Аннотация: Лентой вьётся старый Рейн Вкруг седой скалы... Опять поток сознания получился... Пенятся, снегов белей, Бурные валы... О восстании 1483 года... Разыгралась неспроста Над скалой гроза... Причём здесь Рейн? Да так...
XIV. Двухголосье
Знать чувство благодарности дано не всем. Не каждому дано платить благом за благо. Это отличает праведных людей от нечестивых. Я не приписываю святости себе - в противовес Его величеству, но смею думать, что заслуживаю иного, чем стремление истощить недра моей преданности.
Ведь это ясно как божий день, но нет же, мне приходится именовать свои намеренья - и звучат они глупо. Как глупо называть замок "Брекон" - то есть "крепость", а реку "Уск" - то есть "вода". Вы ведь любите Уэльс, дорогой Ричард - любите родину Ричмондов. Ибо сказано: "Возлюбите врагов ваших". Мне же пришлось взять жену из ненавистных Вудвиллов...
Глядя на Чёрную Гору, словно замшелую издали, Его преосвященство говорил, что пик этот словно любуется каменистыми берегами Бретани - так же сердце его устремляется в сердце Франции, где друзья его томятся в неволе навязчивых помыслов, подобно ему - в заключении. Владеют ими помыслы избавиться от заносчивого Йорка, подрезать эту ветвь Плантагенетов и привить древу власти новую, более приятную их августейшему взору.
Не нанимают ли меня садовником?
Свой сад возделывать я готов. Собственный, без обузы ренты.
Славная клубника в саду замка Брекон. Славное дерево дарит тенью привратника. Плоды его кислее, горше - и гораздо менее приятны вам, милорд.
Неужто не замечу я?
Так пусть ваша слава гремит в веках - но споют её не фанфары глашатаев, а охотничий рог. И будете вы славны, как тот зверь, что долго не могли затравить, но нашёлся смельчак наконец. О вас сложат много баек.
Похожие вы сами мне рассказывали - пригласив однажды к себе в Уорвик. Тот белый исполин с поломанным клыком глядел на меня со стены. Нетрудно узнать взгляд хозяина - и ваше оружие тоже сломится.
Я не хочу учить вас благочестию - ведь я не проповедник. Не пастырь. Не садовник.
Я - охотник.
И пусть Его величество король французский желает видеть во мне пособника. Деньги его я возьму. Но в таком случае óн - мой пособник.
Долг я верну - я не хочу ни от кого зависеть.
А вы, милорд, зарвались. Заигрались в рантье, ростовщика. Пренебрегаете соседями - и дальними, и близкими. Лишаете друзей своих источника богатства. Вы любите простолюдинов, которым нечем задобрить судью или лорда, которые не чуют запах зверя, потому что выросли среди скота, кто не заблудится в лесу, но заплутает в догмах.
Изображаете любовь к семье, где из семерых детей вам родной лишь один, и то его скрывают от сторонних глаз. А где же сыновья любимого вашего брата, над которым вы так лили слёзы? Покажите их нам. Покажите их матери.
Но, знаете, я милосерден. И для вашего же блага признаю, что они мертвы.
Знаете - как свиньи пожирают своих детёнышей.
Ваша порода - не родовитость.
Я - наследник древнего рода - склонил перед вами голову, я сношу все тяготы, что легли мне на плечи, пока вы принимаете подарки в Йорке.
Тем временем в именьях вашей покойной сестрицы Анны - в Экзетере, и также в Солсбери, и... Не стану раскрывать все карты - народ сам устремился к вам, чтоб получить королевское благословение. Паломники придут и из-за моря, Ричард: слышите, как стонут паруса? Все жаждут видеть вас и оторвать хоть лоскут от вашего драгоценного одеяния. Чуете ветер с востока, милорд?
У вас есть чутьё, но не ум.
Вы готовы рыть землю - лишь бы добиться цели - но не сумеете взмыть ввысь.
Ваш парчовый наряд не укроет кабаньей щетины.
Сколько бы ни возили вам фламандских полотен ваши поверенные.
Бойтесь ветра. Страшитесь моря.
Падите пред истинным королём - пусть он и не будет носить короны, пусть передаст её Ричмонду или кому другому. Век правителя так недолог. Но тот, кто век этот отмерит - тот велик.
***
Всегда рад гостям, дорогой мой Генри. Солсбери очень гостеприимен и готов охранять ваш покой хоть целую вечность. И вечность эта измерена.
