Джулиан Хаксли : другие произведения.

Король клеточных культур

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Поскольку этот текст некоторым образом связан с рассказом "Храм Дианы Немийской"; также, учитывая особую важность участия Дж. Хаксли в формировании современной идеологии трансгуманизма, показалось уместным привести здесь этот материал. В переводе, я старался максимально придерживаться к оригиналу; все же учитывая, что Дж. Хаксли был, прежде всего учёным, и чиновником ЮНЕСКО, а не писателем, я постарался несколько смягчить изначальную сухость текста в конечном переводе, одновременно сохранив присущий началу 20 века стиль изложения. На русский язык переведено впервые, пер. Д.С. Федоров, 2020 г.
  ****
  Вот уже как третий день, мы пробирались сквозь болота. Наконец, все же удалось выйти на сухой участок земли, переходящий в пологий подъем. Растущий на вершине кустарник был уже не столь густым, и подойдя поближе, мы увидели что-то вроде защитной стены из растений, на вид, явно возведенной людьми.
  
  Не решившись продираться сквозь это колючее ограждение, мы взяли от зеленой стены вправо. Примерно через 300-400 ярдов, в ней обнаружился просвет, сужавшийся в нечто, напоминающее проход или тропу. Все это уже немного настораживало...
  
  Все же, подумав, что сегодня стоит продвинуться как можно дальше, я приказал разворачивать караван к проходу, и сам отправился вслед за проводником.
  
  Вдруг, испустив гортанный вопль, тот остановился. Присмотревшись, я увидел, как нашу тропу, тяжеловесными прыжками, пересекает известная своими размерами африканская жаба.
  
  Но, у жабы было две, растущих одна поверх другой, головы! Ничего подобного я прежде не видел, и сразу возжелал сохранить столь потрясающее уродство для своей научной коллекции; но стоило мне лишь двинуться вперед, как невероятное создание, сделав пару прыжков, вдруг скрылось в колючем кустарнике.
  
  Мы вновь продолжили путь, и понемногу, я начал понимать, что проход, по которому мы следуем, имеет явно искусственное происхождение. Вскоре, послышался гудящий звук, в котором мы очень быстро распознали человеческий голос. Остановив наш отряд, вдвоем с проводником, мы поползли вперед.
  
  Глядя сквозь последнюю оставшуюся перед нами завесу кустарника, мы были бесконечно поражены тем, что увидели внизу, в ложбине. Голос принадлежал гигантскому, высотой, по меньшей мере, восемь футов, негру, пожалуй, самому огромному из людей, которых я когда-либо видел, кроме, разве что, в цирке. Сидя на корточках, он время от времени наклонялся вперед, произнося то ли молитву, то ли заклинание.
  
  Объект его поклонения лежал перед ним, на земле, и представлял собой маленький, плоский кусок стекла на небольшой резной подставке черного дерева. Рядом лежало огромное копье и разукрашенная корзина с крышкой.
  Спустя примерно минуту, гигант согнулся в молчаливом поклоне, после чего, поднял стекло и подставку, и уложил их в корзину. Затем, к моему великому изумлению, вытащил из нее сплетенную из травы клетку с двухголовой жабой, подобную той, что я видел, поставил ее на землю и продолжил свои ритуальные бормотания и преклонения.
  
  Вскоре, закончив со всем этим, он убрал жабу обратно и, усевшись на корточки, безмятежно уставился на окрестности.
  
  За ложбиной простиралась холмистая, поросшая кустарником, местность. Наше внимание привлек раздавшийся неподалеку звук; между зарослями замелькали какие-то цвета и вскоре мы увидели приближающийся отряд, примерно из трех-четырех дюжин мужчин, большинство из которых было столь же огромными, как и наш первый знакомец.
  
  Одетые лишь в цветные набедренные повязки, с чем-то вроде кармана спереди, они передвигались строем и были вооружены огромными копьями. Впереди, вооруженный дубиной, шел интеллигентно выглядящий негр обычной комплекции, сопровождаемый двумя существами, еще более необычайными, чем гиганты. Существа эти были весьма приземисты, почти карлики, с огромными головами, невероятно жирные, но крепкие на вид. Одеты они были в наброшенные на черные плечи желтые мантии.
  
  Заметив их, уже знакомый нам гигант поднялся и церемонно вытянулся рядом со своей корзиной. Отряд подошел и остановился. Прозвучала команда, гигант сделал шаг назад, поднял корзину и, вручив ее одному из прибывших, встал в их ряды.
  Мы явно наблюдали регулярную смену караула, и все это время я ломал себе голову, пытаясь понять, что все это может значить - стражи, гиганты, карлики, жабы - когда вдруг, к своему смятению, я услышал раздавшийся из-за моего плеча, возглас.
  
  Это был один из тех чертовых носильщиков, редкостный мерзавец, любивший постоянно демонстрировать свою независимость. Судя по всему, утомившись нас ждать, он самовольно пополз следом, решив взглянуть, что здесь происходит, но одного вида гигантов оказалось явно чересчур для его психики. Я дал знак лечь и затаиться, но было уже слишком поздно. Нас услышали, возглавлявший отряд отдал быструю команду, и гиганты понеслись к нам, окружая сразу двумя группами.
  
  О том, чтобы оказать сопротивление, не могло быть и речи. Затаив дыхание, но сохраняя сколь-либо возможное в подобных условиях достоинство, я вскочил с земли и, показав, что в руках у меня ничего нет, приказал проводнику не стрелять. На меня сразу направили с дюжину копий, но до дела так и не дошло; взбежавший на пригорок командир успел отдать команду. Двое гигантов подошли и схватили меня под руки. Проводника и носильщика, под прицелами копий, вывели вперед. Остальные носильщики, увидев, что происходит неладное, начали с криками разбегаться, и примерно половина отряда бросилась их преследовать. Нас, решительно, но без грубости, повели вниз, через ложбину.
  
  Не понимая ни слова из их языка, я приказал проводнику попробовать поговорить с ними. Вскоре выяснилось, что это некий, малознакомый ему диалект, и нам так и не удалось ничего выяснить, кроме того, что нас ведут к какому-то высшему начальству.
  Пару дней нас вели сквозь приятный взору невысокий лес, с разбросанными по нему деревеньками. То здесь, то там, перед нашим взором представали все новые монстры, то невероятно жирная женщина, то карлик, то какое-то двухголовое животное, пока мне не начало казаться, что я наткнулся на источник снабжения мира цирковыми уродцами.
  
  Наконец, местность начала плавно спускаться в красивую речную долину; мы подошли к столице. Она оказалось очень крупным, по африканским меркам, городищем, с весьма необычными глинобитными стенами, в простенках массивных колонн стояли гигантские стражи. Увидев, что мы приближаемся, они закричали, и из ближайших ворот к нам хлынула толпа.
  
