Демидова Элона, Шкиль Евгений : другие произведения.

Отступник, главы 8-10

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 7.70*6  Ваша оценка:

  Глава 8
  ТАМ, ГДЕ КОНЧАЕТСЯ БОЛЬ, НАСТУПАЕТ ПРОХЛАДА ЗАБВЕНЬЯ...
  
  
  Когда отряд преследователей оказался в пределах видимости синего ангара, Николай велел всем заткнуть уши специальными затычками, но разумеется, эта предосторожность не распространялась на пленницу. Вскоре она услышала неприятный свист, который издавали пасущиеся неподалеку гигантские курицы.
  Пятеро карателей немедленно открыли по ним огонь и четыре птицы закрутились волчком, а остальные пустились наутек. Однако в глазах атаманши потемнело, шатаясь, она закрыла ладонями лицо, забыв о сломанном носе. Острая боль заставила вскрикнуть и женщина, споткнувшись, стала падать.
  Чья-то сильная рука подхватила ее за локоть.
  - Тише, тише, Настенька, дочка, ты что! Осторожней...
  Настя открыла глаза - перед ней стоял отец. Но не убогий старик, каким он был в их последнюю встречу, нет, на нее улыбаясь смотрел подтянутый моложавый мужчина, лет сорока. Его лицо светилось радостью. Она взглянула на свои руки: изящные пальцы, длинные овальной формы ногти с ярким маникюром, чистая гладкая кожа. Никаких заусениц, мозолей, волдырей, бородавок...
  - Папа? - удивилась девушка.
  - И как ты угадала? - засмеялся мужчина.
  Настя оглядела автостоянку перед Ростовским аэропортом... Кажется, она прилетела рейсом из Москвы... навестить родителей. Нет, не просто навестить... Наконец-то ей удалось собрать денег на операцию для мамы! Теперь им были по карману лучшие клиники Германии, а уж там больную непременно поставят на ноги.
  - У меня с носом все в порядке? - спросила девушка.
  - У тебя самый красивый носик на свете, как и положено супермодели, так что уж прости за неподобающий транспорт, - ответил мужчина, открывая дверцу потрепанного двухместного пикапа.
  - Какая же я супермодель! - отмахнулась Настя. - Так, второй эшелон.
  - Не скромничай! Дай срок и станешь самой первой звездой. Мать не расстается с журналом, где ты на обложке, всем соседкам уже похвасталась... - усмехнулся отец, а потом слегка нахмурился. - Только мне не нравится, что ты взяла какое-то дурацкое имя.
  - Папа, это законы шоубизнеса. Знающие люди считают, что сегодня Галина звучит предпочтительнее, чем Настя.
  По дороге до самого дома девушка улыбалась: надо же, какой дурацкий сон ей снился в самолете. Бред сивой кобылы! Будто она живет в страшном мире после ядерной катастрофы, где ее избили, сломали нос и заставляли куда-то идти. А вот же солнце, ласковый ветерок, гладкий асфальт шоссе... и нет никаких ужасов, жестокости, голода, никакой радиации, грязи, вшей...
  
  Она вбежала в знакомую с детских лет комнату, осторожно ступая но старому клетчатому линолеуму. Мама, сильно сдавшая за последний год, протянула руки ей навстречу. Слезы потекли по Настиным щекам...
  А потом мать с дочерью обнявшись, почти до утра говорили о прошлом, о настоящем, и, разумеется, о будущем. Конечно, болезнь была сильно запущена, но это поправимо, теперь все должно стать иначе! И они просто болтали о разных пустяках.
  На следующий день радужные перспективы разбились о страшную действительность. Ужасно завыли сирены, сея на улицах неописуемую панику, и еще большая паника охватила саму Настю, заставляя метаться по комнатам, брать какие-то вещи, и тут же ронять их. Она совершенно потеряла способность связно мыслить. Казалось, что самое главное это уехать из города, где наступил хаос, где не было больше власти, а на улицах слышались выстрелы и крики. В Ростов! Немедленно ехать в Ростов. Может, еще можно успеть на какой-нибудь самолет на Москву, где должен быть порядок, это столица, там ведь правительство... Да, в Москву!
  - Ростов, скорее всего, уже разбомблен, ракеты упали севернее Таганрога, - убеждал отец, - нам нужно в другую сторону! Однако нет гарантии... Вот что: я отвезу тебя на военный аэродром, там всегда самолеты. Они должны будут взять тебя на рейс. Не забудь паспорт!
  - Что делать, мама... прости... нужны деньги, а все лежит на счету в немецком банке... Но я что-нибудь обязательно сделаю, как только доберусь до Москвы... - Настя рыдала на груди у матери, а та, лишь тревожно улыбаясь, пыталась оттолкнуть дочь, бормоча:
  - Иди, милая, иди... Со мной все будет хорошо... Я сама как-нибудь справлюсь... а вы с отцом идите, идите, мои хорошие...
  Отец с дочерью уезжали по шоссе, забитому автомобилями, на запад, в сторону Украины. На аэродром их не пустили автоматчики, но и повернуть назад в город уже было невозможно: все полосы шоссе и даже обочины были запружены транспортом, который двигался только в одном направлении - прочь от Таганрога...
  - Ничего, ничего... Все будет в порядке, просто небольшой крюк. Надо проехать по мосту через Миус и мы вернемся в Таганрог с севера... - говорил совершенно растерянный отец.
  Вместо привычных полутора часов, устья Миуса они достигли только к ночи. По слухам, мост был взорван, и пришлось остановиться на подходах к деревеньке со смешным названием Лакедемоновка. В толпе водителей из беспорядочно сгрудившихся машин никто ничего не знал толком, но каждый передавал какие-нибудь рассказы, один нелепее и страшнее другого. Пропыленная, потная, безумно уставшая Настя кое-как умылась тоником, нанесла на лицо крем (забывать о собственной внешности было нельзя ни при каких обстоятельствах), а потом надела свитер, носки и попыталась задремать на откинутом сиденьи. "Как глупо было не захватить что-нибудь поесть... да и вода кончается... спекулянты уже за бутылку теплой минералки хотят золотое кольцо... Подонки... Хорошо, что маму не взяли, ей было бы тяжело... - пробегали невеселые мысли, которыми Настя пыталась успокоить запоздалые укоры совести. - Ну, ничего скоро весь этот хаос кончится... вернемся назад, в город... а там как нибудь..."
  А потом появились вооруженные люди. Две группировки поначалу чуть было не постреляли друг друга, но затем пришли к соглашению и совместно захватили власть.
  И вот она с отцом вторые сутки стоит в длинной очереди измученных беглецов, а вдоль прохаживаются вояки с автоматами; все в темных очках, за которыми не видно глаз. Возле стола, установленного под открытым небом прямо посреди дороги, толстяк в форме придирчиво осматривает и сортирует бедолаг, делая пометки в бумагах.
  - Мне нужно отвезти дочку... ее ждут на том берегу... встречают... пропуск... - неумело врет папа.
  - Твоя профессия, - говорит сортировщик равнодушно.
  - Электрик, - машинально отвечает отец, сбитый с толку таким вопиющим безразличием.
  - Пойдете в подсобные рабочие, хотя больно худосочна твоя девка! Какой от нее будет приплод? Ладно, прислугой будет.
  Лицо Насти покрывается красными пятнами. Она вне себя от гнева, несмотря на голод и жажду в ней еще осталась достоинство! Это оскорбительно! Прислугой!? Она, если не королева, то уж точно - фрейлина высокой моды!
  Но, как оказалось, в эти дикие времена пройти отбор и попасть в кабалу - тоже огромное счастье. С большинством беженцев поступали гораздо хуже, отгоняли на десятый километр, а тех, кто пытался сопротивляться или посмел возвращался - расстреливали. Поселок Русский Колодец стал коллективной могилой для многих и многих подобных неудачников. Так что Насте и ее папе несказанно повезло, они стали слугами, получили еду и крышу над головой. Впрочем, Фортуна ей всегда улыбалась на кастингах...
  Но чтобы удержаться хотя бы в этом низком социальном статусе и не стать кормом для червей, надо было тоже прилагать огромные усилия. Бывшей модели пришлось позабыть о гордости, тщеславии и гламурном блеске, работать не покладая рук за скудную пищу, а за какой-нибудь жалкий кусок хозяйственного мыла развлекать ночами отребье, объявившее себя высшей кастой, полноправными гражданами. Так что первых двух детей она родила сама не зная от кого, и они умерли от голода в младенчестве. Потом, когда прошли самые ужасные годы, Настю взял в жены какой-то неотесанный мужлан, которого женщина никогда не называла по имени. Жизнь не стала от этого легче или безопасней: еще троих детей скосила эпидемия. Хотя Настя отчаянно плакала каждый раз, когда хоронила свое дитя, но никогда не испытывала радости материнства. Она боялась и ненавидела этот мир, не хотела впускать новую жизнь в этот ад, однако тело жило отдельной от разума жизнью: оно рожало, заботилось, страдало...
  На седьмой год после Великого Коллапса степное поветрие истребило многих. Мужлана тоже унесла болезнь. Остался отец, которого зарезал кто-то из отпрысков военной элиты во время их сатанинских ритуалов.
  Жизнь неслась перед глазами Насти стремительно, без оглядки... Уже случилось бегство, была сколочена банда, обитавшая в том самом Русском Колодце, буквально усыпанном человеческими костями... Встреча со странным крестьянином, больше похожим на воина, бегущим в мертвый Таганрог... Роковое нападение на отряд преследователей, гибель всех, всех до единого товарищей. И вот Настю тянут куда-то, она сопротивляется, ее бьют... И вспыхивает странная мысль: "Выбор, ведь можно сделать выбор, иной выбор..."
  Дикарка открыла глаза, пытаясь сфокусировать взгляд. Сквозь слезы проступило глумливое лицо сопляка, который с бешенством орал:
  - Ты, сука, опять бузить вздумала!!!
  - Такое бывает, это все из-за свистунов, - просипел лысый каратель.
  Настя покачнулась и начала оседать. Ее подхватила за локоть чья-то сильная рука.
  - Тише, тише, Настенька, дочка, ты что! Осторожней...
  Петля времени замкнулась. Змея укусила себя за хвост.
  Перед Настей снова стоял папа, моложавый и подтянутый. Они опять находились на стоянке возле Ростовского аэропорта. И только что в самолете ей приснился жуткий сон, будто она прожила целую жизнь в кромешном аду. Но ведь это был только сон...
  - Папа, это ты? - пробормотала она.
  Глаза женщины закатились, голова бессильно болталась на шее.
  - Мля! Эта дура совсем с катушек съехала! - возмутился Артур.
  - Степан, - сказал Николай, - тебе снова придется тащить ее до аномальной зоны, это еще где-то полтора-два километра.
  - Ничего, я выдержу, - спокойно ответил рукопашник и взвалил дикарку на плечо.
  Каратели были уже возле Нового кладбища, закрытого черно-серым забором, из-за которого выглядывал золотистый купол заброшенной православной часовни, когда зной неожиданно сменился могильной стужей. Туман начал образовываться буквально перед глазами. И уже спустя минуту зловещий пенящийся морок со всех сторон окружал отряд.
  - Поставь ее, - сказал Николай Степану.
  - Прости меня, мама, прости, у меня нет выбора... - шептала шатающаяся женщина.
  Старейшина приблизился и с размаху ударил атаманшу под дых. Дикарка буквально выплюнула воздух, перегнувшись пополам.
  - Это тебе за "лысого мудака", - с ужасающим бесстрастием в голосе просипел Николай.
  - Прости меня мама... прости... - шевелились ее губы.
  Мужчина подошел к скорчившейся на асфальте женщине и еще раз ударил ее в живот тяжелым берцем.
  - А это тебе за "лакедемонского засранца".
  Дикарка дернулась, всхлипнув, и замерла. Только губы ее продолжали еле двигаться:
  - Прости... прости... прости...
  Мгла, густая и беспросветная, медленно и неуклонно надвигалась на отряд.
  Настя, лежащая на заиндевевшем асфальте, не замечала тумана, окутавшего ее, не чувствовала лютой стужи. Она была слишком стара для того, чтобы ощущать окружающий мир, ведь за последние полчаса ей пришлось прожить сто жизней. Сто раз отец поддерживал ее за локоть, чтобы она не упала, и столько же раз они с радостной надеждой ехали в Таганрог. Сто раз Настя бросала мать, оставляя ее в обреченном городе одну, и переживала потом многолетний постапокалиптический ад. Голодала, терпела побои, унижения, работала в грязи и холоде, отдавалась за еду, теряла детей, отца, сбегала из рабства. И вот в сто первый раз завыли сирены, и опять она плакала от страха, прося прощения, и мать отвечала, как в первый раз:
  - Иди, милая, иди... Со мной все будет хорошо... Я сама как-нибудь справлюсь... а вы с отцом идите, идите, мои хорошие...
  И вдруг Настя сказала спокойно:
  - Я тебя не покину. Ведь выбор есть всегда.
  - Что ты, дочка, - испугалась женщина в инвалидном кресле. - Отец уже машину завел, тебя ждет. Иди, иди... Здесь опасно!
  - Нет, - ответила Настя, глотая слезы. - Нет, я останусь с тобой, потому что двадцать лет ужаса и страха не стоят одного дня любви... чтобы это понять, мне пришлось прожить множество лет...
  Она встала на колени возле матери, непосильное бремя, тяжкий груз вины свалился с нее, и девушка дышала легко и свободно. Впервые за многие годы...
  Настя умерла, безмятежно улыбаясь.
  