Кичитесь вы умением летать, но ни белая птица, ни наузы на штандарте не принесут вам пользы. В силки эти вы и попались. А чем выше возносишься... впрочем, вам это присловье известно.
И вы низринулись с вершины своей родословной, ещё когда протянули руку за кошелём, когда обратили свой взор через море.
Возможно, вас манила нормандская колыбель Стаффордов - не ваша в том вина, истоки всегда притягивают...
Я - черпаю воду там, где герб начертан не на щите и плаще, а на теле. Там, где не выковали ещё доспехов, чтоб нанести нормандскую позолоту. Где единый доспех - это краска на теле. Синяя - или жёлтая, что даёт неприметный дрок, ставшей нашей эмблемой.
Прежде чем вознестись - посмотрите под ноги: камениста ли почва или мягка.
Моему красноречию не сравниться с вашим. Я лишь расскажу, как замерли мы на пути, узнав, что войска хлынули с моря. Как жаждали мы очутиться не в дормезе, а за стенами Тауэра, что недавно покидали сыновья Эдварда ради встречи с матерью. Произошло это на Пасху, когда Вестминстер стал тесен для Элизабет - слишком уж щемило сердце, казной его не успокоить... Она удалилась в Саффолк, где и ждала сыновей, для которых Джеймс Тиррел спешно привёз голландское полотно, ведь из старых вещей они выросли.
Скажу вам, аскеза идёт им на пользу. Они несут службу куда более ответственную, чем пажеская: Тауэр свободен от мышей и прочей мелочи, что донимает обитателей и покушается на запасы...
Не превратить ли вас в мышонка, Бэкингем, чтоб те, кого похоронили вы преждевременно, вернули вам долг?
Долги я привык собирать - и собрал даже дань у воды, как предрёк мне безумный Генрих.
Помните Лорелей, над которой шутили вы в Виндзоре, чей башмачок в ночь свадьбы ударил по вам чуть больней, чем хотелось?
Прошу вас, Лора, поднимитесь на утёс. Я - следом. Где ваша лютня, леди Анна? Подыграйте нам, если можете унять дрожь в руках.
Валлийцы гостеприимны - и не отпустят вас без угощения.
Море гостеприимно - и не позволит вам уйти запросто, по-французски, не попрощавшись.
Боюсь ли я ветра? Боюсь ли я моря?
Наши войска постарались на славу. Леди Кэтсби, прошу, развлеките их песней. А я подпою - в отсутствии слуха меня ещё не уличали. Вам будет вторить море, а мне - небеса.
- Лентой вьётся старый Рейн
Вкруг седой скалы,
Пенятся, снегов белей,
Бурные валы.
Кэтсби, прошу, уведите детей, негоже им сейчас промокнуть. Небо уже чернеет.
Разыгралась неспроста
Над скалой гроза:
Рвёт канаты, бьёт в борта,
Крутит паруса.
Первые капли пятнают нам платье. Неосторожный поклон - и широкий рукав Лорелей окунается в мокрую землю.
Оторочив рукава
Рваною каймой,
Волны слушают слова
Девы молодой.
Анна передаёт подруге лютню и ловит струи в чашу. Дождевая вода пахнет мокрым песком - морским песком.
Славься, Рейн, суровый бог,
Я тебе верна.
Разве мой подарок плох,
Что вода черна?
Лёгкой барке невдомёк:
Шторм не миновать.
Славься, Ллир, суровый бог,
Будешь пировать...
Вода неприхотлива - принимает всё: плоты, лодки, барки, корабли. Тяжёлое судно - лакомый куш. Сегодня, море, у тебя обильный стол. Лишь один корабль оставь мне. Лишь одного человека. Он не придётся тебе по вкусу - выбрось его на берег.
Не печалься, мой матрос,
Жизнь прожить сумел:
Деву в золоте волос
Сквозь грозу узрел.
Тяжёлыми плетьми стегает небо морских коней, что вырвались на волю и трясут бесцветной гривой. Мы правим колесницей и передаём друг другу чашу.
Изумрудный манит взгляд,
Манит белизна,
Наклонись ко мне, моряк,
Разве я страшна?
Одиноко я стою
Средь холодных скал -
Отражение моё,
Милый, приласкай.
Ты продрогнешь на ветру,
Под водой теплей.
Поцелуй же, милый друг,
Деву Лорелей.
Я доверял вам, Генри. А вы обозлились на это доверие.
Вы не замёрзли, Анна? Кэтсби показывает: нас все ждут. Лора, не забудьте лютню.