Аннотация: На смотровую площадку пришлось подниматься пешком, по узкой лестнице, которую исторические хозяева расположили прямо в толще стены...
К вопросу о предательстве. Часть 4-я: Прорыв.
На смотровую площадку пришлось подниматься пешком, по узкой лестнице, которую исторические хозяева расположили прямо в толще стены. Шириной в полтора человека (так, чтобы два вооруженных стражника только-только могли разойтись боком), она тянула свои истоптанные каменные ступени на самый верх башни - туда, где на двадцатиметровой высоте коченел на ветру когда-то дозорный, высматривая, не идут ли откуда враги, не собираются ли злые соседи опять шуметь под стенами, взбаламучивая своими телами воду в замковом рву? В силу того, что первыми хозяевами замка были рыцари-разбойники (то бишь те, кто грабил проезжающих на большой дороге, не обращая внимания на королевские указы и мнение соседей), возможности поболтать через бойницы, время от времени постреливая в собеседников, первые жильцы имели предостаточно. Поэтому и замок был построен для удобной обороны, а не шумных балов - узкие проходы, маленькие окошки, толстые стены, внутренний колодец и нужник, выходящий прямо в крепостной ров. Только камины были огромными - когда отец привез замок, и "домовые" закончили сборку, восстанавливая все мелочи, вплоть до пулевых выбоин и граффити неизвестных авторов, закоптелые пасти древних рыцарских кострищ долго пугали маленького Алекса своей жуткой, какой-то вневременной инфернальностью. Лишь когда служба развела огонь, чтобы проверить тягу после такого основательного резета конструкции, и по комнатам начало разливаться живое тепло огня, каминные ниши потеряли свою пугающую глубину, как будто прервался тот канал, что связывал каменную кладку замка с чудовищными временами бесправия и жестокости Первых Государств.
Позже, освоившись в новом семейном мирке, Алекс полюбил этот дом, в котором всегда можно было чем-нибудь заняться - то прятаться в подземелье от Ичи, то носиться по переходам, то скакать по крепостным зубцам, отбивая очередное вторжение гуситов Яна Жижки, турок Сулеймана Великолепного или панцирной конницы Тоетоми Хидееси. Совсем интересно стало, когда отец заинсталировал в домашней системе "холо-вижн", и замок заселили виртуальные жильцы. Пользуясь открывшимися возможностями, Алекс прогонял школьные темы через главный коммуникатор, а потом наслаждался возможностями, которых не было у других детей боярских. После успешной сдачи "Анатомии власти", например, он устроил маленький хеппенинг, на котором собрал всех героев программы - Макиавели с Калигулой вначале подрались (никак не могли сойтись мнениями насчет шеи народа, которую следовало бы отрубить), а потом загнали Платона обратно в пещеру, чтобы дальше наблюдал движение Идей и не высовывался, и распяли на кресте Кампанеллу, под вопли онанирующего Диогена: "Эх, если бы голод можно было удовлетворить так же легко, как похоть - только потирая живот!".
За шаловливую программу, которая позволила обойти внутренние блокировки вирт-героев и свела их вместе, Алекс получил двадцать трудодней премии и направление на курсы цибер-психологов - оказывается, он сделал то, над чем уже давно бились программисты отцовского Отдела: наделил виртуалов псевдо-свободой, не нарушая при этом базовых ограничений вирт-программинга (а он-то думал, что это авторы программы напартачили!). Для восходящего светила в школе тут же разработали личный график занятий, журналист из "Молодой смены" сделал с ним репортаж, а на стене Алексовой кельи появилось свежее холо из газеты: он душит Макиавели, сбоку подкрадывается Калигула с мечом в руках, а сзади пьяный, как всегда, Диоген подкатывает свою бочку к кресту, чтобы снять с него обиженного вусмерть Кампанеллу. Слава, оказывается, приятная штука...
В бойницах убрали пневмо-завесы, и ветер гулял по лестнице совершенно беспрепятственно. Ежась после незаконченного купания, Сэм поднимался по ступенькам, то и дело задевая плечом за неровности стены - когда он, наконец, остановился на верхней площадке, весь правый бок оказался покрыт белыми полосами старой побелки. Скосив глаза, Сэм покачал головой, вздохнул, и шагнул в курительную, пригнувшись пониже, чтобы не стукнуться головой о низкий средневековый косяк.
От дурманящего запаха немедленно запершило в горле. Последний раз Алекс окуривался перед той последней командировкой, и все осталось без изменений - закопченная курильница времен Последних Государств на металлической треноге, брикеты древесного угля в нише у камина, самшитовая шкатулка с зельем, упавшая на шкуру тигрокрыса...
Опустившись на корточки, Сэм раздвинул пальцами короткий жесткий мех, и почти сразу нашел аккуратно выжженую дырочку над правым глазом твари - след его выстрела. Улыбнувшись, он взял в руки шкатулку, и поднялся.
Пальцы пробежали по рельефному узору, нажали тайные выступы, освободившаяся пружина, негромко щелкнув, откинула крышку, - обильно пересыпанные молотым ладаном, зеленоватые шарики тайного зелья практически не потемнели за три года. Травяная горечь, смешанная со сладостью ладана, накатила тяжелой волной воспоминаний, затрепетали ноздри, и чуть липнущий от смолы шарик привычно улегся в ладони. Сэм сглотнул неожиданно густую слюну, вздохнул, а потом растер комочек между пальцами, просыпая на пол драгоценную пыль. Нет Алекса - нет и Мистерий...
Что-то ухнуло неподалеку, и Сэм вернулся к действительности. Отбросив ненужную больше шкатулку - бесценное зелье, за горсть которого любой двухбуквенный отдал бы душу, рассыпалось под ногами, как обычный мусор, - он осторожно подошел к окну. Луна все еще висела над горизонтом, так что в ее холодном свете была прекрасно видна суматоха над далеким обрывом, там, где они упали в море. Ржавый остов танкера светился, как новогодняя елка, из-под воды то и дело прорывались зеленоватые лучи поисковых "жаб", и было ясно, что забава только начинается - "эсбэки" из корпорации явно не собирались прекращать розыски.
Это было скверно - по следу можно выйти к замку, а после общения с мертвыми коллегами Сэм не торопился бросаться в объятия родной безопасности. Он нахмурился, глядя на далекую суету, но тут что-то засветилось в толще воды, над поверхностью вспучился огромный горб, и туша ската-мутанта взвилась в воздух, словно выброшенная чудовищным пинком - чего-то тревожные группы напартачили там на дне. Вслед за первым монстром начали выпрыгивать другие члены косяка, те, что поменьше, и грохот их падений донесся даже сюда, хотя расстояние да плексохоловые окна ослабили звук. Сэм радостно улыбнулся, вздохнул с облегчением - после взбесившихся тварей на дне искать нечего, - но тут за спиной послышался странный звук, и он обернулся: красные от натуги сервы тащили сквозь дверной проем кокон-матку Одноногого. Кокон колыхался, поблескивая в свете люменов нитями белковой пряжи, утыкался в стены, вздувался пузырями, но настойчивость слуг восторжествовала, и совместными усилиями будущий Одноногий оказался положен на пол курительной.
Присев, Сэм потрогал оболочку - судя по температуре и частой пульсации внешних слоев, вылупиться Одноногий должен был вот-вот. Еще раз бросив взгляд на Луну и далекую катавасию на берегу, Сэм решил, что времени вполне хватит на то, чтобы заглянуть в Сеть, пока тело новорожденного обрастает мясом из питательного бульона.
Втычка оказалась над ложем - удобный и вполне надежный "матрикс-контакт" из полевого набора, с широкой полосой частот, однофазным переходом и даже предохранительным блок-фильтром из тех, что народ когда-то звал "вихри враждебные веют над нами". Сэм растянулся на вечно свежей постели, втянул полной грудью забытый аромат накрахмаленного льна, замычал от наслаждения, прилепил присоску контакта за правым ухом, и закрыл глаза.
