Аннотация: Уже расцветал пурпурный вереск, наполняя воздух медовым ароматом. Жизнь текла своим чередом. Вот только отмалчивался молодой лорд на расспросы друзей, отчего он так печален и задумчив...
Уже отцветал серебристый вереск, напоминая о скором приходе зимы. Тихо отлетела душа старого лорда Гаррета и отправилась в долгое странствие по небесным дорогам - догонять душу своей супруги, давно почившей леди Деирдре. Долго горевал над могилами родителей единственный сын их, молодой лорд Риманн.
В надежде развеять его печаль и заставить хоть на малое время забыть о постигшей Риманна утрате, его друзья затеяли шумную охоту. Быстрые кони мчали их сквозь светлый лес Эйнсли, и добычи не пришлось долго ждать - неслась впереди, едва касаясь копытами земли, тонконогая красавица-лань. Спасаясь от жалящих стрел, посланных вдогонку, загоняемая дичь из последних сил рванулась напролом через густые заросли орешника. За нею, почти не отставая, - лорд Риманн на добром скакуне, далеко оторвавшийся от своих товарищей.
Неприятным же было удивление молодого лорда, когда вместо беззащитной лани, которую он считал уже своей законной добычей, он обнаружил гигантского старого секача, потревоженного треском веток и шумом охоты, свистом и улюлюканьем. С испуганным ржанием жеребец сбросил всадника и скрылся в чаще. А Риманн, удачно перекатившись по земле и тут же поднявшись на ноги, оказался один на один против лесного чудища, вооружённый только лишь ножом. Вздыбив щетину на загривке, роняя из пасти белую пену, кабан накинулся на охотника.
Подоспевшим на звуки отчаянной борьбы приятелям осталось лишь вызволить друга, залитого его собственной и звериной кровью, из-под неподъёмной туши. В левой глазнице вепря торчала рукоять ножа, в правом остекленевшем глазу ещё не успела погаснуть дикая злоба. Издыхая, кабан успел изрядно порвать клыками бок своему убийце. И товарищи Риманна, перевязав другу раны, опасались, что не довезут его до дома живым. Но, к счастью, наиболее зоркий из них заметил над макушками деревьев изящные шпили и полощущиеся на фоне ясного неба вымпела. Нетрудно было догадаться, что в горячке погони охотники покинули пределы владений, принадлежащих семье Риманна, и теперь находятся на земле его соседей. Вскоре удалось разглядеть и флаг над башней - раскинувший для полёта крылья золотой сокол на лазурном поле. По этому символу легко узнали, что замком, представшим их взорам, владеет лорд Кевин, прозвище которому дала птица на его родовом гербе, - Сокол.
Ни для кого из окрестных жителей не являлось секретом, что лорд Сокол не отличается гостеприимством. Но, услышав о приключившемся с его соседом несчастье, хозяин замка довольно радушно принял молодых людей под свой кров. И тут же приказал слугам позвать свою дочь, юную леди Абигэйл - по словам гордого отца, девица весьма умела в искусстве врачевания. Совсем немного времени потребовалось нечаянным гостям, чтобы доподлинно убедиться в этом.
И первой, кого увидел Риманн, очнувшись от беспамятства, была незнакомая девушка, стройная, как молодая берёзка, с длинными распущенными волосами, перехваченными надо лбом изящным обручем и струящимися по спине подобно солнечным лучам. И такой прекрасной показалась ему его спасительница, что, глядя в её кроткие глаза цвета молодой листвы, лорд позабыл самого себя и не сразу вымолвил слова благодарности. В следующий же миг девушка исчезла, словно бесплотный лесной дух, заставив усомниться, была ли она здесь в самом деле или же оказалась всего лишь чудесным видением.
Благодаря заботе прекрасной целительницы раненый довольно скоро встал на ноги, и с каждым днём силы всё быстрей возвращались к нему. Становилось неприличным обременять лорда Сокола своим присутствием. Пришла пора прощаться с нелюдимым хозяином. Напрасно Риманн оглядывался назад - Абигэйл так и не вышла проводить шумных гостей...
Уже расцветал пурпурный вереск, наполняя воздух густым медовым ароматом. Жизнь текла своим чередом. Вот только отмалчивался Риманн в ответ на вопросы друзей, отчего он так печален и задумчив.
Долго и безуспешно пытался молодой лорд измыслить причину, которая открыла бы перед ним ворота замка соседа, живущего затворником в своих владениях. Наконец, махнул на всё рукой. Только бы вновь заглянуть в зелёные очи соседской дочки!
