Аннотация: Просто размышления. В том числе краткий обзор авторов.
Славянская фэнтези. С чего начинается магия?
Русь, опоясана реками
И дебрями окружена,
С болотами и журавлями,
И с мутным взором колдуна,
Где разноликие народы
Из края в край, из дола в дол
Ведут ночные хороводы
Под заревом горящих сёл, --
написал в своё время А.А. Блок. Что говорить, народная культура всегда привлекала внимание людей творческих: источник вдохновения, сюжетов, образов; традиции в стилистике, фигурах речи. Душа народа, которую стремились постичь. Услышанные в детстве сказки, врезавшиеся в память песни, легенды и мифы прочно обосновываются в нашем сознании и дают о себе знать даже в век глобализации.
Фольклор, будь то загадки или эпос, передаётся из поколения в поколение и считается достоянием всего народа. Это касается произведений оригинальных. Но человеческое сознание не может быть направлено исключительно на повторение -- так рождаются и литературные переложения фольклорных произведений, рассказанные языком, доступным современникам автора (вспомним, сколько поэтов "переводили" "Слово о полку Игореве"), и авторские произведения, основанные на отдельных мотивах и сюжетах. Все мы помним по школьной программе рассуждения о мотивах оборотничества в том же "Слове...", замечательные мистические новеллы украинского писателя Ореста Сомова (где легко узнаваемы сюжеты народных быличек), "Песни западных славян" А.С. Пушкина и "Гузлу" П. Мериме, баллады Жуковского (кстати, вольный пересказ немецких баллад -- возьмём ту же "Светлану"), бессмертные "Вечера на хуторе близ Диканьки"... Здесь слышим мы голос традиций славянских. Можно много рассуждать о смешении этносов и культур, но именно на почве восточнославянского языка взрастили мы свою литературную традицию, поэтому ничто славянское нам, в чьей крови жива память меря, булгар и татаро-монголов, не чуждо.
Наверно поэтому в девяностые годы читатели так радостно приняли многочисленных авторов так называемой славянской фэнтези: Марию Семёнову, Елизавету Дворецкую, Андрея Валентинова, Михаила Успенского, Николая Романецкого, Святослава Логинова, Ника Перумова и других.
Мы уже убедились: началось это далеко не в 1990-е. Но именно тогда эта ветвь фантастики выделилась в самостоятельный жанр и получила имя.
Итак, определим славянскую фэнтези как фантастику, основанную на фольклорных и литературных, мифологических и эпических традициях славянских народов (не только древних русичей!). По сути, это литературная сказка, авторски переосмысленный фольклор, сохранивший иррациональное восприятие действительности (в отличие от научной фантастики, например). "Народный" элемент проявляется не только в сюжете и хронотопе, но и в мифологических / сказочных персонажах или аллюзиях на них, в отдельных деталях, как в повести братьев Стругацких "Понедельник начинается в субботу", кстати, опередившей "основную волну" на несколько десятилетий.
Важно различать древнеславянскую и древнерусскую -- более позднюю -- мифологию. В частности, к последней относятся Чернобог и Белобог, понятие Рая, образ Беловодья, восприятие Чура как божества: ранее это всего лишь щур, пращур, то есть предок. С другой стороны, у многих исследователей вызывают сомнения исконные общеславянские образы, восходящие к праиндоевропейской общности: Мара-Морана как хозяйка Нижнего мира, тёмная ипостась Великой Богини; Купала, чьи празднества восходят к древнейшим культам плодородия; Лада и Леля, родственные греческим Деметре и Персефоне, а также Латоне и Артемиде. (Отметим, что связи славянской культуры с античной гораздо более тесны, чем кажется на первый взгляд.)
Однако интерес к славянской фэнтези в последние годы пошёл на спад: читатели отмечают однотипность произведений, разочаровываются в надуманности, неправдоподобии повествования. Такие диалоги можно наблюдать, например, на "ФантЛабе": http://fantlab.ru/forum/forum14page1/topic991page1, в других сетевых дискуссиях картина похожая. Иногда, как справедливо отмечают критики, от славянства в книге остаются только имена типа Мстислав и Красомила.
С последним замечанием можно поспорить: литературная традиция древних славян, а позже и Древней Руси, изначально близка европейской.(1) В "Повести временных лет" (эпизоде ослепления Василька Теребовльского) и "Поучении Владимира Мономаха" видим "дух рыцарства", так свойственный Западной Европе: "Зачем сняли её с меня? Лучше бы в той сорочке кровавой смерть принял и предстал бы в ней перед Богом".(2) "Диво ли, если муж пал на войне? Умирали так лучшие из предков наших".(3) Бова-королевич из переводной повести переселился в сказки и лубки, окончательно ассимилировавшись в русском фольклоре. Не забудем также, что все европейские народы, как и славяне, прошли в своём развитии стадии матриархата и патриархата; группового брака, полигамии и моногамии; шаманизма, магии, языческих религиозных культов и двоеверия. Так что подобные универсалии нельзя считать культурной спецификой древних славян.