Сначала под кожей кольнуло мягко, едва ощутимо, потом начало чесаться, словно какая-то заблудшая комариха решила насосаться белка во имя будущих комариных поколений. Сэм подавил желание почесаться, зная, что это ничего не даст - простоявшая три года система проверяла, согласно стандартной процедуры, нейроно-аксонные связи перед выходом в Сеть.
Зуд усилился, приблизившись к той границе, за которой начинается боль, начал расползаться по голове, а потом, как всегда неожиданно, что-то громко щелкнуло в мозгу, и раскаленная сетка так стянула голову, что Сэм открыл глаза.
На пологом склоне меню гулял несильный ветер, пригибая фиолетовую траву информационного шума, а рядом колебались по плоской синусоиде три потока - толстый, красный и ограниченного доступа. Сконцентрировавшись на главном столбе, Сэм приблизил его к себе, и когда пульсирующая поверхность загудела над самым лицом, сунул голову внутрь.
- ...вою мать!!! Жлобиться с тем пархатым чалдоном!!! Честные курехи хандырятся с трущами а ты, единица уругвайская, что - подзагорбилась до чкавки?!!
Конец длиннющей девичьей косы хлестнул Сэма по лицу, а ослепительной красоты хозяйка пережитка старины пролетела мимо, отброшенная узловатыми руками здоровенного мужика в поношенной косоворотке. Тот яростно отшвырнул кремневый серп (дело происходило на покосе - ржаные снопы ровными рядками уходили за далекий горизонт) и полез за пазуху, приближаясь неукротимо, как народный гнев.
Он вытащил, наконец, из-за пазухи берестяной свиток, на котором еще виднелись следы сургучной печати, и торжествующе развернул перед глазами мокрой от слез девушки - на гладкой бересте кто-то умелый нацарапал портрет молодого парня с явно выраженными чалдонскими чертами, обозначив даже характерные для "северных врагов" лицевые шрамы, которые им наносились во время обряда инициации.
- Но я люблю его!!! - с надрывом произнесла девушка, пытаясь подняться с колен. - Без Ромы мокрый вассер, а не индейка! Замкну буркалы, грею хавку или даже на жите парюсь - одна плешь! Отче, хелп ми!!!
Сэм вспомнил, наконец, эту бесконечную "глисту" про Ромку и Джульку (сам когда-то утверждал генеральный сценарий бодяги для трехбуквенных), и вернулся в меню.
В общий нурт он решил больше не соваться, а присмотрелся к информационным блокам, которые то и дело прокатывались мимо. Нужный цвет появился быстро - синий куб новостей медленно удалялся по косогору в виртуальный туман. Взяв его в руки, Сэм убедился, что это вариант для "боярского" пользования, и натянул на голову.
Что-то свистнуло на ухом, послышалось характерное тактаканье водных слайдеров, и из-за обломков когда-то высокой арки вылетели машины "гезов", подпрыгивая на форсаже. Первая тройка пронеслась мимо, погнав за собой волну на затопленной улице, а вторая тормознула напротив, у большой многоэтажки, откуда сразу же начали стрелять уцелевшие жильцы.
- Войска НойеРайха, при поддержке "бессмертных" Оранжевой республики, заняли предместья Стамбула-на-Одере, - шепнул в ухо комментатор. - Бои ведутся с переменным успехом, захвачено полторы тысячи доноров первой категории...
В слайдер, украшенный большим пиковым тузом, попала выпущенная сверху граната, и он бабахнул так, словно его нагрузили взрывчаткой по самые иллюминаторы. Взрывная волна качнула Сэма, но перекошенный объектив оператора успел поймать, как из развороченного нутра машины полезли горящие "гезы". Вопя что-то неразборчивое, они кинулись на стену, и дикими скачками чуть ли не побежали по ней вверх. Кто-то не добежал до окон, умерев по дороге, кого-то сбили защитники, но большая часть зондер-команды успела добраться до нижних бойниц. Стрельба немедленно перенеслась внутрь, из окон полетели тела, и оставшиеся машины подошли ближе, собирая улов. Открылись десантные колпаки, экипажи баграми начали стягивать к себе бултыхающихся в воде доноров, вопли превратились в животный рев. Сэм успел увидеть, как один из "гезов", смеясь во все горло, оторвал руку какой-то женщине, но в ухе тут же щелкнуло, и в тумане, затянувшем глаза, побежали крупные буквы "Цензура".
...В дельте Конго продолжаются стычки между "симба" и людьми-крокодилами... (поляна в джунглях, разваленные хижины, на костре догорает человеческая нога - незаконченый ужин "крокодилов")
...Оказия! Снижка цен на натуральные органы! Замени себе сердце, пока не поздно!
..."Коперникус" продлил эмбарго на доставку кислорода рудникам в Море Спокойствия... (перепаханная воронками посадочная площадка, несколько газовых фонтанчиков из трещин в развороченном куполе диспетчерской, и остатки штурмового скафандра, лежащие на гигантском рисунке, намалеванном шахтерами прямо на шлюзовой плите - сжатый кулак с выставленным средним пальцем)
...Клон-станции Первого сектора перевыполнили план по биомассе. Корпорация приняла решение увеличить ежедневное довольствие низшего персонала на пятьдесят граммов белка, семьдесят пять жиров и двенадцать - углеводов.
...В связи с переходом на зимнее время, рабочая смена в третьем, четвертом и шестом отделах начинается с шести часов ноль ноль минут внутреннего времени.
...Археологическая экспедиция корпорации "Бояр" открыла в Диких Землях следы еще одного крупного города времен Последних Государств. Находки можно увидеть по третьему каналу, код доступа - "тефлон". Для обладателей допуска третьей степени, вход через главный поток, ветка сине-зеленая, "геном".
Тупая, забытая, казалось бы, уже давным-давно боль разлилась в затылке раньше, чем мозг успел осознать, что произошло. До сих пор каждая экспедиция в Дикие Земли комплектовалась по стандарту "конфликты малой интенсивности", с возможным уровнем потерь до 15 процентов младшего состава, - Сэм лично отработал шесть экспедиций, и знал, что такое "свободный поиск". Но от сочетания двух, невинных по отдельности, слов - "археология" и "геном", - спину немедленно стягивала жуть, потому что значило это "грязные" земли, генетические мутации и неизвестное оружие проклятых Предков. Четвертая экспедиция Алекса - печальной памяти "Арал", после которого он месяц плавал в регенерационном кубе в ожидании нового тела, - тоже получила этот криптоним. Только произошло это уже после того, как вся территория "псоглавцев", все двести пятьдесят квадратных километров солончаков, барханов, морских пляжей и старых развалин была четыре раза подряд обработана "малайским дождиком" и объявлена зоной Абсолютного Карантина. А ведь там была только одна лаборатория Предков - только один из легендарных "ящиков", которыми пугают сопливых птенцов в родительских гнездах...
Сэм вгляделся в поток, выделил сине-зеленую ветку, и осторожно погладил чешуйки авторизованного доступа. Те немедленно взъерошились от анонимного прикосновения, вокруг заблестели раскиданные по всему меню тревожные команды секьюр-программы.
Отодвинувшись подальше от встопорщенного потока, который продолжал испускать аларм-колебания, Сэм встревожено осмотрелся - блеск "секьюров" начал стягиваться к центру возмущения, хотя и медленнее, чем при нормальной системной тревоге. За три года чувствительность программы увеличилась необычайно...
Чтобы не искушать судьбу, - плотного контакта с потоком не произошло, а, значит, программа не успела его пометить, а тем более захватить, - Сэм еще раз глянул вокруг, вздохнул и отключился.
Сделал он это в самый раз: вылупившийся Одноногий, голый, как зачищенный провод, стоял на дрожащих ногах посредине комнаты, и озирался по сторонам.
- Кхм, - Сэм заскрипел ложем, принимая вертикальное положение.
Одноногий обернулся, щурясь выпученными после "кокона" глазами, а потом блеснул на всю курительную белоснежной чистотой новенькой керамики, ощерив пасть от уха до уха.