  - Туман Даров! - прокричал Николай. - Эта шлюха наша плата за проход!
  Ответом была вязкая тишина. Старейшина бросил взгляд на своих товарищей, поправил перевязь меча и скомандовал, смело входя во мглу:
  - Держаться за руки, не отставать.
  Николай сжал ладонь Ани и белесое марево бесшумно поглотило его. Каратели переглянулись и последовали примеру своего проводника. Вскоре вокруг них стали маячить тени, и со всех сторон послышался леденящий шепот:
  - Отдай... отдай...
  - Что-то не так! - донесся до воинов, ослепленных матовой пеленой, обеспокоенный голос Николая. - Туман не принял жертву. Он требует еще...
  Остальные замерли, сбившись в кучку, крепко держались друг за дружку, ошеломленные, испуганные, и не могли издать ни звука. Лишь тени то появлялись, то исчезали, и требовательное: "Отдай... отдай..." - сотрясало зловещую кружевную мглу.
  - Идите дальше, - произнес Семен. - Стрелять не буду, чтобы вас не зацепить. Я этих костлявых упырей и так порежу.
  Послышался стук падающего автомата. Каратели бросились вперед, стремясь как можно быстрее вырваться из проклятого морока, а где-то сзади звучал затихающий голос рукопашника:
  - Давайте, мрази, давайте!.. Солнцем бесстрашия души согреты! Давай, подходи, давай! Доблесть и слава во имя победы! Ну, что же вы, суки!!!
  Раздался хруст, и казалось, что сломали одновременно все кости в теле Семена, а потом его вопль, полный нестерпимой боли, оглушил людей, сбившихся тесной группкой на другой стороне тумана.
  * * *
  
  Олег шел посередине дороги, понимая, что надо как можно скорее найти убежище. После встречи с дьявольским туманом не было сил бежать, хотя он чувствовал, что погоня близка.
  Мимо домов, серых, мрачных, иногда покосившихся, заросших высоким бурьяном, юноша продвигался спотыкаясь, насторожено оглядываясь, взгляд его блуждал, руки напряглись, камуфляж прилип к спине и потная кожа зудела под разгрузкой. Заброшенные постройки производили странное впечатление. Окна с разбитыми стеклами и непроницаемой чернотой внутри, с невысказанной скорбью, с немой обидой взирали на человека, будто он, и никто другой был виновен в их бедах. Будто именно он обрек здания на медленное разрушение от дождей, ветров и времени. Будто только он совершил в прошлом огромную непростительную ошибку, от которой многолюдные города, плодородные земли пришли в запустение. Олегу внезапно подумалось, что он сам мало чем отличается от этих домов. Только и разницы между ними, что он умеет ходить и разговаривать, но так же, как эти жилища, черен внутри, пуст, одинок.
  Слева от дороги находились непролазные заросли. Изредка в них можно было увидеть одноэтажные, изрядно изувеченные временем халупы. Палец то и дело ложился на спусковой крючок, потому что из чащи доносились утробные звуки, там кто-то рычал, выл. Впрочем, звери, обитавшие здесь, пока не заинтересовались человеком.
  По правую сторону громоздились огромные прямоугольные здания, своим видом немного напоминавшие двухэтажный интернат в Лакедемоне, но эти дома были гораздо выше. Юноша даже прервал на полминуты свой путь, чтобы посчитать этажи.
  ...семь, восемь, девять.
  Подумать только, девять этажей! Как? Как могли строить такое раньше? Олега взяла досада. Ему вдруг стало очень обидно, что он родился после Великого Коллапса, что не жил в этом чудесном городе раньше. Старики не врали, тогда, действительно был золотой век. А он, дурак, всегда с пренебрежением слушал их рассказы. Но ведь невозможно было даже представить себе такое величие. Навсегда ушедшее, безвозвратно погибшее...
  Остатки автомобилей, проржавевшие насквозь и разукрашенные пятнами разноцветного мха, вросшие по самое брюхо в крошащийся асфальт, с отвалившимися дверцами, разбитыми стеклами и выломанными сидениями, нарушали пустоту дорожного полотна. На Мариупольском шоссе их вообще не было, и Олег вспомнил рассказы о том, как в первые месяцы после Коллапса жители Лакедемона и вассальных деревень с остервенением разбирали машины на запчасти, а то, что не годилось для этого, сбрасывали в море. И до сих пор склады переполнены всяким железным хламом.
  Неожиданно перед Олегом выросли две высоченные постройки, стоящие рядом. Несмотря на источенные временем углы, вывалившиеся кое-где блоки, обрушенные местами перекрытия, сквозь которые зияло небо, эти сооружения показались ему чем-то таким, что просто не могло быть сделано людьми. Башни были похожи на две огромные скалы, издырявленные пещерами окон, мрачные и недоступные, устремленные в бледно-синюю высь, будто желая пробить хрустальный свод и низвергнуть его.
  - Вот это да... - только и смог вымолвить юноша.
  Олег всегда испытывал радость, оказавшись на высоте; даже со сторожевых вышек Лакедемона, которые и в сравнение не шли с этими фантастическими конструкциями, вся земля выглядела совершенно по-другому, горизонт как будто раскрывался и летел навстречу...
  "Один, два, три... семь, восемь, девять... пятнадцать, шестнадцать... Семнадцать этажей! Невообразимо! - проговорил юноша про себя. - Неужели там, на самом верху, тоже жили люди?! Вот бы если... нет, ну, понятное дело, не сейчас, а как-нибудь потом, подняться на самую крышу? Какой откроется оттуда вид? Наверное, можно будет увидеть далекий родной дом?"
  Вдруг до ушей беглеца донеслись клокочущие звуки. Олег увидел, как на верх семнадцатиэтажки садится гигантский черный птеродактиль. Он был раза в два крупнее летающих бестий, встречавшихся раньше. Юноша сглотнул тяжелый ком и, вжав приклад в плечо, прицелился. Мутант, издав недобрый клекот, покосился на человека. Крылатый ящер, покачиваясь из стороны в сторону, балансировал острыми перепончатыми крыльями, будто раздумывая: нападать на двуногую добычу или не тратить время на такую мелочь. Так они глядели друг на друга пару минут. Наконец, птеродактиль, издав пронзительный крик, резко рванул в небо.
  
  Прошагав несколько кварталов, состоящих из покосившихся домишек, Олег вышел к перекрестку и остановился: что-то неприятно-острое кольнуло его в грудь. Смутное чувство опасности, к которому юноша теперь относился очень серьезно, не позволяло двигаться дальше, впрочем, внимательно осмотревшись, он ничего подозрительного не заметил. Дома таили угрозу, хотя ничем не отличались от тех, что встречались на всем протяжении пути: заброшенные, унылые, до половины скрытые бурьяном, с просевшими крышами и грязными стенами, из трещин которых торчала сухая трава. Но дорога выглядела вполне безопасно: сильно разбитая, заплетенная пробившимся вьюнком, кое-где изуродованная шрамами неглубоких провалов, она не давала возможности устроить засаду.
   Впереди справа металлическая изгородь из заостренных прутьев окружала абсолютно пустынную площадку, на асфальт были брошены две рельефные металлические линии, с пятнами ржавчины, образующие огромную петлю. Они пересекали дорогу и вновь утопали в бурьяне. "Отличные копья бы получились из этой загородки, - подумал Олег, еще раз тщательно обыскивая взглядом каждый кустик, каждый выступ, и не обнаруживший ничего, что могло бы таить опасность. - Но к чему все это построено? Для какой цели столько металла на земле оставили?"
  В висках учащенно бился пульс, тревога не пропадала, а наоборот, будто бы концентрировалась в жарком воздухе.
  - Глупости, - сказал юноша негромко, чтобы успокоить себя. - Все это глупости, тут никого нет, но на всякий случай надо уходить отсюда и побыстрее.
  
  Несколько машин вдоль обочины развалились и заросли мхом, превратившись в бугристые коричневато-зеленые холмики, и тоже не давали повода для страха, но Олег инстинктивно старался не приближаться к ним, держась как раз посередине дороги. Вдруг что-то с молниеносной скоростью просвистело в воздухе и с силой ткнулось в грудь, а в следующий момент такой же удар он получил в спину. Юноше показалось, будто его сплющили.
  То, что казалось странным наростом на машине, в действительности оказалось затаившимся живым существом самого жуткого вида: плоская треугольная голова, украшенная на макушке двумя чешуйчатыми пластинами, пересекалась черной щелью безгубого, но зубастого рта, а длиннющий блестящий от слюны язык, приклеившись к разгрузке и камуфляжу, ощутимо тянул вперед. На Олега смотрели черные немигающие глаза, которые сидели не в глазницах, а представляли собой небольшие конусообразные шишки. Кожа существа настолько точно имитировала цвет и фактуру мха, что только теперь, когда монстр стал двигаться, стало возможным разглядеть горбатое тело с длинным хвостом, закрученным в спираль. Чудовище поднялось на тощие лапы и, покачиваясь словно пьяное, очень медленно подбиралось к своей жертве. По всей вероятности, за спиной была еще одна такая же тварь.
  По счастью, правая рука Олега была свободна, и резким движением выхватив клинок, он отсек язык существа, а потом бросившись на асфальт, точно таким же способом освободился от второй удавки. Из омерзительных обрубков потекла бледно-розовая кровь, и после нескольких спазмов, куски чужой плоти отвалились от одежды Олега.
  Теперь он видел обоих своих противников, с которыми стало происходить что-то необыкновенное: по их коже, прежде столь удачно принимавшей цвет ближайшего окружения, хаотично пробегали полоски и пятна самых невероятных оттенков, глаза беспорядочно вращались в своих шишковатых башенках-глазницах, а безгубые пасти издавали громкие щелчки.
  Одна из тварей стала пятиться, намереваясь скрыться за машиной, но другая продолжала наступать на лежащего врага. Поэтому Олег не раздумывая разнес ей череп короткой очередью, после чего не мешкая ни секунды, едва успев осознать, что судьба в который раз подарила ему спасение, бросился прочь.
  
  * * *
  
  Нелепая смерть соратника оказала на карателей различное, хотя и предсказуемое впечатление: Николай и Григорий были разозлены, Аня - подавлена, а Артур - деморализован.
  "Забыли, что такое настоящий поход, молодежь зеленая," - думал старейшина.
  - Контрольный замер, - скомандовал он.
  - Сто шестьдесят четыре микрорентгена, - отчитался Григорий.
  Николай, проведя по мокрой лысине ладонью, надел шлем.
  - Это нормально, - сказал он. - Первые два года после Коллапса такой фон стоял в Лакедемоне. Конечно, угнетающий фон, но не сильно страшный. Для успокоения можете надеть противогазы.
  Артур торопливо выполнил рекомендацию и таращил глаза сквозь запотевающие стекла. Аня поморщилась, представив себе, каково будет в такую жару под резиной и решила рискнуть, тем более что ветераны вроде бы не собирались следовать примеру наследника, который увидев, что оказался единственным перестраховщиком, тоже стянул с лица резину. Отряд двинулся в направлении центра города. Молодые люди то и дело косились вправо, с неподдельным любопытством разглядывая невиданные многоэтажные дома и считая про себя этажи.
  - Ты след предателя видишь? - спросил старейшина девушку.
  - Да, он проходил здесь, - утвердительно кивнула она.
  - Говорили, что туман берет за проход одну жизнь, интересно, почему же нам так повезло? - произнес Артур, как будто бы ни к кому не обращаясь.
  - С аномалиями трудно быть уверенным. Четыре года назад хватало одной жертвы. Сейчас что-то изменилось, - ответил Николай, буравя взглядом окрестные заросли.
  - Больше всего мне интересно как прошел предатель, чем он заплатил? Или отдал свое мутантское отродье? - желчно предположил наследник, разглядывая длинный высокий дом, в котором, казалось, могли разместиться все жители Лакедемона.
  Старейшина только покачал головой
  
  Вдруг в отдалении послышались выстрелы.
  - Это недалеко отсюда, километр, или, что более вероятно, полтора, вперед! - скомандовал старейшина.
  Каратели перешли на бег. Они промчались мимо двойной семнадцатиэтажки, миновали несколько кварталов и уже приближались к перекрестку, когда неожиданно Аня прокричала, задыхаясь:
  - Стойте, стойте...
  Николай поднял руку, и преследователи остановились.
  - Тут были... - Аня никак не могла отдышаться, - тут что-то не так... тут какие-то мрази водятся... я вижу их шлейфы...
  - Вот черт! Отходим вправо, к домам... Не приближайтесь к машинам, идите только по ровной земле! - закричал Николай, увидев за рассыпающимся кузовом невообразимую тварь, полыхающую всеми цветами радуги.
  Забыв, что они вооружены, наследник и Аня с ужасом наблюдали как к ним, клацая когтями по асфальту, шатаясь, словно пьяный, делая остановки и отступая, но все же неуклонно продвигаясь вперед, приближается монстр, подобных которому они не могли себе представить. От страха он показался им еще больше и отвратительнее, чем был на самом деле. Особенно пугали глаза, что двигались в кожистых башенках, независимо друг от друга. Бородавчатая шкура чудовища из серо-коричневой вдруг сделалась ярко зеленой с желтыми разводами, а когда монстр разинул пасть, из которой с дикой скоростью буквально выстрелил язык, чуть-чуть не долетев до головы девушки, она завизжала и пустилась наутек.
  В этот момент отчаянно закричал Григорий. Он бежал вслед за Аней и Артуром, как вдруг куча сухих листьев, припорошенная землей приподнялась, открыла зев и через секунду сильным рывком мужчина был опрокинут на землю. Его правая нога оказалась между треугольных челюстей, которые немедленно начали мять, перетирать и пережевывать подметку берца, а вскоре и человеческую плоть.
   Николай хотя и опасался подстрелить товарища, с одиночных выстрелов перешел на короткие очереди, но они, казалось не причиняли монстру-хамелеону видимого вреда. Только вокруг пулевых отверстий на пупырчатой коже расцветали ало-голубые разводы, но вскоре глаза перестали вращаться и застыли, а челюсти двигались уже не столь неумолимо.
  
