Половина монастырских батраков занялась восстановлением разрушенного здания - ибо трапезная находилась в отдельной постройке, соединённая коротким коридором с кухней и погребом.
Вторая половина отправилась на поиски лошадей, потому что заимствовать оных в Толае герцог по понятным причинам отказывался.
Пришлось монахам в опустевших подсобных строениях браться за дело самим, потому как утруждать себя погоней им приличествовало ещё менее, нежели грубым земным трудом. Служителям церкви не пристало бегать за паствой - такое допустимо только где-нибудь в Новом Свете, на границе освоенного человеком мира. А здесь, в средоточии цивилизации, центростремительная сила добродетели должна сама вести людей к духовным пастырям.
На стройке командовал брат Квадрат, время от времени отсылая послушника Аполлинария к дверям настоятельской кельи, занимавшей также отдельное здание с оранжереей и балконом.
Свободный от всевидящего ока дядюшки, Андре под прикрытием Гервасия проник в крипту, где целое крыло занял архив. Сперва они хотели посетить библиотеку, но именно по причине общедоступности место сие не годилось хранить столь важные документы. А нужны были друзьям метрические книги, куда вносились записи о крещениях, венчаниях, панихидах и прочих обрядах, совершаемых для монастырских крестьян и ремесленников. Гервасий вызнал у того же дядюшки Квадрата, что графа N венчал епископ из Толая: живший в имении капеллан слёг с оспой, и пригласили одного из братьев святого Венделина. По возвращении тот внёс запись в монастырскую книгу, так как счёл логичным включить свои деяния вне стен монастыря в общее дело толайцев. И справедливо полагал, что все люди равны перед Богом, и потому имена графа и его невесты оказались в одном ряду с именами мельников, гончаров, извозчиков и гусопасов.
Это случилось девятнадцать лет назад, брат Квадрат ещё принадлежал к мирянам, а историю услышал несколько лет спустя - от самого епископа.
Для Андре оставалось загадкой, как приятель умудрился влезть в доверие к казначею, который родного-то племянника не жаловал. Впрочем, порою казалось, он жаловал всех, кроме родного племянника, и Андре смирился. Необходимо было выяснить побольше о семье N, и не так уж важно, как эти сведения получены.
Направив свет напольного канделябра на этажерку, так, чтобы ясно видеть, но и чтобы не слишком близко, Андре, как более грамотный сообщник, отыскивал книгу за нужный год. Цифры были вытиснены на переплётах, и тиснение заполняла краска - на переплёты братия не поскупилась, выражая этим уважение к собственному скромному труду как воплощению промысла Божия на земле.
Когда именно была свадьба, дядюшка не помнил, и Андре пришлось долго листать, так что Гервасий на пороге начал беспокоиться. Только гонец успел повторить нужную строчку в уме, чтоб запомнить, как прозвучал условный знак: послушник трижды прокудахтал по-куриному. Шевалье дунул на свечи и проскользнул за широкой спиной послушника. Сурком он не оборачивался, ведь дядюшка узнал бы запах. Гервасий проверил, все ли свечи погасли, и аккуратно запер дверь как ни в чём не бывало. Подошедшему казначею он объяснил, что увидел торчавшие в двери снаружи ключи (это и вправду было так) и, побоявшись прикоснуться к ним, решил посторожить до возвращения Квадрата.
Что подумал брат Квадрат, известно лишь ему самому, но, по крайней мере, он поблагодарил Гервасия и забрал ключи от греха подальше.
Пока дядюшка корил себя за забывчивость, а Гервасий создавал видимость самых добрых намерений, Андре сообщил новость Маттеусу, и саксонец взял на себя обязанность посетить окрестности именья N, чтоб разузнать подробней о графине, которую сам граф, кстати, ни разу не упомянул, и прочих родственниках. Маттеуса там не знали в лицо, но статный белокурый дворянин всегда развяжет язычок молоденькой пейзанке или камеристке.