- Привет, папаня, - хрипло сказал он, закашлялся, и сплюнул остатками питательного бульона. - Не врал ты, значит, - живой я.
- Как новое тело? - Сэм улыбнулся в ответ. - Зубы не жмут?
- Не, - Одноногий тут же полез пальцами в рот, щупать обновку. - Клашш, шамое то!
- Вот и замечательно, - поднявшись, Сэм подошел поближе. - А вообще, как ты себя чувствуешь?
Одноногий покрутил перед собой ладонями, на мгновение выдвинул подпальцевые ножи, и смущенно глянул на собеседника:
- Нормально, только очень жрать хочется - блин, аж трусится внутри.
- Это ничего, - регенерация до конца еще не закончена. Ты давай, не теряй время, ешь, пока "кокон" свежий.
Одноногий посмотрел себе под ноги:
- Вот это?
- Ага, оно самое, - ухмыльнулся Сэм. - Добрых пятнадцать кило аминокислот, жиров и углеводов. Первый завтрак "птенца", как говорится.
Нахмурившийся Одноногий присел над "коконом", оторвал кусок оболочки, и, зыркнув еще раз на Сэма, осторожно сунул его в рот. Сделав несколько жевательных движений, он замер, прислушался к своим ощущениям, а потом засветился радостной улыбкой, восторженно замычал, и начал ожесточенно рвать "кокон", запихивая в рот полные горсти питательной паутины.
- Вкусно?
- Ммм! - энергично закивал головой "вылупленец", не теряя времени на разговор. - Мм!
- Вот что, раннер, - Сэм решил больше не оттягивать неизбежное. - Ты давай, чавкай дальше, а я еще раз схожу в Сеть. Только с другого конца, пока они не сообразили. Жену мне надо поискать...
- Нет ее здесь. В дайвинг ушла, оказывается, - хмуро пояснил Сэм. - Я попробую ее поискать, пока ты дозреваешь. Тебе все равно после еды надо с часик полежать, пока тело крепнет.
- Ымм? - усомнился Одноногий.
Сэм криво ухмыльнулся:
- Шанс остается всегда. Когда-то, еще совсем молодыми, зарезервировали мы отдельный кластер, которого официально не существует. Доступ имеем только мы, и я попробую туда заглянуть. Только придется опять Алекса вспомнить...
Он склонился над распахнувшейся шкатулкой, поводил придирчиво носом, взял на ладонь несколько шариков тайного зелья. Потом подошел к курильнице, положил их на самый край, там, где забытым давным-давно алфавитом было выдавлено таинственное "Плевательница", а сам отправился к дровам - над зевом камина, на полированной вручную доске, лежал коричневый коробок с последним элементом обряда.
Взяв коробок в руки, Сэм повернулся к увлеченно жующему напарнику:
- Слышь, Одноногий, ты когда-нибудь спички видел?
- Ммм... Чего??? - оторвался от еды Одноногий. - Настоящие, что ли?
Подгоняемый любопытством, новорожденный встал, оторвал здоровенный кусок кокона, и потопал к камину. Взяв спичку в руки, он начал удивленно крутить ее перед глазами, не забывая при этом откусывать от куска оболочки в другой руке.
- Хм... забавно... значит, вот так вот выглядят те самые "спички"?
- Угу. - Сэм отобрал раритет, и повернулся к курильнице, на которой все эти годы спокойно пролежала таблетка сухого спирта. - А это называется "сухой спирт", который делался...
- Знаю, - перебил его Одноногий. - Мы с "чертями" на склад когда-то наткнулись, у челоедов, а там его было видимо-невидимо. До самой весны хавку на нем грели...
- И слейвов им допрашивать удобно, - добавил он, прожевав очередной кусок. - У них же шкура толстая, болевой порог высокий, запаришься пальцы ломать, - а так огнеупорным клеем таблетку прилепишь на нужное место, он чуток мясом горелым повоняет, покочевряжится для порядку, и готово.
- Рационализаторы, блин, - странно глянул Сэм на его безмятежную физиономию. - С той стороны нейронный пульсатор, с этой - сухой спирт. "Велика земля наша, а порядку в ней нет"...
- Чего? - Одноногий нахмурился. - "Рацио" кто?
- Умники, бля, говорю, мы тут все - только и знаем друг друга резать. Ладно, замнем...
Сэм провел спичкой по боковой стенке коробки, с шипением и треском черную головку на конце деревянного стержня охватило пламя, и Одноногий негромко выругался, когда втянул носом появившийся сизоватый дымок.
- Из чего эту срань делали?!
- Сера, фосфор, битое стекло... Не мешай.
Зажженная спичка приблизилась к таблетке сухого спирта, пламя полизало ее без видимого эффекта ("А может, она испорченная, слышь?" - возбужденно прошептал Одноногий), потом раздался тихий треск, и горючий материал начал пучиться, рыхлиться на глазах, пожираемый прозрачными язычками огня.
- А теперь отправляйся жрать дальше, - повернул Сэм внезапно посуровевшее лицо. - Включи биофильтры, и часа на полтора обо мне забудь.
- А фильтры-то зачем?
Сэм осторожно взял пальцами темно-зеленый комочек зелья, и показал его со всех сторон.
- Здесь собрано такое количество алкалоидов, кислот и прочих биологически активных веществ, что тебе хватит одного вдоха. Вначале помучаешься от удушья, потом станешь харкать легкими, потом кома и коллапс. Понял?
Одноногий пожал плечами, и отправился доедать остатки оболочки, а Сэм, убедившись, что из ноздрей новорожденного полезли волоски биофильтра, аккуратно положил зелье в огонь. Тонкая струйка зеленоватого дыма появилась немедленно, словно именно этого момента дожидалась все эти годы. Наклонившись над курильницей, Сэм сделал глубокий вдох, и тут же почувствовал, как гортань стягивает первый спазм, вслед за которым по горлу скатывается ледышка онемения. После второго вдоха немного закружилась голова, мир плавно раздвоился, и только шарик зелья остался один - на двух плавно раскачивающихся в такт шуму в ушах курильницах. После третьего вдоха курильницы раздвинулись еще дальше, так, что неподвижный комочек "три" словно завис в воздухе, подвешенный на двух расходящихся друг от друга тонких ниточках ядовитого дыма. Вид был настолько глупый, что Сэм фыркнул, едва сдерживая смех, но тут же пришел в себя, и восстановил дыхание - слишком много адептов умирало именно так: хохоча во все горло, и захлебываясь кровью из рвущихся в клочья легких.
Когда отравленная кровь начала пульсировать в висках, наступило время второго этапа. Заняв позицию Трех Вседержителей, - без Слуги и Жертвы о "Раздирающем свод" можно было даже не думать, - Сэм развел руки в жест крайнего отрицания, и, сконцентрировавшись на Дольнем Единении, потянул энергию вверх, в унисон с пульсацией киноварного облака в малом тазу.
- Истинно - без всякой лжи, достоверно и в высшей степени истинно, - начал он, и вздрогнули оба полюса разделившегося на противоположности мира.
- То, что находится внизу, соответствует тому, что пребывает вверху, и то, что пребывает вверху, соответствует тому, что находится внизу, чтобы осуществить чудеса единой вещи.
Руки пошли навстречу друг другу, а за ними потянулось полупрозрачное марево конденсирующейся Силы.
- И так все вещи произошли от Одного посредством Единого: так все вещи произошли от этой одной сущности через приспособление.
Пальцы разошлись по Белой Радуге, потянули каждый свой цвет, увязывая их в сложную плетенку Входа - контрольный комманд-пакет, логин, акустический резонанс-контур
- Отец ее есть Солнце, мать ее есть Луна. Ветер ее в своем чреве носил. Кормилица ее есть Земля.
Руки закончили вязать в пантакль жесты и слова, мир опять приобрел трехмерность, и только столбиков зеленоватого дыма оставалось два - они поднимались над почерневшим комочком сгоревшей травы, раскачиваясь в такт пульсирующей в висках крови.
