскоре ему улыбнулась удача: на одной из выжженных до тла улиц его зоркий глаз приметил невзрачную избушку, которая на вид была вполне себе целёхонькой. Уже через несколько минут он и девушка с ребенком были внутри избушки и пытались растопить печь. Чиркая двумя кусками кремния, девушка одновременно укачивала ребенка в обуглившийся люльке. Хранитель Добра в это время клал дрова в печку, суя между ними куски бересты и сухой коры. Увидев, что девушка немного косо на него смотрит, наш герой сказал:
  Тебе, наверное, немного неприятно видеть меня таким... Ну, в смысле, таким, какой я есть на самом деле.
  Не знаю даже, - замялась девушка, расчёсывая свои испачканные сажей локоны. - По мне так ты очень даже милый. Я-то змиев всегда представляла, как Горынычей, злых и кровожадных, но ты... Ты совсем не такой. Ты защитил меня. Я и не знала, что вы существуете.
  Ну... Да, согласен. Это немного необычно, - ответил дракон. - Я - последний в своём роде. Поэтому любуйся, пока можешь.
  Девушка ответила звонким смехом. Хранитель Добра улыбнулся в ответ. Вскоре дракону удалось растопить печку. Из крошечной трубы повалил дым. Малютка спал в люльке, убаюкиваемый колыбельной матери. А наш герой, изредка поглядывая на спасенную мать и сына, лежал на спине и смотрел в потолок, мысленно благодаря судьбу за шанс исполнить своё предназначение.
  
  ***
  "Успеть, успеть, только успеть!" - лишь одна мысль стучала в голове русского богатыря Евпатия. Холодный ветер бил в лицо, снег от копыт буйного коня бил морозным ключом в небо, застилая уставшие от изнурительного похода очи. Дружина была в пути вот уже вторые сутки. Никто не помнил, в какой глуши был последний привал. Вокруг были лишь покрытые снегом равнины и одетые в белые пухлые шубы хвойные леса, молча приветствовавшие угрюмого воеводу.
  Долго ли нам ехать, Евпатий? - спросил гнавший вороного коня отрок, поравнявшись с воеводой.
  Нет, Борис, чай уже до города рукой подать, - ответил опьяненный отвагой Коловрат, закрывшись щитом от внезапно нахлынувшего холодного ветра. - Чует сердце моё, что бьются ещё Юрий с Олегом. Как только покажутся вдалеке супостаты, так ты не мешкай - сразу веди дружину в бой. По тылам бей, где слабы супостаты. Глядишь и побежит татарва, сломя голову.
  Будет исполнено, воевода, - кивнул Борис и повернул коня вправо. Всё гонит и гонит коней дружина, всё громче фырчат жеребцы, растапливая морозный воздух. "Держись, Олег, держись!" - всё повторяет себе отважный Коловрат. Вот и холм последний показался впереди. Ещё пуще прежнего устремилась вперед дружина, готовясь ворваться в ряды врага. Подняв острый меч ввысь, так, что солнце осветило блестящую булатную сталь, Евпатий что есть мочи прокричал:
  Ну что, брати, ждёт бой нас славный! Не щадить супостатов и биться до последнего вздоха, покуда Господь души наши не заберёт! За мной!
  Огласила дружина морозные степи дружным кличем. Ещё пуще припустили коней своих. Вьются плащи на ветру, сверкает кольчуга на утреннем солнце. И вот, когда ворвался на холм Коловрат, когда готов он был обрушить всю мощь дружины своей на головы врагов окаянных, узрел он зрелище страшное. Не было уж войска Батыева. Вместо ощетинившихся копий и мечами монголов, встретили богатыря спаленные до тла стены родного города, на руинах которых лежали растерзанные монгольскими варварами защитники. Не было слышно ни криков, ни стонов, ни плача. Все сгинули в жестокой кровавой бойне, продолжавшейся несколько дней. И видел воевода, как река Трубеж стала красной от крови, и видел Коловрат дома сожженные, и видел он многих воинов славных, что сгинули в огне беспощадного набега. Опустела душа богатырская. Скорбь великая охватила разум. Еле смог он от нахлынувшей грусти меч удержать и с коня удалого не пасть. Не в силах был думать ни о чём воевода. Лишь видел он друзей своих и близких, что лежали на холодной земле, истерзанные беспощадной монгольской сворой. Дрожь пробежала по телу Евпатия. Голову окутал вакуум. Так стоял он, не шевелясь, несколько мгновений, показавшихся ему нескончаемой вечностью.