  Боже, что это была за толпа! Я уже успел привыкнуть к виду гигантов, но это было словно цирковое шоу Барнума и Бейли : большинство полукарлики, а некоторые вроде бы и похожи на них, но не разобрать, то ли это рано повзрослевшие дети, то ли жутко недоразвитые взрослые; некоторые были пугающе жирными, с руками толщиной в баранью ляжку, с ягодиц, как у курдючных овец свисали завитки и валики жира; иные, словно преждевременно состарились и были сплошь покрыты морщинами; прочие просто злобного вида кретины. Конечно, в толпе было много и обычных негров, но того количества уродов, что в ней присутствовало, хватало, чтобы голова шла кругом. (1)
  
  Когда нас провели внутрь, я вдруг заметил кое-что еще, казавшееся необъяснимым - телефонный кабель с изоляторами, в хорошем состоянии, подвешенный от дерева к дереву. Телефон - в неизведанном доселе африканском городе! Я оставил все попытки понять происходящее...
  
  Но тут меня поджидал еще один сюрприз. Я увидел, как между двумя большими зданиями вдруг проследовала человеческая, явно принадлежащая представителю белой расы фигура. Пробковый шлем и брюки из белой парусины, светлая кожа лица. Обернувшись на издаваемые нашей кавалькадой звуки, он на мгновение замер, смотря на происходящее; затем пошел по направлению к нам.
  
  "Эй, эй! Говорите ли Вы по-английски?",- закричал я.
  
  "Да,- ответил он, - но сейчас, помолчите немного", и начал о чем-то оживленно говорить с нашими стражами, внимавшими ему с глубочайшим уважением. Затем, он повернулся ко мне и быстро проговорил: "Вас собираются отвести в здание Совета для допроса, но я прослежу, чтобы с вами ничего не случилось. Это запретная земля для чужеземцев, и вам придется побыть какое-то время под стражей. Вас направят ко мне, в здание храма, как только с формальностями будет закончено, и я все им объясню, Им нужно какое-то объяснение", с сухим смешком прибавил он.
  
  - Да, кстати, меня зовут Хаскомб, прежде - научный сотрудник Мидлэссекской больницы, ну а теперь - духовный наставник Его Величества Короля Мгобе.
  Вновь усмехнувшись, он пошел спереди. Выглядел он занятно - примерно 50 лет от роду, худощавый, с тонкими чертами лица, бородкой и глубоко сидящими карими глазами. Выражение лица казалось циничным, но одновременно, не чуждым интереса к жизни.
  
  Мы подошли к входу в здание. Гиганты выстроились снаружи, вместе с моими людьми, внутрь прошел лишь я и командир захватившего нас отряда. Допрос оказался исключительно формальным, примечательным лишь ритуальной торжественностью поведения примерно дюжины допрашивавших нас благообразных мужчин в длинных мантиях.
  
  Людей моих разместили в находившихся неподалеку постройках; меня же отвели в небольшую, обставленную с претензией на европейский стиль хижину, где я и обнаружил Хаскомба. Едва лишь мы остались одни, я забросал его своими вопросами.
  
  - Теперь, наконец, можете ли Вы сказать мне... где мы находимся? Что означает весь этот цирковой зверинец из уродцев? И, как Вы сами сюда попали?
  
  Он прервал меня на полуслове.
  
  - Это довольно длинная история, так что уж позвольте мне сэкономить время, самому рассказав Вам об этом.
  
  Я не собираюсь излагать все именно так, как он мне рассказывал; но, попробую передать все это в более логичной форме, основываясь на множестве имевших место позже бесед с ним, и моих собственных наблюдениях.
  
  ***
  
  Хаскомб был подающим надежды студентом-медиком; после получения диплома он увлекся научной работой. Начинал он с исследований простейших паразитов, но затем переключился на клеточные культуры, после чего занимался онкологическими исследованиями и экспериментальной эмбриологией. После создания Комиссии по изучению сонной болезни, полный энергии и желания участвовать в научных экспедициях, он добился назначения в команду ученых, отправлявшихся в командировку в Африку.
  
  В то время, он был крайне увлечен концепцией, согласно которой, дикие птицы выступают в качестве естественного резервуара для trypanosoma gambiense, возбудителя сонной болезни. Исследовав ареал их миграции, и установив возможные пути распространения болезни, он попросил разрешения остаться и отправиться на север страны для всестороннего изучения вопроса. После завершения работы Комиссии, ему, вместе с еще одним сотрудником и несколькими носильщиками, было разрешено остаться для дальнейших научных изысканий.
  
  Единственным сопровождавшим его, в качестве научного сотрудника, белым напарником, был неразговорчивый лабораторный техник по фамилии Эггерс.
  Нет смысла распространяться обо всех их приключениях. Достаточно лишь сказать, что они сбились с пути и попали в лапы того же самого племени; произошло это 15 лет назад; Эггерс давно погиб - в результате ранения, полученного при предпринятой через пару лет попытке побега.
  
  Попав в плен, они также предстали перед Советом для допроса, и Хаскомб, на любительском уровне увлекавшийся антропологией, (впрочем, как и другими научными дисциплинами) был крайне впечатлен тем, что он охарактеризовал как "исключительно религиозная атмосфера". Все здесь происходило в соответствии с определенным церемониалом; король, совершая время от времени различные ритуалы, был скорее верховным жрецом, нежели вождем; прочие же жрецы практически постоянно несли службу у некоторого подобия алтаря. Помимо прочего, он заметил, что один из их ритуалов связан с кровью. Во время этого ритуала, вождь, а затем и его помощники, поочередно сцеживали кровь из пальца; затем, помещенная в небольшой сосуд, и помешиваемая маленькой ложкой, смесь медленно выпаривалась на огне.
  
  Некоторые из носильщиков Хаскомба разговаривали на близком к захватчикам диалекте; один из них взял на себя роль переводчика. Все складывалось не очень благоприятно. Эта земля, по видимости, считалась "священной", а населявшее ее племя - "избранным народом".
  
  Попавшие сюда прочие африканцы, если не были убиты на месте, то непременно становились невольниками; все же, большую часть времени никто не нарушал покой племени, пытаясь сюда проникнуть. О белых людях они слышали, но до сих пор не видели, и сейчас решали, что с ними делать - убить, отпустить или обратить в рабство?
  Отпустить - противоречило всем их принципам, ведь священная земля будет осквернена самим знанием о её существовании.
  Вполне подходило обратить их в рабство, но, какая от них может быть польза? К тому же, члены Совета, по всей видимости, испытывали инстинктивную неприязнь к людям другого цвета кожи.
  
  И тут Хаскомба осенила идея. Он обратился к переводчику.
  
  - Скажи им: "Вы поклоняетесь крови. Так делают и белые люди, но мы можем больше: прозревать тайную природу и сущность крови, и с вашего разрешения, я покажу вам это великое волшебство".
  