Стянув пульсацию к переносице, Сэм вытянул правую руку, скрестил пальцы в стандартный "бордовский" ключ, и, почувствовав знакомое покалывание контакта с Сетью, нырнул прямо в открывающееся окно перехода.
Вывалившись во внутреннее пространство прямо у блестящей пленки Льда, Алекс тут же завернулся в цепочку бессмысленных цифр и знаков - обрывок программы, случайно оторвавшийся от своего пакета. Это было опасно - за внутренним пространством следили, и разного рода "мусор" немедленно удалялся, но придумать лучший способ маскировки не было времени.
Поежившись от замораживающей разум близости Льда, Алекс заставил себя развернуться к нему спиной, прямо к висящему над головой Ядру. На сей раз оно увиделось, как великая черепаха Ао, удерживающая на своем панцире три священных горы: Инчжоу, Пэнлай и Фанчжан. Корневой сервер - Инчжоу, - прятался за облаками энергоблокировок, зато оба других блестели в мертвенном свете Ледяного "неба" снежными шапками абсолютного доступа.
Ему надо было в корневой, поэтому, найдя ближайший информационный поток, он воткнулся где-то между рапортом об энергоносителях Юго-Западного региона и прогнозом смертности сервов на следующий квартал, и понесся навстречу неизвестности.
Приближение к контрольному узлу Алекс почувствовал, как покалывание в подушечках мизинцев - такое же, как при выполнении format: в DOSовском пантакле. Пальцы автоматически собрались в мудру Проникания, но вместо "спейс-борды" ухватились за пустоту. Тем временем боль неожиданно усилилась до такой степени, что Алекс решил рискнуть - осторожно, ступая с команды на команду, бит за битом перемещая свое информационное тело, он поднялся над потоком, и замер, пораженный - впереди, освещая пустоту режущей простотой базовых команд, сияла "Аглая" - чертово блок-сито, уже много лет никем не превзойденная по эффективности сторожевая команда.
Несколько бесконечно долгих мгновений он таращился на приближающуюся смерть, а потом, придя в себя, начал лихорадочно рвать информационное тело, впихивая разорванные блоки по ближайшим файлам. Уже чувствуя приближающуюся пульсацию, он завязал остатки сознания в самораспаковывающийся файл, и перестал существовать на несколько бесконечных миллисекунд, пока "Аглая" процеживала информационные пакеты внутренним стохастическим ключом.
Потом сработала команда, файл развернулся, потянулись логические цепочки, и осознавший себя Алекс опять выглянул из укрытия - "сито" осталось позади. Еще раз проверив, уже для собственного спокойствия, целостность внутренних связок, он поднялся над потоком, по дороге очередной раз трансформируя виртуальное тело по своей собственной методе - ослабляя связи между знаками до такой степени, что оно превращается в теоретически допустимый вариант структурированной пустоты.
Сразу после барьера визуальная картина обрела четкость, мутный туман корневого сервера прорезался колючками новых вершин, зачернели провалы вытертых секторов, поблескивая где-то на самом своем дне огоньками логических замыканий.
Повиснув над рукотворным хаосом, Алекс оценил масштаб изменений, прошедших всего за три последних года. Сделано оказалось много - следов последней по времени катастрофы, когда чалдонский "Абарга Могой" едва не уничтожил Ядро и под угрозой оказалось существование самой Корпорации, почти не осталось, только зиял мраком провал у самого края панциря, там, где червяк проник в систему.
К счастью, тот участок Инчжоу, где молодой Алекс когда-то отщипнул малюсенький кусочек своего личного пространства, остался цел, хотя и располагался в опасной близости от зоны разрушений. Тщательно обследовав окрестности на предмет странных изменений, Алекс ничего подозрительного не нашел, поэтому под лазоревые облака своего мирка он проник во всем блеске драконьего великолепия - чешуя отбрасывает радужные блики, когти высекают искры из гранитной кладки, хвост вьется на ветру боевым прапором.
Ноздри тут же затрепетали от аромата Небесных персиков, а уши уловили знакомую мелодию - три посланницы матушки - владычицы, служанки Владычицы Запада Си-ван-му, устроившись в Павильоне Нефритового пестика над озером Восьми триграмм, играли что-то романтическое - Ван Цзы-дэн на лютне пиба, Дун Шуан-чэн на губном органчике-шэне, а Ши Гун-цзы вторила им на металлическом гонге.
Увидев приближающегося дракона, прекрасные небожительницы поднялись с расшитых подушечек, и склонились в приветственном поклоне:
- Господин Ао Бин вернулся! Владыка Цветного Балдахина Хуагай, как давно Вас не было! В добром ли здравии Ваш отец, царь драконов Восточного моря Ао Гуан?
Ответив поклоном на поклон, Алекс почувствовал, как отпускает внутреннее напряжение - до самого конца он боялся, что прорыв закончится катастрофой, - улыбнулся во весь свой зубастый рот, а потом негромко произнес:
- Облака на хребте Циньлин преградили путь,
Где же дом и семья?
- Снег замел проход Ланьгуань,
Конь не идет вперед. - Закончила так же негромко прекрасная Ши Гун-цзы. - Владычица очень тосковала, господин. Бийняо становится все больше...
Алекс повел головой, оглядываясь - действительно, с его последнего здесь появления, число "птиц, соединивших крылья" увеличилось необычайно.
Когда-то, много-много лет назад прочитав в какой-то древней бумажной книге о красно-зеленых уточках с одним глазом, крылом и ногой, которые могли летать, только прижавшись другу к другу, он рассказал о них жене, и та, восхитившись столь ярким символом супружества, настояла, чтобы эти мифические создания обязательно появились в их мире. И они появились - число этих странных созданий колебалось в зависимости от их, Алекса и Инги, настроений. Иногда их было только несколько, иногда - десятки, но теперь... Берега Озера Восьми Превращений, то бишь пруда у подножия водопада, выглядели, как шевелящийся красно-зеленый ковёр.
- Госпожа в печали, и их число увеличивается, - ответила на молчаливый вопрос Ши Гун-цзы. - Даже благородный Ван Лин-Гуан не утешил госпожу.
- Что?? Чудесный чиновник Ван здесь? И как давно мы его гостим?
- Небесный полководец управы огня Ван Шу пребывает здесь совсем недолго - еще не прошел полный месяц. Нас только удивило, что он прибыл сам, без надлежащей свиты.
- А вот мы сейчас посмотрим, что этот трехглазый циклоп делает с чужой женой! - рявкнул Алекс, и метнулся к вратам, как бешеная молния.
Скрежеща когтями по нефритовым плиткам, он ворвался в зал, сшибая по дороге вазы, ширмы и прочую экзотику. Створки резных дверей разлетелись от мощного пинка драконьей лапы, а перед разъяренным Алексом предстала жена, сидящая на своем троне, с левой стороны от которого и ступенькой выше пустовал хозяйский.
Убранная в парадное шелковое платье из паутины Небесных ткачих, Инга холодно наблюдала за тем, как ворвавшийся в зал дракон с размаху хлопается на зад, и проезжает несколько метров с отвисшей изумленно челюстью.
- Ты??? - Алекс попытался протереть глаза, но чуть не порвал ноздрю когтистой лапой. - Ты... жива??? А мне говорили...
- Да, жива, - ответила Инга, спокойно глядя перед собой. - Как видишь. А где был ты все это время?
- Подожди, - обалдевший Алекс попытался нахмурить брови, но чешуйчатый лоб не захотел собираться в складки. - Как это - где? Я что, по собственной воле три года в Карантине парился? Думаешь, мне приятно было крыс жрать с тамошними обезьянами? Да я...
- Мне не интересны твои оправдания. Здесь мой мир, - Инга царственным жестом выбросила в его сторону правую руку, - и ты будешь нака...