Гвардеец из Ангальта отсутствовал три дня, за которые в обители святого Венделина мало что изменилось. За долгую отлучку он не беспокоился, поскольку за принцессой присматривали две служанки, а отдавать поручения она ещё не была способна.
Он умолчал, где и с кем выпивал и ночевал, но был щедр на выдержки из родословной книги графа. Дворянина этого поминали не так уж любезно - и соседи, и собственная прислуга. Нрав у него был крут, даже со старшим братом он точно бы поменялся местами. Гораций N (это с ним граф при Андре переговаривался по поводу сломанных балок и сикомора) жаждал военных подвигов и, оставив имение и невесту, защищал честь французской короны на полонских границах. Где и сгинул без всяких следов. Его посчитали погибшим, и всё, что он покинул, унаследовал Сезар. О том, как он ладил с женой, не слишком распространялись, но чета прижила трёх детей, из которых встретила отрочество лишь Дениз. Ей было восемь, когда возвратился Орас. Точнее, тень Ораса. Он побывал в польском плену, помыкался по Австрии и Бельгии, и Провидение вознаградило его за стойкость. Он ожидал, что имение будет принадлежать Сезару, отсуживать земли назад не хватило бы ни здоровья, ни духа - значительную часть тех свойств он растерял в пути. Сезар же, хоть и деспот по натуре, обладал всё-таки живым сердцем, а не каменным обломком, и обеспечил брату безбедную жизнь. Графиня же, говорят, не выдержала мук совести и вскоре скончалась. Она была человеком высоких принципов, повторяли в округе чью-то заученную фразу - возможно, из надгробной речи, и не простила себе, что, во-первых, не дождалась, а во-вторых, своим присутствием создавала причину для ссоры наконец воссоединившихся братьев. Кто кому не простил - это ещё вопрос, возражали те, кто на похоронах стоял подальше от священника и от вдовца. Дочь сильно переживала потерю, и траур её вышел далеко за положенные шесть месяцев. Отец настоял, чтобы девушка выходила в свет и отвлекалась от мрачных мыслей. Послушная дочь подчинилась.
Что касается яблони, гонец оказался прав: легенду знали все. И сами сажали деревья с рождением сына. Но смотрели на эту традицию более просвещённым взглядом. Соседи-графы, назовём их дальней ветвью N, а также M и M-N, дабы, опять же, не смущать читателя откровенностью сплетен, подсмеивались над братьями, считая их чересчур суеверными даже для провинциалов.
- Что же, ответ напрашивается один, - рассуждал Гервасий, подкрепляя силу мысли бургундским. - Причины - внутри семьи.
- Ну да, - пожал плечами дю Буанор. - У нас перед глазами уже есть отменнейший пример, как родные братья доводят друг друга в ущерб себе же. И здесь, похоже, та же история.
- Орас - человек отчаянный, - подтвердил Маттеус. - Такой вполне может прыгнуть в бездну ради того, чтоб проводить туда врага.
- Если считает Сезара врагом, - уточнил Гервасий.
- Это может быть месть за графиню, - мечтательно проговорил Маттеус. - Вряд ли она была счастлива с мужем.
- А простить такую женитьбу проще кому-то третьему, чем родному брату, - кивнул Андре. - Я бы, наверно, тоже не простил... Но у меня нет брата.
- Что ж, ты избавлен от подобных перипетий, - поздравили его друзья.
- Тогда нужно ехать, - развёл руками послушник. - И лучше поторопиться. Надеюсь, Жоди в графской конюшне ещё жив. Но вот простит ли он меня?
- Увы, мне придётся спешить на другой зов, - извинился Маттеус. - Её высочество сегодня хочет меня видеть. Меж обязательством дружбы и долгом служебным придётся мне выбрать второе.
Он был прощён и отпущен с миром за клятву угостить друзей по возвращении.