  Лишь оказавшись в подьзде дома, Николай смог перевести дух. На его плечо тяжело опирался Григорий, по лицу которого уже разливалась пугающая бледность.
  - Надо забраться на четвертый этаж, - сказал старейшина, когда все немного отдышались в темноте и прохладе. - Анна, ты кого-нибудь видишь?
  - Нет, - ответила девушка, все еще не до конца пришедшая в себя от пережитого панического ужаса. - Здесь точно никого нет.
  - Почему на четвертый? - спросил Артур, который всеми силами старался подавить дрожь в голосе.
  - Чтобы обзор был лучше, но пятый не годится, потому что он верхний, а там мало ли что с крыши приползет...
  Отряд стал подниматься по лестнице. Григорий, тяжело дышал и стонал, а за ним на ступеньках оставалась кровавая полоса. Аня шагала впереди, Артур, беспрестанно оглядываясь и что-то недовольно бурча, оказался замыкающим.
  Но на площадке третьего этажа одна из квартир оказалась незапертой и Николай, противореча своим же указаниям, затащил туда падающего с ног Григория, которому было уже совсем невмоготу. В небольшой комнате, с провисшими от сырости обоями, оказался грязный, но вполне крепкий широкий диван. Уложив раненного и предоставив Ане вытирать с его лица холодный пот, старейшина стащил остатки ботинка. Вместо ступни и пятки глазам открылся бесформенный кусок мяса, из которого торчала кость.
  Сказать было нечего и Николай, порывшись в вещмешке, достал бутылочку со спиртом и вату, хотя понимал, что такие раны просто так не залечить. Пока обрабатывали и бинтовали его ногу, Григорий потерял сознание.
  - Мы здесь застряли до темноты, - мрачно обратился Николай к Артуру. - Твари напали днем. Значит, ночью они будут спать. А нам пока надо решить, каким маршрутом следовать дальше.
  Он уселся на запыленный диван, достал из вещмешка карту города и разложил ее на свободном месте:
  - Значит, что мы имеем? Анна, скажи, предатель прошел хамелеонов, или как мы, куда-то свернул?
  - Прошел по прямой, - сказала девушка после секундного размышления.
  - Да как? - закричал Артур. - Как он мог их пройти живым? Куриц прошел, Туман прошел, хамелеонов прошел... он что, заговоренный?
  - Не знаю, - отрезал Николай и ткнул пальцем в карту. - Значит, он пошел к центру прямо по Александровской. Рисковать нам не следует, и возвращаться на эту улицу мы не будем, а продвигаться станем параллельным курсом. Пойдем по Чехова, вот она видите?
  Все трое склонились над картой.
  - Анна, смотри внимательно! По улице Чехова, - продолжал старейшина, - дойдем до рынка. Видишь овал? Вот это рынок и есть. Может быть, ты предателя уже тут засечешь, ведь он будет искать пристанище на ночь. Хорошо бы его тепленьким взять, во сне. Но если нет, то начнем прочесывать старый город. Вот тут, проверка будет твоим способностям, надеюсь, след единственного человека в городе ты не пропустишь?
  - Там... - Артур замялся, понимая, что у него имеется важная информация, которой в сложившейся ситуации целесообразней поделиться. - Там вроде бы могут выродки жить. Ну, люди-мутанты.
  - А откуда у тебя такие сведения? - поднял брови Николай.
  - Да так, слухи ходили...
  - Какие слухи? - старейшина нахмурился. - Говори начистоту, Артур.
  Наследник понял, что нужно прямо сейчас дать правильный ответ. Такой, чтобы его самого ни в коем случае не заподозрили.
  - Олег как-то обмолвился, что вроде бы он от кого-то слышал, что в городе встречаются выродки...
  - Так, - Николай требовательно смотрел на Артура. - Почему не сказал об этом на Совете, перед выходом из Лакедемона?
  - Да как-то из головы вылетело. Да и потом, ты сам был уверен, что мы его раньше догоним.
  Старейшина взглянул на наследника и кивнул, прикрыв веки:
  - Мне придется известить твоего отца о преступном легкомыслии...
  Артур потупился, а Аня прожигала взором мужа.
  - Ну, теперь уже поздно сожалеть, - Николай, свернув карту, убирая ее в вещмешок. - Окон не открывать, чтобы не привлекать запахом посторонних. Подопрем входную дверь, поедим и отдыхать. До заката еще далеко. Вы можете расположиться там, а я останусь с Гришей.
  Артур, расплывшись в улыбке, подошел к двери в смежную комнату, и, хлопнув себя по бедру, сказал Ане:
  - Ну, иди сюда.
  - Я с тобой в одной комнате спать не стану! - со сталью в голосе проговорила девушка.
  - Да брось ты, мать, - наследник вновь похлопал себя по ляжкам, не допуская мысли, что жена осмелится так унизить его перед посторонним. - Иди сюда...
  - Николай, - обратилась Аня к старейшине, - а можно я останусь тут?
  У Артура от удивления приоткрылся рот, а на лице девушки появилась еле заметная ухмылка.
  Николай посмотрел на диван, где уже лежал раненый, и невозмутимо ответил:
  - Думаю, что тут нет места, Грише надо как следует отдохнуть.
  - Ну, тогда я занимаю кухню, - сказала Аня и вышла.
  
  * * *
  
  Дорога, по которой бежал Олег, казалась нескончаемо длинной. Он мчался мимо заборов, пустырей, домов, с каждым шагом стремясь увеличить расстояние между собой и жуткими созданиями. Наконец, на каком-то перекрестке он оглянулся, удостоверившись, что за ним никто не гонится, и только тогда позволил себе перевести дух. Посередине дороги стояли несколько автомобилей, будто слипшихся друг с другом. Вокруг кучи искореженного, изъеденного ржавчиной металла лежали человеческие скелеты в истлевших одеждах. Странно было, что никакое зверье не позарилось на кости.
  В этот момент сзади раздались приглушенные расстоянием выстрелы. Значит, его преследователи тоже были тут и, скорее всего, нарвались на хамелеонов. Но Олег не ускорил шаг, наоборот, он остановился. Отчего-то внутри росла уверенность, что каратели не пробьются сквозь разозленных монстров, и отступят, либо пойдут другим путем.
  Но сейчас бывшего жителя Лакедемона взволновало другое: именно в этот момент пришло явственное осознание, что назад дороги нет. Теперь он вечный изгнанник, которого даже если и примут в чужую общину (при условии, что таковую удастся найти), то на что сможет рассчитывать чужак? На рабство? Но дети рабов - тоже рабы. Таков закон. Юноша заглянул в люльку. Девочка дышала. Никогда, никогда не желал бы он такой судьбы для себя и своей дочери, но другого выбора пока что не имелось, и Олег понял, что ради ее жизни готов стать кем угодно. Конечно, если все будет невыносимо, то через пять-семь лет можно попытаться убежать, найти какое-нибудь уединенное место, чтобы жить свободными.
  Олег посмотрел на угловой дом, на котором висели две таблички с вполне хорошо сохранившимися буквами: "26 переулок" и "ул. Александровская".
  "Вот, - подумал парень. - Совершенно глупое название, ничего не значащее число. Но оно страшное. Я пройду мимо этого переулка с бессмысленными цифрами и уже никогда не вернусь назад... Надеюсь, что попаду к людям. Или, быть может, к нелюдям, но какая разница? Лишь бы приняли..."
   Конечно, особо верить Артуру не следовало, информация о выродках, живущих в Таганроге могла быть и ложью, но ведь контрабанда откуда-то бралась? А если мутанты торгуют, значит, они разумные и с ними можно договориться. Если бы рядом был Серый! Но Олег запретил себе думать о погибшем друге: боль потери туманила разум, а собранность сейчас была необходима.
   Он шел и шел, никуда не сворачивая; асфальт во многих местах раскрошился, и вездесущая, никем не смятая трава пробила себе дорогу к свету. Дома, главным образом, одноэтажные, хоть и заросли бурьяном, неплохо сохранились, но не носили никаких признаков обитания, хотя, возможно, хозяева просто хорошо прятались от посторонних глаз... Вот бы самому поселиться в каком-нибудь из таких домишек, жить там скрытно... Только найти, чем кормить ребенка...
  Солнце жгло землю. Стояла тишина, изредка нарушаемая щебетанием невидимой птицы. Покой, удивительный, безмятежный, разливался по мертвому городу. Впрочем, нет, Таганрог был живой - вскоре Олегу пришлось в этом убедиться.
  Теперь он вздрагивал при малейшем подозрительном шуме, озираясь и хватаясь за автомат, однако ничего кроме шелеста листьев под легким ветерком слышно не было. Здания сменяли друг друга, улицы пересекались под разными углами и разбегались в стороны, а Олег в страшном напряжении шел куда глаза глядят, пока не оказался на небольшой площади. Посередине, на высокой колонне, четким силуэтом выделяясь на фоне неба, стояла статуя: человек, что-то держащий в руке, а в ногах у него сидела каменная птица. Пока Олег складывал в слова буквы, начертанные на постаменте: "АЛЕКСАНДРУ ПЕРВОМУ 1830", из-за памятника вдруг вышел мужчина, облаченный в мешковатое черное одеяние. Его волосы цвета ржавчины, кое-где выгоревшие до соломенной желтизны, были зачесаны назад. Широко расставив ноги, скрестив руки на груди, человек уставился на беглеца зелеными глазами, излучавшими непоколебимую уверенность. Юноша вскинул автомат и прицелился.
  Ни один мускул не дрогнул на лице незнакомца в черном. Только прищур глаз стал чуть уже.
  - Оружие на землю, - произнес он.
  
  
  Глава 9
  МОЖЕТ ПОСТУПОК ЛЮБОЙ РАВНОВЕСИЯ ШАТКОСТЬ НАРУШИТЬ
  
  
  После приказа, отданного громко, но спокойно, Олег перестал целиться и отвел ствол в сторону, хотя продолжал сжимать автомат.
  - Я жду, - мужчина буравил нежданного гостя колючим взглядом.
  - Я... пришел с миром, - выдавил юноша и удивился нелепости своих слов: какой мир он мог принести, когда по пятам идет группа карателей?
  - Ну, раз ты пришел с миром, тем более, положи автомат на землю, - человек в черном ухмыльнулся и развел в стороны пустые ладони, - я ведь безоружен, как видишь.
  - У меня младенец, - Олег заколебался, голос его дрогнул, - девочка. Ее хотели убить...
  - Я, Валерий Кислов, гарантирую твою безопасность! - мужчина будто совсем не обратил внимания на слова о девочке, - Слово вождя нуклеаров.
  В эти секунды, которые тянулись невероятно долго, юноша старался стоять спокойно, не желая угрожать, но инстинкты вступили в яростную схватку с разумом. Встреча произошла слишком неожиданно, и весь предыдущий жизненный опыт восставал против доверия незнакомцу. Сейчас в полной мере на душу навалилась тяжесть ответственности за жизнь дочери, и нельзя было совершить ошибку. Крохотная и совершенно беззащитная, она всецело зависела от правильности решения, принятого отцом. Олег напрягся настолько, что даже пальцы ног в ботинках сжались и вдавились в подошвы...
  Он убеждал себя, что от послушания и быстрого выполнения приказов зависело отношение к нему хозяев Таганрога, но руки отказывалось выполнять требования здравого смысла, и побелевшие от напряжения пальцы, вцепились в автомат крепче, чем когда-либо. А что, если этот, в черном, не был вождем? А что, если даже и был, но намеревался обмануть?
  - Ты сомневаешься в моем слове? - губы мужчины сжались, а в глазах, цвет которых стал напоминать ярко-зеленую тину Азовского моря, блеснул злой огонек. - Хочешь оскорбить меня?! Последний раз говорю: бросай оружие!
  Олег с усилием разжал пальцы и положил автомат под ноги.
  - И подсумок.
  Пришлось подчиниться.
  - Тесак свой тоже сними.
  Юноша бросил звякнувший об асфальт клинок.
  - Больше ничего нет?
  Олег поколебался секунду, и, вытащив из голенища берца стилет, бросил его возле шашки.
  - Хорошо, - взгляд вождя смягчился, - теперь три шага назад.
  Как только беглец выполнил это, мужчина засунул два пальца в рот и пронзительно свистнул. Невесть откуда появились четверо вооруженных луками юнцов, скорее даже мальчишек, в коротких до колен штанах и широких полотняных рубахах. Они, бросая на чужака настороженно-любопытные взгляды, сноровисто подобрали с земли оружие и выстроились полукругом за спиной вождя, в руки которого перекочевал конфискованный автомат, и было ясно, что с этой вещью он знаком более чем хорошо. Кроме лучников на площади показался еще один обитатель города, как и вождь, одетый во все черное. Судя по заметной седине в волосах и окладистой бороде, ему было лет сорок пять, а в руках он держал взведенный арбалет, впрочем, самой простой конструкции. Во взгляде этого человека затаилась боль или какое-то дугое горькое чувство. Словно некогда что-то пылало в его сердце, бурлило, обжигало нутро ярким огнем, потом лютые морозы сковали это пламя льдами, но отблеск былого горения навсегда запечатлелся в пронизанных скорбью темных глазах.
  Но не взгляд бородача смутил Олега. Лучники казались странными, было в них что-то противоестественное. Юноша нахмурил брови, пытаясь сообразить, что все это значит, и внезапно понял: все четверо парней имели кошачьи зрачки! Двое старших - походили на обычных людей, а эти...
  В груди поднялось ощущение неприятное, на грани отвращения: перед ним стояли не люди, а выродки. Самые натуральные выродки. Те, которых без всякой жалости убивали в Лакедемоне на протяжении всех последних лет. Но, с другой стороны... и на душе Олега стало легко, почти весело: он все-таки нашел мутантов, и возможно, они примут ребенка, как своего.
  
  - А теперь давай, представься, - рыжеволосый, поглаживая "калаш", посмотрел исподлобья.
  - Меня зовут Олег, сын Виктора.
  - Н-да, - протянул вождь, качнув головой. - Сейчас бы шамана сюда, он непременно что-нибудь сморозил бы по поводу твоего имени. Кстати, где он, Лёня?
  - Поплыл на рыбалку, зуреланов ловить, - ответил бородач спокойным голосом.
  - Покажи-ка ребенка, - обратился бородач к Олегу.
  Юноша с предельной осторожностью вытащил из люльки дочку, с досадой почувствовав, что ее пеленка была мокрой, и передал в протянутые руки.
  - Мальчик или девочка?
  - Девочка.
  Малышка все так же ни на что не реагировала.
  - Что с ней? - вытянув губы в трубочку, мужчина неожиданно умело принялся качать ребенка.
  - Ее напоили маковым отваром. Может быть, доза была слишком большой... Она весь день ничего не ела. Вы сможете найти для нее женское молоко?
  - Что ж, все по порядку, найдем и молока, - бородач вернул девочку Олегу. - Можешь звать меня Леонид Дрожжин.
  - А меня Ильей, - вырвалось у низкорослого юнца, которому на вид нельзя было дать больше четырнадцати.
  Двое мужчин, укоризненно нахмурившись, посмотрели на выскочку. Мальчишка замялся, попросил прощения и отошел на несколько шагов, но его лицо выражало какую-то аномальную, почти болезненную пытливость, и вертикальные зрачки, разглядывали Олега словно через лупу, причем без всякого стеснения.
  - А теперь, - соломенные брови вождя чуть приподнялись, - пойдешь со мной.
  Олег спросил, какие опасные твари живут в городе, потому что безоружным чувствовал себя очень неуютно, на что Дрожжин усмехнулся.
  - Опасных для нас зверей тут нет. Граница Запретной зоны проходит по трамвайным путям. Тебе повезло, что она пропускает людей, правда, Валера? - обратился он к зеленоглазому.
  - Пока ничего не знаю про его везение, - усмехнулся тот. - Но все будет зависеть от честности.
  Олег ничего не понял и выглядел ошарашенным.
  - Может быть, тебе это кажется невероятным, - сказал вождь. - Однако, проникнуть в дальше Смирновского переулка не может ни один хищник. Шаман уверяет, что это он договорился так с Городом и Миром.
  - По-моему, просто невыясненная аномалия, - возразил бородач. - Скажи, а за тобой пошлют погоню?
  Олег кивнул, с досадой отмечая незаурядную проницательность руководителей дикарей.
  - Вот видишь, о самом-то главном ты и не сказал, - констатировал Валерий. - Как думаешь, сколько бойцов?
  - Скорей всего, четыре-пять, максимально шесть. И они скоро будут здесь, - ответил Олег, не видя смысла скрывать или преуменьшать опасность.
  Услышав это, вождь наклонился к уху Дрожжина и что-то сказал шепотом. Олег подозревал, что говорят о нем, и многое отдал бы, чтобы услышать эти слова, но как ни старался, не мог разобрать ничего конкретного.
  - Долбаный шаман! - зло прошипел Валерий. - Вот куда он поперся со своей рыбалкой, когда тут чрезвычайная ситуация!
  - Сказал: я, мол, свое дело сделал, о приближении неизвестного предупредил, а дальше со всем этим дерьмом собачьим пусть разбирается вождь и судья, то есть мы.
  - Так и сказал?
  - Да, по крайней мере, Валек так передал, - равнодушно кивнул бородатый.
  - А не слишком ли много позволяет себе сопливый шаманский ученик? - вождь покосился на четверых телохранителей, которые, впрочем не отводили глаз от пришлого и продолжали держать его на прицеле, давая время старшим обсудить свои дела.
  - Да он-то причем? Это же Ян ему велел так сказать. Слово в слово повторить. Наверняка, особенно настаивал на "дерьме собачьем"... Но, как бы то ни было, вернется он, скорее всего, только завтра утром, - заметил судья. - Так что придется самим меры принимать и устраивать торжественную встречу.
  - Илья! - в полный голос окликнул вождь низкорослого паренька. - Давай, дуй сперва в парк, потом на набережную, с набережной на ферму, собирай всех, кто не занят на работах. Придется по всему периметру выставлять наблюдение.
  Паренек тут же умчался, едва не сверкая пятками.
  - Вы трое, - обратился Кислов к оставшимся телохранителям, - на центральный рубеж, патрулировать до прихода подкрепления. Только аккуратно и незаметно, как на охоте. Внимательно слушайте, может, где собаки залают или птицы всполохнутся. Сразу сообщайте, если что.
  Юнцы побежали выполнять приказ.
  - Ну, а ты, Олег, сын Виктора или как тебя там, не отставай, - произнес Кислов. - Что ж так жарко сегодня?
  С этими словами вождь стянул с себя черную мешковатую рубаху, обнажив крепкий торс, чем немного покоробил Олега. Трудно было представить, чтобы кто-то из правителей Лакедемона вот так, запросто, без церемоний, начал бы раздеваться прямо на улице. Да и вообще вся эта сцена его изрядно озадачила. В Лакедемоне чужака сперва бы связали и отправили под усиленным конвоем в карантин, а потом допросили бы как следует.
  - Валера, я, пожалуй, останусь, - сказал Дрожжин. - Сейчас молодежь подтянется, я их распределю по периметру, да и сам тоже подежурю. Ты подходи, как сможешь.
  Кислов согласно кивнул и вручил автомат с подсумком судье.
  - Не забыл еще, как пользоваться этой штуковиной, Лёня?
  - Не волнуйся, справлюсь, - ответил судья.
  Кислов поманил пальцем Олега, и тот встал рядом, не зная кем себя считать: то ли пленником, то ли рабом, но уже не сомневаясь, что его судьбой распорядятся так же уверенно и со знанием дела.
  