Хлесткий удар хвостом бахнул в пустом зале, как выстрел - алмазной твердости чешуя на хвосте, встопорщенная в приступе боевой ярости, рассекла приподнявшуюся на троне Ингу, как нож - масло. Верхняя половина тела дрогнула, речь прервалась на полуслове, а потом, качнув высокой прической, квази-жена начала сползать вниз по ослепительной полоске разреза. Алекс еще успел заметить, что на вытянутой руке нет браслета - деталь, которая заставила тело среагировать быстрее, чем это осознал мозг, а по ушам ударил скрежет помех, и все потонуло в ослепительной вспышке открывающегося аларм-контакта.
Сузив зрачки до узеньких щелок, он затемнил роговые пластины глаз, но скорее почувствовал шкурой, чем увидел, как распахивается пространство гигантским порталом, как пышет из него влажным смрадом гниющего мяса и жаром, что стягивает спину ужасом бесконечной смерти.
Алекс развернулся, сшибая что-то, невидимое в ослепительной мгле, метнулся назад, к выходу, но пространство сокращалось, стягивалось в провал за спиной, корчилось, как шагреневая кожа, а вонючий жар накатывал душной пеленой, в которой уже слышны были далекие, глухие, как сквозь подушку, вопли, слишком хорошо знакомые по старой боярской жизни.
Потом, наконец, сработала адаптация, мутные силуэты обрели очертания, и Алекс увидел то, о чем догадывался, но во что боялся поверить - бийняо, символ супружеской любви, красно-зеленые уточки-неразлучницы, сбросившие маскировочные личины, и ставшие тем, чем были с самого начала - охранными модулями "анчутка", пушечным мясом Системной безопасности.
Их было много, они потоком перли сквозь стремительно уменьшающиеся окна, сквозь входные врата, пищали что-то свое, первобытно-ассемблеровское, размахивали псевдоподиями, блестели защитной кожурой, но за ними все еще светился проем выхода, а за ним - свобода, и Сэм ринулся прямо на них, в самую гущу, чтобы только дальше от накатывающего жара за спиной, от тех жутких воплей и гула приближающихся шагов.
Ему почти удалось - бросившись вперед, как ледокол, он бил головой, хвостом, рвал когтями, грыз, и нежить разлеталась осколками, разбрызгивалась по стенам соплями зеленоватого сока, и выход был уже близко, уже на расстоянии вытянутой руки, но тут снаружи хлынула новая волна пищащих, воняющих горелой изоляцией тварей, ноги потеряли опору, на веках повисли десятки вцепившихся мертвой хваткой модулей, застилая глаза непроницаемой чернотой, и тело свело судорогой акустического удара, когда в боковую линию врезалась волна чудовищного рыка:
- Куда?!!
Словно от пинка, он перекатился через голову, давя и разбрасывая анчуток, но тело скрежетнуло когтями по чему-то твердому, извернулось, все еще стремясь вырваться из ловушки, и тогда влажно шмякнуло что-то сзади, заверещали разбегающиеся модули, и чудовищная, ни с чем не сравнимая боль пронзила тело настолько глубоко, что заныли даже не кости, а костный мозг - каждая его клеточка вздрогнула в муке.
А потом его слепого, оглушенного, дергающегося в конвульсиях нейро-синаптической атаки нечеловеческая длань ухватила за хвост, и потащила по полу, как паршивого котенка, прямо в жар, смрад, вой давно потерявших разум человеческих душ.
- Хороша шкурка! - снова пророкотал голос, от которого живот стягивало в рвотных судорогах: хвост Сэма рвануло так, что затрещал позвоночник, а потом он повис вниз головой, глядя сквозь слизистую пелену раздавленных анчуток на приближающееся зарево портала, из которого высовывается чудовищная рука.
Тело опять среагировало быстрее, чем мозг - зубы дракона, его ослепительно белые клыки, вонзились прямо в ладонь, в ямку между пальцами, где кожа утончается, а связи между комманд-блоками программы ослабевают. Голос взревел, кисть дернулась, и Сэм грянулся со всего размаху о стену в дальнем конце зала. Заблокировав болевые сигналы, он вскочил на три лапы (четвертая вывернулась, сломавшись при ударе), увидел, как стена напротив пошла трещинами от чудовищного рыка, а потом кинулся туда, где на захламленном полу чернела капля крови, слетевшая с прокушенной ладони.
- Где?!! - рык обрушился на плечи бетонной плитой, так, что колени прогнулись, задрожав от нечеловеческого напряжения, но когти, вбившиеся в каменный пол, выдержали, оставив только борозды тут же уносящейся в портал каменной крошки.
Гигантская длань хлопнула по тому месту, где только что был Сэм, пол вспучился, пошел волнами от удара, капля разбрызгалась, разлетевшись на осколки, слишком маленькие для перехода, но тут упала следующая из прокушенной ладони - близко, практически рядом, и Сэм, холодея от ужаса, прыгнул в нее, прямо в гасящую цвета и звуки Глубину...
Когда горизонт событий сомкнулся над его головой, человек еще успел заметить, как сквозь блестящую пленку пытается пробиться что-то огромное, разбухшее, но пройдя сквозь зеркальную рябь, тут же начинает дымиться, как кусок сухой углекислоты в солнечный день, и растворяться на глазах. Потом блеск границы отдалился, исчез в сером тумане, и осталась только тишина.
Человек повел головой вокруг, пытаясь определиться в серой мгле, открыл рот, чтобы сказать что-то, но не услышал собственного голоса. Тогда он поднял к глазам пальцы, шевельнул ними, и равнодушно отвел взгляд, забывая о том, что намеревался сделать мгновение назад.
Заполнившая все вокруг тишина - без расстояния, без направления, без времени, - так плотно закупорила уши, что пропал даже звук ударов собственного сердца. Просачиваясь внутрь, она заполняла собой жилы и артерии, растворяла в себе память, эмоции и мысли.
Обрывок какого-то воспоминания, мелькнувший в голове, заставил человека дернуться, словно что-то припоминая, он шевельнул рукой, пытаясь сделать какой-то жест, но растворяющаяся в тишине рука не послушалась приказа, а человек забыл об этом еще раньше, чем осознал, что рука становится прозрачной, растворяясь в окружающем сером безмолвии.
Время от времени то снизу, то сбоку, то где-то над головой бесплотный туман начинал сгущаться, формируя неясные, размытые силуэты - тени воспоминаний, превратившихся в информационный шум, обрывки обрывков команд, клочья чьих-то сущностей, распавшихся в сером Ничто.
Спокойное лицо человека, бесстрастно глядящее в никуда, начало понемногу разглаживаться, словно чья-то невидимая рука не торопясь стирала морщины, вместе с ними удаляя саму личность. Выражение равнодушного спокойствия не изменилось даже когда человека качнуло на невидимой волне - он только повел головой, поддаваясь толчку. Потом окружающее пространство еще раз вздрогнуло, на этот раз сильнее, и на выглаженном лбу человека появилась морщинка, как будто он хотел нахмурить брови, но забыл, как это делается.
Толчок повторился снова, потом еще раз, окружающий туман, поддаваясь неожиданному ритму, заклубился, формируя что-то огромное, пугающе угловатое, человек зашевелился, осознав вдруг, что внутри появилось странное неудобство, дернулся всем телом, махнул руками и ногами, а темное что-то приблизилось, заполняя собой пространство вокруг, проявилось режущими глаз краями плоскостей, растопырило закрылки, вспыхнуло позиционными огнями, и Алекс вдруг осознал, что это его родной грязеход, "Жабун", еще с вмятиной на борту после Салаватской операции, а из кабины высунулся по пояс Учитель, крича что-то непонятное про выключенный блокиратор. Блокиратор???
- ...вою кремниевую мать, очнись ты, наконец!!!
Голова взорвалась от боли, и если бы не шея, улетела куда-нибудь далеко-далеко, где нет Сети, где разум человека не может управлять работой эндокринных желез, и где малознакомые личности не трясут потерявших сознание бояр, и не аккккхххь... не пропускают сквозь них электрический ток!