  Что прикажешь делать, Коловрат? - голос подоспевшего Бориса прозвучал в голове богатыря, словно звонкое эхо.
  Не успел... - тихо прошептал воевода, медленно убрав меч в ножны. - Не успел... Не успел...
  Ушли супостаты, - добавил Борис, осматриваясь вокруг. - За версту не видать. Можем в погоню за ними пуститься - авось нагоним и дадим бой.
  Попридержи коней, отрок, - сказал Коловрат. - Ещё навоюемся. Надо выживших найти. Быть может скажут что.
  С этим словами Коловрат припустил коня в сторону ворот. Немногочисленная дружина последовала за ним. Поле перед выжженными стенами напоминало бурелом, недавно переживший свирепый ураган: пространство было усеяно сотнями стрел и камней, которые защитники бросали в наступающего врага; на каждом шагу лежал убитый воин, будь то монгол или рязанец; снег лишь слегка припорошил поступь тысяч копыт и тела сраженных в бою дружинников Романа Ингваревича. Сам город вблизи представлял из себя ещё более жуткое зрелище: чудом уцелевшие укрепления напоминали скорее бесформенные кострища, нежели мощные фортификационные сооружения; стены были проломлены ядрами онагров, в развалинах виднелись окровавленные тела дружинников князя Юрия; крепкие дубовые ворота, обитые железом, были разорваны в клочья, неподалёку от них стоял брошенный монголами таран; вдали виднелась покрытая чёрной копотью белокаменная часовня, чудом уцелевший колокол в которой время от времени обдавал окрестности замогильным набатом. Евпатий решил въехать через главные ворота, в которых ещё виднелся узкий проход.
  Дух смерти витал повсюду - её присутствие в Рязани казалось чем-то естественным, привычным. Атмосфера безысходности царила на каждом шагу. Казалось, будто тысячи бесов низвергли свой гнев на столицу рязанского княжества и истребили всех, кто встал у них на пути. Евпатий не мог поверить, что всё это могли сделать люди. Объехав обломки искореженных ворот, он вдруг заметил чей-то силуэт. От неожиданности воевода испугался и обнажил острый булатный клинок, но тут же успокоился и слегка оторопел от неожиданности. Навстречу ему вышла молодая светловолосая девушка, несшая на руках небольшой свёрток. Её лицо было в саже и пепле, на платье виднелась высохшая кровь убитых родных.
  На лице Евпатия заиграла неподдельная радостная улыбка; глаза загорелись неописуемым счастьем, словно он только что увидел ангела во плоти. Девушка, увидев воеводу, оторопела. Она стояла, не в силах отвести взгляд от знакомого лица. На её глазах навернулись слёзы счастья. Секунда промедления показалась вечностью. Воевода тут же спрыгнул с коня и устремился навстречу возлюбленной. Они обнялись. Нежные руки прикоснулись к короткой бороде воеводы. Коловрат посмотрел на младенца. Тот радостно улыбнулся, увидев знакомое лицо отца. Богатырь смахнул скупую слезу и ещё крепче обнял свою горячо любимую семью.
  Хранитель Добра в это время стоял на вершине изуродованной башни и наблюдал, как грубые губы могучего воеводы сходятся с тонкими губками его супруги в долгожданном нежном поцелуе. Дракон был по-настоящему счастлив. Он не позволил злу поставить жирную точку в своём кровавом пиршестве, не позволил двум невинным душам пасть под клинками человеческой жестокости, не дал хаосу сполна насладиться победой, оставив после своего вмешательства горькое послевкусие. Его морда расплылась в широкой острозубой улыбке. Но недолго пришлось ему радоваться этому тонкому лучику света в тёмном царстве отчаяния и скорби: следы монгольской орды вели прямиком к Коломне - следующему городу на пути чёрного воинства Батыя. "Ещё есть надежда, - подумал дракон, посмотрев на ярко-красное утреннее солнце. - Я должен успеть". С этими мыслями, он спрыгнул с башни, расправил могучие крылья и устремился в сторону Коломны, куда огромная чёрная орда готовилась нанести свой следующий удар.