  Они шли по пустынным улицам, мимо домов, которые казались одинаковыми усталому беглецу, когда вдруг из-за угла открылось море. Это случилось так неожиданно, что у юноши захватило дух. Если вспомнить десятки закатов, которые наблюдал Олег, дежуря на вышке, то самое завораживающее зрелище всегда разворачивалось именно там, где лиман впадал в море, там, где садилось солнце, освещавшее разрушенный мост, и где тысячи бликов рассыпанные по воде рождали в душе грусть. Грусть не режущую до кости, не беспросветную, а щемящую, с приятной кислинкой одиночества.
  Но сегодня в лучах клонящегося к закату светила водная гладь казалась сотканной из густой синевы и яркого золота. В этот удивительный миг мнение, разделяемое всеми жителями Лакедемона, что воды Азовского моря грязны и ядовиты, выглядело как минимум нелепым недоразумением.
  - Эй, - окликнул парня вождь, - не зевай.
  Олег вслед за Кисловым вошел в дверь какого-то дома. В большом вестибюле, из которого широкая лестница уходила на второй этаж, была только пожилая женщина в просторном сером платье и таком же сером платке, которая стоя на коленях мыла пол.
  - Лена, ты свободна, - сказал вождь.
  Женщина вздрогнула и тяжело поднялась.
  - Что же мне делать теперь? - спросила она, не поднимая глаз. - Я ведь сегодня должна убираться здесь.
  - Видишь ребенка? - вождь посмотрел на женщину. - Кто у нас тут из кормящих ближе всего?.. Дуй к Алине, пусть кто-нибудь из ее семьи придет, заберет малышку. И давай поскорее!
  Женщина, схватив ведро и тряпку, поспешила скрыться с глаз Кислова.
  "Конечно, это рабыня", - решил Олег.
  - Раздевайся, - буркнул Валерий, усаживаясь за стол в небольшой комнате.
  - Как? - не понял Олег.
  - Полностью, - ухмыльнулся вождь, - положи ребенка и мешок свой сюда и раздевайся, вещи тоже на стол складывай.
  - Зачем?
  - А затем, - невозмутимо ответил Кислов, - что я должен точно знать, что ты от меня больше ничего не скрываешь, что ты не вооружен.
  Олег понимал: противиться нет смысла. Удивляло его только одно, почему Кислов спокойно остается с ним один на один, почему рядом с ним нет воинов, которые могли бы в случае чего прийти на помощь. Ведь от чужака можно ожидать всякого.
  - А мне больше никто и не нужен, - вождь будто бы прочитал мысли юноши. - Потому что ты пришел сюда с младенцем, который без нашей помощи умрет. Вытворять всякие глупости у тебя сейчас резона нет. Так что раздевайся!
  Олег осторожно положил ребенка на стол и принялся стягивать с себя камуфляж, а потом разулся.
  - Трусы тоже снимай, - небрежно произнес Кислов, принимаясь обыскивать разгрузку.
  - Валерий Александрович, - донесся от двери мелодичный голос.
  Олег обернулся и обомлел. В дверях стояла девушка, одетая в простую коричневую блузу, заправленную в такие же простые коричневые штаны до колен. Но в этом неброском наряде она все равно поразила юношу настолько, что он непроизвольно приоткрыл рот: девушка была темнокожей. Черные, как сама ночь волосы и необыкновенные синие глаза с кошачьими зрачками вызывали в памяти картинки из какой-то интернатской книжки о диких животных.
  "Пантера, - подумал Олег, - самая настоящая пантера".
  - Привет, Каур, - проговорил Кислов, не оборачиваясь, и продолжая шарить по карманам. - Видишь, тут ребенок голодный.
  Девушка бросила озорной взгляд в сторону раздетого парня, который прикрывал причинное место снятыми трусами, улыбнулась уголками губ, отчего на ее щеках появились совершенно очаровательные ямочки, и подошла к столу.
  - Какая хорошенькая, - вырвалось у нее.
  - Отнеси малышку к сестре, - Кислов, наконец, закончил обыск одежды и принялся копаться в вещмешке. - У нее, как я слышал, много молока. И, если она не против, Совет признает девочку дочерью Алины.
  От этих слов Олег вздрогнул. Беспокойство юноши не укрылось от взгляда вождя.
  - Пока что только так и никак иначе, - сказал он. - Ты ведь хочешь, чтобы твоя дочь жила?
  Беглец кивнул, не отрывая глаз от Каур, которая бережно взяла люльку, зыркнула на прощание в сторону Олега и вышла.
  - ...а чтобы твоя дочь получала должный уход, она должна быть в семье кого-то из нуклеаров. Ты ведь пока что чужак... Ну ладно, все без обмана, теперь одевайся, садись, будем общаться, - Кислов наконец-то закончил рыться в вещмешке.
  Олег некоторое время взвешивал: поведать все или, быть может, что-то утаить, или даже соврать. Но глядя в глаза вождя, буквально прожигающие зеленым огнем, парень осознал, что такого человека будет очень трудно обмануть. Он явно не относился к мечтательным поэтам, да и на недалекую атаманшу не был похож. К тому же сейчас на кону стояла не только его жизнь, но жизнь девочки. И поэтому рассказал все без утайки, опуская только мелкие подробности: о смерти жены, об обычае избавляться от неполноценных младенцев, о том, как он сбежал, убив часовых, о курицах-чародейках, жутком тумане и гигантских хамелеонах.
  
  Они разговаривали пару часов. Вождя интересовало буквально все: число жителей Лакедемона и прилегающих деревень, история поселения, социальный состав, хозяйственная деятельность, обычаи, верования, правители и старейшины, боевая подготовка и вооружение. У юноши зверски урчало в животе, хотелось есть, пить, а еще больше в туалет, но он вынужден был терпеливо отвечать на все вопросы Кислова. Наконец, тот, удовлетворенный, сказал:
  - Хорошо. В целом мне все ясно: выхода у тебя нет, и ты должен будешь остаться у нас... или умереть.
  - Я буду... - Олег выдержал тяжелый взгляд вождя, - рабом?
  Хмурое лицо Кислова искривилось в усмешке:
  - Ты ведь родился после Великой Катастрофы? Значит, можешь быть только нуклеаром. Других у нас не имеется. Мы общество равных. Конечно, тебе нужно будет пройти обряд инициации, прежде чем станешь нуклеаром, но это все. Я так понимаю, несмотря на жесткую кастовость и весьма дикарские обычаи, у вас не было каннибализма и прочего непотребства...
  Олег кивнул.
  - Значит, ты не опозорен наследием прошлого мира, это хорошо, хотя несмотря на это, все не так просто.
  Парень недоумевающе посмотрел на вождя.
  - Я сейчас тебе объясню, - сказал Кислов. - Если ты решишь стать нуклеаром, то должен будешь отречься от своей прошлой жизни, от своего прошлого имени и даже от своего прежнего "я". Мы строим новое общество, - вождь задумался, поджав губы, затем продолжил. - Общество социальной справедливости, где потребление никогда не станет культом. Общество, которое никогда не уничтожит самое себя. Мы утопия, о которой мечтали тысячи и тысячи поколений. Но чтобы жить в этой утопии, нужно разделять убеждения и веру нуклеаров. Ты готов разделить наши убеждения и веру?
  Олег кивнул.
  Вождь ухмыльнулся, его зеленые глаза блеснули веселой злобой:
  - Как ты можешь разделять наши убеждения, если ты их не знаешь?
  Юноша смутился.
  - Я... просто готов, - тихо произнес он.
  - Вот как? - Кислов немигающим взглядом уставился на Олега. - Тогда слушай внимательно. В нашем обществе все равны. Поэтому забудь свои аристократические замашки. Я так понимаю, ты не привык к простому труду? Тут придется научиться работать руками. У нас все работают. Хозяев нет и рабов тоже. Через три года получишь право голоса на общих собраниях и превратишься в полноправного нуклеара. Разумеется, при условии следования заветам нашего общества. Ты должен понимать, мир погиб оттого, что в нем восторжествовала несправедливость. Ты знаешь, о трагедии общин?
  - Знаю, что такое "трагедия" и что такое "община", - ответил Олег, - но что такое "трагедия общин", я не понимаю.
  - Объясняю, - Кислов провел рукой по рыжим волосам. - Некоторыми умными головами еще до катастрофы была выявлена задача урегулирования противоречий общественного блага и личных интересов. Понимаешь, о чем я?
  - Смутно, - честно признался Олег, который и в интернате терпеть не мог учить всю эту дребедень про прошлую жизнь.
  - Конечно, понять с налету это непросто, - удовлетворенно хмыкнул вождь. - Но представь, что существует некий луг, где окрестные жители пасут коров. Каждый хозяин может увеличивать число коров насколько пожелает, но если все будут так делать, что получится? Личная выгода будет увеличиваться, а количество травы на лугу уменьшаться. В конце концов, корысть приведет к тому, что травы останется совсем мало и в убытке окажутся все, потому что коровы от бескормицы сдохнут. Так вот, в некотором роде наша планета и была таким огромным лугом, а все страны, все корпорации, различные движения, да и вообще все люди - каждый пытался использовать этот луг на полную катушку. И однажды наступил момент, когда травы стало не хватать. А жить хотелось все так же, на полную катушку. И незлым в общем-то, людям пришлось убивать чужих коров, чтобы их собственный скот мог дожрать еще уцелевшую траву. Так случилась война, которая уничтожила и луг, и коров, и хозяев...
  Олег кивнул. Понятие "община" было близко ему, поскольку в Лакедемоне все угодья, вся собственность была общественной.
  - Люди должны были думать о других, - произнес Олег.
  - Правильно. Так вот, мы, нуклеары, не можем позволить хаотичного распределения ресурсов. Мы должны следить и за лугом, и за коровами. Поэтому не должно быть никакой частной собственности, а так же семейственности. Никакой! И никакого неравенства! Ты обязан это понять, ты должен с этим согласиться и уверовать. Только тогда ты сможешь стать нуклеаром. У вас, в вашей Лакедемоновке, существует неравенство, кастовость, и кучка семей на верхушке пирамиды захватила все, значит, ваше общество обречено. Понимаешь меня?
  Парень помешкал немного, но потом кивнул.
  - Мораль Лакедемона сгнила. А все, что совершается во имя уничтожения гнили, не может быть злом. Так что, я считаю, ты сделал правильный выбор, - продолжил вождь, - и даже убив двух человек, ты не совершил преступления, хотя кто-то может со мной и не согласиться. Каратели идут по твоему следу, чтобы уничтожить тебя и ребенка. Мы, естественно, остановим их. Но твой путь нуклеара начнется именно отсюда. Ты будешь участвовать в засаде и сделаешь первый выстрел. Это будет твоим посвящением в люди новой эпохи и отречением от старого прогнившего мира. Согласен?
  - Вы мне предлагаете... - несмотря на теплый вечер, у Олега похолодела спина, - убить кого-то из моих товарищей.
  - Бывших товарищей, - поправил юношу Кислов. - Бывших! Ты думаешь, если б они тебя поймали, то пощадили? Как бы не так! Запомни, они тебе больше не товарищи, они убийцы, хоть и не одичали до каннибализма, но все равно выродки.
  У Олега в голове все перемешалось и спуталось. Все! Абсолютно все! Еще недавно он считал выродком любого мутанта, а теперь, оказывается, выродки были полноправные граждане Лакедемона. А еще он смертельно хотел есть и спать; жуткая усталость не давала проясниться мыслям.
  - Согласен со мной? - вождь пристально посмотрел на Олега. - Учти, отказ означает то, что в течении двух часов ты с ребенком должен будешь покинуть территорию города.
  У юноши пересохло в горле. Он не хотел стрелять в своих, пусть и бывших, товарищей, но еще сильнее ему не хотелось куда-либо уходить, да и идти ему было больше некуда. И потому выбор превращался в предопределение.
  - Олег, как там тебя... сын Виктора, ответь, ты согласен?
  Парень заглянул в ядовито-зеленые глаза Кислова. В горле застрял вязкий ком. Юноша попытался сглотнуть и не мог. В глазах потемнело, а в виски ударила кровь.
  - Я не слышу ответа.
  Олег хотел сказать: "Да", - что ему еще оставалось? Но из глотки вырвался несуразный хрип, и потому он просто кивнул.
  - Хорошо, - на лице вождя играла торжествующая улыбка. - Пойдем на кухню, сдашь свою вяленую свинину и прокисшее молоко, заодно нормально поешь, а потом выдвинемся на рубеж.
  