Если лорд Кевин и был удивлён или раздосадован визитом Риманна, то виду не подал, учтиво пригласив разделить вечернюю трапезу. С замиранием сердца Риманн ждал, спустится ли к столу леди Абигэйл, и превосходное выдержанное вино казалось ему не слаще уксуса. Но вот она появилась, в шелестящем изумрудном с золотым шитьём платье, скромно поприветствовала гостя и более не проронила ни слова. Но в душе Риманн ликовал - леди Абигэйл всё ещё живёт в отцовском замке. Хоть и удивительно было это: ведь девушке уже исполнилось семнадцать, а никто даже не слышал, была ли она за кого-нибудь просватана. В высшей мере странно, что у такой добродетельной красавицы, дочери достойных родителей и наследницы немалого богатства до сих пор нет жениха.
На замок опустилась ночь, бесшумными тенями сновали слуги, зажигая факелы и свечи. Леди Абигэйл всё с той же безукоризненной вежливостью попрощалась с Риманном, поцеловала отца и поднялась в свои покои. Оставшись вдвоём, хозяин и гость одновременно заговорили, и оказалось, что мысли их занимает одно и то же.
- Вижу, лорд, что и впрямь приглянулась тебе моя дочь, - промолвил Кевин, выслушав своего собеседника. - Признаться, я и сам не мечтал о лучшем муже для моей Абигэйл и счастлив был бы назвать тебя своим сыном. Однако я вынужден отказать тебе в руке своей дочери.
- Но отчего же? - вскричал Риманн, потрясённый словами лорда Сокола. - Неужели я противен леди Абигэйл? Она обещалась другому?
- Напротив, она призналась мне в том, что испытывает к тебе ответное чувство. И не имела до тебя никакой сердечной привязанности.
Риманн не смел и мечтать услышать подобное признание, пускай и не из уст девушки, а переданное её отцом, но теперь ему стало только горше от подобного известия.
- Тогда в чём же дело? Или я недостаточно знатен? Или мало у меня земель, золота и слуг?
- Дело не в тебе, сынок, - вздохнул старый лорд, и потаённая тоска и боль отразились на его суровом лице. - Знаю, ты честен, говоря о своей любви к моей дочери. Но, желая тебе счастья, я могу дать лишь один совет - забудь о ней! Выбрось из памяти даже дорогу к этому замку...
- Но как я могу?... - прошептал молодой человек. Он не понимал причин такого решения отца любимой, но поклялся себе во что бы то ни стало дознаться до правды.
Лорд Кевин, вероятно, понял это по глазам гостя.
- Хорошо же, будь по-твоему! - Ещё ниже склонилась седая гордая голова, словно под гнётом некой вины. - Ты желаешь понять, отчего я отказываю тебе в родстве, да при этом сам себе противореча, - изволь. Вот только, полагаю, ты сам после этого не захочешь видеть моей дочери.
- Лорд Кевин, - возразил Риманн, - вы мудрей и старше меня, и я почитаю вас как родного отца. Но отчего вы так низко цените вашу дочь и силу моей сердечной привязанности к ней? Я не в состоянии представить себе, насколько ужасна должна быть открывшаяся истина, для того, чтобы заставить меня отказаться от леди Абигэйл.
Судя по едва приметной улыбке, лорду Кевину пришёлся по душе такой ответ. Однако он тотчас же вновь сделался печальным.
- Так знай же, лорд Риманн, что дочь моя проклята, и проклятье лежит на ней с самого момента её рождения. А произошло это вот как.
Мы с покойной моей супругой долгое время не имели детей, и бедняжка Кейтлин ужасно страдала от этого. Но вот, наконец, наши горячие молитвы были услышаны, Кейтлин почувствовала, что вскоре обретёт долгожданное счастье материнства. Однако мечтам её не суждено было воплотиться в жизнь...
С утра до поздней ночи слышал я её крики, доносившиеся из-за закрытых дверей, - то был самый страшный день в моей жизни. Когда забрезжил рассвет нового дня, я потерял уже всякую надежду на счастливый исход. Повивальные бабки разводили руками, лучший лекарь, которого только можно было найти, оказался бессилен облегчить муки Кейтлин. Осталось только позвать священника.
Ещё вечером я был молодым мужчиной, утром же превратился в старика. И тогда ко мне, почти ничего не соображавшему от горя, подошла верная служанка и шепнула, что, возможно, ещё не всё потеряно. Если будет угодно моей милости, то она быстренько сбегает за местной ведьмой, Алви.
Будет ли мне угодно! Да что там какая-то ведьма, я и Сатану готов был позвать, лишь бы только помог моей жене! Мысль о цене тогда и в голову мне не пришла.