Но в современной литературе ситуация иная. Дело не во взаимопроникновении национальных традиций (которые, собственно, и восходят к единому корню), а в стирании внутренней формы древнеславянских реалий и художественных образов. Так, М. Семёнова и другие ориентирующиеся на неё авторы приписывают своим персонажам поклонение Перуну: будь то князь, воевода, воин, горожанин или деревенский житель. Между тем, культ Перуна как громовника и верховного бога строго ограничен социальными и хронологическими рамками: возник он в IX веке, т.е. относительно поздно для языческой славянской общности, в среде княжеской дружины -- как покровителя воинов и только потом -- громовника. У тех же варягов место Перуна занимает Один -- аналог другого славянского бога, Велеса, чьи функции изначально гораздо шире должности "скотьего бога". В первую очередь это покровитель животных леса -- и всего леса как дикой природы и источника охоты (отсюда уже функция бога имущества, торговли и богатства). Это свидетель древних воинских инициаций, являющих собой единение с тотемным животным, что дало начало ещё одной "вечной теме" фэнтези -- оборотничеству. С этой точки зрения, "Огненный волк" Е. Дворецкой, например, значительно осовременен: главный герой поочерёдно принимает состояние то волка, то человека. Такая концепция закрепилась и в народной культуре. Но сравним её с лаконичной формулировкой сказки -- примера из книги В.Я. Проппа "Исторические корни волшебной сказки": "Но старая женщина, мышь, предупредила молодых людей...". (4)
Таким образом, носители традиции отказываются от архаического синкретизма. Это естественно в ходе истории. Но для изображения древности (пусть и не конкретных славянских народов, а мира, воссозданного по мотивам славянской истории и этнографии) целесообразно отображение мировосприятия той эпохи. А значит, рано говорить о дуализме, разделении духовного и материального, о душе и духах. Это понятия уже религиозные, а мы имеем дело с ментальностью мифологической, более древней. По той же причине несостоятельно обращение к психологизму. Можно дать архаическую стилистику в описании внутреннего состояния персонажей, таков широко известный параллелизм в описании чувств и действий героя и состоянии природы в народных песнях и былинах:
Ах, пал туман на сине море,
Вселилася кручина в ретиво сердце... (5)
Не в саду я загулялася,
Не на вишни засмотрелася,
Засмотрелася я, девица,
Загляделася я, красная,
Что на вас, мои подруженьки... (6)
Но неправомерно приписывать сложные рефлективные пассажи представителю охотничьего племени на заре цивилизации.
В этом плане настоящим духом эпохи наделили свой роман "Чёрная кровь" соавторы Святослав Логинов и Ник Перумов. С. Логинов вспоминал позже, что книгу аннотировали как произведение о Каменном веке, хотя создавалась она как славянская фэнтези. Неудивительно, ведь писатели буквально показали, "откуда есть пошли" славянские языческие поверья и сказочные мотивы. Не просто избушка на курьих ножках, а дом мёртвых посреди леса, поднятый на сваи, чтоб никто не потревожил останки покойных. Не просто Кащей Бессмертный, а воплощение холода, побеждённое героями, добравшимися до побережья Северного Ледовитого океана. Не волхв, а шаман. И заклинания читаются на мужском или женском тайном языке.
Но некоторые писатели, как, например, Н. Романецкий, идут по другому пути, не погружаясь в древность, а создавая альтернативную реальность, где древнеславянские верования и обычаи дожили до современности. Столкновение таких малосоответствущих друг другу эпох в цикле "У мёртвых кудесников длинные руки" служит обильным источником для неожиданных поворотов сюжета, юмористических ситуаций, оригинальных персонажей (например, секретарь главного волхва).
К юмористической фэнтези обратился и М. Успенский, создав "Трилогию о Жихаре", где "встретились" мифологические и сказочные персонажи, а также столкнулись древнерусская и западноевропейская эпические традиции -- в ироническом ключе, естественно. Один "меч Полироль" чего стоит...
Акцентируют внимание на сюжетном плане такие авторы, как Ник Перумов, Олег Дивов, Юрий Никитин, Андрей Валентинов. Однако в данном случае динамика повествования перетягивает на себя одеяло не в пользу того, что в сетевом общении называется "матчасть" -- то есть фактической базы. Таковы романы "Я, Всеслав", "Храбр", "Князь Рус", цикл "Ория", принадлежащие перу названных авторов соответственно. Здесь заметим, что предпочтение в исследуемом жанре отдаётся романам. Возвращаясь же к фактической основе, пожалуй, стоит углубиться в детали и дать любопытный пример: в "Храбре" Соловей-разбойник и его семейство представлены как существа, напоминающие фавнов, -- это буквально отмечает один персонаж-византиец. С другой стороны, верно даётся этимология названия реки -- знаменитой реки Смородины ("смород" -- древнерусский аналог старославянского "смрад"), детали поведения берсёрков... Словом, материал для исследования интересный.
Как уже было сказано, авторы славянской фэнтези предпочитают крупную форму. В сетевых рекомендациях что почитать лишь изредка встречаются рассказы, опубликованные в тематических сборниках, как, например, "Листопад" и "Птичьим криком, волчьим скоком" Ольги Громыко.