  * * *
  
  Аня сидела с закрытыми глазами, прижавшись спиной к ржавой кухонной батарее. Рядом на полу возле опрокинутого холодильника, измаранного охристыми подтеками, лежали бронежилет, вещмешок, кинжал и автомат. Поскольку окон не открывали, то в кухне стояла жаркая духота, и батарея была приятно прохладной. Периодически девушка проваливалась в сон, и тогда вялая, серая действительность сменялась причудливыми полубредовыми картинками. Она будто бы попадала в свое прошлое и наблюдала за всем со стороны. Могла останавливать время, где-то прокручивать вперед, где-то наоборот откручивать, и смотреть, смотреть...
  ...Она видит девятилетнюю девочку, маленькую пацанку. Ее часто лупят родители, лупят нещадно. Но сломить не могут. Она упряма и нерадива. Упорно, хоть и тайком, делает так, как ей хочется. В конце концов, ее отдают в женское отделение интерната. Там строптивости сильно поубавилось...
  ...Вот она бегает, ползает, занимается борьбой, учиться стрелять из лука и арбалета. Она лучший снайпер. Даже мальчишки, которые старше ее на два-три года, не посылают так точно стрелы и болты в мишень. Ей позволяют произвести несколько выстрелов из автомата одиночными. Это большая честь...
  ...Аня откручивает пленку назад и заново просматривает свою жизнь. Вот отец тащит ее, десятилетнюю девчонку, за ухо. Она ревет. Стоп! Вон там, сбоку, стоит мальчик. Воины не плачут, и потому он борется с собой, чтобы глаза не смели увлажняться. Но ему жалко Аню. Мальчика зовут просто Олежка. Он еще не получил взрослого имени - сын Виктора...
  Ее стрела вонзается прямо в середину мишени. Она горда собой. Торжественно улыбается. "Учитесь, позорники! - говорит юным воинам Анатолий Алфераки, инструктор и начальник гвардии. - Девчонка стреляет лучше вас. Вы не воины Лакедемона, вы сопливые рабыни!" Стоп! Там, в толпе мальчишек, на нее смотрит, открыв рот, преисполненный искренним восхищением... Олег...
  ...Девушка кричит: "Я не буду его женой! Я не выйду за этого хлыща!" Отец не терпит возражений, и она получает удар по щеке. Сильный, хлесткий, как всегда обидный. Он говорит: "Дура ты, это же будущий царь!.. большая честь для нас...". Она покоряется, да и как тут не покориться. Все-таки сломали... сломали... вот она выходит из Храма Славы под руку с Артуром... и первая брачная ночь... боль, кровь и горькие слезы... а через несколько недель первый выкидыш...
  Аня проснулась и потянулась, разминая ноги. Солнце уже клонилось к закату и небо на востоке потемнело.
  - Почему здесь? Почему? - доносилось откуда-то со стороны коридора.
  Все еще не понимая, что происходит, она приоткрыла дверь и выглянула из кухни. В коридоре стояли Николай и Артур.
  - Плохо дело, - сказал следопыт, протирая лысину. - У Григория высокая температура и бред. Ему осталось не больше десяти-двенадцати часов. Плохо дело.
  - Почему... здесь... - снова раздается надрывный стон из комнаты.
  Артур будто не услышал ни озабоченного Николая, ни бредящего Григория. Он, бледный и взъерошенный, уставился на табло дозиметра:
  - Двести семьдесят микрорентген. Мля! Какого хрена! Мля! Валить нужно отсюда, прямо сейчас валить! Мы все тут сдохнем к чертям! А если предатель найдет выродков? Или спрячется? Сколько мы его тут ловить будем? На хрен этот сраный город!
  Следопыт схватил наследника за плечи и с силой встряхнул.
  - Артур, послушай, - прорычал он. - На моем счету тринадцать походов в сторону Таганрога, семь в сторону Новоазовска и четыре на север. И я ни разу не провалил задания. Ни разу! Ни одного! Я не потерплю провала. Все не так страшно, как кажется. Сегодня ночью мы найдем и убьем мерзавца, вместе с его отродьем и всеми выродками, которых он только сможет позвать на помощь. Мы вернемся с их головами. Мы - остатки полноценных людей, хранители всего, что погибло, за нами будущее, мы - сила! Кого нам бояться? Кучки аборигенов? Утром на нас уже напали двенадцать ублюдков, мы их всех перещелкали за одну минуту. Или ты думаешь, местные выродки умеют воевать? Да мы их перебьем к черту, они не успеют глазом моргнуть! Кто нам страшен? Туман Даров? Мы возьмем двух, нет даже трех пленников, или вернемся северной дорогой, через Николаевское шоссе. Вероятность встретить туман будет минимальна. Что тебя тревожит? Хамелеоны? Будем передвигаться ночью. Радиация? Двести семьдесят микрорентген в час - это не настолько страшная доза. Это мой двадцать пятый дальний поход, и я бывал в зонах похуже и пожестче, поверь мне. И пока жив. И дети нормальные...
  - Скажи это своим волосам! - ответил немного успокоившийся Артур и, вырвавшись из рук следопыта, направился в свою комнату.
  - А ты почему без броника? Где оружие? - спросил с раздражением Николай, обратив внимание на Аню. - Оденься немедленно!
  Девушка вернулась на кухню и поспешно собралась.
  
  Два часа спустя они спускались по лестнице. Первым шел Николай, за ним Аня, замыкал отряд Артур. Григория они оставили умирать в квартире. У него забрали автомат, вещмешок и дозиметр, дали напиться и оставили личный клинок. Старейшина вложил в руку раненого пистолет, отнятый у атаманши, с единственным патроном в патроннике.
  Когда отряд спустился на первый этаж, раздался выстрел.
  - Да восславят тебя священные воды Миуса, брат мой, - прошептал следопыт, выходя из подъезда.
  Пробравшись сквозь заросли, троица вышла на дорогу. Ночь выдалась звездной и безветренной. Было очень тихо. В свете растущей горбатой луны дома и деревья, погруженные в зловещее затишье, казались фантомами, призрачным отражением иного мира.
  - Ты наши уши и наши глаза, - шепнул Николай Ане. - Как почувствуешь след Олега, дай знак. Только делай все молча.
  Они бесшумно продвигались по городу. Аня прислушивалась, постоянно озиралась, но ее шестое чувство ничего не могло нащупать. Совсем ничего, будто город вымер. Не было хищников, не было их жертв, не было ничего.
  Отряд вышел на очередной перекресток, в середине которого находилась целая груда искореженных автомобилей. Николай рукой указал направление. Аня огляделась и увидела очень странный столб, с каким-то длинным скворечником наверху, в который были вставлены три стеклянных кругляша.
  И вдруг тот, что посередине, загорелся желтым светом, потух, и снова загорелся. От призрачной ночи не осталось и следа. Стоял жаркий полдень. Кругом столпотворение. Настоящая паника. Кто-то бежит, зажав в руках сумки с продуктами. Другой застыл на месте, обхватив руками голову, понимая, что спастись не удастся. Еще один лежит неподвижно: он получил свое избавление. Слышится нестерпимый вой, больно режущий уши. Дым стелется по земле, не давая дышать. Множество автомобилей, часть из которых смяты, сгрудились на перекрестке, перекрыв проезд. Доносятся крики боли, отборный мат, детский плач. Двое мужчин, красные от напряжения, вцепились друг другу в глотки, стоя на капоте. Из покалеченной бело-синей машины с надписью "Полиция" выскакивает человек в форме. Аня узнает его. Это отец. Ее отец. Только намного моложе. Без плеши и седины. Он не обращает никакого внимания на дерущихся, подбегает к другому автомобилю, в котором сидят мужчина и женщина.
  - Ваше транспортное средство изымается для нужд полиции! - орет он срывающимся голосом.
  - Какие еще нужды? Нам некогда, - отвечает мужчина, пытаясь завести машину, задняя часть которой под потолок забита коробками, баулами и какими-то свертками.
  Тогда отец достает пистолет и надрывно вопит:
  - Выйти из автомобиля, иначе я применю силу!
  Женщина начинает кричать, а мужчина, уставившись ошалелым взглядом на полицейского, вдруг злобно вопит:
  - Ах ты мент вонючий! Чтоб ты сдох, гнида! Мусор помойный!..
  Отец стреляет прямо через стекло. Мужчина, дернувшись, хрипит:
  - Валя!.. Валя!.. беги...
  Полицейский, открыв дверь и выкинув на дорогу раненного, садится в автомобиль. У женщины истерика.
  - Вылазь из машины, сука! - убийца дрожащими руками наставляет оружие на женщину.
  Но она, вцепившись душегубу в волосы, вопит:
  - Будь ты проклят, гад! Будь ты сам проклят и дети твои!
  Раздается новый выстрел, и женщина вываливается из кабины автомобиля. Машина после нескольких попыток заводится и срывается с места. Мужчина с простреленной грудью тянет руку:
  - Валя... Валя... - хрипит он.
  Аня переводит взгляд на женщину. Та лежит на спине, широко раскинув руки и ноги, из-под нее растекается лужа крови. У нее очень большой живот. Она же беременна! На позднем сроке...
  - Валя... Валя... - слышится слабеющий хрип.
  
  - Я проклята, - ошеломленная Аня, закрылась руками. - Я проклята... я не смогу родить... никогда... я проклята...
  - Анна! Анна! - Николай, с трудом отодрав руки от лица девушки, посмотрел ей в глаза. - С тобой все в порядке?
  - Это было здесь... я видела... это было здесь... прямо з-здесь... - девушка заикалась.
  - Что было? Когда? - подбежал Артур.
  - Следи за периметром, я сам разберусь, - прошипел Николай. - Что ты увидела? Отвечай!
  Аня, наконец, пришла в себя и огляделась. Все та же ночь, освещенная неполной горбатой луной. Все тот же перекресток. И груда ржавого металла на его середине. И странный столб с тремя глазами не мигает больше желтым светом...
  - Тут было очень давно, больше двадцати лет назад... Я видела.
  - Этого еще не хватало, - с досадой вздохнул следопыт. - Сейчас сконцентрируйся на нынешнем моменте. От тебя зависит успешность операции.
  - Зачем только взяли тебя с собой. Никакой помощи, дура истеричная, - произнес Артур.
  Николай неожиданно ударил ее по щеке. Ударил так, как бил обычно отец за непослушание. Больно. Хлестко. Обидно. Аня, зло сверкнув глазами, проговорила со сталью в голосе:
  - Я уже в порядке. Я увижу и услышу все, что нужно. Я все сделаю.
  Они пошли дальше по улице вдоль заброшенных домов и разграбленных витрин. На обочине густели заросли. В них могли бы прятаться какие-нибудь хищники, мутанты, выродки. Но Аня знала, что, ни в этих, ни в следующих кустарниках, ни в пустых зданиях никого не было. Город вымер.
  Артур вдруг споткнулся.
  - Хрена тут железа на дорогу набросали, мля! - ругнулся он.
  - Это не железо, - прошептал Николай, - это трамвайные пути.
  - Что такое трамвайные...
  Наследник оборвался на полуслове, поскольку в ночи раздалась трель. Странная, прерывистая, ни на что не похожая. Следопыт вопросительно взглянул на Аню.
  - Просто какая-то ночная птица, - сказала девушка.
  Она соврала. Аня видела шлейф, очень похожий на человеческий. Существо пряталось за стеной ближайшего дома. Именно оно сейчас издавало прерывистые звуки - песнь возмездия.
  Николай с недоверием посмотрел на Аню. Что-то напоминала ему эта трель. Что-то мучительно знакомое... но что?..
  - Ты в этом уверена? - спросил он.
  - Абсолютно, - сказала девушка, и в голосе ее слышалось затаенное презрение, но следопыт ничего не заподозрил.
  Маленький отряд двинулся дальше. Где-то в отдалении послышалась новая трель, чем-то схожая с предыдущей. Николай замедлил шаг, вскинув автомат.
  - Я вижу следы птиц, - проговорила Аня. - Это просто птицы, нам нечего опасаться.
  Холодок пробежал по спине следопыта, в пальцах возникла дрожь. Мрачное предчувствие кольнуло сердце. Такое с ним случилось впервые за двадцать с лишним лет, прожитых в постядерном мире. Усилием воли Николай взял себя в руки и посмотрел на Аню.
  "Что означает это птичье пение? Что же оно означает? Что-то знакомое..."
  Потом старейшина перевел взгляд на Артура. Тот был беззаботен и расслаблен. Его бестолковая, но все-таки видящая жена сказала, что это просто птицы. Птицы - значит, птицы. Чего их бояться?
  Вновь послышались высокие мелодичные звуки. И опять по спине следопыта пробежал предательский холодок. Ну, почему, почему ему становится так страшно? Ведь он уже давным-давно никого и ничего не боится. Без страха сражался с бандой, спокойно входил в Туман Даров, без содрогания стрелял в гигантских хамелеонов. Почему же птичий свист наводит на него ужас? На что-то он очень похож, но на что?
  Отряд двинулся дальше. Вскоре улица привела их к перекрестку. Впереди чернел Центральный таганрогский рынок.
  "Как там в сказке, - подумалось следопыту, - прямо пойдешь - смерть найдешь; налево пойдешь - коня потеряешь; направо пойдешь - еще какая-то хрень случится..."
  Идти прямо, через рынок не было никакого желания, да и русские витязи прямо не ходят. Следопыт вдруг поймал себя на мысли, что он впервые за двадцать лет подумал о себе как о русском. Они уже давно превратились в бесстрашных и беспощадных солдат Великого Лакедемона, солдат новой эры. А тут на тебе: "русские витязи прямо не ходят..." Но и налево ходить - плохая примета. Потому что встают с левой ноги, гуляют налево и делают левые деньги, но сражаются всегда за правое дело.
  И, повинуясь импульсу, Николай двинулся вправо.
  
