Красивая картинка. По желтому пшеничному полю мчится красный мотоцикл!
Но это так, чисто умозрительная картинка красивая, а по факту мотоциклист еле едет по проселочной дороге, неимоверно виляя рулем, и чуть не падая. Я смотрю на него из окна вцепившись мертвой хваткой в белый пластиковый подоконник, словно это он виноват, что Лом так и не научился ездить на байке. Словно это он - подоконник может помочь Лому доехать до санатория и не свернуть шею. Интересно, где это Лом нарыл старую Хонду CB500? Их уже лет пятьдесят как не делают. - размышляю я, когда мотоцикл наконец-то добрался до здания, и стало возможно определить модель.
Мотоциклист с облегчением покинул байк, поставив его на подножку и с обреченным пыльным видом пошел к дверям здания. Пыль плотной вуалью легла на его черный шлем, и коричневую кожаную, затертую куртку, отметилась белыми пятнами на носках ботинок. Я обернулся, пробежав взглядом по своей комнате. Белые стены, белый потолок, белый линолеум на полу. Белая койка и белая же прикроватная тумбочка. А ней белые листы формата А4, испещренные черными буквами текста. Листы лежат ровной девственной стопкой. Их ровно сто двадцать. Не знаю откуда я это знаю, но знаю. Как и знаю то, что ни за что не возьму их в руки, не пробегусь глазами по строчкам... Это как взять в руки живого скорпиона. Я поневоле внутренне передернулся от ужаса. Но постарался взять себя в руки, и сохранить на лице деланное равнодушие, и даже попытался изобразить внутреннюю умиротворенность. Хотя сердце билось бешено. Поверять ему сейчас или нет? А что если не поверят? А если он проколется? И станет таким же пациентом как я? А если меня проверят? Проверят повторно? И что тогда будет? Ничего по сути страшного. Меня не убьют, и даже пытать не будут. Не будут заливать в рот расплавленный свинец, не обуют в испанские сапоги, не вздернут на дыбе, и колесовать не будут. Просто я - уже буду не я. Будет моя оболочка, лишенная памяти, истории, эмоций, стремлений, всех своих комплексов и недостатков. И вполне вероятно это будет счастливая оболочка, радующаяся тому, что жива, сыта, одета, что видит небо над головой и землю под ногами. Она с удовольствием будет рассматривать мелкие камешки под ногами, наблюдать за мелкими жучками в траве, радоваться летнему теплу, и зимнему морозу. Но лишь тогда, когда у оболочки будет время....
Размышления мои прервали шаги, белая дверь распахнулась и в комнату вошли двое.
Первой вся в белом шла медсестра держа в руках стопку белых листов. Вторым понуро без энтузиазма зашел байкер.
- Ваше пребывание у нас подошло к концу. - безэмоционально констатировала она, - на ваш счет получено распоряжение о перемещение на исследование. Вы рады?
Я сохраняя бетонное выражение лица, поднял раскрытые ладони к голове и отклонился вправо всем телом на пятнадцать градусов, как положено было выражать радость, согласно параграфа. Эмоции пациенты лицом выражать не умели, и не могли. "Блядь! Откуда это я знал, если не читал параграф?"- обжигающей стрелой пронеслась мысль.
И она, словно прочитав мои мысли, взглянула на стопку на тумбочке:
- Вы полностью прочитали первый параграф?
- Да,- ответил я, и сердце остановилось. Я соврал! Соврал! Это было невозможно, если бы я прочитал эти листы. Ложь - первейшее из преступлений, за которое нужно было каяться, упасть ей в ноги и обливаясь слезами, сознаться. Откуда я это знаю? Если не читал? Но я знал, и знание пыталось совершить со мной ЭТО.. Но выдержав, оставшись стоять, и даже не изменив позу, не присев слегка на одну ногу, не сжав кулаки, не дрогнув ресницами я подтвердил своё - "Да". И она поверила. Купилась, прочитав меня. Ведь аккуратность и ровность листков уложенных стопкой на тумбочке говорило не то, что я их не касался, а отчасти подтверждало мое "да". Изменившиеся были склонны к порядку и аккуратности во всем.
- Хорошо, - ответила она и протянула мне стопку свежих листов, - Это параграф второй. Возьмите с собой, вы изучите его позже....
И наступила пауза. Она не была уверена, что я доживу до изучения второго параграфа, поскольку меня везут на исследование, но порядок есть порядок.
- Обязательно, - ответил я беря левой рукой стопку листов, свернутых в тубу, и слегка сгибаясь в коленях. Книксен! Мать его! Указатель подчинения, признательности за оказанное доверие, и выражение благодарности. И кажется правильно исполнил, она мне поверила. Только я никак не мог поверить, как она поверила Лому? Он конечно весь такой железный, не сгибаемый, но это когда между парнями, а когда дело пахнет керосином, очень даже сгибаемый. Но тут я учуял запах перегара, и всё стало на свои места. Лом был пьян в дупель. Отсюда и безразличность к окружающему, и виляние рулем по ровной дороге.
Мы неспешно вышли на улицу. Хотя по расчетам оставалось примерно три с половиной минуты, когда компьютер распознает липовую справку на выписку. А я всё думал, мучительно думал. Откуда я знаю как себя вести правильно? Если не читал первый параграф? Или я все-таки его читал, просто не помню? Меня терзали сомнения в правильности происходящего... Может надо было прочитать? И всем зачищенным чистым мозгом принять? Ведь текст в параграфе сущий гипноз для мозга. Прочитав его ты не сможешь лгать, воровать, убивать, причинять какой-либо вред другим ни своими действиями, ни самим фактом своего существования. Стать по настоящему счастливым раз и навсегда? Избавиться от сомнений. Знать, что твоё существование и есть твоя награда. Не искать смысл жизни. Не мучится ненужными вопросами. Любить все вокруг, весь мир, и не знать, что такое страсть и любовь к женщине. Не сходить с ума, не делать больших и маленьких глупостей. А делать лишь то, что приносит пользу другим. Работать на пользу господ и радоваться этому. Быть счастливым от того, что тебя кормят и одевают, оценивают твой труд, и даже дают один день в месяц безделья. Когда можно не работая, просто посидеть на траве и посчитать кузнечиков и мошек вокруг.
И чем больше я понимал, тем больше не понимал, откуда я всё это знаю, если не читал параграф? Подойдя к мотоциклу, Лом стянул с головы шлем и протянул мне.