  Подозвав тащившего его микроскоп носильщика, он установил его, взял с помощью ножа каплю крови из пальца и разместил под покровным стеклом микроскопа. Вожди были явно заинтересованы. Они начали перешептываться, затем, главный скомандовал: "Покажи нам это!".
  
  Хаскомб демонстрировал получившийся препарат, пожалуй, с большим усердием, чем когда-то перед студентами-первокурсниками. Он объяснял, что кровь состоит из очень маленьких людей различных племен и занятий, и что такое наблюдение дает власть над ними. На старейшин это произвело впечатление. Так или иначе, один лишь образ тысяч не виданных ранее мельчайших частиц убедил их, что белый человек обладает способностями, делающими из него подходящего слугу.
  Они не стали просить взглянуть на свою собственную кровь, явно опасаясь, что тот, кто ее увидит, сможет обрести власть над ними. Впрочем, в их распоряжении была кровь рабов. Хаскомб предложил им посмотреть на кровь птицы и, показав, сколь иными являются маленькие существа в ней, вновь вызвал неподдельный интерес.
  
  "Скажи им, что я знаю еще множество магических средств, и покажу их, если они дадут мне для того время", - сказал он переводчику.
  
  В конце концов, и его самого, и его людей постановили пощадить, и как он сказал, именно тогда он узнал, что чувствует человек, в отношении которого постановили - оставить в живых на одну неделю!
  
  Его внимание привлек один из высших сановников племени - высокий, могучий мужчина средних лет, и он был приятно удивлен, когда на следующий день именно этот человек пришел его проведать. Позже Хаскомб прозвал его Принц-Иерофант, за сочетание качеств государственного мужа и священнослужителя. Настоящее его имя было Бугала, и он был заинтересован узнать больше о таинственном волшебстве Хаскомба, не в меньшей степени, чем сам Хаскомб - узнать о людях, в чьи руки он попал, и посему они стали общаться почти каждый вечер, беседуя порой до глубокой ночи.
  
  Интерес Бугалы, как впрочем, и самого Хаскомба, имел отнюдь не академический характер. Его крайне впечатлил микроскоп, и особенно тот эффект, который произвело на остальных его использование, и ему страстно хотелось узнать, можно ли использовать магию белого человека, чтобы упрочить его положение в племени. Наконец, они заключили сделку. Бугала будет приглядывать, чтобы никто не причинил Хаскомбу вреда. Взамен, тот должен предоставить свои магические способности в распоряжение Совета, но так, чтобы Бугале удалось извлечь из того свою пользу. Хаскомб предполагал, что Бугала, видимо, замыслил радикальные перемены в государственной религии, своего рода Реформацию, основанную на магических трюках Хаскомба, и решил утвердиться первосвященником этого нового порядка.
  
  Хаскомб не был лишен чувства юмора, и ситуация показалась ему забавной. Также, было ясно, что в ближайшее время, сбежать отсюда не удастся. И раз так случилось, то почему бы воспользоваться этой возможностью, и не заняться научной работой, так сказать, за казенный счет - а разве не этого, и он, и его коллеги всегда пытались добиться в родных пенатах?
  
  ***
  
  Фантазия его забурлила. Ему предстояло выяснить все, что возможно, о ритуалах и суевериях этого племени. И, с помощью своего знания и научной квалификации, вывести эти ритуалы, суеверия, всю внешнюю атрибутику религии на новый, поистине сверхъестественный для них, уровень.
  
  Вдаваться сейчас во все детали переговоров, разногласий, всех проб и ошибок, наверно, не стоит. В конце концов, ему удалось выторговать то, что было необходимо: строение, которое могло быть использовано как лаборатория, неограниченное число рабов в качестве лаборантов для выполнения простых работ, и жрецов - для сложных; а также обещание, что в случае недостатка в научных материалах, будут предприняты все усилия для их пополнения - и обещание это выполнялось столь неукоснительно, что, по сути, у него всегда было все, о чем можно было только мечтать.
  
  Затем, он c усердием погрузился в изучение их религии и обнаружил, что она основана на ряде ключевых положений. Одним из них была вера в божественную природу и исключительную значимость Короля-первосвященника. Вторым являлось что-то вроде культа предков. Третьим был культ животных, в основном самых необычных представителей африканской фауны. Четвертым - различные сексуальные практики. Хаскомб немного поразмыслил над всем этим. Клеточные культуры; экспериментальная эмбриология, гормональная терапия, искусственный партеногенез...Затем, рассмеявшись, сказал самому себе: "Что же, по крайней мере, можно попробовать, это должно оказаться забавным".
  
  ***
  
  Так все и началось. Пожалуй, лучшим способом описать, как все происходило, это рассказать о моих собственных впечатлениях, когда Хаскомб показал мне свои лаборатории.
  
  Почти четверть города использовалось исключительно для религиозных целей, и это казалось явно чрезмерным, пока Хаскомб не напомнил мне, что жители Тибета тратят пятую часть своего дохода на топленое масло, сжигаемое перед их гробницами. Главный храм, весьма впечатляющей постройки, из твердой глины, выходил на центральную площадь. На другой стороне стояли дома жрецов и других служителей священных культов.
  
  Позади них располагались лаборатории Хаскомба, некоторые из глины, а некоторые, построенные уже под его руководством, из дерева. Все они имели четырехугольную форму и круглосуточно охранялись патрулями гигантов. В одной был расположен бассейн, используемый в качестве аквариума; в другой - вольеры для птиц и огромный курятник. Еще в одной, находились клетки с различными животными, а в четвертой был небольшой ботанический сад. Позади всего этого, находился скотный двор с множеством коров и овец и что-то вроде экспериментального отделения для опытов над людьми. Он провел меня внутрь ближайшего здания.
  
  "Это, - сказал он, - известно местным людям как Фабрика (мне сложно передать ощущение, вызванное тогда этим словом, хотя в литературном смысле оно означает всего лишь место производства), Фабрика Царственности и Источник потомственного бессмертия".
  
  Я огляделся и увидел колонну упитанных, пышущих здоровьем негритянок, непривычно, но со вкусом одетых в узкие платья и кепи, с резиновыми перчатками на руках. Повсюду виднелись микроскопы и различные контейнеры, из которых поднимался пар. Задняя часть помещения была отгорожена деревянной панелью со стеклянными дверцами, створки которых были подписаны неизвестными мне названиями; за ними содержались существа вроде того, которое доставал из корзины гигант, перед тем, как нас взяли в плен. По стенам располагались различные трубы, очевидно, служившие для подачи тепла от расположенного в углу огнища.
  
  "Фабрика Царственности!" - воскликнул я, - Источник бессмертия! Что, черт возьми, Вы имеете в виду?"
  