Алекс приподнял веки, но ворвавшийся под них ослепительный свет выжег то немногое, что осталось под ними, и человек тут же захлопнул глаза, умывшись слезами.
- Слава яйцам, живой! - обрадовался Одноногий. - А я уж бояться начал... Ты меня так больше не пугай, Сэм!
Приоткрывши еще раз глаза, Сэм увидел, как мутный из-за слез силуэт напарника торопливо отодвигается, помня о той благодарности, что последовала за реанимацией у дороги. Выдавив из пересохшего горла слабое сипение, дайвер попытался сесть, но взбаламученное эндокринной бурей тело смогло только перевернуться на бок.
- Там... - прошептал Сэм. - У камина... плитка...
- Где? - забеспокоился Одноногий. - Какая плитка?
- У камина... - говорить было трудно - взбесившееся сердце колотилось у самого горла, диафрагму стянула судорога, - за каждый вздох приходилось сражаться с пошедшей вразнос вегетатикой. - Третья слева... нажми...
Сквозь нарастающий гул в ушах Сэм едва услышал, как щелкнула дверца его личного тайника. Потом пробился голос Одноногого:
- А чего здесь надо?
- Ампула... желтая... мне в сонник... сдохну...
Гул усиливался, кислород уже едва сочился сквозь спазмированное горло, липкий адреналиновый пот лез изо всех пор в тщетной попытке вышвырнуть из тела хотя бы часть того хаоса, что выбросила в кровь разгулявшаяся эндокринка, но тут шею пронзила острая боль, и вниз по жилам покатился обжигающий холод.
Горло тут же отпустило, сердце ухнуло вниз на свое положенное место за грудиной, Сэм вдохнул полной грудью, на сколько хватило экскурсии ребер, потянулся все телом, прослушивая синапс-контакты, и, успокоенный, снова открыл глаза - Одноногий замер, согнувшись в неудобной позе, все еще держа в руках пустую ампулу "цирки", запрещенного Корпорацией наркотика.
- Ну что? - на его встревоженной физиономии повисли капли тревожного пота. - Ты как теперь?
- Хорошо... - как всегда после "цирки", голосовые связки расслабились, и голос приобрел бархатистый оттенок. - Теперь выживу.
Одноногий шумно вздохнул, радостно оскалил свежевыращенные зубы, и кинулся вытирать упавшие на лицо Сэма капли пота. Тот перехватил услужливую руку после того, как в неуклюжим облегчении она едва не свернула нос.
- Хватит, хватит, - ухмыльнулся Сэм, чувствуя, как блаженная истома начинает заливать мозги теплой волной наркотического безумия. - Мне теперь надо просто спокойно полежать, хорошо?
- Как скажешь! - судя по голосу, радость переполняла Одноногого до самых корней волос, но поднимать налившиеся тяжестью веки было нестерпимо лень, так же, как слушать его торопливый рассказ, как он перепугался, увидев, что Сэма начинает корежить, а потом, блин, то синеть, то краснеть - вообще такого не видел никогда, хуже, чем после станнера, там хоть цвет человеческий, а потом белеть начал, как тот Барьер долбанный, и гадить под себя.
Сэм принюхался - действительно, пахло гадостно, а значит, дело было совсем швах, раз отпустили сфинктеры. В продуктах собственной жизнедеятельности лежать не хотелось, и "цирка" здесь помочь не могла - балдей, не балдей, а дерьмо остается. Пришлось, закряхтев от усилия, поднять свое измученное тело, чтобы довести его до санитарной кабины. Глянув на темное пятно, оставшееся там, где он только что лежал, Сэм собрался уже вызвать сервов-уборщиков, но голову мягко повело, и пока вестибулярка не отказала, недавний смертник решил заняться более насущным делом. Махнув кинувшемуся было на помощь Одноногому, Сэм собрал в кулак расплывающийся рассудок, и потопал к столбу, возле которого белел квадрат санитарного "кокона".
Войдя на контактную пластину, он зажмурил глаза, чтобы их не ослепила вспышка активизации, облегченно навалился на выросшую из пола голубовато-зеленую стенку, и пробормотал: "Полная программа".
- Дермальная с полной регенерацией, плюс газовая смесь "Альпы". И помощника мне!
- Пожалуйста, задержите дыхание на три удара сердца, и не открывайте глаза. Начинаю цикл.
Слабого еще Сэма взяли под мышки заботливые руки, оторвали от пола, мягко мазнули по спине, а потом все контакты, начиная с затылочного, стали по очереди открываться навстречу животворному потоку очищающей энергии, регенерируя нейронные связи, восстанавливая умершие и поврежденные клетки.
Сэм открыл глаза - сквозь мутные стенки кабины силуэт Одноногого был едва виден, - услышал сипение озонового генератора, сделал глубокий вдох, и унесся на высокогорные альпийские луга, где мужики в кожаных шортах пугают местное эхо пронзительными горловыми руладами, молоко от коров стекает в долины пластиковыми трубопроводами, а детвора швыряет друг в друга кусками крепкого ноздреватого сыра.
Потом цикл закончился, стенки кабины ушли в пол, и Сэм вспомнил, что всего этого больше нет - траву сжег ультрафиолет, мужиков перебили голодные беженцы, а детвора под кислотными дождями мутировала так, что ее испугался бы сам дьявол. Остался только сыр, производимый этими мутантами, и стоивший теперь чудовищные суммы. Алекс, например, мог позволить себе кусочек этого воплощенного в реальность куска прошедших веков только раз в год, на свой день рождения. Кстати, один такой кусок лежал сейчас здесь, в сейфе...
Молодецки поведя ожившими после душа плечами, Сэм вдохнул аромат свежевымытого тела, и отправился к распахнутому Одноногим тайнику, намереваясь поразить напарника еще одной штучкой.
К сожалению, сыра на месте не оказалось, что удивило несказанно: буквально за пару дней перед той поездкой, в Совете распределяли пайки, и он, готовясь к командировке, сунул свой кусок в сейф, даже не раскрыв упаковки, - чтобы употребить его по возвращении. Еще раз оглядев полки, Сэм чертыхнулся, вспомнил о туристах, и повернулся к Одноногому - тот, забыв обо всем, замер у слуховой отдушины в стене напротив.
Переполняемый энергией, Сэм глянул, как тот ерзает, пробуя забраться поглубже в отверстие подслушки, а потом вдруг сделал то, что делать уж совсем не намеревался: мягко присев, он подкрался к увлеченному делом Одноногому, сжал в кулак правую кисть, выставил среднюю фалангу указательного пальца, завел приготовленный таким образом кулак далеко за голову, а потом отвесил хорошую, с оттягом "соплю" по левой ягодице.
Тоненько взвизгнув, Одноногий резко выпрямился в трубе, врезался затылком обо что-то невидимое внутри, а потом, в пыли и паутине, вывалился в комнату, хватаясь сразу и за голову, и за "нижнее мозговое полушарие".
Несколько первых мгновений, видя, как ржущий во все горло Сэм потихоньку сползает на ковер, он только сверкал глазами. Потом Одноногий разразился долгой тирадой, преимущественно из коротких, но емких слов, ухватил гогочущего шутника за одежду и рванул так, что клацнули зубы.
Едва не откусив язык, Сэм пришел в себя, но оторвать вцепившиеся в одежду руки не смог.
- Ты!!! - бешено выдохнул Одноногий. - Ты куда нас привел, сука?!! Угробить хочешь, гнида оконная?!!
Сэм аккуратно вытер лицо, отодвигая напарника от себя, ткнул щепотью в яремную ямку (руки, державшие одежду, тут же расцепили хват), и отодвинулся от зашедшегося в кашле Одноногого. А потом поймал взгляд - от такого смертного отчаяния по спине пробежал озноб.
- Да что случилось-то? - Встревожился он не на шутку. - Что ты там услышал?