  
  ***
  На монгольские степи опустилась ночь. В немногочисленных домах новой столицы монгольской империи, которые успели отстроить осевшие на новом месте воинственные кочевники, горел тусклый свет факелов. В одном из домов Старого Сарая хан Батый отсчитывал последние минуты своей жизни. Сорокасемилетний хан бредил, его тело трясло от лихорадки и нестерпимого жара. Возле него суетились лучшие лекари, пытавшиеся продлить жизнь угасающего на их глазах великого правителя монгольской империи. Но все их попытки были напрасными - смерть уже готовилась принять Батыя в свои цепкие руки. Рядом с ним, сжимая дрожащую, покрытую морщинами руку, сидела, тщетно пытаясь скрыть свои горькие слёзы, его жена Буракчин. Её нежные руки чувствовали, как последние ниточки пульса мужа проносятся по застывающим венам. Она ничего не могла сделать. Лишь наблюдать, как духи предков и великий Тенгри на её глазах забирают душу могучего правителя Золотой Орды.
  Буракчин... - слабо пробормотал Батый, еле сопротивляясь нахлынувшей лихорадке. -Силы покидают меня, Буракчин... Ты должна воспитать нашего сына истинным ханом, достойного славы Чингисхана. Его пайцза будет храниться у тебя. До тех пор, пока он не вырастет, ты будешь править Улус-Джучи.
  Да, Бату, - кивнула Буракчин, приняв священный символ власти.
  Золотой шатёр также будет твоим до совершеннолетия Улагчи, - продолжил хан, отчаянно сопротивляясь смерти. - Правь мудро и будь моей достойной приемницей.
  Как пожелаешь, Бату, - Буракчин выдавила слова скорби из своей груди. - Я поклялась тебе в верности и исполню свою клятву до самого конца.
  Буракчин, есть вещь, о которой я никогда не осмеливался тебе сказать в присутствии своих приближенных. О тайне, которую мне пришлось хранить до самой смерти. Прошу, выслушай меня.
  Я слушаю тебя, Бату.
  Девятнадцать лет назад во время Кипчакского похода я штурмовал один непокорный город. Рязань было его имя. Когда я взял город, мои нукеры сказали мне, что видели нечто ужасное, нечто, помешавшее им изнасиловать беззащитную девушку и убить её маленького ребёнка. В тот момент я подумал, что они были пьяны и хотел их наказать. Но потом я увидел его...
  Кого, Бату? - испуганно прошептала Буракчин.
  Это был дракон. Его чешуя была синей, словно небо, а глаза глубоки, как океан. Он стоял посреди развалин города и сказал: "Сегодня не прольётся ничья кровь! Уходите прочь и не возвращайтесь!" Дракон смотрел прямо на меня, и в тот момент я впервые в жизни ощутил страх. Он не дал мне завершить злодеяние, не дал мне тронуть последние невинные души. И я ушёл. Ушёл побеждённым. Побеждённым духом добра. Он долго снился мне по ночам. И сейчас его образ не отпускает мой угасающий разум.
  И где он сейчас? - с ужасом спросила Буракчин.
  Я не знаю, - пробормотал хан. - Он сейчас где-то далеко, летает по миру, летает и смотрит, где люди нуждаются в помощи. И помогает им, борясь со злом во плоти. В тот день я понял, что рано или поздно нашим завоеваниям придёт конец. Он будет ждать. Будет бороться. Пройдут десятилетия, века, и, в конце концов, мы покинем эти земли. Потому что это была его воля. Воля Луу-тенгри.
  С этими словами хан смолк и испустил дух, оставив Буракчин свою самую сокровенную тайну. Тайну, которой однажды будет суждено стать пророчеством.
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"