  "Если Вам угодно более прозаичное название", - сказал Хаскомб, - я мог бы называть это Институтом Священной Клеточной Культуры". Мне сразу вспомнился тот день 1918 г., когда один из моих нью-йоркских друзей-биологов пригласил меня посетить знаменитый институт Рокфеллера. При словосочетании "клеточные культуры", перед моими глазами вновь всплыли доктор Алексис Кэррел, окруженный помощницами в белых халатах, выращивающими, стерилизующими и рассматривающими что-то под микроскопом. Конечно, институт Хаскомба был оснащен попроще, но вот персонала, пусть и другого цвета кожи, здесь было явно больше.
  
  Хаскомб приступил к объяснениям.
  
  "Как Вам, наверно, известно, трактат Фрезера "Золотая ветвь" знакомит нас с архетипом короля-первосвященника и объясняет, насколько фундаментальным он является для примитивных обществ. Благоденствие племени неразрывно связано с благоденствием Короля, поэтому для его защиты принимаются самые невероятные меры. (2)
  
  Когда-то, в этом королевстве, Королю не позволялось даже ступить ногой на землю, из боязни того, что он потеряет свою божественную природу. Его состриженные волосы и ногти передавались одному из высших сановников, чьей обязанность было тайно их захоронить, на случай, если возможные враги, используя ритуалы черной магии, пожелают вызвать болезнь или смерть Короля,. Если кто-то, низкого происхождения, наступал на королевскую тень, наказанием была смерть. Каждый год, одного из рабов заставляли в течение недели наслаждаться всеми королевскими привилегиями, обезглавливая его по окончанию этих недолгих почестей. Считалось, что так можно избежать болезней и неудач, которые могли постигнуть Его Величество.
  
  Первым делом я подготовил оборудование, и затем, с помощью Эггерса, смог получить пригодные для работы культуры, сначала клеток курицы, а затем, с помощью вытяжки из эмбрионов, и различных половозрелых млекопитающих. После чего, я отправился к Бугале, и объявил ему, что я могу преумножить защиту, если не самого Короля, как отдельного человека, то, по крайней мере, той жизни, которая в нем содержится; с теологической точки зрения, это показалось мне вполне равнозначным. Я намекнул, что став хранителем запасных королевских жизней, он окажется в более привилегированном положении, чем могильщик священных обрезков ногтей, и сможет сделать эту должность самой влиятельной во всем королевстве.
  
  После чего, под угрозой смерти, если что-то пойдет не так, мне разрешили взять под местной анестезией немного клеток подкожной соединительной ткани Его Величества. В присутствии собравшейся знати, я поместил их в питательную среду, показав им все это через микроскоп. Затем, культуры были перемещены в инкубатор под стражу полудюжины сменявшихся каждые восемь часов, воинов. К моей отраде, все культуры занялись, и через три дня показали обильный рост.
  
  Увидев, что Совет впечатлен, я разразился пламенной речью, взывая, что этот рост является истинным приумножением божественного начала королевской власти, и что я могу увеличивать его до бесконечности. С этими словами, я разделил каждую из культур на восемь частей, которые также отправил на культивацию. К ним опять приставили стражу, и через три дня вновь все проверили. Не все из них занялись на этот раз, с чего начались возмущенные взгляды и перешептывания, что я убил часть Короля.
  
  Тогда я объяснил, что Король как был, так и остался, что его маленькие ранки полностью прошли, и что любые взращенные культуры придают дополнительную святость и защиту королевству. Стоит отметить, что в вопросах теологии, эти люди проявляли недюжинное здравомыслие и схватывали все буквально на лету.
  
  Я обратился к Бугале, и ему без особого труда удалось убедить остальных, что теперь можно и отбросить устаревшие интерпретации монархической доктрины. Самой важной новой идеей, которую мне удалось предложить, была организация массового производства. Нашей задачей стало размножение клеточного материала Короля и распространение его защитных свойств на всю страну. При таком, количественном подходе, мы могли позволить себе снять ряд ограничений королевского образа жизни. Это пришлось по душе и Королю, и Бугале, уже представлявшим себе невиданную доселе власть. Вы могли бы сказать, что такое нововведение должно было столкнуться с серьезным сопротивлением хотя бы по причине того, что оно было чем-то новым; но надо признаться, эти люди выгодно отличались отсутствием подобных, свойственных скорее нашим обычаям вести дела, предрассудков.
  
  Провозгласив эту концепцию, я еще долго спорил с Бугалой насчет наилучших способов вовлечения широких масс населения в этот процесс. Казалось бы, отличная возможность для научной рекламы!(3)
  
  Но, увы, население не умело читать. И все же, военная пропаганда отлично срабатывала и в безграмотных обществах - так почему бы и не в этом?
  
  Хаскомб организовал серию открытых лекций в столице, на которых показывал собранной королевскими глашатаями толпе клетки Его Величества. Впечатляющую часть посетителей всегда составляли представители местной знати. На лекциях объяснялось, насколько важным для общества является обладание постоянно растущим запасом священных клеток.
  
  К сожалению, производство образцов было слишком сложным и дорогостоящим делом, чтоб раздавать их направо и налево. В связи с этим, постановили, что частицы королевского естества, в красивых резервуарах черного дерева, будут выдаваться каждому, кто пожертвует корову или буйвола, или их эквивалент - три козы, овцы или свиньи. Плановая рекультивация будет производиться в установленное время, в связи с чем, полученные клетки в обязательном порядке должны направляться для обновления. Если клетки вдруг погибали по халатности их владельца, в замене отказывалось. Пожертвование давало право на годичную рекультивацию, но его всегда можно было продлить.
  
  Все эти меры не только увеличивали объем королевской сущности во имя всеобщего блага, но и позволяли каждому владельцу частицы Его Величества ощущать бесконечную радость и высокую привилегию личного вклада в приумножение царственности.
  
  На благо страны можно было пожертвовать и собственную дочь. Этим молодым женщинам предоставляли кров, пропитание, и обучение таинствам священных культур - все за счет государства. Подходящие кандидатуры отбирались по общему состояния здоровья, но вдобавок должны были показать отличный результат на экзамене по основам религии. Затем следовал полугодовой испытательный срок, после чего они получали постоянное звание Сестры Священной Клетки. С этой должности, со временем, по опыту и выслуге лет, они могли перейти в ранг Матери, Бабушки, Великой Бабушки и Великой Праматери Священной Клетки. Добродетель и благо близких контактов с самим источником всех благ осеняли и весь их род.
  
  Эта схема распространилась с быстротой молнии. Коровы, свиньи, буйволы, козы и негритянские девушки потекли рекой. На следующий год, ее расширили на всю страну, при помощи еженедельно командируемых выездных лабораторий.
  Уже к концу третьего года, в стране невозможно было найти семейства, не обладавшего, по крайней мере, одним экземпляром священных клеток. Их отсутствие воспринималось как отсутствие штанов или прогулка без шляпы по 5-й Авеню.
  