Исследовать книжные полки и содержание электронных библиотек можно очень долго: кроме перечисленных произведений, вы обнаружите ещё "Летописи Владигора" Л. Бутякова, "Трое из леса" Вл. Русанова, "Ведьму" Симоны Вилар, "Шатуна" С. Шведова, "Отрока" Е. Красницкого, "Кащея" Д. Мансурова, "Ведуна" А. Прозорова, "Сварожичей" и "Властимира" Г. Романовой. Мнения насчёт этих книг различны: что-то подходит для лёгкого чтения, что-то познавательно, что-то не жаль и проигнорировать. Не будем останавливаться на каждой из них, потому как цель наша -- не составить рецензию на каждое издание, а поговорить об общих тенденциях.
Если же хочется действительно познавательного чтения, откройте лучше эти книги:
--
М. Семёнова "Мы -- славяне!" (научно-популярная энциклопедия).
Итак, подведём итоги. Что влияет на развитие жанра и качество произведений славянской фэнтези?
Во-первых, владение материалом. Это касается и историко-этнографических исследований (Рыбакова, Проппа и др.), и оригинальных источников. Чтобы воссоздать интерьер и атмосферу славянского жилища, не обязательно цитировать писателей-предшественников. Достаточно съездить в деревню, особенно полезно наблюдать быт старообрядцев, гораздо более консервативный, чем жизнь знакомой нам сельской глубинки. Чтобы исследовать одежду -- присмотреться и к современным орнаментам. Например, на мужских свитерах вы не найдёте узора из стилизованных цветов с восьмью лепестками или восьмиконечных звёзд: это лунарный, сугубо женский, символ.
Во-вторых, этическая и психологическая составляющая. Морально-нравственные устои предков значительно отличаются от современных. Нельзя объяснять поведение древнего человека современными категориями. Отношение к жизни и смерти, понятие о чести и позоре, семейные и любовные отношения не равноценны тому, что наблюдает читатель в окружающей действительности. Почётно, а не позорно для девушки было стать общей невестой бойников-дружинников. Увечных боялись, потому как "нерабочая" часть тела обитала и действовала в потустороннем мире, а тот, кто постоянно связан с потусторонним миром -- колдун, не иначе. А тяжело раненого товарища, пожалуй, лучше добить: пусть поскорее жизнь отдаст, чем будет мучаться.
В-третьих, эстетика. Данное понятие охватывает широкую сферу жизни -- от канонов женской красоты до вкусовых пристрастий в пище. Хрестоматийный пример: эталоном красоты в народе до недавнего времени считалось то, что теперь называют избыточным весом. Хотя, если поспрашивать старожилов, "дородных" в пред- и послевоенной деревне найти было трудновато...
Итак, здесь можно беззастенчиво сослаться на пункт первый, но можно и пойти своим путём, обосновав те или иные предпочтения персонажа или целого вымышленного этноса. Ведь без авторского вымысла произведение становится лишь иллюстрацией конкретных фактов и многое теряет в плане художественности.
В-четвёртых, коль скоро речь зашла об авторском вымысле, новизна. Отменить архетипы невозможно в принципе, но вполне реально их переиграть, переставив акценты, добавив или убрав детали (как в случае с теми же интерьерами или одеждой: ради "экшна" ими вполне можно пожертвовать, оставив лишь отдельные значимые детали). Поэтому не стоит осуждать автора, не описавшего подробно убранство избы или не сообщившего, что героиня приготовила на обед.
И в-пятых: что касается бытовых реалий и магической атрибутики, хочется процитировать песню запорожских казаков:
Вiзьми, мати, пiску жменю,
Посiй його на каменю:
Коли ж отой пiсок зiйде,
Тоди твiй син з вiйска прiйде. (7)
Такой же результат даст механическое перечисление объективных реалий. А чтобы текст жил, нужно оживить героев, передать способ мышления той эпохи. Тогда и у читателей будет возможность погрузиться в атмосферу древнеславянских родовых общин и древнерусских племенных княжений. Магия -- в том числе писательская -- начинается не с инструментов, а с головы. Хорошему шаману допинг для транса не нужен.
1. Литература Древней Руси: [вступление] / Д. С. Лихачев // Изборник. Повести Древней Руси / сост. и примеч. Л. Дмитриева и Н. Понырко. -- М., 1986. -- С. 20.
2. Повесть временных лет: отрывки // Там же. -- С. 57.
3. Поучение Владимира Мономаха // Там же. -- С. 70.
4. В.Я. Пропп. Исторические корни волшебной сказки // Морфология волшебной сказки. Исторические корни волшебной сказки. -- М., 1998. -- С. 160.
5. Обычаи и обряды русского народа. От крестин до поминок / сост. И. А. Панкеев. -- М., 2008. -- С. 255.
6. Там же, с. 206.
7. А. Апостолов. Запорожье. Страна и народ // Запорожская Сечь. -- М., 2004. -- С. 190.