  Глава 10
  
  АНГЕЛ С КРОВАВЫМ КРЫЛОМ ВНОВЬ НАЙДЁТ В СЕБЕ МУЖЕСТВО ВСПОМНИТЬ
  
  
  Памятник, освещенный неяркой луной, бросал короткую тень, и два человека, стоящие у подножия, были практически незаметны уже с нескольких шагов - один, весь в черном, вообще полностью сливался с камнем, а камуфляж другого, держащего автомат, походил на листья кустарника.
  - Твои приятели идут сюда, - прошептал Кислов, вглядываясь в ночь. - Как я и предполагал, продвигаются по улице Чехова. И их всего лишь трое.
  - Откуда вы знаете? - Олег до боли в пальцах сжал в руках "калаш".
  - Слышишь, - вождь поднял указательный палец, - пташка поет?
  Юноша кивнул. Он давно обратил внимание на звуки, которые доносились время от времени, но никак не мог сообразить, каким животным дал приют уснувший город.
  - Это специальный язык, с помощью которого общаются нуклеары, - Кислов вытащил из кармана деревянную трубочку и подул в нее.
  Раздалась прерывистая трель, звуки которой показались Олегу резкими и совершенно непохожими на птиц.
  - У них ПНВ случайно нет?
  - Что? - юноша поморщился, не поняв смысл вопроса.
  - Прибор ночного видения, - вождь посмотрел на Олега. - Ладно. Помни, о чем мы с тобой говорили: уберешь одного выродка, получишь первую ступень посвящения. Я признаю тебя своим, нуклеаром, без всяких испытательных сроков. Как вождь, имею на это право. Потом обряд инициации проведет судья, хотя, судя по всему, Леонид от тебя не в восторге, а после шаман. И все. Три года спустя станешь полноправным нуклеаром, сможешь принимать участие в общем собрании, может быть, тебя даже в Совет выберут. Наверное, три года кажется долгим сроком, но первый гигантский шаг ты совершишь именно сейчас. Ясно?
  - Убрать одного... А что будет с остальными? - тихо спросил будущий нуклеар.
  - Полагаю, они сдадутся, - ответил Кислов.
  - Никогда! Воины Лакедемона никогда не сдаются! - собственные слова показались Олегу дурацкими и пафосными, учитывая, что сам-то он разоружился беспрекословно, хотя, конечно, у него, как правильно выразился Кислов, не было резона дурить...
  - Поглядим, - насмешливо отозвался мужчина.
  Из темноты бесшумно, словно тени, возникли шесть лучников: четыре парня и две девушки. Среди них Олег узнал Илью и Каур.
  - Вы очень вовремя. Трое за колонны торговых рядов слева, трое направо за деревья. Действовать по моей команде. Бегом марш! - скомандовал вождь.
  Нуклеары разделились на две группы четко, как будто распределили это заранее и мгновенно растворились. Где-то вдали раздалась новая трель, Кислов прислушался.
  - Ага, наши гости свернули вправо, и появятся вот оттуда, - сказал он, указывая пальцем. - Идем за колонны, поищем место под позицию. Нас там увидеть невозможно, даже с ПНВ, но площадь как на ладони. Я уверен, они обязательно задержатся возле памятника, так что не упусти свою удачу, стреляй на поражение.
  Олег совершенно не мог понять, как удается юнцам передвигаться настолько быстро, тихо и незаметно. Его глаза уже привыкли к темноте, да и луна давала немного света, но все равно нога то и дело попадала в трещины и выбоины на асфальте, отчего мелкие камушки разлетались в стороны.
  Через несколько минут он распластался на полу крытой галереи второго этажа, и приготовился к стрельбе из положения лежа, но пока делать было нечего. Говорят, что как день начнешь, так он и пройдет; что ж, примета, похоже, сработала. Нескончаемый отвратительный день переходил в не менее мерзкую ночь. Юноша пытался понять: отчего на душе так паршиво? Кстати, кого же за ним послали? Кого-то из интерната? До этой секунды Олег не думал о таких вещах, или, вернее сказать, отгонял подобные мысли... А вот теперь он затаился, невидимый, а значит, практически неуязвимый, и собирается расправиться с кем-то из своих знакомых. Что, если человек, которого вскоре придется убитъ, - хорошо знаком? Если это кто-то, с кем каждый день тренировался... Или ходил в дозоры... Или плечом к плечу, стоял на дамбе против гидр... Да какая, в сущности, разница, если бы карательный отряд нагнал его по дороге, - разве он упал бы на колени, отдал им ребенка, нет, безусловно, стал бы отстреливаться! Так в чем дело? Что меняет эта засада? Вроде бы, ничего, но злость на себя острым когтем царапала сердце... А может, намеренно промахнуться? Дать возможность ничего не подозревающему отряду собраться, занять круговую оборону. Тогда эти бесшумные черти, нуклеары, закидают карателей стрелами... Но почему другие должны расхлебывать заваренную им кашу? Разве тот же Кислов звал кого-нибудь в Таганрог? И опять же, не Кислов был отцом ребенка, которого теперь собрались защищать нуклеары. И разве каратели пришли не по его, Олега, следам?
  Но легко вождю говорить "убрать любого", так же хорошо утверждать, что все они выродки. Хотя, наверное, с точки зрения нуклеаров это так... А в Лакедемоне считают выродками всех остальных. Пожалуй, они тоже правы. Люди вообще выродки. Все до единого. Так где разница...
   Кислов стоял сбоку за колонной. На какое-то мгновение Олегом овладело острое желание разрядить рожок в этого неприятного рыжеволосого человека, который поймал его в сети обстоятельств, и теперь дергал за ниточки, точно куклу, а потом - будь что будет. Не убьют же за это ребенка? Его, конечно, прикончат, но не маленькую девочку, нет... Какая наивность! Ее придушат в тот же миг, когда узнают, что их чертов вождь погиб. Во всяком случае, в Лакедемоне поступили бы именно так, и без всяких колебаний. Ладони Олега вспотели, в нем поднялось ощущение безысходности, которое переросло в бешеную злость на себя, а она помогла собраться, отбросив прочь бесполезные рассуждения.
  
  ***
  
  Три вооруженных человека продвигались мимо мертвых засохших деревьев; на дороге попадались бесформенные железяки выгоревших машин. Вероятно, в первые дни после Великого Коллапса здесь велись бои между двумя группировками, пытавшимися взять город под контроль. Впрочем, теперь не важно, от тех банд не осталось и следа: радиация, голод, болезни и два года ядерной зимы уравняли всех.
  Снова послышалась птичья трель. Николай опять вынужден был унимать дрожь и отгонять от себя дурные мысли.
  Обогнув рынок, дороги снова сходились. Следопыт покосился на двухэтажное здание, заросшее гигантским плющом, через который проглядывали колонны торговых рядов, и только потом увидел памятник: мужчина с бородкой, сидел, опершись руками на колени.
  - Это кто? - спросил Артур.
  - Тихо! - рявкнул не своим голосом Николай.
  Что-то было не так. Что? Следопыт посмотрел на бронзовую фигуру. И в неверном освещении луны ему почудился укоризненный взгляд. Николай зажмурился, тряхнув головой, снова открыл глаза. Нет! Это просто кажется. Тут что-то другое...
  И Николай догадался. Памятник ухожен. Вокруг него выкошена трава, на площади нет поваленных деревьев. И надпись! Надпись легко читаема даже в ночи:
  АНТОН ПАВЛОВИЧ
  ЧЕХОВ
  1860-1904
  Это показалось самым неправильным. Они, бесстрашные и беспощадные воины новой эры, забыли о своих корнях. А выродки, варвары, проклятые мутанты, ублюдки и дерьмо рода человеческого, ухаживают за памятниками из прошлой эпохи.
  Вновь зазвучали трели. Громко. Жутко. Противоестественно.
  - Это птицы, - услышал он голос Ани. - Карающие птицы.
  Следопыт с ужасом взглянул на девушку, думая, что она сошла с ума. Аня смотрела на него с нескрываемым презрением. На ее лице играла злая торжествующая улыбка. В этот момент Николай вдруг понял, что напоминают ему трели: это была видоизмененная, с какими-то непонятными нововведениями и мелодичными переходами азбука Морзе.
  "Засада!" - успел подумать следопыт, но выстрела он уже не услышал.
  
  ***
  
  Когда на площадь вышли три фигуры, Олег стал напряженно всматриваться, но не смог понять кто это.
  Маленький отряд, как и предполагал Кислов, остановился возле памятника. Юноша прицелился в один из силуэтов. Палец лег на спусковой крючок, а мушка стала перемещаться вверх. В голову... Выстрел в голову, и конец. Все. За Дамбу Теней... В Море Погибели...
  Словно почувствовав его намерение, человек обернулся. У юноши волосы встали дыбом, когда он узнал Аню. На лице девушки застыло зловещее предвкушение. Такой Олег видел ее впервые. И главное, она будто знала, где искать своего будущего убийцу, целящего ей прямо в переносицу. Юноша вспомнил, как искал хотя бы мимолетных встреч, как неимоверно радовался, когда из лука или арбалета девушка попадала точно в цель, как буквально разрывалось сердце, если Аню бил отец или кто-нибудь из наставников. Это было невыносимо, уж лучше бы его самого нещадно отхлестали розгами. Но она всегда была взбалмошной и непокорной девчонкой, и никогда не плакала; это Олегу нравилось в ней больше всего.
  Нет! Он не сможет выстрелить. Просто не решится. Рука дрогнет... Или все же сумеет? Олегу представилась вдруг жуткая картина: нуклеары пытают пленную девушку... отрывают ногти, жгут раскаленным железом, избивают и насилуют...
  "Может, смерть станет для нее избавлением?"
  Юноша ощутил, как чья-то нога легонько ткнулась в бедро. Это был Кислов. Таким способом он выразил свое нетерпение. Нужно на что-то решаться.
  Нет, в Аню он стрелять не будет. Наоборот, сделает все, чтобы она осталась жива. Олег прицелился в того, что был ниже ростом, потом в высокого, и снова в низкого. Кого же из них?
   "Но все же низкий умрет первым... Выродок стреляет в выродка. И становится выродком вдвойне!" - пронеслась мысль, обдав жаром. Олег перестал дышать и нажал спусковой крючок.
  Выстрел эхом укатился под своды торговых рядов, спугнув какую-то пернатую живность.
  
  
  Николай, сделав разворот вокруг своей оси, развел руки и с глухим стуком рухнул наземь. Артур хотел было вскинуть автомат, чтобы дать веерную очередь, но не успел: Аня, взяв на прицел мужа, прорычала:
  - Даже не думай!
  - Ты, что, мля... - только и смог вымолвить обалдевший от такого поворота Артур.
  - Мы сдаемся! - крикнула она в темноту. - Сдаемся!!!
  Артур помедлил, ему вспомнились слова из Кодекса, о том, что воины не сдаются. Но потом, сообразив, что тех, кто мог бы уличить его в трусости или предательстве, здесь нет, а бесполезное геройство - это приманка для дураков, положил автомат к подножию металлического болвана, который, кажется, скалился.
  - Мы сдаемся! - опять прокричала Аня, отходя на несколько шагов от убитого Николая, чтобы не оказаться в лужице натекающей крови.
  Из тьмы, что сгустилась между колонн, вышел человек в черной мешковатой одежде.
  - Ты тоже бросай автомат, красавица, - приказал он. - Мои люди держат тебя на мушке, если что.
  Девушка беспрекословно подчинилась. Человек в черном, засунув пальцы в рот, пронзительно свистнул, и вокруг него, словно материализовавшись из пустоты, появились темные силуэты. В руках у них были луки, нацеленные на незваных гостей. Артуру показалось, что их было никак не меньше двух десятков, и он уже слышал свист стрел, к тому же глаза у некоторых фосфоресцировали, что внушало неописуемый трепет.
  - Я вождь нуклеаров. Вы мои пленники, - заявил человек в черном. - Вздумаете дурить - немедленно умрете, так что отцепляйте свои тесаки, вещмешки, подсумки. Так же снимайте ваши броники и прочие цацки. Не советую прятать какое-нибудь оружие, не то пожалеете. Советую быть честными и отдать все сразу. Учтите, честность - это путь исправления.
  Аня принялась немедленно выполнять требования, в то время как ее муж делал это с явной неохотой. Он дернулся, услышав трель, что сопровождала их на последнем участке пути, и уставился на маленькую дудочку, с помощью которой вождь издавал звуки, столь похожие на птичий голос. Понемногу значение увиденного стало доходить до Артура: оказывается, их пасли всю дорогу!
  "Ах, ты, корова безмозглая, что ж ты талдычила про птиц! Так и знал, что никакая ты не видящая... Придушил бы дуру! А Николай-то тебе верил. Вот же я с вами влип, мля!" - он почувствовал облегчение от сознания, что это Аня и слепо слушавший ее бредни проводник были виноваты в бесславном завершении карательной экспедиции.
  - Олег! Иди сюда! - позвал черный.
  Будущий нуклеар, старавшийся держаться в отдалении, с огромной неохотой двинулся к памятнику. Наступал невыносимый момент встречи с недавними друзьями. Смерть двух человек, которые расстались с жизнью при его побеге из Лакедемона, казались трагической, но необходимой платой за руки, незапятнанные детоубийством. Но потом обстоятельства, цепляясь друг за друга, ставили все новые и новые задачи. Дойти до города; найти выживших людей; как-то договориться с ними, сделать все возможное, чтобы малышка получила помощь... Но цена оказалась непомерно велика.
  Он жаждал оказаться в Таганроге, преодолел страшные препятствия, чтобы это сделать. Но что дальше? Вроде бы вождь говорил очень складно о трагедии общин, да, очень правильно говорил. И как-то незаметно приплел к апокалипсису и гибели цивилизации необходимость убийства одного из карателей. Чтобы быть полноправным гражданином - следовало убить раба. Но оказалось, чтобы стать нуклеаром - нужно убить полноправного гражданина. Что может быть глупее, чем мечтая разорвать замкнутый круг, снова попасть в какую-то нелепую ловушку? Теперь осталась горечь, которая (Олег был в этом более чем уверен) станет чудовищной, как только он посмотрит в глаза Артура и Ани.
  - Олег, ты все сделал правильно, так что нечего прятаться, - испытующий взгляд Кислова буквально вонзился в юношу и буравил поникшего неофита, а затем обратился к пленным. - Раздевайтесь догола.
  - Как? - спросил Артур. Он выглядел совершенно растерянным, таким Олег его еще никогда не видел.
  - Догола - это значит снять с себя абсолютно всю одежду, - невозмутимо произнес Кислов.
  - Я не буду, - сказала Аня тихо, но твердо.
  - Не бойся, - ухмыльнулся вождь, - тебя никто не тронет. Просто нужно убедиться, что у вас нет больше оружия.
  - Я все равно не буду, - повысила голос Аня.
  - Можно, я уйду? - Олег устало посмотрел на вождя пустым взглядом.
  - Зачем? - Кислов изобразил удивление. - Зачем тебе-то уходить? Или ты чувствуешь стыд? Тебе стыдно перед теми, кто вторгся на твою землю? Теперь ведь это твоя земля! Ты нуклеар! Я признаю тебя членом нашей общины.
  От бессилия и раздиравших его противоречивых чувств, Олегу стало тяжело дышать. Воздух словно наполнился непереносимой духотой, а лунный свет, казалось, обжигал сильнее полуденного солнца. Неизвестно, что произошло бы дальше, но голос судьи разрядил обстановку. Он приближался вместе с целым десятком молодых людей, вооруженных луками и арбалетами.
  - Валера! - крикнул Дрожжин. - Давай, отпусти парня, ему на сегодня хватит, а у тебя еще будут сотни воспитательных моментов. Тем более, не пристало оголяться перед духом Сказителя, так что пленных пускай обыщут в торговых рядах.
  Вождь посмотрел на памятник и кивнул.
  - Ладно, - согласился он, с явным недовольством. - Пусть будет так. Илья! Отведи новичка к себе и позаботься о нем. У тебя там просторно. Каур! Займись девушкой. Саша, ты отвечаешь за пленного.
  Олег, отдав автомат Кислову, поспешил за низкорослым юнцом, чтобы не видеть раздевания и допроса бывших друзей. Он чувствовал себя полностью вычерпанным, и едва волочил ноги от усталости.
  