  Все это позволило Бугале успешно завершить реформирование национальной религии, утвердиться в качестве самой важной персоны в стране и, в лице Хаскомба, привлечь научный подход на службу государству.
  
  ***
  
  Вдохновленный успехом, Хаскомб вскоре вознамерился установить контроль и над такой областью религии, как культ предков. Было сделано официальное заявление, указывающее, насколько более подобающим было бы поклонение не горсти обугленных костей, но живым и растущим частицам предков. Все, кто желал воспользоваться подобным преимуществом, предоставляемым предприятием Госдепартамента под руководством Бугалы, в назначенное время, должны были доставить своих старших родственников в лабораторию, для безболезненного извлечения фрагментов тканей и их последующего культивирования.
  
  Эта идея тоже оказалась привлекательной для обывателей. Иногда, все же случалось, что пожилые матроны и старики гневно возмущались нововведением. Однако, это не имело особого значения, поскольку, согласно закону, начиная с 25-летнего возраста, детям не только предписывалась обязанность поклонения своим, живым или мертвым предкам, но и передавался полный контроль над ними, в целях правильного отправления всех ритуалов и должного сохранения общественного блага. В процессе всего этого, родители быстро обнаружили, что сама операция была пустячной, а ее проведение сулило самые благоприятные последствия. Потомки же теперь могли сосредоточиться на выращивании клеточной культуры, которой они станут поклоняться после смерти родителей, и таким образом, дать последним возможность наслаждаться большей свободой, чем при бытовавших ранее ограничениях, испокон веков являвшихся незыблемыми столпами общества.
  
  Таким образом, почти у каждого семейного очага в королевстве, вместо старомодных красных бочонков с обугленными костями предков, подрастающее поколение теперь лицезрело футляры, с растущими в них клетками членов семьи. Их доставали во время молитвы и изучали с благоговением.
  "Дедушка неважно растет на этой неделе", - вот, что Вы вполне могли бы услышать от юного негритянского верующего; в таких случаях отец семейства произносил молитву над клетками, и если это не помогало, то экземпляр возвращался на фабрику для восстановления.
  
  А какую радость вызывала имеющаяся активность клеток! Рост клеток великой праматери возвращал воспоминания о ее морщинках и улыбке, и порой казалось, что существующее поколение столь пронизано пульсацией этого роста, что становится буквально единым целым, в порыве вознесения хвалы своим благочестивым предкам.
  
  Чтобы подстраховаться от возможной гибели клеточных культур, Хаскомб учредил центральное хранилище, в котором хранились дубликаты каждого штамма; этот банк клеточных тканей нации находился в том самом, расположенном за лабораторией, и сразу заинтересовавшем меня здании.
  Ничего подобного прежде не существовало, заверил он меня. Не некрополис, но историополис, так я мог бы назвать его: не кладбище, но место вечной жизни. Следующее здание использовалось под эндокринные продукты; его прозвали "Фабрикой Ордена Храма".
  
  "Здесь", - сказал Хаскомб,- Вы вряд ли увидите что-то новое. Вы, конечно, помните о том повальном увлечении работой "желез", возникшем у нас много лет назад, и как оно привело к созданию новых патентованных лекарств, тех же полигландулярных медикаментов, и всю эту массовую, почти заткнувшую за пояс фрейдизм, литературу, объяснявшую все действия человека воздействием желез, без какого-либо участия головного мозга.
  
  Мне пришлось просто применить уже имеющиеся у меня знания, только и всего. Сначала, нужно было показать Бугале, как при помощи последовательных инъекций вытяжки из гипофиза можно вырастить настоящих гигантов из самых обычных младенцев. Результат его впечатлил, и он предложил идею Священных Стражей гигантской стати, похлеще тех гренадеров прусского короля.
  
  И все же, мне и тут удалось расширить границы науки сразу по ряду направлений. Я воспользовался тем, существовавшим в их религии благоговейным отношением к уродливым и умственно отсталым людям. Подобный феномен типичен для многих стран, в которых недоумки считаются исполненными благодати, а карлики вызывают суеверный трепет.
  
  Так что я начал работу над несколькими новыми разновидностями. Используя особый экстракт, выделенный из коры надпочечников, я создал детей поистине геркулесовой стати, впрочем, выглядящих скорее как нечто среднее между оригиналом и ломовым извозчиком с пивоварни. Вспрыскивая тот же экстракт юным девушкам, я смог снабдить их невероятно пышными усами, после чего они без труда устраивались прорицательницами.
  
  Вмешательство в процесс работы гипофиза порой вызывало случаи невероятного ожирения. Учитывая страсть мужчин своего племени к полным женщинам, Бугала не замедлил этим воспользоваться, и как я полагаю, сколотил целое состояние на продаже таких рабынь как наложниц. И наконец, посредством применения еще одной вытяжки из гипофиза, мне удалось раскрыть секрет создания истинной карликовости, без нарушения телесных пропорций.
  
  В рамках подобного производства, карлики становились прислужниками в храме; стайка разжиревших юных особ стала чем-то вроде сообщества весталок с особыми религиозными обязанностями; воплощая собой национальный идеал красоты, они пропагандировали благотворное действие подобных процедур; гиганты же сформировали нашу регулярную армию.
  
  Эти разжиревшие девы создали мне отдельную проблему, решить которую так и не удалось. Как и во всех расах, придающих большое значение сексуальным наслаждениям, у этих людей было гипертрофированное преклонение перед девственностью. В связи с этим, меня посетила мысль, что применив замечательное открытие Лёба, искусственный партогенез, к этим женщинам, я могу вырастить самостоятельно размножающийся вид весталок, способных стать объектами подлинного благоговения.
  
  Но, видите ли, мне всегда приходилось помнить о том, что без наличия выгод для национальной религии, любая подобная работа вряд ли была бы одобрена. Полагаю, любое спонсируемое государством исследование натыкается на схожие проблемы даже в прогрессивном демократическом обществе. Подобная ситуация была явной преградой. Все же, не ограничившись созданием лишь батальона гигантов с их двухголовыми лягушками, я нашел способ стимулировать партогенез в яйцах рептилий и птиц, однако работа с млекопитающими явно провалилась. Но, я пока не отказываюсь от этой идеи!"
  
  Затем мы прошли к лаборатории, в которой содержались самые необычайные монстры животного происхождения.
  
