Вечером неожиданно ударил сильный мороз. Метель сначала по-волчьи щелкала зубами, потом завыла, как убитая горем женщина.
Иван при свете керосиновой лампы читал книгу. Я лежал на лавке. В печке трещали дрова. Иван со злостью посмотрел в окно.
- Ах, чтоб тебя! Скоро крышу унесет.
- Посмотри, сколько там, - сказал я.
Иван подошел к окну, за которым висел уличный термометр.
- Да тут хрен разберешь! Стекло все в узорах. Черт...
- Что?
- Термометр ветром сорвало.
- Ничего себе...
- Да ты погляди, какие заносы!
- Успокойся. Зима и есть зима. В первый раз, что ли?
Иван сел за стол.
- Что-то не помню такой зимы, - проворчал он, почесывая шею под воротом вязаного свитера. - Снаружи минус сорок, если не больше.
- Ну и чего? Здесь-то тепло.
Иван погладил бороду. Взгляд стал задумчивым.
- Кажется, один раз была такая зима. Лет тридцать назад. Я еще маленький был. Ветер выл как зверь. На улицу носа не высунуть - отвалится. Неделю потом снег разгребали.
- И сколько длилось это... веселье?
- Сутки, - Иван странным взглядом посмотрел в окно. - Такая метель больше одной ночи не длится.
- Ну, вот видишь...
Иван нахмурился.
- Помню, двоих тогда в лесу нашли. Ребятишек. Мальчика и девочку. За руки держались.
Я сел, пораженно глядя на серьезное лицо друга.
- Детей? Какого дьявола они потащились в лес ночью? В такой мороз?
- Из дому сбежали. Отец их бил по пьяни. Они уже много раз убегали, и всегда возвращались. А в тот раз...
- Замерзли?
Иван посмотрел на меня.
- Их волки растерзали, - сказал он. - В клочья.
В дверь постучали.
Нахмурившись, Иван вышел в сени. Открыл дверь. Дохнуло арктическим холодом. Послышался оглушающий рев вьюги.
В сенях стояли соседские дети. Даша и Женя. Отец их два года назад умер. Допился. Марии Ивановой, их матери, помогали всей деревней - каждый чем может - но все равно бедной женщине приходилось несладко.
Потому я забеспокоился, увидев с ног до головы усыпанных снежной крупой ребятишек, которых мать в сорокаградусный мороз послала к соседям.
- Что случилось? - спросил я.
Женя (его нос и щеки были отморожены, брови заиндевели) взволнованным голосом ответил:
- У нас в доме холодно. Мы печь растопить не можем.
Мы с Иваном переглянулись.
- Разве у вас нет дров? - спросил я. - Мы же вашей матери еще летом пять кубов заказали.
- Всей деревней скидывались, - кивнул Иван. - Я сам видел, грузовик приезжал.
- Сарай снегом занесло. Мы дверь откопали, а ее заклинило. Нас мама к вам послала - может, вы дадите?
Я посмотрел на Ивана.
- Кто пойдет?
- Я, - ответил Иван. Посмотрел в окошко. - Отнесу Маше дрова, потом вернусь и...
- Я отведу ребятишек к маме, - закончил я. - Ты, пока дрова отнесешь, до костей промерзнешь.
Иван кивнул.
Он надел под свитер жилетку, надел куртку на меху, нижнюю часть лица обмотал шарфом. Захватив лопату, перекрестился и нырнул в метель. За завесой снега я тут же потерял его из вида. Иван что-то крикнул. Из-за воя вьюги я не расслышал.
Я велел детям сесть за стол. Поставил на плиту чайник. Пока кипятилась вода, собрал для Марии котомку: буханку хлеба, консервы, баночку с солью, пачку чая, упаковку спичек.
- Отнесешь матери, - сказал я Жене.
- Ой, зачем вы... - начала Даша. Я погладил ее по голове.
- Русские люди должны друг другу помогать.
Она улыбнулась.
Я вспомнил мальчика и девочку, которых тридцать лет назад нашли в лесу растерзанными. Улыбка моя пропала.
За окном пурга пронзительно взвыла. Даша, вздрогнув, испуганно посмотрела в окно.
- Не бойся, - сказал я. - Это ветер.
Даша дико взглянула на меня.
- Там снаружи кто-то есть, - прошептала она. - Кто-то ходит. Кричит.
- Никого там нет.
Но мое сердце от этого воя учащенно забилось.
Я напоил детей горячим чаем. Иван не возвращался.
- Скоро он вернется? - спросил Женя.
- Скоро, - ответил я. А сам подумал: "Где его черти носят?" Выкурив сигарету, я встал.
- Сидите здесь. Схожу проверю.
Голос мой звучал спокойно, но в сердце закралась тревога.
Через пять минут я, укутанный с головы до ног, вышел наружу. В руках сжимал ружье.
Мои нос и щеки сразу онемели. Через несколько секунд я практически не чувствовал лица. В глаза били хлопья снега. Вглядевшись в пургу, я увидел следы Ивана. Цепочка уводила за угол избы к сараю.
С трудом преодолевая сопротивление ветра, пошел к сараю. Наст был твердым как лед.
Я повернул за угол. Застыл, стиснув в руках двустволку.
В десяти шагах от сарая лежал Иван. Снег под ним порозовел от крови, та все еще хлестала из разорванного горла. Вокруг разбросаны дрова.
- Иван! - закричал я. Кинулся к другу.
Во тьме сарая загорелись красные глаза. Из мрака вышло... нечто.
Я остановился, с ужасом глядя на него. Никогда раньше не видел ничего подобного.