Ведьма не заставила себя долго ждать. Алви*... Да она была темна, как ночь! Мерзкая старуха. Впрочем, мне было плевать на то, как она выглядит, будь у неё хоть рога и копыта. Я кинулся ей в ноги и со слезами целовал её запылённые с дороги башмаки и грязный подол. Без лишних слов она вошла в покои к умирающей. Спустя совсем недолгое время раздался первый крик дочери.
Ведьма сама вынесла мне малютку. Едва взглянув на неё, я понял, что назову её Абигэйл*, и никак иначе. Ведь она и в самом деле стала моей радостью. Моей единственной радостью...
Ворвавшись в спальню, я увидел, что Кейтлин уже не дышит. Тогда я с гневными упрёками накинулся на невозмутимо молчащую ведьму. Я обвинял её в смерти жены, хоть в душе и понимал, что она уже была обречена, кричал, что ведьма нарушила своё обещание спасти Кейтлин, пусть она вовсе не клялась ни в чём подобном. Старуха справедливо заметила мне это. Но, находясь рядом с телом жены, ощущая разлитое в воздухе страдание, я не в силах был рассуждать трезво.
Я грозил ведьме жуткими карами, звал слуг, сам был готов наброситься на ту, кого искренне почитал убийцей Кейтлин, с кулаками. Тогда ведьма не на шутку разозлилась.
"Так вот как ты ценишь мои услуги, лорд Сокол! - воскликнула она своим каркающим голосом. - Так-то ты благодаришь меня за спасение своей дочери! Знай же, глупец, что девочке суждено было умереть вместе с матерью, так и не появившись на свет, если б я вовремя не вмешалась!"
Гневные слова её достигли, наконец, моего рассудка, и я принялся слёзно молить у неё о прощении за незаслуженную обиду, благодарил за рождение дочери. Но старуха с королевским презрением отвергла мои извинения.
"Поздно, лорд, слова прозвучали!"
Тут мне стало жутко. Я сулил ей золотые горы и всевозможные почести, но в ответ слышал лишь издевательский смех.
"На что мне всё это? Если я захочу, я и так заберу у тебя твоё богатство. Но оно мне не нужно теперь и вряд ли понадобится впредь. А вот за твоё неуважение я тебя накажу. Да только не золото я отниму у тебя. Ведь теперь у тебя есть нечто, куда более ценное".
Тогда-то я понял, безумец, что злобная карга говорит о моей дочери. Ни перед кем я так не унижался, но обиженная ведьма была непреклонна. Тогда я вновь прибёг к угрозам. Старуху это только развеселило пуще прежнего.
"Прощай, несчастный! Знай, что однажды твоя дочь упорхнёт на волю и забудет дорогу к дому. Молись, чтоб к тому времени нашёлся тот, кто сумеет её приручить"
В тот-то миг она и исчезла. Только эхо от её хохота ещё металось по замку.
Я навсегда запомнил прощальные слова проклятой старухи. С самого рождения Абигэйл живёт под охраной. Три няньки проводили ночи у её колыбели, засыпая по очереди. Верная стража несла караул за дверями её покоев. Минуло семь зим, и я готов был уже вздохнуть с облегчением. Ведьма грозилась попусту, бросала слова на ветер! Но в тот день, когда Абигэйл исполнилось семь, случилось то, чего я так боялся все эти годы. Няньки заснули и проспали мёртвым сном всю ночь. Стража вповалку лежала у порога. Легко представить их ужас при пробуждении! А какова была их радость, когда они обнаружили, что Абигэйл лежит в своей постели! Но в каком виде! Растрёпанная, чумазая, измученная, в заплаканных глазах застыл ужас... А по воздуху плывут соколиные перья.
Так с той ночи и повелось. Те, кто остаётся охранять сон моей дочери, засыпают сами, словно под воздействием дурмана. Двери надёжно закрыты, окна зарешёчены - мышь не проскочит! А Абигэйл каждое утро усталая, словно не спала, а работала в поле ночь напролёт. Теперь день в нашем замке поменялся местами с ночью. И всё равно, кто бы ни оставался караулить покои дочери, утром обнаруживает, что крепко проспал всё время и ничего не видел и не слышал. Только некоторые клянутся, что им чудились сквозь сон звуки странного пения. И больше ничего. Теперь я страшусь только одного - однажды утром моя дочь исчезнет...
Ну так что, лорд Риманн, ты всё ещё хочешь взять Абигэйл себе в жены? Если откажешься, я пойму твоё решение и не затаю обиды.
- Слушая вас, можно подумать, что вы вовсе не желаете видеть меня своим зятем! - усмехнулся Риманн. - Полно, лорд, я не боюсь колдовства старой ведьмы. Позвольте мне самому этой ночью нести стражу у покоев вашей дочери. И дайте слово, что, если мне удастся избавить леди Абигэйл от проклятья, то уже в Белтейн* я назову её своей женой.