  "Эта лаборатория, пожалуй, самая необычная", - отметил Хаскомб, - официально она называется "Дом живых фетишей". Здесь, как и раньше, я обратился к изучению доминантных признаков популяций в качестве необходимой научной базы. Я уже говорил Вам, что эти люди всегда испытывали страсть к животным гротескных форм, воспроизводя наиболее причудливые из них в форме небольших глиняных или костяных статуэток для последующего поклонения.
  Решив, с чего бы научному знанию слегка не улучшить работу матери-природы, я постарался восстановить мои навыки в экспериментальной эмбриологии. В этом деле, я использую только самые простые механизмы. Пластичность тканей на ранних стадиях, вполне позволяет создавать двухголовых и одноглазых монстров. Много лет назад, нечто подобное уже было проделано Спеманном на тритонах, и Стокардом на рыбах, однако, к их результатам я присовокупил методы серийного производства от мистера Форда.
  
  Но моим главным коньком являются трехголовые змеи и жабы со второй, смотрящей вверх головой. С первыми все немножко сложнее, но на них есть отличный спрос, за них всегда можно выручить хорошую цену. С лягушками все проще: я просто применяю методы Харрисона на головастиках".
  
  Затем, он провел меня в последнее здание. В отличие от остальных, ничто здесь не говорило о проводимых исследованиях, здание было пустым. Помещение с верхним освещением было задрапировано черными портьерами. Посредине стояли ряды скамеек из черного дерева, перед которыми, на постаменте, лежал сверкающий золотой шар.
  
  "Я уже начал здесь свою работу над усилением возможностей телепатии", - сказал Хаскомб. - Как-нибудь, Вам стоит зайти и взглянуть, что тут происходит, это весьма интересно".
  
  Нетрудно представить, как сильно я был ошеломлен всеми этими чудесами. Общались мы каждый день, и со временем, подобные разговоры стали частью привычной рутины. Однажды я спросил его, расстался ли он с надеждой сбежать отсюда? Он как-то странно помедлил с ответом.
  
  Затем, сказал следующее: "По правде говоря, дорогой мой Джонс, в последние годы я почти не думал об этом. Поначалу это показалось мне настолько нереальным, что я сознательно выбросил эти мысли из головы , и с большой энергией, можно сказать, яростью, погрузился в работу. И ей-богу, сейчас я уже и не знаю, хочется ли мне сбежать отсюда, или нет".
  
  "Не хотеть сбежать!" - воскликнул я, - Вы, видимо, не осознаете, что говорите!"
  "Я не уверен" - казалось, он даже развеселился. - Чего я хочу больше всего, так это достичь прогресса в своей работе. Неужели Вы не понимаете, какой мне выпал шанс! Всё продвигается так быстро, и я могу заранее оценить все возможные варианты",- и тут он погрузился в молчание.
  
  Но, даже серьезно заинтересовавшись его достижениями, я не хотел приносить свое будущее в жертву его извращенным интеллектуальным амбициям. Сам же, он вряд бы смог отказался от своей работы.
  
  ***
  
  Эксперименты, сильнее всего будоражившие воображение Хаскомба, проводились им в области массовой телепатии. Он получил медицинское образование во времена, когда паранормальная психология все еще была непопулярна в Англии, но по удачному стечению обстоятельств, познакомился с одним молодым доктором, страстным исследователем гипнотизма, и с его подачи, был представлен таким корифеям, как Брамвелл и Вигфилд. В конечном итоге, он стал вполне сносным гипнотизером и обладал неплохими знаниями в данной сфере.
  
  Еще в начале своего пребывания здесь, он заинтересовался священными плясками, проводившимися по ночам, каждое полнолуние, для умиротворения небесных сил. Все танцоры являлись членами особой секты. После ряда экспрессивных па, символизировавших разнообразные сцены охоты, войны или любви, вожак усаживал труппу на церемониальную скамью. Затем, он начинал делать пассы и, что впечатлило Хаскомба, хватало нескольких секунд, как растянувшись на ней, они все впадали в глубокий гипноз. Как он сказал, это напоминало самые невероятные случаи коллективного гипноза, зарегистрированные ранее французскими исследователями.
  
  Потом вожак проходил вдоль скамьи и шептал каждому на ухо какую-то короткую фразу. Затем, в соответствии со сложившимся ритуалом, он направлялся к Королю-Первосвященнику и громко возвещал: "Ваша Светлость, приказывайте, что им танцевать!", - после чего Король объявлял приказание исполнить какое-то, заранее неизвестное для остальных действие.
  
  Часто, таким приказанием было принести какой-либо предмет и положить его на лунное капище; или, сражаться с врагами государства; или (и это всем нравилось больше всего), превратиться в какое-нибудь животное или птицу. Каким бы не был приказ, загипнотизированные повиновались, поскольку слова, которые лидер секты прошептал им в ухо, были распоряжением слушать и исполнять все, что скажет Король. Можно было наблюдать невероятные сцены того, как они бегают, не замечая ничего на своем пути, в поисках тыквы или овцы, что приказали найти, или бросаются на невидимых врагов, или становятся на четвереньки, ревя, словно львы, как они скачут, словно зебры или танцуют, как журавли.
  
  После выполнения команды, они замирали, словно колоды или камни, до тех пор, пока вожак, поочередно бросаясь к каждому, не касался его пальцем и не кричал, - "Проснись!"
  
  Танцоры просыпались слегка заторможенными, но все же сознавали, что только что стали вместилищем неизвестного духа, и с пляской возвращались в отведенный им барак.
  
  Хаскомб был поражен подобной чувствительность к гипнотическому воздействию, и добился разрешения внимательно проверить этих трюкачей. Вскоре он установил, что представители этой расы эти крайне склонны к личностной диссоциации и их можно с легкостью погрузить в глубокий гипноз, в котором, полностью изолированное от рационального подсознание, все же содержало в себе личностные элементы, что не наблюдалось при гипнозе белых людей.
  
  Как и многих, имеющих лишь обобщенные представления о психологии, его интересовала концепция телепатии; и, вот теперь, имея в распоряжении легко поддающихся гипнозу субъектов, он приступил к ее серьезному изучению.
  Составляя разные пары из своих подопечных, он вскоре смог продемонстрировать существование телепатии, совершая внушение одному гипнотизируемому, который передавал его на расстоянии второму, без какого-либо физического контакта. Позже - и это стало вершиной его изысканий - он обнаружил, что в случаях, когда он давал установку нескольким испытуемым одновременно, телепатический эффект был намного сильнее, чем в случае внушения лишь одному - гипнотизируемые сознания как-то усиливали друг друга.
  
  "Я пытаюсь обнаружить сверхсознание", - сказал мне Хаскомб, - и некоторые его зачатки я уже выявил".
  
  Должен признаться, я был почти так же воодушевлен, как и Хаскомб, в силу возможностей, которые это теперь открывало. Было очевидно, что он нащупал верные основы. Эффект столь необычайного усиления наблюдался лишь тогда, когда все испытуемые находились примерно в одном психологическом состоянии. Поначалу, достижение этого единообразного состояния было крайне сложным, но со временем, когда мы обнаружили возможности, так сказать, "настройки" гипнотизируемых на общий лад, дело пошло в гору.
  