Чудовище размером с молодого теленка. Кажется, у него не было шеи. Покрытое темно-зеленой чешуей тело сразу переходило в маленькую круглую головку. Рубиновые глазки горели на плоской морде с крючковатым носом, похожей на сморщенное лицо злобной старухи.
Вся его туша была в нездоровых пятнах цвета гноя.
Чудовище угрожающе двинулось на меня. Я отступил, взведя один курок.
Диковинный зверь положил на труп Ивана трехпалую когтистую лапу. Уставилось на меня рубиновыми глазками с вертикальными зрачками, в которых я узрел древнюю ярость. Словно говорило: "Не трогай. Это мое". Его когти, раздирая одежду, погрузились в живот Ивана.
- Слезь с него, гнида! - закричал я.
До сих пор не понимаю, зачем начал кричать. Нужно было сразу стрелять.
Монстр раскрыл пасть, полную мелких острых зубов. Из пасти валил пар.
Чудовище завизжало. Потом завыло... как вьюга. Вот какой звук испугал Дашу.
Оно бросилось на меня.
Падая на спину, я выстрелил. Пуля отскочила от его твердой чешуи, не причинив никакого вреда.
Зверь тяжелой лапой вдавил меня в снег. Когти впились в плоть, чуть не выпуская внутренности. Я захрипел. Горлом хлынула кровь.
Надо мной нависла уродливая, похожая на гротескное человеческое лицо морда. Из пасти дохнуло невыносимым жаром.
Секунду я заворожено смотрел в его древние, полные лютой злобы глаза.
Чудовище потянулось зубами к моему горлу.
Я взвел второй курок. Поднял ружье, которое, казалось, весило тонну... Сунул ствол в его пасть. Спустил курок.
Древний зверь содрогнулся массивной тушей... Возмущенный, полный ярости визг.
Чудовище будто взорвалось изнутри. Полетели ошметки внутренностей. Брызнуло горячей, пахучей зеленой жидкостью. Брызги попали мне на лицо. Я закричал, чувствуя, шипит и плавится кожа. Потянуло запахом горелого мяса.
На несколько минут я потерял сознание. Очнувшись, с запоздалым ужасом понял, что не чувствую боли. Вообще ничего не чувствую. Я замерзну насмерть, истекая кровью. И мой труп, как и труп Ивана, найдут только весной...
А детишки сидят в избе. Обмирая от страха, слушают вой пурги за окном.
А их мать замерзает в собственном доме.
Приподнявшись на локтях, я огляделся.
Развороченная туша убитого мною существа лежала на снегу. Брюхо разорвано пополам. На снег вывалились горячие внутренности.
Труп вонял серой.
Осмотрел ногу. Мясо содрано до кости.
Со стоном перевернулся на живот. Пополз к дому, оставляя на снегу кровавую цепочку. В ушах ревел ветер, мороз кусал сожженное лицо.
Добравшись до крыльца, я потерял сознание.
Очнулся в палате районной больницы. У медсестры узнал, что провалялся без сознания три дня.
Вечером зашел Игорь Федорович, дежурный врач. От него я узнал последние новости.
Женя и Даша ждали меня около двух часов. Потом, несмотря на метель, вышли наружу. У крыльца обнаружили мое тело. С дикими криками побежали к соседям. Те затащили меня в дом. Вызвали скорую. Детей отвели к матери.
- Как они пережили ночь? - спросил я. - Им принесли дрова?
Врач кивнул. В глазах его мелькнуло удивление оттого, что меня волнуют такие мелочи, как замерзающая в собственном доме женщина с маленькими детьми.
- Большое счастье, что вас нашли так скоро. Нога была обморожена. Еще минут десять - и пришлось бы ампутировать. Да еще эти ожоги...
- Да, - пробормотал я, трогая бинты, которыми было обмотано мое сгоревшее лицо.
- Ногу мы вам зашили.
- Черт с ней, с ногой. Трупы нашли?
- Да, - Игорь Федорович нахмурился. - Труп вашего друга. И останки этого... неведомого зверя.
Мы помолчали.
- Что же это было, Игорь Федорович? У вас есть какие-то объяснения?
Он сухо улыбнулся.
- Есть гипотеза. Когда ваши соседи обнаружили труп этого существа, снег вокруг растаял. А его внутренности... они все еще были горячими. Жар от них шел, как от печки.
Мое обожженное лицо снова запылало болью. Тронув бинты, я со смущением поведал Игорю Федоровичу, что вой зверя нельзя было отличить от воя вьюги.
- Чудовище показалось мне неким божеством зимы. Оно словно несло на себе зиму.
Врач коротко рассмеялся.
- Что ж, у меня есть своя версия - лишенная, правда, мистического оттенка.
Мне кажется, мы столкнулись с древней формой жизни, идеально приспособленной для выживания в условиях ледникового периода. Организм этого животного имеет пониженную способность к теплообмену. Проще говоря, очень слабо отдает в окружающую среду тепло. При беглом осмотре трупа я заметил, что на коже существа нет пор для выделения пота.
Особь каким-то невообразимым способом дожила до наших дней. Скорее всего, она... он... оно прячется в прохладной пещере. И способно выходить на поверхность только в условиях суровой зимы, при очень низких температурах.
Я смотрел в его насмешливые глаза, вспомнив жестокую пургу, обрушившуюся на деревню тридцать лет назад. Вспомнил разорванных в клочья мальчика и девочку.
- Что же, - сказал я. - Оно мертво. Теперь нам не о чем беспокоиться. Даже если когда-нибудь вновь ударят сильные морозы.
Игорь Федорович снял очки. Потер глаза.
- Вы думаете? - спросил он. - А что, если это существо - не единственное выжившее? Что, если их двое?