  ***
  
  Оставшиеся на площади одни мужчины немного помолчали, а затем Дрожжин спросил:
  - Ты уверен в своем поспешном решении?
  - С парнем все чисто. Он прошел тщательную проверку, и я знаю, он именно тот, за кого себя выдает, хотя его удачливость поразительна, - Кислов перекинул автомат за спину. - Но напрасно ты вмешался, Лёня, напрасно. Такой момент испортил!
  - То есть, ты не допускаешь мысли, что это хорошо спланированный разведывательный рейд? - судья пропустил упрек мимо ушей. - Знаешь, Валера, очень легкомысленно было возвращать ему оружие. Разве твои тесты дают гарантию на все сто?
  - Знаешь, Лёня, - в тон другу ответил Кислов, - будь он специально подготовлен, несомненно, он мог бы легко их обойти, но я глубоко сомневаюсь, что в мире остался хоть один специалист, который смог провести такую подготовку, и уж вовсе невероятным видится мне факт, что этот спец оказался бы на нашем полуострове...
  - То есть девочка на самом деле его дочь? - Леонид с сомнением покачал головой. - А не слишком ли он молод для роли отца? С трудом верится...
  - Будь спокоен! После процедуры раздевания, которая рвет шаблон, и трехчасового допроса в состоянии сильного физиологического дискомфорта, когда человек с одинаковой силой хочет жрать, пить и ссать, чрезвычайно трудно, то есть, просто невозможно оставаться в рамках легенды, и ни разу не сбиться, если ты об этом. И он вполне доказал свою правдивость: сделать такой выстрел только ради сохранения конспирации? Нет, это невозможно. Хотя завтра сам его прощупай.
  
  ***
  
  Илья тщательно обходил встречавшиеся трещины и прочие маленькие препятствия, о которые то и дело спотыкался подопечный, а потом вдруг спросил:
  - У тебя есть кровные братья или сестры?
  Вопрос вытряхнул Олега из пустоты и показался дико нелепым. При чем тут братья? Женщинам Лакедемона вменялось в обязанность рожать как можно больше, и каждый ребенок поощрялся каким-нибудь ценным подарком от общины, но смертность была слишком большой, и редко какая мать могла похвастаться двумя детьми, дожившими до совершеннолетия. Сестра Олега умерла, когда ей не было даже года, но распространяться об этом незнакомому мальчишке не хотелось, поэтому юноша ответил коротко:
  - Нет.
  - У меня тоже, - поникше проговорил Илья, - я такой один во всем племени. Ну, еще есть Саша, он сын Дрожжина. Он тоже единственный. А у остальных есть братья и сестры.
  - Постой, - удивился Олег, - ты хочешь сказать, что у всех остальных по двое детей?
  - Нет, - Илья отрицательно покачал головой. - Не у всех. У большинства четыре, пять или шесть, а у Петра и Алины целых восемь.
  - И никто не умирает? - спросил Олег ошарашенный такой невероятной новостью.
  - Умирают, конечно, - юный нуклеар вздохнул и посмотрел на собеседника пытливыми глазами. Сейчас зрачки не казались кошачьими, так как стали почти круглыми, - в прошлом году один ребенок умер, в позапрошлом тоже один, а зато три года назад - ни одного.
  - А уро... - Олег вовремя оборвал слово, - дети с отклонениями у вас рождаются?
  - Бывает, - с грустью сказал Илья, - у нас одиннадцать таких.
  - И что вы с ними делаете?
  - Ничего. Они живут в специальном доме. За ними по очереди ухаживают родственники и те, у кого есть свободное время. Я тоже иногда прихожу с ними поиграть.
  Изумлению Олега не было границ, и он остановился.
  - Что? - спросил его Илья. - Что-то не так?
  Олег ощутил странную боль в груди, от которой почему-то зачесались глаза. В Лакедемоне такое посчитали бы слабоволием, но юноша чувствовал, что потерял ориентиры. Образ жизни, с рождения до вчерашнего дня принятый как единственно возможный, оказался неправильным, дал трещины и рассыпался. Но значило ли это, что у нуклеаров все без изъянов?
  - Ничего, - вздохнул Олег и побрел дальше, - в Лакедемоне очень много детей умирает при рождении. Очень много.
  - Понимаю. Вы живете, но не выживаете, - произнес Илья с мудрой интонацией, непонятно откуда взявшейся у такого юнца.
  Вскоре они вышли на площадь, окруженную со всех сторон многоквартирными домами. В середине ее росли высокие деревья неизвестного вида, выше и пышнее, чем голубые ели, что стояли возле Дома Собраний в Лакедемоне.
  - Это роща Бессущностного, а вон там его монумент, - указал Илья рукой. - Ты ничего особенного не чувствуешь?
  Олег посмотрел в ту сторону. Действительно, на постаменте стоял лысый мужчина с бородкой, одетый не то в плащ, не то в какую-то накидку.
  - Много у вас монументов, - заметил Олег.
  - Да, у этого города много покровителей, - согласился Илья, - а вот дом, в котором я живу. Он весь мой. Но я занял только одну квартиру. Зачем мне больше? А ты если захочешь, сможешь выбрать любую другую, или будем вместе, так веселей.
  Они поднялись на второй этаж, Илья открыл дверь.
  - Печь разжигать долго и хлопотно, так что, если ты хочешь покушать, то могу дать холодное...
  - Нет, не надо, - перебил Олег. - Просто покажи, где можно прилечь?
  - Вот, - Илья взял за руку Олега и потащил в темноту. - Ты спи, я приду позже. У нас сейчас ночное бодрствование.
  - Что такое "ночное бодрствование"?
  - Судья Дрожжин говорит, что у нуклеаров цикл жизни другой. Более длинный, поэтому иногда мы спим ночью, а иногда днем. Но ты, как все старшие, должен спать ночью. Вот и кровать, укладывайся. Могу дать одеяло, хотя ночь теплая.
  - А твои родители, здесь? - прошептал Олег, нащупывая подушку.
  - Нет, Мы все живем отдельно друг от друга, - Илья остановился. - Я посвящен Бессущностному, мама из клана Творца, а папа из клана Сказителя.
  Олег хотел спросить, что это за странные названия такие, но, уже последние слова Ильи слышались невнятно: события дня хороводом кружились перед глазами, а в отдалении маячили мрачные фигуры трех убитых сограждан. Адская усталость навалилась на сознание, перенасыщенное впечатлениями последних суток. Меньше чем за полминуты, едва спина соприкоснулась с матрацем, новоявленный нуклеар заснул.
  
  * * *
  
  Аня открыла глаза, чувствуя себя более усталой, чем накануне вечером. Зарешеченное окошко давало тусклый свет, впрочем достаточный, чтобы разогнать мрак в полуподвальном помещении. Сюда ее привели вчера и заперли одну, а куда дели Артура - приходилось только гадать. "Уже день", - сообразила девушка. Настил, на котором она спала, был сложен из коричневых веток, а от жесткого тюфяка неприятно тянуло прелой травой. Аня села, потянувшись. Вчерашний день вспоминался как какой-то дикий сон. Вот она, поддавшись нелепому импульсу, решает отправиться в погоню. Зачем? Сама не знает. Да, ей осточертели гулянки Артура, да, она никак не может родить ребенка, да она ненавидит своего свекра Антона. Но нужно ли было из-за этого очертя голову кидаться в опасную неизвестность?
  "Как глупо! - подумала девушка, притянув колени к груди. - Я всегда поступаю глупо!"
  Вчера ночью ей было наплевать на свою жизнь, она жаждала смерти для себя и своих спутников. Вчера ночью бытие текло в ином измерении. А что сегодня? Сейчас умирать совсем не хотелось, хотя положение было отчаянным: она фактически предала идеалы Лакедемона. Сознательно повела товарищей в ловушку, сдалась в плен и заставила сделать то же самое мужа. И во имя чего все это? Что изменится в ее жизни? Она научится рожать живых детей? К ней здесь будут лучше относиться, чем в Лакедемоне? Или, быть может, Олег защитит ее? На что она надеялась? На детскую влюбленность парня, который сам среди этих уродов на птичьих правах?
  "Лучше бы он мне пулю в голову пустил, а Николай остался жив! Правду отец говорил: баба - дура не потому, что дура, а потому, что баба", - Аня уткнулась лицом в колени.
  Вспомнилось пленение, и унизительное раздевание перед двумя девками, одна из которых вообще была какой-то черномазой. И еще, сучка, улыбалась, бесстыдно рассматривала ее тело... Дрянь!
  Вспомнились глаза Артура - по-детски испуганные глаза взрослого воина. Какой он все-таки трус! Она всегда это подозревала, хотя в Лакедемоне под крылышком у папы можно пальцы гнуть.
  Вспомнилось, как их вели, безоружных, по улицам. Как запихнули в этот поганый подвал. Посиди, мол, тут до утра, а завтра разберемся с тобой. Что теперь будет? Пытки? Унижения? Изнасилования? Отец наверняка так и поступал во время легендарных новоазовских походов.
  "Валя, Валя..." - почудился Ане хрип умирающего мужчины, тянущего руку к уже мертвой беременной жене. Девушка сморщилась и постаралась отогнать жуткое видение, а потом осмотрелась внимательнее. Голые стены, пустой потолок, массивная металлическая дверь и толстая решетка на окне, до которой все равно не допрыгнуть. Захочешь повеситься - еще вопрос, как это сделать.
  Вдруг послышались шаги.
  "Так скоро! Уже пришли мучить? - мелькнуло в голове Ани вскочившей на ноги. - Ну, посмотрим!"
  Скрипнули петли, в дверях показалась девушка. Та самая, бесстыжая черномазая сучка, которая вчера проводила досмотр. Не долго думая, издав яростный крик, Аня бросилась в атаку.
  
  Через несколько минут отчаянной борьбы, буравя взглядом обступивших ее тюремщиц, Аня сидела на полу, прислонившись к стене. Распухшая губа кровоточила.
  Темнокожая девушка, присев на корточки, улыбнулась и вкрадчиво спросила:
  - Скажи, а у вас там все такие психованные?
  Аня заглянула в пронзительно-синие глаза с кошачьими зрачками и недовольно пробурчала:
  - Тоже мне доблесть, вчетвером на одну напасть.
  - Это мы на тебя напали? - нуклеарка подняла брови. - А по-моему, все было в точности наоборот... у меня, между прочим, теперь плечо болит.
  - Так тебе и надо, - надула губы Аня, отчего выражение на ее лице приобрело трогательно-комичный вид.
  - Мы еду принесли, - обидчица указала ладонью на разбитую тарелку и раскиданные варенные картофелины возле двери, - теперь ешь с пола или оставайся голодной.
  - Ну и ладно. Меня научили спокойно переносить голод и боль.
  - Правда? - произнесла темнокожая девушка с наигранным удивлением. - Может, ты не поверишь, но среди нуклеаров это не доблесть. Я тоже могу по несколько дней не есть.
  - Полноправные граждане все равно лучше всяких черных мутантов, - в голосе Ани слышался вызов.
  - Меня Каур зовут, - обидчица улыбнулась, обнажив необычайно белые зубы. - А тебя?
  - Дурацкое имя, - девушка жаждала разозлить нуклеарку. - Дурацкое отвратительное имя...
  В ответ Каур засмеялась:
  - У кого? У тебя? Если ты считаешь свое имя дурацким, то назови его, а я скажу так это или нет.
  Аня хотела сказать еще какую-то гадость, но, видимо понимая, что разозлить мутантку не удастся, проговорила с достоинством:
  - Для вас всех, я Анна дочь Павла. А рабы имеют только одинарные имена, как твое.
  - Анна дочь Павла, - сощурившись, повторила шепотом Каур. - Я запомнила. Никакое оно не дурацкое. Очень даже красиво. Ты зря считаешь свое имя отвратительным.
  Аня уже закипала от досады. Она все время пыталась задеть сидящую напротив синеглазку, но та не только никак не реагировала на колкости, но и подшучивала над пленницей.
  - А почему у тебя волосы такие короткие и в разные стороны торчат? - зрачки мутантки в полутьме подвала стали округлыми, почти человеческими. - Настоящие люди с двойными именами всегда так неряшливо выглядят?
  Секунд десять Аня боролось с сильнейшим искушением броситься на черномазую мерзавку, но посмотрев еще на трех девушек, которые после первой неожиданной атаки были теперь настороже, решила опрометчивых поступков не совершать.
  - Что вам от меня еще надо? - обреченно спросила пленница.
  - Отвести к вождю, - Каур выпрямилась, потирая плечо.
  - Зачем? - Аня пыталась скрыть испуг, но получалось это не слишком хорошо.
  Мулатка наклонилась к пленнице так, что их носы почти соприкоснулись.
  - Он расскажет тебе о трагедии общин и о твоем неправильном воспитании, - произнесла она многозначительно.
  