  Прежде всего, мы установили, что с подобным усилением, мы можем отправлять телепатические сигналы на всё большее и большее расстояние, и в конечном итоге, смогли передавать сигнал от столицы страны до ее границ, почти на сотню миль.
  
  Затем, мы обнаружили, что для приема телепатической команды, субъекту не обязательно пребывать в состоянии гипноза. Таким образом, подобному воздействию могли быть подвергнуты почти все, но особенно, обладатели спокойного темперамента. Самым необычным было то, что мы поначалу окрестили "ближними эффектами", поскольку возможность их передачи на расстояние была обнаружена лишь позже.
  
  После того, как Хаскомб внушал простую команду большой группе гипнотизируемых, то подходя вплотную к ним, мы оба ощущали совершенно необычайное чувство. Словно какая-то сверхчеловеческая сущность повторяла её столь грозным и подавляющим образом, что с стороны, мы чувствовали, что должны ей повиноваться, с другой же, мы ощущали себя частью этой команды, как будто ее отдавало нечто, намного превосходящее наши личности. Это, как заявил Хаскомб, и было первым настоящим проявлением сверхсознания.
  
  В данном вопросе, приходилось учитывать интересы Бугалы. Вспомнив о тибетской молитвенной мельнице, Хаскомб предположил, что со временем он сможет погрузить в гипноз все население, и затем транслировать им молитву. Это гарантировало, что ежедневная молитва, будет совершена всеми, и более того, совершена одновременно, что без сомнений, сильно увеличит ее эффективность и позволит длительное время сохранять единую молитвенную силу нации в периоды войн и прочих бедствий.
  
  Бугала был крайне заинтересован. Он уже начал представлять себе, как с помощью этого механизма управления сознанием, он станет вкладывать в разум людей нужные ему идеи. Как он отдает приказ, и все население, едва выйдя из транса, бросается его выполнять. Он лелеял мечты, по сравнению с которыми, мечты владельцев газетных синдикатов или дирекции военной пропаганды, казались робкими и невзрачными. Он пожелал лично обучиться этому методу, и конечно, мы не могли ему отказать, хотя, нужно сказать, меня часто тревожило, что он может выкинуть, решившись превзойти Хаскомба и начав собственные эксперименты. Учитывая мое постоянное желание покинуть это место, это заставило меня снова задуматься о вариантах побега. Мне вдруг пришло в голову, что именно то, насчет чего у меня были столь мрачные предчувствия, может стать ключом от нашей тюрьмы.
  
  Однажды, призвав Хаскомба подумать об ущербе, которое понесет человечество, если его великое открытие погибнет вместе с ним в Африке, я решился на разговор без обиняков.
  
  "Мой дорогой Хаскомб", - сказал я, - Вам нужно вернуться на родину. Что удерживает Вас от того, чтобы сказать Бугале, что Ваши эксперименты уже близки к успешному завершению, но для отдельных испытаний нужно намного больше участников? Вы могли бы собрать группу из пары сотен человек, и после их подготовки, усиление сигнала будет достаточным сильным, чтобы в Вашем распоряжении оказалась телепатическая энергия, достаточная для воздействия на всю популяцию.
  Затем, в один прекрасный день, мы увеличим мощность этого человеческого аккумулятора до максимально возможного уровня и отправим через нее сигнал всеобщего гипноза. Вся страна, мужчины, женщины, дети, все впадут в ступор. Затем мы дадим нашей экспериментальной команде задание транслировать установку "спать целую неделю". Телепатическое послание будет отправлено тысячам готовых принять его умов, и закрепившись в них, превратит всю страну в единое суперсознание, поглощенное лишь одной, вложенной нами мыслью - спать!"
  
  ****
  
  Читатель этих строк, возможно, озадачится, каким же образом мы планировали ускользнуть от хватки созданного нами сверхсознания. Однажды, обнаружив, что металл обладает достаточной непроницаемостью для телепатических эффектов, мы построили себе что-то вроде оловянного барьера, за которым могли укрываться во время экспериментов. В сочетании с шапочкой из фольги, это почти полностью устраняло воздействие. И об этих свойствах металлов мы пока ничего не сказали Бугале.
  
  Хаскомб молчал. "Мне нравиться Ваша идея", - наконец вымолвил он. - Если мне удастся вернуться в Англию и получить научное признание, будет чертовски приятно осознавать, что мое открытие дало еще и возможность для побега".
  
  С этого момента, мы стали усердно работать над нашими планами и усовершенствованием выбранного метода. Спустя примерно пять месяцев, все складывалось благоприятно. Мы заготовили провиант и разжились компасом. Мне вернули мою винтовку, взяв обещание не пускать ее в ход. Мы подружились с несколькими, ходившими торговать на побережье, людьми и, не привлекая подозрения, выведали у них все, что можно, о будущем маршруте.
  
  Наконец, настала подходящая ночь для побега. Мы собрали наших подопытных, как для обычных исследований и, погрузив в гипнотическое состояние, начали их подготовку. В этот момент, неожиданно, без предупреждения, явился Бугала. Этого-то мы и боялись; однако, предотвратить нечто подобное было невозможно.
  
  "Что будем делать?" - прошептал я Хаскомбу. "Продолжайте, черт бы вас побрал! Мы погрузим его в сон вместе с остальными", - ответил он.
  
  Мы поприветствовали Бугалу, усадив его как можно ближе к плотным рядам испытуемых. Наконец, все приготовления были завершены. Хаскомб зашел за экран и скомандовал: "Все внимание к словам, которые сейчас будут сказаны".
  В рядах тел произошло легкое шевеление.
  
  "Спите", - сказал Хаскомб. - Команда спать, всем в этой стране спать беспробудным сном".
  
  Бугала с воплем вскочил, но внушение уже начало действовать...
  
  С нашей металлической защитой, мы оставались неуязвимыми. Но на Бугалу обрушилась вся сила телепатического потока. Он беспомощно упал обратно в кресло. В течение нескольких минут, его необычайно сильная воля сопротивлялась внушению, и хотя он и не мог пошевелиться, полные злобы глаза были все еще открыты. Наконец, он перестал сопротивляться и погрузился в сон.
  
  Тотчас отправившись в путь, мы быстро продвигались по безмолвной стране. То здесь, то там, словно восковые фигуры, сидели люди. Спящие женщины сидели рядом с ведрами для молока, их коровы уже успели разбрестись. Жирные голые дети заснули во время своих игрищ. Дома были полны спящих, уснувших вокруг мест приема пищи, напоминая сцену званого ужина из поэмы Уордсуорта.(4)
  
  Почти не веря своим глазам, мы продолжали идти вперед, испытывая головокружение при виде сонного состояния, в которое мы погрузили целое государство. Добравшись, наконец, до границы, мы с невыразимым облегчением миновали оцепеневших гигантских стражей. Еще через несколько миль, мы плотно подкрепились и чуть вздремнули.
  
  Скарб наш оказался тяжеловат, и мы решили избавиться от излишков веса за счет части провизии, научных образцов и металлической защиты, которая, на таком расстоянии, с учетом естественного рассеивания гипнотического воздействия, казалась уже излишней. К вечеру третьего дня, Хаскомб вдруг остановился и обернулся назад.
  
  "В чем дело, льва там, что ли, увидели?", - спросил я. Его ответ оказался абсолютно неожиданным.
  - Нет. Я просто думаю, не следует ли мне вернуться.
  "Снова вернуться!" - закричал я. - Ради всего святого, почему Вы хотите это сделать?"
  "Мне вдруг пришло в голову, что мне следует поступить именно так" - ответил он. - Это произошло примерно пять минут назад. Честно говоря, думая об этом, я не уверен, что мне когда-то еще выпадет такой шанс для научных исследований. К тому же, путь до берега довольно опасен и я не думаю, что мы доберемся туда живыми".
  
  Я был настолько обескуражен и взбешен, что не преминул тут же заявить ему об этом. И неожиданно, на какие-то мгновения, я тоже ощутил, что должен вернуться. Это было похоже на внезапное угрызение совести в раннем детстве.
  
  "Да, и впрямь, нам следует вернуться", - подумал я с каким-то воодушевлением. Но неожиданно, вместе с этой мыслью, включился и голос рассудка: "Почему мы должны возвращаться?" Но все разумные доводы словно отметало какими-то невидимыми руками, тянущимися из скрытых глубин моего естества.
  
  ***
  
  И тут я понял, что произошло. Бугала очнулся. Он стер установку, которою мы передали сверхсознанию и заменил её на другую. Я буквально видел и слышал, как этот хитроумный дьявол, разобравшись, что к чему, совершает гипнотические пассы и шипит в уши спящим людям новый приказ: "Хочу вернуться! Вернуться!"
  
  Для большинства, эта команда не имела смысла, они и так находились у себя дома. Молодые люди, бродившие вдали на холмах, бездельничающие на улице дети, девушки, тайком отправившиеся на встречу со своими возлюбленными, в состоянии сомнамбулического транса, все они возвращались домой. Для них новая команда сверхсознания действительно имела значение. Так же, как и для нас.
  
  Я рассказываю об этом долго и с объяснениями; в тот же момент, я словно мгновенно увидел, что произошло. Я сказал об этом Хаскомбу, объясняя, что все происходит именно так, что ничто другое не могло бы повлиять на внезапное изменение наших планов. Я взывал к его рассудку, умолял его не отклоняться от принятого решения и продолжить наш путь. Как же я пожалел о том, что в своем стремлении облегчить поклажу, мы избавились и от наших защитных металлических шапочек!
  
  Но Хаскомб не желал, вернее, уже не мог воспринимать мои доводы. Я полагаю, что слишком проникнувшись духом и обычаями этой страны, он стал более уязвим для воздействия.
  
  Так или иначе, он оставался непреклонным. Он должен вернуться. Он знал, это было ему ясно, как божий день, это был его священный долг, и все в том же духе. Все это время, внушение действовало и на меня; наконец, я почувствовал, что если немедленно не увеличу расстояние между собой и этим аккумулятором человеческой воли, подобная участь ждет и меня.
  
  "Хаскомб!" - сказал я,- я ухожу. Бога ради, пойдемте вместе со мной". Взвалив на плечи поклажу, я двинулся в путь. Я увидел, как по его телу пробежала дрожь, и он сделал несколько шагов вслед. Затем развернулся и, невзирая на все мои остановки и призывы идти за мной, побежал в направлении, откуда мы пришли. С тяжелым сердцем, я продолжил свой путь в одиночестве.
  
  Я особо не распространялся о своих приключениях, рассказав лишь, что наша экспедиция сбилась с пути, а мои люди разбежались или были убиты местными племенами. В конце концов, я добрался до Англии. Я был сломлен, глубокая тоска овладевала моим разумом при воспоминаниях о Хаскомбе, и о том, как он угодил в свою собственную ловушку.
  
  ***
  
  Я так никогда и не узнал, что с ним произошло и не уверен, что хочу это знать. Вы спросите, почему я не попытался организовать спасательную экспедицию или, по крайней мере, представить открытие Хаскомба Королевской академии наук или Институту метафизики.
  
  Повторюсь, я был сломлен. Я не рассчитывал, что мне поверят и не был уверен в том, что смогу повторить полученные им результаты, даже при наличии идентичного человеческого материала, не говоря уже о представителях другой расы. Я боялся, что меня поднимут на смех. И наконец, я не был уверен, что наука о массовой телепатии не окажется для человеческого рода скорее проклятьем, чем благословением.
  
  Теперь я уже немолод, более того, я выгляжу старше своих лет и хочу снять этот камень со своей души. Старики любят нравоучения, и надеюсь, читающий эти строки простит мне назидательную риторику, которой я сейчас придерживаюсь.
  
  Вопрос, который я хочу поднять, состоит в следующем: доктор Хаскомб достиг невероятного прогресса в целом ряде наук, но, в конечном итоге, чему служил этот прогресс? Было бы сущим лицемерием и глупостью полагать, как это у нас принято, что прогресс и увеличение научного знания по определению являются добром.
  
  Я вверяю уважаемой публике недвусмысленную мораль своей истории и предлагаю людям задуматься, смогут ли они увидеть разницу между прогрессом, создаваемым теми, кто обслуживает интересы власти, и прогрессом, создаваемым теми, кто служит самой науке?
  
   2020 г., перевод с английского: Федоров Д. С.
  
  Примечания
  
  1. Цирк Барнума и Бейли, "P.T. Barnum"s Greatest Show On Earth, And The Great London Circus, Sanger"s Royal British Menagerie and The Grand International Allied Shows United" - популярное в конце 19 века объединение цирка, зверинца и шоу уродцев, в 1872 году провозгласившее себя "Величайшим шоу на Земле". - прим. пер.
  
  2. Обстоятельный научный трактат, посвященный древнеримской мифологии, в частности, культу богини Дианы. - прим. автора.
  
  3. Намек на популярную в первой половине 20-го века книгу Клода Хопкинса "Научная реклама", Hopkins C. C. Scientific Advertising. Chicago, 1923. - прим. пер.
  Этот рассказ написан до 1927 г. - прим. автора.
   4. Речь идет о поэме "Питер Белл: рассказ в стихах" - длинная комическая поэма У.Вордсворта о похождениях горшечника Питера Белла и его осла, 1978 г., впервые опубликована в 1819 г. -прим. пер.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"