Дверь в покои Абигэйл могла соперничать разве только с замковыми воротами. Прислонившись к исполинским створкам, Риманн вспоминал обещание старого лорда. Неужели его мечта исполнится? Он был бодр и полон сил и чувствовал себя в состоянии провести несколько суток на ногах, без сна и отдыха.
Однако около полуночи послышался некий неясный шум, и Риманн с удивлением наблюдал за тем, как его товарищи по ночной страже начинают всё громче зевать, всё отчаяннее протирать кулаками глаза. Сон неумолимо настигал их, они засыпали, кто стоя, навалившись о стену, кто сидя, положив голову на подогнутые колени, кто-то рухнул, будто подкошенный сноп, и не пробудился от удара о каменный пол. На Риманна также навалилась ужасная усталость, но мысль об Абигэйл не давала ему сомкнуть веки. Шум усилился и превратился в пение на непонятном языке. Пели на два голоса - скрипучий, старушечий и серебристый, юный. И если в первом проскальзывали нотки торжества, то мелодия, которую выводил второй голос, казалась печальной.
Стряхивая с себя остатки колдовского дурмана, Риманн торопливо разбудил товарищей, те приподнимались, ошеломлённые, не понимающие, когда успели заснуть. Мужчины толкнули тяжёлые створки, те, на хорошо смазанных петлях, ни разу не скрипнули. Взорам их предстало удивительное зрелище.
Абигэйл кружилась по своей светлице и пела ту самую песню, но глаза девушки были закрыты, а на бледном лице застыла тоска. Наконец она закончила последний куплет и плавно взмахнула руками. Силуэт её озарился ярким золотистым светом, истончился... и вот уже белая рубашка упала на цветастый арабский ковёр, а из широкого ворота вылетела соколица. Окна в покоях леди Абигэйл были забраны частой решёткой, как в темнице, но небольшая птица, которую гнала из замка чья-то злая воля, пометавшись, всё-таки сумела протиснуться между прутьев.
Опомнившись, Риманн кинулся прочь из спящего беспробудным сном замка, вдогонку за леди-птицей. Ночное небо глухо рычало и ворочалось, как зверь в берлоге. Темноту кое-где прорезывали молнии. Вот при свете одной из таких вспышек Риманн и различил крылатый силуэт.
Риманн и его товарищи долго плутали по лесной чаще. Молнии рвали небо, и из распоротых туч на землю хлестали тугие потоки воды. Раскат грома, и на траву с большой высоты упал маленький мокрый комочек. На несколько мгновений небо потемнело до такой степени, что невозможно было различить пальцев на вытянутой руке.
Когда Риманн и его спутники вновь обрели способность видеть в неясном свете зарниц, на щедро политой дождём траве лежала обнажённая девушка, и её белая кожа и золотистые волосы почти светились во мраке. Риманн услышал глухие рыдания, хрупкие плечи Абигэйл сотрясались от плача.
- Почему я не разбилась! - сетовала бедняжка. - На что мне такая жизнь?
Риманн повесил на ветку свой плащ, и вместе со спутниками они вернулись в ещё находящийся под действием колдовства замок.
На следующую ночь Риманн не стал ждать, когда сон сморит его товарищей и Абигэйл обернётся птицей. Он вызывал в сознании образ несчастной девушки, и колдовство разбивалось об него, как волны о прибрежные скалы. Распахнув дверь, он ворвался в покои Абигэйл и едва успел поймать соколицу. Птица рвалась из его рук, клекоча и тщетно хлопая крыльями. Риманн быстро успел пожалеть о том, что не догадался надеть плотных перчаток - в первые же минуты его кисти оказались сплошь оцарапаны и исклёваны. Но ему не в новинку было усмирять хищных птиц, и боялся он только повредить хрупкие крылья.
Ослабев, соколица затихла, но лорд не терял бдительности и по-прежнему крепко держал её, думая о том, что, если хоть немного даст ей воли, заколдованная леди разобьётся о голые стены или напорется грудью о края решётки. До рассвета было ещё далеко...
Следующим утром замок непривычно рано и легко пробудился от сна. Слуги взволнованно перешёптывались по углам, дверь в покои леди Абигэйл впервые оказалась незапертой. Старый лорд со смесью страха и надежды заглянул в дочерину светлицу, да так и застыл на пороге.
- А ведь Белтейн не за горами, лорд Кевин! - весело поприветствовал старика Риманн.
Абигэйл со счастливой улыбкой взглянула на отца и вновь спрятала заплаканное лицо на груди у будущего мужа. В камине быстро догорали соколиные перья.
*Алви - женское ирландское имя. От латинского albus - "белый"