Аннотация: Это довольно тяжёлая и ангастовая вещь.Рассказ даётся мне тяжело. но я всё равно рано или поздно его зкончу. Потому, что у него есть важная приписка-основанно на реальных событиях.
Сколько стоит жизнь?
Знаете, это страшно. Страшно жить, из всего окружающего мира видя только стены палаты. Окружающий мир потерял для меня значимость пять лет назад. Я привычно перевожу взгляд на звёздное небо за окном. Ровно пять лет назад в аварии я потерял всю свою семью, и был парализован ниже пояса. Мама, отец, младшая сестрёнка... Все, кто был мне дорог, погибли в той аварии. У меня не осталось родственников, никого, кто бы мог мне хоть как-нибудь помочь.
Постепенно я привыкал к жизни прикованного к постели инвалида. Боролся, стараясь вернуть хотя бы часть прошлой, привычной жизни. Я старался общаться с людьми, старался не погрузиться на дно собственных страхов и тёмных мыслей. Я боролся до последнего, выжимая из себя последние крохи самоконтроля и стремления жить.
Хоть я и был парализован, у меня часто были приступы сильнейшей боли, избавиться от которой мне не помогали даже самые сильные анальгетики. Викодин, морфин... В итоге врачи поставили неутешительный диагноз: боль является скорее психологическим отголоском травмы, чем физическим.
Но я был даже рад этой боли. Боль - это доказательство того, что ты жив. Иногда боль становится лишь оправданием стремления людей к самоуничтожению. Для меня она стала символом другой жизни, той, в которой есть место разнообразию и ярким ощущениям. Жизни, в которой есть возможность обнять любимого человека, почувствовать вкус воздуха и запах свободы. Боль олицетворяла для меня всё то, что было мне недоступно.
Закончив десятый класс экстернатом, я столкнулся с проблемой, которая вряд ли могла бы решиться без моего участия. Я, долго взвешивая все за и против, решил всё же закончить университет. Я ещё с детства всерьёз увлекался рисованием, и даже с отличием окончил художественную школу, именно поэтому я и решил заканчивать факультет по специальности искусствоведа-историка. Когда я рассказал об этом Сергею Александровичу, он немного удивлённо посмотрел на меня своими удивительно пронзительными, даже не смотря на очки, голубыми глазами.
Сергей Александрович - мой врач, который был нашим семейным доктором. После аварии он взял на себя труд заняться всем, связанным с моей дальнейшей жизнью. Он стал моим опекуном.
Сергей Александрович внимательно выслушал мои доводы, и, к моему облегчению, с легкостью согласился договориться с преподавателями по поводу дополнительных занятий для подготовки к поступлению. Единственное условие, которое он мне поставил - я не должен слишком сильно нервничать или уставать. Дело в том, что моменты нервного напряжения вызывали у меня приступы боли, которые могли затягиваться на несколько часов безостановочной пытки. Но если эта боль была платой за шанс жить нормальной жизнью, я был готов принести такую жертву.
***
На следующий день, как только я встал, в мою палату несколько нерешительно постучала медсестра Кристина:
-Рома, ты одет?
Я лишь злорадно усмехнулся про себя.
-Да, заходи. Что-то случилось?
Девушка, поправляя униформу, начала собирать разбросанные по всей комнате рисунки, всевозможные заметки и книги вперемешку с одеждой. У меня в вещах всегда творческий беспорядок, и раньше это жутко бесило весь обслуживающий персонал, но через некоторое время они смирились с этим. Первые несколько недель после аварии меня просто приводило в бешенство моё бессилие, невозможность что-либо сделать своими силами. Но позже я понял, что должен быть рад тому, что не пускаю слюни как какой-нибудь овощ, сидя в "мягкой комнате" в ближайшей дурке.
Логика жестока. А у меня сильнее развито аналитически-логическое мышление. Возможно, именно поэтому я зачастую делаю себе больнее, чем может сделать кто-либо из окружающих. Этакая самозащита. На садо-мазохизм похоже, мда?
-Рома, часов в 11 приедут преподаватели, которые будут тебя готовить к поступлению. Ты себя хорошо чувствуешь, или лучше отменить встречу?
Девушка вглядывается в моё лицо, пытаясь уловить, как я себя чувствую по настоящему. А фигушки! Я слишком хороший актёр, поэтому она даже и не заметит хорошо скрываемую боль.
-Всё в порядке, пусть приезжают, я согласен.
Девушка кивает, и тут же начинает щебетать о чём-то своём, поэтому мне время от времени приходиться вставлять какое-нибудь междометие, но девушка, тараторящая что-то о новых практикантах, явно в этом не сильно нуждается. Но у меня начинает кружиться голова, и перед глазами неприятно двоиться. Вот они, первые симптомы моей усталости. Кажется, день будет трудным. И чертовски долгим...
***
Я сижу, нацепив голливудскую улыбку, и смотрю на сидящих напротив людей мои новые преподаватели. Успешные, молодые, знающие, что их ждёт впереди. Такие непохожие на меня. Я, блондин с карими грустными глазами (так любит говорить Кристина) и поломанной судьбой, и они, словно из инкубатора: пустые одинаковые глаза и бесцветные волосы, наигранные эмоции, выученные, словно роли, слова. Одни из миллионов серой толпы. Скучно, пусто как на кладбище. Повожу плечами, жалея, что не могу встать и выбежать к чертям из этого наигранного сочувствия и напускной учёности.
-Извините за опоздание!
из проёма двери на меня как-то полу удивлённо, полу восторжённо смотрел парень, сдувая с глаз каштановую чёлку. Ярко-зелёные глаза задорно посверкивали из-за сетки шелковистых глаз. Светились одиночеством. За те годы, что я провёл в клинике, я стал настоящим мастером по вскрытию человеческих душ, но что-то говорило мне, что этого парня мне разгадать будет трудно...