Открыв рот, Одноногий просипел что-то невразумительное, а потом просто махнул рукой в сторону отдушины - сам, мол, послушай. Скосив глаз, Сэм убедился, что тот слишком занят внутренними ощущениями, чтобы ждать от него подвоха, типа пинка в копчик, и только после этого сунул голову в слуховое отверстие.
Систему подслухов сделал он сам, будучи еще молодым Алексом. После Макиавелли, Сунь Цзы и Истории Раннего Машиностроения, когда в голове бурлило от интриг, обманов и прочих увлекательных предательств, он решил организовать свой замок по заветам умерших от собственной хитрости мудрецов. Взял из школьных мастерских "литодома" (Янтарный корпус незадолго до этого прислал несколько отработавших свое машин - прямо с первой линии, еще в термозаплатах), написал в классном кондуите тему реферата "Архитектонические особенности жилого дома периода Ранних Цехов: реконструкция", и через пару недель имел двух зайцев в одной шляпе: высший балл в школе, и гнездо для плетения интриг дома.
Подслушивать домочадцев ему скоро надоело: что интересного могут сказать, например, сервы, у которых словарного запаса немногим больше двух тысяч слов, да и тех половина - технический жаргон? А вот подслухи остались. Вернувшись из очередной командировки - не то упырей очередных замирял, не то с Райхом за янтарный тракт торговался: дело государственное, а, значит, темное, - отец хмыкнул, глядя на гордого собой Алекса, и вмешиваться не стал. Позже, когда система внутренних акустических усилителей оказалась заброшена своим создателем, отец приспособил ее под внутреннюю коммуникационную сеть, поэтому все последующие перестройки дома ее обходили стороной.
Теперь, заглянув прямо в уходящую до самых подвалов трубу, Сэм чуть не заплакал от умиления, когда взгляд остановился на старых световодах - "жидкий кристалл", блин, последний крик давно заброшенной технологии. Он ковырнул потемневшую от времени изоляцию, убедился, что трещин усталости на оплавленном камне стен не наблюдается, и вновь глянул на Одноногого:
- И что?
Одноногий все так же сидел на шкуре, массируя горло. Увидев поднятые брови Сэма, он зло ощерился:
- Что - что? Закончили тереть, значит, вот что.
- А о чем они терли?
- Убить нас хотят, - Одноногий поднялся, глянул по сторонам, и тоскливо вздохнул, - а в руках ни хрена нету. Хоть бы пугач какой-нибудь пороховой, зарраза...
- Подожди, - Сэм начал торопливо вспоминать возможные осложнения при полевой реанимации. Слуховых галлюцинаций в списке не было, зато были обострения маниакальных состояний и реактивные психозы, особенно для переживших "оживление" впервые... - Что ты имеешь в виду? Как это - убить?
Одноногий пожал плечами:
- А я почем знаю? Ясно только, что нас зарежут, а не застрелят, например, или как это... "сдонорируют"... Трое говорили: начальник, и двое подчиненных. Те жаловались, что сами этого сделать не могут - блокировка не позволяет, а начальник успокаивал, что решит этот вопрос, когда все проснутся. Тогда нас накормят, усыпят, и зарежут. Добрые, бля!!!
Хрястнув в сердцах кулаком по полу, он еще раз обвел глазами комнату:
- Не хочу сдыхать... не хочу!.. А чье это все вообще?
- В смысле?
- Ну, кто здесь хозяин?
- Я, - Сэм невольно улыбнулся, увидев, как вылезают из орбит глаза у Одноногого.
- Без гона? - тот не поверил, сбитый с толку улыбкой. - Неее, смайлишь, - снова в форточку загнать хочешь! Ребята мне давно говорили, какой из тебя Бил Гейтс! Я такой мусор не куплю - не на того напал!
- Я не шучу - вздохнул Сэм. - Это все - мое. И дом, и участок вокруг, и служба - все.
- А оружие у тебя есть?
- Нету. Мы ведь в зеленом секторе жили, зачем оно нам? За порядком в доме следит "домовой", первомайских гридни отлавливают. Это же не красный, чтобы с разрядником под подушкой спать.
- Жаль... а я думал...
Слова Одноногого прервала яркая вспышка за окнами. Сразу вслед за ней что-то бахнуло так, что звук прорвался даже сквозь акустическую завесу. Не сговариваясь, оба метнулись к окну.
Пылал корпус выброшенной на камни посудины, десантный корабль, нашедший свой последний приют на этом берегу еще в те времена, когда Алекса не было и в родильных разнарядках - памятник забытой уже "войны за цемент". Ататюрк с Бояром толкались за мергелевые горы давно, время от времени поигрывали друг перед другом военной мышцой, но локальные стычки не давали удовлетворительного результата, и Ататюрк собрал флот возмездия - гигантскую армаду из всего, что могло держаться на воде. Акция закончилась такой резней, что до сегодняшнего дня кое-какие хроникальные эпизоды оставались зарезервированными лишь для прошедших "черный" психотест. Алекс навсегда запомнил кадры еще плоского фильма из спецхрана: оплавленная техника на береговых камнях, догорающие обломки штурмовых вертолетов, выброшенная на берег подводная лодка и трупы - сплошной ковер гниющего мяса от береговых обрывов до самого горизонта. Как много может сделать одно-единственное "прирученное" цунами...
А теперь корабль горел. Языки пламени вырывались из раскаленного до красноты железного корпуса, в небо то и дело взлетали искры, вызывая в памяти детские воспоминания - костерок в лесу, котелок с закипающей ухой, потрескивающие поленья и такие же искры, гаснущие в темноте над головами. Впечатление дежавю усиливали "светляки", роившиеся вокруг рдеющей громады, как мошкара вокруг костра. В их мертвенном галогеновом свете даже отсюда было видно, как призрачный туман горячего пара окутывает корпус там, где он соприкасается с морской водой. Время от времени корабль вздрагивал, словно кто-то пытался стянуть его с места последней стоянки.
- Чего это они? - недоуменно нахмурился Одноногий. - Суп, что ли, сварить хотят?
- Не знаю. Странно это все...
- Почему?
Сэм хмыкнул:
- Яя эту посудину еще пацаном облазил - там просто нечему гореть, только ржавчина, да птичье дерьмо. А дерьма того не хватит, чтобы такой костер распалить - гляди, он светится, будто из магния сделан.
Корабль дернулся снова, вспучилась кипящая у борта вода, лопнула неслышно, а потом малиновый от жара борт разошелся клочьями, словно прорванная небрежной рукой бумажная ширма, и из раскаленного нутра выглянуло что-то суставчатое, почти не видное за пожаром, задергалось отчаянно, и отлетело в сторону, прочертив яркую дугу над черным ночным морем.
- "Тритон"! - охнул Сэм, не веря глазам: - ты представляешь - они загнали "тритона"!
Как будто в ответ на его слова, неподалеку от доживающего последние минуты судна, над водой выпрыгнул темный, едва видный в суматошном свете "светляков" силуэт, завис на мгновение - мазнувшие по нему галогеновые лучи успели выхватить странно плоское тело, - и снова исчез под водой. Сквозь акустическую завесу донеслось эхо очередного удара.
- Это что? - судорожно сглотнул Одноногий. Он начал поворачиваться к Сэму, но глаза не могли оторваться от творящегося на море хаоса. - А?
- Это последствия нашего с тобой прыжка в воду, - почти спокойно ответил тот. - Тревожная группа полезла за нами в море, нарвалась на скатов, вызвала на помощь "тритоны", и монстры одного из них выгнали на берег. Точнее, вон туда, к кораблю.
- А почему тогда корабль горит? Ты же говорил, что там гореть нечему?
- Это не корабль горит, а "тритон" в нем внутри. Отсюда не видно, а там с другой стороны дырища на полкорпуса... Класс!!!
Не удержавшись от избытка чувств, Сэм хлопнул Одноногого по спине:
- Я ведь больше всего боялся, что нас по запаховому следу найдут, голову ломал, как объясняться, что "кролика" с собой привел, чтобы тебя вивисекторы не забрали, а теперь никакая сволочь не узнает, что мы здесь, пока я сам этого не захочу! Все под полным контролем! Мы в абсолютной безопасности!