  * * *
  
  К своему удивлению, Олег спал крепко, без мучительных видений и поэтому выныривать из уютного небытия в реальность, полную проблем и нерешенных вопросов, страшно не хотелось, однако над ухом кто-то явственно сопел.
  - Привет, - послышался голос Ильи. - Я уж думал, ты никогда не проснешься.
  Олег открыл глаза, наткнулся на внимательно-любопытное лицо парнишки и снова зажмурился, но потом сел и осмотрелся: голые бледно-серые стены, окно с треснувшим стеклом, кровать, небольшой стол, пара табуреток. Больше ничего в комнате не было.
  - Ты вообще не спишь, что ли?
  - Сплю, но еще не ел, - возразил Илья. - Хотя солнце уже к вечеру идет. Я приготовил обед и ждал тебя, ведь ты мой гость.
  - Ты сам готовишь? - юноша принюхался: в воздухе стоял вкусный запах.
  - В соседней комнате, там печка.
  Паренек поставил на стол пару фарфоровых тарелок и два граненых стакана, сразу напомнивших Олегу ужин в трактире Гоги, который, казалось, случился годы назад. Две ложки и кувшин с водой дополнили сервировку. В центр Илья водрузил кастрюлю, из которой шел пар.
  - Вареная картошка с маслом. Правда, к ней нет никаких приправ. И вообще, у меня мало всего, только самое необходимое, не умею создавать уют, - извиняющимся тоном произнес хозяин. - Но если ты хочешь, можно поискать в других домах еще посуды и мебель принести.
  - Нет-нет, все хорошо, я тоже жил небогато и к лишнему не привык, - успокоил парнишку Олег. - А где ты работаешь?
  - Работаю? - поднял брови Илья.
  - Ну... ваш царь говорил, что здесь все обязаны работать...
  - Вождь. Называй его вождем. Я работаю, но не очень часто, - кивнул паренек. - Времени не так уж много свободного. Ведь я посвящен Бессущностному, а мы не работаем, как остальные. Мы обходим границы...
  За едой Олег узнал много удивительного про общину нуклеаров. Все жители Таганрога делились на кланы, и каждый имел определенного духа-покровителя, каким-то непостижимым образом жившего в одном из памятников. Здесь Илья не смог внятно объяснить, как это все получалось и почему, и посоветовал задать вопросы шаману. Кланов было девять: три больших и шесть малых. Все группы занималась определенным трудом, например, клан Отшельника, который возглавлял шаман, отвечал за охоту и рыболовство.
  И только в клане Бессущностного было всего двое братьев, что очень расстраивало Илью.
  - Выходит, Саша тебе не родной брат?
  - Он мне ближе, чем родной, он такой замечательный! - поправил Илья собеседника. - И если бы не он, я остался бы один...
  Теперь Олег догадался, почему паренек вел себя так пытливо, настороженно и внимательно: среди больших семей, связанных кровными или клановыми узами, он был очень одинок, а появление нового человека давало надежду на расширение их крошечной группки.
  - Так чем ваш клан занимается?
  - Мы иногда помогаем другим, я, например, люблю ухаживать за животными, но наша главная обязанность - патрулировать границы Запретной зоны. Сегодня очередь Саши, вчера была моя.
  - А к какому клану буду принадлежать я? - задал очередной вопрос Олег.
  - Мне бы очень хотелось, чтоб к нашему, но все зависит от того, кто с тобой заговорит. Это решат духи, а шаман тебе поможет, - туманно ответил паренек, жадно впиваясь взглядом в собеседника. - Сперва, конечно, ты получишь родителей, их тебе назначит судья. Он скоро придет, чтобы поговорить, познакомить с людьми и показать город.
  - Я бы хотел увидеть свою дочь, можно попросить судью об этом? - сказал Олег, с облегчением понимая, что рядом будет человек, избавивший вчера всех от издевательских испытаний.
  - Конечно, Леонид не откажет, - согласился паренек. - Только она пока не твоя дочь.
  - Как это?
  - Она нуклеарка, но пока у тебя нет родителей, у тебя не может быть и детей из нуклеаров. Твоя дочь принадлежит нам по рождению, а ты пока еще нет.
  Олег, у которого голова пошла кругом от всех этих, как ему показалось, придуманных сложностей, внимательно посмотрел в глаза собеседника. Зрачки Ильи из-за дневного света выглядели узенькими полосками, и он был вполне искренен. Он не издевался, а говорил, что думал. Хотя кто знает этих нуклеаров?
  - То есть, вы не считаете меня ее отцом?
  - Нет, - губы Ильи растянулись в улыбке.
  "Странный он все же какой-то, - подумал Олег, - улыбается невпопад. Смотрит так, что не по себе становится".
  - А что будет с пленниками? - спохватился юноша.
  - Это решит Небесная Канцелярия, - ответил Илья не задумываясь. - Они соберутся, как только приплывет с рыбалки шаман.
  - А что это? Она на небе находится? - Олег не мог скрыть изумления.
  - Нет, на земле, конечно, - Илья улыбнулся. - В самом красивом здании Таганрога. Там решаются все важные вопросы для жизни. У вас, то есть там, где ты жил раньше, разве такого нет?
  - Есть, - немного подумав сказал Олег. - Но в Лакедемоне это называется Совет Старейшин.
  - Мне мама рассказывала, что раньше у нас тоже был Совет, но постепенно все стали говорить Небесная Канцелярия, а вообще это шаман придумал.
  Где-то внизу послышались шаги.
  - Судья пришел, - шепнул Илья.
  Молодые люди вышли в коридор. Дверь открылась, и в помещение вошел бородач.
  - Здравствуйте, Леонид Игоревич, - паренек улыбнулся своей немного экзальтированной улыбкой.
  - Привет, Илья, здравствуй, Олег, - ответил Дрожжин с обычным спокойствием. - Отправимся на экскурсию?
  
  * * *
  
  Прогулка по территории нуклеаров, которую называли Запретной Зоной, длилась несколько часов. Выйдя из дома, Олег в сопровождении Дрожжина прошел мимо рощи Бессущностного. Из рассказа судьи юноша усвоил много нового: природа сделала нуклеарам несколько подарков, и одним из важнейших стали киндеровые деревья. Из них добывали длинные волокна, которые шли на изготовление тканей, а в специальные дни, получившие название Праздников Откровения, нуклеары вдыхали дым от листьев этого растения. Огромное количество киндеровых деревьев росло возле памятника духу Бессущностного и по таганрогскому побережью Азовского моря. Там, где раньше был городской парк, теперь был разбит фруктовый сад и располагались огороды. Земледелием занимался клан Сказителя, которым руководил как раз Леонид Дрожжин.
  Юноша видел многочисленные грядки, на которых узнал посадки картошки, капусты, огурцов. Все это сильно напоминало хозяйство Лакедемона, хотя были и другие растения, которые Олег видел впервые. Леонид, заметив, что земледелие не слишком интересует подопечного, просто перечислял названия: горох, фасоль, тыква... и какие-то зеленые в полоску шары, на них Дрожжин указал особо - арбузы.
  - В других местах выращиваем дыни, подсолнухи и много чего еще. Есть у нас, правда, одна проблема: все зерновые лет десять назад погибли: ни пшеницы, ни ячменя, так что настоящего хлеба нет. Одно просо только и осталось. А в прошлом году шаман откопал где-то зерна кукурузы. Так у него ею несколько квадратов засеяно. В следующем году планируем расширить посадки.
  Олег хотел сказать, что пшеница и ячмень вполне хорошо растут в Лакедемоне, но промолчал, так как толку от этой информации быть не могло.
  - Это для вечернего полива, - указал Дрожжин на нескольких мужчин, черпающих воду из колодцев во вместительные емкости. - После Великой Катастрофы проблема с водой была очень острой. Пришлось рыть колодцы.
  Показав огороды и сад, Дрожжин привел юношу на площадку, где стояла огороженная перилами восьмигранная тумба, а на ней была укреплена каменная плита с непонятной разметкой и металлическим треугольником посередине. Такое Олег видел впервые в жизни и очень заинтересовался.
  - Это солнечные часы, - сказал судья, - правда, время показывают неправильно. Надо бы их отрегулировать, да все руки не доходят... Мало нас пока, чтобы весь город благоустроить. Может, вы с Ильей займетесь? Я могу объяснить как это сделать. А вон главная достопримечательность прежнего Таганрога: Каменная лестница.
  Юноша подошел и глянул вниз, куда указывал Дрожжин. Лестница заросла по краям плющом и была затенена деревьями, которые смыкались над ней кронами. В Лакедемоне не было ничего подобного и Олегу вдруг очень захотелось хоть на миг почувствовать себя беззаботным мальчишкой, побежать к морю, с гиканьем и криками, перепрыгивая через две ступеньки. Наверное, так бы он и сделал, не будь рядом Дрожжина.
  - Да, здорово смотреть на море с высоты, - сказал судья, останавливаясь; его ледяные темные глаза, будто с замерзшим в них огнем, слегка поблескивали. - Там внизу Набережная Откровения. И угодья клана Отшельника, который возглавляет шаман. Так что если тебе когда-нибудь понадобиться его отыскать, то смело приходи туда. Он с удовольствием угостит внеочередной порцией водорослей.
  - Водорослей? - переспросил Олег.
  - Да, они восстанавливают организм, компенсируют разрушения, вызванные радиацией. Иначе никто не смог бы прожить в Таганроге и пяти лет, а мы держимся уже двадцать. Тебе, кстати, скоро придется их употреблять, иначе через какое-то время могут начаться проблемы со здоровьем. Но это все позже, а сейчас я покажу тебе нечто очень важное для понимания наших принципов. Приготовься.
  Он помолчал с минуту, а потом стал неторопливо спускаться вниз. Олег, взволнованный таким вступлением, шагал следом, напрягаясь с каждой ступенькой, а их было немало, и гадая, что же может скрываться за густой зеленью внизу.
  Чуть сбоку от подножия лестницы виднелся еще один памятник довольно странного вида: на трех каменных столбах бронзовая крылатая фигурка держала в поднятых руках некое подобие широкой чаши.
  - Раньше, до Великой Катастрофы, три колонны символизировали три столетия существования города, - сказал Дрожжин торжественно. - Но мир изменился, и теперь они обозначают совсем иное. Это три основания, на которых стоит наше племя: власть вождя, власть судьи и власть шамана. Стальное тело, огненная душа, несгибаемый дух, а так же сила разума, сила чувств и сила воли. Это власть достойных. Власть тех, кто блюдет закон. Триединство в одном. У нас нет разделения на классы, и власть вождя, судьи или шамана не означает единоличное правление кого-то определенного. Это только принципы, на которых держится жизнь нашего племени. Когда я умру, любой взрослый нуклеар из моего клана, будь то мужчина или женщина, сможет занять мое место. Разумеется, если он относится к числу достойных.
  - А кто из людей входит в это число? - Олегу на самом деле стало интересно, ведь в Лакедемоне высшая власть была провозглашена наследственной.
  - Любой нуклеар, - усмехнулся жрец, - но не человек.
  Олег присмотрелся к Дрожжину. Нет, у него, вроде бы, были обычные человеческие зрачки.
  - Ты полагаешь, нуклеар от человека отличается внешними признаками? - судья следил на набегающими волнами немигающим слегка сощуренным взглядом. - Верно лишь отчасти. Я был когда-то человеком, но теперь я - нуклеар. И вождь не человек, и шаман тоже. А все остальные, все те, кто родился до катастрофы - обычные люди. Их дети и внуки нуклеары, а они - человеки. У них было неправильное воспитание, но это еще полбеды. Они запятнали себя несмываемым позором: большая часть испробовала на вкус себе подобных, не все грабили, убивали, насиловали, но все они допускали своим бездействием и грабежи, и убийства, и насилие. Разве могут бывшие рабы и бывшие хозяева строить общество равных? Мы отреклись от человеческого. Когда-то один философ, мыслитель прошлого мира сказал, что Бог умер. А я, судья нынешнего мира, говорю: Человек умер. И все, что осталось после его смерти, не стоит жалеть.
  - Но... - Олег на какое-то время задумался, - могу я стать...
  - По мнению вождя да, - Дрожжин кивнул. - Ты родился после очищающей войны, ты не запятнал себя бесчестием. Ты не нарушал табу своей общины. Разве что только один раз - когда убежал. Но, конечно, тебе еще предстоит доказать, что ты достоин быть нуклеаром.
  Несколько минут бородач и юноша стояли молча. Наконец, Дрожжин ухмыльнулся, хлопнул по плечу Олега и сказал:
  - Ладно, пошли дальше, увидишь нашу ферму. Это все вотчина клана Творца, а Валера, наш вождь, их предводитель, - Дрожжин сделал широкий жест рукой. - И раз уж он решил принять тебя в общину сразу, то, вполне может статься, что попадешь под его начало, будешь работать на ферме. Приходилось за животными ухаживать?
  - Нет, у нас свободные граждане этим не занимались, - ответил Олег, осматриваясь. - Но у меня была собака, которую я вылечил.
  - Вот как? - иронично поднял бровь судья.
  
  Деревянные строения, частично крытые рубероидом, а так же черепицей и соломой, очень походили на скотные дворы Лакедемона. В проволочном загоне сновали кудахчущие куры, возле длинного корыта с водой толпились гуси и вальяжные утки. В воздухе ощущался густой терпкий запах навоза. Работников видно не было.
  - А кто тут работает? - спросил юноша.
  - Люди придут потом, когда жара спадет. А у нуклеаров сегодня дневной сон. Наверное, Илья уже говорил тебе, что суточный цикл у них длится дольше? Тридцать шесть часов, а не двадцать четыре, как у нас, может поэтому, даже малыши намного выносливей, чем люди, и отлично адаптируются. Не могу сказать, с чем связано, но это так. Они и в темноте видят прекрасно, так же хорошо, как днем. Поэтому не удивляйся, если когда-нибудь увидишь работников, пропалывающих грядки в полночь.
  Новая информация буквально придавила Олега к земле. "Выродки" оказались более совершенными, чем элита Лакедемона, и он спрашивал себя: какие еще способности имели нуклеары и насколько же глупо поступали власти, уничтожая "неполноценных людей", а на самом деле бесценных воинов для ночных вылазок и дозоров. К тому же он поймал себя на мысли, что принадлежать к племени нуклеаров вовсе не позорно, а даже, как бы это сказать, здорово...
  - На сегодня достаточно, давай закругляться, ты, наверное, хочешь увидеть свою девочку? - сказал Дрожжин, испытующе глядя на Олега.
  Минуту спустя они оказались на краю обрыва поросшего густым лесом, и где-то далеко внизу расстилалось море.
  - А что это? - ошеломленно спросил юноша, указывая на две громадные кучи, что чернели на фоне сияющей солнечной рябью воды. Но кучи были небольшими по сравнению со странными, внушающими трепет ржавыми конструкциями, похожими то ли на высушенных гигантских журавлей, то ли на бескрылые скелеты птеродактилей колоссальных размеров.
  - Это порт и подъемные краны, - ответил Дрожжин с заметной печалью в голосе. - Отсюда корабли увозили и привозили грузы со всех сторон света, но, как видишь, все в прошлом. Краны ржавеют, и я каждый раз думаю: переживут ли они очередной зимний шторм или рухнут. Последний корабль привез уголь, и эти две кучи - его остатки, уже меньше четверти. Так что, можно сказать, жителям Таганрога очень повезло, без этих запасов вряд ли удалось хоть кому-то пережить ядерную зиму...
  Судья замолчал, вглядываясь куда-то вниз.
  - Надо же, - произнес он, - шаман вернулся. В лодке ковыряется со своими помощниками. А сообщить о прибытии не судьба. Иди-ка за мной.
  До Олега вдруг дошла вся важность события. Шаман вернулся с рыбалки! А это означало, что соберется Совет, то есть Небесная Канцелярия, которая решит судьбу Ани и Артура.
  
  
Оценка: 7.70*6  Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"