Покачнувшись от такого бурного проявления чувств, Одноногий криво ухмыльнулся, блеснув новенькой зубной эмалью:
- Ага, в безопасности - вот только поедим, и спать завалимся. До самой смерти...
- Брось, - улыбнулся Сэм, - в этом доме с нами ничего не может случиться. Я его хозяин, а, значит, особа святая и неприкосновенная. Ты просто о блокировке не слышал.
- О чем?
- Блокиратор - такая штука, которая не позволяет животному совершать запрещенные поступки. А из людей сейчас здесь только мы с тобой, остальные сервы и слуги.
- А слуги - это не люди?
- Конечно! Люди - это бояре и иностранцы, остальные, те, кто не понимает цели Корпорации и не поддерживает ее начинания - животные. Знаешь, чем люди отличаются от животных?
Одноногий нахмурился, прислушиваясь к внутреннему голосу, а потом удивленно вытаращил глаза:
- Знаю! Животное выполняет приказы автоматически, а человек - осознанно, потому что понимает их цели и задачи. Блин, откуда это?
- Катехизис молодого творца, - засмеялся Сэм. - Я приказал тебя проапгрейдить по полной, вот они и сунули в тебя наши "Боярские" файлы. Потом сотрем, не волнуйся. Кстати, а как начинается Катехизис?
- Гы! "Призрак бродит по Европе, призрак глобализма" - бред какой...
Сэм поперхнулся кашлем:
- Это не бред. Это - корень и основа, краеугольный камень в фундаменте созидающего Порядка, структурирующего Хаос в единственно верную Реальность, понял? Без принятия жизнеутверждающих основ нет Корпорации, а, значит, нет человека, и коль скоро ты прикоснулся к мудрости наших предков, значит, уже начался процесс превращения животного в Человека.
- Глянь, как чешет! - восхитился Одноногий. - Прям как этот, как его... Гегель! А объясни, кормилец и благодетель, раз я к этой вашей мудрости прикоснулся, значит, и человеком могу называться, да?
- Нет, - нахмурившийся Сэм отвернулся к окну, потеряв интерес к разговору. - Ты познал истины, но еще не принял их. Пока тебя можно называть только недочеловеком.
- А когда мне можно будет в вашу семью человеков записаться? Истину, так сказать, принять?
- Не знаю, - буркнул Сэм. - Вот поедим сейчас, вздремнем, а на свежую голову утром подумаем.
- А если не будет утра? - Одноногий чуть не свернул голову, пытаясь заглянуть в лицо собеседника. - Если тебя, человека, возьмут, и вместе со мной, недоделком, зарежут? Не глядя на то, что ты "осознанно выполняешь"?
- Ты опять за свое? - чуть не взвыв, Сэм развернулся к напарнику. - Да ты в памяти своей поковыряйся, транзистор хренов! Открой каталог "Семья", а в нем устав домашней службы - как, по твоему, это можно сделать? Как?!
-Сбой в программе! - обозлился Одноногий. - Чужой приказ! Снятие допуска! Кого у нас давеча в капсуле чуть на куски не порезали, не помнишь? Не тебя ли? Ты больше не ваш "человек", а такое же мясо, как я, Бородач или Умник - как любой разумный из Зоны!
- Боярин остается человеком до самой смерти! Впрочем, тебе этого все равно не понять...
- Дак тебя ж похоронили три года назад! Тебя больше нету! Нету больше Алекса Ню!
Одноногий вдруг заткнулся, на его лице нарисовалось искреннее изумление попавшей в голову мыслью, а потом он широко ухмыльнулся, и похлопал Сэма по плечу:
- Ты, главное, меня держись, зема - нас теперь двое недочеловеков, не пропадем. Конечно, ты еще недочеловек молодой, я бы сказал даже "недопацан" еще, но я те по старой дружбе помогу, чё там. Только смотри, ботинки мне будешь чистить в блеск - я порядок люблю! И эту, как ее, чиста-плотность. Нам бы только оружие...
- Оружие хочешь?! - взъярился Сэм. - Будет тебе оружие, как раз под твои мозги!
Развернувшись на пятках, он метнулся к камину так решительно, что едва не сбил с ног ржущего в голос Одноногого. Сметя под ноги все, что стояло на полке, Сэм, яростно бормоча что-то под нос, начал ощупывать плиты настенной кладки. Найдя нужную, он сделал странное движение пальцами, и прямо сквозь камень плиты проявилось окошко портала - за фиолетовым сиянием было видно только, что он с натугой что-то вытаскивает. Тянул он долго, - видимо расстояние было немаленьким, - но когда усилия завершились успехом, и на руки обалдевшему Одноногому лег длинный угловатый предмет, слова исчезли с языка.
- Да это ж... Это ж...! Это же... блин!..
- Угу, он самый, - ухмыльнулся до ушей Сэм. - Абсолютный аутентик, если хочешь - в ствол загляни.
Дрожащими пальцами Одноногий провел по угловатостям ствольной коробки, потом, затаив дыхание, отделил крышку, и вытащил девственно чистый газовый поршень.
- Вау!
- Я тоже так сказал, - Сэм наслаждался его реакцией, щурясь, как сытый котяра на солнышке. - И приклад, приклад глянь - настоящее дерево!
Одноногий трепетно повел по спинке приклада, чувствуя подушечками пальцев легкую шероховатость сухого ореха. Потом не выдержал, понюхал, и сквозь запах машинного масла уловил тонкую ниточку чего-то горького, цепляющего за самое нутро - наверное, это и был запах прошедших веков.
- Лучшая модификация за все время выпуска, - с легкой грустью произнес Сэм. - Автомат Калашникова Модернизированный калибра 7,62 миллиметра. Простота и надежность, воплощенное совершенство...
Одноногий отстегнул рожок - там жирно блеснули желтые остроносые патроны.
- Пуля из модифицированного свинца, реактивная: слегка измененный вариант от нашей "сороки". Пробивает пятьдесят миллиметров стали, пятнадцать - хитина. В сочетании с этой машинкой - страх и ужас.
- А достал ты его откуда?
Сэм нахмурился:
- Это старая история... На одном из Карантинов тамошние организовали оружейный заводик - потом выяснилось, что просто раскопали старые склады, потому что наши долбни поставили Карантин прямо на развалинах военной базы. Но это было потом, а вначале думали, что, как все животные, они режут свои "сморкалки" из труб да железок. Послали санитаров, чтобы заводик прикрыть, - ни один не вернулся. Удивились, послали тревожную группу - та только помощь запросить успела. Тогда, не долго думая, залили весь Карантин "малайским дождиком", а он в городской застройке, как оказалось, в почву только на пять метров проникает. Вот нас прямо из "гнезда" в подвалы и отправили, уцелевших добивать. А мы с Коляном - мой "двойник" из секции, - забрались в подземный склад, похоже, еще Забытых времен. Представляешь - зеленые деревянные ящики до самого потолка, а в них эти "калаши". Тысячи калашей...
- И что?
- Да ничего - земля трясется, с потолка сыпется, инженеры "перстом" зверей по квадратам давят, того и гляди, обратную дорогу завалит. Я кинул маячок, мы по калашу в руки, и деру. Вылазим наверх, собираемся рапортовать, а командир "По машинам!" орет - началась Салаватская Мясорубка, чалдоны фронт прорвали. Прямо на борту офицерские лычки раздали, по сто пятьдесят боярских ахнули, и отправились кто куда. Коляна распределили к "лягушонкам", в легкую разведку, там на болотах он и погиб. А я остался... И маячок остался, о котором никто не знает...
- И ничьи калаши... - пробормотал Одноногий, оглядывая оружие. Он осторожно оттянул затвор, отпустил его, клацнул курком. Все работало. Хмыкнув, он присоединил магазин, вдавил приклад в плечо, прицелился куда-то в окно, а потом облегченно вздохнул, повернувшись к Сэму: